Один Червь (джен)

Что есть смерть?

Умереть — это превратиться в полное ничто, перестать мыслить, чувствовать и осознавать самого себя. Словами смерть описать невозможно, представить в общем-то тоже. Сознание обычного разумного просто не может создать мысленную модель, из которой оно исключено. Закройте глаза. Представьте, что вас нет. Не получилось, я знаю.

Он осознавал, что покойник, а от шанса выжить отказался сам. Гордость не позволила получить спасение настолько низким способом. Кто-то назовёт этот выбор глупостью и, возможно, даже будет прав. Но не он. Надо быть готовым умереть всегда. Так учит кодекс воина. Если научиться говорить со смертью на «ты» — она сама не захочет терять собеседника. С его образом жизни, смерть всегда рядом. Её надо уважать, а не бояться.

Он был велик и могуч даже по меркам своей воинственной расы. Но враги тоже не лыком шиты, плюс их было много. Плюс успешная засада. Даже в мире, где отдельные разумные по мощи равны армиям, а Воля таких разумных может неведомым образом менять реальность вокруг них, подлинные чудеса случаются редко... Он смог прорваться к своим, но сейчас его более чем трёхметровое тело умирало. Кожа цвета коралла, лишённая волос и потовых желёз, туго обтягивающая широкий накаченный торс, побледнела и стала подобна мрамору. Дыхание стало поверхностным и неритмичным. Круглые глаза закатились, челюсти крепко стиснуты, смыкая широкий даже не рот, а пасть. Густая борода и длинные вьющиеся волосы слиплись от крови и пота. Пульс едва прощупывался, и то, только на магистральных сосудах. Каждое последующее биение сердца было быстрее предыдущего. Оно уже трепетало как крылья колибри. Словно бы обреченный орган пытался сбежать, вырваться из грудной клетки, пробурить дыру и укатиться от него. Давление же, напротив, критически упало. А потом его сердце пропустило удар, спазматически дернулось еще раз и затихло. Мозг заходился в агонии гипоксии, угнетая сознание и порождая спутанные видения.

Разумный, который вот-вот ступит за грань, осознает, насколько мелочны его страхи, насколько маленькая он песчинка по сравнению с тем, что открывается ему. Бояться того, что разум не в силах осознать вполне естественно, но на пороге Смерть будто вытягивает из нас все страхи, мечты, желания, мысли, эмоции. Смерть всех уравнивает — богатых и бедных, сильных и слабых, здоровых и больных, красивых и уродливых. Смывает всё наносное и оставляет саму суть. Мудрецы говорили, что пока мы есть, смерти ещё нет, а когда нас нет, ее уже нет... В каком-то смысле они были правы.

Все его бои и испытания страх проходил фоном, ничего не значащим и не больно мешающим. Потому что бояться «до» ещё нечего, бояться «во время» просто некогда, бояться «после» уже просто бессмысленно. И при этом он ни разу не считал себя бесстрашным, впрочем, особой пугливостью тоже не отличаясь. Как отсутствие страха приводит к смерти, так и его избыток приводит к тому же финалу. Бояться надо в меру. Потому что при правильном применении нет лучшего учителя и товарища чем страх. Разумная осторожность в бою ещё никому не сокращала жизни. Боязнь остаться на месте заставляет двигаться вперед к вершинам, а предосторожность не позволяет свернуть на этом пути шею. Страх за дорогих разумных даёт силы, когда, казалось бы, им просто неоткуда взяться. Он не погрешил бы против истины, сказав, что страх рождается с разумными, идёт с ними всю их жизнь и с ними же умирает. И сейчас именно страх не давал ему окончательно ступить за грань.

А потом он увидел нечто грандиозное. Не в том смысле, в каком впечатляют величественные горные пики или циклопические леса. Его размеры были больше, чем он был способен воспринять и вообразить, оно непредставимо огромной сущностью простиралось вдаль. Нечто было окружено множеством собственных отражений, существовавших одновременно в одном и том же месте. Некоторые из них двигались по-другому, и иногда одно из отражений вступало в контакт с чем-то, с чем не вступали другие. Каждое из отражений было материальным. И в некоторой степени живым. Он знал, что каждое из этих отражений было такой же неотъемлемой частью сущности, как плавники были частью его самого. Каждая часть была под контролем этой сущности, и двигалась целеустремлённо. Как будто это нечто существовало во всех возможных вероятностях одновременно.

Одна из этих частей начала расти, становился всё больше, заполняя его разум, пока полностью не поглотила всё. Как будто чайную чашку наполнили из водопада.

Фишер Тайгер, рыбочеловек-лещ, капитан пиратов Солнца, открыл глаза и судорожно втянул в себя наполненный запахом смерти воздух.

Смерть пахла сладковатым ароматом разложения, металлическим запахом крови, горьковатой вонью смеси мочи, желчи и кала. Сквозь это амбре едва пробивался характерный запах медикаментов. Обведя мутным взором комнату, где он оказался вместо своей каюты, рыбочеловек опознал пусть полуразгромленную, но больницу. Какая невообразимая ирония.

Переход слегка встряхнул Тайгера, нитевидный пульс сменился редким и сбивчивым, но мощным, уровень стрессовых гормонов, не для всех из которых есть аналоги в человеческом организме, подскочил, проясняя разум. Любой другой разумный, будь то человек или рыбочеловек, уже потерял бы сознание от шока, но лещ не просто так стал легендой при жизни.

Пират понятия не имел, что произошло, и как он переместился. С другой стороны — не всё ли равно, погибель всё так же хватала его за пятки. Сползая по стенке, рыбочеловек в поисках опоры цеплялся за всё, что под руки попадётся и, таким образом, опёрся на стопку журналов. В тот же миг голову пронзила вспышка. Не боли в этот раз. Знаний. Написанные незнакомым языком слова складывались в понятные образы и нестройными рядами промаршировали вглубь разума Тайгера, выстраивая ассоциативные связи и почти добивая великого пирата сенсорным шоком.

Журнал приёма, журнал отказов, журнал отпусков наркотических средств, истории болезни… В обычное время эти документы хранились в разных местах — на посту, в процедурном кабинете, в ординаторской… Но сейчас, во всеобщем бардаке, именно они попались умирающему от геморрагического шока разумному, незнакомому с местным языком, но наделённого удивительным даром.

Волю нельзя просто натренировать, как мышцы. Само её наличие, не говоря уж о развитии, тесно завязано на личность. Именно поэтому детей не учат ей, лабильная психика скорее обрастёт множеством девиаций. Были прецеденты. Воля выковывается в горниле тяжёлых жизненных испытаний, в процессе надрывного, с кровью и потом, ростом над самим собой, и имеет множество граней. Далеко не всеми Тайгер овладел за жизнь, а уж на той наковальне, на которой был выкован он, выжили немногие, и ещё меньше сохранили рассудок. В частности, Воля Наблюдения, позволявшая слышать «голоса» живых существ, предметов и даже явлений вокруг — не звуки, а голоса, соответственно, слыша голоса людей, ты всегда знаешь не только, где они находятся, но и что они собираются делать — никак ему не давалась. Возможно из-за того, что, как и любой из своего рода он был способен ощущать жидкость, и эта способность отчасти заменяла её рыбочеловеку. Но теперь, из-из перенесённой клинической смерти или переноса в другой мир это изменилось. Предметы «заговорили» с ним. Психометрия. Способность считывать информацию с вещей при физическом контакте. Настоящая мечта учащихся (выучить учебник, постучавшись об него головой) и детективов (выяснить личность преступника одним прикосновением к уликам). Да, объём считываемой информации зависит от личного опыта. Да, без связи с уже имеющимися знаниями полученные данные выветрятся, не найдя, за что зацепиться. Да, сенсорный шок.

И тем не менее… Ты просил чуда, рыбочеловек? Вот тебе возможность, иди и возьми его.

Фишер был готов к смерти, но и жить любил. Ему нравилось просыпаться по утрам и засыпать ночью, нравилось общаться с разумными и сидеть в одиночестве, нравилось смотреть на звездное небо и подводные панорамы, даже к подлянкам судьбы он относился достаточно легко, со здоровой долей пофигизма. Меньше шансов сойти с ума. Да и в бою такая непробиваемая уверенность достаточно сильно выбивала врагов из колеи.

Так что хватит раскисать. Бейся, глупое сердце, еще не пришло твоё время. Дыши… Живи. Поднимайся. Цепляйся за жизнь клиновидными зубами так, чтобы те потрескались от натуги, и не отпускай. Жизнь стоит того что бы за неё биться… даже с самой Смертью.

Мучительно, на каждом шаге грозя падением, Тайгер доковылял до ближайшего процедурного кабинета. Дрожавшими руками, вздрагивая от пронзающих голову образов, зачастую размытых и непонятных, перебирал флаконы. Реополиглюкин, физраствор, солевые растворы, свежезамороженная плазма из расчёта коллоиды/кристаллоиды 3:1 внутривенно струйно, наркотические анальгетики, глюкокортикостероиды, антигистаминные… Открыв флаконы, рыбочеловек усилием воли заставил их содержимое противоестественно растекаться в воздухе, вливаться в почти мёртвое тело через подключичные вены. Гидрокинетическое боевое искусство, гордость его расы, годилась не только для драки. Сам Фишер мог разве что оказать экстренную помощь, но вот его корабельный медик, русал Аладин, мог полноценно оперировать, использую только власть над водой. Только где тот сейчас…

Человекообразный лещ, остающийся в сознании в том состоянии, в котором обычные разумные могли разве что незамедлительно умереть, делал то, что уже стало для него привычным. Невозможное.

Рыбокарате давало потрясающие возможности. Воины контролируют жидкость в окружающей среде и телах противников для нанесения гидродинамического удара, что позволяет бить на близких и средних дистанциях напрямую, сквозь любую защиту, плюс прямой поражающий фактор. Целители используют тот же фокус с другой целью. Убрать повреждённые и оголить рабочие части, расстегнув межклеточные контакты как пуговицы на рубашке. И так же соединить их — после. По сути дела, всё упиралось в контроль. Ожёг мог вылечить даже начинающий адепт. Лапароскопически убрать гнойное воспаления внутри брюшной полости — задача для опытных профессионалов. Работать на клеточном уровне могут только лучшие из лучших, настоящие гуру. При этом объект фармакологии — клетка и ниже. Фактически, должным образом снаряжённая бригада медиков с Подводного Острова могла спасти почти кого угодно. Признанные лидеры в области экстремальной хирургии.

Тайгер не был не то что бригадой. Он был боевиком. Матёрым. Его лечебные навыки ограничивались простейшими манипуляциями, доступными для любого, достигшего сравнимого уровня. Остановить кровотечение. Произвести инъекции и переливания. Купировать острое состояние. Дезинтоксикация.

Несколько часов он вырывал у судьбы право на жизнь, превозмогая собственную физиологию. И только убедившись в отсутствии вероятности возникновения нового кровотечения, стабилизации артериального давления, нормализации диуреза и отсутствии угрозы сердечной недостаточности, позволил себе потерять сознание.

Пробуждение было лучше, чем могло бы быть, но хуже, чем лещ надеялся. Потеря почти сорока пяти процентов объёма циркулирующей крови не прошла бесследно. Кровяные депо полностью опустошены. Действие наркотиков прекратилось. Рыбочеловек едва мог стоять на ногах. Голова раскалывалась от последствий пробуждённой Воли Наблюдения. «Голоса» отступили на периферию сознания, слившись в многоголосный шёпот, но Тайгер знал, что стоит только вслушаться, и его опять затопит лавина информации. С ней ещё работать и работать.

И всё же, он был ещё жив. Его не смогли убить банды родного квартала, Морские Короли, больные на всю голову знатные рабовладельцы, пираты, даже хвалёный Дозор. Он. Снова. Выжил.

И теперь пришёл черёд главного вопроса на повестке дня — он, вообще, где?

Первое, что обратило на себя внимание — размеры помещения. Судя по высоте потолков и дверных проёмов, средний рост аборигенов не превышает двух метров. Далее, здание несло на себе следы как панического бегства, так и боя. Вскоре он обнаружил тела тех, кто здесь сражался. Одна разновидность представляла собой массивных зелёных гуманоидов. Другая была жуткой карикатурой на людей. Условно ко второй группе он отнёс несколько типов странных негуманоидных существ — от смеси трюфеля с морской свинкой, до чего-то, напоминающего квазиживой творог. Что интересно, в этих несомненно мёртвых обрубках продолжало ощущаться движение жидкости, мало связанное с обычным разложением. И те, и другие несли на себе следы искусственного происхождения — бесполые машины смерти, малоприспособленные для всего остального. Интересно, которые из них аборигены, или, вернее, какое из этих биооружий выступало на стороне туземцев? Возможно ни одно из них? Мало информации...

Выползя из ближайшего достаточно широкого пролома, лещ увидел то, что осталось от окружения. Город людей и, похоже, далеко не мегаполис. Когда-то… Сейчас он выглядел так, как будто здесь гиганты играли в вышибалы. Целые квадратные километры развалин. Не просто поле битвы, уж Тайгер их повидал достаточно. Тут шла бойня. Брутальное мочилово.

Звёздный свет ограничивал дальность обзора, но увиденного хватит для предварительных выводов. Ах, да, звёзды…

Переведя взгляд на небо, Тайгер выдал Большой Загиб Нептуна Первого. Бывалый моряк, свободно ориентировавшийся по звёздам, не смог узнать ни одного созвездия. Отбросив всё невозможное, он получил правильное решение. Ситуация осложнилась — это был не его мир.

Дыхание перехватило раньше, чем иссяк поток ругательств. Закашлявшись, лещ глубоко вздохнул. Возможность бредовых предсмертных видений и жизни после смерти он отбросил сходу, ибо эти версии произошедшего объясняли всё, а значит, не объясняли ничего. Он видел доказательства, и сколько вопросов ни задавай, как ни отрицай, реальность не изменится. Задавать бессмысленные вопросы — не в его стиле. Отрицать истину глупо. Собственно, это было почти обыденно в сравнении с кое-чем из того, что он видел в своём долгом путешествии по родному миру.

Тайгер жил во времена перемен. Во время титанов. Великих, кому было тесно в человеческих рамках. Тех, кто шёл вперёд, рос вширь, вдаль и вверх, открывая новые горизонты. И они летели, плыли, двигались, ломая Предназначение и Пределы Возможного, воплощая свои мечты. Белоус вздымал моря до небес. Золотой Лев низвергал с них летающие острова. От сражений Короля Пиратов с его верным врагом и заклятым противником Монки Д. «Кулаком» Гарпом содрогались сами основы мира. В перерывах между битвами «Золотой» Роджер ставил мозги всех окружающих раком. До сих пор никто не смог понять, зачем ему это было надо. Чёрная Рука и Будда раз за разом громили Кайдо, оставляя на месте битв кратеры и выжженную пустошь, но так и не смогли убить бессмертного. Доктор Вегапанк провёл тысячи и один опыт, но всё ещё не нашел ответа на то, что ищет. Сам капитан пиратов Солнца, освободитель рабов и гроза Мировой Знати, занимал достойное место среди них.

Перенос в другой мир? Хмм…ну, ладно.

Последний раз окинув взглядом панораму разрушенного города, рыбочеловек развернулся и двинулся вглубь больницы. В текущих обстоятельствах идти на контакт с местными — идиотизм. И дело даже не в низком мнении Тайгера о всей человеческой расе, а в том, что наиболее адекватным поступком с их стороны будет при встрече добить здоровенного зубастого монстра (это лещ о себе), не понимающего ни слова на их языке. Рыбочеловек сам бы так поступил. Ненамного умнее будет оставаться в больнице, достаточно важном месте, чтобы его навестили фуражиры или мародёры. Особенно сейчас, когда боевая эффективность Тайгера составляет даже не ноль, а некую отрицательную величину. Нужны медикаменты и еда. Нужно убежище, чтобы отлежаться и прийти в относительный порядок. Решив первоочередные задачи, можно будет приступить к сбору информации об этом мире и местных порядках. В первую очередь начать с языка и письменности, ибо из увиденных документов и вывесок непонятно ни бельмеса.

Собрав всё целое и ценное, Тайгер поморщился и потянулся своей Волей во внешний мир. Голову тотчас же заполнила неструктурированная информация, предвещая зверскую мигрень. Всё стало чётче. Изображение стало отчётливей. Детали, что прежде избегали его внимания, словно увеличились многократно. Трещины в стенах, расколы в полу. Он мог назвать длину каждой до миллиметра. Он мог определить температуру ближайшего пожара, горевшего за несколько кварталов от больницы, химический состав, точное количество кислорода, что потребуется, прежде чем пламя выгорит. Тысячи деталей были в зоне его восприятия, и он мог «слышать», а также понимать их все.

Сосредоточившись, рыбочеловек ограничил вектор своего внимания, отсекая лишнюю информацию, используя как якорь свою видовую способность к ощущению воды. Влага в воздухе, в растениях, в живых и мёртвых телах послужила ему указателем, помогла создать в голове трёхмерную карту окрестностей. Вдали ощущались четыре крупных источника пресной воды. Озёра. Отлично. Наметив путь, Тайгер свернул Волю Наблюдения и снова выругался от ощущения засевших в черепе гномиков, отчаянно пробивающих себе дорогу на свободу. Помянув генеалогические и анатомические особенности Морского Дьявола, заставившие бы покраснеть даже опытных слаанешитов, лещ поковылял к намеченной цели.

…в то же время, где-то в руинах Мэдисона…

Что такое судьба? Высшая сила, предопределяющая мировой порядок и поведение разумного существа, сводящая личность к всеобщему безличному приговору? Или просто случайная совокупность всех событий и обстоятельств, которые влияют и не могут не влиять на бытие разумного? Какой бессмысленный вопрос. Если собрать в одну стопку всё написанное о судьбе, высота этой горы будет синонимична масштабам людской глупости, ибо судьба непознаваема по определению.

Вагонные споры — последнее дело,

Когда больше нечего пить.

Но поезд идет, бутыль опустела

И тянет поговорить

И двое сошлись не на страх, а на совесть,

Колёса прогнали сон.

Один говорил: наша жизнь — это поезд;

Другой говорил: ...перрон.

Один утверждал: на пути нашем чисто;

Другой возражал: ...не дожил.

Один говорил, мол, мы машинисты;

Другой говорил: ...пассажиры.

Один говорил: нам свобода награда,

мы поезд куда надо ведем.

Другой говорил: задаваться не надо,

как сядем в него, так и сойдем.

А первый кричал: нам открыта дорога

на много-много лет.

Второй отвечал: не так уж и много,

все дело в цене на билет.

А первый кричал: куда хотим — туда едим,

и можем, если надо, свернуть.

Второй отвечал, что поезд проедет

лишь там, где проложен путь.

И оба сошли где-то под Таганрогом,

среди бескрайних полей.

И каждый пошел своею дорогой,

а поезд пошел своей.⁽¹⁾

Умирающий человек считал, что знает толк в кокетливых жестах этой ветреной дамы, и оттого находил свой конец безумно символичным.

Маршалл Д. Тич, «Чёрная Борода», всегда жил для себя и немного для своих. И ничто его не удерживало, кроме собственной воли, и не было у здоровяка никакой иной цели в существовании, кроме своих желаний. Желание брать то, что хочется и делиться тем, чего не жаль. Другими словами, быть самым свободным человеком в мире. Королём Пиратов. Он был умён и стремителен, и не было во всех морях разумного, способного его остановить. Тич не утрачивал интереса никогда. Ни к чему. Он хотел все, что мог — а проблемой окружающих было то, что он мог все, что хотел.

Верность? Дисциплина? Не, не слышали.

Эти неукротимые желания сделали его капитаном одноименной пиратской команды, хроническим предателем и братоубийцей. И, вполне возможно, немного свели с ума. Как ещё назвать человека, всерьёз рассчитывающего заставить весь мир адаптироваться к себе. И, самое смешное, почти достигшего успеха. Ага, почти.

Он умер вот так, посреди Маринфорда, штаб-квартиры Морского Дозора, выйдя, как он думал, во всём блеске силы в заранее выигранный бой. Вооружённый всей мощью самого особенного Дьявольского Фрукта типа «Логия» и с сильнейшей командой в истории за спиной. Тич многому научился в команде Белоуса, пусть и на, по-своему, извращённый манер. Команда как продолжение силы и возможностей капитана.

Чёрная Борода уважал Белоуса за мощь, способную уничтожить мир, и адамантиевые принципы. А также был искренне благодарен за возможности, которыми пользовался как его сын и которые откроет Тичу его смерть. Свойственный Чёрной Бороде детский эгоцентризм, причудливо сочетающийся с острым умом, и сделавший его настолько непредсказуемым, не видел в ситуации никакого парадокса. Он был искренен, когда пировал с прочей «семьёй» на Моби Дике. Он был искренен, когда убивал одного брата ради личной силы и сдавал другого на казнь ради сильнейшей команды. И теперь он с искренним уважением собирался убить своего Отца и возвести на его теле собственную лестницу в небо.

Думаю, теперь вы поняли, почему я считаю Тича безумцем.

Вот только Белоус отказывался умирать. Сотни раз пристреленный, десятки раз заколотый, неоднократно взорванный, старик всё ещё был живой легендой. Сильнейшим человеком, способным щелчком пальцев двигать тектонические плиты. И решившем собственноручно покарать предавшего семью сына. Всё, как и планировалось.

Он не мог не принять этого решения. Не мог не подставиться, собственноручно отдавая Чёрной Бороде то, за чем тот прибыл. Вот только то самое эго, вознёсшее Тича до этого сладостного момента, толкнуло его сделать фатальную ошибку. Вместо того, чтобы поставить в эпохе Белуса жирную точку всего одним приказом своей команде, он решил сделать это сам.

План был, как всегда, идеален. Сила Тьмы выпила до капли всю рельефизменяющую мощь человека-землетрясение, а собственный удар Чёрной Бороды превратил внутренности Белоуса в месиво. Внезапно лишившийся силы своего Фрукта, старик неизбежно бы пал.

Ошибка. Чудом и Королевской Волей, но Белоус контратаковал. И мир раскололся.

На чём основано существование параллельных миров? Если бы я подбросил монетку, то она, скорее всего, упала бы орлом или решкой, хотя ведь нельзя исключать и приземления на ребро. Так возникнут три очень похожих мира, отличающихся только этим фактом, и всё же вполне самостоятельных. Этот феномен известен также как многомерное преломление. А в одном безумном мире его называют Калейдоскопом.

В одном мире бисэнто Белоуса лишь ранило Тича и тот успешно выполнил свой план, положив начало своей собственной легенде. Но в другом контратака была смертельной. Те самые качества, сделавшие Черную Бороду сильным, были и залогом его слабости.

Поняв это, человек, вкусивший всей свободы мира, разразился своим последним раскатом фирменного смеха. В нём не было ни капли издевки или злорадства. Умирающего пирата искренне веселил такой исход. У него были сила и дело, друзья и враги. В этом плавании длиною в жизнь, снова и снова, его душа просто пела.

А затем один из «Злейших врагов Богов» умер, как и другие ему подобные — с улыбкой на устах.

Воистину, у него были очень серьёзные основания претендовать на особое расположение Судьбы, а иначе трудно объяснить то, что некоторый промежуток времени спустя он открыл глаза, но уже в совсем другом мире.

…некоторое время спустя…

На то, чтобы привести себя во что-то, напоминающее прежнюю форму, ушёл не один день. Тайгер обосновался на берегу ближайшего озера, в стоящем довольно обособлено частном санатории. Из-за удалённости от основных центров общественной жизни пострадал он не сильно. И был абсолютно пуст. Почему? Разве это место не отделяли от бойни многое километры? Четыре корпуса, построенные квадратом, содержали всю необходимую для проведения лечебныо-восстановительных мероприятий инфраструктуру, включая приличных размеров бассейн, спортивный зал, различные медицинские кабинеты, жилые номера разной степени комфорта и столовую. К счастью, мир оказался очень развит технически — даже по немногим целым зданиям, коих осталось тем больше, чем дальше от центра, можно было заключить о развитой инженерно-строительной области, многочисленные механические транспортные средства, жилые помещения изобилуют разнообразными устройствами. Часть из них удалось опознать как полностью технические аналоги Ден-Ден Муши — средства для связи и работы с информацией. Прощайте улитки-мутанты, вы никогда мне не нравились… Внушает.

С местным языком всё обстояло далеко не столь радужно. Только с психометрией, даже после фильтрации излишней информации, вроде способа изготовления бумаги, невозможно овладеть полностью чужеродным языком. Вот тут странности продолжали нарастать — местный язык не был полностью чужим для Тайгера. Сходство прослеживалось в отдельных словах и даже в структуре предложений. Да, с пониманием текста и знанием отдельных слов продвигался он быстро, но какого, собственно, морского огурца? К тому же понимание грамматики и знание фонетики — две большие разницы. Нужно погружение в языковую среду. И здесь ожидаемо возникли проблемы.

Санаторий был рассчитан на семейный отдых, так что среди книг рыбочеловек нашёл в нём учебники, художественную литературу и газеты. После чего выпал в осадок. Этот мир, насчитывающий тысячелетия письменной истории, оказался абсолютно человеческим, а значит, он будет, скажем так… выделяться. Более того, по нему долгие годы разгуливают что-то вроде живых и разумных Древних Оружий, регулярно устраивающих массовые побоища. Эти так называемые Губители как будто стремились уничтожить местную цивилизацию, атакуя её самые уязвимые точки. В одной из таких «точек» Тайгер и оказался. А узнав побольше об этом конкретном Губителе — Симург, он не только нашёл ответ на многие вопросы, но и открыл новые грани в выражении встреченного однажды отшельника, живущего в тайге и считавшего весь мир сном какого-то высшего существа. Эх, славная тогда была пьянка. Как же там было… О! «Глубина потенциальной задницы есть бесконечное анизотропное множество». И без того невысокие шансы на мирный контакт стали бесконечно близки к нулю.

Как бы ни был силён одиночка, против системы он бессилен, за исключением того, когда он детально понимает механизмы её функционирования. Если лещ хочет достичь своих целей, вернуться домой — ему нужно больше информации. Конкретно об этом месте.

Воля Наблюдения позволяет заглядывать в ближайшее будущее. Или, по крайней мере, дает возможность «услышать», что разумный собирается сделать в следующие мгновения. При достаточно большом опыте и быстрой реакции, ты успеваешь принять меры. И всё же она была не просто частью его организма, но силой. А силы подчинялись правилам. Воля, погода, даже притяжение Земли. Мир устроен так, что всё в нем имеет смысл. Он логичен. У каждого действия имеется противодействие. У каждой силы имеется последствие.

Мигрени и сенсорный шок — из их числа. Настройка фильтров восприятия, дабы снизить нагрузку на разум, сузить луч внимания, «слышать» только по заданным критериям — дело произвольное от одного пользователя Воли к другому и тесно завязано на его подсознание. По мере личностного роста, через боль, смерть и травматические события количество фильтров и разнообразие их параметров увеличивается. В одном из известных миров Волю поименовали бы псайкерством, в другом — концептуальным оружием, воплощающем в себе «превозмогание». В случае Тайгера свою роль сыграли видовая принадлежность и обстоятельства его смерти, что замкнуло Волю на психометрии и способности ещё лучше ощущать воду в ущерб предвидению. Теперь, когда он не бессилен, пришло время идти на разведку.

* * *

Прошедшие с битвы дни окончательно определили новый облик Мэдисона. Часть развалин разобрали, тела убрали, обломки образцов иномировой техники аккуратно собрали, запертых в убежищах гражданских освободили. Ну как, освободили… Огромные стены, опоясывающие город, многие метры в толщину и десятки в высоту, составленные из соединённых между собой блоков. Камеры во всех мыслимых и парочке немыслимых спектрах плотно перекрывали все окрестности стен, не оставляя ни миллиметра мёртвых зон. Турели, простреливающие карантинную зону на километры вглубь, всем своим видом намекали. Башни выступали в роли узлов сети, плотно накрывшей бывшую столицу штата Висконсин. Пешие и верховые патрули СКП по периметру, вооружённые до зубов. Любой из жителей города мог покинуть его только в том случае, если пройдет соответствующие процедуры. А потом жить с клеймом на руке и обязанностью сообщать Протекторату по месту жительства и работодателю о пребывании в карантине.

Десять месяцев постоянных проверок, бесед с психиатрами, исследований, тестов и комиссий, преследующие целью убедиться, что из карантина выходит адекватный человек, а не ходячая бомба, что потом взорвётся неизвестно когда и как, унеся множество жизней. Разумеется, такие впечатляющие меры контроля касались только тех, кто слышал крик Симург, но это не означало, что можно взять и войти в карантинную зону, а затем просто так выйти. В городе, в госпитале и других местах работали добровольцы, и они тоже подвергались регулярным обследованиям, проверкам, тестам, предупреждающими попытки поднадзорных выскользнуть в чужом облике.

Благодаря мастерской координации, мало кто из сражавшихся с Губителем и выживших масок перебрал с дозой крика. Но эти «мало кто» не являлись исключением из правил и тоже сидели в карантине. Равно как и местные злодеи, большинство из которых просто отказалось проходить проверки и раскрывать свою гражданскую личность. Точно так же, как и все без исключения маски, контактировавшие с Обелиском, ибо о его возможностях влиять на разум не было известно вообще ничего, кроме самого наличия таковых.

Нападение Симург, помимо всего прочего, поставило крест на дальнейших поставках «эйфа» на наркорынок. Ядовар один знал технологию изготовления наркотика, вызывающего стопроцентное привыкание только к себе с первой же порции и не оказывающего выраженного разрушительного влияния на здоровье, благодаря чему подсевшие несли деньги снова и снова. В некотором роде эта дурь была биоинженерным шедевром, тонко работающим напрямую с центром удовольствия в мозгу и принесшая своему «отцу» столько денег, сколько он бы за всю жизнь не сумел бы потратить. Злодей уже предвкушал потеху, когда все эти ломаемые наркоманы поймут, что новых доз уже не будет. Умереть не умрут, но мучаться будут как грешники в Аду, а уж какие погромы наверняка устроят…

Тем не менее свои, с позволения сказать, «мастерские», злодей проверял тщательно. Многие монстры, из тех, что разумны или с развитым инстинктом самосохранения, вместо драки попрятались кто где. И они уже начали проявлять активность. Так, местный главный герой как наскипидаренный роет землю в поисках непонятной твари, убившей уже с десяток человек, причём та вошла во вкус и шла по нарастающей — от гражданских жертв она переключилась сперва на членов СКП, а пара последних безголовых тел с содранной кожей, подвешенных на фонарных столбах вверх ногами, и вовсе принадлежали новообращённым маскам, даже не успевшим получить прозвища. И этот монстр отнюдь не единственный. Запертые в клетке с чудовищами люди вынужденно сбивались в анклавы, не только привлекающие ещё более пристальное внимание со стороны последних, но уже начиная конкурировать за ресурсы. Нда, скоро пойдёт потеха.

Так, хотя две «мастерские» в неприметных складах были уничтожены во время боя с Губителем, третья, подземная, подверглась набегу стаи под три дюжины бегающих на ножках пастей размером от пекинеса до тибетского мастиффа. Ядовар еле ноги унёс, с другой стороны там от его, эм… «оборудования» точно ничего не осталось. Осталась ещё одна.

Разумеется, по закону вселенского свинства, она оказалась логовом ГИГАНТСКОГО, чтоб его, паука. Ну почему, почему именно клятый паук, да к тому же размером с долбанного гризли!? Мерзкая насмешка над законами природы, по которым насекомые технически не могут так вырасти, активно пыталась снести Ядовара инерцией огромной хитиновой туши и насадить на хелицеры и педипальпы, ловко маневрируя во всех трёх плоскостях. Во многочисленных чёрных глазках светился голодный нечеловеческий разум.

Злодею не понравилось чувствовать себя едой. За секунды, что паук шёл на сближение, он успел легко, как мысль, провести языком полтора круга по нёбу против часовой стрелки. Ядовар считал себя человеком искусства, поэтом синапсов, певцом нейромедиаторов. И он вложил весь свой гений в набор искусственных желез в лобных пазухах, модифицированной подчелюстной слюной железе, горле, голове и в животе. Просчитанный до последней молекулы индивидуальный боевой коктейль выплеснулся в кровь. Это было как оргазм, только без наслаждения. Чувства обострились за человеческие пределы. Мысли чёткие и быстрые, как вспышка молнии. Сознание заменили тактические схемы и боевые психоматрицы. Движения выплывали из подсознания, освобожденного от уз и рвущегося наружу. Он двинулся вперёд легко, словно не сдерживаемый земным тяготением. Незначительное превосходство в скорости и манёвренности против значительного превосходства в массе и прочности. Если бы не снаряжение злодея, у паука были бы неплохие шансы.

Последним, что почувствовал внук Арагога, была жгучая боль от знакомства с внучатым племянником напалма и термитной смеси.

Ядовар вывалился из боевого режима, как ханжа из борделя. Даже ему не удалось свести на нет все побочные эффекты этого состояния, так что на то, чтобы прийти в себя, потребовалось некоторое время. Привалившись плечом к туше, он меланхолично размышлял, что поработать с ядовитыми и паутинными железами гигантского иномирового разумного паука будет как минимум интересно.

Переведя дух, злодей направился в ту часть паучьего гнезда, что совсем недавно была его мастерской, и со вздохом обвёл глазами необратимо испорченные полупереваренные «инкубаторы» в коконах из паутины. Непонятно? Дело в том, что злодеев называют злодеями не для красного словца. Воровство, грабежи, рэкет, контрабанда, незаконные азартные игры, торговля оружием, наркоторговля, сутенёрство обычное и «особых» борделей для извращенцев всех мастей, работорговля, «чёрная хирургия», массовые убийства, коими были особо известны маньяки из Бойни №9… Но Сокрытые умудрились выделиться даже на этом фоне. Некоторые вещества крайне трудно или вовсе невозможно получить иначе, чем из человеческого тела, да что там, даже у глюкозы есть четыре изомера, функциональной активностью из которых обладает только один, а если речь идёт о веществах стоимостью десятки тысяч долларов за миллилитр… Тела отловленных по подворотням, никому не нужных, сломленных жизнью бездомных, лоботомированные и помещённые в искусственную кому, стали инкубаторами денег и власти. Вместо того, чтобы «возвышать» себя из рода людского, Сокрытые исключали из него своих жертв, «низводя» их до уровня биологического ресурса. Как уже понятно, с головой и моральным компасом у них было всё совсем не слава Богу. Вот интересно, если бы Протекторат нашёл это место, он выписал бы ордер на убийство только Ядовара или всей их команды?

* * *

— Как вы думаете, почему вы получили эту силу? — Комедиант говорил жёстко, словно чеканя каждое слово на металле. — Потому что вы умные? Смелые? Удачливые? Нет! Вы обрели силу потому, что вы несчастны. Парачеловек силён, потому что ему больно, больнее, чем другим. Обычные люди несут душевную боль в себе всю жизнь, пока не начнут убивать её чем-то другим, или пока не убьют сами себя. Но мы нашли другой способ — использовать боль. Жечь её, как топливо для света и тепла. Мы смогли сломать мир, который пытался сломать нас. Это не делает нас лучше других — но делает особенными. А от особенных ждут особенного.

Злодей не просто воздействовал на эмоции собеседников. Он занимался высоким искусством манипуляции. На самом деле, воздействовать на других может каждый. В манипулировании окружающими и заключается суть всех взаимоотношений в обществе. Что делает мужчина, когда ищет внимания понравившейся ему дамы? Конечно, пытается манипулировать ею, чтобы добиться ее благосклонности. Что происходит, когда два старых друга решают выпить вместе? Они рассказывают истории, стараясь произвести впечатление на собеседника. Всю жизнь человек пытается показать себя в выгодном свете и получить власть над другими. Жизнь в обществе учит разумных приспосабливаться к окружающим. У лидера Труппы просто было небольшое преимущество. Но так ли уж оно серьезнее обычного обаяния или ослепительной девичьей улыбки?

Сила Комедианта не позволяла ему читать эмоции, и в этом смысле он был так же слеп, как и все остальные. Злодей пробуждал чужие чувства, усиливал их. Чувства разумных менялись, а маска надеялся, что изменятся они именно так, как нужно ему. Однако на вершину преступного мира он взошёл благодаря умению пользоваться глазами и интуицией, чтобы определить, какие эмоции испытывал человек, перед тем как на него обрушилась сила злодея. Если бы он не понимал, что чувствует другой человек, то никогда не смог бы незаметно прикоснуться к нему своей силой. Подтолкни слишком мощно — и даже балбес догадается, что на него воздействуют. Слишком слабо — и не добьёшься заметного эффекта, человеком будут по-прежнему руководить другие, более сильные эмоции. Все дело в том, чтобы понимать людей — разобраться, что именно чувствует человек, а потом изменить его эмоции, осторожно подтолкнув их в нужном направлении, и усилить их ради собственных целей. Это и есть самое интересное!

«Усталость… — думал он. — Это сейчас совсем не нужно. Голод… рассеянность. Подозрительность… определенно не для нас. Страсть и гнев, но не слишком. Лишь чуть-чуть подтолкнуть… напомнить. Ну да, гордость… Теперь слегка сгладить гнев…»

Разумеется, эмоции угаснут. Но останутся воспоминания. А если людей с каким-то событием связывают сильные чувства, они лучше запоминают и то, и другое.

Комедиант не без причины играл на своих собеседниках, как на причудливых музыкальных инструментах. Протекторат и СКП не просто объявили монополию на выход из карантинной зоны, но и организовали толковую работу с новоиспечёнными паралюдми, испытавшими триггер во время битвы с Губителем и иномирянами. Немного правильной пропаганды плюс обещание вполне реальных благ — и рекруты активно пополняют ряды героев. Вот только в эту игру могут играть не они одни. Злодей всё ещё оставался баснословно богат, как деньгами, так и ресурсами, и мог многое предложить новичкам в обмен на их верность. При толковой организации даже на руинах можно устроиться с комфортом. А единственной мотивацией злодея было жить как можно дольше и как можно лучше.

* * *

Как выяснилось, решение уйти из госпиталя было верным, ведь именно вокруг него собрался крупнейший анклав местных. Как и ожидалось, это оказались обычные люди, разве что фенотипически более однообразные, чем Тайгер привык. Никаких непропорционально длинных конечностей с дополнительными суставами, атрофированных крыльев, зауженных талий, деформированных фигур и лиц, и прочих особенностей привычной глазу человеческой анатомии. Возможно город был мононациональным, но даже на первый взгляд внутри популяции туземцев можно выделить несколько подрас по цвету кожи. Словно аборигены были усреднённым вариантом людей первомира.

Обращали на себя внимание несколько социальных групп. Во-первых — очевидные гражданские, разнообразно одетые, всех полов и возрастов. Во-вторых — не менее очевидные военные, в одинаковой форме и с однотипным стрелковым вооружением непривычного вида, но, похоже, значительно более высокотехнологичного, чем в старом мире. И третья группа, самая малочисленная, не насчитывающая и десяти человек, состоящая из местных фруктовиков. Их «голоса» был куда сильнее всех окружающих, у парочки был сравним с его собственным «голосом». Одеты они были крайне пёстро и без единой общей детали, кроме закрытых лиц. Шлемом ли, масками ли, или другим способом — но узнать их без этих самых костюмов не представлялось возможным. Любопытно, что они были единственными местными, среди которых встречались физические девиации. Особенно впечатляюще смотрелся гигантский периодически двигающийся антропоморфный торс, делающий аналогию с фруктовиками ещё более уместной, ибо сила этого парачеловека напоминала Исо-Исо он Ми, как он был описан в справочнике. Так вот вы какие, «маски». А военные, значит, принадлежат к СКП. Сама идея вывести одарённых из-под единого командования в отдельную организацию казалась лещу чудаковатой, хотя он и признавал, что это произошло из-за недавнего их появления, тогда как у него на родине фруктовики жили в обществе на протяжении сотен лет. А концепция двойной жизни — как гражданская личность и как маска парачеловека, созданная для защиты близких паралюдей от тех, кто захочет подёргать за столь удобные ниточки, была столь же разумной, насколько бесполезной лично для него.

Странности с языком продолжали набирать обороты — пусть далеко не все, но слова местных произносились так же, как в его языке, из-за чего их тарабарщина звучала как самый настоящий словесный винегрет, вызывая то приступы недоумения, то припадки смеха. И пусть теперь рыбочеловек способен понимать смысл несложных фраз, и не то чтобы этот вопрос был жизненно важен, но, во имя Святых Ежей, какого…?

Анклав напоминал разворошённый муравейник — все бегают, суетятся, куда-то что-то тащат, мелькает форма и белые халаты, окрестности регулярно обходят и облетают патрули… Далеко не зря, кстати — скопление людей привлекало множество тварющек, тварей и «О, Боже, что это за тварь!!», обладающих той или иной долей разума, чтобы не лезть на оборону в лоб, а сидеть в засадах. Также иногда в земной толще время от времени проявлялись «голоса» пусть туповатых, но больших монстров. Туповатыми Тайгер их назвал оттого, что одна группа особей не наша ничего лучше, чем разинув жвала ломануться прямо на амбразуру. С другой стороны, оценил боевой потенциал масок — пусть один на один лещ бы справился с любым из встреченных на данный момент местных, но они были не отдельными бойцами, а сработанной командой, где каждый знал, что надо делать, когда, после кого и в каком порядке. Они нападали грамотно, выбирая наилучший момент и угол атаки, координировали свои нападения с товарищами, причем не только теми, что находились рядом, но и с теми, кто атаковал дистанционно. Впечатляет. И диалог после боя забавный произошёл:

— Что это с тобой? — обеспокоенно спросила девушка-Зоан с мягкими даже на вид кошачьими ушками и хвостом.

— Да как тебе сказать, — почти трёхметровый гуманоидный похожий на минка ящер поскрёб трёхпалой лапой бронированный лоб, задумчиво поглядывая на труп мега-червяка. — Понимаешь, я готов поклясться, что вижу такую штуку впервые. И всё же она кажется настолько знакомой, что мозг чешется. Странно, правда?

Тебе кажется странным только это? Серьёзно? Ну что сказать, профессиональные деформации психики такие… такие.

Этот анклав был крупнейшим, но не единственным. Ещё один обосновался на берегах западного озера, но там контингент был иным и представлял собой объединение банд. Меньше численность, отсутствие бойцов СКП, меньше организованность, скорее даже просто едва управляемая анархия, но общая линия обороны и довольно жёсткие иерархические понятия с фруктовиками на вершине. Причём, если у госпиталя одарённые напоминали стаю попугаев, то здесь они скорее смахивали на змеиную кодлу, со своими тёмными и угрожающими костюмами. Ага, а это, значит, так называемые «злодеи». Кто вообще ввёл эти не самые уместные обозначения?

Занимался Западный анклав преимущественно несправедливым перераспределение материальных ценностей, благо пустой город представлял широкие просторы для мародёрства. Примечательно, что даже одарённые с «теневой стороны» местного социума достаточно бережно относились к своим подчинённым-людям, используя их не как смазку для когтей/клыков/щупалец чудищ, а как загонщиков и застрельщиков. Похоже, все аборигены широко используют тактику малых групп с упором на командные взаимодействия. Разумно, но сложившуюся в прежнем мире дуэльную тактику в стиле «бей командиров» явно придётся подгонять под изменившиеся условия.

Было ещё множество одиночек, как фруктовиков, так и нет, асоциалов и безумцев, а ещё разумных пришлых, вроде самого Тайгера. Ну и стайные монстры с неустойчивыми ареалами обитания, куда уж без них. Вся эта, с позволения сказать, экосистема из самых причудливых видов, вырванных из множества миров со своих мест проживания, сейчас активно выяснила свою экологическую нишу. Проще говоря, жрали один другого, спасались бегством, подбирались за более сильным и так далее, и тому подобное… Жизнь всегда найдёт выход.

Воля Наблюдения показала себя выше всяких похвал для незаметного наблюдения и активного маневрирования. Эх, если бы она была у леща ранее, то и в засаду рыбочеловек не попал бы так глупо… Ага, «если бы». Сожаления бессмысленны.

Неожиданности с языком ещё не закончились. Как выяснилось, язык конкретно этой страны не единственный, в котором отмечается сходство с его. Была группа даже более мелких, чем обычные туземцы, желтокожих и узкоглазых людей с неявно выраженным половым диморфизмом, что общались между собой на очень-очень знакомом наречии. А учитывая, что говорили они и с местной расой аборигенов, то Тайгер изучал язык с максимальной скоростью моряка, выброшенного на дикий остров и не желающего, чтобы разговаривавшие на местном диалекте пустили его на уху. Рыбочеловек уже мог составлять несложные фразы, остаётся только практиковаться. А акцент… да морской еж с ним, с этим акцентом.

Только на этом открытия чудные не заканчивались. Родной мир Тайгера состоял где-то на 95% из воды, где существовал всего один континент, к тому же слабо пригодный для жизни, и великое множество островов, с просто эпическим разнообразием природных условий и погодных явлений. Причём, судя по школьному учебнику физики за шестой класс, подобного в этом мире не могло существовать принципиально. Ни морских склонов, ни Небесных и Древних островов, ни молниевых дождей, ни… В общем, никак. Вообще. Местами этот мир оказался куда более статичным. Или, технически правильнее, старый мир был более хаотичным. Мда, вот уж точно — «местами». Количество суши вообще ввергло Тайгера в священный трепет. ШЕСТЬ МАТЕРИКОВ!!!

Но добила Фишера «История мира», часть «XVII век», глава «Пираты Карибского бассейна». Если сходные языки лещ принял, то совпадающие ИМЕНА, причём в схожей сфере деятельности, просто взорвали его мозг. О, Предвечные силы, объясните, что вообще не так с этим миром? Или он всё же умер и этот адский трэш — его посмертие? ЗА ЧТООООО??!!!

...

Только спокойствие, гармония с природой и самим собой. Спокойствие… Гармония… Фух, вроде отпустило. Нет, ну каково? Это явно надо переварить.

Покачав головой, Тайгер отправился на свою базу, прокравшись мимо стаи велоцирапторов, увлечённо доедающих огромного белого кролика в отутюженном фраке. Сквозь порыкивания доносились тиканья здоровенных карманных часов. Просто обычный вечер в Мэдисоне.

* * *

— Сейчас не подходящее время для шуток, мистер Лидс, — женщина в инвалидной коляске нахмурилась.

— Я абсолютно серьёзен. — Её собеседник обладал открытым, располагающим к себе лицом и мягким прищуром острых, как бритвы, глаз. На первый взгляд не скажешь, что сокрушительное окончание политической карьеры как-то повлияло на проекцию Здравомыслия. — Вы не представляете, с чем имеете дело. Оно было формой жизни космического масштаба, ещё когда Земля представляла собой раскалённый шар магмы и перегретого камня. Рассматривать его иначе, чем как источник угрозы, что несоизмеримо хуже простого уничтожения, будет не просто неразумно, а форменным массовым суицидом. Это просто не наша весовая категория. Вы знаете меня, и знаете, что за моими словами всегда стоят веские аргументы. Так что я настоятельно рекомендую утилизацию.

— Зато вы представляете, с чем имеете дело. — Улыбка женщины не затронула глаз. — Обелиск не единственный источник глобальной угрозы. Вы знаете, о чём я говорю. Мы услышали вашу рекомендацию, но решение окончательное. Не забывайте, у нас не дискуссия. Ваше дело — выполнять приказы. Даже вашего кошмарного собрата можно использовать. Всё дело в приложенных усилиях.

Опальный политик не показал виду, что подобное указание занимаемого им подчинённого положения его как-то задело:

— Никаких усилий не будет достаточно…

— Ошибаетесь, — перебила женщина, передавая проекции папку.

— Хм… Антарктика…изоляция…автономность…отсутствие органического персонала…роботы… — бегло читал Здравомыслие, отметив недоверие собеседницы к электронным носителям информации. — Ого!

На очередной странице был изображён план базы. Радиальная структура привлекала внимание очень знакомым знаком в центре.

— Атомная бомба, — кивнула женщина, — мы очень внимательно выслушали ваши аргументы. Надо ли упоминать, у кого под рукой будет кнопка? Отказ не принимается. Всё уже решено.

— Но тогда и у меня будет условие. — Здравомыслие не стал бы сенатором, не владей он искусством компромисса. — В эту «Ледяную Могилу» должно быть доставлено, помимо всех образцов — моё тело. Вы всё равно сохраните контроль, но теперь у Обелиска будет сужено пространство для манёвра, когда у него не останется других якорей за пределами базы.

Организация, настойчиво «пригласившая» Легиона на службу, держала человека-армию на коротком поводке. Никаких посторонних источников дохода, регулярные отчеты о контактах, учет всех действий каждой проекции… Без рассмотрения «начальства» он не мог провести ни одной операции, не мог никого разработать. Да что там, даже в познании собственной природы и обеспечении безопасности существования постоянно возникали препоны.

Любому разумному существу нужна какая-то цель, ориентир, к которому оно будет стремиться и достижению которого подчинены его действия. Легион работал на организацию в том числе потому, что признавал её цели критически важными для выживания человечества как вида. Но средства его «работодателей» маске категорически не нравились. Кроме того, сильно давил ошейник. Хотелось свободы. Независимость приходилось отвоевывать буквально по крупицам, по волоску раздвигать рамки дозволенного. И сейчас Стивен Лидс получил призрачный шанс на доступ к своей единственной слабой точке — коматозному телу, от жизни которого зависело существование всех проекций. А то, что возможность он эту получил буквально в комплекте с бомбой… Так ему не привыкать играть на грани фола.

Женщина задумчиво смотрела на собеседника поверх сложенных домиком пальцев. Подобный риск был совсем не характерен для хладнокровного и терпеливого Легиона, одного из самых ценных и эффективных агентов организации. Она не верила, что тот просто решил воспользоваться желанием своих хозяев приобрести собственный механизм развития масок, уже превративший заурядного Стража в мощнейшего геоманта. Даже десяток-другой соответствующе подготовленных паралюдей, достигших бы схожих результатов, серьёзно повлияли бы на Путь, пусть с каждым пришлось бы работать индивидуально, дабы они не встали под знамёна иномирянина. Планирование. Подготовка. Допустимые риски. А Стивен Лидс умён и не стал бы делать пустые ходы.

И тут она поняла. Всё дело в страхе.

Легион с самого пробуждения чувствовал, как лавкрафтовский монстр шевелится в его подсознании, и это пугало его до чёртиков. Не только страх смерти, но и страх стать перчаткой для руки додревней сущности. Богатое воображение мгновенно нарисовало картину того, на что будет способен Обелиск, заполучив его проекции. А напуганный Умник резко повышал свою производительность. Балансировка на лезвии мономолекулярного ножа — стать незаменимым для всех сторон. Одновременно гарантом неприкосновенности Обелиска, о чём тот прекрасно извещён (стоит Легиону продемонстрировать легчайшие признаки попадания под контроль — БУМ), воспользовавшись тем, что его запредельная ментальная мощь мешает тонкому внушению и больше подходит для «ASSUMING DIRECT CONTROL», и поставщиком эволюционировавших масок. Всё это в обнимку с атомной бомбой и с Чёрным, язви его, Обелиском в голове. Как видите, Стивен был конченным отморозком. Но на удивление порядочным и человечным. Тем проще им управлять.

— Думаю, мы сможем договориться, — кивнула Доктор Мать.

* * *

Итак, время разбрасывать камни, благо есть в кого. Тайгер собрал возможный максимум сведений без контакта с туземцами, а значит пора определяться с дальнейшими действиями. Его цель, разница между тем, что он имеет сейчас и тем, что желал бы иметь — вернуться домой, к своему народу, команде, названным братьям и неоконченной войне. Было бы хорошо, если бы цели удалось достигнуть, не покидая этого города, но это сильно вряд ли. Наиболее вероятно, что в его попадании виновата Симург, но как именно это случилось, рыбочеловек не имел ни малейшего понятия, хотя и предполагал, кто знает. Вот только говорить Протекторат с лещом не будет, по крайней мере, в текущих условиях. Отсюда следует промежуточная цель — изменить стартовые условия в здешнем мире с «иномировой монстр в аквариуме» хотя бы до «несколько истинно разумных всегда могут договориться». Сходу её не достигнуть, значит надо разбить цель на несколько выполнимых задач.

Часть проблем удастся снять, если не предавать огласке его происхождение. В одной из научно-популярных статей Тайгер нашёл термин, обозначающий всех паралюдей с физическими отличиями — «Дело 53». Смоделируем ситуацию — иностранный турист оказывается в Мэдисоне во время атаки Губителя, испытывает событие-триггер и превращается в огромную прямоходящую рыбу. Его возможные действия:

Во-первых, пройти проверки и выйти в большой мир, где использовать свои способности для того, чтобы занять соответствующее положение, обрасти связями и ресурсами. Неприемлемо! Даже если предположить, что он сможет пройти карантинные мероприятия, не выдав своей истинной природы, скорее солнце взойдёт на западе и зайдёт на востоке, а реки обратятся вспять, чем Тайгер позволит клейму снова коснуться его тела.

Во-вторых, наш абстрактный монструозный турист в порыве праведного гнева может попробовать присоединиться к Протекторату. Учитывая соотношение один герой на трое-четверо злодеев, кого-то с его уровнем они должны принять с распростёртыми объятиями, а этикет масок, негласно запрещающий затрагивать гражданские личности, прикроет дыры в легенде, плюс удобна позиция для сбора интересующей рыбочеловека информации. Но как и любая военизированная организация, они обязательно накладывают на своих членов множество обязанностей и ограничений, и просто не поймут настолько утилитарного к себе отношения. Ещё местные дозорные не идиоты и обязательно заметят, что он привык к своим способностям и изучил их. Нетипично для новичка. Кроме того, Тайгер ни разу не шпион, врать и недоговаривать толком не умеет, полноценное внедрение просто не потянет. Ну и последнее — Протекторат всё же государственная организация, а пусть Америка отличается от Мирового Правительства хотя бы тем, что в ней формально нет работорговли и кого-то вроде официально стоящей над законом Мировой Знати, недоверие к человеческому правительству слишком глубоко въелось в леща. Не пойдёт.

В-третьих, новоиспечённое «Дело 53» может податься во все тяжкие, просто присвоить нужные ресурсы, сколотить банду, взять под контроль территорию и так далее… Информация такая штука, что полностью её контролировать невозможно. Какую-то можно купить или обменять на деньги или услуги, какую-то просто выбить. Обратная сторона — придётся погрузиться в самые мутные воды местного «теневого мира», а также оборвётся даже призрачная вероятность легального выхода из карантинной зоны. Грязная работа не напрягала Тайгера, в конце концов, он пират, а не просто погулять вышел. Настораживало другое.

Местная система устанавливала границы для злодеев, действуя в которых те могли рассчитывать на снисхождение, вроде правила трёх ударов (отправлять попавшихся в Клетку только после трёх пленений, в двух предыдущих ограничиваясь тюрьмой для обычных людей) и столь же трепетное отношение к истинной личности, как у героев. Эти негласные правила вызывали сильнейшее чувство сюрреализма, стоило Тайгеру провести аналогию с привычными понятиями. Картинка, как Морской Дозор вместо того, чтобы убить известного пирата на месте, казнить или отправить его в зловеще-легендарный Импел Даун, даст тому немаленький шанс сбежать и продолжить своё чёрное дело, заставила мозг рыбочеловека на мгновение подвиснуть. Или местные власть имущие, установившие эти правила на государственном уровне — законченные идиоты, либо наоборот — очень умные персоны с вескими, но неизвестными широкой публике, причинами для такого… оригинального положения дел. В любом случае — попытка вписаться в систему будет подобна попытке пройти по незнакомому проливу в шторм, ночью, с завязанными глазами, не зная фарватера — риск наскочить на рифы просто неприлично высок. Никакой план тут не поможет — нужно импровизировать.

— А вот это уже интересно, — оскалился Тайгер. Только что, буквально на мгновение, в северной части города полыхнул мощнейший «голос», сильнее всех, с которыми лещ сталкивался до сих пор. А затем… нет, не исчез. Скорее, пропала шкала, по которой можно было бы его измерить. Что-то такое просто необходимо увидеть собственными глазами.

При желании рыбочеловек мог двигаться очень быстро даже на суше, но тем не менее, когда он достиг пункта назначения, то застал только рогатое демонообразное тело и никаких следов того, кто его убил. Вокруг тела камень был покрыт паутиной расколов. Что-то с огромной силой врезалось в рогача, достаточно сильный удар, чтобы миксером взболтать его внутренности прямо сквозь прочнейшую шкуру и мышечный каркас, а также расколоть земную твердь. И ни следа победителя.

Порыскав в окрестностях, Тайгер признал, что ничего уже не найдёт, и собрался было назад, но интересные события на этот день ещё не закончились. Судя по «голосам», в близлежащем супермаркете разворачивалось небезынтересное действие.

* * *

При добыче ресурсов в населённом самими причудливыми чудищами городе нужно было учитывать множество факторов, дабы не откусить больше, чем была возможность проглотить. Твари были крайне разнообразны по размеру, интеллекту и численности. Если противник примерно соответствует виду homo sapiens по габаритам и физическому строению, то против него можно с успехом применить приемы, которые люди столетиями отрабатывали друг на друге.

Но приемы, разработанные на случай встречи с примерно равным по весу и силе существом, бесполезны в бою с врагом, многократно в этой самой силе превосходящим. Как, например, та трёхсоткилограммовая освежёванная шимпанзе, размахивающая корабельным якорем на ржавой цепи, устроившая логово на складе при мясокомбинате. Самое очевидное решение при встрече с врагом, обладающим колоссальным физическим превосходством, это поразить его с безопасной дистанции. Ведь на расстоянии сила преимущества не дает, великан это всего лишь крупная мишень. Вопрос лишь в калибре.

А вот с гигантскими, метров от пятнадцати, монстрами непросто совладать даже с помощью специального оружия. Они слишком сильные и… слишком быстрые. О, да! Гиганты только кажутся медлительными. Но от слона, перешедшего на быстрый шаг, даже лев драпает, зажав хвост в зубах. Для победы, прежде всего, надо обратить силу противника в его слабость. Он очень большой, следовательно, ему требуется большое пространство для маневра. Он тяжелый — значит, не везде пройдет. Необходимо заманить врага на местность, для него неудобную, туда, где его движения будут стеснены, а обзор ограничен. Так или иначе, монстра необходимо заставить сбросить скорость и остановиться, ибо он силен, пока двигается, и в самой инерции его движения заключена колоссальная разрушительная мощь. Гигантского монстра желательно поразить издали с помощью ловушки. Если не получится — непременно нужно изыскать какой-то способ обездвижить его. И только уже потом, навалившись толпой, можно попытаться забить дракона на шашлык.

Чтобы побеждать, нужно работать головой. И горе вам, если у врага голова работает лучше, чем у вас. Это был как раз тот случай. Обычная вылазка на заранее разведанную территорию, предпринятая со всей надлежащей осторожностью, обернулась катастрофой. Их команда была сработана, семеро здоровых лбов, вооружённые как на войну, уже не в первый раз выходила на промысел. Будучи командиром, Фрэнк Смит, до выхода на военную пенсию принимавший участие во всех объявленных конфликтах США за последние двадцать лет, и половину необъявленных, хорошо выдрессировал свой отряд. Они всё сделали правильно. Вот только враги банально были лучше.

Жар боя играет с человеческим разумом странные трюки, не давая ему сформировать достаточно чёткие образы в памяти. Острейшее чувство опасности заставляет бойцов фокусироваться на самых ярких мгновениях окружения, и запоминаются лишь они. Одна из тех вещей, с которыми согласны как новобранцы, так и ветераны — что сражение вспоминается как застывший во времени набор фотоснимков. Всё остальное расплывчато, искажено работающим с перенапряжением мозгом.

Щёлк — на его позицию из ниоткуда налетает фигура, что обманывает глаз, порхая с невероятной живостью, принимающая выстрелы калибра 7,62 мм, как боксёр удары, такое впечатление будто струпья отпадают от раны. Щёлк — появляется ещё чей-то силуэт. И опять боец не может разобрать, что это такое — очертания ускользают от него. Это существо похоже на впечатление, оно не поддается классификации. Оно быстрое, плотное и навевает холодный ужас. Щёлк — под звуки выстрелов появляется ещё одно, потом ещё и ещё, и вот из темноты струится непрерывный поток. Существа смещаются, будучи отчасти видимыми, соединяются, распространяются вширь, их движения неясны, а отношение к обстрелу почти издевательское. Щёлк — глаза его расширяются, когда он видит кривые, загнутые назад зубы и складчатые тела, надвинувшиеся на расстояние вытянутой руки. Боль. Темнота. Щёлк — снайпера жрут заживо, но тот каким-то противоестественным образом ещё жив без трети тела и всё чувствует, но кричать без съеденного тварями языка не может. Существа не чавкают, а скорее клекочут сквозь зубастые клювы. Щёлк…

Фрэнк отчаянно колотил в крышку сбитыми до мяса кулаками, чувствуя, как быстро нагревается вода в здоровенном казане, предвещая ему быть сваренным заживо. Затопленный паникой разум не воспринимал болевых сигналов. Собственно, ни о каком разуме речи уже не шло — человек в эти секунды был животным, охваченным безумным стремлением выжить. Бесполезно. Суп из примата медленно доходил до готовности. Похоже, утолив первый голод, склизкие монстры решили побаловать себя хорошо приготовленной человечинкой.

Много позже враз поседевший человек так и не смог вспомнить, кому молился и в чём клялся в эти бесконечные секунды, едва не стоившие ему рассудка. Он знал лишь, что когда мощный удар сбросил казан с огня и голый мужчина, залитый и наглотавшийся жижи, о происхождении которой лучше не задумываться ради целостности разума, вывалился из чана, полусваренный и судорожно блюющий, он был счастлив и свободен как никогда в жизни.

В таком же состоянии познавшего Дао, Фрэнк наблюдал, как ненавистных людоедов расплёскивает по стенам ещё один из нелюдей. Как разогнанные до сверхзвука капли воды, сорвавшиеся с перепончатых рук, рвут их на лоскуты, а тонкие водяные бичи одинаково легко режут плоть и камень, пасуя только перед металлом. Как на вид простыми прикосновениями его спаситель превращает в сине-сизую бахрому мразь, сожравшую товарищей Фрэнка. Как умирают попытавшиеся обратиться в бегство твари. Наверное, именно это называют «сатори» — ни злости, ни раздражения... ни покоя или усталости... в нем не было ничего. Ноль эмоций. Состояние между Жизнью и Смертью.

* * *

Возможность справляться с болью — великая способность нашего сознания. Во-первых — сон, что предлагает убежище от мира и его боли. Сон ускоряет течение времени, отделяя и отдаляя разум от того, что причинило ему боль. Раненые часто теряют сознание, а люди, получившие страшные вести, падают в обморок. Во-вторых — забвение. Некоторые раны слишком глубоки и не поддаются исцелению — по крайней мере, быстро. Кроме того, воспоминания часто причиняют боль, тут уж ничего не поделаешь. Пословица, мол «время лечит все раны» лжива, ибо лечит оно лишь многие раны. Остальные забываются. В-третьих — безумие. Порой разум получает такой удар, что впадает в сумасшествие. Хотя это кажется бессмысленным, на самом деле польза есть. Бывают времена, когда реальность не приносит ничего, кроме боли, и, чтобы от неё уберечься, разум вынужден просто бежать. И, в-четвёртых — смерть. Последнее прибежище. Ничто не может причинить нам боль, когда мы мертвы.

Тайгер оглядел находящегося в ступоре человека. Мужчина, на первый взгляд только разменявший пятый десяток лет, выглядел откровенно паршиво — обваренная кожа, седые волосы и равнодушный взгляд без малейшего проблеска мысли. Проведя рукой перед его лицом и не добившись никакой видимой реакции, он задумчиво хмыкнул.

Лещ не мог любить людей в целом, но также и не мог не протянуть руку помощи в подобной ситуации. Пусть всякая попытка людям как-то помочь приводила к тому, что судьба — в лице тех же самых людей — его же наказывала. Собственно, своей смертью Фишер был обязан желанию помочь маленькой девочке… впрочем, если бы ему предстояло сделать этот выбор ещё раз, он поступил бы аналогично, разве что подготовился бы получше. Но удивительное дело — только недавно рыбочеловек размышлял о необходимости взять языка, а теперь вот он, прямо перед ним. Что это — совпадение? Фантастическая удача человека, что привела Тайгера сюда, дабы спасти его? Какова была вероятность, что он случайно окажется рядом и услышит звуки пира людоедов? Или всё же судьба? Как бы то ни было, упускать такой шанс пират не собирался, да и жаль ему было мужика. Если останется здесь в таком состоянии — точно не жилец. Да и потом как бы головой не поехал.

Тварей было чуть больше десятка, и у них явно были какие-то особые отношения с пространством. Их выступающие клювы с торчащими зубами замерли в бессмысленных гримасах смерти, большие глаза, лишённые век, были совершенно черны. Руки и грудь были похожи на человеческие; под грязно-зеленой и черной кожей, отливающей так, словно она была смазана слизью, угадывались мощные мускулы. Сужаясь к талии, тела людоедов переходили в плоские хвосты — в несколько раз длиннее туловища, что делало их похожими на огромных угрей. Кровь, будто издеваясь над силой тяжести, растекалась по ним во всех направлениях. Будучи живыми, они плавали в воздухе, извиваясь всем телом, а их длинные хвосты закручивались по-змеиному. Как ныряльщики, они двигали руками в каком-то тошнотворном танце, сжимали и разжимали перепончатые когтистые лапы, управляя таким образом своей пространственной плавучестью и, по-видимому, искажая траектории пуль. Вкупе с нечеловеческой гибкостью, обеспеченной по большей части хрящевым скелетом, и эффектом неожиданности, у людей не было ни шанса.

А когда явился Тайгер, шансов не было уже у тварей. Вышедшие из моря людоеды содержали в своих телах более чем достаточно жидкости. Ну хоть сражались до последнего.

Рыбочеловек полил керосином тела людей и нелюдей, также щедро окропляя стены логова и следы отвратительного пиршества. Закинув выжившего на плечо, лещ покинул подожжённое здание, затолкав воспоминания поглубже. В его родном мире тоже встречалось людоедство, на маленьких островах с недостаточным количеством пахотной земли и дичи, чтобы прокормить дикарей. Но болезненны были не эти воспоминания. Он видел столько грязи, несправедливости, жестокости и боли, что бесповоротно избавился от иллюзий относительно людского рода. Истинная доброта встречается редко…

Мариджоа. Столица мира. Место проживания Мировой Знати, «Потомков Богов», стоящих над законом. Богатый глянец, за которым, как за дорогой ширмой, даже не скрывались развлечения много отвратнее кровавых гладиаторских сражений. В изысканных притонах практиковали действительно страшные вещи. Изнасилования детей до смерти, пытки на заказ, подчёркнуто гурманское людоедство. Трупы «работников» и «работниц» часто были настолько обезображены, что их даже сжигали самостоятельно. Сжигали такие рабы, как Тайгер, знавшие, что могут оказаться следующими. Воспоминание о фразе «— Вот интересно, если его убить и зажарить, то какой будет вкус? Рыбы или мяса?» до сих пор заставляла рыбочеловека яростно скрипеть зубами. Зачесалась «Лапа взлетающего Дракона», клеймо на груди, поверх которого лещ после побега выжег свой собственный символ, который вся эта мразь запомнила до конца своей жалкой жизни.

Мариджоа. Город, который он сжёг дотла. Этот город боялся Тайгера, ибо он видел его истинное лицо. Улицы — продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью. И когда стоки были окончательно забиты, а вся это мразь начала тонуть в огне... Когда скопившиеся грязь похоти и убийств вспенилась им до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрели вверх и возопили: "Пощади нас!". А лещ ответил: "НЕТ".

Всю дорогу с губ Тайгера не сходила кривая ухмылка. А учитывая, что то, что рыбочеловек считал за обычную улыбку было для окружающих запредельно-жуткой гримасой… неудивительно, что проблем по пути не было.

* * *

До этого дня Фрэнк был уверен, что существует два способа проснуться. Из сна можно либо спокойно выплывать, либо панически выныривать. Пример первого — это утро выходного, когда ярко светит солнышко, и его лучи нежно щекочут за ухом. Вариант номер два встречался в его жизни гораздо чаще. Это когда встаешь по команде и мчишься на тренировку/миссию/что-то там ещё. Но оказывается, существовал и третий способ. В этот раз его буквально вытряхнуло из сна, как будто щёлкнув переключателем, а раскручивающаяся в груди пружина в мгновение ока вымела остатки сонливости. Страха не было, только понимание, что на него открыли охоту. Смотрят, как на мясо, выбирая самый сочный кусок.

Пару секунд мужчина судорожно хватал ртом воздух, пытаясь сориентироваться. Затем к нему разом вернулись последние воспоминания. Снова смерть прошла рядом, буквально приласкав на прощание. Его команде повезло куда меньше. И ведь на ровном месте нарвались… Лейтенанту запаса не впервой терять соратников по оружию, но с подобными противниками лоб в лоб сражались обычно приданные на усиление паралюди. Но тогда он был ещё на службе, а в карантинной зоне свободных масок нет. Опыта и вооружения оказалось недостаточно. Нда, паршивый из него получился командир, возомнил себя самым шустрым пескарём в этом пруду, а ведь знал, какие щуки здесь водятся. Кстати, о рыбах…

В просторную светлую комнату, явно какой-то номер (гостиница? санаторий?), боком протиснулся через слишком маленькую для него дверь тот, кому Фрэнк обязан жизнью. Массивная розовокожая фигура за три метра, но без обычной сутулости высоких людей. Может быть потому, что шеи нет? Очень странная, нечеловеческая голова (плавники и… это что, жаберные щели?) растущая прямо из плеч. Широких, массивных, как валуны... Его можно было бы принять за очередного иномирового монстра, если бы не обстоятельства, ибо последние обычно крайне агрессивны и уж точно не понимают по-человечески. Как Фрэнк узнал последний факт? Так он, проведя ассоциацию, не подумав ляпнул:

— Неужели и вправду Ктулху фхтагн?

— ЧЁ??? — у дела 53 отвалилась челюсть, открыв частокол треугольных зубов, точно не подходящих для жевания. — О, понятно, ты всё-таки двинулся по фазе. Вот, холера…

— Эээ, нет, нет, — замотал головой лейтенант запаса. — Прошу прошения, это я от неожиданности.

— Ну, раз от неожиданности… — протянул собеседник недоверчиво. — Ты помнишь, что случилось?

— Да, — помрачнел Фрэнк. — Приношу искреннюю благодарность за спасение. Если бы не ты, мои кости уже обгладывала бы эта склизкая мерзость.

— Не стоит благодарить за то, что на моём месте сделал бы любой нормальный человек, — покачал головой здоровяк, и Смит только сейчас заметил, что тот говорит с акцентом, путая «р» и «л». Иностранец? Или это просто от необычного строения челюстей? — Жаль, что я не успел спасти весь твой отряд.

— Мы выбрали опасную работу, в которой смерть — подруга, напарница и любовница. Каждый из нас знал о рисках и согласился с ними, — Фрэнк говорил это больше для себя, хотя и знал, что душевная боль пройдёт не так скоро.

— На удивление здравый подход, — хмыкнул рыбочеловек.

— Все солдаты думают так же, — ответил Смит и протянул руку. — Фрэнк Смит. Я твой должник.

Розовокожий рыбочеловек ответил на рукопожатие со словами:

— Приятно познакомиться, но прозвища у меня ещё нет. — Ну да, этикет масок, он такой.

— Может, «Мегалодон»? — предложил Фрэнк

— Хмм… — задумался собеседник. — Сойдёт. Вот только тебе оно тоже понадобится.

— А? — Проследив взгляд Мегалодона, человек обратил внимание на абсолютно здоровую кожу, без малейших следов ожогов. — О!

— Очень глубокомысленно, — бесстрастно сказал рыбочеловек. — Думаю, тебе подойдёт что-то вроде «Регенератора». Добро пожаловать в клуб.

Новоиспечённый парачеловек с силой ударил предплечьем по краю кровати, ощутив, как острый край разрывает кожу. Когда он поднял руку, то смог увидеть уродливую кровоточащую ссадину, а затем рана затянулась, методично закрыв разрыв. Затем последовал ушиб, тёмные точки исчезли за пару мгновений, пока не осталась лишь чистый розовый кожный покров.

Мегалодон хладнокровно наблюдал за опытом, явно что-то прикидывая. Пока Фрэнк переваривал свой новый статус, его собеседник мягко, но властно спросил:

— Скажи-ка мне вот что, Фрэнк…

Ещё один шаг по дороге домой был сделан.

…некоторое время спустя, в западном анклаве…

— Поддерживаю.

— Олл-ин.

— Ну что, господа, посмотрим, на чьей стороне сегодня Фортуна.

Четыре игрока, разложившие карты на столе в салуне Одноногого, переглянулись. Абсолютно спокойным выглядел один хозяин, державший банк четвертую партию подряд. На него косились молча: несмотря на наличие аж шести конечностей, выигрывал тот честно. Да и манипулировать вероятностями не умел. Значит, бить по наглой рыжей морде пока что не за что, ибо сказано, что если не пойман — не вор.

Хотя маски уже успели пожалеть о своем решении попытаться выиграть в карты у дела 53, известного особыми отношениями с леди Удачей. Он держал в Западном анклаве салун, по совместительству посредническое бюро, гарантируя честность сделок своей репутацией. Неоднократно подтверждённой и достаточно внушительной. У торговца доверием много длинных рук, а карантинная зона не слишком велика. Здесь всегда были предложения и обсуждения, работа и слухи. Деньги плавно перекочевывали в загребущие лапы Одноногого, и конца сему процессу не было видно. Если так пойдет дальше, людей обдерут до исподнего.

— Открываемся. Две пары.

— Стрит.

— Флэш, — довольно заулыбался третий парачеловек, открывая крестовую комбинацию.

Кажется, у него появился шанс. Реальный шанс.

— Тоже флэш, — огорченно заметил Одноногий. — Ниже рангом.

Маски зашевелились. Наконец-то банк ушел из рук шерстистого нелюдя. Сдающим стал счастливчик из Труппы, любитель столь нетипичных для злодеев белых костюмов.

— Слышал, ваша последняя добыча ушла по тройной цене. — Холодильник тасовал колоду перед следующей партией.

— Редкий товар, — пожал плечами Регенератор. — Да здравствует аукцион.

— Если ты можешь помешать всяким уродам просто отобрать товар, — мрачно пробурчала Хрусталь.

Ушедшей из-под крыла Масти злодейке несладко приходилось в одиночку. В первую очередь по причине отсутствия за спиной серьезной организации, этой самой одиночке пришлось потуже затянуть пояс.

— Это да, — подтвердил Безымянный, зализывающий раны после не самой удачной вылазки на территорию Протектората. — Одни Сокрытые чего стоит.

— Пики не забудь, — вставил Холодильник, — и полудурков-зеленошкурых, и психов-Воздаятелей.

— Тихо ты, — шикнула Хрусталь, непроизвольно оглядываясь. — Услышат. Кто в игре?

— Все в игре. Не услышат: нет здесь никого.

— А чем плохи Сокрытые? — наивно поинтересовался Регенератор. — Я слышал, что территорию свою они держат в кулаке, порядок очень уважают.

Маски заржали, усмехнулась даже осторожная Хрусталь:

— «Порядок»? Ну ты сказал!

В следующую пару минут на опешившего наёмника вывалили лавину информации с краткими описаниями крупнейших городских банд, расположения их штаб-квартир, характеристиками старейших масок, присущих методов работы. Собеседники приводили примеры из собственного опыта, делились слухами и сплетнями, жаловались и обсуждали услышанное. Поминали новоиспечённых вожаков, живущих в окрестностях и навещающих временами город, ругали цены, хвалились планами на будущее…

Партию Регенератор проиграл. И следующую проиграл, и ещё одну. Но в целом за всю игру он остался в выигрыше. Мог бы выиграть всё, но не стал. Наёмник справедливо считал сегодняшний день удачным и не хотел портить жизнь тем, кто ему эту удачу принёс.

Позднее они с боссом, которому он передаст содержание разговора, составят из разрозненных кусков информации полную картину реальной власти в городе, вычленят основные интересы каждой группировки масок. Узнают, с кем можно иметь дело, с кем — нет. Постараются установить хорошие отношения со всеми, оставаясь в стороне от схватки. Выяснят состояние рынка, пробьют списки популярных товаров, наладят торговые связи с соседями и конкурентами…

Капитан будет доволен.

1) Машина Времени "Разговор в поезде".

Вернуться к тексту