Лягушка Благородная (джен)

Я стояла в растерянности на крыльце особняка уже минут двадцать. Надо было идти к дому Кертье, а я понятия не имела, в какую сторону. То есть, совсем — я вообще не представляла себе, что где. И даже тот факт, что я определила стороны света, никак мне не помогал. Скользить не хотелось — бывать там мне не доводилось, а нынешнего кажду Кертье я рассмотрела недостаточно хорошо, чтобы с лёгкостью отправиться к нему. И в этот момент из лесу вышел Геджутель. Спаситель!

— Родела-ним, — поздоровался он.

— Доброе утро, — отозвалась я, начиная спускаться ему навстречу. — Кажется, я вынуждена обратиться к тебе за помощью.

— Что угодно, — он улыбнулся. Глаз сегодня у него не дёргался, да и вообще он казался на удивление благодушным и удовлетворённым.

— Проводи меня к особняку Кертье, — я остановилась рядом с ним.

Он снова улыбнулся и предложил мне локоть. Я возложила на него свою длань, и мы двинулись в чащу. Какая, однако, буйная развелась здесь растительность. Надо будет как-нибудь потом привести это в более пригодный для топографического кретина вид. Наша прогулка под ручку вообще не имела никакого особого смысла, кроме, разве что, чтобы я не потерялась где-то по пути. Я это легко могла сделать, так что слегка касалась предплечья каджу Ландегре пальцами. Даже так я ощущала как сильны его руки. Геджутель действительно имел мощное телосложение — я едва доставала до его плеча и могла даже вместе со своими юбками целиком спрятаться у него за спиной. Не то чтобы в случае нападения я бы это сделала — скорее уж наоборот, но тем не менее. Кто там что говорил о том, что благородные сплошь изящные красавцы, восхищающие трепетной хрупкостью? Каджу Ландерге начисто разрушал это представление.

— Геджутель, — позвала я. — Скажи, ты... в порядке? — я всё ещё сомневалась, что его благодушие и спокойствие естественны.

— Да, — он снова улыбнулся в усы, прикрывая глаза. — А почему вы спрашиваете?

— Потому что вчера ты казался мне... перенервничавшим, — тихо заметила я.

— Вы правы, — он кивнул, продолжая улыбаться. — Но у Лорда и дома я выпил некоторые успокоительные средства, так что теперь всё прекрасно.

Прекрасно. Он обдолбанный. Восхитительно.

Мы вышли на лужайку перед особняком Кертье как-то внезапно. Ну, для меня, по крайней мере, Геджутель же, не меняясь в лице, двинулся к широкому крыльцу. Главный дом клана Кертье был не таким огромным, как наш особняк. Это была трёхэтажная усадьба с высоким крыльцом и широкой каменной верандой в классическом стиле. Стены были выкрашены светлой охрой, бортики балконов и колонны, как и лепнина, сияли белизной. Такое здание легко представлялось мне где-нибудь в Санкт-Петербурге. Перед самой же усадьбой был ровный газон с идеально подстриженными кустами, а перед самым крыльцом раскинулась большая клумба, на которой пышно цвели кусты гибискуса, белые с малиновой сердцевиной и алые, и лилии Мадлен. Вот у кого мне надо одолжить садовника. А то у нас вокруг особняка дикая пуща.

Открыл нам двери лично Раджак. Уверена, что здесь полный штат, но он, похоже, всех на сегодня выставил. Ну и прекрасно.

— Каджу Кертье? — уточнила я. Он кивнул. — Проводи меня в ваш храм.

— Родела-ним, позвольте мне, как каджу, отвечать за преступления отца, — мрачно изрёк он.

— Вот ещё, — фыркнула я. — Ты можешь разделить с ним наказание, но уж никак не принять кару вместо него. Позови Раэля и проводи меня.

— Лучше сделать, как говорит Родела-ним, — улыбнулся Раджаку Геджутель.

— И всё же... — он растерянно смотрел себе под ноги.

— Довольно, — я удручённо вздохнула. — Я в любом случае сделаю то, за чем пришла. Я бы предпочла — с твоим содействием. Если ты откажешься, я всё равно заставлю помочь мне, но это осложнит ситуацию.

— Я понял, — очередное выражение вселенской печали. — Следуйте за мной.

Он позвал Раэля и повёл нас через дом куда-то вглубь. Вообще не следила за поворотами — всё равно потеряла направление в третьем коридоре. Так какой смысл? Раэль, возникший из тени в холле, очень внимательно на меня смотрел. Он шёл, отставая где-то на четверть шага, и буквально сверлил меня взглядом. Не знаю, насколько подробно рассказал ему Раджак о вчерашнем, если вообще что-то рассказал, так что его интерес понятен, но. Но Раэль прямо пялился! Если бы можно было прожечь мои пышные одеяния взглядом, они бы уже превратились в решето.

Мы спустились вслед за Раджаком по лестнице куда-то в подвал, где он взял два масляных фонаря — один он понёс сам, второй дал брату. Хорошо, что не чадящие факелы, а то прямо совсем глухое средневековье было бы. Вообще, я не могу сказать, что фонари действительно были необходимы при зрении благородных, однако тёплый свет огня делал подземелья уютнее. Насколько вообще это слово применимо к подземельям.

Мы спускались куда-то вниз ещё дважды, прежде чем Раджак остановился перед высоченными двустворчатыми дверьми. Он повесил фонарь на крюк рядом и повернулся ко мне. Вдохнул, будто собираясь сказать что-то, и горестно выдохнул.

— Я прошу вас двоих подождать снаружи, — обратилась я к братьям. — А вот Геджутель пойдёт со мной. И мне нужно ваше оружие духа.

Мне показалось, что он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого только ещё раз печально вздохнул и призвал оружие. Я перевела взгляд на Раэля, который старательно делал вид, что не понимает, зачем он вообще здесь. Скепсис прилил к моему лицу, как смущение к щекам влюблённой девицы.

— Оружие духа, Раэль, — вздохнула я.

— Я не глава клана, у меня его не должно быть, — в сторону ответил он.

— А вот Лорд вчера во всеуслышание заявил обратное, — задумчиво произнесла я. — Но если Эскер наврал, тогда возвращать Рагара к жизни у меня причин нет.

До Раджака дошло, зачем я заявилась. Ну, не прошло и пяти лет, чё. Он взволнованно выдохнул и перевёл взгляд на брата, какой-то мрачно-суровый. Раэль сжался, ещё надеясь утаить шило в мешке, но даже на лице Геджутеля, всё ещё слегка придурковато улыбавшегося, было написано большими буквами, что все всё знают. Младший Кертье покраснел и призвал Грандию. Я забрала кинжалы и толкнула двери в храм, которые очень медленно и совершенно бесшумно отворились. Раджак хотел было двинуться следом за мной, но я предостерегающе посмотрела на него, пропуская Геджутеля, и захлопнула двери.

В храм проникал солнечный свет. Хотя мы были глубоко под землёй, своды потолка поднимались над поверхностью, и лучи света просачивались сквозь узкие окна-бойницы. Несмотря на то, что это было подземелье, здесь было сухо и тепло. Я не увидела стёкол в окнах, но была уверена, что дождь сюда не проникает. Может, там снаружи есть ставни на случай непогоды? Полосы света делали помещение более контрастным, ярче отделяя мрак. Лучи солнца падали на высокие скульптуры, но не касались гробов, освещали лестницу, но скрывали то, что на её вершине.

— Почему вы не позволили им присутствовать? — спросил он, когда мы поднимались по ступеням к гробу.

— Потому что мы не были знакомы с Рагаром, — отозвалась я, сжимая кинжалы. — И я не знаю, как он на меня отреагирует.

Геджутель стоял чуть в стороне, когда я вдавила оружие духа в гроб и направила в него силу. Количественно — меньше, чем для Лорда. Качественно — больше, потому что я не восстановила тот же запас, что был вчера. Из глаза по щеке потекло что-то тёплое. Я отёрла лицо ладонью — кровь. Видимо, мне не стоило так гнать волну, потому что теперь сказались перегрузки по вливанию и выливанию энергии. Ну ничего, у меня будет теперь время неспеша восстановиться.

Я не хотела, чтобы Геджутель заметил, как мне сплохело, но он заметил. Так что когда я отшатнулась от гроба, он поддержал меня за плечи. Всего мгновение, тут же испугавшись, что посмел схватить меня.

— Спасибо, — тихо произнесла я, восстанавливая равновесие и доставая платок, чтобы убрать с лица безобразие.

Крышка гроба тихо скрежетнула и съехала в сторону. Рагар лежал в гробу в такой же стильной сорочке, что и Лорд. Видимо, пятьсот лет назад такие были в моде в Лукедонии. Впрочем, мода здесь меняется так медленно, что даже моё платье не утратило актуальности за три тысячелетия. Рагар сел, и широкий вырез сорочки сполз с плеча. Он заметил Геджутеля и слабо улыбнулся ему, а затем его взгляд набрёл на меня. Рагар резко отвернулся, неловко поправляя одеяние. Да, ладно? Не мог же он в самом деле смутиться! Я шевельнула пальцами, и его сорочка перетекла в серые брюки, чёрную водолазку, лаковые сапоги и чёрно-золотой плащ. Бельё, разумеется, тоже. Рагар удивлённо на меня уставился. Однако, он не выглядел так, будто увидел привидение.

— Вы — Кадиа Этрама Ди Родела-ним? — он скорее утвердил, чем спросил.

— Привет, — кивнула я. — Мы вроде не успели познакомиться раньше.

— Я видел ваш портрет в особняке, — Рагар слегка обозначил улыбку, хотя его взгляд был несколько озадаченным. — В жизни вы выглядите... свежее и изящнее.

— Оу, — я замялась.

— Отец всегда полагал, что вы не могли отправиться в вечный сон, — продолжил он. — Но я никогда не верил, что смогу встретить вас лично.

— Ну, вот и встретил, — мрачно констатировала я. — Я здесь из-за твоей выходки пятисотлетней давности. Ты совершил военное преступление, ты знаешь?

— Полагаю, — он понуро опустил голову.

— Я догадываюсь, что тебя подбил Лорд, но это, к сожалению, вины твоей не отменяет, — я вздохнула. — Поэтому я буду судить тебя, как и Лорда, послезавтра в храме моего клана.

— Я понимаю, — тихо произнёс Рагар.

— Твой сын желал принять твою кару, — я изогнула бровь. — Можешь гордиться его воспитанием. Однако... — я позволила себе улыбнуться и добавила немного теплоты в голос. — В благодарность за то, что ты не пытался убедить меня в моей смерти, я скажу сразу, что возвращать тебя в вечный сон я не намерена. У тебя будут дела на этом свете. Хотя с вашим оружием духа надо будет что-то придумать...

— Вы вернули меня... насовсем? — ошарашенно спросил он.

— Насовсем, — кивнула я. — Это, знаешь ли, дело очень затратное. К тому же, я не думаю, что казнь действительно может что-то исправить в сознании. Так что она может быть приемлемой исключительно в том случае, когда исправить ничего нельзя. Однако я прошу тебя не встречаться с Эскером до суда и не делиться моими соображениями об этом. С детьми, кстати, тоже.

— А они?.. — вскинулся Рагар.

— За дверью, — я кивнула на вход. — Должна сказать, что нынешний каджу произвёл на меня хорошее впечатление, а вот младшему, похоже, не хватало жёсткой руки в детстве... Хотя, вряд ли я могу говорить что-то подобное.

— Но вы же воспитали Рейзела-ним, — озадаченно нахмурился он. — А он...

— Мои дети подрались насмерть, Рагар, и один отправил другого в вечный сон, если ты не знал, — скептически заметила я. — Вряд ли воспитание с таким исходом можно считать образцовым.

— Но это же не ваша вина, — встрял Геджутель.

— А чья? — повернулась я к нему. — Ну, довольно. За сим я откланиваюсь.

И я скользнула в особняк. Не в гостиную, где наверняка были Рейзел с Франкенштейном, а в дальние комнаты. Мне было нехорошо, и я не хотела, чтобы кто-то из них это видел. Комната, где я оказалась, была не особенно большой: стены обтянуты изумрудного цвета шёлком с серо-серебристым рисунком мелких лилий. У стены диван-кушетка на изогнутых резных ножках из белого дуба, обитая зелёным бархатом. На тёмном полу шкура какой-то давно вымершей зверюги, обладавшей густым серебристым мехом. У кушетки стоял низкий столик на таких же резных ножках и из того же дуба, а напротив расположились четыре манекена с чёрными платьями, чуть отличавшимися фасоном, хотя все они были до крайности закрытыми, и огромное ростовое зеркало. Свершилось! На третий день моего здесь пребывания я, наконец, узнаю, как я выгляжу.

Ну, собственно. Портрет безбожно врал. В зеркале отражалась девица лет семнадцати максимум. Вероятно, из-за траты сил и перегрузок видок у меня был ещё тот: моё лицо было отнюдь не аристократически, но болезненно бледным, к тому же, на щеке остались следы нестёртой крови. Волосы истончились, и я даже заметила несколько серебряных нитей в своей шевелюре. Платье плотно сидело на точёной фигуре, скрывая не то что недостатки — вообще всё. Кончики пальцев, торчавшие из длинных рукавов сливались с кипенно-белым кружевом. Прекрасно. В гроб краше кладут.

Я устало прилегла на диван. На столике нашлась книга, и я принялась листать её, не вчитываясь в текст. Это оказался ботанический справочник, и в итоге я просто рассматривала картинки всяческих цветов, отвлечённо размышляя о том, с какими из них разбить бы клумбы перед особняком. Я даже сбросила туфли и вытянула ноги, окончательно расслабляясь. В конце концов, я за период своего бодрствования уже сделала довольно много, можно и притормозить.

Я застряла на картинке c sambucus — чёрной бузиной, поглаживая страницу, но так и не переворачивая её: я погрузилась в размышления о моих давнишних приключениях. Каждый раз, когда я в прошлом оказывалась в собственном бреду, меня по большей части волновало два вопроса: где листочек и ручка и как бы мне побыстрее выбраться. А здесь... Ну, начнём с того, что мысль о листочке с ручкой мне вообще в голову первый раз пришла. Да и зачем они мне, когда я откуда-то знаю, что всё уже написано и ничего не исправить. Тем более Константин говорил, что если что-то подобное провернуть, мир схлопнется до момента, пока я не перепишу всё заново. А мне, если уж совсем начистоту, лениво переписывать. Второй же вопрос у меня здесь уже всплывал, но поскольку я здесь не то что потерять сознание — даже уснуть как бы не могу, я отложила его на задворки сознания и присыпала всяким хламом, чтобы не отсвечивал. Я всё равно не останусь здесь навечно, так что улыбаемся и пашем на благо вывертов Музы с Фантазией.

Я снова покосилась на зеркало. Оттуда на меня покосилось бледное тело с задумчивым лицом. Я перевела взгляд на платья. Они действительно отличались незначительно: это были отрезные приталенные платья с широким подолом и длинными рукавами, закрытые по самую шею, чёрного цвета с золотой окантовкой. Все отличия были в форме рукавов и типе кружев, белых и чёрных. Только теперь я заметила и туфли, стоявшие внизу. Тоже не особо отличавшиеся от тех, что валялись сейчас между диваном и шкурой. Судя по всему, это весь мой гардероб. То есть, я тут в пожизненном трауре.

Моё платье измялось, и я решила его сменить. На смену я выбрала то, у которого были неширокие, но и не узкие рукава. Чёрная ткань оказалась тонким сукном, а внутри платье было прошито белоснежным шёлком, приятно скользившим по коже. Н-да. После всех моих переливаний энергии у меня как-то болезненно выпирали рёбра и кости таза. Душераздирающее зрелище. Я вышла из комнаты и прошлась по коридору в поисках ванной. Так, а что у нас тут по водопроводу? Если у меня на кухне дровяная печь, то не значит ли это, что за водой надо идти к колодцу? И если да, то где он? Однако ванная нашлась. Вполне себе с краном, раковиной и большой ванной. Ой, где были мои мозги...

Я умылась и посмотрела в зеркало над раковиной. Надо отдать должное воспитанию Рагара Кертье: я действительно выглядела моложе и тощее, чем на портрете, но вот уж точно не «свежее и изящнее». Н-да. Я скользнула к вулкану и принялась втягивать энергию. Пару молний было бы, конечно, лучше — они здорово бодрили, но и так сойдёт. Главное, не выглядеть дышащей на ладан, а то ещё волноваться будут. Хотя казалось бы.

Я ушла куда-то в дебри своих мыслей и не смогла бы ответить, о чём думаю, если бы меня спросили. Возможно, я хваталась за хвост очередной «гениальной» идеи, проносящейся в моём мозгу или силилась вспомнить написанную мной работу. Или канон — он уже почти совсем затёрся в памяти. Впрочем, это не важно, потому что меня из этих мыслей вырвал взволнованный голос в моей голове:

— «Каджу-ним? Где вы?»

— «Рейзел? Что-то случилось?» — отозвалась я.

— «Кроме того, что вы пропали? — переспросил он. — Ничего».

— «Тебе не нужно беспокоиться обо мне», — я вздохнула, опуская руку и надеясь, что восстановила достаточно энергии.

— «Геджутель с вами не согласен», — как-то обижено ответил он.

Я скользнула прямо в гостиную, где напротив друг друга сидели Рейзел и каджу Ландегре. Заняться, что ли, старику нечем? Хотя, опять же, если он старик, то я тогда кто? Древнюха?

— Что за переполох? — изогнув бровь, поинтересовалась я.

— Вы были очень бледны, когда покидали особняк Кертье, Родела-ним, — признался Геджутель.

— И ты пришёл, чтобы наябедничать Рейзелу, — я вздохнула. — Видишь? Со мной всё хорошо. Даже не надейся, что я дуба дам.

— Как вы можете, — он удручённо опустил голову.

— Каджу-ним, где вы были? — Рейзел очень пристально на меня посмотрел.

— А ты угадай, — хмыкнула я. — И вообще, что за допрос с пристрастием?

— Я беспокоился, — констатировал он.

Знал бы кто я, не беспокоился бы. По эту сторону моего сознания обо мне так беспокоился разве что Константин, да и тот был плодом исключительно моего воображения. Здесь же, по ходу, я была вписана в сами воспоминания персонажей как реально существующий герой, и они вели себя соответственно. Ну, прекрасно. Просто прекрасно. Так. У меня появилась ещё одна первоочередная задача: никто из хороших не должен склеить ласты, потому что это разобьёт мне то, что заменяет мне сердце. Ах да, и надо ещё Музаку и Гарду вынуть из пробирок. Точно.

— Я в порядке, — повторила я. — Вопрос исчерпан?

— Нет, — отозвался Рейзел.

— А я считаю, что да, — недовольно припечатала я и покинула комнату.

И едва не влетела во Франкенштейна, спешащего по коридору. Увидев меня, он улыбнулся. Не жуткой кровожадной ухмылкой, от которой всё внутри леденеет. Не ехидной улыбочкой, за которую хочется треснуть. Не приторной лыбой для раздражающих гостей, в которой легко читается попытка вспомнить, где там цианид. Нет. Это была совершенно нормальная мягкая улыбка. Я бы сказала, искренняя даже. Я сжалась и отшатнулась к стене.

— Мы вас потеряли, Родела-ним, — он остановился и слегка поклонился. — Хвала богам, с вами всё в порядке.

— А-ага, — я аж заикаться начала.

— Мы с вами говорили о возможностях восполнения энергии, — продолжал улыбаться он. — Могу я помочь вам разобраться в современных способах её получения?

— Не хочу тебя нагружать, — выдавила я.

— Что вы, мне в радость, — Франкенштейн ещё чуть приблизился, и его благодушие реально начало меня пугать. То есть, ещё больше, чем до этого.

— Эмнхм... — я попятилась. — Я ценю твоё стремление, но вы уедете после суда над Рагаром, а он уже послезавтра. Вряд ли даже ты сможешь за это время объяснить мне хотя бы основы ядерной физики и электродинамики.

Ой. Глаза учёного вспыхнули, как будто я бросила ему вызов. Чтобы он — да не смог? Даже безо всякой телепатии можно было видеть, как он прикидывает план лекции на семь-восемь часов. Мать моя Муза-шизофреничка, за что мне счастье-то такое? Всего того, что на меня здесь свалилось, недостаточно? Я затравленно посмотрела ему в глаза и скользнула. На кухню. Пить ромашковый чай. Он ведь не сразу найдёт меня здесь, правда?

— «Каджу-ним, — позвал Рейзел, — куда вы сбежали?»

Да ну скрёб твою рать. Я какое такое плохое зло-то сделала?

— «Я не сбежала», — предельно спокойно отозвалась я.

— «Тогда, может быть, вы вернётесь к нам выпить чаю? — заботливым тоном спросил он. — Франкенштейн хочет о чём-то нам рассказать».

— «Хорошо», — обречённо согласилась я.

Но заставить себя пойти сразу я всё же не смогла. Сначала я заварила себе ромашку. Ведро. В буквальном смысле. Я поставила его на нижнюю полку столика на колёсиках и прикрыла скатертью. А на верхнюю полку я поставила чайник с заваренным «Сердцем императора» и этажерку с печеньем. Да, пришлось потратить время на косплей. Да, я знала, что меня ждут. Но ничего не могла с собой поделать. И только когда откладывать возвращение в гостиную стало уж совсем невозможно, я обречённо вздохнула и изящно поплелась по коридору, толкая перед собой тележку, навстречу глубоким познаниям.