Вован де Морт (джен)

На разборки поехали обычным составом. Коровин (он так-то Быков был, а прозвище прицепилось еще со школы, после какого-то фильма про беспризорника Коровина, да так намертво и пристало) сел за руль, он над своей «Бэхой» трясся как припадочный, никого близко подпускать не хотел. Вован с ним рядом сел — любил он на переднем сиденье ездить, чего уж там. А своего «мерина» он только вчера уделал, так что безлошадным остался. Шурави, отморозок, назад устроился и сразу заснул. Он после Афгана засыпал в любом месте и в любом положении. Если возможность была. И просыпался мгновенно, как будто кто в бок его толкал. Аж завидно было. С Шурави только Афоня нормально контачил, он на соседнее сиденье и полез. А остальные — Буш, Котяра, Тоха и Серый во вторую машину пошли. Они всегда так своей компанией и держались, все-таки из одной спортшколы вышли. Шурави на пару лет постарше остальных был, а Афоня ему сводным братом приходился. За Афоней он и подтянулся. Афганцы вообще-то отдельно от всех держались, но Шурави с ними умудрился поцапаться мало что не насмерть. Накрыло его тогда в очередной раз. А когда Шурави накрывало, только брат его и мог в чувство привести. Причем накрывало Шурави обычно дважды в год — на годовщину дембеля и в годовщину вывода наших «из-за речки», как он говорил. Пил он в эти дни страшно, себя не помнил. Жену, теперь уже бывшую, которая к нему однажды сдуру с уговорами сунулась, связал грамотно, как учили, и в ковер замотал. Видно, за «духа» принял. Ладно, хоть допрашивать не начал, а то кранты были бы бабе, она хоть и дура, а жалко. И дети, опять же… мамку в могилу, папку на зону… хреново, чего уж там. Утром проснулся, жену из ковра вытащил, развязал… та сразу вещички собрала, детей в охапку и к матери. Так и кончилась у Шурави семейная жизнь.

Начинала свой «путь к успеху» их компания еще в конце восьмидесятых годов, когда Горбач первые кооперативы разрешил. Пригляделись, что происходит, и Вован, как самый толковый, предложил кооператоров этих потрясти. В духе марксизма-ленинизма, экспроприировать экспроприаторов. Он иногда и не такое мог завернуть, под настроение. Коровин все говорил, что Вовану на боксе мозги не отбили, а отремонтировали. Как телевизору «Рекорд», которому надо для нормальной работу по корпусу настучать. С кооператоров они начали, да так и дальше пошло. «Челноки», ларечники, шашлычники… кого только не трясли! Словечко иностранное выучили — рэкет. «Крышей», опять же, были. Не хочешь проблем с бизнесом — отстегивай Вовану с ребятами. Сначала Вован с ребятами только свой район держали, потом и на соседний стали посматривать. А там свои «смотрельщики» были. Короче, и «стрелку» забивали, и на разборки ездили, и на кладбище уже троих ребят честь по чести похоронили. А сейчас вот гости пожаловали из области. Комбинат в их городишке не загнулся, когда четыре года назад страна распалась, а как-то выплыл. Ну и нашлись на него желающие. На чужой-то кусок всегда рот найдется, да не один. Так что встречать гостей ехали при полном параде. И калькуляторы прихватили, которые для окончательных расчетов… Шурави все говорил, что гранатомет нужен. Ага, и ядреная бомба до кучи.

Выехали за город, к старому карьеру. Самые место для душевных разговоров. Тихо, спокойно, карьер опять же — все под рукой, в случае чего. Ну вот, здесь и поговорим. И вдруг Шурави сзади страшно заорал:

— Засада!

А дальше вспышка перед глазами — и все.

* * *

Говорят, у людей перед смертью вся жизнь перед глазами проходит. Фигня это. Ничего у Вована перед глазами не проходило. Вспышка эта, а потом — даже слов не подобрать. Болтаешься где-то как один предмет в проруби, ни рук, ни ног, ничего. И ни черти тебя не забирают, ни ангелы с белыми крыльями к тебе с небес не спускаются. Нет, ну на ангелов он и не рассчитывал, какие уж там ангелы… Но черти-то где? Где, спрашивается, персональный (или коммунальный, с ребятами — вместе ведь всех у карьера положили, твари залетные!) котел со смолой, где вязанки дров, где адское пламя? И тут накололи, вот знал он, что никому верить нельзя! Плывешь куда-то, превращаясь в пустоту… уж лучше черти, чем вот так! Да мать вашу за ногу и через забор! Он и не жил толком, что там этой жизни было, до тридцатника не дотянул… и мать совсем одна осталась, и детей, дурак, не оставил, радовался еще — без спиногрызов-то оно веселее. Веселись теперь, пока не растаешь, как сахар в чае… И так погано стало… а Вована, когда ему погано становилось, даже ребята не трогали. А тут какое-то не пойми что!

— Врете, я отсюда выберусь! Зубами вцеплюсь, а выползу! Зубов нет — а наплевать, чего есть, тем и зацеплюсь! Я в детстве в колодец старый падал, думал кранты — а вот хрен вам всем! Выбрался!

Проорал так Вован непонятно кому и сам удивился — а как он орал, если орать нечем? Но ведь справился как-то! Значит, и выбраться выйдет. Надо только способ поискать, вот чувствовал он, что способ такой будет, чуйка его никогда не подводила… И вдруг почувствовал: вот оно! Если сейчас в сторону рвануть — то можно за что-то зацепиться. Как в том колодце, в детстве. И он рванул изо всех сил. К новой вспышке.

Очнулся он от каких-то голосов. Нерусских. Да хоть китайских, главное — живой! Вырвался из этой серой хрени, не растаял. Темно вокруг, или это он ослеп, не дай бог? Нет, пригляделся. Вечер просто. Куда ж его занесло, интересно? Мать твою, на кладбище… Могилы старые кругом, а перед ним какие-то придурки в балахонах и с колпаками на головах. И морды белыми масками закрыты. Читал он в детстве что-то такое, когда ногу сломал, мать ему все книжки таскала — думала, сынок за ум возьмется… Как же эти придурки назывались — курултай? Негров вроде убивали и на кострах жгли… или на деревьях вешали… Нет, не курултай. Ку-клукс-клан, вот они кто! Ну правильно, а за кого он еще зацепиться мог, за мать Терезу что ли? Стоят, на него смотрят, а он говорит… Мать твою! Мужик какой-то говорит, противным таким голосом… а Вован, значит, как со стороны слышит… Вот попал! Как в том анекдоте: «Привет, мужик, я твоя шизофрения!» Хотел с ребятами в коммунальный котел в Аду попасть — а попал в коммунального придурка в балахоне.

Придурок, в башку которого его занесло, с остальными разговаривал так, что сразу понятно стало — он тут самый главный, и он очень недоволен. Базар был на английском, который Вован знал в размере пары фраз и десятка слов из боевиков, сам-то он в школе немецкий учил — правда, знал его не лучше. На уровне «Майне кляйне поросенок ин ди шуле убежал». Дурной, наверно, тот поросенок был. Нашел куда бегать. Да, и еще Шрайбикуса помнил. Этот Шрайбикус во всех учебниках был нарисован, он там у них в Германии в каждую дырку затычкой лез. Вот и все его познания. И «Гитлер капут» с «хенде хох», ну это уж из фильмов про войну.

Придурок тем временем выхватил из кармана балахона какой-то сучок, на одного из мужиков его наставил и прошипел что-то уж вовсе непотребное. Из сучка луч вырвался, как из фонарика, в мужика попал — и мужик с визгом повалился на землю. Ни хрена ж себе… Остальных затрясло так, что аж балахоны у них ходуном заходили, а главный придурок им опять стал что-то втирать. Поодаль могила разрытая, котел какой-то здоровенный, у котла скулит мужичонка с мерзкой рожей — ну как есть крыса! И напротив него — пацан лет двенадцати, весь в крови. Веревками к памятнику привязан. Причем пацан этот несчастный ни разу не негр. Ну и беспредел… Да что тут, сатанисты шабаш устроили? Совсем охренели, мать-перемать.

Сосед по башке подчиненных своих опустил ниже плинтуса, причем без всяких матюгов — матюги как раз Вован знал, чего их там не знать-то. И к привязанному парнишке повернулся. Наставил свою палку-фонарик на парнишку, прошипел что-то — и парнишку судороги бить начали. Нет, ну не отморозок? Надо убить — убей, а этот, видать, самый кайф от пыток ловит. Редкая сука. Насладившись зрелищем, садист крысомордому кивнул, чтобы тот пацана отвязал. Дуэль решил устроить, падла. Он бы еще с годовалым младенцем сразился, великий воитель, мать его за ногу. А пацан, похоже, правильный. Дерется на этих палках-фонариках как взрослый. Отступает — да так грамотно, Вован даже поначалу не понял, куда. А потом увидел, и его аж перекосило. Там дальше тело еще одного пацана было. Постарше. И какая-то здоровенная греческая ваза. Ну или не греческая, хрен бы с ней. Придурок с пацаном палки друг на друга навели, из палок цветные лучи бьют, в одну дугу… вольтову, что ли, сцепились… а потом из этой дуги стали призраки появляться. Да что же за чертовщина тут творится!

Призраки вокруг его коммунального тела закружились, а пацан, не будь дураком, товарища убитого подхватил, вазу эту к себе призвал — и пропал. Сосед по башке ему вслед палку наставил — и тут Вован его изо всей силы под руку и толкнул. Промазал, соседушка! И тогда придурок, в башку которого Вована занесло, ему врезал. Так сильно, что Вован отключился. Но перед отключкой успел в сволочного соседа вцепиться намертво.

* * *

Очнулся он от того, что ему в рот какую-то мерзость заливали. Хуже рыбьего жира, который в детстве мать пить заставляла.

— Бля! — заорал Вован. — Пришибу, падла, травить меня вздумали!

Кто-то испуганно охнул и спросил у него что-то непонятное. Вован открыл глаза. Над ним склонилась какая-то женщина, одетая, как в старых фильмах про царский режим. Красивая, волосы светлые убраны в высокую прическу. И мужчина рядом ей под стать, похож даже. Опа. А ведь эти белые патлы он на кладбище видел. Из-под капюшона выбились у одного из придурков.

— Чего вылупился, сатанист недобитый?

Парочка блондинов (ну точно муж и жена, сразу ясно — без слов друг друга понимают) переглянулась, и женщина торопливо вышла из комнаты. Вован, сидя в мягком кресле, сверлил ее спутника неприязненным взглядом. Через минуту в комнату вошел еще один человек. Да что у них тут, карнавал психов в Доме культуры? Теперь еще и судью приперли? В мантии? О, и этот с того же кладбища. Тот самый, которого током (или чем там еще) били.

— Мой Повелитель, — обратился к нему этот ряженый, — как вы себя чувствуете?

— Охренеть как хорошо, — буркнул Вован и понял, что вопрос, и ответ прозвучал по-русски.

— Это укрепляющее зелье, оно обладает специфическим вкусом.

— Ага. Вкус точно специфический, тут ты прав, Райкин.

— Повелитель, я не Райкин. Я Эйвери. Вы не помните?

И тут Вована осенило. Мать большая любительница была всякие сериалы смотреть, особенно когда Вован ей новый телевизор привез. Так в сериалах этих всякие просто Марии и прочие заграничные дуры регулярно память теряли. Амнезия у них была, бляха-муха. Вована сколько раз по башке били — и сроду никакую память он не терял. Не из того материала, видать, Вована делали.

— Я не помню. Ни тебя, ни кого-то другого.

В глазах этого чудика отразилось такое облегчение, будто ему расстрел на пожизненное заменили.

— Наверное, это последствия ритуала. Петтигрю мог что-то перепутать. Хотя сразу после ритуала вы узнавали всех нас. Или это последствия дуэли? Вы тогда потеряли сознание на несколько часов, мы так беспокоились… Вы можете говорить только по-русски? А остальные языки вы помните?

— Не помню, — с сомнением произнес Вован. Что-то ему подсказывало, что ответ на русском матерном будет понят неправильно.

Чудик этот, Эйвери, начал его спрашивать на разных языках. Вован аж восхитился — во дает! На немецкий он, видимо, среагировал как-то иначе, и чудик вцепился в него как клещ — искал следы остаточных знаний.

— Странно, что в вашей памяти сохранился именно русский язык и частично — немецкий. Но работа мозга настолько не изучена…

— И не вздумай изучать, я тебе что — крыса подопытная?

— Как вы могли такое подумать, мой Повелитель… Вы не хотите попытаться встать?

Вован хотел, о чем и сообщил, выбирая выражения. Чудик почтительно помог ему подняться из мягкого кресла, в котором Вована разместили со всеми удобствами. Они сделали пару шагов по роскошнейшему ковру, сроду не виданному Вованом, и дошли до огромного зеркала в резной раме.

— Вы прекрасно выглядите, Милорд, — льстиво обратилось к ним зеркало. И тут Вован понял, что монстр из фильма ужасов рядом с чудиком в судейской мантии — это он сам. От сказанного им бедолага Эйвери густо покраснел.

* * *

Из зеркала на Вована пялилась гнусная рожа какого-то синеватого цвета, без носа (вот повезло же в сифилитика угодить!), с разными глазами. Левый был нечеловеческого красного цвета, а правый — родного карего. Единственное, что от прошлой жизни осталось, если не считать прически. Только придурок в балахоне был не бритый, а лысый. Красавец, чего уж там! Все девки его будут. Когда в обморок свалятся при виде такого мужика. Осталось вместо балахона любимый красный пиджак напялить и золотую цепь на шею нацепить. С палец толщиной.

— Иди, Эйвери. Оставь меня.

Вован аж сам удивился, каким высоким стилем он заговорил. Эйвери поспешно вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — обратился Вован к своему отражению в зеркале.

И почти не удивился, когда в его голове раздался голос придурка с кладбища, говорящий по-русски, причем почти без акцента:

— Как смеешь ты, ничтожный маггл, так говорить с Лордом Волдемортом!

— А у нас всех лордов еще в семнадцатом году перебили. С ледями вместе, — с удовольствием сообщил собеседнику Вован. — Так что мы с тобой, Володя, теперь вполне на равных. Вон, даже одну башку на пару заняли.

— Это ненадолго, — мрачно ответил ему сосед по башке. — Как только я найду способ от тебя избавиться…

— Ну-ну. Найди. Вот только сдается мне, что ничего у тебя не выйдет. Не зря же меня с тобой в одно тело занесло. Видать, место свободное было. У нас один парень говорил, что душа и тело связаны друг с другом как-то по-хитрому. Дескать, если свою душу погубишь, то в тело чужая может поселиться. А от твоей души, Володя, видать шиш да маленько осталось, если моя душа здесь вполне помещается. Вздумаешь меня из тела вышибить — сам не удержишься, а я еще и помогу, прихвачу с собой за компанию!

— А вот это мы сейчас и проверим. Нагини!

Дверь распахнулась, и в комнату скользнула огромная змея. Вован таких и не видел никогда. В детстве на дедовом покосе ужей с гадюками видел, а тут прямо анаконда. Или питон Каа из мультика про Маугли. А Вован, стало быть, бандерлогом будет… Змеища подползла к нему и что-то прошипела. Соседушка попытался было с ней побазарить, но Вован ему в бубен двинул. Как Палыч учил: не видишь противника — бей по источнику звука! Ну и врезал. По источнику.

— Ну здравствуй, Нагини, — обратился он к змее.

Нагини подняла голову и удивленно уставилась на него. А говорили, змеи ничего не слышат и ничего не понимают! Эта змея явно все понимала и прекрасно слышала.

— Мы тут с хозяином твоим в одно тело попали. Убьешь меня — убьешь и его.

Нагини насмешливо зашипела.

— Думаешь, он у тебя бессмертный? Так я теперь вроде тоже. Меня убили — а я вот он. Так что мне умирать тоже не впервой. А вот соседа своего я с собой прихватить точно смогу. Хочешь проверить?

Нагини внимательно его осмотрела и помотала головой. Ничего себе! Очнувшийся придурок возмущенно взвыл:

— Врешь! Ты не сможешь! Жалкий червь, ты никто по сравнению с Темным Лордом!

— Снова врезать? — поинтересовался Вован. — Мне не трудно. А Темному Лорду вообще могу спецобслуживание организовать. Мордобой с доставкой на дом. Змея у тебя и то поумнее будет. Короче, так. Сиди и не рыпайся.

Нагини что-то угрожающе зашипела. Придурок злорадно перевел:

— Мой фамильяр обещает убить тебя, если ты попробуешь мне навредить.

— Да ты уже сам себе так навредил, что дальше некуда. Слушай, Нагини. У твоего хозяина от души одни ошмётки остались, вот я в это тело и попал. А ему лечиться надо, а то вовсе не пойми во что превратится. Тут умников всяких у него полно — вот и надо их припахать, пусть ему новое тело найдут, в котором пустого места не будет. И поздоровее этого, а то уж совсем непотребство. Вот как без носа на людях показаться? Ну а пока нам с ним вместе уживаться придется. Я ему обещаю не вредить, если первым не нападет.

Нагини согласно кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал Вован. — Как там тебя? Волдеморт? А я Вован. Можно сказать, Вован де Морт. Вот и познакомились, значит.

Сосед по башке ответил злобным шипением.

— Ничего, — пообещал ему Вован. — Я тебя еще научу Родину любить!