Травник из Лютного переулка (джен)

Вьются-мечутся тропы дикие с чешуей из следов копыт.

Через толщу воды вижу лики я тех, кто прожит и пережит.(с)

Древний лес... Он есть почти в каждой старой сказке, легенде или вымышленной саге. Такой лес покрывал Средиземье, в нем горел нарнийский фонарь, в одном из его деревьев был навеки заточен великий Мерлин.

Но все же корнями волшебные леса уходят в человека. Вся магия — оттуда. Из души.(с)

— Малыш Ронни.

— Мы как раз тебя искали...

— Чтобы показать кое-что интересное.

— Пойдем с нами, Рон.

Джордж и Фред, ловко выхватив из рук тарелки и поставив их на первую попавшуюся поверхность, заботливо приобняли его за плечи, уверенно подталкивая в сторону лестницы. Наверняка, опять будут рассказывать в своей комнате про свои гениальные зелья. Так уже было несколько раз. Фред притаскивал его и спрашивал мнение по поводу той или иной гадости.

Иногда — даже давал попробовать. Правда, потом с ним обязательно что-то случалось. То цвет волос изменится, то рога вырастут, то еще что-нибудь произойдет.

Вот и в этот раз он почувствовал, что что-то не так, но широкие улыбки братьев вселяли в него спокойствие. Им он доверял. Да и был рад, что вечно занятые близнецы решили провести время с ним, Роном. Конечно, ему не нравилось, что Фред назвал его малышом, но тут уж выбирать не приходилось — либо так, либо никак. А общаться с мелкой Джинни, которая все норовила его засунуть в свое платье, совсем не хотелось.

Девчонка, что с нее взять.

Мать как обычно, была занята домашними делами, так что на них не обращала совершенно никакого внимания. Отец целыми днями сидел на работе, в Министерстве.

Старшие, вроде Билла, уехали на летние каникулы как можно дальше от родного дома, чтобы не видеть всего этого хаоса. Рон их хорошо понимал. Он и сам, если бы кто позволил девятилетнему мальчику, свалил бы из Норы. Хоть куда. Косой переулок или даже Лютный. Куда угодно, где никто не подтирает нос, не указывает что делать, какие книги читать и с кем общаться.

— Опять конфеты? — спросил Рон, с любопытством разглядывая небольшие ярко-желтые леденцы, лежащие на столе. — Вам так не хватает славы Берти Боббс? — Рон был настроен скептично по отношению к конфетам. Хоть мать и не баловала их так часто, как хотелось бы, но и есть все, что хоть немного напоминало сладости — не в его привычках.

— Ты ошибаешься, — Фред был оскорблен до глубины души. По-крайней мере, фыркнул так, как делают только обиженные люди.

— Малыш Ронни, — это уже Джордж, — попробуй ее. Тебе должно понравиться. — брат упорно пытался впихнуть в него эту конфету, так что Рон благоразумно отошел на шаг подальше от стола.

— Она со вкусом курицы, — предпринял еще одну атаку Фред. — Мы хотим создать конфеты со вкусом курицы. Чтобы можно было есть ее когда хочешь.

— Курицы-ы-ы? — задумчиво протянул Рон, уже по-другому смотря на предлагаемое лакомство. — Правда? Выглядит как-то странно.

— Правда! — воскликнул Фред. — Мы и сами уже наелись их по самую маковку! Потому тебе и предлагаем.

— Наелись! — подтвердил Джордж.

— Ну, тогда ладно, — сказал Рон и несмело взялся за конфету. Та была маленькой и наверняка, была на вкус как маленькая курица, но что поделать... нужно будет уговорить Фреда на огромную конфету, чтобы можно было ее жевать целый день...

Рон надкусил леденец, но вместо курицы ощутил во рту лишь жуткую горечь. Однако ни выплюнуть, ни сказать что-либо не успел. Жжение и горечь изо рта начали расползаться по всему его телу. Казалось, огонь постепенно охватывал каждую его часть. Стало так больно, словно он и впрямь горел.

Перепуганные лица Фреда и Джорджа, тормошивших его и пытавшихся влить в него воду, ни капли не радовали. Потом Фред исчез, а сам Рон понял, что лежит на полу и тело его не слушается — руки и ноги беспорядочно дергались, словно он стал игрушкой неумелого кукловода.

— Я не знаю, что случилось... все было нормально... — Джордж что-то испуганно лепетал, видимо матери, побелевшей от волнения. Рон видел их лишь краем глаза, а еще чувствовал волны магии, идущие из палочки матери. Та колдовала, пытаясь что-то сделать, но все было бестолку.

— Вызывай целителя! — крикнула Молли кому-то, кого Рон не видел. Он смотрел наверх и чувствовал себя маленьким стеклянным шариком, который вот-вот треснет. Он смотрел вверх и уже не чувствовал собственное тело — он мог только наблюдать за пылинками, кружившихся под потолком в солнечном свете. Время словно застыло или это сам остановился, сложно было сказать. Только вот эти самые пылинки напоминали ему о чем-то, что он забыл. О чем-то безумно важном, но таком далеком...

В голове стало горячо, настолько, что казалось — произнесли Бомбарду прямо внутри его тела. И все вдруг прекратилось, только стало легко. Так легко, что Рон подумал, будто сейчас взлетит. Как маленький шарик, что все-таки раскололся.

Маленькие пылинки вдруг обрели смысл — это были обрывки его жизни. Той жизни, где он был весьма уважаемым Роном Уизли... или не Роном?

Перед глазами, до этого закрытыми, предстает лимонно-желтый потолок, как треклятая конфета с вытяжкой из кельтских бобов. Прекрасно известная ему горечь, так как только недавно ему пришлось работать с ними. Как раз перед закрытием лавки, чтобы сделать из них оберег для Уркхарта...

Проморгавшись, Рон понял, что последнее — не его мысли. Он знать не знает ничего про обереги из бобов и тем более, первый раз пробовал такую отвратительную гадость на вкус.

И почему он Рон, если его зовут Роб?

Ответа на этот вопрос у него не было. Он только мог надеяться, что целители Мунго, в котором он сейчас находился, объяснят, что к чему.

В себя он пришел рывком, словно кто-то резко зажег свет, отчего его глаза открылись. Он был в палате, приятного лимонно-желтого цвета. Судя по всему, он умудрился загреметь в Мунго, хотя было странно, так как причин он не помнил.

Оберег готовился проще простого, обряд Диан Кехту тоже был проведен правильно, так что ничего такого, что могло бы вызвать помощь целителей, не требовалось. Ну не взорвались же они у него в руках, в конце концов!

Мысли путались и были похожи на обрывки паутины, разбросанные тут и там. Все тело ломило, как будто он отлежал себе все и сразу. Да уж, не повезло бедняге Уркхарту, тот наверно, уже не дождется своего оберега. Целых три галеона отдал за него, чтобы тот был изготовлен к сроку, а вон как все получилось.

Оставалось лишь надеяться, что его лавку догадались запереть после того, как он отправился в Мунго. Иначе, по возвращению, от его запасов не останется и следа. Впрочем, Роб не считал себя разоренным — все же он открыл лавку в Лютном, а не Косом, так что чувство самосохранения у его жителей было. Любой, кто зайдет незваным, с целью поживиться за чужой счет — получит очень неприятное проклятие, которое навсегда отобьет охоту брать чужое.

Благословение старых богов все еще значило очень и очень многое для магов старой закалки, к которым он относил и себя.

Роб попробовал пошевелить рукой и сразу же ощутил, как сработала сигналка, оповещающая целителя о его состоянии. После стольких лет работы с потоками магии растений и артефактов любые чужеродные заклинания начинаешь чувствовать на себе, как лишние костыли, мешавшие идти здоровому человеку.

— Мистер Уизли! Как хорошо, что вы пришли в себя! — в палату влетел, иначе и не скажешь, высокий худой целитель в мантии такого же лимонно-желтого цвета, что и стены в палате Мунго. — Двигаться не советую, — доброжелательно, но с явной строгостью в голосе произнес мужчина, деловито плетя сложную вязь заклинаний над телом Роба. Палочка мелькала так быстро, что было сложно уследить за ее движениями. Единственное, что удалось опознать — это диагностические чары, брошенные самыми первыми.

Увлеченный наблюдением за целителем, на мантии которого было вышито «Янус Тики», Роб не сразу понял, что именно его напрягло в словах мага. Было что-то цепляющее, царапающее на границе сознания, но что конкретно — он не понимал.

Целитель прекратил волшебство, видимо, удовлетворившись результатом осмотра.

Пододвинув табурет поближе к кровати, чтобы Роб его хорошо видел, он с удобством устроился и посмотрел прямо в глаза Роба.

— Мистер Уизли, у вас случился приступ магической аллергии на один из компонентов той гадости, которую вы съели. По-хорошему, вас нужно хорошенько выпороть, — целитель на этих словах усмехнулся, а Роб окончательно запутался. С ним разговаривали как с ребенком. Маленьким неразумным ребенком. Несмотря на то, что ему было больше сорока лет и он был состоявшимся магом. Если бы голос к нему вернулся, он живо бы объяснил этому худому как жердь парню, что к чему. Пока что он мог лишь молчать и слушать раздражающего до невозможности целителя. — Впрочем, надеюсь, вы навсегда запомните этот урок, равно как и то, что нельзя тащить в рот всякую дрянь, даже если вам ее дают родные.

Целитель Тики замолчал, внимательно смотря на Роба, а у того в голове царило полнейшее непонимание. Потому что он и так все прекрасно это знал, ведь работал с растениями. Потому что у него не было родных. Потому что он был взрослым, а не ребенком.

Тем не менее, он видел свое отражение в глазах целителя, и оно было точно не его.

Роб Уэсли давно уже не был ребенком, а видел он именно маленького мальчика. Рыжего, тощего, веснушчатого и совершенно не похожего на него самого. Лежавшего на кровати и смотревшего на целителя во все глаза.

— Мистер Уизли! — взгляд Януса Тики моментально изменился, заметив взгляд Роба. — Вы слышите меня? Мистер Уизли! Магда, зови Крепса срочно! Нужна подпитка! Давай, держи его!

Голос целителя постепенно затихал, доносясь до сознания Роба, шумящим прибоем. Словно мелкая шероховатая галька попавшая в ботинок, пришло понимание того, что именно царапало его ранее.

Его называли Уизли. Не Уэсли.

Чужая фамилия. Чужое тело. И, судя по всему — чужая жизнь.

Роб постепенно погружался в темноту, одновременно с этим отстраненно воспринимая крики целителя и магию, опутывавшую его с головы до ног плотным коконом.

Он чувствовал, что ему необходимо ненадолго отключиться, иначе он просто сойдет с ума.

* * *

Второй раз он уже очнулся, когда вечерело. В палате никого не было, но это его наоборот, обрадовало. Воспоминания, размазанные до этого в сплошную кашу теперь более-менее устаканились, хоть и плавали беспорядочными рыбками в его голове. Такое уже было однажды. Робу тогда только-только исполнилось четырнадцать и он решил, что готов принять благословение рода. Решил, что может попытать счастья и узнать своего покровителя.

Глупым был, что уж там. Только бешеная удача позволила ему в тот день сохранить разум и магию. Если бы не Фергус, страховавший его около входа в кромлех, то быть ему опутанным мелким пукой, живущем в месте силы. Именно после этого случая Роб перестал стричь волосы и всегда таскал с собой горсть ягод ежевики, если приходилось выбираться в лес. Любимая ягода фейри не раз его выручала, помогая найти редкие травы, отворяя скрытое от людских глаз чарами лесного народца.

Роб еще раз вздохнул, мысленно пытаясь разделить свои мысли и мысли маленького мальчика в чьем теле он находился. Впрочем, он не знал, как именно, но главным был именно этот мальчик.

Рон Уизли.

Имя мальчика всплыло без малейших усилий в сознании, словно только и ждало этого. Роб моргнул, пытаясь осознать себя именно как Роба Уэсли, но не получилось.

Он был одновременно и тем, и другим.

Воспоминания сливались, танцуя друг с другом яркими рыбками, перемешиваясь в единый пласт воспоминаний. Одинаково легко можно было представить лицо Уркхарта, лучшего друга и Перси — старшего брата. Одинаково неприятно было видеть близнецов, протягивавших треклятую конфету, из-за которой все и случилось.

Роб прикрыл глаза, чувствуя как перед ним буквально проносятся годы его и одновременно не его воспоминаний: детство в небольшой деревеньке, ученичество у мага, голодные годы во время войны, путешествие по лесам Шотландии, Ирландии и Бретании; знакомство с Уркхартом, женитьба на Флоре, рождение сына; открытие собственной лавки, постепенное знакомство с магами Лютного, выполнение собственных заказов...

Все это было похоже на яркую ленту, промелькнувшую перед глазами и умчавшуюся дальше, вглубь сознания.

Он не знал, сколько прошло времени c того момента как он очнулся, но чувствовал, что теперь может ясно размышлять, не рискуя свихнуться. Все воспоминания отодвинулись далеко, на самые задворки памяти, оставив только воспоминания самого Рона. Особенно ярким был эпизод с конфетой.

Теперь-то он понимал, что больше не сможет доверять братьям как раньше. Не только потому, что те были редкостными придурками, не думавшими о последствиях, но и потому, что не мог доверять людям, способным отравить собственного брата.

В нем шептало что-то, что было сложно назвать сущностью или чужим сознанием.

Скорее — это было что-то от Роба Уэсли, являвшегося, если память не изменяла Рону, одним из его далеких предков. Правда, Рон не помнил никого с таким именем среди родственников, но пообещал себе, что обязательно узнает кто это.

Рон, кряхтя, будто трехсотлетний дед, поднялся с постели и подошел к ночному горшку. Воспоминания — это одно, а полный мочевой пузырь — совсем другое. Ноги почти не тряслись, и можно было оглядеть себя более подробно.

Стянув с себя пижаму, он уставился на свое тело, смотря на него как будто впервые. Впрочем, отчасти это так и было. Он впервые замечал, насколько был хилым. Ноги и руки были абсолютно неразвитыми, мышцы не прощупывались, кисти ощущались деревянными, а пальцы были такими закостеневшими, что напоминали больше палки, нежели основной инструмент работы мага. Ногти были на руках обкусанными, с заусенцами.

Единственное, чем можно было гордиться — это небольшой слой жира на животе. Впрочем, все это решалось достаточно просто. Упорные физические упражнения, определенный рацион и можно создать если не нормальную базу для развития магии, то хотя бы ее зачатки.

Впрочем, ему было уже девять. Слишком времени много уже упущено.

Как там говорил учитель?

«Воспитывать воина нужно с того самого дня как он родился. На следующий день уже поздно начинать учить. Воспитывать травника нужно с того самого дня, как он научился ходить, иначе тоже будет поздно».

Так что можно было не забивать голову мечтами о великих свершениях и просто работать над собой. А то видел он свои мечты. Тьфу, а не мечты настоящего мага.

Рон скривился, вспоминая свое недавнее желание быть похожим на Мальчика-Который-Выжил. Вот уж точно, мечта, достойная только отброса и плебея.

Легенды на то и легенды, чтобы быть ими. В настоящем же мире никто так просто ничего не получит.

Справив нужду, он натянул обратно пижаму и вернулся в постель, предварительно скинув с нее слишком мягкий матрас и подушку. Тело, привыкшее к мягкой постели сразу начало ныть и всячески показывать, что ему неудобно, но Рон был непреклонен. Он не знал, чего в нем было больше, природного Уизлевского упрямства или главенства того, что являлось Робом Уэсли, но шестым чувством понимал, что ему необходимо менять все. Не только себя, но и все вокруг себя. Только тогда это поможет.

Правда, он так и не понял, поможет именно в чем, но это было не особенно важно для него.

Выписки Рон ждал с опаской. За те две недели, что он провел в Мунго, он видел свою семью только дважды. Больше приходить запретили целители, мотивируя эмоциональной напряженностью и нестабильностью магического ядра. Что это значило, Рон не знал, но чувствовал, что ничего хорошего для него.

Мать взволнованно смотрела на него, но тем не менее, послушно стояла за чертой, проведенной целителями. Из братьев, он видел только старшего, Билла.

Тот, почему-то обвешанный с головы до ног всякими амулетами, пробыл рядом с ним совсем недолго, а потом, потрепав его по волосам, отбыл на работу. Отца, как и остальных братьев, он не видел.

Мать показалась ему приятной женщиной, пусть и выглядящей не особо богатой. Но Рон, смотря на нее словно в первый раз, заметил и прекрасную осанку, и огненный цвет волос, убранных в красивую прическу, и неприкрытое волнение за него, и недорогую, но добротную одежду.

Да, его мать, казалась на первый взгляд, бедной, но Рон знал, куда нужно смотреть. И как именно. Он видел, что все аккуратно подшито, нет ни пятен, ни засаленных рукавов, ни обтрепавшихся краев. Да и его одежда была такой же.

Пусть и не современных фасонов, на которые он уже успел наглядеться, пока его лечили, но добротной и чистой.

С братом было сложнее. Рон его опасался. Чисто на животном уровне, когда встречаешь кого-то опытнее и опаснее себя. Именно поэтому он больше времени посвятил тому, чтобы вести себя как раньше, а не изучению странных амулетов на Билле. Они казались смутно знакомыми, будто он видел их раньше, только не помнил где.

Все эти две недели, Рон спал на голом каркасе кровати. На все протесты целителей, он только упрямо поджимал губы и снова, раз за разом, скидывал матрас с подушкой на пол. Когда же целителю Тики надоело с ним воевать и он просто-напросто приклеил матрас так, что было не отодрать, Рон улегся на пол, закутавшись в одеяло на манер гусеничного кокона. Ну и крику тогда утром было!

Целитель ругался так, будто Рон проклял главного целителя, а не всего-то спал на полу.

— Мистер Уизли! — утомленно посмотрел Янус Тики на своего подопечного. — Вот объясните мне, зачем вы спали на полу?

— Я так тренируюсь, — заявил он, глядя в глаза усталому целителю. Тот лишь сжал пальцами переносицу, словно пытаясь таким образом успокоиться.

— Вы понимаете, что этим лишь отдаляете дату своей выписки? — спросил он. — Ваше ядро и так нестабильно, а вы еще больше нагружаете организм своими выходками.

— Мне неудобно спать на мягком, — признался, спустя несколько мгновений, с шумным вздохом, Рон. — Я буду спать в кровати, если вы сделаете матрас пожестче.

— И всего-то? — воскликнул удивленно целитель. — Нужно было сразу попросить, а не устраивать баталию в палате. Если бы не ситуация с вашей магией, то разговор был бы более коротким.

— Какой? — с любопытством спросил Рон, садясь рядом с взрослым магом. Ему и вправду было интересно.

— Привязал бы к кровати! — рявкнул Тики, только вот в глубине его глаз тлели искорки смеха.

И вот сейчас, Рон ожидал, когда за ним прибудут, чтобы отвезти домой. Так как портключ ему был противопоказан, то добираться придется камином и общественным транспортом, вроде Ночного рыцаря. Кто именно придет за ним, он тоже не знал. Только надеялся, что это будет не зануда-Перси.

По идее, его должен был забрать отец, но кто знает, что у него там с работой. Рон помнил, что в будние дни у отца всегда было много вызовов. В выходные дни его дергали лишь во время особо крупных происшествий.

За ним пришла мама. Молли Уизли открыла дверь палаты, в которой он находился все эти две недели и, присев на корточки, распахнула свои объятия. Рон, не раздумывая ни секунды, подорвался с места в тот же миг и обнял мать, прижимаясь к ней изо всех сил.

Теплый запах свежеиспеченного хлеба, сладких пряностей и молока обволакивал его, словно теплое покрывало. Такой родной запах. Еще бы немного влажной земли и, можно было бы точно сказать, что это был запах дома.

Рациональная часть Рона, та самая, которую он стал считать частью Роба Уэсли, отметила, что на матери был такой же амулет как и на Билле. В виде небольшой броши, он был приколот прямо рядом с сердцем, плавно пульсируя в такт пульса ведьмы.

— Мам, что это? — спросил он, показывая на красивый, из потемневшего металла, амулет. Мать на мгновение замерла, а потом ласково взъерошила его волосы.

— Это чтобы защитить тебя, сынок, — ответила она, а Рон почувствовал, что это не вся правда. Или, что будет гораздо вернее, лишь ее малая часть.

— Защитить от чего? — Рон решил не отступать и узнать как можно больше. Тем более, что мать, судя по всему, так соскучилась по нему, что была невероятно мягкой и ласковой.

— От нашей магии, сын, — тихо произнесла ведьма, серьезно глядя на него. От ее взгляда Рону становилось не по себе, но он все равно смотрел ей прямо в глаза. — После того, что случилось, целители посоветовали приобрести эти амулеты для всей семьи, чтобы наша магия не навредила тебе.

— Навредила? — Рон испугался. Но в тоже время он настороженно прислушивался к словам матери, ловя каждое ее слово и понимая, что все куда серьезнее, чем казалось на первый взгляд.

Что же натворили на самом деле его братья?

Естественно, ему не сказали. Да и кто станет разъяснять все девятилетнему ребенку. Даже если он сам себя ребенком не считал. Почему-то пришла уверенность, что раньше, лет триста назад — сказали бы. Даже не так — поставили бы перед фактом, заставив самого выпутываться из свалившихся проблем. И Рон считал это правильным подходом. Если бы не его доверчивость, то он бы не оказался в такой ситуации и не загремел бы в Мунго. С другой стороны — он был благодарен родителям, взявшим ответственность за него. Рон понимал, что просто не справился бы. Он был хилым, не способным защищать семью. Какой из него толк, если вдруг придется сражаться? Впрочем, он для себя решил, что обязательно все выяснит. А с братцами он еще поговорит на тему себя любимого.

Увидев свой дом впервые после шалости близнецов, Рон остановился как вкопанный. Ощущение было странное. Словно он смотрел на дом одновременно и как проживший в нем всю жизнь, и как посторонний человек. Хотелось протереть глаза, чтобы понять, шутка это или нет. «Нора» была меньше всего похожей на свое название. Скорее, ей бы подошло название «Термитник». Широкое основание первого этажа служило опорой для нескольких башенок, стоявших друг над другом.

Создавалось ощущение, что их достраивали время от времени, игнорируя все законы архитектуры. Странно, но отчего-то до невозможности уютно.

— Ты чего, сынок? — спросила мама, легонько подтолкнув в спину замешкавшегося Рона.

— Соскучился по дому, — честно ответил он, даже не думая лукавить. Он действительно скучал по своей семье. Мысли были обрывочными и постоянно казалось, что дом расположен слишком на виду и должен быть другим. Более маленьким, более каменным, более — традиционным.

— Ничего, Ронни, — ведьма потрепала его по волосам. — Давай, проходи.

Она открыла дверь и вошла первой, отчего на Рона пахнуло запахом горячего хлеба и томившегося в очаге мяса. Желудок как по заказу заурчал, отчего мать засмеялась и, быстро скинув дорожную мантию, прошла на кухню.

Первое, что бросилось в глаза Рону — отсутствие веточек можжевельника и полыни у входа. Не верилось, что в доме ведьмы не было столь важных вещей, но вот, глаза его не обманывали. Единственное, что удалось обнаружить — это немного горчицы, лежавшей на подоконнике в небольшом мешочке. Только вот, как подозревал Рон, использовалась она не для защиты жилища, а для еды. Меловых охранных кругов на полу тоже не было. Создавалось впечатление, что дом был открыт для всех вокруг. Приходи и твори зло.

Кухня была отделена от гостиной только малым проемом и расположением мебели. Впрочем, Рону нравилось. Его радовала каждая подушка, вручную вышитая матерью, каждый стул или мелось, свидетельствующая о том, что этот дом живой и его любят. Цвета были аляповатыми и пестрыми, но бесконечно родными. Словно гнездо, созданное из лоскутов. Хотя уж кем-кем, а его мать было сложно назвать наседкой.

Рон помнил ее развевавшиеся в гневе волосы и мощную магию, которую мать изредка, но применяла по отношению к нему. Впрочем, и курица способна стать орлицей, если ее детям будет что-то угрожать. Мелькнуло воспоминание, как птица выклевала глаза одному из детей, когда тот решил поймать цыпленка. Обезумевшую квочку насилу оттащили от ребенка.

Рон выбросил все странные мысли из головы и с радостью устремился к столу. Есть хотелось просто зверски. Если бы ему предложили кабана — умял бы половину, не задумываясь, даром, что был хилым ребенком. Остальных членов семьи Уизли пока не было видно — наверняка либо сидели в своих комнатах, либо умчались куда-то.

Стоило ему сесть за стол, как мать поставила перед ним вместо сочного и зажаристого куска мяса — тарелку с овсянкой. Извиняюще улыбнувшись перед ним, она пояснила:

— Целитель Тики сказал, как минимум, несколько дней кормить только овсянкой.

— Почему это? — искренне возмутился Рон. Да и как тут не возмутиться, когда совсем рядом с ним, только руку протяни, одуряющее пахнет свежий хлеб и сочное мясо.

— Так тебе легче будет восстановиться, — ласково улыбнулась Молли, но Рон увидел притаившуюся в глубине ее глаз, грусть. Да и сам вид матери был усталым. Словно она постарела за то время, что Рон ее не видел.

— Я здоров! — пробурчал Рон, но послушно принялся уплетать кашу. К чести нужно было заметить, что каша была невероятно вкусной. Такой, какая могла быть только у его матери.

— Конечно, здоров, — согласно кивнула Молли, после чего отвернулась и принялась возиться с посудой, готовя все для остальных детей.

Рон и сам чувствовал, что что-то изменилось. У него все чаще и чаще мелькали мысли, которых он за собой раньше не замечал. Да и сам он стал по другому смотреть на семью. Более — спокойно и рассудительно.

— Рон!

— Братишка!

— Ронни!

В одно мгновение на него налетели, обнимая и едва ли не душа в объятиях. Тормоша и задавая вопросы, братья оглушили его, обступив пламенной волной эмоций и движения.

Близнецы, равно как Джинни, притиснулись к нему старшими братьями, отчего Рон чувствовал, что вся его съеденная каша вылезет наружу.

— Перси! Фред! Джордж! Джинни! — воскликнула мать, увидев всю кучу малу на кухне. — Отпустили брата и дали ему спокойно поесть!

— Да, мама, — нехотя пробурчали старшие и отошли на пару шагов от Рона. Тот, откашливаясь, и тщетно пытаясь пригладить вздыбленные волосы, улыбался.

Он дома. Он со своей семьей. Шумной, веселой, пламенно-огненной и большой. Родной.

Если вы решились вынести пыльный хлам из дома, не забудьте добавить туда пригоршню страхов, жменю комплексов и полведерка обид. На помойке им самое место! (с)

Первым делом, Рон осмотрел свою комнату и пришел к неутешительным выводам. Плюхнувшись на противно скрипнувшую кровать, он решил подытожить все, что увидел.

Трав на двери дома не было. Блюдечка молока у очага — тоже. Как привечать брауни — непонятно. Может, мать засунула его куда-то, но смысл это делать, если хранитель может обидеться?

Меловых кругов тоже не было, хотя именно они отвечали за состояние магии в доме.

Сама комната Рона тоже не блистала защитой — окно было без рунных цепочек, креста не было, а все стены были обклеены плакатами «Пушки Педдл», а не защитными связками. Ладно уж футарк, его простительно не знать не достигшему совершеннолетия, но огам! Родной язык! Как можно не знать его?

Ни единой черточки. Ни единого оберега. Рон был гол как мерлинова коленка перед взрослыми магами. Собственно, именно с этого он и решил начать менять свою каморку. Защитить свой дом.

С грохотом спустившись по лестнице, так как приходилось цепляться за перила, чтобы не навернуться на узкой лестнице, Рон выскочил на улицу, во двор и помчался к дальней стене. Насколько он помнил — у матери там рос крохотный участок с пряными травами. Он надеялся найти немного сальвии. Уже подбегая к грядке, он едва удержался, чтобы не завопить от радости, улыбаясь во весь рот.

Ярко-фиолетовые цветки так и манили его, умоляя сорвать.

Осторожно срезав несколько стеблей, Рон спрятал их в карман, после чего помчался обратно. Ему нужно было провернуть небольшую аферу.

Все вышло как он и задумал — достаточно было опрокинуть с громким шумом чернильницу, как мать без разговоров выдала ему ведро и тряпку. Колдовать было нельзя, так как близнецы что-то намешали в этот «эксперитентный» образец и тот не реагировал на магию. Нужно было убирать последствия руками. Как раз то, что нужно Рону.

Стащить под шумок пару горстей соли было легче легкого. А вот ободрать любимый журавельник отца, стоило нелегких трудов. Впрочем, Рону не требовалось много. Только — девять цветков для обряда. Заскочив в спальню родителей, пока мать отвлеклась на Джинни, он одним ловким движением, содрал цветы. По комнате поплыл характерный горьковатый запах, но он надеялся, что все выветрится, пока мать будет на улице.

Само действо было несложным. Нужно было только поджечь своей силой растения и размешать пепел вместе с солью в ведре. После чего тщательно вымыть полы и двери данным отваром. Для защиты от сглаза и плохого.

Травы послушно вспыхнули, стоило только сосредоточиться и на столе оказалась целая пригоршня едва теплого пепла. Который Рон тут же и ссыпал в ведро. Колдовать было просто. Гораздо проще, чем когда он был Робом. Раньше ему приходилось прикладывать невероятное количество усилий для того, чтобы сварить зелье, запирающее кровь или найти редкую травку. В волшебном лесу нельзя было никак без магии, вот он и крутился, пытаясь возместить все амулетами.

Старательно елозя тряпкой по полу и, чихая от количества пыли, скопившейся под кроватью, Рон размышлял о том, что нужно поменять в последующем. Монотонная и однообразная работа как раз настраивала на философский лад, помогая разложить все по полочкам. На периодично мелькавшие в проеме двери лица близнецов и сестры он не обращал внимания.

Знал, что им любопытно. Несмотря на то, что раньше и Джордж, и Фред не страдали особым тактом, сейчас они не подходили к нему близко. За исключением встречи на кухне, они держались от него на некотором отдалении. С чем это было связано, Рон не знал, но ему это было на руку. Быть может, раньше он бы и устроил истерику по поводу того, что его не любят, но сейчас видел гораздо больше.

Впрочем, поговорить с неугомонными близнецами было нужно. Хотя бы для того, чтобы не страдать в дальнейшем от их шуток.

Те не были жестокими, просто на них влиял их покровитель. Только сейчас до Рона дошло, что братья родились под знаком Бендигейдврана*. А потому — всегда терзались его половинами, тянувших их то к свету, то к тьме. Тем более, что они являлись близнецами. Недаром складывали легенды о "Бране Белом и Черном" и был он в "Битве деревьев" на стороне Тьмы. Фред и Джордж постоянно страдали от перепадов настроения и необходимости создавать всякую гадость. Пусть и порой полезную.

Невольно Рон им даже посочувствовал. Иметь такого покровителя — тяжело. Кто-то мудрый как-то заметил, что не только боги имеют черты своих последователей, но и люди берут многое от покровителей. А быть похожим на Брана, повелителя потустороннего мира — определенно не для слабых людей. Хуже этого, наверно, только родиться под звездой Вечной Невесты.

Спустя полчаса такой вот «уборки», Рон наконец-то отложил тряпку, годную только для того, чтобы выкинуть ее на помойку. Спина затекла и ныла, отчего Рон кряхтел как старый дед, ворча и мысленно причитая о собственной слабости. Девять лет, а уже проблемы с телом. Невольно вспомнилась старуха Корсен. Та, несмотря на все свои триста с лишним лет, выглядела, максимум на сто двадцать.

Сгорбленная, маленькая, бойкая — она больно таскала Роба за уши, когда тот ошибался с настойкой или умудрялся притащить в дом фейри. Что уж там говорить — наставница. Именно с ней Роб жил, пока ему не исполнилось семнадцать. А после — пришлось попутешествовать, так как старуху сожгли. Опасное время было, что уж говорить.

Растянувшись на полу, он еле слышно шептал те немногие катрены, которые знал. Говорить громко для него не имело смысла. Только маленькие дети считают, что для волшебства необходимо кричать, чтобы магия смогла «услышать» мага. Прикрыв глаза, он чувствовал как его магия растворяется в пространстве, пропитывая собой каждый дюйм его комнаты. Детское волшебство — самое сильное и самое искреннее. Роб ощущал восторг от количества собственной магической силы. Раньше он не мог похвастаться таким даром, так как все, на что его хватало — варить различные зелья, договариваться с фейри, проводить несложные ритуалы и находиться в волшебной части леса.

Именно поэтому он и выбрал своим покровителем Диан Кехта. Тот всегда помогал целителям, даже если дар был слаб. Роб, так же как и Кехт, был рыжим. Это обстоятельство его весьма радовало, так как он не знал о своих родных. Именно из-за того, что он чувствовал свою связь с божеством, от которого, возможно, вели род его предки, Роб тоже никогда не стриг свои волосы. Глупые иллюзии, конечно, но именно они помогли ему выжить. Похожее наблюдалось у христиан, когда они называли себя детьми божьими. Вера в то, что есть кто-то, кто тебя поддержит, пусть и в твоем воображении — помогала преодолеть различные трудности.

Роб ненавидел христиан так же сильно, как и магглокровок. И, в тоже время — относился к ним по принципу «око за око, кровь за кровь». Нескольким магглам он помог, так как те в свое время протянули руку помощи ему.

Слух невольно обострился и Рон слышал все звуки в доме. «Нора» жила своей жизнью, недоступной для понимания, если не прислушиваться. Рон улыбнулся. У него действительно был замечательный дом. Внизу, на первом этаже, мать громыхала сковородками и напевала какую-то незнакомую песню с незамысловатым мотивом. Чуть выше, в комнате близнецов, что-то булькало и пузырилось в старом оловянном котле. Именно от реакции с ним появлялся характерный запах у любого зелья, который Рон почувствовал, принюхавшись. У Джинни было тихо, так как сама сестренка вертелась подле матери. А вот Перси бормотал под нос, пытаясь выучить незнакомые Рону заклинания. Хотя, впрочем, он мог и ошибаться, и на самом деле старший брат так замысловато ругался на незнакомом языке.

Пол в доме еле слышно поскрипывал, ступеньки вторили ему чуть тише, сетуя на неугомонных хозяев. Тиканье часов в гостиной искусно вплеталось в общую мелодию жизни дома, ничуть не мешая. Рон расслабился и полностью растворился в этих звуках. Он был рад слушать дыхание жизни своей семьи, к которому, увы, до этого ни разу не прислушивался. Что-то царапало его на границе сознания, словно он упустил какую-то немаловажную деталь, но как Рон ни старался, вспомнить что именно не получалось. Это как мелкий камешек в ботинке — вытащить не получается, сколько ни старайся, а идти с ним вместе больно.

Несмотря на недавний завтрак, в животе голодно заурчало. Да уж, защищать свою комнату, это не читать энциклопедию по квиддичу. Сил тратится гораздо больше. Рон поморщился, слушая рев собственного брюха и, тут же открыл глаза, резко сев на полу.

Он вспомнил, что именно не давало ему покоя.

Упырь.

Упырь на чердаке, что находился прямо над ним.

Он совершенно забыл про эту тварь.

Рон подскочил, второпях едва не забыв убрать все следы его «ритуала». Махнув рукой и пробормотал очищающее, он выскочил из комнаты, практически катясь кубарем по лестнице. Ему было нужно срочно узнать у матери, что именно находится на чердаке. Если это то, о чем он думает, то в скором времени нужно будет его уничтожить.

Кто такой упырь?

На этот вопрос достаточно много ответов, только вот ни один из них не является в полной мере верным. В далекой Роси упырями считали вампиров. В жарких пустынях упырями были твари, больше всего напоминавшие оборотней в самом отвратном его проявлении. Этакая жуткая смесь из зомби и вервольфа, питающаяся как мертвечиной, так и живыми людьми.

Валлийцы же считали упырями тех колдунов, которые не смогли передать свой дар ученику либо другому человеку. Неупокоенные, мучающиеся от боли гнетущего их проклятия, они нападают на встреченных ими людей и выпивают их кровь, если те отказываются взять их дар. Хотя какой там дар — темная магия никому еще добра не приносила.

Рон однажды видел такую старуху: сгорбленная, высушенная так, что кожа казалась старым пергаментом; с зеленоватыми, начавшими гнить, ногтями; белесые, будто припорошенные пеплом патлы, сплошным колтуном свисающие с плеч; грязная замызганная одежда с коричневыми разводами и о, хвала Эйрмид, что ему не пришлось узнавать, откуда они.

Рон помнил ее безумный взгляд и звериное рычание, вырывавшееся из глотки, когда он приходил чертить защитный барьер вокруг ее хижины. Помнил, как она бросалась на него, не смея перейти рунный круг, шепча и зазывая подойти ближе. Помнил ее жуткий вой, от которого стыла кровь в жилах, от которого он просыпался и долго сидел подле Корсен. Травница вязала по вечерам, сидя подле очага и именно рядом с наставницей Рон мог ненадолго забыть о жуткой плате за силу и могущество. Часто он глядел бездумно в темноту, не решаясь выйти из дома, так как считал, что та упырица стоит у порога.

Именно после этой встречи с тварью, Рон смог окончательно отказаться от своих великих планов по завоеванию мира. В четырнадцать ему казалось, что он может свернуть горы и оказаться на самой вершине славы. В шестнадцать он понял всю глупость детских мечтаний и решил быть маленьким человеком. И шансов выжить куда больше, и проблем меньше.

Только вот странно — что именно делал упырь в доме, полном детей-волшебников?

Рон не верил, что его мать не могла не знать о проклятии, которое перенесется на ребенка, стоит только ему коснуться этой твари. И это уже не говоря о том, что упырь мог запросто убить их всех. Мать говорила, что на чердаке живет одичалый домовой эльф, только вот Рон ни разу не слыхал за свою длинную жизнь, чтобы домовики превращались в «безобидных упырей». Упырем мог быть только колдун, а никак не магическое существо.

Вырисовывалась нехорошая картина: либо родители лгали им всем, и на чердаке находился вовсе не упырь, либо они добровольно соседствует с опасной тварью, преследуя неизвестные цели и рискуя жизнями каждый день.

Рон решил выяснить все самостоятельно. Старательно изображая усталость на ужине, он едва притронулся к еде, внимательно наблюдая за остальными членами семьи. Родители были спокойны как змеи, ползущие по своим делам, только вот мать поглядывала на него с волнением. Остальные братья вели себя настолько привычно, что заподозрить их в чем-то было сложно. Джинни тоже не показывала признаков беспокойства. Создавалось ощущение, что Рон сам себе выдумал опасность соседства с упырем. Только вот предчувствие, не отпускавшее его с момента очистки комнаты, настойчиво советовало проверить чердак. Даже если там действительно окажется спятивший домовой эльф, его совесть будет спокойна.

Овсянка в его тарелке навевала нехорошие ассоциации. Хотелось мяса. Огромный сочный шмат, приправленный стрелами дикого лука и редькой. Рон шумно сглотнул слюну, пытаясь отвязаться от мыслей о мясе. Было сложно, так как в тарелках у остальных уютно устроились сосиски и ломтики жареного бекона. Рон перехватил понимающие взгляды родных и отвел взгляд, уткнувшись чуть ли не носом опять в собственную овсянку. Не хватало еще получить насмешки от близнецов.

Рон с трудом дождался ночи, когда все вокруг него уснут. Напряженно вслушиваясь, он чувствовал, как постепенно затихает Нора. Вот уснула его сестренка, умаявшаяся за день. В комнате Фреда и Джорджа какое-то время раздавалось шебуршание и хихиканье, но постепенно и оно затихло. Дольше всего засыпали родители. Впрочем, к полуночи и они затихли, укутанные покрывалом сна.

Рон откинул одеяло и тихо, стараясь не шуршать, прокрался к двери. Ему следовало быть вдвойне осторожным, так как упырь всегда чует незваных гостей. В одной руке Рон сжимал зеркало, а в другой — стальной прут, который он с трудом отковырял от спинки кровати.

Если придется драться, то у него будет только один удар, так как упырь не прощает ошибок.

* * *

Дорога на чердак казалась ему вечной лестницей, которая была в главном кромлехе Ллейн. Только вот там ступени вели под землю, а тут — наверх. Всего пятнадцать ступенек, но Рон наступал на каждую так, словно в следующий миг из темноты появятся руки нежити и утащат его в логово. Осторожный скользящий шаг, который у него толком не получался, перенос тела с одной ноги на другую — после чего напряженно застыть и вслушиваться в тишину. Правой рукой касаться стен дома, мысленно прося помощи у духов.

Тело было хилым и совершенно неприспособленным к сражению с кем бы то ни было. Наверно, сейчас Рон даже тараканам и мышам не смог бы дать отпор. Только вот выбора у него не было.

На ногах были только носки, так что Рон чувствовал все мелкие шероховатости ступенек. Небольшой скол на пятой, пара трещин на седьмой… собственное сердце билось так сильно, что казалось, на его грохот сбежится весь дом.

Только бы тварь не почуяла его…

Не повезло.

Нежить уже ждала его.

Сбылись его худшие опасения, стоило толкнуть оказавшуюся незапертой дверь: упырь был таким же как и в его воспоминаниях, только мужского пола. Ссохшийся, горбатый, подволакивающий уродливые руки-лапы, он смотрел на Рона со злобой в маленьких глазках. Пергаментно-белая кожа была похожа на пористую поверхность свечи. Тронь — и полезет ядовитая жижа, разъедающая все вокруг. Именно так показалось Рону, когда он с трудом смог разглядеть в лунном свете внешность нежити.

С трудом можно было поверить, что ранее это существо было могущественным колдуном. Темнота не скрывала, а лишь подчеркивала уродство упыря. Рон с трудом подавил желание выбежать из комнаты и забиться под одеяло. Все же, несмотря на многие знания-воспоминания, он оставался ребенком, которому было страшно. Очень страшно.

Упырь отполз в наиболее темный угол, рядом со старой кроватью, чтобы избежать его взгляда. Тварь шипела, но не нападала, пытаясь сожрать.

— Ш-ш-то, мал-лш-шик, хочш-ешь сси-ллу? — донеслось из темноты. Несмотря на неприглядный вид твари, его голос казался насмешливым. Шипящий, почти полностью утративший человеческие нотки, он тем не менее, источал силу.

Рон не ответил. Знал, что нельзя. Первое правило волшебника, вступившего в волшебный лес, — никогда не разговаривай с тварью, которая хочет тебя убить.

— Хочш-ешь сси-ллу. Хочше-шь. Будешшь могушще-сс-твенным, — нежить, казалось, плела паутину вокруг него, а Рон не мог даже выйти из небольшой комнатки. Потому что нельзя поворачиваться спиной к врагу. Голос упыря доносился словно сразу из нескольких мест, так что приходилось внимательно вслушиваться в звуки, которые прятались за голосом нежити.

Рука, держащая стальной прут, вспотела от страха, но нельзя было этого показать упырю. Стоит только пошевелиться или ослабить внимание — и ничто ему не поможет. Пока что нежить играет с ним как кошка с мышью. Да и чего он хотел? Судя по всему, именно из-за того, что с ним приключилось, он вспомнил про упыря. Знать бы только, кто именно стал этой тварью. Может, именно из-за него и идет проклятие «предатели крови»? Может, это как-то связано?

Рон не успел додумать свою мысль, так как упырю надоело ждать и он метнулся молниеносной тенью к нему. О Цернунн, как же быстро! Рон едва успел выставить руку с прутом, как на металлической трубе сомкнулись острые зубы. Ладонь сразу пронзило острой болью, так как из-за чудовищной силы, с которой нежить дернула на себя прут, он едва не вывихнул запястье.

Упырь рассмеялся, отчего Рон почувствовал, как волоски на его теле буквально встают дыбом от страха. Слишком старый. Слишком сильный.

Только вот он, несмотря на все, не привык сдаваться. Даже если он сейчас умрет, он не будет добровольно подставлять свою шею кровососу.

Пустить стихийную магию в ладонь и прижать к собственной груди — что может быть проще? Только вот это было очень больно. Загоревшийся мешочек в полынью обжигал кожу так, что Рон не удержал слез. Стиснув зубы настолько сильно, что казалось, сейчас посыплется крошка, Рон продолжал держать ладонь на груди.

Вонючий дым, что шел от его тела, заставил упыря отшатнуться. Исказившееся в ненависти лицо пугало, но боль от ожога не давала отступить.

Рон пошел вперед, надвигаясь на нежить, для которой полынный дым был, что чертям христианское кадило, как говаривал отец Горио, настоятель небольшого монастыря, в котором Рону как-то пришлось заночевать. Перехватив поудобнее прут, он размахнулся и с размаху саданул по пустоте, сумев задеть нежить, чиркнув по руке самым кончиком.

Рон размахивал им вокруг себя, не останавливаясь. Замедлившаяся из-за дыма тварь, постепенно получала все больше мелких, но крайне неприятных царапин. Хотя и ему самому порядком досталось — вырванный клок волос, пропоротая острыми когтями нога и располосованная спина, горевшая огнем из-за порезов. Глаза слезились из-за слез, которые было не остановить, но инстинкт самосохранения заставлял двигаться, не обращая внимания на помехи. Рон мысленно проклял собственную торопливость, которая может стоить ему жизни.

Если бы он только лучше подготовился, то не отбивался бы от опаснейшей твари, которая может сожрать его целиком.

Его мысли прервал сильный толчок, от которого он не удержался на ногах и кубарем покатился по полу. Сверху его придавило так, что дышать стало просто невозможно. Горло перехватили когти-пальцы, раня кожу и пуская кровь. Видимо, упырю надоело «играть» и он решил закончить все одним ударом. Рон отчаянно брыкался, хоть и понимал, что ничего не может сделать. Ему было страшно. Он хрипел, зовя на помощь, но из поврежденного горла не доносилось ни звука. Он умрет. Умрет из-за собственной глупости. Нос забивала трупная вонь, отчего он ничего не мог толком увидеть. Да и что можно разглядеть в этой тьме?

Рон не сразу понял, что его больше не душат. Он исступленно бился под тушей, которая, казалось, застыла на одном месте.

— Убей меня, убей, — прошептали над ним. Рон с трудом пошевелился и едва не заорал от испуга: вся его грудь и живот были залиты чернильно-темной кровью. Он выполз из-под твари, которая на глазах превращалась в старого лысого и очень худого мужчину. — Убей меня. Прошу.

В груди «твари» торчал прут. Видимо, когда Рон падал, то выставил его перед собой, и нежить напоролась на него как на вертел, пытаясь задушить собственным весом.

— Убей меня, — произнес уже старик. Протягивая руки к Рону, он умолял его. — Прошу.

— А как же дар? — прохрипел Рон, отвечая колдуну. — Ты не можешь сдохнуть, пока не передашь его.

— Он уйдет, — произнес еле слышно старик. — Перейдет к кому-то, кто захочет силы.

— Почему ты был здесь? — этот вопрос не давал ему покоя. Почему рядом с детьми находилась опасная тварь.

— Я привязан к дому, — оскалился старик. — Меня не изгнать и не убить, если не знать нужных слов. Ты знаешь. Я чую.

Рон не ответил, только отошел как можно дальше от колдуна. Вспомнить те самые катрены, которые в него вдалбливала старуха Корсен было несложно. Всего девять триграмм, которые образовывали полный круг. Раньше у него не было силы, но сейчас он мог сам совершить обряд. Только вот, сможет ли он? Осилит ли столь опасное для себя колдовство?

Рон затянул монотонную песнь, хрипя в особо сложных местах. Он не помнил усталости, только то, как сел на пол, возле двери. Глаза закрывались, но ему было все равно — он исполнял последнюю волю колдуна. Если бы тот был потерявшей облик аннис, то ему пришлось бы куда хуже. Ведьмы редко когда соглашаются уйти по доброй воле.

Последнее, что он запомнил, был окровавленный пол и собственные израненные руки.

Рон уныло возил тряпкой по полу. С той ночи, когда он чудом сумел изгнать упыря, прошла уже неделя. Все это время он размышлял над тем, что произошло ранее. Все это время он пытался решить, как быть ему дальше и что необходимо сделать для того, чтобы перестать быть таким слабым.

Его нашел Перси, неизвестно зачем поднявшийся на чердак с рассветом. Ни слова не говоря, брат подхватил его и отнес в свою комнату, после чего выхаживал весь день. На все вопросы родных Перси только рявкал, что учит Рона основам первого курса. Никто не посмел перечить такому непривычному тихоне-Перси. Это Рон все отмечал на границе сознания, слушая голоса родных внизу, так как слишком сильно устал и плавал в неком подобии полусна-полуяви.

Впрочем, Рон всегда знал, что на самом деле старший брат тот еще жук ― никто, даже близнецы, несмотря на всю свою пакостливость, ни разу не смогли по-настоящему разозлить Персиваля.

Рон по воспоминаниям, которые прокручивал во время нахождения в Мунго, заметил, что, несмотря на весь занудно-напыщенный вид, в глазах Перси таилось лишь равнодушие с долей насмешки. Перси мог нести какую угодно чушь, даже о важности эссе посвященного толщине дна котлов, но Рон знал, теперь знал, что это лишь маска.

Именно поэтому Рон так не хотел, чтобы его из Мунго забирал старший брат. Потому что Персиваль был темной лошадкой, которую никак не прочитаешь. До случая с конфетой он видел то же, что и остальные родные ― занудного братца, помешанного на учебе и правилах. Только вот… какой на самом деле его брат?

Его действия… они пугали. Потому что тот Перси, которого знал Рон ― никогда бы так не поступил. И это давало огромную пищу для размышлений. Действительно ли Рон знал своих родных? Действительно ли видел их настоящих? Может, все на самом деле лишь умелая маска?

Рон не знал ответы на эти многочисленные вопросы. Даже с воспоминаниями умудренного травника, прошедшего несколько войн, приключения и множество трудностей ― не знал.

― Проснулся? ― голос Перси раздался так неожиданно, что Рон едва не подпрыгнул до потолка. Судя по всему, брат все это время наблюдал за самим Роном, ничем не выдавая своего присутствия. ― Нам нужно прояснить кое-что.

Вот этих слов Рон боялся больше всего. Повернув голову, так как тело его практически не слушалось, он увидел, что брат стоит около двери, с расслабленным видом, опираясь плечом о косяк. Палочки в руках Персиваля не было, что немного успокаивало. Да и сам старший брат был одет в домашний свитер и штаны, взъерошенный, отчего несколько кудрей на макушке торчали рыжими маяками.

― Можешь ничего не говорить, ― Перси заметил его попытку что-то спросить и покачал головой. ― У тебя сильное истощение, так что кивки головой вполне подойдут.

Рон согласно кивнул головой, ощущая, будто та прилеплена к деревянной колоде. Да уж, состояние тела было плачевным. Впрочем, брат его отмыл, переодел и уложил в постель. В меру мягкая, с желто-оранжевым пледом, она настраивала на оптимистичный лад.

― Ты помнишь слова матери о упыре? ― спокойным голосом уточнил Перси, подходя ближе и садясь на край кровати, чтобы видеть его лицо.

Рон на несколько мгновений задумался, но потом помотал головой в меру своих возможностей. Он действительно не мог припомнить ничего стоящего в рассказах матери, касающихся упыря. Просто тварюшка, что всегда жила на чердаке, куда нельзя ходить одному. Вот и все.

Перси на мгновение прикрыл глаза, а потом открыл их и пристально посмотрел на Рона. Такого прямого, выворачивающего душу наизнанку взгляда, он не видел очень и очень давно. Такие взгляды бывали у жрецов древней религии, мудрых и бесконечно старых. Было странно видеть у старшего брата глаза старика.

― Откуда ты узнал о том, как его изгнать? ― вопрос, бьющий не вскользь, а в самое сердце. И, что страшнее, взгляд человека, который видит тебя насквозь.

Рона едва не подбросило на кровати от мыслей, пришедших ему в голову. Он захрипел, пытаясь спросить, но из горла вырывались лишь невнятные хрипы.

Впрочем, Перси, как ни странно, его понял.

― Нет, я не принимал дара, ― успокоил он брата, чуть сгорбившись и опираясь локтями о колени, так, что рыжие кудряшки скрыли его страшный взгляд. ― Всего дара.

― Скажи мне, Рональд, откуда ты узнал, как изгнать упыря? ― Перси повторил свой вопрос, выглядя настолько усталым, что Рона прошило от едва уловимой догадки. Он тоже пытался убить его. Персиваль тоже встречался с упырем.

― Хр-хр…хфр…― Рон захрипел, пытаясь спросить, узнать, что же именно случилось с его старшим братом. Как именно получилось, что он взял на себя часть проклятия страшной твари. Как он выжил? Как сумел выбраться от существа, не отпускающего до самого конца, пока либо не уничтожит, либо передаст свое проклятие тому несчастному, что оказался в его руках.

Перси мгновенно оказался рядом с ним, поддерживая голову и вливая отвар в рот, чтобы снять спазм сорванного горла. Запах ромашки и шалфея окутал Рона легким шлейфом, а ледяные пальцы старшего брата, лежащие на его горле, отрезвляли ничуть не хуже родниковой воды.

― Не напрягайся, ― жестким голосом приказал Персиваль, цепко обхватывая шею Рона. Тем не менее, он чувствовал, что брат не причинит ему никакого вреда. ― Если будешь продолжать дергаться, наложу цепенеющее. Будешь бревном в кровати лежать.

Рон согласно шевельнул головой, чуть касаясь подбородком холодных рук брата. Пальцы на шее, что неожиданно, успокаивали и расслабляли. Рон доверял старшему брату.

― Мне было чуть меньше, чем тебе, ― начал Перси тихо. Так тихо, что его голос был больше похож на шепот. Рон отчаянно вслушивался, понимая, что слова брата не просто разговор, а таят в себе нечто важное. ― Мать постоянно возилась с шебутными близнецами и я был предоставлен сам себе. Чарли пропадал в саду, возясь с садовыми гномами, а Билл уходил на весь день к пруду. Было нечем заняться и я решил устроить сам себе приключение. ― Перси шептал, а Рон представлял себе все так, словно сам был им. Шепот пробирался под кожу, скручивая кишки в ледяной морской узел и заставляя сбиваться дыхание, ―… дверь на чердак была открыта. Я настолько удивился, что сразу решил заглянуть внутрь. У отца в то время был пистолет. Маггловский. Такой тяжелый и похожий больше на старинный мушкет. Я его взял с собой в качестве охраны. Отец не знал об этом. Он вечно притаскивал к себе в гараж всякий хлам и вечно забывал про то, что где лежит. Я стащил его очень давно и он лежал у меня под кроватью, отгоняя кошмары. Железо хорошо отгоняет кошмары. Тварь уже ждала меня. Тогда я этого еще не знал и просто шарился по чердаку, мечтая, что попрошу родителей сделать его своей комнатой. Тварь пряталась в тени, будучи незаметной, она подбиралась ко мне все ближе и ближе. Тогда только пистолет спас меня. ― Перси на мгновение прервался, а после убрал одну руку с горла Рона и оттянул ворот свитера, показывая белые шрамы рядом с ключицей. ― Пистолет оказался заряженным и сумел ранить тварь. ― Перси немного помолчал, а после продолжил: ― Я приходил к нему после. Он звал меня, маня силой и могуществом. Укус сильно болел и мне снились кошмары, где я сам становлюсь этой нечистью.

Перси замолчал, не собираясь рассказывать что-то еще. Впрочем, Рон итак все понял. Больше говорить старшему брату и не требовалось. Быть связанным с нечистью, которая тянет тебя к себе, пытаясь закончить то, что начала. Постоянно мучиться от кошмаров, в которых нет ни спокойствия, ни решения как быть. Бороться с ежесекундным искушением, голосом в голове и страдать от невозможности эту связь разорвать.

Именно поэтому его нашел Перси. Не кто-то другой, а именно он.

Рон усиленно возил тряпкой по полу, пытаясь придумать способ помочь старшему брату. После слов Перси стало многое понятным. Например, то, что упырь попросил о смерти, а не прикончил его самого. Если бы получилось пробраться еще раз на чердак и осмотреть останки твари, то Рон знал наверняка, можно было бы обнаружить ту самую пулю, что все это время была в теле упыря.

Железо губительно для многих видов нечисти и находясь в постоянном контакте, упырь постепенно ослаб настолько, что решил прекратить свои мучения.

Активное копошение в углу комнаты заставило его отвлечься от размышлений и посмотреть в сторону, откуда доносился шум. Приподнявшись с колен, Рон тихо прокрался и с любопытством уставился на открывшуюся ему картину: небольшая старая крыса, принадлежавшая близнецам, активно удирала от маленького пушистого невероятно грязного существа, в котором Рон с трудом смог опознать брауни. Только ярко-голубые глаза существа и подсказали, кто именно оказался его гостем.

― Привет, малыш, ― Рон присел на корточки и ловким движением поймал крысу братьев. Та сразу юркнула к нему в карман, а Рон дружелюбно улыбнулся остановившемуся духу. ― Что тебя привело в мой дом?

― Эффи принял приглашение, ― ответил ему, чуть помедлив, брауни. ― Эффи очень устал, так как дом Эффи разрушен, а больше никто не приглашал.

Рон покивал головой, слушая слова духа, мысленно радуясь тому, что всю прошлую неделю ставил на подоконник небольшую тарелку сливок.

― Эффи согласен жить в моем доме? ― спросил он брауни, который показался перед ним, что для этого существа являлось высшей формой доверия. ― Обещаю, что кусок пирога и сливки будут всегда в достатке.

― Эффи согласен, только жить будет в этой комнате и лесу, ― пробормотал брауни. ― В остальном доме Эффи жить нельзя.

― Почему? ― спросил Рон, впрочем, подозревая что-то такое. Недаром здесь так долго жил проклятый упырь.

― Плохой дом, ― пробормотал тихо Эффи, ― много темноты в углах. Эффи боится. Здесь светло, только крыса-некрыса есть.

― Крыса-некрыса?

― Та, что в кармане, ― Эффи указал лапкой на куртку Рона. ― Не человек и не крыса.

― Благодарю, что помог, ― пряча в голосе удивление, произнес Рон. Нарочито плавным движением поднялся на ноги и поставил в темном углу тарелку сливок, заранее припасенную для подоконника. Теперь можно накормить домашнего духа. В том, что тот останется у Рона не было никаких сомнений. Брауни довольно пискнул и исчез, став невидимым, каким и был большую часть своей жизни.

Только в лесу этот добродушный покровитель становился видимым для тех, кто знал, куда нужно смотреть.

Брауни жил и у старухи Корсен. Тогда еще маленький Роб часто бегал за неповоротливым отъевшимся брауни, исчезавшем из его рук только благодаря их особой магии. Наставница только смеялась, когда шаловливый дух, в отместку подставлял ему под ноги кухонную утварь, кочергу или хворост, отчего Робу рано пришлось научиться правильно падать и уворачиваться от различных предметов.

Только вот иногда брауни все же попадал в его цепкие руки и Роб наглаживал маленькое существо до полного изнеможения последнего. Как бы ни пищал домашний дух, все же они оба любили эту игру.

Когда наступила столетняя война(1) и Оуайн Лаугох ап Томас(2) втайне принял титул Короля Гвинеда, именно маленький брауни защитил их жизни, когда пришли солдаты Англии и разрушили их дом. Именно маленький неповоротливый дух спас их, превратившись в боггарта(3) и сгоревшего вместе с врагами.

Рон поспешил к близнецам, чтобы вручить им обратно сбежавшего питомца. В том, что странность крысы объясняется именно их экспериментами, у него не было никаких сомнений ― если Фред и Джордж умудрились пробудить в нем воспоминания о прошлой жизни, то сделать из собственного питомца химеру для них точно было раз плюнуть.

* * *

(1)Столе́тняя война́ (фр. Guerre de Cent Ans, англ. Hundred Years' War) — серия военных конфликтов между Англией и её союзниками, с одной стороны, и Францией и её союзниками, с другой, длившихся примерно с 1337 по 1453.

(2)Оуайн Краснорукий (валл. Owain Lawgoch) (1330 год — июль 1378 год) — сын Томаса, который был сыном Родри, младшего брата Оуайна, Лливелина и Давида. В годы Столетней войны, он бился на стороне Французов против Англичан, что повлияло на его дальнейшую жизнь. В качестве последнего политически активного потомка Лливелина Великого по мужской линии, он был претендентом на титул короля Гвинеда и Принца Уэльса.

(3)Обычно брауни стараются не прибегать к физической силе, а лишь сообщать различными способами своим хозяевам о возможном враге. Когда незваных гостей слишком много и они очень сильные, брауни либо становятся невидимыми и бегут в лес за помощью эльфов, либо начинается процесс превращения брауни в боггарта.

После того как Рон окончательно восстановил свои силы, мать стала активно нагружать его работой по дому.

Поначалу было сложно привыкнуть, но постепенно Рон сумел приучить себя к новому распорядку дня: вставать раньше всех, чтобы размяться, так как негоже расти в лености; есть только фрукты и овощи, втихомолку отдавая Джинни сосиски с беконом; изучать все вокруг, опираясь на знания Роба-травника.

Поначалу Фред и Джордж пытались испытать на нем свои новые наработки, но получив по шее одновременно от матери, отца и Перси ― отступили и общались с Роном только на нейтральные темы. Хотя он замечал в их глазах хитрющее выражение, таящее в себе подспудную угрозу.

Джинни не обращала на него никакого внимания, полностью сосредоточенная на том, чтобы потренироваться в квиддиче. Рон не поверил бы чужим словам, если бы сам не видел сестру, кравшуюся к сараю, чтобы взять старый Чистомет. Говорить матери он ничего не стал, так как считал, что это не его дело. Если Джинни захочет ― расскажет сама. В то, что она свалится с метлы, как обычно приговаривала мать, стоило только Джинни завести разговор о полетах, Рон не верил. Он видел пируэты, что выплясывала та в воздухе ― если бы на дворе не был двадцатый век, можно было бы смело заявить, что место Джинни на шабаше.

У них с сестрой был своеобразный пакт о молчании: он никому не говорил о полетах, а сама Джиневра молчала о том, куда именно исчезал Рон, стоило только матери отвлечься. Взаимная выгода или как-то так. В книгах, что притаскивал ему Перси было очень много заумных слов, которых Роб не знал, но на общий смысл это никак не влияло.

Было много чего, что сам Рон мог бы поведать умнице-Персивалю. Невообразимое количество вещей, о которых тот даже не догадывался: о том, что можно закупорить смерть; можно увидеть лесных духов, стоит только смочить губы и запястья соком ежевики; если станцевать на лунной тропе, то можно прокатиться с келпи без риска; если принести примулу, то древесные фейри будут благосклонны и помогут провести ритуал, а то и подскажут с лесной тропой.

Рон помалкивал, так как ни к чему даже Персивалю знать о том, что он помнил. Его знания были старыми, нелогичными и чужими для мага века двадцатого. Века, когда веришь и надеешься на других. Рон помнил и знал совсем другое. Когда нет ни на кого надежи, кроме как на себя. Покровитель направит, подскажет, даст возможность, но барахтаться придется самому.

Эффи уже привычно дернул его за прядь волос и Рон легонько тряхнул головой, отбрасывая лишние мысли. Сейчас ему предстояла очередная вылазка в лес.

Стоять, скрючившись в три погибели за гаражом отца, где тот складировал невообразимо странные магловские штуки было смешно, но что поделать ― если бы мать увидела его сейчас, то пришлось бы заниматься садовыми гномами. Мать ни в какую не хотела просто насыпать крысиного яда в норы, чтобы вредители передохли сами. Нужно было заниматься мелкой нежитью так, как показывали братья: раскручивать за ноги и кидать через забор. Смех да и только.

Рон, увидев это действие в первый раз после болезни, застыл, и ошалело смотрел на действия братьев. Те, ни капли не смущаясь, раскручивали пищавших гномов над головой и кидали как можно дальше. Попытка улизнуть окончилась неудачей. Рона, вдобавок, садовые гномы умудрились покусать, отчего пальцы распухли и сильно болели.

― Спасибо, Эффи, ― тихо прошептал Рон, старясь двигаться как можно тише и незаметнее. Да уж, охотник из него, что в той жизни, что в этой ― никудышный. Остается только надеяться на молчание Джинни, да на то, что мать всегда будит его поздно.

Ему нужно уйти. Скоро Самайн, а он до сих пор не призвал покровителя.

Ягоды ежевики были заранее припасены. Соваться в любой лес без ягоды фейри было глупым делом. Смазав губы брызнувшим соком, отчего на языке остался сладкий привкус, и криво начертив защитную руну на запястье, Рон пролез через дыру в заборе и устремился в сторону леса.

Утренний туман ничуть не мешал ему, он видел все прекрасно, благодаря свойствам ягод. Видел робких гиллиду, выглядывающих из-за кустов. Их небольшие шапочки, ладно скроенные из мха и палой, уже посеревшей листвы.

Видел мелькнувший между деревьев, рядом с основной тропой, хвост буки, а может быть и кого-то более опасного. Рон покрепче сжал сумку, в которой находились необходимые ему вещи и, окутанный плотным туманом, ступил на тропу.

Ту, что вела в само сердце этого маленького неметона.

Трава сама стелилась ему под ноги темной лентой, указывая путь. Примула, отданная при входе в лес, сработала как нужно ― теперь он точно не заплутает на пути к сердцу леса. Самая таинственная и священная часть любого неметона была идеальным местом для призыва покровителя.

Шаг. Еще один. Если обернуться, можно увидеть, как сразу за ним исчезал любой намек на тропу. Вокруг были сплошные деревья, и невольно Рон задался вопросом, ― неужели никто из местных магов не видел, насколько крохотной стала часть леса, в которой прятались магические существа?

Даже в то время, когда повсюду жгли костры при любом намеке на магию и волшебство, было не так плохо. Рон шел по тропе и видел умирающий лес. Может, он видел все потому, что привык использовать силу трав и не полагаться только на заклинания.

Из рассказов Перси он запомнил, что у всех магов обязательным предметом является зельеварение. В Хогвартсе, школе волшебства и магии, в которую он поедет, как только ему исполнится одиннадцать, этот невероятно важный предмет преподает профессор Северус Снейп.

По словам близнецов, более педантичного и язвительного ублюдка стоит еще поискать. По мнению Перси ― профессор зельеварения мог вызывать у детей различные эмоции, вплоть до ненависти, но материал вдалбливал в головы волшебников прекрасно. Ни один ученик Хогвартса, даже самый ленивый гриффиндорец или рохля-хаффлпафец, не выпускался из школы, не выучив базовые основы этого предмета.

Чарли, на все его вопросы о Северусе Снейпе, только почесал затылок и заявил, что если бы не профессор, то он давно бы стал подобием главы Аврората ― Аластора Хмури, так как кроветворное зелье было первым, что вдолбил в него профессор зельеварения. Чарли усмехнулся и посетовал, что из-за отвратительного характера зельевара не может даже толком его поблагодарить.

Рон тщательно запоминал слова братьев и родителей о каждом профессоре Хогвартса. Все-таки ему учиться в школе семь лет, а ехать неподготовленным было не в привычках Роба. Пусть он получит письмо только через два года, но готовиться нужно было уже сейчас. Вряд ли кто-то из профессоров будет заниматься с ним индивидуально, развивая гибкость пальцев или обучая, как именно нужно нарезать ингредиенты для зелий.

Рядом с тропой рос окопник и Рон ловко сорвал несколько цветков, умудрившись увернуться от когтей небольшого пуки, прятавшегося в тени целительного растения. Своенравной твари не понравилось, что он тронул цветки, впрочем, дотянуться до Рона он все равно не мог ― тропа надежно защищала его от нечисти.

Стоило растереть виз-траву между пальцами как укусы садовых гномов сразу же перестали болеть, а отек немного уменьшился. Несколько цветков Рон положил в карман ― их стоило поберечь на будущее. Двигаться стало намного легче, словно со спины сняли тяжелый булыжник. Рон распрямил спину, отчего Эффи, до этого мирно сидевший на его плече, едва не сверзился. Недовольно пискнув, брауни крепче вцепился в его куртку.

На поляну, где рос Эо Мугна*, Рон буквально выкатился, так как не глядел себе под ноги, а лес не отказался от шалости: корень какого-то куста появился прямо перед ним и, конечно же, он споткнулся.

― Хорошо, что здесь нет дубового народца, ― проворчал Рон негромко под нос, стараясь не слишком сильно кривиться от боли. На коленке наверняка будет огромный синяк. Конечно, некого винить в случившемся, кроме себя: нужно было оглядеть в оба, несмотря на тайную тропу.

Рон заметил под деревом небольшой камень, на поверхности которого, вырезанные трикветры чуть светились от заключенной в них силы.

― Отец отцов, Король королей, Бог богов… ― негромко начал Рон, опустившись рядом с камнем и прислонившись спиной к теплой поверхности алтаря. Мягкая пульсация в такт его словам давала надежду, что его просьба будет услышана. ― ... Лесной Хозяин, Король Запределья, Хранитель Мирового Древа…

Рон прикрыл глаза, повторяя просьбу, с которой пришел в самое сердце неметона. Ни фэйри, ни собственные проблемы, ни его знания или возраст не играли здесь решающей роли. Все зависело от того, насколько искренней будет его просьба и захочет ли ее услышать Лесной Бог.

― О, великий Цернуннос, прошу, помоги мне, ― его шепот усиливал пульсацию камня, отчего спину начало немного печь. Рон не отвлекался. Даже если жар будет нестерпимым, нужно будет терпеть. В конце концов, все его старания окупятся, если просьба будет услышана. Лесной Хозяин всегда радушно относился к травникам.

Роб вспомнил, что в прошлый раз именно Цернуннос указал ему на Диан Кехта. Искуснейший из целителей, создатель знаменитого бассейна исцеления, он наставлял подопечного, открывая глаза на травы, растущие рядом с ним. Именно так Роб узнал многие мелочи, что были неизвестны даже старухе Корсен.

Рогатый Бог появился неслышно.

Словно стоял возле алтаря и раньше, только Рон его не замечал. Мускулистое тело, на открытых участках которого можно было увидеть рунные узоры; руки, отчасти покрытые коротким густым мехом, может, даже медвежьим; густая грива волос цвета травы, в которой мелькали драгоценные бусины; лицо скрыто костяной маской, вросшей в мощные рога, что увивали голову бога. В одной руке Цернуннос держал копье, наконечник которого был устремлен в небо, а другой держал яблоко, местами погрызенное.

Рон не успел испугаться, как Рогатый оказался прямо перед ним и, присев на корточки, хмыкнул:

― Надо же, как интересно. Не ожидал встретить тебя еще раз, Травник.

― О, великий Цернуннос… ― начал было Рон, когда внезапно понял, что не может произнести ни слова. Голос просто исчез, словно он находился под мощным Силенцио. Подняв взгляд, он буквально прикипел к той насмешке, что сквозила в каждом жесте древнего бога. Тот, нимало не смущаясь, сел на алтарь и принялся грызть яблоко.

― Не смотри на меня так, ― прогудел бог. ― Слишком редко ко мне обращаются маги. Перестали чтить и приносить жертву Лесу. Я говорю с тобой так, как проще маленькой части тебя. Легко быть грозным Богом и Хранителем. Труднее ― быть Отцом.

― Подскажи, к кому мне обратиться, чтобы получить благословение? ― беззвучно прошептал Рон, втайне обмирая от того, что сам Рогатый общается с ним как с еще одним сыном. Ощущение, будто рядом снова оказался Уркхарт, заменивший ему семью.

― Диан Кехт подходил тебе раньше. Тогда ты был взрослым. Сейчас ты дитя, не познавший жизни. Помнящий, но не знающий. Думаю, Охотник подойдет тебе больше Лекаря, чтобы защитить от того, что произойдет.

Цернуннос прекрасно слышал его, несмотря на то, что Рон больше не мог говорить. Он потрепал мальчика по голове, отчего каждый волос на голове Рона встал дыбом от той силы, что влилась в его тело. Ощущение было такое, словно его сунули под водопад и тот заполнял его тело до самых краев, грозя разорвать изнутри.

― Маленький Травник, лес всегда будет помогать тебе, когда бы ты ни пришел. Помни, время первой крови на опавших листьях ― бесценно. Не теряй возможности. Помни о том, что именно Охотник приручил Друдвина.

Рон так и остался сидеть посреди поляны, окутанный с головы до ног легким запахом шерсти, травы и земли. Он и в самых смелых мечтах не мог подумать, что встреча обернется таким щедрым подарком.

Когда Роб Уэсли пришел на поляну в первый раз, то видел только могущественное божество, что держало в своих руках Ось Мирового Древа. Голос бога был гулким, низким, словно рокот в излучине реки. Цернуннос был именно Королем, пред которым хотелось преклонить колени и подчиняться.

Рон кое-как поднялся, отряхнулся от мелкого мусора, прилипшего к рубашке, и направился в сторону дома.

― Да уж, ― прохрипел вслух Рон. ― Никогда не думал, что в покровители мне достанется Мабон ап-Модрон.

До октября стоило все подготовить, так как намек на жертву прозвучал слишком ясно в словах бога.

Эо Мугна* — священное название дуба.

Следующие несколько недель пролетели в одно мгновение. Рон не заметил, как дни сменялись днями.

Все его мысли занимала подготовка к одному из главных праздников. Длится Самайн неделю, из-за чего будет довольно хлопотно объяснить семье, почему Рон должен исчезнуть на это время. Если бы все заключалось только в проведении ритуала и костре, Рон мог бы попросить близнецов, чтобы те его прикрыли. Или заключить сделку с Персивалем. Старший брат не отказал бы ему в помощи.

Только вот Рону необходимо попасть в Уэльс. Он не знал причин, только чувствовал, что так будет правильно. Самайн — время масок, личин, не позволяющих понять, кто перед тобой — живой или мёртвый, зверь или волшебное существо. И именно в это время нужно заручиться поддержкой Охотника. Прославленного и Сильного.

Интуиция, которой, кстати говоря, у Рона отродясь не было, настойчиво шептала ему где-то внутри, что нужно спешить. Не только с обретением покровителя, но и поиском ответов на свои вопросы.

Почему после «выздоровления» Рона в семье носят, не снимая, странные броши?

Кем был Роб Уэсли в их роду, если о таком предке отец никогда не рассказывал?

Что случилось с его лавкой и семьей за это время?

Сплошные вопросы и ни одного толкового ответа. Рона радовало только то, что к этому вороху головной боли не добавился еще упырь.

Празднование Мабона уже прошло. Рон поежился, представляя, что ему выскажет своенравный охотник. Впрочем, выбирать было не из чего. Диан Кехт был целителем, но отнюдь не воином. Он мог создать бассейн исцеления, который поднимал даже тяжелораненых. Только мертвых он не мог излечить, за что поплатился и его сын, вздумавший этот закон нарушить. Живое ― живым. Мертвое ― мертвым.

Самый простой способ сбежать ― вызвать Ночного рыцаря. Автобус для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение. Он мог доставить в любую точку мира, находящуюся не под водой. Только вот, поразмыслив, Рон отбросил эту идею. Простой способ не всегда самый правильный. Чтобы вызвать автобус, нужно было бросить палочку на дорогу. Только вот как раз палочки у Рона не было.

Можно, конечно, стащить у Артура из гаража одну из сломанных, но поможет ли это? Да и деньги нужны были за проезд.

Второй способ ― добираться магловским транспортом. Рон знал, что есть поезда, идущие куда угодно. Мать думала, что раз он только провожал Билла в школу, то не мог увидеть Кинг-Кросс в магловской части. Сказать по правде, все те разы, что он оказывался в Лондоне, он сбегал и осматривал магловский мир. Правда, длилось это счастье не так уж долго и приходилось возвращаться к матери. Молли думала, что у него несварение из-за путешествия по каминной сети. Вот уж дудки! Рон прекрасно переносил даже аппарацию, что уж говорить про порт-ключи. У всей этой затеи был один существенный недостаток: он не умел ориентироваться в магловском транспорте. Конечно, он понимал, что автобус или поезд следует из пункта А в пункт В, но как найти нужный ему? Вероятность, что он уедет вместо Уэльса во Францию или какую-нибудь глухомань, была очень высокой.

Третий способ ― путешествие на метле. Как бы Рон не плевался, но в качестве транспортного средства метла была вовсе не худшим вариантом. По крайней мере, он умел на ней держаться. Да и худо-бедно мог управлять. До Джинни ему было далеко. Сестренка в этом деле была намного талантливее его. Впрочем, Рон не особо переживал на эту тему. Главное, не получить по лбу своенравной деревяшкой, когда придется выкрасть ее из сарая. Куда больше его заботило то, что он по прежнему не знал толком пути. Долететь до соседнего города куда проще, чем до соседней страны.

Поэтому Рон решил поступить так, как когда-то сделал будучи Робом Уэсли: положиться на милость богов и «потеряться». Главное ― разыграть представление, а уж помощь найдет его сама.

Так и вышло.

Рон написал записку, оставил бумажку на кровати и поудобнее перехватил рюкзак.

В него было понапихано столько всего, что Рон клятвенно пообещал найти себе способ решения этой проблемы. Вроде бы, мать упоминала о вещах, в которых были своеобразные пространственные карманы. Рон решил обязательно научиться создавать такие вещи и не страдать от роли вьючного осла.

В конце концов, у него это было наследственным. Желание избегать лишних трудностей и создавать новое во имя лени ― что может быть лучше? Рон смутно знал историю своей семьи, но вот то, что многие в роду Уизли были склонны к экспериментам, помнил отлично.

Билиус Уизли, обожаемый дядюшка Рона, всегда исследовал трансфигурацию, выделывая на свадьбах такие фортели, что родственникам только оставалось, что стыдливо прикрывать глаза.

Дедушка, Септимус Уизли, по слухам, создал заклинание вечного клея и в шутку опробовал его на портрете Вальбурги Блэк, из-за чего ее изображение застряло в прихожей Блэк-холла. Как тогда ругалась бабуля Цедрелла, Рон мог только представить. Темперамент ведь вполне был в духе ее семьи.

Секундус Уизли, прапрадедушка Рона, по редким рассказам отца, был тем еще фруктом. На пару с Венделиной Странной, они отжигали, иногда в буквальном смысле, доводя до нервного тика маглов и Инквизицию. Венделина Странная сорок семь раз «сгорала» в пламени костра, когда ее ловили маглы, а Секундус наоборот, играл с водой. Сколько он слухов и легенд породил у маглов, не счесть.

Те порывались или возвести его в ранг святого, или долбануть по башке так, чтобы уж точно помер. Под старость лет Секундусу Уизли взбрело в голову найти святой Грааль и он сгинул в процессе поисков мистического кубка, оставив после себя только огромные долги и славу чудака.

Фред и Джордж не отставали от своих предков, доводя всех вокруг своими экспериментами с зельями. Рон не сомневался, когда-нибудь они тоже создадут неизвестное науке зелье и прославятся. Если не помрут во время своих экспериментов.

Как Рон слышал из историй, рассказанных Персивалем, Флимонт Поттер, дедушка Мальчика-Который-Выжил, случайно создал зелье «Простоблеск», чихнув над котлом с зельем и просыпав волосы азиатского дракона. Этот факт не помешал ему обогатиться на данном зелье сверх всякой меры. Так что Рон заранее прочил своим братьям славу великих зельеваров. Почему-то думалось, что родись они на десяток лет раньше, то вполне могли бы победить Волдеморта, взорвав того вместе с каким-нибудь особо едким зельем.

Именно благодаря тому, что в роду Уизли все были склонны творить и сотворять, пусть и не всегда удачные вещи, Рон не сомневался и в своих силах. Выучится, овладеет волшебством и создаст полезную вещь. А если кто-то уже решил эту проблему до него, то так даже лучше ― не нужно будет страдать и заново создавать «Агуаменти».

Рон был лентяем в определенном смысле, что ничуть не мешало ему заниматься до кровавых волдырей на ладонях.

Забраться в сарай и утащить метлу Фреда было довольно легко. В четыре часа утра, волчье время, когда все спят и замирают перед рассветом, можно пробраться незамеченным куда угодно. Рон поудобнее перехватил рюкзак и поднялся вверх, оставляя дом и семью далеко внизу.

Предрассветный туман заставлял ежиться и сильнее кутаться в великоватую куртку. Рон утащил ее у Билла. Кожаная, вся в заплатках, она прекрасно сохраняла тепло, не давая ему испариться в белом молоке, окружавшем все вокруг. Рон с любопытством бы наблюдал за маггловскими городками, проплывавшими под ним, но его зубы слишком сильно выстукивали рил вперемешку с джигой.

Рон упорно держал заданный ему курс, хотя не был уверен в правильности выбранного направления. Впрочем, он планировал спуститься на землю и, уменьшив метлу, расспросить маглов о пути в Уэльс. С каждой пройденной милей сердце его билось все сильнее и сильнее, словно Рон напился феликса фелициса.

Хотелось смеяться и радостно болтать ногами в воздухе.

Рон наклонил метлу вниз и радостно хохоча пролетел прямо над безмятежно жующим траву стадом овец. Те лишь возмущенно проблеяли что-то и вернулись к поеданию силоса.

― Нужно сначала добраться до острова Англси, а потом уже идти в Брин-Келли-Ди, ― бормотал себе под нос Рон, просчитывая варианты действий. То, что из Лондона можно добраться до Уэльса было очевидным. Тут же возникал вопрос ― был ли где-то автобус или поезд, что отвез бы его прямо до нужного острова? Застрять в ночи посреди леса или магловского города, Рон не хотел. Если он правильно помнил, то вход в Брин-Келли-Ди располагался в замке Аберллейниог. Рядом с ним находился холм, и нужно было хорошенько постараться, чтобы пробраться в магическую часть Уэльса незамеченным. Брин-Келли-Ди был одним из крупнейших кварталов Валлиса и Рон надеялся найти ответы если не на все свои вопросы, то на многие.

Солнце пригревало макушку и по мере того, как туман рассеивался, Рону открывалось невероятное зрелище. Маленькие аккуратные домики и строгие улицы сменились на каменные строения, серые ленты шоссе и редких автомобилей, снующих туда-сюда неведомыми животными.

Рон взлетел повыше и еще раз выпил заранее припасенное зелье. Рон не знал его названия. Старуха Корсен это варево делала всего один раз, чтобы ускользнуть из рук взбешенных маглов. Оно не делало полностью невидимым, это было бы невозможным. Оно дарило незаметность. Как заклинание для отвода глаз.

Только вот беда ― если Рон мог бы удерживать заклинание на метле в течении нескольких часов, то на себе ― нет. Силы еще не те, хотя мысленно Рон пообещал себе, что обязательно овладеет и этим волшебством. Да уж, силы увеличились, а вот возможности остались прежними. Поэтому приходилось пить горький отвар, отдававший болотной тиной и можжевельником.

Рон спустился на землю недалеко от Лондона. Уменьшив метлу и запрятав ее в рюкзак, он понадеялся на милость богов и свою удачу. Ему нужно было всего лишь поймать попутную машину, чтобы добраться до Лондона. Родители, наверняка, уже нашли его записку и в скором времени его будут искать с гончими.

Рон искренне надеялся, что у него все получится.

Я встану и отправлюсь в путь, куда меня зовет

И днем и ночью тихий плеск у дальних берегов.

На сером камне площадей, на тропке средь болот -

Я всюду слышу сердцем этот зов. (с) Йейтс

Рон стоял перед огромным каменным проходом и сдерживал внутреннюю дрожь.

Как бы ему не нашептывали воспоминания Роба, что все в порядке и нет причин бояться, тело непроизвольно тряслось, отчего зубы едва ли не чечетку выбивали.

Да уж, он встретил Цернунноса, сразился с упырем, но боится сделать шаг внутрь священного холма.

Маглы назвали Брин-Келли-Ди одной из самых крупнейших гробниц в Уэльсе. Огромный холм, внутри которого, якобы захоронены человеческие останки. Рон знал по воспоминаниям Уэсли, что на самом деле внутри находился вход в магический квартал Валлиса.

Замок Аберллейниог был частично разрушен и, чтобы добраться до одного из боковых проходов, Рону пришлось постараться. Туристов было очень мало, что играло ему на руку. Рон незаметно пробрался к тому месту, где начинался холм, на котором и располагался замок. Беспокоили не столько охранники «культурного памятника», сколько сильная усталость из-за длительного перелета. Тело не было приспособлено к таким большим нагрузкам, хоть Роб и старался раскачать внутренний резерв.

Взбираться на вершину холма со стороны нехоженой части леса было сущим самоубийством. Хоть Рон и знал, что благословение Цернунноса хранит его от волшебных тварей, кусты, совершенно немагические, причиняли немало хлопот.

Ветки царапали руки в кровь, хлестали по лицу и всячески путались под ногами.

Если бы Рон не был магом, то точно подумал, что это происки вредного пуки.

Мелкая нечисть иногда могла быть чрезвычайно изобретательной в своих забавах над простаками. Серый камень замка выглядывал сквозь сорную траву и Рон несколько раз кубарем летел наземь, так как спотыкался о неприметные валуны, скрытые мхом и крапивой. Руки жгло от вспухших волдырей и стоило немалых усилий не расчесать обожженное место.

Замок Аберллейниог был настолько же прекрасен, насколько неизвестен большому миру. Туристы нечасто наведывались в его развалины, так как добираться до острова было очень неудобно. Внутри самого замка, раньше белоснежного, теперь росли дубы, занимая весь двор. Небольшие дорожки, очищенные для посетителей, скорее показывали, что настоящий хозяин здесь именно время, а не человек.

Рон, как маг, видел намного больше. Видел, что практически вся магическая часть замка сохранилась, бережно поддерживаемая деревьями, увитая плющом и вереском. Видел пустынные переходы, в которых не было ни грамма пыли.

В замке чудесным образом сплелось три видения ― прошлое величие внешних стен, настоящее запустение магловских строений и безвременная жизнь магической части.

Исцарапанный, голодный и с взъерошенными волосами будто вылез из самого Аннуина, Рон добрался до одной из главных пристроек, скрытых магией. Арка, огороженная пятью камнями, переливалась всеми цветами радуги. Портал был рабочим, но, судя по всему, им пользовались не так уж часто.

Интересно, если бы Брин-Келли-Ди действительно был могильным курганом, то Рон мог бы попасть в Аннуин? Жаль, ответа на этот вопрос у него не было. Лезть в чужую гробницу для того, чтобы проверить свою теорию ― Рон Уизли был не настолько безрассудным глупцом.

Было где-то три часа дня и вокруг было настолько тихо, что Рон слышал собственное дыхание. Если бы не поддержка Роба где-то внутри него, нашептывавшая, что все хорошо и ему нечего бояться, он бы не выдержал и вернулся домой. Он никогда раньше не уходил так далеко от Норы. Собственные поступки отдавали немного безумием, впрочем, эти мысли он запирал внутри себя. Нельзя сворачивать с выбранного пути, твердил он себе. Если вернуться, то он потеряет очень многое.

Портал вспыхнул теплым светом, стоило только его коснуться рукой. Ощущение было, словно нырнул в парное молоко. Рон задержал дыхание, даже боясь вдохнуть, вдруг и вправду захлебнется этим светом. Однако, открыв глаза, он увидел, что уже стоял не во дворе замка, а перед огромным каменным проходом, ведущим во тьму.

Первые ступени дались ему нелегко.

Ноги постоянно запинались друг о друга, приходилось двигаться буквально на ощупь. У него не было ничего, чтобы осветило путь. В голову постоянно лезли дурацкие мысли о том, что чужие знания хорошо ― но свеча под рукой намного лучше. А еще, в груди росло странное беспокойство, словно он чувствовал переживания родных.

Да уж, Рон мог бы прозакладывать любимые шахматы на то, что его матушка навела шороху в аврорате. Рон никогда не забудет, как она однажды прокляла самого Аластора Грюма, за его нелестные слова о «квохчущих беспомощных курицах». Фирменный пирог с почками наверняка запомнился бравому аврору надолго.

Интересно, а их семейные часы смогут отыскать его в Брин-Келли-Ди?

Двигаться в полной темноте пришлось недолго. Всего-то семнадцать каменных ступеней. Рон почему-то считал, что их будет тридцать три, согласно священному числу богов и героев. Впрочем, как он «вспомнил», в каждом холме было разное количество этапов, которые нужно пройти. Каббалистика и нумерология появились гораздо позже, да и были основной прерогативой греков, иудеев и римлян. У кельтов и последователей учения Туата де Дананн цифры занимали не столь важную нишу как в других религиях. Исключение составляли некоторые аспекты, на которых строились фундаментальные основы.

Саму арку перехода Рон не заметил, так как споткнулся на последней ступеньке и кубарем покатился в боковой проход. Бестолково размахивая руками, он отчаянно пытался прикрыть голову от столкновения с полом. Его полностью оглушил удар о каменную плиту и на то, чтобы понять, где он ушло несколько минут.

― Ну что ж, ― вслух пробормотал он, пытаясь подняться и вытереть руку, угодившую прямиком в вонючую лужу, ― могло быть и хуже.

Тут он не кривил душой. Судя по всему, центральная арка в Брин-Келли-Ди вела к главным воротам магического города. Ему же повезло выбраться в один из грязных проулков, неподалеку от площади.

Да уж, это тебе не Косой Переулок, в котором от магического квартала палец резаный. Роб помнил магический город, скрытый от людских глаз с тысяча четырехсотого. С тех пор как англичане вторглись в Уэльс, магический Валлис полностью стал изолированным от мира магловского.

Это принесло свои плоды: Кернарфон, столица магического Валлиса, остался таким же крупных городом как и был.

Поудобнее перехватив рюкзак, Рон пригладил одежду и шагнул прочь из переулка.

Вокруг сновали люди по своим делам. На него никто не обращал внимания. Может, кто и скользнул хитрым взглядом, но тотчас отвел его. Конечно, тут были свои кварталы навроде Лютного, но соваться туда было смерти подобно. Рон и не стремился в самое сердце темной стороны магии. Дома были построены преимущественно из светлого серого камня, отчего вид главной площади казался тусклым и бледным по сравнению с тем же Косым. В Кернарфоне главным достоинством считалась практичность.

Конечно, город разросся по сравнению с тем, каким его помнил Роб: не было ни белоснежных статуй королей Валлиса, ни ажурных фонтанов, посвященных богам, ни узорного плетения лекарственных трав, вырезанных на стенах магазинов с магическими ингредиентами. Впрочем, Робу нравились эти изменения. Он помнил закопченные стены и стоны раненых в битвах. Он помнил жуткие проклятия, навешанные на каждый дом, который приходилось отдавать маглам. Потомки Грифид ап Лливелина, последнего истинного валлийского короля, неплохо постарались в сохранении своих владений.

― Хэй, малец, смотри куда идешь! ― громко воскликнул высокий рыжий мужчина, в которого Рон, засмотревшись, врезался.

― Простите, ― пробормотал Рон, тщетно надеясь скрыть сильный румянец стыда, охвативший его щеки. Да уж, вот раззява! Мало того, что засмотрелся, так еще и привлек к себе ненужное внимание. ― Я ищу магазин.

― Будь осторожнее, ― куда добродушнее прогудел мужчина, заметив его искреннее раскаяние. Он напоминал скорее медведя, нежели человека. ― Впрочем, я могу тебе подсказать нужную лавку. Куда тебе нужно, малец?

Мужчина вызывал странное желание. С одной стороны хотелось рассказать о своей проблеме, а с другой ― хотелось убежать как можно дальше. Впрочем, Роб по опыту знал, что подобные люди часто бывают опасны именно дружелюбием. Наверняка силищи у этого волшебника через край, раз так беззаботно расхаживает по площади Лливелина, не придерживая кошель на поясе.

― Благодарю за помощь, но я знаю свой путь, ― тихо, но твердо ответил Рон, подняв голову и посмотрев прямо в глаза волшебнику. Тот пожал плечами, дескать, ну как знаешь и направился прочь.

Впрочем, Рона не отпускало ощущение, что произошло что-то важное. Что именно, он не мог подсказать даже со всеми своими хвалеными знаниями и опытом. Это как зуд на грани чувств, интуиция, если ее можно было так назвать.

Обогнуть главный фонтан и снова нырнуть в узкий проулок. Еще пара закоулков и он оказался на месте. Как и следовало ожидать — Уркхарт не допустил продажу своей лавки. Она переходила от отца к сыну в их семье так долго, что даже сам друг не мог бы точно сказать, кто именно первым начал разводить магическое зверье.

Рон смело толкнул тяжелую дубовую дверь, ведущую в магазин волшебных животных. Еще немного и он сможет организовать достойную встречу Мабона.

Если отбросить то, что само расположение осталось прежним, лавка «Магические Фамилиары Уркхарта» преобразилась изнутри до неузнаваемости.

Каждый владелец магазина вносил что-то свое, преумножая труды предыдущих. Куда там Косому переулку! Лавку впору было переименовывать в «Лабиринт Тварей». Маленькие отделы были похожи на крошечные пчелиные соты, в каждой ячейке которых стояли клетки, аквариумы, террариумы, насесты и пузыри с магическими животными. Впрочем, немагического зверья тоже тут хватало. Рон только зашел в магазин, как едва не влетел в стекло террариума, за которым неторопливо ползал старый рунослед, пытаясь забраться на ветку повыше.

Под ногами обиженно мявкали, ругая на кошачьем неуклюжих двуногих. Именно так для себя Рон перевел тот заунывный вой обиженного кота, об которого он и споткнулся. Стекло оказалось неожиданно холодным и чуть покалывало кожу из-за наложенных на него чар. Рон постарался быстро отскочить от змеюки, с ленцой ползущей куда-то вверх. Хорошо, что хоть внимания на неосторожного нарушителя спокойствия не обратила.

В магазине было довольно тихо. Только небольшое шуршание, поскрипывание да негромкий клекот доносились со стороны клеток. Большинство животных спало, не обращая внимания на посетителя. Рон выдохнул и уже более уверенно направился вглубь магазина.

Ближе к центру все менялось, расцвеченное в шахматном порядке. Кажется, среди потомков Гвиона Уркхарта затесалась парочка зануд. Именно этим Роб объяснил себе расстановку клеток по цвету животных и их размеру. Вот кому еще в голову придет селить детеныша нунды и магического ворона в соседние клетки? Да они передерутся, если не убьют друг друга.

Запах шерсти и перьев забивался в нос, отчего хотелось чихнуть во все горло. Рон терпел. Знал, что неосторожным звуком мог поднять всю живность на уши. Было один раз такое. Роб, тогда еще совсем мальчишка, пришел к охотнику, чтобы попросить пса для охраны. Чихнул… и напугал зверье так, что потом пришлось месяц лечиться от укусов и царапин.

Темно-серый кот внимательно следил за каждым его шагом, демонстративно поджав хвост и прижав уши к голове. Не иначе ― один из фамилиаров хозяев магазина. Умные и неприметные, они прекрасно служили охраной, не требуя постоянного присутствия. Рон присмотрелся и едва не хмыкнул вслух ― у кота оказались весьма знакомые уши книззла.

― Что-то пришлось по сердцу? ― голос продавца, неслышно оказавшегося за его спиной, едва не остановил сердце Рона.

Нелепо подскочив от испуга, Рон схватился за грудь, сдерживая неподходящие для ребенка его возраста ругательства. И кальсоны Мерлина были самым безобидным из того, что рвалось наружу. Пришлось закусить губу до боли, чтобы удержать себя в руках.

― Я пришел за тремя зайцами.

Продавец посерьезнел, убирая улыбку с лица. Глянул остро, будто кинжал кинул в подставленную шею. Спросил хриплым голосом, за которым только опытный слух может различить едва уловимую угрозу:

― Почему решил, что здесь найдешь то, что искал?

Рон ответил как можно честнее, зная, что ложь почуют сразу:

― Один хороший знакомый подсказал, что здесь можно найти любого зверя.

Продавец чуть оттаял, проворчав для порядка себе под нос:

― Знакомый ему подсказал, как же. Наверняка, опять кто-то из старых родов новичков испытывает. В прошлый раз было то же самое. И ведь не откажешь старым пердунам.

Рон услышал, но не стал разубеждать потомка Уркхарта в его мыслях. Несмотря на то, что прошло столько времени, черты Гвиона сохранились в его потомках. Даже сейчас, не зная, кто перед ним, Роб узнал представителя семьи. Да и сложно ошибиться, если каждый из Ловчих обладал недюжинным ростом, густой гривой темных волос, узкими скулами и совершенно неподражаемыми серыми глазами.

Когда Роб только познакомился с Гвионом, тот был настолько плох в чарах, насколько был хорош в боевой магии. Если бы не мечта друга основать свое дело, то тот мог бы стать отличным боевым магом. А то и вовсе ― пойти в вассалы к древнему роду. Охранять Наследника, например.

Если проводить характеристики по факультетам, вокруг которых крутилось все в Англии, то лучший друг был самым настоящим гриффиндорцем: шумным, яростным, пылким и бесшабашным. Гвион успел отметиться в самых крупных заварушках, пока сам Роб занимался лечением тех, кто выжил после боев. Неизменно зачаровывая мелкие амулеты на удачу у него, Роба.

Потомок его лучшего друга вернулся как раз тогда, когда Роб тянулся на мысочках повыше, чтобы разглядеть буквально вбитые в камень черные бобы. Подозрительно знакомые бобы, так как именно похожие он зачаровывал в своем последнем воспоминании той, первой жизни.

Впрочем, гарантировать, что это именно они, он не мог. Сколько веков прошло с той поры! Роб с сожалением отвернулся под насмешливым взглядом продавца.

― Что, понравились? ― спросил мужчина, держа в руках шевелящийся мешок. На плече у него сидела сова с настолько умильным выражением на морде, что Рон не выдержал и хихикнул. Кисточки над бровями делали птицу удивленной, как бы та ни старалась казаться важной.

― Я видел нечто похожее, ― чуть, помедлив, пояснил свой интерес к амулету, Рон. ― Вот и решил посмотреть поближе.

Мужчина хмыкнул, но ничего не сказал. Протянув ему мешок, он сообщил цену:

― Десять галеонов.

Рон вытаращился на него, будто проверяя, не ослышался ли он. Десять галеонов за каких-то тощих зайцев! Да им галеон цена.

Мужчина ухмылялся, будто знал, что так и будет. Может, проверял его. Кто их, этих Ловчих, знает.

Сова возмущенно ухнула и цапнула того за ухо.

― Да не ворчи ты, ― отмахнулся он. ― Должен же я знать, кому вверяю дичь для Охоты.

Рон совершенно по-детски вздохнул и полез за пазуху. Денег у него, конечно, не было. Тем более таких. Все, что он наскреб в комнате, едва тянуло на галеон. Впрочем, он знал, что мог дать Ловчему в обмен на дань для Мабона.

Когда он вытащил чуть примятый цветок из мешочка на груди, казалось, замер весь магазин. Словно разбился в одно мгновение хроноворот.

Мужчина хрипло выдохнул, боясь даже шевельнуться в его сторону.

Знал, чем это грозит.

Роб бы посмеялся, но понимал, что не к месту. Да и если взглянуть на все глазами взрослого волшебника, выходило довольно странно: мальчишка, совсем еще ребенок, приносит в обмен на ритуального зверя редкую траву, которую не каждый взрослый маг может достать.

Впрочем, он не собирался оправдываться или пояснять, откуда достал цветы лихоманника.

― Небесный лихоманник… ― маг, как завороженный, смотрел на ярко-синюю веточку с тремя цветками. Кому как не ему знать, сколько стоит такой цветок, если продать его на черном рынке. И конечно же, Уркхарт прекрасно понимал, что ни за что не продаст редкую удачу, попавшую к нему в руки. Хочет этот странный малец трех зайцев для Охоты, он их получит. Он бы итак отдал, основательно помурыжив пацана. Все же ссориться с влиятельным родом Ллис ему не с руки. Наверняка тот проходил посвящение, вот и пришел без наставника. Доказывал самостоятельность.

Интересно только, как он достал редкое растение для обмена. Если отдавать по чести, то Уркхарт должен был этому мальцу не только зайцев отдать, но и приплатить золотом в придачу. Впрочем, решение проблемы быстро нашлось, нетерпеливо царапнув когтями его по плечу.

― Я, Ольган Уркхарт, отдаю тебе дичь в обмен на небесный цвет, ― негромко произнес мужчина, все так же не подходя к Робу и ожидая, пока тот сам не протянет цветок. Пока магическая сделка не совершена, лихоманник было невозможно получить. Он мог быть отдан только добровольно. На стебле еще виделась капля крови Рона, защищая его от посторонней магии.

― Я, Роб Уэсли, отдаю тебе цветок в обмен на дичь, ― хрипло пробормотал Рон, немного теряясь от уважительного поведения взрослого волшебника. Да уж, вот что с людьми делает жажда наживы и возможности получить редкий оберег. Сам Рон совершенно не жалел о том, что отдал практически задаром небесный лихоманник в полном цвету. Все равно использовать не мог по назначению. Роб знал, что этот цветок используют охотники и воины как сильный амулет во время охоты. Найти сам цветок не представляет трудности, но вот сорвать его могут очень и очень немногие. Для большинства магов он просто был недоступен, исчезая сквозь пальцы как талая вода. Для охотника заполучить притягательный амулет, все равно что выпить зелье Удачи. Никто из данной братии не будет обманывать волшебника, отдававшего редкий цветок. Нельзя злить госпожу фортуну ложью и предательством.

― Чтобы быть честным с тобой, Роб Уэсли, я дарю этого филина, ― продавец магазина не мог не отметить, как загорелись глаза мальчишки радостью и восторгом от его слов. ― У него еще нет имени, так что ты можешь сделать его своим фамилиаром.

― Благодарю вас, Ольган, за этот дар, ― Рон не мог сдержать счастливого вздоха, когда почувствовал на руке небольшую тяжесть от своего нового питомца. От таких даров не отказываются. Только не сейчас.

Мужчина его уже не слышал, бережно сжимая в руках маленький темно-синий цветок. Кто бы знал, сколько он искал его, пытаясь добыть себе удачу в охоте.

Рон, поглядев на довольного Ловчего не смог сдержать ответной улыбки. Некоторые взрослые смешнее некоторых детей в своем желании получить заветную игрушку. Впрочем, над некоторыми вещами стоило подумать: почему Ольган Уркхарт принял его за члена какого-то древнего рода и может ли он все так же создавать охранные обереги из трав.

Аккуратно пересадив филина на плечо, так как рука уже была исцарапана, Рон вышел из лавки.

Большая часть его дел была решена. Осталось лишь провести ритуал для будущего покровителя, вернуться домой и не получить розг на свою задницу. То, что мать будет взбешена, равно как и отец, можно было даже не сомневаться. Молли Уизли накрепко отобьет у него охоту высовываться куда-то дальше заднего двора.

Именно поэтому Рон не стал перемещаться обратно в замок через портал, а бодрым шагом направился в сторону священного Леса. Недалеко от Кернарфона находилась прекрасная роща, куда мало кто захаживал. Это ему по секрету нашептал Эффи, до этого всю дорогу сладко спящий на дне рюкзака. Как только не придавило беднягу.

Маленький брауни обрадовался филину как родному, что-то попискивая и довольно выспрашивая на птичьем языке. Дорога сама словно стелилась ему под ноги и Рон понял, что ему нужно срочно перекусить, так как с самого утра во рту крошки не было.

В рюкзаке лежали криво порубленные сандвичи с беконом и помидорами. Впрочем, когда это внешний вид влиял на вкус для голодного пацана? Это только Малфои могут есть с серебряных тарелок и подтираться шелком, брезгуя простой едой. Это не сам Рон придумал, а отец говорил. Когда приходил после долгого дежурства и едва ли не плевался ядом от несправедливости. Частенько ―в адрес этих самых Малфоев.

Знания и память Роба нашептывали ему не судить людей по чужим словам. Рон поначалу отмахивался от назойливых мыслей, но постепенно, жуя невероятно вкусный сандвич и не думая о восхитительных сосисках, приготовленных матерью на обед, решил принять свое решение по поводу Малфоев. А также всех, с кем его сведет судьба. Вдруг окажется, что Гарри Поттер тот еще заносчивый засранец.

Рон так и не понял, как именно себя ощущать ― взрослым в детском теле или ребенком с опытом взрослого. Он только надеялся, что ритуал призыва покровителя поможет ему определиться и расставит все по местам.

Поплутав немного между узких проулков, он вышел к малому порталу. Тот вел к окраине города. Что-то вроде стены в Дырявом котле, отделяющей Косой переулок от магловского мира. Только вот тут портал располагался не в стене, а в статуе. Честно говоря, уродливой статуе. Рон так и не понял, что за зверь был изображен ― то ли вепрь, то ли толстый пес, то ли сгорбленная ведьма. Скульптор явно пытался изобразить нечто неведомое. Просунув руку внутрь то ли пасти, то ли рта, Рон дернул за язык и закашлялся от пыли, попавшей в рот.

Перемещение было мгновенным. Не чета аппарации. Рон стоял на обочине чрезвычайно пыльной дороги, по направлению к лесу. Двигаться следовало на восток. Достав метлу с тягостным вздохом, Рон забрался на нее и полетел в сторону рощи.

Да уж, пыль на десерт точно не входила в его планы.

Неметон встретил его шумом листвы и влажно-горьким запахом опавших листьев.

Земля была усыпана ржаво-красными листьями, что вперемешку с зеленеющей травой создавали неповторимый узор осеннего леса. В других, не волшебных, рощах осень не так явно заявляла свои права. По-крайней мере, Рон не замечал такого буйства красок в лесу рядом с домом. То ли здесь уже поселились духи осеннего цикла, то ли, наоборот, сказалось присутствие Рогатого там.

Рон не знал. Да и не хотел забивать голову ненужными размышлениями.

Он с восхищением рассматривал могучие стволы деревьев, чей возраст превышал обе его жизни. Как и разницу между ними. Кора дубов так и манила к себе прикоснуться, нагретая за день. Теплая, она казалась кожей, скрывающей биение чужого сердца. Только вот жизнь была в ней заключена древняя, нечеловеческая.

Рон следовал за Эффи, ведущему его вглубь леса. Дорога безумно напоминала тропу Рогатого, но он отмел ненужные мысли. Зайцы, полученные от Ольгана, шевелились в мешке, живо напоминая о причинах, заставивших его проделать такой путь. Мыслить о том, как именно подарить подношение Мабону, толком не получалось. Бог охоты, единственный Псарь, под чьим началом ходят щенки белой суки Рими ― оборотни.

Свежевать зайцев Рон не осмелился, да и не получилось бы: он не взял с собой ни ножа, ни чего-то похожего, чтобы провести ритуал. Чашу тоже не взял, чтобы окропить жертвенной кровью рядом с алтарным камнем место подношения.

Рон натаскал веток, сухостой, на который ему указывал брауни, чтобы разжечь костер. Очертил припасенным углем круг, чтобы огонь не повредил лесу. Разложил хлеб, яблоки и флягу с водой.

Не ахти какое богатство, но он надеялся, что зайцы, отданные богу, смогут скрасить подношение.

Читать катрены и центурии было сложно. Слова с неохотой ложились на язык, будто густая вязкая нить янтарного меда, тянущаяся вокруг него. Тонкие струны силы, словно опутывали круг, не давая шевельнуться. Рон чувствовал, как магия тонко звенела и стягивалась к фляге, словно в малый водоворот. Двигаться было страшно. Казалось, что если он сделает шаг, то нарушит хрупкое равновесие и вся сырая сила, что стягивалась к месту ритуала, обрушится на него, придавив своей мощью.

Охотник появился неслышно.

Легкой тенью шагнул на край круга, скрытый от взгляда Рона. Он бы и не заметил ничего, если бы не сдавленный писк Эффи. Рон взглянул на брауни и заметил, что тот трясся, словно осиновый лист на ветру. Само присутствие бога было неощутимым, все перекрывали нити магии, древней как сама жизнь.

Рон осторожно распутал веревки мешка, выпуская на волю диких зайцев, что метнулись серой стрелой вглубь леса. И увидел только смазанный силуэт огромного волка. Багряно-рыжего, как лучи уходящего солнца.

― Зачем ты пришел, щенок? ― голос Мабона оказался рычащим и низким. Чуть рокочущим и вибрирующим. Словно нити магии. И неясно, мерещилось ли так Рону из-за ритуала или эхо слов отдавалось в такт биению сердца.

― Я пришел, Мабон ап-Модрон, чтобы встать под тень твою, ― дрожащим голосом произнес Рон. Да и как не пугаться, если прямо напротив тебя стоит бог в обличье гигантского волка, чья окровавленная пасть находится над твоей головой. Ведь кем еще может быть Охотник как не вожаком стаи? ― Чтоб идти по следам твоим и жить по закону стаи.

― Смелые слова, щенок, ― дыхание Мабона коснулось волос Рона, что зажмурил глаза от страха быть сожранным. Он боялся даже дышать, пока бог обнюхивал его. Пара капель крови из пасти упала на щеки, но он даже не подумал стереть их. Потом, все потом, когда Мабон отойдет чуть дальше. Иллюзий насчет себя Рон не строил. Если богу не понравится его жертва и он сам, то его ничто не спасет. Волки никогда не отпускают свою жертву. Лишь почувствовав теплое и шершавое на коже, он понял, что Мабон лизнул его, стерев со щек капли крови. Благословив и согласившись на его просьбу. ― Я принимаю тебя.

― Благодарствую, Охотник, ― Рон не стал кланяться, лишь открыл глаза, больше не боясь встретиться взглядом с Мабоном. Цвет глаз у него был янтарно-желтый, почти медового цвета. С лисьим прищуром, бог наблюдал за ним уже в обличье человека, весело хрумкая яблоками и запивая их водой из фляги.

― Не бойся, щенок. Я дал слово. Лучше иди сюда и раздели со мной трапезу.

― Х-хорошо, ― чуть не запнувшись о собственные ноги, ответил Рон, осторожно приблизившись к центру круга.

― Ешь, ― велел Мабон, чуть не силком сунув ему в руки яблоко. ― Тогда обряд будет закреплен.

Рону ничего не оставалось, как впиться зубами в удивительно сладкое яблоко, попутно размышляя о том, что в прошлой жизни, будучи Робом Уэсли, ему такой чести не доставалось.

Мабон исчез в одно мгновение.

Рон отвлекся буквально на миг, чтобы взять еще яблоко, а когда поднял взгляд, ― на поляне был один. Эффи, понятное дело, еще в начале их трапезы смылся вглубь леса, чтобы не попасть на глаза божеству. Рон это сравнил бы это с заведомо провальной попыткой малыша удрать от бдительного ока родителя. Любое волшебное существо одновременно жаждет встречи с древнейшими и одновременно боится ее. Так повелось издавна, когда Тир-на-Ног скрылись в холмах и укрылись от людского глаза.

Листья, поднятые потоком силы, снова лежали на земле. О том, что здесь только недавно находился бог охоты, напоминала только пустая фляга с водой. И амулет, лежащий рядом с ней как знак, что бог принял его под свою защиту. Обычный клык на кожаном шнурке. Однако Рон даже не хотел думать, кому он принадлежал.

Меньше знаешь, крепче спишь. Правда, иногда Рон хотел знать слишком много.

Полупустой желудок напомнил о себе глухим бурчанием. Ненасытной утробе показалось слишком мало то подношение, которое он слопал в один присест. Сразу навалилось все: гудящие от усталости ноги, ноющие плечи от тяжелого рюкзака, саднящее колено от падения.

Рон сразу вспомнил, что дома его наверняка уже хватились и родители подняли на уши всех вокруг. То, что Молли и Артур Уизли будут равнодушны к его пропаже, ему не верилось. Не та семья. Да и кто из магов останется равнодушен в потере собственного ребенка?

Рон выбрался из леса довольно быстро. Эффи восторженно пищал, когда выкатился ему под ноги рядом с главной тропой. Брауни держал горсть сине-зеленой яженики, волшебной ягоды, сравнимой лишь с бузиной, расцветшей в Самайн. Гордо показывая Рону, он протягивал ягоды маленькими ручками, едва не роняя от тяжести.

― Где ты ее нашел? ― удивленно воскликнул Рон, аккуратно принимая добычу и пряча в карман. В руке у него осталась лишь одна ягодка, переливавшаяся янтарным цветом.

Эффи не ответил, только хитро улыбнулся. Дескать, не дело человеку знать все секреты нечисти.

Рон шагнул прочь из леса, следуя за брауни, ведущим его по тропе. В голове у него постепенно все складывалось все в единую картину. Да, он получил знания Роба Уэсли, но остался ли он Роном Уизли, девятилетним мальчиком из семьи Предателей крови? Рон не ощущал себя древним старцем, получившим молодое тело.

Он считал, что остался таким же, как и был. Только знал теперь, куда нужно было смотреть. И как именно.

Когда брауни потянул его за штанину, привлекая внимание, Рон очнулся не сразу. Он был слишком погружен в собственные мысли, чтобы заметить странное. Ноги скользнули на зеленую траву, прочь с надежной тропы и шум птиц сразу ворвался в его мысли. Рон привык доверять Эффи не думал, что тот мог завлечь его в самую глубь леса, чтобы причинить вред. Если бы хотел, мог бы убить сотню раз.

― Что ты делаешь? ― спросил Рон, все так же следуя за маленьким брауни. Тот был едва заметен в траве и Рон тратил все усилия, чтобы не потерять своего проводника. ― Нам же нужно к тропе.

― Дерево, ― произнес Эффи. ― Священное дерево. И мы будем дома.

― Какое дерево, Эффи? ― непонимающе спросил Рон. Он не знал, о чем именно тот говорил. Ему оставалось только доверять и послушно следовать за тем, кого принял и с кем разделил трапезу.

― Дерево под холмом.

Рон только пожал плечами. Если чего-то не знаешь, не нужно стоять на своем. Возможно, именно другой разбирается в чем-то лучше тебя. Не дело спорить человеку с волшебным существом по поводу магии и мистических мест.

Дерево было непримечательным. Рон, будучи один, прошел бы мимо и даже не задумался. Обычный ясень с развилкой из двух стволов, стоял, переплетясь ветвями. Эффи упорно тащил прямо к нему, чтобы Рон прошел через тот промежуток. Узкий, но не настолько, чтобы девятилетний мальчишка мог застрять между деревьями.

Шагнув, Рон не увидел ничего. Ни свечения, ни какого-либо гудения воздуха. Он не слышал ни треска, ни единого шороха.

Он стоял на опушке леса, рядом с дорогой, что вела к Норе.

Эффи довольно урчал, забравшись в карман куртки и поедая яженику. Довольное чавканье вывело его из ступора, в который Рон впал, стоило увидеть родной дом.

― То есть я мог не морозить зад на метле, а просто шагнуть через портал?! ― взвыл Рон от вопиющей несправедливости. Он столько всего передумал, пока планировал свою вылазку, а Эффи в один момент перенес его из Валлиса домой. Его затопило невероятное облегчение. Не нужно было переживать о том, как вернуться домой. Да и придумать отмазку становилось гораздо проще.

Обижаться не имело смысла, тем более на друга. Рон уселся на землю и смотрел на дом, что был отлично виден с опушки. Залитый солнечным светом, он казался настолько близким, что все тревоги казались бесполезными и не стоящими его внимания.

Он хотел понять, кто он и как жить дальше. Идти путем Роба Уэсли, травника из Лютного переулка или же попытаться найти путь Рона Уизли, шестого сына и пока еще простого мальчишки.

Он не знал, какой выбор будет правильным и нужно ли выбирать.

― Жабы! Лучшие жабы в Косом!

― Новейшие модели метел! Нимбус! Метеор!

― Зелье от подагры! Бодроперцовое!

― Самые дешевые ингредиенты для зелий!

Рон привычно скользнул в сторону, когда пробегал мимо Дырявого Котла. Каменная арка постоянно двигалась, пропуская магов, приходящих со стороны Лондона. Проскользнув между кафе Фортескью и магазином старинных артефактов, он толкнул знакомую до малейшей трещинки дверь. Колокольчик подал привычную мелодию и Рон аккуратно придержал нить заклинания, оповещавшее хозяина о приходе покупателя.

Вот уже как полгода он работал в лавке подержанных вещей Альсивариуса. Поначалу приходилось туго: мать наравне с отцом уперлись не хуже баранов и ни в какую не хотели отпускать его работать. Рону приходилось каждый раз сбегать в Лондон, придумывая все новые способы перемещения.

К слову, после той памятной поездки в Валлис, Рон неделю мог передвигаться только стоя, так как мать выдрала его по старинке, крапивой и наложила какое-то заковыристое заклятие, отчего эффект порки держался намного дольше.

Близнецы, на удивление, молчаливо поддержали его решение и всячески помогали. Дело дошло до того, что Фред изображал отравление собственным зельем, пока Рон вылезал в окно на кухне. Джинни оставалась в стороне, не мешая ему, но и не ябедничала матери.

Перси пропадал в архивах Министерства и не мог никак повлиять на младшего брата, да и не стремился к этому.

Сам Рон упорно двигался к мысли, которая пришла к нему после ритуала с Мабоном ― попытаться снова открыть свое дело. Конечно, он не мог работать с зельями как раньше, но кто лучше него знал растения? Кто мог добыть редкий цветок и создать амулет для привлечения удачи?

Рон хотел устроиться в Лютный, так как тот был ему намного ближе по духу. Каждый закоулок и тайный ход был в свое время вызубрен наизусть. Он мог пробежаться по самым злачным местам с закрытыми глазами и проскользнуть легкой тенью в неприметный лаз.

Однако он отказался от своей идеи. Ему не исполнилось и десяти лет, он полностью зависел от слов родителей, и у него даже своей волшебной палочки не было. Рон представлял себе, что делали с глупыми и наивными мальчиками обитатели Лютного.

Пустить на ингредиенты для зелий ― самое милосердное, что можно придумать для ребенка-волшебника.

Поэтому Рон, в один из дней, наполненного бессмысленного блуждания по Косому переулку и набрел на магазин старьевщика Альсивариуса. Небольшое здание, притулившееся поодаль от кондитерской Шугарплама, не привлекало особого внимания. Да и ясное дело, почему ― третий ряд магазинов, расположенных вглубь проулка и главной аллеи, были в основном для тех, кто не мог одеваться в «Магазине мадам Малкин» или в «Твилфит и Таттинг».

Сам Альсивариус выглядел дряхлым стариком: согнутый в три погибели, с небольшой седой бородой и с моноклем в левом глазу, он создавал впечатление немощного мага. На которого плюнь и он переломится. Однако Рон углядел то, что поступь мага была уверенной, а двигался старьевщик очень шустро. Мантия, хоть и выглядела под стать магазину, была сшита из добротной немаркой ткани.

Именно он предложил Рону подработку за которую платил смехотворные деньги. Десять сиклей в месяц. Однако для него и это было весьма неплохой суммой. Рон не знал, что такого углядел в нем старый волшебник, но договор заключил именно с ним без ведома родителей. И не отвернулся, услышав фамилию.

Именно так и началось его противостояние с матерью. Рон упорно сбегал на подработку, с головой окунаясь в древние книги и пыльные сундуки. Чего только не несли люди в поисках денег. И что только не стремились найти. Однажды Рон стал свидетелем как одна почтенная матрона копалась среди кучи драных карт, так как считала, что именно у них находилось редкое издание, принадлежавшее семье Блэк.

― Пришел? ― Альсивариус выглянул из подсобки, отметив его встрепанный больше обычного вид. ― Иди причешись и разбери третью полку в десятом отсеке. Там уже мыши завелись. Заклинание знаешь.

― Хорошо, ― буркнул Рон, упорно пытаясь пригладить вздыбленные волосы. Пролезать тайком сквозь чужой камин, по сквозной сети ему еще ни разу не приходилось. Вот и пришлось покрутиться среди магов, углядев в нескольких гостиных недовольных хозяев.

Еще немного и мать отступится. Он в это верит. Равно как и в то, что Мабон приглядывает за ним, как за членом стаи. С одной стороны, Рон понимал чувства Молли Уизли, так как никакой матери не захочется признавать себя неспособной дать своему ребенку все, что необходимо. Но с другой ― хотел независимости.

Близнецы понимали его и сами хотели того же. Только вот мечтой Фреда и Джорджа был магазин приколов. Они еще в семь лет нарисовали себе его и каждый день стремились к своей мечте.

На самом деле магазин был куда больше, нежели на первый взгляд.

Да и на второй тоже.

Не иначе кто-то поиграл с пятым измерением, как бывает, если зачаровывают сундуки, сумки или кошельки. Десятый отсек был полностью посвящен астрономии. Если бы кто-то из покупателей смог заглянуть в эти бесконечные вереницы шкафов и сундуков, то мог бы увидеть немало интересного.

В десятом отсеке потолок был зачарован на манер звездного неба. Не так как в Большом Зале Хогвартса, когда потолок полностью отражал погоду вне замка. Все созвездия мягко переливались, планировали и светились, располагаясь на стенах, потолке, книжных полках, изредка сползая на пол. Рону приходилось глядеть под ноги, чтобы ненароком не наступить на игривую Кассиопею или созвездие Гончего Пса.

Днем они светились мягким зеленоватым светом, впитывая в себя редкие солнечные лучи, что падали из маленького решетчатого окошка, расположенного на самом верху. Ночью же, по рассказам Альсивариуса, они начинали сиять своим истинным, бледно-белым светом.

Карты действительно пришли в негодность. Это Рон осознал, стоило только ему увидеть тот ворох пыльного барахла, небрежно сваленного в одну кучу. Местами рваные, разрисованные, погрызанные неизвестным зверьем, они вызывали чувство жалости. К самому себе. Потому что Рон прекрасно знал, что ему придется рассортировывать их не только по внешнему состоянию, но и по содержанию тех пометок, примечаний и просто записок, оставленных их прежними владельцами. Для десятилетки — то еще занятие.

Впрочем, ему это нравилось. Да и если думать об учебе в Хогвартсе, то, по словам братьев, одним из обязательных предметов как раз будет астрономия. Он плюхнулся на пол и, вытащив из кармана заранее припасенное яблоко, принялся разбирать карты. Он раскладывал их вокруг себя, формируя собственную маленькую вселенную. Заклинания очищения и починки ему удавались на ура.

− Так, кажется, тут слишком много нытья, − пробормотал себе под нос Рон, разглядывая очередную карту. На ней практически не было чистого места, заполненного пометками некого Титуса Смелпеппера. Сей маг проживал в пятнадцатом веке, и все его изыскания были наполнены нескончаемыми жалобами на отвратительный суп, кошмарные зелья от простуды и плохую погоду. Судя по записям, ему было девятнадцать лет, и он проживал неподалеку от владений Ноттов. Тех самых Ноттов, которые были на стороне Того-кого-нельзя-называть в Первой Магической войне.

Среди всей чепухи, Рон увидел интересную запись про покровителей старых богов. Вгрызаясь в кислое твердое яблоко, и с хрустом откусывая сочную мякоть, Рон с трудом разбирал ужасный почерк, чтобы добраться до сути измышлений. Титус писал настолько невнятно и непонятно, что понять его писанину было задачкой не из легких.

Если отбросить бесполезную шелуху, то Смелпеппер пришел к выводу, что не последователи выбирали себе божество, а наоборот. Даже если человек принадлежал к роду пахарей или пекарей, то покровитель мог изменить его судьбу и сделать воином или лекарем. Другое дело, что не каждый будет достоин того, чтобы его отметили благословением. Наверно, именно так и получали истинных воинов и лидеров. Чего только стоил Вильгельм Завоеватель, подмявший под себя саксов или Рагнар Лодброк, открывший новые земли и завоевавший множество земель.

Рон любил такие моменты. Когда можно изучать интересные истории, сидеть на прохладном полу, вдыхать книжную пыль и не думать о том, где ночевать в следующую ночь и как не подохнуть от голода. Жизнь Роба Уэсли не баловала того своим расположением. Скорее, ему приходилось выгрызать себе каждый кусочек счастья и права на свободу. Начиная с того момента, как он остался совершенно один, ему ни разу не доставалось что-то просто так. За все приходилось платить. И не всегда деньгами.

За некоторые важные вещи он платил куда большую цену.

Рону невероятно интересно, кем именно является Роб Уэсли. Его предком или простым магом, душа которого притянулась по невероятному стечению обстоятельств к нему. Изучать родовое древо было занятием бесполезным, так как еще прадедушка Уизли сжег все книги. Рон, конечно, мог бы обратиться в архив Министерства, но кто его туда пустит без волшебной палочки?

Сколько прошло времени, он не знал. Его полностью захватило задание. Он рассортировал больше тридцати карт, аккуратно раскладывая их для хозяина лавки. Тот обязательно проверит его труд и Рону не хотелось подводить старика. Радовало уже то, что ему не приходилось заново учиться читать и писать. Конечно, объяснить прозорливому магу, откуда Рон в свои неполные десять лет знал древнеанглийский, и несколько наречий гэльского было проблематично, но он сумел отбрехаться, что, дескать, его учил брат самым азам.

Валить все на Персиваля Уизли было довольно просто, так как тот действительно славился среди торговцев в Косом как самый занудный и педантичный заучка из всех ими встреченных. Равенкловцы, представители орлиного факультета, были умными, но их разум был другим. Перси же брал все измором. По крайней мере, успешно следовал своей маске.

− Мерлиновы подштанники! Рональд, какого квайса ты тут расселся? — Альсивариус стоял на пороге отсека и оторопело смотрел на него. — Ну-ка живо брысь домой! Что я матери твоей скажу? − маг подхватил его за шкирку и встряхнул как котенка, разом придавая более приличный вид: мантия разгладилась, волосы легли единой волной, а ботинки засверкали, словно их начистили ваксой. − Время ужина, а ты все еще тут торчишь!

− Все в порядке! — запротестовал Рон, которому хоть и было приятно чувствовать заботу, но уходить не хотелось. — Я просто зачитался…

Маг прищурился, хитро глядя на него.

− Боишься, мамку-то? — спросил он, впрочем, заранее зная ответ. — Правильно делаешь, что боишься. Она у тебя ведьма сильная. Такую лучше не злить.

Альсивариус осторожно опустил его на пол и развернулся к выходу, удивительно шустро поковыляв в сторону пустых стеллажей. Рон послушно следовал за ним, удивляясь словам старика насчет родительницы. В голову лезли разные мысли, начиная от той, где его мать гоняла Того-кого-нельзя-называть по полям и болотам, и заканчивая картинкой, где Молли Уизли сама была темным магом и могла наподдать самому Аластору Грюму, скрючив того в бараний рог.

Чего только не привидится, после изучения заумной дребедени и древних карт.

Знакомство с Невиллом Лонгботтомом происходит случайно.

Рон заскочил на минуту в магазин ингредиентов, чтобы узнать цену сушеных лапок скарабея, а когда вышел — едва не врезался в высокого толстощекого мальчишку, что с любопытством осматривал витрину, не делая попыток войти внутрь. Чудом избежав столкновения с неожиданной преградой, Рон не смог удержать стопку книг в руках и несколько старых томов оказались на земле. О том, что с ним сделает Альсивариус за порчу ценных экземпляров, Рон постарался не думать. Он нагнулся за книгами, поддерживая оставшиеся перед собой, но те уже были в руках мальчишки.

― Легилименция? ― незнакомец удивленно посмотрел на название тома. ― Разве книги Эйрика Белобородого можно выносить из поместья?

― Верни, ― угрюмо пробурчал Рон. Ему с каждой секундой все больше и больше не нравилось происходящее. Этот парнишка мог вполне настучать аврорам и тогда можно будет попрощаться с непыльной подработкой в магазине. Каким бы добрым и мудрым Альсивариус ни был, он не будет держать у себя работников, что белым днем разгуливают по Косому переулку со стопкой условно запрещенных книг, даже куском ткани их не прикрыв.

― Да пожалуйста, ― книги передают обратно и Рон делает то, что вообще-то должен был сделать с самого начала: убирает все в сумку. Незаметно уколов мизинец о булавку, он проводит кровью по краю замка, чтобы уж точно никто не мог открыть без его ведома.

В белесых светлых глазах светился испуг и нечто такое, чему Рон не мог подобрать описания. Что-то, чему не было названия ни от его знаний Рона Уизли, ни от памяти Роба Уэсли. Словно черная дымка в глубине зрачков, она закручивалась спиралями, завораживая. Поняв, что безбожно долго пялится в чужие глаза, Рон встрепенулся и попытался обойти странного парня. Тот шагнул в ту же сторону. На недоуменный и немного раздраженный взгляд Рона, и немного неловко улыбнулся и протянул руку:

― Меня зовут Невилл Лонгботтом, ― произнес он чуть хрипловатым голосом. ― А тебя?

― Рон Уизли.

Руку он игнорирует, что заставляет улыбку на губах Невилла поблекнуть. Рон не знал, что этому странному парню от него нужно, да и не хотел знать. Он знал про эту семью.

Родители Невилла тоже были в Ордене Феникса во время Первой Магической и нарвались на Беллатрикс Лестрейндж. Итог: два свихнувшихся волшебника доведены до состояния овоща и лежат в Мунго, а самого Невилла воспитывает бабушка. Судя по слухам, бродящим среди волшебников ― настоящий кремень и железная Леди.

Однако мысль, что внезапно пришла ему в голову, не дала ему просто развернуться и уйти. Рон понял, что смущало его в этом мальчике. Взгляд. Такого не бывает у простого ребенка девяти лет.

Поэтому он пожимает ладонь Невилла и спрашивает:

― Тебе нравится зельеварение? ― наблюдая, что тот удивлен, Рон мотает головой в сторону магазина: ― Что интересовало?

Невилл выглядит неуверенным, однако с каждой минутой их разговора словно отбрасывает эту маску.

― Я хотел узнать, есть ли у них шкурка бумсланга.

― Оборотное? ― деловито спрашивает Рон, зная для каких целей и для чего используется этот редкий и дорогой ингредиент. ― Вряд ли ты ее найдешь в такой лавке, ― как бы Рон ни уважал старика, держащего этот небольшой и неприметный магазин, но не мог не признать, что на одних лапках скарабея и жучиных глазах толковый бизнес не построить. ― Ее можно спросить у Яксли.

― Нет, мне для другого, ― отвечает Невилл, пугливо вжимая голову в плечи. Смотря на Рона внимательно, словно проверяя.

Рону хочется смеяться, так как он видит, видит, что судьба столкнула его с интересным человеком. Пухловатый, светловолосый, светлоглазый, Невилл Лонгботтом был на голову выше самого Рона. Крупный и обещавший вырасти в настоящего медведя мальчик, тем не менее, производил впечатление забитого и зашуганного ребенка.

Однако не был им.

Рон мог прозакладывать своего покровителя, но не верил в этот спектакль. Хотя, может быть, это было маской, которую еще не научились толком носить. Рон не знает, но ему интересно. Почему он подошел первым и решил познакомиться? Ведь не мог не знать приметный цвет волос, отличавший его семью. Не мог не знать, какие слухи ходят про их семью.

Рону интересно, именно поэтому он зовет Невилла за собой в лавку Яксли, что располагается в Лютном переулке. На что только не пойдешь, чтобы узнать, кто находится рядом с тобой ― не по годам умный ребенок; взрослый, прикидывающийся ребенком под обороткой или взрослый, ставший ребенком.

Рон не считает себя гением, но ему нравится решать загадки. Даже если загадку он выдумал для себя сам.

― Тут недалеко, ― произносит он. ― Через два проулка. На самой границе с Лютным.

― Светлый маг из семьи Уизли спокойно идет в Лютный, ― произносит Невилл и сложно сказать, чего в его тоне больше: восхищения, насмешки или ехидства. ― Я думал, ты покажешь мне кафе Фортескью.

― Да какой там светлый маг, ― отмахивается Рон, пряча в уголках губ улыбку. Он не ошибся. ― Такой же, как и вы, мистер Лонгботтом.

И не покривил душой ведь ни на кнат. Такой же.

* * *

Элвир Яксли был отличным парнем.

Смекалистым, прижимистым и знающим все обо всех. Рон познакомился с ним благодаря Альсивариусу. Забежал по поручению в лавку и увидел, как несколько парней лет четырнадцати отчаянно спорят о чем-то с мальчишкой помладше.

Рон подобрался поближе, прислушался и едва не потерял челюсть где-то под порогом.

Мелкий проныра-Яксли, как его все звали, за весьма скромную плату рассказывал обо всех слухах, ходивших в Лютном: у кого среди контрабандистов завалялся товар, кто собирался податься в наемники, какой отряд сорвал куш, а кого загребли авроры ― он мог рассказать все в подробностях и деталях. Недаром его отец владел пабом, куда стекались волшебники всех мастей.

Рон пару раз помогал Элвиру с амулетами, мастеря простенькие ловцы снов, а тот в ответ никогда не оставлял своего приятеля без парочки любопытных слухов. Если уж узнавать про такой деликатный ингредиент, то только у него. Порой Рон задумывался о том, насколько все относительно в жизни. Раньше, когда он был Робом, все слухи и новости ему рассказывал Уркхарт, а теперь он нашел такого же десятилетку, который знал ничуть не меньше. А то и больше, если делать скидку на возраст.

Впрочем, таких ошибок Рон никогда не совершал. Знал, чем могло аукнуться. Волдеморт недооценил обыкновенного младенца и превратился в кучку пепла. А ведь был могущественным темным магом и имел все задатки стать великим. Но история не терпит сослагательного наклонения и все случилось так, как случилось.

― Куда мы идем? ― спросил Невилл, подозрительно оглядываясь по сторонам. Да и было с чего. Рон вел его самой короткой дорогой, не размениваясь на чистенькие улочки. Самая короткая дорога — не самая удобная, именно поэтому они шли через грязный проулок, в котором протиснуться можно было едва-едва, а Невиллу было тяжело идти, не угваздав одежду в пыли и мусоре. Рону в этом плане было куда проще. Он привык носить задрипанную мантию, которую было ничуть не жаль, даже если на нее угодит какое-нибудь вонючее зелье.

― Осталось совсем чуть-чуть, ― ответил Рон, перепрыгивая через небольшую кучу мусора. Оставленную прямо посреди дороги. ― За следующим поворотом будет паб «Три свиньи». Там живет мой знакомый. Он и подскажет, как достать то, что тебе нужно.

― Бабуля меня проклянет, ― пробормотал Невилл, впрочем, без особой грусти в голосе. Словно сказал привычную для себя вещь, ставшую нормой и обыденностью. ― Вот как есть проклянет. Наверняка превратит в муху и заставить ползать между хищными растениями.

Рон отмечал его бубнеж на границе сознания и не акцентировал на нем внимания. Подумаешь, бубнит себе под нос, человек. Не ноет же, вот что самое главное. Рон ненавидел три типа людей: нытиков, предателей и лжецов. Со всеми остальными, как он знал на собственном опыте, можно было иметь дело. Иногда хорошее, иногда не очень. Зависело от обстоятельств и способа ведения разговора.

Наконец, показалась знакомая вывеска, и Рон рванул к ней на всех парах, радуясь тому, что наконец, выберется из этой грязищи. Порой, ему было интересно, почему отец Элвира, солидный и благородный маг, назвал паб именно так. Как со смехом ему поведал приятель, название было отличной отсылкой ко всем сторонам Первой Магической войны.

Что сторона Темного Лорда, что сторона Дамблдора, что сторона Министерства ― все думали только о своей выгоде и ни о ком другом. Так что простые маги выкручивались как могли и выживали между трех огней.

― Элвир! ― крикнул Рон, завидев приметные белые вихры Яксли. ― Стой!

Он боялся не успеть перехватить приятеля, прежде чем тот опять улизнет по своим делам. Тот куда-то собирался, судя по всему. На плече у него сидел, нахохлившись, старый облезлый ворон с недобрым прищуром и огромными когтями.

― Уизли, ― добродушно поприветствовал его Элвир, остановившись у дверей паба. ― По делу или без дела?

― По делу, ― выдохнув, произнес Рон. Невилл как раз подошел к ним, остановившись позади Рона и давая ему право разговора. ― Нужно кое-что узнать.

Элвир тут же оживился, серые глаза его заблестели, а тонкие пальцы покрепче вцепились в ремень сумки, переброшенной через плечо. Даже курносый нос, покрытый веснушками, и тот пришел в движение.

― Сорок кнатов сейчас и двадцать после, ― деловито произнес он, незаметно для окружающих, начертив руну пяткой башмака. Да уж, в этом был весь Яксли: паранойя в лучших традициях Аластора Грюма, деловая хватка Мундунгуса Флетчера и фамильная жажда наживы.

Рон лишь усмехнулся. За это он ему и нравился. Приятно иметь среди знакомых людей, для которых время деньги, а деньги ― возможность узнать еще больше и, соответственно, продать. Среди маглов был такой народ, евреи, и их умение делать деньги из воздуха давно стало нарицательной чертой. Если бы Рон не знал, что семейство Якли были чистокровными англичанами, то заподозрил у них в предках именно представителей этого народа.

― Сначала выслушай, ― попросил Рон. ― А потом уже называй цену.

― Конечно, ― мотнул головой Элвир. ― Но деньги вперед.

Рон посторонился и Невилл, до этого стоявший молчаливым истуканом, послушно отсчитал требуемую сумму. Как только монеты оказались в маленьких ладонях Яксли то тут же словно исчезли. Раз, и никаких денег не было. Словно испарились.

― Слушаю вас, ― уже другим тоном сказал Элвир, делая более расслабленный веселый вид. Не для них. Для окружающих магов. Вряд ли кто-то пристально следил за тремя мальчишками, стоявшими на углу не самого лучшего паба, но осторожность был превыше всего. Да и руны отвлечения внимания были не самым надежным средством. Однако денег на сферу Руина, делавшую всех участников разговора незаметными, неслышимыми и невидимыми, не было ни у Яксли, ни у Рона, ни уж тем более ни у Невилла.

― Моему, кх-кхм, другу, ― начал Рон, ― нужна шкурка бумсланга. Сам понимаешь, к Сапиусу идти бессмысленно. Он работает только с разрешенными Министерством ингредиентами. В самом Лютном нам никто не продаст, скорее, ограбят и добавят круциатус для ускорения, чтобы не шастали, где ни попадя.

― Понимаю, ― почесал задумчиво подбородок Элвир. ― Оборотное? ― спросил он, обращаясь уже к Невиллу. Тот лишь помотал головой. ― Что ж, ― протянул он, ― Думаю, я могу вам помочь. Какой суммой располагаете?

― А какая нужна? ― уточнил Невилл и Рон едва не заржал, смотря на двух мальчишек, пытающихся надуть друг друга.

― Десять галеонов — это минимум, ― произнес Элвир, разочарованно вздохнув и перестав сверить напряженного Невилла взглядом. Наверняка, паршивец, думал стрясти еще с поставщика проценты за посредничество. ― Я знаю, что недавно в отряде Элдара как раз всплывали разговоры о них. Но нужно уточнить.

― Какой срок?

― До завтра, думаю, ― ответил Элвир. ― Если все будет удачно, то пришлю копию контракта через Уизли. Там же будет стоять окончательная цена.

― Хорошо, ― согласился Невилл, а Рон подумал, что такими темпами брать деньги за сводничество нужно будет уже ему.

Впрочем, почему бы и не помочь будущему приятелю забесплатно?

Как говорится, отплатить тот всегда успеет, было бы чем.

На том они и разошлись. Элвир неуловимым движением башмака стер руну и что-то начал болтать о вервольфах, мандрагорах и поступлении в Хогвартс, а после быстро улизнул по своим делам. Рон и Невилл постояли, подождали пару мгновений и, увидев, что никто к ним так и не прицепился, вернулись обратно в Косой. Рон побежал к старьевщику, мысленно подсчитывая, сколько раз Альсивариус будет нудеть на тему опозданий. Старик очень не любил, когда тот задерживался где-то.

Впрочем, самое главное он сделал ― забрал книги Эйрика для перепродажи.

В лавку к старьевщику захаживает самый разномастный народ.

У каждого свои причины: кто-то за дешевыми книгами; кто-то в поисках редких вещиц, кто-то пытается продать из своих запасов.

Рон убежден: никто и ничто не даст такого опыта, как работа с людьми. К каждому нужно найти свой подход, каждого нужно оценить и подобрать то, в чем он нуждается. Неважно, будет ли это благородная богатая дама из семейства Блэк или семья маглорожденных, впервые оказавшиеся в Магическом Лондоне.

Рон не умел оценивать вмиг состояние клиента по его внешнему виду за пару мгновений, но он активно учился. Наблюдение и терпение ― главные качества, которые он сумел привить себе, буквально усмиряя собственную неуемную натуру. Тут-то и пригодилась любовь к шахматам. Когда выдавалась свободная минута, Рон упрашивал Альсивариуса сыграть с ним партию-другую. Иногда они засиживались допоздна и мать буквально за ухо притаскивала пропавшего сына домой.

Рон лишь смеялся на причитания матери и потирал пострадавшую часть тела. За всеми словами слышалось искреннее беспокойство. Броши в семье так и не сняли, несмотря на то, что после того случая прошло довольно много времени. Зато, как искренний прогресс ― ему стали давать мясо. Правда, только в отварном виде. Что-то там с желудком, как заявил колдомедик после вопроса Рона, почему такое разделение в еде.

Рону пришлось смириться и внимательно смотреть за тем, что ему подавали в пабах и кофейнях. Не всегда удавалось вернуться домой вовремя, а кушать хотелось практически постоянно. Так что он уточнил у матери, что еще ему было нельзя. Оказалось, довольно много вещей.

Однако Рон не жалел об этом. Сам виноват. Нечего было жрать плод творческих усилий близнецов. Ведь прекрасно знал их характер, но все еще попадался на удочку этих хитрецов.

Впрочем, Эффи, его маленький друг, активно занимал все свободное время этих прохвостов, вмешиваясь в их эксперименты. Что он там делал, было непонятно, но Рон его попросил приглядеть за этими оболтусами. Вот брауни и выполнял его просьбу со всей ответственностью. Порой Джордж вываливался из комнаты весь взмыленный, пропахший гарью и некоторыми особенно вонючими ингредиентами, с ошалевшими глазами, но до невозможности счастливый.

Как считал Рон ― для близнецов, так же как и для отца, важным был не результат, а сам процесс. Что-то делать, смешивать, перетирать, превращать одно в другое. Причем, чем медленнее процесс, тем лучше. Наверно, поэтому их не смогла увлечь трансфигурация. Там результат видел практически сразу. А чтобы овладеть отсроченной высшей трансфигурацией, нужно было получить звание не ниже Мастера.

Потому Фред с Джорджем и отдали свое сердце зельеварению. Правда, они его пытались совместить с артефакторикой, а это был, по словам Персиваля, совсем не школьный курс.

Сам Рон ощущал себя счастливым. Он пришел к пониманию, что воспоминания Роба еще не делают его выдающимся волшебником. По сути, он ничего толком и не умел. Знал, как сделать правильно, но не умел делать.

Луна Лавгуд, с которой он периодически виделся, сказала, что это похоже на заклятие абсолютной памяти. Но запомнить прочитанное и умение сделать ― совершенно разные вещи.

Этому он находил не раз подтверждение. Он не мог сварить простейшее зелье, не мог ездить верхом на лошади, не мог драться так, как раньше. Ему даже приходилось убегать от садовых гномов, когда он умудрился разворошить их гнездо. Джинни хохотала до упаду, а вот ему, покусанному за ноги, было совсем не смешно.

Даже Персиваль улыбнулся скупо, скрывая веселье.

Наверно, так бы и продолжалось, если бы не один забавный случай. Рон как раз закончил сортировать притащенный хлам, когда колокольчик над входной дверью легко зазвенел, оповещая о приходе клиента.

Старика Альсивариуса в лавке не было и Рон остался присматривать за товаром.

Высокий мужчина с длинной бородой и волосами, настолько длинными, что на них можно было бы навесить целую россыпь заговоренных бубенцов вошел в лавку. Рон его мгновенно узнал. Да и как можно было не знать того, карточки с чьим изображением лежали под кроватью? Как можно было не знать того, кто периодически приходил к ним в дом по поводу проказ близнецов?

― Добрый день, молодой человек, ― добродушно поздоровался с ним директор Хогвартса, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов и вместе с этим ― самый сильный волшебник Магической Англии. Его лиловая мантия с расшитыми на ней серебряными звездами задорно поблескивала и Рон, словно наяву ощущал, как у него начинает болеть голова от столь ярких цветов.

― Хорошо, Рональд, ― улыбнулся тот. ― Вижу, ты уже совсем освоился с работой и выглядишь самостоятельным взрослым волшебником. Молли про тебя рассказывала с такой гордостью. Так что не слушай ее ворчание.

― Спасибо, мистер Дамблдор, ― поблагодарил Рон мужчину. Да и что он мог сказать? Спросить, почему его мать общалась так близко с Великим Волшебником? Так он и так знал ответ. Сложно не сблизиться, когда у тебя учатся пять детей в Хогвартсе, скоро будет учиться шестой и приходится практически каждые выходные посещать школу из-за проделок неугомонных сыновей. Да и раньше, во время Первой магической войны, его родители весьма активно общались с Альбусом Дамблдором. Рон не знал подробностей, но по оговоркам Билла они вместе сражались против темных магов.

Газетная подшивка хранилась в архивах, так что особо почитать и ознакомиться с этой темой было нечего. Родители не хранили у себя никакие журналы, кроме некоторых выпусков, посвященных кулинарии. Это была вотчина матери и Рон даже не думал совать нос в ее дела.

Пока он размышлял о делах семейных, Альбус Дамблдор что-то искал среди недавних артефактов, которые продал один обедневший, но древний ирландский клан. Альсивариус купил у них целых три ларя различного барахла.

Кажется, те и сами были рады избавиться от старой рухляди, что несколько десятилетий хранилась у них в закромах.

Вот спрашивается, кому может понадобиться хрустальный шар для гадания, который показывает только плохие варианты будущего? Словно говорит, что вот не надо туда ходить, там тебе не только кирпич на голову брякнется, но еще и молния ударит, темный маг проклянет, а мимо проходивший вампир высосет всю кровь, не устояв перед запретом.

Или кальсоны с начесом, защищающие от недержания. Надеваешь и можешь не опасаться, что опозоришься перед другими магами.

Чего только не придумают люди, лишь бы денег срубить.

― Рональд, ― Дамблдор подошел совершенно бесшумно и напугал его едва ли не до икоты. Книга про выведение фурункулов проклятой жабы совершенно некультурно свалилась на пол, подняв столб пыли. ― Какова цена этого артефакта?

― Какого? ― Рон поспешно поднял упавшую книгу и разогнулся, пытаясь посмотреть, на что именно указывал волшебник. ― А, этого… ― он почесал затылок, так как совершенно не помнил, чтобы Альсивариус осматривал эти артефакты. В руках у Дамблдора были очки-половинки, причем одна дужка немного отходила и висела на одном честном слове. ― Кажется, он говорил что-то о четырех галеонах…

Рон, наконец, сумел вспомнить бормотание старика, ворчавшего о том, что стоящие вещи давно уже днем с огнем не сыскать. Только и нужно идти, чтобы перекупить, к Горбину или Флетчеру.

― Хорошо, ― Дамблдор улыбнулся и отсчитал нужную сумму, оставив ее на прилавке.

― Мистер Дамблдор, ― окликнул его Рон, когда тот уже собрался уходить. ― У вас же отличное зрение. Зачем вам очки?

― Видишь ли, молодой человек, ― добродушно произнес волшебник. ― Иногда очки нужны не для зрения. Иногда очки нужны совсем для другого.

― Для чего?

― Они отлично сочетаются с моей мантией.

Дамблдор подмигнул ему и вышел из лавки, а Рон остался стоять с отвисшей челюстью. Кажется, директор школы Хогвартс тот еще загадочный фрукт.

Именно к этой мысли он пришел и решил узнать как можно больше о месте, где ему предстоит учиться следующие семь лет жизни.

Узнать больше о Хогвартсе и школах волшебства.

Этот случай представился ему достаточно быстро. Да что там — достаточно было перехватить братцев, приклеившись к ним банным листом. Кого еще ему спрашивать, как не тех, кто учится в этой самой школе уже целый год?

Щенячий взгляд давно не действовал на старших представителей семьи Уизли, получивших иммунитет благодаря Джинни, но вот за несколько припрятанных кусков фирменного пирога с почками, можно было сторговаться. Рон решительно прошел в комнату близнецов и уселся на кровать Джорджа.

Кровать Фреда была похожа на свалку из макулатуры и наполовину истлевшего гербария, так что садиться туда Рон не рискнул. Кто знает, вдруг под его задницей окажется разлито какое-нибудь забористое зелье и всем известная часть его тела превратится в какую-нибудь страховидлу, расколдовывать которую будут всем отделом Мунго. Нет, уж, спасибо. Рон как-нибудь обойдется без того, чтобы сверкать голым задом на всю магическую больницу.

― Ронникинс! ― воскликнул Фред. ― С чем пожаловал к своим ничтожным и бесталанным братьям? Решил одарить своим великим вниманием столь незначительных личностей?

― Да так, ― Рон решил проверить прочность кровати и немного попрыгал на ней, отчего пружины ощутимо заскрипели и издали очень неприятный звук. ― Хотел кое-что спросить.

― И что же такой великий маг, как наш Ронникинс, решил уточнить у своих братьев? ― тут уже к разговору подключился Джордж, до этого копавшийся в стопке книг, напоминавшей Пизанскую башню. Вот-вот рухнет. ― Кстати, это моя кровать. ― он кивнул на нее, выразительно глядя на Рона.

― Не твоя, а наша, ― поправил Фред.

― О, великие Фордж и Дред! ― хитро улыбнулся Рон. ― Не соблаговолите ли наставить своего брата на путь истинный, рассказав ему тайну важную?

― О, брат, ― ухмыльнулся Фред, ― Ронни научился льстить.

― Да, брат, ― Джордж заинтересованно глянул на Рона, бросив стопку книг. Подошел ближе и сел рядом, приобнимая за плечи. ― Он так вырос.

В комнате на мгновение повисло молчание. Каждый ждал следующего шага собеседника. В комнате едва уловимо пахло златоцветом, душицей и горечавкой. И совсем немного ― ледяным эдельвейсом, найти который было не так просто. А еще он использовался в ряде специфичных зелий. Рон мог бы сказать об этом. Сказать о каждом из растений, который братья использовали совсем недавно. Рассказать о всех вариантах сочетаний. Но это был бы уже не он, Рон Уизли. Это был бы Роб Уэсли. Древний человек, знающий все о зельеварении и травах.

Надо ли ему привлекать внимание близнецов к себе?

Рон немного откашлялся и спросил:

― Что вы можете рассказать о Хогвартсе?

Близнецы опешили. Переглянувшись, они переспросили.

― Ты пришел к нам, чтобы узнать о Хогвартсе?

Рон согласно кивнул.

― Да. Я недавно встретил Альбуса Дамблдора. Он показался мне довольно интересным…

Близнецы захохотали. Джордж навалился всем весом на Рона и можно было чувствовать всем телом, как тот трясется от смеха.

― Альбус Дамблдор! Величайший маг этого времени! Показался нашему Ронникинсу довольно интересным… Если мы расскажем об этом Ли Джордану, тот точно сочтет это лучшей шуткой века!

Рон и не думал обижаться. Он знал, как это выглядит в глазах других людей: ребенку понравился старый маг и тот пришел узнавать о нем у братьев. Как тут не посмеяться. Но Рон знал, что его интерес лежит куда глубже, чем можно увидеть обычным взглядом. Альбус Дамблдор не просто так пришел к нему в лавку. Не просто так расспрашивал Рона, умело заговаривая зубы. И потом ушел, купив безделушку, которая вполне себе могла оказаться настоящей находкой для их лавки.

Да и эта школа… слишком странная. Слишком таинственная. А ему в скором времени ехать туда и только нарглы Луны Лавгуд знают, с чем там ему придется столкнуться.

― Итак, что ты хотел узнать? ― отсмеявшись, близнецы приняли более серьезный вид. ― Учти, рассказывать, как будет происходить распределение, мы не имеем права. Это обряд слишком важный для первокурсника, поэтому можешь спрашивать обо всем, кроме этого.

― В школе несколько факультетов, верно? ― начал спрашивать Рон. ― Но чем они отличаются? В чем такая разница между факультетами, что на одни стремятся попасть, а на другие не хотят? Есть ли какие-то отличия, которые делают факультет соответствующим своему основателю? Где располагаются гостиные и как туда попасть? ― заметив недоверчивый взгляд близнецов, Рон усмехнулся: ― Не думайте, что я поверю, будто вы не облазили все четыре гостиные еще в первые дни учебы. Это не в вашем характере.

― Да уж, ― протянул Фред. ― сдается мне, братец Фордж, ты не думал, что вопросы Ронникинса будут такими…

― Верно, братец Дред, ― кивнул Джордж. Повернувшись к Рону, он уточнил: ― Это все, что тебя волнует? И почему ты спрашиваешь нас, а не Перси? Он ведь староста.

― Я не могу спросить об этом Персиваля, именно потому, что он староста, ― заметив недоумевающий взгляд, пояснил: ― Он скован правилами по рукам и ногам, и отвечать будет так же. А вы нарушаете правила и можете рассказать о Хогвартсе без прикрас.

― Мы же гриффиндорцы. Мы можем говорить только то, что вдалбливают нам в головы учителя и все вокруг. Что Гриффиндор факультет храбрецов, а Слизерин только для темных магов. Что на Рейвенкло учатся одни умники и зануды, а Хаффлпафф создан только для неумех и тюфяков.

― А на самом деле?

― На самом деле… ― Фред вздохнул. ― На самом деле все куда сложнее. Да, твою жизнь определит тот факультет, куда тебя распределят. В обществе всегда будут спрашивать первым делом, с какого ты факультета, иногда презрительно хмыкая, если он не соответствует их мнению. Но, сказать тебе по правде, Ронни, это лишь часть истины. На Гриффиндоре мало храбрецов. Факультет похож на стаю и нет нормального человека, способного объединить всех. Все грызутся друг с другом, словно псины за кость и радуются подачкам директора Дамблдора, словно это они избранные маги. На Слизерине все то же самое, только с точностью до наоборот. Все кичатся своей чистой кровью, но на деле там так же мало сильных магов. А те, что есть, предпочитают сидеть в тени и не отсвечивать. Разгром Неназываемого слишком сильно ударил и по их кошелькам, и по их самолюбию. Рейвенкло и Хаффлпафф слишком мутные. На виду одно, но на самом деле, кто знает, что творится за дверьми их факультета. Рейвенкло больше одиночки. Там каждый сам за себя.

― А Хаффлпафф?

― Хаффлпафф похож на болотную ряску. Ярко, красиво, но за невинным видом скрывается бездна. Сказать по правде, ― тут Фред на секунду замолчал, словно раздумывая, ― в Первой Магической пострадало меньше всего выходцев с этого факультета. Сложно поверить, но это так. Мы как-то заглянули, любопытства ради, в отдел статистики Магического Правопорядка. Там это все фиксировалось, Мордред поди разбери зачем. Больше всего погибло именно гриффиндорцев.

― Занятно… ― пробормотал Рон. ― А что с их гостиными?

― Тут все просто, ― инициативу перехватил Джордж, дав другому близнецу отдохнуть. Этот разговор сильно выматывал, так как приходилось говорить вслух все те вещи, которые скрывал ото всех, в том числе и от самого себя. ― Гостиная Гриффиндора находится в башне. Роль двери выполняет портрет. Называешь пароль и проходишь. В Слизерине есть похожая вещь, только там стена и открывается также по паролю. Пароли меняют раз в неделю. В Рейвенкло нужно дать ответ статуи орла. Он загадывает загадки и если не решишь, то в гостиную не попадешь. В Хаффлпаффе нужно стучать по бочкам. Определенную мелодию. Если неправильно стучать, то можно получить уксусом в лицо.

― Прямо уксусом? ― не поверил Рон.

― Прямо им, ― подтвердил Джордж со смехом. ― Ли Джордан как-то пытался попасть, так вонял три дня, так как запах ничем не выводился. Бедолаге пришлось покупать новую мантию.

― Спасибо вам за честность, ― Рон положил на кровать куски заранее припасенного пирога с почками, так любимого близнецами. ― Это очень важно для меня.

― Всегда рады поболтать с тобой, братец, ― бросил повеселевший Фред. ― Особенно, когда знаешь, чем можно отблагодарить нас за такую полезную информацию.

Рон усмехнулся. Его расчет был верен. Только близнецы, своими шалостями взбудоражившие весь Хогвартс, могли дать ему ответы на вопросы, которые он искал. Как он и думал, за простыми разделением на факультеты крылось нечто более глубокое. Только вот кому это нужно? И было ли это изначальной целью основателей? Или все стало таким после Первой Магической Войны?

Можно ли поступать на факультет Гриффиндор, где учились все Уизли или ему придется искать свой собственный путь?

Рон решил спросить еще своего нового знакомого, Невилла Лонгботтома, так как чуял, что тот может тоже поведать ему много интересного про школу, в которой предстоит учиться им обоим.

Разговор с Невиллом ничего не дал.

Тот мялся, кряхтел, сопел, отводил глаза и упорно твердил одно и то же: Гриффиндор лучший факультет, там учились его родители и поэтому он пойдет только на него. Слизерин прибежище темных магов, поэтому это зло и туда порядочному магу нельзя ни в коем случае. Словно под Империусом, раздери Мордредовы кальсоны!

Элвир сидел рядом, задумчиво грыз кислющее яблоко и внимательно слушал. Взгляд его был отстраненным, словно застывшим. В такие моменты он очень напоминал Рону одну его знакомую — Луну Лавгуд и на мгновение стало интересно, не было ли у них общих предков. С другой стороны, чего удивляться: в маленькой и крошечной магической Британии все так или иначе являлись друг другу родней. Вопрос только в том, насколько дальней.

— Невилл, ты действительно так думаешь? — не выдержал Рон.

Тот немного помолчал, а потом вздохнул:

— Неважно, что думаю я. Главное, что думает бабушка. А бабушка будет думать так, как удобно директору Дамблдору.

За прошедшее время Невилл стал более открытым с ними. Не до конца, конечно. На это Рон и не рассчитывал. Доверие выстраивается годами, а то и десятками лет Но стало более понятным, о чем думал этот увалень.

— Если шляпа отправит меня на другой факультет, то все станет намного сложнее. Сын героев войны, доблестных гриффиндорцев и не продолжил традицию… — Невилл на мгновение замер, а потом, словно пародируя кого-то, произнес пискляво: — какой позор!

— А меня не интересует вся эта суета с факультетами, — протянул Элвир, ловко запульнув огрызок куда-то в кусты. — Папаша хочет отдать меня в Дурмстранг и будет настоящим счастьем, если я вообще попаду в Хог. Мама из-за этого устраивает скандалы и варит яды в два раза чаще обычного.

— Дурмстранг? — уточнил Рон. Про то, что существуют еще школы волшебства, он не знал.

— Он в Болгарии. Или где-то в той стороне. Точного местонахождения никто не знает. Туда переносит портал после заключения контракта со школой. Говорят, там готовят солдат, а я не хочу становиться тупым воякой. Еще и директор школы, Виктор Каркаров, был в Первой Магической на стороне Неназываемого.

— А если сбежать?

— Рон, мне десять, — Элвир посмотрел на него с таким ехидством, что Рон зарекся спорить с этим языкастым. — Меня даже в наемники не возьмут подавальщиком. Разве что гильдии могут заключить ученический договор, чтобы я стал их подмастерьем, но для этого нужно очень много денег. И связей. А у моего папаши нет ни того, ни другого.

Они сидели на заднем дворике паба «Тви свиньи» и Рон ощущал, что им осталось совсем немного до того момента, как их жизнь изменится. В какую сторону, даже его покровитель Мабон не смог бы предсказать. Деревянные ящики натужно скрипели, стоило кому-то из них пошевелиться, теплый ветер обдувал загоревшую до черноты кожу, а сквозь открытое окно до них доносился гул чужих голосов и музыка, наколдованная матерью Элвира.

Рон задумчиво перебирал страницы книги, которую в очередной раз утащил из лавки старьевщика.

Отдать сейчас или отдать потом?

В голове настойчиво крутились две мысли, словно цветные фигуры для игры в шахматы. Светлые — отдать сейчас. Черные — отдать потом.

В итоге мысленная партия с самим собой закончилась ничьей и он все-таки решил отдать приятелям сделанные амулеты. Они были простенькие, на кожаном шнурке, но только сам Рон знал, сколько труда и сил было вложено в каждый.

— Я знаю, что вы оба уже не дети и это довольно простой жест признательности с моей стороны… — Рон немного помолчал, а потом вскочил с места, так, что ящики громко скрипнули, словно негодующе завопили в ответ на такое бесцеремонное действие, — … но я хочу сделать вам подарок. Вы можете сделать с ним все, что захотите.

— Рон, ты белены объелся? — ошарашенно уточнил Элвир, рассматривая протянутый ему браслет. — Когда это я отказывался от подарков?

— Спасибо, — негромко произнес Невилл, не спеша, однако, брать предложенное в руки. — Что это?

— Это оберег от простеньких проклятий, — пояснил Рон. Он прекрасно понимал причины недоверия мальчишек и ни капли не обижался. Если ему кто-то не из семьи Уизли решил сделать подарок, он бы тоже отнесся к презенту с опаской. — Я сделал его сам и вплел в шнурок нить крапивы, аира, девясила и пропитал все настоем из златоцветки. Камни тоже простые. У Элвира это лунный камень, а у тебя, Невилл, агат.

— Благодарю за столь нужную вещь, — Элвир улыбнулся во весь рот, отчего стал виден скол на переднем зубе. — В моем деле, сам знаешь, без проклятий никуда.

Рон показал такой же браслет, что носил сам на правой руке. Неприметный и простой, он, тем не менее, был с ним почти момента выздоровления.

— Этот с яшмой. Купил осколок камня на заработанные деньги. Я ношу его не снимая.

— Тебя мать научила? — спросил Невилл. На недоуменный взгляд Рона, он пояснил: — Всем известно, что Молли Уизли, в девичестве Прюэтт, была талантлива в проклятиях и сглазах. А проклятие идет с защитой рука об руку.

— Да я сам как-то, — почесал Рон затылок. — В книжке прочитал, решил попробовать и неожиданно увлекся.

Этот ответ был идеальным. Не будет же он говорить, что это ему подсказал давно живший волшебник, возможно его предок, что оставил знания в голове и растворился в нем самом. А может быть, просто уснул в глубинах его сознания. Рону периодически снились сны о той, «прошлой» жизни. Где он воевал, голодал, учился колдовству и травничеству. Но все это было тогда.

А сейчас он просто Рон Уизли.

* * *

Поезд Хогвартс-Экспресс отходил ровно в десять утра.

Рон с тоской смотрел за суматохой, которой были наполнены его домочадцы. Наконец-то пришло его время. Время поступать в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс.

Мама с самого утра была взволнованной, словно это ей самой придется оставить всю семью и уехать на год к Мордреду на кулички, собирать ядовитые травы и учить сопливых мальчишек уму-разуму. Конечно, это было не так. На лице Молли Уизли сияла яркая улыбка, речь не отличалась от обычной утренней болтовни, но вот нервные взмахи волшебной палочкой выдавали ее с головой. Эх, что будет, когда придет пора собирать в школу Джинни? Наверно, вся Нора встанет вверх тормашками и придется выколупывать садовых гномов с самой высокой яблони.

За то время, что оставалось перед тем, как они пройдут через камин к вокзалу Кингс-Кросс, Рон решил разобрать вещи в комнате. Внизу раздавался топот, хохот опять учудивших что-то близнецов и гневные выкрики Персиваля, который и стал жертвой шуток братцев.

Комната за то время, что он жил с памятью Роба преобразилась до неузнаваемости. Наверное, если бы кто-то, кто знал его с пеленок, вошел сейчас сюда, то подумал, что ошибся дверью. Всю поверхность комнаты испещряли магические рунные круги. Нет, руны, что применялись Роном, не были всем известным скандинавским футарком. Он пользовался резью Огама и поэтому только приглядевшись, можно было заметить, что беспорядочные черточки на полу и стенах, имели свою схему. Деревянные доски были прикрыты цветастым ковриком, который он сам смастерил на радость матери. Правда, та не знала, что помимо обычных ниток, он вплел туда крапиву и стебель ежевики. На стенах не было ни одного плаката с квиддичной командой, даже с Пушками Педдл, которые он так раньше любил. Кровать аккуратно заправлена, на радость Перси и матери.

— Что, дружок? Останешься здесь? Или поедешь со мной? — спросил Рон уютно устроившегося на его коленях Эффи. Тот лишь мурлыкал негромко и потерся о его ладонь. Так красноречиво, что никаких сомнений не оставалось.

— Да уж, — пробормотал Рон. — И зачем только спрашивал. Все равно мы связаны контрактом.

Эффи показательно куснул его палец. Не до крови, но ощутимо. Так, чтобы Рон ойкнул и обратил на отъевшегося брауни внимание. Взъерошенный хохолок смотрелся так забавно, что он не удержался, начал тискать почти плюшевого и мягкого Эффи. Тот лишь попискивал, но не вырывался — сам любил, когда его чесали, словно домашнего кота.

— Ты сам доберешься до замка или мне тебя с собой брать? — Рон не был уверен, что постороннему духу будет позволено проникнуть на территорию школы, поэтому задавал уточняющие вопросы. Конечно, его можно назвать сумасшедшим, раз он разговаривает с мелкой домашней нечистью, но ему было плевать. Эффи был не просто брауни по контракту. Он приглядывал за ним, проводил каждый год на обрядовые поляны Мабона и стал настоящим другом.

Брауни нырнул в карман. И вовремя. Мать постучала по лестнице внизу и громко позвала:

— Спускайся, Рональд! Время отправляться в Хогвартс.

— Иду мам! — крикнул он в ответ и торопливо куснул палец, чтобы начертить завершающую руну защиты на полу. Под кроватью. Теперь, даже если его не будет дома весь год, его семья будет защищена от незваных гостей. Вряд ли кому-то поздоровится, если он решит причинить вред этому дому.

Сбежав по лестнице так, что старый сундук ощутимо треснул его по ногам, он встал перед матерью, как солдат перед командиром. Молли Уизли критично оглядела его на предмет всяких несоответствий, навроде ночнушки и резиновых сапог, которыми любили щеголять некоторые маги, выбираясь в магловскую часть Лондона.

Но нет, он был одет совершенно обычно: добротные брюки классического кроя, клетчатая рубашка, теплый синий свитер и сверху потертая куртка, доставшаяся ему от Чарли. Как бы мать ни упиралась, ни просила его надеть что-то другое, Рон отказывался — ему слишком сильно нравилась эта старая куртка с подпалинами от драконьего дыхания. И пусть он выглядел бедно, ему было наплевать. Возможно, если бы он так и остался тем самым Роном, которого волновали красивая одежда, игрушки, квиддич и галеоны, ему было бы неудобно ехать в таком виде. Он он уже давно не был прежним.

— Итак, Рональд, — мать выглядела нервничающей, когда инструктировала его о выходе в магловский Лондон. — Нам нужно будет чуть-чуть задержаться на вокзале Кингс-Кросс и встретить еще одного мальчика. Он ничего не знает о магическом мире. Ты помнишь, как нужно себя вести среди маглов?

— Конечно, мам, — обнять ее и погладить по пояснице, казалось самым логичным действием. — Я все помню. С маглами не разговаривать, держаться поближе к Перси, не отставать, говорить адрес в камине громко и четко.

— Молодец, солнышко, — мать поцеловала его в макушку и Рон зажмурился до светлых кругов перед глазами. — Ты все запомнил.

Иногда Молли Уизли обращалась с ним так, словно ему все еще девять лет и с ним произошел тот случай. Словно он все еще хрупкая ваза, которую нужно оберегать. И не сказать, что Рон не наслаждался этим теплом. В прошлой, почти забытой жизни, он не знал подобной любви и сейчас грелся в ее лучах, словно оттаивал заново и рождался уже цельным.

Близнецы не могли не нарушить этот момент громкими воплями:

— Мы тоже хотим!

— Чтобы мама!

— Нас обняла!

— И назвала солнышками!

— Как малыша Ронникинса!

Все смешалось в одну кучу-малу. Рона придавили к мягкому телу матери со всех сторон и он чувствовал, будто еще немного и задохнется. Братья обступили со всех сторон и крепко обняли их, заключая в круг объятий. Рядом раздался негромкий смешок отца, неловко притулившегося где-то сбоку. Все как обычно. Их семья опять опаздывает из-за слишком сильных чувств.

В конце-концов удалось навести подобие порядка. Во многом благодаря отцу и Джинни, которая едва не приплясывала на месте от нетерпения.

Их камин загорелся зеленым светом и каждый произнес ту самую фразу, которую некоторые дети в магических семьях ждали целый год.

— Вокзал Кингс-Кросс!