Провокация (джен)

Сторибрук — это милый провинциальный городок в штате Мэн. Невысокие дома, аккуратные улочки. Тут все знают друг друга и поддерживают приятные добрососедские отношения.

Руби Лукас работает в уютном кафе у своей бабушки, красит губы красной помадой и знает по имени каждого, кто постоянно к ним заходит. Она улыбается приветливо и всегда готова переброситься парой слов за утренним кофе.

— Доброе утро, Эмма! Тебе как обычно?

Эмма сосредоточенно кивает и пристраивается за столиком в углу. Её красивое точёное лицо мрачно, как предгрозовое небо, а тонкие брови сошлись над переносицей.

"Как обычно" для Эммы — это два поджаренных хлебца с мягким сыром, яйцо и кофе без сахара. У помощника шерифа простой вкус и прямолинейный характер. Она нравится Руби.

— Что случилось? Похоже, ты не в духе.

— Да-а-а... — неохотно протягивает Эмма с тягостным выдохом, следя за тем, как Руби наливает кофе в белую чашку с блюдцем. — Вообще я не должна тебе говорить, чтобы не сеять панику, но... все и так скоро узнают.

Эмма отбрасывает длинные светлые волосы от лица назад, а потом принимается нервно барабанить пальцами по столу. Руби присаживается на диван напротив и заговорщицки наклоняется ближе к Эмме.

— Что узнают?

— Мы нашли в лесу труп. Чудовищно обезображенный. Его словно зверь драл. Мне до сих пор немного не по себе, хотя я многое в жизни видела.

Руби ахает и отшатывается назад.

— Труп? У нас? В самом деле? Может быть, и правда звери?

— Какие? — Эмма саркастично вскидывает бровь. — У нас в лесу нет ничего опаснее лисиц. Да и не свойственна животным напрасная жестокость. Человек — вот кто самый опасный зверь среди всех.

Дрожь касается холодных ладоней Руби. Она нервозно заправляет за ухо крашеную прядь волос, упавшую на лицо и произносит:

— Наверное, ты права. И что, есть какие-то зацепки?

— Даже не знаю, что и думать. Я с утра беседовала с его семьей. Двое детей, прекрасная жена. Ума не приложу, кому бы пришло в голову убивать этого бедолагу.

— Ты сама только что сказала: люди — чудовища. Может, и этот твой семьянин был не так прост?

Эмма, задумавшись, останавливает вилку с кусочком яйца, так и не донеся её до строго очерченных губ.

— Кх-м. И то верно, — со вздохом соглашается она, когда её взгляд вновь становится сфокусированным. Эмма допивает кофе и, расплатившись за завтрак, выходит из кафе, оставляя за собой яркий шлейф персикового шампуня.

* * *

Через две недели, когда все уже потихоньку начинают забывать о первом происшествии, находят второй труп. Он выглядит так, будто его с нечеловеческой силой тащили полмили по лесу, ободрав при этом всё лицо до такой степени, что личность в последствии еле установили.

Преступления переворачивают привычную размеренную жизнь горожан, как медведь, влезший в улей пчел.

Руби одета в очень короткую юбку, а резинка чулок, как назло, так и норовит сползти вниз. Руби старается незаметно поддернуть её каждый раз, как уходит за заказом на кухню.

— Тот парень, через два столика, чуть шею себе не сломал, смотря на тебя, — со смешком замечает Эмма, когда Руби ставит перед ней дымящиеся овощи и ростбиф. Руби нравится улыбка Эммы. Ее сдержанность прекрасно сочетается со строгим контуром едва тронутых помадой губ.

— Где? — весело переспрашивает Руби и резко оглядывается назад, так что действительно ловит на себе мечущийся взгляд из-под кепки.

— Не так резко! — Эмма смеётся. Парнишка, уличённый в разглядывании Руби, покраснев, вскакивает из-за столика и, не доев заказанный бургер, выбегает из кафе.

— Стоит только надеть короткую юбку и всё — сразу миллион пошлых шуток и взглядов. Когда-нибудь настанет время, когда девушка сможет выглядеть так, как захочет, и ничего не опасаться?

Эмма устало откидывается на спинку дивана и скрещивает руки на груди.

— Как женщина и сознательный член гражданского общества я горячо поддерживаю твоё негодование, — серьёзно произносит она, внимательно разглядывая Руби. — Но как помощник шерифа я призываю пытаться максимально избегать разного рода провокаций, которые могут закончиться... нехорошо.

— Трупом в лесу, ты хочешь сказать? — завершает Руби мысль Эммы. Та лишь передёргивает плечами и отворачивается к окну. Эмма всегда одета в джинсы и кожаную куртку, держится просто и скромно, немного по-мужски даже, и ей не понять желания быть настолько заметной. Хотя куртку Эмма носит красную. Любимого цвета Руби. Может, они не такие уж и разные?..

— Ничего не нашли, да? — сочувственно спрашивает Руби у Эммы, отмечая тяжёлые тени под глазами.

— Мне очень хочется думать, что это совпадение, но, похоже, это не так, — медленно произносит Эмма, возвращаясь к почти остывшему мясу.

* * *

В Сторибрук приходит весна. В воздухе разливается предчувствие любви и перемен к лучшему. Хотя... Какие могут быть перемены в Сторибруке? Только к худшему.

А из маленькой речушки на окраине вылавливают ещё два разной степени свежести тела.

Руби ярко подводит глаза и надевает красный берет. Перестук шпилек её туфель звонко разносит эхо полупустого переулка. Весенний ветер подхватывает какую-то жестянку, выпавшую из мусорного ведра, и она с металлическим громыханием прокатывается по улице. Затем этот звук перекрывает шелест катящихся автомобильных шин.

— Девушка?..

Руби оглядывается.

Всё происходит так стремительно: резко взвизгивают тормоза, стучит дверь автомобиля, мужская рука тянется к запястью, Руби отшатывается и кричит.

Позже, когда потревоженный криками сонный переулок наводняется бдительными добрососедскими прохожими, нападающего уводит шериф для дачи показаний. Парень бормочет что-то невразумительное про то, что не хотел ничего плохого, что он просто собирался спросить дорогу и... Но шериф особо его не слушает, запихивая в машину. Четыре трупа — это слишком много для маленького провинциального городка. Все вокруг на взводе, как заряженное ружье.

Эмма, прибывшая вместе с шерифом, покровительственно и сочувственно обнимает Руби за плечи.

Запах шампуня перебивают ноты сладких духов. Руби позволяет увести себя прочь и угостить горячим шоколадом.

Сторибрук — это вонючая дыра, в которой скучно, как на семейных поминках, затхло, как в склепе, и единственное, что хочется делать — это выть на луну, сиротливо заглядывающую в окно маленькой квартирки. На бледно-жёлтое ночное светило, которое рождает в душе ярость, не знающую выхода и бессильно клокочущую внутри.

* * *

— Это тебе! За счёт заведения. — Руби ставит перед Эммой горячую выпечку. Персик посреди слойки аппетитно заглазирован сиропом.

— Это ещё зачем? — недоверчиво спрашивает Эмма, удивленно вскинув на Руби глаза.

Эмма всегда так яростно отстаивает границы своей независимости, что это почти забавно. Но больше грустно, конечно. Когда-нибудь Руби обязательно спросит у Эммы, что же такого случилось в ее жизни, что разучило ее доверять людям и подпускать их близко. Но не сегодня.

— Потому что ты — мой спаситель. И ты достойна самого лучшего. А лучше выпечки бабули ничего нет в целом свете. Уж в этой дыре точно, — переходит она на доверительный шепот и добавляет уже не так вдохновенно. Эмма смеется.

Руби нравится ее смех.

* * *

Фары высвечивают в ночной тьме участки тошнотно-жёлтого цвета. Машины проносятся одна за другой мимо. Куда они едут, интересно? Ведь все знают: из Сторибрука нет выезда. Из него не вырваться, не сбросить с себя одуряюще-сонные оковы, не вытравить из-под век отпечатки невысоких белых оград и идеально-зелёного газона. Утопия. Топь. Болото. Всего лишь игра слов. Или клетка для загнанного животного? Волка.

Руби улыбается и голосует.