Создатель Железного Дровосека (гет)

На окраине Фиолетовой страны, почти у самого подножия Великих Кругосветных гор, находилась деревня Рудники. Издревле её жители добывали и обрабатывали железную руду, залежами которой были богаты местные склоны.

Здесь, в Рудниках, жил мастер Антуг, считавшийся величайшим механиком своего времени. Он умел собрать и починить самые сложные и замысловатые механизмы, какие только существовали. Сделанные им часы ценились дорого, и богатые Мигуны специально приезжали из других деревень, чтобы купить их.

Антуг был женат на красивой Мигунье по имени Луиза, славившейся как непревзойдённая повариха. Соседи только и мечтали, что попасть в гости к жене Антуга и отведать её чудесных пирогов и салатов. Позже кулинарный дар переняла от матери её дочь Фрегоза.

Фрегоза не была первым ребёнком Антуга и Луизы. Старшим был мальчик, Драмар. Сын унаследовал могучее телосложение отца, его чёрные волосы и карие глаза и, как оказалось позже, — отцовский талант механика.

Первые годы жизни Драмара были тихими и спокойными. В то время как остальные деревенские мальчишки носились по улицам, играли в прятки и догонялки, устраивали баталии на кучах железного лома на окраине деревни, он большую часть свободного времени проводил в мастерской отца, наблюдая, как тот увлечённо собирает различные механизмы. Став взрослым, Драмар не раз будет вспоминать его крепкие мозолистые руки, берущие какую-нибудь мелкую деталь и аккуратно прилаживающие её на нужное место. В мастерской на глазах мальчика творилось настоящее волшебство — простые гайки, винтики, зубчатые колёса превращались в часы, дверной замок, рычаг или что-нибудь иное.

Когда Драмару исполнилось тринадцать лет, Антуг сделал первую механическую лошадь в натуральную величину. Её туловище было изготовлено из листового железа и нашпиговано многочисленными деталями — колёсиками, шестерёнками, составляющими единый хитроумный механизм, позволявший лошади двигаться. Ноги крепились к туловищу на шарнирах и сгибались в коленях с помощью ещё более замысловатого механизма. Туловище венчала изящная металлическая голова, на которой были железные рот, нос, глаза и воронкообразные уши.

Увидеть небывалое изделие Антуга сбежалась почти вся деревня. Кто-то подходил к лошади, трогал, осматривал, другие разглядывали издалека, не решаясь приблизиться.

— Антуг, зачем тебе эта махина? — поинтересовалась любопытная Линда, дочка деревенского старосты.

— Будет работать на рудниках, возить телеги.

— Как же она будет работать, когда она не живая?

Мастер фыркнул в пышные усы и достал из кармана железный ключ. Когда Антуг трижды повернул его против часовой стрелки в небольшом отверстии, видневшемся на шее лошади, раздался громкий скрежет. Лошадь двинула левой ногой, затем правой, а потом резко повернула голову и уставилась на мастера широко раскрытыми железными глазами.

— Здравствуй, Антуг. Cпасибо, что создал меня, — лошадь заговорила хриплым басом. — Я буду делать всё, что скажешь, только смазывай меня вовремя и не забывай подзаводить.

Толпа восторженно ахнула.

— Папа, ты волшебник? — серьёзно спросил отца Драмар.

Антуг рассмеялся и потрепал сына по лохматой голове.

— Нет, конечно, я не волшебник. Чародей-мужчина есть только один — Гудвин Великий и Ужасный. Но запомни, сынок: в Волшебной стране не обязательно быть волшебником, чтобы совершить чудо. Иногда достаточно просто очень сильно захотеть. Если ты веришь в свои силы, знаешь, зачем и как действовать, однажды ты сможешь сделать то, что другие назовут волшебством.

Мастер обошёл вокруг лошади и провозгласил:

— Нарекаю тебя Первиной, поскольку ты первая, но, надеюсь, не последняя из невиданного племени механических животных!

Мигуны не выдержали и зааплодировали. Антуг поручил Первине отправиться к шахтам и возить телеги с железной рудой. Соседи, поняв, что смотреть больше не на что, начали расходиться.

Мортен, старейший житель деревни, которому давно перевалило за сто лет, задержался на пороге.

— Антуг, я хочу тебя предостеречь: изготовление механических животных может оказаться опасным для тебя и твоей семьи.

— О чём ты говоришь? — удивился мастер.

— Я говорю о нашей правительнице, колдунье Бастинде. Если она прознает, что её подданный делает металлических коней, то сразу же начнёт думать, как использовать это в своих целях. Я много лет живу на свете и насмотрелся на самые разные её злодеяния. Ты ведь не хочешь провести остаток дней в подвале Фиолетового дворца, изготавливая для Бастинды каких-нибудь страшных железных тварей, с помощью которых она принесёт ещё больше зла нам, Мигунам?

Антуг нахмурился. О такой перспективе он не подумал.

— Нет, не хочу. Ты прав, Мортен, нельзя забывать о Бастинде. Я буду осторожнее.

— Будь. И помни: у Бастинды один глаз, но она видит им всё! — с этими словами Мортен покинул дом Антуга.

— Что же, папа, ты больше не будешь делать механических лошадей? — спросил Драмар.

— Буду. Однако стоит пока держать это в тайне.

* * *

Время шло, и Антуг продолжал конструировать. Мастер внял совету Мортена, и новых железных коней собирал, запираясь в помещении без окон. В старом сарае для инструментов он устроил импровизированную мастерскую, освещаемую лишь восковыми свечами. Требовалась большая осторожность, чтобы случайно не устроить пожар, но Антуг был человеком внимательным и аккуратным и никогда не забывал гасить свечи, заканчивая работу. Прошёл год, когда к Первине прибавились ещё две механические лошади — Вторина и Третина. В рудник их проводили ночью, опасаясь, как бы Бастинда не заметила происходящего, обозревая страну с крыльца Фиолетового дворца.

Первине, Вторине и Третине не разрешалось покидать рудник днём, с наступлением сумерек их запирали в сарае рядом с домом сторожа. Так существование железных коней скрывалось от правительницы — даже её волшебный глаз, зорче которого не было на свете, не умел видеть сквозь стены и уж тем более не мог рассмотреть происходящее в подземных шахтах.

Минуло семь спокойных лет. Лошади Антуга были неутомимы, и благодаря им дела на руднике шли превосходно. Мигуны стали добывать больше железа, быстрее перевозить, обрабатывать и продавать его. Налог, который они каждый месяц платили Бастинде, стал казаться не таким уж грабительским, по мере того, как богатела деревня.

За семь лет Драмар вырос и возмужал, стал высоким и крепким. Молодые Мигуньи вздыхали ему вслед, мечтали выйти замуж за Драмара, но сын мастера не обращал внимания на девушек. Унаследовав от отца страсть к конструированию, он дневал и ночевал в мастерской, возясь с механизмами. Антуг постепенно открывал Драмару все секреты ремесла, которые знал сам. Четвёртую механическую лошадь отец и сын сделали вместе.

Повзрослел не только Драмар, но и Фрегоза. Дочь Антуга и Луизы выросла достаточно упитанной, так как любила вкусно покушать и иной день часами могла не покидать кухни, но такого звонкого смеха и таких красивых зелёных глаз, как у неё, не было ни у кого в деревне — и, конечно, никому, кроме матери, она не уступала как повариха. Антуг и Луиза не могли нарадоваться, глядя на своих детей.

Родителям казалось, что Драмару и Фрегозе суждена долгая и счастливая жизнь в родной деревне, что сын пойдёт по стопам отца и станет искусным уважаемым мастером, а дочь найдёт своё семейное счастье и родит много детей. Но судьба распорядилась иначе.

Ранним утром, когда солнце только-только поднялось над горизонтом, и большинство жителей деревни ещё спали, на дороге, ведущей в столицу Фиолетовой страны, появилась стая волков. Крупные серые хищники бежали к деревне, словно подгоняемые чьей-то злой волей. Клыкастые пасти волков были оскалены, глаза светились недобрым огнём. Над головой вожака стаи парили в небе три чёрных вороны с железными клювами.

У любого Мигуна, увидевшего их, кровь тотчас бы застыла в жилах. И волки, и вороны подчинялись Бастинде, были личной гвардией колдуньи, с помощью которой она держала в страхе и повиновении население Фиолетовой страны!

Подымая дорожную пыль и тяжело дыша, стая вбежала в деревню. Тем, кто видел её в окно, приходила в голову одна и та же мысль: «Лишь бы не по мою душу…».

Волки остановились перед домом мастера Антуга. Одна из ворон спикировала на крыльцо и громко постучала в дверь железным клювом.

Раздался скрип дверных петель, и на пороге появился хозяин дома, заспанный и растрёпанный.

— Кого это принесло в такую рань… — начал было Антуг и осёкся при виде нескольких десятков волков.

— Ты мастер Антуг, который делает железных лошадей? — прокаркала ворона у него над головой.

Антуг сжал кулаки. Судя по тому, что Бастинда прислала волков и ворон, она уже знала его тайну, и врать было бессмысленно.

— Да, это я, — просто ответил мастер.

— Собирайся! Правительница Мигунов Бастинда желает видеть тебя и дать тебе поручение.

Из глубины дома появилась Фрегоза в ночной сорочке и, увидев незваных гостей, ахнула. Антуг бросил на неё полный боли взгляд.

— Что если я откажусь идти к Бастинде?

Ворона важно уселась на калитку, две другие примостились рядом на заборе.

— Думаю, ты и сам понимаешь, что тогда случится. Мы возьмём в заложники твоих детей.

— Только посмейте, проклятые! — Антуг схватил стоявший у стены топор и занёс его.

Следующие события произошли буквально за несколько секунд. Вожак стаи оттолкнулся от земли, его зубы сомкнулись на руке мастера. Топор пролетел метра два по воздуху и воткнулся в землю. Антуг от толчка упал, волк вскочил ему на грудь. Другой волк схватил испуганно вскрикнувшую Фрегозу за подол сорочки и выволок из дома.

— Будешь сопротивляться — твои дети умрут у тебя на глазах! — прорычал вожак в лицо Антугу.

Мастер понял, что выбора у него нет.

— Отпустите Фрегозу. Я согласен идти к Бастинде.

Вскоре Антуг прощался с семьёй на пороге своего дома. Фрегоза плакала, прижавшись к плечу матери. Та то и дело трясла головой, словно хотела прогнать дурной сон. Драмар смотрел на отца, боясь больше его никогда не увидеть.

— Сын, береги мать и сестру, ждите моего возращения! Я обязательно вернусь, что бы ни приказала сделать Бастинда.

Мастер закинул за плечи котомку и зашагал прочь из деревни, сопровождаемый стаей волков, трусивших по обе стороны дороги. С громким карканьем вороны снялись с забора и взмыли над стаей. Жители Рудников смотрели вслед Антугу из окон домов, одновременно жалея мастера и радуясь тому, что сами не оказались на его месте.

* * *

Потянулись дни, полные страха и ожидания. Слуги Бастинды ушли, но их призрак продолжал витать над деревней. Жители опасались надолго покидать свои дома, особенно в тёмное время суток. Если раньше многие Мигуны улыбались и пели во время работы, то теперь все работали молча, стиснув зубы и лишь облегчённо вздыхая, когда наступало время отдыха. Даже дети, и те перестали веселиться, видя мрачный настрой взрослых. Каждому в деревне казалось, что скажи он что-то плохое в адрес правительницы — волки вернутся и заберут его, как забрали мастера Антуга.

Семье Антуга было вдвойне тяжело.

Луиза по ночам не могла заснуть, ворочаясь на кровати до рассвета. Ей постоянно чудилось, что она вот-вот заденет тёплый бок мужа, и Антуг обнимет её, поцелует, успокоит… Но вторая половина постели была пуста, Антуга увели в столицу, и Луиза могла только молить небеса, чтобы он вернулся домой живым и здоровым. Днём она старалась казаться спокойной и уверенной в лучшем исходе, понимая, что, если оправдаются её самые худшие предчувствия — она останется одна с двумя детьми, станет единственной опорой в будущем для дочери и для сына, которого Луиза, как и любая мать на её месте, ещё не была готова считать взрослым. Лишь когда дети не смотрели, она позволяла себе заплакать, и смахивала слёзы, только заслышав шаги Драмара или Фрегозы.

Как и мать, Драмар старался не показывать страха. По десять раз в день он выходил на дорогу, ведущую в Фиолетовый город, и вглядывался в даль, надеясь увидеть отца, но видел только пыль, сохнущие на жарком солнце кусты и неровную линию горизонта. В голову лезли непрошенные мысли о жестокости Бастинды, о том, что его отец может не вернуться из столицы — и Драмар старался прогнать их, уходя в мастерскую и собирая какой-нибудь особо сложный механизм, для работы над которым требовались постоянные внимательность и сосредоточенность.

Фрегоза выражала беспокойство наиболее открыто. От страха за отца у неё пропал аппетит, и вместо обычного времяпрепровождения на кухне и за работой по дому Фрегоза бесцельно бродила по деревне от одной околицы к другой. Соседи смотрели на неё с жалостью и спешили пройти мимо, не останавливались, не заговаривали. Фрегозе стало казаться, что деревня принимает всю её семью за смертельно больных. Возвращаясь домой, она приобрела привычку приходить на скамейку у мастерской и через приоткрытую дверь смотреть, как работает брат. Драмар обычно садился спиной к двери и оттого не замечал пристального взгляда сестры. За обедом и ужином Фрегоза оставляла почти полную тарелку — а по ночам не могла заснуть, в каждом углу комнаты ей чудились волчьи пасти.

Прошла неделя с прихода волков и ворон в Рудники. Утром восьмого дня скрипнула калитка, и к дому Антуга, опираясь на дубовую палку, прошёл старый Мортен.

— Не бойтесь, — без всяких приветствий и предисловий сказал он. — Антуг вернётся. Он любит вас и не станет перечить Бастинде.

— Ты хочешь сказать, что если Антуг ослушается Бастинду, то она прикажет убить нас? — ужаснувшись, воскликнула Луиза.

— Да. Сам Антуг ценен для Бастинды, и он это знает. Выполнить её приказ — единственный шанс уберечь семью, Антуг не может не понять этого, — Мортен улыбнулся. — У тебя умный муж, Луиза. Он не позволит подвергнуть вас опасности, он вернётся.

Луизу это не успокоило. Зато Фрегоза, услышав слова Мортена, буквально светилась надеждой.

— Мортен, — спросил Драмар, сам боясь своих вопросов, — ты стар и многое знаешь. Скажи, неужели так было всегда, что Бастинда приказывала, а Мигуны выполняли? Неужели не было того, кто ослушался бы её и остался в живых? Можно ли противостоять ей?

Мортен даже отступил на шаг, пристально, с некоторым испугом, глядя на Драмара.

— Я не настолько стар, чтобы помнить время, когда в нашем краю ещё не было четырёх волшебниц, и Мигуны жили свободно, выбирая правителей из своего числа, — хрипло ответил он. — Но я помню попытки Мигунов пойти против Бастинды и сбросить её власть. Были смельчаки в минувшие времена, которые слишком крепко верили в свои силы… Одних разрывали на части волки, других насмерть заклёвывали вороны, третьи погибали от укусов ядовитых пчёл. Те, кому чудом удавалось спастись, без оглядки бежали в соседние страны. Запомни, Драмар, запомни навсегда: обычный человек не в силах противостоять волшебнице. На стороне Бастинды колдовство, которое ни тебе, ни мне, никому из Мигунов не подвластно. Нам остаётся только выполнять её приказы, либо бежать из Фиолетовой страны — или же погибнуть в безумной попытке одолеть волшебницу. Надеюсь, ты достаточно умён, чтобы не выбрать третий путь. Жди отца, он обязательно вернётся.

С этими словами Мортен ушёл восвояси, оставив Драмара наедине с его мыслями. Работа не ладилась, вместо сборки очередных часов Драмар снова и снова возвращался к словам Мортена и принимался ходить взад-вперёд по мастерской, обдумывая их. Он, всю жизнь проживший в благополучных Рудниках, до прошлой недели не встречавший слуг Бастинды, никогда не видевший саму Бастинду, впервые осознал, каково истинное положение Мигунов под властью злой волшебницы.

* * *

Мортен как в воду глядел. Вечером следующего дня вновь скрипнула калитка, и вернувшийся из столицы отец семейства показался на пороге. С радостным воплем Фрегоза повисла на шее отца, Драмар и Луиза выскочили в коридор.

— Бастинда приказала мне сделать для неё железное чудовище, — сказал Антуг, отвечая на незаданные вопросы жены и сына. — С рогами, клыками и мощными лапами. Как я понял, она хочет использовать его для усиления власти над нами, а потом — против Гудвина, планирует развязать войну с Зелёной страной. Прав был старый Мортен, не надо было мне делать железных лошадей. Даже скрыть их от взора колдуньи не удалось.

— Кто знал, что дело так повернётся. Ты ни в чём не виноват, — Луиза обняла мужа и, не выдержав, заплакала.

Впервые за девять дней ужин в доме Антуга прошёл спокойно. К Фрегозе вернулся аппетит, ночью она заснула, едва коснувшись головой подушки. Заснула и Луиза, счастливая от возвращения мужа.

Мужчины продолжали сидеть за столом на кухне. Антуг налил себе кружку медовухи и осушил её одним глотком.

— Отец, — нарушил молчание Драмар. — Что же — ты выполнишь приказ Бастинды, даже зная, что от этого могут пострадать сотни людей?

— Если я не сделаю чудовище, волки Бастинды убьют и тебя, и Фрегозу, и Луизу, — ответил Антуг то же, что днём ранее говорил Мортен. — Они караулят возле деревни, чтобы я никуда не сбежал. Выбора нет.

Драмар ничего больше не сказал. На душе у него было тоскливо от чувства полного бессилия и невозможности что-либо изменить.

Следующим утром Антуг открыл дверь в мастерскую и остановился. Каждая вещь здесь была ему знакома, здесь он работал больше тридцати лет. За это время его руками были созданы сотни различных изделий, приносивших пользу людям, и ни одного, причинившего им вред. Теперь здесь же он должен был изготовить небывалое чудовище, орудие смерти, остановить которое будет не по силам никому из Мигунов.

Долго стоял Антуг, не зная, что делать. Наконец он сел и принялся копаться в ящике с деталями. Работа над железным чудовищем началась.

С этого дня жизнь в Рудниках вернулась в привычное русло. Точнее, вернулась на первый взгляд. Если Мортен, зайдя к Антугу вечером, пожал руку мастеру и сердечно поздравил его с возвращением, то остальные жители деревни не сказали ни слова и со страхом восприняли весть, что Антуг вернулся и снова запирается в сарае для инструментов. Соседи догадывались, что на этот раз Антуг делает совсем не механическую лошадь, но не отваживались спросить, какой именно приказ дала мастеру Бастинда.

Драмар не участвовал в работе над чудовищем. В то время, как Антуг дневал и ночевал в сарае, выполняя задание Бастинды, на его сына свалилось выполнение всех заказов от Мигунов. Драмар почти всё время был занят изготовлением часов, замков, подъёмников для шахт и многих других необходимых людям вещей. Лишь изредка Драмар заходил в сарай к отцу и смотрел, как продвигается работа над чудовищем. Судя по размеру нескольких лап и головы, уже сделанных Антугом, невиданная железная тварь должна была быть в пять раз больше любой из механических лошадей и с большим трудом прошла бы через ворота, не разрушив их. Пасть чудовища была шириной около полуметра и имела несколько длинных клыков. Дополнительный ужас вызывали покрытые шипами лапы и восемь глаз.

Впервые увидев голову будущего чудовища, Драмар подумал, что никогда раньше не знал, на что способно воображение его отца. Но посмотрев, он не сказал Антугу ни слова. Каждый день Луиза молча приносила Антугу и Драмару обед — первому в сарай, второму в мастерскую, и молча уходила обратно в дом. Они трое словно договорились молчать о приказе Бастинды, делая вид, что продолжают жить по-старому. Фрегозу смотреть на работу отца не пускали, и той оставалось лишь расспрашивать Антуга.

В глубине души Луиза больше всего боялась реакции односельчан, когда они узнают о задании Бастинды. Идя по деревенским улицам, она чувствовала пристальные взгляды, полные подозрения, но стоило ей обернуться, люди отворачивались и смотрели в другую сторону.

Но вечно так продолжаться не могло. Дошли ли жители Рудников до правды своим умом, или кто-то услышал оброненные Антугом слова о чудовище в ответ на вопросы Фрегозы, но однажды в дом мастера постучался деревенский староста Гунар.

— Антуг, — спросил Гунар, когда его впустили, — это правда, что в сарае ты делаешь чудовище для Бастинды?

Луиза поняла, что её опасения сбылись.

— Да, — честно ответил мастер.

— И ты понимаешь, что она использует его против нас, Мигунов?

— Да.

— И всё равно делаешь его? — поразился Гунар. — Почему ты не сбежишь?

Антуг разозлился.

— А мне дадут убежать? Опомнись! Волки сторожат деревню. Я не смогу сделать и шага.

Гунар помрачнел и, не сказав более ничего, вышел за дверь. Антуг посмотрел на обеспокоенную жену.

— Думаешь, я зря сказал ему правду?

— Он всё равно узнал бы, рано или поздно, — заметила Луиза. — Но теперь обратной дороги нет.

* * *

На следующий день, отправившись к расположенному на другом конце деревни колодцу за водой, Фрегоза невольно подслушала разговор между старостой и деревенскими.

— …А я говорю, Антуга и его семью надо выгнать из Рудников, — вещал Хармалет, единственный столяр на ближайшие четыре поселения Мигунов. — Представьте, что будет, если Антуг не выполнит приказ Бастинды? Или что ей не понравится чудовище, которое он сделает? Колдунья вполне может из-за одного Антуга наказать всю деревню.

— Правильно, пусть он отправляется в Фиолетовый город и там исполняет её приказы, а нас оставит в покое! — согласился кто-то ещё, чей голос Фрегоза не смогла узнать.

— Но как так можно? — возражал Гунар. — Антуг один из нас, он родился и вырос в Рудниках, и он, и Луиза — наши дальние родственники.

— Когда речь идёт о Бастинде, каждый сам за себя. Разве ты не знаешь, на что она способна? Наш долг — защищать деревню, защищать наши семьи, — Хармалет почти кричал. — Я не хочу, чтобы один из волков, караулящих деревню, напал на моих детей!

— Чушь, — фыркнул один из шахтёров. — Если бы Бастинда хотела, чтобы Антуг работал над чудовищем под её присмотром в Фиолетовом городе, она бы приказала ему переселиться туда. Но он здесь, а значит, если мы попытаемся его выгнать, волки могут помешать.

Дальше Фрегоза слушать не стала. Надеясь, что её не заметили, она рванула домой, по дороге расплескав половину набранной воды.

— Папа! — воскликнула Фрегоза, вбежав в сарай. — Соседи хотят выгнать нас из деревни!

— Что?

Выслушав рассказ Фрегозы, Антуг пришёл в ярость.

— Я всю жизнь прожил в Рудниках. До этого здесь жили мой отец, дед, прадед! Я подарил деревне четырёх механических лошадей, облегчив работу в шахтах. Какое право они имеют выгонять меня?! — кричал он, размахивая отвёрткой. Взгляд мастера упал на недоделанное туловище железного чудовища, и он немного успокоился. — Ничего. Мне осталось совсем немного работы — закончить туловище, прикрутить к нему голову и конечности. Пожалуй, если не спать, за три дня управлюсь… Тогда сельчанам будет нечего бояться. Иди домой, дочка, и ничего не бойся. Передай матери, что ночевать я не приду.

Фрегоза кивнула и, бросив испуганный взгляд на клыкастый оскал железной головы, вышла из сарая.

Два дня прошли спокойно. Антуг не выходил из сарая, Луиза, принося ему пищу, только вздыхала, глядя на осунувшееся лицо мужа. Драмар работал в мастерской, Фрегоза боялась выйти за калитку, но от соседей всё равно ничего не было слышно — похоже, они всё ещё не могли прийти к согласию.

На третий день Драмар проснулся от того, что закашлялся. Разлепив глаза, он обомлел: в комнате было полно дыма, проникавшего в неё из открытой форточки! Кое-как натянув штаны, он выскочил в коридор, где чуть не столкнулся с матерью.

— Что происходит, откуда дым? — непонимающе спросила Луиза, зевая.

Драмар развёл руками и распахнул дверь на улицу. В тот же миг его сердце ёкнуло: горел сарай, где отец собирал железное чудовище. Половина покрытой соломой крыши уже рухнула, языки пламени жадно лизали остатки кровли.

— Пожар! Фрегоза, беги за помощью, мама, неси воду! Я постараюсь вытащить отца, если он не выбрался сам.

Перебежав двор, Драмар попытался распахнуть дверь сарая, но не тут-то было. Дверь открывалась внутрь и что-то мешало ей изнутри. Тем временем огонь пожирал стены, старые доски трещали и медленно рассыпались в труху.

— Отец! — не было ответа. Недолго думая, Драмар схватил топор для колки дров и изо всех сил обрушил его на дверь. Раз, два, три… Драмар закашлялся от попавшего в лёгкие дыма, но дело было сделано — дверь обрушилась после третьего удара. Оказалось, что открыться ей мешала тяжёлая голова железного чудовища, каким-то образом прикатившаяся к двери.

Отшвырнув голову топором, Драмар нырнул в глубину сарая. То и дело спотыкаясь о куски рухнувшей крыши, он добрался до середины, где, придавленный тяжёлым металлическим туловищем, лежал без сознания его отец.

Драмар упёрся в железную тушу обеими руками и толкнул её. Громадина весила несколько пудов, жгла руки и не хотела поддаваться. Сжав зубы, Драмар навалился на неё всем телом и каким-то чудом сумел сдвинуть, а затем, не мешкая, вытащил Антуга из горящего сарая. И вовремя. Спустя несколько секунд с треском и грохотом рухнула вторая половина крыши. Над сараем взметнулся ввысь густой дым.

Со всех концов деревни сбегались односельчане. Не все откликнулись на крики Фрегозы, но большинство было здесь. Одни тащили вёдра с водой, другие лопаты, третьи тянули от колодца насос. Общими усилиями за час пожар был потушен.

Драмар не принимал участия в тушении. Отдышавшись, он поднял отца и, дотащив того до кровати, понял, что дело плохо. Почти всё тело Антуга покрывали ожоги, рёбра на левом боку были сломаны, ноги изогнулись под неестественными углами, из ран на груди и спине текла кровь. И, что хуже всего, дыхания было не слышно.

Вспомнив, как шахтёры с рудника откачивали пострадавших во время обрушения штольни, Драмар попытался сделать отцу искусственное дыхание. Антуг закашлялся и пришёл в себя.

— Драмар… — прохрипел он и застонал.

— Отец, что случилось?

— Я заснул от усталости и, похоже, опрокинул свечи, — Антуг попытался улыбнуться. — Глупо… Но теперь я умру, и Бастинда не получит своё чудовище... — он слабеющей рукой схватил Драмара за локоть. — Сын, обещай, что, если я умру, ты уничтожишь лошадей и чудовище. Они не должны достаться Бастинде, никто не должен понять их устройство и продолжить мою работу.

— Не говори так! — Драмар пришёл в ужас от слов отца и в ещё больший — от собственной беспомощности. — Ты не умрёшь, я не позволю.

— Обещай, — прохрипел Антуг.

— Обещаю, — пробормотал Драмар. — Скажи, как помочь тебе?

— Надеюсь, тебе не придётся делать такой сложный выбор, как мне… Воды, принеси воды.

— Да, хорошо! — Драмар бросился на кухню.

Пока он бегал за водой, Антуг умер.

* * *

Пожар потушили быстро. К полудню на месте сарая остались лишь обугленные доски, посреди которых виднелся почерневший остов так и недоделанного железного чудища.

Мигуны, участвовавшие в тушении, разбрелись по домам, испуганно косясь на пепелище. Луиза и Фрегоза, обнявшись, плакали на крыльце. Драмар молча просидел у тела отца до самого вечера, пока не пришёл староста Гунар и не велел готовиться к погребению.

Антуга хоронили на следующий день. Жители деревни шли за гробом к деревенскому кладбищу мрачные, женщины плакали, дети испуганно жались к родителям. Погода соответствовала происходящему — небо заволокли тяжёлые тучи, лил дождь.

Из пелены дождя появились три волка и остановились неподалёку от похоронной процессии.

— Что происходит? — рявкнул один из них.

Гунар с ненавистью взглянул на хищников.

— Хоронят мастера Антуга. Он погиб, выполняя приказ вашей повелительницы.

Волки потрясённо переглянулись и поспешили прочь из деревни. Драмар долго смотрел им вслед, и его сердце сжималось от боли. Как бы хотел он взять топор и убить серых приспешников колдуньи! Но вместо одного убитого волка пришли бы трое новых. Не родился и, должно быть, никогда не появится на свет человек, способный перебить всю стаю.

Деревянный ящик с телом Антуга опустили в вырытую могилу и начали забрасывать землёй. В голове Драмара копошились невесёлые мысли. «Неужели власть колдуньи над Мигунами будет вечной? Неужели лишь умирая, мы становится свободными от её воли?». Он вспоминал отца, его звонкий смех, сильные руки, вспоминал часы, которые они проводили вместе в мастерской в те далёкие дни, когда Антуг учил его своему ремеслу — и сердце Драмара наполнялось болью. Он знал, что в смерти его отца виновата Бастинда — она и страх Мигунов перед её могуществом. Как никогда раньше Драмару хотелось хоть что-нибудь изменить, но он ощущал полное бессилие.

В двух шагах от Драмара плакала мать, держа за руку Фрегозу, и казалось, на всём земном шаре не осталось места, где можно спокойно радоваться жизни.

После похорон Драмар направился к пепелищу и, разбросав в сторону горелые доски, принялся разбирать железное чудовище. Потребовалось несколько часов, чтобы понять, как именно это сделать, но к концу дня Драмар справился и свалил груду деталей и обломков в кучу железного лома неподалёку от кузницы. Затем Драмар взял ключ, которым его отец заводил железных лошадей, и направился в сарай у рудника. Кони приветствовали его удивлённым ржанием.

— А где мастер Антуг? — спросила Вторина, самая бойкая из механических созданий. Драмар понял, что им неизвестно о смерти его отца.

— Он занят, — пришлось соврать. — Я пришёл смазать вас и вывести на работу.

Антуг всегда отключал лошадей, когда смазывал их. Они не заподозрили ничего, когда Драмар одну за другой обездвижил всех четырёх. Затем он разобрал лошадей на части и отнёс детали на свалку. Теперь никто, даже он сам, не сумел бы собрать их заново.

Пока Драмар работал, в его памяти всплывали картины прошлого. Его отец, демонстрирующий односельчанам Первину… Он сам, ночью ведущий на рудник Третину… Четверина, которую они собрали вместе.

Больше у Драмара не было ни отца, ни механических лошадей. Антуг умер, и всё, над чем он работал, умерло вместе с ним.

* * *

Исполнив последнюю волю отца, Драмар вернулся домой. Смутная тревога не покидала его. Казалось, что так дело закончиться не может.

Предчувствие не обмануло Драмара. Не прошло и двух дней после похорон, как стая волков Бастинды снова окружила дом Антуга.

— Что вам надо? — осведомился Драмар, выходя на крыльцо. — Мой отец умер, некому делать для правительницы железное чудовище.

— Так уж и некому? — пасть вожака расплылась в кошмарной ухмылке. — Разве Антуг не передал тебе секреты своего ремесла? Отправляйся с нами и исполни приказ госпожи, который не выполнил твой отец! Иначе твои мать и сестра умрут в мучениях!

«Надеюсь, тебе не придётся делать такой сложный выбор, как мне» — вспомнились Драмару слова отца. А был ли он, этот выбор? Стоя перед вожаком, Драмар почувствовал, что выхода нет. Что ему делать — сопротивляться? Его убьют, мать и сестру убьют, а сделать железное чудовище Бастинда поручит кому-нибудь другому, в Фиолетовой стране не так уж мало искусных механиков, хоть они и уступают его отцу. Исполнить приказ? И получить в награду вечную ненависть земляков, дать Бастинде оружие для уничтожения и запугивания сотен людей. Бежать? Но куда и дадут ли? Повеситься, лишь бы не исполнять волю Бастинды? Не выход, мать его смерть не перенесёт…

Юноша с ненавистью смотрел на хищников.

— Я отправлюсь к Бастинде — хотя бы для того, чтобы посмотреть в глаза той, из-за кого умер мой отец!

* * *

Путь в столицу занял четыре дня. Драмар шёл по дороге, превратившейся от дождя в грязное месиво, а волки трусили по обочинам, не спуская с него хищных глаз. Ночевать приходилось в степи под открытым небом, Мигуны в попадавшихся на пути деревнях разбегались по домам, запирая двери и ставни, едва завидев волчью стаю.

Фиолетовый город оказался большим поселением на берегу одной из немногих речек Страны Мигунов. В нём были как крепкие дома зажиточных жителей, так и ветхие лачуги бедняков. Дворец правительницы стоял на окраине города, окружённый высокой стеной с острыми гвоздями наверху. Драмар удивился. Зачем Бастинде стена, если вся Фиолетовая страна дрожит от одного упоминания её имени? Кого она боится, может быть, Гудвина или других волшебниц? Но вопрос остался без ответа. Волки вели его внутрь.

В окна Фиолетового дворца едва проникал дневной свет, и в большом зале царил полумрак. Бастинда восседала на троне, по обеим сторонам от которого стояли серые волки. На колдунье было лиловое платье, голову венчал изящный золотой шлем. Отсутствующий правый глаз Бастинды закрывала повязка, а левый с презрением взирал на Драмара.

— Итак, Мигун, ты должен исполнить мою волю, — голос Бастинды был подобен грому небесному. — Создай из железа самое страшное чудовище, которое только может быть, с множеством острых смертоносных когтей, рогов и клыков. Пусть оно будет неуязвимым и ужасающим, пусть оно служит мне верой и правдой, пусть все в Волшебной стране трепещут при его виде! Пусть моя сестра Гингема и эти глупые феи Стелла с Виллиной наконец поймут, кто самая сильная волшебница в пределах Кругосветных гор!

— Я не стану ничего делать для тебя, — Драмар отвечал тихо, но твёрдо. — Я не настолько искусный мастер, как мой отец. Я просто не смогу сделать тебе чудовище, не хватит ни знаний, ни навыков. Но даже если бы хватило — я бы всё равно отказался. Из-за тебя погиб мой отец, из-за тебя Мигуны живут в страхе и бедности. Чудовище ты обратишь не против других волшебниц, а против беззащитных людей. Я не стану выполнять твой приказ, Бастинда!

Его сердце учащённо билось. Драмар понимал, что сказать такое Бастинде равносильно самоубийству. Но подчиниться ей не мог. Смерть отца что-то изменила — он больше не ощущал страха перед Бастиндой и её слугами.

Услышав отказ, волки зарычали, и в их рыке слышалось изумление. Должно быть, десятки, а может, и сотни лет прошли с тех пор, как Мигуны последний раз отваживались перечить Бастинде.

— Ты смел, если не сказать — безумен, — заметила Бастинда. — И ты врёшь, что не можешь сделать железное чудовище, мои слуги слышали, что ты собирал лошадей вместе с отцом. Я могла бы покарать тебя за ложь, но не стану… Всё равно ты выполнишь мой приказ, как миленький.

Колдунья сунула руку в карман и, достав серебряный свисток, дважды дунула в него.

С грохотом распахнулось окно зала, и во дворец влетело пять крупных ворон. В их когтях извивалась Фрегоза. Драмар застыл как каменное изваяние, увидев сестру. Её одежда была разодрана в клочья, по всему телу были видны синяки и кровоточащие царапины — следы от ударов клювов и когтей.

— Брат, помоги! — закричала Фрегоза.

— Как видишь, у меня есть мощное средство давления на тебя, — довольно констатировала Бастинда. — Твоя сестра останется заложницей во дворце. Мне как раз требуется новая кухарка. Тебе придётся исполнить мою волю, Мигун. Даю тебе срок в две недели. Если через четырнадцать дней ты не сделаешь для меня железное чудовище — твоя сестра навсегда останется в Фиолетовом дворце. Вороны, унесите девчонку!

И крылатые слуги колдуньи вылетели из окна, унося с собой Фрегозу.

Драмар повернулся к Бастинде.

— Я сделаю то, что ты хочешь. Но помяни моё слово, ведьма, — однажды ты потеряешь свою власть, и всё зло, которое ты причинила Мигунам, обратится против тебя!

— Возможно, — усмехнулась колдунья. — Но что тебе будущее, которого ты не увидишь? Сегодня я властительница, а ты — мой раб. Так будет до самой твоей смерти. Волки, проводите этого наглеца в его деревню.

* * *

Рудники встретили Драмара угрюмым молчанием. Казалось, деревня вымерла — несмотря на хорошую погоду и разгар дня, на улицах не было видно никого.

Весь обратный путь от Фиолетового города до родной деревни Драмар боялся того, что вороны могли сделать с его матерью. Луиза не стала бы спокойно смотреть, как уносят Фрегозу, она попыталась бы сопротивляться. Вернувшись, Драмар увидел, что дом пуст. Ни в одной из комнат Луизы не было.

— Драмар! — у ограды показался Мортен. Он махал рукой, призывая идти за ним.

— Мортен, что случилось здесь? — с надеждой спросил Драмар.

— Идём.

Они шли по пустым улицам, навстречу попалось лишь несколько кур. Постепенно Драмар понял, куда его ведёт Мортен — и его сердце сжалось. Их путь лежал на кладбище.

«Антуг» — было выбито на каменном столбике над могилой мастера. «Луиза» — значилось на соседнем столбе. По соседству виднелось ещё несколько свежих могил.

— Через три часа после того, как ты ушёл с волками в столицу, в Рудники прилетела стая железноклювых ворон, — заговорил Мортен. — Они напали на Фрегозу, стиравшую бельё у ручья, и подняли её в воздух. Твоя мать пыталась сопротивляться, и одна из ворон ударом клюва размозжила ей голову. Я видел, как это произошло. Когда погибла Луиза, у жителей деревни словно пропал страх перед слугами Бастинды. Мы любили и уважали твоих родителей. Многие схватили топоры, косы и молоты и вступили в схватку с воронами, пытаясь отбить у них Фрегозу. Одиннадцать человек погибло, включая старосту, но напрасно.

Драмар молчал, переваривая услышанное.

— Там мы закопали мёртвых ворон, — Мортен указал на курган на краю кладбища. — Семерых своих слуг колдунья всё-таки лишилась. Что ты будешь делать, Драмар?

— Не знаю. Выполнить приказ Бастинды — значит, дать колдунье ещё большую мощь и, вдобавок, оскорбить память родителей и всех, кто погиб, пытаясь спасти Фрегозу. Не выполнить — погубить сестру и себя заодно.

— Наивный, неужели ты думаешь, что если ты сделаешь, как хочет Бастинда, она отпустит твою сестру и оставит вас в покое?

— А как же?

Мортен только покачал головой.

— Бастинда злая ведьма, ей всегда будет мало власти, сколько бы она ни заполучила. Сделаешь одно железное чудовище — она оставит Фрегозу в заложниках и потребует сделать второе. Затем — третье, четвёртое, пятое. А когда у неё будет целое войско железных чудищ, достаточное для завоевания всей Волшебной страны, ты и твоя сестра станете уже не нужны колдунье. И она прикажет убить вас, чтобы ваше существование не напоминало, что она кому-то обязана своим возросшим могуществом. Уж поверь мне, я прожил долгую жизнь и достаточно хорошо изучил поведение злых колдуний…

Старик замолчал, погрузившись в воспоминания о прошлом, которого уже никто другой не помнил, и событиях, о которых мало кто слышал.

Драмар думал над его словами.

— Должно быть, ты прав. Выхода нет…

— Выход есть, — встрепенулся Мортен. — Беги, Драмар, беги как можно дальше. Волшебная страна огромна, ты сумеешь найти уголок, где можно жить спокойно.

— Но как я могу бросить Фрегозу?

— Дурень! Каково будет жить твоей сестре, зная, что ты трудишься для колдуньи или что ты погиб, отказавшись выполнять приказ или предприняв безумную попытку освободить её? Но если она будет знать, что ты жив и свободен, что ты скрылся от всевидящего ока колдуньи, то и ей в Фиолетовом дворце будет легче! Бастинде не будет смысла убивать её, если ты всё равно скроешься! Она будет уверена, что волки рано или поздно поймают тебя — и тогда ей понадобится твоя сестра, как заложник, которого можно использовать! А я постараюсь донести до Фрегозы весть о твоём побеге.

Драмар с благодарностью посмотрел на Мортена.

— Спасибо тебе. Не знаю, встретимся ли мы ещё, но я всегда буду помнить твою помощь и благодарить тебя. Прощай, Мортен.

Драмар не мешкал. Собрав походную котомку, он запер дом и направился к окраине деревни. Сгущались сумерки, вот-вот должна была наступить ночь.

«Волки Бастинды наверняка охраняют деревню, — подумал Драмар. — Как же мне пробраться мимо них незамеченным?»

Пройдя несколько домов, Драмар услышал глухое рычание. Волки поняли, что он собрался скрыться из деревни и гнались за ним.

Драмар побежал. Рычание преследовало его. Драмар обернулся и увидел, как из-за дальнего угла улицы показались два звериных силуэта с красными горящими глазами. Больше не оборачиваясь, он достиг края деревни и, запыхавшись, остановился перевести дух.

— Драмар, сюда! — послышался со стороны одного из домов женский голос.

На пороге стояла Линда, осиротевшая несколько дней назад дочка старосты.

— Скорее!

Драмар отворил калитку и вбежал в дом.

— Лезь в погреб! — Линда указала на распахнутую дверцу, ведущую в подпол, где хранились овощи.

Закрыв за Драмаром дверь, и оставив его в полной темноте среди тыкв и мешков с огурцами, она вернулась на улицу. Один из волков остановился возле забора.

— Где сын мастера?

— Пробежал мимо и скрылся в лесу, — ответила Линда недрогнувшим голосом.

Волки переглянулись и бросились бежать в указанном направлении. Постояв на пороге минуту и убедившись, что они не возвращаются, Линда распахнула дверцу подпола.

— Вылезай, — махнула она Драмару.

В темноте, вздрагивая от каждого шороха, они обогнули дом покойного Гунара и вышли к берегу ручья, протекавшего рядом с деревней. Поток воды глубиной по колено взрослому Мигуну и шириной в два-три шага брал начало в Кругосветных горах и где-то далеко на юго-западе, соединяясь с другими ручьями, впадал в Большую реку.

— Иди по ручью, вода скроет следы, и волки не смогут тебя учуять, — велела Линда.

— А как же ты? Рано или поздно волки поймут, что бегут не в ту сторону.

— Мне уже некого терять, — ответила Линда, глядя на север, где, скрытое за деревенскими домами, находилось кладбище.

Драмар не нашёлся, что на это ответить.

— Спасибо, Линда.

— Удачи.

Не оглядываясь больше ни на Линду, ни на родной дом, Драмар шагнул в прохладную воду и зашагал прочь от Рудников по дну ручья.

Своим единственным глазом правительница Бастинда видела всё, что происходило в пределах Фиолетовой страны. Покинуть владения колдуньи можно было лишь ночью, когда она ложилась спать. В тёмное время суток одинокому путнику, решившемуся бежать из страны Мигунов, не угрожали ни свирепые волки, ни железноклювые вороны, ни ядовитые пчёлы.

Немногие были готовы рискнуть и, отринув привычную жизнь, отправиться в чужие края навстречу неизвестности. Тем не менее, находились смельчаки, предпочитавшие жить на чужбине, лишь бы не оставаться под властью злой колдуньи. Одних манил своей красотой и славой Изумрудный город, другие отваживались пересечь Большую реку и поселиться во владениях доброй феи Стеллы, третьи держали путь на север, в таинственную Жёлтую страну. С каждым годом правления Бастинды число её подданных уменьшалось.

Беженцем стал и Драмар.

Простившись с Линдой, которой навеки теперь был обязан жизнью, он отправился в путь. К утру Рудники остались далеко позади. Следуя по течению ручья, Драмар оказался в лесистой местности, покрывавшей южную часть Фиолетовой страны. Деревья скрыли путника от взора Бастинды. Следующей ночью он достиг границы. Впереди лежали сухие земли, разделяющие Фиолетовую и Зелёную страны.

За всю свою прежнюю жизнь Драмар никогда не уходил так далеко от дома. Его детство и юность прошли в Рудниках, и невозможно тогда было представить, что однажды он покинет родную деревню. Когда вдали показывались фиолетовые крыши селений Мигунов, сердце Драмара сжималось, и он вспоминал дом, отцовскую мастерскую, кладбище, где остались могилы родителей… Но возвращаться нельзя было. Ради Фрегозы, ради безопасности всей Волшебной страны ему следовало идти дальше.

Пространство между владениями Бастинды и Гудвина было безлюдным. Никто не хотел селиться на каменистом плоскогорье, где не росли деревья. Лишь редкие птицы проносились в воздухе над этой недружелюбной местностью.

На пятый день пути Драмару начали попадаться первые одинокие хутора с домами, выкрашенными в ярко-зелёный цвет. Их обитатели провожали его любопытствующими взглядами: не часто во владениях Гудвина можно было увидеть жителя Фиолетовой страны.

К вечеру вдали забрезжило зелёное сияние. По мере приближения оно становилось ярче. Драмар понял, что дошёл до Изумрудного города, о котором по Волшебной стране ходили сотни рассказов и слухов.

Жалкой деревенькой теперь казался Фиолетовый город Мигунов путнику, увидевшему столицу Зелёной страны. Мощные стены, сложенные из крупных кирпичей, окружали Изумрудный город. Ввысь взмывали башни, стены и крыши которых украшали изумруды, сверкавшие в лучах заходящего солнца. Изумрудами были отделаны и большие ворота. По площади город был в семь или восемь раз больше Фиолетового.

На запад от ворот уходила широкая ровная дорога, вымощенная жёлтым кирпичом. Увидев её, Драмар вздохнул. В его родную страну отсюда не было проезжих дорог.

Может быть, в Изумрудном городе пригодится умелый механик из Фиолетовой страны? Отвернувшись от дороги, Драмар позвонил в колокол, висевший над воротами. Окрестности огласил глубокий серебристый звон.

Со стуком ворота распахнулись, и перед Драмаром появился молодой человек, с ног до головы одетый в зелёное. Зелёными были и стёкла его очков.

— Добро пожаловать в Изумрудный город! Я — Страж Ворот Фарамант, — представился он, с любопытством глядя на Драмара. — Прошу вас надеть зелёные очки, без них вход в город воспрещён.

— Почему?

— Таков приказ Великого и Ужасного Гудвина, — в голосе Стража Ворот слышалось уважение. — Без зелёных очков вас ослепит великолепие Изумрудного города.

Пожав плечами, Драмар проследовал за Фарамантом в сводчатую комнату, где тот надел на него зелёные очки, защёлкнув их на замок.

— Не подскажете, где в городе можно переночевать? — поинтересовался Драмар, ощущая себя странно. Ему, человеку с нормальным зрением, никогда раньше не требовалось надевать очки.

— На соседней улице есть трактир. Вы ведь из Фиолетовой страны?

— Да.

— Насовсем в Изумрудный город? — следующий вопрос застал Драмара врасплох.

— Не знаю. Обратно в Фиолетовую страну мне путь заказан, но где остановиться… — Драмар развёл руками.

— Сбежали?

— Да.

Фарамант понимающе кивнул.

— Мои родители тоже сбежали, — сказал он. — Давно, когда я только родился. Отец услышал о Гудвине, о строительстве Изумрудного города и решил, что это шанс, и под защитой могущественного волшебника можно жить в безопасности… Я даже не помню страну, где родился.

Драмар удивлённо посмотрел на Фараманта, а затем прикусил язык. Можно было сразу догадаться о происхождении Стража Ворот по его имени! Ведь рассказывал когда-то отец, что у коренных жителей Зелёной и Голубой стран есть не только имя, но ещё и фамилия.

— Фиолетовая страна не похожа на Зелёную, — Драмар на миг прикрыл глаза и словно снова увидел Рудники, — большую её часть покрывают каменистые степи и скалы. С Кругосветных гор текут многочисленные холодные ручьи, у южной границы они впадают в Большую реку. Нет мощёных дорог. Более суровые, менее плодородные места…

«…Куда я вряд ли когда-нибудь вернусь», — закончил он мысленно.

Фарамант слушал его заворожённо.

— Знаете, а может не надо в трактир? Пойдёмте ко мне переночевать. Нечасто выпадает возможность поговорить о Фиолетовой стране с тем, кто только что оттуда. По правде говоря, за последние десять лет — впервые.

Через несколько минут Драмар и Фарамант уже сидели за столом в маленьком уютном домике (как оказалось, Страж Ворот жил в пристройке к городской стене неподалёку), принимаясь за ужин. Драмар с интересом рассматривал жилище Фараманта, отличавшееся от комнат Мигунов красивой резной мебелью, хорошими тканями узорных занавесок, общим обилием зелёного цвета.

На стене над кроватью висел портрет молодой улыбающейся женщины с ребёнком лет двух-трёх на руках.

— Это моя мать со мной, — сказал Фарамант, проследив за взглядом гостя. — Рисовал отец, когда они только поселились в Изумрудном городе — тогда ещё не полностью достроенном.

— Где они сейчас?

— Умерли, — Фарамант погрустнел.

— Мои тоже, — после пяти дней пути в полном одиночестве Драмару требовалось выговориться. Слово за слово, и он рассказал Фараманту, как и почему сбежал из Фиолетовой страны.

Фарамант слушал внимательно, мрачно кивая головой.

— Отец рассказывал мне о Бастинде, её налогах, указах и судьбе тех, кто пытался её ослушаться. Говорил, что мой прадед принимал участие в восстании, отчаянной попытке Мигунов свергнуть колдунью. Большую часть мятежников зажалили до смерти пчёлы Бастинды или растерзали волки. А потом Бастинда приказала воронам выклевать глаза членам их семей — в том числе моей прабабушке, ни в чём не виновной.

«Я помню попытки Мигунов пойти против Бастинды и сбросить её власть», — вспомнились Драмару слова Мортена. Так вот о чём говорил старик! Неужели он тоже принимал участие в том восстании?

— Поэтому отец не колебался, когда узнал о появлении Гудвина, — продолжал Фарамант. — Ему не хотелось жить в стране, где тебя в любой момент могут убить или покалечить по желанию правительницы. Он уехал сюда, в Изумрудный город, и всю жизнь мечтал, чтобы остальные Мигуны тоже стали свободными. Потому и ушёл на войну…

— На какую войну? — встрепенулся Драмар.

Фарамант выглядел изумлённым.

— На войну с Бастиндой. Когда я был маленьким, Гудвин Великий и Ужасный решил освободить Фиолетовую страну от её власти и собрал армию, в которую вступили многие Мигуны-переселенцы, такие как мои родители. Замысел был смел, только вот поход не увенчался успехом… Войско наголову разбили Летучие Обезьяны, слуги Бастинды, страшные твари, против которых бессильно даже волшебство Гудвина.

Драмар присвистнул от удивления. В детстве он много раз слышал страшную историю о захвате Фиолетовой страны Бастиндой несколько столетий назад и Летучих Обезьянах, расправившихся с королём Мигунов и его семьёй по приказу колдуньи — но, как и большинство его сверстников, считал, что это обычная выдумка. Но, оказалось, Летучие Обезьяны существуют на самом деле…

— Мой отец погиб в сражении с ними, мать умерла вскоре после этого, — закончил Фарамант. — Я устроился в помощники к Стражу Ворот, а теперь и сам стал Стражем. Нас много таких в Изумрудном городе, сирот войны. Я, дворцовый повар Балуоль, Флита с соседней улицы…

— Но почему о войне с Бастиндой не известно в Фиолетовой стране? — перебил Фараманта Драмар. — Я впервые слышу о ней.

— Гудвин после возвращения из похода запретил жителям Изумрудного города о ней рассказывать, — Фарамант понизил голос. — Ему не хочется, чтобы кто-то узнал, что даже он — самый могущественный чародей в стране — не смог совладать с Летучими Обезьянами. Здесь, в своей стране, под защитой стен и его волшебной силы мы в безопасности, но не всем стоит знать, что победить Летучих Обезьян в открытом поле не по силам и ему. Наверное, Бастинда не стала рассказывать о войне, опасаясь, что Мигуны, услышав о попытке освободить их, начнут толпами переселяться в Изумрудный город, и ей станет некем править. Самим же Мигунам было неоткуда узнать о войне — ведь армия Гудвина так и не дошла до Фиолетовой страны, её разбили на границе.

Драмар кивнул. Сказанное Фарамантом казалось правдоподобным. Похоже, и в Зелёной, и в Фиолетовой странах о печальных событиях истории вроде неудачных попыток сбросить власть Бастинды предпочитали молчать. И, как он ещё раз убедился, не появилась ещё на свете сила, способная Бастинду одолеть.

— На кого похож Гудвин? — спросил Драмар, переводя тему. О кровопролитных войнах и злых волшебницах говорить больше не хотелось.

— Его настоящего облика не видел никто уже около пятнадцати лет. После поражения в войне с Бастиндой Гудвин был настолько сердит, что заперся в своём тронном зале и не выходит оттуда. Когда кто-то приходит на аудиенцию, он превращается в самых разных зверей, птиц и рыб. Один раз его даже видели в облике мухи.

— Интересный правитель, — заметил Драмар. — Как же он узнаёт о происходящем в стране, если не выходит из тронного зала?

— Наверняка у него есть волшебные способы всё знать, — убеждённо сказал Фарамант.

Посидев ещё немного, хозяин и гость отправились на боковую. Фарамант уступил Драмару свою кровать, сам прикорнул на раскладушке у двери, откуда дважды за ночь ему пришлось вставать и, в спешке натягивая одежду, спешить к воротам. Даже в тёмное время суток в Изумрудный город прибывали люди.

Утром Драмар отправился бродить по улицам. Он шёл по широким мостовым и узким проулкам, разглядывая двух— и трёхэтажные каменные дома, у многих из которых верхние этажи нависали над нижними, фонари с масляными лампами, освещавшие город по ночам, возвышающиеся над домами сверкающие башни, дворцовый парк с фонтанами и клумбами.

Изумрудный город был красив и заслужил свою славу. Здесь можно было жить счастливо, легко и беззаботно — но, проведя на улицах Изумрудного города несколько часов, Драмар понял, что ему не хочется здесь оставаться. Слишком изящным и богатым казалось ему всё вокруг. Слишком сильно многолюдная столица Зелёной страны отличалась от его Рудников. Драмару захотелось найти небольшую тихую деревеньку подальше от проезжих дорог.

Далёкие края добрых волшебниц не привлекали Драмара. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что всё ещё идущие по следу слуги Бастинды вполне могут отыскать его в окрестностях Изумрудного города. Потому Драмар остановил свой выбор на Голубой стране. Только во владениях Гингемы, родной сестры Бастинды, которую та ненавидела пуще всех на свете, он оказался бы в относительной безопасности.

Дорога, вымощенная жёлтым кирпичом, не была опасна. Будущий Людоед ещё не спятил и не ел людей, а был простым помещиком, последним из древнего рода жевунских королей. Двух оврагов у Тигрового леса не существовало. Самих Саблезубых тигров охрана торговых караванов отпугивала факелами и копьями. С одним из таких караванов Драмар добрался до Голубой страны, ставшей его новой родиной.

За время пути он не раз вспоминал о Фрегозе. Бросая взгляд на восток, думал: «Как там моя сестрёнка? Каково ей жить в Фиолетовом дворце, день и ночь стряпая для колдуньи?». Искушение послать Фрегозе весточку с какой-нибудь птицей преследовало Драмара, но он преодолевал соблазн — ведь письмо могло подставить Фрегозу под удар.

О механиках в Голубой стране никто не слыхал, и Драмар решил наняться простым кузнецом.

Ясным прохладным утром он подошёл к окраине деревни Холмы. У колодца ему повстречался молодой Жевун крепкого телосложения, ростом чуть ли не на голову выше большинства жителей Волшебной страны.

— Парень, — окликнул его Драмар. — В вашей деревне кузнецы требуются?

Оказалось, требуются. В Холмах как раз умер один кузнец, и замены не нашлось. Его дом и кузница пустовали.

— Раз так, здесь я останусь надолго.

Разговаривая, Драмар и его новый знакомый дошли до кузницы, в которой Мигуну предстояло работать. Драмар узнал, что парня зовут Ник Свон, что он сирота, а работает деревенским дровосеком. В ответ Драмар рассказал свою историю бегства из Фиолетовой страны. Ник слушал и дивился. Внезапно он посмотрел куда-то в сторону и застыл на месте.

По улице вдоль забора шла невысокая девушка. Её пышные угольно-чёрные волосы развевались по ветру, в больших синих, как небо, глазах играли огоньки. Синее платье под цвет глаз облегало стройную фигуру, в которой, казалось, не было ни малейшего изъяна. Уж на что Драмар никогда не интересовался девушками — но загляделся на незнакомую красавицу.

Юная Жевунья прошла мимо мужчин, одарив Ника широкой, слегка лукавой улыбкой, и скрылась за поворотом.

— Кто она? — невольно вырвалось у Драмара.

Дровосек смотрел вслед девушке счастливыми влюблёнными глазами.

— Это Эми Ниммер, самая чудесная девушка в нашей деревне.

* * *

Дни полетели быстро, как птицы. Для Драмара в Холмах началась новая жизнь. Освоившись в деревне, он принялся за работу, и каждый день деревенские жители слышали звон металла, доносившийся из кузницы. Драмар был мастером своего дела, и от покупателей не было отбоя. Что он только не делал — косы, топоры, плотницкие инструменты… Однажды, решив тряхнуть стариной, смастерил механические часы и подарил их деревенскому старосте.

Кузнец быстро нашёл общий язык с жителями Холмов. Жевуны напоминали Драмару его сородичей-Мигунов — с той лишь разницей, что носили не фиолетовую, а голубую или синюю одежду, к широкополым шляпам прикрепляли бубенчики, нежно звеневшие при ходьбе, да ещё имели привычку двигать челюстями, даже когда во рту не было еды. За несколько недель он стал в деревне своим.

В свободное от работы время Драмар шёл на деревенскую площадь, где молодёжь часто устраивала гулянки с песнями и танцами.

Несколько раз Драмар видел на этих вечеринках Эми. Она редко появлялась в шумных компаниях, чаще сидела дома. От Ника, ставшего лучшим другом кузнеца, тот узнал, что Эми поселилась в деревне недавно. После того, как умерли её родители, жившие в другой деревне, девушке пришлось переехать к тётке Фриде в Холмы. Та оказалась отнюдь не доброй (по словам Ника — «сущей ведьмой») и взвалила на Эми всю тяжёлую и грязную работу по дому.

— Фрида относится к Эми не как к родной племяннице, а как к домработнице! — возмущённо рассказывал дровосек Драмару. — Только и знает, что гонять её туда-сюда весь день.

Фрида запрещала Эми видеться с парнями — очевидно, опасаясь, что кто-нибудь из них возьмёт Эми замуж, и она лишится работницы. На девушку заглядывался не только Ник, но и другие молодые Жевуны. Что ни говори, Эми действительно была первой красавицей деревни. Сама девушка всем другим предпочитала Ника.

— Ты видел, как Эми улыбается, когда встречает меня, — говорил кузнецу дровосек. — Она сказала, что я ей нравлюсь больше всех на свете! К сожалению, мы можем встречаться лишь украдкой, тайком от Фриды…

Но однажды я обязательно женюсь на Эми! Вот только поднакоплю денег, чтобы можно было прокормить двоих. Ремесло дровосека совсем не прибыльное.

Драмар слушал друга с сочувствием. Ему не приходило в голову смеяться, глядя как могучий Ник Свон, способный в одиночку свалить дуб, буквально тает при виде Эми. Кузнец никогда бы себе не признался, что часто, увидев издалека красавицу Эми, он в глубине души начинал завидовать юноше-дровосеку.

Жители Холмов по-разному реагировали на отношения Ника и Эми. Парни в большинстве завидовали Нику, девушки терпеть не могли Эми, так как она невольно отвлекала на себя внимание всех возможных женихов, а пожилые люди либо вовсе не обращали внимания на влюблённых, либо с сомнением и тревогой качали головой: «Что будет, когда о любви Ника и Эми прознает Фрида? Ох, не к добру это всё…» Тётка Эми имела в деревне плохую репутацию — по слухам, когда-то она заподозрила в супружеской измене собственного мужа и дошла до колдуньи Гингемы, чтобы избавиться от предполагаемой разлучницы. Та вскоре умерла, отравившись неизвестными грибами, а вслед за ней скончался и муж Фриды. Деревенские связывали обе смерти с колдовством и до сих пор обходили стороной могилы «жертв Фриды».

— Не иначе, как Гингема по просьбе Фриды прокляла их! — убеждали старики.

Драмар, слушая подобные истории, только пожимал плечами. Кузнецу не верилось, что простая Жевунья Фрида могла иметь дело с самой правительницей Голубой страны. Он слышал, что Гингема, в отличие от Бастинды, не имеет роскошного дворца и живёт в мрачной сырой пещере, взымая налоги пиявками, пауками и лягушками, что у неё нет свирепых вездесущих слуг вроде волков, и что гнев она предпочитает выражать с помощью ураганов, которые случались в Голубой стране каждый месяц, нанося фермерам постоянные убытки. Но, несмотря на это, Драмар не мог себе представить Гингему, злую волшебницу и правительницу целой страны, помогающей своей подданной в исполнении её прихотей. В то, что Эми и Нику может угрожать реальная опасность, если тётка девушки узнает об их встречах, он не верил.

И зря.

Четыре года прошло с того дня, как Драмар поселился в деревне Холмы.

Был обыкновенный солнечный день, когда, оставив дверь распахнутой, в мастерскую, где Драмар увлечённо работал, вбежала растрёпанная плачущая Эми.

— Что, Эми? Что случилось? — воскликнул кузнец, едва взглянув на её лицо.

— Ник… — Эми указала на дверь. — Он отрубил себе ногу.

— Как?!

Девушка опустилась на стул и зарыдала. Ничего не понимающий Драмар кинулся к дому Ника Свона.

У жилища дровосека столпились односельчане, многие женщины плакали, старики сокрушённо качали головами.

— Такой молодой — и вот… — послышался чей-то грустный голос.

Кузнец решительно протолкался через толпу и вошёл в дом. Едва он ступил на порог, как почувствовал сильный тошнотворный запах: спирта, лекарств и, как с ужасом понял Драмар, — крови и мяса.

В маленькой комнате, служившей дровосеку спальней, находилось три человека: старенький деревенский врач, его помощник и хозяин дома. Ник лежал на кровати и еле слышно стонал. Простыня была вся забрызгана кровью, а в ведре, стоявшем у кровати… Драмара чуть не вывернуло наизнанку, когда он понял, что это отрубленная нога человека. Кузнец схватился за дверной косяк, чтобы не упасть.

— Увы, пришить ногу обратно мы не сможем, — произнёс врач, отходя от кровати. — Боюсь, Ник, ты навсегда останешься инвалидом. Я не волшебник и не могу вырастить тебе новую ногу.

В его голосе чувствовались горечь и злость на своё бессилие.

— Уйдите, прошу вас, — еле слышно сказал Ник.

Врач и помощник вышли, забрав ведро с отрубленной ногой.

— Воды, — попросил Ник.

Пока он пил, кузнец приподнял покрывало и осмотрел рану. Нога дровосека была отрублена почти у самого бедра.

— Как такое случилось? — еле вымолвил потрясённый Драмар.

— Сам не знаю. Я, как всегда, рубил дерево. Топор застрял, я дёрнул его слишком сильно, выронил и… — Ник замолчал. — Как теперь жить? Зачем? Я собирался жениться на Эми — но одноногий я не только её, себя прокормить не сумею! Стану обузой для жителей деревни. Кому нужен инвалид?

Кузнец молчал. Жизнь в Голубой стране, как и в Фиолетовой, была тяжёлой, пропитание добывалось собственным трудом. Те немногие инвалиды, которых знал Драмар, рано или поздно умирали от голода, либо существовали благодаря большому количеству родственников. У Ника Свона родни не было.

— Эми меня теперь разлюбит, — убеждённо сказал дровосек.

— Не разлюбит. Эми добрая девушка, и ты нужен ей, несмотря ни на что.

— Даже если так — теперь я не то, что до её дома, до калитки дойти не смогу. Никто не вернёт мне ногу, ни один волшебник…

— Не обязательно быть волшебником, чтобы совершить чудо. Иногда достаточно просто очень сильно захотеть.

Драмар сам не знал, почему он вдруг произнёс эти слова, услышанные от отца в далёком детстве.

— Что ты имеешь в виду?

Кузнец внимательно посмотрел на Ника. В самом деле, почему, если Антуг мог сделать живую механическую лошадь, его сын не сможет изготовить всего лишь механический протез?

— Жди. Я сделаю тебе новую ногу.

Всю ночь кузнец Драмар не смыкал глаз. Запершись в кузнице, он стучал молотом, работал напильником, сверлил и изгибал листы железа, вытачивал на станке шестерёнки и гайки. Когда забрезжил рассвет, он приступил к сборке. Лишь в полдень усталый мастер позволил себе присесть и одним залпом осушить стакан воды. Перед ним на столе лежало изделие, которое по праву можно было назвать величайшим достижением механики Волшебной страны — металлическая нога человека. Драмар изготовил её из отборного железа, снабдив внутренним механизмом, позволявшим ноге сгибаться в колене и у стопы.

— Ты будешь ходить, Ник Свон, — провозгласил кузнец, входя в жилище дровосека. — И даже бегать!

Тот смотрел на изделие Драмара с сомнением — и надеждой.

— Хорошо бы это было правдой…

Через несколько дней, когда раны зажили, кузнец снова навестил Ника. На лице дровосека отразился страх, когда Драмар прикрепил протез к его ноге и приказал встать, но всё же Ник поднялся с кровати, держась за протянутую руку Мигуна. К его удивлению, нога прекрасно его слушалась и, казалось, была частью организма.

— Спасибо, ты настоящий друг, — сказал Ник, обнимая Драмара. — Теперь я не стану зависим от других. Вчера я понял, что хуже этого на свете нет ничего.

Драмар улыбнулся.

Кузнец и дровосек вышли на улицу. Навстречу им спешила Эми.

— Ник, ты ходишь! — закричала девушка и, бросившись на шею жениху, крепко его поцеловала.

— Благодари Драмара, он настоящий волшебник…

— Я не волшебник, — усмехнулся кузнец. — Просто я хорошо знаю своё дело.

* * *

Следующий день выдался пасмурным. Проливной дождь заставил жителей деревни сидеть в своих домах, коротая время за разговорами.

Драмар работал в кузнице, мурлыкая себе под нос незамысловатую мелодию. Настроение у него было превосходное.

Ближе к вечеру скрипнула дверь, на пороге показался Ник Свон и в нерешительности остановился.

— Заходи, садись. Что, пришёл ещё раз поблагодарить за железную ногу? Лучше расскажи, когда будет ваша с Эми свадьба.

— Свадьба? — переспросил Ник. — Её не будет.

— Это почему же?

— Сам подумай: как может инвалид жениться на такой красавице?

Драмар разозлился.

— Я для кого железную ногу делал? Ходить можешь? Работать можешь? Так не говори, что ты инвалид. Эми любит тебя, как и прежде. Более того, о ваших чувствах теперь знает вся деревня! Как же ты вдруг на ней не женишься?

— Я не могу, — только и ответил Ник.

— Разве ты сам не любишь Эми?

— Люблю. Но… я боюсь, что она будет со мной несчастлива.

— Дурак! — в сердцах сказал кузнец. — Ты у неё-то об этом спросил?

Ник поднялся и холодно посмотрел на Мигуна.

— Спасибо за ногу, Драмар. Ты вернул мне возможность ходить и зарабатывать себе на хлеб. Но в своих отношениях с Эми я разберусь сам, — и вышел из кузницы под дождь.

Драмар мрачно посмотрел ему вслед.

— Эх, парень, не доведут тебя до добра твои страхи. Был бы я на твоём месте — давно бы уже женился на Эми…

На миг в голове кузнеца возникла картина: он, а не Ник, ведёт Эми под руку к деревенскому старосте, и тот объявляет их мужем и женой. Играет музыка, односельчане пируют за столами, накрытыми под открытым небом, танцуют и поют. Наступает вечер, и Драмар остаётся с Эми вдвоём…

Кузнец отогнал навязчивые грёзы и принялся за работу.

* * *

Два дня прошли тихо, а на третий…

Драмар шёл к колодцу, когда услышал разговор двух старушек.

— Ник Свон отрубил себе топором вторую ногу! Наверняка его топор заколдован.

— Это всё Гингема. Фрида ходила к ней и просила извести Ника, чтобы он не женился на Эми.

Кузнец помчался к дому дровосека.

У крыльца столпились односельчане. Здесь была и Эми. Ник лежал на кровати, бледный как смерть.

— Драмар! Ты сделаешь мне вторую железную ногу?

— Сделаю, — мрачно ответил кузнец. — Как ты умудрился оттяпать себе настоящую?!

— Топор отскочил от дерева, и…

В прихожей Драмар внимательно осмотрел инструмент дровосека. С виду обычный, топор уже дважды наносил хозяину тяжёлые увечья. Неужели он заколдован?

— Эми, можно тебя на пару слов?

Драмар отошёл за угол вместе с удивлённой девушкой. Кузнец долго колебался, сказать ей о слухах, гуляющих по деревне, или нет.

— Эми, топор Ника заколдован. Твоя тётка Фрида ходила к колдунье Гингеме и попросила её извести Ника, чтобы он не смог на тебе жениться. Должно быть, Фрида отнесла Гингеме очень большую корзину пиявок, раз та согласилась.

— Что ты такое говоришь! — искренне возмутилась Эми. — Моя тётя? Пошла к Гингеме?

— Об этом твердят все жители деревни, — Драмар начал жалеть, что затеял этот разговор.

— Ах, жители деревни? Кто — полоумные молокососы или дряхлые старухи? И ты им веришь? Нет, конечно, моя тётя не святая, но бездоказательно обвинять её в тяжком преступлении, в сговоре с Гингемой?! Люди, какие же вы злые…

— Но, Эми…

— Ничего не желаю больше слышать! — сказала девушка так, что Драмар попятился. — Я выйду замуж за Ника, будь у него одна железная нога или две.

«Сомневаюсь, что он захочет, чтобы ты вышла за него», — подумал Драмар, но вслух не сказал ничего.

Вторую железную ногу кузнец изготовил значительно быстрее первой. Если в прошлый раз он волновался — вдруг забудет нужную деталь или ошибётся при сборке, то теперь хорошо понимал, что и как делать.

Когда Ник встал и прошёлся по комнате, ступая двумя металлическими ногами, Эми захлопала в ладоши.

— Теперь снова всё хорошо! — заявила она. — Ник, когда мы поженимся?

— Эми, посмотри на меня! Я наполовину сделан из железа. Разве нужен тебе такой жених?

— Ты нужен мне любой. Что с того, что наполовину из металла? Мы сэкономим на сапогах и брюках…

Шутка получилась неудачная. Дровосек смотрел на Эми так, что стало ясно — она сморозила глупость.

— Ты ещё смеёшься надо мной?

— Ник, я ничего такого не хотела…

— Убирайся! — рявкнул Ник.

Эми заплакала и ушла. Драмар, ставший невольным свидетелем этой сцены, только развёл руками.

— Зачем ты обидел Эми? Она любит тебя!

— И зря. Разве стоит любить наполовину человека? — Ник мрачно смотрел на себя в зеркало.

Кузнецу только и оставалось, что плюнуть и уйти следом за Эми.

* * *

Весь следующий день работа у Драмара не ладилась. Он слышал от соседей, что Ник Свон снова отправился в лес, взяв с собой топор. Тревога охватила кузнеца. Каждую минуту он ожидал страшной вести.

Прошёл час, другой, третий. Минуты ползли медленно, как улитки. Драмар мерил шагами кузницу, не находя себе места.

Уже вечерело, когда в кузницу вбежала Эми и упавшим голосом поведала, что на этот раз Ник остался без левой руки.

— Это Фрида ходила к Гингеме и попросила её заколдовать твой топор, — сказал дровосеку Драмар, принеся ему третью железную конечность. — Старуха хочет расстроить твою свадьбу с Эми. Выбрось топор, иначе скоро без головы останешься!

— Топор незачем выбрасывать, — бесцветным голосом ответил Ник. — Фрида добилась своего. Я уже наполовину из металла, и никогда не буду с Эми. Ей нужен жених, у которого на месте будут и руки, и ноги. Одной железной конечностью меньше, одной больше — какая разница? Уйди, Драмар, оставь меня в покое.

Этой ночью кузнецу не спалось, он ворочался из стороны в сторону и сумел задремать лишь под утро.

Не спалось и Эми, девушка всю ночь горько плакала в подушку.

Но дровосек продолжал работать, а колдовство, наложенное на топор, продолжало действовать.

Жители Холмов не вмешивались. Большинство знали — или догадывались — что дело в топоре, и многим приходило в голову его уничтожить. Но одни боялись, что, пойди они против Гингемы, колдовство обратиться против них, другие считали, что Ник обречён, так как правительница наверняка найдёт множество иных способов ему навредить. К сожалению, так считал и сам дровосек, никак не пытавшийся себя обезопасить.

Когда Ник остался без правой руки, Драмар молча заменил её железной, стараясь не смотреть на зарёванное лицо Эми.

Прошло два дня — и девушка прибежала к кузнецу, крича, что топор снёс голову её возлюбленному.

— Он умер, да? Скажи, он умер?

Кузнец находился перед непростым выбором. Ответить «да» и навсегда прекратить мучения Ника и Эми или попытаться сделать железную голову? Не факт, что, даже приделав её к туловищу дровосека, он сумеет оживить Ника.

Драмар не мог ответить точно, получится у него или нет. Эми смотрела на него так, словно он был волшебником, самим Гудвином Великим и Ужасным, и мог творить невиданные вещи.

Что он мог ответить в тот миг? Что он не бог, и не Гудвин, и оживлять обезглавленных ему не по силам? Но если металлическая голова поможет спасти дровосека? Как же плохо быть ни в чём не уверенным.

Лицо Эми светилось надеждой, и ради неё Драмар был готов рискнуть.

— Я сделаю всё, что смогу.

Железная голова, нос, глаза, рот… Всё это должно было двигаться, передавая мимику. Воссоздать из железа сотни мельчайших мышц, пронизывающих лицо человека? Позже Драмар сам не мог понять, как сумел это сделать. Его словно вела некая незримая сила, подсказывающая, как правильно. За всю свою жизнь кузнец не брался за столь сложную работу.

Несмотря на все тревожные ожидания, Ник ожил. Вращая железной головой, дровосек подошёл к зеркалу.

— Кто это? Это я? Я не узнаю себя…

Его голос изменился. Металлические связки извлекали совсем не тот звук, что человеческие. Звонкий юношеский голос сменил гулкий механический бас.

Эми плакала, забившись в угол комнаты, а Драмар мучительно размышлял, стоило ли делать то, что он сделал.

Колдовство Гингемы не закончилось. На следующий день топор разрубил пополам туловище дровосека.

— Ты сможешь его оживить?

«Тот же вопрос, — подумал Драмар, глядя на Эми. — Сегодня я слышу его в последний раз».

— Да. Всего-то и нужно, что сделать железное туловище и прикрепить к нему на шарнирах руки, ноги и голову. Вместо нервов будут бесчисленные шестерёнки, колёсики, передачи… Но одной вещи я сделать не смогу.

— Какой?

— Сердца, Эми, — как горько кузнецу было признаваться в собственном бессилии! — Ни одна металлическая деталь не заменит живого человеческого сердца, способного любить.

Девушка понурилась.

— Я буду любить его, даже если он останется без сердца.

В этот миг кузнец Драмар позавидовал Нику Свону.

* * *

Минуло два дня, полных тяжёлой работы — и вот настал час, когда Ник Свон стоял в кузнице Драмара, целиком сделанный из железа.

Мигун сам не знал, радоваться ли. С одной стороны, его труд завершён — дровосек ожил. С другой… нужна ли была жизнь машины тому, кто совсем недавно был человеком?

— Пусто в груди, — глухо сказал Ник, поднося ладонь к тому месту, где у обычного человека находится сердце. — Почему не бьётся сердце?

— Прости, Ник, я не сумел сделать его.

— Жить без сердца? Как же я буду жить без сердца? — на щеке Ника что-то заблестело, и кузнец понял: из металлических глаз текли настоящие слёзы! — Мне больше не нужно дышать, не нужно есть и пить, — продолжал дровосек. — Как раз наоборот — вода для меня опасна. Разве человек я теперь? Разве я тот Ник Свон, которым был раньше?

— Да, — ответил Драмар.

— Нет! — в голосе механического человека звучала невыносимая боль. — Я уже не человек, не Ник Свон. Прежнее имя мне больше не подходит. Железный Дровосек — вот кто я с этого дня. Бессердечный холодный металлический истукан, которого никто никогда не полюбит. Зачем ты оживил меня, Драмар? Почему не дал умереть человеком?

Железный Дровосек, плача, смотрел на своего создателя, и тому от этого взгляда хотелось провалиться сквозь землю.

— Я оживил тебя ради Эми. Она просила об этом. Девушка жить без тебя не может.

— Эми? — Ник грустно улыбнулся. — Позови её.

— Она здесь, — хмуро ответил Драмар.

Эми в самом деле всё это время стояла за дверью, вслушиваясь в разговор.

— Ник, зачем ты так? Не говори, что ты никому не нужен, и никто тебя не полюбит. Я люблю тебя!

— Ты сама не понимаешь, что говоришь, Эми. Ты любила меня прежнего, но я уже не тот. Механическая кукла — вот кто я теперь. Железный Дровосек… Ты никогда не будешь счастлива со мной. Тебе нужен муж из плоти и крови. Когда-то ты обещала выйти за меня замуж. Я возвращаю тебе твоё слово. Эми, ты свободна.

— Нет! — в голосе Эми слышалась паника. — Я хочу быть с тобой!

— Ты не будешь со мной. Завтра я навсегда уйду из Холмов, чтобы не мешать тебе жить. Драмар, ты не мог бы сделать мне новый топор целиком из металла? Прежний будет слишком лёгок для меня.

— Да, конечно, — кивнул кузнец.

— Я буду ждать.

Железный Дровосек вышел из кузницы, даже не взглянув на застывшую у стены Эми.

Девушка посмотрела ему вслед широко открытыми глазами, затем вдруг покачнулась и упала на пол.

— Эми! — вскрикнул Драмар.

Ни звука в ответ. Девушка лежала неподвижно, как мёртвая.

Испуганный кузнец бросился к ней, еле-еле нащупал пульс и облегчённо вздохнул. Эми дышала.

Драмар поднял девушку на руки и понёс к своему дому.

Год прошёл с тех пор, как Ник Свон покинул деревню Холмы.

Большую часть этого года Эми Ниммер тяжело болела. Придя в себя в доме Драмара, девушка почувствовала необъяснимую слабость во всём теле. Эми тошнило после каждого приёма пищи, а по всему телу появилась мелкая красная сыпь.

Обеспокоенный кузнец позвал врача, и тот, осмотрев Эми, заявил, что она подхватила неизвестную заразу.

— Пережитые потрясения ослабили её, вот она и заразилась чем-то вроде лихорадки, — объяснил врач Драмару. — Я сталкивался с подобными болезнями и думаю, что сумею её вылечить. Так что пойду готовить лекарства, а вы пока напоите Эми ромашковым чаем — жидкости, к счастью, её желудок не отвергает.

Однако, он ошибся. Болезнь Эми затянулась, и причиной тому были не плохие лекарства, а то, что больная словно и не хотела выздороветь. Единственный вопрос, который она задала после обморока, был: «Где Ник?». Узнав, что её жених уже покинул деревню, девушка замолкла. День и ночь Эми лежала в постели, глядя в одну точку, а когда Драмар пытался заговорить с ней, повторяла одну и ту же фразу:

— Оставь меня в покое, Драмар.

Кузнец уходил в мастерскую и пытался занять себя делом, но работа не ладилась. Из его головы не выходил образ Эми, прежде весёлой и жизнерадостной, а теперь унылой, больной и нежелающей жить.

Долгих семь месяцев Драмар вместе с врачом ухаживал за Эми, поил её лекарствами, кормил. Она не проявляла к жизни ни малейшего интереса, казалось, перестань Драмар заботиться о ней — Эми ляжет на кровать и больше не сдвинется с места, так и умрёт, не принимая ни воды, ни пищи.

И эта перспектива пугала кузнеца больше, чем стая волков Бастинды.

Несколько раз приходила Фрида и спрашивала, как здоровье Эми. Получив в пятый раз ответ «всё ещё больна», тётка заявила, что больная племянница ей не нужна.

Однажды вечером Драмар услышал, как Эми тихо плачет, уткнувшись носом в подушку. Врач, узнав об этом, обрадовался.

— Плакать полезно, — сказал он кузнецу. — Если Эми заплакала — значит, она на пути к выздоровлению.

И действительно, с этого дня Эми пошла на поправку. Скоро она уже сама ела, могла дойти до окна, не держась за руку Драмара, а кожа девушки приобрела естественный цвет.

И хотя Эми по-прежнему молчала и грустила, врач, осмотрев Эми, нашёл её полностью здоровой.

Девушка продолжала жить в доме кузнеца. Несколько раз она порывалась вернуться к своей тётке Фриде, говорила Драмару, что не хочет быть обузой, но всякий раз тот уговаривал её остаться. За время её болезни кузнец так привык к Эми, что уже не представлял, как можно жить, не видя её каждый день.

По деревне поползли слухи, что у Драмара и Эми любовная связь, но на самом деле ничего подобного не было. Когда наступал вечер, и Эми уходила в свою комнату, Драмара не раз подмывало войти к ней, обнять её, поцеловать… Но кузнец сдерживал себя. Через стенку он часто слышал, что Эми по ночам плачет и повторяет одно и то же имя: «Ник!».

«Она любит его, а не меня», — грустно думал Драмар. — «И всегда будет любить».

Мрачный и злой, кузнец шёл в мастерскую и пытался занять себя каким-нибудь делом.

Часто Драмар видел, как Эми ходит на опушку леса и спрашивает у птиц, не знают ли они что-нибудь о Железном Дровосеке. Каждый раз девушка возвращалась ещё печальнее, чем обычно. Никаких вестей о Нике Своне не было.

Но однажды новости, принесённые птицами, заставили радостно встрепенуться не только Эми, но и всю деревню. Правительница Голубой страны злая волшебница Гингема погибла, раздавленная домиком феи Элли.

Такого праздника, как в этот день, у Жевунов не было никогда. Сельчане весь день пели и плясали. Прямо под открытым небом накрыли длинные столы. Наконец-то жители Голубой страны стали свободны.

Только один человек в деревне не праздновал вместе с остальными — Фрида. Старуха заперлась в своём доме и на приглашения присоединиться к пиру отвечала отказом. Похоже, тётка Эми всерьёз горевала из-за смерти Гингемы.

Фриде не дано было надолго пережить свою покровительницу. Старуха умерла через неделю после колдуньи.

Кузнецу Драмару пришлось расстаться с Эми. Девушка собрала вещи и переехала в дом тётки, который отныне принадлежал ей.

* * *

Прошло два года, тихих и безмятежных. Драмар продолжал работать в кузнице. От птиц он узнал, что его родина, Фиолетовая страна, тоже стала свободной. Бастинду, как и Гингему, уничтожила фея Элли.

Большей радости кузнец не испытывал с тех пор, как вместе с отцом собрал механическую лошадь. Драмару хотелось вернуться в страну Мигунов, разыскать Фрегозу, узнать, жив ли старый Мортен, увидеть ещё раз родные Рудники.

Но в Холмах оставалась Эми Ниммер, которой, считал Драмар, он нужнее, чем Фрегозе.

Драмар редко встречал Эми на деревенских улицах. Невеста Железного Дровосека, как её называли теперь односельчане, вела жизнь затворницы и практически не общалась с людьми. Когда Эми выходила из дома, на её лице всегда можно было увидеть одно и то же выражение — грустное и отрешённое. Девушка словно пребывала где-то далеко, а происходящее рядом её не интересовало. Эми перестала следить за внешностью, появлялась в людных местах с грязными спутанными волосами, в рваном платье. Часто она вообще носила месяц одну и ту же одежду, забывая менять и стирать её. Эми уже нельзя было назвать первой красавицей деревни, она исхудала, под глазами появились мешки. Все её сверстницы давным-давно вышли замуж, а к Эми не сватался никто.

Те, кто заходил в дом девушки, говорили, что в нём царит беспорядок: вещи разбросаны по комнатам, углы заросли паутиной, оконные стёкла в грязных разводах. Эми расхотела жить, и такие мелочи, как стирка и уборка, её не интересовали. Жители деревни удивлялись, как она ещё не забросила огород и не умерла с голоду.

«Вот до чего доводит несчастливая любовь!» — качали головой женщины.

Драмар несколько раз пытался поговорить с Эми, но каждый раз слышал одно и то же:

— Уйди, Драмар, прошу тебя. Оставь меня в покое.

Был обычный ветреный день, когда в деревню въехала повозка торговца из Зелёной страны, каких Жевуны не видели уже почти семь лет — с тех пор, как произошло землетрясение, сделавшее дорогу из жёлтого кирпича непроходимой. Удивлённые жители деревни сбежались на площадь поприветствовать неожиданных гостей. Был среди них и Драмар. Даже Эми, услышав шум с улицы, пришла узнать, что происходит.

— Как вы добрались до нашей страны? — спросил у торговца староста деревни.

— По Жёлтой дороге, — улыбнулся тот. — По приказу Страшилы Мудрого, правителя Изумрудного города, Саблезубые тигры были уничтожены! Через овраги и Большую реку построены мосты. Отныне путникам ничто не грозит. Между нашей и вашей страной установится постоянная связь. Возможно, Страшила и правитель Мигунов Железный Дровосек скоро посетят Когиду…

Драмар увидел, как побледнела Эми при последних словах торговца.

— Железный Дровосек? Расскажите о нём!

Торговец удивлённо посмотрел на девушку.

— Железный Дровосек родом откуда-то из ваших мест. Когда-то он был обычным человеком, но Гингема заколдовала его топор, и тот разрубил его тело на части. Кузнец сделал Дровосеку железное тело, но сердца сделать не сумел. Тогда Дровосек отправился к Гудвину Великому и Ужасному, чтобы попросить у него сердце.

— И Гудвин дал ему сердце?

— Гудвин ничего не давал даром. Он потребовал от просителей — Дровосека, Страшилы, Льва и феи Элли — победить колдунью Бастинду, что они и сделали. После этого Гудвин выполнил все их желания. Железный Дровосек получил сердце и стал правителем Фиолетовой страны. Надо сказать, правит он гораздо лучше Бастинды.

Эми повернулась и убежала с площади, то ли смеясь, то ли плача. Драмар тревожно смотрел ей вслед. Его самого потрясла услышанная история.

«Ник стал правителем Мигунов, надо же… Должно быть, понял, что, будучи железным, он всё равно может быть кому-то нужен. Но если Гудвин дал Нику сердце — почему же тот не вернулся к Эми?» — вот чего не мог понять кузнец.

Вечером Эми пришла к Драмару сама. На ней было её лучшее платье, которое она последний раз надевала ещё до того, как Ник стал Железным Дровосеком, а волосы девушки впервые за год были аккуратно причёсаны.

— Драмар, — невеста Железного Дровосека остановилась на пороге комнаты, глядя на кузнеца. — Ты всегда помогал мне. Могу я попросить тебя об одной услуге?

— Всё, что угодно, — улыбнулся Драмар.

— Съезди в Фиолетовую страну, найди Ника и спроси у него, любит ли он меня ещё. Я хочу знать, почему, обретя сердце, он не вернулся и вернётся ли когда-нибудь.

Повисла тишина. Драмар лихорадочно обдумывал слова девушки.

«Поехать к Нику? Что если он больше её не любит или, ещё хуже, совсем не помнит? Что я тогда скажу Эми? Сможет ли она жить, узнав ужасную правду? С другой стороны, даже отрицательный ответ лучше вечных сомнений и ожидания».

— Хорошо, Эми. Я поеду.

* * *

Дорога из жёлтого кирпича действительно стала безопасной. Через овраги были переброшены широкие мосты, от Саблезубых тигров осталось лишь название леса. Замок Людоеда возвышался над деревьями пустой громадиной и больше никого не страшил.

Драмар с трудом узнавал места, в которых когда-то побывал. Казалось бы, прошло всего несколько лет, но изменились окрестности дороги, вымощенной жёлтым кирпичом, изменилась вся Голубая страна. Прежде тихие мрачные поселения стали шумными и приветливыми. Расцвела торговля, ни на минуту не смолкал мелодичный звон бубенчиков. Жевуны ходили по дороге, не вздрагивая и не оглядываясь от каждого шороха, не ожидая постоянно нападения Людоеда или Саблезубых тигров.

За четыре дня Драмар добрался до Изумрудного города с караваном фермеров-Жевунов, везущих в Зелёную страну зерно на продажу, и там заночевал. Фарамант, протягивая кузнецу зелёные очки, долго разглядывал его, пытаясь вспомнить, когда они виделись раньше.

— Неужели, — удивлённо произнёс Страж Ворот, — неужели вы тот самый молодой беженец из Фиолетовой страны?

— Да, это я, — рассмеялся Драмар, глядя на своё отражение в зеркале. Изменилась не только Голубая страна, изменился он сам. Прежде гладкие щёки и подбородок закрыла густая борода, фиолетовую одежду сменила голубая — другой было не найти в стране Жевунов.

Драмар был не прочь поболтать с Фарамантом, но у того не нашлось свободной минутки. За прошедшее с момента их первой встречи время поток путников и торговцев, прибывавших в Изумрудный город, значительно возрос, и если во времена Гудвина Страж Ворот мог часами просиживать на своём месте, ничего не делая, то теперь ему приходилось трудиться без перерыва — и всё равно у ворот создавалась очередь.

Переночевав в переполненном постояльцами трактире, Драмар пересел на торговую повозку, идущую в Фиолетовую страну. Во времена его молодости дорог между страной Гудвина и страной Мигунов не существовало, и теперь кузнец с удивлением узнал, что такие дороги построены и что по ним идёт оживлённое движение. По пути он увидел значительно больше деревень и одиночных хуторов, чем в прошлый раз. Если раньше многие жители Зелёной страны опасались селиться близко к границе владений Бастинды, то теперь их ничего не сдерживало.

К полудню четвёртого дня пути впереди показались крыши домов Фиолетового города. Их вид напомнил Драмару о дне, когда он последний раз видел Фрегозу. Тогда в Фиолетовый дворец и обратно его сопровождали волки Бастинды. Теперь их нет. Волков, как и Людоеда, уничтожил Железный Дровосек.

«Не зря я не дал Нику умереть, — думал Драмар, направляясь к Фиолетовому дворцу. — Сколько добра он сделал людям, будучи железным!».

Фиолетовый город изменился, как и селения Голубой страны. Меньше стало убогих лачуг, больше крепких новых домов. После гибели Бастинды Мигуны стали стремительно богатеть.

Но Драмару было не до любования городом. Он думал о Фрегозе. Жива ли его сестра? Узнает ли его? А может, после смерти колдуньи Фрегоза ушла из дворца? Где тогда он будет её разыскивать?

Ограда с гвоздями исчезла. Кузнец свободно дошёл до резиденции правителя.

Навстречу из Фиолетового дворца вышла молодая женщина, полная и коротко стриженая, и, заметив Драмара, остановилась на крыльце. Несколько секунд они смотрители друг на друга в упор. Те же зелёные глаза, та же немного лукавая улыбка…

— Фрегоза!

— Драмар! Ты ли это?

Брат и сестра обнялись.

— Ты изменилась, — заметил Драмар.

— Ты тоже, — рассмеялась Фрегоза. — Где ты пропадал все эти годы?

— В Голубой стране.

— Так далеко?

Драмар рассказал сестре о своей жизни вдали от родины. За время, пока он говорил, они успели трижды обойти вокруг Фиолетового дворца.

— Я догадывалась, что именно ты создал Железного Дровосека, — восхищённо сказала Фрегоза, — хотя никогда не спрашивала его. Кто ещё мог сделать подобное, думала я. Такое чудо под силу было только нашему отцу — и тебе. Ты настоящий волшебник, брат. Благодаря тебе у Фиолетовой страны появился хороший правитель, который заботится о своих подданных.

— Что ты, Фрегоза, какой я волшебник! Всего лишь простой кузнец. Помнишь, как говорил наш отец? «В Волшебной стране любой может однажды совершить чудо. Надо только очень сильно захотеть». Вот я и совершил чудо…

Драмар замолчал и окинул взглядом дворец, когда-то принадлежавший Бастинде. Как встретит своего создателя Железный Дровосек? Кузнец опасался услышать самое худшее. Ник мог обвинить его в своих мучениях, мог возненавидеть… Но встреча немного подождёт.

— Фрегоза, а как жила ты всё это время? Я столько раз боялся, что Бастинда убьёт тебя...

— О, она хотела, и не однажды, — Фрегоза заулыбалась. — Но всегда передумывала. Даже у самых злых волшебниц есть слабости — Бастинда очень любила вкусно покушать. И каждый раз, вспоминая, что, убив меня, лишится моих пирогов и салатов, злобно скрипела зубами.

На самом деле в Фиолетовом дворце жить было не так плохо. Бастинда со слугами общалась мало, всё больше сидела в своих покоях и строила какие-то коварные планы. Волки, вороны и пчёлы патрулировали страну, редко появляясь во дворце. По-настоящему страшно было первые две недели, до того, как Мортен передал мне весточку, что ты сбежал из страны. После этого за себя боялась меньше, но ночами снилось, что тебя поймают…

Фрегоза замолчала, отвернувшись. Драмар крепко обнял её.

— Сколько же ты перенесла, сестрёнка, пока я припеваючи жил в Голубой стране. Но ничего, всё закончилось. Нет больше ни Бастинды, ни её волков. Ты видела Мортена?

— Нет, не видела. Он передал записку через старого сторожа, своего знакомого. После смерти колдуньи я думала съездить в Рудники, навестить могилы родителей, но так и не собралась. Слишком много там грустных воспоминаний…

— А я бы съездил домой, — последнее слово далось Драмару с трудом: за последние годы он привык называть своим домом деревню Холмы. — Если Мортен ещё жив, я хотел бы поблагодарить его. И Линду. Без их помощи я вряд ли выжил бы тогда. А сейчас… Сестра, проводи меня к правителю.

* * *

Как и семь лет назад, в Большом зале Фиолетового дворца царил полумрак. Но в этот раз не было ни волков, ни ворон, ни Бастинды. Исчез даже трон, на котором сидела колдунья.

Железный Дровосек стоял у окна и обернулся, услышав шаги. Он нисколько не изменился за прошедшие годы — механические существа не стареют.

И он совсем не удивился, увидев своего создателя.

— Я чувствовал, что рано или поздно ты появишься, Драмар. Но всё же… зачем ты приехал?

— Эми просила.

— Эми Ниммер… — голос Дровосека был взволнованным. — Как она?

— После твоего ухода из деревни она болела восемь месяцев, — с упрёком сказал кузнец. — В последний год Эми практически утратила интерес к жизни. Ты поступил жестоко и бессердечно, оставив её. Впрочем, тогда у тебя как раз не было сердца, это моя вина. Но сейчас, если молва не лжёт, сердце у тебя появилось. Больше года прошло, как Гудвин дал его тебе. Где же ты был, когда был нужен Эми? Почему не вернулся к ней?

Железный Дровосек подошёл к столу и медленно опустился на прочный стул. Когда Ник заговорил, в его голосе зазвучала боль.

— Представь себе на минуту, Драмар, что я вернулся к Эми, и мы поженились. Знаешь, что будет дальше?

— Что?

— Мы будем жить вместе, но я никогда не смогу обнять Эми, иначе сломаю ей рёбра. Она никогда не сможет поцеловать меня — вместо тепла моего тела она почувствует холодный металл. У нас никогда не родятся дети. Это будет не жизнь, а имитация, иллюзия семьи. Человек и машина не могут жить вместе. Эми начнёт стареть, я останусь таким, как есть. Даже в Волшебной стране ещё не придумали лекарство от смерти. Рано или поздно, Эми Ниммер умрёт, — по щеке Дровосека прокатилась слеза. — Умрёт, не родив детей, не оставив после себя никого и ничего, что бы о ней напоминало. Я же буду жить вечно, если однажды случайно не упаду в реку или в жерло вулкана. Сделав меня железным, ты дал мне бессмертие. Это странная вещь, Драмар. Чтобы обрести бессмертие, столько надо потерять… — Ник осёкся и посмотрел на кузнеца. — Как ты думаешь, Эми будет счастлива от жизни со мной?

На душе у кузнеца было муторно. Он чувствовал, что Ник прав.

— Не будет. Но без тебя она не станет жить совсем.

— Эми неправа. Она живой человек, у неё есть то, о чём я, механический чурбан, могу только мечтать.

— В каком смысле?

— Драмар, ты создал меня, но ты никогда не задумывался над тем, каково это — быть Железным Дровосеком? Разве тебе хочется поменяться со мной местами?

От последнего вопроса кузнецу стало плохо. Променять живое тело на металлическое? Да кому в здравом уме придёт в голову такая мысль!

— Вы, обычные люди, обладаете многими возможностями, которых я лишён. Вам открыты пять чувств, данные природой. А я? Вижу, слышу, могу ощутить гладкость предмета. Но я никогда ничего не попробую на вкус, мне не доступны запахи. Моя грудная клетка не поднимается, вдыхая и выдыхая воздух. Я не почувствую, как по моему телу разливается тепло, или наоборот, как его сковывает холод. Но главное, что есть у вас и чего нет у меня — возможность иметь детей. Если Эми выйдет замуж за меня, она никогда не станет матерью. По-твоему, она должна быть лишена этого?

Драмар молчал, не зная, что ответить.

— Эми нужен живой муж, который даст ей то, чего не дам я. Нужен тот, кто не сделает её жизнь бессмысленной. Тот, с кем она сможет рожать и растить детей, тот, кого сможет обнимать и целовать, с кем будет просыпаться вместе.

Железный Дровосек встал и снова подошёл к окну. Из его глаз катились слёзы. Он сам не знал, почему сказал всё это. Слова как будто давно копились в душе. Ночами, когда все вокруг засыпали, а он в одиночестве бродил по дворцу, предаваясь невесёлым мыслям, Железный Дровосек остро чувствовал разницу между собой и обычными людьми, непреодолимую грань, разделявшую их. Каждую ночь он становился одинок так же, как когда стоял целый год в лесу, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тогда его спасла Элли, но никто не мог спасти его от бессонных ночей, в которые Ник вновь и вновь чувствовал, что он больше не человек.

Никому Железный Дровосек не говорил об этом, ни единой живой душе не открывал, что чувствует на самом деле. И только увидев своего создателя, своего второго отца, он не смог сдержаться.

Ник достал маслёнку и принялся смазывать лицо.

— Я люблю Эми всем сердцем. Но именно сердце подсказывает: без меня ей будет лучше. Из любви к ней я должен от неё отказаться.

Кузнец понял, что это окончательный ответ, и тяжело вздохнул.

— Что мне сказать Эми?

Ник молчал целую минуту, прежде чем ответить.

— Скажи… Скажи ей, что я больше не люблю её.

* * *

На следующий день после разговора с Железным Дровосеком Драмар отправился в Рудники на попутных телегах. Настроение у кузнеца было скверным — от мысли, что он солжёт Эми, пусть даже и ради её блага, Драмар становился противен самому себе.

Стараясь отвлечься от невесёлых мыслей, он стал смотреть по сторонам. Фиолетовая страна изменилась не столь сильно, как окрестности дороги, вымощенной жёлтым кирпичом, но и здесь были заметны перемены в лучшую сторону. Исчезли многочисленные валуны с пустынных лугов. Дороги из грязных, неухоженных и покрытых колдобинами превратились в ровные и мощёные — скорее всего, на них пошли осколки тех самых валунов. Туда-сюда сновали многочисленные телеги, большинство были нагружены древесиной, глиной и строительным камнем — как объяснил Драмару возничий, неподалёку на берегу Большой реки начали возводить порт. Кое-где появились новые хутора, где Мигуны, протянув водопровод от ближайшего водоёма, занимались не самым обычным в Фиолетовой стране делом — возделывали землю.

Приветливей и счастливей стали и сами Мигуны. Жители деревень и хуторов махали вслед проезжавшим мимо телегам, провожали их радостными возгласами. Видя перемены, Драмар с замиранием сердца гадал, какой же окажется его родная деревня.

Когда Рудники показались вдали, кузнец едва сдержал взволнованный крик, но по мере приближения смолк. По сравнению с другими поселениями, деревня казалась опустевшей. Многие дома стояли заколоченными, их дворы поросли бурьяном. В то же время другие дома сияли свежей краской и по-прежнему были жилыми.

Драмар поспешил отыскать отцовский дом. По пути ему попались несколько человек, но никто не узнал в рослом кузнеце, одетом в жевунские одежды, сына мастера Антуга. Жители Родников удивлённо смотрели на Драмара, а тот не спешил рассказывать им, кто он такой.

Дом Антуга не был заколочен, хотя заросший сорняками двор и оплетённый вьюнами забор выдавали, что здесь давно никто не живёт. На месте сгоревшего сарая высились кусты крапивы в человеческий рост. Вокруг не было видно ни единой живой души, двери и ставни соседних домов были наглухо забиты досками. По всей видимости, жители Рудников опасались этих мест.

Обойдя участок, заглянув во все пыльные углы дома, Драмар принялся искать кого-то, кто мог бы рассказать о жизни в Рудниках за последние семь лет.

У колодца кузнецу попались Хармалет и несколько человек, тушивших пожар, в котором погиб его отец, но расспрашивать их не захотелось. В доме покойного старосты Гунара поселился кто-то незнакомый, и Драмар направился к краю деревни, к дому старого Мортена. К радости кузнеца, тот ещё был жив, хотя и сильно сдал за прошедшие годы.

Мортен сидел на лавке у крыльца и подслеповато щурился на солнце, когда Драмар отворил калитку. Потребовалось несколько минут, прежде чем старик понял, кто перед ним.

— Драмар! — слабой рукой Мортен коснулся кузнеца. — Я уж и не ждал, что ты вернёшься. Думал, что ты или сгинул в дальних краях, или нашёл там своё счастье и забыл про старые Рудники.

— Я никогда не забывал. Вернуться не мог, но думал об этом постоянно. Мортен, что произошло здесь? Почему половина домов заколочена?

— Бастинда разозлилась из-за твоего побега и в отместку за непокорность наложила тройной налог на всех жителей деревни. Естественно, от таких поборов Рудники начали беднеть. Один за другим люди снимались с места и уезжали в другие деревни. Шахты опустели, работа встала, и беженцев стало ещё больше. К смерти колдуньи из более чем трёхсот дворов оставались жилыми хорошо если шестьдесят. Железный Дровосек, став правителем, налоги отменил, и люди понемногу стали возвращаться. Но ещё года три должно пройти, прежде чем Рудники станут такими же многолюдными и богатыми, как при твоём отце.

— Значит, я всё же навлёк беду на деревню, пусть и не желая этого… — погрустнел Драмар.

— Вздор! Ты, вижу, отрастил бороду, но не поумнел ничуть. Не ты, а Бастинда виновата в бедах деревни, не ты, а она спать не могла спокойно, зная, что есть место, где Мигунам живётся хорошо и вольно. Теперь, когда её нет, всё вернётся на свои места, дай только срок.

— Мортен, а что случилось с Линдой? В ночь бегства она спасла меня, я боялся, что волки поймут…

— Они и поняли, — Мортен, усмехаясь, перебил Драмара. — Только слишком поздно. Линда ушла той же ночью, что и ты, только не сразу за границу, а сначала к двоюродной тётке в Ручейки. Там она переждала неделю, а затем переправилась через Большую реку. Как я слышал, Линда сейчас живёт в Розовой стране, вышла замуж за Болтуна, даже детей родила.

Драмару полегчало. Хоть кто-то из-за него не пострадал. Мортен меж тем ел кузнеца нетерпеливым взглядом.

— Что сам молчишь? Поведай старику, как жил на чужбине.

Рассказ занял почти час. Мортен оказался внимательным и любопытным слушателем и то и дело задавал вопросы о Голубой стране, быте её жителей, их отношении к Гингеме. Но под конец истории он замолчал и словно о чём-то задумался.

— Вот, значит, как, — удивлённо покачал головой Мортен, когда Драмар закончил. — Значит, волки Бастинды погибли от руки Железного Дровосека, да и самой ей смерть пришла не без его помощи; не будь Дровосека, не дошла бы фея Элли до Фиолетовой страны. Аукнулась ведьме смерть твоего отца его же волшебством. Я и раньше знал, что в Волшебной стране возможно всё, но такого развития событий никогда бы не предугадал. Не просто так погиб твой отец, не просто так он передал тебе своё искусство, не просто так я посоветовал тебе бежать, и не просто так ты встретил Ника Свона. Всех нас, похоже, вела судьба, решившая воздать Бастинде по заслугам, отплатить за всех, кого она погубила ещё задолго до твоего отца…

— О ком ты говоришь?

Мортен уставился на Драмара. Казалось, он успел забыть, что тот сидит рядом.

— Страж Ворот Изумрудного города рассказал тебе о восстании, которое подняли Мигуны против Бастинды? Целый век прошёл, но помню, как сейчас… Я в нём участвовал. Совсем мальчишкой был ещё тогда и не слишком понимал, во что ввязываюсь. У нас был вождь, сильный и храбрый, истинный потомок древних мигунских королей. Наивно и слепо мы верили в свои силы… Почти все погибли, — голос Мортена стал похожим на хрип. — Бастинда раскрыла наш заговор, её слуги подслушали и выдали ей наш план. Гнев колдуньи был страшен. Я остался жив только потому, что вождь послал меня с письмом к волшебнице Виллине, на помощь которой рассчитывал. Вернувшись, я обнаружил лишь обглоданные волками кости своих друзей.

Драмар поражённо смотрел на Мортена. Так вот что тот имел в виду, когда семь лет назад предостерегал от открытого неповиновения Бастинде! Кто бы мог подумать, что этот с виду обычный старик был свидетелем и участником тех давних трагических событий.

— Что было — быльём поросло, — продолжал Мортен. — Век я вспоминал своих товарищей и не верил, что расплата наступит. Но вот она пришла, Бастинды нет, и я могу умереть со спокойной душой. Хватит обо мне, я своё пожил. Что намерен делать ты, Драмар, по возвращении в Голубую страну? Как я понял, ты любишь эту девушку, Эми?

Драмар был ошарашен.

— Почему ты так думаешь?

— Ты год ухаживал за ней, пока она болела. После медлил с возвращением в Рудники, не искал Фрегозу — не потому ли, что не мог оставить Эми? А теперь приехал — по её просьбе. Что это, как не любовь? Можешь обманывать себя, но меня ты не обманешь.

Драмар задумался.

— Ты прав. Я действительно люблю Эми, хотя и не хотел себе в этом признаваться. Ведь она была девушкой Ника, и я не стал бы мешать их счастью.

— Но Ник отказался от Эми, теперь она свободна, — заметил Мортен. — Хочешь, я дам тебе последний совет? Когда вернёшься в Голубую страну, расскажи Эми о своих чувствах. Если я не полностью выжил из ума и ещё разбираюсь в людях, она их не отвергнет.

* * *

Мучимый сомнениями Драмар возвратился обратно в Холмы. Всю дорогу он молчал, живописные пейзажи Волшебной страны не привлекали кузнеца, Драмар обдумывал совет Мортена. С одной стороны, он страстно желал открыть Эми свои чувства. С другой — тяготила обязанность солгать, возложенная на него Железным Дровосеком. Как ни крути, а Ник на самом деле всё ещё любил свою бывшую невесту…

Едва он успел отпереть двери дома и присесть после долгого пути, как скрипнула калитка, и в помещение влетела Эми.

— Рассказывай! — её голос был взволнованно-испуганным.

Как ни противно Драмару было лгать, как ни жалко ему было Эми, как ни радовался он, что Ник отказался от неё, и как ни злился он на самого себя за то, что согласился поехать в Фиолетовую страну, он повторил то, что просил сказать Дровосек.

— Он больше не любит тебя, Эми. Когда я спросил Ника: «Ты помнишь Эми?», он долго не мог понять, о ком идёт речь. А когда понял, сказал, что тебя не любит…

Драмару стало тошно оттого, что Эми поверила его словам. По щекам девушки катились крупные слёзы.

— Зачем теперь жить? Кому я нужна?

— Мне, Эми. Ты нужна мне. Я люблю тебя.

Ещё секунду назад он не знал, произнесёт ли эти слова, правильно ли их произносить. Они вырвались сами, словно давно уже созрели где-то в глубине души. По сути, так оно и было. Он любил Эми уже несколько лет, только раньше не понимал этого, заставлял себя не понимать, считая, что нельзя любить чужую невесту.

«Сейчас Эми уже не невеста Железного Дровосека. Ник сам от неё отказался», — как заклинание повторял Драмар слова Мортена.

Эми смотрела на Драмара так, как будто видела его впервые.

— Ты… ты меня любишь? — переспросила она, не веря своим ушам. Кузнец кивнул.

— Так вот почему ты всегда помогал мне…

С языка Драмара сорвалась ещё одна необдуманная фраза:

— Эми, выходи за меня замуж. Я знаю, я не Ник, но я сделаю всё ради твоего счастья…

«Ну вот, сказал. Теперь будь что будет» — пронеслась в голове Драмара непрошенная мысль. Сердце кузнеца учащённо билось, он страшился того, что Эми ответит отказом.

Прошла минута, другая… Казалось, девушка просто не в силах осознать услышанное.

Наконец Эми подняла голову.

— Знаешь, Драмар… Я выйду за тебя.

На лице кузнеца появилась несмелая улыбка.

* * *

Свадьбу сыграли через три дня. Весть о том, что Эми Ниммер выходит замуж за кузнеца Драмара, быстро разнеслась по деревне.

«Давно пора», — говорили бабушки у колодца. — Хватит Эми горевать о Железном Дровосеке. Она и Драмар просто созданы друг для друга».

Драмара такие речи удивляли больше, чем всё, что он слышал в жизни. Эми же не обращала на односельчан внимания, она готовилась к свадьбе. И больше не плакала, хотя назвать её весёлой ни у кого язык бы не повернулся.

На праздник пришли почти все жители деревни. Пировали, веселились, танцевали. Невеста казалась довольной, хотя сама почти не принимала участия в празднике — сидя за столом, Эми смотрела, как веселятся другие.

Гости расходились, и, наконец, Эми и Драмар остались вдвоём.

Спальня, которая теперь была их общей, освещалась только двумя свечами. Драмар нежно провёл по волосам Эми, и девушка улыбнулась впервые с тех пор, как Ник Свон стал Железным Дровосеком. За эту улыбку кузнец был готов отдать всё на свете.

Эми жарко поцеловала Драмара, в то время как его руки шарили у неё за спиной в поисках застёжки платья.

… Было уже далеко за полночь, муж и жена засыпали в своей постели. Драмар уже задремал, когда услышал сонный голос Эми:

— Спасибо, Ник. Ты подарил мне самую волшебную ночь в моей жизни.

Сон как рукой сняло. Драмар открыл глаза. Эми уже спала, в тишине слышалось её ровное дыхание.

«Она любит его, а не меня, — понял кузнец. — Его, а не меня, она обнимала и целовала во время первой брачной ночи».

В первый миг Драмару хотелось вскочить и уйти, куда глаза глядят. Но он не тронулся с места.

«Я люблю Эми, кого бы ни любила она. И никогда не дам Эми знать, что понимаю — её сердце всё ещё принадлежит Железному Дровосеку».

Полуденное солнце ярко светило в окна дома кузнеца Драмара. Его лучи разбудили спавшую в колыбельке новорожденную девочку, и она заплакала.

Из соседней комнаты появилась Эми и взяла малышку на руки.

— Не плачь, Даяла. Смотри, папа идёт.

В дом вошёл усталый Драмар, только что закончивший в кузнице важную работу — кузнец собирал механическую лошадь, подобную тем, каких когда-то делал его отец.

Три года прошло со свадьбы Эми и Драмара, три года тихой совместной жизни. Совсем недавно на свет появился их первенец — девочка, которую в честь матери Эми назвали Даялой.

Драмар осторожно взял дочку на руки и улыбнулся. За три недели, прошедшие с её рождения, он не переставал удивляться этому маленькому тёплому живому чуду, которое появилось на свет благодаря ему и Эми. Для кузнеца рождение ребёнка стало большим волшебством, чем изготовление Железного Дровосека.

У дочери были небесно-синие глаза матери и тонкий нос отца.

— Я люблю тебя, Драмар, — неожиданно сказала Эми.

Сколько лет он ждал именно этих слов!

— Я тебя тоже, Эми.

Захлопнем же дверь деревенского дома и оставим Драмара и Эми наедине в самый счастливый момент их жизни.