Helga Skurat

#my_shorts

Эх, оч хотелось поучаствовать в конкурсе #леденящие кровь. Даже номиция была выбрана, история придумана и даже почти написана, но фрустрация и прокрастинация сделали свои темные делишки. И раз уж новым пока поделиться не могу — надеюсь, что ключевое тут «пока», — то старым-то могу, тем более, что хэштег имеется. Здорово, если кому-нибудь понравится.

Утопленник

— Ты же обещал мне?! — то ли кричала, то ли умоляла дева.

В её мутных глазах плескалось отчаяние и злоба, а уголки пухлых губ дрожали. Она не знала куда деть руки: то запускала их в роскошные волосы цвета вороньего крыла, то обхватывала ими покатые плечи, то снова дотрагивалась до лица. Ей никак не удавалось унять нервную дрожь. По привычке она глубоко вдыхала, а затем медленно выдыхала, по понятным причинам это никак не помогало. Тогда она прикрыла глаза и начала тихонько петь песню, которой её когда-то научила мама… или бабушка… она уже не помнила. Забывала-забывала-забывала, она как за спасательный круг хваталась за воспоминания, но казалось, что чем яростнее она это делала, тем быстрее воспоминания исчезали: они утекали, как вода, просачивались, как песок, сквозь пальцы. Дева была не в силах их удержать. Вот даже слова песни забылись, остался лишь мотив — тоненькая нить, напоминающая, что было прошлое, что она была другой.

— Сколько ещё ты будешь меня мучить? — голос девы дрожал, а из закрытых глаз потекли слёзы, они оставляли влажные дорожки на бледном, но прекрасном лице, а, достигнув подбородка, некоторые из них со звоном разбивались о водную гладь, оставляя круги на воде. — Скольких ещё я должна тебе привести, чтобы обрести свободу?

Дева резко распахнула очи, и они заблестели ненавистью, а слёзы тут же высохли. Перевоплощение из милейшего на вид создания, неспособного обидеть даже пьявки, в злобное существо, вызывающее страх и ужас, произошло за считанные секунда. Теперь это была не прекрасная дева, а кровожадная девка. Её блестящие волосы вмиг превратились в сосульки, щеки впали, а черты заострились, только глаза стали выразительнее, они буквально искрились яростью и решимость. То ли дева, то ли девка, выставив руки вперед, резко двинулась к своему собеседнику.

— Ты! Мне! Обещал! — чеканила она каждое слово.

Собеседник же даже не дернулся, он оставался спокоен и неподвижен.

Вот ещё один шаг и она достигнет цели: схватит и вытрясет из него то, что когда-то было душой. Но замысел не удался, как только близость достигла критического расстояния, девку со страшной силой отбросило назад. Она опять оказалась в воде, но теперь уже лежала на её поверхности. Сознание покинуло девушку, и она снова стала прекрасной девой. Молчаливый собеседник медленно подошел к ней. Не замечая ничего вокруг, он зашел в воду. Чувствовалось, что тут он считает себя хозяином. Он дома. Вода как будто не чувствовала его шагов, и лишь лунная дорожка едва дрожала. Одной рукой он обхватил хрупкий стан своей пленницы и приподнял из озера. Только её ноги остались в воде, а кончики пальцев и ставшие снова блестящими волосы едва касались водной глади. Тыльной стороной другой руки он аккуратно, со стороны могло бы показаться, что даже нежно, провел по щеке девы, затем медленно погладил шею, стал опускаться ниже и, достигнув места, где должно было биться сердце, резким движение вонзил свои пальцы в грудь пленницы и сжал ладонь в кулак. Дева, издав крик боли, моментально распахнула глаза, из них, как и изо рта, которым она стала хватать воздух, как рыба, оказавшаяся на берегу, и из места в груди, где находилась рука хозяина, хлынула вода. Вода жуткого цвета и противного запаха, сплошная гниль и грязь.

— Ещё не время. Ты моя! — раздался низкий голос, разнесся эхом далеко по водной глади.

#my_shorts

Ну что ж, добавлю-ка я банальности в вашу ленту, продолжая делиться своими зарисовками (хэштег прилагается).

Горький октябрь в чернильной взвеси чувств

Привкус горечи становился все отчетливее. Он окутывал пеленой неизбежности, несмело, но настойчиво утягивал в бездну боли и разочарования. Боль пульсировала в висках, с каждым разом эти вибрации становились все сильнее и сильнее, они заглушали робкие попытки подсознания переключить свое внимание на что-то ещё, на что-то, что смогло бы отвлечь от мучений, что смогло бы ускорить осознание и, как следствие, принятие. А разочарование медленно растекалось по всему телу, как яд, попавший в организм и вовремя не выявленный, оно шаг за шагом, клеточка за клеточкой заглядывало в каждый уголок, заполняло собой все пространство и не давало надежды на быстрое избавление. Только все ещё предательски бьющееся сердце уже успокоилось. Оно перестало чувствовать, перестало бороться, оно потерялось в фонтане эмоций и то ли окончательно утратило все инстинкты, то ли наоборот сознательно их отключило и превратилось в бездушный насос, качающий остатки едва теплящийся жизни. Это были даже не остатки, а сгустки некогда яркой, неугомонной, неуемной энергии. Теперь же краски потеряли былой колорит: из будоражаще-алого они превратились в обреченно-чернильный. Все не просто перемешалось — страх и скорбь поглотили само существование. Они заняли свои законные места по правую и левую руки от неминуемости, воссевшей на трон и не планирующей его покидать. Чего им всем не занимать, так это терпения. Они невозмутимы в своем умении ждать, может показаться, что даже безразличны. Но это обманчивое впечатление: и страх, и скорбь как будто охотник, выслеживающую свою жертву, но сама цель не выживание, а наслаждение страданиями и болью. В этом смысле неминуемость бескорыстна, она просто знает, что иначе быть не может, что все предопределено и неизбежно по своей сути. Конец всегда сопровождается болью и страданиями, такова закономерность, это безусловный баланс, уравновешивающий добро и зло, наслаждения и муки, свет и тьму. И лжецы те, кто будут говорить об обратном.

Глупо отрицать наличие судьбы. В неё можно не верить, сомневаться в ее существовании, списывать все на волю господина случая, как сейчас. Переменчивая октябрьская погода будто невидимый мостик межсезонья: ночью молодая зима — днём уходящее лето, сегодня солнце и тепло — завтра дождь и сырость. И никто не виноват: ни сломавшаяся машина, ни пришедший вовремя автобус, ни беспечные дорожники, ни бурлящая в венах кровь, ожидающая наслаждения и не терпящая промедления. А потом один неловкий шаг, тщетные попытки удержать равновесие и полет. Полет в никуда, полет без билета обратно… судьба или случай? Это неважно, финал неизбежен. Никто не виноват. Виноваты все. И лишь безразличие спасает от агонии. Все бы ничего если бы не металлический привкус то ли от боли, то ли от ужаса, то ли от арматуры, торчащей из груди, но вероятнее от собственной крови. Чувства обострены до предела, но осознание утекает, оно не губка, чтобы впитать в себя все, оно сито, которое выхватывает лишь массивные частицы окружающей действительности, не дающие полноты картины. Уши слушают, но не слышат сирен скорой, глаза смотря, но не видят её огней.

Отреченность и пустота, безразличие и тишины…

#My_shorts

Пока я барахтаюсь в своем болоте самобичевания — нормальное моё состояние, жалеть не надо, — мне вдруг подумалось, что что-то да я могу, например, складывать буквы в слова. Так почему бы не поделиться этим умением и тут? Пусть и здесь мои шортсы найдут пристанище (хэштег прилагается).

Невидимка

Никогда не чувствовала себя особенной, если честно, то и не хотела. Что может
быть лучше обыкновенности? Ощущение единства и однообразия сплочает и не
дает шанса на неудачу — ты какой же, как тысячи, а может быть и миллионы, и
это вселяет уверенность в завтрашнем дне. Цель самого существования это не
поиск смысла жизни или реализация своего потенциала, это просто
существование. Обыденность, рутина и равенство дают уверенность в
стабильном завтра: сегодня будет также как вчера, и так каждый день.

В общем, я являлась одной из сотен. С сестрами-близнецами лежала на
дне какой-то коробки, и мы точно знали, что у всех у нас единое предназначение
— держать волосы, ведь мы — невидимки. С нашей помощью создавались
великолепные прически, мы надежно фиксировали и никогда не подводили, и
хотя и были незаметными, но о нас никогда не забывали. Находясь в тени,
всегда были в центре. Заслуги наши неоценимы, а мы незаменимы. К
сожалению, мне ещё не посчастливилось сослужить свою службу, некоторые
мои сестры были несколько удачливее, но я покорно ждала и верила, что
настанет и мой звездный час. А пока только упоительно слушала рассказы
сестер, которые побывали там, за границами нашей тесной и темной коробки,
насквозь пропитанной бездушным запахом металла. Но я не завидовала, а
искренне и от всей души радовалась за них. Коробка, надо заметить, со
временем становилась не такой тесной: не все сестры возвращались. Иногда я
задумывалась — где же они? что с ними стало? Но почему-то была абсолютно
уверена, что с ними все хорошо!

А сегодня случился мой самый волшебный день! Наконец-таки рука судьбы
выбрала меня из сотен заколок-невидимок, и я оказалась не где-то сзади в
прическе, а сверкая блеском металла, находилась на переднем плане —
удерживала локон белокурых волос у виска. Признаться в это мгновение я вдруг
подумала, что быть не такой как все волнительно и упоительно. Сами волосы
оказались невероятными. От них исходил нежнейший цветочный аромат, а на
ощупь они были подобны шелку. И то ли от этого, то ли от безумного волнения я
постоянно соскальзывала: миллиметр за миллиметром. Я очень старалась быть
неподвижной, изо всех сил цеплялась за каждый волосок, буквально вгрызалась
в этот великолепный локон, но ничего не помогало. А мой страх подвести в
самый ответственный момент только усиливал панику, сеял дрожь и питал
чувство беспомощности. Меня постоянно поправляли. Это исправляло ситуацию
на какое-то время, но итог не менялся — я портила всю прическу и из-за меня
потрясающей красоты локон лез в лицо самой милейшей девочки на свете. Она
была как ангел: россыпь золотистых кудрей обрамляло кругленькое личико с
глазками невероятной голубизны и пухленькими розовенькими губками,
которые она постоянно надувала, думаю, что из-за меня.

И вот мы оказались на улице. Там было мерзко: сыро, холодно, а резкие порывы
ветра не помогали удерживаться на месте, хоть я очень и старалась. Даже
игра бликов от света фонарей в зеркальной глади луж не завораживала.
Кажется, самый лучший день превращался в мое личное маленькое чистилище.
Соскользну в очередной раз, я почувствовала, как маленькая тёплая ладошка со
злостью меня схватила и... полет. Полет в пустоту, в темноту, в неизвестность.
Эти секунды растянулись в бесконечность. Холод сильнее окутывал, тьма
поглощала, а цветочный флер рассеивался. Я не оправдала надежд, со мной так
легко и просто попрощались. Даже не попрощались, а выкинули, избавились.
Моя ценность оказалась фантомной, а необходимость во мне эфемерной. Я
оказалась ненужной!

Каким бы долгим не ощущался полет, он закончился, я
попала в сточную канаву. Ну конечно, куда же еще? Если разбивать мечты, то на
десятки осколков, ранящих глубже, чем скальпель, вгрызающихся острыми
клыками в сознание и рвущие его, как голодный зверь, терзающий свою жертву.
Сначала я пыталась ухватиться хоть за что-нибудь, отказывалась верить, что это
конец, что такова моя судьба, но поток уносил меня, водоворот затягивал, а
осознание неизбежности подталкивало к смирению. Если бы я умела кричать и
плакать, то обязательно бы это сделала, но увы, я лишь маленький кусочек
металла, который не должен чувствовать, думать, страдать. Грязь окружающей
действительности поглощала, смрадный запах пропитывал насквозь, хотелось
оказаться в своей темной тесной уютной коробочке, а рядом сестры-невидимки
и я снова мечтаю вырваться из этой тесноты. Может быть, действительно, мечты
должны оставаться мечтами?

Однако теперь я в полной мере ощутила свою
обычность, свою непримечательность, свою шаблонность. Я поняла, что меня
никогда не ценили, всегда знали, что меня легко заменить. А вообще знали ли о
моем существовании? Нет! Я была одной из сотен, наштампованной бездушным
станком и упакованной роботом-автоматом. Одна из сотен... расходник...
невидимка не только по назначению, но и по сути.