Заглянуть в прошлое (гет)

Гермиона не заблудилась в этих лабиринтах лишь благодаря той самой служанке – Тиане, как выяснилось. За время, которое они провели в пути, Грейнджер успела подружиться с той, узнать немного о хозяевах дома и просто забыть о проблемах. Перед большой дверью Тиана пожелала ей удачи и зашла в зал, чтобы представить «наследницу». Бешеный стук сердца отдавался в ушах, кровь пульсировала в висках, а дыхание участилось. Что делать если они, как и Натаниэль, разоблачат её?

Гермиона так и не успела обдумать этот вопрос: дверь зала снова открылась, а Тиана приглашающе кивнула. Вдох-выдох. Вдох. Мучительный выдох. Она нерешительно вошла в помещение, продолжая успокаивать себя.

– Как же я ждала этого момента! – Гермиона даже не успела сориентироваться, как была сжата в объятиях.

– Алиссия, твои объятия еще раз лишат нас дочери, – властным тоном произнес мужчина в дорогом костюме. На вид ему было сорок лет. Внешне он, как заметила Грейнджер, был очень похож на Натаниэля, который, кстати говоря, угрюмо сидел в кресле возле камина.

– Ох, прости меня, милая, но я так скучала, – Алиссия послушалась мужа, слегка усмирив свое рвение. Вот только потом она стала восхищаться тем, «как же выросла её девочка».

Гермионе стало неловко: она ведь их даже не знает. Как можно проявлять правдоподобную любовь к людям, которых встретил только сейчас? Проблематично.

«Соберись, тряпка!», – мысленно приказала себе Грейнджер. – «Сейчас эта женщина успокоится и… «эта женщина». Замечательно. А если я так проговорюсь вслух! О, Мерлин, помоги мне!».

– Натаниэль рассказал нам о том, что ты ничего не помнишь за эти десять лет. Мне так жаль, – Алиссия с сожалением посмотрела на нее.

«Конечно, а еще добавил, что у меня не все нормально с психикой, и нужно как можно мягче общаться со мной», – подумала она, припомнив скверный характер младшего Лайтвуда.

– Ну, может, это и к лучшему, – Гермиона вымучено улыбнулась.

– Ах да, понимаю, – Алиссия сжала её руки в своих и добавила: – Знаешь, я не могу вернуть тебе те воспоминания, но в силах показать тебе, что могло быть, не пропади ты тогда.

– Спасибо, – прошептала Гермиона.

* * *

– А вы неплохо сыграли, – задорно сказала Гермиона. – Но можно было и лучше.

– Правда? – Оливер усмехнулся и подошел к ней. – Может, ты посоветуешь что-нибудь?

– Есть на примете несколько советов, – наигранно самодовольно заявила она. – Думаю, хоть это вы сможете.

– Неужели гениальная Гермиона Грейнджер снизошла до моей команды? Я польщен.

Не выдержав, друзья рассмеялись.

– Ну ладно, идем, отпразднуем победу, а то остальные уже заждались, – он по-дружески обнял Гермиону за плечи и повел в назначенное место.

* * *

Громкий смех большой компании разнесся по всему помещению, из-за чего многие посетители оборачивались на шумных посетителей. Тех же совершенно не волновало излишнее внимание людей. Окружающий мир словно и не существовал для них сейчас. Гермиона любила такие моменты: их троица была снова в сборе, да еще и веселилась. К сожалению, это было большой редкостью: после войны у всех было полно забот, что плохо сказывалось на общении некогда неразлучных друзей.

Гарри еще с детства досталась роль Избранного, а сейчас, после победы над Темным Лордом, все стали возлагать на него еще больше надежд. Он должен помочь им оправиться. Он обязан… Да, он не просто должен. Это его священный долг, которым нельзя пренебрегать. Вот только титул «герой» – а точнее, ярлык – ужасно утомляет. Конечно же, утомился и Гарри. Вся эта ноша сдавила его юношеские плечи непосильным грузом. Не таким должно было быть его будущее.

Теперь же редко можно заметить на его лице улыбку. Гарри все время погружен в свои мысли, которые, как заметили многие, лишь угнетают. Но сейчас… Сейчас все было иначе. Он в кругу близких людей, где может расслабиться и забыться. Улыбка непроизвольно озарила лицо Грейнджер. Она так рада за Гарри, такого, каким запомнила его еще в школьные годы.

Что же касается их лучшего друга – многие думали, что в себе больше замкнется Гарри, но никак не Рон, беззаботный и веселый Рон Уизли. Пожалуй, всему виной разница, которая проявилась на близких людях. У Гарри был спаситель в лице Джинни, а вот Рон… все случилось так спонтанно. В школе Гермиона была просто уверена, что любит его – на это её подтолкнули отношения Рона и Лаванды. Внутри разгоралась ревность, за которую она ухватилась, словно за спасительную соломинку. Позднее, одна женщина, имени которой Гермиона так и не запомнила, хоть та и показалась безумно знакомой, сказала, что ревность – это не всегда проявление любви. Как правило, это просто непреодолимое чувство собственничества. После этого она поняла, что все же не любит его, но колебалась – это ранит его.

А потом Грейнджер хорошенько задумалась. Как долго это будет продолжаться? Как долго их отношения будут держаться на жалости? И вот, в один, не такой уж и чудесный или ужасный, день Гермиона решила расставить все точки над «i». Да, ему было больно. Да, «она ранила его чувства», но это ведь лучше, чем то, что он мог бы узнать о её жалости спустя много лет – кто простит за такую затянувшуюся ложь? Верно, единицы.

Сама же Гермиона вполне спокойно пережила события войны: возможно, она не так сильно, как её друзья привязалась к тем погибшим. Ну, или дело в том, что ей не хватало хваленой «львиной» преданности, и шляпа была права – стоило идти на Рейвенкло. Хотя, была бы возможность вернуть все назад, она все равно уговорила бы шляпу определить её на Гриффиндор. Грйенджер перевела взгляд на Оливера. Кто бы мог подумать, что они будут так легко общаться? Легче, чем с другими. Совсем недавно Джинни заметила это и прокомментировала. Тогда Гермиона отмахнулась от нее, сказав, что та слишком много читала любовные романы. А вот потом… потом и она задумалась над этим. Что она чувствует к нему? Явно не ревность, но ведь это ни о чем не говорит. Но что-то «теплое» или… да, трепетное, что-то ранее незнакомое, подталкивающее к нему.

Естественно, Гермиона была уверена, что это не любовь: она верила, что любовь не может появиться неожиданно, скорее, со временем – возможно, симпатия. Она вздохнула. Пусть это и так, но еще не значит, что он испытывает к ней что-то.

«Вот и не надо строить себе воздушные замки», – мысленно укорила себя Грейнджер.

– Эй, Гермиона, ты о чем задумалась? – спросила Джинни, слегка толкнув ее в бок.

– Ничего особенного, – улыбнулась в ответ Гермиона. – Не обращай внимания.

– Эх, умела бы читать твои мысли… – мечтательно произнесла Джинни.

– …И запуталась бы в них хуже, чем я сама.

– А вот это уже интересней, колись.

– Не думаю, что тебе будут интересны те облака, в которых я постоянно витаю, – устало произнесла Гермиона.

Уизли разочарованно вздохнула и решила оставить подругу в покое.

* * *

В такой веселой компании время пролетело очень быстро. Опомнившись, Гермиона поняла, что многие уже ушли, а за окном кафе наступили сумерки. И как она могла не уследить за этим?

– Я, наверное, уже пойду, – засуетилась она, вставая с дивана.

– Я провожу тебя, — спохватился Оливер. – Уже поздно.

Гермиона хотела возразить, но получила от подруги многозначительный взгляд. Сдавшись под натиском неугомонной Джинни, она согласилась на предложение Оливера.

* * *

Какое-то время они шли молча, что уже было ненормально, ведь они всегда могли болтать на самые разные темы часами. Тишина же была противоречивой: то создавалось гнетущее ощущение, то возникал душевный покой. Гермиона не знала причины этих перемен, но могла поспорить, что и Оливеру не лучше.

– Знаешь, я даже и не думал об этом, – прервал тишину Вуд.

– Не думал о чем?

– Я явно не умею говорить прочувствованные речи, – проигнорировав вопрос, сказал он.

– О чем ты говоришь? – недоумевала Грейнджер.

Вуд неожиданно остановился, заставив Гермиону поступить так же.

– Мы не так уж и долго общаемся, так что ты с легкостью можешь послать меня далеко и надолго, — при этих словах он усмехнулся. – Дело в том, что я и сам не до конца разобрался в этом, но… это выходит непроизвольно, и… да, я не умею говорить подобные вещи, так что… просто войди в мое положение… – он перевел дух. — Понятное дело, что это может прозвучать немного глупо и банально, но я думаю, что начинаю в тебя влюбляться.

Гермиона удивленно уставилась на него. «Влюбляется в неё»? Это шутка, да? Она уже хотела что-нибудь сказать, но Оливер опередил её, поцеловав. Да, такое развитие событий она не предвидела, но поцелуй казался таким чувственным и нужным. Да, определенно, нужным. В голове пронеслась мысль, что не стоит упускать свою удачу. Спустя пару секунд она уже отвечала на поцелуй. Как бы глупо это ни звучало, но Гермиона могла описать свои чувства, как трепетное негодование. Сознание же подбрасывало воспоминания о её поцелуях с Роном, словно для сравнения. И да, разница действительно была, так еще и большая. Тогда мысли не затуманивались, а были предельно ясны, голова не кружилась от калейдоскопа эмоций.

* * *

– Ты что так глупо улыбаешься? – ехидно поинтересовался Натаниэль, вырвав ее из воспоминаний.

– Это тебя не касается, – нахмурилась Гермиона.

– Почему же? Я твой брат, и должен заботиться о благе сестренки, – в шутку сказал Лайтвуд.

Грейнджер промолчала, но выразительно посмотрела на него. Ей так хотелось побыть в одиночестве, предаться воспоминаниям… Да, это воспоминания, но если судить по годам, они еще не произошли. Она еще не родилась. А ведь теперь те дни, то прошлое стало будущим. И куда же она снова вляпалась? Заметив не сходящую с лица Натаниэля улыбку, она поинтересовалась:

– А почему ты такой веселый? Совсем недавно на дух меня не переносил.

– О, все дело в том, что мои родители согласились, что «бедной девочке нужно образование». Так что ты максимально отгородишься от них, а я буду видеть тебя только в Большом Зале и Общей Гостиной. Да и это не факт: тебя могут перевести на другой факультет.

– А на каком ты?

– Слизерин. Вся наша семья училась там, а ты не её часть.

– Когда будет первый учебный день? – неуверенно поинтересовалась Гермиона.

Ей было страшно. Безумно. Ведь там не будет тех учеников, к которым она привыкла. Но там будут люди, которые в её времени являются родителями многих её однокурсников, а это уже ненормально. Слишком ненормально.

– Через две недели – за это время ты успеешь научиться вести себя подобающе Лайтвудам.

Две недели. Две недели до её встречи с этими людьми.