Я знаю! (джен)

Я госпиталя не выношу. Запах зелий и дезинфекции, теснота и стерильность, приглушенные голоса, режим, предписанная диета... А ещё профессионально-безучастные прикосновения, въедливые расспросы целителей, их невнятные объяснения и уклончивые ответы — мне этого в Хогвартсе хватило! Я — аврор и нередко попадаю в переделки, но от госпитализации отбрыкиваюсь всеми способами. Пару раз покидал Мунго под свою ответственность, однажды просто сбежал из приемного покоя, когда дежурный целитель отвлекся — мне тогда много "ласковых" на работе сказали. Ещё и выговор влепили за "непрофессиональный осмотр места происшествия". У меня после сотрясения все перед глазами плыло и тошнило постоянно — какой мог быть осмотр?! Я присел в тенечке, очки снял, затылком к мраморной колонне прижался. Место происшествия Рон осматривал, а Скримджер — не покойный министр, конечно, какой-то дальний родственник — вдруг рявкнул у меня над ухом так, что я подскочил, и потребовал отчёта, как у старшего в следственной группе. Знал же, что вчера меня крепко приложили! Просто придрался, мол: "Если вы не в Мунго и не на больничном, обязаны выполнять должностные обязанности в полном объёме. Не можете — справку предъявите о состоянии здоровья". Ну и ладно! Выговор через неделю сняли, когда я схватил Оззи Мышееда с контрабандой и мы, наконец, смогли передать дело в суд — в прошлый раз обвинение развалилось, потому что он при аресте съел основную улику — запрещённую к ввозу в Британию живую летучую мышь, за что и получил свое прозвище. Так вот, Скримджер скривился, а благодарность объявил! Нотацию, правда, прочитал — как же без этого! — о моём безалаберном отношении к своему здоровью, должностным инструкциям и дурном примере для стажеров.

Я бы и сейчас ушёл из Мунго сразу после осмотра — чувствовал себя вполне терпимо, — но Джинни отпускать никто не собирался, да и Джеймса хотели тщательно обследовать. Понятно, я беспокоился за малыша, вот и остался с ним. Прошёл по всем кабинетам, но ничего вразумительного не услышал. Все было даже лучше, чем целители предполагали, как я понял, благодаря нектару из фляги Снейпа — он восстановил баланс в организме. Впрочем, целители не были бы целителями, если бы не наговорили гадостей о возможных невыявленных нарушениях, отдаленных последствиях, необходимости длительного наблюдения и глубоких исследований.

К Джинни меня допустили только один раз и, буквально, на пять минут. Мы и поговорить толком не успели, как меня выставили из палаты. Я остро пожалел об отсутствующей мантии-невидимке. Нужно было взять её с собой! Только когда?! Как только исчез морок, я бросился к Джинни и Джеймсу, не отпускал их пока не появились целители, а они сразу же забрали нас в Мунго. Джеймс прижимался ко мне всем своим тельцем, и я даже не подумал о том, что необходимо взять в госпиталь. И о мантии тоже не вспомнил! Будь она со мной, я бы пробрался в палату Джинни ночью — вечером меня к ней не пустили, заявив, что время посещения закончилось. Я возмутился, дежурная сестра отчитала меня, будто попавшегося после отбоя студента, Джеймс заревел, и она пригрозила забрать его в Детское Отделение, если мы будем нарушать режим. Разозленный я вернулся в нашу палату и попытался уложить его — малыш цеплялся за меня, засыпая, он разжимал ручки и вздрагивал, опять начинал плакать, судорожно всхлипывая. Мы так и заснули обнявшись.

Утром за нас опять взялись целители — осмотрели, расспросили, взяли кровь, слюну, мочу, образцы волос и кожи. На вопросы они толком не отвечали, все ссылались на какие-то возможные последствия. Я потихоньку начал закипать — они, похоже, ничего не знали и просто тянули время!

Только после тихого часа в отведенное режимом для посещений время, я смог попасть к своей жене! Джинни была немного бледна и подавлена, мои заверения, что с Джеймсом все в порядке, её подбодрили.

— А как ты? — спросила она.

— Да со мной-то что останется! Ты себя как чувствуешь? Что целители говорят?

— Я? — Джинни задумалась, будто прислушиваясь к ощущениям. — Вроде бы нормально... маленький брыкается, — она положила руку на живот, и её лицо осветилось улыбкой, на щеках появились задорные ямочки. — Я так боялась... все время... что он... — не закончив, Джинни резко мотнула головой, так что ещё волосы упали на лицо.

Я понял, о чем она думала. Какой ужас ей пришлось пережить!

— Все хорошо теперь, — Джинни убрала непослушную прядь. — Целители сказали — с ним все в порядке, но до родов нам лучше остаться в Мунго.

— А ты сама, что думаешь? — мне бы, конечно, хотелось, чтобы Джинни настояла на выписке. Зачем оставаться в госпитале, если с ней все хорошо?

— Я не хочу рисковать. И потом... — она допустила голову и принялась накручивать на палец прядь волос, — знаешь, этот дом... Я не боюсь, просто... не хочу сейчас возвращаться туда. Не могу. В эту комнату! — она поежилась, словно от холода.

— Понятно, — я кивнул.

Мы обсудили, как сделать ремонт, чтобы обстановка не напоминала происшедшее. Решили, что нам с Джеймсом лучше пожить в Норе, — ему наверняка тоже будет страшно вернуться домой. Когда разговор коснулся пережитого за те кошмарные двое суток, я словно с размаху наткнулся на стену. Джинни закрылась, она явно не желала рассказывать. Сначала меня огорчила ещё отчужденность. Даже обидела. Потом я подумал, что и сам предпочту любые пытки, но и словом не обмолвлюсь о нашей встрече в туалете Плаксы Миртл и отрезанной голове Гермионы. Неужели, Джинни видела нечто подобное про меня?! Что именно? Я хотел знать, хотел, чтобы у неё не было тайн от меня. Мне было стыдно за своё любопытство, за то, что я хочу получать от неё такие откровения, на которые сам не готов.

— Гарри, скажи, — прервала она мои невеселые размышления, — а Снейп на самом деле был или... он тоже привиделся?

— Был, — подтвердил я. — Он смог попасть в дом, потому что он — легилемент. Снейп как-то сразился с демоном... сыграл с ним? — я не знал, что там произошло, а он мне как всегда ничего не объяснил! — И выиграл. Морок исчез.

— Понятно, — прошептала Джинни задумчиво. — Я помню он поил меня из фляги. Такой волшебный вкус — гренки, поджаренные до золотистой корочки, хрустящие, но не сухие, пропитанные маслом. Все время кажется, что когда-то ты их ел, именно такие, но приготовить должным образом никогда не получается. И абрикосовый джем, — она даже облизнулась, вспоминая, — и горячий чай с имбирем! Я думала, может быть, мне все пригрезилось. Он ведь умер! Восемь лет уже, — Джинни подняла на меня удивленный взгляд.

— Не умер, — я пожал плечами. — Получается так.

— Почему он скрывался? И появился... так вовремя! Чтобы спасти нас? Не случайно же!

— Таких случайностей не бывает, — согласился я. — Ему кто-то сообщил. Кто-то вызвал.

Кто-то его вызвал. Тот, кто знал, что Снейп не погиб. Но почему он скрывался, почему? Мысль об этом не давала мне покоя. Он же всегда хотел получить Орден Мерлина. Орден ему дали посмертно... Завидовал моему отцу из-за его популярности... Мог бы наслаждаться свой славой, даже не играя в квиддич! Так почему же он исчез, скрылся, позволил считать себя мертвым? Я думал об этом, когда покинул палату Джинни и вечером, и наутро следующего дня...

Гермиона и Рон, пришедшие навестить нас, сами терялись в догадках. Появление живого Снейпа стало для них настоящим сюрпризом.

— Нас вызвала в Хогвартс госпожа Макгонагалл, — Гермиона нахмурилась, и ее лоб прорезала вертикальная морщинка. — Снейп уже был в кабинете директора. Мы так беспокоились за вас, что не расспросили, откуда он взялся, — она вздохнула огорченно. — Даже в голову не пришло. Думали только о том, сумеет ли он вас вытащить. И Макгонагалл места себе не находила, все повторяла, что Снейп справится — он самый сильный ментальный маг из оставшихся в живых, он и раньше уступал только Дамблдору и Волдеморту... Если уступал.

Дамблдору, конечно, уступал! А вот Волдеморту... может и превосходил, если тот так ничего и не заподозрил. Я как-то не особенно задумывался об этом.

— Может быть Макгонагалл к нему за помощью и обратилась, — продолжала Гермиона.

— Что?! — Рон резко остановился. Сидящий у него на плечах Джеймс возмущенно замолотил пятками по груди и потянул за уши, разворачивая "лошадку".

— Зачем ей было скрывать, что он жив?

Рон заржал, взбрыкнул и пустился вскачь по палате.

— Я тоже так думаю, — вздохнула Гермиона. — Не стала бы она обманывать Орден Феникса. Тебя, Гарри. Ты же добился его оправдания, Ордена Мерлина... Посмертное награждение живого — это почти кощунство! И портрет... Гарри, ты столько сил потратил, чтобы повесить его портрет в Хогвартсе! Неужели Макгонагалл оставила бы тебя в неведении, знай она, что Снейп жив? Другое дело — Слагхорн...

— Точно! — Рон ссадил Джеймса и вручил его мне. — Наверняка, Слагхорн знал! Он же слизеринец, вот и хитрил, скрывал до последнего.

Вообще-то, очень похоже на него.

— Все-таки в нужный момент Снейп появился, — строго заметила Гермиона.

— В нужный момент! — Рон многозначительно поднял палец.

Я твердо решил расспросить Слагхорна и выяснить все, что ему известно.

— Гарри, дорогой мой! — воскликнула профессор Макгонагалл, когда я вошел в ее кабинет. — Как я рада тебя видеть! — в ее голосе звучала искренняя радость и, почему-то, тревога. — Тебя уже выписали? С тобой действительно все в порядке?

— Да, все хорошо, — я постарался изобразить самую успокаивающую улыбку.

— Ты уверен? Что говорят целители?

— Говорят, повезло нам. Правда, все в порядке. Вы же видите, меня уже отпустили. Джеймса тоже, он дома. То есть, в Норе — его Молли забрала.

— В Норе? А Джинни... — Макгонагалл прижала ладонь к шее, словно пытаясь задушить рвущийся крик. — Она осталось в больнице? Что с ней?!

— У нее все хорошо — целители просто перестраховываются... роды скоро.

— Слава Мерлину!

Я вдруг заметил, что пальцы у нее мелко подрагивают, губы искусаны и окружены тонкими морщинками, будто царапинками. Она ведь уже старенькая! Переволновалась за нас, не спала, наверное, — вон какие мешки под глазами. Но спина, как всегда, прямая, вид строгий, уверенный, только с голосом справиться не может: то частит, то шепчет. Я постарался успокоить ее:

— У нас все отлично, правда!

— Слава Мерлину! — повторила Макгонагалл и опустилась в кресло. — Гарри, ты снял такой камень с моей души! Я не знала, что делать, чем вам помочь? Если бы только Альбус... К новому директору обращаться бесполезно! — гневно прервала она себя. — Я позвала Северуса...

— Так это вы его вызвали?! — не сдержавшись, я ее перебил. — Вы знали, что он жив? Знали, где он?!

— Нет, где он, я не знала, — она покачала головой. — Я обещала не искать его... никогда. Я отправила Патронус... обошла запрет... почти по-слизерински, — улыбка у нее получилась какой-то кривой.

— Вы знали, что он жив, знали и не сказали нам?!

— Я обещала, Гарри. Обещала никому не рассказывать. Северус не хотел, чтобы кто-то знал...

— Но почему?! Он же... я же рассказал, что он герой! Рассказал о том, что он сделал для нашей Победы! Его оправдали, вручили Орден Мерлина... посмертно вручили! Зачем ему понадобился скрываться, прятаться?!

— Не знаю, Гарри. Настоящего разговора у нас так и не получилось: я была слишком расстроена... слишком подавлена, чтобы помочь ему открыться. Северус огрызался и язвил, как обычно. Он сказал, ему все осточертело, — Макгонагалл осуждающе поджала губы, — и он хочет, чтобы его наконец оставили в покое. Все. Навсегда. Спорить с ним тогда было бесполезно, — тяжело вздохнула она. — Северус ужасно устал за этот год, он был измотан и физически и морально, я просто не могла давить на него!

— Понимаю.

Представляю, каково ему было. Ловить негодующие взгляды, слышать за спиной перешептыванья... на себе испытал. Когда выяснилось на втором курсе, что я парлестангом владею, меня наследником Слизерина называли — не сладко тогда пришлось. А на четвёртом от меня даже Рон отвернулся!

— Я думала, Северус передохнет, поправит здоровье, успокоится и сам свяжется со мной. Убедится, что преследование ему не грозит, наоборот... Узнает, что ты не питаешь к нему неприязни и делаешь все, для того чтобы очистить его имя... Я была уверена, он не сможет остаться равнодушным! Но он так и не объявился. За восемь лет ни письма, ни знака... даже Горацию весточки не послал.

— Слагхорн знал! Я так и думал!

— Не просто знал — он, фактически, спас Северуса!

— Правда? — я удивился. Не похож Слагхорн на человека, который будет кого-то спасать.

— Северус использовал заклятие... или зелье — я не знаю точно — которое высвобождает все скрытые силы, все резервы "в момент, когда коса уже коснулась плоти", — процитировала Макгонагалл то ли Снейпа, то ли какого-то поэта.

— Здорово!

В ответ она строго нахмурилась:

— Это — Темная магия, Гарри! Ее используют не целители, а палачи!

— Но почему?!

— Целители говорят, нужно спасать страждущего, но удерживать душу — нельзя. Ты знаешь сказку о трех братьях, — Макгонагалл грустно улыбнулась.

Я кивнул. Конечно же, я помнил историю Игнотуса!

— Для того, кто не боится смерти, не противится ей, она становится увлекательным приключением. Душа, насильственно удержанная, расплачивается посмертием. Освобожденные магией силы быстро сгорают, и человек умирает, но, обессиленный, измученный, уже не может отыскать свою дорогу.

Я содрогнулся, вспомнив то, что осталось от Волдеморта на вокзале. Он, наверное, не самый удачный пример, но даже с целой душой застрять в таком месте — веселого мало!

— Северус не мог не понимать этого, но он во что бы то ни стало хотел реализовать план. Наверное, — Макгонагалл усмехнулась невесело, — считал, что ты не сумеешь победить Волдеморта! Благодаря Тёмной магии он получил отсрочку, но ему пришлось восстанавливать свое физическое состояние. Когда он залечил рану, нейтрализовал яд, восполнил кровопотерю, все крестражи были уничтожены, и ты уже вышел на бой. Северус оставался зрителем, а потом... потом разбуженные магией силы иссякли...

А я? Чем я был занят тогда? Воспоминания, как в тумане... Наверное, я спросил вслух, потому что Макгонагалл сказала с улыбкой:

— Гарри, ты еле на ногах стоял, но все рвался что-то делать, кому-то помогать. Нам еле удалось отправить тебя отдыхать. Ты был настолько обессилен, что провалился в сон, едва коснувшись подушки. В какой-то момент, когда никого поблизости не было, ко мне подошел Гораций и сказал, что не верит в смерть директора, — Хогвартс должен был отреагировать на нее. Он оказался прав. Северус был жив... пока еще жив. Он пытался снять эффект того заклятья, которое применил к себе. Не думаю, что ему удалось бы. К счастью, Гораций — умелый зельевар и разбирается в Тёмной магии.

Последовала долгая пауза. Я ждал продолжения.

— Я чувствовала себя виноватой, но Северус не захотел слушать моих извинений. Он потребовал, чтобы я никому не рассказывала о нем и не пыталась его искать. Я обещала. В один прекрасный день он просто исчез, не попрощавшись, не оставив даже записки. Вот так.

— Но почему?! — воскликнул я.

— Не знаю. Боялся мести Пожирателей Смерти?

— Нет! Снейп — не трус!

— Если бы речь шла о ком-то другом, я бы предположила, что ему стыдно смотреть в глаза тех, кого он так долго обманывал, — задумчиво произнесла Макгонагалл. — Но Северуса подобные мелочи никогда не смущали. Я не могу поверить, что он на самом деле хотел избавиться от прошлого, жить без него.

— Тогда он не стал бы возвращаться! — воскликнул я. — Он же вернулся, спасти меня, правда?

Макгонагалл кивнула:

— Сперва он ответил, что ты уже не мальчик, а муж и отец, к тому же аврор, и он не обязан тебя спасать...

— Постойте! Он знал, что я женат, что у меня есть ребенок... Значит, он следил за тем, что происходит в Британии, интересовался моей жизнью!

— Похоже так и есть.

Я чувствовал, что от моего внимания ускользает какая-то деталь, без которой невозможно разгадать эту загадку.

— Я не сразу решилась отправить Патронус Северусу, мы обсудили такую возможность с Горацием, но он решительно не хотел брать на себя ответственность, высказавшись определенно. А время уходило! Мои сомнения развеял Альбус... портрет директора Дамблдора. Ты же знаешь, Гарри, портреты предшественников помогают действующему директору Хогвартса своими советами. Я, конечно, только заместитель, но Альбус всегда тепло относился ко мне. Он не отказал в помощи. Он сказал, что Северус никогда не простит мне, если сейчас я не позову его. И никогда не простит себе твоей смерти.

Я вздрогнул. "Ты все-таки привязался к мальчику?" — прозвучало так отчетливо, словно кто-то произнес эти слова вслух. Снейп отрицал. Яростно. Даже вызвал Патронус. Лань, как у моей мамы. Неужели он до сих пор делает все, чтобы заслужить ее прощение?

— А я могу поговорить с портретом Дамблдора? Пожалуйста...

— Конечно, Гарри, я открою тебе кабинет.

Никогда не понимал отношения к говорящим портретам! Когда Сириус порезал картину, возмущались так, словно он покушался на живого человека, а показания Дамблдора по делу Снейпа даже не захотели выслушать. Изображение не может быть признано правоспособным! Сколько я ни возмущался, ничего добиться не смог, едва сам не утонул в многоречивых рассуждениях знатоков права и метафизики. Портрет не является субъектом права, у портрета нет души, а значит, и сознания! Какое лицемерие! Причем здесь душа?! Я так и сказал эти демагогам в Визенгамоте. Жаль, Кингсли не дал закончить, потребовал перерыв, вытащил меня в коридор. Он долго объяснял, что портрет лишь хранит информацию – внешний облик, мимика, жесты, особенности словоупотребления – создают иллюзию присутствия реальной личности. Но самостоятельно изображение мыслить не может, оно говорит лишь то, что собеседник ожидает услышать от оригинала, быть может, сам того не сознавая. Я ему не поверил. Все знают, что директору Хогвартса предшественники помогают советами, а какой смысл совещаться самому с собой? Я сам видел в воспоминаниях Снейпа, как Дамблдор уже на портрете объяснял ему, что нужно сделать. И Макгонагалл он подсказал! Посоветовал ей вызвать Снейпа, значит, помнил его, представлял возможности и с возникшей проблемой их соотносил.

Я не сомневался, что Дамблдор поможет разобраться с моей загадкой, если только… Если только не пообещал Снейпу молчать! Эта мысль на мгновение заставила меня остановиться. Но больше обращаться было не к кому – Слагхорн покинул Англию до конца каникул. Не самого же Снейпа спрашивать!

Альбус Дамблдор мне явно обрадовался. Даже нарисованные его глаза светились добротой и участием.

— Гарри! – воскликнул он. – Какой приятный сюрприз — твой визит. Я знаю, что все завершилось благополучно, – Минерва рассказала мне – но лучше один раз увидеть. Ты в добром здравии, — довольно констатировал он. — С Джинни и маленьким Джеймсом, надеюсь, все в порядке?

— Все отлично, – заверил я. – Директор, мне бы хотелось поговорить с вами, — я запнулся, — если можно…

— Конечно, конечно, — Дамблдор понял меня с полуслова.

Он скосил глаза на своих коллег и выразительно подмигнул. Рамы портретов опустели. Мы остались наедине.

— Не могу передать, Гарри, как я рад, что эта история завершилась. Мы все ужасно волновались.

— Ох, – я смутился. Мне следовало бы сразу прийти в Хогвартс! – От меня столько беспокойства, сэр. Мне жаль…

— Мальчик мой, — взгляд ярко-голубых глаз, казалось, проник в самую мою душу, — не следует винить себя за то, что творят Темные Силы. Они причиняют не только прямой вред, но и сеют в душе зловещие семена, из которых прорастают сомнения, тревоги, ложное чувство вины. Невозможно предусмотреть все, Гарри, — Дамблдор вздохнул, – ты совершил ошибку, но не утратил мужества и стойкости перед лицом опасности, которая поставила в тупик даже умудренных магов. Увы, я ни чем не мог помочь.

— Вы помогли, сэр! – воскликнул я. – Вы же сказали Макгонагалл позвать Снейпа!

Дамблдор согласно кивнул:

— Я помог ей решиться. Минерву смущало ее обещание…

— Но почему… — я перебил его, не в силах сдержаться, — почему Снейп потребовал его? Вы знаете, он говорил вам?

— Нет, мой мальчик.

На мгновение я сник, но тут же подумал, что это здорово! Снейп не говорил с ним, и Дамблдор ничего не обещал сохранить в тайне.

— Сэр, скажите, почему Снейп предпочел считаться мертвым? Он чего-то боялся? Пожирателей, правосудия…

Дамблдор отрицательно покачал головой. Его глаза лукаво прищурились, он понимал, что я сам в это не верю.

— Почему?

— Северус сложный человек. Странный, быть может. Я думаю... Нет, я уверен, его намерения не были дурными, — Дамблдор сделал длинную паузу. — Почему он взял с Минервы такое обещание? Этого я не знаю. Когда-то я сам пообещал, что буду молчать о лучшем в его душе.

— О любви к моей маме, — прошептал я. – Вы думаете, он из-за нее вернулся?

— Северус вернулся спасти тебя. Любовь, Гарри, великая сила, а сражаться с демоном очень нелегко. Мало быть Мастером зелий, знатоком Темных Искусств и выдающимся ментальным магом. В душе должен гореть чистый свет Любви, от которого бегут соблазны Мрака.

— Почему же Снейп скрылся после Битвы? Ему больше не нужно было притворяться, будто он ненавидит меня и весь мир. Профессор Макгонагалл сказала, он видел окончание битвы. Снейп знал, что я не держу на него зла! Я все понял, я рассказал, какой он человек!

Я остановился перевести дыхание. Дамблдор молчал и смотрел на меня испытующе.

— Он же притворялся, что ненавидит меня? Он любил моя маму и не хотел, чтобы я умирал!

— Гарри, мягко остановил меня Дамблдор. – Профессор Снейп никогда не испытывал к тебе ненависти. Он поклялся защищать тебя, когда ты был совсем маленьким, — я же был таким, как Джеймс сейчас! – Профессор Снейп оберегал тебя все время, с первого твоего появления в Хогвартсе. Но все должны были считать его Пожирателем Смерти, искренним приверженцем Темного Лорда, который втерся обманом ко мне в доверие и ждет лишь подходящего момента для удара в спину, — то же самое говорила мне Гермиона! – Северус играл свою роль. Слишком хорошо играл и вызвал к себе непритворную ненависть, но сам он… — голос Дамблдора прервался, его лицо омрачила тень душевной боли. – Невозможно защищать, заботиться, спасать и не привязаться. Ты стал для Северуса смыслом жизни. Оправданием его существования.

Он замолчал. У меня тоже не было слов. Снейп любил мою маму, у него был такой же Патронус. Но все, что он делал после ее смерти, он делал для меня. Чтобы я жил. Чтобы я был собой, а не оболочкой Волдеморта. Кем я был для Снейпа? Неужели только мучительным долгом, досадной обязанностью? Нет, не верю! Будь это так, он не стал бы спасать меня сейчас! Не примчался бы в Англию по первому зову, раскрыв свою тайну.

— Почему он исчез? – я поразился тому, с каким отчаянием прозвучал мой голос. – Мы могли стать самыми близкими людьми…

— Самыми близкими? – переспросил Дамблдор. Он снял очки и потер пальцами переносицу, словно прогоняя усталость. – Быть может, этого Северус и боялся…

— Боялся?! Почему? Он же… он же привязался ко мне? Вы сами сказали… нет, вы спросили его.

— Я думаю, привязался, — Дамблдор водрузил очки на нос и ласково улыбнулся. – Как бы Северус ни пытался это отрицать. Ты был очень уязвим, мой мальчик, и отчаянно нуждался в поддержке старшего товарища. Северус Снейп, друг твоей мамы, долгие годы оберегавший тебя, мог стать для тебя не только авторитетом, но и самым родным человеком...

— Разве это плохо? — перебил я. — Неужели, он сам не хотел того же?

— Конечно, хотел, — вздохнул Дамблдор. – Но не считал, что у него есть на это право. Право на твою привязанность, право на вмешательство в твою дальнейшую судьбу. Возможно, он опасался занять слишком большое место в твоей жизни и, тем самым, навредить тебе…

— Навредить? Как?!

Ответа не было. Дамблдор глубоко задумался, казалось, он размышлял о чем-то очень личном.

— Не всегда можно быть рядом с теми, кто тебе дорог, — наконец произнес он, осторожно подбирая слова.

Ариана, сообразил я. В своей скандальной книжонке Скитер писала, что Альбус Дамблдор не сумел позаботиться о младшей сестре. Она там много чего навыдумывала, но директор, похоже, и впрямь винил себя.

— Любовь – великая сила, улыбка Дамблдора была печальной, — животворящая, как весенний дождь, но ее плодами не всегда становятся благие дела. Я уверен, Северус хотел, чтобы ты прожил жизнь, не омраченную тенями. С ним тебя связывали потери, горечь и боль, и он ушел, освобождая тебя от своего влияния.

Я открыл было рот, но Дамблдор жестом остановил меня.

— Профессор Снейп знал, что делает, Гарри, — веско произнес он. – У него была серьезная причина, чтобы оставить тебя, Хогвартс, покинуть страну.

— Какая причина? – не отступал я. – Зачем он так поступил?

— Ради твоего блага, мой мальчик.

Дамблдор замолчал, замер плоским изображением. Я окликнул его, но безрезультатно. Директора Хогвартса занимали свои места в рамах. Снейп встал в пол-оборота, облокотившись на спинку нарисованного кресла. Он пристально смотрел куда-то вглубь картины и всем своим видом показывал, что меня для него не существует. Но он спас меня! Спас, хотя все его обязательства давно истекли.

Я попрощался с Дамблдором и другими директорами, вышел из кабинета и вступил на лестницу .

О какой же причине говорил Дамблдор? Что он имел в виду? Снейп исчез ради моего блага… Я ведь не был несмышленым ребенком, на которого он мог дурно влиять. И как влиять? Я усмехнулся этой мысли. Ага, научить пить, курить и выражаться. Привлечь к Темным Искусствам… Мне же не требовалась опека, как Ариане… А может, Дамблдор не о сестре вспомнил? Старший товарищ… Друг, привязанность к которому бросает тень на всю жизнь. Я почувствовал, как щеки у меня вспыхнули. Любовь – животворящая сила, но не всегда приносит благие плоды… Неужели?!

— Снейп хочет встретиться с Джорджем, — сказал Рон. – Письмо прислал. Манерное. Как от Королевского Высочества. Не знаешь, чего ему надо?

— Нет. Я с ним так и не поговорил.

— А чего ты тогда в Хогвартсе столько времени делал?

— С Макгонагалл беседовал. Это она Снейпа вызвала.

— Она знала, что Снейп жив и молчала?! – изумился Рон.

— Она ему пообещала…

— Пообещала? – нахмурилась Гермиона. – Что именно обещала, Гарри?

— Пообещала никому не рассказывать, что он выжил. И не искать его.

— Вот как…

— Зачем?! – восклицание Рона заглушило задумчивое бормотание Гермионы.

— В самом деле, зачем Снейпу это понадобилось? – строго посмотрела она на меня. – Макгонагалл тебе рассказала?

— Нет, она и сама не знает. Дамблдор говорил, что из-за меня, но…

— Из-за тебя? – перебила Гермиона и строго прищурилась.

— Ради моего блага, так сказал Дамблдор, — я постарался вспомнить его слова. – Снейп не хотел омрачать мою жизнь…

— Он запал на тебя!

— С чего ты взял?!

Я был ошарашен – Рон сразу озвучил мысль, захватившую мое воображение к концу разговора с Дамблдором. Она показалась мне слишком невероятной… нет, скорее, непривычной, чудной… Я отбросил ее. Не потому что счел оскорбительной. Вовсе нет! Я уже не тот восемнадцатилетний стажер, что сломал нос завербованному участнику банды фальшивомонетчиков в ответ на предложение опробовать кровать конспиративной квартиры. Только недалекие, косные люди осуждают тех, кто на них не похож! Дурсли считали уродством магию, чистокровные снобы презирают лишенных ее, многие нетерпимы к оборотнями, есть и такие, кто отворачивается от Тедди… Пусть я сам никогда не испытывал влечения к мужчинам, никакого предубеждения против однополых отношений у меня нет. А уж если речь идет о любви!

Письма Эльфиаса Дожа растрогали меня почти до слез. Он почему-то именно мне завещал свой архив – бесценные свидетельства об Ордене Феникса, Хогвартсе вековой давности, Альбусе Дамблдоре. Оказывается, Эльфиас любил его. С самой первой встречи. Всю жизнь. Не решался признаться. Только писал ему почти каждый день, но ни одного письма не отправил. Это была Любовь! Настоящая. К ней нельзя относиться иначе, чем с благоговением. К сожалению, ушлые репортеры сумели скопировать часть писем и опубликовали их. Мы пытались прижать Риту Скитер, но в этот раз постарались конкуренты из какого-то нового еженедельника – они тогда чуть ли не каждый день появлялись. Тему подхватили, опять вспомнили про отношения Дамблдора и Гриндевальда, стали раскапывать пикантные подробности из жизни участников Ордена Феникса. Еле-еле удалось заткнуть наиболее речистых. Вот из-за таких типов, для которых нет ничего святого, хочется замок на душу повесить, честное слово!

-Знаешь, Гарри, — задумчиво проговорила Гермиона, — в предположении Рона есть рациональное зерно. Я бы не стала употреблять слово «запал», думаю, чувства профессора Снейпа к тебе очень глубоки.

— Глубоки? – фыркнул Рон. – О чем ты? Что старому упырю захотелось попробовать свежатинки, — от этих слов меня передернуло, — поверю. Понимал, что ничего ему не обломится – вот и свалил, чтобы не позориться.

Гермиона сурово нахмурилась. Ее глаза сузились, их окружили морщинки, носогубные складки стали резче, рот превратился в линию. Наверное, с таким лицом она отчитывает подчиненных.

— Профессор Снейп никогда не был равнодушен к Гарри…

— Да он его гнобил с первого урока!

— Он оберегал его! – повысила голос Гермиона. — Жил ради этого. Помнишь, «если вы действительно любили ее, то ваш дальнейший путь ясен», — процитировала она слова Дамблдора, растиражированные прессой. У Гарри глаза его матери…

— И лицо отца, которого Снейп ненавидел!

— Не только ненавидел. Но и завидовал, в глубине души, восхищался, хотел быть таким же. Был обязан спасением жизни. Винил себя в его гибели. Джеймс Поттер значил для него не меньше, чем Лили Эванс. Гарри унаследовал не только внешность, но и душевные качества родителей. Профессор Снейп перенес на него свое неоднозначное отношение, но был вынужден проявлять только негативную составляющую в нарочито грубой форме. Я ведь говорила вам об этом!

Гермиона в самом деле не раз уже объясняла, что придирки Снейпа к нам, его несправедливость были частью легенды шпиона. Почему-то для нее это было чрезвычайно важно. Наверное, она все еще переживала из-за пренебрежительного отношения к ее работе на Зельях.

— Невозможно постоянно наблюдать за человеком, заботиться о нем, оберегать и не привязаться. Гарри был для профессора Снейпа смыслом жизни, неудивительно, что со временем его чувства стали… — Гермиона запнулась, смутившись, — не только платоническими.

— Любовь… великая сила… ее плоды – не всегда благо… — я пытался вспомнить точно. – Ее плодами не всегда становятся благие дела! Так сказал Дамблдор.

— Именно, Гарри. Иногда любовь толкает на страшные поступки, приносит множество бед и несчастий. Мне часто приходиться сталкиваться с подобными последствиями. Да, и тебе тоже.

Я пожал плечами. Гермиона была права — мне доводилось расследовать убийства из ревности, изнасилование, совращение малолетних.

— Порой само влечение имеет патологический характер, разрушительный для объекта такой страсти. Но иногда… проблема не в самом чувстве, а в том, на кого оно направлено. Если этот человек любит другого, не достиг совершеннолетия, является пациентом или клиентом любящего – разные бывают ситуации. Я думаю, профессор Снейп рассуждал таким же образом. Он не хотел омрачать твою жизнь, Гарри, ставить тебя перед невозможным выбором между благодарностью к нему и твоими истинными желаниями. И, возможно, опасался напугать тебя своими чувствами. Боялся дать повод для презрения, насмешек. Вот он и решил оставить все, как есть – ты считал его героем, погибшим героем, уважал и восхищался. Наверное, он думал, что этого достаточно.

— Он, похоже, собирал информацию обо мне, знал, что я женился, что у меня есть ребенок, — тихо произнес я.

— Разумеется! – воскликнула Гермиона. – Он не мог перестать думать о тебе. Хотел знать, что у тебя все в порядке, а значит, его решение было верным. Как только случилась беда, он вернулся…

— Мне нужно поговорить с ним! Сказать, что я ничего такого не думаю, наоборот, уважаю и восхищаюсь. Он же герой!

Рон хмыкнул:

— Жаль только, голову не моет.

— Ты не прав! – Гермиона резко повернулась в его сторону. – У него хорошая прическа.

Рон фыркнул, выражая свое отношение к подобной характеристике.

— Гарри? – обратилась ко мне Гермиона.

— Я не разглядел. У меня же очков не было – я и не видел его толком.

— Было бы на что смотреть! – воскликнул Рон.

— Он неплохо выглядит, на самом деле, — произнесла Гермиона задумчиво.

— Лучше, конечно, чем при последней встрече! – у Рона прорезался сарказм.

— Лучше, чем в Хогвартсе, — невозмутимо поправила его Гермиона. — На свой возраст, даже моложе. Легкий загар. Эффектная стрижка…

Речь прервало негодующее фырканье Рона.

— Да, эффектная! – с нажимом сказала Гермиона. – В отличие от вас я в этом разбираюсь, — она машинально дотронулась до своих коротких волос и вздохнула.

Наши скитания за крестражами не прошли для нее бесследно. Из-за нарушенного обмена веществ знаменитая грива Гермионы сильно поредела, ей с трудом удалось остановить процесс, но вернуть прежнее великолепие оказалось невозможно. Она долго подбирала подходящую стрижку, но, по-моему, так и не перестала тосковать о своей взлохмаченной шевелюре. Поэтому и прическа Снейпа так ее впечатлила.

— Ему идет. И седины нет, — Гермиона печально вздохнула. – Одет со вкусом, очень элегантный шарф…

— Шарф! – вспомнил я. – Он же у меня остался!

Гермиона и Рон дружно посмотрели на меня. Я смутился.

— Снейп мне глаза им завязал. Когда все закончилось, я его сдернул и в карман сунул. Надо вернуть.

— Конечно, — поддержала Гермиона. – И поговоришь с ним.

— Зачем? – недоуменно спросил Рон. – Он же тебе ничего сам не сказал. Вот, и не лезть.

— Он должен знать, как я отношусь к нему.

— Верно, — Гермиона поддержала меня. – Все трудные вопросы необходимо проговаривать, чтобы не копились нерешенные проблемы, сомнения, заблуждения. Нужно все выяснить, обсудить и строить отношения, ничего не скрывая друг от друга.

— Ну, как знаешь, — Рон пожал плечами. – Главное, чтобы он не начал тебя лапать…

— Рон!! – мой возглас слился с голосом Гермионы.

Она стала объяснять, почему подобные высказывания недопустимы, и, похоже, это было надолго. Я заскучал, взглянул в окно и увидел Снейпа. Он быстро шел к выходу с территории госпиталя. Я мгновенно сорвался с места, перемахнул два лестничных пролета и выбежал из здания. Высокая, затянутая в светло-серое летнее пальто фигура стремительно удалялась.

— Сэр! – крикнул я. — Профессор! Профессор Снейп!

Кажется, остановился.

– Сэр я хочу поговорить с вами! Пожалуйста.

Он повернулся и подождал меня. Невозмутимое лицо, выражение легкого недовольства и показное смирение перед необходимостью задержаться, непроницаемый взгляд. Я же знаю, что это маска! Я знаю, что он чувствует на самом деле. Я знаю!