Когда газировка кажется злейшим врагом (джен)

В доштормовых фильмах такие дни, как этот, часто изображали мерзкими и дождливыми. Реальность же выжигала весенним солнечным светом глаза и приговаривала: «Радуйся, сука, улыбайся, вежливо-и-как-же-всё-задолбало-приветливо кивай каждому встречному-поперечному».

В интернате день открытых дверей, а двери своей комнаты хотелось запереть изнутри. Но щеколда таким, как они, не полагалась.

Хорошие родители старались навещать своих детей хотя бы раз в месяц. Плохие ограничивались подобными встречами, чтобы создать видимость заботы о своём неугодном ребёнке-псионике, а заодно и проблем подбросить тем, к кому родители не приезжали вообще: ходи, блин, корчь перед ними не пойми что, души в себе тупую зависть.

Мама любила её, когда-то давно точно любила: до того, как папа погиб, до того, как она привела в дом ублюдка Тайлера, до того, как пси проявились, — а потом всё стало сложно, и она навестила всего раз. Ожидать чего-то иного сегодня было глупо, и всё же по щеке предательски поползла слеза. Лу обещала себе не плакать, даже наедине с собой. В интернате невозможно остаться в одиночестве, а позволить кому-то увидеть слабость — всё равно, что нацепить на себя листок с надписью «пни меня».

Будто в подтверждение этих мыслей за дверью зазвучали шаги. Не соседки, их бы она узнала. Уже хорошо. Лишь бы только не преподаватели, а то вдруг комнаты решат проверить? Увидят её, докопаются, почему она одна сидит, и потащат напрягать лицевые мышцы на празднике жизни и притворства.

Как назло шаги остановились, и дверь тихо, но мерзко скрипнула. Лу напряжённо приподнялась на кровати, но, увидев вошедшего Йонаса, тут же фыркнула и упала обратно. Вид у него был измотанный, он тёр глаза как после бессонной ночи и хмурился сильнее обычного.

— Так и знал, что ты здесь, — подойдя ближе, он опёрся на спинку её кровати и уставился так, словно был полицейским, а она — жуликом, который долго от него скрывался. Можно подумать, в интернате охренеть как много мест, куда можно пойти.

— А ты чё здесь? Твои же приехали.

— Лучше бы не приезжали, — Йонас только помотал головой и больше не сказал ни слова. Лу не стала расспрашивать. Всё как всегда.

Его родители относились ко второму типу — тем, кто навещает только во время официальных мероприятий, а в остальное время прикрывается словами о работе. Деньги, конечно, никогда не бывают лишними, но если бы дело было в них. Таких родителей всегда объединяли не только отговорки, но и стыд в глазах — иметь ребёнка-псионика зазорно, страшно, даже если он хилер и может лечить болезни. Дело было не в опасности и не в способностях, а в дурацких постулатах, глубоко засевших в головах. «Нестабильный геном — наша боль и цена ошибки». Придумала Церковь, но народ поддержал. Чистые — всюду во главе, нестабильные молятся Единому, а псионики — извращение природы, месть за ошибки тех, кто жил до шторма. Порой Лу даже немного радовалась тому, что давно не видела мать, — вдруг и она на неё так посмотрит?

Она подвинулась на край кровати и гостеприимно указала на свободную сторону:

— Присоединяйся.

Засунув руку в карман форменного комбинезона и вытащив оттуда маленький пищевой контейнер, Йонас кинул его Лу и, пока она открывала крышку, улёгся рядом. Внутри лежала клубника, судя по слабому приятному аромату — настоящая, не синтетическая.

— Гуляем. Как раз пять штук, на всех хватит.

— Родители привезли? — уточнила Лу, закрывая крышку, и передала контейнер обратно.

— Ага. На ферме купили для Ирмы, день рождения три дня назад был. Не постеснялись уточнить, что это она попросила мне гостинец передать.

— Надо отметить, раз твоя сестра проставилась, — Лу пожала плечами. Ирму она никогда не видела, но по рассказам та казалась милой. Клубника прибавила ей дополнительных очков. — По такому случаю можно и до нашего неприкосновенного запаса газировки добраться.

— По-твоему, мешать натуральную клубнику с химозным лимонадом — хорошая идея? — Йонас скривился, явно вспоминая ту газировку. Денег было мало, возможность вырваться из интерната появлялась редко, как итог купленную на пятерых двухлитровую бутылку осушили наполовину, остальное оставили на потом. Было вкусно, но желтизна с языков сходила два дня.

— По-моему, химозный лимонад сам по себе плохая идея, но другой мы достать не сможем. Не водой же из фонтанчика день рождения отмечать.

— А чё нет? Кровь разжижает, вредные вещества из организма выводит, и вообще...

— Хорошо, — Лу прервала Йонаса, пока тот не начал лекцию по мотивам прочитанных медицинских справочников, — мы с Доганом, Томом и Малой сами допьем вредную газировку, а вам, месье будущий врач, нальём очень полезную воду.

— Не командуй, — тут же нахмурился он, от чего Лу коротко рассмеялась. — Но Тине лучше её не пить, мелкая совсем. Ещё отравится.

— В прошлый же раз не отравилась.

— Мало ли что было в прошлый раз. Интоксикация печени...

— Понеслась, — Лу закатила глаза и скрестила руки на груди, защищаясь от потока информации, которую нужно было выслушать. Кто ещё, если не она?

Возможно, муть про совместное обучение псиоников и эмоциональную близость с членами своей социальной группы, которую в такие дни, как сегодняшний, повторяли раз по сто, была не лишена смысла. На короткое время мысли о родителях и предвзятости людей отошли на второй план. Пока Йонас, прячась вместе с ней от реальности, выкладывал всё, что знал о печени, самым злейшим врагом и впрямь казалась дешёвая газировка.