Величайшая сила в мире (джен)

— Добрый вечер, Гарри, — мягко улыбаясь, сказал Дамблдор. — Как добрался? Как твои друзья, эти замечательные Лонгботтом, близнецы Уизли, Диггори, Тонкс? И вправду, очень преданные друзья — проделать с тобой неблизкий путь, да ещё в такую снежную ночь.

— Да, они в гостиных факультетов, — Поттера неприятно удивила осведомленность директора. — Пока там все тихо.

— Надеюсь, так оно и останется, — негромко произнес Дамблдор и вздохнул. — Что ж, Гарри, садись, не стесняйся.

— К чему любезности?

— Разговор будет долгим, мальчик мой.

— О, это вряд ли, — коротко усмехнулся Поттер, но все же сел. — И попрошу без фамильярностей. Вы знаете, что мальчик уже давно вырос.

— Да, но, боюсь, никогда не смогу забыть одиннадцатилетнего Гарри, который так чудесно улыбался... — в голубых глазах Дамблдора, до этого спокойных, что-то потемнело. — Такова, увы, одна из неудобных особенностей старых учителей, им никогда не удаётся окончательно забыть, с чего начинали их юные подопечные.

— Вы мало чему меня научили, — заметил мужчина. На левой щеке у него белел уродливый шрам. — И не вам называть себя моим учителем.

— Или ты просто забыл всё, чему я тебя учил, — негромко ответил Дамблдор.

Поттер презрительно фыркнул и закинул ноги, обутые в тяжелые армейские сапоги, на стол.

— И хорошие манеры в том числе, — пробормотал себе под нос директор. — Раз ты уже не мальчик, а я не твой учитель, — наконец проговорил он, — тогда, быть может, бокал вина, Гарри?

Он поднялся, подошел к какому-то серебристо позванивающему приборами шкафчику и раскрыл одну из дверец. За ней обнаружился ряд темных, виноградно-кровавых бутылок.

— Хотите меня отравить?

— Это просто вино, Гарри, — мягко сказал Дамблдор. — Я никогда бы не сделал ничего подобного.

— А стоило бы, — Поттер чуть помолчал и добавил. — Потому что я пришел вас убить.

Рука Дамблдора, парившая над бутылками, дрогнула и замерла. Он повернулся, переломанно улыбнулся и ответил:

— Я знаю. Вина, Гарри?

Пауза.

— Вы не сопротивляетесь? Не сражаетесь? Не бежите? Знаете, что проиграли? Да, вон и Фоукса вы отослали... — с изумлением выговорил Поттер и убрал ноги со стола. Махнул рукой и заключил. — А черт с вами, наливайте.

Дамблдор выбрал бутыль, потянулся к палочке, но Поттер остановил его:

— Но-но, без фокусов мне тут. Я сам, — взмахнул рукой. — Акцио, бокалы, — по мановению руки прилетели два высоких стеклянных бокала. — Вы не изумлены.

— Нет, — он разлил кровавое вино по бокалам. — Слухи о твоих достижениях, Гарри, смогли достигнуть и нашей старой школы. Мне было бы очень грустно, если бы они оказались хотя бы наполовину правдивыми.

— От и до.

— Тогда мне очень-очень грустно, — и Дамблдор печально улыбнулся, отчего в его небесных глазах поднялась дождевая тень. Он сел обратно в свое кресло, взял хрупкий бокал в руки и пригубил вино. Следом за ним и Поттер, сначала совершив над своим бокалом несколько магических пассов, отпил глоток. Директор улыбнулся еще печальнее.

— Чего вы добиваетесь, Дамблдор? — помолчав, наконец спросил Поттер. — Я не испытываю раскаяния. Свою первую Аваду я наколдовал, когда мне было одиннадцать. Квирелл очень удивился, да и я, по правде говоря, тоже. Просто повторил за ним, не думал, что получится. Был напуган до чертиков... Но первая Авада, все-таки...

— Так рано?.. — наконец сумел выдохнуть Дамблдор.

— Да.

— Гарри, ты мог бы рассказать...

— Жизнь у Дурслей научила меня справляться со всем самому. Полагаю, за то, что я получил этот урок, мне действительно стоит поблагодарить вас, — и с мрачной улыбкой Победитель Темного Лорда отсалютовал бокалом директору. Его жеста Дамблдор не повторил.

— Мне жаль. Я не думал, что все так обернется.

Где-то в небе над Хогвартсом пел феникс, которого Поттер не мог и не хотел слышать.

— Вашу жалость на хлеб не намажешь. Ей не наешься в темном чулане. Она не избавит ребенка от кошмаров. Она не спасет от пинков и тычков. Она не даст тепла, не даст знаний, не даст ничего!.. Она не научит сражаться, она не научит магии, не воскресит Гермиону Грейнджер! — сорвался на хриплый крик и ударил кулаком по столу. Бокал дрогнул, упал и окропил руку Поттера темным вином.

— Да, — тихо ответил Дамблдор. — Ты прав. Ты абсолютно прав. Жалость не воскресит ее. Но не сделает этого и месть.

— Той ночью против нас сражались четверо. Малфой-старший, Беллатрикс, Нотт и Долохов, — сипло говорил Поттер, будто ничего не слыша. Взгляд его помутнел. — Мы думали, что там будут только Нотт и Малфой. Мы были не готовы к такой битве. А вы ведь могли бы научить нас...

— Научить чему, Гарри? — прошептал волшебник. — Убивать?

— Да.

— Я потратил большую часть своей жизни, чтобы разучиться это делать.

— Зря. Вы слишком размякли, — сказав это вновь твердым голосом, он приманил к себе бутыль и налил еще вина. — Убийство неизбежно. Только так и можно выжить.

— Но жить ли?.. — спросил Дамблдор, стараясь заглянуть собеседнику в глаза. В них было только дешевое треснутое стекло, и в этот момент он осознал, что всё кончено: он потерял Гарри Поттера.

— Ха!.. — усмехнулся тот. — Я уже сказал, что ни о чем не жалею, и вам не удастся меня переубедить. Вот, к примеру, Волдеморта мне пришлось просто убить, но вот на Беллатрикс я отыгрался...

— Двадцать минут Круциатуса были для нее только началом, — негромко продолжил несчастный старый волшебник. — Я знаю.

— И ни малейшей капли раскаяния, — подытожил Поттер, выпив весь бокал. — Ни малейшей, профессор.

— Мне очень жаль, Гарри, — прошептал-прошелестел когда-то великий маг. Серебристое сияние его волос погасло, глаза наполнились тенью. — Мне так, так жаль, что я был таким плохим учителем... Что неправильно объяснил...

— А вот мне — нет, — заметил Поттер. — И когда я убью вас, мне станет легче. Куда легче. Вы всё хотели удержать меня в своей клетке, сделать пай-мальчика, кормили своими бреднями о магии любви!.. Любовь — величайшая сила в мире!.. — передразнил он. — Только вот ничто из увиденного мной не подтверждает ваших слов, — успокоившись, холодно произнес Поттер. — Я же овладел куда большими силами, чем ваша пресловутая магия любви, — взмахнул рукой, и его бокал вновь наполнился вином. — Да и к черту ее. Никогда в моих странствиях и поступках мной не руководила любовь. Когда я убивал Волдеморта, я ненавидел. Когда мне было пятнадцать, я уже был готов его убить, чтобы не быть убитым самому. Я знал, что я его ненавижу.

Они замолчали. Феникс, не слышный Поттеру, пел печальную и тягучую песнь, в которую вдруг вкрались радостные, летящие ноты.

— О, Гарри, — тихо вздохнул Дамблдор и внезапно отчаянно, изломанно улыбнулся, — ты, как и Том, так ничего и не понял. Я никогда не говорил о "магии любви". Я говорил просто о любви. О той силе, что когда-то, у зеркала Еиналеж, не дала тебе поддаться на уговоры Волдеморта. Той силе, что дала Лили Поттер право встать между тобой и смертью. Той, что когда-то сподвигла тебя бороться и защищать своих друзей. О простой, человеческой любви.

Он отставил в сторону бокал с недопитым кровавым вином и поднялся. В его голубых глазах засияла дерзкая, молодая, влюбленная в весь мир искра.

— Не медли, Гарри, — сказал маг. — Мое приключение ждет меня. Но прошу тебя, помни, что любовь — это великая сила, — и добавил. — Жаль только, что в тебе ее совсем не осталось.