Любовь... к книгам (гет)

Бытует мнение, что перед лицом конца света завязываются самые крепкие отношения — при условии, что обе стороны знают, что скоро мир придёт к финалу. Мол, суета отпадает, остаётся самое важное и дорогое.

При этом почему-то все забывают, что такие отношения по определению краткосрочны. То есть ничем не отличаются от разового флирта в ночном клубе, только наутро вместо похмелья — апокалипсис. Тоже своего рода похмелье, только для всей планеты.

Так рассуждала Анафема Гаджет, задумчиво глядя на одинокий мужской носок, свисавший с края тумбочки. Ньютон ушёл в кедах на босу ногу? В одном носке? Надел её гольфы для йоги? Зная степень его рассеянности, угадать было невозможно.

Анафема умела справляться со сложностями. Например, не подпускать Ньютона к своему тостеру и особенно блендеру (его суперспособность выводить электрику из строя по-прежнему была при нём). Или не обращать внимания на то, что её «парень» (как сказали бы в женском журнале) или «муж» (по консервативному определению её прапрапра…сколько-то раз бабушки Агнессы Псих) немного рассеян.

Но иногда — вот так, без всякой причины — Анафема переставала понимать, зачем ей всё это надо. И надо ли.

«Мы слишком разные», — пропел внутренний голос с интонациями Эллы Фитцджеральд, пока Анафема ловко подхватывала двумя пальцами носок и несла его в ванную — в ящик для грязного белья. «Мы слишком разные», — продолжил он настаивать уже с интонациями Эми Вайнхаус, когда Анафема почти всерьёз задумалась, не стоит ли начать курить. Чтобы успокоиться. Потому что, ко всему прочему, она злилась. Всё сильнее и сильнее. Чай с ромашкой не помогал. Мантра «тебе пора выйти из зоны комфорта» не помогала. Анафема ОЧЕНЬ, с больших, беспардонных, заглавных букв жалела, что дала Ньютону спалить новый сборник пророчеств⁽¹⁾.

Ладно, положим, она сама тоже приняла в этом участие. Но инициатива была его. А «те, кто сжигают книги, однажды начинают сжигать людей» (любимая фраза мамы). У Ньютона Пусифера в этом смысле была худшая наследственность из возможных.

«Нет-нет-нет, я просто придираюсь, потому что мне не на кого сорвать зло. А злюсь я потому, что чувствую тревогу. А тревогу я чувствую потому, что не знаю, как жить без пророчеств», — напоминала себе Анафема, стараясь дышать глубоко и спокойно. Она была взрослой женщиной. И ей пора учиться этому новому переживанию — миру абсолютной свободы…

Она прилежно убеждала себя, рассеянно намазывая крекер пастой из авокадо и одновременно бегло просматривая новости. Похоже, мир начисто забыл, что совсем недавно был на грани гибели… Чего и следовало ожидать. Всё было как обычно: банковские котировки, слухи и заявления, чья-то избирательная компания, где-то война, где-то вручают кинопремию, где-то какие-то учёные что-то открыли… Тонны и тонны бессмысленной информации.

«Свобода воли в условиях ограниченной информированности — это иллюзия». Эту фразу любила уже бабушка. Когда Анафема в детстве спрашивала, разве это нормально, что они живут «по указке» книги Пророчеств, бабушка всегда отвечала: «Пророчества говорят нам, что будет. А как нам поступать — уже наш выбор. Обычно в мире всё наоборот — никто не знает, что будет, поэтому всё время должны доверять кому-то, кто говорит, как поступить. Богу, правителю, политику…» Сейчас Анафема впервые поняла, о чём говорила бабушка.

Странно считать себя свободным, если не знаешь, что происходит.

Ньютона это, видимо, не смущало. Он вообще был довольно… доверчив. Если попадался человек, который чётко и ясно говорил ему, что делать, Ньютон слушался. Нет, Анафема вовсе не возражала, когда он слушался её, но проблема заключалась в том, что Ньютон доверял людям в целом. Он походил на дружелюбного сембернара, готового облизать и хозяина, и гостя, и почтальона… «и грабителя, ночью забравшегося в дом».

Это раздражало. Правда.

Анафема посмотрела на совершенно холодный чай. На недоеденный крекер. И неожиданно приняла решение: она найдёт какой-нибудь способ вернуть книгу. Агнесса Псих не была бы Агнессой Псих, если бы не предвидела, что Анафема передумает. Значит, оставила где-то подсказку…

* * *

Усевшись на пол по-турецки, Анафема сортировала карточки⁽²⁾. Сбывшиеся пророчества прошлого можно отсеять. И те, которые предки Анафемы успели разгадать, и те, о значении которых догадались только со временем. С остальным предстояло поработать. Но инстинкт потомственного толкователя твердил, что решение где-то здесь.

Так прошёл час. Наконец, уставившись на строки «И королева последний раз споёт в колеснице, объятой пламенем»⁽³⁾ — Анафема поняла, что так ничего не добьётся. Ну что ж… Доверимся «судьбе»?

Она сгребла оставшиеся карточки, бойко перетасовала и, не глядя, вытащила первую попавшуюся. Чтобы едва не застонать от разочарования. Нет, она узнала в этих строках себя. И даже свой многострадальный велосипед. Но эти события уже случились! Как раз… «Как раз перед тем, как пропала книга». Что-то абсурдное даже по меркам приближавшегося апокалипсиса в этой сцене, безусловно, было. И парочка на огромной спортивной машине, в которую она врезалась на ночной дороге⁽⁴⁾. И велосипед, у которого неожиданно появилось то, чего никогда не было. И момент, когда вдруг стало светло как днём… Анафема сначала списала всё на сотрясение мозга, но сотрясения у неё не было.

Хм… Она разыскала следующие по порядку карточки, и, по мере того как читала, сама не замечая того начала выбивать кончиками пальцев какой-то победный марш. Ага! Стало быть, этот нервный блондинчик, у которого очутилась её книга, был ангелом. И — она удивлённо приподняла брови — сильно возмутился её предположениями о своей ориентации. Анафема фыркнула: нечего было читать чужие мысли. Откуда ей было знать, что обращение «ангел мой» — не ласковое прозвище, а констатация факта? Ангел-букинист… Сверхъестественное существо с нюхом на книги. Это определённо могло сработать. И потом — ангелочек взял её старый сборник пророчеств. Хорошо, «нашёл», но ведь взял. Вот пусть теперь отыщет ей тот новый, который она сожгла. Qui pro quo⁽⁵⁾.

1) Следите за руками: сборников «Точных и аккуратных пророчеств Агнессы Псих» было два: один (старый) повествовал о событиях до Апокалипсиса, другой (новый) — после. Первым предки Анафемы пользовались несколько веков. Второй Анафема и Ньютон сожгли как только увидели, решив, что с них пророчеств хватит.

Вернуться к тексту

2) Старую книгу пророчеств Анафема потеряла. Но у неё осталась полная копия в виде карточек с расшифровками пророчеств. И она небезосновательно надеется, что если Агнесса предвидела всё, то в старой книге остался ключ к тому, что делать дальше.

Вернуться к тексту

3) Одно из пророчеств канона. Посвящено — хотя Анафема об этом не знает — горящей машине Кроули, в которой играет (как и всегда) группа Queen

Вернуться к тексту

4) Да-да, Анафема была, пожалуй, единственным человеком, способным на велосипеде (!) сзади (!) врезаться в Бентли. Конечно, Бентли сильно замедлился, а она, наоборот, разогналась, но всё же...

Вернуться к тексту

5) Ты мне — я тебе

Вернуться к тексту

Азирафаэль наводил порядок в подсобке, когда зазвонил колокольчик входной двери. Он вышел навстречу посетителю, изобразив самую что ни на есть радушную улыбку (как бы говорившую «Смотри что хочешь, но только не на во-о-он тех полках. И не вздумай ничего купить») — и остолбенел. Та самая девушка с велосипедом. Хозяйка книги пророчеств. Но как она его нашла?

Если бы он задал этот вопрос самой Анафеме, с невинным видом осматривавшейся в магазине, то она только закатила бы глаза к потолку. Конечно, ангелов нельзя отыскать с помощью маятника или амулетов. Зато их очень просто найти, зная их профессию и привычки.

Как букинист он обязан ненавидеть продавать книги. Это определяло район: такой, чтобы в магазин забредали раз в месяц, да и то — переждать дождь.

Как у ангела, у него должно было быть плохо с фантазией. Что означало: на убедительный псевдоним его вряд ли хватит. Либо «Джон Смит», либо настоящее имя плюс подходящая фамилия.

Конечно, у букинистов и так часто бывают имена вроде «Гидеон» или «Иеремия». Но Анафема разыскивала не просто библейские имена, а те, что подошли бы ангелам. За полчаса из длинного списка осталось всего четыре кандидатуры: Самюэль Годшайн, Натаниэль Танненбаум, Рафаэль Фидель и Азирафаэль… Смит⁽¹⁾.

Четвёртый выстрел оказался прямо в яблочко. Главное оружие ведьмы — не амулеты, а здравый смысл. Ну и хлебный нож иногда.

— Прошу прощения? — Азирафаэль старательно улыбался. — Чем могу быть полезен?

Анафема изобразила ответную широкую улыбку:

— Здравствуйте. Я разыскиваю одну книгу.

Азирафаэль облегчённо вздохнул. Признаков, что она его узнала, девушка не проявляла. «А вдруг она оказалась здесь случайно?» — пронеслось в его голове. За бесценную и единственную книгу пророчеств, попавшую ему в руки благодаря этой девушке, он, пожалуй, даже был готов продать ей что-нибудь особенное. Умеренно особенное… Почти популярное, но в хорошем состоянии… Одним словом, вы понимаете.

— Какую? — с немного избыточным энтузиазмом поинтересовался он.

— Очень и очень редкую. «Новые точные и аккуратные пророчества Агнессы Псих».

Анафема внимательно смотрела ему прямо в глаза и продолжала улыбаться. Совершенно особой улыбкой. С таким выражением лица обычно предлагают сделки по продаже души, уж Азирафаэль знал точно. Насмотрелся.

Воодушевление как рукой сняло. «И зачем ей теперь эта книга? Новых пророчеств там нет. Она представляет только библиографический интерес, и было бы преступлением не сохранить такой ценный экземпляр…»

Азирафаэль уже набрал воздух для пламенной речи на тему исчезнувших тиражей и сгоревших типографий. Как вдруг до него с запозданием дошло:

— «Новые»? В смысле?

— В смысле «новые», — развела руками Анафема. — Ну, вы понимаете — как «Новый завет». Тот, который после «Ветхого». Вторая часть. Продолжение. Сиквел.

С каждым словом она делала шаг, а Азирафаэль невольно отступал, пока не упёрся спиной в прилавок. Анафема тем временем решила его «добить»:

— Не та книга, которую вы у меня забрали.

— Я не…

— Я всё знаю, — отрезала она. — Можете оставить её себе, но помогите вернуть вторую.

Когда тебе предлагают сделку, это всегда плохо заканчивается. Всегда. Таков закон Вселенной. Сирены в голове Азирафаэля включились на полную. Но магические слова «оставьте её себе» (всё же — как ангел — он иногда испытывал муки совести) буквально потащили его навстречу неизбежному падению.

— Значит… — осторожно спросил он, — есть вторая часть? И… когда она выпущена? Какой тираж?

— Одна штука, — почти прошептала Анафема, подходя вплотную и заново прижимая его к прилавку. — И я её сожгла.

— Однако! Тогда как я могу вам её вернуть?

Анафема снова продемонстрировала ему улыбку голодного питона, гипнотизирующего макаку:

— Придумаете что-нибудь. Вы же ангел.

— Я не…

— Я всё знаю.

— Я не…

— Ложь — один из смертных грехов вообще-то.

— Я не…

— А кража — другой.

И здесь произошло редкое, но чрезвычайно важное событие: Азирафаэль разозлился. Он одёрнул полы костюма, отошёл от прилавка, резко развернулся и, наставив на Анафему указующий перст, пошёл в контратаку:

— Во-первых, не «смертные грехи», а «нарушение заповедей». Во-вторых, заповеди «не лги» не существует! Есть «не лжесвидетельствуй». Чему только учат современную молодёжь?!

Анафема смерила его флегматичным взглядом:

— Ну, меня учили оккультизму, астрономии, географии и древним языкам. А вас?

Азирафаэль честно хотел ответить что-то дерзкое, но смог только покрутить головой и с неудовольствием признать:

— Тому же самому. Кроме оккультизма, разумеется. Слушайте… — впервые за всё время с момента появления галстуков, Азирафаэлю стало настолько жарко, что он почти потянулся к вороту с мыслью его ослабить. — Я не имею права воссоздавать книгу, если она была уничтожена. Это может изменить ход истории.

Он даже не заметил, что только что бесповоротно признал себя сверхъестественным существом и вступил в переговоры о том, о чём не должен был. Анафема почти ухмыльнулась сама себе.

— Книгу и так доставили мне, — похлопала она ресницами. — Сжечь её было абсурдным проявлением индивидуальной свободной воли, более того — не согласовалось с моим характером. Так как это может изменить ход истории, м-м? И, раз уж мы перешли к философии, как вы относитесь к утверждению «рукописи не горят»?

Азирафаэль фыркнул:

— Как к абсолютной чуши. Сколько раз я наблюдал, как сгорали целые библиотеки, полные бесценных, совершенно бесценных фолиантов…

Перед его мысленным взором прошли самые страшные потери для мира книг. И ведь даже глиняные таблички, как оказалось, не вечны, потому что просто лопаются от пламени…

— Только наблюдал? — с невинным видом переспросила Анафема. — Или… — она кивнула в сторону книгохранилища, — не только?

В этот момент Азирафаэль понял, как он попался. Всё же, наверное, надо было чаще общаться с женщинами… Эм, в смысле, чтобы изучить их коварство.

— Послушайте, я — ангел. Неужели вы думаете…

— Вы букинист! — отрезала Анафема. — Не выставляйте меня дурой и не заставляйте поверить, будто вы способны просто «смотреть». Вы даже не смогли удержаться, чтобы не приделать моему велосипеду новые фары! Спасать знания — доброе дело, нет? И вы знаете массу способов, как спасти книгу, не навредив вселенной.

Это всё походило на какую-то ошибку. И ситуация. И его роль в ней. И стоявшая перед ним, уперев руки в талию, девушка. Люди… Азирафаэль их любил. Они были, ну… милыми. Иногда. И очень любили жизнь. Почти всегда. И они придумали много красивой музыки и вкусных пирожных, тогда как ангелы до этого не додумались. Но люди были рассеянными. Они любили сказки, иллюзии и фокусы. Всегда! И только эта девушка смотрела слишком пристально и знала, чего хочет, слишком хорошо. Она как будто вся состояла из ошибок, причём ошибок уникальных и неповторимых, как… «Как очень ценная книга».

Азирафаэль судорожно сглотнул. Мысли явно скатывались куда-то не туда.

— Я должен подумать, — сухо заметил он. — Дайте мне сутки.

Анафема кивнула.

— Хорошо, я зайду завтра в то же время. И не вздумайте даже переехать, развоплотиться или улететь на Альфа Центавра.

С этой фразой она развернулась на каблуках и была такова — только колокольчик прозвенел.

1) Годшайн (англ.) = свет бога, Танненбаум (нем.) = рождественское дерево, Фидель (фр.) = верный. В целом, на псевдоним ангелу сойдёт...

Вернуться к тексту

Анафема едва успела вернуться домой, как в дверь позвонили. Из доставки. Которую она не заказывала (разумеется).

Ощупав свёрток и поняв, что там книга, она даже на секунду подумала, что ангел принял решение быстрее, чем от него требовалось.

Но заглавие на обложке было другим. Как и сама обложка. Серая, невзрачная и клеёнчатая. На ней было выведено буквами некрасивого синего цвета: «Точные и аккуратные пророчества Агнессы Псих о семейной жизни Анафемы Пусифер».

— Ещё одна книга? — спросила Анафема у пустоты. — Вот так просто? Так зачем было гонять меня к Ази-как-его-там?

Книга по понятным причинам не ответила. Анафема пожала плечами и уселась читать. Первое время она одобрительно хмыкала. Затем периодически подносила ладонь к глазам. И, наконец, последнюю часть пролистала с каменным выражением лица.

Усомниться? Да нет, не в чем было сомневаться. Да и жизнь, судя по книге, у неё обещала сложиться не то чтобы кошмарная. Просто… такая как обложка: серая. С кошмарными синими буковками.

Особенно её поразил пассаж о том, что их с Ньютоном дочь (а был ещё и сын… сразу близнецы) унаследовала его рассеянность и в результате Анафема не могла её отпустить ни в школу, ни в садик. Только репетиторы. И только под личным присмотром.

До шестнадцати лет.

Сын при этом вырос рациональным мальчиком, скорее напоминающим её саму — как утверждала Агнесса. Сама Анафема не помнила, чтобы она была настолько угрюмой и необщительной… Ну если только иногда… Если только в детстве… Если только с незнакомыми людьми… Больше всего в жизни он любил по мелочи разыгрывать своего отца, из-за чего тот вечно попадал в странные ситуации: однажды мальчик так не хотел ехать в школу, что под его чутким «руководством» они с отцом добрались до соседнего города прежде, чем Ньютон понял, что что-то не так.

Это могло бы быть милым. Это должно было казаться милым. Анафема, видимо, просто никогда не понимала, как слова «милый», «забавный» и «нелепый» можно иногда воспринимать в положительном ключе. И даже если бы вдруг открыла в себе это умение, финальные пассажи о том, как к Ньютону подбила клинья «худая как жердь, оранжевая как солнце» девица, убедив того, что он прекрасен, замечателен и «подобен громоподобному и ненасытному полосатому животному» — вот это было ни разу не «мило».

Анафема захлопнула книгу. Дети у неё будут. Наверное. Возможно, они тоже будут рассеянными… или малолетними вредителями… Возможно, даже если она поседеет от их проделок раньше времени — ей будет не жалко. Дело не в этом. Но что-то в самой истории ей совсем не нравилось. В ней было маловато счастья и многовато какой-то безнадёжности, когда всё падает из рук.

Она ещё посидела так немного. А потом принялась решительно сгребать расплодившиеся по углам вещи Ньютона. Последней — уже после злополучного носка — в картонный ящик угодила его любимая кружка с изображением тигра. Ах, так вот откуда пассаж про «полосатое животное»…

Анафема запечатала коробку скотчем и уселась рядом.

Нет.

Так тоже было нельзя. Ей представились на секунду обиженные глаза Ньютона за стёклами очков и его искреннее непонимание, что же такого случилось. Анафема никогда не жалела людей. Ведьмы знают, что жалость непродуктивна. Но всему есть свой предел.

Она покосилась на книгу:

— Ладно, спрошу ещё раз… Есть шанс устроить всё так, чтобы он оказался в хороших руках?

Анафема закрыла глаза, перелистнула книгу и ткнула в строчку наугад. «Ответ скрывается под кожей». Что? А… она прощупала суперобложку. Так и есть. В одном месте явно был проложен листок. Она не без труда слегка расклеила обложку и выцарапала оттуда небольшую записку:

«Закажи три фунта зелени у старой заставы».

* * *

Дверной колокольчик в магазине Азирафаэля вновь зазвенел. Мелькнула мысль, что совершенно невозможная девица, посетившая его утром, наверное, что-то забыла. Это ни разу не объясняло, почему — вместо того, чтобы в мгновение ока сменить табличку на «Закрыто» и затихариться в подсобке — Азирафаэль со всех ног помчался навстречу.

Однако в дверях стоял всего лишь посыльный.

— Простите, я ничего не заказывал!

— Азирафаэль Смит?

— Да-да-да, но я ничего…

— Распишитесь!

Азирафаэлю требовательно подсунули под нос ручку, и он чисто машинально расписался. Спасибо хоть не полным именем. Мысли его витали далеко и почему-то постоянно возвращались к произошедшему несколько часов назад.

Посыльный всучил ему коробку и, раньше чем Азирафаэль успел ещё что-нибудь спросить, испарился. Нет, не буквально — всё-таки это был обычный посыльный обычной службы доставки — но Азирафаэлю показалось именно так.

В коробке лежала книга.

«Точные и аккуратные рекомендации Агнессы Псих по…» Чему?!

Азирафаэль всё-таки ослабил галстук. Какое-то время он поражённо молчал, но потом — просто ради порядка — заметил куда-то в пустоту:

— Мы едва знакомы!

И чуть попозже:

— Я об этом даже не думал!

И ещё чуть-чуть попозже:

— Это невозможно!

Пустота не ответила. Самым обидным было то, что у Азирафаэля не было ни малейшего шанса надеяться, что это шутка одного из коллег (даже Михаила, уверенного, что ничем другим смертные не занимаются⁽¹⁾) — или искушение «с другой стороны».

Перед ним лежала просто книга. Написанная просто человеком. Никаких лишних вибраций, эманаций и прочих признаков подвоха. Но она была написана единственным в мире настоящим пророком Агнессой Псих, поэтому в каком-то смысле целиком представляла собой подвох.

«Я только взгляну, что там».

Азирафаэль аккуратно протянул руку к книге и рывком открыл. Небеса не спешили падать на землю, что, впрочем, ничего не доказывало. Он углубился в чтение.

Инструкции действительно оказались Точными и Аккуратными. Особенно зловеще выглядели сноски вроде «Третья полка слева, пятая книга в ряду», намекавшие, что всевидящее око госпожи Псих проникало даже в самые секретные закоулки книжного магазина.

За окнами была ночь, когда Азирафаэль добрался до особенно возмутительного пассажа. И нет, он был посвящён не «прочим видам любви, приятным женщинам с Запросами». Это была фраза, набранная в два раза более крупным шрифтом:

«И не вздумай тренироваться! Особенно на ком-то другом».

— С чего бы я стал это делать? — пробормотал под нос Азирафаэль и перевернул страницу.

На него смотрела ещё более крупная надпись:

«ПОТОМУ ЧТО ТЫ АНГЕЛ».

Строчкой ниже, уже помельче, было добавлено:

«И потому, что ты учился танцевать гавот два десятилетия подряд»⁽²⁾.

* * *

Анафема бодрой походкой приближалась к книжному магазину. Дела были улажены и сети расставлены. С минуты на минуту Ньютон найдёт настоящую любовь своей мечты. Вернее, она в него врежется на самокате. Когда он будет переходить дорогу от пункта выдачи продуктов. Разумеется, Анафема позвонила ему ещё два часа назад с просьбой забрать заказ на шпинат. И, разумеется, он об этом забыл и теперь несётся со всех ног, не глядя по сторонам. Маленькое растяжение. Небольшое сотрясение. Очаровательные карие глаза напротив. Совместный визит в травмпункт. Вечером он позвонит Анафеме, но его голос будет уже немного виноватым. И вовсе не из-за шпината.

А она… что она? Её ждала книга и новая жизнь без разбросанных носков. Воодушевлённая этим, Анафема буквально впорхнула в двери под аккомпанемент победного звона колокольчика.

За прилавком никого не было.

— Ангел мо-ой, ты где-е? — нараспев протянула она.

По-прежнему ничего. И даже никаких звуков.

«Только бы он не решил всё же смотаться на Альфа Центавру».

Анафема воровато осмотрелась. Дверь в подсобку, судя по всему, была только одна. Рискнуть? Или ещё подождать? Под ложечкой засосало от тревоги. Она отчего-то была полностью уверена, что ангел никуда не смоется. Неужели ошиблась? Да нет, бред: он не оставил бы свои драгоценные книги…

Азирафаэль возник прямо перед ней. В облаке света и почему-то… сажи? В руках он держал приснопамятную книгу пророчеств.

Едва появившись, он оглушительно чихнул, от чего пепел засветился, разлетаясь чем-то похожим на рождественские снежные хлопья.

Облегчение Анафемы при его появлении, причём с книгой, граничило с эйфорией. Наверное, только этим могло объясняться то, что она сгребла Азирафаэля в охапку, притянула к себе за лацканы пиджака и звонко поцеловала в щёку.

То есть… Сначала в щёку. То ли она промахнулась, то ли он дёрнулся, но каким-то образом вышло, что их губы встретились. Где-то под потолком погас последний клочок пепла. Целоваться с ангелом было… очень неожиданно, но… Анафема не смогла сформулировать это «но» — что само по себе многое значило: ей редко отказывал дар речи.

Когда они разорвали поцелуй, то первым словом, хрипло произнесённым в две глотки разом было:

— Книга!

Спешно, но аккуратно «Новые точные и аккуратные пророчества…» были задвинуты на полку. Разбрасывая предметы одежды, будто хлебные крошки на пути в кромешную чащу леса, Анафема и Азирафаэль неумолимо двигались к подсобке.

Ковёр был пушистым, словно молодая травка. Они перекатывались друг через друга, суматошно шаря руками по коже, пока в какое-то мгновение вдруг не пришло понимание, что у них в запасе буквально всё время мира. И тогда они замедлились, со смесью любопытства и опаски изучая друг друга. Мир как будто встал в фокус. Чувства обострились.

— Да… — пробормотала Анафема.

Технически, ангелы изначально бесполы. Если не приложат определённых усилий. И не перестараются, приложив. К счастью, «Рекомендации Агнессы Псих» были не менее точными, чем «Пророчества».

Пальцы Азирафаэля прочертили глубокие борозды в паркете. Глубокие и светящиеся. В его сознании, почти гаснущем на пороге чего-то слишком беспредельного для такой мелочи, как человеческий секс, беспорядочно метались блики света и аккорды какой-то странной гармонии, не похожей ни на Музыку Сфер, ни на триоли Ада. Она становилась всё громче, пока не достигла высочайшей, запредельной ноты. Будто лопающаяся сфера абсолютного сияния, сметающая всё на своём пути.

Согревало осознание, что книга Еноха всего лишь хорошо сфабрикованная подделка⁽³⁾. И то, что Небесам абсолютно не было дела до того, что Азирафаэль творил в свободное время. Не после Апокалипсиса.

...Анафема, уютно угнездившаяся в кресле напротив Азирафаэля с его любимой фарфоровой чашкой в руках два часа спустя, никак не могла побороть ощущение, что так было всегда. И будет всегда. И что это правильно.

Азирафаэль думал приблизительно также. А что говорилось об этом в книге Агнессы Псих, они, возможно, когда-нибудь расшифруют. Если захотят.

1) Кинон. Для тех, кто смотрел — сцена, когда Михаил и прочие ангелы приходят в книжный магазин Азирафаэля

Вернуться к тексту

2) Канон. Что забавно, танцкласс был подпольным.

Вернуться к тексту

3) Апокрифический текст. Хотя в эфиопскую библию входит как канонический. Содержит описание эпизодов очень, очень тесного взаимодействия ангелов и смертных женщин. И последствий такого взаимодействия.

Вернуться к тексту