Методом проб и ошибок (джен)

Предупреждения к главе:

+ матриархат

+ грибы

+ голод

+ муравьиные забастовки

Нам не жить друг без друга.

Н. Н. Добронравов

Для рака-отшельника самая красивая — его актиния; для тетерева — его тетерка, впрочем, ему и выбирать не приходится — это его выбирают; для каждого же муравья любовь всей жизни — его Царица, и самки могут хоть прожечь в листьях дыру.

Молоденькая Царица не существующего пока царства муравьев-листорезов была необыкновенно хороша. Мощный разворот трех пар плеч, крепкие лапы, массивное тело, способное раздавить любого, и, что главное, — прекрасные сильные крылья.

Челюсть у нее тоже была не дура⁽¹⁾, так что в день, когда новое государство должно было появиться на многострадальной макушке и без того порядком потрепанного леса, Царица прислушалась к себе и своим маленьким друзьям, вцепилась в подозрительного вида комочек⁽²⁾, ласково пощекотала усом любовь всей своей муравьиной жизни и полетела княжить — то есть наслаждаться медовым месяцем и заодно осваивать земли.

Земли осваиваться не хотели и топорщились каждым камушком, листиком, травинкой и палочкой. Но противиться царской воле — удел героев, а героев среди камней не водилось, так что скоро под лесной почвой наблюдалось небольшое гнездо — молодой муравейник, в котором уже вовсю кипела жизнь. Лист сюда, лист туда, и еще лист, и еще... Как известно, жизнь муравья — его работа. Она же его жена, пока речь идет не о Царице, и тут уж самки тоже могут хоть дырки в листьях прожигать — но лучше работать.

Время шло, царство набиралось сил, а без устали работавшее население — недовольства.

Спотыкаясь на каждой травинке, по узенькой тропинке между двумя булыжниками ковылял пошатываясь небольшой ядрено-рыжий, блестящий муравей. Тщедушное его тельце во все стороны топорщилось шипиками, к земле же его тянуло мощное жало. Все тяготы такого большого зеленого листа легли на хрупкие плечи его шести лап. За ним тащил лист побольше муравей поменьше. За ним еще один. И еще. И...

— Тля, — с чувством подумал первый муравей.

— Жирная зеленая тля, — мысленно поддержал второй.

— Жирная зеленая тля, что никак не прилетает⁽³⁾, — подытожил третий.

— Тля, — пискнули сзади, и вся муравьиная гильдия хмуро обернулась поглазеть на болтуна.

Но, болтай или помалкивай, то действительно была "тля" — большая, зеленая и беспросветная.

А когда тля не приходит, случается страшное: инакомыслие.

— Кому дома жить хорошо? — вдруг бойко заорал ядрено-рыжий муравей.

— Грибам! — ответил кто-то, и муравьи погрузились в многозначительное молчание.

Негоже Царице изменять народу с иностранцами, но муравьиной Царице сообщить об этом в свое время забыли. Народ таскал тяжелые листья и инако мыслил, а привезенные в первый день царства белые грибы жили на чужом труде⁽⁴⁾.

Говоря по-простому, муравьи вкалывали не на себя и даже не на Царицу: они вкалывали на грибы. Принесут листья — и грибы с удовольствием на них устроятся. И, так и быть, дадут немного себя погрызть — а дальше муравьям снова за листьями таскаться.

— Эй, товарищи! На счет "три" — бросаем листья! Раз, два, три...

— Долой грибы! — закричал кто-то.

— Долой! — молча поддержали все.

И вот так царские хоромы были взяты штурмом, грибы — вынесены из муравейника, а народ — свободен.

* * *

Народ освобожден,

Но счастлив ли народ?

Н. А. Некрасов, "Элегия"

— Фу, гадость какая! — ядрено-рыжий муравей выплюнул размякший лист.

— Это тоже мерзость, — откликнулся муравей поменьше, брезгливо указав на древесину.

— Нашлись мне гурманы! Вот как грибов-изуверов понадкусывать — так это да! А как по-простому питаться, по-чернораб... Тьфу, и как это вообще едят?

— Кажется, тля не придет, — молча согласились все.

* * *

— Тля, — уверенно пробурчала молодая Царевна, убедилась, что маленькие друзья на месте, подхватила комочек грибницы и покинула опустевший муравейник: пришло время осваивать новые земли.

Срезать листья стало некому, и деревья довольно потерли их друг о друга: их ждала безоблачная пора... до вторжения вредителей⁽⁵⁾, но это уже совсем другая история.

1) С губами у муравьев туго, зато челюсти — ого-го!

Вернуться к тексту

2) Крылатая самка муравья-листореза, отправляясь в брачный полет, забирает из материнского гнезда комочек грибницы Leucocoprinus, чтобы потом устроить свой собственный грибной садик.

Вернуться к тексту

3) Каждый муравей будет рад, если к нему прилетит тля, а вот когда тля не прилетает — вот тогда это повод расстроиться.

Вернуться к тексту

4) Грибы Leucocoprinus — очень привиредливые создания, растут только при наличии пережеванных муравьями-листорезами листьев, живут только у муравьев-листорезов и больше нигде. Прелесть всей истории в том, что муравьи-листорезы тоже практически исключительно этими грибами и питаются. И да, грибы эти — почти что шампиньоны.

Вернуться к тексту

5) Муравьи-листорезы защищают деревья от всего, от чего могут.

Вернуться к тексту

Предупреждения к главе:

+ любвеобильный персонаж

+ слепота

+ одиночество

Ядрено-рыжий муравей заполз в келью и блаженно передернул плечами — шесть раз. Затем быстро выполз обратно, просеменил к плантации и убедился, что грибы на месте — так, на всякий случай. Грибы лучились счастьем от внимания — если так, конечно, можно было назвать их тускло-белый внешний вид.

Убедившись, что грибы не зачахли от тоски, не сгинули в чьем-нибудь желудке и просто не испарились, а тля близко и уходить не собирается, муравей повторно передернул плечами — выражая еще больше блаженства — и с чистой совестью вернулся в келью, где и занялся любимым делом каждого муравья в свободное от работы время, то есть практически ни в какое: нытьем.

Дело в том, что сложно чахнуть от тоски, когда горбатишься под зеленым листом, в который можно было бы завернуть штук пять таких, как ты. Или больше — муравьи считать не умеют.

А вот когда работа закончена, лапка Царицы поцелована, а грибы не собираются пропадать — самое время страдать.

Правда, работали с утра до ночи только муравьи рабочие, а этот муравей был муравьем крылатым, но на свете нет ничего сильнее мужской солидарности.

Итак, этот муравей был самым несчастным муравьем на свете. Нет, не так: самым несчастным существом. Его никто не любил.

— Я тебя люблю, — застенчиво подергал лапкой порядком поднадоевший друг. Муравей предпочел бы забыть об этом шестиногом убожестве, но забыть об убожестве болтливом нелегко.

— Грибы в другой стороне, лгун-друг.

— Я не друг, — так же подергал лапкой, теперь выражающей, по-видимому, яростный протест, очень уж надоевший... не друг. — То есть не лгун. И не друг. — Он снова дернул лапкой. — А где грибы, кстати?..

Если молчать, может, убожество забудет, что он вообще здесь есть... Но нет.

— Ой, да неважно! Все чувства мои — в имени моем⁽¹⁾, — все заливалось тараканом убожество, слепо тычась в пожухлый лист. Желтовато-коричневое и не очень приятное на вид, глаз оно не имело за ненадобностью, крыльев — тоже. Оно вообще, по собственному меткому выражению, было существом, рожденным летать, у которого почему-то не сложилось. Поэтому оно подкатывало к муравьям, устраивалось у них на голове (не иначе как выедало им последний здравый смысл) и становилось третьим лишним в каждом медовом месяце⁽²⁾.

— Отстань уже, мелочь, — попросил муравей.

— Я не мелочь — я муравьелюб техасский! — а теперь подергивание лапкой, вероятно, имитировало водружение на слепую голову афидбойской⁽³⁾ шляпы.

— Да-да-да, и ты уже перелюбил половину муравьев в нашем муравейнике. Уползи уже, ладно?

Крошечный слепой таракан вдруг показался неподражаемо грустным. Подергивающиеся лапки передавали высшую степень отчаяния. Но муравей остался непреклонен.

И несчастный, одинокий и потерянный муравьелюб, который любил всех и которого не любил никто, выполз из десятой за день муравьиной кельи.

Листвяной воздух одиночества! Как же больно бьешь ты по лапам...

— Прогнали? — грустно поинтересовался кто-то рядом.

— Прогнали, — кивнул таракан. — И тебя тоже?

— И меня тоже.

— Грибов не будет?

— Не будет.

— Мы все умрем, — дружно согласились двенадцать тысяч тараканов.

В это время ничего не подозревающие муравьи сердито шевелили усами:

— Если хочешь понять, что живешь не в тесноте и не в обиде, заведи себе муравьелюба и потом высели его⁽⁴⁾. Хорошо бы, конечно, грибы вывести... — почувствовав удивительное душевное родство, муравьи синхронно передернули всеми шестью плечами. Почему-то казалось, что выселение грибов было чревато... чем-то.

* * *

Муравей устало заполз в свое обиталище. Он был самым несчастным муравьем в мире. Его никто не любил — вообще никто. Даже слепой таракан больше не надоедал. Грибы совсем зачахли от одиночества. Кажется, большая зеленая тля снова не собиралась прилетать.

* * *

Выругавшись, Царевна подхватила клок грибницы, злобно зыркнула на жениха и улетела восвояси. Деревья радостно потерли листиком о листик.

1) Спойлер: это Муравьелюб техасский (лат. Attaphila fungicola).

Вернуться к тексту

2) Муравьелюб техасский любит путешествовать из муравейника в муравейник, так что он заползает на голову самцу или самке муравья-листореза и улетает с муравьями в брачное путешествие.

Вернуться к тексту

3) Cow (англ. "корова") + boy (англ. "мальчик") = cowboy — укротитель коров;

aphid (англ. "тля") + boy (англ. "мальчик") = aphidboy — укротитель тлей.

Вернуться к тексту

4) Пришел к раввину еврей-страдалец, жалуется:

— Господи, помилуй. Хатка маленькая, куча детей, старуха-мама на руках, дышать нечем, жить негде…

— А ты козу купи, — говорит раввин.

— Какую козу?

— Настоящую! Которая бекает, которую доить можно…

— И куда мне эту козу притаранить?

— Да прямо к себе в хату и притарань. Потом посмотришь, что будет.

«Страдалец» купил козу, живет. Всё, как было, так и осталось: мама старая, дети, дышать нечем, жить негде, да еще коза бекает, доиться хочет. Опять «страдалец» идет к раввину:

— Я с ума сойду от такой жизни! Повешусь!.. Что делать?

— Продай козу.

Продал и прибегает снова к раввину:

— Какая же красота! Как без козы хорошо!

Вернуться к тексту

Предупреждения к главе:

+ назойливый друг хуже врага

+ паразитизм

+ затяжная болезнь

+ эгоизм

+ паника и истерика

Муравейник недовольно гудел. Муравьи панически семенили от плантаций к келье, закатывали истерику перед своими тараканами и так же панически семенили обратно.

— Ох тля моя зеленая, шипики затупившиеся! — раньше ядрено-рыжий, а теперь просто рыжий от ужаса муравей ворвался в келью. — Что ж вы так меня не любите, грибы проклятые?!

— Я тебя люблю, — застенчиво пропищал таракан из угла.

— Угу, меня, моего брата, мою сестру, моего племянника... — таракан становился все несчастнее и несчастнее. — Да не в тебе дело! Меня не любят грибы!

— Но я же...

— Ты гриб? Нет, не... — в истерящей головушке зазвенело какое-то дурное предчувствие. Муравей повел усами и взял себя в лапки. — Да заберу я тебя с собой, заберу!

Сразу шесть дергающихся лапок явно отображали великое счастье, но муравей этого уже не видел: он на всей скорости семенил к плантации.

* * *

На плантации собралась целая толпа муравьев.

Крылатые самцы храбро защищали вход, потряхивая жвалами.

— Всех нервных просим удалиться! Всех не...

Нервными были все, не удалился, однако, никто.

Белоснежные грибы стояли стройными рядами осужденных на смерть. Вся плантация была усеяна пережеванными листьями, муравьи бросили работу и приползли выразить свое обожание, но все было без толку: грибы чахли.

* * *

Время шло, и стали чахнуть уже и муравьи. Из последних сил приползали они на плантации, уже не заботясь, что измазались все кто в листьях, кто еще в чем. Приползали и уныло наблюдали, как портится их господин и их еда.

Никто не знал, что коварный грибной убийца проник на плантации как-раз из-за одного очень неаккуратного муравья. Муравей этот в колонию пришел недавно и принес с собой жалкие крохи грибов из другого муравейника — в дар Царице. А обитал на этих крохах он — Гриб номер два, Гриб-убийца и просто микрогрибок⁽¹⁾ — для друзей.

Друзей у Гриба номер два не было, но он очень хотел их иметь, поэтому всячески старался провести побольше времени с грибами побольше — белыми и красивыми. Увы, воспитанием Гриба номер два тоже озаботиться было некому, так что он свято и искренне считал, что присосаться и больше никогда не отлучаться — это то, что и делают друзья.

Белоснежные же грибы-гордецы, привыкшие к королевскому обслуживанию, так не считали. Дружбу не навяжешь, сердцу не прикажешь, друг не станет тебя убивать, — увы, все эти старомодные идеи они почитали за золотое правило. И чахли. Смотрели, как чахнут рабы их муравьи, чхали на все это с высоты своей шляпки и чахли дальше.

Когда государство твое разваливается, народ чахнет, а провизия заканчивается, каждый уважающий себя правитель должен принять волевое решение. Приняла его и новая муравьиная Царевна — силы духа ей было не занимать. Решительно дернув плечами, она выползла к плантациям, устремила суровый взгляд на болезных подданных и...

— Тля. Так и знала, что мама кого-то забыла⁽²⁾, — тяжело поведя усами, Царевна привычным движением — гены не прожужжишь — схватила комочек грибницы и улетела.

1) Микрогрибок Escovopsis паразитирует на других грибах и разрушает грибо-муравьиное "долго и счастливо".

Вернуться к тексту

2) Актинобактерия Pseudonocardia вырабатывает антибиотик, специфично убивающий только Escovopsis. Обитает на теле муравья-листореза и переносится на новое место Царицей. Вот те самые маленькие друзья, которых проверяла каждая Царевна перед отлетом.

Вернуться к тексту

Предупреждения к главе:

+ муравьиный нацизм (и расизм)

+ муравьиные войны

+ наемная армия

+ насилие

+ рабство

— Встречайте и наслаждайтесь, — с этими словами муравьиная Царица улетела восвояси, оставив злых и уставших муравьев-листорезов разбираться с целой армией муравьев поменьше и поярче⁽¹⁾.

— Фаворитизм, — скрежетнул челюстями теперь уже просто рыжий муравей-листорез. Вся ядреность его прекрасного цвета поблекла рядом с новоприбывшими — красновато-бурыми, блестящими и наглыми.

— Теперь вы будете нас содержать! — вякнул их предводитель, самый мелкий из всех наглецов. И для весомости заявления, не иначе, клацнул зубами.

— И кормить!

— И работать на нас!

— Размечтались! Сейчас только листья фигурно вырежем и поработаем! — фыркнул просто рыжий муравей. — Так, братцы. Вы сейчас же выметаетесь отсюда, или я...

— Мы не выметемся!

— Или мы... — мелких наглецов будто ветром снесло.

И не было бы беды, если бы в полянах и полянах оттуда не собиралось войско муравьев куда более страшных: броня их пылала, как рыжее тропическое солнце, челюсти скрежетали, как древесные ветви, а голод их был необъятнее лесного ручья. То были красные огненные муравьи.

— Когда нападем, командир?

— Когда ветер переменится.

* * *

Ты помолилась на ночь, Дездемона?

У. Шекспир, "Отелло"

Головы летели, челюсти отрывали лапы и сами отрывались, красная броня злобных налетчиков вспыхивала душным пламенем и гасла с тусклыми глазами резчиков по листьям.

— Я не молился на ночь, великая тля-я-я! — рыжий муравей мужественно сомкнул челюсти на чужом боку. — Я резчик по листу, а не по муравьям!

— Ям-ям, — жизнерадостно откликнулись тонюсенькие голоса, и на поле битвы выползло войско муравьев-карликов. — Мы тут подумали и решили, что все-таки не боим... Ого. Весело у вас здесь...

— Жрать их! — взвизгнул особенно жирный огненный муравей и засеменил к мальцам. Травинка стремительно сменялась травинкой, и вот уж он был совсем близко...

— Ату его, ребята! — прощебетала какая-то малявка, и огненный муравей скрылся под ядрено-каштановой тучей.

* * *

— А это еще кто? — удивленно поинтересовался слепой таракан-муравьелюб, отшатываясь от наглого поскрипывания.

— Это наш новый сосед, — устало ответил просто рыжий муравей. — Теперь он живет у нас и спит вон в том уг...

— Сплю ровно по центру, позвольте! И вообще, тут нужна перестановочка... Вы ж не против переселиться вот в этот угол, да?

— Я... не против.

— Вот и чудненько! А потом сводите меня в свои грибные сады — есть жуть как хочется!

— Слушаю и повинуюсь! Нет, ну какая же тля...

— Не ругайся, — миролюбиво пропищал таракан. — Втроем веселее.

* * *

Так звучала бы эта история, если бы муравьи умели бунтовать, живой антибиотик — слезать со спины Царицы, а муравьелюб — не быть любимым.

Но уже многие тысячелетия это не так, и муравьи-листорезы живут мирно и счастливо. Их челюсти не знают отдыха, лапы — сомнения, а царские крылья — усталости. А если злобные огненные муравьи решат поживиться листорезами — их встретит армия маленьких, но очень наглых муравьишек.

Думаете, и инакомыслие муравьям-листорезам неизвестно?

Да нет, просто инакомыслят они все вместе: муравьи, грибы и те, кто их любит.

И нет общины сильнее.

1) Megalomyrmex symmetochus — мелкие муравьи, живущие вместе с муравьями-листорезами и питающиеся в их грибных садах. Считаются социальными паразитами, но нередко выступают в роли наемной армии, так что автор склонен считать это не паразитизмом, а протокооперацией.

Вернуться к тексту