Авилины игры (джен)

В Московской области, спрятанный за кронами высоких деревьев, глубокими обрывами, разделяемый длинной дорогой, стоял один городок, небольшой, старый. Старше самой Москвы, старше леса, который скрывал невысокие крыши домов, старше многих обычаев и традиций. Кривые и узкие улочки, красивая центральная площадь, вымощенная красным кирпичом, множество парков, лугов, близкое соседство с природой — всё это про маленький и отдалённый от шума других городов Лудонск. Необычный это город, сказать честно — помимо своего внешнего вида он удивляет и своей интересной историей. Поговаривают, что раньше на том самом месте, где был построен первый Лудонский дом, собирался один ведьмин ковен на шабаш. А первое построение, от которого, впрочем, и следа уже не осталось, выросло на лугу Авиловом, близь речки Уки. Луг этот, как поговаривают люди, проживающие рядом с Укой, проклят, ведь, по рассказам, в его травинках всё ещё звучат по ночам истошные крики одной ведьмы — Авилы, в честь которой он назван и о которой рассказывают в легенде про Авиловы игры — любимой байке жителей Лудонска. Позвольте замолвить словечко об этой удивительной истории.

Давным-давно на земле русской, как рассказывают деды, завелась нечисть — ведьмы, да необычные, не похожие на остальных. Непросто заговоры длинные да страшные читать могли. Чтоб в небо воспарить, не нужна им была кочерга — в крови их текла особая мощь и безграничная сила, о которой дрожащим шепотом говорили остальные. Из пальцев новей — так прозвали ту нечисть — могло и золото переливающееся посыпаться, и яд смертельный политься. Стоило босым ногам новей ступить на сено сухое, как возгоралось оно от прикосновений стоп, а взглядом своим злым могли новеи человека и убить, и воле своей подчинить, а уж проклянут тебя если, то не избавишься от клейма несчастья.

Но особенно запомнилась всем лишь одна представительница новей, чьи силы потрясали и ужасали других намного больше, чем способности её ровесниц, ведь были они чужды всем и вся. Беспощадная жестокость её пределами не была ограничена, а извращённый ум да хитрость использовались далеко не во благо. Авила — так звали бессердечную и вселяющую колкий страх в сердца других новею. И силы ее были намного могущественнее ее ровесниц. Даже среди друзей ходили о Авиле — Карательнице душ — ужасающие слухи: о ее бессердечии, лицемерии и дьявольском уме. Настолько пугали они окружающих, что решили те от Авилы избавиться, а зависть к способностям Авилы лишь стала последней каплей, последним толчком к предательству. Ровно в полночь, в новолуние, на Авиловом луге вспыхнул яркий костёр, лизнул ноги и поднялся ввысь, устремив клочья дыма к серебряным звездам. Вместе с дымом вытекала из тела мучительной болью жизнь, слизываемая языками огня, но вместо проклятий и молитвах о пощаде вились вокруг Авилы густыми кудрями лишь вскрики нестерпимой боли и громкий, противный, липкий смех, всё так же вселяющий страх в сердца.

Смехом Авилы, каким смеется сам дьявол, пропитались земля, почва, листья деревьев и даже гладь Уки. Птицы с громким карканьем взлетали с сухих веток деревьев, и с их коротким резким карканьем сливался такой же острый, грохочущий предсмертный смех, и липло это двухголосие к воздуху, и делало оно его сухим и тяжелым, таким, что не мог он пройти в легкие. Новеи слишком поздно поняли, какую ошибку они совершили, осознали это только тогда, когда ноги подкашивались, звон стоял в ушах, а в груди полыхало огнем удушье.

— Я вернусь... Я прокляну... Я сыграю с вами ещё в весёлые игры-ы-ы, — прошипела подобно змее Авила, издала последней смешок, вдох... и затихла. Лишь ветви потрескивали под тяжестью огня. Лишь запах запекшей крови, лишь оранжевые пляшущие искры, лишь двенадцать черных фигур задыхались и умирали вместе с Карательницей душ.

Прошло много времени с тех пор, как Авила вселяла страх в других, о ней уж успели подзабыть, как вдруг несчастье свалилось на Лудонск: пропало сразу восемнадцать людей. Ночью заснули они у себя дома, а наутро уже не нашли их родные. Искали, искали, но даже днём с огнем не сыскали. Много горьких слёз было вылито в тот день, много людей скрепя сердца ходили в самые трущобы лесов, да так и не нашли ни одного пропавшего. Но на этом легенда не заканчивается.

Авилов луг уже тогда Авиловым звался, стороной его обходили все путники, боясь гнева духа Авилы, который, по преданиям, летал над пропитанными росой травинками. Но всё же в народе в каждом поколении смельчак найдется, так и тут: раз пошел один странник через Авилов луг и напоролся на изнеможённое и израненное тело девушки — одной из пропавшей, а вскоре узнали о ней и остальные.

Уж не знаю, что хуже — сначала потерять свою дочь, а потом найти ее упокоившейся или не находить лучше, но то, что дальше было, не перетерпело бы, наверное, ни одно материнское сердце: на животе пропавшей и нашедшейся из ран, тонких алых полосок, складывалось предложение:

"Мы хорошо поиграли".

А внизу, под пупком, выведена была лишь одна буква: "А".

И дурак поймет, чьи игры и проказы это было, чей дух позабавился с беспомощным телом.

С тех пор каждую сотню лет, каждый век стали пропадать около двадцати людей самого разного возраста, но ни у кого не получалось найти кого-нибудь из пропавших. Исчезали те бесследно.

Правдой ли это является, никто сказать уже не сможет, но только байка эта стала символом Лудонска, живёт она в нём уже веками, передаётся из уст в уста, старики рассказывают её внукам на ночь вместо сказки, а старшие братья пугают духом Авилы младших.

Дети пробуют вызывать дух Авилы, чтоб позабавиться и поиграть с ним, а фраза "Авилу бояться — на луг не ходить" стала собственной пословицей жителей Лудонска.

И наша история начинается как раз в Лудонске.

* * *

Гудки прекратились.

— Алё? — звонкий, кажущийся ещё совсем детским, голос колокольчиком зазвенел в ушах Максима.

— Чего звонил? — его голос не такой звонкий, наоборот, Максим спросил шёпотом, боясь разбудить мать. Увидев пропущенный от лучшего друга, не перезвонить было никак нельзя, особенно учитывая ситуацию на тренировке. — По кроссовку?

— Ага.

— Нашел?

— Не-а, — спокойно протянул Игорь. — Видать, ты реально под лавкой второй кроссовок забыл. Мама не заметила ещё?

— Если б заметила, я не с тобой разговаривал был, а в гробике валялся. Ты же мою маму знаешь — один маленький промах способен вывести её себя. А в гневе это женщина страшна, поверь мне.

— Верю, сам один раз видел. И слышал. Она спит?

— Спит, — Максим на секунду отвёл телефон от уха, прислушиваясь к посторонним звукам, и не найдя среди них скрипа пола, который обычно возникал, когда мать шла в комнату сына, повторил еще раз. — Да, спит.

— Ну вот и отлично. Завтра у нас снова волейбол, так что будет шанс найти кроссовок. Ясен пень, что валяется в раздевалке, — Игорь громко выдохнул прямо в трубку.

— А если не найду? Что, если он не в раздевалке?

— А где он ещё быть может, тупень? Хочешь сказать, потерял, пока в автобусе ехал? Или у тебя украли его? — привычка была у Игоря всех обзывать, но Макс знал, что это он не со зла, а так, от балды. И давно он уже привык к обзывательствам друга.

— Ты прав, конечно, — Максим сам вздохнул. Да и правда, чего он так беспокоится за какой-то кроссовок? Украсть его точно не могли — кому нужен всего один кроссовок? Выпасть из рюкзака — тоже не вариант, значит, с самого начала Максим забыл его в раздевалке. Иначе быть не может. — Осталось всего-то скрыть потерю от мамы до того, как я приеду.

— Это да, но ты справишься, не в первой же, да, Маша-растеряша? — Игорь рассмеялся и слава Богу, что он сейчас не видел, как порозовели щёки Максима, иначе тут же начал бы и про них шутить. — Ладно, до завтра. Мне ещё этот дурацкий проект про экологию делать.

— Ага, пока... Спокойной ночи.

Игорь сбросил, экран телефона потемнел, и лицо Максима тут же тоже помрачнело. Игорьку легко говорить, у него мать не такая злая, и кроссовок не он потерял.

Максим сам не понимал, как это вышло. Ведь уже не впервой, как говорил Игорь, пора бы и научиться перепроверять вещи перед тем, как выйти из раздевалки. Но Максим постоянно об этом забыл, пока болтал с друзьями об игре или о школе, тем всегда много было. Из-за разговоров и забывал то майку, то бутылку, то вот кроссовок. Видимо, из-за этого его и называли Машей-растеряшей. Хотя невнимательным себя Максим не считал, оправдывая забытые вещи усталостью после очередной трёхчасовой тренировки. В школе же он ничего не забывал, потому что мышцы в школе не ноют, пот не стекает со смуглой кожи водопадом и майка не липнет к мокрой груди, а в горле не горит жажда.

— Максим, ты долго топать будешь? Ты же говорил, что быстро рюкзак с волейбола разберешь и сразу спать ляжешь? Что возишься? — мамин крик заставил Максима немного вздрогнуть — маму он боялся больше всех в семье. Куда уж там, маму боялся даже папа.

— Ложусь уже, мам! — Максим быстро ногами запихнул рюкзак в шкаф и пересек комнату одним прыжком, оказавшись в кровати. — Уже в постели!

— Давай, тебе завтра в школу рано вставать! И проект защищать! У тебя и так по обществознанию не самая лучшая оценка, ты же не хочешь её ещё больше испортить?

— Конечно-конечно!

Спорить с мамой — дело абсолютно безнадежное, всё равно что воду в дуршлаг наливать. Особенно когда дело казалось учебы. Это вещь, конечно, важная и нужная, но для Максима, как для будущего спортсмена, всё же второстепенная, но мама никак не желала этого принимать. Возможно, две научные степени мешали этому.

Глаза уже слипались, когда в голову Максима проникала мысль о том, что он забыл поставить будильник на завтра, но он тут же отбросил её подальше. Мама ведь завтра дома работает, а значит она его, если что, разбудит. Уж школу он под её присмотром вряд ли проспит.

* * *

Жгучая боль пронзала левую ногу раз за разом, в спину упиралось что-то твердое, и казалось, что оно вот-вот проткнет кожу. Холод обжигал снаружи, а рука жутко чесалась... Максим открыл ещё слипающиеся глаза и на пару секунду подумал, что ослеп, ведь первым, что он увидел, была... Темнота. Абсолютная.

Высокие стволы деревьев, вроде бы сосен, казалось, подпирали небо, отчасти спрятанное за пышными, черными ветвями, из-за чего складывалось впечатление, будто бы над тобой раскрыли черное покрывало с мелкими дырками. Но тонкие хвоинки и темные ветки Максим различил не сразу, приняв все за одно сплошное темное пятно. Тьму.

Но в комнате Максима никогда не росли сосны.

Усталость как рукой сняло. Резко подскочив, Максим привстал, опираясь на руки, но стоило ладоням коснуться чего-то холодного и мокрого, как он сразу убрал одну и встал уже на ноги. Грязь. Он лежал в грязи, прикрытой тонким слоем листьев. Банальный, но в то же время неконтролируемый вопрос вырос в голове:

"Где я?"

Легкий туман, будто сшитый из тонких бесцветных нитей, окутывал сосны. И пусть те вроде бы не стояли близко к Максиму, не считая той сосны, под которой он проснулся, ему всё казалось, что их тонкие стволы и колючие хвоинки вот-вот стиснут его, перекрыв путь к отступлению, что они приближались к нему всё ближе и ближе, будто хотели раздавить маленькое хрупкое тело, так, чтобы хруст костей зазвучал как хруст сухих веток...

Странный звук прервал будоражащие кровь мысли, Максим вздрогнул, резко втянув воздух, и оглянулся. Сосны, листья... И лишь одна широкая дорога, над которой по бокам нависали сосны и рядом с которой клубился туман. И ни одного человека.

В голове тоже клубился туман, туман неясных и не лучших мыслей, спутанных в один комок, тревога нарастала, крича беспокойной сиреной... Нет, панике поддаваться было нельзя.

Максим потряс головой, отгоняя странное наваждение, гипноз страха. Коленки всё равно предательски дрожали, а ведь Максим считал себя смелым. Только пока что у него не очень хорошо получается держаться храбрецом. Хорошо, что хоть думать рационально мог, но надолго ли его хватит?..

Первой мыслью было пойти по дороге. Второй — найти где-нибудь людей. Неважно каких, просто людей, чтоб спросить, где он очутился. Третьей — что он ещё спит и скоро проснется, его разбудит мама, и он пойдет в школу. Но Максиму никогда не снилось таких реалистичных снов, где его наполняло столько эмоций! Но если не сон, тогда что это? Реальность? Он правда в лесу? Но как он тут оказался? "С этим и надо разобраться. То ли я совсем из ума выжил и теперь не могу сон от яви отличить, то ли... То ли..." — мысль Максим не закончил, не сумел подобрать конец.

Четвертой и, наверное, самой правильной, мыслью было добыть себе оружие. На кинжал или какой-нибудь меч Максим, конечно, и не надеялся, но слабый лучик надежды на кол ещё оставался. Но...

Что будет дальше? Где он? Как здесь оказался, зачем, почему он?.. Сдерживать поток вопросов без ответов было сложно, особенно когда вокруг стоит звенящая тишина. Казалось, что это не признак безопасности, а лишь затишье перед бурей, которую пережить придётся в одиночку. И почему-то именно эта мысль больше всего пугала Максима, пока он искал подходящий материал для кола. Он один. И умрет он, будучи одним.

"Что за глупая мысль? Не умру я! Отчего это я должен умирать? Вон, пока что тут безопасно, тихо, ничего не предвещает беды... И во всём я разберусь, найду людей, всё расспрошу, вернусь домой"... — впрочем, Максим даже не пытался гнать мысль о том, что его оптимистичные взгляды на ситуацию — это лишь маска, чтоб скрыть дикий ужас, который сковывал всё внутри. Нестабильность, неуверенность — вот что вселяло страх в сердце Максима. Правильно говорили, незнание — главная причина страха.

И Максим не знал, что его ждёт.

— Знать бы хоть, где я нахожусь, — не стесняясь — а кого можно было? — вслух произнёс Максим. И сам испугался того, каким злым тоном сказал эту фразу: будто бы с ней, подобно злому змею, он выплеснул весь яд и презрение, ненависть к этому лесу.

— Знать бы хоть, как отсюда выбраться, — вторила первой фразе новая.

Но она принадлежала уже не Максиму.

Где-то сломалась ветка, и её хруст заставил их вместе вздрогнуть.

— Ты... Ты кто такая? — Максим старался не подать виду, что испугался, но голос предательски дрожал.

— А ты? Кто такой?

— Девочкам уступать надо, — сморозил Максим, отведя взгляд от васильковых глаз. Незнакомка фыркнула.

— И что это значит? — она сдула попавшую на глаз кудрявую светлую прядь.

— Первой отвечай, значит, — Максим оглядел незнакомку с ног до головы, подметив и нерасчесанные волосы, и сдвинутые к переносице брови, и прищуренные глаза, и как нервно пальцы левой руки теребили край майки.

— Человек, как видишь, — девчонка, похоже, что его ровесница, аккуратно поправила свои кудрявые волосы. — Не привидение же.

— Ну знаешь ли, за ту пару мгновений, что я поворачивался к тебе, я ожидал увидеть кого угодно: от говорящей волчицы до Бабы Яги, — Максим нервно улыбнулся и опустился голову, застеснявшись. Попытки скрыть страх он отбросил, всё равно плохо выходило.

— А я смотрю, ты фантазёр, — громкое цоканье заставило Максима снова посмотреть на девочку, — или же сумасшедший, коли ожидал увидеть говорящую волчицу.

— Со страху и не такое придумаешь.

— То, что ты трус, я уже поняла.

— Будто бы сама смелее меня, — Максиму всё меньше хотелось продолжать разговор, но гордость просто не позволяла промолчать и не сказать плохого слова, хорошо, что благодаря Игорю Максим стал более красноречив. — Стоишь вон и строишь из себя крутую, хотя на деле твои пальцы не могут найти покоя от волнения и страха. За маской грубиянки прячешь лишь испуганную маленькую девчонку, проснувшуюся черт знает где. Ты же такая же как я, заснула у себя дома, а встала уже тут, так? И тебе тоже страшно, тоже одиноко, и ты не имеешь понятия, как тут оказалась и как отсюда выбраться! — Максим не замечал, как постепенно повышал голос, в конце срываясь на крик, окончательно разозлившись. И лишь только когда девочка, которая сначала до смерти напугала его, а потом обозвала трусом, вздрогнула и отступила назад, Максим замолчал. И тут же, увидев, как ее глаза раскрылись ещё больше, а дыхание стало прерывистым, он тихо добавил: — Прости, что сорвался, не знаю, что на меня нашло.

— Наверное, нервы, — её голос изменился. Максим удивлено поднял брови, ещё раз оглядев её, будто бы удостоверяясь, что девчонку не подменили. Из грубого, недовольного, голос перевоплотился в более мягкий, мелодичный. И сама незнакомка стала... Более настоящей и мягкой, что ли, будто в один миг ее маска самоуверенности разрушилась, открыв миру напуганную девочку. — И я понимаю твои опасения. Наверное, я бы тоже испугалась, если кто-то сам заговорил со мной со спины в сосновом лесу.

— Какое-то неправильное знакомство у нас вышло, — пробормотал Максим, почесывая затылок. — Надо наоборот держаться вместе, пока не выберемся, а мы чуть не разругались, — точно, надо быть в согласии, работать сообща, так больше шансов выбраться и не пострадать. И это знакомство — самая настоящая возможность вернуться домой.

— Это да, вдвоем не так страшно. Меня, кстати, Ксюша зовут, — она впервые за всё время улыбнулась и подошла ближе.

— Меня Максим, можно Макс, если удобнее, — он протянул руку и коснулся теплой ладошки Ксюши. — Значит, ты тоже не имеешь понятия, где мы?

— Да, но предполагаю, что, кто бы нас сюда не притащил, он тоже должен быть здесь. Думаю, кто-то похитил нас и спрятал в лесу, чтобы другие люди не нашли. А когда суматоха с нашей пропажей уляжется, он... Он... — Ксения замолчала, отведя взгляд от серых глаз Максима.

— Что он?

— Не знаю. Не знаю, зачем мы ему нужны, но вряд ли он оставил бы нас без присмотра. Всё же мы дети, можем навредить себе очень легко, а коли мы драгоценная "добыча", то вряд ли он не приглядывает за нами

— А с чего взяла, что мы драгоценная "добыча"?

— Ну ясно ведь! Сам подумай, стал бы кто-нибудь так заморачиваться с детьми, тихо воровать их из дома, потом увозить глубоко в лес. Легче было б отвезти нас на базу какую-нибудь в городе и уже там делать с нами всё, что вздумается. Но похитителю нужна стопроцентная уверенность, что нас не обнаружат, поэтому он и привез нас сюда. За город.

— Вполне возможно, — Максим кивнул. Да, такое могло случиться. Учитывая, что Лудонск город небольшой, то найти базу преступников было бы достаточно легко, учитывая, что темных и заброшенных мест, где бандиты могли бы организовать свое пристанище, чуть-чуть. Да и у него с Ксюшей было бы больше шансов убежать — родной город Максим знал, как свои пять пальцев. "Ничего себе, а Ксюша время даром не теряла, вон — уже целые теории построила. И действует так уверенно... Будь мы героями какой-нибудь приключенческой книги или фильма, то она бы идеально подошла на роль главной героини, ведь о таких людях и рассказывают, да? Смелых, уверенных, не теряющих время даром, умеющих успокоить... Не о таких, как я", — немного стало больно в груди от этой мысли. Но сейчас же главное выбраться, а не делить пост главного героя, учитывая, что сейчас Максим не интересную книгу читал, а реально застрял в лесу. — Но тогда, если он следит за нами, вряд ли удаться сбежать... И этот разговор он может слышать.

— Не факт. Рядом же никого нет, как тогда услышать?

Максим посмотрел на стволы сосен, оглядел всё вокруг, будто бы искал шпиона, пытающегося подслушать разговор. Но они с Ксюшей по-прежнему были одни, лишь туман сгущался вокруг, подходя ещё ближе, так, что дорогу, которую Максим заметил раньше, уже не было видно. Почему-то страх и плохое предчувствие забились в груди, как невольная птица в клетке, и вместе с ударами сердца ударяла зудящая тревога в свой колокол.

— Ксюш, а можно спросить у тебя одну странную вещь?

— Валяй.

— Как думаешь, чисто теоретически, мы сейчас можем встретить что-нибудь сверхъестественное? Тут, в лесу, — Максим заметил, как участилось его дыхание, воздух стал холоднее и зыбь мурашек накрыла кожу. Звон колокола тревоги усилился. Максим снова перевел взгляд на Ксюшу, ее кожа побледнела, рот приоткрылся.

— Ты тоже чувствуешь? — она положила ладони на плечи, потерев их. В одной тонкой майке, в которой она, видимо, легла спать, было холодно. — Этот холод... Он будто бы... Инородный, что ли? Колючий. И туман... Он будто бы зверь — хищник — подкрадывается к нам, чтобы напасть, — о да, Максим чувствовал! Ксюшин голос немного дрожал, но она всё ещё не казалось растерянной. Наоборот — готовой ко всему. — Слишком густой, за его стеной не видно ничего, — она немного отошла от Максима, направилась к туману, постояла и, поборов все сомнения, страх, тревогу, прикоснулась к нему. Туман отхлынул от ее прикосновения, будто б испугавшись, а затем снова, как дикий, но любопытный зверь, потянулся к пальцам. — И он — этот сгусток тумана — словно живой.

Как глупо это звучало — живой туман, дети, неизвестно как оказавшиеся в сосновом лесу, шпион-вор и...

Занавес тумана резко расступился и из него, словно неудачливый актёр, вывалился запыхавшийся мальчик, рыжий, на фоне бесцветности леса слишком заметный и яркий. Споткнувшись и упав, он тут же поднялся и уже собрался вновь побежать, но заметив Ксюшу и Максима, замер, испуганно рассматривая их.

— Вы... Вы кто такие?! — он заорал так громко, что Максим вздрогнул, а Ксюша попятилась назад. — Хотя неважно, бегите! Оно рядом! Оно убьет нас всех!

— Стой, стой, парень, успокойся, — Максим выставил руки перед собой в примирительном жесте, подходя поближе. — Не нервничай.

— Да как не нервничать! Бегите, дураки!

— Да от кого бежать?! — Ксюша не выдержала, прикрикнув на мальчишку, на вид которому было лет девять. Но тот словно не услышал её, замер, широко раскрыв глаза и рот, смотря на Ксюшу. "На что это там смотрит?" — Ксения стояла за спиной Максима, он не видел ни её, ни чего испугался мальчишка. Плохое предчувствие снова забилось в клетке, паника уже была готова выскочить из своей тюрьмы, когда Максим, не тешась хорошими мыслями, поворачивался к Ксюше.

— Оно, — дрожащим голосом сказал мальчик, тыкнув пальцем на Ксюшу.

— Что? Максим, он что, на меня показывает? — Ксюша свела брови к переносице, при этом её губы немного подрагивали

Но мальчик показывал не на Ксюшу.

Его дрожащий указательный пальчик "смотрел" прямо за её спину, а точнее на то, что никак нельзя было описать и уж тем более где-то однажды встретить. Только если в каком-нибудь фэнтези-романе.

— Ксюш, лучше не двигайся, — Максим не знал, поможет ли это теперь, но вроде бы глаз у него не было, по крайней мере Макс их не заметил, а значит, видеть оно не могло, а соответственно чувствовало чье-то присутствие только основываясь на шуме, возможно, смены температуры или каких-нибудь других факторов.

Ксюша удивлённо и испуганно на него посмотрела, но, благо, замолчала и оборачиваться не стала. Поняла... И её васильковые глаза стали ледяными, стеклянными, испуганными.

Оно подрагивало, будто принюхивалось.

"Как такое вообще возможно? Это отдельное существо? Оно разумно? Опасно? Что делать?" — мысли путались, страх металлической хваткой сжимал грудь. Колени тряслись слабой дрожью, а взгляд приковывало страшное зрелище — десятки тонких корней сосен подобно змеям выползали из-под земли, сплетались, связывались в один большой, вселяющий ужас организм — корень, нет, корнище — звонко хрустя, так, как хрустят кости, шипя так, как будто шептали предсмертную молитву на своем языке. Такого в школе не проходят.

Макс поймал взгляд Ксюши, и она еле заметно кивнула головой влево, где, собирался ещё один корнище, даже больше, чем за спиной Ксении. "Видимо сплетаются для большей силы. Но как они думают во время объединения? У них есть мозг вообще? — Максим встретился взглядом с Ксюшей. В её глазах читался немой вопрос: что это? И как бы Максим хотел ей ответить, но сам понятия не имел.

Всё замерло, все замерли. Лишь корнище подрагивало, лишь тихие всхлипы сзади, лишь испуганный взгляд окружали Максима. Всё будто гипноз, наваждение, сон...

Корень за спиной Ксюши дёрнулся, резко, молниеносно и, издав свой боевой клич — хруст — устремился к Максиму. Секунда, острая боль, что-то теплое коснулась бока, и Максим вскрикнул, не выдержав приступа боли, упал на спину, не устояв под силой удара. Утро. Сон закончился, и обжигающая кровь вернула Максима к реальности.

— Максим! — Ксюша кинулась к нему, но спотыкнулась об другой, тонкий, но, видимо, прочный корень, упав на колени. Другие корни, словно ждали этого момента всю жизнь, так же быстро устремились к Ксении, хватая за ноги, руки, шею, связывали, спутывали, сплетали кокон и оттаскивали её в сторону ближайшей сосны.

— Ксюша!

Проигнорировав всю боль, обдающую своими огненными волнами каждую клеточку тела, Максим поднялся и кинулся к Ксении.

Пришлось бежать, чтобы нагнать Ксюшу, перепрыгивать через маленькие корешки, которые выползали из земли, бросаясь под ноги, стараясь сбить, ведь лежачего человека легче опутать, сдавить, убить... Передвижения сосен теперь стали очевидными. Они рыхлили землю своими щупальцами, двигались, догоняя. Вся почва пришла в движение, а вместе с ней, казалось, что и всë вокруг. Максим спотыкался, скользил, но не падал, не снижал скорости, дыхание ровное, ветер бил в лицо, чёрная челка развивалась. Адреналин боролся со страхом, заполняя сознание. С хрустом корней сливался крик Ксюши.

Ксения вновь закричала, когда её руки резко были заведены за спину, а тело сдавил ещё один монстр, придав её к сосне. Та пустила свои корни в ход, опутывают охрипшую Ксюшу ещё больше. Как страшно было наблюдать за тем, как фиолетовая майка, бледная кожа теряются в черных щупальцах, как те струились по телу, гипнотизирующе обволакивая Ксению.

Как же хотелось ей крикнуть хоть что-нибудь, поддержать добрым словом, только в горле пересохло, а слова застряли, прилипнув к языку, смешавшись с густой слюной. Догнав и немного оторвавшись от остальных деревьев-убийц и их злосчастных корней, Максим попытался сломать и разорвать один, но его усилия оказались бесполезными. Корни словно резина растягивались, но рваться не хотели, скользили в потных руках.

Другие длинные корни деревьев нагоняли. Приближались, сплетались прямо во время погони. Сколько их здесь было! Десять? Больше, намного. Около пятидесяти.

— Максим, камень! — Ксюшина рука на пару секунд выскользнула из пут, показав на серое пятно на земле, которого корни почему-то сторонились. Плата за эту подсказку была дорога — в открытый рот Ксюши вполз толстый корень, заткнув её получше всякого кляпа, руки связали за спиной снова. Все корни устремились разом к Ксении, опуская её на колени, навалившись всем весом и вдавливая спину в ствол. Казалось, что ещё миг, и Ксюшин позвоночник треснет с таким же мерзким хрустом, как хруст корней, не выдержав напряжения.

Камень, лежавший в паре шагов, попался хороший — большой, с острым концом и отлично ложился в руку.

"Ничего, сейчас вы попляшете, гады", — ни капли сомнения, полная уверенность, ужасающая жестокость и холодность, удар острием... Максим не узнавал себя, даже не представлял раньше, что может с такой лютой ненавистью и абсолютной уверенностью проткнуть живое существо. Острый конец камня врезался в самый толстый корень, который затыкал Ксюша рот, в самую его сердцевину. Странная болотная жижа каплями выстрелила, покрыв маленькими точками щеку Максима, ладони, шею. Мерзость.

Недолго думая, Максим дёрнул камень в сторону, разрезая половину древесины, казавшейся резиной. Корень выскочил изо рта Ксюши, извиваясь и хрустя, брызгая вонючей жижой, видимо, тем, что заменяла ему кровь, он шмыгнул в рыхлую землю.

"Почему спрятался? Испугался? Ему было больно? Значит, и эти твари чувствуют боль, значит и их можно остановить? Значит, шанс выжить есть", — Максим сжал камень в своей руке и уже замахнулся для следующего удара, представил, как будет резать корни, утопая в их крови, как вдруг...

Другие корни оторвали свои тонкие кончики от своей жертвы, перестали суетится и ползать, посмотрели в то место, где исчез их собрат, переглянулись, захрустели по-очереди, переговариваясь, и от этого диалога мурашки пробежали по коже. Что они замышляют?

Снова замерло всё. Снова тишина. Но Максим уже готовился к худшему, понимая, что это лишь затишье перед бурей. Он стоял напротив Ксюши, с черной ненавистью глядя на корни, с камня капала болотная кровь. Сердце билось в висках, в пальцах покалывало иголками, но холодная тревога покинула сердце, уступив место кровожадной жестокости. Брови сдвинуты к переносице, мышцы в ожидании напряжены, Максим был готов ко всему, адреналин придавал уверенности.

Он заметил, как особо тонкие корнишки надулись, а потом, всё так же резко, будто по-другому двигаться не умели, сползли с плеч, талии, ног, с громкий свистом, похожим на выстрелы стрел из туго натянутых луков. За ними другие, другие, все до последнего освобождали растерянную Ксюшу, и когда последний корень скрылся под ковром грязи и листьев, Ксюша упала вслед за ними на землю. Максим слышал её затруднённое, тяжёлое дыхание, как жадно она хватала воздух, как хотела жить...

— Черт, думала, они меня удушат, — Ксюша прочистила горло, подняла голову и, заметив протянутую Максимом руку, смутилась. Но ладонь подала. — Спасибо... За всё. За то, что спас и за руку... Но я могла и сама под...

— Это они сделали?! — возмущено воскликнул Максим, глядя на запястья Ксюши, рассекаемые, алыми полосами, — напоминаниями о страшном плене. — Очень болят?

— Терпимо, — Ксюша покраснела, совсем смутившись, и её смущение передалось Максиму. "Чего это ты за неё разнервничался? Героем и принцем хочешь себя показать?"

Ксюша хотела что-то спросить, уже открыла рот, но её прервал вопль. Дикий, режущий слух и снова вселяющий колючий холод в душу.

— На помо-о-ощь! Помоги-и-ите! — голос был отдалённо знаком. Подождите, да это же..

Ксюша и Максим переглянулись, будто взглядами спросив, слышал? Слышала?

— Как раз хотела спросить, где тот парень, — Ксюша поджала губы, почесывая шею, на которой виднелись такие же красные трещины на молочной коже. — Теперь ясно где.

Максим чуть слюной не подавился от тона Ксюши. Она говорила с таким мраморным спокойствием, словно эти крики были не с просьбой о помощи, а о покупке игрушке.

— А, на него наверное напали эти корни. Ему с ними не справиться, — Ксюша всё также продолжала говорить спокойно и размеряно, безлично.

— Ты... Да как... Ты чего, Ксюш?! — Максим не выдержал жестокости с её стороны и прикрикнул на неё так громко, что сам удивился своей силе голоса. Но отступать, увидев вопрос в глаза Ксюши, не планировал.

— Что? Что ты так разнервничался?

— Уж лучше нервничать, чем быть таким холодным и жестоким человеком, как ты! Как мы можешь бросить этого парня одного?

— Да ты даже его имени не знаешь!

— Спасать друг друга и стоять за собрата горой — это не выбор, в обязанность каждого человека, я считаю, — вспомнил Максим цитату из любимого фильма. — Вспомни, как тебе было страшно и плохо, когда тебя схватили! Вспомни, как щупальца корней сжимали заняться и шею, душили, затыкали рот, сдавливали. Приятно тебе было?!

Ксюша отрицательно покачала головой.

— Вот и ему не сладко, — с выдохом произнёс Максим. — Да, я не могу сейчас развернуться уйти, понимая, что возможно мог спасти человеку жизнь, но даже не попытался этого сделать. Моя совесть и человечность этого не позволит. Иначе тебя бы я тоже не спас. Подумай, что было бы тогда, если я не помог бы тебе.

Слова Максима зазвенели в воздухе, но при этом его и Ксюшу окружала колючая тишина. Она удивленно смотрела на него, будто спрашивая, правдой ли он так считает? И Максим своим взглядом, переполненным уверенности, отвечал, что да, он пойдёт за мальчишкой. Без разницы, с ним она или нет, хотя глубоко в душе признавал, что совсем не хотел бы остаться с корнями один на один, разойдясь с Ксюшей.

Пара мгновений — и новый крик донёсся до ушей Максима и Ксюши, только он был более отчаянным, более нарощенным страхом и менее — надеждой. Ксения что-то пробормотала и уже громче сказала:

— Крик доносился только что слева. Корни скорее всего переключились на этого мальчика. Пошли спасать бедолагу, — её слова все также были лишены каких-либо эмоций, это были слова робота. Удивленного робота.

Солнце вставало, прогоняя полутемноту и освещая две фигуры подростков, бегущих по зову крика и сердца... А также ещё одну маленькую тень, незаметно следившую за ними.

Казалось, что с места они не двигались. И только небольшая боль в мышцах напоминало, что они не стоят, а бегут через тонкие, похожие друг на друга стволы сосен, ожидая от деревьев атаки. Пейзаж не менялся — всё те же сосны, грязь, прикрытая покрывалом листьев, редкие кочки, пеньки. Никаких отличий, всë как две капли воды. Десять минут бега с маленькими передышками растянулись в целую вечность, прерываемые вскриками и мольбами о помощи, что раздавались с разных сторон. Уже три раза за это время Максим и Ксюша меняли направления, прислушивались, пробовали различить, из какой стороны только что слышался крик, казавшийся так близко, но при этом находившийся так далеко.

— Ты уверена, что мы правильно бежим? — Максим притормозил, прислушиваясь, но ни один звук, подчиняясь холодной тишине, не нарушал её.

— Да, тем более, если бы сомневалась хоть на секунду, то сразу повернула бы обратно, — Ксюша тоже остановилась, уперевшись руками в коленки. — Мне совершенно не хочется кого-то спасать.

— Тогда зачем за мной пошла? — Максим повернулся к Ксении, чувствуя, как раздражение начинает закипать внутри маленькими пузырьками. Ксюша подняла голову, удивленно посмотрев на Максима.

— А ты меня зачем тогда спас? Когда корни меня схватили, — она сдула кудряшку и убрала волосы за ухо.

— Ну... Как бы... Ты же человек... Я уже говорил, что не могу позволить упустить шанс на спасение другого человека. Не прощу себя... — Максим опустил взгляд, не выдержав тяжести Ксюшиного. Залившись краской, он выпалил: — Да и не твоё это дело! Захотел — спас...

— Не захотел — не спас, да?

— Ну нет.

Ксюша закатила глаза.

— Определись в своих моральных принципах уже. Но сейчас не об этом. Сначала спасём малька того, потом придумаем, как выбраться, а после всего этого у нас ещё будет время поговорить, — Ксюша выпрямилась, потянулась. Как легко всё звучало с её слов! Будто у неё был чёткий, надежный план, продуманный до мелочи, по которому можно выбраться и разобраться с этим лесом, наполненным такими тварями, как корни. Но в чём-то она права — думать об этих проблемах сейчас бесполезно. Лучше сосредоточиться на парне...

— Максим, смотри, — шёпот Ксюши вырвал Максима из мыслей. Он посмотрел на неё, и заметил, как её голубые глаза снова из васильков превратились в стеклянный лед. Так бывало только тогда, когда она чего пугалась очень сильно, и Максим это уже понял. Его сердце забилось чуть сильнее... Ксюша показывала на землю, в точку рядом с небольшим кустарником, маленькими шажочками отходя назад. Но Максим ничего не видел. Нет, точнее, ничего страшного и опасного. Просто земля, листья, кустарник...

— Что? Что ты видишь, Ксюш? — Максим приблизился к Ксении, выставив перед собой руки, ладонями в сторону Ксюши, придерживая большим пальцем своё личное орудие, придающие ему уверенность и силу — камень. "Можно у неё от шока виденья начались? Иллюзии. Либо я частично ослеп".

— Ты посмотри на землю около кустарника! Внимательно! — её шёпот, голос дрожали, а глаза чуточку, ели заметно заблестели от наполняющих их слез.

— Хорошо, хорошо, ты только это... Успокойся, в общем.

— Макс, а вдруг мы уже опоздали? Судя по крови, да...

"Да что же там?" — Максим не знал, что делать: сначала успокоить Ксюшу или разобраться с кустарником, но, подумав, что Ксюше может и не помочь его поддержка, решил выбрать второе.

Камень он не выпускал из рук не на секунду и погладив его по шершавому боку, сжал сильнее.

Шаг первый, второй, камень остриём смотрит в куст...

Резкий, знакомый хруст раздался прямо под ногами. Максим испуганно вскрикнул, отпрыгнув и приготовившись снова резать корни наповал, как в прошлый раз. Плевать, что тогда он ранил лишь одного.

Но ни одного корня не выскочило, не пронзили его грудную клетку, не выбили камень. Это была лишь сухая ветка, которую Максим не заметил и наступил на неё. Он присел на корточки, внимательно вглядываясь в землю. Да, на таком расстоянии ветку было видно замечательно и пропустить её было невозможно, но стоило привстать... И среди листвы, комков грязи Максима уже не мог различить её контур, словно это всё было иллюзией. Или задачей на внимательность.

"А что если с кустарником такая же история?"

Максим снова нагнулся и в таком положении — должно быть, выглядело это довольно смешно — пошёл к кусту. И тут же замер, прилипнув к земле, словно его ноги приросли к ней, пустив корни в почву. Взгляд прилип к мерзкому, противном зрелищу: десятки, нет, сотни, тонких, словно черви, маленьких, мутно-прозрачных, длинных, как лапша, корней рыхлили землю. И нет, Максим подумал бы, что это были черви, если не видел бы, как они брали своё начало в самом низу кустарника — там, где земля уже была разрыта, и где этот самый кустарник держался на земле только благодаря своим корнишкам. Прочные они, однако, были, если выдерживали тяжесть своего родителя. Но больше всего пугало другое — многие муторные корни были окрашены в бордовую, смертоносную и дарующую жизнь, кровь. И Максим был уверен, что кровь это была человеческая.

Хор хруста, уж точно не веток, заставил Максима отмереть, и, подняв голову, в шелках между листьями он увидел того, ради кого бежал через весь лес очень долго...

Рыжие волосы ржавчиной мелькнули и исчезли.

— Ксюша, сюда! — стараясь не думать о том, что мутные корни могли быть и на самом кустарнике, могли опутать его и удушить, Максим прыгнул прямо в растение, руками разгребая ветки, прорываясь вперёд, оставляя позади крик Ксюши с его именем.

— Малой, тебя задело? — Максим обернулся в сторону, где раньше стоял парень, и тут же испуганно раскрыл глаза.

Вместо того напуганного, казавшегося почти диким, мальчишки на на него смотрел пустым взглядом труп, привязанный крепкими, корнями. Труп того самого мальчика. Его глаза были стеклянны, они безразлично смотрели прямо на Максима, и этот взгляд — бессмысленный, хрустальный — вселял чёрный ужас. В грудь мальчишки впился корень, подрагивая, и чем дольше он находился внутри своей жертвы, тем бледнее она становилась.

Под бледнеющей кожей, что-то зашевелилось. Будто маленькие червячки ползали под щеками, лбом, носом.

Как бы не было противно, как бы Максим не хотел перестать смотреть на это, он не мог. Его взгляд приковался к этим маленьким, тонким червячкам, что ползали под кожей. Подбежавшую Ксюшу он заметил только когда...

Когда десятки мутно-прозрачных корней, какие были у кустарника, подобно острым иглам прорвали кожу изнутри. Когда брызнула водопадом тёмная кровь, когда корни начали стягивать кожу лица парня в одно место, обнажая дëсны, зубы... Кровь заливала футболку малька, стекала водопадом, и будь бы он живым, он наверное завопил бы диким ревом, но малек молчал. И это молчание было громче всякого крика.

Из-под земли показались другие корни — принадлежащие уже соснам. Они ловко сплели мальчика, которого по лицу уже было не узнать, а потом... Максим не понял, был ли это хруст корней или же позвоночника мальчика, которого вжимали в дерево, вжимали и вжимали, сдавливали и сдавливали, как в мясорубке. Малек висел соплей, стеклянные глаза всё также безразлично смотрели на Максима, и то только потому что, его голову придерживал корень, иначе бы она упала, повиснув. Максим не мог отвести от пустых глаз взгляда. Не верилось, что когда-то эти зрачки, радужки были переполнены жизнью и... страхом.

Два корня подняли израненное запястье и также начали его вдавливать в сосну, только сверху его начали ещё охватывать и другие корни. Взгляд Максима с трудом оторвался от глаз мальчика и перевёлся его на запястье. Бледное, тонкое, беспомощное... Максим все смотрел на него, смотрел, как ногти исчезают под покровом корней. И всё больше корни накрывали кожу, пряча ее под собой, пока она не пропала под ними... А через несколько мгновений, когда корни сползли вниз, к земле, обнажив ствол в том месте, где было запястье, Максим вдруг понял, что больше не видит его. Вообще. Перед ним была просто кора дерева, такая, будто никогда к ней не было приковано ни одного запястья. "Но как так, оно же только что был там! Я видел, как корни оплетали пальцы, вжимали в ствол сосны, а потом... А потом оно исчезло. Слилось. Я не вижу его. Может тут такое же, что и с веткой? Может надо подойти поближе?

— Ты это видел? — Ксюшины слова вернули способность двигаться — до этого Максим стоял, не шевелясь. Будто всё конечности перестали подчиняться мозгу.

— Ты про что именно? — говорили они шёпотом, непонятно чего боясь. Все корни исчезли. И тонкие, и толстые. Всё пропало, в том числе и... Тело малька. Его не было. Нигде.

— Про то, что ствол сосны тоже живой. Разве ты не видел, как в нём появилась трещина — думаю, это рот — и как она поглотила мальчишку? — но Ксюша не просила ответа, тут же продолжая. — Как... Как такое вообще возможно?

Максим не знал, как такое могло быть. Знал он только три вещи: первая — запястье пропало, потому что сверху его прикрыли корни, а снизу поглотил ствол, поэтому, когда корни сползли, запястья Максима не увидел, вторая — ничему в этом лесу не надо доверять, и третья — надо было бежать. Не от корней. Вообще из этого чертова леса. Неважно куда, Максим готов был оказаться хоть в пасти кита — да где угодно! — только не здесь.

— Максим, как долго ты сможешь идти? — Ксюша подошла к нему сзади, положила ладонь на плечо.

— Что? — он дёрнулся, будто только проснулся от гипноза. Камень до боли, до следов вжимался в ладонь.

— С твоей раной... Я не врач, конечно, но думаю, надо чем-то перевязать, — она будто сама умерла внутри, говорила тихо, медленно, а взгляд с земли не поднимала.

— Ой, точно, — Максим уже и забыл о том, что его ранили. Он задрал край майки и посмотрел на рану. На деле она было небольшой, не глубокой, но длинной, рассекающей бок. Боль терпимая, жгучая, но все было не очень страшно. — Забей кол на него. Считай, что никакой раны нет.

— Хорошо. Потому что, пожалуйста, давай не будем больше никого спасать! — в Ксюшиных глазах росли слезы, блестящие в свете лучей солнца. Она наконец посмотрела на него. — Давай, к чёрту, побежим отсюда! Я не хочу больше тут находиться! — её голос всё повышался и повышался, она почти срывалась на крик, первая слезинка оставила мокрый след на щеке. — Мне страшно, не хочу больше видеть кровь и расчленение людей, не хочу слышать этот противный хруст корней! Домой, домой хочу! К сестре, маме...

— Тише, тише! — Максим обнял всхлипывающую Ксюшу и вдруг сам осознал, что плачет. Что солёные слезы касаются губ, языка, оставляя солёный привкус. И что сам он хочет очень сильно домой, туда, где единственной проблемой был забытый кроссовок. — Скажи, как зовут твою сестру?

— Даша. Даша, её назвали в честь бабушки. Зачем ты спрашиваешь? Зачем, как это поможет?

— Вспомни её. Вспомнила? — Максим почувствовал, как Ксюша кивнула. — Хорошо. Думай о ней. О семье. Думай, вспоминай. И борись ради них. Борись, слышишь? Борись, беги, чтобы выжить, чтобы увидеть их! Скучай, люби... Ведь так ты пройдёшь больше, выживешь дольше. Когда у человека есть цель, смысл, чтоб жить с он будет жить в любом случае. Он у тебя есть?

— Угу, — Ксюша всхлипнула и отстранилась, протерев нос. — Спасибо, ты умеешь поддерживать, — и она снова улыбнулась, а снова в ее глазах расцвели васильки.

— На самом деле нет, это как-то само вышло... Даже не знаю, что на меня нашло, — он тоже улыбнулся и щёки его залились румянцем.

— О, да брось. Тебе надо побольше верить самому себя и признать, что ты умеешь успокаивать людей. Не то, что я.

— Зато ты очень хорошо ориентируешься в разных ситуациях, какой критичной она не была бы! Остаешься спокойной, мыслишь здраво...

— Какой спокойной? — Ксюша усмехнулась. — Это всё — лишь маска хладнокровия. Уверенности. Храбрости. Это не гроша не стоит твоих качеств: человечности, любви к людям. Ты умеешь с ними общаться, наверняка у тебя много друзей, ведь к такому человеку, переполненному отчаяньем и добротой, человеку-солнцу, что пригреет и успокоит, стремятся многие.

Максим совсем залился краской, почесывая чёрные волосы. Ксюша только рассмеялась при виде его алых щёк.

— Ну вот, теперь и ты не плачешь, — Ксюша улыбнулась.

— Подожди, в смысле?

— Говорю, что мой план сработал — добрые слова, которые были правдой, подействовали на тебя лучше всякого успокоительного, — она рассмеялась, и Максим тоже улыбнулся. Хитрюга эта Ксения. Спасибо, что хоть правда.

— Значит, добрые слова успокаивают? Тогда давай говорить друг другу в беде только хорошее и доброе, милое и теплое?

— А давай!

— Тогда давай попробуем выбраться. Есть идеи... — Максим не успел закончить, перебитый Ксюшей.

— Максим, смотри! — она схватила снова его за плечо и повернула. Её лицо за секунду вновь приобрело серьезные тона, брови поползли к переносице, и нехорошее предчувствие дымом заклубилось внутри Максима. И оно было право — увиденное Максимом заставило его поверить, что всё, что было до этого — было цветочками. А сейчас пошли ягодки.

Несмотря на солнечный свет, несмотря на утро и ясность, лес помрачнел. И очерняли его они...

Около двух десятков людей, все в разных одеждах, разного возраста, пола и, возможно, даже разных национальностей, но на расстоянии ста метров этого Максима разглядеть не мог. Но пугало его не это, а толстые, гигантские корни, в ширину около метра, а в высоту — все пятнадцать. Они не просто скользили по земле, — так бы Максим и Ксюша их и не увидели — они хватались за деревья, их ветви, отталкиваясь от них и сверху нападая на людей. Земля подрагивала, люди падали из-за того, что она уходила из-под ног. Снизу хватали корни и тащили под землю, душили, пронзали их.

Ксюша впился ногтями в запястье Максима, и он резко вздохнул. Слабая боль пробудила его от созерцания приближения монстров и "тучки" людей, но с способностью оторвать взгляд пробудились и эмоции: страх, который сковывал мышцы.

— Бежим, чего встал, как истукан? — к Ксении снова вернулась ее прежняя дерзость, другими словами, принцесса вновь стала чудовищем.

Дважды его упрашивать не надо было, Максим сорвался с места, резко, как молния, секундно сверкнувшая в темном небе. Перехватив руку Ксюши, он потащил ее за собой, про себя поклявшись, что никогда не отпустит ее ни на секунду. Когда они, переполненные (по крайней мере, он сам) адреналином и энтузиазмом, бежали спасать малька, Максим подметил, что, как бы Ксюша не старалась скрыть, физически она была слаба. Да, ее воля удивляла, она не останавливалась, пока не останавливался Максим, но в отличие от него — бегущего налегке, даже на задыхающегося, Ксюша к тому времени уже устала, тяжело перебирая ногами. Что же с ней будет сейчас?

Толпа людей настигала, а вместе с ними приближались и корни. Максим слышал крики людей, их нотки навязчивого страха, не отходящего ни на шаг и наступающего на пятки. Леденящий ужас, который вселяли корни, гнал всех вперед, как одно стадо. Правильно говорят: хочешь управлять людьми — испугай их.

Максим ели успел остановиться, когда на его пути, разбрызгивая комья грязи, вырвался из земли, словно из душного плена, огромный корень, перекрыв своим телом тонкий проход между деревьями. Быстро сообразив, Максим повернул направо, спасаясь от крепких уз.

"А что, если почаще менять направления? Тогда корням будет тяжелее предугадать мой следующий ход. Но даже если так, рано или поздно я устану, устанет Ксюша, устанут все. И я сомневаюсь, что до этого времени корни перестанут за нами гнаться. Что же делать? Как правильнее поступить?" — Максим не знал, как остановить поток вопросов, без устали бьющихся в голове.

Новый огромный корень выскочил из земли, словно пуля из дула пистолета, перекрывая путь, вырастая в нескольких сантиметрах от носа. От него жутко несло промозглой сыростью, темный мох пятнами облепил монстра. Ксюша потянула Максима обратно, на ту небольшую полянку, где погиб малек. Корень, проболтавшись кончиком немного в небе и, видимо, удерживая таким способом равновесие, схватился за верхушку ближайшей сосны и словно змея пополз по ней, ломая ветки, но на самом стволе не было и трещинки. Как, как он выдерживал вес такого огромного корня? Другие сосны уже сравнялись бы с землей, но эта... Корень, подобно другим, не опустился на землю, не пополз по ней, раздавливая упавшие ветки, нет, он начал перепрыгивать с одного ствола на другой. Огромный толстый червь отталкивался от одной сосны, прыгал на другую, и Максим даже представлять не хотел, что будет, если этот червяк упадет, не рассчитав своим силы, не допрыгнув до нужного дерева. Землетрясение было бы обеспечено.

"А что будет, если корни-гиганты начнут объединяться? Будучи одним, он уже обладает неимоверной силой, а если вместе..." — Максим даже не смог представить это зрелище, да и времени не было. Когда он выбежал на поляну, его ждал новый сюрприз.

Больше на ней не царила тишина, крики наполняли ее, заполняли, тонули. И труп там был точно не один. Ксюша вскрикнула, когда слева от нее, в паре метров, с громким хлюпаньем корень, будто копье, проткнул девочку лет шести и зашевелился с другой стороны, двинулся вверх, вниз, делая дырку в теле ещё больше. Максим не выдержал такой сцены, посмотрел вправо, но и там его ждали не менее приятные картины. Вся полянка была залита кровью. Толпа настигла ее. Ее настигли и корни. Они прыгали между стволов, окружающих поляну и не давали никому выскочить за ее пределы. Это была ловушка.

Некоторым людям, чаще взрослым, удавалось пройти мимо корней, выпутаться из ловушки, но Максим заметил лишь одного такого счастливчика. Стоять и смотреть по сторонам не было возможности, его и Ксюшу заметил один корень — повернул свой кончик на них и, сначала сморщившись, словно пружинка, сделал свой бросок, сопровождаемый громкий хрустом. Секунда, ставшая вечностью, нету времени на составления плана действий, отскок и... Максим больше не чувствовал тепла рук Ксюши. Холодный воздух погладил запястье, дотронулся до него своими иголками.

— Ксюша! — прыжок, путь и спасший ему жизнь, вышел неудачным — Максим не устоял на ногах, приземлившись пятой точкой в грязь, но тут же поднялся. Его зов потонул в оглушающем хоре хруста, криков и молитв о спасении, оставшись на самом дне, и сердце забилось сильнее. Быстрее. Громче.

Им нельзя было разъединяться! Но в тот момент, когда огромная тень неслась на Максима, когда не было лишнего мгновения на то, чтобы подумать, когда рефлексы правили мозгом, Максим просто не успел подумать о том, что он прыгнет вправо, а Ксюша — влево, чтобы избежать неминуемой смерти. Смерти, которая дышала и всё ещё дышит им в затылок, поигрывая с гибельной косой.

Корень, хотевший схватить Максима и Ксению, погряз, застрял в земле, и Максим не стал дожидаться, пока он вылезет. Искать Ксюшу было плохой идеей — группа людей была большой, даже несмотря на то, как быстро корни убивали их. Наверное, изначально Макс ошибся — человек было далеко не двадцать. Их сейчас только стало примерно двадцать. И среди этой двадцатки найти Ксюшу казалось невозможным. Все люди бегали, орали так, что закладывало уши, и Максим чувствовал, как паника вновь заполняет его изнутри. С Ксенией ушло и прежнее спокойствие и хладнокровность. Что делать? Куда бежать? Как выбраться?

"Успокойся! Страхом ты не выживешь. И боясь бы ты все время, давно уже валялся бы мертвым. Или же был бы поглощён стволом, как тот рыжий малек, — от такой мысли у Максима пробежали по коже мурашки. — Не хочешь так? Тогда борись! Вспомни сам свои слова: бейся ради тех, кого любишь, ради своей цели. Бейся, Максим!" — этот торжественный монолог, словно глоток свежего, не отравленного кровью и потом, воздуха придал Максиму сил. Вперед, к свободе!

Первым делом посмотрел на ближайшую сосну, проверяя, нету ли на ней корня. Слава Богу, нет, пусть ветки на ней и были ободраны — видимо, раньше на ней уже посидел один корнище — сейчас она была пуста. На других соснах поблизости тоже не было видно корней, Максиму повезло, что он попал в более-менее безопасную зону, пусть та была и невелика. На лица людей, да в целом на них самих, Максим старался даже не смотреть — кроме боли и страдания там не было ничего. Да он сам был похож на один большой сгусток еле контролируемого страха, беспомощности, который почему-то обрел физическую форму.

На месте оставаться долго было нельзя, непонятно как, но корни замечали объект, который долго не двигался. Он для них как белая ворона — заметен больше всего. По крайней мере, Максим понял это, предполагая, что в недвижимого человека корни воспринимают — а в том, что они разумны, Максим был уверен — как раненого, неспособного убежать, и нападают — кого не обрадует легкая добыча? Значит, даже бег на небольшие дистанции может заставить их поменять цель. Отлично. Если менять местоположение, скажем, каждые десять секунд, то можно увеличить свой шанс на выживание. Это первая вещь.

Вторая — корней было меньше, чем людей, а это значит, что несколько корней постоянно будут свободными. Пересчитать и сравнить количество людей и корней Максим не мог никак — все и всё постоянно двигалось. Как и он сам. Единственное, что он смог посчитать, это корней-охранников — тех, что большую часть времени висели смирно и нападали на тех, кто пытался выйти за пределы поляны. Во-первых, это означало, что корни как-то совещаются между собой, ибо не было возможно так распределить роли во время нападения, не переговариваясь. Возможно, хруст — это был язык? Все равно вывод один: чтобы проскочить, надо поймать момент, когда несколько охранников отвлекутся. И как такое устроить, Максим знал. Только поступать вот так совершенно не хотел.

"Но он же или она все равно умрут, пойдя на такое. Этот человек, рискнув, все равно умрет, только разница в том, буду ли я жив, — Максим немного успокоился, подумав о таком, но тут же в голове заиграл совсем другой голос с другим мнением. — Но ты бы мог предупредить тут всех и собрать вместе. Так ты бы спас жизнь большинству, да и вместе легче выжить, вон, опыт с Ксюшей уже был, — Максим резко вильнул за сосну, заранее проверяя, чтобы на ней не было корней. Окунувшись в море своих мыслей, он чуть не погиб — слишком долго дыхание задерживал. Дебаты продолжил первый голос: — Как ты договоришься со всеми? Думаешь, их волнует, как тебя, судьба других? Они лишь о себе думают! Все порознь, у тебя просто не получится всех собрать! Никак! Невозможно! Только потеряешь время, а возможно и жизнь! Лучше Ксюшу послушай и хоть раз поставь себя выше других. Тут уж такая ситуация", — на этом дебаты и закончились. В пользу первого голоса. Будь что будет, угрызения совести, как и страх лучше отложить на потом, когда Максим выберется из ловушки. А сейчас...

Максим заметил нужную фигуру. Нужного человека, который принесет ему свободу. Камень намного заскользил в потной ладошке, и Максим переложил ее в левую, потерев правую и, ещё раз громко выдохнув, сорвался с места, будто выпущенный из рогатки.

Две белые косички болтались в воздухе, и Максим бежал за ними. Белые косички бежали к краю полянки — Максим за ними. Белые косички неслись к двум охранникам — Максим за ними. Расстояние между Максом и девочкой сокращалось, но он всё сохранял дистанцию.

"Господи, лишь бы всё получилось. Господи, лишь бы всё сработало!"

Охранники сморщились, напряглись, нахально захрустели, но не напали, даже когда она притронулась к сосне, на которой развалился один из них. И только когда между двумя соснами, между которыми девочка планировала пробежать навстречу свободе, и ею самой не осталось и миллиметра, только тогда сразу два охранника, управляемые жадностью и голодом, долгими муками ожидания вместе одновременно проткнули хрупкое, почти фарфоровое тело девочки и подняли его вверх.

Белые косички устремились птицами в небо. Навстречу свободе. Окончательной свободе. И в честь этого из капелек крови на листьях и грязи расцвели алые розы.

Максим не посмотрел в небо и не увидел, как белые косы слились с облаками. Максим не посмотрел на землю и не увидел куст колючих горечью роз. Он смотрел лишь вперед, переполненный желанием вырваться из пут.

"Сейчас! Вперед!"

Пока два охранника упивались своей добычей, пока делили ее, пока другие им подобные терзали других людей, Максим, поймав момент, когда проход не охранялся, проскочил сквозь портал в безопасную зону, проскочил между двумя соснами. Проскочил и не оглядываясь побежал. Вперед. Сейчас.

* * *

Воздуха не хватало. Силы кончались. Но зато боль не уставала, разрезая бок всё сильнее и сильнее. В лёгких пожар, мышцы гудят и вот-вот, казалось, взорвутся. Даже адреналин не уменьшал уже боль. Сероватые сосны осуждающе поглядывали на него, будто говоря: "Ну вот и чего ты бежишь Максим? Думаешь, судьба тебя не настигнет? Думаешь, что сможешь убежать. Мы-то не устанем, мы-то тебя догоним, раздавим, захрустим..."

Максим споткнулся, упал и закричал. Не очень громко — всё боялся, что если будет слишком шумным, то его нагонят и убьют. Но тихо не получилось, казалось, что этот вскрик ещё очень давно родился в самых глубинах сердца и всё собирал и собирал свою силу, свою мощь, подпитываясь отчаяньем. Он был словно вулкан, в котором медленно начинала бурлить лава, и сейчас этот вулкан взорвался ярким и мощным взрывом, освобождая душу от той стены, ограждающей ее от эмоций. Тонкая пелена хладнокровности разрушилась.

Максим не мог подняться с холодной земли. Не мог пошевелиться, словно его сковали. Боль покрывала живот огненными волнами, и даже прохладный ветер, медленно гулявший по лесу не мог потушить эти приливы пламени.

Слезы сами лились из глаз, хрустальным ручьем касаясь листьев. Внутри была пустота, родимая одиночеством. Снова один. Вдалеке от всех родных людей, в лесу, наполненным жуткими тварями. Внутри тоже всё ныло и болело, но жгло не пламенем, а холодом и страхом. Что дальше? А Ксюша как там? А что, если она умерла, если ее пожирает какая-нибудь сосна, хрустя ее костями? Только от одной такой мысли ручеек слез превратился в реку.

Голова гудела, гудели мышцы, а глаза горели. Камень выпал из рук ещё давным-давно — Максим потерял его, пока бежал прочь от смерти.

Максим не знал, сколько он провалялся на земле. Помнил лишь то, как постепенно короткие, но громкие редкие вскрики заменились тихим всхлипами, те — шумным дыханием, а оно... Оно — глухой тишиной.

Сон нежным объятием укутал потеряшку.

Тепло... Тепло нежно касалось локтей, коленей, пальцев... Тепло аккуратно придерживало за руки... Тепло обнимало за плечи... Тепло окружало его всего. И сладкая дрёма не выпускала Максима из своего плена, да и он не стремился выходить. Зачем вообще покидать эти теплые и тихие хоромы и идти на встречу опасности, холоду и...

«Стоп-стоп-стоп, но в лесу было холодно, когда я заснул. И не так мягко. И рядом со мной не потрескивал... Камин? Это что, камин так хрустит, не корни?» — Максим открыл глаза и подскочил. Совсем так же, как и когда проснулся в лесу. Только вместо сосновых ветвей над ним нависала люстра, а рядом с диваном, на котором Максим проснулся, и вправду потрескивали чернобокие угли в коричневом камине. Легкий полумрак навевал сон, но Максиму спать уже совершенно не хотелось. Где он? Что это за место, а главное — как он тут оказался? Зачем вообще заснул? А если бы его съели? А если...

Горло пересохло только от одной мысли о таком.

Вдруг он уже мертв? Вдруг это все лишь галлюцинация, какое-нибудь послесмертное видение?

Скрип половиц раздался за дверью, Максим резко повернулся к ней, не сводя взгляда с её пухлой позолоченной ручки. Скрип замолк, и на пару секунд воцарилась тишина. Максим замер на диване, будто прилипнув в нему, не смея оторвать глаз от двери. Сердце забилось в висках и маленький ежик — тревога — своими иголками тронул сердце. Кто там?

Внизу, между дверью и полом, залилась желтым теплым светом щёлка.

Кругленькая ручка повернулась, и дверь бесшумно отворилась, выливая в полумрачную комнату свет, озаряя ее. Только огромная тень, шумно выдыхая, шириной почти во весь проход, перекрывала водопад света. Максим испуганно раскрыл глаза и рот, схватившись за край дивана. Мурашки галопом пробежались по всему телу, и страх снова забился в груди вместе с сердцем.

Тень сделала один шаг навстречу Максиму, и пол жалобно скрипнул. Паника ударила в голову. Часть тени отделилась от нее и поползла по стене, мгновение и... Вся комната осветилась ярким светом, исходящим от хрустальной люстры.

Максим тихо вскрикнул, зажмурил глаза, схватился за голову, сжался и приготовился уже к неизбежной смерти, как вдруг услышал заливистый, тихий и чем-то напоминающий треск углей в камине смех. Он удивленно поднял голову, недоуменно посмотрев на то место, в котором увидел тень, но вместо нее стоял не кто иной, как... Человек. Самый обычный человек, просто сильно высокий и толстый, одетый в бежевую шубу, отделанную мехом, высокие сапоги и штаны. Из под шубы торчал бордовый свитер, шея пряталась за кудрявой рыжей бородой до груди, а под горбатым носом редели короткие колючие усы, но больше всего взгляд привлекал небольшой шрам на левой щеке. На плечах громоздился приличный слой снега, а в правой руке большой серый мешок, набитый чем-то непонятным.

— Ну ты совсем зашуганный, малой, — мужик, а про себя Максим никак иначе назвать его не мог, прекратил смеяться и заговорил тихим басом.

— А вы кто такой, для начала? — на фоне властного баса дрожащий голос Максима казался чем-то жалким и унылом, слабым и безнадёжным.

— Ко мне сразу на «ты» можно. Зовут Павел Павлович, но все зовут меня Пал Палычем…

— Все — это кто?

— Выжившие, — Пал Палыч улыбнулся и морщинки тут же покрыли узором его лицо. — Тебе предстоит многое узнать. Разрешишь присесть? — он снова по-доброму улыбнулся, и почему-то всё недоверие к этому человеку сразу пропало. Излучал он что-то родимое, привычное, что ли. Не пахло от него чужим, инородным, как от леса и корней.

— Да садитесь, ваш же это, наверное, дом, — Максим смутился и отодвинулся.

— Малой, не скажешь, как тебя зовут? Или тебе нравится, когда я к тебе так обращаюсь?

— Максим. Меня зовут Максим.

Пал Палыч усмехнулся.

— А ты случайно ли не знаешь такую невысокую девчушку с пшеничными короткими кудрями? Ксенией звать.

Максим тут же встрепенулся, и Пал Палыч вновь рассмеялся, смутив его.

— Прости, если смущаю своим смехом, я просто человек веселый, люблю посмеяться. И поспать. А кто этого не любит? — он шмыгнул носом. — Судя по тому, как ты оживился, Ксюшу знаешь?

— Знаю! А вы ее откуда… — Максим не успел закончить мысль, а Пал Палыч уже ответил на вопрос:

— Так она одна из выживших. Внизу места себе не может найти. Спрашивала о тебе миллион раз.

«Она искала меня, волновалась, спрашивала»… — от этой мысли в груди разлилось сладостное тепло, и Максим подумал, что вот-вот растает.

— Как бок твой, кстати?

— А… Бок? — Максим сначала и не понял, что у него спросили — сильно задумался о Ксении.

— Да, ты был ранен. Это мне тоже Ксюша рассказала. Я тебе там перевязал всё, обработал. Повезло тебе — рана неглубокая.

— А что ещё обо мне Ксюша рассказывала? — Максим поднял край футболки, любуясь ярко-белым бинтом, охватывающем торс.

— Когда я пошел искать выживших, нашел ее одну из первых. Познакомились мы с ней чутка, да я и заметил, как она всё очень хотела что-то сказать, ну, думаю, дам ей возможность выговориться. Спросил, что ее интересует, а она как выпалит: «А вы такого темноволосого с большими карими глазами парня не находили? Чуть повыше меня ростом, но мой ровесник, Максимом звать. Одет в синюю майку с длинным рукавом». Я, конечно, ответил, что нет, — Пал Палыч покашлял. — Тебя последним успел до Вечера найти. Но обо этом попозже, надо ж всё по порядку. Пойдем к Ксении твоей вниз. Ребятки тебя тоже ждут.

«Какие ещё ребятки?»— хотел было Максим вслух спросить, но не успел — его лихо подняли и повели под локоть.

Был минован широкий коридор, застеленный и завешанный коврами, и Максим вместе с Пал Палычем вышли на лестницу, каждая ступенька которой недовольно скрипела, стоило Максиму наступить на неё. Сколько лет же этому дому? А Пал Палычу? Можно ли ему вообще доверять? Откуда он тут и зачем спас? Стараясь не подавать виду, что он растерян, Максим спустился вниз и оказался в новом коридорчике, только тот по размеру был значительно меньше и уже.

— Вторая дверь слева — нам туда, — подсказал Пал Палыч.

— А остальные три двери куда ведут?

— Ванная, кладовка и погреб. Не бойся, трупы детей там не храню, — Пал Палыч снова рассмеялся, но Максиму смеяться совершенно не хотелось. Тихо вздохнув, он схватился за ручку и открыл дверь.

Максим вошёл в комнату, сопровождаемый скрипом двери, и через несколько секунд все до единого взгляды устремились к нему, словно Максим был произведением искусства, самой красивой картиной, на которую люди хотели посмотреть. Разговоры, спустя пару мгновений после скрипа двери, утихли. Максим перевод взгляд с одной персоны на другую, про себя отметив, что всего в комнате было человек двадцать. Взгляд натыкался на абсолютно разных людей: на малышню лет шести-семи, которая всего пару секунд назад весело носилась по комнате, а теперь заинтересованно смотрела на него, потеряв огонек баловства, на других детей самых разных возрастов, что смотрели на него красными, опухшими от слез глазами. На них было больно смотреть, ибо их горечь утраты словно вирус передавалась по воздуху. Но тяжелее всего было встречаться взглядом с людьми, у которых на лице была улыбка, а в глазах — осколки печали, нежно блестевшие в зрачках, тихая скорбь и неутешное пламя страха. И всё это, всё плохое и печальное, эти люди скрывали под маской беззаботного счастья и наигранного смеха. Они смотрели на него, друг на друга, улыбаясь и прекрасно понимая, что ни у них самих, ни у некоторых их собеседников совершенно нет желания улыбаться. И почему-то именно от этого зрелища так сильно сжималось сердце, выдавливая слезы жалости из глаз. Максим подумал, что это были самые сильные люди, потому что они боролись сами с собой постоянно. И то, что они выигрывали, заслуживало уважения.

Какие разные люди находились в этой комнате, в этом доме! И всё одна вещь их объединяла — они все были растерянны. Даже дети, малышня. Они играли и бегали, ну а что им ещё оставалось? Это же дети, они не усидят на месте долго! Но и они всей своей мимикой, глазами выражали непонимание: почему они здесь? Да, все люди в этой комнате были растеряны.

Кроме одного мальчика.

И он больше всего заинтересовал Максима.

Его серебряная челка паклей свисала над блокнотом, в котором парень что-то записывал. Тонкие изящные брови были нахмурены, а бледные губы шептали что-то беззвучное. Парень будто решал тяжелую задачку по математике, а на остальное ему словно было плевать. Не грусти, не страха, ничего не выражало его мраморное лицо. Полная концентрация внимания. Да он даже не поднял сосредоточенного взгляда, когда Максим вошел!

Пара мгновений тишины и...

— Максим? — знакомый голос, который так быстро стал родным, разрушил тишину в огромной комнате, судя по всему, гостиной или зале. Он снова встретился с васильковыми глазами, вновь увидел, как переливаются светлые кудряшки.

Около стола, держа в левой руке чашку, сидела Ксюша, но, увидев Максима, она поставила её на стол, привстав.

Ровно пять секунд Максим смотрел на Ксюшу с глупой полуулыбкой на губах и только потом произнёс, стараясь вложить в это единственное слово всё тепло, сохранившееся в нём до этого времени.

— Ксюша.

Он увидел как на её губах расцвела улыбка, и Ксения в пару мгновений пробежала всю длину комнаты, упав в его объятия, крепко прижимая Максима к себе.

— Ты выжил, ты жив! Я знала, знала, что ты будешь цел! Ты просто не мог погибнуть, — она тихо шептала слова ему в грудь, и Максим готов был поклясться, что сейчас он самый счастливый человек во всем этом доме, потому что он рядом с Ксюшей. Рядом с человеком, с которым прошёл через такое, после чего они не могли остаться чужими людьми.

Все зашептались, послышались и звонкие короткие смешки, но как же глубоко Максиму было плевать на них. Ксюша первая отодвинулась от него, впрочем, всё ещё придерживая его за плечи.

— Как ты, как бок? Тебя раняли куда-нибудь ещё? Пал Палыч нашёл тебя лежащем на земле и жутко бледным, всё было в порядке? — вопросы Ксюши были нескончаемы, и если бы подошедший Пал Палыч не положил бы ей руку на плечо, подняв брови и кивая на остальных, явно намекая, что сейчас не время для расспросов, то от Ксении спасения точно бы не было.

— Не забывай, Ксюш, что он ещё многого не знает, как и все вы. Думаю, и тебя, и Максима, и вообще всех вокруг очень интересует, каким вихрем вас сюда занесло, так?

— А вы что, знаете, откуда мы здесь? — Максим удивленно поднял брови. — А где мы вообще, для начала? И... — Максим немного замялся, подбирая правильные слова, в итоге решив повторить фразу Пал Палыча. — Зачем и каким вихрем нас сюда занесло?

— Каким — мы, по крайней мере я, знаем, а вот зачем — непонятно, — Максим тут же повернул голову в сторону сказанных слов и с удивлением наткнулся на того серебряноволосого мальчика в центре. Эти слова принадлежали ему. Зелёные глаза скучно смотрели прямиком в глаза Максима, блокнот был закрыт. Мальчик встал и подошёл к столу, кладя на него блокнот. — И как отсюда выбраться — понятия не имеем уж точно все.

Максим отметил, что он был довольно высок, выше него самого.

— И я сам не знаю, как отсюда выбраться. Знал бы, то не торчал в этом домишке с вами, эх.. Ну хватит говорить огрызками, — Пал Палыч вновь улыбнулся. Интересно, его могло хоть что-нибудь расстроить? — Давайте приступать к рассказу.

— Какому рассказу? — Максим сменил свой взгляд с удивленного на непонимающий. Больше всего напрягало то, что все остальные будто знали и тему разговора, и Пал Палыча, и этот дом настолько хорошо, что безоговорочно доверяли всему, а Максим... А Максим будто белая глупая ворона, крайне недоверчивая и не понимающая ничего.

— Ну как о чем, — Пал Палыч взгромоздился на розовый пуфик, а остальные, в особенности детки, встрепенулись, ожили и весело перешептываясь, начали стаскивать матрасы и тащить раскладушки поближе к Пал Палычу, будто он сейчас собирался рассказывать страшную байку у костра. — О том, что вас больше всего интересует — об этом месте. Я же уже сказал, Максим, ты меня вообще слушал?

— Слушать одно, а понимать другое. Откуда вам известно, что мы тут делаем и как тут оказались? Откуда взяли, что хоть что-то знаете об этом лесе? — Максим не понимал спокойствие других. Возможно, Пал Палыч что-то рассказал им, пока Максим был без сознания, но что он тогда им говорил, чтоб они все ему так верили? Пусть повторит для Максима, значит, всё сказанное.

— Максим! — Ксюша прикрикнула на него, дернув рукав. Максим удивленно на неё посмотрел — неужели и она, обычно хладнокровная, доверяла этому человеку?

Пал Палыч удивленно посмотрел на Максима и усмехнулся.

— Не ругай его, Ксюша, он правильно поступает, что задаёт такие вопросы. Только задаёт их в неправильное время. Скажи, пожалуйста, Максим, ты был одинок, когда проснулся? Да, и можешь даже не спорить об этом. Ты мечтал найти хотя бы одного человека — я прав? Конечно прав. Ну вот ты его и нашёл. Да и не одного. Взрослого. Который может рассказать тебе обо всём. Неужели тебя это не радует? — Максим хотел ответить, но Пал Палыч сам продолжил. — Нет, ты, конечно, прав, всему верить не нужно. Если б ты был наивным дурачком, то тебя бы и в живых давно не было. Но ты жив. И ты умен, я верю в это. Так давай ты сначала меня выслушаешь, выслушаешь мой рассказ, а уже потом будешь задавать вопросы, ответы на которые, правда, я и так дам. Ты не обладаешь той информацией, которой обладаю я, и я хочу ею поделиться с тобой. И это уже будет твоё дело — верить или не верить в неё, но ты сначала послушай!

Пал Палыч говорил спокойно, медленно и размеренно, но чем дальше — тем больше алели щеки Максима. На него снова смотрели все — на этот раз даже серебряноволосый парень — с лёгким укором, и под тяжестью их взглядов Максим вдруг понял, какую глупость совершил. Внутри всё сжалось в кулак, он чувствовал, будто бы и сам сжимается в размерах под пристальных взглядом детей.

— Да, конечно, я... Я послушаю, что вы скажите. Да, вы правы, — пробубнил под нос Максим в незнании, что ответить. Какой же позор!

— Ну вот, совсем другое дело! А теперь давайте-ка уже начнём наш разговор, — Пал Палыч уселся поудобнее и с новой полуулыбкой продолжил: — Пока Максим отсыпался после стычки с корнями, вы задавали мне очень много вопросов, в частности множество вариаций одного и того же: где мы и как тут оказались. Всё, что я вам сказал, было: «Давайте подождём Максима. Единственное, что скажу и попрошу — это вспомнить легенду о Авиловых играх». Так вот, всё её помнят или среди нас есть люди из другого города? Ибо настоящий житель Лудонска обязан просто наизусть знать это легенду, — Пал Палыч налил себе в стакан воды и отпил из него.

«Если он сейчас скажет, что наше появление в этом лесу напрямую связано с этой легендой, я тут же попрошу объяснений и назову его сумасшедшим», — подумал Максим.

— Как уже наверняка многие из вас догадались, ваше появление здесь напрямую связано с этой легендой, — продолжил Пал Палыч, и Максим уже открыл было рот, чтобы сказать затеянное ранее, но его опередила одна девочка с короткими рыжими волосами и пирсингом:

— Ещё скажите, что тут летают феи, и мы все в это поверим.

— Ещё одна, — Пал Палыч недовольно цокнул языком. — Но-но, юная девица, не спешите так с выводами, у меня, в конце концов, есть доказательства. Или вы думаете, я совсем из ума выжил, чтобы рассказывать вам такое безо всяких аргументов? — Пал Палыч усмехнулся и подпер рукой квадратную голову. — Давайте-ка договоримся, что со своим претензиями вы полезете после того, как я всё расскажу. Так вот, все же помнят Авилу — главную героиню этой байки? Злую ведьму, новею даже, Карательницу душ... Раньше лишь одно её имя вселя...

— Можно, пожалуйста, полаконичнее и без лирики? — сереброволосый парень вновь обратил на себя внимание Максима. На фоне других он казался старше, осознаннее и... Рациональнее, что ли?..

— Олег, а ты не перебивай, и тогда будет мой рассказал коротким, — ага, значит его зовут Олег. Несмотря на своё замечание, Пал Палыч все же начал говорить короче и по делу. — В общем, все её знают. По легенде, каждые сто лет, в отместку на свою смерть, Авила крала около двадцати людей, абсолютно разных и непохожих, и уносила их черт знает куда. Туда, где никто не мог их найти. Ни одна жертва не возвращалась ни живой, ни мёртвой. Хотя одна всё же была — в самом начале, и надпись на её животе подарил этой легенде имя — Авиловы игры, — Пад Палыч снова выдержал небольшую паузу. — А теперь, по просьбе, Олега ближе к делу. Сейчас надо отбросить всё веселье, взять всю свою серьёзность в кулак и внимательно вслушаться в мои следующие слова: ровно сто лет назад была похищена группа людей разных возрастных категорий. Двадцать граждан Лудонска пропали без вести, и это не что иное, как проделки Авилы. В прошлом веке её порцией для игр были они. А в этом — вы.

Пал Палыч замолчал,и в комнате вновь наступила звенящая тишина.

— Вы, конечно, сейчас можете закричать, что это всё бред, и что я сошёл с ума, но, давайте-ка, я попробую вам всё доказать? Ведь это логичнее сначала выслушать меня, получить максимальное количество информации, а уже потом судить, правдива она или нет, — сейчас Пал Палыч напоминал хитрого рыжего лиса, пытающегося переманить их — детей — на свою сторону. И Максим слушал его, про себя скрипя зубами и признавая, что, черт побери, Пал Палыч прав. — Во-первых, думаю, стоит начать с самого очевидного — корней. Они принадлежат деревьям, и в принципе их функции не отличаются от задач обычных корней деревьев — корни должны добывать пищу. Что они и делают. Только деревья в нашем лесу — хищники и питаются мясом. Скажите, пожалуйста, такое вы встречали в парках на прогулках с родителями? Нет? Вот и я о том же.

— К чему вы клоните? — Олег снова перебил Пал Палыча.

— К тому, что вы сейчас далеко не на Земле. Это сложно объяснить, но представьте, что весь наш мир — это лоскут ткани. Представили? А теперь представьте, что на этом лоскуте есть дырка. Теперь давайте рассуждать логически — по идее, ткань занимает определенное пространство, так? Так. А дырка? Она не занимает его, но оно есть внутри неё. Есть между ними отличия? Есть. Именно в взаимодействии с пространством и кроятся все отличия. К чему всё клоню? К тому, что мы сейчас находимся как раз в такой «дырке», и пока наша планета заполняет пространство, подчиняясь ему, «дырка» руководит им. Другими словами, её владелец имеет возможность управлять всем, что тут есть, создавать, менять, разрушать. Подробности даже не спрашивайте — сам не знаю. Все мои знания — это лишь результат долгой и кропотливой работы и изучения этого леса. Авила как раз-таки и является владычицей этой дыры, она сама создала свой мир, в который закидывает людей и пытает их тут. Всё дело в том, что эта дыра возникла в результате её смерти, когда из её хрупкого тела вырвалась неописуемая мощь, прежде контролируемая сознанием. Сила Авилы прорвала ткань и образовала эту дыру, сгустилась и, объединившись, с частицами души Авилы, перевоплотилась в духа Карательницы душ. Но вы сейчас мне, конечно, не поверите, — Пал Палыч горько усмехнулся, — Так давайте я и тут объясню свою позицию. Во-первых, Авила хоть и была умной, но некоторые недочёты в своём мире оставила. Логические несостыковки. Например, Максим, вспомни, что ты видел в лесу? — все разом посмотрели на растерявшегося Максима.

— Ну... Деревья, корни, листья...

— Во-о-от, а, скажи, были ли там другие деревья кроме сосен?

— Да вроде бы нет.

— Ответ правильный, только без «вроде бы». А теперь ответь, пожалуйста, откуда взялись на земле листья, если в этом лесу растут только сосны, а они — хвойные деревья?

Максим удивленно поднял брови.

Точно!

А ему даже в голову не пришло, откуда могли взяться листья. А Пал Палыч прав, откуда? Как? Неоткуда. Но они были. Значит, это... Логическая несостыковка.

Неужели эта легенда и весь бред, который им рассказывает Пал Палыч — правда? Хотя раньше и пожирающие людей корни казались бредом... Неужели... Но, может, это лишь одно совпадение? Максим не верил и не знал, что его больше пугало во всём этом — то, что существуют ведьмы и новеи, или то, он теперь замешан в этом всëм.

Максим посмотрел на Олега с удивлением, но встретился лишь с хладнокровием в его глазах и немым вопросом «а ты что, сам не догадался?».

— Вот и я о том же. А ещё вот тебе вопрос: откуда у меня есть электричество тут — в глухом лесу, если я единственный человек во всей этой дыре?

— Ну откуда вы знаете, может, не единственный.

— Нет, единственный. Не может быть второго такого везунчика. Не может быть второго исключения из правил игры Авилы, — Пал Палыч нахмурился, его взгляд утерял всё прежнее тепло, стал печальным и стеклянным. Как у того рыжего малька, которого Максим хотел спасти, но... Вспоминать то, что было дальше Максиму не хотелось. Сейчас бы разобраться с ерундой, которой ему втирают тут. — Ты сейчас поймёшь, как и все вы тут. Как я и говорил, она забирает около двадцати человек каждый век. И убивает каждого. Я знаю это, как никто другой, ведь я сам был на вашем месте и хочу рассказать, что вас ждёт. А ожидают вас нескончаемые задания, и если вы их не выполните — то умрёте по истечении срока. На каждое задание или же, по-другому говоря, испытание дается ровно один День и одно Утро. Да, каждые сутки тут делятся на четыре времени: Утро, День, Вечер и Ночь. По временным отрезкам они никак не отличаются от наших, но вот разделяют их как раз испытания. Утро и День даны на прохождение препятствия, а Вечер и Ночь на сон и отдых. Во время вашего сна Авила будет вас переносить из одной локации в другую, другими словами, каждое Утро вы будете начинать в новом месте. И это лишь половина правды — если вы думаете, что задания будут похожи на те, что давали в школе или детском саду, то вы ошибаетесь. Эти испытания будут очень сложные, на каждом из них будут гибнуть люди. И так, пока вы все не умрёте, как бы трагично это не звучало, — казалось, что Пал Палыч не замечал, как на глазах особо маленьких детей наворачивались слезы. — Однажды мне удалось спастись от этого, но это была лишь удача. Я просто побежал от задания и чудом убежал. Остальные беженцы не выживали — их трупы мы находили рядом каждое Утро. Не пытайтесь поэтому повторить мой трюк. Боритесь и удивите Авилу своей силой, возможно, это способ выжить. Возможно, её можно где-то найти и убить, но что тогда будет с дырой — непонятно. Переродится ли она, уничтожит вас вместе с собой или же выкинет обратно — неизвестно. Да и убить Авилу — задача не из лёгких. Одним словом, выйти отсюда невозможно, — Пал Палыч снова заговорил с такой лёгкостью, будто речь шла не о смерти десятков людей, а об обычной игре. Самой обычной, самой безобидной.

— А что если просто не спать Ночью? Ведь Авила, если верить вашим словам, переносит нас во сне. Так можно ли избежать этой участи? — абсолютно спокойно спросил Олег — уж очень любознательным он был. Но Максим его полностью поддерживал, Олег поступал правильно, выжимая информацию по максимуму.

— Без понятия. Возможно она тогда усыпит тебя, убьет, либо всё получится, но мой тебе совет — не иди против правил, Олег.

Тот усмехнулся, и Максим понял, что кто-кто, а Олег ещё как будет идти против правил. «Надо бы с ним подружиться. Заручиться его поддержкой. Он явно сильный союзник», — Максим прищурился, приглядываясь к Олегу. Да, в их с Ксюшей компашку он впишется на «ура».

— А можно тоже вопрос задать? — спросил Максим, подражая ложным спокойствием Олегу.

— Конечно, вперёд.

— Почему на вас шуба? Когда вы пошли в комнату, где я проснулся, вы тоже были в шубе, но когда я засыпал лесу, было довольно тепло для такой одежды.

— Ох, чуть не забыл некоторых деталей рассказать. Например, что погода тут тоже может быть очень... Изменчивой. Но сейчас тут довольно-таки тепло, думаю, шубу можно снять, тем более, что с неё снег уже водопадом течёт, — Пал Палыч стащил с себя шубу, отряхнул её и тут же похудел на вид килограмм так на десять. — Короче говоря, пока ты спал, похолодало тут маленько... Градусов так на двадцать пять. И так может быть хоть каждую минуту. Законы географии, физики, математики, химии, биологии — забудьте. Они тут не действуют.

— Пал Палыч, вот вы говорили, что количество людей всего было около двадцати, но... — Ксюшин голос дрожал, но она пока держалась. — Нас сейчас только шестнадцать. А до этого гибли люди и не единицами, а десятками! Так как такое возможно?

— Дорогая моя, ты меня сейчас так спросила, словно это я определяю количество людей, что попадут сюда. Чего не знаю, того не знаю. Помню лишь то, что рекордное количество людей, которых удалось мне спасти — было шесть. Шесть. А те говорили, что их было примерно семнадцать.

— Нет, нет, я не верю! — воскликнула одна девочка лет десяти с длинными густыми каштановыми волосами. — Что... Что за ерунда! Ведьмы, игры... Это байка! Легенда! Вы что, все с ума тут посходили?!

— Оль, да успокойся! — Олег впервые улыбнулся, нежно взяв за руку кричащую девочку, видимо, ту самую Олю.

— Да как успокоится?! Мы черт знамо где, рядом какой-то сумасшедший рассказывает байки!

— В каждой легенде есть доля правды. Ну и сама подумай, как мы тут оказались?

— Нас украли!

— Кто?

— Ну уж точно не новеи!

— Ну, допустим, люди. А корни? А листья? А электричество?

— А ты чего ему веришь? Тем более, он мало приводил доказательств!

— Считаю его заключения и позицию логичной. Они многое объясняют, и пазл складывается, — Олег пожал плечами.

— Оль, а давай ты сама все проверишь? Вот сейчас через пару часиков ляжешь спать, заснёшь, а если проснёшься здесь, то тогда будешь меня подозревать во всём, а если проснёшься в новом месте, то... То придётся по моим инструкциям выживать. Что ж зазря ссориться да воду мутить, — Пал Палыч протянул свою толстую ладонь навстречу Оле, желая ее успокоить, но она подобно напуганному дикому зверю отпрыгнула от нее, как от огня.

— Да по каким инструкциям?! — Ольга завопила настолько громко, что Максим содрогнулся всем телом. — Бейтесь, гордо подняв нос, а потом сдохнете последним?! Что это за инструкции?!

— Значит свои придумайте, в конце концов. Что ж вы во всех смертных грехах меня вините?..

— А можно ещё один вопрос? — Максим решил немного приостановить дискуссию, пока она не переросла в нечто большее.

— Да спрашивай уже, Господи, чего уж уточнять каждый раз!

— Сколько лет назад вы здесь оказались? И как нашли этот дом?

— Ох, ну и вопросы у тебя. Все извилины приходится напрягать, — Пал Палыч почесал затылок. — Ну, учитывая, что через меня прошли уже два поколения таких как вы, а ваша группа третья, то, думаю, триста с хвостиком лет, я не считал, да и нет смысла считать: тут время идёт совершенно иначе, намного медленнее, чем на Земле. Это истинный секрет моей молодости, — Пал Палыч довольно улыбнулся, а Максим вдруг подумал, что совсем не мог назвать его молодым. — А для чего спрашивал?

— Да вот хотел узнать тайну вашей молодости... Узнал. А зачем вы начали детей выживших искать? Как вообще первого нашли?

— Как я понял, этот лес — первый уровень во всей игре, так как тут всегда находил новичков, рассказывающих одну и ту же историю: мы проснулись в лесу и бла-бла-бла. Сначала у меня не было такой мысли, я угробил девяносто лет своей жизни на изучение внешней среды. И теперь делюсь своими знаниями с вами. Потом, когда ещё считал дни, посчитал, что в тот день должна была «приехать» новая группа детей. Поразмышлял и... Не смог пройти мимо чужой беды. Вот и стал бедных выживших подбирать, правда, ловил небольшой отрезок времени, когда корни на них не нападали. Боязно было в самую гущу бойни лезть, если честно.

— А откуда взялся этот дом? Непохоже, что вы его сами построили, — Олег вопросительно поднял одну бровь. Видимо, они с Максимом были единственными, кто мог что-то спрашивать и разговаривать в принципе. Но у Максима не была секрета, как он сохранял спокойствие — он просто решил пока не верить до утра всему, что говорит Пал Палыч, но при этом выжать побольше информацию. Завтрашнее утро все расставит по местам. А Олег... Секрет спокойного поведения Олега Максим не смог раскрыть.

— Я его нашёл. Тогда внутри меня было лишь отчаянье, я не знал, куда податься. И тут передо мной вырастает это убежище. Тогда мне было плевать, ловушка это или нет, я просто вошёл в этот дом и лёг спать — настолько устал от бродяжничества и питания грибами да ягодами. Проснулся живым, здоровым, удивился своей удаче и решил, что терять уже нечего, принялся осматривать дом. Разобрал кое-какие вещи, снова уснул, а проснулся в том же месте. Так я понял, что либо это место — новая ошибка Авилы, либо я сошёл с ума. Потом спас первых детей и решил их тоже здесь скрыть. Но на следующее Утро они пропали. Так я понял, что Авила, скорее всего, просто сочла меня уже мёртвым и перестала распространять на меня правила. Либо я не знаю, — Пал Палыч сложил руки в крест. — Да и вообще понятие «правила» тут растяжимое. Само устройство дыры не до конца мною изучено, как и правила игр и сами игры. И Авилу я не видел ни разу в жизни. С одной стороны я, может, и знаю больше вашего, но с другой нахожусь в равных по сравнению с вами условиях. Стоит мне раскрыть свое существование, как вместе со мной погибнут и все знания. Истинная причина, по которой я начал подбирать выживших — передача информации. Да, мне не верили. Да, меня обвиняли во лжи. Да, дети плакали. Но как бы не восприняли всю ситуацию, ее не изменить. Хотите верьте, хотите нет.

Из хитрого лиса Пал Палыч в глазах Максима превратился в маленького беззащитного котенка, который находил меж двух огней и которого почему-то было сильно жаль. Максим хотел ему верить, но верить в Авилу не хотелось, это казалось глупым. «Ну ничего, подождем утра. И будем молиться, чтоб проснулись мы все дома — не в этом доме, а у себя дома», — Максим оглядел всю группу из двадцати одного человека. На лицах самых маленьких детей больше не было счастья, играть им по таким правилам совсем не хотелось. Алмазные слезы текли из их маленьких глаз-бусинок, ниточкой оставляя след. Они, видимо, верили Пал Палычу безоговорочно.

— Тогда с чего решили, что это её проделки? — Олег спросил это с лёгкой ноткой издёвки, ставя под сомнение слова Пал Палыча.

— Ась?

— Вы сказали, что не видели Авилу, но при этом утверждаете, что именно она похитила нас всех. С чего такая уверенность? Уж если существуют новеи, то, думаю, и другой нежити не избежать. Так где гарантия, что это именно она?

— О, она моим друзьям оставляла много подсказок, уж поверьте. И вам оставит.

— А можно вопрос? — Пал Палычу было несложно догадаться, кто это спросил.

— Максим, давай договоримся: без лишних официальностей. Спрашивай в лоб, без вступления. И ещё раз всём напомню, что ко мне можно на «ты».

— Вас зовут Павел Павлович полностью, так? Три сотни лет назад такие имена, конечно, были, но сокращение — Пал Палыч, вряд ли. Так откуда оно? — Максим все пытался подловить Павла Павловича на обмане, пытался найти крошки ложи в каждом его слове, придираясь к каждым мелочам. Не могло же всё сказанное Пал Палычем быть правдой! Максим не верил в это. Не хотел.

— Ну так я что, немой, что ли? И глухой? Я же с детками общаюсь, а через них новые словечки узнаю. Каждый век столько слов! А помню, был один мальчишка, которого все Палом звали. Я и спросил, что за имя такое чудное. А он ответил, что это лишь сокращенная, версия имени, а полностью его зовут, как и меня — Павлом. Вот совпадение-то! И мальчишка мне тот очень приглянулся, жаль, что покинул меня, — Пал Палыч шумно и горестно вздохнул. — Я уж стараюсь ни к кому не привязываться — больно отпускать. Возможно, Авила знает обо мне, и таково моё наказание за непослушание — вечное одиночество и вечное прощание. Единственное, что могу для вас сделать, это пожелать удачи, детки. Боритесь... Ну всё, сейчас снова заплачу! — Пал Палыч шмыгнул носом и достал из кармана цветастый платок, высморкался. Всё дети, как по команде, хором зарыдали — и не тихо, как ранее, а не стыдясь, во весь голос. К ним присоединялись некоторые взрослые, не скрывая своих эмоций. Комната, казавшаяся ранее наполненной счастье и уютом, запуталась в хрустальные слезы, холодную грусть и жуткое осознание безысходности. Даже Ксюша не выдержала — заплакала, шепча:

— Да не может быть, не может быть...

— Конечно, не может быть! Это всё бред, Ксюш, вот увидишь! — мягко взяв Ксению за плечо, Максим принялся гладить её, успокаивать.

— А если правда? Если мы завтра проснёмся где-то далеко-далеко отсюда?

Максим даже думать о таком не хотел. Как и обо всём плохом. Может, поэтому он не рыдал, как другие?

— Ну вот завтра и посмотрим! Что зазря тратить слезы. Будут ещё поводы всплакнуть, хотя я искренне хочу верить и надеяться, что это всё — бред, наваждение, ошибка.

— Поаккуратнее с надеждой — она как наркотик. И не обманывай себя, сам прекрасно понимаешь, что мы в плену у Авилы — слишком много доказательств в её сторону, — Максим не заметил, как к ним подошёл Олег, всё так же спокойный, не паникующий и не плачущий.

— Они неоднозначны. Такое могла не только какая-то новея из сказок провернуть, — мягко возразил Максим, намекая на людей. Олег усмехнулся.

— Ага, конечно, — сколько язвительности было в его словах! — Ладно, не будем торопить события. Ты не думай, что я навязываю своё общение, просто ты показался мне одним из самых нормальных. Задавал дельные вопросы, не паниковал. Только в начале лоханулся, но с кем не бывает.

— Я сам хотел с тобой поговорить. Хорошо, что наше знакомство вышло удачным... Олег? Тебя так звать? — Максим уже почти забыл о Ксюше, стоявшей рядом и слегка недоумевающей и растерянной.

— Да, думаю, это и так понятно, Максим, — последнее слово было произнесено с отдельным акцентом. — Ладненько, пойду я свою успокаивать, — Олег кивнул на Олю. — Мы с ней друзья с самого детства, несмотря на разницу в возрасте. Нехорошо её одну бросать.

— А ей сколько?

— Одиннадцать недавно исполнилось. Мне тринадцать. Вам? — Олег перевёл взгляд на Ксюшу. Его лаконичность немного смущала, и Максим недоумевал, почему лёгкое непривычное ощущение оставалось после каждого короткого предложения.

— Двенадцать, — Максим и Ксюша ответили одновременно, и Ксюша тут же продолжила: — Мы тоже просто... Друзья. Познакомились, правда, тут.

— Понятно, — Олег отступил на пару шагов назад и вместо прощания кинул: — Советую поскорее лечь спать — завтра будет тяжёлый день. И ко мне можно обращаться просто Олежа.

Холод пробирал до костей, ветер хлестал по щекам, но Максим никак не мог понять, откуда тот берется. Да и где он сам находится? Вокруг лишь маленькая комнатка, размером с туалет в доме Пал Палыча, стены её расписаны разными словами, цветами, символами... И чем больше Максим вглядывался в стены, тем меньше мог разобрать. Глаза будто намазали чем-то жирным или надели грязные очки — дальше своего носа Максим видел плохо и расплывчато, словно у него упало зрение до минус шести.

Сзади послышался смех, напоминающий журчание воды, и Максим резко повернулся.

Тихо скрипели ярко-желтые качели с красными сидениями. Прямо перед Максимом. Но он был готов поклясться, что пару мгновений назад их не было. Откуда? Что за чертовщина?

Голова гудела, совсем отказываясь работать, чёрные пятна в глазах заполняли комнату. Максима закрыл их, потер веки, а когда открыл, выпучил ещё сильнее, испуганно отходя назад.

— Ты... Ты кто такая? Откуда взялась? — Максим удивленно смотрел на маленькую девочку лет восьми, беззаботно сидевшую на качелях и болтающую тонкими ножками в белых чулках.

— Зови меня Кирой, — девочка весело улыбнулась, только от её жёлтых зубов, показавшихся из-за толстых губ, Максиму стало не по себе. — Я тут живу. Меня заперла она.

— Кто?

— Авила, кто ж ещё. Больше и некому.

— А за что?

— Не знаю. Я тут проснулась в ожидании следующего Утра и испытания. Думаю, это и есть моё испытание. Но одной мне его не преодолеть. Ты же поможешь мне? — её карие глаза светили янтарным огнём, узкие зрачки пристально уставились на Максима, а лелейно-милый и явно наигранный голос своей приторностью так пугал и колол иглами изнутри, что Максим решил не перечить Кире, кивая головой в знак согласия.

— Ура! Я наконец выберусь отсюда! — Кира захлопала в ладоши. Совсем как ребёнок, которым внешне и была, но почему-то Максим не видел в ней ребёнка. Словно она лишь пряталась за маской детской наивности, скрывая свои истинные намеренья. Но сказать вслух об этом он не решился. — Слушай меня, Максим, внимательно. Я знаю, где тут есть дверь — единственный выход отсюда. Знаю, что она заперта и знаю, где найти ключ от нее. Но сама не могу, как видишь. Тебе нужно найти его самому. Для этого, когда придёт время, когда ключ нужен будет тебе, как кровь, найди самое высокое дерево в поле зрения. На нём увидишь дупло, залезешь рукой в него, и там будет ждать тебя ключик. Поторопись, Максим, ибо время ограничено, а я не хочу вновь остаться одна, — Кира громко топнула ножкой, и от её удара вся комната содрогнулась, зашевелилась, начала менять форму и разрушаться. — Удачи, Максим! Я буду ждать тебя, мой спаситель!

Он не успел задать ни одного вопроса, что нервно кружились в мозге. Голова заболела ещё больше, ноги стали ватными, подкосились. Максим попробовал опереться на стену, но её сзади не оказалось. Перед глазами помутнело, и последнее, что услышал Максим перед тем, как упасть в обморок, был заливистый детский смех, напоминающий журчание воды.

* * *

Душераздирающий крик пронзил воздух молниеносной стрелой, резанул по ушам острым лезвием и разбудил Максима, заставив его подскочить на шерстяном одеяле, больно коловшем его полночи. Впрочем, глаз он не открыл, решив полежать еще немного перед тем, как разобраться, какого чёрта кто-то заорал.

Матрасов и раскладушек на всех не хватило, слишком много в этот раз было детей. Пал Палыч почесал курчавую бороду, вздохнул, даже чуть не всплакнул с того, что так неловко вышло, но делать было нечего — пришлось самым старших улечься на пол, устеленный шерстяными колючими одеялами из сукна. Максим в их число попал, как и Олег, и Ксюша — старше их было лишь трое человек. Спать было жутко неудобно, спина вся болела, но Максим толком и не мог заснуть. Недобрые мысли устроили банкет в голове, на котором орали и кричали, паниковали и пугались будущего. Утра. Авилы. И лишь когда часовая стрелка указала своим кончиком на час ночи, Максим погрузился в тайное озеро сна. Благо, в доме Пал Палыча было тепло, — даже жарко — спали все без вторых одеял.

Но отдохнуть даже во сне оказалось невозможным. Странный сон обрывками летал в голове, гонимый несильным ветром. Ярко расписанные стены, жёлтые качели, покрывшиеся местами ржавчиной, прямо как у Максима во дворе, Кира... Кира. Её белое платьице с пышными рукавами и рюшечками Максим запомнил отчётливо. И медные кудри, волнами ложившиеся на плечи. Пронзительные и глубокие карие — почти чёрные — глаза, закрадывающиеся в самые глубины души, пухлые губы с кривыми жёлтыми зубками и последние слова — мой спаситель. Как Кира их сказала! Они были переполненные надеждой и ликующим счастьем, детской наивностью и полным доверием Максиму, словно Кира знала его много лет. Максиму даже показалось, что в черных безднах у Киры мелькнула искорка надежды. Как можно было отказать ребенку, запертому в одиночестве в комнатке? Что Кира там говорила? Найти ключ в дупле самого высокого дерева, когда он понадобиться как кровь...

"Что за бред? Какой ключ, какое дупло? С каких пор ты выполняешь просьбы незнакомки, которую видел раз в жизни и то во сне. И очень даже просто отказать Кире — её же даже не существует, она лишь плод твоего воображения. Наверное, просто не до конца проснулся, вот и несу ерунду. Совсем уже с ума посходил из-за Авилы и Пал Палыча... Да, это из-за него такие сны странные снятся с незнакомыми девочками и их дикими просьбами!" — Максим фыркнул и перевернулся на бок, собираясь продолжить спать, но... Крик повторился, всё тот же, только теперь к нему добавился тихий шёпот и всхлипывание. Да что же такое происходит?

Максим резко поднялся и открыл глаза, желая высказать всё, что думает, тому человеку, что не даёт ему спать, но вместо этого лишь сам тихо вскрикнул, выпучив глаза.

Где он?

Где они все?

Максим оглянулся. Нет, всё так же рядом с ним вздымалась грудь Ксюши, чуть поодаль Максим нашёл спящего Олежу. И помимо них ещё четырнадцать то слегка поднимающихся, то опускающихся кучки, прикрытые покрывалом. Только одно спальное место было пусто. Его хозяйка прогуливалась по небольшому лугу, по короткой зеленой траве, среди абсолютно одинаковых чёрно-белых берёз. Она то запрокидывала голову к небу, всматриваясь в пушистые облака, то вновь опускала взгляд на шершавую кору деревьев, к которым доверия уже не было. Максим то смотрел, как она старается беззвучно плакать, то вглядывался в самую глубь берёзового леса до такой степени, что глаза начинало резать. Она его не замечала, стояла вполоборота, видимо, находясь далеко в своих мыслях. В конце концов Максим решил её окликнуть:

— Оль, всё в порядке? — он не боялся разбудить остальных. Чем раньше они проснутся, тем лучше. Ольга отпрыгнула и повернула голову в его сторону. Постояла, вытерла рукавом кофты глаза и всё же решила подойти. Сначала неосторожными шажками, то и дело оглядываясь, а потом как побежала к нему, упала на коленки рядом с его одеялом и заплакала в два раза сильнее прежнего.

— В порядке? Ничего не в порядке! Пал Палыч не врал, это всё Авила, новея эта, понимаешь? Максим, как, как такое могло произойти? Почему с нами, почему мы здесь, что за задания? — она тихо шептала, порою шумно втягивая в себя воздух и переходя на полный голос. Её наикрасивейшие длинные волосы были спутаны, они словно помрачнели, как и зелёные глаза, ставшие темно-изумрудными. Как же она сейчас напоминала испуганную Ксению. Девочки, что с них взять.

— Тише, тише. Слезами всё равно ничего не исправишь, — Максим совсем не знал, что сказать Оле, боясь из-за незнания задеть её неловкой фразой, учитывая её эмоциональность. Боялся прикоснуться к ней, даже не так посмотреть, сказать слишком жестко. — Давай успокоимся и разбудим остальных, подумаем вместе, что можно сделать, — его шепот ему самом казался криком среди тишины луга, на котором они проснулись. Золотое солнце весело светило, и можно было представить, что все люди, оказавшиеся здесь, просто ученики одной школы или близкие друзья, устроившие пикник в честь окончания учебы или чьего-то дня рождения. Как было бы хорошо,будь это правдой.

У Максима разрывалось сердце на миллион кусков, но он не мог подать виду, что ему тоже больно, тоже страшно, иначе они просто раскисли бы вместе. Ему тоже хотелось плакать, словно со слезами из него могло вытечь всё осознание того, что он, Оля, Олежа, Ксюша, да все дети, в плену. В одной большой смертельной игре. Их лишили всего: права выбора, свободы, будущего и семьи. И смогут ли они всё это обрести, было неизвестно.

— Ты говоришь совсем также как Олежа. Тот тоже всегда такой умный, — Оля утерла вновь новые соленые следы. — Я вам даже завидую чуть-чуть. Вы поистине сильные, коли так долго держитесь. Я сама так не могу, — она печально усмехнулась.

— Хочешь, раскрою секрет? — спросил Максим и получив утвердительный кивок, сказал: — Я тоже очень сильно боюсь. Боюсь Авилы и всего этого леса. Нового. Неисследованного. Мы не знаем, что нас ждет, и это нормально, что мы боимся неизвестности. Но этого от нас и ждёт она — Авила. Что мы растеряемся и дадим слабину, не выполним задание и умрём. И меня бесит её уверенность в этом. И я хочу доказать, что мы на что-то способны. Именно эта мысль придает мне сил и спокойствия, — какая же это была сладкая ложь. Всё было обманом, эта мысль и не возникала в голове Максима до этого момента. Придуманная только что, она все равно звучала пафосно и подбадривающе. — Ты же тоже хочешь доказать Авиле, что ты чего-то стоишь, так? Ты не хочешь просто умирать, верно? — Оля кивнула. — Так вперёд! Утирай слезы и не бойся, мы выживем, Оль. Неважно, кто наш враг — корни или Авила. Раньше и победить живые корни казалось невозможным, а в итоге что?

— Мы смогли уйти от них. Мы победили, — Максим впервые увидел улыбку на лице Оли. Такую чистую и искреннюю, что он сам не смог сдержать улыбки.

— Выше нос, Оль. Давай-ка разбудим всех и посвятим в правду, — Максим похлопал легонько Ольгу по плечу и встал, отвернувшись. Впервые он так много врал почти незнакомому человеку. Но ведь это ложь во благо, чтобы поддержать, так? Она не считается же за обман?

Глаза начало пощипывать, и Максим усиленно заморгал, вспомнил свои же слова и собрался. Не время плакать. Пора действовать.

Судя по звукам, Оля уже разбудила пару человек. Так чего ждёт он?

Потихоньку утихали всхлипы, дорожки, оставленные слезами, высыхали. Ксюша тупо смотрела на бордовую розу, цветущую около ближайшей берёзы. Своей формой цветок чем-то напоминал кровавый глаз. На фоне бело-черных деревьев и неоново-яркой травы он был тёмным пятном, совсем не вписывающимся в пейзаж. Чуть поодаль Ольга что-то шептала малышне, гладя их по головкам, успокаивая. Олежа ходил по поляне, меря шагами её длину. В самой середине луга Максим вместе с остальными сидел и ждал непонятно чего.

— Коли все успокоились, то чего сидим, штаны просиживаем, — вдруг разорвал тишину один мальчик лет пятнадцати и потянулся, видимо, тоже растягивая спину после весёлой ночки на полу. — Сомнений нет, что мы в полной... Не буду при детях. Но надо как-то выкручиваться из этого дерь...

— О чем я и говорю, — Олежа не дал парню закончить, перебив его, и брезгливо поморщился. Видать, не любил плохие слова. — Мы уже потеряли двадцать минут, рыдая и крича, как ненавидим Авилу. Только толка от этого — ноль, — он сорвал пару травинок и покрутил их в пальцах. — Что за задание, мы понятия не имеем...

— Но зато есть предположение, куда надо идти, — Ксюша словно только что проснулась, встрепенулась и кивнула головой в сторону широкой дороги, приглашающей ступить на неё. Она манила, ждала детей и словно была раскидана для них. Не заметить её масштабы было невозможно, конечно же, она первым делом заинтересовала всех тех, кто не плакал и не успокаивал, не сыпал проклятия в сторону Авилы. Другими словами, только троих: Ксюшу, Максима и Олежу. Олег просто сбагрил все обязанности няньки на Олю, сказав, что она отлично ладит с детьми, умеет успокаивать, и надо бы сказать, что он не соврал. Детки и не только они видели в Оле старшую сестру, любящую их и дарующую тепло, защиту. Они стремились к ней, как цветки к солнцу, а её слова действовали на всех лучше всякого гипноза, несмотря на то, что сама Оля была младше многих. Чем больше Максим наблюдал, тем увереннее в его голове оседала мысль, что сейчас возраст не имеет значения.

— Да, но мы не знаем точно, что это за дорога и куда она ведёт, — возразил Олежа.

— У нас нет выбора. Оставаться на месте и тут ждать задания — единственную нашу отсрочку смерти — глупо. Идти через лес тоже, так только больше устанем, покалечимся. И Авиле точно не понравятся такие действия. Она сделает всё, чтобы вернуть нас на путь, — добавил Максим. Желания делать что-то у него не было, и каждое вымолвленное им слово, каждая мысль была результатом неимоверных усилий. Хотелось просто свернуться клубочком и оставить решение проблемы на других, но шило в одном месте, чувство ответственности и совесть не одобряли такого выбора.

— Тут ты прав. Так чего сидим? — Олежа обратился уже к сидящим людям. — Кого ждём?

Люди молча начали вставать, гонимые лишь мыслью "надо". Складывалось впечатление, что всю их энергию высосал Олежа, ибо только у него она была. Но он на это не обращал никакого внимания.

Непонятной фигурой шестнадцать ребят — почему-то именно в их группе не было ни одного совершеннолетнего человека — двинулись по широкой дороге, покидая луг с темной розой, еле волоча ноги. Впереди всех шли Олежа, Максим, Ксюша и Оля, словно вожди племени. Посередине в основном подростки от тринадцати до пятнадцати. Всё шествие замыкали совсем маленькие дети и два парня лет так шестнадцать. И это была их главной ошибкой.

Резкий хлопок и хор испуганных криков сзади заставил всех обернуться и увидеть страшную картину — на четверых малышей и двоих парней обрушилась гигантская клетка с прочной решёткой. Расстояние между прутьями было настолько узким, что туда могло поместиться максимум два-три пальца. Откуда она взялась?!

— Черт! Взгляните наверх клетки! — зло закричал Олежа и, подчиняясь его указаниям, Максим посмотрел наверх и ужаснулся ещё больше. Внутри клетки к её "потолку" была прикреплена стеклянная коробка, в которой некоторые свернулись клубочком и пока что никого не трогали, некоторые уже быстро расползались, обследуя коробку, а кто-то замер, свои пристальным взглядом прожигая дыру в теле. Кто это был? Змеи. Энергия сразу разлилась по телу, как и желание жить, обжигая своим холодом, смешиваясь с рождающимся страхом.

Желто-бурые змеи с огромными черными глазами высовывали свои темные языки, словно облизываясь перед трапезой.

— Кто-нибудь разбирается в змеях? — закричал Максим, оглядывая людей, дыша через широко открытый рот.

— Я, я их изучаю с раннего детства, — из толпы вынырнула девушка, и Максим узнал ее. Это была та самая "юная девица", которая перечила Пал Палычу и говорила про фей.

— Сможешь определить, что за змеи? — Максим с полными надеждой глазами посмотрел на неё, и она множество раз закивала, подошла поближе. Всматривалась в змей секунд пятнадцать, а потом испуганно прошептала:

— Это тайпаны — самые ядовитые змеи в мире, — она громко сглотнула и посмотрела на покрывшегося мурашками от одного слова "ядовитые" Максима. — Это и есть наше испытание?

— А мне почем знать?

— Ребят, смотрите, что нашла! — Ксюшин крик не принёс радости, только тревога больше запульсировала внутри. Ксения стояла с другой стороны клетки и Максим первый прибежал к ней, застав, как она рассматривала маленький чёрный экранчик, привязанный к прутьям решётки. Четыре цифры цвета крови вели отсчёт минут, секунд. На таймере оставалось три минуты и десять секунд...

— А что будет по истечении времени? — спросил кто-то из толпы, Максим не узнал его голоса.

— Потом эти змеи скорее всего упадут на них, — Максим кивнул на истошно орущих и плачущих детей и не менее испуганных подростков. Малышня уливалась слезами, хваталась за уши и головы, словно змеи уже ползли по их телам, парни кричали, просили их вытащить, трясли клетки, пытались сломать прутья, но безрезультатно. Клетка захлопнула свою пасть и не желала лишаться улова.

— Нужно найти какой-то ключ, и как я понял, судя по пяти скважинам в замке, то всего ключей пять, — Олежа облизнул бледные губы. — Проверьте карманы. Если там не окажется, то, к сожалению, придётся бежать отсюда без шестерых.

— Ты что рехнулся? Как мы можем их бросить? — Максим закричал на Олежу, испугав и удивив того.

— Макс, думаю, тут прав Олег. Сам посуди, через три минуты змеи упадут на добычу. Рано или поздно они разделаются с ней, и если мы останемся здесь, то будет риск, что змеи выползут и нападут на нас. Для них эти щели не препятствие, а путь на свободу, — Ксюша попыталась нежно взяла за руку Максима, но он выдернул свою из Ксюшиной.

— Да как ты можешь такое говорить?! Мы не можем их бросить!

— Не броса-а-айте нас! — эхом завопили пленные.

— Хочешь их спасти?! Ты уже спас одного, Максим! — Ксюша не сдержалась и тоже перешла на крик, стараясь перекричать пиканье таймера и крики, мольбы о помощи.

Как она могла только думать о таком? Бросить своих в плену, только чтобы спасти себя? И ей совсем не было стыдно? Максима трясло только от одной мысли о том, как острые зубы этих тварей впиваются в тела детей, пуская яд, отдирая клочья кожи.

— Ни у кого в кармане нету ключей? — Олежа даже не обращал внимания на ссору Ксюши и Максима. — Нет? Тогда выдвигаемся! Максим, ты с нами?

Олежа посмотрел на Максима. Максим посмотрел на таймер. Оставалось две минуты, сорок секунд...

"Ключи... Ключей... Пять... — Максим напряг все свои извилины стараясь догадаться, где спрятаны ключи. — Ключи...", — дурацкая затея посетила его мысли. Настолько дурацкая, что Максим сначала бы сто раз подумал, прежде чем совершить такое, но сейчас было не до раздумий. Времени не было.

"Плевать, что там говорилось про один ключ".

— Дайте мне минуту и выдвигайтесь. Я хочу попробовать кое-что.

— Ты знаешь где ключи? — холодно спросил Олежа.

— Догадываюсь, — Максим серьёзно посмотрел на Олега и убрал весь свой страх подальше. Повторял: не время, не место...

— Тогда у тебя ровно минута.

Слова звучали как приговор, но Максим был им благодарен. Он кивнул и быстро осмотрел все берёзы. Какая из них была самой высокой?

Вон та левая, тонкая. Среди десятков чёрных пятен Максим разглядел самое большое — дупло. Оставалось две минуты двадцать секунд.

— Эй, кто-нибудь, подсадите меня, чтоб я дотянулся до того дупла! — крикнул Максим и побежал к нужной березе.

Рядом с деревом цвела роза. И Максим догадывался, что она что-то символизирует, но никак не мог понять что.

Мускулистый высокий парень с широкими плечами согласился поднять Максима. Макс ловко удерживал равновесие, стоя на плечах, парень поддерживал его за икры. Руки бесстрашно влезли в дупло, и ничего не могло заставить их вылезти оттуда без добычи.

"Господи, пожалуйста, лишь бы сработало! "

Оставалось ровно две минуты.

Олежа скрипел зубами, но внимательно следил за Максимом. Ксюша закрывала себе рот, молясь, чтоб очередной сумасшедший план Максима сработал. Максим умолял Бога о ключах.

Десять секунд руки рыскали, как казалось, в вечной тьме, а потом:

— Олежа, Ксюша, ловите ключи! — радостно завопил Максим, нащупав холод металла.

— Кидай!

Максим не приглядывался к ключам, которые доставал. Быстро кидал их прямо в руки Олежи, а тот передавал то Ксении, быстро добегавшей и открывающей, видимо, каждую скважину, то Оле, которую Максим не замечал с того момента, как появилась клетка. Видать, потерялась до этого в толпе.

Когда последний ключ был пойман Олежей, Максима принялся слезать и крикнул:

— Кто-нибудь, скажите, сколько времени осталось?

Какая-то фигура побежала к таймеру, крикнула:

— Минута двадцать секунд!

— Замок щелкнул! — крикнула Ксюша, и Максим издалека увидел, как она открыла одну стенку клети. Четыре малыша и два парня молниеносно выскочили из плена, Ксюша закрыла дверь.

Дети вывалились из клетки побежали к Максиму, облепили его со всех сторону и начали повторять одну и ту же фразу:

— Спасибо, наш спаситель!

Максим засмущался, выпутался из рук малышни и сказал:

— Ну всё, побежали!

— Стоять! — в крике Максим узнал голос Олежи. — Таймер остановился. Внимательно осмотрите замок. Там есть какие-нибудь изменения?

Максим присел, чтоб быть на одном уровне с замком и осмотрел это дивное творение — замок и вправду был один. А скважин — пять и из них всех торчали бронзовые ключики с брелками, на которых было что-то написано.

— Олежа, подойди сюда, пожалуйста, — позвал Максим, и Олег явился спустя пару секунд. — Ты видишь это? — Макс указал на черные полосы, которые можно было сложить в буквы и тогда, если прочесть по порядку, учитывая, что на каждом брелке была лишь одна буква, получалось...

— А. В. И. Л. А, — прочитал Олежа. На пяти брелках — пять букв, складывающихся лишь в одно имя, приносящее ледяной ужас в душу. — Ладно, до этого я сомневался, что это проделки именно Авилы. Теперь нет.

— Посмотрите, тут ещё и на обратной стороне что-то написано, — Ксюша перевернула два брелка, Максим тоже перевернул два первых, Олегу остался последний.

На другой стороне брелка была не одна буква, а целое слово.

— У кого что? — спросила Ксюша.

— Первые слова у Максима, пусть он и начинает.

— Оставайтесь. На, — Максим сделал небольшую паузу, показывая, что больше у него ничего не было, — А у вас?

— Ночь. На, — пролжила Ксюша.

— Лугу, — закончил Олежа, вздохнул. — Я так понимаю, это приказ, друзья по беде мои. От самой Авилы.

— Так испытание выполнено? И что делать со змеями? — "юная девица" с пирсингом вышла чуть вперёд. Видимо, в Олеже, Максиме и Ксюше она видела лидеров, сильнейших. Как и все остальные, в том числе и Оля, стоявшая чуть поодаль. И все ждали именно их мнения. Приятно, конечно, но жутко смущало.

— Думаю, да, задание выполнено, — Максим поднялся с карточек, — а со змеями... — но закончить он не успел. На его глазах вся клетка вместе с замком и змеями начала рассыпаться, словно песочный замок от дуновения ветерка. Пару секунд — и от неё не осталось не следа. Максим усмехнулся и продолжил: — А со змеями проблема решена.

— Полная утилизация, — ехидно добавил Олежа. — Ладно, делать всё равно теперь нечего, давайте пока что исследуем окрестности, что ли. Всё равно лишь утро... — начало было Олег, но словно опровергая его слова, небо почернело, солнце спряталось за линию горизонта, а вместо неё зажглась луна и звезды. Мышцы резко заболели так, словно Максим весь день пахал землю на огороде у бабашки в деревне. Усталость заполнили его тело, проникая в каждую клеточку. Как же захотелось спать, но... Какого...

— Она пытается украсть и наше свободное время! — зло воскликнула Оля. — Я так устала...

— Но зачем? — пробормотал Максим и зевнул, потянувшись.

— Это чтобы мы не придумали, как её победить или обойти правила, я уверена, — пробубнила Ксюша. Все посмотрели на Олежу, который присел на траву и вздохнул.

— Думаю, что Ксюша права. Ещё таким образом, она показывает, что хозяйка тут она. Не забывайте, что она-то не знает, что мы многое знаем.

— Может и знает, что знаем, — Ксюша тоже вздохнула. — Но что делать-то?

— Спать, что же ещё. Завтра ждёт не менее трудный день, А спать хочется уже сейчас, несмотря на то, что все встали лишь полчаса назад. Так сказать, незаметно прошёл день, — видно было, как Олежа кипел от злости, Максим это чувствовал. — Но сдаваться всё равно нель... — он сладко зевну, закрыв ладонью рот, и все зевнули вместе с ним. — ...зя. Нам ничего не остается, кроме как продумывать план побега прямо во время заданий, — поймав кучу удивленных глаз, Олег усмехнулся. — А вы что, хотите играть по правилам? Если будете подчиняться Авиле, то проиграете, дорогие. Делайте и думайте, что хотите, а я спать.

Олег доковылял до своего одеяла и лег на него, свернувшись клубочком, и Максим решил последовать его примеру. Последние капли энергии он вложил в шаги навстречу своему колючему одеяло, завалился на него и пропал в царстве Морфея. Сил на печальные и безысходные раздумья об Авиле и слезы не хватило.

Беспощадное солнце палило слепящими лучами, рождая на теле капельки пота. В горле давно пересохло и покрылось сухой коркой. Неутолимая жажда пылала огнем в легких, жгла Максима изнутри. Ноги устало заплетались в коричневом песке, что, казалось, хватал за ступни своими рассыпчатыми руками и удерживал, тянул к себе. Горы сухого песка были нескончаемыми.

Сколько они уже шли? Час? Два? А может, полдня? Сколько Максим ни следил за Солнцем, оно не меняло своего положения, словно замерло в зените. Они думали, что были готовы ко всему. Но они ошиблись.

Рядом споткнулась и вновь упала Оля. Максим уже на автомате, привыкнув к этому, в сотый раз помог ей подняться.

— Максим, Олеж... Я больше не могу идти, — жалобно простонала она. — Ноги устали бороться с песком...

— Кто сказал, что ты не можешь? Всё ты можешь, пока есть ноги. Как говорил мой отец, пока есть голова, руки и ноги — все проблемы решаемы. Усталость, боль делают нас сильнее. Это лишь дверь на новый уровень, — Олежа старался говорить уверенно, равномерно, но сам задыхался, не зная, что лучше — дышать раскаленным воздухом, наполненным частичками песка, или задохнуться.

— Оля, ты всё можешь, — Ксюша тоже остановилась рядом с ними, погладив Олю по руке. — Вспомни маленьких ребяток. Двух парней — Сашу и Алексея. Вспомни, как они хотели жить, но... Не получилось. У них не было выбора — бороться или умереть. Но этот выбор есть у нас. Так давай примем правильное решение.

— Лучше не напоминайте мне о них! Вы не понимаете, как больно осознавать, что малыш, которого ты гладила по волосам, мертв! — Оля уронила слезинку. — Вы не понимаете...

— Мы всё понимаем, Оль, и это печально, что всё так закончилось, но мы не можем остановиться из-за них. Времени нет, — Олежа отвел взгляд, будто смотреть на Олю ему было больно. Максим нахмурился. Что сегодня с ним не так? Весь такой хмурый, задумчивый, слишком мягкий — раньше Олег никогда не успокаивал Олю, да и других не особо. Что с ним происходит? Неужели смерть шестерых так изменила его?

Это случилось утром. Максим в этот раз проснулся раньше всех — так он подумал вначале. Но ошибся, посмотрев на Олежу, бездвижно сидевшего и смотрящего на... Бескрайнюю пустыню. Легкий ветерок волнами заворачивал и поднимал несильно песок, солнце казалось красным. И Олежа смотрел на это всё, не шевелясь.

Недолго думая, Максим подсел к нему.

— Доброе утро, Олежа.

— Оно не доброе, Максим, — Олег говорил со странной и непривычной для него ноткой грусти в голосе. Глаза были красными. Он плакал? — Посмотри налево, где вместе спали четыре малыша и те два парня, которых ты спас. Саша и Алексей вроде. Они сдружились все вшестером, несмотря на разницу в возрасте. Посмотри на них, ну же.

Максим послушался и перевел взгляд на место, где спала шестерка. Но наткнулся взглядом не на них, а на...

— О Господи, — прошептал Максим, смотря на шесть изуродованных тел. Половины их лиц просто не было, зато виднелся оголенный череп. Правда, разбитый. У Саши не было одной руки, у одной маленькой девочки была распорота грудь. Всё это безобразие не было ничем прикрыто. Солнце освещало трупные пятна.

— Это Авила сделала с ними. На руке Алексея кровью была написана буква "А". Максим, ты понимаешь, что у них с самого начала не было шанса выжить? Брось мы их там — они умерли бы. Не брось — они все равно мертвы! Нам никого не спасти, — Олежа тяжело вздохнул.

Неужели всё было зря, неужели... Почему Максим не может никого спасти?! Что за смертоносное клеймо на нем?!

Максим молчал. Поэтому разговор продолжил Олежа.

— Я же вижу, как ты мечешься. Прячешься за маской уверенности и гармонии. Но это ведь обман, так?

— Да.

— Тогда дам тебе совет, делай как я: не пытайся детально раскладывать ситуацию. Прими её такой, какая она есть, смирись с фактом. Но не поддавайся воздействию Авилы. Не задумывайся, не спрашивай себя "почему я, где мы, что нас ждет?". Не сжирай себя изнутри, Максим. Только так выживем, — Олежа посмотрел на него. Сколько боли было в его глазах. — Давай закопаем трупы, пока остальные не проснулись. Скажем, что они исчезли. Думаю, что многие не готовы видеть такое.

— А как ты понял, что я готов?

— Ты сильный, Максим. Таких людей видно.

— А если бы ошибся?

— Я не ошибаюсь, — Олежа улыбнулся, но слишком натянуто. Ямочки появились на его щеках. Словно невыспавшийся косолапый мишка, он встал и направился к теперь уже мертвой шестерке. И Максим хвостом пошел за ним.

Песок резал ладони, жег их языками огня, но Максим продолжал раскапывать яму в пару метрах от места, где они проснулись. Вместе с Олежей они опускали туда трупы. И закапывали, хороня. И оба сердца обливались черной кровью.

Никто так и не узнал тайны Олега и Максима. Все проснулись, поспрашивали, погоревали, но по сравнению с тем, что могло быть при виде мертвых тел, это казалось мелочью. Больше всех расстроилась Оля, которая так сильно привязалась к малькам.

Внимательно осмотрев холмик, на котором проснулись, они нашли странный квадратный камень ярко-оранжевого цвета. Неровные поверхности скопили в щелках песок, но приглядевшись, можно было увидеть слова. Даже не так, текст, выбитый на камне белыми буквами.

— Идите вперед, ищите колодец, — всего лишь четыре слова прочитала Ксюша — единственная, кто смогла разобрать кривобокий почерк. — Больше ничего не написано.

— Ну колодец мы бы искали и так, без задания, — Максим невесело усмехнулся. — Только он может быть где угодно. Куда идти?

— Больше ничего не написано, — ещё раз терпеливо повторила Ксюша. — Самим выяснить, значит, надо. И как, я не имею понятия.

— Тогда пойдемте наугад, — вдруг предложил Олежа. Максим удивленно посмотрел на него. Обычно расчетливый, сто раз думающий Олег сейчас сказал это?! "Пойдемте наугад"? Нет, это совершенно не было на него похоже. — Скажем, вон в ту сторону, — Олег показал прямо перед собой и первым спустился с холмика.

— Чего? — не поняла Ксюша.

— Сам без понятия, — Максим пожал плечами. — Оль, он...

— Он никогда не делает ничего наугад, — тут же ответила Оля. — Впервые вижу его таким... Беззаботным, что ли.

Делать было всё равно нечего, Максим спустился к Олегу. Тот стоял, задумчиво смотря в даль, будто находился сейчас не в пустыни в плену у новеи, а далеко-далеко в облаках своих мыслей.

— Матрасы будем забирать? — спросил кто-то.

— Не надо, — тут же уверенно ответил Олежа. — Это лишь лишний груз. Спать, если что, можно и на песке. А потом... Придумаем что-то.

В путь двинулись уже десять человек, у двоих из которых была общая тайна.

Это тайна хранилась до сих пор — даже когда Максим с Олегом шли уже не менее часа. Температура, казалось, всё поднималась, головы пекло, и некоторые парни снимали с себя майки, футболки, чтобы покрыть голову. Оля сняла кофту и предложила Ксюше идти рядом с ней, чтобы ее кофточка покрывала головы обеих. Это было, конечно, хорошее предложение, которое Ксюша приняла, но идти спокойно им было не суждено — Оля постоянно падала, кофта соскальзывала, и затея теряла всякий смысл.

Максим оглядывался и каждый раз видел одно и то же — девять подростков, устало шагающих по нескончаемой пустыне, лишенных капли воды и обреченных на вечные муки. Губы Максима пересохли, потрескались, майка липла к потному телу.

— Максим, я... Я не знаю, сколько ещё продержусь, — к нему подошла Ксюша. Ей путь давался особенно тяжело.

— Можешь опереться на меня, если будет легче, — каждый слова рождались с ноющей болью, говорить было мучительно трудно, но общение, словно лекарство, словно глоток холодной воды спасало и отвлекало. Максим смотрел в глубокие глаза Ксюши, смотрел, как она преодолевала боль, усталость, песок, восхищался ею, хотел помочь, но боялся притронуться к ней. Боялся обжечь своими горячими пальцами.

— Нет, спасибо. Просто... Будь рядом, хорошо? Так легче идется.

— Хорошо, Ксюш. Держись, — это было всё, что он мог сказать. Сзади шли Олежа с Олей.

Вдруг спереди послышался радостный визг и возглас:

— Колодец! Я вижу колодец!

Все разом подняли головы, сердце забилось чаще, а сил словно прибавилось от одной мысли о воде.

"А вдруг иллюзия, мираж, обман?" — подумал Максим, через силу ускоряя шаг и пробираясь вперед. Но когда он увидел выпуклые серые бока колодца, он не смог уже думать ни о чем, кроме воды.

— Вода, вода, вода!

Они падали, вновь вставали, путались в горе песка, но бежали, горели изнутри желанием коснуться каменных стен колодца, чтобы убедиться в его реалистичности.

Максим до конца не верил в спасение, пока пальцы не коснулись бесцветных камней. О, Максим был готов расцеловать каждого из них! Ксюша и Оля подбежали следом... Только один Олежа шел не спеша, всё также находясь далеко в своих мыслях.

"Ладно, потом у него спрошу, что с ним происходит, а сейчас..." — Максим чувствовал, как выдыхает вместо воздуха пламя. Какая-то девушка уже набрала и подняла ведро воды, и Максим встал в очередь. Когда его губы коснулись холодного края ведра, а язык прохладной воды, Максим почувствовал себя вновь самых счастливым и жадным человеком во всем мире. Только когда вода уже не лезла в него никак, он отпустил ведро и закашлял. Прохлада нежно разлилась по всему телу, бодря и пробуждая силы. С подбородка капало, ненадолго оставляя на песке мокрые пятнышки.

— Ну что, напился? — к Максиму подошел Олежа, устало глядя на него одним глазом.

— Ага, — Максим довольно улыбнулся. — А ты чего не идешь?

— Попозже напьюсь сполна, — Олежа улыбнулся. — Я тут спросить хотел кое-что... Только давай отойдем? Это личное.

Олег взял Максима за руку и повел от колодца, от Ксюши, от Оли, от всех ребят. Что он хочется сказать?

— Максим, — он остановился, но остался стоять к нему спиной. — Максим, — повторил, но тише, — скажи, пожалуйста, ты бы смог меня убить?

— Что? — Максим удивленно и испуганно посмотрел на Олежу.

— То. Ты бы смог менять убить, если бы я попросил тебя об этом?

— К чему ты клонишь? Зачем это тебе знать? — Максим чувствовал, как сердце орёт о нехороших последствиях. Чувствовал, как паника нарастала.

— Значит, нет. Тогда спрошу другое. Она тоже тебе снилась?

— Кто?

— Кира. Рыжеволосая девочка в белом платье с рюшками и...

— Почти черными глазами, да? — Максим перестал понимать абсолютно всё. Откуда Олежа знает Киру? Она ему приснилась? Как такое возможно?

— Верно, — Максим услышал, как Олег рассмеялся. — Думаю, тогда ты поймешь меня позже, ведь ты следующий, Максим. Я знаю. Просто знай, просто запомни лишь один факт: она меня укусила. Она меня пометила. Теперь у меня только один выход, — Олежа повернулся с полуухмылкой к Максиму. В его глазах дрожал огонек безумия, а в руках... В руках был острый кинжал с черепом на рукоятке. Максим испуганно посмотрел на Олега, но сказать ничего не успел.

— Хотел тебя попросить, но придется самому, — Олежа направил острие кинжала к свою грудь, и... Максим подорвался с места, кинувшись к нему, но несмотря на то, что между ними было не больше двух метров, кинжал вонзился в грудь Олежи намного раньше, чем Максим успел схватиться за рукоять.

— Не-ет!

Громкий вопль Максима услышали все. Вопль, переполненный страхом, непонимания и скорби. Олежа упал на спину, и лучи озарили серебряный кинжал с черным черепом, торчащим в груди Олега. С его губ так и не сошла полуусмешка. Моментная смерть. Белая футболка погрязла к крови.

— Что случилось? — первой прибежала Ксюша и увидев это... Замерла рядом с Максимом. Оля, девица с пирсингом, сильный парень, который помогал Максиму залезть на дерево, все, все замерли рядом, не смея оторвать взгляда от Олежи, словно это могло осквернить его честь.

— Олежа... — тихо прошептала Оля. — Олежа... Олег...

— Как так вышло, Максим? — спросила Ксюша, но ответить он не успел. Вдруг, словно желая отведать крови, весь песок начал "ползти" к Олеже, прикрывая его собой.

— Что происходит? — Максим не смог различить, кто это сказал, он всё так же стоял, глядя на то, как труп Олега — нет, не так, труп его друга — исчезает под песком, а потом... Огромный выплеск песка устремился к небо к облакам, и Максим понял, что началось.

На месте смерти Олега родилась воронка, медленно, но уверенно перерастающая в настоящий водоворот. Только вместо воды она заглатывала тонны песка, вместе с ним и всех людей.

Максим проснулся от транса, в который его ввела смерть Олежи, и тут же приказал:

— Быстрее! Бегите как можно дальше от воронки и, главное, не падайте! Тех, кто упал — не спасать!

— Неужели ты сказал это? — рядом оказалась Ксюша, и Максим схватил ее за руку, будто боясь потерять.

— Ксюш, не время. Побежали!

Воронка все усиливалась, набирала обороты. Ближе всего к ее черной пасти была Ксюша, чуть повыше Максим, подтаскивающий ее. Они видели, как люди падали, начинали сползать вниз вместе с песком и сбивая других людей своими телами. Они слышали все истошные крики, они хватались руками за скользящий песок, но с места не двигались.

Песок резко содрогнулся под ногами, попал в глаза, как вдруг... Ладошка Ксюши выскользнула из хватки Максима. Он оглянулся назад, и время замедлилось, прямо как в фильмах. Ее пшеничные кудряшки летели вниз, рот приоткрылся, собираясь вскрикнуть от страха, а голубые глаза смотрели прямо на Максима, заглядывая в его душу. Она была такой живой, неужто сейчас...

— Ксюша!

Максим перестал дышать и вдруг понял, что не может оторвать взгляда от ее глаз. Таких родных, в которых прежде он искал спасения, как воду в пустыне. Как, как он может остаться без них?

Возможно это будет самым плохим и нелогичным решением в его жизни, возможно это даже будет его последним решением, но... Максим посчитал его самым правильным.

Это было очень легко — сдаться. Но Максим не сдавался. Он лишь принимал правильное решение.

Он оттолкнулся и прыгнул, противореча своим же словам. Олежа бы не одобрил такого выбора. Но Олежи не было рядом. Лишь Ксюша, которая никогда его не оставляла. И он ее не покинет.

Максим прыгнул навстречу черной бездне воронки, прыгнул навстречу Ксюше, схватил ее и прошептал:

— Если умирать, то вместе. Я не смогу жить, если ещё один дорогой мне человек умрет.

Максим услышал, как она заплакала, почувствовал, как одной рукой она обняла его, а другой попыталась схватиться за стенки воронки, но это было бесполезно. Он даже не пытался. Он смирился. Смирился со своим проигрышем.

Максим закрыл глаза и покрепче обнял Ксюшу, приготовившись к вечной тьме.

* * *

Глаза болели и чесались, словно в них накидали мусор и песок. Что-то то и дело щекотало щёку. Всё тело ломило и кидало то в жар, то в холод. Даже когда Максим открыл глаза, перед ними несколько секунд царил мрак.

"Я выжил? Я жив, где я?"

Перед глазами было небо, лишь слегка тронутое рассветом. Не все звезды ещё угасли, ещё не ушла луна. Ещё билось его сердце.

Максим не хотел вставать. Он устал, он хотел отдохнуть, а лучше бы даже умереть. Какой смысл просыпаться утром, если тебя всё так же ждет только одно — испытание.

"А Ксюша? Где же Ксюша?".

Максим с трудом поднялся с земли, зажмурив глаза. Руки тряслись, ноги не слушались, а голова словно стала весить в три раза больше. Еле-еле удерживая равновесие, он притронулся к своему боку, который пылал колющей болью. Повязка уже не спасала, и старая рана вновь обстреливала тело очередью болезненных пуль и импульсов.

Максим постоял немного неподвижно с зажмуренными глазами, привыкая и ожидая, когда боль хоть немного утихнет. Неподвижность немного тушила её пожар, но не до конца. Веки налились свинцом, не открываясь.

— Ксюша, — тихо прошептал Максим. — Ксюша, — уже громче, хриплым голосом. — Ксюша! — закричал Максим во весь голос и тут же начал захлёбываться кашлем.

Она ответила на его зов. Тишина на крик ответила молчанием.

"Её нет рядом? Но тогда где она? Я точно помню, что не отпускал ее, пока... Пока не потерял сознание", — да, так всё и было. Они долго-долго падали в полной темноте, казавшейся вечной, а потом упали на что-то, всё по прежнему оставаясь в полном мраке. Как бы Максим ни вглядывался в темноту — ничего не видел. Ксюша тихо всхлипывала и вроде ругала его за то, что он кинулся её спасать, но дальше всё было как в сизом тумане. Последнее, что Максим помнил — это обжигающее нежностью тепло ладошек Ксюши. Они не отпускали рук, боясь потерять друг друга навсегда в этой непроглядной тьме, а теперь Максим стоял один, чуть ли не крича от боли, с которой ломались его тело и душа. Опять зря. Опять его попытка спасти кого-то либо хотя бы умереть вместе с кем-то была напрасной. Рыжий мальчишка, Олежа, Ксюша... Где они все? И где он?

"Вдруг она просто без сознания? Не слышит меня. Если открыть глаза, как минимум, чтобы понять, где я? Где мы", — в последнее слово Максим особо не верил. Убедить свое плохое предчувствие в хорошем было той ещё задачей.

Он никогда думал, что просто открыть глаза — то, что делает человек каждое утро, — может быть такой трудной задачей. И когда Максим все же справился с ней, то открытые глаза зачесались, казалось, что каждая ресница исходит жутким зудом.

Максим принялся тереть глаза. "Отчего я таким больным стал? Что за напасть?"

— Максим, это ты? — знакомый голос прозвучал за спиной. Макс замер, сковываемый сразу тремя вещами: болью, радостью и подозрением. Откуда она здесь?

— О-оля? — Максим медленно повернулся, еле перебирая ногами.

— Максим! Ты жив! Какое счастье! Я думала, что останусь одна! — Оля ярко улыбнулась, и её улыбка пусть и была подобна утренним лучам, мягко прогревающим замершую под оковами ночи землю, но казалось какой-то ненастоящей, словно источником этих лучей было не огненное солнце, а искусственная лампа.

— Ч-что ты тут делаешь? — язык не слушался, голос дрожал, голова горела. А Оля... Оля выглядела весьма здоровой. Она стояла в метрах трёх от него и улыбалась. Максим всё приглядывался к ней, чуя, что с ней что-то не так, её словно подменили. Будь тут настоящая Оля, она бы уже подбежала бы к нему заплаканная и напуганная, а эта Оля вела себя чересчур спокойно. Может, Максим плохо её знал?

— Меня сюда вынесла воронка, — она подошла чуть ближе. — Тебе, кстати, знакомо это место?

Максим огляделся вокруг. Они абсолютно точно были на каком-то лугу с высокой травой и... Подождите... Он знает это место!

— Да, я... Я знаю, где мы! — радостно воскликнул Максим, не веря своим глазам. Ешкин кот, так они же на Авиловом лугу! — Максим отвернулся от Оли, оглядывая родной и любимый луг.

— И где же? — Оля улыбалась всё шире, настолько широко, что видны были уже все зубы. Прежде милая улыбка начала казаться сумасшедшей.

— Ты что, не узнала? Это же Авилов луг! Мы дома! Помню, как тут с классом на экскурсии были, а летом я тут с Игорем играл в волейбол, — воспоминания заполнили голову радостным визгом, но пара мгновений — и улыбка ушла с губ Максима. — А вдруг это всё та же дыра? Только новая локация... И Ксюша ещё куда-то пропала. Что думаешь, Оль?

— О нет, это абсолютно точно настоящий Авилов луг в Лудонске. Он совсем не изменился с прошлого раза...

— Ага, всё такой же — высокая трава, рядом журчит прохладная речка, в которой очень круто купаться летом... — Максим мог ещё долго описывать все прелести это места, но его перебили.

— Да, а я помню высокий костёр, приносящий жуткую боль, чёрное небо, мои слезы, обжигающие щеки и причитание моих сестёр.

— Что? — Максим обернулся к Оле. Боль понемногу утихала в мышцах, заканчивалась ломка, но голова не переставала болеть. Может, он ослышался? Но повернувшись к Оле, он понял, что нет, не ошибся.

— О, забыла, что ты не знаешь, или, как бы сказал Пал Палыч — чуть не забыла некоторых деталей рассказа, — глаза Оли стали в прямом смысле слова красными, как раскаленное железо. Они ярким, излучающим опасность пламенем горели на фоне ещё темновато неба. — Возможно, тебе будет немного понятнее, если я приму такой образ? — вдруг лицо Оли покрылось мелкими дырочками, словно бурлящие молоко пузырьками, и начало растекаться, волосы стали менять цвет.

— Оля?.. — Максим не стал ждать конца зрелища, начал тереть что есть мочи глаза, молясь, чтоб это всё было лишь галлюцинацией, странным видением.

Когда он открыл красные раздраженные глаза, Оли перед ним не было вовсе.

— Ну что, такой я тебе больше нравлюсь? — напротив него на месте Оли стояла Кира. Та самая, с длинными медно-рыжими волосами, чёрными глазами и в белом платьице. — Ведь ты помнишь меня?

— Кто... Что ты такое? — тихо пробормотал Максим, отходя назад.

— Я? А ты ещё не догадался? — Кира нахально улыбнулась.

"Нет... Нет, этого не может быть! Только не она, это невозможно, я не верю!"

Максим стоял и молчал, хотя давно знал ответ.

Перед ним стояла не кто иная, как Авила.

— Ты не можешь быть новеей, — неуверенно промямлил Максим. — Ты... Ты не можешь быть Авилой!

— Почему? Почему, Максим? Потому что я была той, которую принимали за Ольгу? — Кира, или теперь уже, наверное, правильнее будет сказать, Авила рассмеялась. — Хочешь раскрою правду? Ольга давно мертва, — она изменилась в лице, вмиг перестав улыбаться, выражая лишь страшную дикость и холодную жестокость. — Она умерла ещё на первом уровне моей игры, там, в лесу с корнями. Я лишь приняла её облик и сделала так, чтобы Олег или — как все его называют — Олежа ничего не заподозрил. Я влилась в вашу компанию, следила за вами изнутри...

— Зачем, Кира? Зачем был весь этот цирк?! — Максим закричал, не опасаясь гнева Авилы. Ему было всё равно, слезы стояли в глазах. Столько времени... Они были обречены с самого первого дня, когда сблизились с Олей, с Авилой! Её план был гениален, надежен, как швейцарские часы.

— Кира? О, а как же бы ты иначе догадался о ключах в дупле? — она сделала шаг ему навстречу, но он шагнул назад.

— Зачем ты тогда помогла?! А потом всё равно убила тех шестерых. Зачем?! Где логика?

— Где? А как ты ещё не понял, что каждое ваше испытание было проверкой какого-то качества или черты характера, — Авила назло растягивала слова, ухмыляясь и показывая жёлтые зубы. — Первое — на скорость и физическую силу. Вы должны быть очень сильными, чтобы убежать от корней. Второе — на мягкость характера. "Мягкий" человек, конечно же, кинется спасать попавших в беду людей, а "твёрдый" решит, может, и скрепя сердце, но бросить попавших в плен. А третье — на выносливость. Скажи, сильно тяжело было по пустыни идти?

Вот же... Тварь. Других слов Максим не мог подобрать. Мало того, что запихнула и подвергла жутким пыткам, так ещё и издевается!

— Да, а еще там погиб мой друг, — скрипя зубами, ответил Максим. Как же он был зол. Столько людей убила эта тварь и даже не сожалеет! Страх тут же отошёл на второй план. Первый занял гнев.

— О, Олежа, — Авила нахально улыбнулась. — На самом деле, не только он, — она протянула это так долго, так приторно, что Максиму захотелось стукнуть её по лицу, ударить так, чтобы кожа тут же стала алой, как солнце во время рассвета.

— Кто ещё? — Максим выплевывал слова с лютой ненавистью, чувствуя, как закипает и вот-вот взорвётся.

— Все.

Тишина зазвенела над лугом.

Максим почувствовал, как внутри у него всё упало. Страх, гнев, боль, всё ушло вместе с теми, кто погиб. Вместе с Ксюшей.

Почему-то именно Ксюшу было жалко больше всех. Наверное, потому что остальных Максим особо не знал, но если бы у него был шанс спасти хоть одного из них — путь даже не Ксюшу — он бы спас. Протянул руку помощи, забрал бы собой... А куда? Куда бы он забрал? Сюда, к Авиле?

— Нет...

— Да, Максим. И этому есть оправдание...

— Какое может быть оправдано тому, что ты убила миллионы людей?! — закричал Максим. Так закричал, как никогда раньше. — Зачем были созданы Авиловы игры?! Зачем нужно было убивать?! За что?! За что, я спрашиваю?!

— Если ты успокоишься, я всё объясню, — она играла с ним, дурила, как маленького ребёнка или пёсика, предлагая конфетку за выполненную просьбу. Максим раньше не знал, что можно кого-то так ненавидеть. Ему хотелось бежать, бежать подальше от Авилы, но он знал, что она всё равно его настигнет. Даже если он не побежит. Может, перед смертью хоть узнаёт что-то.

— Вот так, хороший мальчик, — Авила улыбнулась. — Держи историю за послушание. Давным-давно жила одна новея, которая силами намного превышала своих сестер. То есть я. Она стремилась к могуществу и власти, так как знала, каково жить на краюшку хлеба в день. Однажды, показав талант в чёрной магии, я вступила в клан к одним новеям и вскоре стала лучшей.

— А потом тебя сожгли.

— О нет, всё было не так, — хитрый огонек мелькнул в глазах Авилы. — Ты прав, меня сожгли, только я этого сама попросила. Однажды я увидела одно пророчество о себе, где было написано, что в двадцать первом веке, если мой дух перевоплотится в чужую физическую оболочку, оставив всю силу при себе, я добьюсь такой власти, что все мне будут подчиняться безоговорочно. Тогда я начала думать, как это сделать, и нашла один способ. Только для этого мне надо было умереть. Я попросила своих любимых сестёр сжечь себя под предлогом того, что совершила ужасный грех — конечно, это было ложью — и они согласились. Моя сила пробила дырку в пространстве, а дальше все, как рассказал Пал Палыч...

— Откуда ты его знаешь?!

— О, а ты глупее, чем я думала, — Авила закатила глаза. — Что непонятного, это такое же моё создание, как и корни. Я создала его, придумала ему историю и отправила встречать детей и рассказывать правила игры, чтобы они не дохли на первом же уровне.

Выходит, даже весёлый и дружелюбный Пал Палыч оказался ненастоящим? Точнее настоящим, но не... Максим не мог подобрать нужного слова.

— В общем, я стала ждать нужного века, но столкнулась с проблемой — мне нужна была физическая оболочка, но я нашла ей решение...

"Лучше бы не находила".

— ... Дело в том, что моя сила и дух стали растекаться без оболочки. В какой-то момент я была на грани потери контроля, ибо тяжело контролировать себя саму на расстоянии. При этом я очень много сил отдавала, чтобы удержать состояние этой дыры...

— И ты решила на последние силы выкрасть детей?

— Ага, ну разве не чудесно я придумала?

По лицу Максима было видно, что нет.

— Впрочем, плевать, что ты думаешь. Новая задачка появилась, когда я поняла, что не во всех телах я уживаюсь. Поэкспериментировав, я составила три важных критерия, которые мне нужны для комфортного вживания в тело, для ожидания того самого избранного, который мне принесет небывалую власть. Вот эта вот милая девочка Стеша победила в прошлых играх. Как ты понял, этими тремя критериями являются физическая сила, иначе тело не выдержит обряда вселения. Мягкость — чтобы именно мне было легко провести обряд, а то с эгоистом тяжеловато. Выносливость — чтобы выдержать мою мощь. А какой век, напомним, пожалуйста?

— Двадцать первый, — устало ответил Максим.

— Вот-вот. Понимаешь, к чему клоню?

— Кто избранный?

— Сначала я думала, что это Олежа. Он сильный, умный и на самом деле очень ранимый человек, который просто скрывал это. Я явилась к нему во сне, рассказала. Убежать он от меня не мог, — Авила кровожадно ухмыльнулась. — И когда уже начала конечный обряд, то... Поняла, что ошиблась, когда уже поставила свое черное клеймо и разорвать между нами связь было нельзя. То есть я рано или поздно бы вселилась бы в него. Это меня не устроило. Но я поступила по-хитрому, зная все тайны его характера. Я сказала: "Ты можешь сдаться и поддаться мне. Или же избежать этого, пожертвовав собой. Если выберешь последнее, то в память о том, что ты был храбрым и хорошо сражался, я обещаю спасти жизнь одному из вашей группы". Я потянула ему кинжал, острие которого была смазанно ядом и...

— Дальше даже не смей продолжать. Заткнись.

— Хорошо. Тогда ближе к делу. Но ведь ты, Максим, уже обо всём догадался?

— Что ты имеешь в виду?

— Я ошиблась в Олеге. Но не в тебе.

Максим посмотрел на Авилу как на сумасшедшую, которой она и являлась.

— И что я должен сказать? — Максим вздохнул.

— Ничего. Всё решено за тебя, — улыбка.

— Я так и думал.

— Тогда давай приступать к конечному обряду?

Максим испуганно поднял взгляд. Нет, он конечно, был сломан смертью Ксюши, но не настолько, чтобы самому умирать.

— Нет, не надо! — Максим не придумали ничего лучше, кроме как броситься бежать. Но далеко он не убежал. Что-то сильное и прочное схватило его за ногу, уронило и поволокло по земле. Максим оглянулся и... Словил дежавю.

Ещё тащило обратно к Авиле огромное сборище длинных травинок, которые, прямо как корни, объединились вместе.

— Неужели ты думал, что я выберу этот луг просто так? — глаза Авилы снова загорелись красным. — О нет, ты даже не представляешь, какая у нас с ним связь. Не зря же он зовётся Авиловым!

Трава, как бы глупо это ни звучало, поставила его на колени, опутала в кокон и закрыла рот, связала по локтям. Сбежать было невозможно. Спасти было некому.

"Неужели это конец?" — подумал Максим.

Перед Авилой сверкнул ярким пламенем какой-то шар и засветился, подобно Солнцу. Он излучал энергию и тепло, а потом из него, словно он Феникс, родилась книга — Максим отчетливо различил потёртый красный корешок и обложку, золотой рисунок дерева с узорчатыми ветками, полустертое название.

Авила открыла её жёлтые страницы и принялась что-то читать, и сколько Максим ни силился, он не мог понять, что она бормотала и на каком языке, но уж точно не на русском.

— Акоупо теньтье авено...

"Вот и всё"... — успел подумать Максим и... Расслабился под силой травинок. Больше не было смысла биться. Он прикрыл глаза и вспомнил всех, как вдруг почувствовал острую боль в руке.

— А-а! — он истошно заорал сквозь кляп и посмотрел на руку. В неё вонзилась чёрная толстая нить, исходящая от груди Авилы. Она становилась всё короче, притягивая Авилу к Максиму, а сама Авила становилась всё прозрачнее и прозрачнее... Максим выгнулся в спине, трясясь в агонии и посмотрел на небо. Красиво...

Вдруг неразборчивое бормотание прекратилось громкий вскриком. Боль в руке прошла и травы начали отпускать тело.

"Что происходит?" — Максим открыл глаза и увидел такую картину: Авила, окружённая пятью людьми, в странной позе сидела и рычала. Через её прозрачную кожу просвечивались зубы, скелет, мышцы... Мало что могло сравниться с этим.

— Трави её дедовским методом! Поливай! — закричал кто-то из пятёрки, и на Авилу со всех сторон из вёдер, бутылок, бидонов — где они их только нашли — полилась вода. Авила брыкалась, пыталась миновать струи, они действовали на нее словно лава, оставляя ожоги по всему телу, исходя в небо белым дымом.

— Поз-з-здно, — прошипела, словно змея Авила. Резкий хлопок, больно ударивший по ушам. Максим выкрикнул от испуга, закрыл глаза, упал на землю, а когда открыл, то Авилы уже не было. Вместо этого над ним нависал не кто иной, как...

— Игорь? — прохрипел Максим.

— Он самый, Маша-потеряша, — Игорь улыбнулся, и Максим вдруг понял, как скучал по нему. И по этой его наглой полуусмешке.

— Но... Как вы меня нашли? — Максим уже понял, что Игорь был одним из той чудо-пятерки, что спасла его от смерти, ведь вселение Авилы в его тело — пусть Максим не до конца понял, как это работает — явно хуже, чем смерть.

— Долгая история. Ты же знаешь, что мой папа — главный полицейский во всём городе. Так вот, он мне рассказал, что пропало шестьдесят три человека, в том числе и ты. Полиция не смогла такого не заметить. Начались поиски, было обследовано каждое здание города, но вы пропали бесследно.

— И что вы сделали?

— А тут сыграло роль очень важное совпадение — одна девочка по истории сделала презентацию на тему легенды "Авиловы игры". Тогда мы уже потеряли надежду вас найти. Ну и в моей голове щелкнуло, что возможно, пусть это и глупость, но всё же, может стоит пошарить по архивным записям. Я уговорил родителей сходить в архив и там нашёл, что ровно в тот же день в тысяча девятьсот двадцать втором году пропало двадцать детей, которых так и не нашли. Я рассказал отцу, он мне не поверил, но тут уже помог дед, который рассказал, что его отец рассказывал, как ему рассказывал его друг, что этот друг видел, как что-то по очертаниям напоминающее человека забралось в дом его соседа, а вылезло, держа на руках маленькую медноволосую дочку соседа, и убежало. На следующее утро стало известно, что она пропала вместе с двадцатью других детьми. Дед клялся, что это была Авила. Ну и мой отец, будучи чуть-чуть подвыпившим, растерянным, согласился допустить возможность существования новеи. Так он выдвинул у себя на работе идею, что новея крала детей, оправдывая всё тем, что в ту же дату, только два века назад, было тоже похищено около двадцати детей. Тогда мы занялись усиленными поисками информацией об Авиле. И нашли текст пророчества, в котором говорилось про избранного — ну ты знаешь, слышал. И что обряд пройдет ранним утром на Авиловом лугу. Тогда мы затаились тут и ждали вас с трёх часов ночи. Вот, дождались, — Игорь улыбнулся. — Ну чего ты как инвалид валяешься с глупой улыбкой? Вставай давай.

Игорь протянул свою руку, и Максим оперся на неё, всё также глупо улыбаясь, как улыбался весь рассказ. А когда встал, то первым делом обнял Игоря. Крепко, прижав к груди. Как обнимала Ксюша...

— Я скучал, Игрек. Очень.

— Это ты мне потом расскажешь. А сейчас готовься к вечным расспросам журналистов. Уверен, их будет много.

Максим оглядел всех людей и мысленно расцеловал их всех. Игорь был единственным ребёнком во всей операции, и то, наверное, только потому, что его отец сам участвовал в этом задании. Хотя всё равно было непонятно, как он смог уговорить отца на такое.

За горизонтом рождалось Солнце и кидало свои первые лучи на высокие травинки.

Он стоял напротив чёрного могильного камня. Он приходил сюда уже второй день подряд в свободное от интервью время. Журналисты в последнее время облепляли его со всех сторон, не давая прохода. Сначала это казалось увлекательной игрой, а сейчас... Каждое интервью было пыткой. Приходилось вспоминать всё. В том числе и смерти.

На чёрном холодном камне было выведено имя: Насупова Ксения Сергеевна. Памятник установили на пустой могиле, таково было желание семьи. Максим прикрыл глаза и вспомнил вчерашнюю встречу.

* * *

Он стоял напротив могилы. И совсем не заметил, как к нему сзади подошла девочка.

— Извините, а вы случайно не Максим? — прозвучало тихо, почти неслышно.

Максим оглянулся назад, ища источник голоса и... замер от удивления.

Позади него стояла Ксюша.

— Простите? — Максим оглядел ее с ног до головы, еле сдерживая желание обнять. "Подожди, дурак — может, это не она".

— Я видела вас по телевизору. Вы тот самый выживший в играх Авилы, так?

— Да, а... Мы знакомы? — сердце забилось быстрее. Девочка, как две капли похожая на Ксюшу, а может и являющаяся Ксюшей, которая просто разыгрывала его, улыбнулась.

— Боюсь, что нет, а вот с моей сестрой Ксенией, я так понимаю, что да, раз вы стоите напротив ее могилы. А ещё я замечала, что в день похорон вы приносили цветы, но стояли поодаль. И сейчас с маленьким букетиком пришли. Сдается мне, вы были знакомы.

Максим замер, не отводя взгляда от сестры Ксюши. Как же они были похожи! Те же самые пшеничные кудри, низкий рост, нос-картошка... Только глаза, глаза зеленые. Максим сразу и не заметил этого единственного отличия, опьяненный странной надеждой на то, что эта девочка — Ксюша.

— А вы Дарья, я полагаю? — он сглотнул и попытался улыбнуться. В глазах немного защипало.

— Да, а вы откуда знаете мое имя?

— Ксюша о вас рассказывала, — они немного помолчали. Дарья смотрела то на Максима, то на землю, словно стесняясь, но не уходила, будто хотела что-то спросить. И Максим решил ей помочь. — Вы что-то хотели спросить?

— Да, о моей сестре, — Даша загорелась, словно огонек.

— И что же именно?

— Как... Как она умерла? — Максим увидел в глаза Даши слезы и незаметно утер свои. Он снова посмотрел на Дарью, но не знал, что ей ответить. Правду? А какова она? От чего умерла Ксюша?

— Она умерла быстро и безболезненно. Авила ее усыпила. Навсегда. При помощи магии. Но я этого не видел, она мне так сказала, — Максим соврал. Просто потому что не знал, как сказать Даше правду, которую и сам не знал. Сколько ей лет? На вид десять. Совсем ещё ребенок. И как, скажите, вообще можно было рассказать ребенку о смерти его сестры?

— О, тогда... Это в любом случае лучше, чем если бы она погибла, тонув. Знаете, Максим, она очень боялась воды после того, как чуть не утонула в Абхазии. Главное, что она долго не мучилась, — Даша вновь отвела взгляд и всхлипнула. — Простите, что заставила вас вспоминать о том кошмаре, что вы пережили, наверное, это было ужасно.

— О нет, я благодарен вам, что дали повод вспомнить Ксюшу. Сам бы я не решился. Она была очень честным и сильным человеком, я поражался ее стойкости и выдержке, поражался ее огромной силе воли, — Максим сделал небольшую паузу, замолчав. Тишина на пару секунд окутала его вместе с Дашей. — Но, знаете, мне пора идти.

— Да, конечно. До свидания, Максим.

— До свидания, — Максим положил принесенный букет и направился к выходу с кладбища.

Нет, это снова было враньем. Максиму никуда не было нужно идти, просто он подумал, что сейчас Даша хотела бы остаться наедине с Ксюшей. И Максим оставил их.

* * *

Теперь был очень мал шанс, что Даша придет. Максим снова стоял напротив надгробия, все детали которого знал наизусть, но никак не мог покинуть его, уйти. Его будто тянуло магнитом к могиле Ксюши, словно своим присутствием и молчаньем Макс мог искупить свою вину перед ней, а он чувствовал себя виноватым. Это было нечестно, что он выжил, а она нет. Несправедливо.

Сзади хрустнула ветка. Максим даже не повернулся, чтобы проверить, Игорь это или нет. Было чуть за двенадцать, то время, когда у них назначена встреча у могилы Ксюши.

— Привет, — Игорь встал рядом с Максимом.

— Привет, ты, как всегда, пунктуальный.

— Ну прости, опоздал на восемь минут.

— Бывает, — Максим вздохнул. — Не буду долго тянуть кота за хвост, у меня есть важный разговор.

Игорь нахмурился.

— И что за разговор?

— Помнишь, я тебе рассказывал об Олеже?

— Ты о том парне, который покончил жизнь, заколов себя?

— Да, о нем. Так вот. Пока что отложи мысли о нем. И вспомни слова Авилы о Олеже.

— Какие именно?

— Об обряде и клейме.

— К чем ты клонишь? — Игорь нахмурился еще больше. Правда, его белые брови было почти не видно.

— Помнишь, она упоминала о черном клейме? Как я понял, когда это клеймо появляется, то связь между Авилой и ее жертвой становится нерушимой. Так вот, не буду долго размазывать... В общем... В общем, вот, — Максим закатил левый рукав пиджака, под которым скрывалось... Игорь ахнул.

— Нет, не может быть...

— Оно пульсирует, я чувствую, — огромное черное пятно, пускающее свои темные усики дальше, вверх к локтю, набухло и то поднималось, то опускалось. И весь этот кошмар происходил на руке Максима.

— Подожди, а ты пробовал его святой водой излечить? Авила боялась ее, как огня, поэтому тогда на Авиловом лугу мы и окатывали ее святой водой. Пробовал? Скажи, пожалуйста, что нет!

— Нет, я пробовал. Ему всё нипочем.

— А вдруг ты ошибаешься, и это не то самое клеймо?

— А что это, по-твоему? — Максим опустил рукав, закрывая клеймо. — Это точно клеймо! А ещё это место удара, в которое вонзилась какая-то черная хтонь, исходящая из Авилы. Она наверняка и создала это пятно...

— Тебя надо к доктору!

— Мне не надо к доктору, Игорь! Как ты не поймешь, что это магия — темная — и что наука тут бессильна. Да, это звучит глупо, но это так. Мы не можем ничего исправить! — Максим не заметил, как повысил голос.

— Неужели нет выхода?

— Есть. Один, — Максим посмотрел Игорю прямо в серые глаза, и тот всё понял.

— Не смей, даже не думай...

— У меня нет выбора. Иначе мир погрязнет во власти Авилы. Я не могу этого позволить. Не могу позволить, чтоб она это делала моими руками.

— Ты говорил, что суицид не выход!

— Авиловы игры меня изменили, — Максим вздохнул. — Тем более знаешь, Игорь, я очень сильно скучаю по Олеже и Ксюше. И если бы у меня был шанс с ними увидеться, то я бы отдал за это все. И сейчас у меня есть такая возможность, — Максим задумчиво, совсем как Олег, посмотрел на высокие небеса и прошептал: — И я ее не упущу. До встречи, друзья по беде мои.