Закат мракоборца (гет)

Не увидишь не поймешь

Не поверишь не найдешь

Пути к своей душе,

Попавшей в плен.

Люди верят, Боги спят

Время дарит новый взгляд

На старый мир кривых зеркал и стен

Мир, он твой,

Ты же в нем изгой

Заблудившийся, гордый и слепой.

Стоит повернуть,

Изменить свой путь,

Птицы вслед закричат

Люди вслед замолчат.

Куда ты идешь столько лет,

Дорогой ненужных побед,

Тропой неизбежных падений и слез?

По нити разорванных вен,

По книге своих перемен,

Дорогой измен

Но лишь вольному воля

Безумец ты снова один

Среди черно-белых картин

Среди разноцветных мечтаний и грез

Куда ты идешь столько лет,

На семь бед один лишь ответ

А истины нет, и лишь вольному воля

Сергей Маврин «Пока Боги спят»

— Проклятье, вообще-то это ты должен хромать — осторожно придерживая ушибленный бок, сквозь зубы прошипел Драко. Ступени на лестнице были совсем не крутыми, но после небольшого спарринга с кузеном даже они доставляли мальчику серьезные неудобства. Притом, что магическую компоненту удара поглотили облупившиеся на животе с правой стороны доспехи, а после душа он старательно смазал каждый ушиб заживляющей мазью.

— Уж извини — ничуть не раскаиваясь, развел руками Гарри, прислушиваясь к негромким голосам, доносящимся из гостиной. — О, бабушка, похоже, снова отчитывает отца. Как думаешь, они с крестным и Северусом все же сумели взломать запирающее погреб заклятие, и предстоит ли кое кому выволочка?

Погреб почти двести лет открыть не могли, с тех пор, как Урсула прокляла вход, но остановить отца на пути к выпивке... Гарри резко встряхнул головой. И все же, вот это женщина была, ее заклятье так и не сумел одолеть директор Хогвартса, самый могущественный волшебник Британии на то время, и даже сейчас, спустя два столетия, когда иные чары давно бы развеялись, понадобилось сразу трое не самых последних волшебников. Причем, силой она, как раз, не выделялась, так что либо дело в искусстве, либо... ну, не зря же говорят, будто магия ничто иное, как воплощенное намерение, и если чего-то хотеть очень-очень...

— Галлеон, что мама сделает вид, будто ничего особенного не происходило. — Хмуро скривился Драко, пропустив мимо ушей слова о погребе. Если бы он слушал все, о чем говорит кузен, у него за прошедший месяц взорвалась бы голова, так что он просто возносил про себя хвалы Мерлину за природные способности к окклюменции.

— Идет, — протянул руку кузену Гарри.

Разбив рукопожатие, они ступили на едва слышно скрипнувшую ступеньку, и Гарри вновь обернулся к блондину.

— Прости, что лезу не в свое дело, но если хочешь знать мое мнение, ты зря провоцируешь их. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Я не хочу ссориться с родителями, Гарри, но просто не знаю, что делать. Они вдут себя, как, как... а, ты сам все видишь. Я будто бы и не их сын, а... даже не знаю, кто? Выгодное вложение? Лишняя обуза? Игрушка?

— Всего понемногу, — добродушно кивнув, «утешил» кузена Гарри. — Это у всех так. Какими бы они ни были, это все-таки... ну, твои родители. Я бы многое отдал, чтобы просто увидеть своих живыми.

Честно говоря, Гарри не слишком-то волновали семейные неурядицы Малфоев, он считал их малосущественными, и в принципе, его устраивал любой вариант их разрешения. Если Драко сумеет помириться с родителями, он наверняка запомнит, кто в нужный момент дал ему дельный совет. Если же нет... кузен окажется совершенно открыт для влияния. Всего лишь небольшая страховка на случай предательства Малфоев, своего рода заложник, что сам не догадывается о собственном положении. Если Люциус будет честен, ничего плохого у них не случится.

Подло. Не к чему обманывать себя, ожидать от Малфоя честности, все равно, что дождя в пустыне, но Гарри прекрасно помнил, как отец манипулировал его собственными слабостями и страхами, чтобы заставить учиться. В свое время он не особенно замечал этого, но в Свартальфхейме были три очень долгих месяца, за которые он о многом успел подумать. Нет, Гарри не винил отца, и считал, что тот поступал правильно, однако же, слов из песни не выкинешь. К тому же, ничего плохого Гарри в отношении Драко не замышлял, просто предоставлял выбор. Без ведома последнего, впрочем, это уже лишние детали. И все же, на душе было удивительно мерзко. Прав был отец, к власти не поднимаются, в нее падают.

— Ты прав, но это трудно. Мама с папой думают, будто мне все так же четыре, и мне не нужно ничего, кроме игрушек и шоколада, — грустно выдохнул Драко. До двери в гостиную оставались считанные шаги.

Даже подозрение, что Малфои, скорее всего, вполне сознательно отстранились от сына, чтобы у него была возможность сделать собственный выбор в грядущей войне, утешения не приносила. Не связанный рабским клеймом, свободный... Гарри очень хотелось сказать кузену, что за игры ведутся вокруг него, но тем самым он бы сделал лишь хуже. Он мог дать лишь пару намеков, и поклясться рассказать Драко все, когда тот будет готов. Лишь бы не слишком поздно.

* * *

Как ни странно, правыми оказались оба. Гарри — в том, что винный погреб поддался, а Драко — в том, что Нарцисса ко вчерашней выходке детей осталась равнодушна, по крайней мере, внешне.

Мужская часть компании была плотно окутана сизым дымом, и расслабленно сидя на стульях, потягивала коньяк, в то время, как женская, сгрудилась на противоположном краю стола, подальше от окон и ближе к двери.

— Запах... — наморщив нос, в отвращении скривился Драко, застыв у двери из красного дерева.

— Ничего ты не понимаешь, малыш, все свободные люди любят сигары! — Закашлявшись, выдал общее мнение Орион.

— Золото и алкоголь, вот ценности, которые никогда не устаревают. Славная добыча в любой войне. — Хмыкнув, Гарри легко подтолкнул кузена, и неторопливо направился к мужской половине стола.

Сигары и коньяка ему пока что не полагалось, но в отличие от Драко, право голоса у него уже было.

За обеденным столом поместья Блэк прямо-таки звенело напряжение. Всего дюжина человек собралась, но воздух буквально гудел, и казалось, с секунды на секунду грянет гром и во все стороны полетят молнии. Вальбурга Блэк выглядела на свои шестьдесят три года, что для волшебницы было странно; смерть одного сына, длительная размолвка с другим, и болезнь мужа состарили ее гораздо сильнее, чем сумело бы время само по себе. Сириус, Гестия и Нарцисса — наоборот казались молодыми людьми двадцати лет с небольшим. Аластор Моуди... его внешность вводила в заблуждение больше всего: если точно не знать, что ему тридцать восемь, угадать это было попросту невозможно. Искусственный глаз, провал вместо носа, сожженные губы, до неузнаваемости искореженная шрамами правая сторона лица... впрочем, левая пострадала только немногим меньше.

Сам Гарри хоть и не был слишком высок, тоже с трудом поддавался определению возраста; то ли взрослый, запертый в теле ребенка, то ли вовсе что-то бесконечно далекое от человека. Мистлтейнн показал ему сотни битв, он мог припомнить лицо каждой жертвы меча в мельчайших подробностях, но делала ли его память клинка взрослее? Гарри и сам не знал, во что превращается. В любом случае, одно было ему известно точно, легенды врут, чтобы одолеть дракона, рыцарь должен превратиться в чудовище задолго до судьбоносного поединка, иначе ему просто не выжить.

И лишь Драко из всех собравшихся выглядел тем, кем является. Впрочем...

— А как же женщины?

— Женщины — тоже неплохо. Только жаль портятся быстро, и приходят в негодность. Золото и алкоголь — лучше, с ними запросто можно добыть любую понравившуюся. — Не задержался с ответом Гарри.

— Дряной мальчишка, да что ты можешь знать о войне? Ты хоть можешь себе представить, каково это, провожать мужа, а затем вечерами сидеть в пустом доме перед камином гадая, вернется ли он, или тебе предстоит увидеть его имя в очередном некрологе? Когда одна твоя сестра плюет в лицо представителю самого жуткого волшебника современности, а другая — на твоих глазах год за годом превращается в жуткое чудовище, мечтающее лишь об убийствах и пытках? Когда твой брат может оказаться тем, кто заберет жизнь твоего мужа, а другой — исчезает бесследно? Что можешь знать о войне ты, сопляк?

— Я и есть война, тетушка. — Медленно и будто бы безразлично уронил Гарри.

Нарцисса отодвинув жалобно скрипнувший стул, со злобой на лице выскочила из комнаты, и до ее ушей не донеслось слов молодого волшебника.

— Я и есть война...

— Дамы, прошу прощения, мы сейчас с правнуком будем обсуждать глупости, вроде политики и прочих мужских игрушек. — Стряхнув пепел с сигары, чуть приподнялся в кресле Кигнус — Бурга, Гестия, идите пока, пройдитесь, и Драко пусть погуляет.

Женщины обменялись короткими взглядами, и, подхватив под руки Малфоя с Корвусом, направились к двери. Драко было интересно, и он всю дорогу оглядывался, но ничего не поделаешь, Блэки — не та семья, в которой позволено спорить.

— Знаешь, Гарри, наша сила в каком-то смысле наше проклятие. — Когда хлопнула дверь, негромко заговорил Аластор. — У меня много ран, и все они появились исключительно из-за предательства. Я стал грандмастером в восемнадцать, и, пусть магии почти нет, меня до сих пор никто не сумел лишить статуса. Знаешь, почему?

Гарри с сомнением приподнял бровь.

— Все просто. Я очень подлый, и сражаюсь исключительно на своих условиях. Вот поэтому меня все ненавидят, жутко боятся, но никто не хочет со мной подраться. К сожалению, голова включается, только когда набьешь шишек, семейное наследие, не иначе.

— Верность, честь, бесстрашие, справедливость... мы — навек чисты, постоянно ходим по краю пропасти, и всегда преобладаем над святостью. Разум, коварство, благородство, и дружба. Зачем от чего-то отказываться, если все можно просто взять, и объединить? У всех нас все равно совершенно одинаковая программа. Это мы, истинная аристократия, а все эти Паркинсоны с Буллстроудами — экономисты. — Замолчав, Кигнус расслабленно потянулся к бутылке, а налив, щелкнул пальцами, и прямоугольный стол вдруг превратился в круглый. — Что бы о нас ни говорили безродные, у всех аристократов есть лишь один, общий кодекс, один закон, и только один суд, который мы все уважаем. Род Блэк происходит от Брана Благословенного, и, несмотря на наши временные разногласия с Сириусом, мы все же пришли к консенсусу, а вот в нашем Визенгамоте засиделось простонародье.

— Подтверждаю. Нашим «благородным» только деньги важны, что уж говорить о чиновниках. — Тяжело вздохнув, покачал головой Люциус. — Придет время, и начнем проводить зачистки.

— А вы? — С сомнением скривился Гарри, как бы там ни было, Люциус Малфой ему не нравился.

— Знаете, мистер Поттер, я не очень хороший человек. Если мне для дела надо кому-то полизать задницу, я это сделаю, я не гордый. Я все-таки потомок пирата и шлюхи, что поделаешь. Но есть у семьи Малфой одна очень старая традиция: если кто-то нас называет рабами, рано или поздно он получает нож в спину, и отправляется кормить акул на дне моря. И чтобы по этому поводу ни говорил папа, вот это уже серьезно. Нарцисса не понимает, ну так и хрен с ней, будет путаться под ногами — найду другую, прорвемся как-нибудь, вместе с Драко. Я с вами.

— Потомо... а, ладно, сын маггла. — Вроде бы ни к кому не обращаясь, помахал со своего места ладонью Снейп.

— Дамблдор постоянно лжет, призывает всех быть мирными, прячет знания, пытается изолировать нас от мира магглов, и говорит о любви. Он уже больше полусотни лет вешает лапшу всем на уши, а ведь общее благо не построишь на лжи. Так что если меня кто-то спросит, я хочу его трахнуть палкой. Это мой личный, целиком осознанный, и демократический выбор. — Ухмыльнувшись, Аластор поднял бокал коньяка, и откинулся на спинку кресла. — Я всего лишь больной калека, и чудес от меня не жди, но у меня все еще осталось в запасе несколько фокусов. Я — потомок бога войны, я — король, у меня есть собственный флаг и герб, и свое собственное королевство, пусть даже из одного человека. А все несогласные — пусть идут в задницу, говоря откровенно, я терпеть не могу тупиц. Я объявляю войну, в конце концов, я и так сражаюсь всю жизнь.

Гарри осмотрелся, и заметил, что и отец, и Снейп, и Малфой, и Блэки держатся одинаково. Он тряхнул головой, но наваждение не пропадало.

— Ты все еще не понял, в чем шутка? — Криво оскалился мракоборец. — Я — клыки в темноте, злые когти в ночи, я тот, кто рубит, рвет, режет и крошит! Думаешь, это кто-то плохой сказал? Вовсе нет, такова уж вся наша история. Когда смертные начинают кланяться, кому попало, а во власть проникают безумцы, из ниоткуда являются веселые парни с огнем в глазах, и вежливо, тихо настаивают на атеизме. Ну, а если к ним не прислушиваются, у чудовищ начинают во все стороны лететь головы, а в воздухе загораются огненные шары. Настоящему волшебнику даже не обязательно уметь колдовать, чтобы творить настоящие чудеса.

— Ладно, повосхваляли себя, и хватит. Перейдем к нашей диспозиции — покачал головой Орион, и махнул Сириусу ладонью, чтобы тот налил. — Что у нас там с Визенгамотом?

— Мрак. Все заняты предпринимательством, а кто не ворует, тот верит Дамблдору. — Покрепче схватил стакан Люциус. — Кое-как удается держать в узде наше «чистокровное» быдло, но у меня уже, честно признать, кончается золото. Скоро придется бегать в ломбард, и продавать побрякушки.

— Если что, я попрошу у гоблинов. Все их проклинают, и зовут злобными скупердяями, а в действительности, они ведь все очень добрые. Просто не нужно заключать никаких контрактов. Достаточно лишь попросить, и сказать, что деньги нужны для хорошего дела. Больше любых других благ, гоблины любят мудрость. И вообще, это, в конце концов, мое золото. — В доказательство своих слов Бешеный Глаз оттянул на шее цепочку с кольцом. — А разумному, и доброму с вечным, всех учить надо правильно, и максимально доходчиво.

— Амелия с Руфусом — с нами. Ну, Робардс, Шеклбот, и еще пара-тройка авроров. Война подкосила многих, но это мой аврорат, и мы в нем говна не держим. Если что, на счет отставки я пошутил. А вот с нашими верующими каши не сваришь.

— А...

— Как бы там ни тужилась Бэгнолд, у нас повальная коррупция, и круговая порука. Что поделать — сокрушаясь, всплеснул руками Аластор, — я потомственный разбойник, и очень крепко дружу с ворами. Видишь ли, Гарри, все дело лишь в точке зрения, Лютный, может быть, и выглядит мрачным и полным гнили, но в действительности там очень мало мрази. Если тебя вдруг начинает тошнить от Света, используй логику, и постарайся взглянуть непредвзято. Не сходи с ума, переворачивайся, и начинай исходить от противного, вдруг захочется поиграть за темных? Просто очень крепко подумай, кто, с кем, как, и за что сражается. А если тебя почему-то бросают законопослушные, постарайся найти злобную ведьму, воровку, или даже простую шлюху. Если сумеете сговориться, будете жить, как в сказке. Нужно просто очень серьезно думать, и тщательно выбирать, с кем и в какие, стоит вступать в контакты.

— Вообще, у нас тут с одной из местных наблюдается разность потенциалов. — Весело хмыкнув, подмигнул Гарри.

— Ну, мало ли. Совет мудреца никогда не бывает лишним, вдруг за нами кто-то сейчас наблюдает? — Демонстрируя свою серьезность, Аластор покрутил глазом. Его взгляд никого вроде бы и не обнаружил, но старый аврор не зарекался.

— Потомок Мерлина, — поднялся Орион, — Тебе скоро восемь, мы тут подумали, и решили: на восьмилетие — дарим тебе Камелот. Ты не думай, что мы все просрали, просто, если не нагадить на входе, к нам постоянно лезет быдло и пидарасы. Чего хочешь, то с ним и делай, хошь, воюй с Британией, хошь, правь, ну а хочешь — просто сиди под деревом. Дружба, это такая магия, что неподготовленные могут и обосраться.

— Кажется, в нашей сказке, резко запахло чем-то русским. Или просто запах перегара? — Гарри на секунду зажмурился, и когда открыл глаза, перед его лицом оказались бокал коньяка и сигара.

— Рёрик Ютландский тоже из Скьёлдунгов, так что я, в том числе, и немножечко русский. — Задорно кивнул Аластор. — У них там пока свой Дамблдор, и как всегда, какая-то заваруха. Эх, а в мавзолее лежит Кощей, и я чую, он там сейчас ворочается. То-то кому-то весело будет, когда он проснется.

— У них там что-то серьезное?

— Ну, как сказать, вокруг все чисто, простой люд танцует, поет, водит свои хороводы, истово молится о душе... у аристократов все так же. Только все эти пляски сопровождаются безумным хохотом, непрерывным насилием, и жесточайшим трахом. У аристократов принципиально нет никакой цензуры, и хрен его знает, как все это совмещается в одной тупорылой реальности. Просто если ты хочешь, чтобы в этом мире остался хоть кто-то живой, будь дураком, и не будь пидарасом.

— Знаешь пап, — тяжело вздохнув, Гарри мечтательно закатил глаза. — На девятилетие я хочу Калашникова, собственного медведя, и балалайку.

— Заметано, сынок. Заметано. Вот съездишь осенью к Владу, и как подлечишься, можешь загадывать что угодно. Старый кровосос отлично лечит запоры.

— Конечно, пап, эх, мне бы еще с Тонкс связаться. — Расслабленно вздохнул Гарри. Ничто так не успокаивает, как правильная компания, коньяк и сигары.

— А теперь друзья, давайте выпьем за грязного борова, этого мерзкого тупого маггла, моего друга, Эрнесто Гевару. — Весело прищурившись, вскинул бокал Кигнус. — Он был дураком и безумцем, но дьявол побери, мало, кто в этом мире сделал для людей столько же!