Зарисовки о волшебниках (джен)

— Мальчики, а не прерваться ли вам на пятичасовой чай? Попробуйте тыквенный кекс по новому рецепту, который мне так любезно одолжила твоя матушка, Регулус.

Вопрос мисcис Крауч был больше риторическим, ведь она уже левитировала в комнату сына поднос с кексом, чайником и чайными парами. Барти и Регулус сразу же отложили очередную партию в магические шахматы — от аромата выпечки и свежезаваренного чая у них призывно заурчало в желудке.

— Мисcис Крауч, не покидайте нас, пожалуйста! — попросил Регулус, как только заметил, что мать друга хочет оставить их одних. — Я же знаю, что у вас семейная традиция — пить в это время чай вместе с сыном. Простите, что я целую неделю надоедаю вам, но дома…

— Акцио чайная пара!

Мисcис Крауч так легко поймала летящую к ней чашку на блюдечке, что Регул заподозрил, что квиддич потерял гениального ловца.

— Во-первых, чай мы пьем вместе с сыном, потому что Бартемиус никогда так рано не приходит с работы, а во-вторых, ты для меня, мой мальчик, родной. Я понимаю, как сложно у вас дома после выходки Сириуса.

— Мама, в тебе погиб дипломат, — рассмеялся Барти. — Вальбурга, конечно, замечательная волшебница, но не хотел бы я быть ее сыном. Папа точно сказал, что в ее репертуаре есть только две поведенческие роли: королева Англии и торговка с Дрянь-аллеи.

— О мой Мерлин! — миссис Крауч резко всплеснула руками и чуть не пролила чай. — Мало того, что ты подслушиваешь разговоры взрослых, так еще и повторяешь их. Как тебе не стыдно передо мной и другом? Не вам судить взрослых, вы должны быть благодарны родителям за то, что они растят вас.

— Миссис Крауч, не ругайте Барти! — побледневший Регулус навалился грудью на стол, словно хотел защитить друга от материнского гнева. — Мы с Барти любим и уважаем своих родителей. Но согласитесь, с некоторыми родителями ладить проще, чем с другими. А кекс у вас получился лучше, чем у моей матушки. Извини, Барти, но мне уже пора домой, доиграем завтра.

Блэк-мэнор встретил Регулуса гнетущей тишиной. После недели непрекращающихся криков и слез Вальбурги, проклинавшей непокорного Сириуса, — это пугало. Регулус искал любой повод, чтобы ускользнуть из дома к другу, но все равно каждый вечер мать дожидалась его в гостиной у камина, чтобы в очередной раз начать жаловаться на побег наследника чистейшего и благороднейшего рода.

Сегодня же Регулуса дожидался только домовой эльф матушки — Кричер. С особым подобострастием он поклонился и сообщил:

— Хозяйка приняла зелье сна без сновидений и велела никому ее не беспокоит. Есть ли какие приказания от наследника рода Блэков?

— Наследника? — удивленно начал было Регулус, но тут его осенило.

Перепрыгивая ступени, он несся в комнату с гобеленом рода. На месте портрета Сириуса сияла черная дыра. Не веря своим глазам, Регул дотронулся до нее рукой. Колкость горелых нитей и потрескавшаяся штукатурка в месте удара заклятия.

Вот и все, Сириус вычеркнут из их жизни.

Понурив голову, Регулус побрел в свою комнату. Вальбургу никогда не интересовало его мнение, но именно сегодня у него появилось непреодолимое желание высказать его. Сев за стол, Регулус написал своим идеальным почерком на первом попавшимся листе бумаги «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка» и прикрепил его заклятием вечного приклеивания на дверь собственной спальни.

Все ночь он прометался в кровати, даже не мог понять, спал или нет. Хотя обрывки одного кошмара врезались в память. Лев сражался со змеями, сползавшимися со всех сторон. Вместо того чтобы давить врагов, неистовая зверюга огромной лапой подцепляла и отбрасывала прочь клубки змей, а они расплетались и ползли обратно.

— Убей их! — закричал во сне, а может и нет, Регулус и проснулся. Сон все не оставлял его, поэтому он договорил: — Не жалей!

Он еще долго лежал в кровати и смотрел в потолок. Странно, почему лев был черного цвета?

Толковать сны Регулус не умел: директор Хогвартса Дамблдор считал предсказания ерундой, матушка тоже. Какой смысл гадать, если в домашней библиотеке есть сонники. Вскочив с кровати, Регулус скользнул взглядом по зеркалу. Вдруг оно охнуло и что-то неразборчиво забормотало. Регулус подошел ближе и не узнал самого себя в отражении. Лицо осталось прежним, но волосы…

Его короткие прямые волосы вдруг за ночь отросли до плеч и закудрявились, как у Сириуса. Шевелюрой Регулус теперь уж точно не отличался от старшего брата.

— Это что такое? — Регулус схватил себя за волосы и подергал. — Ой, похоже, прическа передается по наследству наследнику рода.

Но показаться в таком виде матушке было никак не возможно, а всякими парикмахерскими заклятиями Регулус никогда не интересовался. Волосы у него и так были послушными, а стригли его или эльфы, или поклонницы. Как же без них ловцу команды Слизерина!

— Нарцисса! — позвал Регулус кузину через камин. — Нарцисса, выручай!

— Рег, ты сошел с ума — будить меня в такую рань! — пробурчала недовольная Нарцисса, встала с кровати и набросила пеньюар.

Но как только она увидела Регулуса, так всплеснула руками и рассмеялась, словно девчонка.

— Ты… решил… испытать… себя… в парикмахерских… чарах? — давилась она от смеха и, еле отдышавшись, поставила вердикт: — Эксперимент не удался!

Как была в пеньюаре, Нарцисса появилась в спальне Регулуса и быстрым движением волшебной палочки привела прическу кузена в порядок.

— Больше ты не похож на льва, — решила она, придирчиво рассматривая свою работу.

— Льва? — переспросил Регулус. — Конечно, лев... черный лев. Подозреваю, что завтра утром волосы вернут себе львиный вид.

— Блэков не переупрямить, — фыркнула Нарцисса. — Ты будешь каждое утро выпрямлять и укорачивать их чарами.

* * *

Парикмахерские чары Регулус освоил легко, но вот как было избавиться от гриффиндорства, росшего в его душе? Домашних эльфов он уже не презирал, этого чувства теперь удостоились предки. Каким же чудовищем нужно быть, чтобы отрезать и хранить головы преданных тебе магических существ?

Гриффиндорская храбрость и самоотверженность уже не казались Регулусу смешными. Ведь в мире есть что-то более важное, чем собственная жизнь.

Волшебников, погибших в первую магическую от рук Волдеморта и Пожирателей смерти, помнят поименно, а магглы идут общим списком. Но для Кингсли Шеклболта в этой грустной статистике есть особо дорогая единица — его мать. Маггла из далекого Бенина. Отец называл ее своим африканским трофеем и посмеивался, что она приворожила его с первого взгляда.

— Меня тогда отправили в командировку по делам Аврората. Вечерком пошел с коллегами из местных в таверну: поужинать и развлечься. Переступая порог, я споткнулся, и хозяйка таверны громко хихикнула. Вот я и взглянул на нее и… погиб. Ох, не прост был тот африканский порожек, сынок! Ведь приворожила же!

Мама только посмеивалась да помалкивала: английский ей давался с трудом. Но все же она была не просто магглой, а женой аврора и матерью будущего аврора.

В свободное от домашних дел время мама любила гулять по магическому Лондону. Продавцы во всех лавках и даже гоблины Гринготтса принимали ее за свою. Отец даже как-то отчитывал маму за прогулку по Дрянь-аллее.

— Ты сошла с ума! — то ли спрашивал он, то ли утверждал несомненный факт. — Там же скопище черных магов!

— Я всем улыбалась. — Мама обняла отца и чмокнула в щеку. — Разве ваши черные маги опаснее пьетро?

— Ну вот как с тобой бороться? — не унимался отец.

— Никак! — честно призналась мама и широко улыбнулась.

Мамина улыбка очаровывала или обезоруживала всех волшебников без исключения. Кингсли хорошо запомнил одну сценку у мадам Малкин с Вальбургой Блэк.

— Пошла прочь, грязная маггла! — истерично взвизгнула волшебница, когда они столкнулись в дверях лавки, и выхватила палочку.

Кингсли принялся судорожно нащупывать среди свертков свою, недавно купленную палочку. Но что мог противопоставить взрослой волшебнице юнец, только получивший письмо из Хогвартса?

А мама просто улыбнулась, и выпучившая глаза миссис Блэк попятилась назад, давая им проход.

— Папа, мама ее будто взглядом оттолкнула! — взахлеб рассказывал Кингсли эту историю вечером отцу, а виновница торжества скромно прятала улыбку в уголках губ.

Уже став совершеннолетним, он отважился спросить мать:

— Почему ты всегда улыбаешься?

— Хорошая привычка. В Бенине не поймешь, кто простой человек, кто родственник мага Вуду, а кто сам — мамбо или бокор. Плохое лицо — скорая ссора. Обидишь, потом беда будет. Большая беда! Лучше всем улыбаться.

С отцом Пожиратели смерти расправились одним из первых: вроде бы обычное задержание мелких жуликов вдруг обернулось страшной бойней. Блюстители чистокровных ценностей давно точили на него зуб и только ждали подходящего момента для расправы над предателем крови.

Род Шеклболтов был включен в священный список двадцати восьми только в тридцатых годах двадцатого века, и вдруг его наследник позволил себе жениться по любви на маггле, наплевав на традиции и взгляды предков.

После гибели отца Кингсли много раз предупреждал мать, что дверь их дома нужно держать на замке. Но она постоянно забывала. Это тоже была привычка: в ее деревне двери в хижину никогда не закрывали. Их, дверей, просто не было, только полог, но если уж его опускали, то все знали, что гостей не ждут.

Хотя от Пожирателей смерти не спасали и закрытые двери в домах магов, куда уж простой маггле противостоять им. Она даже не успела улыбнуться. Полуулыбка так и застыла в уголках ее губ под зеленью вспышки Авады Кедавры, а руках остались пяльцы и иголка, которая никогда не завершит свой стежок.

Мама любила вышивать и дарить родственникам и знакомым разные приятные безделушки: диванные подушечки, салфетки и панно.

Тоска по родине выливалась в африканские мотивы в ее поделках, а эта экзотика особо прельщала английских магов, которые в своих путешествиях по свету редко совали нос в Африку дальше Египта.

После смерти матери Кингсли годами ничего не трогал в ее уголке, разве только заклятиями убирал пыль. Казалось, что мама на минутку отложила рукоделие, чтобы похлопотать на кухне. Время выдавал только кактус, который все рос и рос. Когда-то мама жаловалась, что в Англии их растения хилые, то ли дело в Бенине, где они вымахивали в громадные деревья.

Сегодня Кингсли особенно не хватало матери: после разговора с Артуром Уизли только ее совета он и мог послушать. Встать на сторону Альбуса Дамблдора и Ордена Феникса или оставаться верным министру магии Корнелиусу Фаджу?

Кингсли полил мамины растения и впервые за столько лет сел в ее кресло. Дотронувшись рукой до маски богини, имени которой он не знал, попросил пустоту:

— Мама, посоветуй!

Странно, но через минуту он уже был абсолютно уверен в своем решении. Пусть ему не нравилось многое в Альбусе Дамблдоре и его методах борьбы с Волдемортом и Пожирателями смерти, но, в отличие от министерских, Дамблдор будет стоять на своем до конца. А как меняют мнение политики, Кингсли уже знал…

Значит, завтра он, Кингсли Шеклболт, скажет Артуру Уизли: «Да!»

— Тише ты! — шикнула Панси Паркинсон на Драко. — Навязался на мою голову.

Драко было собрался пнуть старую ветку, треснувшую под его ногой, но после окрика подруги передумал. Лишний раз девчонку с таким характером дразнить не стоит, особенно если учесть, что он и правда навязался с ней ночью в Запретный лес.

Любопытство пересилило у Драко даже страх перед наказанием за запретную прогулку — в Запретном лесу он надеялся получить ответ на вопрос «Почему Панси так резко изменила свое отношение к Виктору Краму?».

Еще пару дней назад она была самой счастливой, что чемпион Дурмстранга сидит рядом с ней за слизеринским столом, а после его победы в первом этапе предложила Драко поменяться с ней местами. Причем несколько дней назад Драко готов был выкупить это место у Панси, и вдруг оно досталось бесплатно. Все это было как-то не по-слизерински! Вдобавок на ночь глядя Панси куда-то исчезала два дня подряд. На третий Драко просто подкараулил ее после ужина и «навязался», в мастерстве шантажа мало кто с ним мог поспорить даже среди старшекурсников Слизерина.

Уже огни Хогвартса скрылись из вида, только лунный свет да Люмос на кончике волшебной палочки Панси еле освещали им дорогу. Где уж тут не наступить на валяющуюся на тропе корягу? Драко так и раздирало спросить, куда они идут, но он боялся, что Панси прогонит его, а возвращаться одному, пусть и по опушке Запретного леса, не хотелось.

Вдруг свирепый душераздирающий рев разорвал ночную тишину. Помянув Мерлина, Драко вскрикнул и споткнулся. Он готов был уже припустить назад, как Панси крепко схватила его за руку и быстро потащила за собой к костру среди деревьев.

Только через мгновение Драко понял, что это не костер, а драконье пламя. На расстоянии нескольких шагов на огороженной поляне несколько драконологов возились около Китайского огненного шара. До Драко доносились обрывки их разговора сквозь драконий рев.

— …получается, и сегодня отправлять в заповедник ее нельзя.

— Что, забыл, как долго заживают глаза драконов после Конъюнктивитуса? А тут еще и стресс из-за раздавленных яиц. Эх, оторвал бы я башку этому Краму и заодно всем организаторам турнира!

Слева послышалось недовольное сопение, и со словами «А чо Крам? Первое пришедшее на ум и применил» к драконологам подошел кто-то третий.

— Так что, Рон, пообщаешься еще несколько дней с братом. Уже небось забыл, когда его видел в последний раз.

— Уизелу везет, каждый день здесь трется рядом с братом, — прошептала Панси, указывая на коренастого драконолога, который, судя по веснушкам и рыжим волосам, принадлежал к семейству Уизли. — Даже помогает дракона лечить.

Потом она быстро рухнула на землю, словно сраженная заклятием, и как змея поползла к раскидистому кусту, росшему рядом с ограждением.

— Ты куда? — только и успел прошептать Драко, но удостоился лишь призывного взмаха рукой.

Драко в очередной раз помянул Мерлина, но не терять же лицо, отстав от девчонки? Вздохнув, он решил тоже по-пластунски подползти к кусту, как взвизгнули охранные чары — Панси или колыхнувшийся куст задели магический контур.

— Кто тут?! — быстро вскинули волшебные палочки драконологи и Рон Уизли туда же, за ними.

Этого Драко Малфой пережить не мог: встал и гордо шагнул вперед. А что ему сделают? В худшем случае нажалуются декану, а уж со Снейпом он всегда сможет договориться. Зато шанс оказаться вблизи дракона в другой раз может и не представиться. Драко вплотную подошел к хлипкой на вид изгороди, когда у удивленного Рона Уизли вырвалось:

— Хорек!

С криком «Сам ты Уизел!» Драко перепрыгнул через ограду и бросился на Уизли, и они, сцепившись, покатились по земле. Все это еще сопровождалось раскатистым ревом больного дракона, обезболивающий эффект глазной мази у которого подходил к концу.

Разнять мутузящий друг друга клубок сразу не удалось даже взрослым волшебникам, пока один из них не догадался окатить «дерущихся котов» Агуаменти. Не смотря на то, что Чарли крепко держал драчунов за шиворот, они, мокрые и фырчащие, так и норовили напоследок еще разок пнуть соперника.

— А ну-ка успокоились! Мне драконихой нужно заниматься, а не вами, идиотами. Представляешь, то отцы дерутся, а теперь сыновья! — взвыл Чарли. — Дурдом какой-то!

— Сейчас я их быстро угомоню! — рассвирепел другой драконолог и взмахнул палочкой.

Невербальное Инкарцеро разом обмотало Рона и Драко веревками и потянуло к ближайшему дереву. Все бы хорошо, но в последний миг Драко, крутанувшись, попытался высвободиться. Но заклятие удержало его, хотя вместо того, чтобы оказаться прислоненным к дереву, Драко лицом к лицу привязало к Уизли. Хотя, если учесть рост того, лицом к лицу — громко сказано. Нос Драко упирался в шею соперника.

Если бы не руки по швам, то они бы напоминали влюбленную парочку, тискавшуюся в темных уголках Хогвартса.

— Ну и как мы вдвоем будем дракониху лечить? — поинтересовался Чарли, готовый выручить брата. — Одному точно не удержать ее под Ступефаем.

— Давайте я вам помогу! — Панси гордо поднялась с земли, стряхивая рукой прелую листву с мантии.

— Слизеринцы сегодня на нас просто с неба сыплются, — Чарли посмотрел на ночное небо, словно ожидая прибытия очередной партии студентов.

— Я знаю, что делать! — не унималась Панси. — Я же два дня за вами следила. Разрешите, я на турнире не за чемпионов, а за драконов болела.

Приводя последний аргумент, Панси переводила умоляющий взгляд с одного драконолога на другого.

— Ладно! Нам так и так Рон не подойдет. Самка хотя почти ничего не видит, но нюх-то звериный. От Рона теперь за версту злобой несет, не подпустит она его к себе. Давай, девчонка, быстро сюда!

— Даже твой брат знает, что от тебя воняет, — тем временем шипел на ухо Рону Драко.

— Это от тебя девчачьими духами воняет, а от меня мужиком пахнет! — Рон в подтверждение своих слов попытался лягнуть его ногой, но охнул, когда путы еще сильнее стянули его и еще ближе прижали к Драко.

— Ты что в меня членом своим тыкаешься? — принялся возмущаться Драко.

— Зато твой не заметен. Он у тебя с гулькин нос, что ли?

В ответ Драко попытался укусить Рона за шею, но веревка разом подскочила вверх и перетянула открытый рот. Драко захрипел, а довольный Рон еще добавил от себя пару «добрых» слов:

— Так тебе и надо, хорек! Теперь из твоего поганого рта никакая дрянь не вылетит!

Тем временем Панси устремилась в загон. Она видела, как Рон помогал брату, и со стороны это казалось не так уж и жутко. Но сейчас чем ближе она подходила к телу Китайского огненного шара, тем сильнее подрагивали ее ноги. А впереди была огнедышащая голова. Правда, перед этим драконологи обездвижат на пару минут самку. Только на пару минут, а потом магическая защита дракона снесет человеческий Ступефай.

Однако самка вдруг перестала реветь и начала шумно втягивать воздух.

— Ты смотри, ей твой запах понравился! — обрадовался Чарли. — Приутихла бедолага наша.

Сердце Панси стало биться чуть-чуть тише, наверное, поэтому руки хозяйку и не подвели. Мазь на кончик волшебной палочки она взяла точно, не звякнув ей о края стеклянной банки.

И все же, когда драконологи наложили заклятие, а Панси подошла и остановилась вплотную у морды дракона, коленки у нее тряслись совсем не в переносном смысле. Однако руки быстро и ловко сделали свое дело: вложили заживляющую мазь в глаз дракона. Причем Панси провела волшебной палочкой от одного уголка глаза до другого, а не тыкала, как Рон, в зрачок. Кому такое может понравиться?

И дракониха это оценила: не разразилась огнеметанием после спадания замораживающих чар. Так что щитовые чары драконологов пропали даром.

— Ты вот посмотри, — восхищался Чарли. — Точно говорят о женских ручках. Нежные! Куда там Рону до тебя. А давай ты завтра поможешь тоже?

У Панси от восторга просто не было слов, она только и смогла, что кивнуть в ответ.

— Да, а как тебя зовут? — вдруг вспомнил Чарли.

— Паркинсон. Панси Паркинсон.

Панси не любила свое имя. Анютины глазки — слишком просто для чистокровной волшебницы, зато впору для магглы. Вот Блэки называют своих детей правильно: в честь звезд. Лучше не придумаешь! Приятнее иметь в тезках недосягаемую звезду, чем цветок на клумбе, который любой может растоптать. Если уж родители захотели назвать ее в честь цветка, то могли бы выбрать розу. Красива и с шипами.

Но в Хогвартсе, услышав за спиной обидное «мопс», Панси поняла, что имя еще не самая большая беда. Это дома она всегда была самой красивой, самой умной и самой любимой. Зеркало не давало никаких сомнений в том, что нос и рост у Панси явно не удались. Место самой умной среди девочек заняла проклятая грязнокровка Грейнджер, которой родители, кстати, догадались дать имя древнегреческой принцессы.

И все же Драко Малфой, лучший из слизеринцев, с первого курса принял ее в свою компанию. Но на третьем курсе многих девочек стали приглашать на свидания в Хогсмид. А ее никто и никогда. Привязанность и нежные чувства оказались совсем разными вещами.

И вот впервые в жизни она услышала:

— Какое у тебя красивое имя! Да и сама ты хороша!

Пусть это сказал Уизли, их семья нищеброды и вообще предатели чистокровных, но Чарли…

Он драконолог, а это так почетно и романтично. Да и живет он далеко от своей семейки.

Пока зардевшаяся Панси впервые в жизни не знала, что ей ответить, Чарли наклонился и вырвал пучок травы. Затем его пальцы быстро-быстро задвигались, плетя венок. Взмах волшебной палочки, и простая трава трансфигурирована в анютины глазки.

Глазами Чарли спросил: «Можно ли?» — и получил такой же молчаливый утвердительный ответ.

— А вот теперь ты настоящая красавица! — решил Чарли, украсив Панси цветочным венком.

Потом он проводил ее до самых дверей Хогвартса. Конечно, не ее одну, а еще Рона и Драко, которые всю дорогу переругивались между собой, как порядком надоевшие друг другу супруги.

Дом Блэков на площади Гриммо, 12 умирал. Словно дама преклонных лет, окончательно проигравшая битву со временем, он не заботился о своей внешности, но все же через запустение и руины просматривалась былая красота.

— Урод, мерзавец! Вон отсюда! Как ты смеешь осквернять дом моих предков?! Гад, предатель!

Казалось, что от этих воплей развеваются портьеры, закрывающие портрет Вальбурги Блэк, хотя в том была заслуга сквозняка, тянувшего по полу коридора.

Однако виновник неистовства портрета спокойно стоял, опершись двумя руками на мощный посох и положив на кулаки подбородок обезображенного многочисленными шрамами лица. На нем не отражалось ни единой эмоции, и только легкое переминание с ноги на ногу выдавало, что это действо длится уже долго. То же подтверждал и слегка охрипший голос рассерженного портрета. Словно у живого человека, желтая кожа на нарисованном лице Вальбурги пошла уродливыми красными пятнами, над верхней губой заблестели капельки пота. Черный вдовий чепец сполз набок, и несколько выбившихся седых прядей змеились по плечу волшебницы.

— О чем ты думаешь, Аластор? — вдруг спокойно спросила Вальбурга, словно мгновение назад не она билась в истерике, выплевывая оскорбления вперемешку со слюной.

— Вспоминаю былое, когда ты...

— ...пригласила тебя и Тома на рождество, — закончила Вальбурга фразу. — Как же тогда визжала почтенная тетушка Бельвина! «Порождение порока и грязи!» Теперь я повторяю ее слова, а когда-то смеялась в лицо старухе, помешанной на чистокровности.

— Да, тогда ты, Древнейшая... — Аластор запнулся, по привычке произнеся школьное прозвище Вальбурги, которое теперь прозвучало словно оскорбление.

Но Вальбурга только усмехнулась и беспечно махнула рукой, затем, словно спохватившись, заправила локоны под чепец и оправила складки платья. Теперь в ее облике появилось что-то неуловимое, но точно указывающее — перед вами вдовствующая королева.

— Помню-помню, как во время переклички на первом уроке в Хогвартсе ты, наглый гриффиндорец, обозвал меня благороднейшей и древнейшей мисс Блэк. Со временем прилипшее прозвище сократилось до «Древнейшей» и так прижилось. Теперь былая шутка стала горькой правдой, и я превратилась, как утверждал мой сын, в старую каргу.

— Прекрати! — рыкнул Аластор. — На меня посмотри, вот уж кто точно урод так урод. Хотя это ты Тома не видела! Он сейчас что-то среднее между рептилией и человеком.

— Зачем ты пришел, Аластор? Уж явно не для того, чтобы вспоминать о нашей юности.

— С последней просьбой!

— Ой ли! — рассмеялась Вальбурга, но резко оборвала смех. — У тебя опять было видение?

— Вальбурга, не было у меня тогда никакого видения. Просто придуривался, изображая из себя провидца.

— Но твои слова: «Если ты, Вальбурга Блэк, не выйдешь замуж за Аластора Грюма, то благороднейший и древнейший род прекратит свое существование» — сбылись.

— Случайное совпадение! Что-то не припомню, чтобы в реальных предсказаниях четко звучали имена и фамилии.

Но портрет думал о чем-то своем, повторяя:

— Случайное... с-луч-айное... с лучом! Конечно, это был знак, который я не поняла, выбирая между тобой и Томом.

— Если бы ты полюбила, то вопрос выбора не стоял. Наплевала бы на отсутствие моего рода в «Священных двадцати восьми» или на еще более сомнительное происхождение Тома Риддла. В результате за тебя все решили родители.

— Да, Андромеда наплевала... Значит, полюбила. Почему последняя просьба? — резко поменяла Вальбурга тему, не желая никого посвящать в свои мысли.

— Предчувствие! Завтра у меня очень сложное задание. Кто знает, чем оно закончится, — и, не дождавшись никакого отклика на свои слова от Вальбурги, Аластор продолжил: — Скоро совершеннолетие Гарри Поттера. Он официально вступит в права наследования этого дома. Хотя завещание Сириуса своему крестнику работает уже сейчас, но... Я же знаю, что в гневе ты способна на многое. Прошу!

Вальбурга фыркнула, как когда-то давным-давно, в их школьной юности, резко развернулась на каблуках и пошла прочь. Теперь Аластор был абсолютно уверен, что его просьбу строптивая Блэк исполнит в точности. Но каков характер!

Вдруг она остановилась и ехидно кинула через плечо:

— Ни ты, ни Том Риддл так и не женились!

И продолжила свой путь в никуда.

«А ведь ты права, мы — одиноки, — подумал отвергнутый некогда жених. — Хотя рядом со мной — твоя копия, пусть и не совсем точная. Любимая ученица Тонкс! Ха, и рядом с Волдемортом копия — Беллатрикс. Правда, кривая!»

«Укуси! Укуси! Укуси! — набатом била в голове Ремуса Люпина чужеродная мысль, хотя нужно было думать о другом. — Почему он сорвал задание Ордена Феникса?»

Вот уже почти месяц Люпин агитировал стаи оборотней выступить против Волдеморта в грядущей магической войне. Но, похоже, Пожиратели Cмерти успели раньше донести до них посулы своего Повелителя. Аргументы Люпина: «Он же просто воспользуется вашей силой в борьбе, а потом выкинет на помойку!» — на сородичей не действовали. Вот и теперь слышал в ответ из угрюмо взирающей на него толпы:

— Ничего, зато во время войны оторвемся по полной! В волю нажремся человечины!

— Только Альбус Дамблдор доказал, что относится к нам как к равным, когда взял меня учиться к Хогвартс.

— Дохера он тебя взял! — выкрикнул из толпы юнец с рваным ухом. — Скрывал от всех, кто ты есть! А с какой скоростью год назад тебя вышибли из Хогвартса, когда правда всплы?..

Но закончить он не успел, потому что пропахал носом землю, получив солидную затрещину от матерой «волчицы».

— Заткнись, шелудивый пес! — прикрикнула она на своего, а потом совсем другим тоном сказала Люпину: — Шел бы ты, Ремус, восвояси, пока луна не взошла. Предупреждала я твоего отца, что с этой учебой в Хогвартсе будешь всем чужой.

Правоту этих слов Люпин давно познал на собственной шкуре: от макушки человеческой до кончика волчьего хвоста, поэтому в ответ оставалось только молчать.

Стая расступилась, и «волчица» вышла вперед.

— Но я тебя услышала! — Она смотрела с такой хитринкой, что для полного сходства с Дамблдором не хватало только очков-половинок. — С Фенриром Грейбеком мне не по пути. Но рвать своих ради интересов волшебников не собираюсь. Моя стая будет держать нейтралитет — это не наша война!

Последняя надежды заманить хотя бы одну стаю на сторону Ордена Феникса рухнула, но аппарировать сразу из лагеря Люпин не стал, чтобы не раздражать остальных оборотней недоступной им магией. Решил немного прогуляться по лесу, чтобы развеять дурное настроение. Время до восхода луны еще было, ведь этот лагерь находился вблизи Хогвартса, на дальнем краю Черного озера, клином входящего между гор.

Но чем дальше Люпин заходил в лес, тем хуже ему становилось, словно подхватил у сородичей какую-то заразу.

Уже не было сил не то что аппарировать или отправить Говорящего патронуса, а просто удержать в дрожащих руках волшебную палочку. Заплетающейся походкой пошатывающийся Люпин брел по лесной тропинке, в ужасе ожидая появления на небе луны.

Все его мысли теперь были только об одном. Он прямо ощущал на зубах свое желание.

Ни в коем случае не нужно нападать на человека из засады. Он должен увидеть меня и по-настоящему испугаться, до холодного пота. Ведь его запах и вкус так прекрасны! Потом, немного замешкавшись, дать жертве надежду на спасение. Пусть побегает, разогреется — парное мясо лучше. И только тогда вонзить в тугую человеческую плоть острые клыки и начать очень медленно сжимать пасть. Горячая кровь с солоноватым металлическим привкусом сначала струей брызнет в рот, заставив слегка захлебнуться. Потом, приноровившись, я буду жадно заглатывать сколько смогу, а остатки пусть стекают по пасти и капают на землю. Но это еще не высший кайф, а только разминка. Ничто не может сравниться с моментом, когда мои клыки сомкнутся, и я со всей силы рвану на себя кусок чужой плоти и начну пережевывать человеческое мясо, такое мягкое и сладковатое. Слава богу, с лысой кожей, ведь мех так противно щекочет пасть.

Никогда в жизни жажда убийства так не овладевала Люпиным. Задрав вверх голову, он выл, упав на колени, и колотил кулаками землю. Вожделел, чтобы луна поскорей взошла, а остатки человеческого разума ужасались, понимая, что он на грани совершения непоправимого.

— Да, учили-учили тебя волшебники уму-разуму, но самое главное — как управлять своим зверем — ты не постиг. Эка тебя корежит!

— Ты-ы-ы? — выдохнул Люпин, увидав хозяйку стаи.

— Не «ты», а Салли, — усмехнулась она. — Ползи к озеру!

— Не понимаю...

— Если хочешь в волчьем теле оставить что-то человеческое, то перед полнолунием нужно голым доползти до озера, пристально посмотреть на воду, думая о своем желании, и напиться, — голосом, которым сообщают прописные истины, ответила она. — Только мыслишку в пару-тройку слов облеки. Больше в волчьей черепушке не поместится!

— Сохрани, пожалуйста! — попросил Люпин, протягивая свою волшебную палочку, и начал раздеваться.

Салли взяла ее в руки и содрогнулась всем телом.

— Я бы тоже, наверное, могла колдовать! — вздохнула она.

— Научу! — пообещал Люпин.

Женщина окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись на члене.

— Ого-го, какое добро зазря пропадает! — восхитилась она размером и так звонко шлепнула Люпина по ягодице, что висящий член закачался из стороны в сторону.

Люпин издал нечленораздельный звук и быстро плюхнулся на землю, чтобы скрыть от Салли нахлынувшее теперь совсем другое желание. Но тут же вскрикнул от боли, тогда под нежной плотью оказались острые камушки тропинки.

— Неженка! — прыснула женщина. Потом, наклонившись, собрала всю одежду Люпина. — Шустрее ползи — время на исходе! А молодое дело от нас никуда не уйдет!

* * *

Луна выглянула из-за тучи. Последняя мысль в умирающем человеческом сознании оборотня: «Я — хранитель Хогвартса!» — и впервые перекидывание не было таким болезненным.

«Охраняй! Охраняй! Охраняй!»

Голый Люпин пришел в себя в Запретном лесу и прокрался к Визжащей хижине, где у него был запас одежды еще со времен работы в Хогвартсе.

В Хогсмиде только и было разговоров, что о жутком ночном вое оборотня.

— Ремус, а не ты ли нагнал страха на моих сомнительных клиентов, которые боялись нос на улицу высунуть? — поинтересовался Аберфорт Дамблдор. — Сделал мне такую выручку за ночь!

* * *

— Салли, что это за волшебство?

— Древняя магия друидов, — ответила она. — Когда-то я тоже была обычной, но Фенрир загрыз насмерть родителей, а меня укусил. Приглянулась ему красивая девчонка, да не на ту напал! Ну, трахнул меня, и что? Поревела и убежала! Прибилась к другой стае, где для тех, кто не хотел звереть, выкапывали глубокие колодцы с канатом. Волку-то слабо по канату лазить, а с такой глубины иначе не выбраться. Однажды я увидела сидящего на пеньке старика-друида, который и поделился со мной своими знаниями.

— Истинное волшебство! Палочкой такого не получишь.

— Все просто! — фыркнула она. — Как бы ты ни был крут, но ползти голым в лесу — еще то развлечение. Лишние желания точно разлетятся, так что озеру поведаешь свое истинное. Друид говорил, что вода — хранитель информации. А свои желания человек всегда выполняет сам, только этого не замечает.

Салли потянула на себя Люпина с вопросом:

— Знаешь, чего я сейчас хочу?

— Только ты можешь мне помочь, Нарцисса!

Черная радужка глаз Северуса Снейпа сливалась со зрачком и, завораживая, затягивала как в омут.

— А Люциус? — тяжело сглотнув, спросила Нарцисса. — Ты считаешь, что Повелитель окончательно растоптал его?

— Нет! Не в этом дело, — Снейп замотал головой, придавая движением дополнительный вес своим словам. — Люциус и Драко не потеряли надежду вернуть былое расположение Повелителя, а ты смотришь на все это трезво.

Нарцисса удивленно вскинула бровь. Ее привычную маску повело, словно актер приоткрыл занавес и заинтересованно разглядывал публику в театре.

— Я давно вас знаю. За маской сноба у тебя скрывается добрая душа, а за маской очаровашки у Люциуса — сноб.

Нарцисса прыснула себе под нос:

— Всегда знала, что не стоит попадать под твою палочку и... — она, как настоящая актриса, выдержала паузу и закончила: — ...острый язычок. Слушаю твою просьбу!

Снейп вынул из кармана мантии хрустальный флакон. Судя по ярко-красному цвету жидкости, в нем явно был не дорогой парфюм.

— Это последние три дозы эликсира вечной жизни Николаса Фламеля. Только три, — Снейп дотронулся ногтем до каждой из меток на флаконе. — Одна — для живого человека, две — умирающему, а три — для трупа, после смерти которого не прошло больше трех часов...

— Я обязательно помогу тебе, Северус!

— Нет, я прошу не за себя... — Снейп прикрыл веки, а распахнув, продолжил: — За Гарри Поттера! Мальчишка ввязался в бой не по силам, удача же — ветреная подруга.

Только теперь Нарцисса разглядела, что таилось на дне глаз Снейпа, и не отказала в его просьбе.

* * *

— Северус! — Люциус, от былого лоска которого ничего не осталось, показался у входа в нору Арагога. — Повелитель ждет тебя в Визжащей хижине!

Сбежавший из Хогвартса директор моментально аппарировал, а Люциус плюхнулся прямо на землю рядом с супругой, пристроившейся, как в кресле, на корнях дерева.

Разместив здесь ставку битвы за Хогвартс, Темный Лорд магией подчинил всех отпрысков Арагога. Но у волшебников бежал неприятный холодок по спине, когда они замечали поблескивающие отовсюду глаза акромантулов.

В бой пока бросались пешки, а Ближнему кругу и особо доверенным лицам приходилось мерзнуть в Запретном лесу. Несмотря на согревающие чары, всех бил озноб. Не столько от холода, сколько из-за нервов.

— Есть новости... о сыне? — сорвавшимся от волнения голосом спросила Нарцисса.

— Повелитель считает, что он погиб.

— Нет! Жив! Я чувствую! — Словно сомнамбула, Нарцисса уставилась в одну точку. Вдруг она встрепенулась и спросила: — Где здесь дамская комната?

Люциус испуганно посмотрел на супругу, опасаясь, не тронулась ли умом.

— В-в-в В-в-визжащей Хижине, — заикнувшись, ответил он. — Но лучше под любым кустом, чем туда!

Нарцисса молча встала и побрела в лес. Скрывшись за деревьями, она остановилась, набросила мантию-невидимку и быстро двинулась в противоположную сторону, к Визжащей хижине.

Скрип рассохшихся полов под ногами Лорда скрыл шум появления Нарциссы. Выдать волшебницу могла только Нагайна, которая видела тепло. Но магическая сфера имела существенный недостаток — самостоятельно выбраться или что-то сообщить оттуда хозяину змея не могла. Вторая ошибка — во время расправы Лорд втянул в сферу голову и плечи Снейпа, а не выпустил Нагайну наружу.

Нарциссе повезло, что спина Лорда прикрыла от нее убийство друга. Но она услышала страшный вопль Снейпа и увидела, как брызнула во все стороны его кровь. Ударившись о стенки зачарованной сферы, она расползалась алой кляксой, а потом ручейками стекала вниз, подгоняемая новыми порциями. Их ритмичность вторила пульсу умирающего Снейпа.

Потом окровавленный шар взметнулся вверх, а маг с глухим стуком рухнул на пол.

— Жаль, — холодно сказал выходящий из Хижины Лорд, а за ним плыла Нагайна, защитная сфера которой оставляла за собой кровавый след.

— Надеюсь, что скоро ты поймешь, до какой степени! — прошептала Нарцисса, провожая взглядом дорожку кровавых пятен.

— Хорошо, что ты не взял с меня Непреложный обет, — ликовала Нарцисса, нащупывая в кармане мантии хрустальный флакон. — Две порции спасут ситуацию, а Поттер подождет, или сам его будешь спасать. Теперь уже имеешь полное право переметнуться в другой лагерь!

Но в этот момент ящик, стоящий около одной из стен, пришел в движение, и из туннеля появились Гарри Поттер с друзьями.

Последними словами Нарцисса проклинала копающихся около Снейпа детей.

«Как только они умудряются обыгрывать из раза в раз Повелителя, если не умеют даже оказать первой помощи при кровотечении?»

«Да уходите же!» — мысленно торопила она гриффиндорцев, чувствуя, как тикают секунды, отсчитывая ее слишком долгую отлучку из ставки.

Помог сам Лорд со своей громогласной речью.

— Давайте вернемся в замок! Раз он отправился в Запретный лес, нам нужно придумать новый план, — предложила друзьям грязнокровка.

— Правильно, а мне — воплотить старый! — шепотом поддержала ее Нарцисса.

Ноги Поттера еще не скрылись в туннеле, а Нарцисса уже бросилась к трупу. Рывком она разорвала мантию, чтобы лучше рассмотреть рану, и тут же страшный спазм желудка выбросил все его содержимое наружу.

Раз, другой, третий...

В желудке уже было пусто, но так выворачивало, что казалось, сейчас этим же путем пойдет содержимое кишечника. Нарцисса схватилась за грудь, и хрустальный флакон упал в рвоту. Его вид разом отрезвил волшебницу: забыв о былой брезгливости, она выхватила флакон из мерзкой жижи и влила эликсир в рот Снейпу.

Какое-то время ничего не происходило. Кровь из трупа не сочилась, а стояла лужицами в местах укуса Нагайны. Напоследок та еще вырвала хороший кусок плоти из горла жертвы. Края раны вывернулись наружу, обнажив белесую трахею, вдоль которой клочками свисали остатки мышц и кровеносных сосудов. Нарцисса и верила и нет в чудодейственную силу эликсира Николаса Фламеля — уж очень страшной была травма.

Но вот, словно от легкого толчка, рана пришла в движение. На ее поверхности тут и там стали набухать небольшие капли крови, которые все росли, сливаясь между собой, пока не потекли струйками через края раны.

Схватив волшебную палочку Снейпа, Нарцисса первым делом наложила кроветворное заклинание, а потом отправила говорящего Патронуса в больницу Святого Мунго. К лекарю, который когда-то спас жизнь Артура Уизли после нападения Нагайны.

Предусмотрительная Нарцисса, щедро рассыпая галлеоны, завязала хорошие отношения со всеми лучшими лекарями страны.

— Когда только этой дряни башку снесут? — в сердцах сплюнул лекарь, быстро явившийся на зов. — Да, Артур еще легко отделался!

— Зато тогда ты приобрел бесценный опыт. Сможешь помочь Снейпу? — На вопрос Нарциссы он ответил кивком. — Потом спрячь его ото всех. Лучше у магглов. Кто бы ни победил в этой войне!

Когда порт-ключ переместил волшебников в больницу Святого Мунго, то Нарцисса, криво улыбаясь, сказала в пустоту:

— А мне пора спешить в ставку и дальше помогать Повелителю!

Каждое утро Нарцисса Малфой носит свежие цветы на могилу старшей сестры, Беллатрикс Лестрейндж.

Поставив их в вазу под ногами ангела из черного мрамора, Нарцисса долго и пристально всматривается в лицо статуи, так напоминающее лицо Беллатрикс, а потом протягивает руку и гладит камень. Нет, не то. Теперь не только ее глаза видят другой цвет, но рука ощущает могильный холод.

Кажется, что Нарцисса беззвучно молится, но иногда с губ срываются слова:

— Говорят, что двое могут хранить секрет, только если один из них мёртв. Какая ложь! Твою тайну хранили... даже четверо живых. Правда, один сейчас упрятан в Азкабан, а это все равно, что быть похороненным заживо. Там больше нет дементоров, но нет и свободы. А другой пережил тебя всего на полчаса. Я молюсь, чтобы в лучшем мире вы были так счастливы друг с другом, чтобы Темный лорд больше никогда не стремился возродиться. Так что твой секрет храню только я... Хотя кого интересуют тайны мертвых?

Нарцисса присаживается на скамейку и, заметив сорняки среди газонной травы, руками, без всякой магии, выдергивает их. Некоторое время она молчит, но вот начинает говорить снова. Со стороны она смотрится как сумасшедшая, однако никого рядом нет. Нарцисса знает, что молчание придает мыслям весомость, но стоит лишь их проговорить, как тяжесть уходит с души.

— Молодость так беспечна, а ты, Бел, хотела быть во всем лучшей. Мне, тогда еще даже не учившейся в Хогвартсе малышке, доставалась роль наперсницы в твоих авантюрах. Анимагия, будь она неладна! Кто бы мог подумать, что у тебя окажется такая ужасная форма? Горгулья.

Нарцисса прикрывает глаза, но на внутренней стороне век живыми картинками проносится прошлое.

Сначала Беллатрикс привлекла восьмилетнюю сестру к занятиям окклюменцией и легилименцией. Все прошло на ура, но старшей сестре этого было мало и в тринадцатилетнем возрасте во время летних каникул она решила постичь тайны наисложнейшего раздела трансфигурации — анимагии. Хорошо, что у Беллатрикс хватило ума не потащить за собой младшую сестренку. Но та стояла рядом, когда старшая, расположив кончик волшебной палочки напротив сердца, произнесла заклинание: «Amato Animo Animato Animagus», а затем выпила кроваво-красное зелье. Нарцисса видела, как сначала гримаса боли, а потом ужаса исказила лицо Беллатрикс, как та упала на пол и стала рвать на себе мантию. Но остановить превращение было невозможно: черты ее лица искажались, прорастали крылья, а кисти рук и ног превращались в лапы с когтями, и вся она каменела.

Отшатнувшаяся Нарцисса споткнулась и упала на пол. Зажмурив глаза, она ждала, что чудовище сейчас накинется и растерзает ее, однако время тянулось, но ничего не происходило. Нарцисса приоткрыла один глаз. Разинув пасть, на нее смотрела статуя горгульи, лишь только глаза ее были живыми, и из них текли слезы.

Нарцисса бросилась к сестре и обняла ее. Пусть тело горгульи было каменным, но оно оставалось теплым, словно под слоем мрамора текла кровь и билось сердце. Сколько времени Нарцисса так прижималась к «сестре», она сказать не могла, но вот наконец-то «кожа» пошла трещинами и Беллатрикс вернулась в человеческую форму.

— Я никак не могла... — ее душили рыдания. — Никак... если бы не ты, Нарси... мне был бы конец...

Потом они поклялись друг другу, что об этом кошмаре никто не узнает, а Беллатрикс больше никогда не будет оборачиваться.

Тогда она не знала, что уже больше не властна над собой.

Нет, обычно все было хорошо, но первая брачная ночь закончилась воплями супруга, который голышом выскочил из спальни. Нарциссе было не нужно задавать вопросов, она кинулась к сестре и успела ее обнять, пока та окончательно не окаменела. Больше попыток консуммировать брак Родольфус не предпринимал, однако сохранил это в тайне. Зато лишь ухмылялся и посмеивался, когда ему намекали об излишнем восхищении его супруги Темным лордом.

Во-первых, тот был глух к чувствам Беллатрикс, а во-вторых, «пояс верности» Беллатрикс охранял честь супруга лучше Непреложного обета.

Однако после возрождения Темный лорд повел себя иначе: начал явно выделять свою ярую поклонницу среди остальных Пожирателей смерти. Люциус считал, а Нарцисса с ним соглашалась, что капля крови Гарри Поттера творила чудеса с Повелителем. Как бы там ни было, но именно Беллатрикс он спас после сражения с профессором Дамблдором в Министерстве магии.

Разъяренный Волдеморт, словно зверь с добычей, аппарировал в Малфой-мэнор и накинулся на свою оглушенную жертву, не обращая внимание на присутствие Нарциссы.

— О нет, мой Повелитель! Только не это, — взвизгнула та. — Секс превратит сестру в горгулью!

Нарцисса не знала, что собиралась сделать, кидаясь к Волдеморту, но натолкнулась на холодный взгляд монстра, которому горгулья была не страшна. С голодной похотью он, разгоряченный проигранной битвой, накинулся на тело Беллатрикс, которая, как только пришла в себя, сразу же стала превращаться в горгулью. Но и это не останавливало порыв страсти Темного лорда: в тот момент ему было безразлично, с плотью или с камнем, лишь бы совокупляться, а Нарцисса, как зачарованная, не отрывая взгляда от этой сцены, медленно-медленно пятилась назад, пока не уперлась в стену. Она видела, как мощный оргазм сотряс тело Беллатрикс и заставил каменную кожу горгульи пойти трещинами. Человеческая форма сестры вернулась вновь, и опомнившаяся Нарцисса тихонечко закрыла за собой дверь. Она бежала по коридору, а в ее ушах стояли слившиеся воедино крики восторга Беллатрикс и Темного лорда.

Нарцисса встряхнула головой, отгоняя воспоминания, и открыла глаза. Прошлому — прошлое. А настоящее — могила сестры на фамильном кладбище Блэков, рядом с мамой и папой.

— Кто же знал, Бел, что эта толстуха Молли применит против тебя фамильное заклятие Пруэттов. «Окаменей» опасно и для обычных волшебников, но смертельно для «горгулий».

Теперь-то Нарцисса знала, почему сестра приобрела такую странную анимагическую форму. Вычитала в одном из фолиантов в библиотеке Малфой-мэнора, когда помогала сыну готовить эссе по трансфигурации на седьмом курсе. В обычных пособиях писали: «Ожидание грозы может затянуться на несколько недель, месяцев или даже лет. В течение этого времени хрустальный фиал должен оставаться совершенно нетронутым и не подвергаться прикосновениям солнечного света. Поражение солнечным светом приведёт к наихудшим мутациям. Не поддавайтесь искушению посмотреть на своё зелье, пока не сверкнёт молния», а в этом раритете слова «наихудшие мутации» были конкретизированы: анимаг превратится в горгулью.

Значит, беспечная юная Беллатрикс поддалась искушению.

— А может, и к лучшему, Бел, что ты погибла раньше и не увидела позорного конца самого сильного темного мага современности? — спросила Нарцисса у статуи ангела, но она молчала. — Я благодарна, что ты сохранила мой секрет. Самый сильный легилимент Британии — не Дамблдор, не Волдеморт и не Снейп, а я... Кто бы знал, что освоение этой науки в столь раннем возрасте даст такой потрясающий результат. Хотя, чему удивляться, учат же все малые дети с легкостью любые языки, а у взрослых волшебников талант полиглотов уже редок. Тот же Альбус Дамблдор да еще Барти Крауч-старший. Вот и всё...

Нарцисса горько вздохнула и поднялась со скамьи, чтобы аппарировать домой, в Малфой-мэнор, но завтра она снова принесет свежие цветы на могилу своей сестры, Беллатрикс Лестрейндж.

Нечто большое и серебристое пробило окно кухни и грациозно закружилось вокруг Нимфадоры Тонкс. Она вздрогнула и чуть не высыпала все содержимое солонки в овсяную кашу, которую варила в тот момент. Хорошо, что Андромеда была начеку, обучая готовить такую неловкую дочь. Под взмахом волшебной палочки матери крупинки соли сначала зависли в воздухе, паря над кастрюлькой, а потом убрались обратно в солонку.

— Дорогой мой аврор, у твоего будущего ребенка есть шансы ходить голодным, если я не буду приходить на помощь, — печально усмехнулась Андромеда. — Ведь это лишь патронус Ремуса, а не вражеское заклятие!

Поблескивающий волк словно принюхался к содержимому кастрюльки, а потом, решив, что это — не его еда, открыл пасть и сообщил громким, сочным голосом Люпина:

— Будь готова сегодня к хэллоуиновской вечеринке!

У Андромеды от удивления приподнялась бровь, а Тонкс так и застыла в нелепой позе со злополучной солонкой в руках. Для них не было секретом, что Ремус всегда отказывался от любых вечеринок, тем более разгульной хэллуиновской. И сейчас, когда Волдеморт и его приспешники дорвались до власти и началась охота за магглорожденными и членами Ордена Феникса?

— Пир во время чумы? — задала Андромеда риторический вопрос.

Но все-таки дочь ответила на него, недоуменно приподняв плечи, а потом положила руки на свой чуть округлившийся живот.

— Какая разница, какой повод, лишь бы вы побыли с ним вместе, — озвучила ее мысли Андромеда.

* * *

Звук аппарации — и вот рядом с сидящей на крыльце родительского дома Тонкс появился Люпин.

— Я смотрю, ты не заморачивался с костюмом? — оглядывая потрепанную мантию мужа, спросила она. — Ладно, там тебе что-нибудь трансфигурирую, а себе забавную мордашку сотворю.

— Не потребуется! — Люпин крепко прижал к себе супругу и страстно поцеловал, а потом слегка отстранился и нежно погладил рукой ее животик. — Привет, малыш, вот и папа к вам пришел! Как самочувствие, дорогая?

— Отлично, токсикоз отступил! Я даже могу на кухне проходить школу будущей матери. Запахи больше не раздражают. Если ты насчет аппарации, то уже без проблем.

Люпин крепко сжал руку Тонкс и со словами «Кладбище Лощины Годрика» крутанулся на месте.

— Джеймс Поттер. 27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года. Лили Поттер. 30 января 1960 года — 31 октября 1981 года. Последний же враг истребится — смерть, — медленно читала Тонкс на белом мраморе надгробия, пока Ремус расставлял свечи. — Почему здесь лозунг Пожирателей Смерти?

— Это фраза из Библии... — Люпин отвлекся от свечей и посмотрел на супругу. — Здесь иной смысл. Имеется в виду жизнь после... смерти.

— Жизнь в памяти других людей, — поняла она и попросила мужа: — Можно я зажгу?

Он кивнул. Легкое движение волшебной палочки, и все свечи разом вспыхнули на надгробии Поттеров.

И тут случилось чудо: то тут, то там в притихшей деревне начали зажигаться свечи в окнах. Сначала в домах магов, потом — магглов. Казалось, что святящиеся дорожки разбегались во все стороны от могилы Поттеров.

Магглы не знали почему, но уже много лет ждали эту молчаливую команду, чтобы начать свой праздник. И вот десятки фейерверков осветили ночное небо над Лощиной Годрика.

— Ему нас никогда не победить! — Люпин крепко обнял Тонкс за плечи и прижал к себе.

Они еще долго стояли и смотрели на рукотворные падающие звезды.

— До дня Святого Валентина осталась лишь неделя, а нас так никто и не пригласил на свидание, — стенала Парвати Патил, пока Падма проверяла ее эссе по зельеварению. — А мне Лаванда сказала, что Дин Томас сказал, что мы с тобой самые красивые девушки на курсе. Похоже, что еще и самые невезучие... уже почти всех наших пригласили.

— Угу, — буркнула Падма, и Парвати заподозрила, что ее не особо слушают, но следующие слова сестры развеяли эти сомнения: — На прошлом Святочном балу была та же история, и в результате тебя пригласил Гарри, а меня — Рон.

— Толку-то было от Гарри и Рона, — фыркнула Парвати. — Чуть не померли с ними от скуки.

— Просто тогда они были еще маленькими и не знали, что нужно девушкам, — хихикнула Падма. — Зато ты с Гарри открывала Святочный бал, и на тебя смотрели все другие парни.

— Ах, те дурмстранговцы! — вздохнула Парвати, и глаза ее затуманились от приятных воспоминаний. — Эти горячие славяне! Как я жалею, что так мало позволила своему Константину, лишь целовались...

— А ты хотела больше на первом же свидании? — возмутилась сестра.

— Ой, Падма, ты сейчас прозвучала, как наша бабушка. Запомни: мы не в Индии, а в Англии. Здесь девственность — не достоинство, а недостаток. Значит, ты никому не была нужна. Или ты хочешь после Хогвартса вернуться к бабушке и дедушке?

— Нет, я предпочту остаться в Англии с папой. Но переспать с первым встречным — это уж слишком! — громко ответила рассерженная Падма.

Мадам Пинс шикнула на них, призывая к порядку. Сестры склонили головы к разложенным на столе учебникам, и в библиотеке воцарилась полная тишина.

* * *

В женском отделении ванны для старост русалка на витраже и Плакса Миртл покатывались со смеху, явно перемывая кому-то косточки.

— Падма, ты применила заклинание «Мехенди»?! — воскликнула Парвати, разглядывая, как ее сестра старательно трет мочалкой ладони. — Значит, вчерашнее свидание с Фредом у вас прошло более чем замечательно. Зря ты скрывала от меня имя — Лаванда случайно подслушала их ссору с Анджелиной в «Трех метлах», так что теперь он свободен.

— Судя по тому, что ты в такую рань пришла сюда, прячешь руки за спиной и уверена, с кем я была, эти шутники назначили нам свидания одновременно. Вот засранцы!

Взвизгивающая от смеха Плакса Миртл нырнула в воду, а русалка спрятала лицо в ладонях.

— Ну да! Джордж так старательно отмалчивался на мой вопрос: «Кого на свидание пригласил Фред?», что заподозрить подвох было не сложно, — ответила Парвати, расплетая косу. — Если близнецы Уизли нагоняют туман — жди их шалостей. Но не на тех напали.

Она подошла к кромке бассейна и сбросила мантию. Теперь лишь блестящие черные волосы до пояса прикрывали ее наготу. Русалка с завистью поглядывала на высокие девичьи груди, которые так призывно колыхнулись, когда Парвати сладко потянулась. На лице Плаксы Миртл воцарилось привычное выражение досады при виде такой тонкой талии и таких стройных ног. Насладившись произведенным эффектом, Парвати нырнула в ванну, обдавая всех брызгами.

Подплыв к сестре, она протянула ей свои ладони, украшенные изящными рисунками хной, и близняшки дружно рассмеялись.

— Я же должна знать, что не перепутаю своего Уизли!

— Я тоже!

* * *

— Мерлиновы трусы! — вырвался крик Джорджа Уизли из кабинки туалета «Всевозможных волшебных вредилок». — Меня пометили!

Догадливый Фред испуганно оттянул собственное белье и уставился вниз, разинув от удивления рот.

По его члену вился красивый рисунок хной.