Можно умереть, пытаясь (джен)

Реприза, секвенция

Моим ведущим назначают Тандеркрекера — одного из сотриадников Старскрима, который отличается от своего командира только цветом внешней обшивки: он такой же тощий, высокий, на каблуках-турбинах, но вместо скучных серых оттенков этот мех окрашен в светло-синий. Мне кажется странным, что столь опытного летуна отправляют вместе со мной на миссию, которая наверняка станет для нас смертельной, но я не смею выразить своё удивление.

Едва успеваю подойти ближе, как Тандеркрекер замечает меня и спрашивает без всяких приветствий:

— Ты «Соловей»?

Мне требуется меньше клика, чтобы выцепить его сигнатуры ради короткого согласия: «Это я».

— Не будем терять времени, поднимаемся! — летун круто разворачивается на турбинах и отдаёт приказ эрадиконам-авиаторам.

«Не включай голосовой модуль, пока я тебе не велю», — это сикер пишет мне в чат, чем вызывает неудержимое любопытство. Он знает?

«Если Вы знаете, как работает моя акустика, почему согласились лететь со мной?»

Никто не отвечает мне письменно, кроме Создателя и Саундвейва, предпочитая голосовой комлинк даже на расстоянии. Так почему?

«Потому что я лучше всех знаю, как действует атака звуком».

Ответ Тандеркрекера вводит меня в замешательство, но я не могу тратить время на размышления. Полёт не даётся мне так же легко, как крылу моего ведущего, и мне приходится тратить большую часть своей процессорной мощности, чтобы не стать для них помехой. Возможность подняться ввысь прекрасна, но пришла ко мне слишком недавно, чтобы я успела с ней сродниться.

И вновь Тандеркрекер удивляет меня, добавляя в чат ещё одно сообщение:

«Тебя зовут Саундстрим, не так ли?»

Этот вопрос смущает и оставляет меня в растерянности. Незнакомое имя, пустое и бессмысленное, не будит во мне никакого отклика. Я не понимаю, к чему мой ведущий спрашивает о чём-то столь незначительном и неважном…

Нет. Ведь мы скоро умрём. Возможно, ему просто страшно. Но даже если так, у меня нет ответа.

«Я не знаю. Я почти не помню того, что было до Создателя. Я забыла, что у меня вообще было имя».

«Сожалею, что так получилось. Повреждения процессора и идентификатора личности — побочный эффект, а не запланированная часть проекта».

Откуда он… Стоп. До меня доходит, не сразу, но я мгновенно осознаю всю свою глупость.

«Тандеркрекер? Громовержец! — теперь я вспоминаю, где встречала это имя прежде. — Это же по вашей разработке Шоквейв создал резонатор "Соловья"!»

Синий истребитель, ведущий нашу эскадрилью, качает крылом. Я не знаю почему, но ощущаю облегчение и радость. Даже такое простое, закономерное и логичное совпадение делает меня счастливой и лишает страха перед предстоящей миссией.

Я ощущаю единство.

Так кем была я для своего Создателя? Провалом. Неудачей. Певчей птицей, которая не выполнила того, для чего создавалась: не стала идеальным оружием. Тот, кто был до меня прежде, не имеет значения. Тот, кто был до меня, кем я была прежде, не стоит усилий, чтобы попытаться вспомнить. Важно только это.

Проект «Соловей» должен был стать сверхточным средством разрушения, которое могло быть направлено против наших врагов. Частотный излучатель, способный звучать в различных тональностях, мощь которого была бы полностью под контролем своего владельца.

Вместо этого «Соловей» уничтожал всё, до чего дотягивался: союзников, врагов, а через некоторое время — даже самого своего носителя.

Я не была единственной, кто смог пережить процесс преобразования, болезненный и разрушающий личность. Нас было много — таких же образцов, которые отметил Создатель и преобразил по воле своей. Я всего лишь была единственной, кто оказался верен.

План Тандеркрекера прост даже для моего скудного, деформированного перерождением ума: позволить группе сикеров атаковать цель, помечая её для меня, подождать, пока они вылетят за пределы поражения, и перейти в наступление по приказу ведущего.

Я замечаю, что могу задеть его боевое крыло, на что Тандеркрекер отвечает мне:

«Не беспокойся об этом. Главное — не прекращай использовать акустику в момент атаки и до тех пор, пока вернёшься. Твой ультразвук не позволит чужим выстрелам задеть тебя, но от лазерных залпов старайся уклоняться».

Я понимаю смысл его указаний: ультразвук удобен, он легко дробит даже самые прочные сплавы, и я смогу использовать его, чтобы защитить себя от снарядов, уничтожая их ещё до того, как они подлетят достаточно близко.

Рапортую о своей готовности, и теперь мне остаётся лишь ждать указаний.

Я знаю, что не переживу эту битву. Меня использовали в наземных операциях, даже несмотря на мою неприспособленность к ведению боя в подобных условиях, потому что в остальном я была бесполезна. Я могла бы стать ценной для своего Создателя, но из-за своего провала оказалась лишь одноразовой вещью.

Я не заслуживала даже имени.

С высоты полета я могу видеть хаос, что сеет мой ведущий. Его эскадрилья слаженно, словно единое целое, пролетает над большой группой наших врагов, находящихся посреди разгромленного войной проспекта, и запускает ракеты, внося страх и панику в энергонопролитный поединок. Этот хаос не длится долго: Тандеркрекер не рискует своими солдатами и не даёт автоботам нацелить на них остатки своей оборонительной артиллерии, отдавая приказ на подъём и максимальное отдаление от точки атаки.

Я ожидаю, понижая свою реактивную тягу почти до сваливания, но не смею нарушить приказ. Сорок секунд проходит прежде, чем чат Тандеркрекера оживает и мой ведущий отдает распоряжение.

Я перераспределяю энергию, сосредотачиваюсь, просчитываю траекторию, — и падаю вниз, стараясь сделать это пикирование столь же изящным, каким оно было у Тандеркрекера. Я взволнована, я на пределе, мне хочется кричать… и я смогу кричать! Совсем скоро! Все мои акустические системы активируются, и я ощущаю, как корпус начинает подрагивать от невыносимого стремления — действовать!

В течение нескольких нанокликов вселенная перестаёт для меня существовать. Шум выстрелов, огня и смерти исчезает, я сама исчезаю из мира звука. Восприятие обостряется: оно никогда не было таким кристально ясным, как сейчас. Созданная для войны, воплощённое разрушение, я чувствую, что оживаю, чтобы исполнить своё предназначение.

Мой голос звучит — и мир содрогается.

Я вижу, как звуковая волна достигает поверхности планеты. Квартал, некогда бывший местом чужой радости и мира, сметает силой моего вопля. Я вижу ужас и быструю смерть своих врагов. Что могут пустые, бессмысленные существа противопоставить этой безжалостной, неумолимой ноте? Они принесли нам столько боли и страданий, что заслужили стать свидетелями моего триумфа.

Моя песня ужасна и потому — совершенна. Я кричу, заливаясь этой высокой, разрывающей Искры нотой, ощущая вибрацию своего обретённого могущества всем корпусом, и знаю, что лишь с этого момента по-настоящему могу называть себя живой.

Я несусь вдоль всей улицы, стирая её с поверхности Кибертрона, и от этого мой крик звучит ещё чище. Знаю, что все, кто могут слышать его, пытаются сбежать от моей песни, вырывают себе аудиодатчики и молят о смерти.

Я перевожу крик, что может называться кошмаром самого Юникрона, в смех и поднимаюсь в небеса. Не могу перестать хохотать, громко, заливаясь счастьем, потому что я существую. Кричу вновь в выжженное небо Кибертрона, заявляя о своем существовании самым сладким звуком на свете — отрицанием моей тишины.

Они услышат меня даже в Плавильнях. Я заставлю их услышать себя.

Я — музыка.