Волшебные сердечки (гет)

По всей гриффиндорской гостиной порхали волшебные сердечки — сюрприз, который приготовил ко Дню Святого Валентина Дамблдор. За некоторыми учениками сердечки следовали целыми стайками. Одно сердечко символизировало сердце хозяина, а остальные — сердца тех, кто желал стать его Валентином или Валентиной.

Гермиона бросила взгляд на одинокое сердечко, которое парило возле ее головы. Не то чтобы она пламенно мечтала получить валентинку, но все же надеялась, что хоть кому-нибудь захочется стать ее Валентином. Неужели она вообще никому не интересна? Вокруг Гарри этих дурацких штуковин вертелось целых пятнадцать, возле Джинни — шесть, и даже у Рона были целых две!

Склонившись над пергаментом, Гермиона дописывала эссе по чарам и усердно притворялась, что ее абсолютно не волнует, что парящее рядом с ней сердечко делает это в полнейшем одиночестве. Угораздило же ее остаться в общей гостиной, где все только и делают, что нервно хихикают и пытаются угадать, кто прислал им валентинку! Сжав зубы, Гермиона в очередной раз пыталась сосредоточиться на тексте, но шум и болтовня, царившие вокруг, сводили ее с ума. Нет, лучше немедленно убраться отсюда! Она дописала предложение и собрала вещи. Ей хотелось побыть одной — как то крохотное сердечко, которое над ней парило.

Опустив голову, она шла, не разбирая пути. Какая разница, куда идти? Лишь бы оказаться в итоге подальше от всех — там, где можно укрыться от этих глупых, счастливо порхающих сердечек. Оказавшись в безлюдном коридоре, она замедлила шаг. Впереди виднелся альков со статуей, и Гермиона направилась к нему — это было идеальное место, чтобы спрятаться и побыть в одиночестве.

Теперь, когда вокруг нее больше не бурлило чужое веселье, она смогла облегченно выдохнуть. Но на душе все равно было тяжело. Отчего же ей по-прежнему так горько? Словно почуяв печаль своей хозяйки, крохотное сердечко, задорно попискивая, исполнило в воздухе несколько пируэтов, пытаясь ее развеселить. Глядя на его потуги, Гермиона не смогла сдержать грустную вымученную улыбку, но уже в следующую секунду улыбка была смыта потоком слез. Челюсть свело от подступающих рыданий, губы задрожали. Гермиона закрыла глаза и изо всех сил прижала ладони к лицу, пытаясь заглушить звук.

Во всем Хогвартсе ни нашлось ни одного человека, который бы захотел стать ее Валентином! Она-то, глупая, надеялась на Рона… А он… Он хвастался перед ней своими сердечками! Все утро носился с ними, чуть не лопаясь от гордости, потом доставал вопросами на уроках: а не знает ли она, кто ему прислал валентинку? И перебирал имена девушек, на благосклонность которых рассчитывал. А Гермиона целый день цеплялась за слабенькую надежду, что он, возможно, подумает и о ней, и тогда к ее одиноко парящему сердечку присоединится второе. Но сейчас эта надежда умерла. И лишь где-то на задворках сознания билась торжествующая мысль, что теперь, когда она отказалась быть его Валентиной, у него на одно сердечко станет меньше.

В этот самый миг до нее донеслось эхо голосов из дальнего конца коридора. Различив презрительные нотки и тягучие интонации Драко Малфоя, Гермиона замерла: не хватало только, чтобы Малфой, который и так всегда находит, чем ее задеть, увидел, как она сидит тут и ревет из-за неполученной валентинки!

— Как же эта хрень достала! — Крэбб отмахнулся от сердечка, которое зависло перед самым его носом.

— Не ной! У тебя оно всего одно, а у меня этих зараз целых четыре штуки, причем какое-то из них постоянно норовит испортить мне прическу… — Малфой зыркнул через плечо на сердечки, которые плыли за ним по воздуху. — Быстрей бы уже этот дебильный праздник закончился!

— Как думаешь, от кого они? — обратился к Малфою Гойл, у которого тоже было только одно сердечко — оно как раз принялось тереться об его щеку.

— Да мне по барабану. От Панси, наверное…

— А остальные?

— Понятия не имею. Может, это Грейнджер втихаря в меня влюбилась и теперь ждет, что я отвечу взаимностью? Аха-ха! Щас, как же! — смех Малфоя разнесся по всему коридору. — Я видел — у нее там всего одно… Видимо, даже Уизли не нравятся зубрилы-грязнокровки. Да и кому они вообще могут нравиться!

У Гермионы ком подкатил к горлу. Она попыталась внушить себе, что от такого придурка, как Малфой, иного ждать и не приходится. Но уязвленное самолюбие не унималось: а что, если он прав? Что, если она действительно никому не нравится? И ее никто никогда не полюбит… Умом она понимала, что все не так и она просто себя накручивает, но истерзанное сердце отказывалось внимать логике. Продолжая плакать, она подняла голову, чтобы посмотреть на проходящих мимо ее укрытия слизеринцев — и обомлела: Гойл в эту самую секунду повернулся в ее сторону! Их взгляды встретились. Ну, вот и всё… Сейчас он расскажет про нее Малфою, и они все вместе всласть над ней посмеются. Она зажмурилась, чувствуя, как по щеке бежит очередная слеза, и вся сжалась в ожидании… Но ничего не происходило. Шаги слизеринцев звучали все тише и тише.

* * *

Гермиона еще немного подождала. Она не знала, почему Гойл промолчал, но что бы он ни задумал, оно точно не сулило ей ничего хорошего. А значит, ей больше нельзя было здесь оставаться. Ее сердечко тоже, казалось, занервничало и засуетилось: возбужденно пища, оно сначала чуть не врезалось ей в глаз, потом дважды ткнулось в щеку, и наконец взвилось по спирали высоко вверх. Утерев слезы, Гермиона на четвереньках стала выбираться из алькова. И тут же почти уперлась лбом в чьи-то ноги. Ее сердце пропустило удар.

Медленно поднимая взгляд, она отчаянно надеялась увидеть кого угодно, только бы не белобрысого придурка с его презрительной ухмылкой. Запрокинуть голову пришлось гораздо сильнее, чем она думала: стоящий перед ней Грегори Гойл обладал поистине внушительным ростом.

— Ты плакала… — сказал он мягко (гораздо мягче, чем она могла ожидать). — Мне не нравится, когда девушки плачут.

Гермиона по-прежнему смотрела на него снизу вверх — и молчала. Грег почувствовал себя не в своей тарелке. Он никогда не был хорош в разговорах — не то что Драко. Вот кто бы точно нашел нужные слова! Впрочем, Драко был последним человеком, от кого Гермионе Грейнджер стоило ждать утешения — скорее уж, он довел бы ее до полного отчаяния. Решив не полагаться больше на слова, Грег молча протянул руку. Гермиона поглядела на его огромную ладонь, потом вновь подняла взгляд на его лицо. Он уже собирался опустить руку, когда вдруг почувствовал легкое прикосновение к своим пальцам. Рука Гермионы была холодной, но его это нисколько не смутило. Крепко обхватив ее ладонь, он безо всяких усилий помог ей подняться на ноги.

— Спасибо, — наконец обрела она дар речи.

Он в ответ лишь неловко хмыкнул — и снова повисла тишина. Гермиона не знала, о чем с ним говорить, а Грег благоразумно помалкивал, чтобы не ляпнуть что-нибудь неподходящее и не спугнуть ее. Именно этот неловкий момент сердечко Гермионы выбрало, чтобы запутаться в шапке ее пышных волос. Гермиона попыталась его достать, но сделала только хуже: сердечко запуталось еще сильнее. Дальше случилось совсем неожиданное. Гойл вытащил из волос ее руки и сам полез вызволять сердечко. Гермиона напряглась и приготовилась терпеть боль от вырванных с корнями волос. Однако вместо боли она вдруг почувствовала едва ощутимое прикосновение ко лбу: выпущенное на свободу, ее сердечко снова могло порхать где ему вздумается. И опять Гермиона не нашлась, что сказать, — Гойл не переставал ее приятно удивлять.

— У тебя только одно сердечко, да? — вдруг выпалил он, не сразу сообразив, что ей вряд ли приятно такое слышать. — У меня тоже…

Он сделал героическую попытку ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла кривоватая и не слишком убедительная. Зато его сердечко бодро перекувыркнулось прямо над ними. Гермиона прерывисто вздохнула и шмыгнула носом. Некоторое время оба молчали.

— Я очень старалась держаться. Усердно делала вид, что мне наплевать… — произнесла наконец она. — Может, это и вправду не такая проблема, из-за которой стоит переживать… Но так обидно, когда никто не хочет быть твоим Валентином! Еще и эти сердечки… Из-за них теперь каждый знает, что у меня никого нет… Прости, что тебе пришлось выслушивать мое нытье. Я пойду. Надо вернуться в гостиную до ужина.

И она направилась к движущейся лестнице. На душе было пусто и слегка тоскливо. Печаль отступила, но и радости не было. Все чувства словно выцвели.

— Но ты же все равно хочешь валентинку? — раздался вопрос ей вслед, и этот вопрос заставил ее остановиться.

— Нет, я не хочу валентинку.

— Постой… — Грег напряг все извилины, стремясь понять ее логику. — Ты ведь только что сказала, что хочешь!

— Не совсем так, — пояснила она, отчего Грег окончательно впал в ступор. — Мне не нужна валентинка ради самой валентинки. Я хочу, чтобы обо мне кто-то действительно заботился.

Гермиона повернулась, чтобы уйти. А он застыл на месте, обдумывая ее слова.

— Я… Я мог бы стать твоим Валентином…

Голос его звучал неуверенно. Ему никогда не приходилось бывать чьим-нибудь Валентином, так что он не очень хорошо представлял себе, что полагается делать в этом качестве. Но Гермиона сможет ему объяснить — она же умная.

— Что?..

— Я мог бы стать… твоим Валентином.

— Ты не слышал, что я сказала?

— Слышал. Ты хочешь, чтобы кто-то о тебе заботился.

Гермиона снова хотела возразить, но тут ее отвлек легкий хлопок, раздавшийся рядом, и она невольно повернулась на звук. Перед глазами вихрем пронеслось ее сердечко. И, почти сразу, — еще раз, в том же направлении. Гермиона изумилась: как ему удалось сделать круг так быстро? Но тут она заметила улыбку на лице Гойла. И, проследив за его взглядом, посмотрела вверх. Над ней кружились два сердечка! Слова застряли у нее в горле. Это что — Гойл?! Да нет, не может быть… Он ее разыгрывает! А впрочем… Она еще утром проверила эти чары на прочность, и оказалось, что сердечки невозможно ни скопировать, ни подделать (она, к своему стыду, попробовала сделать и то, и другое). Добавить кому-то сердечко, притворившись, что хочешь быть его Валентином, тоже было невозможно. А это значит, что… У нее на душе вдруг стало так тепло и уютно. Стук сердца горячо отдавался в ушах, и она почувствовала, что неудержимо краснеет. Да, это было ужасно глупо — о Мерлин, ведь это же Гойл! Но может, он и правда лучше, чем она думала. Совсем не такой, каким всегда казался со стороны.

— Спасибо… Это… Ты не представляешь, как много это для меня значит, правда!

Он в ответ кивнул с уже знакомой кривой улыбкой:

— Драко скоро начнет искать меня, так что… Пока!

Развернувшись на каблуках, он со смущенным видом побрел по коридору. Гермиона, ощущая, как сердце все еще бешено колотится в груди, посмотрела ему вслед — и приняла решение.

В тот же миг Гойл резко остановился и стал, как вкопанный. Даже не видя его лица, Гермиона поняла, что он потрясен. И хотя издалека было трудно что-то разглядеть, она все же заметила их — два крошечных сердечка, кружащиеся прямо перед ним. Вот они взлетели повыше, вот запорхали вокруг его головы — точь-в точь, как ее собственные. Выглядело так, будто две пары сердечек исполняют один и тот же танец.

— С Днем Святого Валентина, Грег! — крикнула она — довольно громко, чтобы он услышал. А потом направилась к лестнице. Она решила, что перед тем, как появиться на ужине в компании своих сердечек, ей надо сходить в библиотеку.

* * *

Вдохнув поглубже, Гермиона решительно распахнула двойные двери и шагнула в Большой зал. Направляясь к столу Гриффиндора, где уже сидели ее друзья, она буквально светилась от гордости. Два маленьких сердечка кружились перед ней, перелетая с одного плеча на другое. Улыбка не сходила с ее лица.

Первым отреагировал Гарри. Он тут же сказал, что сегодня у нее какое-то особенно хорошее настроение, и поинтересовался, что случилось.

— Не глупи, Гарри, ты что, сам не видишь? — Джинни ткнула его локтем в бок.

— Не вижу чего, Джинни?

— Сердечки Гермионы кружатся вместе — это означает взаимность. Взгляни на свои — там только два сердечка вместе! Это ты и я.

Гарри, покраснев до ушей, оглянулся на свою стайку порхающих алых сердечек. Большинство из них двигалось совершенно хаотично, и лишь два кружили вместе. Их маленький танец заставил его улыбнуться.

— И кто же он, Гермиона? — спросила Джинни. Она от души переживала за подругу, которая мало того, что весь день проходила с одним-единственным сердечком, так еще и Рон, идиот этакий, все уши ей прожужжал своими достижениями. (Поделом ему, что он лишился одного из сердечек!).

— Ты не поверишь, Джин… — Гермиона усмехнулась, позволив себе вспомнить о своем Валентине.

— Он что, со Слизерина?

— Как ты узнала? — Гермиона распахнула глаза от удивления.

— А-ха-ха, просто догадалась! И теперь ты должна мне сказать, кто он. Можешь шепотом, если хочешь, — перегнувшись через сидящего между ними Гарри, который все это время молча слушал их разговор, Джинни подставила ухо. — Это же не Малфой?

Гарри поперхнулся соком, да так, что тот даже из носа у него потек.

— Скажи, что это не Малфой! — повторил он за Джинни, вытирая лицо.

— Это не Малфой.

— Ну слава Мерлину!

— Это Гойл, — чуть слышно прошептала Гермиона, надеясь, что их никто не подслушает.

— Что-о-о?! Герм… — Гарри не успел договорить — Джинни, которая выглядела не менее потрясенной, тут же зажала ему рот, а потом спросила у подруги:

— Ты же не шутишь?

Гермиона отрицательно покачала головой.

— Но как? Почему именно он? Что он такого сделал, что вы с ним смогли… сойтись?

— Просто оказалось, что он намного лучше, чем я думала, — улыбнулась Гермиона. Она решила не вдаваться в подробности.

— Ого… Ну что ж, я рада за тебя. Мы оба рады — правда, Гарри?

— Конечно, рады, если ты счастлива. Ты же счастлива?

Гермиона обернулась и посмотрела на слизеринский стол. Грег сидел рядом с Крэббом. Позабыв об ужине, он с восторженным изумлением наблюдал за двумя сердечками, кружащимися над его тарелкой. Гермиона повернулась к Гарри и, улыбнувшись, сказала:

— Очень.