Предание о ручье (джен)

Из рассуждения «О слезах в колдовской практике» написанного в год две тысячи двадцать пятый Четвёртой эпохи Наной Эсимской

Поговорим же теперь о слезах. Слёзы, как и кровь, жидкость воистину благородная, однако, в отличие от крови, находят применение не где-нибудь, а в целительных эликсирах. На протяжении многих веков это утверждение считалось незыблемым и не подвергалось никакому сомнению. Однако послушайте, какое предание мне удалось записать во время странствий по северо-западу материка.

«В давние времена, хотя и не столь давние, чтобы их переврала людская память, правил в этих землях Чёрный чародей. Не любили его люди, потому как былых его деяний сильно боялись. Разбегались они, стоило ему появиться на улицах, спешили прочь, стоило встретить его в полях. И только Мельге, жена его, любила своего мужа, потому как любая примерная жена своего мужа любить обязана.

Сам же колдун свою жену не любил, ибо прежде был женат на другой женщине, много более прекрасной, чем Мельге. Знала об этом Мельге, но ничего сделать не могла: не бил её муж, чар на неё не напускал, да только холоден был — как её замуж выдали, так и не слышала Мельге от него ни единого доброго слова. И пожаловаться ей некому было, потому как нельзя примерной жене на мужа жаловаться.

Оставалось Мельге наедине с собой печаль переживать. Выходила она за стены крепости, в дубовую рощу, и плакала там под сенью единственной в роще рябины. Выплакав все слёзы старого дня, возвращалась Мельге в чернокаменную крепость ждать день новый. Так продолжалось день за днём, месяц за месяцем… Наплакала Мельге под корнями рябины целый солёный ручей, что даже после смерти её не пересыхает: должно быть, плачет, разделяя её печаль, и одинокая рябина».

О том же ручье, а он до сих пор не пересох, хотя рябины рядом уже нет, говорят и иное: его солёная вода наполнена горечью, а любой, кто испил её, становится невидимым для людей и оттого постепенно погружается в уныние, поскольку неизбежно становится одинок.

Ради научного опыта я разыскала ручей и выпила пригоршню воды. По вкусу она, действительно, сильнее, чем на любую солёную воду, походит на слёзы. Предание о воде, осквернённой печалью, также нашло своё подтверждение: вот уже месяц, как я невидима для окружающих.

Выражаю надежду, что это свойство не распространяется хотя бы на мои рукописи, а потому сообщаю, многомудрые господа: в определении свойства слёз как исключительно целительного вы — пожалуй, следует сказать «все мы» — ошибались.