Самое сладкое (гет)

Сандор замечает, что буквально с каждым шагом по богороще Винтерфелла Санса как будто становится менее скованной. Здесь, кроме мрачных чардрев, никто не может увидеть их, и она избавляется от образа королевы Севера так же, как и от своей бело-серой шубки, слишком теплой для этого дня. Высоко подняв руки, Санса пританцовывает и смеется так заразительно, что Сандору хочется рассмеяться вместе с ней.

Богороща, обычно такая тёмная, сейчас наполнена светом. Молодых листьев ещё недостаточно, чтобы укрыть землю тенью, и волосы Сансы сияют на солнечном свету.

— Весна! — восклицает она, и Сандор не видит в её взгляде и тени беспокойства из-за утреннего совещания.

Ему хочется обнять её, прижаться к этим улыбающимся губам, стать причиной для новой счастливой улыбки. Но он только наблюдает за ней. Видит, как Санса рада возвращению тепла, пробивающимся сквозь тающий снег красивым полевым цветам, путешественникам, тем, которые скоро придут сюда по Королевскому тракту, принеся свежие новости и дав ей возможность проявить гостеприимство. Он рад за нее, но его радость иная, почему-то отзывающаяся щемящей тяжестью в груди.

— Ты права, пташка, — хрипит он, когда снова становится способен говорить.

— Разве так обращаются к своей королеве? — Санса оборачивается к нему с шутливым упрёком, приподняв бровь.

Когда она подходит к нему совсем близко, Сандор прижимает Сансу к себе. Его руки ложатся на ее талию, и он наклоняется, чтобы поцеловать ее подбородок, красивый носик, веки… Притворная суровость тут же исчезает с ее лица.

— Прошу прощения, ваше величество, — произносит Сандор, целуя ее за ушком. — Я принял вас за какого-то другого человека. Эта улыбающаяся танцующая девушка совсем не похожа на грозную королеву Севера.

Санса хихикает и мягко отстраняется от него.

— Моя леди-мать когда-то напоминала моему отцу, чтобы он не забывал надеть облик лорда, когда занимается делами Севера. Полагаю, теперь уже я должна носить царственный облик. — Иногда, вспоминая о семье, Санса и правда выглядела ледяной королевой, как называли ее недоброжелатели. В такие моменты она могла казаться холодной и хрупкой, как льдинка, но сейчас Сандор замечает лишь лёгкую задумчивость, которая быстро сменяется озорной усмешкой. — В облике или без него, но я твоя королева. Тебе не следует об этом забывать.

— Возможно, старому псу вроде меня иногда требуются напоминания?

Сандор опускается на корни одного из чардрев, увлекая за собой Сансу, которая изображает слабый протест. Он целует её губы и чувствует, как она едва заметно дрожит в его руках. Её прикосновения нежные, и ладони легко, как перышки, скользят по его спине, прежде чем обнять его за шею. Дыхание Сандора становится прерывистым. Невозможно привыкнуть к тому, как она реагирует на него, даже если у них будет возможность проводить вместе каждый день на протяжении сотен жизней…

Разорвав поцелуй, Санса устраивается у него на коленях и поправляет подол платья, прежде чем прижаться к груди Сандора, уткнувшись головой в его подбородок. Они просто сидят вдвоем и молчат. Жаль, что им всё же придётся вернуться в замок, где Сансу ждёт много важных дел. Она будет общаться с советниками и лордами, решая споры и планируя восстановление Севера. Но пока они одни, вдали от просьб и лести.

— Однажды ты сказал мне, что убийство — самая сладкая вещь на свете, — Санса нарушает повисшее молчание.

Сандор замирает, вспоминая. Это было сказано будто в другой жизни, и эти слова неуместны в этой солнечной и тихой Богороще.

— Пташка, я ошибался.

— Но тогда ты в это верил? — настойчиво спрашивает она.

Проклятье, как же он не любит вспоминать, каким человеком он тогда был. Псом. Да, Сандор отказался от этого имени на берегах Трезубца, но хочет он этого или нет, прошлое Пса всегда будет принадлежать ему так же, как прошлое Алейны Стоун принадлежит Сансе.

— Тогда я думал, что мне знакома сладость. Считал, что самое кислое вино может быть сладким, потому что оно распаляет меня скорее. Верил, что мне так приятны предсмертные крики отправляющихся к Неведомому людей, потому что я сражаюсь лучше всех этих разукрашенных рыцарей с их глупыми клятвами. Мне казалось, что приятнее всего в жизни будет убить моего брата. Но я заблуждался… — Он чувствует ее внимательный взгляд на своем обожженном лице и не может решиться посмотреть ей в глаза, вспоминая ту ночь. — То, что я тогда сказал… Я был жесток с тобой.

— Сандор! — Она касается его подбородка своими тонкими пальцами, и ему приходится посмотреть на нее. — Мне тоже приходилось говорить жестокие вещи. Я понимаю, хотя и рада, что ты больше не веришь в то, во что верил тогда. Но теперь я хочу узнать, что для тебя самое сладкое на свете?

— Ну… — Сандор проводит пальцами по ее спине. — Лимонные пирожные?

— Конечно, они сладкие, но немного они все же горчат. — Санса едва заметно морщится в ответ на его поддразнивание и целует шрам на его щеке, а затем легонько прикусывает его губу и касается потревоженного места коротким поцелуем. — А самое сладкое?

Сандор тихо стонет и зарывается пальцами в её волосы. Слишком скоро им придется вернуться в замок, в котором Санса снова наденет облик королевы, а он — ее личного гвардейца. Но они всегда найдут время для встречи. Сейчас дни становятся все длиннее, а потом весна и вовсе уступит место лету. После этого уже и новая зима близко, как принято говорить на Севере. Сколько бы дней ни прошло, их всегда будет мало, но все равно больше, чем Сандор когда-нибудь мог себе представить.

— Самое сладкое — вот это, — лукаво отвечает он и целует Сансу в алеющие губы.