Сердечный подарок (гет)

В холодном подвале мокро. В темном подвале неуютно. В грязном подвале страшно. В старом подвале...

— Хватит!

Звонкий удар стекла о чёрный от копоти пол. Мужчина в рваном свитере, с грязными волосами и спутанными на языке словами в бешенстве. Глубокие глаза, стекающая изо рта слюна от негодования в каждом нерве. Злость, неверие, разгневанность. Да как так можно!

А пленница на цепи, свисающей с потолка и оплетающей её тонкие белёсые руки металлом, молчит. И смотрит укоризненно, заломив левую бровь. Ни запачканное платье, ни сияющие от пощёчины щёки, ни выброшенная в сторону — не по её воле — обувь, судя по всему, нисколько её не смущает. Осколки стекла, что теперь возле её ног и о которые она с лёгкостью может порезаться, тоже.

Гнев от этого в душе мужчины разгорается ещё больше. Новый удар плёткой по стройному телу под яростное "да как ты посмела!" оглушает подвал с новой силой.

Хватит. Он больше не может терпеть всё это. Он любил её самозабвенно, отдавая всего себя, каждую каплю своего душевного равновесия, всегда был рядом, оберегал и, когда считал нужным, подставлял локоть, а она! Она посмела это не оценить! Она использовала его, пожирала каждый день всё сильнее, заставляла влюбляться в себя всё упорнее, врала, что он ей нужен, а сама смела каждый год почти в одно и тоже время исчезнуть на три с половиной месяца, ничего не объяснив. Она смела оставить его!

Ещё один удар. Кровь со щеки закапала на пол. Он терпел. Молча, долго и упорно. Верил, что она одумается, извинится и вернётся, но она и не намеревалась признавать, насколько перед ним виновата. Ведь она посмела оставить его одного и за это должна быть наказана. Допрыгалась! Он несколько лет терпел, но даже его терпению мог прийти конец. А снег, что падал с неба каждый раз, когда она смела уйти, казался ядом, желающим только и сделать, что утопить его прямо на месте. Он ненавидел зиму с её мерзкими белыми уродствами, что она приносила каждый год в одно и тоже время. И эта нахалка явно испытывала то же самое, раз смела исчезать перед её приходом.

И нет ей за это прощения.

— Ведь я так тебя любил!

...А дальше, пока ноги отекали, руки болели, а в горле пересохло — и почему вдруг повеяло изморосью? — мужчина громко сглотнул и высказал ей всё. Он орал, метался из стороны в сторону, отчаянно пытался достучаться до её тупого ума, ну раз она не может понять очевидного! И ещё больше злился на её молчание, отдающее улыбкой. Да, он обязательно взыщет с неё до цента за каждый нерв, что он на неё потратил. Весны, лето, осени — между ними их было так много, что она в жизни не откупится!

— И ты дорого заплатишь за то, что посмела мою любовь не оценить.

Верно. Она виновница. Она предала. Он раскрыл ей себя, а она посмела не отдать себя целиком и полностью в ответ. Нет этому прощения.

Низкая температура протрезвила мысли. Она всё так же улыбается и молчит, в какой-то момент чуть ли не зевнув на его душеизлияние. Что же, раз она так ничего и не поняла, считай, сама напросилась.

— Я хочу, чтобы ты узнала, каково это — любить всем сердцем. Прежде, чем я заберу её у тебя.

Огонь в душе ослеплял. Рука с короткими ногтями, измазанными грязью столетней давности, под едкий смех начала медленно приближаться к тому месту, где в этом проклятом женском теле должно быть сердце. Она не оценила его любовь, значит, он имеет полное право забрать её сердце в качестве утешительного трофея. И ни одному мужчине она больше не посмеет сломать жизнь. Тварь!

Неожиданно пленница встрепенулась и заинтересованно заморгала на своего пленителя.

— Правда? И что же будешь делать с ней после?

Рука дрогнула, но только на мгновение. Что делать, придумает после, а сейчас пора закончить со всем этим. И даже нож не понадобится, он согласен вырвать её сердце голыми руками — если оно, конечно, у неё есть. Ну не может носитель сердца быть настолько бессердечным!

— Не твоё дело. Ты виновата. Пришла пора за это ответить.

До долгожданной цели оставались считанные миллиметры, когда она засмеялась. Негромко, но очень душевно. Склонив голову набок, насколько позволяло положение, девушка томно выдохнула в холодную пустоту:

— Да будет так.

Время застыло, секунды замолкли. Много часов, дней и столетий пройдёт после, но этого мужчину больше никто не увидит. И прощальный его крик, увы, не услышит тоже.

* * *

— Дорогая, ты неисправима! Объясни наконец, зачем тебе все эти стекляшки?!

Неудивительно, что дом покровительницы Зимы окружали холод, лёд и снег. А как красиво снежинки падали с небес! Весна давно призналась, что её очень завораживает эта могущественная красота. Снаружи — хрупкость, изящество, утонченность. Вот только в снег провалиться можно и по самый живот, лёд слишком хитер в своей тонкости, а холод имеет разные уровни воздействия. Лето тогда громко рассмеялась на эти слова, но обидеться не получилось — слишком у неё по-доброму всегда получается шутить, даже над другими. Осень просто закатила глаза под наставническое "это всё просто ребячество" и потрепала по волосам. Самой Зиме польстили такие слова. Но не тогда, не спустя много времени после она так и не ответила:

"Зачем тебе эти замороженные сердца"?

Когда все три властительницы увидели сердечную коллекцию, представляющую из себя человеческие сердца, покрытые холодом настолько, что смотрятся как статуи, удивились все. Когда же поняли, что они всё ещё изредка отстукивают свой ритм, Весна от удивления закричала. Они живые! Несмотря ни на что, живые! И тут же проснулся бурный ручей расспросов, откуда, зачем и почему. Зима только отшучивалась, интригующе отводя глаза в сторону, Осень согласно кивала, смотря на хозяйку коллекции, а Лето, скрестив руки на груди, бубнила что-то о том, что это слишком жестоко и тогда уж лучше всех просто сжечь. Однако сердца принадлежат их хозяйке, и только ей решать, что с ними делать.

Глубоко вздохнув и приготовившись снова донимать расспросами, Весна вздрогнула, когда ощутила шершавую руку на плече. Да, листья по осени любят громко шуршать. А летний лучик — ослеплять своей неожиданностью. Под радостные слова обо всем и ни о чем Лето, как и все остальные, пришедшая полюбоваться на новые экспонаты, подхватила Весну за талию и, не прекращая весело говорить, повела её прочь. И правильно, Март за окном, весенней работы много. Когда же они скрылись за дверьми, Осень с благодарностью кивнула и обернулась к Зиме, что томно поглаживала новый трофей и блаженно улыбалась.

— Он тоже не смог ужиться с твоим характером?

Про себя усмехнувшись, Осень прикрыла глаза. Когда зимняя работа заканчивалось, Зима очень любила уходить в мир и вести себя, словно часть его, только не природная, а огранически-живая. И какое же спустя некоторое время было удивление, когда она начала приносить оттуда, как она сама выразилась, подарки. Дескать, она оказалась падка на тех, чья сущность темнее самой тёмной ночи. Но вот с её натурой да привычками эти очень привлекательные для неё люди всё никак не могли, так сказать, с ней поладить — для одного слишком милая, для другого слишком страшная, для третьего слишком свободная, для четвертого самовлюблённая, для пятого уверенная, для шестого не семейная, для седьмого наглая, для восьмого скромная, для девятого лживая, для десятого прямолинейная, для одиннадцатого открытая, а двенадцатый вообще обвинил в том, что она колдунья, и попытался сжечь! И ведь даже не так страшно, что приходилось расстаться — после них ничего не оставалось, кроме воспоминаний. Потому после энного количества попыток она начала собирать подарки. Осень с Лето, конечно, удивились такому способу, но, в отличие от Весны, которая и вовсе негодовала, поняли и признали, что это просто такой оригинальный у Зимы способ сохранения воспоминаний о любви. Смотрит она на эти замороженные сердца, и сразу на душе пробуждаются самые тёплые и нежные воспоминания об этих встречах, личностях и времени.

Зима кивнула в ответ, ещё раз протерев ледяное сердце платочком, послушав парочку его ударов и довольная поставив на приготовленную полочку. Вместе с ним коллекция смотрелась ещё краше.

— Не боишься, что в следующий раз удача отвернётся от тебя? — хотелось добавить "и разве эти ледышки стоят таких усилий?" — ведь просто воспоминания тоже хороши! — однако Зима в ответ лишь пожала плечами.

— Слишком интересно, когда каждый считает, что моё сердце — бесчувственный лёд. И будет пытаться как-либо его разморозить — хотя зачем, ведь с ним и так всё в порядке. И да, — Зима обернулась и так по-летнему улыбнулась. — Ты знаешь, в человеческом теле я не чувствую боли, а вот всю ту гамму чувств, которой со мной делятся, ощущаю прекрасно.

— Дай угадаю, ты её запасаешь?

Утвердительный кивок.

— Именно! И эти запасы очень помогают мне в работе в новом сезоне.

Качнув головой и подойдя поближе, Осень приложила пальцы к подбородку и начала осматривать сердца с пущей внимательностью. А ведь действительно — после каждого нового подарка зима становится более снежной, свежей и укутывающей мир, будто пуховой платок. И Осени в очередной раз не приходится пару месяцев отдуваться за двоих, что несказанно радует. Следовательно:

— Это замечательно.

Спокойно выдохнув и прикрыв глаза, Осень слабо улыбнулась. Для остальных подобное, может, бессмысленно, бесперспективно и слишком сурово, словно глухая ночь, а для Зимы то что нужно. Ведь именно после этого для неё в небе разгорается рассвет.