Слива-цеппелин (гет)

— Скажи, а что стало с луной над вашим домом? — Гарри решается задать этот вопрос только в четвертую встречу.

Луна грустно улыбается, подтверждая его догадку.

— Это была папина магия. Он говорил, это напоминание о том, что меня здесь всегда любят и ждут.

Они снова сидят на Луниной кухне, на этот раз с тыквенным соком и какой-то, кажется, восточной сладостью, липкой и сочащейся медом, — для Гарри это немного слишком, но Луна с удовольствием отправляет в рот один ароматный ромбик за другим, каждый раз облизывая кончики пальцев. Больше Гарри не забывает наведываться в кондитерскую Шугарплама, а порой и в маггловскую — и всякий раз приносит с собой что-то новое. Луна с радостью пробует одну сладость за другой, в то время как сам Гарри угощается очередной домашней выпечкой.

«Разве это не я должна платить тебе за интервью?» — смеется Луна.

«Вовсе нет. У нас с тобой честный обмен. И потом, это ведь ты делаешь мне одолжение, не забыла?» — со всей серьезностью отвечает Гарри, и глаза Луны сияют загадочным лунным светом.

Уже два выпуска «Придиры» разлетелись по всей магической Британии и за ее пределами. И вновь возросшая популярность кажется Гарри честной платой за Лунину улыбку. В конце концов, от него не убудет, если он даст пару лишних автографов. И, несмотря на сетования Гермионы, Гарри знал, что та в целом разделяет его точку зрения. Ну а Рон и вовсе не выглядел огорченным заново поднявшейся суетой.

«Правильно, пусть не забывают, кто тут такой молодец», — заявил он как-то с самодовольной ухмылочкой, заставляя Гарри фыркнуть, а Гермиону — пихнуть мужа в бок. Но сколько бы он ни отшучивался, Гарри всегда видел, что из них троих именно Рон получает настоящее удовольствие от славы. Но почему бы и нет? Он заслужил каждое сказанное в его адрес хвалебное слово, как и вдвое возросший оборот «Вредилок».

— Когда мама умерла, папа очень страдал, — говорит вдруг Луна, и Гарри замирает с чашкой у губ. — И у него на всем свете осталась только я. А у меня — он. А теперь... теперь есть я и больше никого. Это так странно, Гарри. Будто я снова в Хогвартсе — ну, до того, как подружилась со всеми вами. Вот только сейчас я не могу быть кому-то хорошим другом.

Гарри молчит, потому что правильные слова опять потерялись в самый нужный момент. Но ему очень хочется дать ей понять, что она вовсе не одна. И в то же время он прекрасно понимает, о чем она говорит. Он любит своих друзей, свою работу, свою магию и, в общем-то, свою жизнь. Но то одиночество, которое окружило Луну в последний год, было с ним с самого детства.

— Ты мой друг, — говорит он наконец и ставит чашку на стол. — Хороший друг.

— Мне очень приятно слышать это, Гарри. Хотя сейчас это скорее можно сказать о тебе. Но я надеюсь, что когда-нибудь смогу отплатить тем же.

— Ты уже это делаешь. Правда.

Луна встречается с ним взглядом.

— Знаешь, в детстве Дурсли говорили мне, что родители погибли в автокатастрофе, — зачем-то говорит Гарри и замолкает, но Луна не отводит взгляда, и он находит в себе силы продолжить: — И что они были никчемными, беспутными людьми.

Глаза Луны расширяются, напоминая лесные озерца.

— У них что, в голове одни мозгошмыги?

— Да они сами... — Гарри отмахивается, не желая развивать тему.

— В человеческом обличье? — спрашивает Луна. — Да, такое иногда случается. Когда мозгошмыгов слишком много, они могут полностью захватить человека.

Мгновение Гарри смотрит на нее, а потом принимается хохотать. И чувствует, как какой-то крохотный болезненный сгусток растворяется без следа. Вытерев выступившие на глазах слезы, он тянется во внутренний карман и вытаскивает из него аляповатую открытку с алыми маками.

— Я тут поздравлял тетушку с днем рождения… не знаю, зачем, не спрашивай. Должно быть, просто привычка. Она, конечно, не ответила, но зато спустя пару недель мне пришло вот это, — он протягивает открытку, которую никому еще не показывал.

Луна с любопытством изучает маггловский рисунок, даже прищуривает один глаз и лишь затем читает вслух:

— «Привет, Гарри. Рад был узнать, что у тебя все хорошо. Если захочешь повидаться, я теперь живу на Чаптер-роуд, Кенсингтон. Случайно увидел твою открытку у матери. Она передает тебе привет и благодарит за поздравление. Дадли». Очень мило. Будешь отвечать?

Гарри пожимает плечами.

— Это так странно. Он ведь издевался надо мной все детство, понимаешь?

— Понимаю, — она ласково и рассеянно улыбается, а его обдает злым жаром.

Он вспоминает в ту же секунду. Луна Лавгуд. Полоумная Лавгуд. Пропадающие вещи. Подвешенная к потолку обувь. Вечно босые, замерзшие до нежной голубизны ноги.

— Почему ты на них не злилась?

Луна пожимает плечами.

— В людях редко встречается настоящее зло, Гарри. Гораздо чаще это страх, обида или отчаяние.

— Или эгоизм, — говорит он упрямо и вздыхает.

В нем самом никогда не было столько терпения. Впрочем, он ведь выжил в той семье. И даже почти нормален.

— А еще я злился на них, — вдруг говорит он.

— На Дурслей?

— На родителей, — Гарри смотрит на свои сцепленные в замок руки. — За то, что оставили меня одного, за то, что не сумели выжить… — он сжимает губы. — Они спасли мне жизнь, а я на них злился.

В кухне воцаряется тишина. В ней нет ничего гнетущего, просто кажется, что время обходит их стороной, омывает, словно два крохотных островка.

— Пойдем к ручью, — Луна поднимается и берет его за руку.

От теплого невесомого прикосновения на душе становится легче. Гарри кивает.

Они выбираются на улицу, спускаются по ступеням, стараясь не задеть сливы-цеппелины, и медленно бредут к задней калитке.

— Я не злюсь на папу, Гарри, — тихо говорит Луна, когда они оказываются за забором. — Я просто не понимаю, как теперь быть.

— Иногда я и сам этого не понимаю. До сих пор. Но ты как-то сказала мне — все, что мы теряем, обязательно к нам вернется…

— … но не всегда так, как мы ожидаем, — заканчивает Луна и смотрит на него. — Верно. Мне приятно, что ты запомнил.

Теперь уже Гарри берет Луну за руку и помогает ей обходить травянистые кочки, пока они спускаются в долину по извилистой, едва различимой тропке.

За последние три встречи он полюбил эти прогулки к ручью, который приветствует их знакомым веселым журчанием и свежестью. Луна, как обычно босая, сразу же заходит в прозрачную студеную воду по колено и наклоняется, чтобы поздороваться.

— Не помнишь, на чем мы остановились? — спрашивает она, разглядывая камешки на дне.

— Кажется, на мече Годрика Гриффиндора, — говорит Гарри.

Он садится на берегу и с удовольствием разувается, щупая прохладную траву пальцами ног.

— Верно, мы отвлеклись тогда, потому что я почти поймала заглота…

— Ага, — беспечно отзывается Гарри, а затем срывает и засовывает в рот тонкий молочный стебелек.

Это после первого интервью он волновался и не был уверен в том, что Луна запомнила хотя бы слово. Но, удивительное дело, она не только верно передала его рассказ, но и сделала повествование более ровным и красочным. Возможно, где-то среди всех этих диковинных вещиц, что он видел на втором этаже, у Лавгудов хранился домашний думосбор. Или Луна пользовалась каким-нибудь изобретением Ксенофилиуса, хотя Гарри сильно сомневался в их пригодности. Или же на самом деле Луна прекрасно запоминала, даже отвлекаясь на окружающий мир — беспокойный, живой, шепчущийся о чем-то своем на разные голоса. Казалось, Луна с легкостью могла завести непринужденную беседу с любым из них, при этом сохраняя в памяти каждое произнесенное Гарри слово. А ведь с такими способностями она могла бы стать одной из лучших на курсе. Но иногда что-то происходит, и все меняется навсегда.

Гарри откидывается на спину.

— Значит, меч…