Дамблдор (джен)

В ватной тишине слышно было жужжание мух. Пахло сырой землей.

Белый надгробный камень. Прямоугольник взрытой земли. Было что-то странное в том, как это надгробие вставало в ряд со всеми остальными. Словно объединяя их всех вместе против нас, еще живущих.

Служитель давно взмахнул палочкой, и земля засыпала гроб, а мы все стояли на месте. Я совсем рядом, почти касаясь носком ботинка могилы, в полушаге от меня — Элфиас. Аберфорт с Арианой — поодаль.

На площади перед церковью пела нищая своим немелодичным каркающим голосом. Небо висело над нами, серое и беспросветное, словно натянутое полотно, не двигаясь.

— Идемте, — произнес я, однако не сделал и попытки сдвинуться.

Прошло время. Ничего не изменилось.

Зачем мы там стояли?

— Ариана замерзла.

Он врал. Ему просто надоело. К Ариане это не имело никакого отношения.

— Идем, — махнул я рукой.

Ссутулившись и засунув руки в карманы, я повернулся к узкой калитке. Было ощущение, что я иду один.

Мне всегда казалось, что у смерти есть цель. Какая цель у этой?

* * *

Элфиас был мне другом, но не тем, который понимал бы меня без слов. Такого человека рядом со мной никогда не было.

С его отъездом я буду надолго оторван от волшебного мира. Между Годриковой лощиной и всей остальной моей жизнью всегда была невидимая, но непробиваемая стена.

За стенкой, в бывшей маминой спальне, Элфиас собирал чемоданы.

Значит, скоро какая-то часть моей жизни уйдет на покой и начнется что-то новое. Я усмехнулся. «Новое», но отдававшее привычным отчаянием.

На столе, в круге света от ночника лежала груда писем.

Кто эти люди, которые прислали мне их? Я смотрел на имена, на адреса и ничего не понимал. Разорвал один конверт, пробежал его глазами. Фальшивые излияния, вычурные фразы, почерпнутые из романов, от тех, кто меня не знал. Я раскладывал их в разном порядке на столе, пытаясь выловить хоть какой-то смысл, когда в дверь постучали.

— Ты позволишь войти?

Я кивнул, разрывая следующее письмо. Пристальный взгляд Элфиаса заставил меня вздрогнуть и опустить руки. Он смутился и стал разглядывать мою комнату. Он был здесь впервые.

— Мне пора ехать, Альбус, — вздохнул Элфиас. — Вещи стоят внизу.

— Я сейчас спущусь, — я старался, чтобы голос звучал ровно и спокойно. Но по лицу вдруг пробежала дрожь. Надеюсь, Элфиас не заметил.

— Хорошо.

— Мне нужно закончить здесь, — я повел головой в сторону писем с соболезнованиями. — Потом приду.

Он оставался на месте.

Неужели и он пытается подыскать слова? Я не вынесу от него фальши. Впрочем, все люди одинаковы. А как прекрасно мы жили бы, если отменить все правила этикета, любезности, накручивание эмоций, когда сами ничего не ощущаем и говорим ненужные слова, лишь бы не выдать себя. И я на месте Элфиаса поведу себя так, потому что я часть всего этого притворства, потому что я вырос в этом. Я также среди всех этих условностей и обязан им подчиняться.

— Я жду тебя внизу, — добавил он, закрывая дверь. — Извини.

Я смял письма и швырнул их через всю комнату в мусорную корзину, которая издала чавкающие звуки.

Уж не за свою ли теперешнюю удачливость просит прощения Элфиас?

* * *

Прошедший дождь и ветер, бросавшийся в лицо с неистовой силой, заставлял меня восхищаться тонкими черными ветвями, гнувшимися в сторону, и трепещущей мятно-зеленой листвой. Я не мог надышаться воздухом, в котором эти деревья, и эта листва, и это темное небо, словно сиявшее изнутри, и чуть желтая полоса на горизонте.

В душе царила живительная тревога. Просвет среди туч.

Как хотелось броситься в эту высоту, укрыться в ее чистоте и неравнодушии.

— Я ждал, что ты уедешь с ним, — я до такой степени отдался своим ощущениям, что не заметил, как подошел Аберфорт. Ветер свистел в ушах и подымал волосы дыбом, улыбка не успела сойти с моего лица, когда я автоматически переспросил:

— Что ты говоришь?

Но смысл его слов дошел почти сразу, я отвел глаза, так не хотелось терять связь с настоящим миром.

И снова движение сквозь необъятную пустоту вокруг тебя и в тебе самом. Тревога. Жизнь.

— Ты пожалеешь, — прорвался сквозь мое бестелесное существование голос Аберфорта.

Я хмыкнул.

Возможно.

Но я останусь.

* * *

Зачерпнув ложкой овсянку, я украдкой поглядел на Аберфорта.

Странно, что я замечаю столько мелочей, по идее так не должно быть. Я должен быть уничтожен, слеп. Но мое существование по-прежнему такое же уныло-размеренное. Меня мучает то, что… я недостаточно страдаю. Может, потому что мама значила для меня куда меньше, чем в детстве?

— Ты льешь сок в тарелку, — заметил Аберфорт, сидевший по правую руку от меня.

Спохватившись, я поставил графин на стол и размешал ложкой кашу.

Рассеян, только и всего. Неужто Батильда Бегшот, которая все утро рыдала на нашей кухне, когда пришла навестить маму, испытывала больше чувств, чем я? Была привязана сильнее? Я устало потер бровь. Тоска и смертельная глухота. А голова болела так, словно я не спал. Впрочем, я и не спал.

После завтрака я бродил по участку, среди деревьев. Подальше от дома, чтобы меня нельзя было увидеть из окна.

На удивление, мыслей почти не было. Они все крутились вокруг одного, приводя в ступор. Я злился на свою несообразительность. Впервые я столкнулся с чем-то реальным один на один. Больше некому было меня прикрыть, скорее я должен был стать защитником. И это куда менее захватывающе, чем звучит. Я чувствовал, как ко мне подбирается что-то мерзкое, склизкое, оттолкнувшее бы любого, кто заглянет в мою душу, и вместе с тем естественное. От этого мне было плохо физически, едва ли не до тошноты.

Я делал глубокие вздохи, чтобы успокоиться, как услышал звук хрустнувшей под чьей-то ногой ветки. Я огляделся. Аберфорта рядом не было, но в конце тропинки, там, где была запасная калитка, я увидел девочку. Худая и нескладная, она переминалась с ноги на ногу и с опаской таращилась на меня. Заинтересованный, я раздвинул листву, мешавшую мне как следует ее разглядеть. Она испуганно дернулась уходить.

— Подожди, — негромко окликнул я, рассмеявшись. Вот чудная.

Она остановилась и пристально на меня посмотрела.

— Что делаешь в таком странном месте? Ошиблась адресом?

Девочка тихо что-то пробормотала себе под нос и застенчиво покраснела.

— Здесь живут Дамблдоры, — пояснил я. — Скажи, чей дом ты ищешь, я покажу дорогу.

— Мне нужна Ариана, — ясные голубые глаза, слегка навыкате, встретились с моими.

— Ты пришла к моей сестре? — озадаченно переспросил я.

Девочка кивнула.

«Интересно, давно ли она сюда ходит? И главное — маггл или из магической семьи? По ребенку так трудно определить».

— Так ты, получается, дружишь с ней? — для меня это было слишком невероятно. — А Аберфорт знает, что ты приходишь?

— Нет, — девочка сама была не рада, что заговорила со мной. Похоже, я задавал слишком подозрительные вопросы.

— Почему я раньше тебя не видел?

Из-за раскалывающейся пополам головы, я был готов допустить, что у меня галлюцинации. Девочка повернулась уходить.

— Стой! — снова окликнул я. Теперь я почувствовал себя диким идиотом. Она не обернулась, поэтому я открыл калитку и в два шага нагнал ее. — Ариана не может сейчас выйти, она приболела. Приходи через несколько дней, если хочешь. И, к слову, твои родители знают, что ты здесь?

— Нет, — зашептала девочка, содрогнувшись. Она схватила мою руку и с силой сжала. — Не говорите им, прошу вас. Пожалуйста, они очень сердятся, когда я общаюсь с нашими.

Волшебница. И как я сразу не подумал… На наш дом были наложены магглоотталкивающие чары.

— Хорошо, не буду, — я постарался улыбнуться ей, чтобы показать: мне можно доверять. Девочка была таким милым существом, ужасно робким и как будто забитым. Она вызвала неосознанную жалость одним своим видом и испуганным шепотом. — Как тебя зовут?

— Арабелла, — прошептала девочка, отпуская мою руку и исчезая в аллее, заросшей Трепетливыми кустиками.

* * *

Заклятием невидимого расширения я увеличил кладовку и устроил там небольшую лабораторию. Я сварил большой котел зелья Сна без сновидений и маленький котелок умиротворяющего бальзама. На первое время этого должно было хватить. Слегка увлекшись, я с час побаловался с пропорциями ингредиентов Эйфорийного раствора. И теперь смотрел на переливающееся желтым и оранжевым варево. Надо будет потом подсунуть его Аберфорту, посмотреть, какого эффекта я достиг.

Насквозь пропахший корнем валерианы и настойкой полыни, я вышел из своей импровизированной лаборатории. Все то время, что я варил зелья, в голову лезли мысли о девочке, так внезапно появившейся в жизни Арианы. У меня имелись смутные догадки о том, почему Ариана скрывала от Аберфорта свою дружбу с этой девочкой, да и вообще сам факт своего общения с кем-то вне этого дома. Все, что мне удалось выяснить — это то, что девочку звали Арабелла Фигг, ей было десять лет, и ее семья жила в двух кварталах от нас.

Я не понимал, каким образом Ариана могла с ней познакомиться, если она редко выходила гулять. И то, чаще всего на закате. Дневной свет она с трудом выносила.

Годрикова лощина отходила ко сну, люди прятались по домам, смеркалось, загорались лампы в гостиных. Мне казалось, что только в нашем доме все отмерло, застыло, холод забвения кружил по этажам.

По потолку ползли неясные тени, я хотел было повернуть к своей комнате, но увидел, что из спальни Арианы шла узкая полоса ярко-желтого света.

Донесся задорный смех, совсем детский.

Меня словно парализовало. Я завороженно глядел в просвет приоткрытой двери. Стараясь остаться незамеченным, я замер в полуметре от входа в комнату и весь превратился в слух.

— Ты поняла? — послышался голос Аберфорта, звучавший с почти такой же детской наивностью и восторгом.

Аберфорт закружил Ариану, крепко прижимая к себе. Внутри что-то дрогнуло, я был не в силах отвести взгляд…

Лицо загорелось от стыда, такого жгучего, стыда не за кого-то в отдельности, а за всех. И за себя в том числе. За свои несуразные чувства сейчас. Если Аберфорт заметит, он поймет, он будет меня презирать или жалеть. Не знаю, что хуже. Этого мне не вынести, только не сейчас.

Я чужой. Всему этому. Я казался бы странным рядом с ними.

Возможно, Аберфорт отчасти прав, воспитание не сводится к глупому размахиванию палочкой. Все, что я могу сделать, это обеспечить комфорт, не более. А он останется для нее настоящей семьей.

Я осознал до конца, почему Ариана не рассказывала Аберфорту об этой девочке, Арабелле. Аберфорт боялся людей куда больше, чем она. И она опасалась разрушить то, что было между ними.

А я для Арианы вовсе никто. Посторонний.

Я не с ними. Я один. Эту правду я знаю с самого начала. Мне всегда было…

Нет, так лучше. Я мог бы войти к ним в комнату, попытаться быть с ними, но я не хочу ничего менять, потому что это естественно. Так сложнее, больней, может быть, невыносимей, но, тем не менее, правильней.

Только все это ложь. Пустые рассуждения.

На самом деле внутри только одно.

Чувство застарелого заплесневелого одиночества.

Мне никогда не понять, откуда Аберфорт берет силы, чтобы раз за разом преодолевать воспоминания о том, что произошло семь лет назад. Неужели он может не замечать их отпечаток, так явственно проступающий иногда в Ариане?

И захочу ли я когда-нибудь не идти вперед, а вместе с ними ковылять? И довольствоваться, как они, половинчатым, ущербным счастьем?

Оглушенный, я медленно вернулся в свою комнату, запер дверь и повалился ничком на кровать.