Олений дракон (джен)

— ...и он спас меня, когда я чуть не утонул, — твёрдо закончил Эйгор.

Сьер Харберт вид имел такой, словно юный лорд Ренли накормил его пирогами из грязи и заставил похвалить вкус — чего, впрочем, тоже исключать не следовало.

— Если каждого, кто вытащит кого из воды в нашем буйном море... — начал он, но быстро закончил, потому что Эйгор, подав Деймону знак следовать за собой, просто вышел вон.

И только за дверью оба позволили себе синхронно прыснуть.

История спасения была одной из позорнейших страниц и без того позорного восстания горных дорнийцев под предводительством старого Айронвуда. Точнее, пока старик был жив, позора там особенного не было, и горняки отлично наваливали и пустынникам, и поморам, да так, что Марону пришлось звать дважды шурина на помощь.

Вот тут-то позорище и началось.

Братец Дейрон не нашёл ничего умнее, чем отправить на помощь Марону всех наличных принцев, законных и не очень, придав им для ускорения и направления пару гвардейцев поопытнее и сьера Квентина Болла, чаявшего в Дорне завоевать столь вожделенный им белый плащ. Оказалось, что из двух опытных гвардейцев один дед Джос имеет представление о том, что делать с мятежниками — ещё бы, он-то здесь под самим Драконом сражался. Оказалось, что Лори предпочитает юбки местных красавиц, молодых и не слишком, унылой рутине партизанщины. Оказалось, что слушаться Мейкара солдаты не намерены, хотя он самый нормальный принц и знает, что говорит, подумаешь, ему четырнадцать. Оказалось, что Бринден, тринадцати лет от роду, считает очередную шмаль отличным обезболивающим средством, а что бойцы потом то птичек ловят, то срамкинов — так главное, зашиты и перевязаны...

Деймон не удержался и снова прыснул, погружаясь в светлые воспоминания о юном безумии тех дней. О том, как старый Айронвуд вдруг помер, и вместо него всем заправлять стал Гарин — известный больше своей страстью к козам, чем своим военным мастерством.

И Гарин похитил Джейн Хайуотерс, а они, мальчишки без мозгов, пошли её спасать, попали в грозу и чуть не потонули всё вместе в горной речушке — а потом сидели на драной заднице и зубрили «Дорнийскую войну», покуда от зубов не начало отскакивать, что «Дорн мы условно разделим на три части»... молодость, молодость, невинная и свежая, как весна мира, не ведающего зимы!

— Но почему Геймон? — поинтересовался Эйгор, отсмеявшись.

— Ну, меня же назвали в честь дяди Дейрона Дракона, так? А тётя говорила, его сначала король так и назвал, в честь Белокурого, но бабушка уговорила переименовать, сказала, люди не поймут. Так что, строго говоря, я и должен быть Геймон отродясь. Всё честно перед богами и людьми.

— Ну и у тебя и логика.

— Всегда была такая. Как будто ты не привык.

А может, и не привык ещё. Хотя ведь вроде жили же вместе на болоте? Но там Эйгор больше общался с Ханной... общался, мда. И дообщался до Каллы, а там и Харвина, и Майлса, и Лейнора... но, впрочем, Деймон зла не держал — если жене повезло найти любовь, тем лучше для неё.

— Сейчас в библиотеку, — меж тем скомандовал братишка. — Будем искать, что там стряслось и кто та сука, которая стреляет по радужному флагу и по божьим бойцам.

Но не успели они дойти, как снизу раздался звук трубы, и вскоре перед ними предстал запыхавшийся и раскрасневшийся сьер Харберт:

— Там... принц! Его Высочество принц Рейгар Таргариен со свитой изволил посетить! Немедленно переоденься, племянник, и готовься принимать высоких гостей!

Переодеться довелось и Деймону — скрипя зубами (и возможно, сердечной мышцей), старый хрыч отправил его с валетом до кладовой, переодеться в цвета Баратеонов. Отличные цвета, что чёрный, что золото — и колет он нашёл отличнейший, куда там краденому у Роджерсов старью! И пояс к нему, и даже серёжку в ухо с тигровым глазом. И отличный меч — едва ли Эйгор пожалеет меча для брата...

Да, настроение у Деймона немало приподнялось от визита в кладовую да оружейную — и от вида Эйгора, мрачного, как септон на похоронах, и облачённого в оттенки чёрного, как дозорный брат или морской владыка Браавоса.

Но это было так, преддверие веселья.

Веселье принёс с собою принц, окружённый рыжими молодчиками, разряженными так, что покойный Гарт укорил бы их за чрезмерную роскошь, доходящую до безвкусицы. Особенно порадовали глаз розовые чулки Мутона и его же камзол в тон рыбе на гербе.

Сам же принц среди них был молью средь пёстрых бабочек — белокожий, с серебряными волосами, художественно нечёсаными, в бело-серебряном колете и серо-серебристом плаще... и с арфой на плече, как будто бы он не принц, а бродячий музыкант.

Нет, он выглядел бы сносно, если бы не герб во всю грудь — личный, с белым (конечно, белым) драконом на чёрном, и с красным пламенем из трёх пастей. И если бы не выражение лица, исполненное то ли поэтической душевной муки, то ли желания скорее облегчиться.

А потом моль открыла рот.

— Как истинный дракон, я облетаю владения своих любезных подданных, — сказала она, и Деймон до крови закусил губу.

— Мать твою, Геймон, они же все рыжие, — тихонько прошептал Эйгор, явно подумав о том же самом.

* * *

Гости, снарк их за ногу три раза.

Эйгор ненавидел гостей — особенно высоких и наезжающих без приглашения. И особенно в такой ебовой компании. Одного из рыжих — Мутона, судя по гербу на колете — он не знал, зато с Лонмаутом доводилось встречаться, ко взаимному неудовольствию. Не говоря уже о Джоне Коннингтоне — у Эйгора до сих пор костяшки ныли после встречи кулака с коннингтоновской челюстью. Встреча была организована, к слову, за дело, даже дядька Харберт промолчал. Или рыжий обмудок его тоже бесил, или он увидел размер виры за вытоптанные поля и трёх изнасилованных девиц — сумма немаленькая, помнится, набежала.

И вот теперь обмудок торчал на пороге его дома, с кислой рожей и в компании ещё двух рыжих обмудков и кронпринца. Про кронпринца Эйгор до этого только слышал, но его уже терзали смутные сомнения; сейчас, когда он увидел кронпринца собственными глазами, сомнения только усилились. Арфа, поэтический надрыв, рыжий петушатник вокруг... боги старые и новые, можно это будет не то, о чём он подумал?

Но как только кронпринц открыл рот, стало ясно, что боги молитву Эйгора проигнорировали.

Похоже, Лори тоже где-то как-то сдох и вселился в наиболее подходящую для него тушку.

— Угу. А к нам за каким хером залетел?

Как и следовало ожидать, и кронпринца, и петушатник перекосило, будто они мешок дорнийских лимонов сожрали. Разве что кронпринц — Рейгар, да, точно, — приподнял брови в трагическом недоумении.

— Приличные люди таких вопросов не задают, мой лорд Станнис.

— Приличные люди обычно ворона с дороги присылают, кузен, — парировал Эйгор. — Ну так, в порядке вежливости, мало ли какие планы у хозяев. Может статься, они никаких гостей не ждут, ни низких, ни высоких.

Брови Рейгара взлетели ещё выше, и Эйгор невольно задался вопросом, смогут ли они такими темпами оказаться на затылке, ну или хоть на макушке. Судя по едва сдерживаемому смеху за плечом, Деймона интересовало то же самое.

— Вот видите, мой принц, я же вам говорил, — громким шёпотом зачастил Коннингтон. — Штормовыми землями управляет невоспитанный вздорный мальчишка, и не лучше ли будет передать их человеку сдержанному и опытному...

— Вроде тебя, что ли? — в голос спросил Эйгор. — А хер за щеку не хочешь? Впрочем, я слышал, что это ты делаешь регулярно.

Коннингтон побагровел, кронпринц позеленел, петушатник схватился за мечи, и дело непременно кончилось бы мордобоем с выдворением незваных гостей, но дед Харберт, как назло, решил спасать ситуацию.

— Мой принц, простите моего внука, он сегодня, видимо, встал не с той ноги, — заговорил он, сурово зыркая на Эйгора. — Мы рады приветствовать вас под крышей Штормового Предела...

— Да уж мы видим, как вы рады, — процедил Лонмаут.

— Не нравится — катись отсюда, — любезно предложил ему Эйгор.

— ...и просим отведать нашего хлеба, соли и воды, — дед Харберт дал отмашку, и слуги вынесли хлеб с солонкой и воду. — И позвольте представить вам моего младшего внука, Ренли. Ренли, скажи что-нибудь приятное гостям.

Ренли, в своём жёлтом платьице походивший на хорошенькую девочку, уставился на компанию огромными синими глазищами, поморгал и единым духом выпалил:

— Здлавствуйте! Ваше Высочество, а это очень тлудно месить глину в ведле лолда Джона?

Наверное, не надо было подливать Роннету, когда они с отцом приезжали за обмудка извиняться, флегматично подумал Эйгор, глядя, как Коннингтон и Рейгар синхронно подавились хлебом, а дед Харберт в который раз за день равняется по цвету со свёклой.

И надо было Роннета заткнуть, когда он начал орать, мол, братец ведро с глиной кронпринцу подставляет и ему всё сходит с рук.

И надо было сообразить, что Ренли рядом.

А сейчас абсолютно точно надо заткнуть Деймона, а то он там уже хрюкает от смеха.

— А что, ребёнок прав, хоть и трудно, но приятно... наверное. Я-то не пробовал, — пожал плечами он, на всякий случай задвигая Ренли за спину. — Эй, там, покажите гостям их комнаты. Только не обессудьте — там не очень чисто, обычно-то гости предупреждают о приезде.

Когда полыхающий праведным гневом петушатник соизволил убраться с глаз долой, дед Харберт обернулся к Эйгору, хватаясь за грудь.

— Ты... уф-ф... видит Матерь, Станнис, доведёшь ты меня до удара! Чему ты учишь Ренли?!

— Ничему, он сам всё услышал, — буркнул Эйгор.

— Это не только твой кузен, но и твой будущий король!

— И что?

— Неужели нельзя было быть с ним повежливее?!

— Я его и его глиномесов сюда не звал, сами припёрлись!

Дед Харберт только головой покачал.

— Станнис, пойми, — умоляющим голосом сказал он. — Кронпринц, как и король, не любит проявлений непочтительности, а Коннингтон не первый, кто болтает о том, что ты слишком молод... Веди себя, как вежливый и радушный хозяин, прошу тебя!

— Постараюсь, — буркнул Эйгор.

Не то чтобы он умел, но деда было жаль — и впрямь удар разобьёт, и что он тогда будет делать один с замком. Да и создавать себе лишних проблем в виде войны с собственными вассалами за Штормовые земли не хотелось.

А то проблемы с кронпринцем он уже, кажется, создал.

Ну и пекло с ними, не впервой. Одного Лори он как-то пережил, переживёт и второго.

* * *

Сам Деймон, как только его отпустили — ну, как отпустили, велели идти развлечь Ренли и научить чему-нибудь приличному — отправился в кабак. Отличное место для малых детей, своих близнецов он туда водил частенько, и пошло им это только на пользу.

Тем более, что именно с обитателями кабаков юному Ренли в будущем светило общаться чаще всего: такая уж судьба у младших детей великих и малых лордов — или заедать век приживалом при старших братьях, или добывать себе достаток и славу копьём наравне с простыми межевиками. Сьер Харберт вон выбрал первое — и сильно ли он счастлив?

— И наш рыжий любитель прогулок по пещерам и говорит — «Мой принц, давайте я докажу, что лучше заслуживаю место гранд-лорда». Это где же видано, чтоб у потомков Дюррана отнимать корону ради какого-то грифона?

— Грифон нашёлся! Вот батька его — тот грифон, а этот... петух лиснийский, только одно в нём хорошо, что жопа.

— И ту приходится приходовать Лонмаутом, принц-то обещает, но не берёт.

— Да он всем обещает, как девка с Шёлковой. Что папаше своему, что нашему придурку, что остальным. На то и принц обещанный, весь в обещаниях.

— Ну ты знай меру, Лейгон. Принца со шлюхой сравнивать, небось совсем уже надрался.

— А я говорю, он шлюха, и такая, что не даёт! И мне вот не даёт прибавки, а обещал — заради памяти покойного Джехейриса, который мамку мою ебал, и нашей общей драконьей крови!

— Опять надрался, точно. Он как надерётся — так начинает: я королевский сын, дракон вам не товарищ...

Деймон потягивал вино из местного какого-то фрукта, сладкое и терпкое на вкус, и слушал болтовню слуг — вбрасывая порою пару слов, чтобы те не останавливались. Ренли тоже слушал и задавал вопросы, причём весьма разумные. Например, почему глиномесы любят прогулки по пещерам.

Это напоминало детство и тот случай, когда покойный король затеял набрать себе не только девиц, но и парней со всей страны. Кто-то брякнул про прогулки до шоколадной пещеры, Бринден услышал и растрепал, малолетки тоже неправильно всё поняли и в итоге под руководством Эйгора (кого же ещё) собрали экспедицию — искать пещеру и тырить оттуда шоколад.

— Глиномесы, лорд Ренли, предпочитают искать глину в пещере, и эту глину мнят шоколадом, — задумчиво объяснил он. — Некоторые её едят, другие просто месят.

— Зачем есть глину? Она невкусная. Лучше есть мясо, — мудро заметил мальчик.

Деймон одобрительно кивнул — так, мол, и есть — не отвлекаясь от чужой беседы. Уж больно интересные в ней вещи говорили, братец оценит...

— Коснись моей души своим теплом,

Полынью горек высушенный ветер...

Деймон вздрогнул. Голос нового певца был слишком резким, высоким, но чудовищно фальшивым — каждая нота давалась ему с подъезда, и порою не давалась вовсе. Мелодия же арфы, которая должна была поддерживать и помогать, ушла куда-то вовсе не в те края и звучала почти что какофонией. Да кто такого пустил, приличное же место, здесь не настолько все надрались, чтоб... Он поднялся, намереваясь хорошенько вломить бездарности и выбросить его под дождь — и резко сел.

— Дядя Геймон, ты плачешь? — Ренли потрогал его за плечо.

Деймон издал отрицательное мычание. Он смеялся. Он не мог не смеяться, потому что бледная драконья моль в пёстрой бандане, из-под которой выглядывали серебряные пряди, в чёрной рванине поверх дорогой одежды и с вдохновением на унылой роже была невыносимо смешна.

— Я странная хвостатая звезда, — выводил меж тем принц, не замечая того, что не только Деймону его пение было поперёк души.

Лори вот тоже любил свои вирши исполнять по столичным тавернам — но по столичным ведь, где его ломаную рожу знал каждый кот! А этот явился туда, где его никто не знает, и нарывается на тумаки, а если нарвётся?

— Дядя Геймон, зачем певец орёт? Он петь должен.

— Лорд Ренли, это же принц. Ему виднее, что делать, — неискренне ответил Деймон, всё ещё соображая, как избежать скандала и оскорбления величия.

Не он один: ребятки из свиты свитских тоже всё поняли и в панике глядели по сторонам. Может, начать простую драку, и под шумок они своего принца выведут из заведения, как бы во имя безопасности?

— Может, он глину искал, но не нашёл? Кузен! — в голос крикнул Ренли. — Тут глину не подают, а только мясо! Ты за глиной ходи в карьер, там её много!

По крайней мере, мучать арфу и слушателей тот прекратил. На том спасибо добрым и злым богам...

* * *

— Тебе что сказано было делать, пентюх лиснийский? — негодовал дед Харберт.

Эйгор пока помалкивал, потирая ноющий висок и глядя то на Идиота, то на Ренли, жавшегося к его ногам.

— Тебе было велено развлечь молодого лорда и научить его чему-нибудь приличному! Приличному, орясина, чтобы перед принцем не краснеть! А ты его в кабак поволок, будто приблудыша какого!

— Ты как будто сомневаешься в пристойности наших кабаков, — буркнул Эйгор, но дед уже разошёлся и его не слушал.

— А теперь что делать, я тебя спрашиваю, а? После того, как принца так ославили!

— Муравью хер приделать! — рявкнул Эйгор. — А принц сам себя ославил, нечего было по кабакам бродячего лютнезвона изображать! Скажи спасибо, что гнилой репой не закидали!

Он бы точно не удержался. Слишком хорошо помнил хреновые вирши в исполнении Лори, а если Рейгар, по словам Деймона, был ещё хуже Лори... хорошая подгнившая репка в глаз прямо напрашивалась.

— Он принц, — в отчаянии простонал дед Харберт. — Принц, понимаешь? Хочется ему менестреля изображать — слушай и внимай с почтением, а иначе прощайся со штормовой короной!

— Мы и так с ней распрощаемся. Коннингтон на неё активно насасывает, во всех смыслах.

Правда, принцу для этого нужно было самому отжать корону у папаши, спровадив его на тот свет. Эйгор тут ничего против не имел — по сравнению с текущим королём его собственный папаня был просто великодушным гулякой, так что, как говорила тётя Мэр⁽¹⁾, на такого короля и изумрудов не жаль. Другое дело, что при вновь открывшихся обстоятельствах остро вставал вопрос обмена шила на мыло.

Посоветоваться бы с кем-нибудь взрослым и умным, но не с дедом Харбертом. И не с Деймоном. Должны же быть у него ещё какие-нибудь взрослые родственники, нет?

А ещё надо было разобраться с оскорблённым кузеном-принцем...

— Вот что, натащите ему в комнату воды погорячее, — решил наконец Эйгор. — Пусть прополощется и отойдёт, а там посмотрим. Может, у него за ужином язык развяжется, и он ещё чего-нибудь сболтнёт.

Или, что вероятнее, его петушатник напьётся и распустит языки. А уж о том, чтобы их болтовня вышла за пределы замка с должным смыслом, Эйгор с Деймоном позаботятся.

1) Она же королева Мирия Мартелл.

Вернуться к тексту