Слива-цеппелин (гет)

Гарри подставляет лицо теплому ветру, с удовольствием набирая полную грудь напоенного луговыми ароматами воздуха. Он стоит на вершине холма и видит отсюда сразу оба дома: Нору и причудливую башню Лавгудов. Нора манит его к себе обещанием знакомой уютной суеты, теплой выпечки, мягких объятий Молли, ее внимания и заботы, а башня… Там Луна, странная девочка с золотыми волосами, которая, может быть, вовсе и не нуждается в его помощи.

Он снова прокручивает в голове их разговор с Гермионой и свое предложение. Потом вспоминает, как Артур, столкнувшись с ним в коридоре министерства, тепло улыбнулся и сказал: «Ты совсем о нас забыл. Приходи, Гарри, Молли будет очень рада. Мы же все понимаем…» Он тогда промямлил что-то невразумительное и сбежал, а теперь испытывал за это стыд. Почему бы действительно не наведаться в Нору? Не преодолеть это? С Роном же у них получилось. Тем более что Джинни уже давно не живет с родителями…

Он долго разглядывает причудливое, словно собранное из детских кубиков строение, а затем переводит взгляд на башню. И тут замечает то, что окончательно определяет его выбор. Он обязательно навестит Молли и Артура, может быть, на следующих выходных или как-нибудь вечером после работы. Но сейчас перед ним стоит другая задача. Он должен убедить Луну принять его помощь. В конце концов, и Гермиона, и Рон поддержали его, а он так давно не испытывал это чувство локтя самых близких и дорогих людей…

— Ты улыбаешься, — сказала Гермиона, усаживаясь за столик, который он для них занял.

— Ты так говоришь, будто обычно я ненавижу весь мир, — фыркнул Гарри, втыкая вилку в резиновую на вид яичницу. На вкус она была такой же.

Надо было им все-таки выбраться куда-то в город, но и он сам, и Гермиона были так загружены, что очень часто времени хватало лишь на короткий и не слишком аппетитный перекус в министерской столовой.

— Слушай, ты что, уже освободила всех министерских эльфов? Как это вообще можно есть?

— Нет — на оба твоих вопроса, — сказала она. — В министерстве испокон веков готовят люди, а не эльфы, и делают это, естественно, не бесплатно…

— И очень зря.

— А что касается тебя, — проигнорировала его замечание Гермиона, — я действительно очень давно не видела этой твоей улыбки. А поскольку мы не пересекались несколько дней, я делаю вывод, что за это время произошло что-то приятное, — и, невозмутимо отправив в рот кусок жареной рыбы сомнительного вида, Гермиона подняла на него полувопросительный взгляд.

— Ничего особенного, — Гарри пожал плечами, отчего-то смущаясь. — Может быть, все дело в хорошей погоде?

— Может быть, конечно, все что угодно, — сказала Гермиона. — Но я знаю тебя с одиннадцати лет, Гарри Поттер. Так что выкладывай.

— Ну… нам удалось схватить того браконьера — помнишь, я рассказывал? Мы гонялись за ним больше восьми месяцев по всей Англии, — она кивнула, но не выглядела удовлетворенной ответом. — И мне удалось, наконец, выспаться… А еще я вчера был в гостях у Луны.

Гарри невольно хмыкнул, заметив торжествующий огонек в глазах Гермионы. Все-таки ничто в этом мире она не любила так сильно, как решать головоломки.

— Я думала, она не отмечает в этом году.

— Она и не отмечала… ну, можно так сказать. Мы столкнулись случайно на улице, и она пригласила меня на чай.

— И как она? — спросила Гермиона.

— Неплохо… наверное. Мы мало разговаривали.

Гермиона подавилась бубликом.

— Мы рисовали! — фыркнул Гарри. — Никогда бы не подумал, что ты такая испорченная... Я заметил, что она совсем не рисует в последнее время, и купил ей краски.

— И тебе удалось уговорить ее рисовать? — теперь Гермиона не улыбалась, а смотрела на него серьезно и внимательно.

— Да, что в этом такого? — удивился он.

— Ничего, но… Гарри, Луна уже очень давно забросила все свои занятия. Она оставила магозоологию и уволилась, когда заболел Ксено, а когда он умер — на полках перестал появляться «Придира». Мы все думали, что это временно, но время идет и ничего не меняется… Мы пытались ее растормошить, но тщетно. Она словно закрылась от всего мира. Знаешь, — осторожно прибавила она, — наверное, это очень хорошо, что вы вот так встретились.

Гарри только усмехнулся. Они оба понимали, что Гермиона имеет в виду. Он тоже закрылся, и случилось это не полгода назад, когда их отношения с Джинни рухнули окончательно, а значительно раньше. Это происходило постепенно, но чем дальше, тем сложнее было выбраться на поверхность, тем крепче становились засовы, тем привычнее тишина.

— Знаешь, сначала я думала, что Луна хочет как-то переосмыслить журнал, все-таки его движущей силой был Ксенофилиус, а его взгляд на мир был весьма… э-э-э, своеобразным, — снова заговорила Гермиона. — Я даже предлагала кое-какие идеи. Но ей это было совсем не интересно.

Гарри тоже вернулся мыслями к «Придире». Он решил не говорить подруге, что ее предложения вряд ли могли заинтересовать Луну, даже если бы та переосмыслила не только журнал, но и всю свою жизнь. Слишком уж разными они были.

Но зато у него появилась идея. Он многим был обязан Луне. А еще — общение с ней впервые за долгое время вытащило его из отстраненного равнодушия.

— Кажется, у меня есть план, — сказал Гарри.

— Мне начинать бояться?

Усмехнувшись, он кратко поделился с Гермионой своими соображениями. Какое-то время она просто смотрела на него, а затем кивнула, заставляя замершее сердце ожить.

— Да, это хорошая мысль. В конце концов, у тебя не получится убегать вечно, а для Луны это может стать прекрасным началом чего-то нового. Но ведь ты понимаешь, что теперь тебе придется поговорить с Роном, чтобы получить его согласие и обсудить кое-какие… моменты.

Гарри вздохнул.

— Понимаю.

На самом деле он уже не испытывал прежней скованности. А еще ужасно соскучился по Рону, которого столько времени видел лишь мельком и с которым они едва успели сказать друг другу пару десятков слов, ограничиваясь приветствиями и дежурными фразами.

Гарри находит Луну в саду. Она пересаживает маленькие серебристые кустики, похожие на нарциссы, длинные тонкие стрелы которых беспокойно шевелятся, то сплетаясь в клубок, то с легкостью распутываясь и трепеща на ветру.

— Гарри, — Луна улыбается, берет из тележки очередной куст и помещает в приготовленную заранее свежую лунку. Тот на мгновение замирает, пока Луна присыпает тонкие корешки землей, а затем словно отряхивается и с любопытством — иначе и не скажешь — начинает водить своими стебельками из стороны в сторону. — Это усики Мерлина, нужно было пересадить их месяц назад, а я вот только…

— Усики Мерлина? — Гарри хихикает.

— Ну да, — уверенно кивает Луна. — Его любимые цветы, между прочим. Они и правда очень красивые. Увидишь, когда расцветут, ближе к осени.

— С удовольствием посмотрю, — говорит Гарри и думает, что даже если у этих растений есть другое, официальное, название, он его знать не хочет.

— Хорошо, что ты зашел. Я как раз поставила в духовку печенье, перед тем как… ой! — Луна смотрит на солнце, быстро вскакивает и, на ходу скинув садовые перчатки, убегает в дом.

Гарри не остается ничего, как пойти следом. Он ругает себя, что не додумался захватить чего-нибудь к чаю, ведь, судя по всему, с печеньем Луну постигла неудача. В доме действительно пахнет печеньем, пряный, коричный аромат, такой неожиданный среди лета. Гарри улыбается ему как старому другу, до встречи с которым еще целая жизнь.

— Успела! — победно кричит Луна, доставая горячий противень большими кухонными рукавицами. — Как ты вовремя пришел.

Гарри нравится, что Луна не пользуется магией для каждого элементарного действия. Он и сам так не делает уже очень давно, с тех пор как магия перестала казаться чудом.

— Прямо гора с плеч, — неловко отшучивается он. — Вообще-то я стараюсь не навязываться без приглашений…

— Гарри Поттер, — строго перебивает Луна, — тебе не нужно приглашение в этот дом. Тебе всегда здесь рады.

— Спасибо, — он действительно тронут. — Мне нравится быть твоим гостем.

— Ну и прекрасно. Тогда сейчас мы будем пить чай с печеньем. А потом, когда ты расскажешь, зачем пришел, можем сходить к ручью. Что?.. — она замечает странное выражение его лица.

— Ничего… нет, правда, — он прячет глаза, стараясь скрыть отголосок воспоминания.

— Гарри! — снова возмущается Луна. — Объясни, в чем дело.

Она продолжает смотреть на него, и он сдается.

— В тот день, когда мы пришли к твоему отцу за помощью… В общем, он сказал, что ты у ручья. Вот и все.

— Ясно, — руки Луны опускаются вдоль тела, она смотрит перед собой невидящим взглядом — секунду, другую, а потом, встрепенувшись, кивает. — Я действительно провожу там много времени. Мы, знаешь ли, друзья.

— С ручьем?

— Да, с кем же еще, — кивает она и возвращается к своим хлопотам.

Вскоре они уже пьют чай, ароматный и вкусный, с нотками земляники — не в пример тому, каким угощал их Ксенофилиус, и в прямом смысле слова грызут печенье.

— Знаешь, по-моему, оно не должно так хрустеть, — говорит Луна.

— Мне фкусно, — только и может сказать Гарри, рот которого забит печеньем, а голова — мыслями о предстоящем разговоре.

Луна смотрит на него своими удивительными глазами и улыбается.

— Если ты говоришь это, чтобы сделать мне приятное, то тебе удалось, — говорит она. — На самом деле ― так даже еще приятнее.

Гарри кивает, не поспевая за ее размышлениями.

— Знаешь, — задумчиво произносит Луна, помешивая чай ложечкой — на самом ее краешке расправляет и складывает крылья медово-желтая божья коровка. — А ведь ты не рассказывал мне эту историю. Там, в Ракушке.

— Не хотел тебя расстраивать. Да и вообще, мы очень мало кому рассказывали о том времени, когда мотались по стране в поисках хоркруксов, — развивает Гарри свою мысль, радуясь так удачно подвернувшемуся поводу. — Не самые приятные воспоминания, сама понимаешь.

— Верно, — Луна делает маленький глоток и жмурится на заглянувшее в окно вечернее солнце. — Вспоминать о таком нелегко.

— Да, конечно. Вот только это не останавливает «Пророк», Риту и еще с десяток ушлых журналюг. Одно время они не давали мне прохода, а сейчас словно затаились… Как бы они не придумали какую-нибудь гадость. Боюсь, если и дальше отмалчиваться, рано или поздно я увижу на очередной обложке что-то вроде «Жизнь и обманы Гарри Поттера. Кто он — герой или преследователь Темного Лорда?»

Луна смеется.

— Но ты вовсе не обязан давать интервью, если не хочешь этого, — говорит она.

— Да, наверное, — соглашается Гарри и, немного помолчав, прибавляет: — Но что, если я хочу, но не могу найти того, кто не переврал бы мои слова, отыскивая в них двойное, а то и тройное дно?

— Уверена, среди магических журналов есть и весьма достойные. Например…

— «Придира», — заканчивает за нее Гарри.

— «Придира»? — Луна хмурится. — Но, Гарри, я приостановила выпуск «Придиры» и даже не уверена, что захочу когда-нибудь к нему вернуться. Душой и сердцем «Придиры» был папа…

— Да, я знаю. Прости, — Гарри протягивает руку и сжимает тонкие пальцы. — Но однажды «Придира» уже выручил меня, вот я и подумал… Представь, целая серия интервью, а потом, если захочешь, их можно будет собрать и опубликовать отдельно. Я спросил у Рона и Гермионы, и они не против. Но если ты уверена…

— Гарри, я… — Луна растерянно замолкает.

— Я все понимаю, правда. Но знаешь, даже если бы это было прощание с «Придирой», оно вышло бы весьма запоминающимся. Почему-то вся Британия хочет знать, как мы мерзли и голодали в той чертовой палатке, за которую я никогда не устану благодарить Гермиону и Мерлина. А мой лимит бессодержательных ответов, боюсь, подходит к концу…

— Гарри Поттер, уж не пытаешься ли ты меня соблазнить? — Луна прищуривается и внимательно на него смотрит, Гарри делает самое невинное свое лицо. — Если так, то тебе удалось.

— Правда? — Гарри не верит своим ушам.

— Конечно, — Луна наконец улыбается, и бархатное тепло этого вечера проникает под кожу и разливается в груди. — Мне и самой интересно услышать о ваших приключениях. И к тому же мне будет так приятно выручить друга, — ее глаза лукаво блестят.

— Спасибо тебе! — с жаром отзывается Гарри, несколько раз энергично кивает и закидывает в рот еще два печенья.

Чтобы Луна не видела его слишком уж довольную улыбку.