Реликвия Сити (джен)

— О, Господи…

Я вздрагиваю, когда чей-то голос раздается совсем рядом со мной — и даже не могу различить, кто из агентов это произнес. Настолько захватило меня открывшееся зрелище, настолько поглотил кошмарный огненный водоворот впереди. Кажется диким, до невозможности странным, что мы стоим на самом краю явления, потрясающего до глубины души, и до сих пор остаемся невредимы. Что не влились в безумный хор мучительных стонов, раздающихся оттуда, не оказались поглощены, переварены, раздавлены им, а все еще можем держаться на ногах, дышать и связно мыслить.

Впервые за все время закрадывается мысль: Мордекай все-таки способен ошибаться. Вообразить такое не может ни один человек, никто из нас не имеет к этому никакого отношения — подобные ужасы появляются сами по себе, чтобы ошарашить, выбить землю из-под ног, заставить бежать прочь, забиться в угол и трястись, покрываясь холодным потом, до конца своих дней.

И такая мысль возникает не только у меня.

— Вы были не правы, — на сей раз я понимаю, что это произносит Мосс. Ее голос глух на грани срыва. Она шумно сглатывает, заставляя динамик шлема зашипеть. — Это место… это проклятое место…

— Говори уже, — злобно выдавливает Мэттьюс. — Это чертова Преисподняя.

Мне знаком этот тон — так звучит человек, у которого первым из всех сорвет башню от напряжения. Как бы ни были круты агенты СБ, среди них такие встречались. Четверо за всю историю Взаимодействия, и двое из них теряли контроль у меня на глазах. Они открывали стрельбу, когда надо было ждать, бежали, не выдержав творящегося у них на глазах безумия, подставляя и других агентов, и волшебников. Никто из них не вернулся к оперативной работе, но, слава Мерлину, и пострадавших из-за их действий не было.

А вот Мэттьюс в данный момент, повернувшись всем корпусом, целится прямо в нас с Мордекаем — и, похоже, все еще полностью осознает свои действия.

— Вы привели нас в Ад, — выплевывает он, дергая дулом винтовки в сторону огненной стены. — Или еще будете рассказывать про то, как нам надо быть готовыми к встрече со своими страхами?

Дилейни, что характерно, не пытается поставить его на место, лишь молча смотрит на нас из-за непрозрачного стекла своего шлема. Он с самого начала задания не доверял нам на сто процентов — но чтобы настолько?

Среди накаляющихся нервов голос Мордекая звучит спокойно и прохладно:

— Насколько мне известно, Ада в привычном нам понимании не существует. Поэтому, да — то, что вы видите, рождено сознанием одного из нас. Человека, возможно, не следующего всем религиозным канонам, но в глубине души верящего в некоторые догмы.

По описанию похоже на самого Мордекая, однако я ни на мгновение не подумала бы, что наш Томпсон способен бояться чего-то настолько очевидного, как библейские врата Ада.

Нет, это страх кого-то из магглов, кого-то, кто в детстве ходил по воскресеньям в церковь и свято верил в пламя, пожирающее души грешников. С возрастом, образованием, боевым опытом это могло забыться, но не исчезнуть насовсем. За касками не видно лиц агентов, однако этого и не нужно — Мосс выдала ее самая первая реакция.

— Вы не можете знать наверняка, — она старается говорить ровнее, но голос ее, и без того слишком грубый для женщины, становится совсем хриплым, дыхание срывается. Андерсон сказал, что в шлемах есть воздушные фильтры, однако дело тут не в нехватке кислорода. Она не может дышать нормально из-за шока, задыхается в накатывающей панике. Наверное, зря я ставила на Мэттьюса. Такие, как он, громко психуют, но не обязательно слетают с катушек — а вот истерика Мосс уже дошла до опасного предела.

— Вы сами говорили, что даже волшебникам не постичь всех граней магии, — продолжает она. — А магия может оказаться лишь частью большего замысла. Так как вы, Томпсон, можете с уверенностью утверждать, что Преисподней не существует? Вы слишком самоуверенны, хотя так же, как все мы, видите это своими глазами. Мы прошли уже несколько кругов, а вы продолжаете отрицать очевидное.

Если Мосс действительно верит в то, что говорит, для такого потрясения она еще неплохо держится. Круги Ада… когда-то я слышала, что про них было написано в книгах: и маггловских, и волшебных. Что самое интересное, первый автор этой теории был колдуном — и неизвестно, действительно ли он видел все, что описал в своих трудах, попавших впоследствии к магглам, или же намеренно водил простаков за нос, чтобы испугать до икоты. Маги средних веков этим часто грешили.

Видимо, решив не спорить, Мордекай разводит руками:

— У меня пока нет аргументов, чтобы вас переубедить. И кровавые реки, и летающие твари, и огненная воронка вполне ложатся в вашу теорию. Но кто бы из нас ни был прав, нам придется двигаться дальше. Даже если посреди Сити разверзлись Адские врата, вы должны выполнить задание — или я ошибаюсь?

Вряд ли Дилейни верит в то же, что и Мосс — а может, то, во что он верит, не имеет никакого значения в сравнении с важностью миссии — однако после секундного молчания он спрашивает то ли у нее, то ли у Мордекая:

— Есть предположения, чего нам ждать дальше?

Прежде, чем Мосс успевает ответить, Томпсон быстро говорит:

— Я бы не стал подавать другим идеи. Сказанное вслух может лишь укрепить уже существующий страх. Нам по-прежнему нужно быть готовыми ко всему — и все-таки начать верить друг другу хотя бы немного больше. Следует…

Не успев закончить фразу, он резко оборачивается и вскидывает палочку вверх. Дилейни задерживается лишь на долю секунды — и дуло его винтовки направляется в ту же сторону.

Я еще даже не успеваю ничего толком разглядеть, только слышу отголоски звуков, отличных от рева огненной бездны, а над нашими головами уже вспыхивает ослепительно-яркое заклинание Мордекая, окутывая со всех сторон защитной сферой.

— Не стрелять! — командует он. — Физическое воздействие изнутри разрушит щит!

Лично для меня этого достаточно, чтобы даже не пытаться махать палочкой — не знаю никого, чьи заклинания были бы сильнее, чем у Мордекая. Однако магглы все как один повторяют действия своего командира, видят они цель или нет.

Я же, наконец, вижу. Размытые пятна, невероятно быстро движущиеся со стороны тоннеля, по которому мы пришли сюда, они скользят по стенам и потолку, словно на них не действует сила притяжения. И уже по самому их движению, по силе, свирепой стремительности, даже не различая еще издалека очертаний, я понимаю, что это за новые беды вот-вот обрушатся на наши головы.

Рядом со мной резко шипит Андерсон. Винтовка отчетливо дрожит в его руках.

— Спокойно, — говорю ему, — только не…

Рык, от которого кровь стынет в жилах, все же заставляет меня вскинуть палочку — неосознанно, на уровне рефлекса. И тут же я матерю себя за это, ведь Андерсон, так же рефлексивно, вынужденно, реагируя на мое движение, стреляет вверх. Заклинание Мордекая разбивается брызгами сверкающих осколков, и ставить новое больше нет смысла, потому что агенты начинают стрелять — словно ждали этого момента, желали открыть огонь, ведь своим пушкам они всегда будут доверять больше, чем нашей магии.

И Андерсена нельзя винить. Когда сверху нам на головы падает подстреленная туша — огромная, мохнатая, зловонная, с ощеренной острейшими зубами пастью на уродливой злобной морде — он не сдерживает крика. Даже сквозь звуки стрельбы мне слышно доносящееся из его динамиков тяжелое дыхание. Оборотни — его персональный величайший ужас, то, что способно помутить рассудок даже такого крутого агента.

Мордекай, Дин и я — мы начинаем палить заклятьями, да не размениваемся на обездвиживающие, сразу бьем разрывными. Только без толку, почти все удары промазывают. Проблема в том, что с оборотнями так не воюют: если есть время на подготовку и хватает опытных бойцов, стаю разделяют, организовывают магические ловушки, загоняют в них хитростью, уничтожают по одному. А если нет ни подготовки, ни знающих людей, то просто нехрен связываться, ничем хорошим это не закончится. Оборотни хитры, чертовски сильны и простая, человеческая магия не действует на них, как положено, даже если удастся попасть.

Так что стая из десяти… проклятье, нет, пятнадцати… тридцати тварей — это серьезная угроза отряду, полностью состоящему из опытных магов. А уж если более половины отряда магглы, то дела наши хуже некуда.

— Костюмы агентов защищены от жара! — орет Дин, стреляя снова и снова, помогая удержать оборотней на расстоянии. — Спалить всех тварей к чертям!

— Нельзя! — кричу я в ответ, в отчаянии от того, что еще одно заклятье не догнало чудовище, ударив прямо позади него. — Слишком непредсказуемо!

Обернувшись, я понимаю, что подошла близко к краю огненной пропасти. Андерсон рядом со мной тоже замечает ее, отшатывается, едва не споткнувшись… и упускает момент, когда смертоносная тень бросается на него слева.

Я даже не успеваю взглянуть, что с ним, навел ли он ствол на оборотня, пришел ли ему кто-нибудь на помощь — другая ощеренная харя возникает совсем рядом со мной, буквально на расстоянии пяти шагов. Слишком близко, как по мне. Достаточно близко, чтобы встретиться взглядами, а у нас в ОВМ говорят: если ты встречаешься взглядом с волшебным существом высочайшего уровня опасности, то вероятность помереть — пятьдесят на пятьдесят и зависит уже больше от везения, чем от твоих собственных сил.

Мне везёт. Янг направляет ствол в ту же сторону, и мы стреляем одновременно. Тварь кидается вперед, но до нас долетает уже с простреленной башкой. Я уклоняюсь, чтобы тяжелая туша не придавила меня, а, оглядевшись, понимаю: отряд раскололся. Обороняясь, магглы пытались держаться рядом, это их основная тактика защиты, но атаки хищных тварей заставили агентов рассыпаться в стороны. Самый дальний — кажется, это медик, осматривавший Мосс — теперь более чем в шестидесяти футах от меня, и, отстреливаясь, продолжает уходить к тоннелю. Дин и Мордекай держатся поблизости, однако и им приходится несладко.

Рев за спиной становится сильнее, словно огненная пропасть разумна и требует нашей крови. Звук настолько громкий и невыносимый, что почти мешает обороняться, я с трудом удерживаю себя от желания закрыть уши. Создавать завесу тишины вокруг себя — непозволительная роскошь, сил и так уже ушло слишком много, я почти на пределе, а конца этому кошмару все еще не видно.

Внезапно откуда-то раздается крик Дилейни:

— Отходим! Сюда!

Краем глаза я вижу его в противоположной от всего отряда стороне: он стоит у входа в еще один тоннель. Откуда тот взялся?! Его точно не было, когда мы только вошли сюда. И с чего Дилейни решил, что там не тупик или ловушка?

Но Мордекай машет нам рукой, чтобы мы уходили за Дилейни, а сам остается прикрыть Мосс и поддерживающего ее медика.

Добежав до тоннеля, я оглядываюсь и вскрикиваю — на них прыгают сразу три оборотня, и Мордекай едва успевает отреагировать. Но кто-то уже утаскивает меня в темноту, и прийти на помощь или хотя бы увидеть, уцелел ли мой командир, я уже не могу.

— Был приказ отступать! — рявкает надо мной Янг. — Томпсон справится!

Возразить не получится — он прав. Добавлять Мордекаю хлопот, вынуждая прикрывать еще и себя, точно не стоит, и я бегу в темноте, чувствуя рядом плечо Янга.

Говоря «‎темнота»‎, я имею в виду именно темноту — непроглядное, бесконечное черное пространство, находиться в которой настоящее испытание для нервов, учитывая все те сюрпризы, преподнесенные сегодняшней миссией. Я истратила чертовски много магии, устала физически, да и, буду честна, испугалась до чертиков — у меня дрожат руки. А еще до меня не сразу доходит, что можно использовать Люмос, чтобы не оставаться в кромешной темноте; я вспоминаю про него, только когда Янг зажигает собственный фонарь, но тогда в моем Люмосе уже нет нужды.

— Дилейни! — напряженно зовет агент, и я запоздало осознаю еще одну вещь: мы бежали достаточно, чтобы догнать Питера и тех, кто ушел с ним. Также к нам уже должны были присоединиться зашедшие в тоннель после нас.

Но никого из них я даже не слышу.