Луна в Нассау (джен)

Полная луна в небе, подернутая кровавой пеленой, звала, и хотела Элинор или нет, её тело откликалось на призыв. Разум пытался сопротивляться, но в полнолуние — в полнолуние в Нассау — ей всегда руководили истинкты, не рассудок. К тому же перед некоторыми вещами человеческий разум бессилен.

Она покосилась на руки, уже начавшие отливать чешуей в лунном свете.

В укромном местечке за скалами она не была с тех пор, как её арестовали. На тюремной койке в Ньюгейте во время полной луны её ломало и крутило, но полного превращения ни разу не произошло. На мгновение мелькнула шальная мысль: а что если так будет и в этот раз?

— Вот так сюрприз! — в знакомом голосе с сильным французким акцентом сквозило легкое раздражение и — волнение? удивление? — Разве губернатор не сторожит твой ночной покой?

В тот единственный раз, когда Макс появилась здесь до её ареста — полная луна тогда только начинала брать власть над бывшей проституткой, ставшей мадам — Элинор удивилась куда больше, и дело закончилось ссорой: они и так были на ножах, да еще Миранда внесла свою лепту.

— Я соврала ему про женское недомогание.

— То самое, что было у тебя две недели назад?

— Уже подкупила прислугу в губернаторском доме? Или все местные с самого начала работали на тебя? — не скрывая сарказма, поинтересовалась Элинор: Макс быстро научилась совать нос не в свое дело. Или всегда такой была? — Вудс — мужчина. В некоторых вещах он будет путаться, как бы ни старался, — и чуть дрогнувшим голосом Элинор добавила:

— С Чарльзом срабатывало.

— За него все расчеты на корабле вел Джек, — хмыкнула Макс. — Выгоду свою Вейн упускать не любил, но с арифметикой у него было так себе.

В лунном свете руки Макс отливали чешуей, на шее уже наметились жабры. На ней было что-то не особенно прикрывающее тело — халат? — и Элинор гадала, как скоро совершится полное превращение. Её саму то и дело пронзали характерные спазмы, но она не подавала виду.

Третья тень скользнула между скалами на укромный песчаный пляж, освещаемый полной луной.

— Миранда?! — Элинор потрясенно уставилась на спутницу капитана Флинта, которая, по слухам, была убита в Чарльзтауне.

— Забыла предупредить, — буркнула Макс. — Который месяц её терплю. Задолбала.

Покойная миссис Барлоу оскалила зубы, острые, как иглы, во лбу у неё было отверстие от пули. От неё пахло водорослями, тухлой рыбой и еще чем-то мерзким. В свете луны своим обострившимся зрением Элинор разглядела, что Миранда была необычайно бледна. Зелена даже, она бы сказала.

В прежние времена Миранда изрядно утомляла Элинор своими нравоучениями и рассуждениями о том, как плохо пираты влияют на её драгоценного Джеймса. Каково ей, интересно, было, такой высокомерной и утонченной, попасть под власть неведомых сил, правивших в Нассау, не раз задавалась вопросом Элинор. Даже смерть не смогла освободить Миранду от того, что она считала проклятьем. Воистину, не случайно местные называли любовницу капитана Флинта ведьмой. Чем таким она, интересно, так вывела Макс, что та, обычно сдержанная, даже не скрывала своей неприязни к неугомонной покойнице?

— Ничего, привыкнешь, — отрезала Элинор. Особого сочувствия к Макс она не испытывала. — Я вон сколько лет эту зазнайку терпела.

— Проститутки, — припечатала Миранда. — Обе.

— Ой, не могу, выискался образец нравственности, — Элинор возвела очи горе. До неё доходили сплетни, что сожительница Джеймса Флинта время от времени заводила любовников, а ведь Элинор такого рода пересудами даже не интересовалась и не пыталась узнать что-то специально.

— Я всегда отдавалась мужчинам ради наслаждения, — пафосно изрекла Миранда.

Макс и Элинор дружно фыркнули.

— Я тоже отдавалась ради наслаждения, — заявила Макс. — Ради наслаждения тратить деньги, которые они мне платили.

— Лучше бы за Флинтом смотрела, — вздохнула Элинор. — Если он не уймется — окажется на высокой виселице, и я тут не смогу помочь.

— У Джеймса никогда не было мозгов, — философски изрекла Миранда. — И нечего на меня так смотреть: пыталась я, пыталась до него достучаться, а толку? У меня тоже нервы не железные, — она задумчиво ковырнула дырку по лбу.

Между пальцами Миранды уже начали отрастать плавники. Она с отвращением посмотрела на них:

— Старый добрый ад Данте был бы лучше.

— Только не начинай опять про своих поэтов с художниками, — поморщилась Элинор. Наслушалась уже в свое время, каждое полнолуние как по расписанию. Помнится, когда Флинт начал про своего Одиссея с веслом, так и хотелось сказать, что и ты, мужик, туда же — но к нему Элинор относилась куда лучше.

— И она еще надеялась, что Джеймс обратит на неё внимание, — ябедно сообщила Миранда. — А сама-то Драйдена⁽¹⁾ от Шекспира не отличит.

— Даже самая тупая девка в борделе знает, что дело не в этом, — пожала плечами Макс.

— Вот не надо, со мной у него все получалось! — возмутилась Миранда.

— Читала ему «Божественную комедию» в процессе? — съязвила Макс.

Вот чудеса, Макс-то, оказывается, кое-какие названия книжек знает. Сама Элинор считала поэзию и романы пустой тратой времени для скупщицы пиратской добычи, но со времен до испанского рейда, когда мама еще пыталась дать ей образование, разное в голове отложилось.

Тут особенно сильный спазм пронзил Элинор с головы до ног.

Луна сияла высоко в небе, окрашенная красным, воды маленькой укромной бухточки начали закручиваться водоворотом.

Элинор подняла руки: ногти превратились в длинные когти, между пальцами появились плавники. Ноги сводило судорогой. Она сделала несколько шагов к воде, попутно скидывая с себя тонкий халатик. Странное облегчение овладело ею. «Я вернулась».

Вода поглотила её с головой, темная, бурлящая. Рядом мелькнули другие лица и хвосты. Золотисто-смуглый овал лица Макс, темные прямые волосы Миранды. Их плавники взбивали воду, чешуя отливала серебром и зеленью, луна вела их дикий хоровод. Стаи рыбешек, испуганно шарахавшихся в стороны, мелькали перед глазами. Элинор провела языком по игольно-острым зубам. «Я снова в Нассау».

* * *

Слуги еще спали, когда, кутаясь в липнущий к телу халат, Элинор крадучись проскользнула в спальню. С мокрых волос капало.

— Где ты была?

Вудс сидел в кресле. Одетый.

— Захотелось поплавать.

— Не самый разумный порыв, учитывая, что творится на улицах, — уже начавший разлагаться труп Вейна еще не сняли, и желающих сказать дурное слово о «ведьме Гатри» становилось все больше. А еще был Тич, жаждавший мести.

Неужели Вудс что-то заподозрил?

— Никому не придет в голову, что я пойду купаться ночью и без охраны. — «И даже Тич не станет искать меня в морских глубинах». Хотя Тич мог кое-что и знать, он был непрост, ох как непрост. Разговоры о том, что Тич был чернокнижником, были, конечно, выдумкой, иначе нипочем бы ей, тогда еще семнадцатилетней девчонке, с ним не совладать, даже при помощи Вейна, но он, по слухам, многое повидал в жизни.

Вудс сдержанно улыбнулся — совсем как в тот раз, когда Элинор поймала его на утаивании информации про испанцев, или когда особенно удачно подмечала что-то о делах колонии.

— Я собирался идти тебя искать.

«Однажды я не смогу его обмануть». При мысли об этом под ребрами мерзко заныло.

Луна еще не отпустила её полностью, и Элинор нервно стянула халат на груди, опасаясь, что остатки чешуек будут видны в полумраке спальне.

«Когда-нибудь мне придется выбрать».

1) Джон Дра́йден (англ. John Dryden; 19 августа 1631 года, Олдвинкл[англ.], графство Нортгемптоншир — 12 мая 1700 года, Лондон) — английский поэт, драматург, критик, баснописец, сделавший основным размером английской поэзии александрийский стих и более других способствовавший утверждению в английской литературе эстетики классицизма. Его влияние на современников было настолько всеобъемлюще, что период с 1660 по 1700 год в истории английской литературы принято именовать «веком Драйдена».

Вернуться к тексту