Что-то придется менять (джен)

По законам драматургии

Скоро должен начаться сюжет.

«Не дождутся, — сердито думала Гермиона, возвращаясь из Больничного Крыла в слизеринскую Гостиную. — «Ответ» им подавай. То есть, вот я что-нибудь Малфою сделаю, это свяжут со мной и попытаются доказать мое участие. А если я все сделаю достаточно аккуратно для того, чтобы со мной происходящее не связали, то я, получается, ничего как бы и не сделаю, никак не «отвечу», поскольку никто не будет об этом знать. Нет уж, пусть в эти свои игры в «вопрос-ответ» играют сами. Провокаторы».

Небольшая часть ее сознания считала, что это говорит не трезвый расчет, а ее трусость и нежелание совершать поступки, за которые, возможно, придется отвечать. Но от этих мыслей Гермиона быстро отмахнулась. Она Гриффиндорка, что ли, чтобы отвечать за что попало и брать на себя ответственность? Ее и так периодически пытаются призвать к ответу за ее происхождение. Похоже, на Слизерине искренне предполагают, что она должна испытывать по этому поводу то ли неловкость, то ли и вовсе вину и муки совести, но ничего подобного у Гермионы так и не развилось. И даже обидное ругательное слово «грязнокровка» из страшного оскорбления превратилось для нее в простую констатацию факта. Ведь если «грязнокровка» — это волшебница, родившаяся в семье маглов, то да, это она и есть, и совершенно не важно, как это называется.

— Грязнокровка! Ты все-таки вернулась! А мы надеялись, что на факультете наконец-то станет чисто, — голос Панси Паркинсон громко и неожиданно прозвучал у нее над ухом, когда она зашла в спальню и присела около сундука с вещами. Гермиона с трудом подавила естественный порыв вздрогнуть. Вместо этого она сделала то, что успела придумать, пока лежала в Больничном Крыле: испуганно подскочила и громко взвизгнула «Ступефай!» Луч заклятия, повинуясь движению Гермионы, ушел вверх и в сторону на значительном расстоянии от левого плеча Панси. Гермиона не была уверена, что смогла бы попасть заклинанием точно в цель, но уж в том, чтобы в цель гарантированно не попасть, никакой сложности не видела.

— Ох, Мерлин! Панси, это ты. Прости, пожалуйста! Ты так неожиданно подошла... Это падение с метлы совсем расшатало мне нервы.

В дверях спальни показались лица нескольких старшекурсников, привлеченных шумом. Из-за полога соседней кровати высунулась Гринграсс. Паркинсон, оторопевшая было от пролетевшего мимо нее заклинания (значит, зря декан распекал Гермиону за тупость, не она одна уклоняться от проклятий не научена!), наконец-то смогла вздохнуть — и, конечно, тут же разразилась возмущенными воплями:

— Ты! Ты что себе позволяешь! Ненормальная! Психованная! Она на меня напала! Напала! Грязнокровка напала на наследницу чистокровного рода!

— О, Панси, я так виновата, я не хотела ничего плохого, я сама не знаю, как так вышло, ну просто само вырвалось... — Гермиона старалась придать себе вид испуганный и виноватый, не особенно, впрочем, заботясь, чтобы ей кто-нибудь поверил. Краем глаза глянув на дверь спальни, она увидела, что зрителей стало больше. Похоже, у нее внезапно получилось организовать шоу для Слизерина.

— Я этого так не оставлю! Ты ответишь за весь нанесенный ущерб...

— Да, я согласна, что это необходимо, Панси, — с охотой закивала Гермиона. — Ты только скажи, что я должна возместить.

Панси запнулась. Кажется, так далеко ее мысли не заходили.

— Ты... ты бросила в меня Ступефай!

— Просто в голове не укладывается, как я могла такое сделать. Ужас. Я тебя задела?

— Нет, но...

— Может быть, я что-то из вещей повредила?

— Я проверю, и будь уверена, если найду, то предъявлю тебе счет.

— Да, конечно, Панси, давай вместе проверим, — охотно поддержала ее инициативу Гермиона.

— Чтобы какая-то грязнокровная дрянь прикасалась к моим вещам? Ну уж нет! Я сама все проверю.

— Панси, не трудись, — подал голос кто-то из зрителей. — От Ступефая вещи не портятся, разве что ты на них упадешь.

Голос разума, надо же.

— Нет уж, я все-таки проверю. Она должна ответить!

— Да за что? Тебя же не задело.

Гермиона с удовольствием наблюдала, как заливаются краской щеки Паркинсон, которой очень хотелось, чтобы кто-то ответил за ее испуг, но которая ни в коем случае не могла сказать «я испугалась».

— Панси, тебе, может, успокоительного принести? — еще один голос разума. Надо же, как их много!

— Вот еще! Чтобы я испугалась грязнокровки и ее кривого заклинания — много чести! Да она даже попасть-то в меня не смогла!

— Я так этому рада, Панси. Если бы я попала, мне было бы ужасно стыдно.

— Ну, так ничего страшного не случилось? Тогда миритесь уже, девочки.

Гермиона с готовностью протянула Панси руку:

— Ты меня простишь?

— Нет уж! И вообще, что вы здесь все стоите? Не ваше дело, вообще, кто с кем будет мириться!

Постепенно все разошлись от двери, поняв, что больше ничего интересного им не покажут. Но лица у большинства были довольные: видимо, впечатлений им хватило. Здесь, в изоляции Хогвартса, оказывается, так просто привлечь заинтересованное внимание! Но даже без зрителей Гермиона продолжила ту же линию поведения:

— Панси, мне действительно так жаль...

— Не думай, что я тебе поверила! И уж точно я тебе этого не прощу, так и знай!

Панси быстро вышла из спальни, а Гермиона вернулась к сундуку с вещами.

— Поздравляю, ты мастерски настроила Паркинсон против себя, — раздался голос Гринграсс над ее плечом.

— Ступефай, — не поворачиваясь ответила Гермиона. — Ты прям как Паркинсон! А если б я правда стала вся из себя нервная? Ты не подкрадывайся так, Гринграсс, а то вдруг я испугаюсь. А что до Паркинсон... можно подумать, до этого она хорошо ко мне относилась!

— До этого она была вынуждена держаться в неких рамках, а теперь...

— Ой, Гринграсс, если это было «держаться в рамках», значит, теперь ей придется перейти к боевым заклятиям. Думаешь, она их знает?

— Грейнджер, да неужто я слышу, как ты жалуешься на Паркинсон? — изумилась Дафна.

— Да ничего подобного, я просто тебя интригую.

— Намекаешь, что я не все знаю о том, что творится на факультете? Ну так я на всезнание и не претендую. Душу изливать будешь или я пошла?

— Иди-иди. Делай вид, что тебе не интересно, — усмехнулась Гермиона.

Истерику Паркинсон в гостиной обсуждали до вечера и припоминали еще несколько дней. Гермиона этим была более чем довольна. Это, конечно, не месть, а так, мелкая пакость, но душу она отвела. А что до отношений с Паркинсон, вряд ли она что-нибудь потеряла. Ну, дала ей повод для неприязни, подумаешь. Если бы не дала, она бы выдумала его сама. Наверняка прекрасно справилась бы.

* * *

— Я все еще жду объяснений, мисс Грейнджер.

— Каких объяснений, сэр? — Гермиона рискнула и подняла глаза на декана. Честные-честные глаза. Сердце колотилось так сильно, что казалось, оно может выскочить из груди. Это ужасно мешало сосредоточиться на Окклюменции. Но Гермиона все-таки продолжала попытки закрывать сознание. На самом деле, она не считала, что информацию о причастности Малфоя к ее падению с метлы следует во что бы то ни стало скрыть, но надо же на чем-то тренироваться! Если ей когда-нибудь придется скрывать от декана что-нибудь жизненно важное, то пусть это будет не первый подобный опыт.

— Вот уж не думал, что вы, мисс Грейнджер, тоже подвержены вечному детскому нежеланию рассказывать взрослым правду. Ложь, недомолвки на пустом месте — это настолько банально. Не ожидал от вас.

«А это разве не банальная провокация — обвинить меня в банальности и намекнуть, как именно мне реабилитироваться? Не ожидала от вас, профессор Снейп!»

— Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите, сэр.

— Я все еще говорю о вашем загадочном падении с метлы.

— Но в нем нет ничего загадочного. Я просто плохо летаю. Именно поэтому я стараюсь время от времени практиковаться. Вероятно, мне стоило взять с собой кого-нибудь еще для подстраховки. Теперь я это учту.

Уголок рта декана дернулся, будто он собирался улыбнуться, но передумал.

— Вам неплохо дается Окклюменция, мисс Грейнджер. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что до совершенства вам еще далеко и что при желании я легко мог бы сломать вашу защиту.

— Конечно, сэр, я понимаю, что мне еще очень многому придется научиться.

— Хорошо, что вы трезво оцениваете свои возможности. А вы понимаете, что на первом курсе очень мало детей, практикующих Окклюменцию?

«И вы, конечно, можете узнать, что случилось, у самого Малфоя. Ну вот его бы и спрашивали!»

— Я об этом не задумывалась, сэр. Мне казалось, это не имеет значения.

— Вот как. Продолжайте работу.

И Гермиона продолжила. С момента ее выхода из Больничного Крыла Малфой ее настолько подчеркнуто игнорировал, что Гермиона даже заподозрила, что у него есть совесть и что ему становится неловко в ее присутствии. Такое ощущение, что продумав свое «покушение» на нее (впрочем, продумал ли он его?), он совершенно не готов был столкнуться с последствиями. Например, с тем, что Гермиона никуда не денется и ему придется как-то мириться с ее присутствием. Интересно, он что, надеялся, что она все-таки умрет? Или испугается и сбежит из Хогвартса? Довольно нелепо, если подумать. Но если не думать, тогда, конечно, вполне нормально.

В конце концов Гермиона пожертвовала всеми этими размышлениями ради подготовки к грядущим экзаменам. Но все-таки не выпускала Малфоя из поля зрения и ненавязчиво следила за тем, как он следил за Поттером и Уизли.