Слива-цеппелин (гет)

Гарри мнется у сверкающего афишами входа, высматривая Луну в текущей по тротуарам толпе.

Все началось со случайно оброненной фразы: «В общем, скитались как хоббиты с этим несчастным кольцом». Глаза Луны распахнулись от удивления, следом в них зажегся огонек любопытства, и Гарри не без удовольствия понял, что к интервью они в этот день больше не вернутся. Не меньше получаса он искренне пытался пересказать ей сюжет и при этом не запутаться в его хитросплетениях и толкиновской мифологии. А потом махнул рукой и предложил:

— Хочешь, сходим в кино? А еще могу принести тебе книги…

Луна захотела и то, и другое. Вот только выяснилось, что прежде она в кино не была, а поэтому засыпала Гарри новыми вопросами. За окном тем временем разлились густые, как сливки, сумерки, размывая силуэты холмов и деревьев. Гарри обнимал ладонями чашку, делился своими весьма обрывочными знаниями о кинематографе и почему-то чувствовал себя совершенно счастливым…

А теперь вот волнуется. Глупо как-то. Вряд ли Луна могла передумать и не предупредить его.

Нет, не передумала.

Она выныривает из толпы, словно яркая бабочка из травяных зарослей. И дело не в том, как она одета. На ней обычное маггловское голубое пальто и воздушный шарф нежной расцветки. Просто она излучает свет. Ровный таинственный свет, рядом с которым так тепло и спокойно. А единственная экзотическая деталь ее гардероба заставляет сердце Гарри сжаться в щемящем приступе ностальгии и едва выносимой нежности.

Два оранжевых шарика мерно покачиваются в такт ее шагам. Сливы-цеппелины. Она не надевала их целую вечность. Или это было только вчера?..

— Привет! — Луна оказывается рядом, и Гарри сглатывает, заставляя себя отвести взгляд от ее серег. — Мы не опаздываем?

— Да… привет. Нет, все хорошо, идем, — он пропускает ее вперед, слегка касаясь рукой спины.

Он сильно сомневается, что они выдержат девятичасовой киномарафон, но, когда на лице Луны появляется выражение тихого восторга, меняет свое мнение. А вскоре и сам проваливается в сюжет, отрываясь от экрана лишь для того, чтобы взглянуть на Луну и убедиться, что она не заскучала. Определенно нет. Глаза горят, губы слегка приоткрыты, а по лицу скользят тени переживаемых эмоций. Что-то легонько ворочается в груди Гарри, словно укладываясь поудобнее. Он опускает взгляд на сжимающие подлокотники руки Луны. Он думает, не холодно ли ей, но отчего-то не решается ни спросить, ни коснуться… а потом она вдруг легонько вскрикивает, когда клинок назгула пронзает Фродо, и сама нащупывает ладонь Гарри в поисках утешения. Он ловит тонкие пальцы и ободряюще сжимает. Они не холодные. Но он не выпускает их из своей руки до первого перерыва… так, на всякий случай.

Когда они расстаются в пустом переулке за зданием кинотеатра, сумерки совсем бледные, а воздух сырой и свежий. В отдалении слышны обрывки разговоров и смеха разбредающихся по городу зрителей.

Гарри нужно отправляться на службу через четыре часа, но сна ни в одном глазу. Луна молчит, она так глубоко в себе, что ему неловко нарушать тишину.

— Ну, до выходных? — говорит он чуть охрипшим голосом. — Надеюсь, тебе понравилось…

Она поднимает на него взгляд, и на мгновение Гарри кажется, что он тонет в их жидком серебре.

— Понравилось? Нет, Гарри, — его сердце падает, — это неверное слово. Я просто не представляла, что это… такое волшебство.

Сердце подскакивает обратно, к самому горлу. Он улыбается и чувствует себя так, словно сам изобрел кинематограф.

— Вовсе нет, — говорит Гарри. — Помнишь, я же тебя рассказывал — декорации, съемки…

Луна нетерпеливо отмахивается.

— Это другое волшебство, Гарри. А то, что в нем нет магии, делает его еще более удивительным. Мне нужно подумать об этом… И ты обещал мне книги, не забудь!

— Помню, — говорит он и делает небольшой шаг к ней.

Она смотрит на него с мягкой улыбкой.

— Знаешь, Гарри Поттер, ты тоже удивительный. Недавно я словно потерялась… а ты меня нашел.

— А я тебя нашел, — эхом повторят Гарри.

На кончике языка вертятся какие-то нужные, подходящие слова, но он мучительно не может их вспомнить.

И тогда Луна привстает на цыпочки и целует его в щеку.

— Спасибо тебе. Кажется, завтра я буду много рисовать. И не забудь — в субботу встречаемся в Хогсмиде.

Он машинально кивает, и она исчезает с тихим хлопком.

Какое-то время Гарри смотрит на опустевшее место рядом с собой, а потом выходит на проспект и бредет вдоль изредка оживляемой автомобилями трассы. Из головы не идут Лунины слова о встрече в Хогсмиде. Точнее — в «Кабаньей голове».

Серия интервью подходила к концу, хотя Гарри и не спешил, стараясь быть как можно обстоятельнее. Но все же еще одна-две встречи — и всем этим уютным мелочам, их новым маленьким традициям придет конец. Урокам рисования, походам к ручью, совместным чаепитиям, когда рассказать уже нечего, а расходиться не хочется… Внутренний голос подсказывал, что это вовсе не обязательно, и Гарри даже понимал, что он прав, но на душе было муторно. А теперь еще и этот поход. Но ведь он сам виноват. Сам, рассказывая о ночи, когда они с Роном и Гермионой пробрались в Хогсмид, заикнулся о том, что ни разу с послевоенных времен по-настоящему не навещал Аберфорта и что вроде как сожалеет об этом. Да, брат профессора Дамблдора был непростым человеком, и они не слишком друг другу понравились при первой встрече, но если бы не он, все могло пойти по-другому. Они могли бы никогда не увидеть неба, на котором больше не клубятся черные метки. Иногда они с Джинни наведывались и в Хогсмид, и в «Кабанью голову», но такого разговора, какого хотелось Гарри, так и не случилось. И вот стоило ему вскользь упомянуть об этом, как Луна пожала плечами и спросила:

«Так в чем проблема? Вот вместе и сходим. Я тоже с удовольствием повидаюсь с мистером Дамблдором».

Он попытался что-то возразить, но она просто сказала:

«Не усложняй. Гони мозгошмыгов прочь».

И он согласился. Потому что, кажется, разучился говорить ей «нет». А может, и не умел никогда.