Эндшпиль | Семёрка Блейка

— Ты уверен?

— Ты задал вопрос, используя нестандартные термины. Я вынужден попросить тебя выражаться точнее.

Эйвон перевел дыхание и сказал себе, что разбить компьютер, который его так раздражал, конечно, можно, но это будет совершенно нелогично. Еще никогда Орак не был ему так нужен.

— Я прошу тебя указать мне процентное соотношение, Орак. Какова вероятность, что это произойдет?

— Если, говоря «это», ты имеешь в виду предсказание, которое я только что сделал, основываясь на доступной информации — Федерация обнаружит базу Блейка, проникнет в нее и пробьет его оборону, результатом чего станет либо убийство Блейка, либо его арест, — существует вероятность в 99,7 %, что так и произойдет.

— Значит, ты уверен, — пробормотал Эйвон.

— Цепь причинно-следственных связей изменится в том маловероятном случае, если ты обнаружишь Блейка раньше, чем это сделает Федерация. В данный момент невозможно определить, сколько единиц времени Федерация затратит на поиск. Если оставить без внимания эту неизвестную величину и включить в уравнение переменную, которая означает твою встречу с Блейком, результатом станет разница распределения вероятностей для тех событий, которые произойдут в будущем. Вследствие чего они могут развиваться в двух возможных направлениях. Первый…

— Заткнись, Орак.

Эйвон хотел было вытащить ключ, активирующий работу компьютера, но, помедлив, убрал руку. Он знал, что Орака выключать нельзя: надо было время от времени посылать просьбу о помощи.

— Продолжай передавать сигнал, — вздохнул Эйвон.

Опустив компьютер на траву, он сел и прислонился к дереву, чувствуя внутри странную пустоту.

Эйвон, конечно, уже знал, что не только он разыскивает Блейка в безбрежных просторах. Его ищет также Федерация, и, если верить Ораку, за последние несколько месяцев поиски усилились. Блейк, этот чертов безумец, кое-как ухитрялся выживать на забытой всеми планете и при этом оставаться на свободе, но, видимо, этого ему было мало. Блейк снова начал строить планы: он добывал ресурсы, собирал армию и опять решил осуществить свою несбыточную мечту — свергнуть Федерацию. И после этого она, подобно огромному зверю, которому мешает жужжание назойливого насекомого, вспомнила о существовании Блейка. Федерация узнала, что он выжил и, вполне возможно, вскоре начнет снова мешать ее планам. Поэтому она решила найти Блейка и разобраться с ним раз и навсегда.

Однако как раз в то время, когда Эйвон телепортировался на Гауду Прайм, казалось, произошло что-то еще. Орак не смог дать точный ответ: то ли Федерация получила информацию от местных, то ли в ряды Блейка затесался шпион. А может, кто-то среди его подчиненных сменил сторону, или неожиданно сработала ловушка, давным-давно расставленная Федерацией. Итог был один: она вдруг нашла недостающий кусок головоломки, напала на след своего врага, и после этого Орак сообщил, что шансы Блейка на выживание резко изменились.

Порыв холодного ветра пронесся между высокими деревьями, а потом, казалось, прекратился. Бессвязные звуки, раздающиеся в лесу — шорох, стуки, чириканье и вздохи, — теперь доносились реже и стали однообразными, отчего Эйвон острее почувствовал пустоту в душе и одиночество. Иронично улыбнувшись, он подумал, что все его надежды рухнули всего за несколько часов: «Скорпион» уничтожен; Таррант, скорее всего, погиб при крушении; остальные члены команды разделились и затерялись где-то в лесу; а Блейк…

Блейк скоро умрет, или его будет ждать участь даже хуже смерти.

«Ну что ж, — размышлял Эйвон, — не нужно отвергать логику, пытаясь доказать себе… что? Да что угодно».

Неблагоразумное поведение только вредило, и на него уходили драгоценные силы, которые лучше было бы потратить на размышления, оценку ситуации и попытки сделать все возможное с технической точки зрения для решения проблемы. Если это решение в принципе существовало. Эйвон уже и так сделал все, что было в его силах: велел Ораку имитировать сигнал бедствия и время от времени передавать запрос о помощи. Местные поселения должны были находиться в радиусе действия передатчиков, поэтому рано или поздно кто-то обязательно примет сигнал и отправится на поиски Эйвона. Друг это или враг — неважно. Только так можно было захватить флаер и найти базу Блейка. Пока же этого не произошло, оставалось только ждать и осторожно прочесывать местность в поисках остальных членов «Скорпиона».

«И, возможно, также не помешает найти убежище на ночь», — подумал Эйвон, заметив, что небо окрасилось в темно-голубой цвет, а новый порыв ветра был холоднее предыдущего.

Встав, Эйвон снова отправился в путь.

Эйвон был уверен, что всего минуту назад заметил струйку желтоватого дыма, тянущуюся из хижины. Но теперь, медленно войдя внутрь с бластером наизготовку, он понял, что в хижине уже давно никто не живет. Внутри царил полный беспорядок: кровать была сломана, печка проржавела, а труба развалилась. Плиты почернели, и порванные ошметки одежды, висящие перед окнами и трепещущие на ночном ветру, напоминали каких-то нереалистичных призраков. В лесу, между деревьев, пробивался тусклый сумеречный свет, но здесь, в густых тенях хижины, уже наступила ночь. Было темно, затхло и душно.

Эйвон испугался, неожиданно услышав шелест одежды, и направил пистолет туда, откуда доносился звук. Из-за опорной балки вышла темная фигура, ее очертания в тени были едва видны.

— Не двигайся, — холодно сказал Эйвон. — Кто ты такой?

— У меня… нет оружия, — спокойно ответил незнакомец, поднимая руки и показывая, что они пусты. — Ты ведь это хотел узнать?

— О чем ты?

Эйвон по-прежнему держал оружие наизготовку, потому что, несмотря на его приказ, незнакомец медленно шел к нему.

— Видишь ли, — сказал он, — думаю, ты согласишься, что выразился довольно туманно, спросив меня, кто я. Я мог бы дать тебе ответ, назвав свое имя и рассказав краткую биографию, но ты и понятия не имеешь, будет ли это правдой. Переметнуться на другую сторону и предать тебя могут даже те люди, которых ты очень хорошо знаешь. Или думаешь, что знаешь. Личность по большей части является иллюзией. Тот, кто не справляется с непредвиденными обстоятельствами, цепляется за нее и зачастую дорого за это платит.

Теперь Эйвон увидел, что человек, стоящий перед ним, был высоким и худым. На нем было несколько слоев свободной одежды и широкий плащ. Цвет было сложно различить, как и лицо, по-прежнему скрытое в глубокой тени.

— Занятная речь, — отметил Эйвон, — хотя и полная противоречий. Говоришь о том, что верить никому нельзя, и при этом ждешь, что я признаю и даже поверю, что ты мне не угрожаешь?

Его собеседник тихо рассмеялся.

— На это я и не рассчитывал. Я всего лишь сказал, что у меня нет оружия, а значит, ранить тебя никак не получится.

Он снова шагнул вперед, теперь стоя довольно близко. От Эйвона его отделял лишь низкий деревянный столик, покрытый обломками и пылью. Эйвон, не опуская оружия, обошел столик и тщательно обыскал незнакомца. Он оказался очень худым, как будто под всеми этими слоями одежды вообще не было никакого тела. Оружия Эйвон также не нашел.

Его глаза постепенно привыкали к полутьме в хижине, и теперь он различил лицо незнакомца: у него были тонкие губы, сильно запавшие глаза, подстриженные волосы, которые уже начинали седеть, и печальное лицо, до сих пор казавшееся молодым. Оно было бы совершенно непримечательным — не слишком красивым, но и неприятным его не назовешь, — если бы во взгляде не мелькало что-то страшное. Форма лица, брови, веки или какие-то другие черты были здесь ни при чем. Эйвона беспокоили глаза этого человека: стеклянные, странные и пустые. Они были непонятного цвета и, казалось, не соответствовали возрасту, как будто кто-то очень старый завладел сравнительно молодым телом и теперь выдавал себя взглядом.

Даже когда мужчина улыбнулся, его взгляд остался безжизненным и безразличным ко всему.

— Я так понимаю, ты собираешься ночевать здесь…

Какое-то время Эйвон молчал, очарованный этими глазами. Смотреть прямо в них было страшно, но они притягивали как магнит. Стоило отвести взгляд, как тут же хотелось повернуться снова.

Он продолжал рассматривать незнакомца, который наклонился к стоящему рядом мешку — странно, что Эйвон его раньше не заметил! — достал оттуда фонарик и положил его так, чтобы он освещал поверхность стола. Снова опустив руку в мешок, мужчина вытащил старую деревянную коробку и открыл ее: внутри оказалась груда черных и белых фигур, также сделанных из дерева.

— Шахматы? — нахмурился Эйвон.

— Почему бы и нет? — ответили его собеседник. — Мы оба достаточно умны, и никто из нас не будет спать рядом с полным незнакомцем. Конечно, мы можем притвориться, что спим, а потом провести всю ночь начеку… но я предлагаю вместо этого сыграть. Там мы проведем время… с большим удовольствием.

Он протянул в открытой ладони две пешки, предлагая Эйвону выбор.

— Ты ведь согласен? — спросил незнакомец, не прекращая улыбаться. — В конце концов тот, кто верит, долго не живет⁽¹⁾. Будешь играть черными или белыми?

Эйвон выбрал белые фигуры и сам этому удивился. Но, как он напомнил себе, в шахматах важнее всего выиграть, а не отдавать предпочтение какому-то цвету, и Эйвон не собирался жертвовать правом первого хода лишь по этой причине.

Они обыскали хижину и нашли два стула, которые были в достаточно хорошем состоянии. Перед началом игры незнакомец снова порылся в своих вещах, наполнил миску водой из фляги и достал длинный гибкий шланг, который подсоединил к курительной трубке. Эйвон узнал кальян, которым зачастую пользовались амагонцы. Незнакомец не был одним из них — у амагонцев лица были потемнее, — но он явно успел попутешествовать по Галактике и перенял разные обычаи.

Дженна говорила, что пару раз курила кальян, и, если табак хорошо обработан, впечатления довольно приятные. Дым не одурманивает — лишь успокаивает нервную систему. И все же, когда незнакомец предложил Эйвону вдохнуть, тот отказался. Мужчина пожал плечами, затянулся и спокойно выпустил желтоватое облачко. Теперь Эйвон понял, что его привлек именно этот дым, который он видел из леса.

Шахматные фигуры казались очень старыми, как будто их касалось множество рук, хотя дерево было отлично высушено, и время, похоже, на него никак не повлияло. Эйвон не так уж хорошо играл в шахматы: он знал основные дебюты и комбинации, но по большей части полагался на способность к вычислениям и логическое мышление. Игра ему нравилась, так как здесь не надо было проявлять эмоции — хватало одного лишь интеллекта.

А вот незнакомец, видимо, хорошо играл в шахматы, с легкостью и почти машинально отвечая на ходы, сделанные Эйвоном. Очень скоро он понял, что все больше и больше тратит времени, раздумывая над следующим шагом. Хорошо еще, что они не делали никаких ставок, но даже в этом случае Эйвону очень не хотелось проигрывать. Да и не нравилось ему поведение противника. Обычно именно Эйвон выводил из себя как врагов, так и союзников, ведя себя с ледяным спокойствием и делая вид, что он намного умнее других. Но незнакомец и в этом одолел его. Проигрывая игру, ведущуюся на доске, Эйвон чувствовал, что в самообладании и смекалке его тоже превосходят.

Пока их состязание шло своим ходом, Эйвон постепенно понял, что дым все-таки одурманил его. Несмотря на слова Дженны, он влиял на него примерно так же, как и коктейли, смешанные Вилой. У Эйвона кружилась голова, и его внутренние барьеры ослабли. Он подумал, не стоит ли попросить незнакомца погасить трубку, но ему помешала гордость. Дженна курила эту штуку, и голова у нее не кружилась, да и у амагонцев не было никаких проблем. На этого человека, по всей видимости, кальян тоже никак не влиял — так почему же Эйвону было так плохо? В конце концов он не дышал прямо из трубки. К тому же одно из окон было разбито, а дверь хижины свободно висела на петлях и приоткрылась. Не такой уж резкий этот дым, чтобы настолько его одурманить. Наверное, ему это чудится, или всему виной усталость.

В какой-то миг Эйвон вдруг понял, что проигрывает. Изучая доску, оценивая расположение всех фигур и их возможные ходы, он осознал, что исход игры уже предрешен независимо от дальнейших решений. Незнакомец умно повел себя, загнав Эйвона в ту ситуацию, в которой итог был совершенно предсказуем.

Он понял, что ему нужно остановиться и поздравить соперника, но вместо этого упрямо, вопреки всякому смыслу, продолжил играть в игру, которую уже проиграл. Какой бы дурман ни курил незнакомец, похоже, именно из-за него Эйвон так себя вел, чего бы не случилось, будь он в здравом уме. С отчаянной решимостью, прекрасно зная, что он сейчас проиграет, Эйвон до самого конца продолжал защищать белого короля. Он четко представлял себе предстоящие ходы и заранее знал все, что случится на доске. Сначала произошел обмен конями. Потом Эйвон забрал черную ладью и дорого заплатил за это, но только так можно было не дать поставить себе мат. После этого пришлось пожертвовать единственным оставшимся слоном, а за ним в конце концов и ферзем.

Наконец Эйвону поставили неизбежный шах и мат. Он легонько коснулся белого короля и перевернул его, признавая поражение.

Противник не стал злорадствовать или что-то говорить по этому поводу. Из носа и рта молча вылетела еще одна струйка дыма, но Эйвон уже не обращал на это внимания. Он не сводил взгляда с павшего белого короля, окруженного многочисленными черными фигурами, и не понимал, почему ему вдруг стало так больно. Эйвон не мог объяснить словами это болезненное ощущение. Или, возможно, мог, но не хотел.

— Знаешь, что такое эндшпиль? — спросил незнакомец.

Эйвон промолчал.

— Этот термин обозначает последнюю часть шахматной игры, когда исход уже известен. Проигрыш неизбежен, какие бы ни были сделаны ходы. Возможно, тебе неизвестно слово «эндшпиль», но ты явно понял, в какой момент наша игра перешла в эту стадию. Я заметил перемену: по твоему стилю игры все было ясно. В какой-то миг ты осознал, что проигрываешь, и все равно продолжил играть. Почему?

Эйвон по-прежнему молчал. Он снова потянулся к шахматной доске и накрыл рукой белого короля, как будто до сих пор мог его защитить. Какой бессмысленный и нелогичный жест.

Перед глазами Эйвона вдруг появился кто-то, кого он знал. Этот человек лежал неподвижно на земле, его лицо ничего не выражало, а рубашка пропиталась кровью, которая, стекая с бока, образовывала озерцо. Вокруг стояли люди в черной одежде с оружием наизготовку. Какое-то время они тоже не двигались, молча застыв, как изваяния. Потом один из них шагнул вперед и пнул тело. Оно вздрогнуло в ответ на удар, но больше никак не отреагировало. Руки, ноги и туловище безжизненно упали назад. Несмотря на это, пальцы, держащие оружие, подались вперед, и военный в форме, слегка наклонившись, прижал оружие почти ко лбу жертвы. Пистолет выстрелил.

Выстрела Эйвон уже не услышал, вместо этого выдохнув и стряхнув с себя ужасное видение. Он почувствовал, как по лицу стекает струйка пота, и взглянул на руку, по-прежнему сжимающую белого короля. Потом Эйвон поднял голову и посмотрел прямо в глаза незнакомцу — ужасные и пустые.

— Для тебя это не просто игра, так? — спросил он. — Похоже, в твоей жизни тоже наступил эндшпиль. Ты ведешь бой, который выиграть тебе не по силам. Пытаешься спасти того, кого обречен потерять.

Мысли Эйвона путались, а голова кружилась так, что он не мог ничего ответить. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что его, должно быть, специально одурманили. Вместо табака в трубке был какой-то наркотик, который, видимо, не воздействовал на его собеседника. Впрочем, поделать с этим уже было ничего нельзя, и, учитывая состояние Эйвона, ему было все равно, в какую игру с ним играют. Он все никак не мог отделаться от галлюцинации, вызванной наркотическим опьянением, и самому себе не смел признаться, что означает это видение.

— Интересно, — продолжал незнакомец, — несмотря на твой невероятный ум и прагматическое мышление, ты отправился в безрассудное и совершенно нелепое путешествие. Ты сам-то знаешь, что ищешь?

— Я ищу того, — пробормотал Эйвон, как пьяный, — кто не должен умирать.

— Любопытно. Я думал, этим талантом наделены мы все⁽²⁾, — иронично отметил его собеседник. — Уверен, ты видел смерть многих людей, так почему же эта тебе не дает покоя? Безусловно, человек в твоем возрасте и с подобным опытом уже давно должен был усвоить этот жизненный урок: рано или поздно умирают все. Заменить можно любого человека.

— Почти любого, — тихо произнес Эйвон.

— Приятель, — сказал Дэва, — я снова побеждаю. Не очень-то весело играть с тобой, Блейк. Ты никогда не думаешь об игре, и то, что происходит на доске, тебя не волнует.

— Боюсь, ты прав, — засмеялся Блейк.

— Ты никогда не научишься хорошо играть в шахматы, если полностью не увлечешься игрой.

— В том-то и дело. Прости, Дэва, я и правда не знаю, как увлечься маленькими искусственными фигурками, расположенными на магнитной доске.

— А ты представь себе, что это не просто игра. Можно предположить, что пешки — это твои люди, живущие на базе…

Блейк улыбнулся, услышав легкую насмешку в голосе собеседника.

— Нет, вряд ли получится.

Разговор прервался, и оба задумались о том смысле, который скрывался за метафорой Дэвы.

— Ну, что скажешь? — спросил он. — Сколько еще новых членов нам нужно, перед тем как мы двинемся в путь?

— Дело не только в количестве, — задумчиво ответил Блейк.

Он ждал одного определенного человека, хоть и не признавался в этом. «Пусть он только появится, — подумал Блейк, — и я буду готов уйти в любой момент». Дэве, конечно, он всегда говорил, что можно заменить кого угодно, но это была неправда.

Блейк рассеянно взял пешку, думая о новом члене сопротивления, Арлен. Когда они возвращались на базу, произошло что-то странное, о чем он решил теперь рассказать Дэве.

Все произошло в тот момент, когда Арлен упала на землю. Ее лицо мучительно исказилось, она прикрыла рану рукой, и пальцы окрасились в красный цвет. Блейку тут же захотелось забыть о своих проверках и манипуляциях и помочь Арлен, которая страдала от боли: в конце концов, она такой же человек, как и он. Вот только охотники за головами должны были вести себя жестоко, как будто их ничего не касалось, поэтому Блейк указал пистолетом на девушку и холодно велел ей подниматься. А потом отвернулся, чтобы взглядом не выдать свои настоящие чувства.

В тот миг ему показалось, что он заметил человека на опушке леса, — худого, высокого, одетого в несколько слоев одежды. Он запахнулся в широкий плащ с большим капюшоном, который почти полностью скрывал лицо.

— Человек в лесу? Быть того не может! — Судя по голосу, Дэва волновался. — Ты и правда его видел?

— Кого… видел?

— О, это легенда, популярная среди местных. Те, кто живут в этой части Гауды Прайм, считают, что в лесу бродит человек, с которым время от времени могут столкнуться одинокие путники. Поэтому ходить самостоятельно там не советуют. Встреча с этим человеком считается дурным предзнаменованием, но куда хуже будет, если ты вступишь с ним в разговор… Видишь ли, говорят, он предлагает своему собеседнику заключить сделку. И очень опасную.

— Понятно, — сказал незнакомец Эйвону. — Если ты так сильно желаешь спасти друга, возможно, я смогу помочь тебе. За определенную цену.

— Главное, — сказал Дэва, — никогда не соглашаться на сделку с ним. Ни в коем случае.

— Мне известно, кто ты… тебя зовут Эйвон, и ты ищешь Блейка. А еще я знаю, — продолжил незнакомец, отмечая реакцию Эйвона, — что тебе сейчас хочется взять оружие и пригрозить мне что-нибудь отстрелить, если я не скажу тебе, где находится Блейк. Но у тебя ничего не выйдет: наркотик по-настоящему одурманил тебя и не даст сдвинуться с места. Ты даже пистолет из кобуры достать не сможешь.

Правая рука Эйвона безвольно обмякла, свесившись у стула, а левая так и пыталась удержать в ладони белого короля. Эйвон с трудом поднял голову и посмотрел прямо в пустые глаза незнакомца. Из-за дурмана, которым он надышался, у него онемели разум и тело. При этом воспринимал Эйвон все невероятно ясно и четко.

— Что тебе известно? — спросил он, едва шевеля губами и языком. — Что ты можешь сделать? Где Блейк?

— Этого я тебе сказать не могу — во всяком случае не прямо. Так я не работаю. Однако можно немного подправить события, изменить некоторые ходы на доске и добиться небольших успехов. Слишком увлекаться, конечно же, нельзя, потому что есть то, что обязано произойти. Все-таки это эндшпиль.

Эйвон не понимал, что говорит этот человек, но наркотик так одурманил его, что ему было все равно.

— Я должен предупредить его… найти, до того как это сделает Федерация.

— Найдешь, если согласишься на сделку со мной.

— Я… потерпел крушение на этой планете. У меня с собой нет ничего ценного.

— Мне не нужны ни кредиты, ни драгоценные камни. В обмен на оказанную услугу я хочу взять у тебя то, чем обладает даже самый беднейший человек. Это… кое-что эфемерное, и вряд ли сейчас кто-то верит в существование данной субстанции. — Незнакомец выдохнул из кальяна еще немного желтого дыма. — Увидеть ее нельзя.

— Конечно, это всего лишь местное суеверие, — продолжал Дэва. — Говорят, если вступить с ним в разговор, он в конце концов узнает, чего ты желаешь больше всего на свете. А потом предложит тебе это, если ты в обмен отдашь ему свою душу.

— Мою… что? — нахмурился Эйвон.

Конечно, ему было знакомо это слово: его время от времени упоминали в разговорах, но сейчас уже никто не знал, что оно когда-то значило.

Эйвон вспомнил, что ему что-то попадалось на эту тему в старинных источниках, расположенных в архивах центрального купола. Он тогда учился в университете и просто ради интереса взламывал коды безопасности, получая доступ к запретным документам. Душа. Да, это слово упоминалось как в религиозных трактатах, так и литературных трудах: абстрактное понятие, которое описывает некую сущность, находящуюся внутри человека; внутренний голос и якобы бессмертная частица, помогающая проявить лучшие качества. В общем, ерунда, которая существовала до введения всеобщего календаря.

Также Эйвон слышал о мифическом существе, которое интересовала именно эта валюта. В полузабытых строфах некого Мильтона⁽³⁾ вырисовывался довольно красочный образ. В легендах амагонцев этот персонаж был известен под именем Шейтан, а в историях, которые рассказывал Ган о своей родной планете, мелькал некий Диаво⁽⁴⁾. Иногда он появлялся в сопровождении старухи, которую все звали просто Бабой⁽⁵⁾.

Эйвон широко улыбнулся, глядя на существо с пустым взглядом, которое смотрело на него, сидя над шахматной доской.

— А, вот ты о чем, — сказал он. — Я думал, моя душа уже принадлежит тебе.

— Нет, не принадлежит, — возразил незнакомец, — хотя некоторые твои поступки меня заинтересовали, и я подумал, что ты согласишься на эту сделку. Но твою душу до сих пор держат… некие сильные убеждения. Настоящая клятва верности, существование которой ты так и не признал. Она укоренилась благодаря непоколебимой вере, которую ты до сих пор питаешь к одному человеку. Видишь ли, в твоей жизни нет никакой стабильности. Ты ни во что не веришь и никому не доверяешь, только… ему.

Эти слова нашли отклик в сердце Эйвона. Еще никогда он не был настолько честен сам с собой, как сейчас, когда находился под влиянием дурмана. Эйвон снова вспомнил Блейка — невозможного безумца со своей непонятной решимостью спасти всю галактику и безумной верой, что нужно сражаться даже во время эндшпиля и побеждать. Вспомнил дурацкие убеждения Блейка, что в людях обязательно есть добро, и неослабевающее стремление доверять другим, которое рано или поздно приведет его к гибели… Блейк любил вселенную и верил в нее — безгранично и непоколебимо.

— Понятно, — сказал Эйвон. — Значит, ты забираешь эти последние остатки… веры и доверия, или как ты их там назвал.. а в обмен сделаешь так, чтобы я нашел Блейка раньше Федерации?

— Да, именно это я тебе и предлагаю.

— И ты обещаешь, что я смогу все изменить? Федерация не убьет Блейка и не арестует его?

— Федерация его не убьет… и не арестует. Это я тебе обещаю.

— И я должен… вот так вот просто поверить тебе? — ухмыльнулся Эйвон.

— Я никогда не лгу, — серьезно ответил незнакомец. — Вот только мою правду иногда… понимают не так, как нужно.

Эйвон посмотрел на белого короля, все еще укрытого в левой ладони. Его душа… в обмен на возможность спасти Блейка. Эта идея привлекала его, вызывая болезненный интерес. Он улыбнулся.

— Что ж, вряд ли кто-то заметит разницу.

Когда Эйвон открыл глаза, то сразу же заметил, что белого короля в руке у него больше не было.

Эйвон поднял голову. Он заснул, склонившись над маленьким столиком, но на нем не было никакой доски. Шахматная фигура, которую он держал в руке, исчезла вместе со всем остальным.

1) Отсылка к следующему диалогу:

Калли: У нас есть поговорка: «Того, кто верит, предать нельзя. Он может только ошибиться».

Эйвон: Твои сородичи явно долго не живут.

Вернуться к тексту

2) Отсылка к следующему диалогу:

Вила: Умереть? Я не могу!

Эйвон: Боюсь, можешь. Этим талантом наделены мы все, даже ты.

Вернуться к тексту

3) Джон Мильтон — английский поэт. Эйвон вспоминает его поэму «Потерянный рай».

Вернуться к тексту

4) Шейтан и Диаво — искаженные названия дьявола.

Вернуться к тексту