Поверь и смотри (джен)

Гриша сидел в трясучем папином «Жигулёнке» и, недовольно насупившись, ковырял пальцем облезлую кожу на сиденье. Он не хотел ехать в деревню, но с предками поди поспорь. Наорали, что всё лето из мобилы не вылезает, смартфон отобрали, теперь вот к бабке с дедом папа везёт. А что там делать, без телефона и интернета? И чего только взбесились? Всё лето нормально было, а за две недели до конца каникул как с цепи сорвались: ребёнок исхудал, сбледнул, срочно на воздух, и гаджеты — табу! А как тут не похудеешь, когда есть некогда — демоны, сволочи, лезут нахрапом, а у него не хватает мощности их удержать, а Витька, дружок, на всё лето в лагерь загремел и подстраховать в игре не может, тоже без мобильника там сидит.

«Жигуль» подпрыгнул на ухабе так, что Гриша расплющился носом о стекло, зашипел, хотя больно и не было, и невольно взглянул на окрестности, что до сих пор упрямо отказывался делать. Взглянул и скривился — глухомань! Какой тут интернет, тут и связи мобильной наверняка нет. Впрочем, вопрос ещё, отдаст ли папа конфискованный смартфон?

* * *

— Гришенька, внучек! — всплеснула руками бабушка, для начала хорошенько потискала сердито пыхтящего внука, потом повертела его, разглядывая со всех сторон, и пригорюнилась: — Худющий какой, кожа да кости.

— Вот и откормите, — буркнул папа, выгрузил из багажника Гришин чемодан, отмахнулся от вопроса о смартфоне, торопливо обнял бабушку, пожал руку деду и нырнул за руль — опаздывал на работу, дорога заняла больше времени, чем рассчитывалось.

Гриша вздохнул. Придётся две недели без интернета сидеть. Ну да ладно, переживёт. Витька вон всё лето без телефона. Хотя ему лучше, у него там друзей куча, весело. А у Гриши что? Старые бабка с дедом?

Бабушка, ещё раз озабоченно осмотрев внука, поспешила в дом, а дед закинул чемодан на деревянное крыльцо, прихватил молоток и поманил Гришу с собой:

— Пойдём, поможешь, пока бабушка завтрак сготовит.

Пожав плечами, Гриша потопал за дедом, на ходу оглядываясь по сторонам. Какое небо тут огромное! Раскинулось гигантским куполом, пронзительно голубое, глубокое, такого в городе Гриша не видел. Солнце заливало ярким светом просторный двор и обычный деревянный дом, после городских многоэтажек показавшийся совсем маленьким. В углу двора, ближе к сараюшкам, к которым и шагал дед, Гриша высмотрел небольшой домик с круглой дырой в стенке и невольно прибавил ходу, сердце забилось от волнения.

— Дед, а у вас что, собака есть?

— Есть, Дозором кличут, — добродушно усмехнулся дед и коротко свистнул. Загремев цепью, из круглой дыры вылез здоровенный мохнатый пёс, жмурясь на солнце, неспешно потянулся и, вывалив из пасти розовый язык, насторожил уши, внимательно глядя на Гришу. Мальчик притормозил, растерянно пробормотал:

— Здоровый какой…

— Не бойся, он своих не кусает.

— Да? — несмотря на опаску, Гришу неумолимо тянуло к собаке. Дед, видимо, понял нетерпение внука и поманил пса. Дозор подошёл, тихо помахивая пушистым хвостом. Гриша погрузил чуть подрагивавшие пальцы в густую шерсть и наконец счастливо улыбнулся. — Привет! А он всё время на цепи сидит?

— На ночь спускаем, он подворье от грабителей охраняет, — дед застучал молотком, приколачивая к забору свежую тесину.

— Ух ты! Настоящие грабители?

— Угу, на четырёх ногах.

— Как это — на четырёх? — вытаращился Гриша. Что это за грабители такие, на четвереньках бегают, что ли?

— Кабаны дикие в картошку повадились, — пояснил дед, подёргав прибитую доску. — Косули капустой лакомятся, она молоденькая, хрусткая, очень им по вкусу.

— А забор же… — заикнулся было Гриша, дед принялся прибивать вторую тесину:

— Ломают, вот, чуть ли не каждый день доски меняю. А косули через верх прыгают, им этот забор — детские игрушки. Дозором только и спасаемся, прогоняет живность, иной раз всю ночь с ними воюет, а днём потом отсыпается.

— А волки приходят? — Гриша с опаской покосился на недалёкий лес.

— Волки в деревню опасаются заходить, — успокоил дед. — От кабанов вот спасу нет.

— Кабаны — это ничего, — вмешалась вышедшая на крыльцо бабушка. — С кабанами наш Дозор справляется. А вот соседи рассказывали, у них родственники в Беларуси живут, в Налибокской пуще. Так у них там зубры на подворье приходят, вот где страхи-то. Попробуй прогони такое чудище. Ну, готово у меня, пора завтракать.

— Да я не хочу… — привычно затянул Гриша и вспомнил, что смартфона нет, значит, и во времени никаких ограничений, можно спокойно отвлекаться и делать что захочешь. Дед подмигнул:

— Идём, блинцов навернём, самое то с утра.

— Я уже завтракал, — сообщил Гриша, не совсем поняв, что за блинцы такие.

— Знаю я, как вы там в городе завтракаете, — отмахнулась бабушка. — Всё на ходу да всухомятку. Идите вон руки помойте, я в рукомойник чистой водички налила.

Пока дед убирал в сарай молоток и гвозди, Гриша подошёл к столбу, вкопанному недалеко от крыльца, и уставился на прикрученную к нему штуковину. Не то кувшин, не то небольшой бидон, с каким-то коротким штырём внизу, а сверху — крышка. Гриша приподнял её, заглянул внутрь — полно воды. А где кран? Как до этой воды добраться-то?

Подошёл дед, ладонью подцепил штырь, тот убрался внутрь кувшина, а оттуда полилась вода, дед убрал руки, штырь вернулся на место и вода перестала течь. Гриша открыл рот.

— Мой руки, — коротко велел дед и протянул принесённое бабушкой полотенце: — Позавтракаем и за работу, дел много.

— А что будем делать? — заинтересовался Гриша, осторожно поддевая железный штырь и ёжась — вода ледяная.

— В огороде тоже забор поправить надо, — охотно сообщил дед, проходя в дом и усаживаясь на широкую скамью. — Чердак давно собирался разобрать…

— Тут чердак есть? — ахнул Гриша, пристроился рядом с дедом и заглянул ему в глаза. — А давай забор потом, давай сначала на чердак, а, деда?

Дед молча кивнул и показал вилкой на стол. Гриша тоже взял вилку и растерянно заморгал: а где тарелка? Посреди стола стояла большая сковорода, из которой одуряюще вкусно пахло, рядом — блюдо со стопкой жёлтеньких блинов. Ага, блинцы — это блины! Дед тем временем цапнул верхний блин, скрутил его в трубочку, потянулся к сковородке, потыкал блином в желток яйца, затем в какую-то белёсую жижу, откусил, подцепил вилкой кусок жареной колбасы, отправил в рот следом за блином и принялся с аппетитом жевать. А, вот как тут едят! Гриша тоже скрутил блин и, возюкая его по сковородке, спросил:

— Бабушка, а что это такое, белое, в сковороде?

— Сметана, — улыбнулась бабушка. — У вас в городе так не делают?

— Не-а, — Гриша откусил блин и зажмурился — вкусно!

* * *

После завтрака Гриша немного поиграл с Дозором. Правда, пёс, похлопывая пушистым хвостом по пыльной траве, просто лежал, жмурясь на солнце, зато позволял гладить себя сколько влезет. Тем временем дед приволок лестницу, установил её, прислонив к стене дома, и позвал:

— Ну что, полезешь со мной?

— Ага! — подхватился Гриша, последний раз погладил мохнатую шкуру Дозора и кинулся к деду. Перед лестницей замялся, с опаской погладывая то на узкие перекладины, то на неожиданно высокую крышу. Где-то там, в вышине, маячила маленькая дверца на чердак.

— Давай, я помогу, — дед потянулся было к внуку, но Гриша вывернулся:

— Я сам!

Стараясь не смотреть вниз, он осторожно вскарабкался наверх, перелез на узкий порожек и заглянул внутрь.

От дома послышался бабушкин голос.

— Григорий, — позвал дед, — посиди пока там, мне отлучиться надо. Только сам вниз не слезай, мало ли…

— Я тут побуду, — пообещал Гриша и покрепче вцепился в косяк: высоко, однако. Один этаж всего, а земля кажется так далеко. Дед кивнул и поспешил на зов бабушки.

А Гриша, почти не дыша, ступил в пыльный полумрак чердака. Это было уже интересно. Это было уже приключение. Что таится здесь, в этих тёмных, затянутых паутиной, углах? А вдруг клад какой найдётся? Вон и сундуки какие-то стоят. Только вокруг столько барахла навалено, что добраться до них — проблема. Гриша осторожно протиснулся мимо каких-то мешков, смахнул с лица паутину и чуть не завопил от ужаса: из полумрака на него пялилось что-то белое и лохматое. Отшатнувшись, мальчик взмахнул руками, едва не потеряв равновесие. Нечто перед ним тоже замахало, и Гриша, сообразив наконец, что таращится в старое пыльное зеркало, облегчённо рассмеялся, подошёл ближе. Зеркало и правда старое, в тяжёлой деревянной раме, потемневшей от времени, кое-где поцарапанной и обшарпанной. Потрогав пальцем загогулину на краю рамы, Гриша тем же пальцем вывел на пыльном стекле «Я Гриша». И оторопело осел на кучу тряпья. Под его буквами на зеркале появились другие:

«Поверь — и смотри»

Добрых минут пять Гриша таращился в пыльную муть зеркала, и чем дольше смотрел, тем больше запутывался, видит он на самом деле, как за стеклом что-то шевелится, или это ему уже со страху чудится. Но буквы — вот же они, никуда не делись. Знать бы ещё, что они означают? Кому поверить? Куда смотреть?

Где-то во дворе заполошенно заголосил петух. Гриша аж подскочил на своём тряпье, таким громким показался петушиный вопль. Но в то же время он мальчика успокоил, по крайней мере, сердце перестало трепыхаться где-то в горле. Неловко поднявшись, Гриша осторожно подошёл ближе к зеркалу, однако ничего, кроме собственного отражения, в нём не увидел. А надпись? Не сам же Гриша её написал, а потом забыл? И почерк не его, точно.

Становилось интересно, несмотря на подсасывание под ложечкой и холодок вдоль позвоночника. Витьку бы ещё сюда, ну да ладно. Похоже, в этом зеркале заключена какая-то тайна. А может, оно из тех, из древних, как они там называются… фактов которые…

Гриша немного сдвинул в сторону барахло, освобождая место перед зеркалом, и принялся более основательно его осматривать. Темновато, правда, было, маленькая чердачная дверь пропускала мало света, а крохотное пыльное окошко оказалось сплошь затянуто паутиной. Однако кое-что разглядеть удалось.

Массивная деревянная рама и правда казалась очень старой, а загогулины на ней были похожи на какие-то рычажки. Может, прикоснувшись к одной из них, Гриша включил какой-то механизм внутри этого… о, вспомнил! — артефакта? А какой механизм может быть в зеркале, ещё и старом таком?

Забыв про страх, Гриша принялся за зеркало более чем основательно: ощупал всё, до чего только смог дотянуться, нажал на каждый выступ на раме, потёр каждый завиток и… И ничего. Нигде не щёлкнуло, нигде не открылось ничего потайного. Простое зеркало, обычное старое скучное зеркало.

Плюнув от досады, Гриша плюхнулся обратно на кучу тряпья и мрачно уставился на пыльное стекло. Не зря эту бандуру на чердак приволокли, наверняка и толку с неё было, что пыли немеряно собирала. Недовольно попыхтев, Гриша поднялся, решительно подошёл к зеркалу и вывел на слое пыли, под первыми двумя строчками:

Ты кто?

И отскочил как ошпаренный: на стекле снова возникла та же надпись, что и в первый раз:

«Поверь — и смотри».

А в глубине зеркала заклубился какой-то не то туман, не то дым, заметались то ли тени, то ли сполохи, потом проявилось строение вроде деревенской избы, только длинное очень и с крохотными окошками. Но не успел Гриша толком рассмотреть странную картинку, как всё пропало, он снова пялился в пыльное стекло с кривыми строчками своих и чужих слов.

* * *

…Сколько Гриша просидел перед зеркалом, он и сам не знал. Писать на стекле он больше не рисковал, вообще не хотелось подходить близко, но и отойти от него желания не возникало. А потом заскрипели перекладины деревянной лестницы, и на чердак, покашливая от пыли, забрался дед.

— Гриша, где ты тут? — позвал он, с солнца не сразу привыкнув к полутьме.

— Тут, деда. — Гриша, повеселев, вскочил, выбрался из своего угла, и почти до вечера они вдвоём разбирали хлам, даже до сундуков докопались. Правда, оказались там сплошные старые тряпки. Фу, скукотища!

Время от времени, помогая деду сдвинуть тюк или скидывая вниз из чердачной дверцы очередной мешок с мусором, Гриша нет-нет да и косился на стенку с зеркалом, но спрашивать не решался, а до самого зеркала в этот день они так и не добрались: слишком много всего накопилось, пока разобрали ближайшие к двери завалы — солнце заметно склонилось к закату.

Наконец дед, крякнув, выпрямился, потёр спину и посмотрел на Гришу:

— Всё на сегодня, айда умываться, ужинать и отдыхать, умаялся я что-то.

Гриша тоже устал, как ломовая лошадь. Шутка ли — столько всего перетаскал! Зато как весело было скидывать вниз, на землю, мешки со всякой дребеденью. Шух — и пыль столбом, куры с гвалтом во все стороны, а Дозор лениво побрехивал каждый раз, словно спрашивал: «Долго вы там ещё безобразничать будете?» Ну а что, правильно, ему отдыхать надо перед ночной вахтой, а они тут грохот на всю деревню устроили.

Вниз по деревянной лестнице спускаться было страшновато, но от дедовой помощи Гриша снова отказался, сурово заявив:

— Я сам!

И спускался сам, осторожно нащупывая сандалетой очередную перекладину. Зато умылся сразу, без проблем разобравшись со штырём в рукомойнике, и, дождавшись деда, солидно, с чувством хорошо поработавшего человека, вошёл в дом. Есть хотелось неимоверно, а бабушка уже тут как тут, поставила в центр стола кастрюлю с дымящейся картошкой, посыпанной свежим укропчиком. Пахло просто одуряюще, и Гриша торопливо скользнул за стол. Тарелок опять не было, зато перед ним и дедом бабушка поставила глубокие миски с чем-то белым, не то суп, не то что — Гриша не понял. Дед подмигнул:

— Давай, внучек, хватай ложку, холодничок с картошечкой — сила!

Холодник? Гриша поболтал ложкой в миске. Какой же это холодник? Холодник красный, со свеклой, а тут белая жижа, в которой плавают кусочки огурца, яиц и каких-то буровато-зелёных листьев. Правда, пахло вкусно.

— А… — начал было Гриша, дед усмехнулся:

— Небось только красный холодник ел, да?

Гриша кивнул.

— А теперь деревенского попробуй, со щавелем, за уши не оттащишь!

Гриша зачерпнул в ложку немного белой жижи, осторожно попробовал и зажмурился — вкуснотища! Облизнувшись, он выудил из кастрюли картофелину побольше и порассыпчатей и заработал ложкой так, что в момент опустошил миску. Запив ужин стаканом холодного молока, он сыто отвалился от стола и похлопал себя по туго набитому животу:

— Я всё, наелся.

Бабушка положила в другую миску несколько картофелин, размяла их, залила молоком и протянула Грише:

— На, отнеси Дозору, поест — спустим на ночь, пусть двор охраняет.

— А собаки что, картошку с молоком едят? — удивился Гриша, выбираясь из-за стола и отдуваясь — кажется, объелся. — Я думал, их мясом кормят. Ну там, котлетами, что ли.

— Котлеты мы и сами съедим, — усмехнулся дед. — Дозор ест всё, что мы едим, не привередничает. Неси.

Гриша вышел на крыльцо. Дозор уже ждал, помахивая пушистым хвостом. Вывалив картошку в собачью миску, Гриша погладил пса по мохнатой спине, постоял ещё возле него, глубоко вдыхая посвежевший вечерний воздух. Пахнет-то как! В городе совсем не такие запахи, даже в парке, куда Гриша с Витькой иногда бегали погулять. Здесь запахи были какие-то густые, вкусные, аж дух захватывало. И небо — с одной стороны бархатно-синее, а с другой, там, где солнце село, ярко-малиновое. Нет, в городе такого точно не увидишь!

Услышав зов бабушки, Гриша ещё раз погладил поевшего Дозора и побежал в дом. А позже, улёгшись на застеленную бабушкой кровать, он вспомнил про зеркало. Что за странности с ним творились? Видел он в самом деле что-то в этой стекляшке или почудилось? А если не почудилось, то что это было? Так и не найдя ответов, он наконец уснул.

На следующее утро Гриша за завтраком не проронил ни слова — думал. Про чердак, про таинственное зеркало и странную надпись, что осталась на стекле вместе с его каракулями. Кто её сделал? Может, это не зеркало, а суперсовременный планшет, и Гриша запустил на нём какую-то программу? Или всё проще, но гораздо хуже: зеркало наполовину прозрачное, и там, с другой стороны, кто-то сидит? Рисует пальцем всякие надписи и подшучивает над любопытными мальчишками.

При мысли, что за пыльным стеклом в полушаге от него скрывался незнакомец, стало не по себе. Пришли на ум истории из фильмов, где на чердаке держали сумасшедшего. А ну как у бабушки с дедушкой тоже есть такой родственничек? Только этого не хватало для полного счастья. Желание снова лезть на чердак поубавилось, но любопытство только разгорелось. Интересно до зуда и в то же время страшновато соваться туда одному. А у деда с бабкой не спросишь — обидятся ещё.

— Гришенька, ты что плохо кушаешь? Невкусная шарлотка? — спросила бабушка, и внук замотал головой: дескать, что ты, бабушка, всё супер! Пирог действительно удался на славу — крупно нарезанные, сочные, с лёгкой кислинкой яблоки таяли во рту, а сладкое румяное тесто с хрустящей корочкой так и манило откусить ещё.

— Да всё вкусно, бабуль, — прожевав, ответил мальчик. — Уже третий кусок доедаю, не могу больше. Можно, я сегодня по деревне погуляю? Неохота дома сидеть.

— А я думал, мы с тобой забор починим, — разочарованно протянул дед. — Уже и в сарай сходил за молотком, хотел научить тебя гвозди забивать.

— Всё бы тебе ребёнка эксплуатировать, — укорила старика бабушка. — Чего б ему не побегать? Скоро опять в школу, пусть отдыхает. Погуляй, Гришенька, у нас тут спокойно. Только далеко от дома не отходи, чтоб мы тебя видели.

— Можно сначала забор, а потом побегать, — нашёлся Гриша. — Его ж недолго чинить.

С забором управились быстро. Правда, поначалу молоток так и норовил заехать Грише по пальцам, ни в какую не желая попадать по шляпке гвоздя, но по мере тренировки капризный инструмент становился всё более послушным, и в конце концов дедушка доверил внуку забить несколько гвоздей не в огрызок старой доски, а в настоящую штакетину забора. И Гриша был очень горд, что научился забивать гвозди всего за шесть ударов.

Дозор из своей будки внимательно наблюдал за процессом. Каждый раз, когда раздавался удар молотка, пёс прищуривался. Гриша тоже прищуривался — при каждом «бум» глаза сами закрывались. Попробовал не прищуриваться — не получилось. Ну и ладно.

Наконец последний гвоздь был забит.

— Во-от, теперь ещё лет десять простоит, если опять кабаны не вломятся, — довольно сказал дед, окидывая одобрительным взглядом заплату в заборе.

Потом дед вручил Грише самую настоящую ножовку, древнюю, с почерневшей от времени деревянной ручкой — в дедовом сарае хранились инструменты, которые помнили советские времена. Не сарай, а кунсткамера.

— Тренируйся, — коротко велел он. — Научишься — отпилишь пару плашек, курятник подлатаем.

И Гриша, прикусив губу от усердия, принялся кромсать старой, но на удивление острой пилой кусок доски, оставшийся после тренировки с забиванием гвоздей. И снова поначалу, как и с молотком, не особо получалось: ножовка то соскальзывала с нужного места, то с жалобным звяканьем изгибалась, то застревала в распиле. Однако Гриша упрямо пилил и пилил, не обращая внимания на пот, выступивший на лбу, и занывшее от непривычных усилий плечо, и в конце концов добился своего: своенравная ножовка подчинилась ему и отпилила несколько идеально ровных аккуратных дощечек, которые дед и приколотил гвоздями к стенам курятника, там, где старые доски прохудились и зимой пропускали холод, а летом — ветер и дождь.

Гриша ничуть не жалел, что остался помогать деду, а не убежал сразу гулять. В городе-то плотницким делом не особо позанимаешься — мама терпеть не может пыль, а без пыли разве отпилишь доску? Не говоря уже о том, что эту самую доску нужно где-то взять. А тут раздолье! Теперь никто ему не скажет: «Ты пилу в руках держать не умеешь».

— Григорий, — окликнул дед, собирая инструмент и сгребая в кучу оставшийся после Гришиных «тренировок» с ножовкой мусор, — ты бы переоделся перед прогулкой да руки помыл, а то весь в опилках.

— Ага, — кивнул Гриша, отряхнул штаны и пошёл в дом.

Там бабушка уже поджидала его с тарелкой картофельных вареников.

— Устал небось. Вот, подкрепись. Это домашние, со свойской картошечкой да с луковой поджаркой — не то что ваши городские полуфабрикаты. Со сметанкой — самое то!

— Бабуль, ты меня решила, как гуся, откармливать? Я ж только что поел! — взмолился Гриша.

— Тебе расти надо, — не принимая возражений, твёрдо сказала бабушка и поставила на стол банку сметаны. — Бегом умываться и переодеваться, а потом за стол! Эх, жаль, коровы своей нет больше. Какая у нашей Ночки сметана была — ложка стоит… Как масло!

Гриша не чувствовал себя голодным, но, собравшись на прогулку, всё-таки не устоял перед ароматом горячих вареников и съел целых семь штук. Да, умеет бабушка готовить, тут не поспоришь!

Наконец-то можно было погулять! Гриша вышел на улицу. По пыльной дороге босая тётка в цветастой юбке тащила белую козу. Та упрямилась, мотала головой и коротко, протестующе мекала, а тётка ругалась и дёргала за намотанную на рога верёвку.

— Здрасьте, — сказал Гриша, когда тётка поравнялась с ним. Она остановилась, внимательно посмотрела на мальчика, потом глянула на двор, из которого он вышел, и приветливо кивнула:

— Здравствуй! К Михайловне приехал?

— Ага.

— Как зовут-то тебя?

— Гриша.

— Как деда, — покачала головой тётка. — Памятник на могилке у него хороший поставили, загляденье.

Гриша разинул рот. Какой такой памятник на могилке? Он даже обернулся на свой двор и с облегчением вздохнул, увидев возле сарая дедову фигуру.

— То есть у прадеда твоего, не у деда, — поправилась тётка, заметив, как у Гриши глаза полезли на лоб. — А в каком классе учишься?

— В пятом.

— Хорошо учишься-то?

— Хорошо, — вежливо кивнул Гриша. Эту пачку вопросов он знал назубок: каждый взрослый считал своим долгом выяснить, где и как Гриша учится, хорошие ли у него одноклассники и какой любимый предмет.

— А одноклассники у тебя хорошие?

— Ага.

— А какой любимый предмет? — продолжала допрос тётка.

— Технология.

— Вишь ты, у нас такого не было, — снова покачала головой тётка.

«Сейчас спросит, кем у меня мама работает», — подумал Гриша и заскучал. Одно и то же что в городе, что в деревне — все взрослые одинаковые. Однако скука моментально улетучилась, стоило только посмотреть на козу. Увлечённая расспросами тётка опрометчиво выпустила из рук привязь, чем рогатая строптивица не преминула воспользоваться.

— А кем у тебя ма… — начала тётка и вдруг взревела: — Белка! Куда, окаянная?! — и вдарила вслед за козой, почуявшей свободу и удравшей в узкий проход между дворами. Холщовая вожжа, привязанная к рогам, как поводок, змеилась по песчаной дорожке.

Гриша, не раздумывая, бросился на помощь. Быстро обойдя с левого фланга запыхавшуюся тётку, сулящую козе все кары небесные, мальчик почти настиг беглянку и даже сумел наступить на кончик вожжи, но плохо он знал деревенских коз. Белка мотнула головой и выдернула поводок из-под его ботинка, даже не заметив, а сам Гриша полетел на землю, да ещё проехался задом. Теперь поймать козу было делом чести.

— Ну, зараза, держись, — процедил он, вставая с песка и отряхивая штаны.

— Гришенька, не ушибся? — заохала подоспевшая хозяйка козы. Он помотал головой и снова кинулся в погоню.

Белка времени не теряла: с радостным меканьем нырнула в дыру в заборе и поскакала по чужому огороду, прямо по грядкам с капустой.

— Куда-а! — взревела тётка. — Ах ты…

Щуплый Гриша легко пролез вслед за козой и, стараясь не топтать грядки, настиг наглую скотину — та как раз начала с наслаждением обгрызать капустный вилок. Мальчик схватил вожжу и намотал на руку, чтобы коза снова не вырвалась.

— Попалась, — мрачно сказал он Белке, но она так не думала. Прежде чем до Гриши дошло, что коза — не болонка, он уже ехал на пузе вдоль рядов капусты, тщетно пытаясь высвободить руку. Тётка за забором заверещала благим матом — ей же через дыру было хорошо видно, что творится в огороде, и неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы из дома не выскочили двое ребят и не кинулись Грише на помощь.

— Юрка, за рога её! — крикнула девочка лет семи и с веником в руках смело преградила козе путь, а мальчик чуть постарше Гриши подбежал и схватил Белку за рога.

— Мы её поймали, тёть Мань! — объявил он и поинтересовался с небрежным видом: — Живой?

— Живой, — буркнул Гриша, вставая и разматывая жёсткую вожжу. На руке остался след.

«Знал бы, какие тут прогулки, не переодевался бы в цивильное», — мрачно подумал он, бросив попытки привести штаны и рубашку в приличное состояние. Выглядел он теперь не как приезжий из города, а как воришка яблок в чужом саду. Собственно, он и находился в чужом саду.

Ребята повели козу к калитке — сдавать хозяйке, а Гриша побрёл за ними — не стоять же столбом. Тётка, обогнув тем временем двор, радостно схватила поводок и похвалила ребят, а потом ушла с Белкой.

— Тебя как зовут? — девочка наконец нарушила повисшее было неловкое молчание.

— Гришей.

— Я Катя. А это мой брат. Старший, — уточнила она, и Гриша хмыкнул.

— Юра, — протянул руку брат. Гриша ответил на рукопожатие. — Давно в наших краях?

— Вчера приехал, — Гриша мотнул головой в сторону своего дома. — И часто она так в чужие дворы врывается?

— Чуть не каждый день, — фыркнул Юра. — Я когда первый раз её ловил, тоже так же пропахал. Потом наловчился.

Они дружно расхохотались, вспомнив, как бороздили на пузе огород.

— Пойдемте на качели, — предложила Катя, но Юра замотал головой.

— На качелях будешь со своими подружками-малолетками качаться. Гриш, у тебя на смарте игры есть?

— Есть, да далеко лезть, — вздохнул Гриша. — Родители смарт отобрали. Чтобы я тут воздухом дышал, а не портил глаза.

— У меня тоже, — уныло протянул Юра.

Они помолчали. Оба не знали, что делать без телефонов. Вдруг Гришу осенило:

— Слушайте, а погнали ко мне на чердак? Там столько интересного — как в сокровищнице. Одно зеркало чего стоит.

Ребята переглянулись.

— Зеркало? — эхом повторил Юра. — Какое?

— Здоровенное и очень старое. И… — Гриша замялся, — в нём что-то странное отражается.

Катюшка смотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Что именно? — прищурился Юра.

— Ну, там словно кто-то сидит с той стороны. Я написал пальцем свое имя — там на стекле слой пыли за сто лет, наверно — и мне ответили, — выпалил Гриша, решив ничего не скрывать от новых приятелей. Ведь лезть на странный чердак втроём не так страшно, как одному. — Под моей надписью появилась другая, — он понизил голос, — будто тоже писали пальцем, но оттуда. Из-за стекла. Можем прямо сейчас слазить, сами увидите.

Он ждал, что его поднимут на смех, но ребята выслушали очень серьёзно.

— Айда, — согласился Юра и посмотрел на сестру. — А ты домой топай, мелким нельзя по чердакам лазить.

— Чего это нельзя? — насупилась Катя. — И вообще я не мелкая. Я же на наш чердак лажу… Лазию… И ни разу не упала.

— На нашем чердаке нет зеркала с привидением. Увидишь привидение, испугаешься, начнёшь визжать. А мать скажет, что я тебя напугал.

— А вот и не начну! — упрямо топнула ногой девочка.

— Точно?

— Точно!

— Ладно, пошли. Но при первом визге отправишься обратно.

— Ага! — повеселела Катя.

И Гриша повёл новых друзей к себе, гадая, разрешат или не разрешат дедушка с бабушкой лазить на чердак соседским детям. Может, его отругают, а их прогонят? Прощай тогда дружба.

Летнее солнце припекало. В последние годы август, который раньше считался прохладным месяцем, — Гриша те годы не застал, — пытался поставить рекорды по жаре. Едва рассветало, ночная прохлада моментально сходила на нет, с самого утра парило так, словно к обеду гроза собиралась, однако который день на поблёкшем небе не появлялось ни облачка.

«А ведь на чердаке теперь как в духовке», — подумал Гриша, но идти на попятную было поздно. Ладно. Если будет совсем жарко, они туда залезут на минутку, посмотрят зеркало и спустятся обратно. Если ему вообще позволят вести гостей на чердак…

Будто угадав его мысли, Катя спросила:

— Гриш, а нам разрешат на чердак лезть?

— Разрешат, — заверил Гриша и добавил чуть тише: — Наверно…

Маленьким заговорщикам повезло: дедушка смотрел телевизор — из открытого окна слышались крики болельщиков и громкие комментарии футбольного обозревателя, а бабушка занималась помидорами в огороде. Путь к чердаку был свободен.

— Бабуль, можно, ко мне ребята зайдут поиграть? — всё же окликнул бабушку Гриша, когда они проходили мимо огорода.

— Конечно, конечно! Проходите, играйте. Вы голодные? — не поднимая головы, отозвалась бабушка.

— Не-е-ет!!! — в три голоса ответили дети и побежали скорее к лестнице на чердак, испугавшись, что их начнут кормить. Дозор для приличия гавкнул пару раз, но скорее по-дружески, чем сердито.

— Гриш, ты первый лезь, а я Катьку тебе подам, — сказал Юра, смерив взглядом деревянную лестницу.

— Не надо меня подавать, я сама залезу! — Катя отпихнула брата и схватилась за перекладины. Не успели мальчишки оглянуться, как она начала взбираться наверх. Юра полез следом, подстраховывая, Гриша за ними.

Какое-то время они топтались у двери, пока глаза привыкали к чердачному полумраку после яркого солнца, потом Гриша повёл новых друзей вглубь, к стене с зеркалом.

— И правда зеркало, — удивилась Катя. — Здоровущее.

— Думала, я вру? — усмехнулся Гриша.

— Оно небось бешеных денег стоит, — Юра подошёл ближе и провёл пальцем по стеклу прямо под Гришиной надписью. Слов, написанных неизвестным существом, почему-то не было. — Антиквариат…

— Скорее артефакт, — уточнил Гриша. — Напиши что-нибудь.

Юра написал пальцем по пыли: «Здесь был я», и Гриша напрягся в ожидании. Но сколько бы он ни сверлил взглядом пыльную глубину стекла, никто ничего не написал Юре в ответ.

— Продай ты его, — посоветовал Юрка. — В интернете знаешь сколько народу коллекционирует старое барахло? С руками оторвут.

— Меня интернета лишили, — напомнил Гриша с сожалением, хотя уже знал, что ни за что на свете не расстанется с чудесным зеркалом. Но почему оно не ответило его новому другу?

— Да уж, без смарта не жизнь, — вздохнул Юра.

На чердаке действительно было жарковато, но пока терпимо. Катька быстро потеряла интерес к зеркалу и деловито копалась в старом советском чемодане из дерматина. Гриша глянул на содержимое и скривился: там лежали пёстрые платья, цветастые шёлковые юбки и прочий никому не нужных хлам, который бабушка зачем-то хранила. Впрочем, девчонке старые шмотки безумно нравились. Юра тоже отправился исследовать чердачные завалы, которые ещё не успели разобрать.

Гриша перевёл взгляд на зеркало, и его прошибла испарина: за слоем пыли поверх их отражений вновь проявилась старая деревянная постройка с высоким забором.

— Юр, — небрежно окликнул Гриша. — Посмотри на зеркало. Ничего не замечаешь?

Юрка вернулся, посмотрел и со смешком отвесил Грише дружеский тумак:

— Подкол засчитан, я повёлся.

Катя тоже оторвалась на миг от чемодана, равнодушным взглядом скользнула по зеркалу и попыталась примерить аляпистую красно-зелёную кофту с голубыми кружевами.

— Вы что, правда ничего не видите? — на всякий случай уточнил Гриша, хотя уже понял, что зеркало говорит только с ним.

— Лично я вижу старый чердак, Катьку и тебя, — сообщил Юра, озадаченно посмотрев в пыльное стекло. — А ещё — древнее зеркало, покрытое пылью. Больше ничего.

— А я вижу чемоданчик, — подхватила Катя, — синее платье, красное платье, полосатые штаны, безрукавку в цветочек…

— Хорош перечислять, — окоротил её брат. — Жарко тут. Может, потом старьё поизучаем, в прохладный день?

— Угу, — кивнул Гриша, и они стали спускаться.

На этот раз Юрка слез первый и подстраховал сестру снизу, но ловкая девочка не нуждалась в помощи, двигаясь так уверенно, что возникало ощущение, будто она давным-давно облазила все окрестные чердаки.

— Ты тут впервые? — спросил Юра. — Я тебя раньше не видел.

— Давно приезжал, совсем мелкий был. А вообще мы в Москве живём, в деревне только бабушка с дедушкой. А в этом году папа меня вот сюда определил, пока каникулы не закончатся, — уныло почесал затылок Гриша. — Две недели ещё, без смарта вообще капец!

— У нас тоже, — Юра покосился на Катю и тоже вздохнул. — Мелкая без телефона от меня ни на шаг не отходит, такое попадалово! Ладно, айда гулять! — Похоже, долго предаваться унынию Юрка просто не умел.

Но у калитки их отловила бабушка:

— Это кто это собрался на улицу, не пообедав?

— Спасибо, мы не хотим есть, — неуверенно пробормотал Юра, переглянувшись с Гришей.

— Здоровые дети всегда хотят есть! — тоном, не терпящим возражений, отрезала бабушка. — Да и Грише нужно переодеться. Где ты умудрился так извозиться, кстати? — строго посмотрела она на внука.

— Мы козу ловили! — доложила Катя. — А что у вас на обед?

На обед был суп со сметаной и чесночными гренками. Бабушка усадила детей за стол, сама же, с ворчаньем прихватив Гришины одёжки, ушла заниматься стиркой. А у дедушки ещё не кончился футбол — в общем, старшему поколению было пока не до обеда. Воспользовавшись этим, ребята, спеша поскорее освободиться, торопливо опустошили тарелки, а гренки ссыпали в сооружённый Юркой из вчерашней газеты кулёк, потом, мимоходом заглянув на кухню и недружным хором протянув «спасибо», выскочили на улицу.

Правда, где-то на задворках сознания у Гриши промелькнула мысль, что надо бы вымыть за собой посуду, но тут же пропала — не заставлять же друзей ждать!

Улица как таковая была в деревне одна, но длинная. Они шли, взбивая ногами пыль, хрустели гренками и болтали. Юра показывал Грише деревья, по каким удобно лазить, колодцы, где можно попить, и другие полезные вещи.

— Вон там лесопилка дядь Колина, — рассказывал он. — Там можно набрать клёвых деревяшек. Я из соснового квадрата сделал деревянную подставку, только она, зараза, смолой сильно воняет, когда на неё горячее ставишь, чайник там или кастрюлю… За этим забором — сад бабки Анисьи, туда не суйся. Бабка злая, а яблоки невкусные... А вон та высоченная бандура — водонапорная башня.

— Юр, погоди, — остановил его Гриша, внезапно заметив деревянную постройку, как две капли воды похожую на ту, что он увидел в зеркале. — Что это за домина без окон и дверей?

— Конюшня, — махнул рукой Юра. — Ничего интересного.

— И там есть лошади? — У Гриши загорелись глаза.

— Какие лошади? Давно нету, лет пять уже. Никому не нужны. Огороды тракторами пашут, а ездят все на машинах. Раньше были. — Юра мечтательно улыбнулся. — Меня однажды, лет в пять, верхом на Буяна посадили. Кайф! Я почти всю улицу на белом коне проехал.

— Здорово! Я никогда верхом не ездил.

— А я ездила! — похвасталась Катя. — Но только не на настоящей лошадке, а на игрушечной. В детстве. Сейчас она мне уже маленькая.

— А туда можно зайти? — продолжал допытываться Гриша. Он не хотел идти дальше, и ребята стояли возле него, глядя на старую конюшню.

— Через забор разве что, — Юра критически осмотрел его костюм. — Слева по ящикам можно перелезть. А с той стороны двухметровая череда, будешь час потом обираться. Я лазил — пусто. Всё растащили. И грязно.

— Тогда потом, — согласился Гриша и снова уставился сквозь щели в почерневшем от времени высоченном заборе на заброшенное строение. Почему он увидел в зеркале это сооружение? И это наверняка не воображение — Гриша до этого момента понятия не имел о конюшнях и как они выглядят. А что там был за дым? Пожар? Но вот же оно, здание, старое, но вполне целое, реальное, нигде не заметно и следа от огня. Или это был не дым, а туман?

Говорить друзьям о видении он не стал, но твёрдо решил завтра сюда вернуться — в старой одежде, которой не страшна череда.

Они дошли до конца улицы, постояли немного, глазея на темнеющий невдалеке лес. Хотелось бы и там прогуляться, но уже вечерело, и Юра сказал, что сейчас в лесу уже почти темно и мало что можно увидеть, лучше наведаться туда с самого утра, заодно можно и грибов поискать.

— Жарёнка из белых вкуснющая. — Юра даже облизнулся. Катя энергично закивала, соглашаясь, а Гриша пожал плечами, не совсем поняв, о чём речь.

Тут из двора крайнего дома выскочили двое мальчишек примерно Гришиного возраста, абсолютно одинаковых, и Юра поморщился:

— Близнюки выползли.

— Ну и что? — не понял Гриша.

— Вредные они, — сообщила Катя, а Юра добавил:

— Мы с ними постоянно цапаемся, приставучие — жуть.

Гриша настороженно посмотрел на близнецов: невысокие, плотно сбитые, братья производили впечатление крепких ребят, драться с такими — проблем не оберёшься. Но мальчишки не стали задираться, даже не взглянули в сторону Гриши и его друзей, а убежали вслед за выскочившей со двора крупной чёрной собакой, Гриша только и успел заметить, как один из близнецов прячет в карман что-то блестящее.

На обратном пути друзья заглянули к тому самому дяде Коле с лесопилки, напились студёной — аж зубы сводило! — воды из колодца, угостились сочными жёлтыми грушами и наконец отправились домой, по дороге, впрочем, то и дело останавливаясь: то Кате на руку приземлилась божья коровка, и ребята смотрели, как трепещут её крылышки, пока Катя пела песенку про деток и конфетки⁽¹⁾, то Юра нашёл удивительное растение-недотрогу, которое стреляло на метр своими коробочками, если к ним прикоснуться, то Гриша, увидев знакомую травинку, вспомнил, как Витька учил его делать свистульку, и показал друзьям, как сложить травинку, чтобы получился громкий свист.

К Гришиному дому подошли уже в сумерках.

— Завтра выйдешь? — спросил Юра.

— Ага! Пока.

— Пока.

Юра с Катей побежали к себе, а Гриша завернул в огород, там бабушка как раз собирала зелень для салата.

— Нагулялся? — тепло улыбнулась бабушка.

— Ага, — шмыгнул носом Гриша, помог нарвать колючих огурчиков и побежал к рукомойнику ополоснуться от пыли.

Ужинал Гриша без особого аппетита — объелся дядиколиными грушами, а после ужина вместо того, чтобы помочь бабушке помыть посуду, как вяло ворчала совесть, он помогал дедушке смотреть телевизор.

— Хватит портить зрение, пора спать, — наконец сказала бабушка, включив торшер. Гриша вздохнул. Он и не заметил, как совсем стемнело. Но спать не хотелось.

— Сейчас, кино кончится, — ответил он.

— Ты же его сто раз смотрел, — поддел внука дедушка.

— Всё равно интересно!

Комедию досмотрели, и Гришу отправили спать. Уютный закуток за занавеской, который и комнатой назвать нельзя, уже стал мальчику привычным. Здесь помещалась только тахта, и Гриша воображал, что едет в купе. Наклеенная на стену глянцевая картина с берёзками могла сойти за окошко, а деревянная планшетка для рисования, лежавшая возле подушки — за откидной столик. Если прикрыть глаза и представить себе стук вагонных колёс, то действительно получался настоящий поезд.

Улёгшись, Гриша стал строить планы на завтра: обязательно нужно обследовать конюшню, а ещё неплохо бы вычесать Дозора — его, наверное, ни разу не вычёсывали. Старая расчёска вполне подойдёт. Да, и книжки надо посмотреть! У дедушки полный шкаф старых книг.

Вдруг его размышления прервал тревожный возглас бабушки:

— Дед, ты во дворе ничего не жёг? Дымом пахнет.

— Ничего я не жёг, — отозвался дед. — Тебе кажется.

— Мне никогда ничего не кажется! — отрезала бабушка, и Гриша услышал стук открываемого окна. — Ох ты, господи. Смотри, зарево какое. Звони в пожарную! На том конце горит что-то.

Поднялась суматоха. Гриша в темноте натянул штаны и босиком выскочил в гостиную.

— Ложись спать! — шикнула на него бабушка, надевая кардиган.

— Бабуль, да что случилось-то?

— Ложись спать, я сказала. Мы скоро вернёмся.

— Конюшня горит, — объявил дедушка и спрятал в карман телефон. — Григорий, детям и правда там делать нечего, отправляйся в кровать.

— Хорошо, — не стал спорить Гриша и послушно ушёл в свой спальный закуток.

Дождавшись, пока взрослые уйдут, он полностью оделся и попытался выйти из дома, но дверь не подавалась. «Заперли ребёночка», — догадался Гриша и преспокойно вылез в окно. Сидеть дома, а тем более спать, пока в деревне пожар, было выше его сил.

Зарево он увидел сразу, и в груди ёкнуло. Запах гари ударил в ноздри. Любой пожар — дело жуткое, даже если горит нежилая постройка и опасности ни для кого нет.

Интересно, там ли сейчас Юрка? Калитка тоже оказалась заперта. Перелезть через забор было проще пареной репы, и через минуту Гриша во весь дух мчался огородами к горящей конюшне — на улице показываться не рискнул, чтобы дед с бабкой не увидели и не отправили домой.

Разгоняя тьму синими проблесками и надрывно завывая сиреной, по улице промчалась пожарная машина. Гриша аж присел. В городе ему не приходилось слышать сирену так близко — оглушительную, раздирающую тревогой.

Жар чувствовался издалека. Вынырнув из-за забора последнего огорода, Гриша замер в оцепенении, уставившись на гудящую стену огня. Оранжево-красные языки жадно лизали сухие деревянные стены, на крыше оглушительно трещал от жара старый шифер. Полыхало так, что вода из пожарных шлангов тугим паром взмывала в тёмное небо, не успев даже коснуться здания. Вокруг было светло, как днём.

В собравшейся неподалёку немаленькой толпе — сбежалась почти вся деревня! — одни тревожно переговаривались, делясь опасениями, как бы огонь на дома не перекинулся, уж больно сильно горит, другие, наоборот, успокаивали, что, дескать, ветра нет, конюшня стоит на отшибе, да и пожарные своё дело знают.

Тем временем в конюшне с грохотом обрушились перекрытия, взметнув столбы искр и дыма. Прибитое пламя на секунду спало, потом рвануло вверх с такой силой, что отшатнулись даже привычные к огню пожарники. Треск шифера напоминал пушечную канонаду, во все стороны брызгали раскалённые угольки, щепки, целые доски. Подойти ближе было невозможно, и пожарные взялись поливать деревья вокруг — некоторые уже горели, потрескивая от жара.

Среди собравшихся Гриша разглядел Юру, протиснулся к нему и завопил, не опасаясь, что кто-то другой услышит — всё заглушал рёв пламени:

— Давай отойдём, дело есть!

Отделившись от толпы, ребята устроились поодаль в тени забора.

— Ну, чего стряслось? — нетерпеливо спросил Юрка, не отрывая взгляда от горящего здания.

— Я сегодня в зеркале видел эту конюшню! — решившись, выпалил Гриша, молчать об этом у него уже не было сил. — И вчера тоже. И надпись там была: «Поверь и смотри».

— Иди ты! — Юрка так удивился, что на минуту даже о пожаре забыл.

— Чтоб мой аккаунт грохнули, — побожился Гриша. — Я специально вас позвал посмотреть, для проверки. Но оно только мне показывает. Конюшню вот видел и туман вроде как над ней, а теперь думаю, что это не туман был, а дым.

Широко раскрытыми глазами мальчишки посмотрели на клубящийся над пожарищем дым, наконец Юра дрогнувшим голосом пробормотал:

— Тебе точно не померещилось?

— Точняк, мне никогда ничего не мерещится.

Юра задумался, какое-то время они сидели молча, наблюдая, как нехотя гаснет пламя под напором добравшихся-таки до конюшни пожарных, потом Юра снова заговорил:

— Похоже, зеркало тебе будущее показало…

— Я тоже так подумал, — кивнул Гриша. — Слушай, Юр, а у кого бы спросить, что это за зеркало такое?

— Нууу… — Юрка почесал затылок. — Не знаю… Может, у тёть Мани? Это у которой коза бешеная.

— Угу, — кивнул Гриша. На душе у него заметно полегчало. Хорошо, что есть друг! Разгадывать такую загадку одному тяжеловато.

— А вообще, если это правда, — протянул Юрка, — то… Это же круто! Мы сможем предсказывать разные несчастные случаи и спасти кучу народу!

— Ага! — воодушевлённо согласился Гриша. Зеркало уже не казалось ему таким страшным. Наоборот, воображение нарисовало, как он с помощью волшебного зеркала спасает всю деревню от инопланетян. Ну или хотя бы от Годзиллы. И тут его крепко взяли за локоть.

— Я кому велел дома оставаться? — непривычно строго спросил дедушка. Юрка, как истинный дипломат, вежливо сказал:

— Добрый вечер! Ну, пока, Гриш.

И смылся.

А Гришу повели домой под конвоем хмурившийся дед и непривычно молчаливая бабушка. Правда, ругать его не ругали, а просто отправили спать.

Утром Гриша подскочил ни свет ни заря, торопливо проглотил уже приготовленный бабушкой завтрак и, покорно выслушав её ворчливый выговор за вчерашний побег из дома на пожар, бегом понёсся к дому Юрки и Кати. Бежал и думал. Всё-таки хорошая у него бабушка. И дедушка тоже. Родители за вчерашний финт всыпали бы по первое число и дома на неделю заперли, а здесь ему даже гулять не запретили, пожурили слегка и всё.

На полпути Гриша столкнулся с Юркой, спешившим, как оказалось, к нему, а следом за братом, зевая и протирая кулачком заспанные глаза, плелась Катя. Едва поздоровавшись, ребята побежали к сгоревшей конюшне — интересно было посмотреть, что там осталось от большого здания.

У пожарища никого не было. Да и кому тут быть в такую рань, не дом же сгорел — заброшенная конюшня, которую и без того собирались сносить.

Гриша с любопытством осмотрелся. Трава и песок на обочине дороги покрылись толстым слоем белёсого пепла. Высокий забор покосился, сорванные с петель ворота валялись поодаль. Ближайшие к конюшне деревья сильно обгорели и теперь стояли, мёртво растопырив чёрные сучья, а у яблонь в садах по соседству от жара покоробились и побурели листья. От самой конюшни осталась только груда обугленных брёвен между полусгоревшими столбами, одиноко торчавшими по углам пожарища. Выглядело всё это при свете солнечного утра жутко и вместе с тем завораживающе.

— Интересно, с чего бы это так полыхнуло? — Юра почесал затылок. — Грозы не было, чтоб на молнию подумать. Костры разводить в такую сушь никто не будет, мусор сжигают или весной, или осенью.

— Хорошо ещё, что на дома не перекинулось, — повторил Гриша услышанное накануне в толпе.

— Ветра не было, а то б могло и перекинуться. — Юра смерил взглядом расстояние до ближайших домов.

Друзья побродили ещё вокруг пожарища, но вскоре пялиться на кучу головешек им надоело.

— Айда на речку, — махнул рукой Юра.

В этот момент Катя что-то высмотрела в пепле, наклонилась и осторожно, двумя пальчиками, вытащила на свет божий потускневшую… зажигалку, массивную, с откидывающейся крышечкой и непонятным вензелем на боковине.

— Знакооомая зажигалочка, — задумчиво протянул Юра, прищурившись.

— Знаешь, чья? — удивился Гриша. Юра протёр зажигалку пучком травы, внимательно рассмотрел гравировку и кивнул:

— Ага, знаю, видел такую у дяди Степана, когда он к бате приходил.

— А что за дядя Степан? — не понял Гриша.

— Папаня близнюков. Наверняка они у него зажигалку стащили.

— Слушай, а я видел её у одного из близнецов. — Гриша вспомнил блестящую штуку, которую кто-то из братьев прятал в карман, когда близнецы бежали за собакой. — Думаешь, специально подожгли?

— Навряд ли, — засомневался Юра, — пороху не хватит, скорее всего, случайно получилось, тут же сухое всё, дождей пол-лета не было. Надо рассказать, а то мало ли что они ещё устроят.

Он подбросил зажигалку на ладони, поймал её и посмотрел на Гришу:

— Ну что, сгоняем к бате близнюков?

1) Детская песенка-считалочка: Божья коровка, лети на небо, там твои детки едят конфетки, всем по одной, а тебе — ни одной (прим. авт.)

Вернуться к тексту

Август неумолимо заканчивался, до приезда папы оставалось всё меньше времени, а Гриша вдруг понял, что ему совсем не хочется уезжать обратно в город. За две недели, проведённые у бабушки с дедушкой, он привык к свободе, к деревенскому простору, к тому, что можно с утра до вечера гонять по округе на велосипеде деда, плескаться в речке, играть в футбол до самой темноты, и никто не загонит домой, не станет ругать за выпачканную одежду или пропущенный из-за важных мальчишеских дел обед.

Близнецам за поджог старой конюшни влетело по первое число, но Юра был прав, предположив, что это произошло без злого умысла: стащив у отца зажигалку, братья затихарились в самый дальний уголок, чтобы никто не увидел, и решили опробовать добычу. А когда поначалу маленький костерок, разведённый на полу конюшни, вдруг разросся и огонь перекинулся на сухие деревянные стены, близнецы перепугались и убежали. Хорошо, хоть сами живы остались.

Несколько дней после истории с пожаром Гриша пробирался на чердак, благо дед не убирал лестницу, потому что сам периодически туда наведывался: то бабушке пустые банки искал огурчиков закатать, то гвоздей ящик забирал, то очередной мешок мусора выбрасывал.

Устроившись на куче мягкого тряпья, выбросить которое у деда пока не дошли руки, Гриша подолгу смотрел в зеркало. Иногда казалось, что в глубине пыльного стекла что-то появляется, и он оживлялся, но тут же разочарованно вздыхал: нет, ничего зеркало не показывало, кроме чердачного полумрака. Посидев так с полчаса-час, Гриша уходил к друзьям и на вопросительный взгляд Юрки качал головой, мол, зря убил время, ничего так и не увидел. Всё больше ребята склонялись к мысли, что зеркало всё-таки самое обычное, видение пожара просто померещилось, а реально сгоревшая конюшня — совпадение.

В последних числах августа позвонил папа и сообщил, что приедет завтра забрать Гришу домой, так что на встречу с друзьями он пришёл грустный.

— Всё, завтра уезжаю.

Юра приуныл, а у Кати по щеке скатилась слезинка:

— Совсем-совсем уедешь?

— Дурёха, — беззлобно обозвал сестрёнку Юра, не умевший долго хандрить, — Гришка на следующие каникулы приедет. Правда, Гриш?

— Ага, — с облегчением кивнул Гриша. Ведь правда же, будут ещё каникулы — осенние, зимние, весенние.

— За грибами сходим, — повеселела и Катя. — А зимой на санках покатаемся.

— На санках — это для вас, мелких, — Юра снисходительно подёргал сестру за косичку. — Настоящие мужчины на лыжах и коньках катаются.

Катя надулась, а Гриша засмеялся, на душе стало легче и не так грустно. И почему-то снова захотелось на чердак — в последний раз взглянуть на зеркало. Так что, побегав немного с друзьями в догонялки, Гриша ушёл.

Вечерело, и на чердаке было почти темно. Пробравшись к дальней стене, Гриша провёл кончиками пальцев по массивной раме и прошептал:

— Всё равно я верю, что ты волшебное.

И отшатнулся от неожиданности: в глубине зеркала мягко засветилось что-то непонятно-белое, снова появились слова «Поверь и смотри». Гриша подошёл ближе и жадно вгляделся: что зеркало покажет на этот раз? И с удивлением разглядел… козу. Ту самую Белку, благодаря которой он познакомился с такими замечательными ребятами — Юркой и Катей.

А рядом с козой растерянно топталась девчонка… нет, не просто девчонка — Катя! Гриша напряжённо всмотрелся: где это они? Вроде лес кругом. Но он же только что оставил Катьку с Юрой на лугу у речки, и ни один из них в лес не собирался — вечерело же. До боли в глазах Гриша всматривался в демонстрируемую зеркалом картинку, стараясь зафиксировать в памяти каждую мелочь — мало ли, пригодится. Потом свечение внутри зеркала погасло, и Гриша снова увидел себя, лохматого, с лихорадочно блестевшими глазами. Некоторое время он стоял, замерев и уставившись перед собой невидящим взглядом, потом опомнился, сорвался с места, почти не касаясь перекладин, слетел вниз по лестнице и что было сил рванул обратно на луг.

Солнце ещё не село, но висело над лесом совсем низко, едва не касаясь краем крон деревьев. В воздухе разливался медвяный аромат цветов в палисадниках, начинали робко пробовать свои скрипочки цикады, то тут, то там стрекотали и тут же умолкали, словно оркестранты настраивали инструменты, готовясь к ночному концерту.

Гриша выскочил на берег речки и облегчённо выдохнул: вон они, Юра с Катей, в компании деревенских ребятишек плещутся на мелководье, вздымая фонтаны брызг, радужно переливающихся в багряных лучах заходящего солнца.

— Гриш! — заметив друга, помахал рукой Юра. — Давай к нам! Вода тёплая-тёплая!

Недолго думая, Гриша проворно скинул футболку и шорты и с визгом нырнул в самую гущу ребятни на мелководье, совершенно забыв и про видение в зеркале, и про свои тревоги.

А назавтра, ближе к обеду, приехал папа. Гриша и обрадовался, и снова загрустил. Ещё не успев уехать, он уже начал скучать по друзьям.

— Гришка! — послышался от калитки зов. Гриша встрепенулся:

— Юрка?

— Катька у вас? — Друг был чем-то взволнован и чуть не приплясывал от нетерпеливого беспокойства.

— Не, к нам не приходила сегодня. — У Гриши заныло в груди, он тут же вспомнил вчерашнее видение, но, ещё не теряя надежды, спросил: — А что случилось?

— Да пропала куда-то, с самого утра никто её не видел. — Юра изо всех сил старался держаться невозмутимо, однако Гриша видел, что он вне себя от волнения, и тихо, чтобы никто, кроме Юры, не услышал, сказал:

— Кажется, я знаю, куда она подевалась.

— Видел в зеркале? — выдохнул Юра. Гриша молча кивнул и оглянулся через плечо: бабушка возилась на веранде, накрывая стол к обеду, дед с папой копошились у сарая.

Решившись, Гриша потихоньку открыл калитку, выскользнул со двора и, схватив Юрку за руку, потянул за собой:

— Там ещё коза была. Бежим к тёте Мане, спросим, где Белка, может, и Катька там же.

Они рванули к дому хозяйки козы. Увы, Кати там не оказалось, как, собственно, и козы. Тётка, узнав, в чём дело, разохалась, сообщила, что попросила Катю с утра отвести Белку на выпас, потому что самой тётке некогда было, и показала, где именно обычно пасётся Белка. Но ни козы, ни Катьки в указанном месте не было. Юрка повернулся к Грише:

— Что ты ещё видел? Хоть малюсенькую зацепочку, где искать?

— Гришенька, — вцепилась тётка Маня в плечо мальчика, — ты их видел? Где?

— В зеркале, — сдал друга Юра.

Гриша смущённо покосился на тётку — не посчитает ли его спятившим из-за этого зеркала? Однако, к его удивлению, она выглядела крайне серьёзной.

— В зеркале? — задумчиво повторила тётка Маня. — Где вы его нашли?

— У бабушки на чердаке, — не стал врать Гриша. Тётка кивнула, но рассказать больше пообещала после того, как найдутся Белка и Катя. Втроём они углубились в лесную чащу недалеко от опушки, где, по словам тётки Мани, всегда паслась коза.

Честно говоря, Грише стало не по себе, когда он представил, как один-одинёшенек бродит тут между деревьями. Где-то наверху, за густыми кронами, светило солнце, здесь же царил прохладный полумрак и стояла какая-то гулкая тишина, все звуки словно остались там, за пределами лесной чащи.

— Катькаа! Каатькаа! — вдруг заголосил Юра. Гриша аж подпрыгнул от неожиданности, когда откуда-то издалека слабо донеслось ответное:

— Юра?

— Катька! — Юра рванул напролом через заросли, Гриша кинулся за ним, тётка Маня отстала, но тоже торопилась изо всех сил.

Катя нашлась на краю одной из полянок, поперёк которой валялся, растопорщив во все стороны кривые сучья, здоровенный ствол поваленного дерева. Катя угодила ногой в развилку, застряв так, что самостоятельно освободиться не смогла.

Увидев брата и его спутников, она замахала руками:

— Сюда, я тут! Не могу выбраться, нога застряла. А эта дурында тупая, — она ткнула в бок мекнувшую козу, — никак домой не прогонялась, я уже боялась, что меня вообще не найдуууут… — внезапно заревела Катя.

Тётка Маня подошла к девочке, приобняв за плечи, пока ребята возились, обламывая сучья и стараясь освободить поцарапанную лодыжку, и успокаивающе забормотала:

— Ну-ну, будет слёзы лить, всё хорошо, сейчас пойдём домой, ножку полечим, молочка козьего попьём — красота.

Катька всхлипнула в последний раз, вытерла ладошкой мокрые глаза и, не отпуская тётку Маню, нетерпеливо поторопила брата и друга:

— Ну давайте быстрее, что вы валандаетесь?!

Юра и Гриша переглянулись, и Гриша смущённо отвёл глаза, стараясь спрятать от друга какую-то нежность, проснувшуюся в душе к его маленькой, но боевой сестрёнке. Какая она смелая! Полдня просидела в лесу и не струсила! Смелая, сильная и… такая хрупкая. Захотелось защитить её, поддержать, чтобы больше не плакала, но слов не находилось, и Гриша лишь удвоил усилия по освобождению застрявшей ноги.

Наконец Катя оказалась на свободе и даже не так уж сильно пострадала: на лодыжке наливался синяк вокруг неровной ссадины, живот вдруг заурчал — есть просил, а в остальном всё было в порядке.

Тётка Маня присела на поваленный ствол, держа Катю на коленях, пока мальчишки ловили строптивую козу, вознамерившуюся опять задать стрекача, а потом всей компанией потихоньку побрели обратно в деревню.

По дороге тётка Маня вспомнила про обещание рассказать про зеркало.

— Была у Гриши прабабка, — негромко начала она, а ребята, все трое, жадно слушали. — Обычная женщина, работала в поле, растила детей. Но как что должно случиться, так в последний момент она всех предупредит. Золотая женщина, её пророчицей звали. Только она была не настоящей провидицей и будущее предсказывать не умела, а видела его в старинном зеркале. Я тогда маленькая совсем была, но помню, моя мама с твоей, Гриша, прабабкой дружила и часто гостевать к ней ходила, ну и меня с собой брала.

Тётка Маня умолкла.

— А дальше что? — не выдержав, поторопил Гриша. — Почему зеркало на чердак затащили? Пусть бы смотрели в него и дальше.

— Не всё так просто, Гришенька, — покачала головой тётка Маня. — Не простое это зеркало, не показывает оно ничего человеку без особого дара, а как померла твоя прабабка, зеркало и перестало показывать что-либо, стало самым обычным — не оказалось дара ни у Михайловны, твоей бабушки, ни у отца твоего. Вот его и отволокли на чердак, старое оно, громоздкое, места много занимает. Мы с Михайловной, когда помоложе были, часто на чердак лазили, в зеркало смотрели, да только молчало оно.

Тётка Маня посмотрела на Гришу и улыбнулась:

— Значит, к тебе прабабкин дар перешёл.

Дети зачаровано молчали. Гриша даже не знал, о чём думать и что сказать. Особый дар от прабабки, ну надо же!

— А Гришка что, вот так в зеркале запросто всё-всё увидеть может, да? — нарушил молчание Юра. Ему было любопытно и чего греха таить — немножко завидно.

— Запросто? — усмехнулась тётка. — Ой ли, Юрушка? Дар-то непростой, учиться надо, чтоб полностью им овладеть.

— Да уж, дела… — неопределённо протянул Гриша и опять умолк, глубоко задумавшись. Учиться… Конечно, он будет учиться, будет стараться, не зря же прабабкино зеркало ему открылось, с ним заговорило. Значит, есть в нём, Грише, что-то такое, что отличает его от других людей, что-то… волшебное. Значит, нужно вырасти, выучиться и помогать людям, как прабабка помогала.

Гриша приосанился и посмотрел вокруг уже совсем другими глазами. Казалось, всего за несколько последних минут он повзрослел, посерьёзнел, и уже не чувствовалось в нём прежней детской бесшабашности. Теперь у него есть цель, есть серьёзное дело. Конечно, вряд ли будет легко, кто его знает, что это за дар такой и как ему научиться, но он справится. Должен справиться!

— Я справлюсь… — тихо прошептал он себе под нос и, повеселев от принятого решения, поспешил за ушедшей вперёд тёткой Маней, возле которой прыгала Катя, уже совсем позабывшая про больную ногу, а позади Юрка, ругаясь сквозь зубы, тащил за рога строптивую Белку…