Причина смерти (джен)

Я шёл домой настолько уставшим, что потерял свою обычную бдительность, которая так необходима во время прогулок по улицам Лондона. Я не помнил, когда в последний раз ел. Вспышка гриппа в бедных районах города быстро переросла в эпидемию, и ситуация становилась всё хуже. Часто бывало так, что как только я закрывал за собой входную дверь, в неё тут же кто-то, кого за мной посылали, стучался.

Семьи слишком долго ждали помощи, а пациенты умирали настолько часто, что я уже с трудом это выносил — боль многочисленных потерь уже почти перевесила мою усталость, а я ведь спал за всю прошедшую неделю не больше десяти часов.

Наконец я дошёл до дома и вздохнул с облегчением, когда входная дверь закрылась за мной и никто в неё не постучал. Вряд ли мне удастся хоть немного поспать, но я хотя бы успею поесть.

Я прошёл в гостиную, а Холмс вышел из своей комнаты. Блокнот в его руке свидетельствовал о том, что он решил провести инвентаризацию химических принадлежностей, которые он держал в своем шкафу, и я быстро подавил ухмылку. Он, очевидно, не прерывал этого занятия даже для того чтобы поесть, а на его штанине были крошки от утреннего тоста, который он по недоразумению и называл завтраком. Холмс выглядел забавно. Я по поводу крошек ничего ему не сказал, зашёл на кухню, положил на тарелку холодного мяса и сыра и собирался поесть, одновременно пополняя запасы в моём медицинском саквояже.

Вдруг я заметил, что Холмс смотрит на меня из гостиной.

— В чём дело, Холмс? — спросил я.

Рядом со мной на подносе стояли два чайника с чаем, и я налил себе чашку из того чайника, который был более тёплым. Кофе был бы лучше, но его сегодня в нашем доме не было.

— Вам нужно поспать.

— Я склонен согласиться, — сухо ответил я. — Каковы шансы, что никто сегодня вечером ко мне не придёт?

Холмс нахмурился:

— Зачем ждать вечера?

— Вы сами знаете ответ на этот вопрос, — сказал я, разглядывая чай в своей чашке. Что-то с этим чаем было... не так. — Мне ещё нужно сделать обход.

Он ничего не ответил, а я сделал осторожный глоток чая, сразу же выплюнув его, как только почувствовал запах.

— Холмс! Неужели вы думаете, что я сквозь вкус чая не смогу почувствовать привкус ромашки?

Он поморщился, возможно, задаваясь вопросом, действительно ли я так быстро его раскусил.

— Я же говорил вам, что терпеть не могу ромашку, — проговорил я немного заплетающимся языком. Мне показалось смешным, что он попытался напоить меня чаем с этой отвратительной травой. — Естественно, я её почувствую!

Хорошо ещё, что у меня была аллергия на снотворное, и он не стал бы подсыпать мне хлоралгидрат.

Холмс ещё раз поморщился, но ничего не сказал и отвернулся. Я усмехнулся, наливая себе чашку чая из другого чайника. Сделав осторожный глоток, я понял, что в этом чае ромашки нет, но он почему-то слегка горчил. Я добавил в чай ложку сахара, а потом выпил примерно половину и долил чашку доверху.

Холмс вдруг снова пристально на меня взглянул, и я начал от этого уставать.

— Ну, в чём дело, Холмс? Вы же не можете всерьёз думать, что вам удалось бы накачать меня ромашкой?

Он нахмурился сильнее, я почти увидел, как несутся мысли в его голове и потянулся к чашке.

— Холмс?

— Не надо!

Ужас отразился на его лице, когда его взгляд упал на мою руку. Его блокнот упал на пол, и он почти прыгнул через комнату, вырывая чашку у меня из рук, прежде чем я смог сделать ещё глоток.

— Сколько вы выпили? — резко спросил он, поставив чашку на самый край стола, потом взглянул на меня и на оба чайника.

— Около половины чашки. В чём дело, Холмс? Что происходит?

— Я попросил миссис Хадсон принести чай и кипяток, — тихо ответил он. — Она бы не стала добавлять ромашку в ваш чай, и я этого тоже не делал.

Я всё осознал.

— Наше дело, — тихо сказал я. — К вам приходил клиент?

Он покачал головой, осторожно понюхал оба чайника, прежде чем снова взглянуть на меня.

— У какой-то из этих жидкостей был странный вкус?

Я на мгновение задумался.

— Чай с ромашкой был слишком крепким, а другой был нормальным. Немного горчил от того, что перестоял.

— Горчил, — повторил Холмс, рассматривая меня. — Сильно горчил?

— Что всё это значит? — спросил я, и вспомнил свою недавнюю пациентку, которая жаловалась на бессонницу. Я порекомендовал ей половинную дозу хлоралгидрата, чтобы помочь ей уснуть, и она пожаловалась на то, что это вещество было слишком горьким. — О...

— Ватсон?

— Хлоралгидрат же горький, да? — спросил я. Единственный раз, когда я принимал хлоралгидрат, был, когда Холмс мне его подсыпал, чтобы заставить меня немного поспать, и это произошло во время предыдущей вспышки гриппа. Я не мог вспомнить вкус того снотворного, но, думаю, сейчас это было именно оно. Хлоралгидрату потребовалось от пяти до тридцати минут, чтобы начать действовать, и еда, которую я успел съесть, лишь немного замедлила бы его действие. Если бы кто-то подсыпал в чай дозу, симптомы аллергии проявились бы в любую минуту.

— Да, горький, — подтвердил Холмс, всё ещё глядя на меня, а я пытался не показывать страх, который мною овладел. Аллергические реакции часто усиливались с каждым воздействием, и последняя из них вырубила меня на целый день. Когда я в тот раз проснулся, весь вид Холмса ясно говорил о беспокойстве, которое его мучило, но он отказался рассказывать мне, насколько всё было плохо, да и спрашивал я об этом только единожды, потому что не был уверен, что хочу это знать.

— Ватсон? — повторил он, когда я не ответил.

Я повернулся, достал из сумки записную книжку и быстро нацарапал записку на клочке бумаги, который мне быстро удалось найти.

— Мои пациенты указаны на странице тридцать, — сказал я Холмсу, пока писал. — Миссис Легранж в наибольшей опасности, и Томпсону нужно будет сначала позаботиться о ней. Он молод, но его хорошо обучил отец. Он должен быть в состоянии справиться с больными гриппом.

— Ватсон...

Моя грудь начала сжиматься, и я распознал начальный признак тяжелой реакции, подтверждающий, что в чай было подмешано лекарство. Я не мог позволить Холмсу закончить его вопрос.

— Новая практика Томпсона находится в четырёх кварталах к северо-западу отсюда, — продолжил я, откладывая записку в сторону. — Его личные комнаты за домом...

— Вастон... — он попытался снова что-то сказать.

Мне вдруг показалось, что я наглотался перьев, и они вот-вот перекроют моё дыхательное горло. Реакция началась, и она быстро развивалась. У меня было всего несколько мгновений, и мне нужно было сказать ему всё важное, прежде чем я потеряю способность говорить.

— Агар разбирается в аллергических реакциях, — кое-как выдавил я, стараясь не кашлять. Казалось, я не мог сделать полный вдох, и странный свист внезапно наполнил комнату. — Есть новый препарат, он называется...

Слова оборвались, когда комната внезапно провернулась вокруг меня. Чтобы не упасть, я изо всех сил вцепился в стол.

Холмс, казалось, материализовался рядом со мной, обнял меня и попытался помочь дойти до дивана, но я его оттолкнул, чтобы сказать то, что должен был. В моей сумке адреналина не было, и Агар был единственным моим знакомым врачом, у кого он был. Однако он не всегда носил его с собой. Холмсу нужно было знать, что ему сказать.

Слова застряли в горле, и странная тяжесть придавила меня, мешая держаться на ногах и мешая дышать.

Холмс что-то сказал и крепче схватил меня за руку. Я не смог понять, что он говорил. Мне срочно нужно было хотя бы сесть, но стул стоял слишком далеко. Я мельком подумал о том, чтобы нужно хотя бы попытаться сесть на пол — всё лучше, чем падать, — но у меня не было возможности это попробовать.

Холмс поймал меня, когда комната снова закружилась, и я едва уловил его всё более отчаянные крики, прежде чем на меня обрушилась темнота.

— Агар разбирается в аллергических реакциях, — Ватсону едва удалось это выговорить, потому что его дыхание с каждым мгновением становилось всё более затрудненным, и Холмс придвинулся ближе. — Есть новый препарат, он называется...

Он оборвал себя, прислонился к столу, тяжело дыша, и краска отхлынула от его лица. Холмс взял его за руку, пытаясь помочь ему сесть на стул в нескольких футах от стола, но Ватсон проигнорировал помощь, всё ещё тяжело опираясь на стол, несмотря на то, что Холмс держал его за руку.

— Сядьте, пока не упали, Ватсон! — почти рявкнул он. — Как называется лекарство?

Губы Ватсона шевельнулись, но он ничего не ответил, и Холмсу стало страшно. В этот раз его реакция развивалась по-другому. Ватсон схватился за горло, и в голове Холмса прозвучала строка из учебника, который он прочёл много лет назад: «У некоторых пациентов развиваются серьёзные проблемы с дыханием, которые являются наиболее распространенной, но не единственной наблюдаемой причиной смерти».

— Ватсон. Ватсон, ответьте мне!

Ответа не последовало, и вокруг рта Ватсона начала появляться сыпь.

— Ватсон!

Дыхание Ватсона становилось всё более затрудненным, и Ватсон, резко ослабев, повалился на Холмса, хватая ртом воздух.

— ВАТСОН!

Глаза Ватсона закрылись, его колени подогнулись, и Холмс еле успел его подхватить. Кое-как Холмсу удалось дотащить Ватсона до дивана. В этот момент дыхание Ватсона превратилось в тяжёлый хрип.

Ватсон не закрыл дверь гостиной, когда вошёл, и на лестнице послышались торопливые шаги миссис Хадсон. Холмс взглянул на неё и закричал так громко, что его услышали все их соседи.

— Срочно пошлите за Агаром, миссис Хадсон! Скажите, что случилась аллергическая реакция!

Миссис Хадсон тут же торопливо спустились по лестнице и выбежала на улицу, а Холмс усадил Ватсона на диван, поддерживая его в надежде, что это облегчит его дыхание.

Однако дыхание Ватсона оставалось свистящим, и Холмс дотянулся до стола, на котором лежал недавно купленный Ватсоном новый учебник. Возможно, в нём был бы указан препарат, о котором он пытался упомянуть, пока не потерял сознание, а также его необходимая дозировка.

Когда Холмс искал книгу в нижнем ящике, вернулась миссис Хадсон.

— Что случилось и что я могу сделать? — быстро спросила она, бросив обеспокоенный взгляд на лежащего на диване задыхающегося Ватсона.

— Вы впускали кого-нибудь сегодня днём? — спросил Холмс, одновременно быстро просматривая алфавитный указатель.

Она покачала головой:

— Какой-то мужчина заходил к вам сразу после того, как вы ушли. Я предложила ему подождать, но он отказался.

Холмс поднял глаза, листая учебник:

— Ниже Лестрейда, тёмные волосы с проседью, немного полноват, но с худым лицом?

Она кивнула.

— Так что случилось-то?

Он отмахнулся от неё, едва удержавшись от того, чтобы не произнести слово, которое пришло на ум, когда он вернулся к указателю, чтобы найти нужную страницу.

— Позже. Пошлите за Лестрейдом. Скажите ему, что я ожидаю взлома и проникновения в течение двух часов, и попросите его и ещё кого-нибудь немедленно прийти, затем отнесите записку и записную книжку Ватсона доктору Томпсону — вы знаете, где находится его практика?

Миссис Хадсон снова кивнула.

— Возьмите выходной и поезжайте к своей сестре.

— Нет, я лучше останусь.

Холмс покачал головой, возвращаясь к указателю, прежде чем найти новую нужную страницу.

— Этот человек — убийца. Он выпотрошит дом снизу доверху, и я думаю, что он войдёт через кухню. Поезжайте к своей сестре. Лестрейд и я позаботимся о Ватсоне, а я пошлю за вами, когда будет безопасно вернуться.

Наконец найдя нужную страницу, он заметил, что миссис Хадсон взяла книгу и записку Ватсона.

«В случае серьёзных проблем с дыханием доза адреналина может быть эффективной для восстановления его нормального ритма. Типичные дозы следующие...»

Быстро отметив дозу, которая понадобится Ватсону, он начал рыться в медицинской сумке, отчаянно надеясь, что у Ватсона был адреналин. Слава богу, реакция прогрессировала не так быстро, как это могло бы быть, но дыхание Ватсона всё-таки ухудшалось, и Холмс не мог знать, когда прибудет Агар.

Быстрый поиск ничего не дал, и он начал вынимать всё, по одному пакетику, одному флакону, одному шприцу за раз, проверяя всё на предмет того, что ему было нужно. Неужто у Ватсона не было адреналина в его сумке?

По-видимому, не было. Холмс опустошил сумку, не найдя в ней адреналина, и уставился на разложенные на столе медикаменты, прежде чем опуститься в свое кресло рядом с диваном. Среди всех этих лекарств у Ватсона не было того, в чём он так нуждался, и Холмс не мог оставить Ватсона одного, чтобы сходить в аптеку, не рискуя, что Морган вернётся и закончит то, что он начал.

Это было единственное, что имело смысл, и слова миссис Хадсон это подтвердили.

Морган был безжалостным убийцей, который убивал людей по всему городу — в основном представителей высшего класса — и он забирал их вещи после того, как они испускали последний вздох. Холмс подозревал, что Морган накачивал своих жертв снотворным, прежде чем вернуться, чтобы прикончить их, но Морган был осторожен и не оставлял улик. Холмс об этом только догадывался, пока Ватсон не упомянул ромашку в чае.

То, что Ватсон выпил даже полчашки отравленного чая, было признаком его собственного недосыпа на прошлой неделе, и Холмс ругал себя за то, что не понял, что Морган решил добавить Бейкер-стрит, 221б, в свой список целей. Морган скоро начнёт наблюдать за квартирой, и он подождёт, пока лекарство подействует и все уснут, прежде чем войти через кухню, чтобы закончить работу. Он бы не хотел, чтобы кто-то из них умер от успокоительного — Морган любил убивать самостоятельно и наблюдать, как свет покидает глаза жертвы, — но это не меняло того факта, что и так затруднённое дыхание Ватсона становилось всё более редким.

Холмс в очередной раз проверил дыхание Ватсона и в очередной раз понял, что ситуация нисколько не улучшилась. Он предпочёл бы двигаться, что-то делать, искать способ всё это исправить, но всё, что он мог сделать, — это ждать и надеяться на то, что у Агара будет лекарство, в котором нуждался Ватсон. Секунды, казалось, тянулись, каждая в несколько раз дольше, чем должна была длиться, пока он считал хриплые вдохи и измерял пульс, который становился все более редким.

Где же Агар?

Дверь внизу с грохотом распахнулась, и три человека побежали вверх по ступенькам.

— Агар! — крикнул Холмс, пересекая комнату четырьмя быстрыми шагами, чтобы заглянуть через перила. Первым бежал доктор Агар, Лестрейд и Беннет следовали за ним. Агар начал перепрыгивать через ступеньку, когда услышал затруднённое дыхание, доносящееся из гостиной.

— Морган пытался дать нам снотворное, — быстро сказал Холмс, когда Агар добрался до лестничной площадки, — а у Ватсона аллергия на хлоралгидрат. У вас есть адреналин?

— Да, — коротко ответил Агар, проходя мимо Холмса к дивану.

Холмс подошёл к Агару, с беспокойством наблюдая, как Агар проверил пульс Ватсона и послушал его лёгкие, а потом вытащил пузырёк из своей сумки.

— Это первый раз, когда у него такая реакция? — спросил Агар, плавно вводя лекарство в ногу Ватсона.

Холмс покачал головой:

— Это первый случай, когда всё так плохо, но у него уже как-то была аллергическая реакция на этот препарат, более десяти лет назад. Трёхчасовая доза заставила его спать почти двадцать четыре часа и оставаться вялым ещё сутки. В первый день его дыхание было медленным и тяжелым, по лицу и шее распространилась сыпь, но он не хрипел.

Агар долго ничего не отвечал, хмуро прислушиваясь к сердцебиению Ватсона.

— Ему нужно носить с собой адреналин, — наконец тихо сказал он. — Реакции ухудшаются при повторном воздействии. Ещё одна такая реакция может его убить.

Холмс тяжело сглотнул, стараясь не показать страха, который вызвали эти слова:

— Понятно.

Наступила внезапная тишина, и Холмс повернулся, чтобы посмотреть на диван. Он вздохнул с облегчением, когда увидел, что грудь Ватсона свободно поднималась и опускалась. Каждый вдох был неглубоким и немного тяжёлым, но, по крайней мере, хрипы прекратились. Небольшое количество краски вернулось на лицо Ватсона.

— Адреналин устраняет худшие из симптомов, — сказал Агар, ещё раз осмотрев Ватсона, прежде чем положить стетоскоп обратно в сумку, — но, похоже, у него одновременно повышенная чувствительность к препарату и аллергия на него. Адреналин помогает только при аллергии. Если он не проснётся к утру или если что-то изменится, пошлите за мной.

Холмс кивнул, провожая Агара до лестничной площадки, прежде чем повернуться, чтобы ещё раз проверить состояние Ватсона.

Холмс почти лёг в кресло, прижав подбородок к груди и закрыв глаза, хотя одной рукой он продолжал держать запястье Ватсона и проверять его пульс. Пустая чайная чашка лежала на полу рядом с диваном, а полупустая чашка стояла на столе рядом с Холмсом, и он выровнял дыхание, когда внизу послышались шаги.

Если бы они действительно находились под действием хлоралгидрата, он вряд ли стал бы проверять пульс Ватсона, но его тяжёлое дыхание было почти беззвучным, и Холмс не мог быть уверен, что всё в порядке, если не проверял пульс Ватсона или не наблюдал за его дыханием. Он предпочёл бы делать и то, и другое, но ему пришлось притвориться спящим, чтобы заманить Моргана в ловушку. Он мог только надеяться, что Морган не заметит, как крепко он держит Ватсона за запястье.

Шаги медленно перемещались по кухне, кто-то проверял каждую комнату на пути к лестнице, и Холмс услышал шелест штор позади него. Лестрейд просто пошевелился, но у Холмса перехватило дыхание, когда шаги внизу замерли.

Они продолжились через мгновение, и Холмс ещё глубже устроился в своем кресле, пытаясь притвориться спящим как можно более убедительно. Лестрейд и Беннет знали, что нельзя верить никаким симптомам, которые проявлял Холмс, пока Морган был поблизости, и он намеренно начал храпеть, когда шаги достигли лестницы.

Морган, услышав храп, стал двигаться быстрее, и Беннет напрягся на своём месте под столом Ватсона.

Храп Холмса стал громче, и у двери послышался слабый смешок.

— Что происходит, а? — спросил Морган с отчётливым американским акцентом. — Вижу, моя работа почти закончена. Ой, а что вы с ним сделали, Холмс?

Морган медленно подошёл к дивану, что-то бормоча. В руке он сжимал тяжёлую деревянную дубинку.

— Храп, тяжёлое дыхание. Один из них бледный. Они вообще пили чай?

Он осмотрел чашки.

— Да, этот чай они пили. Кажется, им не понравилась моя ромашка. Очень жаль. Но что же не так с их дыханием? Ни у кого другого не было таких симптомов!

Он замолчал, очевидно, оглядывая комнату.

— Ой, а это что? Этот другой — врач? У меня ещё не было врача. Адвокаты и полицейские — были, но врачей не было. Почему лекарства валяются на столе?

Морган подошёл к столу Ватсона, где Холмс оставил разбросанным содержимое его медицинской сумки, а также учебник, открытый на странице об аллергических реакциях. Пока он читал, на долгое время установилась тишина. Очевидно, он не спешил делать то, для чего пришёл.

В конце концов, если бы они действительно находились под действием хлоралгидрата, у Моргана было бы несколько часов, прежде чем кто-либо из них проснулся бы самостоятельно.

— Аллергическая реакция, да? Что ж, это лишает нас всего удовольствия. Полагаю, я не смогу их разбудить?

Морган повернулся к тому месту, где Ватсон лежал на диване, занося свою дубинку. Когда он подошёл ближе, Холмс ещё раз громко всхрапнул, прервался на выдохе и задержал дыхание.

— Эй, ты там! Не надо так делать! — Морган отвернулся от Ватсона в сторону скрючившегося в кресле Холмса, поднимая дубинку, чтобы ударить его. Возможно, он надеялся одновременно восстановить дыхание Холмса и разбудить его. Всё, что Холмс знал о Моргане, указывало на то, что он предпочитал смотреть, как его жертва умирает от его рук, но он был слишком труслив, чтобы хотеть настоящего боя. Вместо этого он накачивал своих жертв снотворным, будя их по одному и используя полусонное оцепенение, чтобы они не сопротивлялись его удару.

Морган хотел забить до смерти ошеломлённого детектива, но вместо этого получил драку с разъярённым детективом. Холмс подождал, пока Морган совершит замах, прежде чем вскочить со стула.

Холмс странным образом ощутил удовольствие, когда глаза Моргана расширились, но у него было мало времени, чтобы прочувствовать это удовольствие в полной мере. Морган был и слишком труслив, чтобы позволить себе настоящую борьбу, и слишком слаб, чтобы победить в ней, если она всё-таки случится. Холмс скрутил Моргана ещё до того, как Лестрейд и Беннет выбрались из своих укрытий.

Удерживая преступника ровно столько времени, чтобы убедиться, что наручники надеты, а Беннет крепко его держит, Холмс повернулся обратно к дивану, полностью игнорируя пристальный взгляд Моргана, и проверил, что состояние Ватсона не изменилось.

— Я полагаю, аллергическая реакция была постановкой? — спросил наконец Морган.

— Ну, а как ещё мне было сделать так, чтобы вас поймать, — ответил Холмс, даже не потрудившись взглянуть в сторону Моргана, которого Беннет уже пытался тащить к выходу. Моргану не нужно было знать, что реакция была лишь наполовину постановкой, и Холмса охватила ярость из-за того, что Морган подверг Ватсона опасности. Потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы продолжать проверять пульс Ватсона вместо того, чтобы задушить этого труса голыми руками. Впрочем, кроме удушения, он знал и другие способы мести.

— Я должен поблагодарить вас за то, что вы нацелились именно на нас, — добавил Холмс небрежно, зная, что именно этот комментарий разозлит Моргана больше всего. — Вы могли бы ещё долго оставаться на свободе, если бы не сделали этого, и я уверен, что семьи других убитых вами людей будут рады узнать, что вы за решёткой. А потом вас повесят.

Морган выругался, и Холмс заметил, что Лестрейд пытается скрыть усмешку. Инспектор знал, что месть Холмса удалась, и теперь эта мысль будет постоянно раздражать Моргана.

Лестрейд тихо сказал Холмсу, что зайдёт попозже проведать их с Ватсоном, а потом взял Моргана за другую руку, и вместе с Беннетом они повели Моргана на выход. Поскольку состояние Ватсона оставалось стабильным, Холмс встал, чтобы проводить полицейских. Однако, когда он поднялся на ноги, с дивана донесся шорох, и Холмс быстро обернулся на звук и опустился на колени, отчаянно надеясь, что Ватсон просыпается.

Ватсон пошевелился, затем открыл глаза. Его тяжёлое затруднённое дыхание немного успокоилось, когда он это сделал, и Холмс наклонился вперёд, чтобы взять руку Ватсона в свою.

— Ватсон?

Ответа не последовало, и взгляд Ватсона безучастно блуждал по комнате.

— Ватсон, вы меня слышите?

Ватсон посмотрел на Холмса, но его глаза так и не сфокусировались. Его рот беззвучно шевелился, и замешательство на его лице показывало, что он на самом деле не проснулся. Холмс сглотнул, вспомнив, сколько раз Ватсон просыпался в замешательстве, когда это происходило в предыдущий раз.

— Всё в порядке, Ватсон. Вы в безопасности.

Бодрствующий или нет, Ватсон, очевидно, что-то уловил в словах Холмса. Он совсем немного посмотрел сквозь Холмса, прежде чем его глаза снова закрылись.

Это будет долгий день.

— Ватсон, вы меня слышите?

Какой странный вопрос. ДА. Я слышу вас.

— Вам нужно проснуться.

Я устал.

— Я знаю, что вы устали, но вы слишком долго спали.

Сон манил, притягивая меня ближе, несмотря на слова, которыми меня кто-то пытался разбудить.

Ну нет же ничего плохого во сне!

— Вставайте, Ватсон. Мне скоро опять придётся послать за Агаром, если вы не проснётесь.

Не нужно этого делать. Просто дайте мне поспать.

В моей голове раздался странный стук, как будто какой-то музыкант поместил несколько барабанов между моими ушами. Это смутило меня, но я отбросил эту мысль. Я бы выяснил, откуда появились барабаны, позже. Конечно, это может подождать. Сон был важнее, не так ли?

— Откройте глаза, Ватсон.

Что-то в голосе подсказывало, что я должен его слушать, что я должен бороться, пока не открою глаза — хотя бы на мгновение, — но я был слишком уставшим. Каждый мускул был словно придавлен пианино, и я сомневался, что смогу открыть глаза, даже если попытаюсь.

Я не пытался, и усталость вернула меня во тьму.

Дыхание Ватсона снова стало тяжелым, как во сне, и Холмс откинулся на спинку стула. Уже дважды Ватсон просыпался настолько, что его дыхание менялось, но он всё ещё не двигался, даже не вздрагивал, как иногда делал в глубоком сне.

Холмс встал и потянулся, глядя в окно. Раннее утреннее солнце освещало здания через дорогу, и обычные толпы людей текли вверх и вниз по тротуарам, а на проезжей части то и дело пролетали кэбы.

Миссис Хадсон принесла чайник со свежим чаем час назад, и он налил себе чашку, чуть не расплескав, поскольку его внимание было сосредоточено больше на Ватсоне, чем на чашке в его руке.

С тех пор, как Ватсон потерял сознание, прошло более двадцати четырёх часов, и хотя его медленное и всё ещё тяжёлое дыхание было намного лучше, чем вчерашние хрипы, Ватсону нужно было проснуться.

На лестнице послышались шаги, и миссис Хадсон внесла в комнату поднос с завтраком. Она взглянула на Ватсона по пути к столу, не нуждаясь в пояснениях, чтобы увидеть, что никаких изменений не произошло, и Холмс откинулся на спинку стула, подперев голову ладонями и пристально глядя на Ватсона.

Ждать всегда было тяжелее, чем что-то делать.

— Съешьте хоть что-нибудь, мистер Холмс.

Он ничего не ответил, едва уловив смысл её слов. Ему не нужно было есть. Ватсону нужно было проснуться.

— Мистер Холмс?

Он проверил пульс Ватсона, с облегчением отметив, что он всё ещё был сильным и ровным, хотя и немного замедленным, но затрудненное дыхание так и не улучшилось. Очнётся ли он когда-нибудь?

Миссис Хадсон встала сзади Холмса и положила руку ему на плечо. Он посмотрел на неё и увидел сочувствие на его лице. Она была так же обеспокоена, как и он.

— Вы обещали ему, что не будете пропускать приёмы пищи, — мягко напомнила она ему, — и вы знаете, что он сделает, если вы сейчас нарушите это обещание. Съешьте что-нибудь. Что угодно.

Холмс быстро взглянул на неё, но всё-таки кивнул, поднявшись на ноги. Миссис Хадсон пристально за ним наблюдала. Он взял тарелку, и она повернулась, чтобы уйти, но Холмс сказал ей:

— Миссис Хадсон, пошлите за Агаром, — Холмс был уже не в силах скрывать усталость и беспокойство. — Ватсон уже должен был проснуться.

Миссис Хадсон кивнула и ушла. Холмс хотел сказать ей что-то ободряющее, но так и не придумал, что именно.

Поставив тарелку с едой на стол, он не отрывал взгляда от Ватсона. В конце концов он обещал есть хоть что-то, а не съедать всё, что ему положили. Нескольких укусов было более чем достаточно, чтобы выполнить его обещание. В гостиной снова стало очень тихо, и Холмс считал вдохи Ватсон, которому очень нужно было проснуться.

Дверь внизу открылась, затем закрылась, и на лестнице послышались шаги Агара. Холмс не стал вставать ему на встречу, ведь он так и продолжал держать Ватсона за руку, считая его пульс.

— Произошли ли какие-либо изменения? Что-то случилось? — спросил Агар вместо приветствия, когда Холмс наконец поднял голову и посмотрел на него. Агар достал стетоскоп из сумки.

Холмс покачал головой, отойдя достаточно далеко, чтобы не мешать Агару, когда он проводил осмотр.

— Почти никаких изменений. Он дважды просыпался настолько, что его дыхание менялось, но он не двигался, — Холмс замолчал, взглянув на часы, прежде чем закончить, — шесть часов, когда он в последний раз просыпался в замешательстве.

— Опишите это «пробуждение в замешательстве».

Холмс поколебался, пока Агар слушал дыхание Ватсона, затем ответил:

— Его глаза открыты, но не фокусируются. Иногда он борется со мной, думая, что на одного или на нас обоих напали, а иногда он несколько раз спрашивает, кто я и где он, прежде чем снова заснуть. Три раза он пил немного воды, но он этого не осознавал, просто не сопротивлялся.

Агар некоторое время размышлял над сказанным.

— Мы знаем, сколько снотворного Морган положил в чай?

— Он использовал стандартную восьмичасовую дозу для других своих жертв, — ответил Холмс. — Ватсон выпил только половину чашки. Возможно, это пятичасовая доза.

— И он проспал почти двадцать четыре часа из-за пятичасовой дозы, — прокомментировал Агар. — Сколько он спал на прошлой неделе?

Холмс покачал головой:

— Очень мало. Он часто не мог даже сесть, когда приходил домой, потому что к нему опять кто-то приходил. Миссис Хадсон отказала семи людям только этим утром.

Агар закрыл свою сумку, встал и посмотрел на Холмса.

— Я не вижу ничего плохого. Его дыхание не такое затруднённое, как вчера, и он, кажется, ближе к глубокому сну, чем к потере сознания от снотворного. Он должен проснуться сам. Это просто вопрос времени.

Холмс нахмурился, но дыхание Ватсона снова изменилось, прежде чем он смог ответить. Он подошел и встал рядом с диваном.

— Ватсон?

Тот оставался неподвижным.

— Ватсон, вы меня слышите?

Ответа не последовало, и Ватсон снова погрузился в сон.

— Вы сказали, что он так делал дважды? — спросил Агар, изучая Ватсона.

— Да, это третий раз.

Холмс сел в своё кресло, проверяя пульс Ватсона, хотя его взгляд не отрывался от Агара.

— Я послал за вами вскоре после второго, а первый раз был около трёх часов назад. Что-то не так?

Агар быстро покачал головой, слабая улыбка успокоила Холмса больше, чем следующие слова.

— Всё в порядке. Кажется, он пытается проснуться, но пока не может с этим справиться. Хлоралгидрат действует на нервную систему. У Ватсона повышенная чувствительность к препарату, и он, вероятно, будет вялым ещё долго после того, как окончательно проснётся. Думаю, именно усталость пока удерживает его во сне.

Беспокойство Холмса немного снизилось, когда он увидел, что Агар не видит ничего страшного в состоянии Ватсона, и Агар повернулся, чтобы уйти.

— Увидимся позже, — сказал Агар, когда Холмс встал. — Сегодня я помогаю Томпсону. Пошлите за мной туда, если что-то изменится, но я верю, что он скоро очнётся.

Дверь закрылась прежде, чем Холмс смог поблагодарить его, и Холмс снова устроился в кресле, наблюдая.

Ожидание изматывало.

— Ватсон, вы меня слышите?

Да, я вас слышу.

— Вам нужно проснуться.

Мы это уже обсуждали.

Чья-то рука схватила меня за предплечье, и я удивился, как она могла так легко поднять мою руку, ведь она весила так много. Всё казалось тяжелым, и усталость прямо-таки переполняла меня.

— Откройте…

Голос опять что-то говорил, но сон манил, и я не сопротивлялся ему.

— Ватсон, вы меня слышите?

Голос снова проник в темноту, и я стал раздражаться.

Можно же было начать говорить что-то другое!

— Вам нужно проснуться.

Ну вот опять.

— Ватсон, откройте глаза.

Я думал бороться и попробовать проснуться, но я устал от этих повторяющихся призывов ко мне. Усталость навалилась на меня, и я сдался.

Чего вы хотите от меня?

— Вам нужно проснуться.

Кто вы вообще такой, и почему у меня складывается впечатление, что вы любите повторяться?

— Агар сказал, что, по его мнению, вы в сознании, но не можете ответить. Я надеюсь, что он прав, и это означает, что вы становитесь всё ближе к состоянию, когда сможете со мной разговаривать. Откройте глаза, Ватсон. Вы уже проспали достаточно долго.

И всё же я всё ещё измотан. Как я мог «спать достаточно долго», когда усталость всё ещё так давит на меня?

— По крайней мере, проснитесь настолько, чтобы глотнуть воды. Вы слишком долго не пили и не шевелились.

Если бы я так уж долго не шевелился, у меня бы всё затекло и болело, а я просто устал. Почему я должен просыпаться, когда мне явно нужен сон?

— Вам нужно проснуться.

Боже, опять.

Наступила долгая пауза.

— Кажется, вы меня не слышите, — наконец констатировал голос с тревогой.

Чья-то рука схватила мою кисть, легко сжала её, и я попытался ответить на рукопожатие. Мои глаза отказывались открываться, и я не понимал, почему он думал, что мне нужно просыпаться, но что-то подсказывало мне, что в голосе нормального человека не должно быть такой тревоги. Я бы хотел её облегчить.

Однако моя рука оставалась очень тяжёлой, и даже такое маленькое усилие утомило меня. Голос начал говорить что-то ещё, но я больше его не слышал, так как усталость взяла верх.

— Ватсон.

Снова вы.

— Откройте глаза, Ватсон.

Вы ужасно настойчивы.

— Вы спали достаточно долго. Откройте глаза хотя бы на мгновение.

Я уже пробовал. Не сработало.

— Продолжайте пытаться. Вам нужно проснуться.

Вы умеете читать мысли?

Голос сделал паузу, слабо вздохнув.

— Лестрейд заходил утром, — продолжил он. — Он сказал, что Морган очень красочно ругался, когда оказался в своей камере. Очевидно, есть большая разница между американскими и британскими тюрьмами.

Кто такой Морган? И раз уж мы затронули тему имен, вы-то кто?

— И вы даже на секунду не проснулись, Ватсон… А мне понравился рассказ Лестрейда! Морган проводит большую часть своего времени, расхаживая по камере, злясь, что он вышел бы на свободу, если бы уехал из города вместо того, чтобы нападать на наш дом. Они предъявили ему десять обвинений в убийстве и два в покушении на убийство. Суд над ним состоится на следующей неделе, но Лестрейд не сомневается, что Моргана повесят.

Хотя голос показался мне смутно знакомым, я всё ещё понятия не имел, кто такой этот Морган, но я отметил эту историю и попытался её запомнить. Если кто-то, кем бы он ни был, рассказывал мне историю о каком-то Моргане, когда сомневался, что я вообще бодрствую, наверняка это очень важно. Но я выясню это позже.

— Я наконец понял, почему вы ухмыльнулись, когда вернулись домой, Ватсон. И Лестрейд вот тоже никак не прокомментировал крошки от тоста, которые прилипли к моим брюкам, хотя я уверен, он прекрасно их заметил. Скажете мне в следующий раз, хорошо?

Я, кажется, узнал голос Холмса, и улыбнулся от воспоминаний о наших с ним приключениях. Я задался вопросом, сколько времени ему потребуется, чтобы заметить мою улыбку… И почему он разговаривает со мной, пока я сплю?

Мысль поразила меня. Лучше я спросил бы себя, почему я-то спал? Вспышка гриппа была в самом разгаре. Конечно, у меня есть пациенты!

— Томпсон предоставил мне обновлённую информацию о ваших пациентах, когда возвращал вашу записную книжку. Та молодая леди, которую вы упомянули — Легранж? — выздоровела.

Легранж? Я на мгновение задумался, смутно узнавая это имя. Кем же была эта Легранж?

Пришло воспоминание о молодой женщине, её муже рядом с ней и трёх малышах, выглядывающих из дверного проема. Она была ужасно больна, когда я видел её в последний раз, и я был рад узнать, что она выздоровела.

И это не было ответом на вопрос, почему я о ней не позаботился.

— Я думаю, вы напугали миссис Хадсон. Мне кажется, она не переставала готовить с тех пор, как вернулась домой. Вы должны проснуться и помочь мне съесть всю эту еду.

С тех пор, как она вернулась домой? Куда она уходила? И как я её напугал?

— Агар сказал, что с этого момента вам нужно носить адреналин с собой. Вам он хорошо помог…

Адреналин. Адреналин использовался при аллергических реакциях, и я знал только об одной своей аллергии: на хлоралгидрат. Наконец я вспомнил чай с ромашкой и ещё какой-то чай. Сон снова одолел меня, но на этот раз я боролся с ним, пытаясь открыть глаза.

Насколько плохой была реакция, что миссис Хадсон начала одержимо готовить, а Агар решил, что я должен носить с собой адреналин?

— Вероятно, вам также следует научить окружающих вас людей тому, какую дозировку адреналина вам дать в случае проявления аллергической реакции, — продолжил Холмс, взяв мою руку в свою. — Если вы не можете сделать себе инъекцию, кто-то другой должен знать, сколько адреналина и как нужно вам ввести.

Это был довольно... краткий ответ на мой вопрос, и я на мгновение перестал бороться, чтобы открыть глаза, переваривая это. Я знал, что аллергические реакции усиливались с каждым воздействием, но моя первая реакция не требовала адреналина, чтобы выжить, а теперь он мне требуется. Как же хорошо, что наука совершила такой прорыв и открыла это лекарство!

По-видимому, мне как раз потребовался адреналин, и это также давало ответ на некоторые другие мои вопросы, хотя и не объяснило, почему мне было так трудно проснуться.

Я решил, что это, вероятно, из-за хлоралгидрата. Препарат воздействовал на нервную систему, и это объясняет, почему всё казалось тяжелым, как будто лекарство всё ещё пыталось усыпить меня. В прошлый раз оно вырубило меня на целый день, но, вероятно, сейчас была слишком большая доза. Потом я вспомнил всё, что говорил Холмс и вдруг осознал, что я сплю уже очень долго. Как долго я сплю?

Самый простой способ определить это — спросить его, и я снова попытался открыть глаза, пошевелить пальцем, как-то передать Холмсу, что я проснулся.

Долгое мгновение царила тишина, прежде чем вздох достиг моих ушей.

— Когда же вы проснётесь по-настоящему? — вздохнул Холмс и обхватил мою руку обеими руками.

Сочувствие шевельнулось в моей груди. Мне показалось, что Холмс никогда не заговорил бы со мной вот таким образом, но страх, беспокойство и усталость сделали его более эмоциональным. Я очень сильно попытался ну если не проснуться, то хотя бы пошевелиться, застонать, сделать хоть что-нибудь.

Я только начал думать, что могу коснуться его руки своей рукой, когда из комнат внизу донёсся крик, за которым последовал грохот и громкий хлопок.

Холмс вскочил, отпустил мою руку и бросился к лестнице, а я понял, что он узнал звук так же хорошо, как и я. Однажды, много лет назад, я уже слышал нечто подобное.

Тогда на кухне чуть не случился пожар — искра попала в поднятое миссис Хадсон облако из муки.

Мои глаза наконец повиновались моим же приказам открыться, и я уставился в потолок, внимательно прислушиваясь к происходящему в доме, а также пытаясь преодолеть сковывающую меня дрёму. Миссис Хадсон могла быть ранена. Я сомневался, что смогу ей в этом случае помочь, и меня это очень раздражало. Кроме того, в доме мог начаться пожар, нам бы пришлось эвакуироваться, а я, кажется, был совсем беспомощным.

Однако голос миссис Хадсон донёсся из кухни ещё до того, как Холмс добежал к ней по лестнице, и я почувствовал облегчение от отсутствия паники в её голосе. Он дважды прошёлся по её комнатам, проверяя, всё ли в порядке и не нужна ли ей помощь, и я отчётливо услышал, как она сказала ему: «Возвращайтесь наверх, мистер Холмс. Со мной всё хорошо».

Холмс что-то ей ответил, чего я не слышал.

Чем больше я просыпался, тем легче становилось игнорировать то, насколько сильно я устал. Вот сейчас, к примеру, мне удалось лечь на бок, чтобы унять боль в плече и хоть иногда смотреть на что-то кроме потолка.

Кресло Холмса было придвинуто к дивану, и возле кресла стоял столик. Послеполуденный солнечный свет ярко светил в окно, и я понял, почему огню в камине позволили погаснуть. На столе Холмса для химических опытов лежала стопка почты. Книга на столике лежала рядом с заварочным чайником, тарелкой с недоеденной едой, кувшином и наполовину полным стаканом воды, но я не смог найти никаких намёков на то, сколько времени прошло. Я пришёл домой через час или два после завтрака.

Как долго я спал?

Боль вторглась в мои мысли, и вопрос потерял актуальность, потому что боль стала нестерпимой и начала биться в висках. Обезболивающее было бы кстати, но Холмса не было в комнате. Впрочем, до стакана с водой я мог бы дотянуться. Я хотел достать лекарство из моего саквояжа, но его содержимое было разбросано по всему столу, а сил встать и разобраться в этом беспорядке у меня не было. Кажется, с обезболивающим придётся подождать, но, если Холмс не вернётся в ближайшее время, я хотя бы попытаюсь дотянуться до стакана с водой. Моё горло совсем пересохло.

Почему он так долго? Была ли миссис Хадсон всё-таки ранена? Что-то загорелось?

В комнату проник запах горелой муки, и я попытался выпрямиться. Холмс не закрыл дверь по пути на кухню, и я попытался выглянуть на лестничную площадку и посмотреть, есть ли там дым. Учитывая сильную усталость, которая всё ещё давила на меня, я понятия не имел, смогу ли я подняться с дивана, не говоря уже о том, чтобы спуститься по лестнице, но я бы что-нибудь придумал.

Я наконец заставил себя выпрямиться ровно настолько, чтобы увидеть лестничную площадку, и не заметил никаких признаков дыма. Я рассудил, что это хорошо, потому что я, очевидно, ещё не был готов вставать. В тот краткий миг, когда я приподнялся достаточно высоко, чтобы заглянуть через диванный подлокотник, у меня закружилась голова, и я откинулся на подушки, когда комната, казалось, завертелась вокруг меня.

Я открыл глаза, не помня, как закрыл их, осторожно устраиваясь поудобнее на диване, когда головокружение утихло. Подложив подушку так, чтобы она поддерживала мое плечо, я попытался сесть, глядя на стакан на столе. Если я не мог посмотреть на лестницу, чуть не потеряв сознание от головокружения, мог ли я самостоятельно напиться? Я снова оглядел комнату, размышляя об этом и пытаясь решить, хочу ли я попробовать выпить воды или просто вернуться ко сну. Холмс так и не вернулся.

Попытка проглотить слюну свело моё горло сильнейшим спазмом, и я начал кашлять. Я посмотрел на стакан с прямо-таки манящей меня водой. У меня ужасно пересохло в горле. Насколько хуже было бы, если бы я сейчас снова заснул? Я так устал, что наверняка мне потребуется ещё несколько часов, прежде чем я смогу проснуться.

На лестнице по-прежнему было тихо. Я решил, что Холмс, вероятно, начал помогать миссис Хадсон убираться, и может пройти ещё несколько минут, прежде чем он вернётся. Очевидно, я спал довольно долго, потому что у меня пересохло не только во рту, но и в горле, и мне нужно было попить, прежде чем я снова поддамся усталости, пытающейся вернуть меня в сон. Я должен был попытаться, и снова передвинулся и попробовал дотянуться до стакана.

В принципе, я довольно легко дотянулся до стакана, но он оказался намного тяжелее, чем я ожидал. Как наполовину полный стакан мог быть таким тяжёлым? Думаю, мне не следовало пытаться поднять его после того, как первая попытка не удалась. Стакан был немного мокрым, и моя рука соскользнула. Стакан громко стукнул по столу, а я потерял равновесие, уронив книгу на пол, когда пытался не упасть с дивана. Холмс побежал вверх по лестнице, а комната опять начала вращаться вокруг меня.

— Ватсон?

Голос разбудил меня, и я попытался открыть глаза. Я лежал, наполовину перегнувшись через край дивана, а знакомая пара рук не давала мне соскользнуть на пол. Головокружение было настолько сильным, что я понял — совершить ещё одну попытку взять стакан и напиться будет попросту глупо. Мне было интересно, понял ли Холмс, чего я хотел, когда вошёл в комнату.

— Ватсон, вы меня слышите?

Знаете, вы чертовски сегодня однообразны.

Руки осторожно приподняли меня и уложили ровно на диван, и мне наконец удалось открыть один глаз, а затем другой. Холмс склонился надо мной, в его взгляде я увидел облегчение.

Он посмотрел на меня, потом — на книги и стакан, который я передвинул примерно на дюйм, быстро поняв, что я пытался сделать. Мне не нужно было ни о чём просить — он придержал меня одной рукой, поднёс к моим губам стакан, и я наконец-то смог напиться.

— Извините, — пробормотал я, как только смог заставить работать свой голос, и забрал стакан. Мне нужна была помощь Холмса, чтобы сесть. Кажется, я сильно напугал его своим обмороком. Я винил усталость в том, что не продумал всё это лучше. Я должен был просто сбросить книгу на пол. Это заставило бы его подняться, и он не видел бы меня наполовину свесившимся с дивана.

Он отмахнулся от извинений, всё ещё глядя на меня.

— Вы помните, что произошло? — спросил он, пока я продолжал жадно пить.

Я попытался кивнуть и чуть не расплескал всю воду.

— Кажется, я нахожусь под воздействием лекарства. Как… — слово застряло у меня в глотке, — долго?

— Сейчас три часа пополудни второго дня, — ответил он.

Почти тридцать шесть часов. Неудивительно, что Холмс так волновался.

— Адреналин? Как быстро Агар решил дать мне дозу? — я ещё не мог сформулировать так много слов, и я надеялся, что он понял вопрос.

Он кивнул и взял у меня стакан, чтобы убрать его. Я откинулся на спинку дивана, пытаясь унять боль и стук в голове.

— У Агара был адреналин с собой, — тихо сказал он мне, пристально изучая меня, — и он ввёл вам инъекцию почти сразу как пришёл. Это помогло вашему дыханию, но вы не проснулись. Он сказал, что у вас и повышенная чувствительность, и аллергия на снотворное, а адреналин только устраняет аллергию.

Я кивнул, заставляя себя снова открыть глаза. Я знал всё, что говорил мне Холмс, хотя и не мог понять, почему.

— Агар сказал, что мне нужно носить адреналин с собой, — произнёс я.

Холмс очень удивился.

— Я научу вас и миссис Хадсон правильной дозировке, — добавил я.

Он кивнул и пожал мне руку. Это рукопожатие сказало мне больше, чем когда-либо могли сказать его слова, и я снова попытался сесть в надежде, что это поможет мне не заснуть.

— С миссис Хадсон все в порядке? — спросил я, когда комната прекратила своё медленное вращение.

Холмс уставился на меня:

— Как давно вы проснулись?

Я на мгновение задумался, пытаясь определить хотя бы приблизительное время моего медленного пробуждения, но в конце концов сдался и пожал плечами:

— Я иногда вас слышал, но не знаю, сколько времени прошло. Ещё я слышал хлопок и то, как вы побежали к миссис Хадсон. Она не ранена?

Холмс увидел, что я смотрю на свой разобранный саквояж, и ответил:

— Нет, она не пострадала. Она внизу, пытается восстановить свою «чистую до хруста» кухню.

Я ухмыльнулся, услышав эту странную фразу миссис Хадсон, которую Холмс процитировал. А ещё я обрадовался, что ни я, ни Холмс не были причастны к тому, что эта кухня сейчас не такая уж и чистая.

— А как там мои пациенты? Вы упомянули только миссис Легранж.

— Я отправил вашу записную книжку Томпсону, и он вернул её прошлой ночью. Все ваши пациенты в порядке, насколько я знаю, и, да, миссис Легранж полностью выздоровела.

— Хорошо, — я сделал паузу и хотел задать ещё один важный для меня вопрос, но мой желудок заурчал, прежде чем я заговорил. Я мог бы задать свой вопрос и после того, как поем. Я снова попытался сесть, но у меня ничего не получилось.

Рука Холмса опустилась на моё плечо, удерживая меня на месте. Я посмотрел на него, нахмурившись.

— Я сейчас всё принесу, — сказал он. — Не делайте резких движений и не пытайтесь встать.

Я фыркнул, изображая большее раздражение, чем чувствовал, и откинулся на спинку, снова почувствовав сильное головокружение. Огромным усилием воли я заставил себя сидеть ровно. Обнаружив, что я сползаю на пол, Холмс, вероятно, не позволил бы мне встать до завтра, а я ненавидел быть инвалидом.

Холмс ушёл и вернулся с тарелкой, полной разной еды, сел напротив меня, чтобы следить за тем, как я ем. Он знал, что я ненавижу суету, которая возникает вокруг больного, но я не мог отрицать, что делал бы почти то же самое, если бы болел Холмс, а я должен был о нём заботиться. Я вспомнил, как мне трудно было дышать и я ухватился за стол чтобы не упасть. Если бы я потерял сознание от недостатка кислорода, а не от самого успокоительного, как сильно развилась бы реакция, прежде чем Агар смог бы её остановить и обратить?

Вероятно, в этом случае я бы уже не мог ничего ни у кого спросить.

То, что я был голоден, не означало, что я был достаточно бодр, чтобы есть, и я больше ковырялся в еде, чем ел на самом деле, благодарный, что Холмс принёс довольно простую еду. Если я был слишком уставшим, чтобы есть хлеб, мясо и сыр, я, конечно, не мог справиться с чем-либо, требующим столовых приборов.

— Перестаньте так меня рассматривать, Холмс, — наконец пробормотал я, уставившись на маленький кусочек сыра, который я из-за нарушенной мелкой моторики никак не мог ухватить. — Я знаю, вы помните, как всё со мной происходило в прошлый раз.

— В прошлый раз это продолжалось не так уж долго, — ответил он, не отрывая от меня взгляда, — и сейчас всё намного хуже.

Я отказался от затеи ухватить этот кусочек сыра.

— Была большая доза?

— Возможно, — проговорил он. — Как сильно у вас болит голова?

Голова болела довольно сильно, но я не стал говорить об этом вслух, чтобы не волновать Холмса ещё сильнее.

— Немного кружится, — ответил я ему.

Я хотел обезболивающее, и мой взгляд упал на лекарства, разложенные на моём столе. Я понял, что забыл вопрос, который хотел задать Холмсу и задал другой:

— Почему вы выпотрошили мой саквояж?

— В вашем учебнике указаны дозы адреналина, и я не знал, сколько времени потребуется Агару, чтобы прийти к нам.

Я должен был сам это понять, и я винил головную боль и усталость в том, что я этого не сделал. Однако его слова напомнили мне ещё об одном вопросе. Я отставил тарелку в сторону и потянулся за стаканом, который стоял на столике. Вероятно, моя голова так сильно болела именно из-за обезвоживания.

— А куда уходила миссис Хадсон? — я снова ощутил усталость и попытался сосредоточиться на том, чтобы мой голос звучал как можно более внятно.

— Как вы поняли, что она уходила? — нахмурившись, спросил Холмс.

Я поколебался, пытаясь вспомнить его почти бессвязную речь.

— Вы же говорили, что она сразу же начала готовить после того, как «вернулась домой»!

— Вы определённо делаете успехи в дедукции! — улыбнулся Холмс. — Она уходила к своей сестре, пока доблестные работники Скотленд-Ярда не арестовали Моргана.

Морган. О нём и был мой вопрос. Холмс произнёс это имя так, как будто ожидал, что я пойму, о ком идёт речь и у меня нет провалов в памяти.

— Кто такой Морган? — спросил я.

— Помните, Лестрейд вызвал меня в Уайтхолл три недели назад?

Я кивнул. Я хотел поехать с ним, но прямо перед нашим отъездом меня срочно вызвали к пациенту. Вместо того, чтобы отправиться с ним, я отправился помогать первому из пациентов с гриппом и с тех пор не сбавлял темпа — по крайней мере, так мне казалось.

— Трое взрослых были забиты до смерти, но не было никаких признаков того, что они сопротивлялись. Вся комната была тщательно очищена от любых улик, а также пропали несколько ценных вещей. Это было второе подобное убийство, а на прошлой неделе произошло и третье. Я знал наиболее вероятного виновника, но у меня было не более чем предположение о том, как это было сделано, пока вы не сказали про ромашку.

Я нахмурился, пытаясь привести в порядок свои ленивые мысли. Какое отношение ромашка имела к нескольким убийствам в элитной части города?

— Морган проникал в дом и подсыпал снотворное во всё, что попадалось ему под руку, — продолжал он, — уходил, потом возвращался, чтобы закончить работу без сопротивления уснувших жертв.

— И он пришёл сюда? — спросил я, и слова стали даваться мне с огромным трудом, несмотря на то, что я изо всех сил пытался говорить, не запинаясь.

Холмс кивнул, хмуро глядя на меня, когда я, по-видимому, не смог скрыть страдальческую гримасу от головной боли.

— Я выходил за газетами незадолго до того, как вы вернулись домой, — сказал он, — и обнаружил, что окно моей спальни было не закрыто. У него было достаточно времени, чтобы отравить чай и зачем-то заварить свою ромашку до моего возвращения.

Мои ленивые мысли наконец-то прояснились, и я понял, что он, кажется, устроил ловушку для Моргана в нашем доме, а себя и меня, абсолютно беспомощного, использовал в качестве приманки.

— Что вы так на меня смотрите, Ватсон? — Холмс всегда легко читал мои мысли. — Лестрейд и Беннет тоже здесь были, и они не могли бы позволить Моргану завершить его мокрое дело. Они его и арестовали.

Я улыбнулся, и от этого моя головная боль усилилась. Подавив возникшую дрожь, я задался вопросом, где он подхватил это выражение. «Мокрое дело», надо же. Этот оборот можно было встретить в низкосортном криминальном романе, а никак не в речи Холмса.

Тут он заметил, что я морщусь от боли и помрачнел.

— Я в порядке, Холмс, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал чётко и ясно, но в нём вдруг появился шотландский акцент. — Это просто головная боль. Вероятно, у меня обезвоживание.

Он ничего не ответил, быстро нашёл знакомый пакетик из кучи лекарств на столе, высыпал его содержимое в стакан, налил в него воды и протянул стакан мне.

Я хмуро посмотрел на него и сделал большой глоток. Я не хотел, чтобы он знал, что мне нужно обезболивающее. Иногда я в принципе хотел, чтобы он не был таким чертовски наблюдательным. Холмс просто ухмыльнулся в ответ на моё раздражение и сел в кресло, продолжая пристально на меня смотреть. Что-то ещё мучило его.

— Ну, что ещё? — немного грубо спросил я.

Он покачал головой и ничего не сказал. Я сделал ещё один глоток лекарства.

— Холмс?

— Насколько вы устали? — задал он вопрос, прищурившись.

Я сделал ещё глоток, решая, как ответить на этот вопрос. Честно говоря, я бы не смог долго бодрствовать, но я хотел допить лекарство и убедиться, что Холмс и миссис Хадсон действительно не пострадали, прежде чем я снова лягу спать.

— Почему вы думаете, что я до сих пор чувствую себя уставшим?

Он поколебался, но ответил вопросом на мой вопрос.

— Вы невнятно произносите слова из-за головной боли или из-за усталости?

Как я назвал Холмса минуту назад? Чертовски наблюдательным? На ум пришло другое, гораздо более сильное слово, и, судя по слабой улыбке, я произнёс это слово вслух.

— Из-за усталости, — ответил я.

— Тогда спите.

Я допил лекарство и отставил стакан в сторону, сопротивляясь жгучему желанию закрыть глаза.

— Я в порядке, Ватсон, — сказал Холмс мне, — и миссис Хадсон тоже. Спите. Может быть, она расскажет нам обоим, как ей удалось чуть не поджечь всю кухню, когда вы проснётесь.

Я ухмыльнулся, устраивая мою многострадальную голову на подушку, и мои глаза закрылись, когда Холмс накрыл меня одеялом. Я не сразу заснул и смутно слышал, как он пробормотал что-то о том, что не понимает, почему она испекла его любимый торт и не дала ему попробовать даже кусочек.

Все торты, которые пекла миссис Хадсон, были у Холмса «любимыми», но это вовсе не означало, что в этот раз она приготовила торт именно для него.