Сага о Блэках (джен)

Обед у тёти Элладоры — событие настолько скучное, рутинное и однообразное, что члены семьи никогда не обсуждают его между собой. На дворе могут быть декабрь или апрель; изменятся блюда на столе, ведь ни одна хозяйка не позволит себе подать рождественский пудинг весной, а симнель* — зимой; станут старше люди за столом, поменяются одежды и темы застольных разговоров, но всё это мелочи, не затрагивающие главного — атмосферы. Самая атмосфера этих вечеров неизменна, как неизменно течение времени, размеренное и постоянное. Никогда и ничего не может произойти из ряда вон выходящего, того, что нарушило бы эту атмосферу спокойствия и безмятежности, чётко очерченную рамками этикета. Снаружи может бушевать метель или тихо падать снег; моросить дождь или светить солнце; а здесь, в парадной столовой дома 12 Гриммолд-Плейс, всё так же под присмотром тёти Элладоры будут согласно строгой очерёдности подаваться кушанья и наливаться напитки; негромко звенеть бокалы и стучать столовые приборы; и под эти звуки всё так же будут вестись те самые пустые разговоры, в которых говорящего больше интересует то, как он выглядит, нежели то, о чём он толкует, разговоры, наводящие на людей живого склада характера тоску. Здесь нет места живым эмоциям или собственному, отличному от чужого, мнению, высказывание какового, как известно, приводит к спорам и делает разговор интересным и увлекательным. С другой стороны, известно, что нет ничего скучнее искренности, как заметил один сквиб, снискавший у магглов славу писателя и эстета.

И если бы не явление Эдварда Блэка, которого ни один из членов семьи не видел уже более двадцати лет, обед в апреле 1867 года ничем бы не выделялся из общей череды. Но этот человек, который для большинства нынешних Блэков был только именем под некрасивым выжженным пятном на гобелене, явился — и тем самым нарушил мерный ход события. Старшее поколение семьи Блэк пребывало в замешательстве; младшее переглядывалось, снедаемое любопытством, усугублявшимся ещё и тем, что никто не собирался прояснять ситуацию.

— Что… — вырвалось у Айлы, и она сразу прикусила губу; молодой девушке не подобало начинать разговор первой и уж тем более обращаться ко всем сразу. Однако её возглас вырвал всех из оцепенения. Люди зашевелились, опустили глаза к своим тарелкам, но никто не посмел раскрыть рта. Конец обеда был бы безнадёжно скомкан, если бы не этикет. В умелых руках он превращается в превосходное оружие и зачастую служит идеальной защитой. Этикет надевает на лица холодные маски фальшивого спокойствия, скрывая чувства и эмоции людей; он заставляет голоса звучать ровно и безразлично. Истинный Блэк всегда должен руководствоваться этикетом, а потому его поведение в глазах общества должно быть безупречным. Даже если обществом, как в описываемый момент, является семья.

Старая гадюка допустила вопиющее нарушение этикета: достала палочку. Но этикет же и пришёл ей на выручку: недопустимо публично обращать внимание на чужие промахи и как-то обсуждать их. А потому она отдала должное своему мороженому и чашке чая; члены семьи последовали её примеру.

После десерта старуха величественно поднялась из-за стола, показывая тем самым, что обед завершён. Дальше был церемонный обмен традиционными словами благодарности в адрес гостей и хозяйки дома, взаимные прощания; сердечности и тепла во всём этом было не больше, чем в айсберге.

Когда все разошлись, Элладора не без раздражения посмотрела на Фиби, жившую в этом же доме:

— Зачем он явился? Что хотел?

— Не знаю, тётя, — голос Фиби, когда она разговаривала с тёткой, всегда был тихим и каким-то неуверенным.

Элладора поджала губы и удалилась к себе. Она не сомневалась в том, что Фиби не знала, для чего вернулся Эдвард, но вопрос следовало задать первой, чтобы потом не спрашивали её саму. Старая гадюка прекрасно помнила, что никого из её племянников, кроме, разумеется, Эдварда, в тот роковой для их семьи день не было дома. Их, удивлённых появлением неопрятного пятна на гобелене с генеалогическим древом, просто поставили перед фактом, что у них больше нет брата и говорить о нём отныне запрещено. Но следовало убедиться, что никто из них не нарушил запрет. Элладора не владела легилименцией, впрочем, в общении с Фиби это и не надо было; племянница боялась своей грозной тётки и ни за что бы не осмелилась солгать.

Фиби посмотрела ей вслед. Небольшим преувеличением будет сказать, что она, вынужденная жить со Старой гадюкой под одной крышей, ненавидела её больше всех. Но у неё не было выбора; как только её воспитанницы поступали в Хогвартс, оба брата, Ликорус и Рэгулус, недвусмысленно давали понять, что не горят желанием постоянно видеть родную сестру в своих домах, кроме как в дни школьных каникул. Денег, оставленных отцом, хватило бы на покупку или аренду коттеджа в том же Хогсмиде, но свет… Свет осудил бы мисс Фиби Блэк, реши она жить одна, ведь подобным поступком она ставила под удар свою репутацию добропорядочной леди. И это не говоря уж о том, что незамужняя женщина просто не в состоянии жить одна, ведь она совершенно не представляет себе, как вести дом! И она не может правильно выбрать себе знакомых и круг общения; она не умеет правильно обращаться с деньгами. Определённо, это плохая идея для незамужней девушки, жить одной!

В глазах света положения не менял даже тот факт, что мисс Фиби Блэк исполнилось уже 57 лет. Неважно, сколько лет женщине; если она не замужем, она решительно неспособна отвечать за свои поступки. Вот разве что домовой эльф может присмотреть за своей хозяйкой, уберечь её от опасностей и необдуманных поступков — но Старая гадюка не собиралась давать племяннице эльфа. Её больше всего устраивало то, что Фиби жила в доме на Гриммолд-Плейс, ведь в этом случае Элладора имела при себе компаньонку, равную по положению.

Парадоксы времени! Фиби Блэк не могла, по мнению света, грамотно и ответственно вести свои дела, но при этом тот же свет считал, что она прекрасно делала это для своей тётки. Правда, старая миссис Малфой, не мать нынешнего мистера Малфоя, а его двоюродная бабка, которой недавно исполнилось сто лет, намедни сказала своей наперснице миссис Яксли, что иного и быть не может, ведь Элладора — достойная леди, и она в состоянии наставить свою племянницу на путь истинный. Но что будет после её смерти, ведь бедная Фиби пропадёт, её братья и их жены её ни в кнат не ставят…

Старая миссис Малфой не знала, что миссис Кэрроу, в девичестве Элладора Блэк, ни разу в жизни не посетила Гринготтс и понятия не имела, как обращаться с финансами. В свою очередь, мисс Фиби Блэк, даже будучи гувернанткой своих племянниц, находила время и для того, чтобы заниматься делами тётки, путавшей, к слову, сикли и кнаты.

Итак, в доме 12 по Гриммолд-Плейс не собирались обсуждать произошедшее, но остальных Блэков случившееся заинтересовало, правда, в разных аспектах.

Мистер и миссис Ликорус Блэк первыми покинули дом Старой гадюки и аппарировали к себе в старинный Блэкуотер-Холл.

Блэки редко женились по любви, но точно знали, что брак по расчёту может быть счастливым, если расчёт сделан правильно. Таковым был брак Ликоруса и Маженты Трайп.

Ликорус и Мажента, как и многие волшебники, познакомились в детстве, в Хогвартсе. Распределившись в один Дом, — разумеется, это был Слизерин, — они мало общались друг с другом, как это обыкновенно бывает в школах среди мальчиков и девочек с двухлетней разницей в возрасте, но у них была единая система ценностей и, главное, схожие взгляды на семейную жизнь. Блестящий ученик Хогвартса, Ликорус во главу угла ставил свою карьеру, ведь Блэк должен занимать только видные посты. В своей будущей жене он хотел видеть спутницу жизни, которая принимала бы его интересы за свои собственные и которая, пока муж трудится на благо семьи, создавала бы для него дома уют и покой, не отвлекая его домашними заботами. Мажента же училась довольно посредственно, впитав с молоком матери убеждение, что главное — это удачно выйти замуж, а для этого не надо быть слишком умной, ведь мужчины недолюбливают умных жён; они предпочитают жён заботливых, своего рода друзей и партнёров по жизни, но уж никак не соперников. Решение о браке было принято их отцами, и это был классический союз титула и денег. Скуповатый по натуре старый мистер Блэк был не против увеличить состояние своей семьи; старый мистер Трайп почитал за счастье породниться со столь знатной семьёй, тем более, что статус тестя мистера Блэка открывал хорошие перспективы для дальнейшего развития его дела.

Ликорус и Мажента никогда не были влюблены друг в друга; известие о предстоящем бракосочетании они восприняли как подобает почтительным детям: с уважением и покорностью к своим отцам. С тем же уважением супруги относились и друг к другу, и в глазах беспощадного света они были идеальной парой. Мажента дала мужу то, о чём он мечтал: семейный уют и достойных детей. Ликорус дал жене положение в обществе, о котором с детства грезила тщеславная девушка.

Если и были какие-то шероховатости в начале их супружеской жизни, то за более чем 40 лет брака они сгладились. Их жизнь протекала очень ровно и неспешно, и, казалось, ничто не могло нарушить этого спокойствия. Вот и сейчас Ликорус, как всегда по возвращении домой, хранил молчание всё время, пока переодевался из парадной одежды в домашнюю, просматривал вечернюю почту и готовил себе сонное зелье. Однако Мажента достаточно хорошо знала своего супруга, чтобы понимать, что означают его немного замедленные движения.

— Что именно тебя тревожит? — наконец спросила она.

Ликорус не ответил. Тщательно, слишком тщательно он перемешивал зелье, слишком аккуратно и медленно переливал его в высокий бокал — и Мажента понимала, что муж не просто обеспокоен, он встревожен.

— Ты вряд ли это знаешь, — наконец произнёс мужчина, не поворачиваясь к жене. — Но в Хогвартсе только один преподаватель был в восторге от Эдварда — Алистер Ди.

Мажента тихо ахнула. Алистер Ди преподавал прорицания, и достоверно было известно, что благоволил он только к подобным себе, к тем, кто владел Даром. Собственно, прочих студентов он отказывался обучать, неизменно оценивая их работы в лучшем случае на «Отвратительно».

— Айла, — прошептала она.

— Вот именно, — неожиданно жёстко ответил Ликорус. — И я не могу себе представить, зачем ей обращаться к Эдварду.

Пусть тётя Элладора и узурпировала место главы семьи, Ликорус считал его своим и вёл себя по отношению к остальным Блэкам соответственно. Сейчас он размышлял даже не о причинах возвращения Эдварда, они могли быть совершенно любыми и не иметь ничего общего с семьёй, в которой он родился; собственно говоря, визит Эдварда был скорее ребяческой шуткой, нежели серьёзным и продуманным шагом; нет, Ликоруса интересовали именно слова младшего брата. Но он никак не мог представить себе, что же такое должно произойти, чтобы Айла захотела обратиться к изгою. Истинная Блэк, она скорее умрёт, чем поступит таким образом.

— Отправь завтра сову Айле. Напиши ей, чтобы она не смела связываться с Эдвардом. И что если она его где-то встретит, пусть делает вид, что незнакома с ним, а сама сразу же сообщит мне об этом. И заклинаю тебя Мерлином, не говори никому о Даре Эдварда.

Ликорус понимал, что сказанное им — это не лучший выход из ситуации; гораздо умнее было бы поговорить с Эдвардом, но тот, как он сам всем напомнил, тоже Блэк, а значит, человек гордый, и потому не захочет идти навстречу тем, кто фактически предал его.

Обитателей особняка в Уилтшире беспокоили совсем другие вопросы. Финеас Найджелус сразу после обеда аппарировал в Хогсмид к друзьям; родители не препятствовали, ведь сын уже был взрослым 20-летним человеком, прекрасно воспитанным и образованным. Он недавно начал свою карьеру в Министерстве в одном из отделов департамента магического образования в должности простого служащего; это, разумеется, не совсем приличествовало Блэку, однако юноша был честолюбив, и это давало родным надежду на то, что его продвижение не за горами. Если его и заинтересовал Эдвард Лиметт-Блэк, то он никак это не показал. Чего нельзя сказать о его родителях.

— Прикажи, чтобы мне принесли Огневиски, дорогая, — обратился Сигнус к жене, стоя около камина в малой гостиной уютного особняка в Уилтшире. — И пусть сюда придут наши дочери.

Выросший в уверенности, что домашним хозяйством должна управлять жена, Сигнус считал ниже своего достоинства напрямую обращаться к прислуге, пусть даже от него требовалось просто высказать вслух своё желание. Он тщательно делал вид, что и понятия не имеет о том, что в доме есть эльфы, не говоря уж об их количестве. За годы брака Элла привыкла к такому подходу; более того, это её даже устраивало, так как позволяло скрывать от мужа почти всё что угодно. Плохо было лишь то, что вся её жизнь оказывалась подчинена интересам Сигнуса; если, уходя из дома за покупками, она не оставляла соответствующих распоряжений насчёт обеда, то муж сидел голодным до её прихода. Если она не приказывала подготовить его парадную мантию, муж просто никуда не ехал. Никто и никогда не мог сказать, что получил письмо, написанное рукой Сигнуса Блэка; обязанность вести корреспонденцию тоже лежала на плечах его жены.

Вот и сейчас Элла молча вышла из комнаты, а на журнальном столике перед камином появился на серебряном подносе стакан Огневиски. За дверью послышался шорох — это Элла поправляла платья дочерям, прежде чем те предстанут перед отцом. Наконец Айла и Элли вошли в комнату и замерли. Вошедшая следом Элла чуть подтолкнула их вперёд и прошла к окну, еле слышно шурша подолом домашнего платья. Сигнус холодно посмотрел на дочерей. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.

— Айла, — наконец произнёс Сигнус. — Ты слишком много болтала сегодня.

— Но… — Айла, встретив предостерегающий взгляд матери, осеклась и потупила взор.

— Хвала Мерлину, что сегодня были только члены семьи; впредь чтобы я больше этого не видел.

— Да, сэр. Простите, сэр, — по-прежнему не поднимая глаз, ответила Айла и сделала книксен, презирая в этот момент и себя, и отца, и Старую гадюку.

— Элли, ты слишком много улыбалась. Тебя могут счесть совсем глупой. Надо быть сдержанней в выражении своих чувств.

— Да, сэр. Хорошо, сэр. Я больше не буду. — Элли, как и её сестра, сделала книксен.

— Почему он, — глава семьи выделил местоимение неприятным тоном, — предложил тебе помощь, Айла?

Задавая вопрос, Сигнус смотрел не на дочь, а на жену.

— Я не знаю, сэр. Я в первый раз его видела…

— Не надо на меня так смотреть, Сигнус, — резко ответила Элла. — Когда я вышла за тебя замуж, Эдвард был уже выжжен на гобелене, и никто мне даже не рассказал, за что… Девочки! Пожелайте отцу спокойной ночи и идите спать. Я к вам зайду.

Дождавшись, когда дочери выполнят сказанное, и закрыв за ними дверь, Элла повернулась к мужу:

— Думаешь, мне было приятно выслушивать от Старой гадюки по поводу приезда девочек? Что у вас за семья такая, куда ни ткни — везде тайны!

— Дорогая, но ты ведь тоже Блэк…

— Да неужели? Странно, но об этом вспоминают, только когда от меня что-то требуется! Человек, о котором мне говорили, что он «где-то пропал», появляется сегодня — и тут выясняется, что я должна знать, почему он сказал что-то моей дочери. Нашей с тобой дочери. А если бы он не появился, ты бы так и слушал молча, как Старая гадюка шипит в мой адрес? Рэгулус вот свою жену в обиду не дал.

— А почему ты не забрала девочек из Хогвартса?

— Видимо, потому, что дражайшая тётя Элладора не соизволила сообщить, что написала профессору Бёрк, — саркастично ответила Элла. — Ты же был дома, когда они приехали, и всё видел! Спасибо, что профессор Бёрк посадила их в этот автобус. Что эта Гадюка ждала? Что профессор бросит остальных учащихся? И я не понимаю, зачем Гадюка вмешалась в это дело. Год назад, если ты помнишь, я сама забрала Айлу утром. Она думала, я забуду, что в этом году Элли тоже должна присутствовать? Так я, в отличие от неё, всё-таки мать. И о своих детях не забываю.

Элла дала себе волю. Ей, женщине эмоциональной и живой, визиты в дом на Гриммолд-Плейс напоминали посещение кладбища: так же уныло, скучно, предсказуемо и регламентировано. Не раз и не два за годы брака она пожалела о своём решении; романтичный в юности Сигнус очаровал тогда Эллу и проявил неожиданную твёрдость в своём намерении жениться на ней. Впоследствии у Эллы складывалось ощущение, что тогда Сигнус растратил всю свою энергию, после свадьбы превратившись в унылого мужа из популярных французских комедий, ревниво следящего за кругом общения своей жены. Он постепенно лишил жену всех её подружек — вернее, считал, что лишил, ибо ему никогда не приходило в голову поинтересоваться у эльфа, что происходит дома во его отсутствие. Точнее, это было ниже его достоинства.

— Да. Да-да, дорогая, ты права. Только не злись и не шуми, у меня болит голова, и я чувствую себя совсем разбитым.

Элла презрительно фыркнула: каждый раз, когда предстоял неприятный разговор, Сигнус заявлял о своём плохом самочувствии.

А тем временем Элли, как это обыкновенно бывало, прибежала в комнату к сестре поболтать. Она не делала так в Хогвартсе, там не о чем было шептаться, а дома, после того как в прошлом году Айла начала выезжать, Элли вечерами приходила к сестре, чтобы послушать её рассказы о том, на каком приёме или балу она была.

— Интересно, кто он? — спросила Элли, кутаясь в одеяло на кровати сестры.

— Не будь такой глупой, — возмутилась Айла, расчёсывая волосы. — Он же ясно сказал, что он — брат дедушки. И ещё назвал мисс Блэк сестрой.

«Мисс Блэк» — именно так и не иначе, всегда и во всех ситуациях именовали Фиби все её бывшие воспитанницы. Не из уважения, но по привычке, вбитой в них почти в прямом смысле слова вместе с ударами линейкой по спине, когда они сутулились, или по рукам, когда случайно отвлекались на занятиях.

— Сама ты глупая! — ответила Элли. — Я это тоже слышала. Но кто он? Видишь, и мама не знает, а ведь она замужем уже 20… нет, 22 года. А он ещё на тебя так странно посмотрел. Почему?

— Ну откуда мне знать? — Айла надела ночной чепец. — Я вообще думала, что он умер. Или уехал куда-нибудь далеко. Не болтай об этом в школе, — добавила она, вспомнив, что является старшей сестрой.

— Не буду, — покладисто заметила младшая. — Только это глупо.

— Почему?

— Сама посуди. Мы Блэки. На нас все смотрят. А он тоже Блэк. И не был здесь Мерлин знает сколько времени. Думаешь, его появление останется незамеченным?

В словах Элли резон был, и Айла задумалась. В самом деле, они с сестрой и мама не знали, что произошло. Отец — отец непонятно, знал или нет. А как в обществе восприняли исчезновение одного из Блэков? Ведь тётя Элладора так заботится о репутации семьи… Как они это объяснили?

— Не знаю, — неуверенно протянула она, подходя к своей кровати.

— Интересно, о чём там сейчас говорят? — Элли перескакивала с темы на тему с поразительной лёгкостью. Прежде чем сестра её одёрнула, она воскликнула:

— Гринни!

Когда домовушка появилась, Элли продолжила:

— Ступай, мы хотим знать, о чём говорят наши родители.

Домовушка колебалась, глядя на сестёр и наконец пропищала:

— Хозяйка Элла строго-настрого запретила Гринни…

Элли заозиралась и, увидев на туалетном столике палочку Айлы, схватила её.

— Crucio!

Заклинание попало, и домовушка закричала от боли.

— Элли, прекрати, — поморщилась Айла. — Отдай палочку. А ты иди, выполняй, а то ещё добавлю.

Эльфийка исчезла.

— Извини, — покаянно произнесла Элли. — Я обычно сначала Silencio накладываю. А то действительно слишком шумно.

— И часто ты это делаешь? Зачем? — удивилась Айла. Ей как-то не приходилось ещё наказывать домового эльфа, собственноручно накладывая пыточное проклятие, и она не понимала, чем Гринни так провинилась перед её сестрой.

— Ну… Приходится, — уклончиво ответила Элли.

Вернувшаяся домовушка упала на ковёр и захныкала:

— Гринни мало что услышала! Хозяйка Элла быстро покинула комнату. Хозяйка Элла и хозяин Сигнус обсуждали мистера Эдварда Блэка. Мистер Эдвард Блэк вернулся. Мистер Эдвард Блэк носит имя Лиметт. Хозяин Сигнус сказал, так звали какого-то родственника старой миссис Блэк. Гринни не знает никакого Лиметта, Гринни всегда служила семье Блэк!

Девушки жадно слушали, но услышанное их разочаровало. Внезапно Айлу осенило.

— Гринни, за что выгнали мистера Эдварда? Ты ведь была тогда на Гриммолд-Плейс.

Домовушка задрожала от ужаса:

— Нет! Гринни не должна об этом говорить! Гринни не может! Гринни запретили! Мисс Элладора запретила всем…

Неизвестно, сколько бы ещё это продолжалось, и, возможно, девушкам удалось бы что-то узнать, но в спальню вошла Элла. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что происходит. Выслав домовушку вон резким движением кисти руки, Элла приказала младшей дочери идти к себе.

— Мама, а Гринни знает… — сказала Элли уже в дверях и вышла.

— Что знает?

— Она знает, что произошло с мистером Эдвардом Блэком, — ответила Айла. — Но тётя Элладора запретила говорить об этом всем домовикам.

Элла на мгновение задумалась.

— Спать! — приказала она дочери. — И не забивай себе голову всякой ерундой. Тебе надо подготовиться к экзаменам и достойно сдать их. И я запрещаю тебе задавать вопросы об этом человеке.

Элла приняла самое простое в данной ситуации решение: она запретила говорить о том, чего не знала сама! Айле оставалось только пообещать матери выполнить её запрет; Элла была умелой колдуньей и не постеснялась бы наложить Обет Молчания на родную дочь.

Если Ликоруса, его жену, сына и семью сына визит Эдварда обеспокоил, то Рэгулус Блэк, отправившийся с женой в гости к Проциону, думал совершенно о другом. Как всегда после посещений особняка на Гриммолд-Плейс, Адара произнесла свою коронную фразу: «Два раза в год, в апреле и декабре, я понимаю, почему ты на мне женился», — и это как нельзя лучше отражало мнение самого Рэгулуса.

Иногда он задумывался над тем, как бы отреагировали Ликорус, Фиби и, естественно, Старая гадюка, узнай они, что Рэгулус в курсе произошедшего с Эдвардом. Ничего странного, впрочем, здесь не было; Рэгулус и Адара путешествовали по Франции и заехали к старому дяде матери Рэгулуса Шарлю Лиметту. И надо же было такому случиться, что сюда же приехал изгнанный Эдвард. Тогда-то братья и поговорили, что называется, по душам, причём впервые в жизни. Атмосфера дома Блэков как-то не располагала, да и ныне не располагает, к откровенности.

С тех пор они не общались — не сложилось, да и желания, по правде говоря, у обоих не возникало. До Рэгулуса доходили слухи о жизни Эдварда, но он не делился ими ни с кем; ему доставляло удовольствие думать о том, что он всё-таки досадил своей семье, пусть никто об этом и не знает.

Его жена, Адара Блэк, и не спрашивала мужа об Эдварде. Урождённая Уизли, она не разделяла мнение света о том, что замуж выходишь не только за мужчину, но и за его семью; к ней сватался только Рэгулус — это, разумеется, вызвало недовольство Старой гадюки, считавшей семью Уизли хоть и чистокровными, но словно бы второго сорта, — и вот только его она и любила. Всех остальных Блэков она в лучшем случае терпела — исключая, естественно, своих детей. Так что вполне логично, что сейчас её больше интересовало здоровье собственной невестки Авроры, ожидавшей первенца, чем явление деверя; впрочем, то, что Элладора, один из столпов общества, так забылась за столом, вызывало у Адары ехидную усмешку.

Что до Проциона, то этот молодой человек, при распределении которого Шляпа колебалась между Рэйвенкло и Слизерином, здраво рассудил, что задавать вопросы об Эдварде бесполезно; если родители что-то знают и захотят, они расскажут; если нет, то тем более незачем тратить время. На крайний случай оставалось воспользоваться служебным положением; запрос по линии департамента магического сотрудничества во французское Министерство мог что-нибудь дать. Если, разумеется, адресовать его правильному человеку. А такого человека советник департамента Процион Блэк, разумеется, знал.

А потому, поцеловав супругу и оставив её вместе с Адарой, Процион спустился в гостиную к отцу с совершенно другим вопросом:

— Сэр, мой вопрос может показаться Вам странным, но тем не менее. Ведь Вы не будете инициировать замену профессора Бёрк?

— Странно, что тебя это интересует, — усмехнулся Рэгулус. — Разумеется, не буду. Профессор Бёрк — прекрасный преподаватель и декан. Элладоре не следовало бы совать нос не в свои дела.

— Если я что и знаю из курса зельеварения, то только благодаря ей, — заметил Процион. — Но тётя Элладора меня удивила сегодня. Достать палочку за столом!

Молодой человек неодобрительно покачал головой.

— Процион, — строго произнёс отец. — Это не подлежит обсуждению. Тётя была шокирована появлением Эдварда.

И помимо его воли в голосе промелькнуло удовольствие. Адара спустилась к мужчинам, и через несколько минут супруги покинули дом своего сына.

*Симнель — традиционный английский пасхальный кекс