Между ними не было любви (гет)

Сенку знал — нельзя показывать заинтересованность Императрицей Силы. Перемирие с Цукасой было временным и непрочным, а ещё могло рухнуть в любой момент. Единственное, что он мог — искать его младшую сестру вместе с остальными людьми, что он в принципе и делал. Тем не менее, мысли его были далеки от этой реальности, потому что даже глаза искали в толпе высокую девушку с чёрными волосами.

Она наверняка по-аристократически закатит глаза. Поправит свои волосы, чтобы заправить неудобные пряди за уши — и он был полностью уверен в том, что вылезли они из косички, потому что так бы сделал и сам он, — будет стоять прямо и смотреть с высоты своего роста. Ишигами специально не интересовался тем, насколько подрос с их последней встречи, ещё до окаменения, чтобы постараться определить на глаз.

Он понимал, что будет странно смотреть на её ногти без лака. В последний раз они имели голубой цвет, их цвет полного взаимопонимания, но Сенку прекрасно знал, что пока она сидела дома, ногти вернули свой первоначальный красный цвет по их молчаливой договорённости. Нелли сделала это не по собственной инициативе, а из-за их доверия друг другу.

Начало-финиш-начало.Слишком далеко зашли и нужно было вернуться обратно.

Он почему-то хотел её увидеть. Сердце громко стучало в груди и от непривычки, кажется, болело. Сенку напоминал себе: Мы друг друга не любим; но даже мысли о таком звучали как какой-то обман. Он хотел посмотреть ей в глаза и убедиться в том, что она думает также.

Одной цифровой записки ему было мало. Тем более информация на ней была исключительно скупа и по делу, его самого касался только самый последний вопрос. Но зато какой вопрос! Смех, да и только. Но всё равно было приятно получить от неё эту записку, это напоминание о них.

Но Ишигами нельзя было показывать собственную заинтересованность, а остальным людям из деревни Ишигами было ясно сказано не показывать собственные знания. Из Империи Силы же никто не поднимал этой темы, хотя он видел пару раз, как кто-то обеспокоенно смотрит в сторону пещер, где предположительно была сама Нелли Тоору. Сенку с большим рвением побежал бы в ту сторону, чтобы подтвердить кое-какие подозрения, но сейчас нужно было найти…

— Нашёл! — воскликнул Цукаса.

Сенку тут же подбежал к нему, переводя взгляд на каменную статую девочки. Руки сами потянулись убрать лишнюю землю, чтобы не было никаких неожиданностей в виде невероятно крепких металлов, что могли бы стать серьёзным препятствием и преградой. К счастью, ничего такого здесь не было и статую с небольшим трудом удалось освободить.

Сверху Цукаса быстро накинул на плечи собственную шкуру льва. Того самого, который был убит при его собственном освобождении из каменного плена и Ишигами невольно проследил взглядом за пушистой гривой, которую стал трепать морской ветер. Впрочем, в следующее мгновенье его руки сами потянулись за чудо-водой, чтобы осторожно разлить по всему телу. Собственным телом он скрыл очертания голой статуи, лёгким движением руки оголив камень, который невольно скрылся за шкурой.

Жидкость послушно полилась по его указке, щедро облив статую. Он прицепил бутылку обратно на пояс. Какое-то время ничего не происходило, но уже вскоре камень треснул. Вначале на лбу. Потом трещина прошлась к глазу и перешла шею; в то время как трещина добралась к ключице и ниже, камень у глаз отскочил, открывая зрачок.

Последовали движения рук. В какой-то миг силуэт сдвинулся и уже в следующее мгновение он увидел, как Цукаса обнимает свою младшую сестру.

— Братик? — тихий девичий шёпот.

Сенку сделал пару шагов назад, чувствуя, как на губах появляется улыбка от проделанной работы. Взгляд невольно упал на небо, где солнце уже давно уступило место звездам. Луны ещё не было.

— А ты… вырос… — вздох Мирай. — Но я… сразу узнала тебя…

Тихо и неуверенно, Цукаса обнял свою сестру. Это был слишком интимный, слишком личный момент. Он невольно отвёл от них взгляд в сторону пещер — именно там сейчас была Нелли Тоору, Императрица Силы.

* * *

— Это наш три тысячи семьсот первый поцелуй, — она отстранилась, смотря в его глаза.

Сенку привычно считал её пульс, но за такое время они уже научились хорошо контролировать себя и прикосновение губ было привычным и просто приятным.

— Пятый? — спросил он, имея в виду пятую тысячу и желает ли она праздновать такую странную годовщину их личной жизни.

— Пицца и кола, — ответила она на вопрос о том, что именно хочет в этот день получить.

— Сегодня особое лунное затмение, — сказал он, настраивая телескоп, который и так уже был хорошо настроен, для лучшего вида.

Хотя ей это говорить было не обязательно. Она просто сидела, полностью уткнувшись в книгу, подсвечивая настольной лампой и даже ничего ему не сказала, не кивнула. В конце-концов, они изначально оба знали, почему сегодня собираются у него дома.

— Три и четырнадцать, — раздался позади него её тихий голос.

Женские руки неожиданно обняли сзади, сомкнувшись на груди. Сенку замер, повернув к ней голову, но сама Нелли только уткнулась ему холодным носом куда-то между лопаток. Его голова снова вернулась к окну и телескопу, но он не двигался ещё долгие три минуты.

А через четырнадцать секунд они оба смотрели в узкое отверстие, чтобы увидеть затмение со всеми мелкими деталями.

— …

Сенку молчал в трубку, зажав телефон между плечом и ухом. Он знал, что на том конце провода молчит Нелли Тоору и ему было даже немного интересно, зачем она ему позвонила, если всего час назад она села на метро, — куда он сам лично её проводил, — чтобы доехать до своего любимого магазина модной одежды.

— Столкновение поездов, — в конце концов раздалось с той стороны.

Руки Сенку дрогнули. Всё тело замерло от этих слов, но потом он глубоко вздохнул и ненавязчиво спросил:

— Состояние?

— Открытый перелом ключицы, трещина в двух рёбрах, ушиб лодыжки и царапина на ладони.

— Я положил в твой карман куртки мазь. Самое то, для царапин, — всё, что получилось ответить у него.

Разговор походил на то, словно они говорили о погоде, хотя у обоих громко стучало сердце. В груди стоял невыносимый страх, взявшийся непонятно откуда, глаза моргали с запозданием и дышать было трудно. Сенку не мог двинуться — казалось, всё тело разом потеряло способность делать хоть что-то и от этого было невыносимо.

— Кровь идёт, — раздалось спокойное с той стороны трубки и от этого голоса он невольно вздохнул глубже. — Сомневаюсь, что мою белую блузку теперь получится постирать.

Она не говорила — вызвали ли скорую, едет ли полиция, много ли людей травмированы, умер ли кто-то и есть ли вообще кто-нибудь там рядом, чтобы перевязать её открытый перелом. А Сенку просто не мог бы спросить о таком, потому что если она не говорит — всё плохо.

Но если она внезапно замолчит…

— Ты ударилась головой? — спросил он, откидывая голову назад. Глаза закрылись сами собой, а правая рука придержала трубку. — Если добавить в порошок одно моё вещество, то вся кровь сама собой уйдёт. Так трудно помнить о моих способностях в науке?

— Трудно забыть о таком, — голос её был спокойным. Не дрожал, звучал медленно и так обычно. Сенку бы ни за что не догадался о её состоянии, не скажи она ему прямо. — Когда, выходя из дома, используешь твои духи. У меня, кстати, заканчивается уже пятый флакон.

— Тогда надо сделать новый. Как тебе персик? Или груша?

— Почему не цветы?

Разговор шёл как обычно. А у Сенку перед глазами стояла она сама — садится в поезд с прямой спиной. Руки с голубым лаком складываются на юбке. Поправляет наушник, заодно и хвост откидывает за спину. Блузка на три пуговицы расстегнута, галстук спущен аж до четвёртой. Чёрная юбка оголяет длинные ноги, когда она складывает их друг на друга для удобства. Внимание переносится на каблуки с платформой, — как же эта девушка любит смотреть на него с высоты, своего и обуви вместе взятых, роста. Шли сюда так, что все оборачивались — на целую голову или даже больше, он ниже.

— Цветы кажутся мне слишком навязчивым запахом.

— Духи с запахом колы показались мне слишком сладкими.

— Кола сама по себе сладкая, — он пожал плечами и в телефоне раздалось холодное «Ай», потому что она наверняка также сделала в ответ, не особо задумываясь. Оба это проигнорировали, продолжая разговор как ни в чём не бывало.

— Не настолько сладкая, как шоколад. Этот запах мне тоже не особо понравился, зато тебе явно пришёлся по вкусу.

— Ты же знаешь, я тоже не особо люблю сладкое. Но его запах — другое дело.

— Знаю…

Знаю…

Знаю

Знаю

Её фраза прервалась глубоким вздохом. Сенку невольно сделал то же самое, снова закрыв глаза и представив перед собой её. На высоких каблуках с платформой. И короткой юбке. И ледяным, её обычным, взглядом.

— Я готов, — сказал он.

Потому что Нелли Тоору бы ни за что не сказала ему о своём настоящем состоянии вот так, сразу. Она бы что-то скрыла.

Потому что именно так бы поступил и он. Ишигами Сенку.

Какое-то время с той стороны была тишина. Мрачная, чёрная, она заставляла сердце бешено биться и болеть. После раздался чуть рваный голос:

— Меня придавило, — медленно сказала она. Спокойствие было, но маленькое. Какая-то паника, пока что едва заметная, но проскочила в телефоне от её голоса. — Я… не могу почувствовать своё тело, — снова глубокий вдох с той стороны, словно ей не хватает воздуха и эта мысль пугает их обоих. — И дышать тяжело, — подтвердила она. Пару секунд тишины, снова её голос, — кто-то пытается мне помочь, но с другой стороны, не знаю кто. Я не могу сказать им… — вдох, — не могу сказать, чтобы они ничего не трогали… Если они… приложат слишком много или мало силы, меня раздавит балка. Она прямо… прямо над моей головой… острой стороной… за пару сантиметров от глаза… пройдёт как нож через масло… насквозь… держится только за то, что меня придавило… и я не могу двинуть головой… даже не знаю, что на мне… только рукой получается двигать…

Рука. Со сломанной ключицей.

Сенку глубоко вздохнул. Его глаза резко открылись, руки двинулись к ноутбуку, срочно приводя из состояния сна в действительность. Дурацкая загрузка не хотела работать, как назло медлила — долгие, долгие секунды загружалась.

Приложение, подключение к сети. Узнать, кто купил билеты на тот же поезд, в тот же вагон.

— Ну, рука — это тоже здорово, — ответил он, практически сразу после её голоса. Тон был таким же, как будто они продолжили обсуждать духи, вот только в этот раз Сенку не собирался давать ей много времени на ответ. Ему хватало слышать её дыхание. — Постарайся только сильно не напрягаться. Ты же сейчас левой двигаешь, верно?

— Да.

— Левой рукой ты держишь книгу и двигаешь шахматные фигуры, — билетов мало кто купил; кто из них наверняка выжил? Кто сейчас ответит на звонок с неизвестного номера? Кто сейчас двигает то, что придавило Нелли? — Будет печально, если после такой мелочи, как открытый перелом, тебе придется делать повседневные вещи правой.

Ещё один, запасной телефон в ящике стола. Достать — легко, быстро забить номер и приложить к уху.

— Да… — медленный ответ. Глубокие вдохи.

Никто не берёт. Другой номер, набор, гудки…

Как же всё это медленно!

Сброс с той стороны. Снова набор на тот же номер.

— К тому же, твоя правая рука в таком случае будет работать ещё хуже, чем левая, разве не так? Скрипка будет фальшивить долго. А ведь мне так нравилось на твоих концертах.

— Если учитывать тот факт… что болит с той стороны всё… не… не факт что они по-прежнему у меня есть… пальцы…

— Особой разницы не вижу, — сказал он.

Снова сброс с того телефона. Да что же это такое?!

Ещё один номер, набор.

— Просто, как ты там говорила? Что у тебя нет особого слуха?

— Да… Просто чувствую, когда фальшивят…

— В отличии от тебя, у меня есть музыкальный слух, хотя по большей части он такой же, как у тебя…

Кто-то снял трубку.

— Слушайте, вы в том же поезде, где девушку придавило?! — воскликнул он в телефон. — Ни в коем случае нельзя ничего двигать! — крикнул он со всей мочи, стараясь звучат авторитетно. — Прямо над её головой опасная балка! Стоит вам чуть двинуть — удар придётся остриём на голову!

— Что?! — раздалось паническое с той стороны. Послышались крики с той стороны. — Повторите!

— В четвёртом вагоне на девушку что-то упало! — терпеливо кричал он в трубку, стараясь перекричать все те взволнованные голоса. — Прямо над её головой опасная балка! Если попытаться её освободить, то она умрёт из-за острого конца! Ни в коем случае ничего не делайте! Ничего нельзя трогать! Отойдите оттуда как можно дальше, чтобы случайно не зацепить! И предупредите спасателей!

— Хорошо!

Сенку снова вернулся к другому телефону. Там было глубокое и осторожное дыхание.

— Так что мне очень нравится, — продолжил он прерванный разговор уже обычным, тем же самым тоном. — когда ты играешь на своей скрипке. Плохо будет, если не хватит парочки пальцев, но ничего не поделать — придётся слушать, как ты играешь не по тем нотам.

— Да… Хотя звучать будет ужасно… Но ты же всё равно подаришь мне цветы, верно?

— А куда я денусь? — возмутился он, сглотнув ком в горле.

Было страшно говорить о таком. Голос так и норовил упасть или вовсе пропасть, но Ишигами не мог позволить себе такого. Не тогда, когда ей особо нужна поддержка с его стороны, не тогда, когда нужно как можно дольше оставлять её в сознании.

— Правда, нужно будет выбрать тебе какие-нибудь другие, а не гаултерию. Что предпочтёшь на этот раз? Или мне снова выбрать на свой вкус? Если второе, то тебе придётся ждать меня у цветочного, потому что в таком случае дарить я буду только после того, как услышу каждую твою ноту, не попавшую в такт.

— Тогда подожду на улице, — помедлив, сказала она. Резкий вдох и замершее дыхание; Сенку ждал, когда она скажет что-нибудь ещё, что подтвердило бы, что всё более менее нормально. По крайней мере, не стало хуже. — Правда… сомневаюсь, что получится держать скрипку… спина… спина, наверное, тоже не в порядке…

— Ну, не в порядке, и что с того? — спросил он. — Как будто ты носишь свою скрипку сама.

Рука невольно прикрыла собственные глаза, которые отчего-то стали слезится. Какая-то непонятная влага собралась там, — с чего бы? Откуда она вообще взялась?

Мы ведь не любим друг друга…

— Зато у тебя будет классная коляска, — продолжил, как ни в чём не бывало. — Если хочешь, я разработаю не три, а целых пять скоростей! Будешь возить меня тогда до школы, ладно? С ветерком прокатимся, самое то перед уроками.

Она снова глубоко вздохнула. Рвано. Помедлила с ответом.

С другого телефона послышались голоса. Крики с мольбой о помощи, потом благодарности.

Сенку глубоко вздохнул. Она наверняка услышала. Иначе ничем нельзя объяснить её тихое:

— Я не буду бросать трубку.

Не любим, но… разве нам это нужно?