Опасные сказки (джен)

Есть человек, которому негде спать. Он каждую ночь забирается в чужие дома и ночует на свободных кроватях и диванах. Если вы среди ночи наткнулись в темноте на незнакомца — то это он. Обычно он сразу исчезает, как только его обнаружили. Он это умеет — привык прятаться за свою долгую жизнь. Пока хозяин или хозяйка спешат к выключателю, он молниеносно выбирается из дома через окно или дверь. Он умеет открывать все замки, у него очень ловкие руки.

Но иногда, разбуженный, он прыгает под кровать, или в шкаф, или под стол, и замирает не дыша. Он укрывается первой попавшейся тряпкой, что нашёл в доме. Хозяева осматривают квартиру, никого не находят и, посмеявшись над своей мнительностью, снова ложатся. А человек, которому негде спать, вылезает из своего укрытия, на цыпочках идёт к свободному месту для спанья и тоже укладывается. Бывает, что он во сне сопит или бормочет, и это можно услышать. Дети слышат его чаще, чем взрослые.

— Мама, а кто у нас по ночам дышит в бабушкиной комнате?

— Тебе кажется. Это ветер за окном.

Этот человек не опасен. У него просто никогда не было своего дома. Но если вдруг вы увидите его ночью, спящего на соседней кровати — не будите. Никому не стоит видеть его лицо, ибо оно страшно. Просто возвращайтесь в свою постель, а человек, которому негде спать, сам уйдёт с рассветом.

Его ещё называют — Серый человек.

Бывает, что ни вздохнуть, ни шевельнуться. Это оцепенение словно навсегда, и нет возможности из него выбраться, сколько ни бейся. Это ждёт каждого за гробом — ни рай, ни ад, только это мучительное состояние. Ты в сознании, но не можешь ни сказать что-то, ни пошевелиться, и понимаешь, что обречён вечно лежать вот так. Но та грань ещё не скоро, а пока это состояние наваливается лишь временами. По ночам. Чтобы ты привык. Но можно ли привыкнуть к удушью? Лежать и всё слышать. И этот страх... Когда оно подходит к твоей постели.

Это Гость. Он умеет принимать личину мужчины или женщины, но не является ни тем ни другим. Для него проще простого прикинуться кем-то из твоих близких, но ты сразу почувствуешь, что это не они. Какими словами передать ощущение, что в комнате нет никого из родных, и некого позвать на помощь, а в паре шагов от тебя стоит ЭТО? Гость появляется в дальнем углу комнаты и говорит с тобой оттуда голосом твоего друга или родственника, но ты знаешь, кто это на самом деле.

Больше всего хочется вскочить и убежать, но ты словно связан. А оно, бормоча, начинает приближаться, скрипя половицами, встаёт у твоей постели и тревожно зовёт тебя по имени.

Проснувшись в холодном поту, ты успеваешь заметить в предрассветных сумерках тающий тёмный силуэт. Сегодня гость больше не придёт, у него есть другие дела.

— Алло! Спасибо, всё хорошо. На днях в Михеево ездила, Людку навестила. Дочке её шоколадку подарила. Девчушка такая миленькая, как куколка! Я ей каждый раз шоколадку покупаю, любит сладкое. Мать ей платьица разные шьёт, а бантики какие — красота!

— Марин, погоди. У Людки что, две дочки?

— Какие две? Одна, Наташенька. Я в Михеево каждый год езжу на кладбище, и всегда к Людке захожу. И каждый раз умиляюсь, какая у неё дочка хорошенькая: хохотушка-веселушка.

— Какая Наташенька, Марин?!

— Да светленькая такая, щёчки румяные. Помнишь, Людка с ней приезжала на Новый Год?

— Это тридцать лет назад было. И на следующий год умерла её Наташка — от менингита.

— Ой, пошла ты к чёрту. За шоколадку всегда благодарит и рукой из окна машет. Так что мне всё равно. Ты лучше про огород расскажи, что посадила-то?

— Огород? Да легко: я картошку посадила на втором участке, всё взошло хорошо, но уже напал жук. Буду обрабатывать, куда деваться...

Хочу вот чем поделиться. Дело было двенадцать лет назад, но для меня — как вчера. Я никому ещё не рассказывала, вы первые, кто услышит. Скажу только, что с тех пор я всегда со светом сплю, хоть уже и не девочка. Ну так вот, было дело, родители уехали на дачу, а я отказалась и ночевала в квартире одна. Зачем мне дача, когда комп на столе? Посидела за компом, посмотрела видосики и улеглась спать. Времени было чуть за полночь. А у моей комнаты окно выходит во двор, так что темень лютая, да ещё зимние занавески. Я уже почти заснула, как вдруг слышу — телефон пикнул. Надо было на зарядку поставить, а я забыла. Вставать ужас как не хотелось, тело было ватное, но не ходить же завтра с разряженным телефоном. Я кое-как встала, нашарила ногами тапки и шатаясь побрела через всю комнату к столу — на ощупь. А чтобы не натолкнуться на мебель, выставила вперёд руки.

Вы когда-нибудь ходили по своей квартире с закрытыми глазами? Вроде ничего не видишь, а всё равно знаешь, где что стоит. Но если что не так — можно глаза открыть. Вот и я пошла, руки расставила и шарю, чтобы стол нащупать. А его нет и нет. Я иду, а до стола никак не могу дойти. Чувствую: что-то не то. Сделала ещё шаг, и вдруг меня встретили в темноте чьи-то сильные мягкие руки. Просто натолкнулись на мои. Ни звука дыхания, ни запаха, ни тепла от тела. Ничего. Только руки. Руки без человека.

Я точно знала, что одна в квартире. Господи, как же я заорала! Как я соседей не перебудила своим криком... Кинулась назад к окну, сорвала занавеску — никого не видно. Свет включила, обшарила всю квартиру — никого не нашла. Дверь, если что, была заперта на три замка. В общем, я с тех пор свет на ночь не выключаю.

Нет, ребята, мне не наливайте, я после той ночи вообще не пью. Что? Нет, не с девицей. И если бы ты побывал на моём месте, то сейчас не ржал бы. Короче, слушайте.

Поехал я дачу ремонтировать, ну и остался ночевать. Чего, думаю, гонять машину туда-сюда. Электричества нет, дом на отшибе, провода ещё не дотянули. Так вот, разогрел я ужин на горелке, выпил двести грамм для аппетита, а после ужина сходил на бугор жене позвонить и спать собрался — что ещё делать-то? Раньше ляжешь, раньше встанешь. А перед сном ещё двести грамм хлопнул.

Дача маленькая, комната одна, и там, естественно, был бардак, всё свалено на полу в кучу: железки, деревяшки. Улёгся я на раскладушке, в телефон пялюсь. Пялился, пялился, пока он не разрядился. Так тихо стало сразу, как только в деревнях бывает по ночам. Ну, что ж, сам виноват. Завтра утром у соседей зарядить можно, а сейчас пора спать. Закрыл я глаза, расслабился.

И вдруг услышал жужжание. Муха? Я и подумал, что муха. Прихлопнуть бы, да лень вставать. Жужжало оно минуты две, а я даже глаза не открывал, дурак — заснуть пытался. Муха и муха, что на неё смотреть, да ещё в темноте.

И вдруг на секунду оно по-другому зажужжало, мухи так не могут: словно моторчик маленький заглох и снова запустился. Я реально слышал эти обороты! Считайте меня дураком, алкашом, кем угодно, но когда я этот перебой в звуке услышал, то протрезвел мигом. Вскочил, как ошпаренный, сижу на раскладушке и вижу, как из этой кучи барахла медленно так вылетает светящаяся красная точка. И жужжит именно от неё.

Схватился за телефон, фонарик пытаюсь включить — а он не включается. Кругом темень. Уставился я на эту точку, а она поднялась на метр и висит. Жужжание такое равномерное, тихое. В мозгу сразу догадки: может быть, дрон? Нет, размер не сходится — я сам лично видел, как эта крохотулька из-под досок вылезала. Насекомое какое, светлячок? Так они не жужжат. Шаровая молния? Но они же большие, а эта штука с булавочную головку. Просто точка. Что это вообще, к чертям, такое?!

И вдруг я заметил, что оно вроде ближе стало. Присмотрелся — точно, ко мне летит. Медленно-медленно. И жужжание всё громче.

В общем, ребята, не стал я с ним знакомиться. Схватил ключи, рванул из дома и посреди ночи уехал домой. Правда, не доехал — нарвался на пост, и впаяли мне за пьяную езду. Полгода потом расхлёбывал... А дачу ту мы продали. До сих пор не знаю, что это было: то ли тварь какая, то ли механизм. И знать не желаю.

В пять вечера я, как обычно, пришла на остановку ждать автобус и вдруг увидела сидящую на лавке свою давнюю знакомую, с которой когда-то вместе работали. Я не сразу узнала бывшую оторву, заводилу компании в этой бледной усталой девушке с ввалившимися глазами.

— Оксанка, привет! Как дела?

— Привет. Хорошо.

— Я же вижу, что не хорошо — у тебя на лице написано. Что случилось-то?

— Да всё нормально, Катюш, — сказала она и отвернулась.

— Ну поделись со мной. Может, помогу чем.

— Ладно, слушай. Ты в сны веришь?

— Нет, конечно! — невольно улыбнулась я и приготовилась слушать про приснившуюся крысу, которая, как известно, к несчастью. Но услышала нечто совсем неожиданное.

— Не поверишь, я вот уже месяц вижу во сне одного и того же человека, если это вообще человек. Ложусь, засыпаю, и сначала сны как сны, а потом в какой-то момент я оказываюсь в жёлтой пустыне: ни неба, ни горизонта, только песок повсюду и дымка. И он. Кроме него и меня никого нет, и он меня ищет.

— Зачем искать-то, — засмеялась я, — если там только вы двое? Он хоть симпатичный?

— Он страшный, — Оксанка словно не замечала моих подколок. — И слепой. Поэтому и ищет — просто не видит. Он весь такой... Как бы это сказать, круглый, что ли. Не толстый, а круглый.

— Это как?

— Ссутуленный, спина круглая. Одет в серое. Низенький, без шеи, лицо бледное и... блаженное, будто он спит или молится. Глаза закрыты. Космы соломенные вокруг лысины, нос длинный, губы отвисшие. Руки округло держит перед собой, словно обнимает шар, но пальцы шевелятся, и носом своим длинным нюхает. И вот он, такой сгорбленный, на полусогнутых ногах медленно-медленно идёт, словно плывёт, по песку... в мою сторону, нюхает и пальцами шевелит. Я убегаю, захожу сбоку, за спину, но он всегда поворачивается и снова движется на меня.

— Нахальный какой, — хмыкнула я. — Видать, ты ему нравишься!

— Ты не понимаешь, — махнула рукой она. — Я это вижу каждую ночь, каж-ду-ю. Даже спать ложиться боюсь. Однажды пыталась убежать от него подальше — бежала минут двадцать, присела отдохнуть, а потом заметила, как он вдалеке ковыляет. Всё ближе, ближе... Получается, что от него не спрятаться вообще.

— Ну а почему бы тебе с ним не встретиться? Найдёт — глядишь, и отстанет.

— Что ты! — замахала руками она. — Если бы ты его видела, ты бы так не сказала. От него бежать надо. — Она вздохнула и шёпотом добавила: — Хуже всего, что он с каждым разом двигается все быстрее.

— Но это же просто сон, — ободрила я её. — Плюнь и забудь. Тебе надо отвлечься. Может, сходим завтра по магазинам?

— Завтра не получится, врач велел мне пересдать анализы — что-то ему там не нравится. А в субботу я свободна.

— Отлично, в субботу шоппинг!

— Шоппинг так шоппинг, — согласилась она, и наконец-то я увидела на её лице подобие улыбки. Но Оксанка тут же помрачнела и добавила: — Поймает он меня, этот человек, не в эту ночь, так на следующую.

— Выбрось из головы. Ой, мой автобус идёт, до встречи!

— До встречи.

В субботу Оксанка не пришла, телефон не брала, а через некоторое время абонент стал вне зоны доступа...

Мальчик ждал маму с работы. Он был уже большой и умел сам разогревать себе ужин, но одному есть не хотелось, и он всегда дожидался, когда придёт мама. Обычно она возвращалась в половине седьмого, но сегодня почему-то задерживалась. Мальчик снова посмотрел на минутную стрелку настенных часов: без двадцати семь.

Зазвонил смартфон, и мальчик обрадовался, увидев мамину аватарку.

— Да, мам. Нет, я не голодный. Всё хорошо. Ты когда приедешь?

— Котя, тут пробка, я раньше семи не доберусь. Будь умницей и разогрей себе поесть.

— Хорошо, мам.

Он положил смартфон, побродил по комнате, посмотрел в окно на розовые августовские сумерки и играющих детей. Хотелось к ним спуститься и тоже поиграть, но без мамы нельзя. Вот вернётся мама... И вдруг услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ.

Звук был знакомый, и стук каблуков тоже. Мальчик выбежал в прихожую и увидел, как мама кладёт на полку сумочку и переобувается в тапки.

— Мама! Я думал, ты в пробке.

— А я уже приехала! — улыбнулась она, чмокнула его в щёку и ушла переодеваться.

Через пару минут мама в домашнем платье хлопотала на кухне. Потянуло вкусным запахом.

— Мама, а мы погулять сегодня сходим?

— Конечно. Поедим и пойдём. Поможешь мне собрать на стол?

— Ага! — кивнул мальчик и деловито поставил две тарелки. И тут опять зазвонил его телефон. — Мам, я сейчас.

Он убежал в гостиную, схватил смарт и чуть не выронил его: звонила опять мама. Мальчику стало не по себе.

— Алло, — неуверенно протянул он.

— Котя, ты покушал?

— Сейчас собираюсь, — ответил он, оглянувшись на дверь кухни. — Мам, ты же приехала, почему звонишь?

— Что значит "приехала"? — всполошилась мама. — Тут ужасное ДТП, машины еле ползут, я, наверно, ещё час в пробке проторчу. Ты не один?

— Нет! — чуть не плача, сказал мальчик. — Мама, ты где?

— Я в машине на Набережной. Кто к нам пришёл? Бабушка?

— Не бабушка. Ты пришла. Ты сейчас на кухне, я тебя вижу. Зачем ты меня разыгрываешь? — он обиженно засопел.

— Я никогда не разыгрываю тебя, — голос мамы изменился, став тревожным — мальчик слышал это даже сквозь гул машин. — Котя, скажи по порядку: кто к нам пришёл?

— Ты! Ты пришла!

— Но я же здесь, в машине. Может, кто-то из соседей?

— Мама, я бы тебя ни с кем не спутал. Это ты, в твоей одежде, с твоими духами, с твоей сумкой!

— Котя, я бросаю машину и срочно бегу к тебе. Ничего не делай. Если можешь — незаметно выйди из квартиры и позвони тёте Клаве из девяносто шестой и дожидайся меня у неё. Я уже звоню в полицию. Всё будет хорошо.

— Сынок, хватит болтать по телефону, — сказала мама, выходя из кухни. — Ужин готов.

Мальчик посмотрел на неё и нажал "отбой". Она была такая настоящая, такая родная, что волнение развеялось.

— Мам, мне кто-то звонил твоим голосом. Как будто ты в пробке сейчас стоишь...

— Это мошенники балуются. Не обращай внимания. Смотри, что я купила: пироги с картошкой, твои любимые.

— Здорово! — улыбнулся мальчик, и они вдвоём сели ужинать.