"Л" значит Лили. Часть I (гет)

Лили спускалась по лестнице в гриффиндорскую гостиную, с трудом сдерживая зевок. В голове клубилась всякая муть — обрывки ночных кошмаров, странные бесконечные коридоры и пустые зеркала; словом, она не выспалась и до сих пор чувствовала себя немножечко глюком, поэтому едва не врезалась в идущую впереди Эмму, когда та вдруг остановилась.

— Кто... — начал внизу чей-то хриплый со сна голос, но договорить не успел. По ушам резанул истошный, совершенно нечеловеческий вопль, от которого содрогнулись бы даже тролли, а банши удавились от зависти. Остатки сна слетели в момент; Лили шарахнулась, споткнулась о ступеньку и чуть не загремела вниз, но очень кстати ухватилась за плечо застывшей столбом Эммы.

Крик стих — будто кто-то повернул выключатель. Тишина звенела в ушах.

— ...превратил мой носок в мандрагору? — обиженно закончил все тот же голос.

Встав на цыпочки, Лили выглянула из-за плеча более рослой подруги. Посреди гриффиндорской гостиной в позе средневекового рыцаря стоял Саймон Хилл, только вместо головы поверженного врага он держал за хвостик полуносок-полумандрагору, а вместо щита прикрывался "Еженедельником ловца" с мельтешащим на обложке золотистым снитчем.

— Эй! Это мой журнал! — возмутилась Эмма.

По ступенькам простучали каблуки.

— Что стряслось, кого убивают?

Роуз и Дейзи, "наши гриффиндорские цветочки", как их обычно называли мальчики; конечно, они не могли остаться в стороне, когда внизу происходит что-то интересное. На девчачьей лестнице тут же образовался затор.

— Пока никого, — ответила Лили, — но если это очередная выходка Поттера, то я его точно придушу. Тоже мне, горе-гуру спецэффектов и акустических ударов...

— Ах, какие страсти, — хихикнула то ли Дейзи, то ли Роуз. — Мур-мур, лямур...

— Сколько раз повторять — он мне даже не нра...

— Саймон, я тебе говорила не трогать мой журнал? — перебила ее Эмма. — Говорила. А ты опять его взял! И носки! Еще раз бросишь их посреди гостиной — и я за себя не ручаюсь!

— Вот! — назидательно воздел палец Саймон. — Все слышали? Она даже за себя поручиться не может, а туда же — других жизни учит!

Лили и ее личная жизнь были тут же позабыты: двойняшки, точно почуявшие кровь акулы, переключились на новую жертву.

— А вот и не подеретесь... — противным голоском затянула одна из сестер.

Вздохнув, Лили спустилась по лестнице и плюхнулась в старое кресло с резными подлокотниками. Опыт подсказывал, что эта милая парочка могла пререкаться часами, а при поддержке близняшек — и днями.

Она подняла взгляд на окно — за частым свинцовым переплетом розовел рассвет, огненными всполохами горели облака, и все алое и золотое в комнате казалось лишь отблесками небесного пожара. Портреты развлекались, наблюдая со стен за традиционной жанровой сценкой "Утро в гриффиндорской гостиной"; зрителей в них все прибывало и прибывало — кое-кто даже начал заключать пари и принимать ставки. От нечего делать Лили призвала из спальни рабочий блокнот и раскрыла на чистой странице.

Сначала — Эмма; она легко вписалась в стройную систему, став стремительно-угловатым иксом: упаси Боже принять ее за что-то, кроме главной неизвестной. Дальше шел Саймон; под ее пером он приобрел округлую завершенность игрека: всегда второй, всегда подстраивается под условия задачи. Близняшки — это, конечно, зет и зет-штрих, один на двоих залихватский росчерк. А она, Лили, и вероятность не опоздать сегодня на завтрак — равнодействующая приложенных сил, итог этих вычислений.

Перед глазами уже начали выстраиваться длинные ряды переменных и знаков, прообраз будущего уравнения готовился обрести плоть и кровь на бумаге, но тут Лили ощутила на себе чужой взгляд и подняла голову.

На пороге гостиной топтался щупленький второкурсник, не решаясь ни войти, ни выйти, и с боязливым восторгом слушал, как ругаются старшие. Лили подмигнула ему и пожала плечами — мол, что с них взять, с этих балбесов? Зардевшийся мальчишка потупился и шмыгнул в коридор, картина захлопнулась за ним, наглухо перекрывая вход, а затем в утреннюю какофонию вклинился до боли знакомый голос:

— Привет, народ! Никто мой носок не видел?

Джеймс Поттер собственной персоной, явился, не запылился. Выглядел он — Лили мрачно сощурилась — баллов где-то на десять с Гриффиндора, или даже на пятнадцать, если попадется Макгонагалл: очки перекошены, волосы дыбом, рубашка застегнута кое-как, одна нога в ботинке, вторая босая. Саймон и Эмма продолжали увлеченно переругиваться под посильный аккомпанемент близняшек; похоже, Поттера в гостиной еще никто не заметил.

Отложив в сторону перо и блокнот, Лили с притворным участием поинтересовалась:

— Что, носки разбегаются? В них самозародилась жизнь? А в стирку сдавать не пробовал — ну, знаешь, так, для разнообразия?

— Не, это чистые были, — мотнул головой Поттер.

— Тогда страшно подумать, на что у тебя способны грязные. И кстати, — нахмурившись, добавила она, — не думай, что тебе так запросто сойдет с рук сегодняшняя выходка с мандрагорой. Мы, между прочим, и оглохнуть могли, если бы она не начала превращаться обратно.

Но Поттер уже отвлекся — вытянув шею, он разглядывал что-то, копошащееся в углу, прямо под натюрмортом с застенчивыми маргаритками, что-то маленькое и темное...

— Ага, попался! — возликовал он, и в руке у него словно сама собой возникла палочка. — Ступефай!

"Идиот!" — мысленно взвыла Лили, ныряя за кресло; красный луч срикошетил от стены и прошел у нее над ухом. Со стороны близняшек и Саймона грянуло дружное: "Джеймс Поттер!" — вместе они вполне могли составить конкуренцию недавней мандрагоре, и маргаритки на натюрморте испуганно съежились, прикрывая лепестками нежную сердцевину.

— Импедимента!

Что-то затрещало. Выглянув из укрытия, Лили увидела, как заваливается набок столик — Поттер опять промазал. Носок увертывался от одного заклинания за другим, петлял, ловко отталкиваясь пяткой от пола, диковинной лягушкой скакал по комнате — а затем сиганул в сторону, уходя от очередной атаки, поскользнулся на "Глиссео" и затормозил только у портрета Полной Дамы.

— Акцио носок!

Не тут-то было. Гибко извернувшись, беглец скрутился в трубочку, а потом — Лили глазам своим не поверила, ведь картина только что была закрыта! — одним движением ввинтился в просвет между рамой и дверным косяком.

— Вот зараза! — то ли выругался, то ли восхитился Поттер.

И с этими словами он толкнул Полную Даму в сторону, перемахнул через порог и скрылся в коридоре — как был, полубосой. В наступившей тишине стало слышно, как картина со стуком встала на место.

Лили выпрямилась, разглядывая устроенный Поттером погром. Итог его стараний впечатлял: подпалина на ковре, перекосившиеся портреты, чьи обитатели в ужасе разбежались, перевернутые кресла и столики — тот, что слева, даже ножки лишился. Словно тут сдетонировал рог взрывопотама — она бросила взгляд через плечо... или даже два рога. Ну и кто все это будет убирать и чинить?

Из-за красного дивана выбрался Саймон — тоже, видимо, решил не искушать судьбу и не полагаться на сомнительную Поттеровскую меткость. Эмма отступила от шкафа, в который вжималась все это время, и махнула палочкой, убирая с пола большое пятно копоти. Процедила сквозь зубы:

— У-у, поросенок... Все испортить и удрать — очень по-поттеровски. Вот бы преподавателям попался, может, хоть отработку впаяют...

— Эмма, ты зануда. Тут дел на пару минут от силы, — заявила одна из двойняшек, заставляя кресла разойтись по местам, а вторая задумчиво добавила:

— А вы заметили, что он был один? Интересно, где его приятели...

Лили внесла в уборку свою лепту, зарастив уродливую подпалину на ковре, и занялась сломанным столиком... действительно, если на Поттера в таком виде наткнется кто-то из преподавателей, то виноват будет он, а баллы снимут со всех. Не говоря уже о долгих скучных нотациях, которые ждут лично ее — она передернулась от одного воспоминания о резком голосе Макгонагалл: "Вы староста школы, мисс Эванс, вам следует помнить о возложенной на вас ответственности и не стесняться напоминать о ней нашему второму старосте".

— Ну вот, готово, — вслух заметила Лили. — Пойду проверю, что с этим придурком, а то ведь действительно нарвется...

По дороге к выходу она еще успела услышать, как одна из близняшек говорит другой: "Значит, это не Поттер носок Саймона заколдовал? А кто тогда, Блэк?" — а потом за спиной закрылся портрет, и все смолкло.

— Эй, Поттер! — позвала Лили в гулкую тишину коридора, но никто не отозвался — балбеса, конечно, давно и след простыл.

Стояло такое раннее утро, что школа казалась пустой — все вокруг заполнял зыбкий акварельно-серый сумрак, который еще не успели разогнать солнечные лучи. Поежившись от сквозняка — после теплого родительского дома первые недели в замке давались особенно тяжело, — Лили осторожно двинулась в сторону лестницы.

Поттера нигде не было видно — ни его самого, ни его следов. Ни копоти, ни выбоин на стенах, ни каменной крошки на полу. Странно... он словно выскочил за порог и тут же перестал швыряться заклятьями. Или носок настолько его опередил, что это уже не имело смысла? Тогда ей лучше поторопиться, иначе она никогда их не догонит.

Чтобы срезать путь, пришлось свернуть к потайному проходу, спрятанному за одним из гобеленов. Ступеньки, ступеньки... Пятый этаж встретил ее пустотой и сыроватой прохладой непрогретого камня. И тишиной, такой глубокой, что казалось — в ней будет слышно, как летит привидение. Справа в ряд выстроились рыцарские доспехи — словно череда исполинов; Лили шла мимо них на цыпочках, ежась под их незрячими взглядами, и с каждым шагом все меньше понимала, что она тут делает.

Ни намека на Поттера. Ни воплей, ни взрывов, ни дурацких погонь — ничего, что нужно срочно устранять и пресекать. Только странное ощущение, будто ей в спину целится чья-то палочка.

Она остановилась в нескольких шагах от лестницы, которой пользовались студенты — если спускаться из Гриффиндорской башни обычным путем, этого места было не миновать. Ну что, проверила? Убедилась, что здесь никого нет? Тогда поворачивай назад — такими темпами ты скорее инфаркт нагуляешь, чем перехватишь Поттера. Или сама преподавателям попадешься, и объясняй потом, зачем тебя сюда понесло...

Но далеко она уйти не успела — в глубине коридора что-то скрипнуло. И стихло. Лили уже успела решить, что ей почудилось, но следом послышались шаги. Тук-тук — каблуки ботинок стучали по гулкому каменному полу. Кто-то шел сюда из библиотеки, еще закрытой в такой ранний час от всех добропорядочных студентов.

А недобропорядочные... Шаги приближались. Спокойная, по-хозяйски уверенная поступь человека, который никуда не торопится и ничего не боится. Лили замерла, только взгляд метался из стороны в сторону, а в груди разливался противный холодок. Это точно кто-то из слизеринцев, больше некому. Явно не Фоули — этот никогда не ходил в одиночку. Значит, Мальсибер или Эйвери... их двоих она особенно боялась, хотя ее они никогда не трогали. Уж слишком неприятные у них были глаза: ледяные и хищные, как у крокодила в зоопарке. Будто дай им волю — сожрут и не подавятся. И рассказы о них ходили страшные, из числа тех, что передаются в девичьих спальнях только шепотом и только тогда, когда не услышит никто из взрослых.

Проверять правдивость этих историй как-то не тянуло. Лили юркнула за доспехи, вжалась в стенку, лопатками ощущая твердость каменной кладки, а щекой — холод полированного металла. Шаги раздавались все ближе, сердце колотилось как безумное, до сухости во рту и звона в ушах, и, не в силах больше терпеть неизвестность, она выглянула из-за плечевого щитка и сощурилась, всматриваясь в сероватый полумрак.

Темная копна волос, которую не спутаешь ни с чьей другой, прямая осанка, гордо вскинутая голова... Блэк? Сириус Блэк? Страх точно ветром сдуло, она едва не рассмеялась от облегчения — будто в детстве, когда ищешь в темноте ужасное чудовище, а находишь плюшевого мишку. Блэк — это совсем не то, что Эйвери или Мальсибер; Лили уже собиралась вылезать из своего убежища, как вдруг ей в голову пришел вопрос...

...а что он делал в такой час в библиотеке?

Ничего хорошего, судя по тому, что под мышкой он нес толстый фолиант. Выцветший до бурого переплет, потускневшие завитушки... "Философские основы зельеварения" Дамьена Кроткого. Сердце больно сжалось — когда-то она так взбесилась на Северуса, что треснула его этой книжкой по голове, а потом они оба долго ползали по полу, подбирая выпавшие страницы...

Видеть этот привет из прошлого в чужих руках было неожиданно. И отчего-то неприятно — словно выхватываешь взглядом в толпе дорогое лицо, а потом понимаешь, что обознался. И вообще, зачем Блэку понадобилась эта книга? Да еще и настолько, чтобы ее воровать? Это же не Альберт Великий с его Философским камнем и не палеотип с рецептом remedium magnum, ее и на руки легко выдают. Не говоря уж о том, что Мародеров и за учебники пинками не загонишь, а тут сложный научный трактат. Они вообще опознают в нем хоть что-то, кроме букв?

Или они не читать его собрались, а зачаровывать? Какая-нибудь очередная дурацкая шуточка, чтобы у того, кто первый дотронется, выросли рога или хвост. Но зачем тогда тащить куда-то книгу? Гораздо проще проделать все на месте.

Неужели он и впрямь собирается ее читать?

Словно в ответ на эти мысли, Блэк остановился. Раскрыл толстый том, перевернул страницу, пробежал глазами пару строк, будто убеждаясь, что ничего не напутал. Потом захлопнул, сунул обратно под мышку и все тем же уверенным шагом направился дальше.

Блэк, который по собственной воле засел за старинный труд по зельеварению? В это настолько слабо верилось, что Лили помотала головой и ущипнула себя за руку. Ничего не изменилось — он все так же шел по коридору, пока не остановился рядом с лестницей.

Там его кто-то поджидал — кто именно, она не разглядела, смутная фигура соткалась будто из воздуха. Они перебросились парой фраз — со своего места она слышала только голоса, но не могла разобрать, о чем они говорят... кажется, его подельник о чем-то спросил, Блэк ответил, показал принесенную с собой книгу, а дальше они оба стали спускаться на четвертый этаж.

Мародеры и средневековые фолианты. Конец света, небо вот-вот рухнет на землю. Или они все-таки что-то затеяли, и плевать, что один из них теперь староста и должен подавать другим пример. Хотят сварить какую-нибудь дрянь и подлить врагам? Но почему тогда "Основы..."? Там ведь нет никаких рецептов, лишь пространные рассуждения о свойствах живой и неживой материи. Даже Северус, этот маньяк от зельеварения, заинтересовался ими в основном из-за необычной концепции чистокровности, объявленной в свое время крамольной — дерзкого автора то ли сгноили в Азкабане, то ли попросту отравили, а его детище так и осталось жутковатым историческим курьезом. К тому же недописанным.

Но зачем это все Мародерам?

Расстроенная и сбитая с толку, Лили выбралась из-за доспехов и бросилась к лестнице. Ее никто не окликнул, и она перегнулась через перила — но пролетом ниже обсуждали астрономию какие-то ранние пташки с Равенкло, и даже если Блэк и его спутник о чем-то разговаривали, их голоса терялись в этом щебете. И из виду они тоже пропали, точно в воздухе растворились. Впору было поверить, что все это ей примерещилось.

Вот только Лили знала, что никогда не страдала галлюцинациями.

* * *

До завтрака она успела сбегать в гостиную за сумкой и успокоить однокашников: мол, ничего больше Поттер не натворил и никаких баллов с него не сняли. О Блэке и украденной книге она промолчала, не в последнюю очередь потому, что ничего не знала о планах Мародеров. Вдруг они просто решили взяться за ум и приналечь на учебу? А тайком — потому что боятся за свое реноме балбесов и шалопаев. Хороша же она тогда будет со своими подозрениями...

"Кто, они? Взялись за ум? Да ты сама-то в это веришь?" — мысленно фыркнула Лили, едва не подавившись яичницей. Эмма смерила ее странным взглядом, но ничего не сказала.

Первой парой у нее в тот день стояло зельеварение — когда-то самый любимый предмет, если не считать арифмантики... но только не в этом году. И не в прошлом. Лили подсела к девчонкам; Роуз и Дейзи перемывали косточки сокурсницам, обсуждая, кто с кем в эту субботу собирается в Хогсмид, на что можно было отвечать неопределенным хмыканьем и одобрительным угуканьем — к счастью, ничего другого соседки от нее и не ждали.

Взгляд сам собой упал на Мародеров — сидят, голубчики, на одной из первых парт, всей дружной компанией, выбравшей курс по высшим зельям: Поттер, Блэк и этот, как его там... опять из головы вылетело... Те двое о чем-то шепчутся, он слушает, склонив голову набок. Не похоже, чтобы им было сильно весело — если бы они и в самом деле что-то замышляли, то вряд ли сидели бы сейчас с таким похоронным видом. Даже утренней проделке, и то не радуются. Не то чтобы Лили ее одобряла, но все же следовало признать, что Мародеры никогда не преступали определенной черты, той самой, за которой мальчишеская дурь превращается в расчетливый садизм, а пострадавшие оказываются в Больничном крыле — в отличие от Мальсибера и Эйвери, которые за этой чертой практически жили. Да, Мародеры могли раздуть кому-нибудь голову, или подменить всю еду на слизеринском столе на трансфигурированную из флоббер-червей, а потом покатываться со смеху, когда пироги и отбивные начинали превращаться обратно прямо в тарелках у младшекурсников...

...или, услужливо подсказала память, подвесить твоего бывшего друга вверх тормашками на потеху толпе, угрожая снять с него подштанники. Откуда ты знаешь, а вдруг они опять задумали что-то похожее? Издевательства есть издевательства, и неважно, оставляют они шрамы или нет. Уж тебе ли не знать, как больно могут ранить слова...

Сердце дрогнуло, пропустило удар — больше года уже прошло, а оно, глупое, все никак не смирится. Невольно Лили покосилась на четвертую парту в соседнем ряду и знакомую фигуру за ней... Школьная мантия туго обтягивает плечи, спина сгорблена — он так низко склонился над котлом, будто хотел нырнуть туда с головой. А рядом — внутри гадюкой заворочалась неприязнь... рядом с ним сидела Абигайль Блишвик. Внешность ангела, повадки течной кошки и мозги недоразвитой амебы — слить в одно тело, размешать по часовой, сдержать рвотные позывы. Слизеринка, конечно же. И — Лили сглотнула — чистокровная. Не то что она, дочь простых магглов. Грязнокровка, как любезно напомнил Северус все в тот же злосчастный день год с лишним назад.

Его соседка картинно убрала за ухо локон, что-то спросила — он развернулся к ней всем корпусом, наклонил голову, и воображение само дорисовало, как он кладет руку на парту и пальцем выводит на крышке узоры, и слишком длинные волосы падают ему на лоб, а он так увлекается объяснениями, что ничего не замечает. В такие минуты его лицо смягчалось, в глазах загорался огонек — он шутил, что мало кто способен оценить красоту булькающего котла (и мозгов, вскипающих от твоих рассуждений, подхватывала она), и...

"Нет. Хватит травить душу, — стиснув зубы, приказала себе Лили. — Наплюй и забудь. И не смотри на этого... апологета чистокровности. Тоже мне, радетель выискался — за примат чистоты крови над чистотой подштанников".

И все равно — смотрела жадно и горько, не в силах отвести глаз, и чувствовала на языке какой-то мерзкий привкус, точно забросила в рот целую пачку драже "Берти Боттс", и они все оказались со вкусом желчи. Смотрела, как он снова согнулся над котлом и замер столь неподвижно, будто обратился в камень, и отвернулась только тогда, когда профессор Слагхорн заявил, что сегодня они начинают изучать зелья индивидуального действия, чей состав варьируется в зависимости от реципиента.

* * *

К вечеру она решилась.

Когда-то сестра обвинила ее в том, что она вечно витает в эмпиреях, и если что и делает, то никогда не думает о последствиях. "Хоть раз выйди из своего хрустального замка и поживи как мы, обычные люди!" — бросила тогда в сердцах Туни.

Лили не считала себя необычным человеком. Но, возможно, в тех упреках и была какая-то доля истины: зачастую она слишком долго тянула с принятием решений — взвешивала и старалась выбрать наилучший вариант, а в итоге срывалась и действовала как попало.

Но на этот раз такого не будет. Она не станет молчать и заниматься бесплодными гаданиями, а прямо спросит у Мародеров, что они задумали. И если ответ ее не устроит... да, ябедничать, конечно, нехорошо, а на своих товарищей в особенности, но иногда долг требует поступиться принципами. Об украденной книге узнает Макгонагалл, и им придется отвечать уже перед ней, причем по всей строгости — уж кто-кто, а она своим студентам точно ничего не спустит.

Но всегда оставалась вероятность, что никаких гадостей они не замышляют. Вдруг у всего, что видела Лили, есть какое-то невинное объяснение? Она очень на это надеялась. Доносчицей становиться не хотелось. Так что нужно обязательно с ними поговорить... вот только с кем именно?

Точно не с Люпином, он сам ничего не решает и тут же побежит за советом к друзьям. И не с Блэком — этот пошлет просто из принципа, чтобы доказать, что никакими угрозами его не проймешь. А вот Поттер... да, с ним может получиться. Особенно если не раздувать конфликт, а сказать прямо: так, мол, и так, я не хочу вас выдавать, но и попустительствовать вашим мерзким шуточкам тоже не могу, а если я все знала и молчала, то тоже получаюсь виноватой. А может, ей повезет, и Мародеры сами откажутся от своей затеи...

...если только удастся нормально поговорить с Поттером.

Она хотела прикинуть вероятности для каждого варианта — хотя бы приблизительно, в самых общих чертах, но потом передумала: слишком много факторов, слишком много уравнений, проще не торопиться и положиться на собственное чутье.

Долго ей ждать не пришлось — удобный случай выдался уже на следующий вечер. Вся четверка Мародеров сидела в дальнем углу гриффиндорской гостиной и с жаром что-то обсуждала; Лили переписывала набело домашнее задание по астрономии и изредка посматривала на них краешком глаза.

Первым от компании откололся Люпин. Махнул рукой и пошел к лестнице, ведущей в комнаты мальчиков — видимо, отправился спать. Дальше Поттер что-то сказал Блэку, и тот вспылил: выпрямился так резко, что чуть не опрокинул стул, тихим голосом проронил пару слов и бросился вон из гостиной — и никто не осмелился напомнить, что отбой был еще полчаса назад, такое у него в этот миг было лицо.

Поттер остался один... ну или все равно что один, в компании их четвертого приятеля, того самого, чье имя она опять благополучно забыла. Тот что-то говорил, но Поттер, похоже, не слушал, лишь рассеянно протирал очки носовым платком.

Вот он, ее удачный момент! Отложив в сторону перо и пергамент, Лили подошла к Поттеру и села на стул, с которого недавно поднялся Люпин.

— Привет. Найдется минутка?

Тот поднял глаза — в них читалось удивление. Впрочем, он быстро взял себя в руки.

— Эванс... то есть да, найдется, а почему так мало? Разве ты сможешь всего за минуту оценить мое обаяние? — подмигнул он.

Лили нахмурилась.

— А зачем тебе больше, Сохатый? — вставил приятель Поттера. — Минута рядом с тобой — и самая неприступная красавица уже у твоих ног и растеклась лужицей.

С языка так и рвалась колкость о том, откуда на самом деле у ног Поттера берутся лужицы, но она мужественно сдержалась: издевки не лучший способ разговорить собеседника.

— И верно, Хвост! — Поттер лишь рассмеялся и хлопнул этого самого Хвоста по плечу, а потом снова повернулся к Лили и беспечно улыбнулся: — Так как, Эванс? Пойдешь со мной в Хогсмид?

Она глазам своим не верила: еще минуту назад он казался усталым и озабоченным, а сейчас смеялся и шутил как ни в чем не бывало. Мгновенное преображение завораживало.

— Нет, Поттер. Это короткий вопрос, который не отнимет у тебя много времени. Незачем тратить на него целую субботу.

Он прижал руку к сердцу и театрально провозгласил:

— Я ранен, друг мой, ранен в самое сердце! Жестокость моей леди так же безмерна, как и ее красота. И лишь приятный вечер в ее обществе и чашечка хорошего кофе могут исцелить эту рану.

Хвост хихикнул. Лили поморщилась — их постоянное паясничанье начинало действовать ей на нервы. Кроме того, было в этом Поттеровом приятеле что-то отталкивающее, какая-то наигранная угодливость. И эти его маленькие рыскающие глазки...

— Что скажешь, Эванс? Соглашайся, будет весело! Обещаю ответить на любой твой вопрос, но только в Хогсмиде.

Она заколебалась. Похоже, по-другому из него ничего не вытянуть, да и один вечер не такая уж большая плата за откровенность — теперь-то он не отвертится, он обещал...

Поттер смотрел на нее прямо и бесстрашно, и на его губах играла улыбка, а во взгляде плясали чертики. Очки в роговой оправе вместе с носовым платком лежали позабытые на столике.

— Хорошо, — сдалась она. — В Хогсмиде. В субботу. Но имей в виду: это не свидание, а деловая встреча. И если ты опять превратишь мою прическу в кошачьи ушки, я тебя прокляну. Больно.

Поттер просиял. Закивал энергично:

— Конечно-конечно, как скажешь!

А потом провозгласил на всю гостиную:

— Крепость пала, народ! Только что случился конец света: Лили Эванс согласилась пойти со мной на свидание!

Мысленно застонав, Лили уронила лицо в ладони. Похоже, после этого заявления на нее уставилась вся комната.

К субботе Лили готовилась долго и тщательно: извела шесть листов на одну матрицу переходных вероятностей (и в два раза больше — на все остальное), а потом минут десять чертыхалась, оттирая въевшиеся в кожу чернила. И не только из-за собственной неаккуратности — по всему выходило, что ее обвели вокруг пальца, ведь Поттер обещал не рассказать то, что ее интересует, а ответить на любой вопрос. Всего один, а значит, он вполне может ответить уклончиво, а на два они уже не договаривались.

Правда, от такого изощренного иезуитства за милю разило Слизерином, и вероятность, что Поттер додумается до этой лазейки, была меньше десяти процентов. Она сама включила ее в матрицу только потому, что привыкла общаться с мастерами казуистики... точнее, с одним мастером.

"Забудь о нем", — уже в который раз приказала себе Лили. Не помогло — сердце опять обожгло застарелой болью, а мозги отключились и напрочь отказались работать.

Ей казалось, что от всех этих сложностей у нее сейчас лопнет голова, а девчонки все никак не унимались. Сначала привязались с прической, потом загорелись идеей трансфигурировать из мантии какое-то сногсшибательное платье. Пришлось напомнить, что это не настоящее свидание, просто у них с Поттером появилось одно важное дело, а остальное — лишь плод чьей-то буйной фантазии.

— Конечно-конечно, — в глазах Роуз зажегся плотоядный огонек, — и поэтому ты извела столько бумаги на вычисления. Все ради дела, да?

А Дейзи ничего не сказала, только понимающе усмехнулась.

Стоило сестрам почуять добычу, и из "гриффиндорских цветочков" они превращались в самые настоящие Дьявольские силки.

Чтобы от них отделаться, пришлось зачесать волосы в хвост, одолжить у Дейзи помаду и надеть под мантию юбку вместо привычных джинсов. К полудню субботы Лили была готова кого-нибудь покусать — ну или приложить каким-нибудь заковыристым проклятьем следующего, кто сунется к ней с советами.

Когда она спустилась в гостиную, Поттер ее уже ждал. Его волосы торчали во все стороны, словно у какого-то панка, а мантия, хоть и явно дорогая, казалась пожеванной и измятой. Лили поморщилась — это как вообще понимать? "Привет, я Поттер, я недавно слез с дерева и еще не научился пользоваться расческой и услугами домовых эльфов"? "Полезай со мной наверх, у нас там клево"? Хорошо хоть не забыл носки и на этот раз надел оба ботинка...

Он поднял на нее взгляд и улыбнулся:

— Хорошо, что я в очках, а то мог бы и ослепнуть от твоей красоты. Ну что, пошли? — и предложил ей руку.

Лили сделала вид, что ничего не заметила.

— Да, конечно, я же обещала.

Идти с ним по замку оказалось не так уж и плохо. Он не пытался наградить ее никакими сомнительными украшениями, не отпускал своих обычных шуточек и не рвался в драку, только молча шагал рядом, задумчиво вертя в пальцах палочку.

Она знала, что на них все таращатся — особенно усердствовали те чистокровные придурки, которые считали ее чем-то вроде ожившей грязи. Обычно они смотрели словно сквозь нее и брезгливо оттопыривали нижнюю губу, отчего рот становился похожим на куриную гузку, а на носу собирались складочки, как у мопса; Лили, в свою очередь, старалась обходить их стороной, чтобы не загреметь в больницу с каким-нибудь "малоизученным проклятием", как бедняжка Мэри. Но Поттер их не боялся — он шагал сквозь толпу спокойно и уверенно, даже не задумываясь, есть у него такое право или нет, будто это они были грязью у него под ногами, и вся эта чистокровная шваль отводила глаза и спешила убраться у него с дороги.

Забавное ощущение. И не сказать, чтобы неприятное. Вот если бы они так расступались, когда она одна... Ну что ж, все в ее руках. Когда-нибудь, когда-нибудь.

Поттер распахнул тяжелую дубовую створку — внутрь хлынул яркий осенний день, — но вместо того чтобы пройти вперед, отчего-то остался топтаться на пороге.

— Что? — тоже останавливаясь, спросила Лили.

— После тебя, — неловко махнул рукой он.

— В смысле... О, — щеки вспыхнули сами собой. Ее обычному кругу общения (раньше девчонки и Северус, теперь только девчонки) и в голову бы не пришло открывать перед ней дверь.

— Вы двое, вы тут до завтра торчать будете, или как? — недовольно поинтересовалась какая-то малявка, проталкиваясь мимо, и только тогда Лили сделала шаг вперед.

На улице было безветренно и ясно, но в теплый, напоенный солнечными лучами воздух уже прокрадывались первые горьковато-осенние нотки. Дорога вывела их к главным воротам; Поттер, которого Лили так и не взяла за руку, то и дело забегал вперед и вынужден был останавливаться и ее поджидать — точь-в-точь резвый щенок, которого впервые спустили с поводка. В его очках отражалось солнце.

Она молчала — и потому, что не знала, о чем с ним говорить, и потому, что не хотела портить хорошую прогулку. Ветерок щекотал шею, норовя растрепать прическу; попадающиеся там и сям деревья уже успели перекраситься в "золотой блонд" — листья пожелтели и немного закручивались на концах, точно влажные после душа волосы. Слева тянулась гладь Черного озера. Отсюда, с дороги, оно казалось бесконечным ребристым зеркалом. Вот-вот из-за поворота должна была показаться Хогсмидская станция, а за ней — шеренга нарядных, словно пряничных, домиков с островерхими крышами.

— Ты часто пропускаешь свободные субботы? — наконец нарушил молчание Поттер. — А то я тебя в Хогсмиде почти не вижу. Он тебе не нравится?

— Просто мы вращаемся в разных кругах. Твой сводится к "Зонко" и "Дервиш и Бэнгз" — ну разве что иногда изменяешь им с кондитерской, и то редко.

— Уела, — рассмеялся он. — А ты, выходит, хорошо изучила мои привычки и вкусы. Это вдохновляет.

— Вообще-то вдохновляться тут нечем. Чтобы их не изучить, нужно быть слепым, глухим и немым. Вы трубите о своих делах на всю гостиную — лично я бы дорого дала, чтобы не слушать ваше ток-шоу в режиме нон-стоп.

Он взглянул на нее как-то странно, но дальше эту тему развивать не стал. Только сказал:

— Хорошо, а какое у тебя любимое место в Хогсмиде? Дай угадаю — книжный магазин?

Ошибся, конечно же. Северусу здешние лавки были не по карману, так что они обычно не гуляли по улицам, а сразу отправлялись в какой-нибудь укромный уголок. Болтали, швырялись камушками, заставляли опавшие листья танцевать сарабанду... Или играли в угадайку: один загадывал зелье, второй старался вспомнить его по запаху. Северус всегда жульничал и всегда же ей поддавался...

Должно быть, на ее лице что-то такое отразилось, потому что Поттер поспешно продолжил:

— Но я очень надеюсь, что после этого дня у тебя их станет на одно больше.

Лили выдавила улыбку. Ей казалось, что леденцово-яркие домики сжимаются вокруг нее кольцом — какое уж тут "любимое место"...

— Нам туда, — махнул рукой ее спутник.

То тут, то там мелькали знакомые лица — похоже, сегодня здесь собралась половина Хогвартса. Они прошли мимо "Трех метел", миновали кондитерскую и здание почты — из витрин старательно таращились филины, сипухи и неясыти, и даже флюгер на крыше изображал сову; перед магазином готового платья повернули за угол и очутились в коротком, всего на несколько домов, переулке. Пара шагов по выложенной булыжником мостовой — и вдруг мягкие осенние краски поблекли, сменившись зимней белизной. С неба повалили крупные мокрые хлопья, под мантию забрался холодный ветер, и туфли Лили тут же увязли в снегу, а по лодыжкам хлестнуло ледяным крошевом.

Ничего не понимая, она огляделась по сторонам — серые дома, под окнами высятся сугробы едва ли не до самых наличников, крыши ломятся под тяжестью снега, по мостовой метет поземка... и ни души вокруг. Все как будто вымерло.

— Мы пришли! — Поттер повысил голос, пытаясь перекричать завывания ветра. Она взглянула в том направлении, куда он показывал, и увидела над соседним зданием надпись, словно сложенную из множества льдинок — "Снежное королевство".

Высокие двери распахнулись сами. Вестибюль встретил их светом, теплом, запахом хвои и старого дерева и еще чем-то пряным и щекочущим нос. Перед огромным зеркалом высилась ель, точно окутанная хрустальной дымкой инея; на ее ветках мерцали волшебные светлячки.

Лили отряхнула мантию, на которой точно такими же светлячками блестели подтаявшие снежинки. И чихнула.

— Ничего, сейчас закажу нам что-нибудь горячее, — пообещал Поттер, одним взмахом высушив их одежду, и обратился к застывшему у двери человеку в костюме рождественского эльфа: — Я резервировал столик на двоих — на имя Поттер, Джеймс Поттер.

— Практически как "Бонд, Джеймс Бонд", — хихикнула Лили, но он, конечно же, не понял шутки.

"Рождественский эльф" с поклоном провел их в основной зал, и Лили застыла на пороге, вцепившись в руку своего спутника. Казалось бы, после Хогвартса ее было сложно чем-то удивить, но если суровая мощь замка подавляла и наводила трепет, то от здешней невесомой красоты захватывало дух. Насколько хватало глаз, впереди тянулась белая равнина, из которой вырастали круглые прозрачные столики на высоких ножках, таких тонких, что чудилось — любое дуновение ветра переломит их пополам. Дерево в фате серебристой изморози роняло на снег угольно-черную тень, и с неба бледным призраком светила луна. Выбранное Поттером кафе обернулось невозможной сказкой, хрупким чудом, тронь — и осыплется под пальцами хрустальным звоном льдинок.

Наконец она сумела сделать вдох... и все. Наваждение развеялось, очарование померкло. Вместо искристой, морозно-чистой свежести на нее дохнуло ароматом свежей сдобы, а потом к нему примешался запах кофе с кардамоном. Нагнувшись, Лили зачерпнула горсть снега — точно вата, такой же мягкий, пушистый и совершенно ненастоящий.

Отряхнув ладонь, она подошла к столику, возле которого в услужливом поклоне застыл их провожатый. В серо-белом окружении его алый с зеленым костюм казался неестественно ярким.

— Ну как, нравится? — жадно спросил Поттер. Его глаза блестели от восторга.

— Не знаю. Хорошо, что они не додумались переодеть метрдотеля в оленя Санта-Клауса. Представляешь, стоял бы тут, цеплялся рогами за притолоку... Придавал новый смысл выражению "его эго не влезает в комнату".

Поттер промолчал, но как-то подозрительно на нее покосился. Лили на всякий случай наложила на себя Фините Инкантатем, но разницы не почувствовала. Провела ладонью по волосам, извернулась, заглядывая за спину — ни кошачьих ушек, ни стрекозиных крылышек. Странно...

Пожав плечами, она села — и тут же выпрямилась на стуле, когда прозрачная спинка угрожающе скрипнула. Подняла глаза — луна над деревом с этого места казалась большой перламутровой пуговицей.

— Да, знаю, она очень похожа на снитч, — по-своему истолковал ее взгляд Поттер. — Так и хочется оседлать метлу и пуститься за ним в погоню.

— Но ты же охотник, а не ловец? — удивилась Лили.

— Да, но если не считать некоторой специфики — как, скажем, финт Вронского для ловцов, или финт Порсковой для охотников, — есть много универсальных приемов, которые годятся для любых игроков и которые удобнее отрабатывать как раз-таки на снитчах, где погоня требует предельной сосредоточенности и мгновенной реакции. Тот же вялый кистевой крен, или трансильванский блок, или...

Поттер явно оседлал любимого конька: это была самая вдохновенная речь, которую Лили от него только слышала. Чтобы не терять времени зря, она раскрыла незаметно материализовавшееся на столике меню и принялась его изучать. Да... уж. Веселенькое заведение — если взять только кофе, без пирожного, то уйдут не все ее карманные деньги, а только половина. Из чего, интересно, они его варят? Из яиц оккамия? Из перьев золотого сниджета? Может, прокрасться на кухню и утащить парочку для опытов?

— ...хотя, конечно, квоффл поймать гораздо проще — зато для охотника особенно требуется умение работать в команде, хороший глазомер и точность движений, потому что наложенное на квоффл заклинание замедленного падения...

Лили дотронулась палочкой до строки "кофе с кардамоном", и меню замерцало, принимая заказ. Очень хотелось поскорее выяснить, что эти двое задумали, и закрыть тему, но она сдержалась: вдруг он обидится из-за такой спешки? Как-то нехорошо получится — он же столько старался...

— А разве ловцу не нужны глазомер и точность движений? — чтобы поддержать беседу, спросила она. — Снитч ведь такой маленький — поди разбери, на каком он расстоянии и куда в следующую секунду может вильнуть.

Поттер замолчал и уставился на нее с таким изумлением, будто к нему обратилась метла. Хотя нет, пожалуй, говорящему "Нимбусу" он удивился бы все-таки меньше.

— Ну, отчасти ты, конечно, права, — медленно начал он, — но квоффл не может перемещаться сам, тут все зависит только от точности броска. У снитча же есть определенный запас магической энергии, поэтому он просчитывает движения ловца и выбирает такую траекторию, чтобы как можно быстрее удрать в нужную точку и зависнуть там, экономя магию. Поэтому ловцу нужно двигаться рывками, с резкими поворотами, чтобы ни снитч, ни ловец противника не могли предугадать...

Как можно быстрее удрать в нужную точку? Почти как задача о брахистохроне. Только надо сделать поправку на ветер... или во время игры поле защищено какими-то специальными чарами? Никогда не обращала внимания... А может, на снитче тоже есть чары, замедляющие падение? Он хоть и маленький, но наверняка тяжелый, раз сделан из золота...

Из ниоткуда появилась чашка дымящегося кофе. Казалось, она парит в воздухе — такой прозрачной была столешница. Лили взяла с блюдца ложечку, машинально превратила ее в карандаш, а накрахмаленную салфетку — в лист бумаги, и принялась набрасывать решение только что придуманной задачи, продолжая рассеянно поддакивать Поттеру.

— ...и в этом тренировки ловцов отличаются от тренировок охотников, — наконец триумфально закончил он и только тогда заметил, что его спутница давно на что-то отвлеклась. — Что ты делаешь?

И потянул к себе ее записи. Лили попыталась их перехватить, но Поттер оказался проворнее — повернул к себе, уставился на чертеж и кое-как нацарапанные уравнения...

— Что это? — она давно не видела на человеческом лице такого ошеломленного выражения. С тех самых пор, как... нет, вот о нем сейчас точно лучше не вспоминать.

— Задача, — неохотно пояснила Лили. — Я вычисляла траекторию, по которой должен двигаться снитч.

— А разве тут нужно что-то вычислять? Говорю же, он просто летит куда надо и там зависает.

— Но ведь не по прямой же? Хотя, казалось бы, так короче. Просто короткая дорога не всегда самая быстрая. Есть еще и сила земного тяготения — действие которой может быть ослаблено, как в нашем случае, но которую никто не отменял. На ее нейтрализацию тоже тратится магический заряд, поэтому... Слушай, давай ты просто поверишь мне на слово — что с брахистохроной все уже давно решено и никакой прямой там не получается.

— Батисто — что? — переспросил Поттер, уставившись на нее даже не круглыми, а почти квадратными глазами.

— Брахистохрона. Это задачка такая, ее в курсе высшей арифмантики проходят... Короче, не бери в голову, тебе это все равно не пригодится. Тем более что ты даже не ловец.

— И вы на арифмантике занимаетесь такими вещами? — с почти комичным ужасом он переводил взгляд с Лили на исписанный лист.

— Занимались. Год назад. Сейчас профессор Кляйнер дает нам задачи посложнее, а мне так в особенности... Я хочу получить у него референцию для будущей работы, — пояснила она. — А он ими так просто не разбрасывается. Слушай, да закажи уже что-нибудь, а то мне прямо неудобно — сидим, болтаем, ничего не берем...

Она взглянула на часы. Пожалуй, лучше еще немного повременить. Пусть поест, расслабится, потеряет бдительность — если застать его врасплох, то он скорее расколется.

Поттер взял меню и не глядя ткнул палочкой в строчку.

— А зачем тебе его референция? Я думал, ты после школы в зельевары собираешься.

— Ну, во-первых, зельеварение — призвание недешевое. Лаборатория, оборудование, ингредиенты, опять же... Это тут за все платит Хогвартс, но так будет не всегда.

— Ты могла бы заниматься в нашей лаборатории! — выпалил Поттер. — Она все равно пустует — отец давно отошел от дел, а из меня зельевар, как из рыбки зонтик. Он будет только рад, я уверен! Он мог бы поделиться с тобой опытом, представить бывшим коллегам...

Что-то в его голосе заставило Лили отставить в сторону чашку с кофе и посмотреть в лицо Поттеру — взглянуть на него по-настоящему, впервые за сегодняшний разговор, а может, и вообще за все их знакомство. В его карих глазах читалось такое горячее... не участие, нет, и даже не забота — чувство, для которого у нее не было названия, что-то настолько живое и искреннее, что ей сделалось не по себе.

— А во-вторых, — вымученно улыбнулась она, — как и у тебя, у меня нет к этому таланта.

— Глупости! Ты же никогда на занятиях не делаешь по рецепту, всегда что-то меняешь и дополняешь. Слагхорн говорит, у тебя большое будущее!

— Потому что я заранее моделирую процесс на бумаге и просчитываю, как на него повлияют те или иные изменения. Самое удачное повторяю на занятии. Это арифмантика, а не зелья. Уж поверь мне, — добавила она, отрывая полоску от своего листа с вычислениями и сворачивая ее колечком, — я знаю, о чем говорю. Когда у кого-то настоящий дар, зелья для него... как музыка, что ли. Чутье на них — как абсолютный слух.

Память услужливо подсовывала одно воспоминание за другим... Первые курсы, когда Сев мог только размахивать худыми, еще совсем детскими руками, пытаясь объяснить, почему надо добавлять десять зернышек алихоции, а не двенадцать — так, мол, кипит красивее и правильнее пахнет, — и рукава его мантии вздымались и опадали, как крылья диковинной черной бабочки... Потом, когда он стал старше, "красивее" облеклось в другие слова, покрылось коркой теоретического базиса, обросло таблицами сочетаемости ингредиентов и улучшенными лунными эфемеридами; Лили часто наблюдала, как он размышляет над сложной задачей, задумчиво водя пальцем по губам, и лишь спустя какое-то время выдает решение, но не могла отделаться от ощущения, что на самом деле он давно уже знает ответ и лишь пытается перевести его с другого, недоступного ей языка. Где-то там, неслышная никому другому, для него по-прежнему звучала музыка небесных сфер и направляла его руку, когда он нарезал корни бадьяна и щупальца растопырника, чтобы сотворить из них собственную магию.

— Симфония вонючих котлов, потрошеных жаб и склизких червей? — фыркнул Поттер. — Увольте. Уж лучше Селестина Уорбек. Лично я пошел на высшие зелья только потому, что аврорат за каким-то Мордредом требует по ним ЖАБА от всех кандидатов.

Лили проглотила рвущуюся с языка отповедь — в конце концов, он не обязан любить то же, что и она, — и вместо того спросила:

— Ты собираешься пойти в авроры? А как же квиддич?

— Становиться профессиональным игроком, когда в обществе такой раздрай? Летать и забрасывать квоффлы, когда где-то там гибнут люди? Ну, не знаю... Как по мне, это все равно что зажмуриться и притвориться, будто в комнате нет никакого нунду. В надежде, что тогда он тебя не слопает, — Поттер пожал плечами. — Темные маги — это зло, Эванс. И кто-то должен с ними бороться. Потому что сами по себе они никуда не денутся, так и будут заманивать к себе доверчивых и невинных и отравлять их своими гнусными чарами. И мало кто успевает вовремя прозреть и понять, во что его втягивают.

На столике перед ним появился заказ — тарелочка с обваленными в белом зелеными шариками. Пахло от них странно: чем-то терпко-ванильным, несомненно травянистым, но как будто припудренным пыльной сладостью.

— И если бы только доверчивых, — горько усмехнулась Лили. — Беда в том, что они даже для умных и скептично настроенных находят нужные слова. Все террористические организации так устроены — думаешь, в маггловском мире их нет? Разница только в том, что здесь чистокровные готовы убивать магглорожденных за то, что они тоже учатся в Хогвартсе, а там ирландцы взрывают женщин и детей, потому что хотят независимости. Мне вообще кажется, что темная магия только прикрывается бунтом и свержением устоев, а на самом деле делает из человека раба. Снижает критичность мышления и вытягивает наружу все самое отвратительное, что только в нем есть. Даже если сам по себе он хороший.

— Как ты это здорово сказала! Слу-ушай... — во взгляде Поттера загорелась надежда. — Я тут подумал — а давай с нами в аврорат? Только представь себе: ты, я, Сириус, Питер... Мы могли бы вместе сражаться с темными волшебниками! Моя скорость, сила Сириуса, осторожность Питера и твои мозги — нам не будет равных! Нас бы называли Гриффиндорским квартетом!

Он говорил с таким азартом, что она невольно улыбнулась:

— Чтобы нас принимали за музыкантов? Гастроли c выездами на трупы, аврорская униформа как часть сценического имиджа? Нет, все-таки погони за опасными злодеями не мое амплуа. Сам посуди, какой из меня боец? Я даже на ЗОТИ не хожу...

— Не знаю, не знаю. Реакция у тебя что надо. Я не раз замечал — ты очень ловко укрываешься за мебелью и быстро выставляешь щиты. И первую помощь умеешь оказывать.

— А ты позанимайся с Се... зельями с мое — еще и не такому научишься. Они взрываются, знаешь ли. И расплавляют котлы. И оставляют ожоги. У меня уже рефлекс: чуть что — на пол, щит от брызг, и скорее призвать бинты из сумки. Но это все, что я умею, а ведь преступники не зелья, одними бинтами от них не спасешься... И вообще, — добавила Лили, — я хочу работать в Министерстве. По квоте для магглорожденных, как Мэри. Только не в транспортном департаменте, а в Отделе тайн.

— У моего отца в Министерстве полно знакомых! — снова вскинулся Поттер. — Если хочешь, он мог бы с ними поговорить. По квоте тебе дадут низовую должность, а так подыщут что-нибудь поприличней.

Он глядел на нее с такой беззаветной преданностью, с таким желанием быть полезным, что ей опять стало неловко. Неужели она ошибалась, и этот шут и позер и впрямь способен на настоящие чувства?

Похоже, что да. Он будто бы протягивал ей на блюдечке весь мир, готовый в любой момент примчаться на белом гиппогрифе и швырнуть к ее ногам замки, домовых эльфов, счет в Гринготтсе и что там еще полагается современному принцу.

Вот только зачем ей замки, эльфы и поблажки по знакомству? Они навсегда останутся чужими. Подаренными, а не заработанными. Принадлежащими даже не самому Поттеру, а его отцу.

— Нет, спасибо, — покачала головой она, стараясь хоть немного смягчить отказ. — Было бы глупо начинать работу с серьезной должности. Я ведь почти ничего не умею. Так что поступлю по квоте, а там видно будет.

— Жаль... — протянул Поттер и, взяв с тарелочки белый шарик, рассеянно отправил его в рот.

И зашелся судорожным кашлем — согнулся пополам, насколько позволяла столешница, прижал руку к груди, и из глаз у него брызнули слезы.

Сначала Лили растерялась — но тут же спохватилась и наколдовала воду в появившийся на столике высокий бокал. Подвинула вперед:

— Держи, страдалец. Запей.

— Что... что это за гадость? — выдохнул он, жадно ловя ртом воздух, пока его не скрутил новый приступ кашля. Лили нахмурилась.

— Это? Всего лишь вода. А, ты о своих конфетах, — она придвинула к себе меню — строчка с выполненным заказом мерцала серебристым. Прочитала вслух: — Крапивные шарики в обсыпке из засахаренных крылышек докси... Фу-у, ну и гадость! Кто же у них такое берет?

Скривившись от отвращения, Поттер одним глотком осушил наколдованную воду, снова наполнил бокал и только тогда смог перевести дух.

— Не знаю... Мазохисты вроде меня? — слабо усмехнулся он.

— Как же ты не проверил, что именно выбрал? — она поднесла шарик к носу. — Да от них даже пахнет крапивой! Ваниль, конечно, отчасти перебивает, но спутать все равно сложно.

— Ну, это ты у нас гений котлов и эликсиров, а не я. Мне казалось, что флоббер-черви — это самое страшное, что только можно скормить зазевавшимся обжорам.

— И кстати, — Лили решила, что сейчас самое время задать главный вопрос, пока Поттер расслабился и не ждет подвоха, — раз уж мы заговорили о подлянках слизеринцам и ваших с Блэком зельеварческих талантах, а вернее, антиталантах... Зачем вы стащили из библиотеки "Философские основы зельеварения"?

Поттер снова закашлялся, на этот раз поперхнувшись водой.

— Слушай, ты точно собираешься в Отдел тайн? Да тебя в аврорат без экзаменов примут! — выдавил он, снимая очки, и утер покрасневшие глаза.

— Не уходи от ответа. Ты обещал! — уже закипая, напомнила она.

— Но откуда мне было знать, что ты спросишь именно об этом?

Так что же, он просто возьмет и откажется от данного слова?.. Такая возможность даже не приходила ей в голову. Вечная беда с этими матрицами: считаешь-считаешь, перебираешь варианты, а потом реальность подкидывает такое, что тебе бы и во сне не приснилось. Как ни старайся, всего все равно не учтешь.

Хотя какая разница — просчитан вариант, не просчитан... Без боя она не сдастся!

— Поттер, я точно знаю: вы задумали какую-то гадость, — наставив на него палец, заявила Лили. — Я никогда не поверю, что вас заинтересовали свойства живой и неживой материи или идея, будто чистота крови на самом деле завязана на чистоту души, — и добавила, когда он поежился под ее пристальным взглядом: — Уж не знаю, какую дрянь вы задумали сварить и кому подлить, но либо ты немедленно рассказываешь мне, в чем дело, либо я иду к Макгонагалл.

— Откуда ты вообще узнала, что это мы взяли ту книгу? — обреченно спросил Поттер. На нее он при этом не смотрел — протирал очки с таким видом, словно от этого зависела вся его жизнь.

— Какая разница? Главное, что узнала. И не собираюсь молчать... если, конечно, ты меня не переубедишь.

— Слушай, я и рад бы тебе рассказать, — он поднял на нее глаза — в них читалась мука. — Знаю, я обещал ответить на любой твой вопрос, а значит, вроде как получаюсь лжецом и обманщиком, но это и правда не моя тайна!

— Не твоя? А чья тогда? — нахмурилась она.

— Сириуса! Я обещал молчать, понимаешь? — он запустил пятерню в волосы, еще больше взлохматив свою "прическу". — Но мы... мы ничего такого не хотели. Ни варить, ни подливать. Это правда! Она нам не за этим нужна. Если хочешь, могу поклясться!

— Да толку мне с твоих клятв, — вздохнула Лили, нашаривая в кармане мантии кошелек. — После твоего сегодняшнего обмана. Попроси у них счет, пожалуйста.

— Ты собираешься уходить? Мы же еще ничего не заказали! — казалось, эта просьба его потрясла. Неужели он рассчитывал на настоящее свидание? Решил, что она хочет сходить с ним в кафе, а ее гипотетический вопрос — лишь глупая выдумка, способ набить себе цену? Ну уж нет, не на такую напал!

— Конечно, собираюсь, — как можно равнодушнее сказала она. — Будь так добр, поторопись, пожалуйста, я бы не хотела потратить целый день на лжеца и обманщика.

Лицо его вытянулось, но он послушно махнул палочкой, чертя в воздухе зигзаг. Лили отсчитала нужную сумму, положила монеты на столешницу — столбик золотистых кругляшей на хрустально-переливчатой поверхности казался неуместно материальным.

— Ты... ты хочешь сама за себя заплатить?! — в голосе Поттера звучала неподдельная обида и что-то еще, похожее на... злость? Пораженная, Лили взглянула на него, и он поспешно добавил: — Слушай, это я позвал тебя сюда и выбрал это Мордредово кафе. Если у тебя после свидания со мной первый порыв полезть за кошельком, это... это... Уж не знаю, с кем ты раньше общалась, но тот, кто позволяет девушке самой за себя платить — урод и полное чмо! Просто... просто не мужчина! Да как он на себя только в зеркало смотрит!

Внутри волной поднялась удушливая злость. Не мужчина, вот как? Самому-то, конечно, легко им быть — на папочкины миллионы!..

— Ну вот и узнаешь, как, — прошипела она. — Потому что я уже отдала деньги, и точка. А если ты считаешь мужчиной себя... не знаю, кто тебе это сказал, но имей в виду: он соврал!

На Поттера было страшно глядеть. Он молча поднялся, так сильно стиснув спинку стула, что побелели пальцы. Швырнул на стол горсть галлеонов и развернулся к двери.

Лили тоже встала. Вроде бы ничего не изменилось, но теперь фальшивая заснеженная равнина словно дышала арктическим холодом. Безликая скрипичная мелодия стелилась по ней, точно клочья ледяного тумана.

Обратно они шли в молчании — не считая того, что поздоровались с Саймоном, который как раз сворачивал в книжную лавку. Поттер плелся сзади, понурый, как побитая собака, и даже его очки казались воплощением мировой скорби, а вихор на затылке уже не стоял торчком, а горестно клонился вбок.

Лили успела пожалеть о своей вспышке — долго сердиться на этого балбеса было совершенно невозможно. Кроме того, хоть он и не сдержал слово, но и она тоже хороша: пыталась его на этом слове поймать и вытянуть чужую тайну, так что они в некотором смысле квиты. И он так старался устроить им настоящее свидание... Ну да, ничего не вышло, потому что она зануда и сухарь без чувства юмора, а еще взрывается при малейшем намеке на Северуса — сразу теряет голову и кидается в атаку, как бык на красную тряпку. Но разве с ее стороны это честно? Вдруг у него и в мыслях не было того, что она ему приписала?

На повороте к главному входу Поттер остановился.

— Слушай, я знаю, что нарушил обещание, но хочешь, раскрою тебе взамен другой секрет Мародеров?

— Что за секрет? Хочешь раскрутить меня на еще одно свидание? — с подозрением спросила Лили.

— Нет-нет, ничего такого! — с жаром заверил он. — Иди за мной.

Соглашаться или нет? С одной стороны, за это время она порядком от него устала, с другой — нехорошо постоянно показывать зубы. В итоге любопытство пересилило: все равно день пошел книззлу под хвост, час-другой погоды уже не сделают.

Поттер зашагал в сторону от замка. Лили старалась не отставать. Солнце припекало затылок, нагревало черную мантию. Под ногами шуршала трава, сбоку начиналась опушка Запретного леса — здесь деревья стояли в полной боевой раскраске, еще не тронутые осенним увяданием. Тыквенные грядки остались далеко позади, как и хижина Хагрида... Куда же они идут? Неужели к квиддичному полю?

— Ты опять решил меня надуть? — устало спросила Лили. — Имей в виду: я не буду смотреть, как ты играешь в квиддич. Могу даже рассердиться и приложить тебя чем-нибудь нехорошим... например, бладжером. Мне надо в лабораторию, ты и так отнял у меня почти весь день.

— Я же обещал раскрыть тебе секрет Мародеров! — ей показалось, или он действительно оскорбился? — Нам вон туда.

Он показывал на Дракучую иву — она вздымалась над землей узловатой громадиной, похожая на древесного осьминога с бесчисленными ветвями-щупальцами. Лили замедлила шаг.

— Вот уж чего я точно не хочу, так это получить деревяшкой по лбу. Думаешь, шишка меня украсит?

— Да нет же! Смотри, что сейчас будет.

Взмах палочкой — и валяющийся в траве сук взмыл в воздух и поплыл к Иве. Нырнул в переплетение корней, что-то такое сделал, и вдруг ветки застыли как парализованные.

— Запомни этот нарост — если его нажать, она на какое-то время замрет, — Поттер утер вспотевший от жары лоб. — И можно будет пробраться в лаз — видишь вон ту дыру? Там, под корнями? Ну так вот, дальше она переходит в туннель... Помнишь, я как-то говорил про туннель под Ивой? Это он и есть. Он огибает озеро с другой стороны и ведет в Хогсмид, в Визжащую хижину.

— Это когда рассказывал, как спас Северуса?.. Так он полез за вами в этот туннель? Чтобы всем растрезвонить, что по ночам вы ходите в Хогсмид?

— Конечно, это не единственная наша тайна, — с загадочным видом подмигнул Поттер. — Но теперь ее знаешь и ты тоже. Кстати, у нас в рукаве есть еще пара трюков и секретных потайных ходов, так что если тебе что понадобится — леденцы, шоколадные лягушки, сахарные перья, — только скажи, я мигом обернусь! В замке вообще полно всего интересного, особенно если знаешь его как свои пять пальцев.

— Не только интересного, но и опасного, да? Как та тварь, что сидит внизу? Кстати, а что это такое? Ты тогда так и не ответил.

— Да их там много водится, — он пожал плечами. — Как понимаешь, каталог мы не составляли. Просто стараемся не ходить в одиночку, и все. И запускаем в темноту Ступефаем на любой подозрительный шорох. Кто ж мог подумать, что этот неудачник так жаждет на нас наябедничать, что увяжется следом! Честно сказать, я тогда особо и не вглядывался — как увидел клыки и горящие глаза, подхватил его под мышки и дал деру. Он чуть штаны со страху не обмочил... да и я, признаться, тоже, — непринужденно улыбнулся Поттер.

— Выходит, ты ему жизнь спас, — задумчиво сказала Лили.

— Ну да. В конце концов, я гриффиндорец или кто? Он, конечно, гнусный тип, но смерти не заслужил.

Ну вот, если как следует поискать, то и в Мародерах можно найти что-то хорошее. Хоть они и редкостные раздолбаи, но в критической ситуации не колеблясь кинулись спасать ненавистного врага. Не факт, что Северус на их месте поступил бы так же. Особенно если вспомнить, над какими заклинаниями он в последнее время работал.

Запрещенными заклинаниями, между прочим. Самая что ни на есть темная магия — куда более серьезное нарушение, чем кража библиотечной книжки. За такое и в тюрьму сажают. И тем не менее, она промолчала — даже в голову не пришло на него донести. Тогда честно ли будет выдавать Поттера? Он же сказал, что книга нужна Блэку и для него это что-то важное и личное. И, похоже, не солгал.

— Ладно, мне уже пора, — вслух сказала она. — И не думай, что сумел меня задобрить! Я не сдам вас Макгонагалл, но потому, что сама так решила. Ты и твои тайны тут ни при чем.

Он улыбнулся — и, когда она уже собиралась уходить, внезапно позвал:

— Эй, Эванс!

Лили обернулась.

— Пойдешь со мной, когда нас снова отпустят в Хогсмид? В следующий раз я выберу что-нибудь получше.

Она только вздохнула и покачала головой. Нет, Поттер — это точно диагноз. Похоже, неизлечимый.

К вечеру Лили проголодалась — и потеряла аппетит, как только переступила порог Большого зала. Конечно, девчонки уже успели рассказать, что Абигайль Блишвик сегодня надела в Хогсмид совершенно неприличную мантию: едва достающую до колен, вульгарно оголяющую ключицы... Как оказалось — не только надела, но и явилась в таком виде на ужин.

И уселась рядом с Северусом.

Лили пронеслась к дальнему концу гриффиндорского стола, плюхнулась на краешек скамьи и уставилась на сладкую парочку.

Северус делал вид, что совершенно поглощен чтением, и даже что-то помечал на полях книги, но его перо то и дело зависало в воздухе, а взгляд тонул в декольте соседки. А лицо! Какое у него в этот миг было лицо! Вечно нахмуренный лоб разгладился, на губах наметилась улыбка, глаза зажглись нечаянным внутренним светом — совсем как у святых на старых полотнах...

На нее он никогда так не смотрел. Не разглядывал с мечтательной нежностью, словно редкое и капризное зелье. Она и не знала, что он на такое способен — Северус был тем еще мизантропом, куда проще представить его монахом-анахоретом, чем пылким влюбленным. Чтобы он пал перед ней на колени и признался в страсти до гроба? Пел серенады под окнами Гриффиндорской башни и охапками таскал пошлые букетики? Или по-свойски позвал в Хогсмид, как тот же Поттер? Да ну, ерунда какая... Этот если и подарит цветочки, то сам же на ингредиенты и пустит. И вообще, кому нужен этот типовой романтический набор, когда есть наука, слава и великие открытия?

Но где-то в глубине души все равно теплилась надежда, что он к ней неравнодушен. Во-первых, наукой можно заниматься и вдвоем, а во-вторых, он все-таки на нее засматривался, когда думал, что никто не видит. И никогда не прогонял, даже если она подкрадывалась со спины и через плечо заглядывала в котел. А как-то раз она залечила ему ошпаренную руку, но не пошла убирать настойку бадьяна, а задержала его ладонь в своих и, шалея от собственной смелости, легонько подула на обожженное место... Он не оттолкнул, не отстранился, а побледнел, замер мраморным изваянием и даже, кажется, перестал дышать.

Тогда-то она и размечталась, что все-таки ему нравится, и еще долго ждала у моря погоды. Глупо, конечно — он ведь никогда ничего не обещал. Не врал, не говорил, что у них есть будущее... Собирался окончить школу, снять какой-нибудь угол — для себя, для себя одного! — подкопить денег, продолжить образование на континенте — "тут все схвачено, Лили, тут мне не пробиться"... Только "я", "мне", "меня". И никогда — "мы". Даже выбора не предлагал — никакого "если хочешь, то давай со мной в Европу". Это она, она сама все придумала, сама приняла мнимое число за действительное, сама строила из себя крутую героиню с палочкой наперевес — чтобы заметил, чтобы восхитился... Ну что, добилась своего? Обрадовался твой спасенный принц? Да уж, конечно, так обрадовался, что век помнить будешь!

И ладно бы из-за чего другого послал... из-за взрывного характера, или носа курносого, или хотя бы слишком маленькой груди — так нет же, происхождением не вышла, длины родословной не хватило! Двух зайцев одним махом, очень по-слизерински: разом и ее на место поставил, и чистокровных приятелей по шерстке погладил — полюбуйтесь, мол, какой я пурист!

Потом он, конечно, и сам осознал, что перегнул палку, и даже пришел с покаянной речью в духе "давай останемся друзьями", но Лили так взбеленилась от этого "друзьями", что даже слушать его не стала. Ну что нового он ей может сказать? Детские воспоминания были, да сплыли, и грош цена их общему прошлому, если оно не подразумевает будущего.

Да и было ли оно, это прошлое? Или она и тут обманулась — выдумала не только любовь, но и дружбу? Может, он с самого начала общался с ней только потому, что не нашел никого другого? Дружил, пока это было удобно, рассказывал глупенькой почти-маггле о чудесах волшебного мира, а как надоело — потянулся к тем, кто больше знает и умеет, стал стесняться старой привязанности... И вот результат: он смотрит на свою златовласую амебу как на величайшее в мире сокровище, а к бывшей подруге даже не оборачивается.

Внезапно скамья рядом прогнулась под чужим весом, и знакомый голос произнес:

— На месте твоей вилки, Эванс, я бы пошел составлять завещание.

Лили опустила взгляд на тарелку — зрелище и впрямь впечатляло: отбивная была растерзана на волокна, зеленый горошек раздавлен в кашицу и размазан по донышку, у вилки погнулись два зубчика, и все это без помощи ножа, который так и лежал рядом с салфеткой.

— Еще слово — и пойдешь составлять на своем, — мрачно предупредила она.

— Понял-понял, уже молчу! — Поттер со смехом вскинул руки, и Лили решительно отодвинула нетронутую еду и поднялась из-за стола.

Северус тем временем успел сунуть книгу под мышку и бочком пробирался к выходу — по-старчески шаркая ногами, ссутулившись и втянув голову в плечи... Он казался каким-то погасшим — будто свечку внутри потушили. И только оглядевшись по сторонам, Лили сообразила, в чем дело: Абигайль Блишвик повернулась к Эвану Розье, выставляя напоказ свои прелести, а тот облизнулся, жадным взглядом огладил ее ключицы, и кубок с соком замер в холеной руке...

Вот стерва! Да она же прямо при Северусе с другим флиртует!

Лили чуть ли не бегом бросилась к дверям, и все равно едва не потеряла его из виду: знакомая черная макушка маячила уже у мраморной лестницы, рядом со статуей молоденькой волшебницы, попирающей голову поверженного дракона.

— ...вряд ли поможет, — донесся сзади голос Люпина.

— Я уже понял, что ты против, — перебил Поттер. — Может, тогда сам что-нибудь предложишь? Кроме как сидеть и помалкивать в тряпочку? И потом, я всего лишь хочу с ним поговорить — пусть пообещает, что больше не полезет...

"Они что, из-за Блэка спорят?" — удивилась Лили, но не успела додумать мысль, потому что Северус поудобнее перехватил тяжелую сумку и, так ни разу и не обернувшись, понуро побрел в сторону слизеринских подземелий.

Смотреть на его сгорбленную спину было невыносимо. Ей бы прыгать и ликовать — пусть на своей шкуре почувствует, каково это, когда тебя бросают ради кого-то другого! — но радости внутри не было. Только тоска и злость. Хотелось догнать его и хорошенько встряхнуть, чтобы клацнули зубы, хотелось заорать в ухо — вот видишь, ты выбрал ее, а не меня, а я бы никогда так с тобой не поступила!..

Но она и сама знала, что это ничего не изменит, поэтому вскинула голову, приняла беззаботный вид и решительно зашагала к центральной лестнице.

На душе было тошно и мерзко. Словно в животе угнездилась огромная скользкая гадина и медленно расправляла кольца.

* * *

На пороге дортуара ее окликнула Эмма.

— Как прошло твое свидание?

Какое еще сви... ах да! Поттер. "Снежное королевство".

— Как в сахарной вате. Потом была крапива, потом опять сахар, — пожала плечами Лили. — А твое?

— Тоже не очень. Рубен вел себя... как Рубен.

В спальне семикурсниц они были одни: близняшки еще не вернулись с ужина, а Лу, скорее всего, с головой ушла в тренировку — после школы она собиралась в большой спорт и почти все свободное время пропадала на квиддичном поле.

— А я предупреждала, — вяло заметила Лили, чтобы что-то сказать.

— А я уже объясняла — и про незамужних дочерей, и про пятна на репутации семьи... Так что либо Рубен, либо младший Диггори, либо отец берет дело в свои руки и ищет мне жениха сам. Причем наверняка начнет с Лонгботтомов, а там такая мамаша, что лучше уж Рубен. Хотя он, конечно, тот еще фрукт.

— А почему такой короткий список? Чистокровных однокурсников у нас гораздо больше, — постепенно ей и впрямь становилось интересно.

— Разные причины. Слишком близкое родство, не те связи, не тот статус... Кто-то уже помолвлен, слизеринцы — это практически отдельная каста, а Поттер бегает за тобой.

— А Блэк? — вспомнив неразлучную парочку, спросила Лили.

Эмма взглянула на нее темными, очень серьезными глазами:

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Это потому, что его выгнали из дому? Семья от него отреклась, и в чистокровном обществе он изгой?

— Я же говорю — не понимаешь, — бросила Эмма. — Блэки... это Блэки. Их с колыбели учат темной магии — и брать что хотят, не считаясь с чужими желаниями... И это еще только цветочки. С ними вообще нельзя связываться, Лили. Для них существуют только те, кто есть на их фамильном гобелене, только их семья, а остальных они и за людей не считают. В том числе и других чистокровных. Такое, знаешь, обыденное высокомерие, возведенное в закон природы. Они его даже не замечают, и ты тоже, до поры до времени, а потом бац! — и оказывается, что для Блэков есть только они сами.

— Ну неправда. Сириус любит своих друзей. А семью ненавидит, это все знают.

Эмма покачала головой. Окно дортуара выходило на запад, и льющиеся сквозь частый переплет лучи играли с ее внешностью злую шутку: на ее бледном, обычно спокойном лице словно бы полыхал румянец.

— Чтобы так ненавидеть кого-то, нужно их очень сильно любить. Пожалуйста, Лили, — тонкие пальцы скомкали край пунцово-красного покрывала, — забудь о Блэке. Даже не думай о нем... в этом смысле. Держись лучше за Поттера. Если у него в голове когда-нибудь заведутся мозги, он будет не так уж плох — по крайней мере для тех, кого считает своими. Не ухаживай он за тобой, я бы остановилась именно на нем.

Лили нахмурилась. Какой странный совет, и каким тоном... И главное — с чего вдруг, ведь Эмма никогда не встречалась ни с Блэком, ни с Поттером, чтобы рассуждать о них так уверенно и... горько, что ли? Ей же вообще другой нравится...

— На Джеймсе Поттере? — тихо спросила она. — Эмма, а как же Саймон?

Та вздрогнула и обернулась, будто хотела убедиться, что их никто не подслушивает. Но в комнате никого не было, только они и закатное солнце — световые пятна на противоположной стене складывались в картинку медовых сот.

— Это невозможно, Лили. Я же объясняла, — Эмма потупилась, уставившись на носки своих туфель. — Тут ничего не изменить. Давай поговорим о другом, а?

О другом? Ну уж нет. Раз она так разоткровенничалась, то ей, наверное, совсем плохо. И было бы из-за чего, ведь это даже не ее предрассудки, а ее семьи, этих Макмилланов, которые видят в своей дочери только племенную кобылу. "Тут ничего не изменить" — тоже мне, страсти шекспировские... Ведь их же тянет друг к другу! И она не считает его недочеловеком, не то что... Нет, нужно ее убедить, объяснить, что не все так страшно — и, не успев подумать, что наверняка шокирует эту гордую дочь чистокровных снобов, Лили пересела на соседнюю кровать и взяла Эмму за руку.

— Ну да, он магглорожденный. Я помню, ты рассказывала, что брак с нами немыслим и вообще считается у вас страшным позором. Но это их правила и условности, а не твои. Ты же не такая, как... — "как Северус", — как те чистокровные, что магглорожденных и за людей не держат. Тогда зачем подчиняешься придуманным ими законам? Ведь он нравится тебе, не отрицай. А ты — ему, это любой скажет. Так почему ты должна упускать свое счастье из-за каких-то сословных предрассудков? Что за средневековая дикость?

— Какая ты наивная, Лили, — вздохнув, Эмма легонько сжала ее пальцы, а затем высвободила руку. — Это просто... невозможно, и все. Мои никогда не допустят, чтобы мы встречались. Они еще довольно либеральные, те же Блэки на их месте поступили бы гораздо хуже.

— Это ты наивная. Мы никогда не знаем, сколько времени нам отпущено. Что угодно может случиться — например, в один прекрасный день ты проснешься, а он превратится в такого придурка, что тебе захочется его прибить... не как в тот раз, а по-настоящему. Или... — но нет, про тетю Милли и дядю Патрика лучше не рассказывать, не стоит пугать ее историями о маггловских терактах. — Или он отчается и начнет встречаться с другой — Хлое Уотерс он нравится, я точно знаю.

М-да, этого говорить явно не стоило — бедняжка выглядела так, словно ее вот-вот стошнит.

— Но он ее не замечает! — поспешно добавила Лили. — Он вообще смотрит только на тебя. И в Хогсмиде сегодня был один, я его перед книжным встретила!

— Хочешь сказать, он читает не только стащенные у меня журналы по квиддичу? — на губах Эммы промелькнула слабая улыбка.

— Хочу сказать — он таскает их только потому, что это твои журналы по квиддичу.

Вот теперь она точно покраснела — даже отвернулась, пытаясь скрыть смущение, и снова принялась теребить уголок покрывала.

— Скажи... по мне это так заметно, да? — ее голос звучал глухо и невыразительно.

Лили ответила не сразу — попыталась придумать что-нибудь изящное и обтекаемое, потом плюнула и сказала как есть:

— Знаешь, когда он зовет тебя в Хогсмид, ты отказываешься, а потом раз за разом набрасываешься на него из-за всякой фигни... Тут кто угодно неладное заподозрит. И вообще, — она пожала плечами: привычные шутки легко ложились на язык, — если даже близняшки проявляют чуткость и тебя не дразнят, значит, твой саймонит из острой стадии перешел в терминальную.

— Да... близняшки и чуткость — уже страшно. Так что бедная я. Но хватит обо мне, — с напускной бодростью продолжила Эмма. — Не думай, что я не заметила: ты второй раз заводишь разговор о браках с магглорожденными. По-моему, я поняла, из-за кого.

Лили невольно замерла — да, эта могла, она наблюдательная. Черт, как же не вовремя! Опять ворошить то, что еще не улеглось, расковыривать ноющую болячку — и лишь для того, чтобы выслушать уже известный вердикт...

— Джеймс Поттер!

Поттер? А он-то тут при... ах да, конечно. Он ведь тоже... продукт этого общества. Стоп, но почему он тогда за ней ухаживает?

— Не бойся, Поттеры вообще особый случай. Там вся семья с прибабахом, но они чистокровные и несметно богаты, поэтому им все сходит с рук. У него такой отец... в общем, если ты когда-нибудь станешь миссис Поттер, то поймешь.

Она знакома с Поттером-старшим? И считает, что он с прибабахом, но из-за денег ему все сходит с рук? Северус как-то о нем упоминал — мол, бездарный зельевар, но хитрый и расчетливый делец, и Лили решила, что тот преувеличивает, но если Эмма думает так же... Перед глазами сама собой нарисовалась постаревшая копия Джеймса Поттера, с такими же всклокоченными волосами, только совершенно седыми, и как он на каком-нибудь приеме или суаре подливает зелья в коктейли конкурентам... всякую дрянь, от которой у них вырастает чешуя или отваливается нос, и они соглашаются на все его условия, потому что иначе их никто не расколдует, а он заливисто хохочет, подсовывая им невыгодные контракты, и сверкает очками, совсем как его сын. Бр-р. И это называется "не бойся"?!

— Наверное, он даже хуже, чем мать Фрэнка Лонгботтома, — вслух ужаснулась Лили и торопливо добавила, заметив, как нахмурилась собеседница: — То есть я это просто так сказала. Я вообще не хочу замуж за Поттера, независимо от его папы.

— Да нет же! — рассмеялась Эмма. — Он не похож на миссис Лонгботтом, он вообще другой. Она... знаешь, бывают такие чопорные мегеры — держи спину ровно, в мое время такие платья носили только шлюхи, яйцо на завтрак моему сыну нужно варить четыре минуты пятьдесят пять секунд, а не пятьдесят шесть, и прочее в том же духе. А он просто... эксцентричный. Немного не от мира сего.

— Как Дамблдор, что ли? — не поняла Лили. И снова не угадала.

— Дамблдор добрый, а этот скорее добродетельный. Но счастью сына мешать не будет — и из принципа, и потому что сам же и ратовал за равенство с магглами.

Портрет Поттеровского отца обрастал все новыми деталями, причем одни наслаивались на другие и пытались их вытеснить. Богатый, помешанный на своей праведности жестокий делец, к тому же рассуждающий о правах тех, кого и в глаза не видел...

— Получается, он что-то вроде фанатика? — поморщилась Лили.

— Опять мимо. Фанатики пылкие, а этот высохший и заплесневевший в своей принципиальности. Знаешь, ветхий такой старикан, аж песок сыплется, но упертый и несгибаемый.

Час от часу не легче. Лили помотала головой, отгоняя безумное видение: ветхий и заплесневевший Поттер-старший, в круглых очках и замотанный в бинты, будто мумии из маминых любимых ужастиков, тянется к шеям напуганных конкурентов, толкая им проповедь о правах магглов...

— Ты меня совсем запутала, — пожаловалась она. — Теперь мне представляется какая-то эксцентричная мумия, которая именем святой добродетели, аминь, рекламирует толерантность и свое средство для укладки волос.

— Примерно так оно и есть, — хихикнула Эмма. — Только я не очень поняла, а кто такие мумии?

Вздохнув, Лили принялась рассказывать своей бедной чистокровной подруге, какой огромный пласт маггловской культуры прошел мимо нее и кто такие Имхотеп, Харис и их более современные варианты. Для пущей наглядности чернильницу пришлось трансфигурировать в маленький саркофаг, а перо — в киношную мумию; крошечный обитатель древней гробницы ходил по кровати, дергал за кисти балдахин, воздевал руки и завывал, возвращая улыбку на осунувшееся лицо Эммы.

На животрепещущем вопросе, видели ли создатели фильма настоящих инферналов, в дверях появились Роуз и Дейзи и тут же подключились к обсуждению. На небе загорались первые звезды, в комнате зажигались первые свечи. Девчонки принесли из Хогсмида пакетик с лакричными палочками и перечными чертиками и пустили его по кругу. Снизу доносились взрывы хохота — в общей гостиной тоже кипело веселье, и Лили, убаюканная этой почти домашней атмосферой, на какое-то время смогла забыть и о Поттере с Блэком, и о Северусе с Абигайль Блишвик.

Ненадолго, увы. Стоило пожелать всем спокойной ночи и закрыть глаза — и тревожные мысли снова заворочались в голове, как будто караулили ее под одеялом.

Ей снился лающий смех Сириуса Блэка — он хохотал, запрокинув голову, а потом вдруг воскликнул: "Импедимента!" — и Лили увидела, что в руках у него не палочка, а "Философские основы зельеварения". Но заклинание все равно сработало, из книги вырвался красный луч и угодил в мать Северуса, которая соткалась из воздуха прямо посреди гриффиндорской гостиной — она взлетела в воздух и перевернулась вверх ногами, точно Повешенный на карте Таро, и говорила не умолкая, почему-то голосом Северуса, и умоляла достать ей какое-то зелье, иначе она умрет. Лили хотела сказать, что не знает, где его взять, но Блэк продолжал выкрикивать заклятья и размахивать книжкой, а потом миссис Снейп заявила: "Блэки других и за людей не считают!" — и скрестила руки на груди...

...и оказалось, что за окном уже светает.

* * *

На завтрак она шла как в атаку — не замечая на своем пути никого и ничего, с твердым намерением припереть Блэка к стенке и вытрясти из него правду. Или из него, или из Поттера, кто первый подвернется под руку.

Вот только за гриффиндорским столом не оказалось ни того, ни другого. На их месте сидел Питер Петтигрю (она наконец-то вспомнила, как зовут того неприятного мальчика из их компании) и разливался соловьем, живописуя новые подвиги Мародеров. Не далее как вчера вечером они вчетвером сразились с шестью приспешниками Сами-Знаете-Кого, которые совали свой длинный нос куда не следует; в пылу сражения пострадали потолок и главная лестница, но эльфы к утру все заделали; мерзкие Упивающиеся получили по заслугам, а Джеймса и Сириуса как главных героев вызвал к себе директор — несомненно, чтобы вручить орден Мерлина, потому как меньшего они просто не заслуживают.

Рядом с ним сидел Люпин — меланхолично листал учебник, жевал жареную сосиску, не обращая внимания на льющийся у него над ухом мед и елей, и казался полностью погруженным в себя. Но вскинулся даже от легкого прикосновения к плечу:

— Я ничего не знаю! Меня там вообще не было... ой, это ты. Извини, пожалуйста. Привет.

— Привет, Люпин. Слушай, а где Поттер и Блэк? — Лили решила не ходить вокруг да около и сразу перешла к делу.

— Джеймс у директора, а Сириуса мадам Помфри решила оставить на денек в Больничном крыле, — озабоченным он не выглядел, скорее, удивленным, хотя по его унылой физиономии было сложно сказать наверняка. Значит, ничего серьезного с Блэком не случилось, мадам Помфри просто решила перестраховаться, а раз так, то у него вполне можно потребовать ответы на кое-какие вопросы...

— Спасибо! — Лили поспешила прочь из Большого зала. Сзади доносился голос Петтигрю, который продолжал свою сагу об обороне лестничного пролета. Так Поттер с Люпином вчера из-за этого спорили? Блэк что-то не поделил со слизеринцами? С кем — с Мальсибером и Эйвери? Хотя нет, раз шестеро, то с Хьюго Фоули и его шайкой. Так им и надо — в прошлую среду эти гады сильно ее толкнули, когда она торопилась на зелья, и ушиб до сих пор побаливал. Жаль только, что противники Мародеров вышли сухими из воды — по крайней мере, на завтраке вся шестерка сидела с подозрительно благостным видом. А Поттера вызвали к директору. Небось опять кучу баллов потерял... ну ничего, за Фоули не жалко.

В Больничном крыле было тихо и прохладно. И пахло зельями, знакомыми до мельчайшей нотки: едкое и дымное — Костерост; сладкое до приторности — противовоспалительное; кисловатое с металлическим привкусом — кроветворное; резкое, отчетливо мятное — микстура от кашля... Вдоль стен тянулись ряды стерильно-безликих кроватей, застеленных одинаковыми простынями. Занята оказалась только одна, в простенке между окнами — низко склонив голову, на ней полусидел, полулежал Сириус Блэк. На щеке у него багровел здоровенный синяк, голова была забинтована... ого, похоже, ему и впрямь досталось. От Фоули, что ли? Или кто-то из его дружков постарался?

Впрочем, какая разница? Кто бы это ни был, он в любом случае остался цел и невредим. В отличие от Блэка, которого упекли в лазарет на все воскресенье, и явно не для проформы, потому что выглядел он и впрямь неважно. Синяк на пол-лица, обметанные лихорадкой губы, в вырезе рубашки отчетливо проступает еще одна повязка...

Но на аппетит эти травмы, похоже, не повлияли — судя по тому, что он хрустел имбирным тритончиком, а рядом на одеяле валялась полупустая упаковка. Тумбочка по соседству ломилась от сладостей: алые, розовые, золотые коробки в шелковых ленточках и блестящих сердечках... Должно быть, поклонницы расстарались — и как еще в очередь под дверями не выстроились? Может, их кто-то уже разогнал? Значит, ей повезло, а то так бы и пришлось призывать его к ответу под хоровые причитания а капелла.

Поправив на плече лямку сумки, Лили решительно шагнула вперед. Паркет под ногами скрипнул, и Блэка как пружиной подбросило — она и глазом не успела моргнуть, как его палочка нацелилась ей в горло. Головы он так и не поднял. Растрепанные волосы падали на забинтованный лоб, небрежно ложились на белую марлю.

— А, это ты, — он узнал ее и отложил палочку в сторону. — Джеймс не ранен, он у директора.

— Знаю. Я искала тебя, — и, пока он не успел прийти к неправильным выводам, торопливо добавила: — Блэк, я знаю, что ты украл из школьной библиотеки "Философские основы зельеварения". Зачем? Это как-то связано с Фоули и его шайкой, да?

Он поднял голову, и Лили отшатнулась. На нее уставились страшные, воспаленные, больные глаза — будто провалы в бездну. Все вопросы, обвинения и заготовленные речи тут же развеялись как дым, и она сказала совсем не то, что собиралась:

— О Господи, Блэк... Что с тобой?

— Ничего.

— Как это ничего? Я же вижу...

— Ерунда. Я здоров, — он говорил резко, отрывисто, явно через силу. Будто выплевывая слова.

— Но...

— Я здоров! — почти проорал Блэк — стиснул руки в кулаки, начисто позабыв, что все еще сжимает недоеденное печенье; оно хрупнуло, ломаясь в мелкую крошку, и только тогда он опомнился. Раскрыл ладонь, невидяще взглянул на то, что осталось от тритончика, и повторил уже тише: — Со мной ничего не случилось. Я не болен.

— Хорошо-хорошо, я уже ухожу. Но Блэк... Если я могу хоть что-то для тебя сделать — что угодно, хоть как-то помочь...

— Не можешь, — вспышка явно его утомила: он откинулся на подушки, провел по лбу, словно снимая невидимую паутину. Повторил: — Не можешь.

Ну ладно, нет так нет. В конце концов, он уже большой мальчик, а навязываться не в ее правилах... Ведь ясно же, что у него беда, что-то посерьезнее пустяковой кражи из библиотеки или драки со слизеринцами. Его только что наизнанку не выворачивает, а тут еще она со своими расспросами и непрошеными замечаниями. Помолчала бы лучше и оставила человека в покое — без нее разберутся, что ему делать и как лечиться.

Повернувшись к выходу, она поудобнее перехватила сумку — и только тогда увидела, что дальний угол лазарета отгорожен высокой белой ширмой. Ноги сами понесли ее в ту сторону, внутри всколыхнулось нехорошее предчувствие... Получается, у мадам Помфри есть и другие пациенты? К которым не пускают посетителей? Но тогда бы там стояли охранные чары... Вытянув шею, она заглянула за ширму — и забыла обо всем на свете.

Северус выглядел чудовищно. Даже не бледный, а какого-то синюшного оттенка, до шеи закутанный в простыню, черные волосы разметались по подушке, на лбу испарина... а дышит, дышит-то как! Тяжело, сипло, с каким-то непонятным присвистом, в груди все просто клокочет! Небось опять стоял у котла и надышался ядовитыми парами, а остановить было некому. Ведь знала, знала же, что нельзя оставлять его одного, что он себя не бережет — будто его тело еще один инструмент, чуть дороже хрустальной склянки, чуть дешевле серебряного ножа...

К горлу подступил комок, и давно похороненные воспоминания стали подниматься одно за другим, точно пузырьки в закипающей воде.

Бесконечные ссадины, порезы, ожоги — порой серьезные, до волдырей и слезающей кожи. "Да брось, что мне сделается, потом чем-нибудь намажу! Ты лучше глянь, как забурлила основа, а ведь всего-то щепотка семян клещевины!" — и совершенно ясно, что не будет никакого "потом", потому что он увлечется экспериментом и напрочь обо всем позабудет.

Конечно, на нем все и правда быстро заживало, но не настолько же! Приходилось брать мазь и лечить его самой. Северус терпел молча — замирал под ее руками и не двигался, пока ожог не сходил, оставляя чистую кожу, а вот Лили шипела и булькала почище любой основы. Он будто нарочно подставлялся — назло ей не считался с опасностью, наплевательски относился к своему здоровью, из какой-то глупой мальчишеской бравады постоянно лез на рожон...

...а теперь еще и голодом морить себя вздумал. Совсем истаял, в скелетину превратился... Заострившиеся скулы, впалые щеки — анатомическое пособие, да и только! Со спины и издалека его худоба не так бросалась в глаза, но теперь, когда он лежал на больничной койке, едва живой и беспомощный... В носу защипало, Лили зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос. Только бы не разбудить, он всегда спал чутко... Чудо, что до сих пор не проснулся: должно быть, мадам Помфри дала ему снотворное — если так, то он не услышит, даже если подойти поближе...

Она не помнила, как сделала шаг и потянулась вперед — рука замерла в каком-то дюйме от его лица, так близко, что тепло его кожи ласкало пальцы. Мучительно хотелось прикоснуться, ладонью провести по виску, по скуле, погладить бледную щеку с черными точечками пробивающейся щетины... Спуститься ниже, к тонким, изящно очерченным губам, а потом обнять его крепко-крепко, прижаться лбом ко лбу, как в детстве, и больше никогда не отпускать.

Словно в ответ на невысказанную мольбу, его ресницы дрогнули...

...и — ничего. Он не проснулся. А вот она опомнилась. Отдернула руку — от фантомного тепла покалывало кожу; заставила себя сделать два шага назад.

Кинуться ему на шею, да? Забыть все, что видела в Большом зале? А что потом — так всю жизнь и гоняться за несбыточными мечтами? Стать для него удобной привычкой, перчаткой на его руке? Нянькой, сиделкой, карманной арифманткой будущего светила зельеварения? Опять довольствоваться вяловатой дружбой, когда точно знаешь, что хочешь большего, терпеть его приятелей, которые смешивают ее с грязью, молча сносить косые взгляды слизеринских гадючек и ядовитые шепотки за спиной... или не за спиной, а как тогда, в лицо. "Не обольщайся, дорогуша, Снейп никогда на тебе не женится. Зачем ему наивная простушка с дурной кровью?" "Думаешь, ему больше понравятся твои дурные болезни?" — холодно парировала Лили и мстительно отметила, что хорошенькое личико Абигайль пошло некрасивыми пятнами, и соперница вот-вот сбежит с поля битвы.

А эти его так называемые друзья? Фанатики, террористы, готовые преступники, больные отморозки, по которым Азкабан плачет! "Ненасильственное очищение магического мира от инородных элементов"... Ненасильственное, как же! Да один Мальсибер отправил в Больничное крыло куда больше народу, чем все Мародеры вместе взятые! И что, когда он вступит в эту их организацию, то сразу превратится в кроткую овечку? Будет усыплять избирателей вдохновенным блеянием о необходимости системных реформ? А Тот-Кого-Нельзя-Называть, чьим именем сейчас пугают младенцев, посвятит свои дни исследованиям древних ритуалов, мирно обрастая лысиной, детишками и домашними любимцами? Да они всей шайкой в тюрьму загремят, и Северус вместе с ними — будет ему десять лет вместо ордена Мерлина...

Наверняка он это понимал. Не мог не понимать, и все равно выбрал их, а не ее. Опомниться не успеешь, как женится на какой-нибудь чистокровной пустышке и вольется в дружные ряды Упивающихся...

И после этого кинуться ему на шею и предложить мир и дружбу? Все забыть и простить?

Полно, да нужно ли ему ее прощение?..

Она бросила на Северуса последний взгляд — он так и не проснулся, лежал на кровати строгий и неподвижный, словно сотканный из черного и белого, как графический рисунок без теней и полутонов, — а потом отвернулась и постаралась улыбнуться. Судя по всему, получилось не очень, потому что остановившийся в дверях Люпин ахнул и уронил тарелку с бутербродами. Полукружья ветчины легли на пол картинкой человеческих легких.

— Что? — спросила она — может, чуть агрессивней, чем следовало, потому что из головы никак не шло бледное лицо Северуса и те ужасные хрипы у него в груди. Люпин не ответил, только отвел глаза и принялся подбирать с пола осколки, почему-то вручную, без палочки, а Блэк расхохотался в голос — внутри всколыхнулись отзвуки почти забытого кошмара... Неужели все-таки Дар? Нет, не может быть — в тот раз все было совсем по-другому...

Она опомнилась только в дортуаре — в бархатистом полумраке своей кровати, за пологом, который непонятно когда успела опустить. Глаза жгло, судорогой сводило горло, и каждый вдох давался с трудом. Грудь словно сжимал невидимый обруч, все сильнее и сильнее, до боли стискивая ребра.

Вот-вот сломает — совсем как Блэк имбирного тритончика.

Вечером Лили засела за эссе о факторе удачливости у магов и его влиянии на статистические закономерности. Мадам Помфри сказала, что Северуса завтра выпишут, и от этого мысли путались, слова не шли на ум, а перо царапало пергамент и оставляло кляксы, как у какой-то первокурсницы. Поэтому она почти обрадовалась, когда в спальню заглянула Эмма и сказала, что кое-кто внизу хочет с ней поговорить.

"Почти" — потому что предательское сердце в очередной раз дрогнуло. И еще потому, что этим "кое-кем" оказался Джеймс Поттер.

Лили скрестила руки на груди.

— Сначала в библиотеке, потом в гостиной, а теперь еще и в спальне меня достаешь?.. Уймись уже, чудовище, дай хоть эссе дописать!

— Так ты на меня не сердишься? Ну, за вчерашний вечер? — почти робко спросил он.

— Вечер? А, ты о той шутке с завещанием... Нет, Поттер, я больше на тебя не сержусь. Нет, Поттер, я никуда с тобой не пойду. Доволен?

Но стоило ей развернуться к лестнице, как он схватил ее за рукав.

— Постой, не уходи! Мне очень... очень надо с тобой поговорить, — он оглянулся и тихо добавил: — Наедине.

Вздохнув, Лили тоже покосилась в ту сторону — да, Роуз и Дейзи определенно навострили уши — и неслышно прошептала:

— Муффлиато.

А затем добавила уже нормальным голосом:

— Можешь говорить. Нас никто не услышит.

Он нахмурился — потом сообразил, и в глазах у него вспыхнул восхищенный огонек.

— Ух ты, здорово! А меня так научишь?

— Нет, не научу, — у нее окончательно лопнуло терпение. — Ты, кажется, от меня чего-то хотел? Либо выкладывай, либо я пошла.

— Нет, Эванс, подожди! Я только... Сейчас, только с мыслями соберусь — Бродяга меня точно убьет, когда узнает, — пробормотал Поттер, запуская пятерню в волосы. В этот миг он напоминал растерянную птицу со встопорщенным хохолком.

Ей стало совестно. Ну вот, напустилась на человека ни за что ни про что, расстроила беднягу. Ему и без того досталось — шутка ли, драться вчетвером против шестерых! Или даже втроем, если верить Люпину. А потом еще и к директору вызвали и наверняка отчитали за манкирование своими обязанностями — он же староста, с него и спрос больше. А Блэк застрял в лазарете, значит, и отработку пропустит... Это что же получается, набедокурили все, а отвечает один Поттер? Хорошенькая справедливость, ничего не скажешь...

Усевшись на диван, она приглашающе похлопала возле себя ладонью:

— Ладно, собирайся с мыслями. Я тебя не тороплю.

Поттер внял совету и плюхнулся рядом. Повернул голову — в его очках заплясали огоньки свечей.

— Ты утром сказала, что хочешь ему помочь... в смысле, Сириусу, — начал он, машинально крутя в пальцах палочку. — А вчера так настойчиво расспрашивала о той книге... И в зельях хорошо разбираешься, вот я и решил, что... Он, конечно, взбесится, когда узнает, но нам очень нужна твоя помощь! Очень! Мы сами не справимся...

— Поттер, — мягко перебила Лили, — давай ближе к делу.

Он сглотнул. Набрал воздуха, точно пловец перед прыжком в холодную воду, и на одном дыхании выпалил:

— У Сириуса болен папа — его может спасти только эликсир Чистой крови — помоги ему, пожалуйста!

— Кто, я? Какой-какой крови? Но... Нет, постой. Давай с начала, по порядку. С чего вы решили, что его отец болен?

— Ему написала мать, хотя они уже давно не общаются. Сказала, что отцу нужна помощь, что целители наконец поставили диагноз — это темная скверна, рецепт лекарства у них есть... в смысле, они нашли книгу с рецептом, но пока неясно, сработает ли он...

— И вы хотите, чтобы я это выяснила? — нахмурилась Лили. — Ничего себе задачка! Ты хоть представляешь, насколько это сложно? Я о такой болезни впервые слышу — кстати, а что говорят целители, какие у них прогнозы?

Поттер вздохнул и поморщился.

— Говорят, что никто из них с этой штукой не сталкивался, думали, она только в учебниках и осталась, — неохотно признался он. — Тот рецепт вообще считался утраченным, пока Блэки его не отыскали. Мы со своей стороны тоже кое-куда заглянули, но как-то... не слишком удачно. В книге Блэков были одни наблюдения за больными и рецепт — и еще упоминание этого Дамьена Кроткого, мол, он был прав, в крови действительно оказались частицы скверны. Вот мы и решили посмотреть, кто это такой — может, хоть один объяснил по-человечески, но куда там. Только и поняли, что темная магия калечит душу, но это мы и без него знали. А дальше сплошные рассуждения о том, что чистота души означает чистоту крови, а душевная скверна переходит на тело и заражает кровь — и ни намека, что он вообще пишет о реальной болезни. И ни слова о том, как эту скверну лечить.

Он раздраженно махнул рукой с зажатой в ней палочкой, и подсвечник на другом конце комнаты, будто сметенный невидимой волной, взлетел со стола и со всего маху врезался в стену. Хорошо хоть на голову никому не свалился... Укоризненно взглянув на Поттера, Лили отлевитировала подсвечник обратно на место, и тут до нее дошло.

— Стоп. Так вы за этим сперли ту книжку? Чтобы ее прочитать? И устроили тот цирк с носками, чтобы под шумок смыться из гостиной? — от возмущения она так повысила голос, что вздрогнул даже нарисованный моряк, задремавший на картине у камелька.

— Э-э... Ну вроде как да. Слушай, я все понимаю, но Сириус себе места не находил, нам нужно было его отвлечь, иначе он бы просто взорвался! И вообще, мы же не навсегда ее взяли, а только временно одолжили!

— Одолжили?.. Чтоб завтра же вернули на место! И почему он не может отвлечься как-то по-другому? Ну там домой смотаться, с больным отцом посидеть, мать утешить — чем не занятие? Или у вас никто, кроме Люпина, больных навещать не умеет? Или... или... — она похолодела от внезапной догадки, — он просто не может, да? У них дома карантин?

— Ну-у... Не совсем. Карантина у них нет, просто Сириусу лучше там сейчас не появляться. Это... небезопасно. Видишь ли, если верить его матери, в рецепт того зелья входит кровь. Чистая кровь прямого родственника, не запятнавшего душу никакой скверной. И они попросили Сириуса. Только мы... ну, знаешь, не очень уверены. Что это правда — и насчет болезни, и вообще. С кровью Сириуса... можно многое сделать. Если это будут его родители. Заставить его вернуться домой, превратить в послушную марионетку, подчинить своей воле... Темная магия, конечно. Очень темная. Как раз в духе Блэков. Мы... не знаем наверняка, чего они хотят. Не можем определить, что это за зелье. Понимаешь?

Каждое слово давалось ему с трудом. Он смотрел куда-то в сторону и едва шевелил языком, словно ворочал неподъемные глыбы. Лили полностью разделяла его чувства. Бедный, бедный Блэк, совсем свихнулся со своей паранойей — это надо же, подозревать собственных родителей в таком изощренном коварстве! Какой ужас. Как же он с этим живет?

Хотя совсем уж психом считать его не стоит — она никогда не слышала, чтобы человеческую кровь применяли для чего-то, кроме темной магии. Взять хотя бы Гормлайт Гонт с ее зельем Перевернутой реальности... С другой стороны, теория об особых свойствах "крови безгрешных" тоже не с потолка взялась — Дамьен Кроткий апеллировал к огромному количеству примеров, от единорогов до крови маггловских младенцев, которая особенно ценилась у колдунов того времени. Так почему бы не существовать зелью, в котором эти "особые свойства" направлены на благо, а не во вред? Северус, правда, ни во что такое не верил, но он мог и ошибаться, верно?

— И вы хотите, чтобы я определила, что это за рецепт? — после паузы спросила она. — Но я уже сказала, что...

— Нет, — перебил он. — Это не решит нашу проблему. Даже если окажется, что он подлинный, они могут использовать кровь... в чем-то другом. Не обязательно в нем. Но если передать им уже готовое зелье... Может, ты хотя бы попробуешь? Мы бы дали тебе рецепт и все ингредиенты, договорились с Дамблдором и Слагхорном — никаких секретов, все только с их ведома! Ты бы просто сварила его, и все. Пожалуйста, Эванс! Пожалуйста...

Она не знала, что сказать. Так вот почему ей приснился тот кошмар — все сбылось, но не с матерью Северуса, а с отцом Блэка! Этот умоляющий голос — точь-в-точь как тогда, во сне, и взгляд, в котором читалась надежда пополам с отчаянием... словно она, Лили, их последний шанс, и если она откажет, то им уже никто никогда не поможет...

Никто? Стоп. Стоп-стоп-стоп...

— А почему я, Поттер? — сощурилась Лили. — Почему ты не попросишь об этом отца?

— Ну, во-первых, он давно отошел от дел, — как-то слишком легко ответил Поттер. — И возраст не тот, и здоровье... Продал все наработки и закрыл лабораторию, я же рассказывал. И вообще, как только я заикнусь, что это за зелье и для кого оно нужно...

Да, уж что-что, а такие проблемы Лили очень хорошо понимала.

— Не удержится, да? — вслух посочувствовала она. — Захочет сварить, наплевав и на возраст, и на здоровье? Боишься, что он сам сляжет, на пару с отцом Блэка?

Он дернул плечом, будто говоря: ну ты же знаешь этих маньяков, никакого чувства меры... Покосился в сторону — и тут его лицо напряглось, на скулах заходили желваки; он шевельнул палочкой — и белобрысый мальчишка на другом конце комнаты взвыл в голос и отбросил загоревшийся у него в руках журнал.

Взметнулись языки пламени — побежали по страницам, жадно глотая их одну за другой. Лили невольно сощурилась — там, на обложке, была колдография какой-то размалеванной девицы в синем платье... она корчилась, выгибалась, разевая рот в беззвучном крике — бумага чернела и съеживалась, рассыпаясь пеплом... Едко запахло паленым — там же ковер, сейчас он тоже вспыхнет!

— Ты что творишь? — опомнившись, Лили невербально потушила огонь и сердито уставилась на Поттера, но тот и ухом не повел.

— Гаденыш получил за дело. Еще раз увижу у него эту дрянь — руки-ноги пообрываю, — он так твердо встретил ее взгляд, что она невольно заколебалась.

Рядом с останками журнала уже стояла Дейзи. Брезгливо скривила губы, носком туфли поворошила обгоревшие страницы, а потом что-то бросила заплаканному мальчишке — тот побледнел и отвернулся, только плечи вздрагивали от еле сдерживаемых рыданий, — и махнула палочкой. На ковре осталась маленькая кучка серой золы — потом исчезла и она, а сама Дейзи высоко вскинула голову и зашагала к шахматному столику, где ее уже ждала Роуз.

Как странно... За близняшками никогда не водилось привычки обижать младших. И выходки Мародеров они тоже не одобряли...

— А что это за журнал? — спросила Лили — и впервые увидела, как краснеет Поттер. У него порозовели даже уши, а на щеках вспыхнули ярко-алые пятна.

— Так... гадость всякая, — уклончиво ответил он и, меняя тему, добавил: — Ну так что, ты поможешь нам с зельем?

Почему он так отчаянно смутился? Там было что-то... непристойное? Тогда это меняет дело, таким журналам в школе не место. Но озвучивать свои подозрения она не рискнула и только спросила:

— Ты уверен, что вам нужна именно моя помощь? Я ведь не профессиональный зельевар, у меня даже диплома нет. Да и согласятся ли Блэки взять лекарство... — "у грязнокровки" — у неизвестно кого?

— Согласятся, — уверенно заявил Поттер. — Если их человек будет следить за тобой по двустороннему зеркалу и подтвердит, что все в порядке. Заодно и советом поможет, если что. Все равно они кого-то наймут, вот пусть и отрабатывает свои деньги. Одно зеркало повесим у него, второе — в школьной лаборатории: и смотреть удобно, и давать указания.

— Двустороннее зеркало? — Лили уставилась на него во все глаза. — Да ты хоть в курсе, сколько они стоят? И вообще, зачем вам я, раз основную работу все равно сделает другой?.. Ах да, ну конечно. "Темная магия требует желания навредить", верно? Во мне вы уверены, в зельеваре Блэков — не очень, вот и не хотите подпускать его к котлу... А ты все тщательно продумал. Настолько мне доверяешь?

— Тебе — да. Ты хочешь помочь Сириусу, а не отнять у него свободу, и даже если нам подсунут рецепт какой-то темной дряни, у тебя он все равно не сработает. А другие зельевары... Их семеро на всю страну. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы первый назвал себя параноиком, но Блэки... умеют убеждать несогласных. А ты в школе, под защитой Дамблдора, с ним даже они не рискнут связываться, — он заглянул ей в лицо и с жаром добавил: — И вообще, ты себя недооцениваешь. Ты очень талантлива, очень! Если кто и может сварить такое зелье, пусть и под чужим руководством, то только ты. А насчет зеркал — так это ерунда, не так уж дорого они и стоят. Подумаешь, полетаю пару месяцев на старой метле — зато тренироваться буду чаще! Свистну у мадам Хуч еще парочку снитчей — и вперед.

— Стащишь?.. Вы же Мародеры, а не клептоманы? — удивилась Лили, затылком откидываясь на спинку дивана — волосы немедленно выбились из пучка и рассыпались по обивке.

— Ага, — внезапно охрипшим голосом выдавил Поттер. — Мы не подчиняемся ничьим правилам, кроме своих собственных! — и добавил, словно оправдываясь: — Но вообще-то школа не пострадала. Снитчи одноразовые — они запоминают, кто их первый поймал, поэтому после игры просто лежат и пылятся в архиве... Так что ты решила? Ты поможешь нам с Сириусом?

Лили уставилась в потолок. С одной стороны, рассказ Поттера звучал гладко — настолько гладко, что в нем невольно мерещился какой-то подвох. С другой — ну а что, собственно, может случиться? Если все будет происходить с ведома преподавателей и под руководством опытного мастера? Почти как очередной индивидуальный проект, только лучше — не какая-нибудь ерунда вроде ускорителя роста ресниц, а забытый рецепт из старинной книги... Плюс знакомство с настоящим зельеваром, одним из лучших в Британии — это же такая возможность научиться чему-то новому! Да и Блэку заодно помочь. Если ему так нужно, чтобы зелье сварила она, а не тот, кого наймут родители, то кто она такая, чтобы лезть в его отношения с семьей?

И все же была в этой истории какая-то странность, которая не давала ей покоя. Мелочь, сущий пустяк, который ее насторожил, но потерялся в ворохе других деталей. Что-то, о чем Поттер упомянул — или, точнее, не упомянул, хотя оно так и напрашивалось...

Она повернула голову. Он ждал ее решения, рассеянно поигрывая палочкой. Небрежный взмах — и портрет моряка со шкиперской бородкой обзавелся длинными седыми усами. Лили уже хотела вмешаться, но новоявленный усач выпустил изо рта трубку, провел рукой по верхней губе, а потом разразился такой смачной и забористой тирадой, что Поттер восхищенно присвистнул и отменил свои чары. Лили невольно фыркнула.

— Ладно, я подумаю. При трех условиях. Во-первых, — она разогнула первый палец, — вы договариваетесь с преподавателями и получаете разрешение на использование школьной лаборатории. Никаких тайн и нелегальных зелий. Во-вторых, я должна сначала взглянуть на рецепт и книгу, в которой он напечатан... Темная магия или нет, но варить неизвестно что под руководством неизвестно кого я тоже не собираюсь — и это, кстати, было третье условие: я хочу знать имя того зельевара, с которым мне предстоит работать, — она разогнула два оставшихся пальца. — Три пункта, Поттер. После этого я приму решение.

Сказать, что он обрадовался, — значит ничего не сказать. Лицо его просияло от чистого, по-детски искреннего восторга, в глазах будто зажегся Люмос, озарив каждый закоулок души.

— Только после этого, Поттер! — строго напомнила Лили. — И если ты примешься в лаборатории за свои фокусы — начнешь хулиганить или приставать ко мне со всякими глупостями, — я тебя в котел уроню и скажу, что так и было. Опять замечу, что мои эссе подписаны "Лили Поттер" — и привет, принудительное купание. Мы друг друга поняли?

Он закивал, всем своим видом излучая покорность и восхищение.

— Эванс, ты просто чудо!

— Чудо уже то, что я тебя вообще выслушала, — она отменила Муффлиато. — Все, Поттер, мне надо дописать эссе. И не забудь, о чем мы говорили. Рекомендую начать с книги.

— Конечно-конечно, — он послал ей воздушный поцелуй и повторил, повысив голос: — Все слышали, что Эванс просто чудо?

Улыбнувшись, Лили покачала головой. Нет, ну каков нахал, а...

Но на душе все равно скребли кошки. Стая саблезубых кошек, и каждая — размером с нунду.

* * *

Поттер сдержал слово: когда Лили переодевалась ко сну, в окно постучала сова с каким-то свертком. В нем оказалась тонкая книжка в сером переплете — "Дневники наблюдений" Квинтии Маккуойд, как значилось на обложке. Той самой Квинтии Маккуойд, которая уже в двадцать пять считалась лучшим зельеваром своего времени, а в двадцать девять загадочно погибла, якобы от неправильно сваренного жаропонижающего. Одно это наводило на подозрения, но Лили, захваченная жаждой знаний, легкомысленно от них отмахнулась.

И горько пожалела об этом к утру. После бессонной ночи глаза слипались, под веки будто насыпали песку, а перед мысленным взором все еще стояли жуткие картины, описанные в "Дневниках..." — все эти люди, которые в одночасье менялись до неузнаваемости: кроткие бросались в драку, весельчаки теряли вкус к жизни и замыкались в себе, честные лгали, воровали и домогались до женщин... Кровь лилась из-за пустяков — серебряной вилки, неприятного запаха или изысканного кушанья; больные будто теряли человеческий облик, разом превращаясь в диких и опасных животных.

Но настоящий ад наступал только потом. Незадолго до смерти, когда их начинала покидать магия — сначала высшие ее формы, как трансфигурация или сложные чары, потом простейшие, вроде Люмоса или Левиосы. Нужные слова и движения сохранялись в памяти, но тело не слушалось и отказывалось их повторять, и каждая попытка колдовать сопровождалась жуткими головными болями. Череп будто пожирало невидимое пламя — или заливала кипящая лава, или пронзало раскаленное шило, тут описания разнились. Лили в ужасе переворачивала страницу за страницей... Полная потеря личности, словно сама душа больного постепенно стиралась с лица земли, оставляя только пустую оболочку вместо бодрого, полного сил человека... Слабеющая память, дрожащие руки, ступор и взгляд в никуда — а дальше судороги, пена изо рта и закатившиеся глаза, все чаще, чаще и чаще. И наконец паралич, остановка дыхания и смерть.

Судя по записям, этот недуг появился из ниоткуда и через какое-то время захватил всю страну; он выкашивал жертв целыми семьями, через многие мили дотягивался до тех, кто жил далеко и не общался с родными — но время от времени щадил стариков и совершенно не трогал детей. Он словно нарочно пренебрегал слабыми и немощными, выбирая сильных и здоровых, тех, кто вызывал ненависть и ужас... тех, кто больше других преуспел в темной магии. От одного списка имен бросало в дрожь: Малфои, Певереллы, Доджи, Сейры, Трэверсы, Яксли... и Блэки. Конечно же, Блэки.

И — финальным аккордом — рекомендация целительницы в одной из последних глав. Сухой, бесстрастный совет, отчего-то пугающий куда больше, чем любые красочные описания: непременно связывать больных Инкарцеро и убирать подальше палочку, иначе после очередного приступа головной боли они попытаются покончить с собой.

Лили бросало в холодный пот от ее вчерашнего легкомыслия. Было невыносимо стыдно — и перед Блэком, и перед Поттером. Какая же она дура — вместо человеческой жизни... человеческих жизней, если верить "Дневникам...", думала только о том, как и перед кем щегольнет своими талантами.

Утешало только одно: темная скверна прогрессировала медленно. Самые ужасные симптомы начинались через полтора года после того, как целитель ставил диагноз. А когда в записях появились упоминания о том самом чудодейственном зелье, все пациенты стали выздоравливать уже на ранних стадиях. Достаточно было взять немного крови у кого-нибудь из детей, и где-то через месяц человек приходил в себя. Вылечился даже Найджел Гамп, который много лет провел в анимагической форме, чтобы остановить развитие скверны — в крови животного она не размножалась, но как только он принимал человеческий облик, болезнь набрасывалась на него с удвоенной силой. Однако чудо-снадобье спасло и его, и благодарная жена залила целительнице слезами единственную приличную мантию.

Рецепт занимал последние шесть страниц. Десятки ингредиентов, сотня с лишним стадий, подробные описания, напечатанные причудливым готическим шрифтом... Больше месяца работы — и чудовищная, непоправимая цена ошибки.

Лили захлопнула книгу. Нет, так нельзя — это зелье для мастеров, для корифеев этой науки, а не возомнившей о себе семикурсницы! Все, с чем она имела дело, просто детский лепет по сравнению с этим левиафаном. Нужно найти Поттера и Блэка, объяснить, что ничего не выйдет, такая задача ей не по плечу — разве что Северусу, если бы он за это взялся, да и то не факт... Послать им записку, встретиться где-нибудь после занятий... можно даже в лаборатории, там всегда пусто — да, пожалуй, так будет лучше всего.

Но сначала нужно убраться из спальни. Подальше от пытливых глаз и неудобных вопросов.

Наспех покидав в сумку учебники, Лили накинула чистую мантию и одной из первых спустилась к завтраку. И едва не вскрикнула, наткнувшись взглядом на темную одинокую фигуру за слизеринским столом... Потупилась, собираясь с мыслями, а когда снова подняла глаза — он уже исчез.

Остальное утро прошло как в тумане. К счастью, в понедельник у нее в расписании стояли только чары и руны; ни те, ни другие в памяти совершенно не отложились. Запомнились только какие-то сложные взмахи палочкой, которые показывал профессор Флитвик, и недоуменный взгляд Эммы с противоположного конца аудитории. В себя Лили пришла лишь по дороге в школьную лабораторию, когда впереди послышались знакомые голоса:

— ...я никогда и не говорил, что это были мы. Просто... не отрицал.

— Но Хьюго...

Она резко остановилась. Ну надо же, настолько задумалась, что чуть не выскочила навстречу Фоули и его дружкам. Повезло еще, что они заболтались и ее не заметили... Лили высунулась из-за угла, но увидела только их спины — и, выждав еще пару минут, прошмыгнула в кабинет, отведенный под самостоятельные студенческие проекты. Вдохнула привычный запах дыма и застоявшихся испарений — казалось, им было пропитано все, даже каменные стены, — и огляделась по сторонам.

Там было пусто — Блэк и Поттер еще не пришли с ЗОТИ. Впрочем, зельями вообще мало кто интересовался, поэтому висящее на видном месте расписание пестрело сплошными пробелами. Сама Лили, к примеру, в этом году взялась всего за один проект — в дальнем латунном котле настаивалось улучшенное зелье для ресниц... уже третья порция, потому что первые две разлетелись в момент, и после этого даже тихоня Лу попросила себе пару флакончиков.

На самом деле Лили старалась не столько ради девчонок, сколько назло Северусу, и всякий раз, разливая по склянкам готовое снадобье, злорадно представляла, как он бесится от ее маленькой мести. Он всегда считал косметические зелья блажью тщеславных дураков, профанацией настоящей науки — "только ингредиенты зря переводите!" — и наверняка злился, что она смеет заниматься такой ерундой.

Зато девчонки были довольны, да и сама Лили тоже. Они — потому что мечтали о густых ресницах, она — потому что латунный котел такого размера в школе был всего один, и рано или поздно Северусу он потребуется. Она почти надеялась, что бывший друг пожалуется профессору Слагхорну, и уже настроилась закатить ему скандал — припомнить и Абигайль Блишвик, и его мерзких приятелей, и прочие фанаберии... Но он просто взял и занял маленький котел. Молча.

Впрочем, ничем важным в "официальной" лаборатории он все равно не занимался. Для этого у него была вторая, тайная, о которой знала только Лили — в Южной башне, в заброшенном классе, куда не поднимался никто из студентов, и даже преподаватели старались лишний раз не соваться из-за ужасно вредной лестницы, которую смог приручить только Северус. Там стояло кое-какое списанное оборудование — Лили помогала его чинить — и хранились запасы ингредиентов. Чтобы на эти сокровища никто не позарился, вход на этаж был запечатан: Северус покопался в материнских книгах и добавил парочку собственных изобретений, а Лили напросилась на консультацию к Флитвику, неделю просидела над расчетами и выдала такую убойную связку стандартных и модифицированных заклинаний, что с ней пришлось бы повозиться даже аврорам.

После ссоры она ни разу туда не заглядывала. Не хотела знать, пропустят ли ее чары, или он уже переделал там все под себя.

Дверь скрипнула, и Лили обернулась. Ну наконец-то — явилась неразлучная парочка, а вслед за ними в комнату просочился Люпин и тенью замер у камина.

— Хвост бы тоже пришел, но у него сейчас маггловедение, — по-своему истолковал ее взгляд Поттер. — Так что ты решила? Ты нам поможешь?

Блэк молчал, всем своим видом давая понять, что этот разговор его не касается.

— Господи, Поттер, отчего ты вчера ничего не сказал? Это же... это... просто ужасно! И зелье... сто две стадии! Сто две, с ума сойти! Нет, исключено — я просто не справлюсь...

— Я же говорил, зря ты к ней обратился, — презрительно бросил Блэк, но его приятель предупреждающе вскинул руку:

— Бродяга, подожди, — и добавил, глядя Лили в глаза: — Да, я с тобой согласен — это ужасно. Такой смерти никто не заслуживает. И если ты попробуешь, то у тебя есть шанс что-то исправить. Хотя бы для одного человека.

— Не трать на нее время, пойдем. Неужели ты не видишь...

— Слушайте, не знаю, как для вас, но для меня это не какой-то там шанс, а прежде всего ответственность! А что будет, если я не справлюсь? Давайте хоть запасной план придумаем! Пусть параллельно со мной это зелье делает кто-то еще, — она повернулась к Блэку. — Ведь у тебя же есть брат, или я ошибаюсь? Так пусть второе зелье будет с его кровью. Две попытки все же лучше, чем одна. Я не могу все взвалить на себя, ну как ты не понимаешь!..

Лицо Блэка закаменело. На скулах заходили желваки. Но он молчал. Вместо него ответил Поттер:

— Мы... уже предлагали нечто подобное. Но они отказались.

— Как? Но почему? — опешила Лили.

— Да уж точно не потому, что моя дура-мамаша и идиот-папаша по уши втянули братца в свои темные дела! — взвился Блэк.

У стенки пошевелился Люпин.

— Сириус, мы ничего не знаем наверняка, — мягко напомнил он.

— Вот-вот, — подхватил Поттер, — не делай преждевременных выводов. Дождись хоть ответа кузин, тогда и...

...и именно в этот момент дверь лаборатории распахнулась настежь.

Лили обернулась — невольно подалась к Северусу, но он стоял на пороге с палочкой наголо, и Блэк выхватил палочку, и Поттер тоже... В нос ударил запах озона, в воздухе мерцала и пела магия — то ли щиты, то ли боевые заклятья, сейчас кто-нибудь атакует...

— Прекратите! Сейчас же прекратите! — не своим голосом вскричала она.

На этот вопль обернулись все — включая Люпина, который выставил перед собой пустые ладони.

— Если... если вы мне что-нибудь разнесете, то я за себя не ручаюсь! Надену вам на голову вон тот котел — и в Мунго не расколдуют!

Сердце колотилось как бешеное, палочка дрожала и прыгала во вспотевшей руке. Сработало? Или нет? Если они нападут... Северус — его только что выписали, какой же он бледный...

Первым очнулся Поттер.

— Ну, раз дама так защищает плоды своих трудов... — он показательно убрал палочку и развел руками. — Кто сможет ей отказать? Живи пока, Нюнчик.

Северус словно не услышал — смотрел куда-то в сторону, и его лицо ничего не выражало. Но потом гудение стихло, и его магия рассеялась.

— Не знал, что в лаборатории завелись паразиты, — он перевел взгляд на Мародеров. — Будем считать, что сегодня она закрыта на дегельминтизацию, — и бесстрастно добавил, обернувшись к Лили: — В дальнейшем советую оставлять на видном месте расписание этой столь необходимой тебе процедуры.

И вышел, почти бесшумно затворив за собой дверь.

Блэк лениво сунул палочку в рукав. Проворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Зря мы его отпустили — спорим, чумазое чмо уже побежало жаловаться.

И только тогда Лили опомнилась.

— Не смейте так его называть, слышите? — прошипела она, бросаясь за ним вдогонку.

— Ты опять его защищаешь? Он же... — возмутился Поттер, но Лили уже выскочила в коридор.

— Северус, погоди!

Он успел уйти довольно далеко — черная сутулая фигура маячила уже у поворота, — но остановился, услышав ее голос. И повернулся.

Темные глаза смотрели спокойно и холодно. На лице не дрогнул ни один мускул. Он словно парил на таких недосягаемых высотах, куда не взлететь никому из смертных.

— Да?

— Я только... только хотела спросить — как ты себя чувствуешь?

Он ответил не сразу — долго молчал, и в глазах будто щелкало: мене, мене, текел, упарсин... И лишь через несколько секунд их выражение смягчилось.

— Ты что же, — небрежный кивок в сторону лаборатории, — пытаешься извиниться... за них?

— Извиниться? — удивилась она. — То есть? За что?

Его лицо мгновенно стало замкнутым и отрешенным — словно захлопнулись стальные ставни.

— Значит, я ошибся.

Взметнулась черная мантия, по щеке мазнула прядь его волос — точно в злой пародии на ласку... и все. Он скрылся за поворотом.

Лили стояла будто оплеванная. Опять нахамил, и опять в ответ на заботу — да что же это такое, когда она научится не лезть со своей помощью куда не просят?.. И все из-за того, что она привела Мародеров в его святая святых? Да он сам на Абигайль Блишвик пялился, чуть дырку в ее декольте не просверлил! И вообще, это общий кабинет, туда всем можно!

В глазах вскипали злые слезы; стиснув руки в кулаки, она решительно зашагала к лаборатории. Из-за двери доносился голос Блэка:

— ...сам видишь, плевать ей и на нас, и на моего отца... — он осекся, заметив на пороге Лили, и взглядом указал на нее Поттеру.

Тот крутанулся на стуле, сверкнув очками-велосипедами.

— А, ты уже вернулась... Так вот, когда нас перебили, я как раз хотел спросить: ты нам поможешь? Или нам варить это зелье самим?

— Я... — начала Лили...

...и вдруг осознала, что не может ответить, как собиралась. Что если сейчас им откажет, то фактически распишется в собственном невежестве. Признает, что все эти годы выезжала на подсказках лучшего друга, паразитировала на его талантах, а без него она ноль без палочки, и посиделки с Мародерами над зельем для ресниц — ее потолок и предел мечтаний. Но это же не так! Не так, верно?

— Я попробую, — неловко закончила она.

Ее оставшиеся условия были выполнены к среде, причем оба одновременно. После занятия к парте, где сидела Лили, подошел профессор Слагхорн и торжественно провозгласил:

— Моя дорогая девочка, я очень рад, что вы заинтересовались этим уникальным зельем и убедили Дамокла Белби курировать ваш проект. Если вы хотели устроить мне сюрприз, то могу сказать, что он удался на славу. Я всегда говорил, что вас ждет блестящее будущее, и счастлив видеть, что вы приняли мои советы близко к сердцу.

— Моим куратором будет Дамокл Белби? — ошарашенно переспросила Лили.

— Да, мисс Эванс. А вы ждали ответа от кого-то еще? Если так, то могу заверить, что более подходящей кандидатуры вам не найти. Исключительно одаренный молодой человек — в свое время был одним из лучших моих учеников. И тоже начинал как активный участник клуба... Кстати, на следующей неделе у нас как раз намечается небольшая вечеринка, и я буду рад видеть вас в числе гостей.

— Спасибо, сэр, я обязательно приду... Так значит, вы разрешаете мне работать в школьной лаборатории?

— Ну разумеется! — казалось, этот вопрос его удивил. — Дождитесь, пока эльфы повесят двустороннее зеркало, и можете приступать. И загляните ко мне, как будет время. Я подпишу вам разрешение находиться вне башни после отбоя.

Зеркало доставили уже утром в четверг — а вместе с ним приехал и большой серебряный котел, который запрыгнул на стол, повертелся, расталкивая соседей, и плюхнулся на освободившееся место, клацнув днищем о столешницу. После обеда в лабораторию заглянул профессор Слагхорн — убедился, что можно начинать, и, так выпятив грудь, что от бархатного жилета отлетела золотая пуговица, внес в расписание название нового проекта: "Исследование эликсира Чистой крови".

"Вот тебе, получи! — подумала Лили, прикладывая к пергаменту свою палочку — подпись Слагхорна замерцала, а потом сбоку высветилось "Л.Эванс". — Мы еще посмотрим, чья возьмет и у кого будет выше оценка! Сам-то небось за такое сложное зелье не взялся, ухватился за что попроще — подумаешь, Летейский эликсир доктора Летто! Да я его еще на пятом курсе сварить могла! Одной левой и с закрытыми глазами!"

Впрочем, она и сама знала, что к нему несправедлива. Скорее всего, он просто заглянул в школьную кладовую, выбрал ингредиенты поприличнее и прикинул, что из них можно сделать. За ее-то заказ заплатил Поттер, причем просто астрономическую сумму, если судить по вложенной описи. Лили в жизни таких денег не видела — ну разве что у профессора Кляйнера. На уроках, в задачках на сложение. А если перевести из галлеонов в фунты... отцовская зарплата за четыре месяца, ничего себе! Да, Северус себе такого позволить точно не мог. Его мать, наверное, столько и за год не заработает...

"А если б мог, то не с чужими рецептами возился, а remedium magnum изобретал", — промелькнула в голове предательская мыслишка, но Лили ее отогнала.

Как бы там ни было, если Северус и увидел в расписании ее новый проект, то виду не подал. После того случайного столкновения он вообще избегал ее как чумы. А остальные и подавно ничего не заметили — девчонки даже не сильно расстроились, когда узнали, что нового зелья для ресниц больше не будет. Они настолько увлеклись страданиями по Сириусу Блэку, что больше их ни на что не хватало. Со всех сторон только и слышалось: ах, он такой ду-ушка! Такой зага-адочный, такой краса-авчик, а в этой повязке он похож на пирата, а вчера он на меня взглянул, а мне сегодня ногу отдавил, наверное, я ему нра-авлюсь...

Нашли чем хвастаться, тьфу. Вот же курицы томные...

Охи и вздохи продолжались всю неделю. Школу штормило и лихорадило, баллы убывали по экспоненте, отработки назначались по экспоненте же, но сердца продолжали разбиваться, слюни — распускаться, а сопли — размазываться. Судя по количеству отдавленных ног, у Блэка начались проблемы с координацией — ну или он не мог пройти по коридору, не споткнувшись об очередную поклонницу. А Эмма взяла в привычку исчезать, как только девчонки впадали в очередной кумироприпадок, и единственная не разделяла всеобщей истерии.

"Всеобщей" — потому что мужская половина Хогвартса не отставала от женской, хоть и судачила по другому поводу. Всю неделю сага о субботней драке передавалась из уст в уста, попутно обрастая такими подробностями, что превратилась практически в битву Добра и Зла. Сначала кто-то пустил слух, что Мародеры сражались с десятком Упивающихся, которые пробрались в школу, чтобы убить Дамблдора. Потом список врагов пополнился оборотнями, дементорами и инферналами, а к пятнице все уже утверждали, что среди нападающих видели гигантских пауков, тролля, дракона и василиска, причем возглавлял их Сами-Знаете-Кто собственной персоной.

Лили только фыркала, слыша очередное: "А он в него Ступефаем — р-раз!" — и снова утыкалась в расчеты благоприятных дат для зелья. Да, Фоули и его прихлебатели по-прежнему молчали, но она-то знала правду.

Одно в нынешней атмосфере было хорошо: она идеально подходила для того, чтобы заниматься своими делами. Твори что хочешь, никто и глазом не моргнет — даже если в Хогвартсе высадится десант марсиан, а Филч окажется давно потерянным кузеном королевы. Так что в пятницу вечером Лили выскользнула из общей гостиной незаметно и без лишних вопросов.

Мародеры пришли в лабораторию первыми и в полном составе — явились даже Петтигрю и Люпин, слывший худшим зельеваром курса. Но двустороннее зеркало по-прежнему оставалось темным. Никакого Дамокла Белби.

Он появился только за две минуты до одиннадцати и не понравился Лили с первого взгляда. Рыхлый и невзрачный, с круглым лицом, словно вылепленным из теста, этот человек совершенно не выглядел ни на свой возраст, ни на свою славу. И письменный стол у него был какой-то пустой. Ни бумаг, ни журналов, ни редких книг — даже облизнуться не на что. Только перо, чернильница да старинное пресс-папье в тон бархатной портьере у него за спиной.

Он взглянул на Лили, нахмурился, зачем-то поправил перо и мрачно заявил:

— Вы не сможете сварить эликсир Чистой крови. Признайте это и не морочьте голову мне и себе.

Она не ответила. Только стиснула зубы и покрепче перехватила палочку. Мы еще посмотрим, кто тут чего не сможет...

Сзади послышался шорох, раздался чей-то возглас, но Лили уже шептала заклинание, и котел поднялся в воздух и поплыл к распахнутому окну, подставляясь под лунные лучи. Лунный диск, приплюснутый с одного боку, сиял из глубин черного неба, и его холодный блеск заливал металл, словно вымывая из него все земное и низкое.

Взмах палочки — и окно закрылось, а серебряная махина опустилась на место. Теперь добавить лунную росу — мерцающие капли дробно стучали по дну, и казалось, что его покрывает жидкая ртуть. А теперь кровь пиявки — один, два, три...

— Не отставляйте так далеко руку, этот флакон не кусается! — послышалось со стороны зеркала.

А ведь ей и Северус об этом говорил, причем чуть ли не такими же словами... просто отвыкла, наверное. За полтора-то года. Она прижала локоть к туловищу, и тяжелые капли стали падать точнее и увереннее... восемь, девять, десять — на переливчатой жидкости расплывались черные точки. Два раза по часовой, один раз против, добавить остальную лунную росу и разжечь огонь.

Такие смеси закипали медленно, и Лили отважилась покоситься на мистера Белби. Он взирал на нее по-рыбьи равнодушными глазами, но в линии плотно сжатых губ отчетливо читалось недовольство, а пухлые пальцы рассеянно поглаживали крышечку чернильницы.

Текли минуты. Над зельем поднимался пар, закручивался в пахучие спирали. Со дна небес смотрела луна, за спиной слышалось дыхание Мародеров. Булькал котел, тикал светящийся таймер.

Наконец он завибрировал и погас, и она взялась за мерную ложку. Толченый рог единорога тонкой струйкой посыпался вниз, блестящей ниточкой потянулся к центру котла. Другой рукой Лили мешала. Пятнадцать по часовой, десять против... Клейкая масса противно чавкала, черпак застревал в загустевшем и словно резиновом зелье — налегать приходилось изо всех сил, и отвыкшее плечо сразу заныло, но с каждой крупицей, с каждой светлой искоркой, исчезающей в вязком вареве, движения давались все легче и легче, и чернота на дне сменялась рассветной синевой.

Краем глаза она уловила в зеркале какое-то шевеление, но оборачиваться было нельзя, пока не добавлен яд акромантула. Раз, два, три... пятая едкая, зеленовато-мутная капля упала вниз, и зелье зашипело, вздыбилось рассерженной кошкой, но Лили была начеку и вовремя взмахнула палочкой, загоняя его на место. Уменьшить огонь... да, вот так, теперь выждать сорок секунд, поставить таймер на пять часов — и на сегодня все.

Только после этого она позволила себе обернуться.

Мистер Белби скрестил руки на груди. Сердито свел брови:

— Кто вас учил мешать зелья? Вы так виляете плечами, как будто впервые встали к котлу. Здесь лаборатория, а не танцплощадка!

Лили стянула перчатку из драконьей кожи и сунула запястье ему под нос.

— Пять дюймов в обхвате. А ладонь — шесть. Мне приходится подключать весь корпус, иначе черпак вырвется из рук. Конечно, по идее я должна была так их накачать, чтобы пальцами выдавливать сок из сушеных плодов смоковницы, — она пожала плечами. — Но вообще-то я никогда не собиралась в зельевары. Сэр.

Сзади угадывалась какая-то возня — что-то вроде сдавленного "пусти", — и к ней вихрем подлетел Поттер, еще более взъерошенный, чем обычно.

— Уж не знаю, какой вы там великий мастер, — заявил он, стиснув кулаки и исподлобья уставившись на зеркало, — но это не дает вам права ее оскорблять! Сейчас же извинитесь!

Лили вздохнула. О Господи, он опять за свое. Насупился, голову нагнул, того и гляди, бодаться кинется. Вот же... бычок-обиженка. Ну кто, кто его просил влезать и хамить куратору?

— Простите нас, сэр. Он больше не будет, — сказала она, тайком наступая Поттеру на ногу и отчаянно жалея, что не может так же незаметно наложить на него Силенцио.

Поджав губы, мистер Белби разглядывал их с брезгливым недоумением — точно флоббер-червей, вздумавших критиковать его разделочную доску. Наконец он произнес:

— Возможно, зельеварение что-то и потеряло, когда вы решили, что не хотите заниматься им профессионально, но определенно выиграло, когда к аналогичному выводу пришел сын Флимонта Поттера. Доброй ночи, господа студенты.

И зеркало заволокло темной рябью.

У Лили челюсть так и отвисла. Быть того не может! Его что, Северус покусал? Хотя нет, он же старше, тогда уж он покусал Северуса. Неужели у них так передается талант? С ядовитой слюной другого гения? Может, стоит устроить им встречу? Чтобы этот упрямец забыл о своих гнусных дружках и переключился на достойного противника. Пусть друг об друга клыки оттачивают — только у нас, только для вас на словесном ринге сойдутся два титана сарказма... Или лучше не надо? Ей в этой школе еще доучиваться…

Она покосилась на Поттера — покрасневший и злой, тот хватал ртом воздух, бессильно сжимая и разжимая кулаки. Того и гляди взорвется — должно быть, тоже заметил сходство.

— Эй, ты чего? Все же хорошо, верно? Первую стадию я не запорола, если повезет, справлюсь и со второй, — и шепотом добавила: — Я понимаю, ты меня защищал, вот только...

Но он так просиял, что у нее не хватило духу закончить фразу.

* * *

Лили спускалась на седьмой этаж, чувствуя себя испанской каравеллой. В том смысле, что ступеньки под ногами определенно штормило, и приходилось двигаться очень осторожно, чтобы вписаться в повороты. Впрочем, чего она хотела? Полпятого утра, все нормальные люди еще спя-а-ауа-ат... А если постоянно вставать с первыми призраками, еще и не такое начнется. Сначала привыкнешь здороваться, обсуждать потустороннюю моду и погоду на том свете, а потом опомниться не успеешь, как вольешься в их дружные ряды. Только и останется развлечений, что маячить перед Северусом вечным немым укором да подбрасывать Абигайль Блишвик дохлых мышей.

Словно в ответ на ее опасения, мимо проплыла Серая Дама, удостоив Лили величавым кивком. Тьфу ты, и впрямь накаркала...

В лаборатории было пусто. Чего и следовало ожидать: вряд ли Мародеры привыкли подниматься в такую рань. Хотя нет, один все-таки пришел — в дальнем углу с ноги на ногу переминался Питер Петтигрю.

— Привет, — зевнула Лили, — ты сегодня один? Так заинтересовался моим зельем?

— Бродяга еще одевается, — пожал плечами тот. — Вот я и подумал, что лучше спуститься первым и разведать, что к чему.

Без друзей он держался как-то иначе. Прямее, что ли? Но в лицо по-прежнему не смотрел, так и рыскал глазами по сторонам — будто щелкал кадр за кадром.

— А, ну тогда ладно. Я боялась, вас Филч сцапал — у меня-то есть пропуск, а у вас нет...

— У нас есть кое-что получше, — авторитетно заявил Петтигрю. — Мы можем ходить куда пожелаем — хоть на кухню, хоть в слизеринские подземелья — и никто нас не сцапает. Но только это тайна, так что смотри не проболтайся.

Лили рассеянно кивнула, уже переключившись на зелье. Кровь дракона, глаза тритона, коготь грифона — надо же, почти стишок получился... Все свежее, не лежалое, идеального качества — мечта, а не ингредиенты. У них с Северусом никогда таких не было. До чего же жаль, что его тут нет и с ним нельзя поделиться... Глаза надо нарезать, коготь истолочь — иди сюда, нож, иди сюда, ступка... Спорыш, патока ипопаточника, корни маргаритки — для этих нужен серебряный нож... вроде бы все. Все достала, ничего не забыла.

Еще одна привычка, вколоченная в нее Северусом: сначала разложи инструменты и ингредиенты и только потом приступай к зелью.

Минут через пять появился сонный Блэк — пристроился на краешек стола рядом с грудой пустых котлов, и тут ожило зеркало.

Вместо вчерашней портьеры за спиной у мистера Белби виднелось распахнутое окно — море билось о скалы, антрацитово-серое на фоне светлеющего неба. Сам он был сегодня не в духе: судя по поджатым губам и сведенным бровям, размажет по стенке и не заметит. Знакомая картина — настолько знакомая, что Лили невольно улыбнулась, заработав раздраженный взгляд.

Очень скоро привычное занятие захватило ее с головой, как всегда бывало при Северусе. Внутри все пело, звенело, ликовало, радость вскипала под кожей пузырьками шипучки, и сердце стучало в единственно возможном ритме: истолочь-всыпать-помешать, убавить огонь, взмахнуть палочкой; нашинковать-добавить-помешать, прибавить огонь, выложить в ступку новый ингредиент... Дело спорилось, руки вспоминали сами, и чудилось, что время потекло вспять, послушное неведомому хроновороту, и стоит только оглянуться — и за соседним котлом появится Северус...

Она и в самом деле повернула голову — и увидела, что на полке с ингредиентами опасно балансируют иглы дикобраза, а Петтигрю стоит рядом, тянет шею и не замечает, что его локоть...

Неловкое движение — и вся упаковка по изящной параболе полетела в котел.

— Мисс Эванс! Слева!

В потолок ударил настоящий гейзер, но она успела отпрыгнуть и даже выставить щит, и вся эта кипящая, шипящая, смрадная волна с размаху налетела на невидимую преграду и ржавой пеной хлынула на пол, то затихая, то выпуская порцию новых пузырей.

Лили уже успела решить, что все обошлось, но тут раздался истошный вопль. Петтигрю... должно быть, его зацепило брызгами — он скорчился, сбился у стены в комок и зашелся отчаянным воем.

— Хвост! — рявкнул Блэк. — Да чтоб тебя фестралы вчетвером драли! Угробиться хочешь? Еще б в котел прыгнул, дурень!

Она не помнила, как оказалась рядом.

— Что болит? Где? Акцио бинты, — и снова склонилась над Петтигрю. — Ответь, ты меня слышишь? Питер? Питер!

Ей пришлось встряхнуть его за плечи, и только тогда он поднял голову и дрожащим пальцем ткнул куда-то в сторону ботинка.

Нога? И только? Лицо точно цело: распухшие глаза превратились в щелочки, но это от слез, не от зелья... на кончике носа висит мутная капля, щеки пылают, губы прыгают — и все. Ожогов не видно, и никаких следов на мантии. Ну, если только нога, то это ерунда, это мы сейчас мигом... Придвинув стул, она помогла Петтигрю сесть и через плечо бросила Блэку:

— Чего стоишь? Эванеско забыл? Давай, шевелись, пока эта дрянь нам тут все не разъела! — и снова повернулась к своему пациенту. — Сейчас я сниму с тебя обувь. Будет больно, знаю, но ты потерпи. Потом станет лучше.

Он кивнул, не прекращая тихонько всхлипывать. Она опустилась на колени, потянула к себе его ногу — брызги попали на ботинок, на коричневом мыске страшной кляксой расползалась дыра с обугленными краями. А в самом ее центре... Лили сглотнула — красное, черное, бурое, сколько раз уже видела, но до сих пор не привыкла. Распутав шнурки, она постаралась их ослабить — а потом одним резким, быстрым движением сдернула с него ботинок.

Вой перешел в хрип. Но он не вырывался. Даже не пытался дернуть ногой, чтобы заехать ей в челюсть.

— Все, уже все, — Лили ободряюще похлопала его по лодыжке, потянулась за палочкой. — Сейчас немножко пощиплет. Совсем капельку.

Уничтожила носок прямо на ноге — всего пара кнатов, от этого он точно не обеднеет... Прошептала дезинфицирующее заклинание и накрыла рану бинтом — обертка полетела в сторону, и пропитанная мазью ткань коснулась обожженной плоти. Питер вздрогнул всем телом — подождала, пока он не успокоится, потом наложила второй слой, третий, закрепила, чтобы ничего не съехало, и постепенно он перестал плакать, только прерывисто дышал, закусив губу, и таращился на нее шальными, бессмысленными глазами.

Готовая повязка напоминала диковинный носок с обрезанным мыском и дыркой для пятки. Лили выпрямилась, отряхнула колени и уже хотела сказать, что Петтигрю нужно в лазарет — нога скоро заживет, а вот обезболивающее есть только там, — но осеклась на полуслове. На нее смотрели... как-то странно. И мистер Белби, и застывший у стола Блэк.

— Что? — она огляделась по сторонам. Ах да, разлитое зелье исчезло, нужно поблагодарить за помощь. Правда, на полу все равно виднелись темные пятна — там, куда попала едкая смесь, камень стал пористым и ноздреватым, точно буханка хлеба на изломе. Ничего страшного, в общем-то, минут за двадцать можно управиться... но сначала Больничное крыло.

— Спасибо, что помог с уборкой. Как думаешь, мадам Помфри еще спит? — вопрос был адресован Блэку, но вместо него ответил мистер Белби.

— Я связался с ней, она вас ждет, — он кивнул на остатки бинта, которые Лили как раз убирала в сумку. — С мазью от ожогов?

— Да, сэр. С мятой и клыками чизпурфла для ускорения регенерации тканей.

На его лице промелькнуло какое-то непонятное выражение. Но он промолчал и заговорил только тогда, когда Блэк подвел хромающего Петтигрю к камину, и они оба исчезли в гудящем зеленом пламени.

— Мисс Эванс, вы часто сталкивались... с подобными несчастными случаями?

Кажется, она покраснела.

— Э-э... ну можно сказать и так. Понимаете, один мой друг — он будущий зельевар, и иногда я... э-э... ему помогала, — и после паузы добавила: — Вы только не подумайте, что я хвастаюсь, но он правда очень талантливый! Мазь от ожогов — его идея, не моя.

Мистер Белби задумчиво кивнул, будто принимая какое-то решение.

— Следующий свободный вечер у меня во вторник. Жду вас в одиннадцать.

А потом зеркало потемнело, в нем снова проступило отражение разгромленной лаборатории, и Лили поспешила к камину — объясняться с мадам Помфри.

Из ее лап им с Блэком удалось вырваться не сразу: школьная медсестра не хотела отпускать их без осмотра, но в конце концов убедилась, что пострадал только Петтигрю, и занялась его ногой. Когда они уходили, она как раз поила его обезболивающим.

— И что ты теперь будешь делать? — как бы невзначай поинтересовался Блэк, едва за ним закрылась дверь лазарета.

— Я? Заделаю дырки в полу, там камень разъело. Посмотрю ботинок Петтигрю, кажется, его еще можно починить. Потом проверю ингредиенты — остатки зелья ты убрал, но вдруг долетели какие-то брызги... А рог единорога жалко. Такая редкость и так бездарно пропал, теперь нужно где-то брать новый...

— Ну, это-то как раз не проблема. Если, конечно, ты решишься на вторую попытку.

Он говорил с таким подчеркнутым безразличием и так старательно отводил взгляд, что Лили возмутилась.

— Да с чего ты взял, что я сдамся? Вот так запросто, после первой же неудачи? Подумаешь, зелье испортилось — тоже мне невидаль! Если хочешь знать, я уже договорилась с мистером Белби, что во вторник начну все заново. И вообще, взрыв устроила не я, а Петтигрю — и как его только угораздило уронить эти иглы в котел...

— Талант, — хмыкнул Блэк. — Хвост есть Хвост. Если поблизости найдется лужа, он в нее обязательно плюхнется. Такой уж он неуклюжий и невезучий.

— Как же он тогда экзамен сдал? Раз его взяли на курс высших зелий, то у него должно быть как минимум "выше ожидаемого"...

Блэк только пожал плечами, явно не желая обсуждать эту тему. Но Лили задумалась.

Неуклюжесть неуклюжестью, но откуда на полке взялись иглы дикобраза? Еще вечером их там точно не было. А утром? Она не помнила. Но ведь для зелья они не нужны, доставать их не было смысла, да и не могла она положить такой опасный ингредиент так близко к котлу...

Или все-таки могла? Перепутала спросонья, нечаянно прихватила упаковку из кладовки, сунула на полку и сама забыла... да нет, ерунда какая-то получается.

Тогда как же они туда попали?

Но потом впереди замаячила разгромленная лаборатория, Лили увидела испорченный пол, и все посторонние мысли разом улетучились из головы.

* * *

На следующий вечер совы принесли воскресную почту — в том числе и два конверта для Лили, один от Мэри, второй от родителей.

Мать в основном рассказывала о всяких пустяках, но Лили давно наловчилась читать ее письма между строк. "Мои яблоки заняли первое место на городском конкурсе" переводилось как "спасибо за удобрения, ты не зря две недели проторчала у котла", а "мы очень соскучились" следовало понимать как "почему ты не навестила нас в субботу, ты же говорила, что будешь приезжать к нам вместо этого твоего Хогсмида". "Петунья очень извиняется, что не успевает тебе написать, но сестра Вернона пригласила ее на день рождения, а ты же знаешь, какая она у нас перфекционистка" означало разом и "она все еще на тебя дуется", и "у них с Верноном все серьезно". Была и плохая новость — за безобидным "отец снова засиделся в пабе с Бобом Миллером и его друзьями" крылось "у них на фабрике снова проблемы, и он ушел на встречу с профсоюзными лидерами".

Значит, опять забастовка. Хорошо хоть свет перестали отключать... Может, купить им про запас еще свечей? В волшебных магазинах они дешевле, чем в маггловских. И не в таком дефиците.⁽¹⁾ Хотя от забастовки это не спасет, а если примчаться к ним и законфундить главных заводил, то это наверняка сочтут нарушением Статута. Ну ничего, Туни уже работает, а ей осталось только закончить седьмой курс, и дальше она тоже куда-нибудь устроится и сможет помогать родителям. Жалко только, что с вычислениями для профессора Кляйнера ничего не вышло. Идея с эликсиром Чистой крови себя не оправдала — расчет благоприятных дней обернулся таким фиаско, что об этом стыдно даже заикаться. Какой же это "максимально благоприятный исход", если все закончилось взрывом уже на второй стадии? Не считать же везением то, что при этом пострадал только Петтигрю...

Ладно, ничего страшного. Время еще есть, она что-нибудь придумает. Такой им проект отгрохает, что ее и через десять лет вспоминать будут!

И с этими мыслями Лили развернула письмо от Мэри. Так, это уже было — очередные жалобы на козла-начальника... А это что-то новенькое: Департамент магического транспорта — самое отвратительное место в мире, магглорожденных тут терпеть не могут, подключать к общей сети "проблемные" камины очень скучно и никаких мантий не напасешься — можно сказать, что она, Мэри, из грязнокровок переквалифицировалась в трубочисты, и такой карьерный рост ее категорически не устраивает.

И ни слова об Альберте... все-таки расстались, наверное, потому ей все и видится в черных красках. Подруга отличалась феноменальной влюбчивостью, феноменальной же невезучестью и бурно переживала каждый неудачный роман.

— Как дела у Мэри? — негромкий голос заставил ее поднять голову и оторваться от письма. Эмма сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги, и убирала в конверт лист пергамента.

— Все так же, — пожала плечами Лили. — Начальник — скотина рогатая, любовь всей ее жизни тоже скотина, но пока еще безрогая — короче, все как у всех.

И тут же пожалела об обмолвке, потому что в глазах собеседницы вспыхнул такой живой интерес, что сразу стало ясно: на этот раз полуправдой от нее не отделаться.

— Но у тебя-то не "как у всех", — медленно проговорила Эмма. — Ты же у нас сменила гнев на милость, то и дело шушукаешься с Поттером по углам и перестала на него огрызаться, Роуз и Дейзи уже принимают ставки на дату вашей свадьбы — и все равно считаешь, что у тебя проблемы на личном фронте?

Лили невольно оглянулась — совсем как сама Эмма неделю назад. Но близняшки были в гостиной, а Лу так загоняла себя перед грядущей игрой со Слизерином, что вырубилась сразу после утренней тренировки и, судя по опущенному пологу, до ужина вставать не собиралась.

Может, не увиливать и сказать как есть? Не съедят же ее за это, в конце-то концов.

— Ну-у, — протянула она, — дело в том, что... в общем, он мне не нравится. И сам Поттер, и его приятели. А гнев на милость, как ты выразилась, я сменила из-за зелья. Они попросили меня сварить для отца Блэка одну штуку — там такая ужасная болезнь, ты себе даже не представляешь, насколько все плохо. Я просто не смогла отказать.

— Отец Блэка... болен? — странным голосом переспросила Эмма. — И ты пытаешься ему помочь? И из-за этого стала общаться с Блэком и Поттером?

— Ну да, как-то так. Я понимаю, что это дико звучит, — Лили пожала плечами, — но так уж вышло, что именно я оказалась самой подходящей кандидатурой. Мой проект у профессора Слагхорна — тот, что по эликсиру Чистой крови, — это оно и есть. Жутко сложная задача, но я справлюсь. Наверное.

— Ты хоть понимаешь, во что ввязалась? Ну, хотя бы то, что из-за Поттера передралась бы половина наших девчонок? А вторая — из-за Блэка, причем и те, и другие слопают тебя при первом же неосторожном движении? Нет, не понимаешь, — заключила Эмма, со вздохом проводя рукой по лицу. — Для тебя это только оценка и зелье. С ума сойти.

Лили потупилась.

— Нет, ты не думай, я не настолько наивна. С их подлянками я разберусь, не такая уж это проблема. И я вижу, что Поттер за мной ухаживает и вообще очень милый — как по мне, так даже слишком милый, какой-то... как сусальное золото. Только это ничего не меняет, мне все равно другой нравится. Но там совсем без вариантов. Он... словом, он слизеринец.

Она отважилась поднять глаза — подруга смотрела на нее с тревогой и жалостью... хорошо еще, что не с презрением или ужасом.

— Это диагноз, знаю, — поспешно добавила Лили. — И знаю, что мне ничего не светит. На самом деле я о нем уже не думаю... ну, почти не думаю. По крайней мере, уже не каждые пять минут, как раньше. И точно не собираюсь брать пример с Миртл и заливать слезами весь Хогвартс.

— Но это не простое увлечение, так? — тихо спросила Эмма. — И что ты собираешься делать?

Она сглотнула.

— Держаться подальше, пока оно не пройдет. Варить зелье для Блэков, думать над проектом по арифмантике и зарабатывать свою референцию. А после школы устроюсь в Отдел тайн и стану великим ученым. Решу какую-нибудь неразрешимую проблему — например, неполноты матриц переходных вероятностей... Создам метод предсказания будущего — не обрывочно-стохастические озарения, как у пророков, а строгие вероятностные расчеты. Ну и разное по мелочи — спасу мир, искореню преступность, остановлю все войны на земле... Тогда меня выберут Министром магии, он будет смотреть на свою чистокровную мымру и горько жалеть, что упустил меня, такую умную и красивую, — закончила она жизнерадостно.

— Ох, Лили, Лили. Я даже немного завидую твоим планам, — покачала головой Эмма. — Но ты уверена, что это хорошая мысль — просто ждать и никак не бороться? Что-то оно плоховато проходит... у меня так точно, — вздохнула она.

— А что, у тебя есть идеи получше?

— Не знаю... Но папа всегда говорил: если не можешь изменить ситуацию, постарайся изменить свое отношение к ней. Вот я и думаю: а если попробовать? Если я смогу взглянуть на него другими глазами, стану относиться к нему... как к другу? Как к родственнику, как к брату, что ли?

— А у тебя получится? Раз вы просто друзья, значит, он может встречаться с кем-то еще? Не знаю, как ты, а я бы точно не вытерпела. У меня и так внутри все сжимается, когда он любезничает с этой белобрысой стервой — так бы обоих и придушила. А если мне при этом надо улыбаться и делать милое лицо... да ну, нафиг такое счастье!

— Да, я как-то об этом не подумала, — грустно протянула Эмма. — А кого ты назвала белобрысой стервой? Уж не...

И вдруг она осеклась, приложила палец к губам и показала на соседнюю кровать, над которой выразительно колыхнулся полог.

— Потом договорим, — кивнула Лили, радуясь очередной отсрочке от неудобных вопросов.

Когда Лу, зевая и потягиваясь, явила миру свой заспанный лик (а заодно и лики знаменитых игроков в квиддич, чьими снимками была увешана вся стена у нее над постелью), они обе уже строчили письма родителям.

1) Лили не преувеличивает. Нефтяной кризис 1973 года и впрямь очень больно ударил по британской экономике. Стране не хватало топлива, одна забастовка следовала за другой, и правительство всеми силами пыталось экономить электроэнергию. В 73-74 массовые ее отключения стали нормой, но ни к чему хорошему это не привело.

Подробности для англочитающих:

https://en.wikipedia.org/wiki/Three-Day_Week

https://www.express.co.uk/news/uk/444213/The-Last-Big-Blackout-40-years-ago-the-lights-really-did-go-off

Вернуться к тексту

За следующие три недели Лили окончательно убедилась: эликсир Чистой крови кем-то проклят. Какие там благоприятные дни, о чем вы! Похоже, их просто не существовало — злой рок давал о себе знать практически на каждом шагу.

Сначала в лабораторию просочился Пивз. До котла он не добрался — накануне она по какому-то наитию поставила на него защитный контур, — но зато устроил в кладовке погром, испортив все, до чего только смог дотянуться. В том числе и ее ингредиенты. Она глазам своим не поверила, когда заскочила проверить зелье: кровь саламандры, яйца оккамия, яд крильмара — все, все погибло! А слезы феникса! Лили чуть сама не разрыдалась, когда увидела разбитый флакончик. Стоило только вспомнить, как радовался Северус, когда ему удалось раздобыть такую же скляночку с парой бесценных капель, как он прижимал к груди свое сокровище и боялся потратить его впустую — и на глаза навернулись слезы.

— Эванс! Только не плачь, Эванс! — где-то за плечом надрывался Поттер. — Сейчас я позову домовых эльфов, они все уберут! Не убивайся ты так, это всего лишь кишки и корешки!

"Всего лишь"? "Всего лишь"?! Да если бы у Северуса была хотя бы половина этого богатства, он бы уже такое изобрел, такое!.. Устроил бы переворот в зельеварении — или, как минимум, в своих обожаемых зельях индивидуального действия... Может, он и купился на пропаганду этих чистокровных фанатиков, но уж таланта у него не отнимешь!

Лили стояла над загубленными ингредиентами, над стынущей лужей саламандровой крови, похожей на гранатовый сок, смотрела на плавающие в ней листья, на горки порошков, черепков и осколков и не могла больше думать ни о чем другом.

— Мерлиновы кальсоны, Эванс, эта ерунда не стоит твоих слез! — Поттер встал рядом, нервным движением взлохматил волосы. — Хочешь, я тебе всю аптеку скуплю? А еще у меня есть медовые ириски и билеты на "Холихедских гарпий" — пойдешь со мной? А цветы — ты любишь розы, Эванс?

Лили помотала головой и шмыгнула носом.

— Нет, Сохатый, — вмешался Блэк, — следующий набег на аптеку будет за мой счет. Точнее, за счет моих родственничков. В конце концов, зелье нужно им, а не тебе.

— Ты что, Бродяга! — возмутился Поттер, но о чем они в итоге договорились, Лили так и не узнала. Потому что позорно сбежала из лаборатории и не появлялась там до самого вечера.

А еще через два дня на нее напала кусачая тарелка, которую кто-то подложил на ее любимый столик, когда она зачиталась учебником. Лили, как обычно, потянулась за пером — и чуть не осталась без пальца.

На крики и вопли сбежалась половина Гриффиндора — в том числе и Джеймс Поттер, который так упорно доказывал, что это не он, что ему в конце концов даже поверили. Хотя близняшки сгоряча его стукнули... потом, правда, извинились, но как-то неубедительно. Тарелку в итоге отцепили, пострадавший палец смазали бадьяном, и тут выяснилась одна неприятная подробность: магией такие укусы не лечились.

И все бы ничего, если бы не мурлокомли. До которых как раз дошла очередь — их надо было нарезать и выдавить сок, одновременно помешивая кипящее зелье, причем лишняя капля крови в котле испортила бы всю предыдущую работу, а капля сока, попавшая в ранку, уложила бы незадачливую зельеваршу в Мунго. Перчатки из драконьей кожи тоже отпадали: в них она просто не удержала бы скользкие кусочки — и привет, взорванная лаборатория.

Тогда Поттер отважно заявил, что ради нее готов нарезать на ленточки любое мурло и любые комли, а Блэк страдальчески скривился и возразил, что тоже не боится грязной работы. Но Лили осадила обоих спорщиков — с нее, мол, хватило и Петтигрю, и никого из них она и близко к котлу не подпустит.

Они явно решили, что она спятила, а мистер Белби даже озвучил это мнение, когда увидел замотанный палец, но Лили только улыбнулась и взяла из банки розовый гриб с волосатой ножкой. Нарезала крупными кубиками, другой рукой при этом помешивая зелье, потом повернула нож плоской стороной — и впервые увидела на лице куратора проблеск интереса.

Раздавив кусочки ножом, она махнула палочкой, испаряя лишнюю мякоть, и собрала темно-красный, дурно пахнущий сок в мерную чашку.

— Вы сами придумали эту технику? — спросил мистер Белби, когда она добавила жидкость в котел и поставила таймер для следующей стадии.

— Адаптировала, — отозвалась Лили, отправляя в раковину ножи и разделочную доску. — Ее придумал мой... друг — тот, о котором я говорила. Правда, для другого ингредиента.

Больше мистер Белби эту тему не поднимал. Но пейзаж у него за спиной в очередной раз сменился: в распахнутом окне виднелась дикая степь в седых волнах ковыля, похожих на овечье руно с лохматыми завитками.

Укус скоро зажил, но дурные предчувствия остались. Теперь Лили перед уходом всегда обновляла чары на котле и своей полке в кладовке, но все равно нервничала, когда оставляла зелье без присмотра. Хорошо хоть Мародеры вели себя безукоризненно: Блэк глядел волком, но держал язык за зубами, Петтигрю не скрывал опасливого восторга, но близко не подходил, Люпин сразу же забивался в угол и открывал учебник, а Поттер мужественно держался и не приставал с ухаживаниями, хоть потом и наверстывал упущенное семимильными шагами.

Как-то раз он дошел до того, что превратил ее заколку в бабочку — но Лили, почувствовав, что по волосам у нее что-то ползет, не стала визжать и шарахаться, а просто запустила этим "чем-то" в наглеца, для верности добавив Таранталлегру.

Гордо удаляясь, она еще успела услышать, как Блэк выговаривает приплясывающему приятелю:

— Предупреждал же, что девчонки больше любят цветы, а ты уперся: хочу бабочку, бабочка оригинальнее...

Что до нее, то ей все эти бабочки, цветы и потуги на романтику только мешали. Но Поттер был решителен и неумолим, как паровой каток, и вел осаду по всем правилам военного искусства: где не помогал штурм, старался брать измором. Уже на следующий день он подловил ее у лаборатории, когда Лили выползла оттуда в первом часу ночи, чуть живая от усталости.

Она закрыла дверь и наложила чары от призраков — и вздрогнула, когда из теней бесшумно выступил Поттер.

— Ты меня ждал? А отчего снаружи? — зевнув, спросила Лили.

— Не хотел тебя отвлекать, о асимптота моей души, — пожал он плечами, легко подстраиваясь под ее шаг.

От изумления она даже проснулась.

— В том смысле, что у нас нет точек соприкосновения? Как самокритично с твоей стороны.

— Нет, — удивленно откликнулся он. — Просто мне иногда кажется, что ты... врезалась мне в душу, что ли. Рассекаешь ее и оставляешь мне только половину.

Лили сглотнула. Покосилась на него — его лицо казалось спокойным и собранным. И очень, очень серьезным. Тишина каменного коридора давила на плечи, секундами утекала сквозь пальцы, и в голове была только гулкая пустота — дунь, и загудит ветер.

— По-моему, ты путаешь, — промолвила она наконец. — Я не биссектриса, Поттер. И никогда не хотела ей быть для тебя. Скорее, я и впрямь асимптота, — и добавила, скользнув взглядом по кудрявому пастушку, храпящему на своей пасторали: — Кренящаяся и почти горизонтальная.

Они не разговаривали до самой гостиной — и, неловко распрощавшись, разошлись каждый к своей лестнице. Лили поднялась в душевую, наскоро ополоснулась, закуталась в банный халат и поплелась к спальне семикурсниц.

И застыла на пороге. В слабом лунном свете ее кровать выглядела... как-то непривычно. Словно была чем-то залита — вся в светлых потеках, распадающихся на отдельные чешуйки. Лили приблизилась, осторожно вытянула руку — и только тогда поняла.

Розовые лепестки. Ее постель была усыпана розовыми лепестками. Нежными и гладкими, похожими на настоящие... или они и были настоящими? Кто его разберет, этого Поттера — это ведь точно он, больше некому. И как только пробрался, лестница же заколдована от мальчишек? Загадка... Она растерла в пальцах скользкую белую "лодочку" и вдохнула аромат, но после лаборатории нос уже ничего не чувствовал; покачав головой, полезла в карман халата за палочкой — конечно, он очень старался... но лучше бы не старался, ей-богу.

Лепестки поддавались плохо. То ли и впрямь были зачарованы, то ли от усталости у нее дрожали руки. Кое-как отвоевав половину покрывала, она сдалась, стряхнула остальное на пол и наконец-то вытянулась на кровати.

В голове было пусто, как в пересохшем колодце. Ни мыслей, ни эмоций. Веки смыкались сами собой, но сон не шел; она ворочалась на смятых простынях — к коже противно липли завалившиеся под одеяло лепестки, но на уборку не хватало сил, не хватало, даже чтобы понять, тронул ее этот дурацкий жест или разозлил, — и знала точно только одно.

Что охотно променяла бы все букеты в мире на один глоток Северусова бодрящего зелья. Горького и противного, с запахом полыни и багульника, от которого сводит зубы и вяжет во рту. Чудесным образом протянутого в тот самый миг, когда по лбу течет пот, спина не разгибается, а руки немеют от напряжения.

Но сладковато-маслянистый аромат розовых лепестков преследовал ее даже во сне.

* * *

А потом в лаборатории объявился Северус.

Мистер Белби как раз закончил объяснять, как правильно толочь змеиные зубы, и разорвал связь. Лили так и подмывало спросить, не жалко ли ему духовных родственников, ведь должна же у ядовитых гадов быть хоть какая-то солидарность, но у нее не повернулся язык ляпнуть такое вслух. Убрав на место ступку и пестик, она обернулась — и вдруг увидела у дальнего стола знакомую фигуру.

Он крошил корень асфодели, вполглаза читая какую-то книжку, и Лили замерла, не зная, чего ей больше хочется — броситься ему на шею или сбежать без оглядки. В итоге ограничилась тем, что обновила на зелье защитный контур.

— Думаешь, я кинусь его портить, как только ты повернешься спиной? Хорошего же ты обо мне мнения, — глухо заметил Северус, не поднимая головы.

— В смысле? — не поняла она. — А, так это от Пивза. Недавно он тут все разгромил, вот я и перестраховываюсь. Да и невезучее оно какое-то, с чарами мне спокойнее.

Он не ответил. Только перевернул страницу и снова углубился в чтение. И взялся за нож. Тук-тук — лезвие мерно стучало о разделочную доску; небрежно-выверенные движения — на ощупь, не глядя, и горка тоненькой стружки все росла и росла, а длинные пальцы придерживали клубенек, и на них подсыхали пятна от сока, которые так и тянуло сцеловать...

Смотреть на это было невыносимо — и, сбивчиво попрощавшись, Лили ушла.

Следующая неделя слилась для нее в один бесконечный день. Состоящий из зелья, зелья и еще раз зелья. В промежутках она ухитрялась есть, делать уроки и ходить на занятия. На астрономии их погнали наблюдать полнолуние, потом пришлось писать эссе о влиянии лунных фаз на эффективность индивидуальных зелий на примере зелья фертильности, и в итоге она так умаялась, что чуть не проспала чары. Мародеры в лаборатории почти не появлялись — как видно, их тоже тяготило вынужденное бездействие. Блэк ходил мрачный и злой, Люпин осунулся и окончательно слился с мебелью, и даже неувядающий оптимизм Поттера давал сбои после особенно изматывающих тренировок.

А потом состоялся тот самый матч со Слизерином, и Гриффиндор выиграл.

Победу праздновали всем факультетом. Повсюду висели транспаранты, горели свечи, бахали хлопушки из "Зонко" — конфетти дождем сыпались с потолка, а пунш и сливочное пиво текли рекой. Гостиная вопила, смеялась, ликовала, портреты опустели — их обитатели разбежались по другим картинам. Лу качали на руках — именно ее шесть мячей спасли команду, когда Регулус Блэк поймал снитч; она смеялась и отбивалась, но как-то не всерьез. Потом ее отозвал в сторону тот парнишка с шестого курса — да, Дэйви Гаджен, точно... встал на колено, поднес ее руку к губам, и Лу покраснела, почти сравнявшись цветом с обивкой дивана, но руку так и не отняла.

Лили нашла глазами Эмму и Саймона — она опять его за что-то распекала, а он блаженно кивал и так светился от счастья, что в темноте вполне сошел бы за торшер. Дейзи и Роуз, впрочем, уверяли, что долго их идиллия не продлится, и вовсю принимали ставки на "Макмиллан против Хилла".

Взгляд выхватил в толпе Поттера — он целеустремленно куда-то проталкивался с бокалом пунша в руках; за ним следовал Блэк, время от времени прикладываясь к бутылке из-под кока-колы, в которой явно плескалось что-то крепкое и запрещенное. Лили не стала дожидаться, пока они до нее доберутся, и громко заявила, перекрикивая шум и гам:

— Все, народ, я спать, а то завтра просто не встану!

И еще успела заметить, с каким потерянным видом Поттер смотрел ей вслед.

Она заснула, едва успев раздеться, так легко и быстро, словно провалилась в темный омут. И проснулась — как вынырнула, просто открыв глаза. Бархатистый полумрак обволакивал теплом и уютом, в своих кроватях размеренно посапывали соседки, а будильник, который должен был поднять ее в половину четвертого...

...почему-то молчал и даже не тикал.

Лили взглянула на часы — и подскочила как ужаленная. Четыре сорок! Всего двадцать минут до конца двухчасового "окна" — все кончено, зелье пропало... Заметалась по комнате, не зная, за что хвататься, и вдруг в угол юркнула какая-то тень — промелькнула перед глазами и словно бы растворилась в стене... Показалось, наверное, откуда тут взяться чужакам или призракам? На долгие сборы не было времени — плюнув на приличия, она натянула кроссовки, накинула поверх ночнушки теплую мантию и, на ходу скручивая волосы в пучок, выскочила из дортуара.

Вниз, вниз, общая гостиная, Полная Дама, проворчавшая вслед что-то неодобрительное... Лили мчалась по пустому коридору, мимо доспехов и чадящих факелов, неслась по лестнице, прыгая через ступеньку, а в голове метрономом стучало: скорей-скорей-скорей... На последнем шаге нога подвернулась, и она со всей дури приложилась о пол коленом и локтем — зубы клацнули, из глаз брызнули искры; кое-как встала, подобрала палочку, дохромала до нужного поворота и по стеночке вползла в лабораторию. На ходу проверила время — четыре пятьдесят три, осталось семь минут...

Кровь ре-эма, яд глизня, сушеные гусеницы и лепестки златоцвета — повезло, что эта стадия такая короткая... Лили разожгла огонь, выставила его на максимум, чтобы снова нагреть переохладившееся зелье. Шагнула к котлу, стараясь не наступать на больную ногу, и с ходу включилась в привычную работу — как механизм, заточенный под одну-единственную функцию: добавить, помешать, выждать, повторить со следующим ингредиентом...

И только когда все закончилось, она отважилась взглянуть на мистера Белби. Выражением его лица можно было сквасить цистерну молока и заморозить тропики, а в распахнутом окне у него за спиной виднелись заснеженные горы, над которыми клубились иссиня-черные тучи.

— Простите меня, пожалуйста... Я сама не знаю, как это вышло. Сэр, я ставила будильник, честное слово, ставила, понятия не имею, отчего он не прозвонил...

— Делайте что хотите, но чтобы это было в первый и последний раз. Я не собираюсь тратить время на глупую девчонку, которая не в состоянии справиться с собственным будильником. И не смейте больше появляться тут в таком непотребном виде! Вы меня поняли, мисс Эванс?

— Да, сэр, — прошептала Лили, а когда проморгалась от навернувшихся слез, в зеркале уже отражалась только она сама и мрачная, скудно освещенная лаборатория.

И еще кто-то, столбом застывший в дверях.

— Северус? А что ты... Ой!

От движения нога взорвалась болью, лодыжку прошило горячим и острым — Лили покачнулась, взмахнула руками, но он уже стоял рядом, и талию словно обвил корабельный канат, поддерживая и не давая грохнуться на пол. Она повернула голову, но ему, должно быть, показалось, что она опять падает — он придвинулся ближе, и щеку заколола шершавая ткань мантии, а от воротничка рубашки потянуло запахом дыма и мыла, таким знакомым, что дыхание вырвалось из груди прерывистым всхлипом.

И это было ошибкой, потому что он опомнился, вздрогнул всем телом и так резко отступил назад, что Лили едва успела перенести вес на здоровую ногу.

Пододвигать стул и ощупывать щиколотку ей пришлось самой. Северус замер и только и мог, что стоять и хлопать глазами. Что, никаких подколок? Неужели упустит такой повод проехаться по ее умственным способностям? Или просто приберегает яд для анти-Мародерских филиппик? Зато боль немного унялась, пульсировала под кожей глухими толчками — если не шевелить ногой, то вроде даже терпимо... А что с коленкой? Ух ты, какой роскошный синяк! А с локтем? Образцово-показательная ссадина, хоть сейчас в учебник!

Она подняла глаза — и растеряла все слова. Северус выглядел... как-то странно. Словно у него заболели зубы или прихватило живот: лицо пошло пятнами, на лбу заблестела испарина...

— Слушай, по-моему, у тебя жар, — испугалась Лили и потянулась проверить у него температуру, но он отшатнулся от нее, как от ядовитой гадюки.

Ну и как это понимать? Что за странная манера — сначала почти обнимать, а потом сбегать и корчить такую гримасу, будто его сейчас стошнит от омерзения? Надо же, какой нежный выискался — червяков с пауками голыми руками хватал и не жаловался, а тут трепетную лань из себя строит! Да он бы, наверное, и от самого дьявола так не шарахался, мигом адскую серу для своих зелий приспособил — выходит, нечистая кровь для него хуже нечистой силы? Как же он тогда ее столько лет терпел? Во рту расползлась едкая горечь, и Лили выплюнула:

— Что, заразиться боишься? Зря, грязная кровь не вирус, передается только по наследству.

Он втянул голову в плечи и ссутулился — волосы неровными прядями упали на щеки. Что, не нравится? Правда глаза колет? Ну, раз колет, значит, какая-то совесть у него осталась. Может, на самом деле все не так плохо, и она зря поспешила с выводами? Сейчас, без привычного окружения, он казался каким-то... другим. Непохожим на того самоуверенного гада, который фыркал на нее за заботу и засматривался на Абигайль Блишвик.

— Извини, что я на тебя упала. Это нечаянно получилось — по-моему, я ногу растянула, — уже менее враждебным тоном добавила Лили и машинально потерла коленку. — Потому что проспала и очень спешила... Не поможешь мне добраться до башни?

Он вскинул на нее глаза — но вздрогнул и отвернулся с таким лицом, как будто получил удар под дых.

Ну вот и ответ. Значит, все-таки брезгует. Даже смотреть не хочет, не то что прикасаться. А ведь она всегда с ним возилась, со всеми его ожогами и ссадинами...

— Ну прости, я и сама не рада, что так вышло! — раздраженно фыркнула Лили. — Можно подумать, я тут сплю и вижу, как бы навязаться тебе со своими проблемами! Я же не прошу тащить меня на руках или врачевать мои раны — просто выдай обезболивающее, и все, а дальше я сама справлюсь, — поежившись, она поправила бретельку ночной сорочки и запахнула на груди мантию. — Слушай, под этой мантией на мне только ночнушка. Я не собираюсь появляться у мадам Помфри в таком виде, если могу подняться и нормально переодеться — да, сама-дура-виновата, нефиг было опаздывать, тогда бы и бежать не пришлось... Ну так ты дашь мне зелье или нет? И больше я к тебе и близко не подойду.

— А. Да, конечно. Сейчас, — сглотнув, пробормотал Северус и принялся ощупывать карманы — нашел нужное, протянул ей коричневый пузырек и предупредил: — Пять капель, не больше. А то под ней... э-э, то есть под ним, под зельем, в смысле... возможно такое... всякое, — чуть слышно закончил он, краснея и косясь в сторону.

Как с чудищем каким-то, ей-богу. С трудом сдержав очередную колкость, Лили взяла у него зелье и принялась разглядывать пузырек. Новая разработка? Убойная штука, раньше он таким не пользовался... Стоп, он что-то сказал о передозировке?

— Флакон оставь себе, у меня еще есть, — торопливо произнес Северус, уже стоя в дверях.

— Северус Снейп! Ты что, на себе опыты ставишь?

Но он успел скрыться в коридоре. Так и тянуло добавить "сбежал, словно за ним кто-то гнался", вот только она не представляла, от кого он мог бы удирать с такой скоростью. Видимо, только от нее, Лили Эванс. Когда на него действует это супер-обезболивающее. Если, конечно, его и впрямь корежило от зелья, а не от омерзения. И что, интересно, означает его "такое... всякое"? Глюки? Помутнение сознания? Расстройство желудка? Он что, туалет искать побежал? Все это время маялся животом, поэтому вел себя так странно? По-хорошему, надо бы затащить его в Больничное крыло, пока ему хуже не стало... "Ты сначала сама туда доберись, — одернула она себя. — А потом о других думай. Догонишь ты его, как же! С такой-то ногой"...

Пробка легко выдернулась из пузырька. Пять капель легли на язык приторно-сладковатой мерзостью, но подействовали почти мгновенно. Через пару минут Лили уже поднималась по лестнице, пустой и неуютной в голубоватых предрассветных сумерках, и горько размышляла о том, как некоторые умудряются быть такими умными и при этом такими дураками.

Она продолжала думать о нем, когда вспоминала пароль от гостиной; когда хромала к дортуару, светя себе палочкой; когда пыталась натянуть юбку и при этом не потревожить больную ногу — и отвлеклась только тогда, когда призрачный огонек Люмоса выхватил из темноты лежащий на полу будильник.

Разбитый вдребезги.

* * *

Хэллоуин пришел и ушел — промелькнул перед глазами и улетучился из памяти. Лили держалась на чистом упрямстве и бодрящем зелье. Синяки у нее под глазами сделали бы честь любому инферналу, от зевоты сводило челюсти, а мысли стали вязкими и тягучими, как медовая ириска, и никак не могли сосредоточиться на чем-то одном. При всем том она умудрялась делать домашние задания, писать контрольные и получать за них свои обычные оценки. Ну... почти обычные. В пределах простой погрешности.

Ее по-прежнему преследовали всякие неприятности — по здравом размышлении Лили решила, что это именно цепочка случайностей, а не чья-то злая воля. Ну кто мог ей вредить таким образом? И зачем? Тем более что с проблемами всякий раз удавалось справиться: например, во вторник в самый ответственный момент куда-то подевался серебряный нож, но Поттер смотался домой и притащил отцовский. Блэк предположил, что ценную вещь, должно быть, "прибрал к рукам один двинутый на темной магии нищеброд" — Лили уже хотела возмутиться, но котел угрожающе булькнул, и разговоры пришлось прекратить.

В среду выяснилось, что кто-то из поставщиков подсунул им треснувшее яйцо оккамия. Но мистер Белби это вовремя заметил, и все опять обошлось.

А потом как-то незаметно оказалось, что остался всего один этап, самый последний. Список ингредиентов для него был очень коротким: только кровь саламандры, лягушачья икра и сушеный корень морозника — минут двадцать от силы, и то если не торопиться. Рецепт предусматривал трехчасовое "окно", но сначала были занятия у Блэка, потом у самой Лили, и, чтобы успеть все подготовить, пришлось пожертвовать обедом.

Впрочем, голодать она не собиралась, поэтому прихватила с завтрака немного еды и как раз догрызала яблоко (подальше от котлов и ингредиентов, под убийственным взором своего куратора, который явно считал еду в лаборатории преступлением против науки), когда в открытую дверь опасливо заглянул Люпин.

— Тук-тук... Не помешал?

— Нет, конечно, — махнула на него огрызком Лили. — Я просто обедаю.

Люпин вошел, мельком покосился на серебряный котел и разложенные перед ним инструменты и протянул ей что-то, завернутое в льняную салфетку:

— Э-э... в общем, я очень извиняюсь, если не угадал, но тебя не было в Большом зале, и мне показалось, что ты не откажешься от чего-то съедобного, поэтому я взял на себя смелость...

Так и не дождавшись, пока он доберется до сути дела, Лили развернула салфетку. Это оказался кусок пирога с курицей и ветчиной — немного помятый, но совсем свежий. Еще теплый.

— О, мой любимый! Спасибо, ты настоящий друг, — с чувством сказала она, набивая рот пирогом.

— "Настоящий друг"?.. — сощурился нарисовавшийся в дверях Поттер, с подозрением глядя то на нее, то на Люпина — от неожиданности тот сделал шаг назад.

Мистер Белби выразительно хмыкнул. Что явно означало что-то вроде: "Да на этом парне природа не просто отдохнула, а устроила целый курорт".

— Успокойся. Если хочешь, ты тоже можешь считать себя моим другом, — устало откликнулась Лили, отряхивая руки от крошек. — Ну что, все в сборе? Можем начинать?

И, не дожидаясь ответа, сняла с котла крышку.

Крови саламандры требовалось много — целых пять унций. Отмерив нужную порцию, Лили осторожно, по капельке, вливала ее в бурлящее зелье. На поверхности вздувались пузырьки и с треском лопались, обдавая стенки котла вишнево-красными брызгами. От них тянуло сухим химическим жаром — так пахнет раскаленный утюг, если не выключить его из розетки.

Дальше пришла очередь лягушачьей икры — студенистые комочки сорвались с мерной ложки, глухо булькнули, всасываясь в зелье, и, казалось, растворились в нем без следа. Неужели опять подсунули испорченные ингредиенты? Дважды же проверяла... По рецепту жидкость в котле должна была окраситься в кобальтовый, но она упорно оставалась бурой. Ага, наконец-то — после четырех помешиваний нужный цвет стал появляться, хоть и медленно и неохотно, и Лили, вспомнив уроки Северуса, решительно добавила одно помешивание в противоположную сторону.

У мистера Белби вырвался изумленный вздох, но она уже потянулась за корнем морозника. Серый порошок тонкой пленкой затянул ослепительную синеву, сковал поверхность, не давая выделяться пузырькам, и, пока все не успело перегреться и рвануть, Лили резко взмахнула палочкой.

Как по волшебству, зелье преобразилось. Под солнечными лучами заискрилась чистая, прозрачная жидкость — если бы не душный болотный запах, ее можно было принять за воду.

Лили потушила огонь. Теперь шесть минут, чтобы настояться... и что, на этом все? Так обыденно и буднично, никакой кульминации и финальной развязки?

В тишине лаборатории раздались аплодисменты.

— Браво, мисс Эванс. Мои поздравления.

Мистер Белби сказал это очень серьезно, безо всякой издевки, и Лили смутилась. Это было... ну, как если бы ее похвалил Северус — теоретически возможно, практически непредставимо.

— Что, уже? У тебя получилось? — к котлу подскочил взъерошенный Поттер — в своих съехавших на нос очках он напоминал четырехглазую стрекозу. — Зелье готово, да? Можно забирать?

— Погоди, не торопись. Я еще не добавила последний компонент. "Чистая кровь прямого родственника", не забыл?..

Блэк скучал, разглядывая соседний стол, но при этих словах встрепенулся.

— Так чего мы ждем? Возьми у меня сколько нужно, и покончим с этим, — проворчал он, протягивая руку.

— Сначала оно должно настояться, — Лили кивнула на таймер, который парил над столом, отсчитывая секунды. — Еще четыре минуты.

Когда время вышло, она зачерпнула из котла немного зелья и осторожно перелила его в склянку — та сразу нагрелась в ладонях, мутное стекло заиграло глубиной переливов.

— Давай сюда руку.

Блэк послушался. На указательном пальце проступила алая капелька, упала в подставленную склянку — за ней вторая, третья...

Лили машинально оглянулась — Петтигрю наблюдал за ними, приоткрыв рот, и даже мистер Белби растерял свою обычную невозмутимость — его пухлые короткие пальцы так сильно стиснули пресс-папье, что побелели костяшки.

Пауза... а потом зелье зашипело и начало сворачиваться — крупные хлопья падали на дно, гроздьями оседали на стенках, мутными сгустками пятная безупречно прозрачную жидкость.

— Что с ним? Это так и надо, да? — встревоженно спросил Поттер.

Лили нахмурилась:

— Вообще-то нет. По рецепту оно должно было стать красным. Без осадка и примесей, просто красным.

— А может, его как-нибудь... ну, размешать? — подал голос Петтигрю — хихикнул, явно не понимая, что сейчас не время для его дурацких шуточек, и расплылся в ухмылке от уха до уха.

— Думаешь, тогда оно покраснеет? От стыда, что ты такой идиот? — огрызнулся Блэк. — Давай, Эванс, пробуй еще. Наверное, в склянку что-то попало, — и он снова вытянул руку, подставляя под ланцет средний палец вместо указательного.

— Дело не в склянке, — внезапно сказал мистер Белби. Лили оглянулась — он промокал свой высокий, с залысинами, лоб клетчатым носовым платком. — Этот результат означает, что ваша кровь не годится.

— Как это? Почему? — возмутился Блэк. — Вы хотите сказать, что зелье не работает?

— Нет. Я хочу сказать, что ваша кровь для него не годится. Как и кровь вашего брата и деда.

— Так вы его уже варили... Потому они и обратились к Сириусу, и согласились на мою помощь — да, сэр? Потому что ваше зелье свернулось? — тихо спросила Лили.

Поморщившись, он сунул платок в карман и уже собирался что-то ответить, но тут вмешался Поттер.

— Мистер Белби, — с нажимом начал он, — а оно у вас вообще краснело? Хоть с чьей-нибудь кровью? Откуда вам знать, вдруг проблема все-таки не в Блэках, а в том, что это темное зелье?

"Ох, Поттер, зря ты нарываешься", — подумала Лили — и, больше не вслушиваясь в разгорающуюся перебранку, набрала зелья во вторую склянку и кольнула собственный палец. Чем спорить, проще проверить — четверо подопытных, как-никак... не слишком репрезентативная выборка, но попытаться можно. Первая капля, вторая, третья — и прозрачная жидкость налилась алым.

— ...попробуйте все же напрячь то, что в вашем случае заменяет мозги, — доносился из зеркала свистящий шепот. — Лекарство не может быть темным! В одно и то же зелье нельзя заложить одновременно желание навредить и желание помочь! Мы нарочно следили за тем, чтобы оно не соприкасалось с темной магией, выбрали чистого душой зельевара, а вы...

— Да нет же, я не это...

— Джеймс, не надо! — взмолился Люпин, одновременно пытаясь удержать Блэка; Петтигрю только вертел головой, не поспевая за ними. Впору было умилиться от ностальгии — правда, Северус обычно не поднимался до таких высот красноречия, предпочитая что-нибудь короткое и емкое.

— Я добавила свою кровь, сэр, и оно покраснело! — дождавшись паузы, громко вставила Лили.

В лаборатории повисла тишина — плотная, почти осязаемая.

— То есть как... покраснело? — наконец переспросил Блэк — стряхнул с плеча руку Люпина, подошел поближе и неверяще уставился на склянку. — Ты добавила туда свою кровь?

— Ну да. Чью же еще?

— Этого не может быть! — Поттер сощурился, тоже разглядывая зелье. — Почему же с Бродягой ничего не вышло?

— Понятия не имею, — у них соревнование по идиотским вопросам? Или это такая новая забава — "кто скорее достанет Лили Эванс"? — Возможно, с его кровью что-то не так?

Лицо Блэка закаменело, губы сжались в тонкую линию.

— Оставь свои идиотские намеки, Эванс! Я никогда не занимался темной магией, никогда! Потому что она приучает к безнаказанности и вседозволенности, жестокость — как зелье удачи: кто раз попробовал, уже не остановится. Я никогда бы не стал так мараться, понятно? Так что проблема не в моей крови, а в твоем зелье, и чем скорее...

— Ах вот как! — прищурившись, она уперла руки в боки. — В моем зелье, значит? Ты так уверен в собственной праведности, да, Блэк? Там же ясно написано — для него нужна чистая душа, не отягощенная грехами! Ты что, всерьез считаешь, что темная магия — единственный на свете грех? Единственный способ осквернить душу?

Во внезапной тишине стало слышно, как жужжит и бьется в стекло последняя осенняя муха. Блэк дышал тяжело и хрипло, и его лицо казалось серой каменной маской.

— Нет, — он замотал головой, точно отряхиваясь от чего-то невидимого, — этого не может быть. Не может! Я же не думал, что так выйдет — и все обошлось, никто даже не узнал! Я же не нарочно... Это только шутка была! Только шутка! Я просто не подумал, забыл, что это тайна... но не хотел предавать! Не хотел, ясно?

— Я бы не стал так огульно утверждать... — начал мистер Белби, хмуря светлые, почти бесцветные брови, но Блэк уже сорвался с места, и Петтигрю тоже — дверь захлопнулась за ними с оглушительностью пушечного выстрела.

Поттер подался вперед, весь напряженный, точно рвущийся с привязи пес, но усилием воли заставил себя остановиться.

— Я не обижусь, — правильно истолковала его колебания Лили. — Блэку ты сейчас нужнее... Только скажи, что делать с зельем? Вы его потом заберете, да?

— Да хоть вылей, нам оно ни к чему, — Поттер уже стоял на пороге и щурился в сумрак коридора. — Стой, Бродяга! Только не часы! Макгонагалл нам не простит!..

И с этим возгласом он тоже скрылся из виду — через мгновение послышался звон разбитого стекла, потом глухой удар и сдавленная ругань.

Тяжело вздохнув, Лили бросила взгляд на зеркало и почти не удивилась, когда в нем отразилась только лаборатория. Мистер Белби не счел нужным даже попрощаться.

— Может, тебе нужна помощь? — за плечом раздался голос Люпина, заставив ее вздрогнуть. — Инструменты там помыть или стол от грязи протереть?..

— Ты остался ради уборки? — удивилась Лили. — А как же Блэк?

— С ним сейчас Джеймс и Питер. И потом, у меня все равно никогда не получалось отговорить эту троицу от их безумных затей.

Он слабо усмехнулся, и она впервые заметила, какое у него усталое лицо. Мешки под глазами, горькие складки у губ, землисто-бледные щеки...

— А кроме того, — тихо, но твердо продолжил он, — мне показалось, что хотя бы кто-то из нас должен сказать тебе спасибо. За все, что ты сделала для Сириуса.

— Это точно. Не помешало бы, — отворачиваясь, буркнула Лили.

— Я более чем уверен, что они тебе благодарны...

— ...но успешно это скрывают, — закончила она, отправляя в раковину грязные склянки и мерные ложки. Кивнула на разделочный стол: — Если хочешь, можешь протереть. Только без магии, зелье еще не стабильно.

— Порой они бывают невыносимы, — Люпин пожал плечами и взялся за тряпку. — Но не со зла, понимаешь? Просто... по глупости.

Она думала, он обмахнет разок столешницу, и все. Но он подошел к ее поручению так же ответственно, как, похоже, и ко всему остальному в жизни: серая тряпка дюйм за дюймом продвигалась вперед, оставляя за собой чистую поверхность без единого пятнышка.

Лили вытерла мерную ложечку и задумчиво проговорила:

— Я одного не понимаю — с чего это Блэк так раскричался? То есть я, конечно, первая начала — не стоило мне так упирать на чистоту души, в конце концов, мы же ничего об этом не знаем... Но что он имел в виду, когда орал о какой-то шутке? Он что, кого-то предал?

И с удивлением заметила, что Люпин побледнел и потупил взгляд.

На опушке Запретного леса было прохладно и ясно. Облетевшие деревья тянули к небу узловатые ветки, за частоколом стволов угадывалось залитое солнцем озеро — с этого места казалось, что темная вода подернута расплавленной рябью.

Лили вдыхала острый, влажный запах прели, брела вперед, пряча в карманах озябшие руки, и поддевала носками ботинок опавшие листья. Рыжие, желтые, бурые, обметанные сухой каемкой, ломкие, как старый пергамент. Ветер шуршал в траве, дышал прямо в лицо, словно вымывая из груди то больное и злое, что поселилось там после ссоры с Северусом.

Она знала, что должна с ним поговорить. Вот только захочет ли он ее слушать? Или опять постарается уйти от неудобной темы и начнет обвинять Джеймса Поттера — как будто чужие грехи могут оправдать его собственные! А если так, то стоит ли стараться? Есть ли смысл упорствовать?

С одной стороны, он ясно дал понять, что не нуждается в ее советах и помощи. А с другой... ну не могла она просто смотреть, как он себя губит! Ясно же, что такие эксперименты до добра не доведут, а кто ему скажет, если не она? Эти его так называемые друзья? Да они его только поощряют — то на какие-то тайные знания намекнут, то славой и богатством поманят, а он и рад стараться — идет за ними, как телок на веревочке... Мать? Та пашет как проклятая, то в лавке бакалейной полы моет, то в пабе прибирается, ей на сына и взглянуть некогда, не то что от сомнительных опытов отговаривать.

Остается только она, Лили. Больше некому. Разозлится? Ну и пусть. Пусть сколько угодно орет и бесится, все равно она должна попытаться. Себе должна, не ему. Одно дело — шипеть на него, когда он ведет себя, как последняя сволочь, или даже сбежать из Больничного крыла, когда этот побег ничего не изменит, и совсем другое — сидеть сложа руки, когда он в опасности. А вдруг до него еще можно достучаться? Ну не похож он на верного клеврета Сами-Знаете-Кого — как, впрочем, и на оболваненную жертву пропаганды. Тогда, в лаборатории, он чувствовал боль, страх и стыд — и еще что-то непонятное, но точно не отвращение к ней, она трижды перепроверила уравнения, и всякий раз выходило, что отвращение он испытывал только к себе. Неужели он все-таки прозрел и пожалел о своем выборе? Но почему тогда промолчал и не попытался объясниться? Нет, тут точно что-то не так, надо сначала во всем разобраться и уже тогда вмешиваться... Вот только как к нему подступиться? Она пыталась набросать хотя бы пару вариантов, но будущий разговор упорно не клеился.

«Северус, отчего ты так себя повел?» Промолчит и сбежит — вероятность семьдесят два процента, и это еще по самым скромным прикидкам. «Северус, зачем ты испытывал на себе обезболивающее, это же так опасно!» — либо опять-таки сбежит (вероятность двадцать девять процентов), либо начнет огрызаться, и все закончится безобразным скандалом (почти пятьдесят три процента... нет, нафиг безобразные скандалы, такой способ тоже не годится). «Северус, как поживает твоя мама? Ты ничего такого не думай, но мне приснился странный сон, то ли вещий, то ли просто кошмар, то ли про твою маму, то ли про папу Блэка»... Можно даже ничего не моделировать: развернется и сбежит, прямо на слове «Блэк». «Северус, а давай твои друзья будут злобным чудовищем, а я буду доблестной героиней и тебя от них спасу?» Н-ну... не сбежит, конечно, но убьет на месте. Сомнительное достижение...

Эх, как же она сглупила! Такой случай вчера упустила — надо было пользоваться моментом, пока он растерялся и ничего не соображал! Теперь-то уже поздно: рак-отшельник опомнился, втянулся в свою раковину, и попробуй его оттуда вымани. Разве что чем-то увлечь или интересную книжку подсунуть, а когда расслабится — тут-то вопросом и огорошить. Вот только где ее взять, эту книжку?

Часы показывали половину пятого — до назначенного профессором Слагхорном времени оставалось всего полчаса. Так ничего и не придумав, она повернула к замку. Пересекла мощеный двор, легко взбежала по седым от времени ступенькам, затянутым патиной мха, и окунулась в привычный гомон вестибюля.

Лестницы вели себя на редкость прилично: всего лишь дважды сменили направление и подсунули одну исчезающую ступеньку — сущие пустяки на фоне их обычных фокусов. Эликсир Чистой крови нашелся там же, где она его оставила — на дальнем столе, в большом серебряном котле, и только тогда Лили вспомнила, что вчера не обновила чары. Ну вот, и ничего не случилось, нечего так параноить — не было никакой злой силы, мешающей ее работе... Рядом стояло зелье Северуса, но он сам еще не пришел; не удержавшись, она приподняла крышку и заглянула внутрь.

Как странно... Он же собирался варить Летейский эликсир доктора Летто, так? Но вместо ярко-оранжевой пасты там оказалась бурая жидкость с резким полынным запахом.

О Боже, его работу кто-то испортил! Осознание вспыхнуло в голове, разом и обжигая, и вымораживая изнутри: Мародеры! Это их дурацкая шуточка! Нет, ну какие же идиоты — испоганили чужой труд, походя разрушили человеку карьеру! Это же итоговый проект, плакала теперь его референция... Нет, это им так с рук не сойдет, они у нее до конца семестра больничные утки драить будут! Надо поскорей найти Северуса и связаться с профессором Слагхорном — может, он разрешит перенести сдачу на другой день...

Она метнулась к выходу — и нос к носу столкнулась с тем, кого искала. Он едва успел посторониться, чтобы Лили в него не врезалась.

— Северус, твое зелье! — хватаясь за дверной косяк, выдохнула она. — Они его испортили!..

Он опять на нее не смотрел — стоял, опустив голову и втянув шею в плечи, но при этих словах вздрогнул и метнулся к котлу. Сдернул крышку, бросил беглый взгляд... и облегченно выдохнул. Понюхал зелье — скорее на всякий случай, для очистки совести; достал палочку, проверил чарами и наконец повернулся к Лили. В его глазах отчетливо читалось: ну и зачем ты подняла панику?

— Ты... ты хочешь сказать, что это и есть твой проект? — медленно переспросила она, чувствуя себя полной идиоткой. — А почему там бурая жидкость вместо оранжевой пасты?

— Модифицировал, — буркнул Северус и снова потупился, завесив лицо волосами. Мельком покосился на соседний стол — она забыла закрыть свое зелье...

— Хочешь, я потом отолью тебе немного на опыты? — наугад предложила Лили — и, судя по сверкнувшим глазам, попала в точку. Но тут камин выплюнул облачко жирной копоти, выпуская профессора Слагхорна — он взмахом палочки очистил от сажи свой бордовый бархатный пиджак и произнес, лучась прямо-таки неприличной бодростью:

— Так-так, молодые люди, вижу, вы уже подготовили свои работы? Похвально, весьма похвально. Посмотрим, что у вас получилось!

Он подошел к котлам. Один взгляд на зелье Лили — и его пышные усы дрогнули, растягиваясь в улыбке, а глаза затуманились от умиления.

— О, мисс Эванс! Великолепно, просто великолепно! Сложнейший эликсир, который поставил бы в тупик даже опытного зельевара — хотя ничего иного я и не ждал и был полностью в вас уверен. Скажу по секрету, мистер Белби весьма лестно о вас отзывался, что для него большая редкость. Так что я с чистой совестью ставлю вам «превосходно», и если для устройства на работу вам потребуется референция, то заходите ко мне на консультацию... А вы, мистер Снейп, — он повернулся к Северусу, — вы справились со своим проектом? Вижу, что справились. Пожалуй что неплохо, молодой человек, в целом даже хорошо, хотя, конечно, не идеально. Ваше зелье не лишено некоторых недостатков — в частности, у жидкой формы мало преимуществ по сравнению с мазью. Впрочем, свое «выше ожидаемого» вы честно заслужили, хотя бы за проявленное усердие.

Лили хлопнула глазами. То есть как — «выше ожидаемого»? Она же просто следовала инструкции, да еще и под руководством опытного наставника, а он сам модифицировал зелье, без чужой помощи — это вообще не студенческий уровень... Нет, такого не может быть, сейчас профессор скажет, что пошутил...

— Ну что ж, молодые люди, я вас поздравляю, — Слагхорн добродушно усмехнулся — ни дать ни взять сытый морж, только плотника для полного комплекта не хватает. — И больше не задерживаю — оценки выставлены, можете идти праздновать.

С этими словами он шагнул к камину — зеленое пламя взметнулось, принимая в себя его низенькую корпулентную фигуру... дрогнуло — и опало.

О Господи, он действительно поставил ему «выше ожидаемого».

— Но так нечестно! — сказала она вслух. — От нас требовалось только сварить зелье! А ты его еще и переделал! Сам, тебе никто не помогал... И как же теперь твоя референция?

Северус пожал плечами — с таким неподдельным равнодушием, что ей сделалось не по себе.

— Ты же изменил состав, да? — помолчав, продолжила она. — Оно и выглядит, и пахнет по-другому... А он даже ничего не спросил — бац, и снизил... Хотя я тоже не поняла, почему именно жидкость? Чужие мысли оставляют глубокие ожоги, а мазь гораздо лучше держится на коже.

Ну наконец-то — хоть что-то его проняло.

— Как по-твоему, что от лекарства нужно: чтобы оно лечило или долго держалось на коже? — ядовито фыркнул Северус. — Разумеется, можно пожертвовать эффективностью ради веселенькой расцветки, но лично я не отношусь к числу тех, кому нравится мазаться едкой оранжевой дрянью и строить из себя попугая, — потом сжалился над недоумевающей Лили и пояснил: — Мое зелье применяется перорально, Лили. Внутрь, а не наружно. В сопроводительной работе это было, но он, похоже, даже не потрудился в нее заглянуть. «Нет преимуществ по сравнению с мазью»! Тоже мне, умник нашелся! А ментальные ожоги? С ними что делать прикажете? Нет, если мозгов как у флоббер-червя, то и болеть, конечно, нечему... — он осекся и захлопнул рот, словно только сейчас сообразил, с кем говорит и о чем.

Поздно — Лили клещом вцепилась в недосказанное.

— Ментальные ожоги?.. И ты уверен, что оно работает? Только не говори, что опять на себе проверял! И как ты вообще умудрился обжечься — ты что, в чужие мысли полез? Это же незаконно, Сев!

Вопросы сыпались из нее, точно горошины из стручка, но рак-отшельник уже втянулся в свою раковину и даже слегка забаррикадировался внутри.

— Тебе-то какая разница? — буркнул он и потянулся за черпаком.

— Как это какая? Я же за тебя беспокоюсь!

Рука дрогнула, едва не расплескав зелье; он судорожно втянул в себя воздух. Ой, мамочки, что это с ним? Лицо такое, словно его на собственные похороны пригласили... Она осторожно тронула его за плечо:

— Северус? В чем де...

На миг ей показалось, что сейчас он ее ударит, или прижмется щекой к ее ладони, или взорвет половину школы, но тут от дверей донеслось:

— Ну что, Лили? «Превосходно»? Я так и знал, а ты волновалась! Лили?..

Поттер стоял на пороге и переводил взгляд с нее на Северуса — его глаза за стеклами очков сделались большими и круглыми. Чуть не застонав, она уронила лицо в ладони, а когда снова подняла голову, то увидела только парту и пустой оловянный котел. На этот раз рак-отшельник не стал прятаться, а удрал прямо у нее из-под носа.

Они это нарочно, да? Пытаются свести ее с ума? Один все сбегает и сбегает, другой все лезет и лезет! Вот какая нелегкая его сюда принесла? И как раз тогда, когда она почти разговорила Северуса — который теперь уже на канадской границе, причем вместе с зельем, так что караулить в лаборатории тоже бесполезно. Ну что за невезуха, а...

— Лили?.. — тихо повторил Поттер, и ее прорвало.

— С каких это пор я для тебя Лили? — сердито бросила она.

— Но ты же сама сказала, что мы друзья! — он захлопал глазами и, похоже, всерьез обиделся. — Вот я и пришел, чтобы позвать тебя с нами — чисто по-дружески, ничего такого... Мы завтра в маггловский Лондон хотели сгонять, на магглов посмотреть, в пару местечек заскочить, Сириуса поздравить — если его не тормошить, он так в себе и закиснет... Пойдешь с нами?

— Ч-что? — от удивления она даже села на край парты. — Куда — в Лондон?

— Ага. Соглашайся, будет весело! Заглянем в какой-нибудь бар, пропустим по кружечке — мы в том году такое классное местечко откопали, просто улет! — он мечтательно зажмурился, и Лили поняла, что кто-то из них двоих явно спятил.

— Какое еще «по кружечке»? Чтобы поздравить Сириуса? С чем — с тем, что с зельем ничего не вышло и его отец по-прежнему умирает?

Поттер мгновенно стал серьезным.

— Во-первых, у него вчера день рождения был, ему восемнадцать стукнуло — ну это я так, к слову. Во-вторых, а ты что предлагаешь? Рыдать и биться головой об стену? Я бы с радостью, — горько усмехнулся он, — да только это, боюсь, ничего не изменит.

— Зачем? Нужно переделать зелье, и все. Вывести его магическую формулу, разобраться, отчего оно так реагирует на Сириуса и Регулуса, а потом попробовать его... обмануть, что ли? Чтобы оно, скажем, приняло меня за прямую родственницу Блэков, раз уж моя кровь для него годится. Или сработало с кровью Сириуса...

— Ну и кто этим займется? Я? Ты? Или, может быть, Хвост? Давай посмотрим правде в глаза, — он вздохнул, садясь рядом на парту и вытягивая ноги, — ты сделала все, что могла. Я очень, очень благодарен тебе за попытку, но из нее ничего не вышло. Увы.

— А как же мистер Белби? — тихо спросила Лили. — Ты же сам сказал: Блэки его наняли. Так пусть наймут еще раз и заплатят за доработку, а я сварю исправленную версию.

Поттер покачал головой:

— Они уже пытались. Он отказался. Сказал, что ему были нужны деньги на собственные опыты — недостающую сумму он получил, а больше ему ни к чему. Если ты возьмешься что-то варить, он готов за тобой присматривать, потому что уговор был «до достижения результата», а до него еще далеко. Но сверх того он и пальцем не шевельнет.

— Но это же человеческая жизнь! — она уже ничего не понимала. — Как он может...

— Две человеческих жизни, Лили, — поправил Поттер и неохотно пояснил в ответ на ее вопросительный взгляд: — Сигнус Блэк — это дядя Сириуса по матери... не удивляйся, она тоже из Блэков, но из другой ветви... словом, его дядя болен. Целители пару дней назад подтвердили диагноз, мы решили — ты и так на ногах еле держишься, не стоит тебя еще напрягать... Зелье опять не сработало. Две дочери, отец — они дали кровь, но куда там. Оно сворачивается, и все. Бродяга вчера написал Меде — это третья из его кузин, остальные с ней в ссоре, так что она, скорее всего, даже не знает... Еще один шанс, да. Возможно, последний, но у его отца нет и такого.

— И мистер Белби все равно отказался? — недоверчиво переспросила она. — А Блэки не стали настаивать? Не попытались его подкупить... или надавить? Или найти вместо него кого-то другого?

Поттер усмехнулся — невесело, одними губами. Сказал:

— Дамокл Белби хороший зельевар, Лили. Даже талантливый. Но не гениальный, и такие зелья не его специальность. Возможно, у него все равно бы получилось... а возможно, и нет. Но он не взялся, а для Блэков на нем свет клином не сошелся. Даже если им откажут все зельевары, есть другой способ победить смерть — и другой, кто по слухам ее победил. Понимаешь?

Лили сглотнула. Зачем-то провела пальцем по крышке парты, по светлым прожилкам в старом дереве. Снова подняла взгляд — Поттер смотрел на нее спокойно и грустно, точно слишком мудрая сова.

— Они хотят обойтись малой кровью, — тихо добавил он. — Откупиться только деньгами... не тем, что потребует тот, другой. Блэки, конечно, чокнутые фанатики и по уши влезли во всякие темные штуки, но даже они трижды подумают, прежде чем обратиться к нему. Особенно как просители, а не союзники. Это страшная тварь, очень страшная. Ты даже не представляешь, какая. Сириус рассказывал — родители хоть и разделяют его взгляды, но говорят о нем только шепотом. С таким, знаешь, благоговейным ужасом.

Сердце кольнуло, будто где-то внутри шевельнулась старая заноза. Эх, Северус, Северус, зачем же ты лезешь в такие бездны, которые пугают даже Блэков? Опомниться не успеешь, как загремишь в пропасть! И что с тобой будет, когда власти наконец поймут, насколько все плохо, и возьмутся за эту банду всерьез?

О Господи, власти... Сириус хотел стать аврором... Кажется, она сказала это вслух, потому что Поттер отозвался:

— Почему — хотел? Хочет. И станет. Бродяга не из тех, кто бросает слова на ветер.

— Но там же его родственники! Если они свяжутся с Тем-Кого-Нельзя-Называть, рано или поздно ему придется их арестовать!

— Арестовать? — он покачал головой, и его лицо омрачилось. — Это война, Лили. Война не на жизнь, а на смерть. На ней убивают, а не сажают в тюрьму. И Сириус к этому готов. Мы, — голосом выделил он, — к этому готовы.

Она не сразу нашлась с ответом, но Поттер уже вскочил на ноги и протянул ей руку:

— Ну ладно, хватит о грустном. Пошли ужинать, а то от таких разговоров у меня аппетит разыгрался. Так и хочется набить желудок, чтобы голова меньше пухла.

Лили вышла за ним в коридор, но через несколько шагов остановилась.

— Слушай, я вот думаю — а давай обойдемся без мистера Белби? Рецепт у нас есть, так что вывести магическую формулу вполне реально. Нужны только рабочие гипотезы, отчего зелье не работает на Блэках и как это исправить, а проверить их я и сама могу. Просчитаю, смоделирую, если надо, внесу коррективы, но я должна знать, в каком направлении двигаться. Иными словами, нам нужен хороший зельевар-теоретик. Может, попросим твоего отца? Ему ничего не придется делать самому — он будет головой, я руками. Никакого риска, и в то же время возможность заняться любимым делом. Что скажешь? Мне кажется, это может сработать.

Поттер явно растерялся — зачем-то поправил очки, взъерошил на затылке волосы. Отвернулся к окну — пальцы выбили по раме отрывистую дробь. И ничего не ответил.

Лили подошла и встала рядом. За частым переплетом сгущались прозрачные лиловатые сумерки, на горизонте чернела гряда холмов — на фоне антрацитово-сизого неба они походили на огромные кошачьи уши.

От неплотно прикрытых створок тянуло холодом.

— В чем дело, Поттер? — спросила она, когда молчание совсем затянулось. — Сначала ты битый час распинался, как все плохо, а теперь отказываешься от единственного реального шанса? Ты же говорил, что твой отец хотел бы помочь, да здоровье не позволяет... еще чуть-чуть — и я решу, что ты просто не можешь к нему обратиться. Потому что он паршивый зельевар и в жизни ни одного зелья не создал.

— Это неправда, — тихо, но твердо возразил Поттер. — Кто тебе такое сказал?

— Неважно. Так в чем тогда дело? И не вздумай снова врать — я хочу знать, во что я ввязалась.

Он неохотно разлепил губы — светлый профиль резко выделялся на фоне темного окна — и сказал, по-прежнему глядя перед собой:

— Он... не станет помогать. Мог бы, но не станет. Потому что это Блэки, они погрязли во мраке и заслужили свою кару, и без них мир станет чище и лучше.

Лили оторопела — уж чего-чего, а такого она точно не ожидала.

— Что? Но как же...

— А Сириус раскаялся и отверг эту скверну, — перебил Поттер, — и он правда отверг, он всей душой ненавидит темную магию, но они его семья! Понимаешь? Другой у него нет. А если мы ничего не предпримем, то не будет и этой. Он так не может, — покосился на нее и еле слышно закончил: — И я тоже.

Его шепот был хуже крика.

Лили сглотнула. Зажмурилась, прижимаясь лбом к стеклу, прямо к перекрестью переплетных ромбов, всей кожей чувствуя идущий от них холод. Господи, до чего это низко — сводить счеты, когда у людей такая беда. Как так можно? Да его отец ничем не лучше чистокровных фанатиков!

Она открыла глаза и сказала:

— Хорошо. Тогда я попрошу Северуса.

— Кого?.. — Поттер вздрогнул. — Нет, Лили, не надо, пожалуйста! Он... он же только позлорадствует, и все — поглумится над Сириусом, да еще и дружкам своим расскажет! Умоляю, держись от этой мрази подальше! Он по уши погряз в темной магии, в нем и человеческого ничего не осталось, а ты ждешь от него сострадания? Разве ты не помнишь, как он тебя назвал? Да он сразу побежит к своему хозяину и заложит Блэков с потрохами!

От бешенства зарокотало в ушах, перед глазами повисла алая пелена.

— Да, боюсь, у меня и впрямь проблемы с памятью, — Лили едва узнала собственный голос, таким он стал чужим и холодным. — Не поможешь мне ее освежить? Напомни, пожалуйста, кто над кем глумился в прошлый раз? Мне смутно припоминается повышенный интерес к чьим-то грязным подштанникам? И ты еще смеешь говорить о сострадании! Не меряй других по себе, Поттер!

— Но Лили...

— И слушать ничего не желаю!

— Нет, пожалуйста, выслушай меня! — он шагнул вперед, схватил ее за руку и заговорил, умоляюще заглядывая в глаза: — Сама посуди: ну что он может знать о зелье, которое и в глаза не видел? Ничего! Тогда зачем с ним разговаривать? Ты чуть ли не молишься на этого чмошника — почему, Лили? Ты же всегда на голову его опережала! Он только и делал, что паразитировал на тебе и твоих талантах, использовал тебя, а ты единственная, кто этого не замечает!

Все. Это была последняя капля. Магия рванула наружу обжигающей волной, и Поттер отшатнулся и схватился за переносицу. По его очкам побежала трещина, и вторая — по оконной створке у него за спиной.

Лили достала палочку и спокойно сказала:

— Репаро. Спасибо, что наглядно показал мне, чего стоят твои слова и дружба. Сириус, жизнь его отца и дяди, ждущие их ужасы — все это перестает иметь значение, как только речь заходит об одном-единственном человеке. Пусть лучше Блэки обращаются к Тому-Кого-Нельзя-Называть, чем я к Северусу Снейпу. Так, да? Пусть они погибнут, лишь бы не пострадала твоя гордость?

— Да нет же, ты...

— Оставь свои оправдания для того, кто захочет их слушать, — она предупреждающе вскинула руку. — И вспомни: я с самого начала говорила, что не хочу никаких секретов, и это было первым из моих условий. Так что я могу привлекать кого пожелаю и когда пожелаю — и видит Бог, я так и сделаю и сварю это чертово зелье! Тебе все ясно?

Она взглянула на Поттера в упор — тот выглядел не слишком довольным, но огрызаться не посмел. И поделом! Будет знать, как бросаться такими словами!

Задрав подбородок, она одернула мантию и пошла к лестнице. Эхо ее шагов, точно в ловушке, металось в холодном пустом коридоре.

— Лили!.. — раздалось сзади, но она не обернулась.

* * *

Поттер, как выяснилось, не шутил: развеселая четверка и впрямь собиралась в маггловский Лондон. В субботу после ужина Лили писала эссе по чарам, Эмма на соседнем диванчике читала биографию Изольды Сейр (той самой, которую Гормлайт Гонт двенадцать лет поила зельем Перевернутой реальности), Мародеры обсуждали планы на вечер, причем даже не понижая голоса, а все остальные внимали им с завистливым восхищением.

То есть обсуждали, конечно, в основном Поттер и Блэк, Петтигрю лишь вставлял разные дурацкие шуточки и сам же над ними смеялся, а Люпин обреченно кивал и время от времени пытался возражать, но быстро сдавался под натиском остальной троицы. А с завистливым восхищением внимали в основном мальчики — девочки смотрели на Блэка с тоскливой обреченностью собаки, у которой из-под носа уводят сладкую косточку.

В конце концов Лили не выдержала и повернулась к Люпину, чье кресло стояло к ней ближе всех.

— Слушай, вы что, действительно собираетесь в Лондон? — спросила она и краем глаза заметила, что Поттер весь подобрался и умолк на полуслове.

Люпин оглянулся на остальных, словно в поисках поддержки. Потом кивнул:

— Да, собираемся.

— Ты передумала и хочешь с нами? — удивился Блэк.

Похолодев, Лили осознала, что только что стала врагом номер один для всей женской половины Хогвартса.

— Нет, я не могу, иначе не успею с тем проектом — ну, ты знаешь, о чем я, — поспешно отказалась она, и на его насмешливо-беззаботное лицо точно набежала тень.

Чужие взгляды жгли спину не хуже Инсендио, и Лили принялась судорожно соображать, что теперь делать — это же надо было так вляпаться! Несмотря на все предупреждения Эммы, и именно сейчас, когда девчонки сходят с ума по Блэку! Неужели ей тоже будут портить вещи, как бедной Хелен Марш, когда ее позвал на бал тогдашний гриффиндорский ловец? С другой стороны, на сундук и так наложено все что можно и нельзя — после истории с будильником Лили решила перестраховаться, — а с кроватью, если что, и домовые эльфы помогут.

— Я просто хотела сказать — будьте осторожнее, ладно? Маггловский мир... может быть недружелюбным к гостям.

— Ты за нас волнуешься? — хохотнул Блэк, а брови Поттера практически взлетели на лоб, причем вместе с очками. — Не бойся, если мы по дороге наткнемся на всяких нехороших маньяков, то уложим их баиньки и позовем авроров. Но что-то мне подсказывает, что в маггловском пабе мы скорее встретим не Упивающихся Смертью, а упившихся вискарем — верно, Сохатый?

Нет, они не понимают... Вот как объяснить этим двум чистокровным мачо, что в мире есть оружие и пострашнее Авады?

Перед глазами встал старый кошмар: покореженные машины, темно-красная лужа на мостовой, крики, крики, крики, и женская рука под грудой закопченных обломков — обручальное кольцо смотрит в небо окровавленным камнем... Помотав головой, чтобы отогнать воспоминание, Лили взмолилась:

— Люпин, ну хоть ты им скажи! Проследи за этими балбесами — если в паб придут полисмены и скажут всем идти на улицу, потому что в здании заложена бомба, пусть делают что говорят, а не разбрасываются Конфундусами, чтобы поглазеть на бесплатный фейерверк. А еще лучше — аппарируют прямо из толпы, в суматохе все равно никто не заметит.

— Думаешь, в Лондоне сейчас настолько опасно? Мы просто хотели где-нибудь скромно посидеть, и все. Ничего такого фешенебельного, что могло бы привлечь террористов, — нахмурился Люпин, а Петтигрю подергал Поттера за рукав и шепотом спросил:

— Слушай, Сохатый, а что такое бомба?

И эти туда же. Они хоть представляют, что сейчас творится в маггловском мире? Или как только уехали в школу, так все — дверь закрыли и думать забыли? Хорошо хоть догадались одеться по-маггловски, в джинсы и черные футболки... футболки, ага. В ноябре. Да еще и совершенно одинаковые на всех четверых, с золотым фениксом на груди... ладно, фиг с ними, в темноте сойдет. Точнее, сойдут — за фанатов какой-нибудь рок-группы. Что никак не отменяет главной проблемы.

— Те ребята в Бирмингеме тоже хотели где-нибудь посидеть, — мрачно напомнила Лили. — А в лондонском «Хилтоне» — просто снять номер. Я уж молчу о том ужасе, который творился после терактов в Олд-Бейли и на совершенно не фешенебельных вокзалах. ⁽¹⁾

— О чем ты? — Поттер уставился на нее во все глаза. — В «Пророке» ничего такого не писали, я бы точно запомнил...

— Какой «Пророк»? Говорю же, это были магглы! А взорвали их не приспешники Сами-Знаете-Кого, а ирландцы! Ай, ладно, делайте что хотите, мне-то какая разница?

Она склонилась над эссе, яростно вычеркнула последнюю строчку — и вздрогнула, когда уха коснулся теплый шепот:

— Спасибо, Лили. Я рад, что ты за нас беспокоишься.

Они ушли в половине десятого — подначивая друг дружку, перебрасываясь шутками и прибаутками — и при этом, как выяснилось уже на пороге, ухитрились забыть что-то важное. Петтигрю сбегал наверх и вернулся, триумфально размахивая старым пергаментом, и вся четверка один за другим высыпала в коридор — Полная Дама медленно закрылась за ними и снова задремала.

Осознав, что все интересное закончилось, гриффиндорцы стали расходиться по спальням. Лили уменьшила эссе и незаметно сунула его в карман, а черновик разложила на столе и для верности придвинула поближе чернильницу. Полюбовалась на получившийся натюрморт, потянулась и поднялась с кресла.

— Ты уже собираешься спать? — Эмма оторвалась от биографии Изольды Сейр, и Саймон, читающий через ее плечо, тоже приподнял голову.

— Ага. Лучше встану пораньше с утра и доделаю, — отвечала Лили, уже на полпути к лестнице.

Наверху она убедилась, что чары выдержали и сундук устоял, хоть и обзавелся новыми боевыми шрамами. И впрямь — совсем как с бедняжкой Хэлен, у той тоже так начиналось... Значит, все-таки война. Что ж, пусть потом не жалуются, сами напросились! Мы еще посмотрим, кто кого!

Незаметно достав «Дневники наблюдений» и склянку с эликсиром Чистой крови, Лили накинула на крышку запирающие и жаропрочные чары и поплелась в душевую, но по дороге «вспомнила», что забыла внизу чернильницу, и повернула в гостиную, громко крикнув девчонкам, что сейчас вернется.

Диванчик пустовал — Эмма с Саймоном уже успели исчезнуть из комнаты. Полная Дама сладко похрапывала в своей раме и делала вид, что она тут ни при чем. Лили подошла к своему рабочему месту — ужас-ужас, несчастный пергамент был так залит чернилами, что стал равномерно синего цвета, разбитая чернильница валялась на полу, а перо сломали пополам и, кажется, даже немного на нем потоптались... О Боже, как они ухитрились расколошматить пресс-папье? Оно же бронзовое! Было.

Всплеснув руками, она запричитала:

— Какой кошмар! Как же это случилось?

За шахматным столиком оживились: Хлоя Уотерс выпустила ладью, так и не успев сделать ход, и изумленно протянула:

— Ой, ну надо же! Как это я могла ничего не заметить?

— Как странно, я тоже ничего не видела! — подхватила Лу.

«Ну конечно, кто бы сомневался! А с тобой, предательница, я еще разберусь — будет тебе зелье для ресниц улучшенного состава», — мысленно пообещала Лили, а вслух сказала:

— Что ж, придется мне тогда писать эссе заново, раз уж это пропало. Все равно оно мне не нравилось...

И решительно уселась в кресло, одним взмахом починив пострадавшие вещи.

К одиннадцати все разошлись, и она осталась в гостиной одна. В густом сумраке мерно тикали напольные часы, в камине потрескивал огонь, разбрасывая по стенам длинные ползучие тени — мягкие отсветы ложились на пол, точно еще один ковер. В окно стучал ноябрьский дождь, изображая из себя запоздалую сову, и где-то в каминной трубе завывал ветер.

Лили на цыпочках прокралась к выходу, бесшумно приоткрыла портрет и выскользнула в коридор.

Она собиралась в тайную лабораторию Северуса Снейпа, чтобы отнести ему книгу и обещанное зелье.

1) Лили не преувеличивает. Все перечисленные теракты действительно на совести ИРА, и Великобритания в целом и Лондон в частности в те годы были весьма небезопасным местом.

Для англочитающих — чуть-чуть подробностей:

https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_terrorist_incidents_in_London

http://www.theweek.co.uk/65098/london-hilton-bombing-anatomy-of-the-iras-hotel-attack-in-1975

Вернуться к тексту

Лили всегда любила ночной Хогвартс — величественные своды, огненные языки факелов, словно лижущие темноту, шепот портретов за спиной и молочно-белые пятна лунного света на полу... И Филч с его кошкой, одним своим видом убивающий волшебство момента и напоминающий о прозе жизни — например, об отработках и гневе Макгонагалл.

Впрочем, старого смотрителя она сегодня не боялась: Слагхорн все еще не аннулировал свое разрешение. А вот другие встречи могли закончиться куда печальнее, особенно если бы она наткнулась на кого-то вроде Фоули и его дружков. Хотя в последнее время они ее не донимали и обходили стороной — видимо, испугались проблем с Мародерами. Но Лили все равно набросила на себя дезиллюминационные чары, старалась держаться поближе к стене и прислушивалась к каждому шороху. Однако за всю дорогу ей встретился только Кровавый Барон, причем уже у лестницы в Южную башню — он парил над черным провалом, почти невидимый в ночном сумраке.

Дотронувшись до перил, Лили прошептала: «Меня пригласил Северус Снейп». Вся конструкция вздрогнула и ожила у нее под ладонью, и на месте пустоты одна за другой появились ступеньки.

Покосившись на Барона, Лили шагнула вперед, но он только молча глядел куда-то вдаль и при ее приближении растаял в воздухе. Пожав плечами, она поднялась по лестнице до самого верха и остановилась перед аркой, увитой резными виноградными лозами. Протянула руку, но воздух мягко спружинил — значит, барьер от незваных гостей по-прежнему работал.

Она вытащила палочку и принялась распутывать сложную вязь заклинаний на арке. Нужные слова и движения вспоминались словно сами собой, и уже через пару минут Лили двинулась дальше. Вторая арка — с этой все проще, ее они зачаровали на прикосновение... Узкая винтовая лестница, всякая мелочь вроде Каве Инимикум с автоматическим распознаванием врагов, потом еще две хитрые ловушки, в которые так легко угодить, и наконец лаборатория. Тайное логово Северуса Снейпа.

За полтора года тут ничего не изменилось. Все те же низкие своды, голые стены, какие-то записи, в беспорядке разбросанные по столу... пардон — в творческом беспорядке, это, конечно же, большая разница... За окном висела мутная пелена дождя, скрывая от глаз и Черное озеро, и Запретный лес; Лили шагнула вперед, и огонек Люмоса выхватил из сумрака щербатый оловянный котел с настаивающимся зельем... судя по мерзкому анисовому запаху — все с тем же экспериментальным обезболивающим. Интересно, что он туда намешал? Вот бы глянуть хоть одним глазочком... Оставив книгу и эликсир на столе, она шагнула вперед и принюхалась.

Почти как в старые добрые времена — их любимая игра, «определи состав зелья без Чароискателя Эскарпина». Правда, сначала требовалось еще и вспомнить название, но Северус постоянно жульничал. Загадываешь ему какое-нибудь Оборотное, а он тебе в ответ — ванильно-сладкую фигню, которая оказывается зельем Гормлайт Гонт. Тем самым, которое заставляло принимать друзей за врагов, а врагов — за друзей. Да его даже и не видел никто, не говоря уже о том, чтобы нюхать! А этот упрямец еще спорить вздумал — мол, по описанию в хрониках и рецепт восстановить можно...

Сзади заскрипела дверь. Лили обернулась — и оказалась под прицелом знакомой черной палочки.

— Это ты? — холодно спросил Северус, а сам так и буравил ее недоверчивым взглядом, словно никак не мог решить, не призрак ли перед ним. — Что ты сделала с первым барьером?

— Сняла, — она моргнула. Откуда такая враждебность? Или ей теперь и приходить сюда нельзя? Так сменил бы чары, и дело с концом. — Я же не знаю твой нынешний пароль. Не волнуйся, я потом верну все на место.

— Ах да, ты же сама этот барьер и ставила...

— Сев, ты чего? — встревожилась она. — Это ты его ставил, а не я! Тебе потом крупно влетело от матери за набег на ее библиотеку. Ты что, забыл?

— В некотором смысле, — он неопределенно пожал плечами и наконец-то опустил палочку. — Кстати, пароль по-прежнему «Наутилус». Я его не менял. Что тебе нужно?

В этом весь Сев: признаться, что никогда не закрывал от нее лабораторию — и тут же перейти к делу.

— Хотела отдать обещанный эликсир Чистой крови, — она кивнула на стол. — И еще «Дневники наблюдений» Квинтии Маккуойд. Но там в основном ее записи о пациентах, о зелье буквально полтора слова, только сам рецепт на последних страницах... Вообще не понимаю, как она ухитрилась его создать? Без формул, без проверок, без доработок — будто сразу готовое придумала...

— Значит, у нее был второй журнал. Лабораторный, с расчетами и результатами экспериментов. Записывать все в один слишком неудобно — нужная информация просто потеряется среди историй болезни. Или же это зелье создал кто-то другой, — добавил он и наконец-то вошел в комнату. Мимоходом дотронулся до свечи — на фитильке заплясал язычок пламени; мельком глянул на склянку с эликсиром Чистой крови и куда более внимательно — на лежащую рядом книгу.

— Да, мистер Белби тоже предположил, что это, возможно, не ее зелье, — кивнула Лили. — А второго журнала у нас нет, надо будет поспрашивать... Кстати, а ты знаешь, как правильно вскрывать яйца оккамия? Мистер Белби мне показал.

— Понятия не имею. Сектумсемпрой? — рассеянно предположил Северус, раскрыл «Дневники...» на середине и пальцем пробежался по строчкам, точно проверяя, не рассыплется ли страница у него в руках.

— Скажешь тоже! Ты б еще Аваду вместо мухобойки приспособил! — фыркнула Лили. — Нет, они вскрываются нитью акромантула. Не ножом — иначе скорлупа треснет, и содержимое вытечет, но если срезать верхушку тонкой нитью, то яйцо останется целым, и тогда можно... Сев, ты совсем меня не слушаешь!

— Нет-нет, слушаю, просто хотел кое-что уточнить насчет драконьей крови...

— Что-о?.. Драконьей крови? Но... получается, ты тоже знаешь этот рецепт? Откуда?

Но он только перевернул очередную страницу и уткнулся в книгу. Что ж, пусть потом не жалуется, сам напросился! Быстрым движением Лили выхватила «Дневники...» у него из рук. Северус скорчил недовольную гримасу, но ничего не сказал.

— Так все-таки, откуда у тебя рецепт? — повторила она.

Он отвернулся и опустил голову, и ей пришлось подойти ближе, чтобы заглянуть ему в глаза. Темные, живые, настороженные.

— Чары на твоем котле, — сознался он и облизнул пересохшие губы. С опаской покосился на нее — сердится, нет? — Запоминающие время, ингредиенты, помешивания, цвет зелья и прочие детали. Единственное, что я не смог определить без рецепта, — добавил он, когда громов и молний не последовало, — это временные интервалы. Раз уж ты отняла у меня книгу, то скажи: ты добавила кровь дракона в начале «окна» или все-таки в конце?

— Это на второй стадии, да? Тогда в конце, — машинально ответила Лили, недоумевая, какое это имеет значение. Выходит, Северус все это время следил за ее работой? И даже словечком не обмолвился? Вот же змей подколодный... — Там было написано, что зелье должно настаиваться от трех до пяти с половиной часов, а мне очень хотелось спать.

Его глаза триумфально блеснули:

— Я так и знал! И на последней стадии после добавления лягушачьей икры жидкость никак не хотела синеть, да?

— Да, но при чем тут...

— А при том, что кровь дракона связана с первой цепочкой преобразований, а не со второй! С первой, понимаешь? Ты погасила рог единорога ядом акромантула, потом остановила реакцию кровью дракона — но слишком поздно, поэтому пришлось увеличивать температуру и добавлять помешивания... — он помолчал и заключил: — Рецепт неверен, Лили. Максимальный интервал для второй стадии не пять с половиной часов, а четыре. И кровь дракона связана с первой цепочкой! С первой! Ты понимаешь, что это значит?

Как всегда, в своем репертуаре: только что увидел рецепт и уже его улучшает. Господи, как же она по нему соскучилась.

В носу защипало, к горлу подступил ком. Сглотнув его, Лили спросила:

— Погоди, так в этом зелье не одна цепочка алхимических преобразований, а две? Двойная магическая формула с двойным эффектом? И основа для вспомогательной цепочки не драконья кровь, а что-то еще? Но как такое возможно?

— Да, я тоже не сразу понял... Дай книгу, сейчас покажу, — он бережно раскрыл старенький томик на последних страницах. — Видишь — вот здесь, здесь и здесь. Порошок лунного камня никогда не прореагирует с предыдущими компонентами, потому что перед этим ты добавила слезы феникса. Такой порядок имеет смысл, только если лунный камень должен служить основой для новой цепочки... Я тоже сначала подумал на драконью кровь, но это оказалось не так! Лунная роса как основа для первой цепочки, лунный камень — для второй, и никакого тебе конфликта, потому что основы-то родственные! А ведь я говорил! Спрашивал, что будет, если взять субстанции, объединенные признаком сродства! «Это невозможно, мистер Снейп, в двуосновных зельях всегда используется только драконья кровь, читайте труды нашего уважаемого директора»... — зло передразнил он. — Но я был прав! Прав! И вот тому доказательство!

Он хлопнул по столу с такой силой, что покачнулась свеча — тени на стенах заметались, как живые, а за окном заворчал гром, но увлекшийся Северус был слеп и глух ко всему вокруг. Лили смотрела на его пальцы, подрагивающие от одного прикосновения к хрупким страницам, на лицо, пылающее яростным, каким-то первобытным вдохновением... Неужели она думала, что когда-нибудь сможет его разлюбить?

— И зачем, по-твоему, нужно было делать его двуосновным? — чтобы не наброситься на него с поцелуями, спросила она. — Для чего эта вторая цепочка?

— Ну это же очевидно. Она взаимодействует с последним компонентом — с человеческой кровью... Я бы рискнул предположить, что выделяет из нее тот самый элемент чистоты, от которого зависит успех всего лечения. Если он там есть — запускает первую цепочку, и когда преобразование заканчивается, мы получаем лекарство. Если же в крови его нет, то вместо преобразования запускается нейтрализация. До чего элегантное решение! — он восхищенно покачал головой. — В худшем случае зелье просто не получится, и все. Кто бы его ни изобрел, больше всего на свете он боялся навредить своим пациентам.

Снаружи снова громыхнуло, и дождь обрушился на окно с удвоенной силой.

— Постой... Так что же получается, лечит этот самый элемент чистоты? — ей передался его восторг. Казалось, разгадка маячит перед самым носом, но никак не дается в руки. — И незапятнанная душа ни при чем, это просто какое-то вещество? У меня в крови оно есть, у других — нет, и как раз от него-то больные и выздоравливают? Выходит, на самом деле родство ничего не значит, ему может помочь любая кровь, в том числе и моя...

— Помочь — ему?.. — сдавленно переспросил Северус и закрыл глаза.

А потом открыл снова — но из них смотрела пустота; заговорил, но голос звучал так безжизненно и глухо, что ладони вспотели сами собой, а по спине побежали ледяные мурашки.

— Так вот оно что... Вот мы и добрались до истинной цели твоего визита. А я-то гадал, откуда эта внезапная тяга к академическим знаниям, но все оказалось так просто: в кои-то веки у Мародеров возникли проблемы, которые не смогли решить папенька с маменькой, и ты тут же бросилась им на выручку. Кто это? Поттер? Нет, тогда бы уже начались мольбы и слезы, — его рот скривился в мимолетной брезгливой гримасе. — Значит, Блэк. Или Люпин.

Лили отшатнулась. Звуки доносились как сквозь вату — она видела движения губ, всей кожей ощущала разлитое в воздухе презрение, но не могла понять ни слова. Что... что он говорит? Отчего так смотрит?

— Так кто из них болен темной скверной, Лили? Блэк или Люпин?

Она попятилась — шаг, другой... от удара под коленки с размаху плюхнулась на табурет. Северус скрестил руки на груди — ждал ответа, неподвижный и суровый, точно статуя самой Немезиды. Свет единственной свечи выхватывал из сумрака его черты: длинный крючковатый нос, тяжелый, слишком крупный подбородок, кривой изгиб рта...

От его взгляда внутри разливался холод.

— Ни тот, ни другой, ясно? — наконец выдавила Лили. — У Блэка болен отец. Я пыталась ему помочь — и да, ты прав, если кровь не годится, то зелье просто сворачивается. Именно это и случилось, мы перебрали всех прямых родственников, но ничего не вышло. Мистер Блэк умирает, Сев.

По его губам зазмеилась улыбка — холодная, скользкая.

— Неужели на свете есть справедливость? — пробормотал он и добавил, повысив голос: — Значит, тебя подослал Поттер? Чтобы выведать у меня, как заставить зелье работать, и помочь дружку — что-то я сомневаюсь, что этот холеный плод инбридинга так уж печется о судьбе папаши... А ты и рада стараться — как же, сам Поттер попросил! Даже о мерзкого Нюнчика готова замараться ради своей очкастой зазнобы...

Все мирные намерения были тут же позабыты. Чуть не задохнувшись от ярости, Лили вскочила на ноги и сшибла табурет — словно вторя этому грохоту, где-то за окном рявкнул гром, и черное небо расколола молния.

— Ты!.. Да как ты смеешь! Как у тебя язык повернулся такое сказать?! — она наступала на Северуса, сжав руки в кулаки, но он даже не шелохнулся. — Ты же знаешь, что это неправда! Что все совсем не так! И при чем тут Поттер? Отцу Блэка осталось два года! Два года, Сев! Вспомни себя самого, когда умер твой отец! Хоть он и бросил вас с матерью, и вообще... Но вот он был — и его не стало! Совсем нигде, и никогда не будет! Это не шутка, мистер Блэк и впрямь умирает, а ты — справедливость, Поттер! Словно... словно нелюдь какая! Как тебе только не стыдно!

Северус вздрогнул, и ей показалось, что маска язвительной невозмутимости вот-вот сползет с него, как шелуха... Миг — и его лицо снова застыло.

— Ладно, — сказал он, — ладно. Считай, что ты меня... убедила. Все не так просто — кроме частиц душевной чистоты, в крови растворена еще и магия. Родственная магия прямого предка или потомка. С ее помощью зелье временно подавляет собственную магию больного — отсюда и требование, что донором может быть только прямой родственник, и для Блэков ты не годишься. Попробуй сделать эту стадию квазикомплементарной и соединить родственную магию без крови с чистой кровью без магии. Только проследи, чтобы они не конфликтовали, если что, укрепи дополнительными связками. По идее, должно сработать — по крайней мере, других вариантов я не вижу.

Он говорил так спокойно и сухо, словно читал доклад с кафедры, и, не дожидаясь ответа, сделал шаг к двери... Но почему? Он же первый начал! И сам не стеснялся в выражениях, а теперь просто уходит! Просто берет и уходит!

Сама не своя от обиды и злости, Лили бросила ему в спину:

— А если б я тебя не убедила? Ответь я иначе — ты бы не помог? Пусть мистер Блэк умирает, да?

Северус остановился на пороге. Обернулся, усмехнулся одними губами:

— Почему же? Помог, — взглянул, как залепил пощечину. — Но считал бы нелюдью тебя.

И вышел. Дверь захлопнулась за ним с окончательностью крышки гроба.

* * *

Лили вернулась в Гриффиндорскую башню только под утро, когда слезы высохли, а глаза перестали напоминать распухшие щелочки. Не день, а сплошной кошмар: сначала Поттер с его нападками на Северуса, потом сам Северус с его жуткими обвинениями... Конечно, она тоже не без греха, но ведь он первый начал! Даже слушать ничего не стал — заранее и диагноз поставил, и приговор вынес... И было бы с чего! Ему, видите ли, померещилось, что она какие-то комплоты у него за спиной устраивает, и с кем — с Поттером! Можно подумать, он не в курсе, как она к этому придурку относится! Сто раз же повторяла — и ему, и всем вокруг, даже до самого Поттера дошло, а этот все норовит самой малостью попрекнуть! «Я когда-то с тобой дружил, поэтому не смей жалеть моих врагов и их родственников до седьмого колена, иначе ты будешь последняя скотина и тварь» — так, что ли? Выходит, что так. Ну и как тут было сдержаться?

Поразительный он все же человек, Северус Снейп. Встречаешься с ним с кучей далеко идущих планов: оставить зелье и книжку, помириться, попросить о помощи, исподволь выведать, что с ним творится, убедить, что его друзья — зло, а вместо этого умудряешься разругаться в пух и прах, не добравшись даже до середины списка. Впрочем, зелье и книгу она ему все-таки оставила, да и совет получила... вот как, как ему это удается? Вроде бы и помог, а все равно придушить хочется. Врожденный талант, не иначе.

Покачав головой, она на цыпочках обошла свою кровать и взглянула на сундук. Вот это да! Рыжие подпалины, обугленный правый бок — похоже, вчерашние предосторожности оказались не лишними и ночью тут разгорелась нешуточная баталия. Повезло еще, что девчонки плохо разбираются в чарах, кроме разве что косметических, и обычное Инсендио — предел их талантов и коварства. Судя по опущенным пологам и размеренному посапыванию, в конце концов вся троица умаялась и мирно уснула... а вот Эмма в дортуар так и не вернулась. Наверное. То есть точно не вернулась, а не просто умотала куда-то с утра. Она бы не стала просто стоять и смотреть, обязательно бы вмешалась. Ведь они же друзья, верно?

Погладив пострадавший сундук, Лили откинула крышку, достала чистую одежду и прошмыгнула в душевую. Умылась, почистила зубы — и снова почувствовала себя человеком.

Ладно, разбитое сердце разбитым сердцем, а мистера Блэка за нее никто не вылечит. Надо брать себя в руки и приниматься за дело. Заодно и появится предлог снова заговорить с Северусом: ему же наверняка будет интересно, как продвигается их проект — раз это он подсказал идею, то и проект получается общим, так ведь?

Прихватив рабочий блокнот и перо, Лили спустилась в гостиную, чтобы до завтрака разобрать хотя бы начало первой цепочки. Но стоило ей устроиться в кресле и раскрыть нумерологические таблицы ингредиентов, как портрет Полной Дамы сдвинулся в сторону, и в комнату ввалились Мародеры. От них воняло пивом, потом и табаком... и бензином, и чьими-то духами? Поморщившись, Лили потянулась за палочкой, и только тогда дружная четверка ее заметила.

— Лили? — Поттер плюхнулся на соседний диванчик; Блэк тут же развалился рядом и откинулся на спинку с таким видом, точно ему принадлежал весь мир. — Ты что, так и не ложилась? За нас волновалась, да?

— Если помнишь, я собиралась работать. И у меня уже появились кое-какие идеи — правда, это пока не точно, но...

— Для тебя — все, что угодно, Эванс, — тряхнув головой, перебил Блэк. — Если тебе кажется, что это поможет, то вперед. Иди и проверяй.

«Иди и проверяй»? В смысле? Откуда такое внезапное доверие к ее способностям?

— Просто поразительно, — подхватил Поттер. — Подумать только, а мы над тобой смеялись...

— Да что случилось? — не выдержала она. Покосилась на остальных — Люпин задумчиво морщил лоб, а побледневший Петтигрю таращился на нее, как на опасного хищника, и часто-часто облизывал губы. — Что вы умудрились натворить?

Но ответить они не успели. Потому что портрет в очередной раз распахнулся, и в проеме появилась Макгонагалл.

— Профессор Макгонагалл? — вырвалось у Лили, но та только скупо кивнула и сказала:

— Мистер Блэк, мистер Поттер, следуйте за мной. Вас хочет видеть директор.

Лили так вцепилась в резной подлокотник, что чуть не сломала ноготь. О Боже, они опять совершили что-то ужасное. Нарушили Статут? Напились и ввязались в драку? Похвалялись перед магглами своими новыми метлами?

— Но почему, профессор? Разве мы в чем-то провинились? — запротестовал Блэк; он пытался казаться беззаботным, но безбожно переигрывал. Их декан поджала губы и смерила его строгим взглядом поверх очков — обоих шалопаев как пружиной подбросило.

Уже на пороге Поттер обернулся и подмигнул Лили — а потом поспешил за Блэком, и она, раздраженно фыркнув, переключилась на остальных Мародеров.

И первой ее жертвой стал не вовремя пошевелившийся Люпин.

— Ты сейчас же расскажешь мне, где вы были и что делали, — очень тихо и очень зловеще заявила Лили.

Вздрогнувший Петтигрю опрокинул чей-то набор для игры в плюй-камни, а Люпин потупился и еле слышно сказал:

— Я знаю, ты предупреждала, чтобы я внимательнее за ними следил... но Сириус хотел показать Мэгги созвездие Большого Пса, а Джеймс как раз вышел покурить... Я спохватился, когда услышал крики, сразу же выбежал, но все равно опоздал... — он поднял голову и неожиданно твердым голосом закончил: — Ты была права. Там, перед пабом... там были Упивающиеся. Трое. Я растерялся, застыл столбом... Джеймс прикрывал Сириуса, держал щиты, пока тот заводил мотоцикл, а потом они умчались. Увели погоню за собой — от Мэгги, от паба и нас с Питером. Я ничего не успел сделать.

Лили хлопнула глазами. Ущипнула себя за руку, но Люпин не развеялся как дым, а продолжал смотреть на нее серьезно и выжидающе.

— И что случилось потом? — наконец спросила она.

— Джеймс сказал — они оторвались, вырубили врагов и послали сову в аврорат... — лицо Люпина стало озабоченным, между бровями прорезалась морщинка. — Скажи, ты вчера и правда что-то чувствовала? Просто смутное беспокойство? Или что-то более конкретное?

— Слушай, если бы я знала, отчего волнуюсь, то так бы сразу и сказала! — огрызнулась Лили. — Мне просто не понравилась ваша затея, и все. Но мне они всегда не нравятся...

— Там были Упивающиеся, — сглотнув, напомнил Петтигрю. Он все еще был бледен, но постепенно приходил в себя. — Ты предупреждала, что там может быть опасно — и мы на них наткнулись...

— Вообще-то я предупреждала о террористах. О маггловских террористах, если уж на то пошло. Об Упивающихся первым заикнулся Блэк, и...

Оказывается, Люпин тоже умел скептически поднимать брови — почти так же выразительно, как Северус, но без его насмешливого превосходства. Вот черт — не поверил... Значит, рано или поздно проболтается, и тогда начнется — постоянные шуточки, подколки и спекуляции, «погадай мне, Эванс», «предскажи мне будущее», «а что сейчас видит твое внутреннее око?» Чужое любопытство, вопросы, от которых никуда не деться... да это просто ад какой-то!

Она вдохнула. Выдохнула, досчитала до пяти и распахнула непонятно когда закрытые глаза.

— Если я тебе расскажу, обещаешь молчать? — повернулась к его приятелю: — Кстати, тебя это тоже касается.

Люпин кивнул не раздумывая, Петтигрю — чуть погодя и не так охотно.

— Помнишь наш третий курс? Как мы проходили боггартов? У меня никак не получался Ридикулус, Блэк с Поттером подняли меня на смех, Северус на них набросился, и защита от Темных искусств едва не превратилась в защиту от Северуса, — дождавшись очередного кивка, она продолжила: — А помнишь, что это был за боггарт? Нет? Так я тебе напомню: оторванная женская рука. Они решили, я плачу из-за какой-то маггловской страшилки... но на самом деле это был мой старый кошмар. Он мне когда-то снился, а потом мою тетю убили террористы. А меня положили в Мунго и диагностировали Дар.

— Но это же... хорошо? — неуверенно произнес Петтигрю, но она так на него взглянула, что он пустился в объяснения: — В смысле — ужасно, конечно, но ведь Дар — это пророчества, и знание будущего, и...

— Дар — это обуза, — отрезала Лили. — Думаешь, я знаю об этом меньше твоего? Половина пифий к тридцатнику превращаются в полоумных старух, даже если не подсаживаются на стимулирующие зелья! Носятся с собой как с тухлым яйцом, постоянно прислушиваются к себе и гадают: это все еще я или уже мой Дар? Или становятся как профессор Кводль, такими же уверенными в своей непогрешимости. Была я у него на паре занятий — это правда, что он даже на вопрос ответить не дает, сразу оценку ставит: я, мол, и так знаю, что вы сейчас скажете... Нет уж, лучше арифмантика — числа, факты и строгие закономерности. С ними все зависит только от тебя: сам ошибся в расчетах, сам и получи неверный прогноз, и нечего кивать на какое-то внутреннее око! — с жаром закончила она.

— Прости, пожалуйста... Я... я не подумал. Даже не предполагал, что...

На Люпина было жалко смотреть — он не знал, куда девать руки, а цветом лица напоминал переспелый помидор.

— Да брось, не бери в голову, — отмахнулась она. — У меня еще не худший вариант, многим куда тяжелее приходится.

— А это правда — то, что ты сказала? — опять подал голос Петтигрю. — Ну, что с помощью арифмантики можно делать прогнозы?

Лили обернулась — он смотрел на нее жадно и пристально, и в глазах плескался уже не страх, а... голод?

— Ну да, можно, — пожала она плечами. — Только там ряд ограничений. Нужно сначала правильно поставить вопрос, предположить верный ответ, учесть все возможные факторы, и лишь тогда у тебя что-то получится. Реальность всегда шире, чем наши представления о ней, поэтому с помощью таких расчетов не столько предсказывают будущее, сколько проверяют научные гипотезы — вот как с зельем для мистера Блэка, к примеру.

— А ты можешь... научить этому меня?

Лили моргнула. Кажется, Петтигрю не шутил — свел брови, выпятил подбородок... На бледных щеках пятнами полыхал румянец.

— Думаешь, я ничего не пойму? — добавил он, когда она замешкалась с ответом. Его круглое остроносое личико сложилось в какую-то странную гримасу... напряглось — и снова расслабилось. — Надо было выбирать арифмантику на третьем курсе, а теперь уже поздно, да?

— Нет-нет, что ты! Я просто удивилась, вот и все. Привыкла, что остальным это скучно. Но если тебе интересно, то я готова. Как только будет посвободнее со временем — сейчас я занимаюсь расчетами для зелья, а на все сразу меня не хватит. Договорились?

Кивнув, Петтигрю задрал нос и с почти комичной важностью заявил:

— Хорошо. Но помни, ты обещала!

— Не бойся, не забуду, — усмехнулась Лили. Повернулась к Люпину. — Может, ты тоже захочешь присоединиться?

— Н-нет... не уверен, что это мое. Но я был бы рад, если бы ты позволила иногда приходить в лабораторию и делать что-то полезное. Если, конечно, тебя не пугает наш с Питером зельеварческий кретинизм, — он обезоруживающе улыбнулся. — Джеймс тебе не рассказывал, как мы с ним подружились?

— Нет, — она взглянула на него с любопытством. Раньше ей не приходило в голову, что Мародеры должны были когда-то встретиться — эти четверо всегда воспринимались как единое целое, где один немыслим без другого. Впрочем, она же сама видела, как Блэк и Поттер познакомились в поезде... — Но мне было бы интересно послушать.

Как оказалось, Люпин был превосходным рассказчиком. Особенно когда увлекался и забывал краснеть и смущаться. Отсмеявшись, Лили поделилась собственной историей — как они с Эммой подружились, пока вместе лежали в Мунго, на прощание обменялись адресами и пообещали писать друг другу, но одна говорила про совиную почту, а вторая — про маггловскую, поэтому снова они встретились только на Распределении.

Люпин опять ответил какой-то шуткой — в итоге они проболтали до завтрака, на котором выяснилось, что директор не только не наказал Блэка с Поттером, но и наградил их двумя сотнями баллов. Саймон даже решил, что пропустил какой-то квиддичный матч, и долго торчал перед песочными часами, доверху наполненными рубинами, допрашивая других гриффиндорцев, у кого они выиграли и отчего он прошляпил такое эпохальное событие.

Однако сами герои дня так ни в чем и не сознались — то отмалчивались, то отшучивались, то загадочно перемигивались, и в конце концов от них отстали, здраво рассудив, что quidquid id est, но бояться баллы приносящих Мародеров просто глупо.

* * *

Несмотря на подсказку Северуса, работа продвигалась медленно. Отчасти потому, что формула сама по себе оказалась сложной: нужно было понять, что к какой цепочке относится и как их укрепить, не разрушив структуру самого зелья. Отчасти потому, что о тишине и покое приходилось только мечтать — Лили постоянно что-то отвлекало.

Сначала эти дурехи с их нелепой ревностью... Правда, с ними она разобралась довольно быстро: еще в воскресенье, пока все обедали, проскользнула в спальню, попросила у эльфов чистые наволочки и простыни и проверила кровать на самые распространенные проклятия. Ничего не нашла, но на всякий случай поменялась с соседками постельными принадлежностями: одеялом — с Дейзи, матрасом — с Роуз, а свою подушку подложила Лу.

И угадала. Уже в понедельник Лу проснулась вся в прыщах и с жутким колтуном на голове, и порчу не смогла снять даже мадам Помфри. Она вернулась из лазарета заплаканная, с коротким ежиком светлых волос, до бровей намазанная вонючей серной мазью — Дэйви Гаджен столкнулся с ней в коридоре, шарахнулся, чуть не налетел на Почти Безголового Ника, пробормотал что-то невразумительное и удрал в гостиную.

Лу мрачно уставилась на стоявшую у окна Лили.

— Что, маггловское отродье, нагадила и довольна? — в ее голосе звенела неподдельная ненависть. — Радуешься чужой беде? Пальцем о палец не ударила, пока другие пахали — на готовенькое пришла, за красивые глаза все получила, но тебе и этого мало, да? Нахваталась темной дряни у дружка-слизеринца — о Боже, какая же ты тварь, Эванс...

— Какая-какая — темная и подлая, — Лили выпрямилась и машинально расправила плечи. — В отличие от честной и благородной тебя, ведь ты, конечно, не в курсе, кто эту порчу навел — на мою, между прочим, подушку! И сундук мой не ты сжечь пыталась, и эссе чернилами тоже не ты залила!

— Вот сволочь... — с бессильной злостью выдохнула Лу — и, шмыгнув носом, умчалась вниз по лестнице, расталкивая спешащих с обеда первокурсников.

— М-да. Мы думали, ты за свой сундук просто баллы снимешь, ведь ты у нас староста, — Роуз стояла у стенки, скрестив на груди руки, и смотрела на Лили так, словно впервые ее увидела. — А это и правда была твоя подушка?

— А я думала, вы сначала спросите, нужен ли мне ваш Блэк, прежде чем тайком всякие козни строить! — фыркнула она и все же созналась: — Да, моя. Лу вернулось то, что она мне же и приготовила. Я не знала, что там такие чары, просто подменила подушку, потому что ждала от нее подлянки, а оно вон как обернулось.

Но тут у Полной Дамы лопнуло терпение.

— Юные леди, вы не могли бы не стоять на проходе и не мешать тем, кому действительно надо в гостиную? — сварливо поинтересовалась она.

— Да-да, уже иду, — откликнулась Роуз и бросила через плечо: — Только Лу тебе не из-за Блэка мстит — плевать она на него хотела. Тебя после школы ждет теплое местечко в Министерстве, а у нее нет ни квоты, ни богатых поклонников, вот и приходится вкалывать, чтобы пробиться хотя бы в самую захудалую команду.

— А при чем тут я? Я ничьими связями не пользуюсь, вкалываю наравне со всеми, только не в квиддич играю, а в лаборатории торчу! Да и квоту для магглорожденных не я придумала — разве моя вина, что я вправе ею воспользоваться?

— Нет. Не твоя, — помедлив, согласилась Роуз и исчезла в гостиной.

Лили осталась стоять у окна, с ужасом думая, что уж теперь-то они точно сживут ее со свету.

К счастью, все обошлось: уже на следующий день по школе разлетелся слух, что в прошлое воскресенье Сириус Блэк подцепил в Лондоне какую-то маггловскую девчонку, и «фанатская машина» переключилась на новую жертву. Сглазы и порчи придумывались десятками и десятками же отметались, поскольку об этой счастливице в Хогвартсе не знали ничего — ни имени, ни внешности, ни адреса. Лили делала вид, что тоже не в курсе, и тихо радовалась своему везению.

Во вторник в библиотеке она нечаянно услышала чужой разговор — одна из близняшек с жаром доказывала смутно знакомой блондинке с шестого курса:

— Эванс хотя бы наша, с Гриффиндора! А та? Вообще какая-то левая девица, даже с нами не учится! Чего она к нашему Сириусу полезла? Пусть у себя дома парней охмуряет!

Шестикурсница (кажется, ее звали то ли Магда, то ли Ванда) кивнула и согласилась, что Эванс действительно лучше. Лили была готова расцеловать их обеих — и за этот кивок, и за «левую девицу» вместо «ничтожной магглы», — но, не желая выдавать своего присутствия, потихоньку отступила за стеллаж. Вряд ли девчонки обрадуются, что их разговор кто-то подслушал, да и подготовку к контрольной откладывать не стоило. Напишешь на что-то, кроме «превосходно», и пеняй на себя: профессор Кляйнер небрежности не прощает.

Контрольная по арифмантике была на следующий день, в среду. И, несмотря на подготовку, закончилась для Лили полным фиаско.

Махнув палочкой, профессор Кляйнер собрал у студентов работы — листы пергамента спланировали к нему на стол, разложились по алфавиту и собрались в ровную стопку. Он слегка шевельнул кистью, добиваясь полного совершенства, и вдруг прикипел взглядом к лежащей сверху контрольной. Нахмурился, пожевал губами, поправил золотое пенсне — все затаили дыхание, еще никто из студентов не видел профессора таким взволнованным, — и наконец принял решение.

— Мисс Эванс, задержитесь. Мисс Макмиллан, не топчитесь в коридоре, ваша подруга присоединится к вам позднее. Остальные — свободны.

Лили похолодела. Неужели она где-то напортачила? Эх, надо было еще раз перепроверить ту матрицу... Бросила взгляд на Эмму — та посторонилась, выпуская брызнувших из дверей семикурсников. Прости, подруга, но придется тебе обедать без меня...

На негнущихся ногах она подошла к массивному преподавательскому столу.

— Да, сэр?

Профессор Кляйнер взял верхний лист пергамента, ногтем отчеркнул несколько строчек — Лили с упавшим сердцем следила за узловатым старческим пальцем — и протянул ей:

— Что это?

Она взглянула на свою работу — ответы на шестое и восьмое задание были обведены красным. Но... но это же сущая элементарщина! Тут и ошибиться-то невозможно!

— А теперь еще раз прочтите условия задачи, — сухо предложил он. На его смуглом, иссеченном морщинами лице не дрогнул ни один мускул, но в голосе отчетливо слышалось недовольство.

Лили уткнулась в пергамент. Клад, три двери на выбор, за одной гора золота, за остальными пусто. Маггл выбирает дверь, хранитель клада открывает одну из двух оставшихся, показывает, что за ней ничего нет, и спрашивает маггла, уверен ли тот в своем выборе... Ну и что? Парадокс Монти Холла, глава двадцать восьмая, шестой параграф — нет тут никаких ошибок... Второй вопрос: а если это будет не маггл, а маг... Что? Не просто маг, а маг, выпивший Феликс Фелицис? О Господи, она взяла не тот коэффициент удачи! Проморгала такое важное условие!

— В восьмом задании то же самое, — кивнул профессор Кляйнер, когда Лили с немым ужасом уставилась на него. — И я хочу знать, мисс Эванс: о чем вы думали, когда писали эту контрольную?

Его пенсне на десятую долю дюйма сдвинулось с переносицы, прядь седых волос выбилась из-за уха, нарушая идеальную симметрию прически, но он ничего не заметил, и Лили поняла, что в точном механизме профессорской души бушует настоящий ураган.

— Простите, сэр, — от стыда у нее вспыхнули даже уши. — Кажется, я... все испортила, сэр...

— Мисс Эванс, в последние месяцы я заметил, что вы стали уделять моей дисциплине непозволительно мало внимания, — льдистые старческие глаза смотрели цепко и холодно. — Если вы передумали относительно вашей будущей карьеры...

— Нет-нет, сэр! — Лили сама не заметила, как перебила преподавателя. — Я никогда не передумаю! Я... я очень виновата, этого больше не повторится, честное слово! Просто у меня... проблема с одним зельем, сэр, мне никак не дается его магическая формула...

При слове «зелье» уголок его рта слегка дернулся, но упоминание о формуле вернуло ему привычное бесстрастное выражение.

— И что в этой задаче вызывает у вас такие затруднения? Покажите мне свои вычисления, раз уж вы решили вспомнить о будущей профессии и обратились к арифмантике.

— Я о ней и не забывала, — робко возразила Лили — но, стушевавшись под строгим профессорским взором, метнулась к своей парте, вытащила из сумки рабочий блокнот и протянула ему: — Вот, сэр. С этого места начинаются мои попытки реконструировать и модифицировать формулу. Там очень необычная двойная цепочка преобразований — практически новое слово в зельеварении, я пытаюсь воссоздать ее по рецепту, но пока дошла только до середины первой части...

Однако профессор Кляйнер уже ее не слушал — он склонился над блокнотом, едва заметно морщась на особо исчерканных местах: похоже, подобная небрежность причиняла ему почти физическое неудобство.

— Что это? — внезапно спросил он, кивнув на листок. Лили сощурилась, пытаясь понять, о чем идет речь.

— Это таблица из истории болезни — показатели магии пациента в разное время суток. Я определяла среднее значение, чтобы посчитать коэффициент совместимости. Это... сложно объяснить — дело в том, что в зелье, формулу которого я пытаюсь вывести, нужно заменить один этап на квазикомплементарный. Соединить кровь и магию двух разных людей и при этом избежать конфликта.

— В таком случае в ваши вычисления вкралась ошибка, — профессор Кляйнер откинулся на спинку стула, сплетая перед собой пальцы. — Возьмите медиану, а не среднее арифметическое — это позволит отсечь случайные магические всплески. Остальные методы, выбранные вами для данного прикладного исследования, в целом верны и представляют определенный интерес с точки зрения арифмантики. Когда получите первые результаты — приходите на консультацию, мы обсудим ваш проект, итоговую оценку и возможную референцию.

У нее отвисла челюсть. То есть... то есть что же получается — она может получить референцию у профессора Кляйнера за успешную модификацию зелья?

— Конечно, это идет вразрез с моими обычными правилами, — его худое смуглое лицо оставалось невозмутимым. — Однако слишком многие мои студенты воспринимают арифмантику как нечто умозрительное, абстрактное и оторванное от реальности. Отрадно видеть, что хотя бы кто-то из вас применяет полученные знания для решения прикладных задач, и уж тем более — для проведения исследований на стыке двух наук. Идите, мисс Эванс, и не забудьте внести поправку при использовании данных из вашей таблицы.

Лили разрывалась между противоречивыми чувствами. Сердце пело — и в то же время было готово оборваться. Она сделала шаг к парте и остановилась.

— Профессор Кляйнер, сэр... Дело в том, что это не только мой проект. То есть он и мой тоже, но часть идей, на которых базируются мои расчеты, принадлежит другому студенту — Северусу Снейпу, сэр, он тоже с седьмого курса, только со Слизерина...

— Вот как. Но вычисления, я надеюсь, целиком ваши? В таком случае, не вижу препятствий к тому, чтобы оценить их с точки зрения арифмантики. Что до той части вашего исследования, которая связана с зельеварением, то здесь решение остается за профессором Слагхорном. Предлагаю вам обсудить этот вопрос с ним.

— Но... — начала Лили — и замолчала, осознав, что это бесполезно. Никакая сила на свете не убедит профессора Кляйнера поставить Северусу оценку за то, чего он не делал. Потупившись, она пробормотала: — То есть я хотела сказать — огромное вам спасибо, сэр, — и, покидав вещи в сумку, поспешила на обед.

Уже у самой двери ее настиг холодный и ясный голос профессора:

— Ах да, мисс Эванс... За контрольную вам «тролль», разумеется. Придете на пересдачу в понедельник.

С подсказкой профессора Кляйнера она вывела алхимическую формулу за две недели. Последняя точка была поставлена в субботу утром; Лили подняла голову, чтобы поделиться с четверкой друзей, но увидела только спину Блэка. Отшвырнув в сторону утренний выпуск «Пророка», он умчался в спальню мальчиков — дверь наверху хлопнула так громко, что вздрогнула вся гостиная. Нахмурившись, Люпин приподнялся в кресле — но тут его взгляд упал на газету, он пробежал глазами несколько строчек, а потом ахнул и сорвался за Блэком.

Ничего не понимая, Лили подняла отброшенный номер... Какая-то статья — заголовок гласил: «Ресторан оштрафован на тысячу галлеонов за дискриминацию магглорожденных: у нас на дверях всегда висела табличка «только для посетителей в мантиях», оправдывается ресторатор». Чуть ниже был снимок толстячка с обвисшими щеками и трясущимися губами... нет, Блэк бы этим точно не заинтересовался. Дальше шли некрологи — взгляд невольно выхватил верхнюю фамилию. «Дорея Поттер... скончалась во цвете лет... родственники и друзья скорбят по усопшей...» Пустив слезу, толстячок на колдографии вытащил носовой платок и беззвучно высморкался — и тут за плечом раздался знакомый голос:

— Это бабка Сириуса — двоюродная, кажется. Он матери писать побежал — или отцу, все время путаю, чья она тетка...

— Поттер! — она дернулась в кресле, ударившись о подлокотник. — Нельзя же так подкрадываться — у меня чуть сердце не остановилось!

— Может, все-таки будешь звать меня Джеймсом? А то сама видишь, Поттеров на свете много, — с улыбкой предложил он, подходя к ее креслу почти вплотную.

— Хорошо... Джеймс, — имя непривычно перекатывалось на языке, к тому же он стоял так близко, что его дыхание щекотало ухо — но любопытство победило, и Лили спросила: — А тебе она кем приходится?

— Вдова какого-то дальнего родственника. Ее муж был из другой ветви Поттеров, они с моим отцом никогда не ладили. Кажется, у нас общий то ли прапрадед, то ли прапрапрадед, так что сама считай, если хочешь, — он пожал плечами. — Бродяга просто испугался, что это опять скверна. Если да, то все началось гораздо раньше, чем мы думали, просто первую вспышку все проморгали...

— Первую вспышку? А что, есть и другие больные? Тот дядя по матери? Но ему же совсем недавно поставили диагноз!

Похоже, Поттер только сейчас осознал, что проговорился — и, поморщившись, неохотно подтвердил:

— Еще один дядя, он умер с месяц назад. Всегда жил затворником — никто и не знал, что он болен, пока не стало слишком поздно. Бродяга был очень к нему привязан.

— Значит, пока я возилась с зельем и думала, что у меня еще полно времени, среди Блэков началась целая эпидемия, причем один из них уже умер? А о чем еще вы мне не рассказали? — нехорошим голосом поинтересовалась Лили.

— Да поцелуй ты ее, Поттер! — не выдержал кто-то на другом конце гостиной. — Иначе она так и будет на тебя рычать!

Конечно, слышать их дражайшие однокашники не могли, но от комментариев и ценных советов это не спасало. Лили не глядя запустила в доброхота Силенцио. Судя по внезапной тишине — попала.

Поттер отступил на шаг и пристально уставился на ее губы. Пожалуй, даже слишком пристально. Лили поудобнее перехватила палочку, но он только ухмыльнулся.

Пока она решала, чем бы таким его приложить, по лестнице загрохотали шаги — Блэк ворвался в гостиную и с порога скомандовал:

— Хвост! Будь другом, сгоняй на совятню — только смотри не ошибись, бери не школьного филина, а мою Амазонку.

Подскочив, тот бросился исполнять — и в спешке смахнул со стола доску, на которой сам с собой играл в шахматы; вопя и размахивая руками, черные и белые фигурки вперемешку посыпались на пол. Под общий смех Петтигрю кинулся их подбирать, ползал по алому с золотом ковру, сжимая в кулаке вырывающегося черного короля, ронял и начинал все заново — жалкий, нелепый, весь пунцовый от стыда...

Хохот не смолкал — совсем как тогда, у озера. Лили словно обожгло нечаянным воспоминанием... незаметное движение палочки — и пешки, ладьи и слоны один за другим попрыгали в коробку. Последний — белый ферзь — захлопнул за собой крышку.

Петтигрю обернулся, и их взгляды встретились. Она отвернулась первой. Уставилась на другой конец комнаты — на поленьях плясало рыжее пламя, безжалостно высвечивая тех, кто сидел у камина. Дэйви Гаджен держался за живот, Хлоя Уотерс утирала слезы, белокурая Магда хихикала, прикрывая рот ладошкой, и даже портрет старика у нее за спиной хмыкнул и огладил бороду, пряча в усах невольную усмешку.

Лили покосилась на Поттера — он взирал на происходящее с лениво-скучающим выражением, явно не видя в нем ничего особенного... Господи, какое мерзкое зрелище! И они считают себя его друзьями? И все равно смотрят, как будто так и надо, и даже не пытаются вмешаться?

И он сам смотрит на них, как будто так и надо.

Внутри словно закипало взрывное зелье — с шипением лопались пузырьки, поднималась белая пена... Лили встала с кресла, в несколько шагов пересекла комнату и выхватила у Блэка письмо. Усилием воли прикусила язык — помнишь, чем в прошлый раз обернулось такое заступничество? — и процедила сквозь зубы:

— Не спеши. Сначала выслушай новости — возможно, ты захочешь его переписать.

Приподняв брови, он проследовал за ней к диванчику, под купол заглушающих чар. Опустился на вытертые бордовые подушки, скрестил ноги в лодыжках и эффектно откинул голову — Лили почти кожей почувствовала, как алчно облизнулись сидящие у камина девчонки.

— Так что с рабочим журналом Квинтии Маккуойд? Он так и не нашелся? — кажется, в ее голосе прорезалось ненужное раздражение, потому что Блэк, слегка удивившись, ответил:

— Нет, не нашелся. Эльфы говорят, он куда-то делся, и совсем недавно — на полке даже пыль скопиться не успела.

— Эльфы? А родители?

— А они-то тут при чем? Думаешь, они знают наперечет каждую задрипанную книжонку, которая пылится у них в библиотеке? Да им до этой рухляди и дела нет, они только руками разведут и пошлют меня к эльфам.

— Как же они тогда нашли «Дневники наблюдений»? — Лили моргнула — злость на Блэка сменилась удивлением. У них что, вся семья такая? Хорошо, что Северус этого не слышит, его бы точно удар хватил — там же наверняка такие раритеты, каких и в Запретной секции не сыскать! Да он бы в этой библиотеке дневал, ночевал и колонию раков-отшельников основал, лишь бы не разлучаться со своими сокровищами! Вылезал, только чтобы новое заклинание опробовать... очередное темное, кхе-кхе. Может, и к лучшему, что его туда никогда не пустят...

— Скорей всего, заклинанием поиска, — пожал плечами Блэк. — Не кипятись, найдется твоя книга, никуда не денется. Нагуляется и сама вернется. Ну или забьется куда-нибудь и отхватит палец неосторожному эльфу — тогда, конечно, мать ее живо поймает.

Ничего себе! И такое у них в порядке вещей? Ну и семейка! Невольно поежившись, Лили спросила:

— А если не вернется? Вдруг ее кто-то взял, как вы тогда «Философские основы зельеварения»? Или почитать, или насовсем... Откуда вам знать, вдруг ее украли?

Блэк запрокинул голову — и громко, искренне расхохотался. Сморгнул набежавшие слезы и пояснил:

— Ты что, Эванс! Да таких психов даже в Мунго не держат! Это же наша фамильная ценность, ее умирать будут, и то вернут... ну или сначала умрут, а потом вернут — тут уж как получится. Нет, она точно сама сбежала — им же скучно все время на месте стоять, вот и захотела поразмяться. Да и вообще, зачем тебе эти черновики, если есть нормальный проверенный рецепт!

— Затем, что он как раз не проверенный. У меня ведь даже не оригинал, а позднейшая перепечатка — мало ли, какие там ошибки, — вздохнула Лили и только тогда увидела, что их уже пятеро. Люпин, как всегда, подошел незаметно, а Петтигрю слушал, разинув рот и затаив дыхание. — Но если книги нет, попробую обойтись без нее. По крайней мере, профессор Кляйнер в моих расчетах ошибок не нашел, если и мистер Белби скажет, что все в порядке, то можно приступать. Только есть одна загвоздка: магия Блэков не соединяется с чужой кровью. Я перепробовала все укрепляющие связки, и все равно конфликт. Так что нам по-прежнему нужен какой-то родственник, у кого она чистая. Пусть не прямой, но хотя бы во втором колене. Ты вроде упоминал о какой-то кузине? Можешь попросить ее о помощи?

Глаза Блэка потемнели, на лицо словно бы набежала тень. Вместо него ответил Поттер:

— Ее кровь... тоже не годится. Как оказалось. Возможно, подойдет кровь ее дочери, но она пока сомневается. Взвешивает возможные риски.

— Да чего уж теперь-то, — проворчал Блэк. — Решила спасать — так спасай, доведи дело до конца. А если нет, то зачем, спрашивается, рыпалась? Никогда я вас, женщин, не пойму...

И это говорит тот самый человек, который еще полтора месяца назад терзался теми же сомнениями? Лили едва сдержала смешок; судя по легкой улыбке, Люпин тоже об этом вспомнил.

— Кроме того, — тихо продолжил Поттер, — она кузина по матери, не по отцу... Посмотришь свое фамильное древо, Бродяга? Помнится, у твоего отца была сестра — за кем она замужем, за Игнатиусом Прюэттом?

Блэк неуверенно кивнул:

— Вроде бы да. Ничего, разберусь — у отца родни много, — перевел взгляд на Лили и грубовато добавил: — Ты запиши, что для зелья нужно, я закажу и оплачу — и не спорь со мной, Сохатый, я ж у нас нынче богатый наследник.

Он поднялся с дивана — неспешно-плавным движением, точно перетекая из одной позы в другую. Хлопнул Лили по плечу:

— Ты мировая девчонка, Эванс, зря я на тебя бочку катил. Если тебе будет что-то нужно — только скажи.

Он произнес это очень спокойно, безо всякой рисовки, и в его голосе звучала такая непрошибаемая уверенность, что Лили как-то сразу поняла: этот — сделает. В лепешку расшибется, а сделает.

Смутившись, она отвела глаза.

И ощутила на себе пристальный, немигающий взгляд Петтигрю.

* * *

Всю субботу ее распирало от желания показать готовую формулу Северусу. Но он, как назло, опять куда-то запропастился — она по очереди обыскала библиотеку, лабораторию, Больничное крыло, потом еще раз библиотеку и даже сунулась в подземелья, но Северус Снейп был неуловим. Он пропустил завтрак, обед и ужин; Лили подумывала поискать его в Запретном лесу, но выглянула на улицу и решила, что лучше не стоит. В окно стучал то ли дождь со снегом, то ли снег с дождем, и черные деревья зябко вздрагивали и трясли промерзшими ветвями — какие уж тут ингредиенты...

Он не появился ни в воскресенье, ни в понедельник, и только во вторник после зелий ей удалось его отловить — и то в основном потому, что Абигайль Блишвик пересела к Эвану Розье, а в одиночку сделать задание досрочно не успевал даже Северус. Лили дождалась его в коридоре, в неприметной нише, полускрытой гобеленом, и позвала вполголоса:

— Сев! Я вывела формулу — хочешь взглянуть?

Это заставило его повернуться — и она чуть не вскрикнула.

Ввалившиеся щеки, синяки под глазами, волосы слиплись сосульками, как будто он все это время не спал, не ел и не мылся, а только лежал пластом... в лазарете, что ли? Судя по трупному цвету лица — скорее уж в морге. Или вообще на кладбище. А сейчас восстал из гроба и пришел на зелья. Небось еще и могильную плиту с собой прихватил — вместо объяснительной от мадам Помфри за вчерашние пропуски...

Господи, что за чушь лезет ей в голову?

— Потом, Лили. Сейчас я занят, — ответил Северус таким глухим и безжизненным тоном, что у нее само собой вырвалось:

— Да по тебе же Больничное крыло плачет! Пошли, я тебя провожу.

— Я же сказал — я занят, — в его голосе прорезались отчетливые металлические нотки, и Лили невольно попятилась.

А он прошел дальше по коридору, оставляя за собой шлейф сладковатого запаха.

Обомлев, она глядела ему вслед — он двигался боком и какими-то странными рывками, точно огромный черный паук, — и не могла избавиться от ужасного чувства, что перед ней не Северус. Точнее, не тот Северус, которого она знала — не тот, кто еще пару дней назад так вдохновенно рассуждал о зельях, а потом шипел на нее из-за Поттера. Что он с собой сделал? Или — Лили сощурилась — что они с ним сделали?

У поворота его уже ждали — рослый Мальсибер и щуплый Эйвери. Он перебросился с ними парой слов и зашагал дальше; переглянувшись, они последовали за ним. Мальсибер вырвался вперед и что-то сказал — схлопотал от Северуса короткую отповедь и недовольный взгляд, а потом их догнал Эйвери и попытался урезонить, но на него синхронно огрызнулись оба спорщика, и вся троица скрылась в глубине подземелий.

Это Империус. О Господи, это Империус — они его заколдовали — что же делать, что же де... Мадам Помфри! Точно, мадам Помфри и профессор Слагхорн — он их декан, он должен помочь! Лили выпустила край пыльного гобелена, в который непонятно когда успела вцепиться, уже готовая бежать и спасать... но через несколько шагов остановилась.

А вдруг она ошиблась? Вдруг это не Империус, а другие чары? Над которыми он все это время работал, поэтому сейчас так плохо и выглядит? Он же явно экспериментировал с ментальной магией — отсюда и модифицированный Летейский эликсир, и странная забывчивость тогда, в лаборатории... Если это так, то его ждут крупные неприятности — за Темные искусства и посадить могут, или как минимум выгонят из школы. Нет уж, никаких взрослых, пока она сама во всем не разберется. Может, его эксперименты вообще ни при чем, а на самом деле он просто не хотел, чтобы Мальсибер и Эйвери видели их вместе? Тогда на нем и впрямь можно ставить крест... Да, но почему он держался с ними так свободно и раскованно? Он, с его скрытностью и сдержанностью?

И все равно, у нее слишком мало информации. Надо выждать и понаблюдать за ним хотя бы пару дней, а самой тем временем заняться чем-то полезным — например, сходить на консультацию по зельеварению и договориться насчет референции для Северуса. Что-то ей подсказывало, что с вожделенной бумажкой он сделается куда сговорчивее, и вряд ли профессор Слагхорн сможет ей отказать, если она покажет ему свои расчеты и объяснит, кто именно додумался до двух цепочек преобразований.

Оказалось — сможет, и еще как сможет! Прочитав ее записи, профессор прослезился, раз десять повторил «моя милая девочка», долго промокал глаза шелковым носовым платочком, колыхая объемистым животом, но наотрез, категорически и бесповоротно отказался даже обсуждать саму возможность того, что к этой великолепной работе, практически новому слову в зельеварении, мог приложить руку Северус Снейп.

— Вы слишком добры к этому молодому человеку, слишком, — он покачал головой, мягко, но непреклонно выпроваживая ее вон. — Ваша скромность и желание помочь другу похвальны, однако совершенно неуместны. Надо отдать ему должное, он действительно пару раз придумывал любопытные зельица, но неужели вы думали, что я не отличу его неуклюжие любительские попытки от ваших простых и изящных решений? Ступайте, мисс Эванс, и не делайте так больше.

— Но профессор Слагхорн... — начала Лили — и осеклась, когда он захлопнул перед ней дверь. Но почему? Почему он ей не поверил? Ведь это чистая правда! Конечно, она и раньше видела, что он бывает строг к Северусу и редко его хвалит, но не до такой же степени! Как он может не замечать столь явный талант? Неужели так было всегда, а она просто не обращала внимания?

Злая и несчастная, Лили поплелась на собрание старост — на которое Поттер почему-то не пришел, хотя они договаривались, — и угробила добрых два часа на нелепые споры о том, сколько елок нужно в Большой зал на Рождество. И только потом, когда все разошлись, Оливия Гуссокл по секрету поделилась с ней новостью, от которой восторженно гудела вся школа.

Как оказалось, Мародеры решили тряхнуть стариной и стянули из Филчевой каморки весь его запас виски, а потом расставили добычу по Хогвартсу и заколдовали бутылки, чтобы они горланили непристойные песни. Люпин предъявил алиби — он с утра не вылезал из теплиц, помогая профессору Спраут, а вот остальным троим пришлось туго. Их сцапала разъяренная Макгонагалл и приговорила к неделе отработок, а горе-старосту как главного виновника сразу к двум. По слухам, изначально речь вообще шла о четырех — она обозвала их шалость «омерзительной выходкой, позорящей весь факультет», но Поттер приложил руку к сердцу и с серьезным видом заявил, что все как раз наоборот — они защищали доброе имя виски и вискоделов от злостной клеветы! И если бы она, профессор Макгонагалл, имела несчастье лично попробовать то жуткое пойло, которое Филч протащил в школу, то убедилась бы, что оно одним своим существованием позорит благородный шотландский напиток.

Их декана эти аргументы не убедили, и нравоучения затянулись почти на час, но месяц отработок как-то незаметно превратился в две недели, а «гнусное издевательство над беспомощным смотрителем» в «недопустимое ребячество».

Лили только покачала головой, удивляясь такой необъяснимой снисходительности Макгонагалл. Как, впрочем, и двуличию остальных. Еще пару недель назад, когда в гриффиндорскую душевую повадился шастать здоровенный пасюк, девчонки умоляли Филча одолжить им кошку, но стоило крысе пропасть — и вот они уже хихикают в кулачок и подбадривают Поттера, вдохновляя его на новые пакости. Какая же короткая у них память...

А ведь она тоже почти купилась на его примерное поведение. Почти поверила, что Поттер способен думать не только о себе — ведь догадался же он, что Упивающихся нужно увести подальше от людей и лишь тогда обезвреживать. А зелье для Блэков? Его с детства учили, что без них мир станет чище и светлее, но он все равно пошел против отца, чтобы помочь другу!

Что, однако, не помешало ему наплевать и на обязанности старосты, и на обещание помочь ей с зельем, и все ради того, чтобы подстроить гадость безобидному старику. А лучший друг, что характерно, и не подумал его отговаривать, хотя больше всех заинтересован, чтобы у нее все получилось. Вот уж точно, два сапога пара! Они что, на специальные курсы вместе ходили? «Пятая точка: как ею думать и нажить на нее неприятности»?

Хотя нет. Если бы такие курсы существовали, то они бы их вели.

С этой неутешительной мыслью Лили пинком распахнула дверь лаборатории — на дальней полке звякнули склянки, а Люпин у окна вздрогнул и поднял голову от учебника.

— Лили? Что-то случилось?

Она затормозила так резко, что распущенные волосы полезли в глаза. Машинально собрала их в пучок, вдохнула, выдохнула, еще раз напомнила себе, что Люпин не виноват и не отвечает за этих заигравшихся кретинов, и ответила почти спокойно:

— Да так... Сожалею о том, что наши ряды так поредели от пубертатного слабоумия. Трое из пяти — более чем неутешительный результат.

— Прости, пожалуйста, — тихо проговорил Люпин, откладывая книгу в сторону — Лили опознала в ней «Путеводитель по практическим проклятиям». — Я знаю, они тебя подвели, и...

— Люпин, ну зачем ты за них извиняешься, — вздохнула она. — Пусть сами за себя отвечают. И вообще, давай сменим тему. Это у тебя «Путеводитель по практическим проклятиям», да? Неужели у вас завелся нормальный преподаватель по ЗОТИ? Или ты к экзаменам в аврорат готовишься?

Он бросил на нее удивленный взгляд и после паузы ответил:

— Нет, это я для себя. И я не собираюсь в аврорат — да меня и не возьмут, туда же нужны ЖАБА по зельям.

— То есть твои друзья станут аврорами, а ты нет? А чем ты будешь заниматься? — Лили достала с полки нож и ступку. Надо же, грязные! Кто-то не помыл за собой лабораторное оборудование — вот поросенок...

Люпин пожал плечами:

— Я еще не решил. Возможно, что-то связанное с магическими тварями — меня это всегда привлекало.

Глухо булькала вода, над раковиной снежной горкой возвышалась шапка пены. Один за другим в нее нырнули нож, пестик со ступкой и черпак. Побарахтались — и выпрыгнули на подставленное полотенце.

— Значит, я учусь с будущим великим магозоологом? — улыбнулась Лили.

— Что ты, какой из меня великий! — Люпин даже замахал на нее руками и, заливаясь краской, добавил: — Кроме того, я все больше по опасным существам. По тому, как от них защищаться.

А, так вот зачем ему «Практические проклятия»! Но почему он смутился? Даже замолчал и книжку к себе придвинул — стесняется, что ли? Зря. Как любил повторять Северус, защищаться не стыдно, стыдно быть самонадеянным идиотом и не уметь защищаться. Правда, потом он так зациклился на оборотнях, что заработал нехилую паранойю — а вдруг они выберутся из Запретного леса, проникнут в школу и прикинутся такими же учениками, как мы? А почему вон тот мальчик так шарахается от серебряного ножа? А говорят, что от серебра у них даже кости распадаются, а в остальном сумасшедшая регенерация — вот бы добыть образец тканей, это же ключ к remedium magnum! А эта девчонка каждое полнолуние сама не своя и только что на людей не кидается, уж она-то точно оборотень... На этом месте Лили надоело, и она доступно разъяснила ему всю глубину его заблуждений — Северус то краснел, то бледнел, то зеленел и с тех пор зарекся выдумывать всякие глупости. По крайней мере, про девочек.

Но Люпину до него было далеко — он склонился над учебником и, казалось, полностью ушел в себя. Пожав плечами, Лили встала на цыпочки и потянулась за склянкой с кровью пиявки... фу-у-у, ну и дрянь же Блэку подсунули! Белесая муть так и клубится. Куда он смотрел, когда покупал эту гадость? В вырез продавщицы, не иначе. Такое простое дело запорол — за что, спрашивается, ему Слагхорн «выше ожидаемого» поставил? И в школьную кладовку идти бесполезно, там ингредиенты еще хуже. Придется по старинке, ручками... точнее, магией — процедить, пропустить через фильтр...

— Мисс Эванс?

Она обернулась на голос, так и не успев взмахнуть палочкой. В зеркале отражалось знакомое мрачное лицо — волшебное окно у него за спиной показывало звездную ночь, подмигивало с неба лунным глазом.

— Рада вас видеть, сэр, — улыбнулась Лили.

Он кивнул на склянку в ее руке:

— После той дряни, с которой вы имели дело на занятиях, с этим вы должны справиться не глядя. Заканчивайте с очисткой и ответьте мне на один вопрос. Что вы думаете о двойной специализации? С тем чтобы в будущем работать на стыке арифмантики и зельеварения.

Лили уставилась на него во все глаза. Мистер Белби хмурился, кривя губы в недовольной гримасе, но и не думал шутить.

— Сэр, — наконец сказала она, — мне бы не хотелось присваивать чужие заслуги. Я бы в жизни не догадалась, что там две цепочки, базирующиеся на родственных основах. Мне подсказал мой друг, тот, о котором я говорила... тот, что придумал давить бобы, чтобы получить сок, и улучшил мазь от ожогов... Его зовут Северус Снейп, он тоже с седьмого курса, но с другого факультета.

— Ах вот как, — морщинка между его бровями стала еще заметнее. — Он чистокровный? Или магглорожденный, как и вы?

Что за странный вопрос? Какая разница, кто у Сева родители? Впрочем, Слагхорн, помнится, тоже долго удивлялся, что она свой талант ни от кого не унаследовала...

— Ни то, ни другое, — осторожно ответила Лили. — Он полукровка, но его мать хорошо разбиралась в зельях, и...

— Я вас понял, — это было сказано таким безапелляционным тоном, что она невольно умолкла. — Но мое предложение было адресовано только вам и никому другому. Мало выдвинуть десяток гипотез — нужно доказать верную, опровергнуть неверные, а потом донести результат до широкой публики. Не стоит недооценивать ваш вклад — неважно, на чьи труды опирался исследователь, лишь бы он довел работу до конца.

Что?.. Но это же... так нечестно! У Лили даже скулы свело от возмущения, но она проглотила все, что рвалось с языка, призвала с полки чистую склянку и склонилась над столом. Дрожащими руками прикрепила к горлышку фильтр, по капле перелила кровь пиявки в новый сосуд и только после этого позволила себе возразить:

— Но никакого десятка гипотез не было! Он еще три года назад предположил, что вместо драконьей крови во второй цепочке можно использовать любую родственную субстанцию. Но не смог доказать, потому что профессор Слагхорн его даже не выслушал!

— Вот именно. Не смог. А вы — смогли, — отрезал мистер Белби, и Лили чуть не выронила склянку с процеженной кровью. Осторожно отставила ее в сторону, не глядя, грохнула котлом о столешницу, опрокинула в него флакон с лунной росой и взялась нарезать корень одуванчика. И сказала — очень тихо, не поднимая глаз:

— Ему было всего пятнадцать. В этом возрасте я училась варить микстуру от кашля, а не замахивалась на научные открытия.

Мистер Белби не ответил, и злость внутри вспыхнула с новой силой. Ах вот как, да? Пробивайся как знаешь, а не получится — сам дурак? Нечего сказать, удобную позицию заняло научное сообщество! Интересно, а Северус тоже с этим сталкивался? Видимо, да... Что же получается, он был прав, и без имени и связей ему ничего не светит? Из-за острого ума, непростого характера и нежелания смотреть другим в рот? Выходит, он связался с этими подонками не потому, что проникся их идеалами, а просто от безысходности? Потому что они подкапывались под него, как нюхлеры под клад, и сулили деньги и славу, а у него перед глазами маячил пример матери — когда-то подающей надежды колдуньи, ныне уборщицы в маггловском пабе. Вот он и попался на сыр в мышеловке... что его, конечно, не извиняет — мало ли у кого какие проблемы, и чужая несправедливость еще не причина идти в террористы! — но... дает надежду, что ли. Что в конце концов он опомнится и ужаснется тому, во что вляпался. И лучше бы не слишком поздно — до того, как окончательно погрязнет в их злодеяниях...

При одной мысли о том, что он может попасть в Азкабан, в груди противно заныло, и к горлу подступил ком. Лили еще ниже склонилась над столом, опасаясь, что лицо ее выдаст. Нож мерно стучал о разделочную доску — нет, сдаваться еще рано, нужно что-то придумать, должен же быть какой-то выход... стоп, этот корень нужно было нарезать или измельчить в пюре? Впрочем, ему, бедняге, уже без разницы — мир его ошметкам.

Она очистила доску от остро пахнущей кашицы и взяла новый корень одуванчика. Не торопясь, нашинковала его аккуратными ломтиками, смахнула в котел и под писк таймера разожгла огонь. Покосилась на зеркало — мистер Белби вертел в пальцах роскошное павлинье перо — и тихо произнесла:

— Я... не могу. В смысле, выбрать другую профессию. Даже если бы хотела — мне нельзя, понимаете? Но... если зелье сработает, возможно, я бы могла написать статью? Чтобы отправить ее в «Вестник зельеварения»? В соавторстве с Северусом, а вы и профессор Кляйнер будете нашими кураторами...

Перо хрустнуло, ломаясь пополам.

— Если Блэки разрешат вам сослаться на их книгу и опубликовать утраченный рецепт — не вижу никаких препятствий, — после паузы ответил мистер Белби. — Но должен предупредить, что сфера моих научных интересов далека от вашей. Мое имя на обложке вряд ли придаст веса вашему исследованию.

Основа закипела — Лили отвлеклась, чтобы всыпать в нее рог единорога и погасить его ядом акромантула, потом накрыла котел крышкой и засекла время до следующей стадии. Отправила в раковину грязные инструменты, отряхнула руки о мантию и спросила:

— Но вы же занимались адаптацией зелий, или я ошибаюсь? Бодроперцовое для кентавров, модифицированное средство от паралича для лечения окаменения... может, и еще что-то было, но новости до нас доходят медленно. Это я про вашу прошлогоднюю монографию о свойствах аконита — она в библиотеку только сейчас поступила.

— Странно, что ее покупку вообще утвердили — это даже не уровень ЖАБА, — небрежно заметил мистер Белби, но по голосу было заметно, что он польщен. — Все верно, это и впрямь моя последняя работа. Часть другого, еще более крупного проекта — я ищу лекарство от ликантропии... Вы что-то хотели сказать, молодой человек? — резко добавил он, и Лили не сразу сообразила, что это адресовано Люпину — тот вел себя так тихо, что она совсем забыла о его присутствии.

Она обернулась... судя по пылающим ушам и отложенному учебнику, ее робкий однокашник как раз собирался с духом для какого-то сногсшибательного заявления.

— Я... я только хотел предупредить, что это опасно, сэр, — склонив голову, наконец пробормотал он. — Ликантропия накладывает опечаток и на человеческую... ипостась. Есть такая маггловская сказка — о принце, которого злая колдунья превратила в чудовище... потом его расколдовывают, и он снова становится человеком. Так вот, когда имеешь дело с... с оборотнем, нужно твердо помнить: внутри него чудовище. Не принц.

Если бы убийственные взоры могли испепелять, от Люпина остались бы одни угольки. Мистер Белби фыркнул, раздувая ноздри и брезгливо кривя губы.

— Что вы знаете об оборотнях, молодой человек? Только то, что вычитали в ваших дрянных книжонках? Оно и видно. Не судите о тех, о ком не имеете ни малейшего представления, — и перевел взгляд на Лили. — Что же до вас, мисс Эванс... живите для себя, а не для своей богадельни. И запомните: не всем можно помочь, а будете распыляться — не успеете вообще ничего. Подумайте над моими словами.

Он провел по зеркалу ладонью, и амальгама подернулась привычной рябью, а потом в ней отразились ученические столы и шеренги разномастных котлов. И она, Лили, собственной веснушчатой и рыжеволосой персоной... на носу радужные разводы — не вовремя чихнула, когда доставала рог единорога, к левому рукаву прилип кусочек корня одуванчика, на правом прожженная дырка — промахнулась с ядом акромантула, повезло еще, что не попало на кожу... Хороша, нечего сказать. Петунья была бы в ужасе. Да и мама, пожалуй, тоже.

Лили показала отражению язык и повернулась к Люпину, который как раз вытирал последнюю мерную ложечку.

— Знаешь, а я с ним не согласна. Как узнать, кого спасти можно, а кого нет, если даже не пробовать? Так что я попытаюсь, а там видно будет. Ты куда сейчас, в гостиную?

— А? — он хлопнул глазами, ошарашенный такой резкой сменой темы. — Я... нет, мне еще надо в библиотеку, кое-что посмотреть к завтрашней контрольной.

— О, тогда нам по пути. По крайней мере, до ванной старост — мне нужно привести себя в порядок.

Они закрыли лабораторию и свернули в крытый переход, соединявший Восточное крыло с центральной частью замка. Поежившись, Лили плотнее запахнулась в мантию — здесь всегда гуляли сквозняки, даже в теплое время года, но вид из окон все искупал. По одну руку — сонная гладь Черного озера и опушка Запретного леса, по другую — ухоженный внутренний дворик... Летом его заплетал дикий плющ и вьющиеся розы, а из фонтанчика в центре била вода, и хрустальные струи переливались на солнце.

Но сейчас была зима.

— Смотри, — Люпин тронул ее за плечо. — Снег пошел...

И правда — тяжелые хлопья роились за окном, точно белые мухи, растворяя весь мир в своей бесконечной круговерти, и казалось, что верх и низ поменялись местами, и снежинки не падают на землю, а взлетают с нее в небеса.

Люпин сощурился, глядя в мутную даль, и вполголоса спросил:

— Извини, если лезу не в свое дело... но там, в лаборатории, ты сказала мистеру Белби, что не можешь выбрать другую карьеру — это как-то связано с тем нашим разговором?

— Ну да, — Лили покосилась на его усталое, озабоченное лицо, на котором не отражалось ничего, кроме сочувствия, и внезапно даже для себя выпалила: — Этот... Дар внутри меня — он в любой момент может рвануть. Либо по делу, либо вхолостую. Я просто хочу знать, какой раз какой. Чтобы... ну, чтобы что-то изменить.

В этом она не признавалась еще никому — даже самой себе, даже Северусу. Хотя он, похоже, и так все понимал и как-то раз обмолвился, что когда-нибудь обязательно придумает зелье, проясняющее разум и снимающее самые неприятные последствия Дара, и от его небрежного тона на душе стало... как-то теплее, что ли?

Ох, кажется, она совсем замерзла.

— Как же... как ты с этим живешь? — очень медленно, не отрывая глаз от окна, спросил Люпин, и она пожала плечами, пряча озябшие руки в рукавах мантии.

— Как все, полагаю. Просто не беру в голову. Ну, планида у меня такая, так не убиваться же теперь до конца своих дней. Вон, мистер Белби даже оборотней вылечить хочет — может, и я в Отделе тайн придумаю что-нибудь, чтобы точно просчитывать будущее... — ее собеседник вздрогнул — видимо, вспомнил недавнюю резкую отповедь, и Лили поспешно добавила: — Если что, я считаю, что ты прав. Оборотни действительно опасны, и у нас тут не сказка, чтобы романтизировать неизлечимые болезни.

— Так не любишь сказки? — криво усмехнулся Люпин.

— Ага. Даже в детстве, пока подружки мечтали о заколдованных принцах, я играла в капитана Немо.

Сработало — напряжение на его лице сменилось удивлением.

— Капитан Немо... это что-то маггловское, да? Не знал, что ты увлекаешься такими книжками.

— Увлекалась. В детстве. То же «С Земли на Луну» раз сто, наверное, перечитала. Когда янки запускали последний «Аполлон», и прошло сообщение, что они сворачивают лунную программу, я чуть из Хогвартса не сбежала — так переживала, что единственный шанс там побывать улетает прямо из-под носа. Мы с Северусом хотели добраться до мыса Канаверал и наврать, что я племянница капитана Эванса, чтобы нас пропустили к ракете... ⁽¹⁾ Да, конечно, план был идиотский, но нам он тогда казался гениальным. Подумать только, мы даже не знали, что заклинание Головного пузыря не спасает от вакуума...

Судя по остекленевшему взгляду, Люпин не понял и половины, но постеснялся переспросить. Лили подышала на закоченевшие пальцы — потом на окно, нарисовала Землю, Луну и мчащуюся к ней ракету... Вздохнула и стерла рисунок.

— Пошли, пока библиотека не закрылась. Тебе еще к контрольной готовиться.

Когда они подходили к лестнице, Люпин спросил:

— А когда это было? Не помню, чтобы тебя наказывали за что-то подобное.

— На втором курсе. — Под замерзшей рукой полированное дерево перил казалось теплым на ощупь. — Меня не наказали — мы даже из замка не выбрались, так и уснули в кладовке для метел. А когда профессор Макгонагалл нас нашла, Северус взял всю вину на себя.

На шестом этаже было не так зябко — по крайней мере, не сквозило изо всех щелей, и изо рта не шел пар. К счастью, ванная старост была уже близко. Шампунь, мыло, горячая вода — и она снова почувствует себя человеком, а не синей сосулькой. Даже каменные статуи в нишах смотрели сочувственно и будто бы дрожали от холода — например, вон тот волшебник так торопился натянуть перчатки, что перепутал правую и левую, и Лили его прекрасно понимала.

— А... он тебе и правда помог? — Люпин бросил на нее быстрый взгляд из-под ресниц. — С эликсиром Чистой крови? Северус Снейп, в смысле...

— Конечно! Зачем мне обманывать куратора? — возмутилась Лили, но тут впереди распахнулась дверь, и из нее выскочила...

Эмма.

При виде них она замерла, как кролик перед удавом, и от ее лица отхлынула кровь.

— Ну вот мы и пришли. Спасибо за помощь, — не растерявшись, заявила Лили — и, пока Люпин не успел опомниться, схватила подругу за руку и утащила обратно в ванную старост. Захлопнула дверь, закрыла на задвижку и лишь тогда огляделась по сторонам.

Ни души. Что же получается, Эмма была тут одна? Но зачем? Мыться она точно не мылась — никакого пара в воздухе, и бассейн в центре комнаты казался сухим. А вот стопку белых полотенец определенно кто-то трогал — одно из них валялось в углу. Но им не вытирались, а просто сидели на полу... и не один человек, а двое. Рядышком.

— У тебя было свидание? — приподняла брови Лили. — Тут? С Саймоном? И он ушел первым, чтобы вас не видели вместе? Ну ты даешь!

— А если и так, то что с того? Ты же сама привела сюда Люпина! — Эмма покачала головой. — А говорила, тебе Розье нравится...

— Розье? Мне? Ты что, он же брови выщипывает и только и говорит, что о своем педикюре! А Люпин мне просто помог, а потом оказалось, что нам по пути... и не заговаривай мне зубы, я первая спросила!

— Ну... да, — Эмма расправила полотенце — так и есть, на нем они и сидели! — и опустилась на мозаичный пол. В теплом свете свечей ее темно-каштановые волосы отливали рыжим. — Мы встречаемся. Все скучно и прозаично.

— Ничего себе скучно! — Лили плюхнулась рядом и порывисто ее обняла. — Да я прыгать готова от радости! Наконец-то! Ну, как он? Вы уже целовались, да?

Эмма густо покраснела — значит, одними поцелуями они не ограничились. Шепотом созналась:

— Он самый лучший, — закусила губу и тихо попросила: — Пожалуйста, никому про нас не говори. А я буду молчать про вас с Люпином. Ладно, Лили?

— Ты же знаешь, что я не трепло, — немного обиженно откликнулась она. — И я уже сказала, что у нас с ним ничего нет — он хороший, конечно, но... не в моем вкусе. Сама посуди, разве я пошла бы на свидание в рабочей мантии? И кстати о ней...

Скинув грязную мантию, Лили осталась в джинсах и свитере. Проверила рукав — да, так и есть, дырка, и не одна. Придется отдавать эльфам — с шитьем у нее никогда не ладилось. А вот пятна можно свести и самой, заодно и тренировка будет...

Подперев кулаком подбородок, Эмма следила за тем, как она водит над тканью палочкой и шепчет заклинания. На противоположной стене расчесывала волосы нарисованная русалка, делая вид, что совершенно не интересуется девичьими сплетнями.

— А ты не боишься, что Поттер может приревновать? Если узнает, что он тебе помогает?

— Да он и так знает. Я же для Блэка зелье варю — то самое, эликсир Чистой крови. Это вторая попытка, первая не удалась... то есть у меня все получилось, но кровь Сириуса не подошла. Так что теперь я варю зелье по измененному рецепту, Люпин моет грязные инструменты — потому что сидеть без дела ему не позволяет совесть, а к чему-то сложному я его не подпущу, — а Блэк ищет в своей темной семейке безгрешную душу.

— В смысле? Зачем? — удивилась Эмма.

Лили отложила палочку в сторону и усмехнулась:

— У создателя этого зелья были весьма специфические представления о чистоте крови — дескать, чистая она только у тех, кто мало грешил. Или, что вернее, специфическое чувство юмора, потому что моя сработала как надо, а от крови Сириуса оно свернулось. Я получилась чистокровнее Блэков — уже смешно, правда? Потому-то мне и пришлось модифицировать зелье, а им — искать подходящего родственника.

Очищенная мантия отправилась в корзину для грязного белья, а сама Лили — к зеркалу, чтобы решить, насколько все плохо. Да, голову надо мыть, это уже не прическа, а воронье гнездо. А потом топать в мокром виде через половину замка... ничего, зато в ванной старост бальзам хороший. После него волосы не торчат во все стороны, а ложатся аккуратными локонами, как у той нарисованной русалки.

Эмма правильно истолковала ее взгляд.

— Ой, ты же, наверное, ванну принимать собиралась? Да и Саймон забеспокоится, что меня так долго нет... Я пойду, ладно? — протараторила она, уже стоя в дверях. Вскинула на Лили встревоженные темные глаза и тихо добавила: — Не забудь, я просила никому о нас не говорить. Даже Люпину, хорошо?

— Не бойся, не забуду, — успокоила ее Лили — снова отвернулась к зеркалу и краем глаза еще успела заметить, как просияла Эмма.

Лязгнула задвижка, скрипнула дверь... тихий щелчок — и все. Лили осталась одна.

Шпильки выскользнули из пучка, и освобожденные волосы тяжелой волной упали на плечи. Она стянула джинсы и свитер и пошла набирать воду.

Из разноцветных кранов ударили тугие струи — по дну бассейна побежали шипучие пузырьки, и носа коснулся запах свежескошенной травы. Лили взглянула на часы. Вечером надо добавить в зелье драконью кровь — и все, следующая стадия будет уже завтра...

Когда над бортиком выросла шапка лиловой пены, она закрыла краны и шагнула вниз, с головой уйдя под воду — тепло, наконец-то тепло! — а потом вынырнула и утерла лицо. Перевернулась на спину и блаженно вздохнула. Засевший в костях холод потихоньку отступал — горячая вода успокаивала, вымывала из тела озноб и усталость... Лили взбила пальцем горку пены и лениво подумала, что она похожа на сливки — когда-то, еще в детстве, они ели торт с ежевикой и точно таким же кремом... Одно воспоминание потянуло за собой другое, и через голову словно потекла неспешная река: занятие по зельеварению, Северус, консультация, мистер Белби и снова Северус...

Что же с ним все-таки происходит?

1) Речь идет о миссии Аполлона-17 — 7 декабря 1972 года, шестая и последняя высадка людей на Луну. Пилотом командного модуля действительно был однофамилец Лили, Роналд Эванс.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BB%D0%BE%D0%BD-17

Вернуться к тексту

Северус подошел к ней сам — в четверг, как раз тогда, когда она опаздывала в лабораторию. Сцепил за спиной руки, кашлянул и пробормотал, что хотел бы извиниться и, если можно, все-таки взглянуть на формулу. Надо же, как он вовремя спохватился! Даже месяца не прошло — да что там месяца, она даже зелье доварить не успела! О чем Лили ему и сообщила, а потом прибавила, что исправлять рецепт уже поздно.

Он кивнул и отвернулся, но в каждом его движении сквозила такая тоскливая обреченность, что Лили испугалась. Догнала его, велела не глупить — получит он свою формулу, что за трагедия на ровном месте? — и поспешила к потайному ходу: главную лестницу перекрыл Пивз и, судя по плеску воды, возмущенным воплям и зловещему хохоту, устроил там настоящий потоп.

Вечером она заглянула на совятню и отправила Северусу копию своего рабочего блокнота — а потом дождалась, когда он возвращался с обеда в компании Мальсибера и Эйвери, и вышла им навстречу. Если опять нахамит, то с ним все ясно, а если нет... если нет, значит, его приятели тут ни при чем и дело в чем-то другом.

Но он не только не нахамил, а вроде бы даже обрадовался. По крайней мере, остановился и сказал тем двоим, что догонит их позже. Эйвери смерил ее неприязненным взглядом, Мальсибер сморщил нос, как будто учуял вонь, но в конце концов они оба ушли.

Северус вытер ладонь о мантию и дрогнувшим голосом сообщил, что прочитал ее записи и согласен с основными выводами. А потом сглотнул и замолчал. Что, и на этом все? Никаких претензий и придирок? Господи Иисусе, да он точно заболел! Но оказалось, что это была лишь увертюра и замечания у него все-таки есть. В основном по мелочам, но каждое его слово было как шаг по тонкому льду, а в глазах застыло какое-то непонятное выражение, которое сменилось удивлением, когда Лили на радостях со всем согласилась.

С тех пор они снова начали разговаривать. В основном о зельях, погоде, домашних заданиях и прочей ерунде, но и это было лучше, чем прежнее глухое молчание. Порой их прерывали — либо Мародеры, либо кто-то из младших учеников, кому срочно требовалась помощь старосты; Северус молча отступал в сторону и растворялся в тенях — чтобы потом снова встретиться с ней в коридоре и переброситься хотя бы парой слов.

Лили следила за ним во все глаза, но так и не заметила ничего подозрительного, не считая мрачности, усталости и повышенной замкнутости. Пожалуй, даже отрешенности — он почти не вступал в споры и словно бы витал мыслями где-то далеко. И филин. Она дважды видела филина, который приносил ему большие конверты — птица казалась слишком холеной и важной, чтобы принадлежать его матери... Но кто еще мог ему писать? Лили не представляла. На всякий случай она даже справилась у него о здоровье миссис Снейп — после паузы он ответил, что пока по-прежнему, не лучше и не хуже, и он ей безмерно благодарен, но не могли бы они сменить тему? Лили хотела спросить, что он имеет в виду, но в его голосе звенело такое напряжение, что она вздохнула и сдалась.

Он так и не сознался, что с ним тогда произошло, и все ее расспросы словно натыкались на невидимую стену. Возможно, ей стоило действовать тоньше — подождать, пока все утрясется, и тогда бы он сам все рассказал, — но как тут утерпеть, когда у него явно какие-то проблемы? А если нет, и он по собственной воле сблизился с этими слизеринскими фанатиками? Нет, к черту такие мысли. Как ни крути, вел-то он себя безупречно: не бравировал темномагическими опытами, не пропагандировал чистокровную гегемонию, не рвался уничтожать магглов и даже не вздыхал по Абигайль Блишвик. Только иногда замирал на полуслове, словно выпадая из реальности, и отказывался отвечать даже на самые невинные вопросы.

О статье она ему решила пока не рассказывать. Во-первых, боялась, что ничего не выйдет, и не хотела зря его обнадеживать, а во-вторых, с него бы сталось вычеркнуть оттуда все упоминания о ненавистных Блэках. А без них эффект будет уже не тот — от теории без практики, пусть и подкрепленной расчетами, разные ученые обскуранты смогут легко отмахнуться. Оставался еще Слагхорн, но обращаться к нему смысла не было: референцию Северусу он все равно не напишет, особой помощи от него не дождешься, а еще одна оценка ей точно не нужна. Лучше уж дождаться публикации и устроить всем сюрприз.

Миновала неделя, за ней вторая. К исходу третьей стало ясно, что в Шотландии окончательно утвердилась зима. На окнах белыми веточками распустились ледяные узоры, девчонки по утрам наперегонки неслись в душевую, поджимая пальцы ног на холодном полу, а вечером разбегались по кроватям, где уже лежали теплые грелки, и, стуча зубами, поскорей ныряли под одеяла. Лили достала из сундука кашемировые водолазки — подарок Петуньи на прошлое Рождество — и, как всегда в это время года, практически переселилась в лабораторию. Да, там приходилось дышать испарениями, а в волосы намертво въедался запах дыма, но зато исправно горел камин и не дуло из окон.

Новая версия зелья доставляла куда меньше хлопот, чем старая — и потому, что Лили ее немного упростила, и потому, что полоса неудач наконец-то закончилась. Больше никаких пропавших ножей, разбитых будильников и испорченных ингредиентов — наоборот, мироздание будто само ее подталкивало. Черпак размешивал зелье, а не пытался в нем застрять, основа послушно меняла цвет в полном соответствии с рецептом, а Пивз получил нагоняй от Кровавого Барона и на время затаился. Везение продолжалось даже за пределами лаборатории — как тогда на зельеварении, когда она сразу вспомнила, что зелье фертильности варится и пьется в полнолуние, потому что они совсем недавно проходили эту тему по астрономии.

В сумме такая удача уже вполне тянула на мистику — точнее, на магию, и Лили окончательно убедилась: в прошлый раз ей никто не мешал, это были просто случайности. Она знала за собой такую особенность: из того, что с самого начала не клеилось, никогда не выходило ничего путного — и наоборот, успешные проекты всегда двигались быстро, гладко и словно бы сами собой. Означало ли это, что модифицированное зелье сработает и мистер Блэк выздоровеет? Хотелось бы надеяться — удача удачей, но главного ингредиента у нее по-прежнему не было. Судя по рассказам Сириуса, Лукреция Прюэтт не только отказалась помочь брату, но и пригрозила натравить на него авроров, если он еще раз попытается втянуть ее в свои темномагические мерзости. Миссис Блэк в сердцах прокляла золовку, та тоже не осталась в долгу, и почтенные дамы разругались в пух и прах.

Следующими на очереди были двоюродные тетки. Кассиопея и Каллидора охотно поделились кровью, но она опять не подошла, и Лили невольно задумалась: неужели дело и впрямь в темной магии? Той самой, которой Блэков учат с малолетства? Если да, то осквернение души вовсе не такая чушь, как она сначала подумала, и вся эта метафизика зиждется на вполне материальном базисе. Ну, хотя бы в какой-то части — в собственную праведность ей по-прежнему верилось слабо.

Из родственниц оставалась еще Цедрелла Уизли, но к ней не захотел обращаться уже сам отец Сириуса. Он заявил, что скорее сдохнет, чем еще раз заговорит с этой самодовольной тварью, и даже совместные усилия жены и сыновей не смогли его переубедить. Впрочем, миссис Блэк не сдавалась, и были все основания полагать, что за оставшуюся неделю она его уломает.

В субботу Лили решила отвлечься и сходить в Хогсмид. Тайком от Поттера — иначе он увязался бы следом и все испортил. К счастью, Ремус согласился помочь; когда она села на хвост какой-то компании и незаметно выскользнула из общей гостиной, он как раз отвлекал приятелей разговорами о метлах и квиддиче.

В Хогсмиде она галопом пробежалась по лавкам и выбрала рождественские подарки, но в книжном нос к носу столкнулась с Эммой — которая полагала, что Лили, как обычно, торчит в лаборатории и возится с эликсиром Чистой крови. Пришлось пускаться в долгие объяснения — что она хотела развеяться и заодно сходить за покупками, и желательно без Мародеров и разговоров о том родственнике, которого им нужно найти за оставшиеся дни. Мало того, что следом постоянно таскаются, так еще и смотрят такими глазами, будто она им сейчас достанет нужного человека, как кролика из шляпы!

Эмма прониклась и пообещала ничего не говорить Поттеру, а потом ее окликнул Саймон, и Лили наконец-то выбралась из лавки на улицу, нашла тихий уголок и аппарировала в Коукворт.

Родной город встретил ее сугробами и горами мусора, причем первые почти не отличались от вторых, а вторые — от первых. Неужели коммунальщики опять бастуют? Похоже на то — если б не холод, тут бы воняло на всю округу. Впрочем, запашок и сейчас чувствовался, особенно когда рывшаяся в отбросах собака распотрошила какой-то пакет. В нос шибануло смрадом тухлятины, и Лили, поморщившись, по широкой дуге обогнула импровизированную помойку, в которую добрые горожане превратили окрестности муниципального сквера, и свернула на ведущую к дому улочку.

Как оказалось, время она выбрала неудачно: Петунья на выходные осталась в Лондоне, а отец как раз пошел навестить местного священника. Так что дома была только мама, и при виде младшей дочери она развила бурную деятельность. Не успела Лили снять пальто, как ее обняли, расцеловали, пожурили, что редко писала, тут же простили, еще раз поцеловали, вывалили ворох новостей, а потом велели мыть руки и садиться за стол.

Слегка ошалев от родительской любви, она прошла на кухню, придвинула к стене табуретку и принялась наблюдать за привычной возней у плиты. На конфорках одна за другой материализовались кастрюльки и сковородки, из недр холодильника появились мясо и овощи, остро запахло чесноком, розмарином и мятой, и очень скоро под крышками забулькало, зашипело, заурчало, а мама управлялась со всем этим с такой непринужденной легкостью, будто у нее в рукаве пряталась волшебная палочка.

Наконец она погнала Лили накрывать на стол — как же ты похудела, доченька, мало того, что у вас в школе не топят, так еще и кормить перестали? — и выставила на белоснежную скатерть тарелку с бараньим жарким и тушеным картофелем. Лили сглотнула слюнки — эльфы, конечно, неплохие повара, но до мамы им далеко. С ней не сравнится никто, даже перфекционистка Петунья, которая всегда сортировала яйца по размеру и вымеряла муку на пирог с точностью до грана.

На вкус жаркое оказалось еще лучше, чем на вид. Лили отправляла в рот один кусочек за другим, а в промежутках успела похвастаться оценками по арифмантике, рассказала про зелье для мистера Блэка (умолчав, правда, что ее интерес к этому проекту не совсем академический) и даже пожаловалась на Поттера — как это недоразумение вообще выбилось в старосты? Он же ничего не делает, только баллы факультетские теряет!

Мама слушала, подперев рукой щеку, и на ее губах играла улыбка, а от смеющихся глаз разбегались лучики-морщинки. В углу уютно тикали напольные часы, в окно царапалась длинная дубовая ветка — снег сверкал на ней белой сахарной шапкой, и солнечные лучи падали сверху, будто тягучие медовые капли.

Потом домой вернулся отец — долго возился в прихожей, и Лили, не выдержав, бросилась ему навстречу. От его пальто пахло холодом, сигаретным дымом и немного вишневой наливкой; Лили разжала объятия, и он поцеловал ее, ткнувшись в щеку колючими жесткими усами.

— Джордж! — укоризненно воскликнула мама. — Где ты был, вы с Лили едва не разминулись!

— Да ладно, мам, — обернулась к ней Лили, — я все равно не собиралась сейчас уходить. До отбоя меня не хватятся, а добираюсь я теперь быстро. Никакого автобуса — только палочкой махнуть, и все. Я же рассказывала тебе про аппарацию?

— А это не опасно? — забеспокоилась мама. — Ты говорила, неопытный волшебник может запросто потерять при перемещении руку или ногу. Или даже голову...

— На машине тоже можно разбиться, если водить не умеешь. Не волнуйся, я сдала экзамен лучше всех в классе — всех отличников опередила, не говоря уж об остальных!

— Узнаю мою девочку, — усмехнулся отец, мимоходом потрепал ее по голове и отправился мыть руки.

Она задержалась у родителей до вечера, рассказывая о магии, сокурсниках и планах на будущее. Солнце давно село, и на небе высыпали первые звезды. Пора было возвращаться в школу. На прощание Лили пообещала, что скоро приедет домой на каникулы, и аппарировала почти к самым воротам Хогвартса, чтобы не блуждать по окрестностям в темноте.

Уже засыпая, она смотрела на задернутый полог — в сумраке бордовый бархат казался черным — и улыбалась уходящему дню.

* * *

— Что я такого сделал? Ты уже третью неделю на меня дуешься!

В голосе Поттера слышался вызов. Робкий и жалобный, но определенно вызов. Прощай, спокойный вечер и недописанное эссе, привет, очередная разборка. Ну почему он не может просто оставить ее в покое?!

Лили огляделась по сторонам, но в облюбованном ею уголке библиотеки было пусто. И почти темно, если не считать жиденького островка света вокруг стола. Но уже у книжных полок он сменялся зыбким сумраком и дрожащим кружевом теней, и дальше начиналась непроглядная чернота. А у стеллажей стоял Поттер и перекрывал единственный выход из этого закутка. Что ж, пусть тогда пеняет на себя — сам напросился...

— Филчево виски — раз, — Лили разогнула первый палец. — Навозная бомба на чарах — два. Совятня — три... Ну скажи, чем она вам не угодила, зачем вы устроили там потоп? Что, лавры Пивза покоя не давали? Или сразу Геракла? А головой подумать, куда потечет вода и кого при этом окатит совиным пометом? Оливия Гуссокл до сих пор со мной не разговаривает! И это не считая того, что ты мешаешь мне заниматься, и сейчас придет мадам Пинс и нас обоих отсюда погонит.

Поттер внял упреку и понизил голос.

— Но мы же не нарочно! — шепотом запротестовал он. — Бродяга эту навозную бомбу у слизеринцев конфисковал, ну и нечаянно немножко активировал. Подумаешь, кабинет заляпали! Эльфы уже к вечеру все отчистили. И с совятней тоже случайно вышло — Хвост просто напутал с чарами, вот и все! Кто ж знал, что эта гусыня так обидится из-за струйки грязной воды, что перестанет с тобой дружить? Нас бы такая ерунда точно не остановила!

— Оно и видно, — хмыкнула Лили. — У вас вообще с тормозами плохо — как, впрочем, и с мозгами. Ведете себя, как взбесившиеся пятилетки! Вы взрослеть когда-нибудь собираетесь, или вашей конструкцией это не предусмотрено?

Поттер запустил пятерню в волосы и крепко задумался.

— Э-э... когда станем старыми и дряхлыми? — неуверенно предположил он. — И будем день-деньской заниматься делами — например, сидеть в кресле-качалке у камина и диктовать мемуары биографам, чтобы они в наших подвигах ничего не напутали.

Лили только покачала головой. Ну у него и мечты! Не о подвигах, а о том, как будет ими хвастаться. Еще ничего не сделал, а уже на собственного Босуэлла замахивается!

— Не веришь, что мы на что-то способны? — обиделся Поттер. — Плохо же ты нас знаешь. Вот увидишь, о нас еще заговорят! Да что там заговорят, даже в учебниках напишут!

— Вот насчет учебников — охотно верю, — ехидно откликнулась Лили. — Вы туда точно попадете. В маггловские. По психиатрии. Как наглядное пособие по клиническому идиотизму.

От этого выпада приосанившийся было Поттер сдулся, как воздушный шарик, но она еще не закончила.

— Вот объясни мне: как, ну как в тебе это сочетается? Как ты можешь сначала спасать беззащитных людей, а потом взять и устроить кому-то гадость — просто так, от нечего делать? Неужели ты не понимаешь, что это не смешно и ни капельки не весело?

Скрестив на груди руки, Поттер картинно прислонился к стеллажу; его мантия складками падала с плеч, будто римская тога. По полкам прокатилась тревожная рябь — книги возмущенно зашелестели, но ни одна не двинулась с места.

— Так в этом все дело? — спросил он. — В наших шутках? Ты из-за них на меня взъелась?

— Я не взъелась. Я... — нужное слово нашлось не сразу, — скорее, я возмущена. И разочарована. Мне показалось, вы наконец-то взялись за ум... но, к сожалению, только показалось.

Он сощурился. Облизнул губы. Сказал — очень медленно, словно пробуя на вкус каждый звук:

— Значит, ты поэтому не хочешь со мной встречаться? А если бы я пообещал... если пообещаю, что оставлю их в покое? Филча, слизеринцев, даже этих мразей, которые развлекаются темной магией. Больше никаких шалостей и драк в коридоре — ну разве что они сами напросятся... Тогда ты согласишься стать моей девушкой?

— Ты до сих пор надеешься... что я захочу с тобой встречаться? — не веря собственным ушам, переспросила Лили. — И если я скажу, что согласна, ты все это сделаешь? Откажешься от любимых развлечений, оставишь слизеринцев в покое, и все по моей просьбе?

Он торжественно кивнул:

— Да, Лили. Если ты попросишь, я сделаю это. Ради тебя.

Под ложечкой засосало. К горлу подступил ком, и слова не шли на язык. Она подняла глаза — сумрак скрадывал краски, но позволял рассмотреть его лицо. Умное, волевое, искреннее — лицо рыцаря без страха и упрека; на нем читались растерянность, смущение — и робкая, едва заметная надежда...

Лили потупилась. С трудом разлепила губы:

— Нет, Поттер. Мне не нужны от тебя жертвы, тем более такие. Это... неправильно.

— Значит, ты согласна? — он подался вперед. Хищно блеснули круглые очки.

О Боже... Он не понимает, он и правда не понимает! Она покачала головой:

— Поттер, я же ясно сказала — не нужны мне твои жертвы! Это... для других это норма! Они не воруют спиртное, не срывают уроки, не устраивают авгиеву совятню — сами по себе, безо всякой награды! И не ждут ее за то, что перестанут гадить и паскудничать. А ты... будто одолжение мне делаешь! Будто для тебя это невесть какой подвиг! Хочешь поведать о нем биографам — да, Поттер?

Он не ответил, и Лили выдохлась и замолчала. Злость выплеснулась из нее, точно зелье из перегретого котла, и внутри осталась только пустота.

За шкафами послышались чьи-то голоса — потом шаги, сначала приближающиеся, затем удаляющиеся. По каменным плитам процокали каблуки, протяжно заскрипела дверь — и все. Наступила тишина. Глубокая и тяжелая — казалось, она темной водой разлилась по всей библиотеке. Только мягко горела на столе старинная зеленая лампа, да тускло мерцало золото на книжных корешках.

— Поттер, — позвала Лили, когда стало ясно, что сам по себе он с места не сдвинется. — Уйди, пожалуйста. Мадам Пинс уже закрывается.

Он вскинул на нее глаза... пауза, не дольше удара сердца — и отступил в сторону. Остановился, взмахнул палочкой, снимая какие-то чары, которые непонятно когда успел наложить, и скрылся за стеллажом.

Вздохнув, она запихнула в сумку недописанное эссе и потушила лампу.

* * *

Незаметно подкрались рождественские каникулы. Но Лили думала не о них, а о зелье, которое должно было довариться как раз накануне отъезда. Так что вечером после занятий, вместо того чтобы праздновать со всеми конец семестра, она спустилась в лабораторию и теперь раскладывала на столе инструменты и ингредиенты, время от времени поглядывая на четверку Мародеров, которые стояли у темного окна и вполголоса что-то обсуждали.

В мягких отблесках свечей комната походила на пристанище сумасшедшего алхимика, ограбившего сокровищницу Али-Бабы. Медные и латунные котлы отливали золотом, на полках мерцали склянки и реторты, точно выточенные из драгоценных камней, а двустороннее зеркало казалось воротами в мир духов и джиннов. Мистер Белби, кстати, уже его активировал и сидел в своем кабинете, расслабленно откинувшись на спинку кресла — но глаза его были сощурены, а пальцы барабанили по крышке письменного стола.

Наконец Мародеры закончили спорить, и вперед выступил Поттер.

— Лили, мы ведь можем еще раз попробовать с кровью Сириуса? А если опять ничего не выйдет, просто сохраним зелье на потом — я же правильно помню, оно от этого не портится?

— Конечно, не портится, — пожала она плечами. — Уж год-то у нас точно есть, а за это время многое может измениться — кто-то согласится помочь, хоть сейчас и отказался, или у кого-то родится ребенок... Почитай «Дневники наблюдений», там полно таких историй. А сейчас не отвлекай меня, мне надо работать.

Она отвернулась к котлу — и вовремя: серебряный таймер запищал и погас, бросив на столешницу последний алый отблеск. Поттер вернулся к друзьям — встал плечом к плечу, как на учебной тренировке. Блэк вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что она делает, но при этом умудрялся сохранять ленивый и скучающий вид; на лицах остальных застыло одинаковое напряженно-сосредоточенное выражение.

Лили достала с полки кровь саламандры, и в лаборатории наступила тишина. Только гудел и потрескивал огонь в камине да покашливал в кулак Питер Петтигрю. Рубиново-красные капли одна за другой падали в бурлящее варево, заставляя его шипеть и плеваться; потом настала очередь лягушачьей икры и корня морозника — в нос ударил затхлый болотный запах, и она потянулась за палочкой, но не успела взять ее в руки, потому что в дверь кто-то постучал.

Зелье утробно булькнуло, выбросило шапку красной пены, подступая к самому краю котла, но Лили вовремя опомнилась, запустила цепочку преобразований и облегченно выдохнула. Уф-ф, кажется, пронесло...

— ...через десять минут, — донесся до нее голос Поттера. — И вообще, Макмиллан, зачем он тебе так срочно понадобился?

Эмма? Здесь, в лаборатории? Лили повернула голову — и в этот момент ее подруга поднырнула под локоть Поттера и проскочила в кабинет. И вид у нее при этом был самый воинственный: темные волосы выбились из высокой прически, щеки заливал румянец, а в глазах горел нехороший огонек.

— Так-так, — протянула Эмма, обводя Мародеров внимательным взглядом, и только тогда Лили заметила у нее в руках волшебную палочку. — Один строит из себя человека-стенку, а второй — мамашу-наседку первого. Значит, чистого душой родственника вы так и не нашли. И почему это меня ни капли не удивляет?

Она презрительно сощурила темные глаза — Лили придвинулась к котлу, жалея, что не может накрыть его защитным куполом, и на всякий случай предупредила:

— Хотите драться — идите в коридор. Тут нельзя колдовать, зелье еще не стабильно.

Но рядом с Эммой уже стоял Ремус — Лили даже не успела заметить, как он подошел. Выставил перед собой пустые ладони и тихо попросил:

— Не надо, Макмиллан... пожалуйста, не надо. Чем бы ни провинился перед тобой Сириус — обещаю, он обязательно извинится и все исправит. Только скажи нам, в чем дело, и мы с этим разберемся. Хорошо?

В его мягком, глуховатом голосе звучала спокойная уверенность, которая убедила бы кого угодно, но Эмма только фыркнула:

— Да толку мне от его извинений... И драться я тоже не собираюсь — пожалуй, я им даже помогу. Они и сами себя наказали, да так, как мне и не снилось. Вот же семейка мне досталась — что кузен мой недалекий, что его сынок...

— Семейка? Так Блэки твои родственники? — невольно вырвалось у Лили, и одновременно с ней заговорил Сириус:

— Хватит, Макмиллан. Выкладывай, что тебе надо, и... что? Что ты сказала?

Он осекся и захлопал глазами, Петтигрю изумленно ахнул — и тут опомнился Поттер.

— Бродяга, мы идиоты... — простонал он, звучно хлопнув себя по лбу. — Твоя бабка — мать твоего отца... она была из Макмилланов! Ты же сам рассказывал! И как мы раньше не подумали...

— «Не подумали»? — Эмма переводила взгляд с одного на другого. — Я ждала, пока вы засунете подальше свою гордыню и попросите о помощи — а вы, выходит, даже о нас не подумали... — покачала головой и добавила: — Блэки.

В ее устах это прозвучало страшным ругательством, и Лили снова насторожилась — но и рта не успела раскрыть, как раздался голос мистера Белби.

— Мисс Эванс, — от его отражения веяло арктическим холодом, но в глазах сверкали молнии, а ноздри сердито раздувались, — я уведомил школьную администрацию об этом инциденте и надеюсь, что принятые меры...

О Господи, только этого не хватало! Если Эмму сейчас отсюда выставят, она точно обидится, и плакал тогда последний шанс взять у нее кровь прямо сегодня.

— Э-э... сэр, простите, что перебиваю, но тут вышло небольшое недоразумение. Никакого инцидента нет, мы не поняли друг друга и... словом, это семейное дело. То есть родственные разногласия... — но мистер Белби только сильнее нахмурился, и она выпалила: — В том смысле, что у нас появился донор!

— В самом деле? — его лоб немного разгладился, но между бровями залегла глубокая складка, а в цепком, внимательном взгляде отчетливо читалось сомнение.

— Да, сэр, — кивнула Лили. — То есть только потенциальный донор — мы еще не успели проверить, подходит ее кровь или нет...

Она пихнула Эмму локтем в бок — спохватившись, та наконец-то убрала палочку и тихо, но твердо сказала:

— Мать Ориона Блэка приходилась моему отцу старшей сестрой. Не так давно я узнала, что кузен болен, и моя кровь может ему помочь. Несмотря на разногласия между нашими семьями, смерти ему я не желаю, — она бросила на Сириуса уничижительный взгляд и скривила губы в холодной усмешке. — Я прекрасно знаю, что для вас, Блэков, существуете только вы сами, но это еще не причина вам уподобляться.

В неярком свете свечей ее лицо казалось абсолютно спокойным, но сцепленные в замок пальцы выдавали волнение. Лили тронула ее за руку и показала на котел:

— Сейчас я возьму оттуда немного зелья — по-моему, оно уже настоялось, — и мы проверим, годится твоя кровь или нет. Хорошо?

Лили наполнила чистую хрустальную склянку — для Эммы, кто бы мог подумать, что она их родственница! — и краем уха услышала, как мистер Белби с кем-то разговаривает:

— Да, проблема решилась. Девочка просто хотела помочь, а мы ее не так поняли. Извини, что побеспокоил...

К рабочему столу подошел Блэк — понурый и пристыженный, как побитая собака. Взъерошил на затылке волосы, дернул себя за небрежно повязанный форменный галстук и, опустив глаза, произнес:

— Слушай, я... То есть ты... в смысле, я, конечно, идиот, но мне бы и в голову не пришло стыдиться нашего родства или как-то его замалчивать...

— Блэк, — перебила Эмма, но Лили заметила, как дрогнула ее рука, — оставь пустые сантименты. Мы не родственники и никогда ими не будем. Вот это, — она кивнула на палец, на котором стремительно набухала алая капля, — всего лишь кровь. Она ничего не значит. Когда Лили рассказала, что вы так никого и не нашли, я долго сомневалась. Посмотрела расписание лаборатории, выяснила время, пришла сюда — и все равно еще колебалась. А потом поняла, что не смогу смотреть на себя в зеркало, если из-за меня кто-то умрет. Из-за моего желания преподать вам урок. Потому что это будет... слишком по-блэковски, — тихо закончила она и перевернула руку.

Первая капля крови покатилась по пальцу и упала в подставленную склянку. Лили не сводила с нее глаз — во рту пересохло, сердце колотилось как безумное... неужели опять свернется, и опять непонятно из-за чего? Или как раз понятно — из-за самих Блэков, их эгоизма, избирательной слепоты и беспечного высокомерия?..

И вдруг бесцветная жидкость заиграла яркими красками, взорвалась многоцветьем переливов, полыхнула невиданным фейерверком — и само собой стало ясно: сработало, черт возьми! На этот раз — сработало.

— Эмма, у нас получилось! — не веря собственным глазам, прошептала Лили. — Слышишь? Получилось!

— Мисс Эванс, я все уладил... — вернувшийся мистер Белби умолк на полуслове — застыл рядом с креслом, и его брови поползли на лоб, а рот приоткрылся от изумления.

Лили поднесла склянку поближе к свечам, и хрусталь засиял, переливаясь каждой гранью.

А внутри зажглась звезда. Алая, как кровь.

— Мне надо его проверить, — хрипло сказал мистер Белби. Оперся о стол, словно опасаясь, что не устоит на ногах, и его крупная, грузная фигура выглядела в этот миг странно беспомощной. — Вы же... вы же понимаете, что мне придется все тщательно проверить, чтобы убедиться, что это действительно оно? Целители...

— Макмиллан, стой! — вскричал Блэк.

Лили обернулась на скрип двери — из темного проема потянуло сквозняком, дрогнуло пламя свечей, мелькнул подол черной мантии... и все. Эмма скрылась во мраке.

Блэк бросил последний взгляд на зеркало — на своих друзей, на лекарство для отца — и бросился за ней следом.

— Да стой же, кому говорят! — донеслось уже из коридора. — Думаешь, пришла, помогла, а потом вильнула хвостом — и будто ничего не было? Ты за кого меня держишь?

Толстые стены приглушали звуки, не позволяя разобрать ответ Эммы. Но голос Блэка был слышен на редкость отчетливо:

— Да, я твердолобый осел, и моей башкой бладжеры отбивать можно. Но не считай меня неблагодарной сволочью!

Покачав головой, Лили снова повернулась к зеркалу — и едва подавила желание ущипнуть себя за руку. Мистер Белби улыбался. По-настоящему — широко и искренне, и в смеющихся глазах плясали искорки, но под чужим взглядом они быстро сменились привычным кислым выражением.

— Мне нужен образец для исследований. Желательно прямо сейчас, тогда результаты будут готовы к утру. Не ждите их, мисс Эванс, вы уже сделали все, что могли. Мистер Поттер? Рекомендую воспользоваться директорским камином. Через десять минут в моем кабинете.

Он провел ладонью по зеркалу, и в его бездонных темных глубинах медленно проступило отражение лаборатории — столы, котлы и низкие каменные своды, испещренные огоньками свечей.

Лили молча протянула Поттеру драгоценное зелье.

— Спасибо, — пробормотал он, бережно принимая склянку в подставленные ладони. — Ты... Это просто чудо — до сих пор в голове не укладывается...

Петтигрю отлепился от стены и вытянул шею, и Ремус вслед за ним. Видно, у них тоже не укладывалось в голове, как от такой малости может зависеть человеческая жизнь.

— Поттер, — вздохнула Лили, — оставь свои панегирики. Я не Эмма, мне нет дела до ваших благодарностей. Пусть Блэк договорится со своими родственниками насчет статьи — и все, больше мне ничего не надо.

— Кстати, ты напомнила — я хотел уточнить насчет Макмиллан, — в глазах Поттера зажегся холодный оценивающий огонек. — Откуда она узнала о наших проблемах? От тебя?

О Боже, он опять за свое. Она модифицировала зелье, нашла им донора, справилась там, где не справились они, а он еще смеет предъявлять какие-то претензии?..

— Да, я ей рассказала! — задрав подбородок, отчеканила Лили. — Потому что не делала из этого тайны — напомнить еще раз, на каких условиях я соглашалась на вашу авантюру? И была права, потому что одна бы я не справилась! Эмма дала кровь, профессор Кляйнер проверил расчеты — и нашел, между прочим, ошибку, потому что изначально я брала не медиану, а среднее арифметическое! А Северус подсказал мне главную идею, без него бы вообще ничего не получилось!

Поттер отшатнулся от нее как ужаленный. Дрожащими руками убрал хрустальную склянку, и по его лицу разлилась сероватая бледность.

— Ты... ты рассказала Нюнчику? — с ужасом переспросил он. — Мерлинова борода, Лили! Что же ты наделала! Он... он всем растрезвонит, он...

Нет, это уже не клинический идиотизм. Это черт знает что такое — да как у него язык повернулся, у скотины неблагодарной!

— Я наделала? Я?! — она зашарила по карманам в поисках палочки, и Поттер попятился. — Ну все, мое терпение лопнуло! И не смей называть его Нюнчиком!

— Лили, не надо, — это был Ремус — мягкий, успокаивающий тон, осторожное прикосновение к плечу... — Тебе вредно так нервничать, и...

Тяжело дыша, она развернулась на каблуках и ткнула его пальцем в грудь.

— А ты не смей его выгораживать! Еще полсловечка о том, как я должна была охранять вашу тайну от гадкого Северуса — и я...

— Что ты, я даже не пытался, — он замахал на нее руками. — Джеймс не прав, но если мы будем разбираться с этим прямо сейчас, он не успеет передать лекарство мистеру Белби. А ты и так на ногах едва держишься. Хочешь, я здесь приберусь и за тебя все вымою?

Разгоряченной шеи коснулся порыв сквозняка — точно лезвие холодного ножа. Лили вздрогнула и обернулась.

Поттера не было в комнате.

Сбежал? Просто взял и сбежал, пока его приятель заговаривал ей зубы?!

Ругаться с Ремусом было бесполезно — он улыбался, довольный жизнью вообще и собой в частности. Вот же... коллаборационист недоделанный! Ну как, как ему объяснить, что не любой скандал нужно гасить в зародыше и кое-кто давно напрашивался на профилактическое купание в котле?

И еще рога. Козлиные. Чтобы всем Мунго спиливали...

Палочка нашлась на столе. Лили сунула ее в карман и неохотно сказала:

— Ну ладно, будем считать, что ты меня убедил. Но один ты не успеешь — поезд рано утром, а тебе еще собираться. Давай попросим Петтигрю, пусть тоже поучаствует... Кстати, а где он? — она огляделась по сторонам.

— Ушел вместе с Джеймсом, — пожал плечами Ремус. — Но я и один справлюсь. Все равно из нас четверых домой едет только Сириус, так что завтра мы можем дрыхнуть хоть до полудня. Иди спать и ни о чем не волнуйся — я все сделаю.

— Ну, раз ты настаиваешь... Спасибо, Ремус.

Лили вышла в коридор. Поежилась от налетевшего сквозняка и обхватила себя руками. Ветер завывал, словно стая диких оборотней, а на полу блестел иней — в лунном свете темные каменные плиты подозрительно серебрились.

Больше всего на свете ей хотелось подняться в Гриффиндорскую башню, натащить гору подушек и пледов, зарыться в них и впасть в спячку до самой весны, желательно в обнимку с камином. Да что там камин, сейчас она согласилась бы даже на дракона. Или на феникса — вместо карманной грелки. Но нужно было собирать вещи — к счастью, девчонки усвоили, что она не претендует на Блэка, и перестали их портить, — а еще заглянуть на совятню и послать записку Северусу. Пусть знает, что у них все получилось и модифицированное зелье сработало.

Лили поплотнее запахнулась в колючую мантию, спрятала нос в воротник и зашагала в темноту.

* * *

День отъезда выдался сырым и пасмурным. С самого утра зарядила ледяная морось, а серое небо так низко нависало над замком, словно начиналось сразу за окнами. Девчонки ползали по дортуару сонными мухами и никак не могли поделить единственное волшебное зеркало; впрочем, взгляд на часы их моментально взбодрил и заставил вместо зеркала делить душевую.

Лили общая суматоха миновала — к этому моменту она уже уложила сундук и как раз спускалась в общую гостиную, чтобы не путаться у других под ногами. В голове сам собой прокручивался список дел: вещи собраны, подарки надежно упрятаны на самое дно, статья откладывается до вестей от мистера Белби — кстати, нужно все-таки рассказать о ней Севу... Правда, вчера он так и не ответил на ее письмо, должно быть, уже спал, так что придется ловить его перед поездом — заодно и сесть можно вместе, раз он в этом году домой едет... Что еще? Ах да, Петтигрю и обещание подтянуть его по арифмантике — надо подобрать ему книги...

— ...не знаю — уполз, наверное, — донесся снизу голос Поттера, и Лили невольно насторожилась и замедлила шаг, вцепившись в дубовые перила. — Я и так Бродягу едва оттащил! Он как не в себе был — лицо перекошено, глаза белые, сам от злости весь трясется... Ору-ору, а он меня даже не видит, и не соображает ничего. И немудрено! Слышал бы ты, что эта гнида ему наговорила!

Повисла тишина. Вязкая, душная.

— По-моему, ты не того назвал гнидой, — тяжело проронил его собеседник, и Лили опешила.

Она никогда не слышала, чтобы Ремус — кроткий, застенчивый Ремус! — с кем-то говорил в таком тоне. Да он даже нарушителей не мог одернуть, когда был префектом, потому на седьмом курсе и не стал старостой. Что же натворили его друзья, отчего он так разозлился? Она толкнула тяжелую дверь — и еще успела увидеть, как за ним захлопнулся портрет Полной Дамы.

Поттер стоял в центре гостиной и выглядел даже неряшливее обычного. Осунувшийся, всклокоченный, на подоле мантии белеет совиная какашка... а левая рука висит на перевязи?

— Что у вас стряслось? — одним взмахом убирая пятно, спросила Лили. — От кого ты едва оттащил Блэка?

Он вздрогнул всем телом... судорожно сглотнул — на шее дернулся кадык; закусил губу, и на миг ей показалось, что он опять хочет сбежать, как вчера из лаборатории.

— Поттер, не заставляй меня повторять дважды!

— Кричер, — выдавил он, отводя глаза в сторону. — Это был... Кричер. Домовой эльф Блэков. Он Бродягу терпеть не может, вот и наговорил... гадостей.

— Что? И Блэк его за это ударил? — ахнула Лили. — Это же... Да как он мог! Беспомощного, беззащитного эльфа — ты должен был его остановить! А с твоей рукой что случилось? И вообще... — до нее наконец-то дошло. — Что вы делали в особняке Блэков?

— Бродяга... не утерпел, — с несчастным видом пробормотал Поттер. — Отец, мол, и все такое... Ну мы и... Знаю, что нельзя, но разве его удержишь? — он пожал плечами — точнее, всего одним плечом. Здоровым. — А рука — это я упал. Неудачно. Ну... так вышло.

— Упал? И вляпался в птичий помет? Вы что, улетали с совятни, и ты не удержался на метле? Или... — она нахмурилась. — Или вы взяли не метлы, а мотоцикл Блэка? Как же вы там все уместились?

— С трудом. Потому все и закончилось раздробленным плечом и дозой Костероста. И не злись на меня, пожалуйста — я же его все-таки остановил. Хоть и с одной рукой.

Да... если подумать, то он действительно не виноват. Зря она на него набросилась.

— Ладно, ты прав. Ты тут ни при чем. Но все равно, это ужасно. Что бы этот эльф ему ни сказал, как бы ни обозвал — нельзя так, и все. Впрочем, ты тоже хорош, — добавила она, для верности ткнув в него пальцем. — Думаешь, я забыла о твоих вчерашних нападках на Северуса? И это после всего, что он для вас сделал!

— И кстати о том, что для нас сделала ты, — мягко, но настойчиво перебил Поттер. — Лили, я все пытаюсь сказать — по-моему, твое зелье сработало! То есть точно целители скажут только через месяц, но пока прогноз благоприятный. Мистер Белби просил передать, что напишет тебе насчет статьи.

В груди словно разлилось весеннее тепло — как от маминой улыбки, как от папиного взгляда, как от голоса Северуса... Получилось! У них получилось! Мистер Блэк будет жить!..

...хоть у него и такой непутевый сынок.

Радость померкла, но до конца не исчезла — просто притихла и затаилась, как угольки под пеплом.

— Не уводи разговор в сторону, — строго сказала Лили. — Все равно ты вчера поступил некрасиво, и тебе должно быть стыдно. И твоим дружкам тоже! И Блэку, и Петтигрю! Почему он, кстати, тебе не помог? В смысле, оттаскивать Блэка от этого вашего эльфа?

— Потому что пострадал еще больше меня — неудачно приземлился, а тут еще я сверху... тоже приземлился, — забывшись, Поттер пожал плечами — поморщился от боли в сломанной руке и добавил: — Он вообще сейчас в Больничном крыле, мадам Помфри его не отпустила.

Что? Петтигрю попал в лазарет? Так сильно расшибся при падении? Выходит, зря она о нем плохо подумала, и он ни в чем не виноват — ну разве что в том, что дружит с этими придурками. Решено, надо заскочить к нему перед поездом и договориться насчет арифмантики.

А вот Поттер и впрямь скотина. Так и не признал свою неправоту, ну надо же! И Блэк! Кто бы мог подумать, что он способен на такую жестокость?

— Как хорошо, что с зельем покончено, и мне больше не придется иметь с вами дело! — с чувством воскликнула Лили, подходя к портрету Полной Дамы. — Проще стенку лбом прошибить, чем пытаться вас образумить!

И с этими словами она вышла в коридор.

Больничное крыло пустовало: перед каникулами мадам Помфри обычно выписывала всех пациентов, не без оснований полагая, что они куда охотнее долечатся дома. Лили огляделась по сторонам, пытаясь найти Петтигрю. Кажется, вон там, у окна — он с головой замотался в одеяло, и лишь белый холмик на матрасе выдавал чье-то присутствие.

Она шагнула вперед — и замерла на месте. Из кабинета мадам Помфри доносилась гневная тирада:

— ...процентов двадцать, не меньше! Да еще и передозировка какой-то дряни — обезболивающее, говорит, сам изобрел... да-да, именно это, угадал, анализы и вляпались по полной. Нет, ожог термический, не алхимический — какой-то неудачный опыт, он толком не объяснил... С первичкой я закончила, так что собирай своих орлят и дуй сюда. Ага, жду.

Из груди словно вышибли весь воздух. Лили не отрываясь смотрела на ширму в дальнем углу — темно-серую, цвета каменной стены, отгораживающую приличный кусок лазарета... Внутри крепла нехорошая уверенность: это Северус. С ним случилась беда.

По спине побежали мурашки, сердце пустилось вскачь. В ушах набатом грохотали слова: термический ожог... передозировка... нужны анализы...

— Мисс Эванс? — мадам Помфри вышла из своего кабинета, отряхивая передник от остатков Дымолетного порошка. — К мистеру Снейпу сейчас нельзя. Зайдите позже.

О Господи, это все-таки он. Опять доэкспериментировался до Больничного крыла, придурок хренов — мало того, что ядовитыми парами в тот раз надышался, так теперь еще и что-то поджег...

— Мадам Помфри, — Лили умоляюще сложила руки, — я все понимаю и не буду вас отвлекать, только скажите... вы ведь его вылечите?

Медсестра ответила не сразу — поджала губы и уставилась на ширму, как на личного врага, но потом перевела взгляд на Лили, и ее суровое, исчерченное морщинами лицо немного смягчилось.

— Да, мисс Эванс, — сказала она. — Идите и ни о чем не волнуйтесь.

Лили сделала вид, что не поняла намека.

— А то обезболивающее, о котором вы говорили... то, которое он выпил... Если я достану образец — это вам хоть как-то поможет?

— Образец? Откуда вы... — нахмурилась мадам Помфри, но, не договорив, махнула рукой. — Ну хорошо. Несите.

И, на ходу поправляя чепец, твердым шагом направилась к ширме.

— Спасибо вам огромное! — выпалила Лили ей в спину и бросилась к дверям. Распахнула тяжелые дубовые створки, выскочила в коридор, стрелой понеслась по нему, хотя длинная мантия сковывала движения и путалась под ногами. Перед глазами мелькали статуи и доспехи, картины в золоченых рамах и стрельчатые окна; наконец впереди показался гобелен с двумя охотниками, скрывающий потайную дверь.

Лили нырнула в черное отверстие — быстрей, быстрей, по тесному проходу, похожему на каменную кишку, то и дело оскальзываясь и задевая локтями за стены, сметая подолом лохмотья паутины... Неприметная дверь, очередной коридор, пустой и гулкий, за ним поворот — и лестница словно сама прыгнула под ноги. Лили миновала один пролет, затем второй; кажется, ее кто-то окликнул, кто-то пытался поздороваться, но для нее не существовало никого и ничего — только собственное тяжелое дыхание, шум крови в ушах и стаккато каблуков по ступенькам.

И именно в этот момент замку вздумалось выкинуть очередной фортель: лестница, знакомая до последней царапины на балясинах, вдруг вздыбилась и свернулась спиралью — Лили чуть не загремела вниз и устояла только потому, что успела схватиться за перила.

Когда движение прекратилось, она опасливо разжала пальцы и шагнула вперед, ожидая нового подвоха. Сощурилась, вглядываясь в густой антрацитовый сумрак — кажется, ее занесло в какую-то башню. От толстых стен тянуло сыростью, под каблуками хрустел лед, с каждой ступенькой вокруг становилось все холоднее и холоднее, и сквозняк раздувал мантию и пробирался под юбку — нет, не сквозняк, а самый настоящий ветер, наполненный шорохом мягких крыльев и ядреной вонью птичьего помета...

Совятня. Эта чертова лестница привела ее в совятню.

Сердце провалилось в пятки. Вот же сволочь, нашла время выпендриваться! На глаза навернулись слезы, перед мысленным взором сама собой нарисовалась ужасная картина: целители суетятся вокруг кровати, разрываясь между анализами и лечением, а Северус лежит перед ними недвижный и беспомощный... и страшно обгоревший: не лицо — обугленная головешка, на щеках спекшимися язвами чернеют ожоги... Словно наяву, нос защекотал запах гари, поразительно яркий и реалистичный, и Лили взмолилась:

— Мне очень надо поскорее попасть в свою спальню! Очень-очень! Ну пожалуйста, Северусу и так плохо!

Перила покачнулись в ответ — или это дрогнула ее рука? Она повернула назад, бегом спустилась почти до самого низа и еще успела удивиться — откуда тут взялось витражное окно и кованое кольцо для факелов? — как впереди словно из пустоты соткалась знакомая лестничная площадка. Та самая, где начинался коридор, ведущий к портрету Полной Дамы. Но как такое возможно? Где совятня, а где Гриффиндорская башня!

Впрочем, какая разница? Главное, что она попала куда нужно. Лили вихрем пронеслась через гостиную, ворвалась в спальню и с головой закопалась в свой сундук. Куда же она сунула Северусово зелье? К другим лекарствам, скорее всего... но в резной деревянной шкатулке было только Бодроперцовое, противоожоговая мазь и спазмолитические капли от живота.

Может, где-то еще? Среди конспектов и перьев? Нет, там одни чернила... Она полезла в одежное отделение — джинсы, свитера, блузки, любимые водолазки... Ни следа обезболивающего.

Но ведь Северус оставил ей весь флакончик! Такой маленький, из темного стекла, с плотно притертой пробкой! Она его даже ни разу с тех пор не использовала! Лили с трудом захлопнула тяжелую крышку и повернулась к Роуз, которая как раз докрашивала губы:

— Слушай, ты не видела мое болеутоляющее? Коричневый пузырек примерно вот такого размера...

— Не-а, — Роуз придирчиво изучила свое отражение, еще раз поправила помаду и спросила: — Ты что, потеряла свои капли? Хочешь, возьми мои — там, на столике...

— Нет, это другие, — слабым голосом откликнулась Лили. Надежду для Северуса — вот что она потеряла. Целители так и не узнают, какие зелья ему можно давать, а у него такие страшные ожоги — наверное, потому он свое обезболивающее и выпил...

Стоп... Раз выпил — получается, оно у него было под рукой? Потому что старое он отдал ей, а себе сварил еще! Лаборатория, ну конечно же! Остатки зелья наверняка еще там!

— Спасибо, Роуз! — прокричала Лили уже на полпути к выходу; та только пожала плечами и вернулась к наведению марафета.

И снова — гостиная, Полная Дама и ее визгливое возмущение, вереницы бесконечных коридоров, сливающиеся перед глазами ступеньки и сумасшедший бег наперегонки со временем... Южная башня выстыла до самого основания, но в кои-то веки Лили было все равно. Она оставила позади капризную лестницу, которая слушалась только Северуса, и остановилась перед аркой, с трудом переводя дыхание. Оперлась ладонью о стенку — в боку кололо, сердце колотилось где-то в горле, перед глазами все плыло и покачивалось — и хрипло выдавила:

— Наутилус.

Вспышка — одна, другая, третья... Из заплетающих арку каменных лоз ударили разноцветные молнии — зашипели, хлестнув о пол, рассыпались фонтаном ослепительно-ярких искр. Лили зажмурилась, закрылась локтем, начисто забыв о волшебной палочке, но огненные всполохи продолжали плясать на изнанке век. Вдруг вдалеке послышался звон, как от лопнувшей струны, и все прекратилось.

Осторожно она разлепила один глаз, потом второй. Ничего себе спецэффекты! Неужели очередные Северусовы усовершенствования? Вот же выпендрежник — лучше бы от пожара защиту поставил, идиотус сайентификус антропоморфус...

Смахнув невольную слезу, она поспешила дальше. Без приключений миновала вторую арку, вскарабкалась по винтовой лестнице и наконец толкнула дверь в лабораторию.

Тусклый утренний свет по крупицам сочился сквозь мутное окно, придавая обстановке пыльный и несвежий вид — хоть на самом деле грязью здесь и не пахло; по правде говоря, в спертом воздухе вообще не чувствовалось никаких запахов, только что-то далекое и словно бы смутно знакомое, оставляющее на языке сладковато-ржавый, ванильно-металлический привкус. Но определенно не гарь. И не сажа, и не едкая вонь неудавшегося зелья... В лаборатории даже не осталось никаких следов недавнего взрыва: ни характерного веера брызг, ни черных пятен на полу и стенах, ни копоти на потолке... Только пустой колченогий стол, чистые котлы в углу да батарея склянок на полках.

Сердце больно толкнулось в ребра. Боже милостивый, он еще и убрался. После пожара, со всеми своими ожогами — вместо того чтобы мчаться в Больничное крыло и думать о своем здоровье, этот псих выпил обезболивающее и затеял уборку.

На этот раз парой слезинок она не отделалась. Шмыгнув носом, Лили вытерла рукавом глаза — хватит реветь, займись чем-нибудь полезным! — и шагнула к той полке, где Северус обычно держал готовые зелья. Посветила себе Люмосом, вчитываясь в этикетки, надписанные знакомым убористым почерком — Летейский эликсир, бодрящее, микстура от кашля, успокоительное, общеукрепляющее... и еще общеукрепляющее, и еще... Куда ему столько, это же для тяжелых больных, которым не хватает собственной магии? Или он и его «доработал»? Ага, а вот и обезболивающее, спряталось за остальными флаконами: коричневый пузырек с бисерно-мелкой надписью на бумажной этикетке.

Лили сцапала бесценную добычу, зубами вытянула пробку и поморщилась от резкого анисового запаха, разом заполнившего всю комнату. Снова заткнула пузырек, сунула его в карман — надо было спешить, и она повернулась к двери, но на пороге остановилась. Ей снова почудилось что-то непонятное, похожее на ваниль и ржавчину... мелькнуло далекой тенью — и пропало. На сей раз окончательно.

Спуск на второй этаж занял едва ли не больше времени, чем вся предыдущая беготня по замку. Сначала чары на арке — как оказалось, Северус основательно их переделал, и Лили пришлось попотеть, прежде чем она смогла двинуться дальше. Потом опять началась чехарда со взбесившимися лестницами: они то заводили куда-то не туда, то пытались исчезнуть прямо под ногами, то приклеивали руки к перилам и отказывались отпускать даже после долгих уговоров — точно собака, которая тащит куда-то за рукав несговорчивого хозяина. Выбравшись из очередной ловушки, Лили взглянула на часы — давай же, скорее, так и на поезд опоздать недолго! — и обнаружила, что все-таки спустилась на нужный этаж, хоть и довольно странным путем, в обход привычных студенческих маршрутов. Сжимая в кармане заветный пузырек, она припустила рысцой по коридору и уже через пару поворотов оказалась у знакомых массивных дверей.

Сердце гулко бухало где-то под ребрами, вспотевшая ладонь соскальзывала с ручки. Лили вытерла ее о юбку и потянула на себя тяжелую створку.

Ни души — только смутно белеющие шеренги кроватей да занавески на окнах, раздувшиеся парусами от очередного сквозняка. Она прислушалась, но в лазарете было тихо. Ни чужих голосов, ни звяканья склянок... Значит, целители уже у Северуса. Может, как раз сейчас они борются за его жизнь — восстанавливают обгоревшую кожу или решают, какое зелье ему дать...

Лили поставила пузырек с обезболивающим на ближайшую тумбочку и придвинула себе стул. Что-то подсказывало ей, что заглядывать к Северусу сейчас не стоило... К тому же, наверное, они и без нее обошлись, иначе тут все стояли бы на ушах и бегали туда-сюда... или не бегали, а отправили его в Мунго. Но тогда мадам Помфри убрала бы ширму и сидела в своем кабинете. Где ее — Лили осторожно вытянула шею — определенно не наблюдалось. Значит, в больницу его переводить не стали: либо побоялись трогать, либо лечение оказалось настолько простым, что в этом не было смысла. Хорошо бы второе, но почему они тогда так долго возятся? Мадам Помфри даже переломы за несколько минут сращивает, а ее коллеги наверняка еще опытнее... Нет, пусть лучше окажется, что все прошло нормально, Северус пришел в себя, и сейчас они отчитывают его за самонадеянность и опасные эксперименты!

Она скрестила пальцы, отчаянно желая, чтобы это оказалось правдой. Бросила взгляд на настенные часы — золоченые стрелки показывали почти половину восьмого, и времени оставалось все меньше и меньше. Если лестницы опять задурят, то можно и опоздать... Может, плюнуть на все и никуда не ездить? Подождать, пока целители закончат с Северусом, а с малышней пускай префекты возятся — но нет, не получится, первокурсников должен сопровождать кто-то из старших, а Поттер все каникулы проведет в школе, и Оливия Гуссокл тоже, а на слизеринцев надежды мало, они заботятся только о своих...

Пока она колебалась, из-за ширмы вышли двое в бледно-зеленых униформах Мунго. Один постарше, высокий и рыжий, как лисица, второй — щуплый и стриженный под ноль, на вид ровесник самой Лили... Должно быть, те самые «орлята», о которых говорила мадам Помфри.

Тот, что с рыжими волосами, выудил из кармана пачку «Пэл Мэлла», щелчком вытряхнул сигарету и прикурил от палочки. С третьей попытки — так сильно у него дрожали руки. Второй целитель тяжело опустился на стул — помедлил, поднял на своего товарища глаза и спросил:

— Слушай... тогда, в самом начале — почему ты сказал, что больше не полезешь за его щиты?

Рыжий выпустил к потолку струйку дыма и мрачно покачал головой.

— Не смог пробиться. Там бездна, а не сознание. Не видно ни черта, какая уж тут оперативная диагностика. Если б не мастер Поук...

Он зябко передернул плечами, и Лили поняла, что больше не может терпеть неизвестность.

— Но это не помешало вам его вылечить? — спросила она, направляясь к ним между рядами кроватей.

Оба целителя как по команде на нее уставились: рыжий — с легким удивлением, стриженый — склонив голову набок, беззастенчиво разглядывая ее от макушки до пят.

— Привет, — протянул он и только что не облизнулся. — А ты кто такая будешь?

Лили остановилась от них в нескольких шагах. Скрестила на груди руки — и зря, видимо, судя по тому, как полыхнули глаза стриженого. И чего они все к ней цепляются? Можно подумать, ей Поттера мало!

— Я его подруга, — задрав подбородок, отчеканила она. — И вопросом на вопрос отвечать невежливо. Я, между прочим, первая спросила!

Рыжий махнул рукой — сигарета в его пальцах очертила изящную дугу.

— Не бойтесь, мисс. Ничего с вашим красавцем не случилось. Никакой темной магии — только ожоги и легкое отравление, и все. Сейчас с ним мастер Поук возится, последние шрамы убирает.

«Красавцем»? Но как он догадался? Неужели по ней это так заметно? Щекам стало горячо, но страх за Северуса пересилил.

— Так у него могли остаться шрамы? На всю жизнь? — нахмурилась она.

Целители переглянулись.

— Но не остались же, — нашелся стриженый. — Мастер Поук за него лично взялся, а он и не таких тяжелых с того света вытаскивал.

— С того света? — растерянно переспросила Лили. Выходит, Северус мог... умереть? Нет, не может быть, тут какая-то ошибка! Одно дело ее собственная разыгравшаяся фантазия, и совсем другое, когда такие вещи заявляют целители!

— Не слушайте его, мисс, — поморщился рыжий. Отбросил недокуренную сигарету — с легким хлопком та исчезла прямо в воздухе. — Дик не так выразился. Он просто хотел сказать, что ваш друг в надежных руках. Не переживайте за него.

— Точно, — поддакнул тот, которого назвали Диком. — Через неделю его уже выпишут.

Что? Неделя? Целая неделя? Но это же... выходит, он застрял тут до Рождества? Да мадам Помфри даже травмы от бладжеров за считанные минуты лечит! А вдруг на самом деле все еще хуже, и они просто скрывают от нее страшную правду?

— А Северус точно выздоровеет? Вы не врете, чтобы меня успокоить?

Она вгляделась в их лица, но не заметила и тени сомнения. Рыжий небрежно прислонился спиной к ширме и смотрел спокойно и открыто, а его нахальный приятель развалился на стуле и пялился на ее ноги. Лили плотнее запахнула мантию, жалея, что сегодня надела юбку, и с удовлетворением отметила, что наглец заметно сник.

— Точно-точно, — заверил рыжий. — Он просто спит, хоть и очень крепко. Пришлось дать ему один неприятный эликсир — как Костерост, только еще хуже, но зато сочетается с зельем Сна-без-сновидений. Самое худшее он проспит, а в себя придет уже здоровым, — он поймал ее взгляд и добавил: — Мастер Поук вылечил вашего друга. Честное целительское. Занимайтесь своими делами и ничего не бойтесь — сегодня к нему нельзя, но только чтобы его не тревожить. Все будет хорошо.

От сердца немного отлегло. Проспать самое неприятное... да, в этом есть смысл. Костерост она прекрасно помнила, еще по урокам зельеварения — тут не то что на снотворное, тут и на удар по голове согласишься, лишь бы вырубиться и ничего не чувствовать. Если это зелье еще хуже, то ничего удивительного, что они решили его не будить. Главное, чтобы он выздоровел. Все-таки она ужасно за него испугалась... Ничего, пусть только поправится, она ему лично шею свернет! Будет знать, как забывать о технике безопасности при работе с горючими субстанциями!

— Спасибо, — тихо поблагодарила она. — Что так с нами возитесь — и со мной, и с Северусом, и вообще... — перевела взгляд на второго целителя. — И вам тоже спасибо. Слов нет, как я вам обоим признательна!

— Да я-то что, — пожал плечами рыжий. — Мастера Поука благодарите. Это он его вытащил. Втемную, без диагноста, как в глухом Средневековье — я же так и не попал в его разум...

— Все равно спасибо, — твердо повторила Лили. — За все.

Направляясь к выходу, она еще успела услышать, как Дик жалуется приятелю:

— Ну что за невезуха, а! Стоит мне увидеть симпатичную девчонку, как оказывается, что у нее уже есть парень! Может, мне сходить на проклятия провериться?

Лили прикрыла за собой дверь — не плотно, между створками оставалась щель шириной в руку.

— А может, дело не в тебе, а в их парнях? — послышался голос рыжего целителя. — Та хрень, которую выпил наш пациент — я так понял, он сам ее и придумал. Потому мастер Поук и орал про «сраного вундеркинда»...

Лили хихикнула. Да, Северус такой — способен вывести человека из себя, даже не приходя в сознание. Ничего, она еще устроит ему веселую жизнь. Вернется, когда будет можно, и все-все-все ему припомнит. И надо обязательно спросить, как он защитился от ментальной магии целителей — и зачем? Неужели он что-то скрывает?

А потом она поспешила к лестнице. Надо было торопиться: часы показывали без четверти восемь, и времени оставалось в обрез.

* * *

Как ни странно, на поезд она все же успела. Когда Лили выскочила во двор, левитируя за собой сундук, там еще стояла последняя карета. Она забралась внутрь, закрыла дверцу — и невидимые лошади взяли с места в карьер, унося экипаж прочь от Хогвартса.

В вагон старост она тоже зашла одной из последних. Отыскала свободное купе, отправила сундук на верхнюю полку и пошла проводить инструктаж. То бишь напоминать префектам их права и обязанности: разнимать драки, пресекать хулиганство и отбирать запрещенные предметы, при этом ни в коем случае не опускаться до уровня разнимаемых и помнить о своей должности — а вот о непотизме забыть. Сразу и навсегда. И выразительно покосилась на слизеринцев — у тех хватило совести хотя бы заерзать под ее пристальным взглядом.

После чего Лили объявила собрание закрытым и отправила префектов в рейд по вагонам, а сама осталась в своем купе — на случай, если кому-то понадобится помощь. И не зря: уже через десять минут в дверь постучала зареванная второкурсница — ее подружке стало плохо, и она искала кого-то из старших.

Как выяснилось, глупые малолетки решили попробовать листья алихоции — они-де слышали, что эта штука поднимает настроение и снимает усталость... ну да, а еще вызывает сначала эйфорию, а затем истерику. К счастью, в местной аптечке нашлось стандартное успокоительное с патокой ипопаточника; Лили скормила дурехам полную дозу и заодно прочитала лекцию о токсичных ингредиентах — чем они только на уроках занимаются, раз до сих пор не научились отличать их от волшебных лакомств!

Потом в соседнем вагоне вспыхнула драка — двое гриффиндорцев что-то не поделили с тремя хаффлпаффцами. Недолго думая, Лили окатила всех пятерых холодной водой и заставила приводить в порядок разгромленное купе, а иначе, мол, их родителям придется компенсировать ущерб Управлению железных дорог, которому принадлежит поезд. Для магглорожденных студентов это была страшная угроза — побледнев, они тут же схватились за палочки. Немного понаблюдав за их неуклюжими попытками, Лили покачала головой и отправилась дальше.

В следующем вагоне она столкнулась с продавщицей сладостей. Посмотрела на тележку, заваленную конфетами и пирожными, вспомнила, что не увидит их до конца каникул, вздохнула — и сдалась. Отказавшись от мышек-ледышек (как можно есть то, что пищит и дергается у тебя на зубах?) и мятных жаб (или прыгает в желудке — фу, какая гадость!), Лили купила имбирных тритончиков и уже хотела вскрыть упаковку, как вдруг увидела в конце вагона Сириуса Блэка. Почему-то у окна, а не в купе, да еще и с журналом в руках — видимо, по квиддичу, другой периодики Мародеры не признавали. В памяти сам собой всплыл рассказ Поттера — бедный эльф там, наверное, весь в синяках, а этот дремучий рабовладелец стоит и читает спортивную колонку, как ни в чем не бывало!

Лили убрала в карман тритончиков и сдачу. И позвала:

— Блэк! Знаешь, я была о тебе лучшего мнения — как ты мог так поступить со своим домовым эльфом?..

Он повернул голову, и она поняла, что обозналась. Те же темные волосы, та же горделивая осанка и надменное выражение лица, но совсем другой подбородок, скошенный и безвольный, и более узкие плечи... Регулус, младший брат Сириуса. Так он все-таки вернулся в школу? Ходили слухи, что родители забрали его домой, и до конца каникул он уже не появится.

— Извини, я ошиблась, — сказала Лили. — Приняла тебя за брата.

Он медленно закрыл журнал и взглянул на нее с еле сдерживаемым отвращением.

— Грязнокровка смеет указывать Блэкам, как нам вести себя со своими эльфами? Вижу, он совсем тебя распустил. Такие существа, как ты, должны знать свое место.

Что-о? Ах ты хамло мелкое! Сириус, конечно, рассказывал, что его брат жуткий сноб, но не до такой же степени! Да он почти как Фоули и его приятели!

— Свое — это какое? — тихо поинтересовалась Лили. — Место старосты этой школы? А, я поняла, наверное, ты о том, что не далее как вчера вечером я доварила зелье для твоего отца — по вашей же, между прочим, просьбе!

Он сморщил нос и презрительно оттопырил губу, явно собираясь что-то сказать, но в этот момент вагон сильно тряхнуло, и Регулус выронил журнал и схватился за поручень, разом растеряв всю свою надменность.

— Мы ни о чем тебя не просили, — кое-как выпрямившись, фыркнул он. — Нам бы помог Темный Лорд — великий волшебник, который победил саму Смерть! То, что ты успела раньше, просто досадная случайность, а не свидетельство твоей силы. Склонись перед ним, глупая грязнокровка, склонись и признай его власть, и он тебя не тронет! Наш Лорд справедлив и великодушен, он всем дает шанс, даже таким, как ты!

Да-а... Это уже не просто сноб, а целый готовый прозелит — ишь, как страстно проповедует! Неужели он всерьез рассчитывал впечатлить ее своими угрозами?

Послышался топот. Лили подняла голову — по проходу мчался какой-то первокурсник, и она благоразумно отступила с дороги, но Регулус, видимо, привык, что его все обходят стороной, и не успел увернуться.

— Как я люблю слепую веру и нерассуждающее сослагательное наклонение, — усмехнулась она, когда он предсказуемо сложился пополам, получив локтем в живот; следом за первым мальчишкой по вагону пронеслись еще двое. — Или ты имеешь в виду, что он просто не хотел вам помогать? Иначе как бы я, такая жалкая и ничтожная, смогла случайно опередить победителя самой Смерти?

Регулус выпучил глаза, хватая ртом воздух, и явно потерял дар речи — то ли от боли, то ли от такой немыслимой наглости. Его лицо залила краска, а надутые щеки грозили лопнуть... Чего доброго, еще слюной забрызгает. Лили машинально отступила в сторону и почувствовала под ногой что-то твердое. Скосила глаза... ах да, тот самый журнал по квиддичу.

Вот только на обложке красовался не очередной знаменитый ловец, а размалеванная блондинка в откровенном синем платье, причем вместе с каким-то мужчиной. Их лица показались Лили смутно знакомыми — где-то она уже видела эту женщину... и мужчину тоже, с его характерным взбитым коком и белым костюмом с блестками...

И в этот момент Регулуса прорвало. Он говорил очень громко, почти кричал, но поезд грохотал, набирая скорость, и Лили приходилось напрягать слух, чтобы что-то услышать.

Хотя лучше бы она этого не делала.

— Ты... ты просто наглая грязнокровка, тупая и бесцеремонная! Как ты смеешь в нем сомневаться? Он слишком поздно узнал о нашей беде, но все равно обещал помочь, и даже взял у меня подборку книг по темной скверне! Он отметил меня как равного, удостоил величайшей чести — тебе никогда не понять, что это значит для нас, настоящих волшебников!

Что? Так Блэки обратились за помощью к Тому-Кого-Нельзя-Называть? И отдали ему труды Квинтии Маккуойд, а Сириус решил, что они просто сбежали с полки! О Боже, бедный Сириус, он ведь до последнего надеялся, что родители запретят его братцу ввязываться в политические распри! А они не дождались результатов — поджали хвост и побежали к своему Лорду, не допуская даже мысли о том, что зелье удастся модифицировать. И теперь не знают, куда деваться от позора — ведь им, всесильным Блэкам, помогла какая-то жалкая грязнокровка!

А она еще надеялась на их благодарность. Вот же дура наивная.

— Конечно, куда мне до вас, — хмыкнула Лили. — Если бы моей семье кто-то протянул руку помощи, мне бы и в голову не пришло попрекать его происхождением. И уж тем более бросаться оскорблениями, — она покачала головой. — Впрочем, что я тут с тобой антимонии развожу? Я же с самого начала знала, что благодарные Блэки — это почти оксюморон, а чистые души среди вас в таком же дефиците, как праведники в Содоме и Гоморре. Ни мозгов, ни совести — и так у всей вашей снобской семейки.

Широко распахнув глаза, Регулус то открывал, то закрывал рот, но Лили не собиралась дожидаться, пока он опомнится. Однако не успела она сделать и пары шагов, как вагон снова тряхнуло. Пошатнувшись, она выставила руки, с ужасом понимая, что не успевает ни за что схватиться... Новый толчок — и ее швырнуло прямо на Регулуса. Зубы звонко клацнули, подбородок уперся ему в грудь, макушки коснулось чужое дыхание... Она думала — сейчас он ее отпихнет, но он лишь придержал ее за плечи и помог выпрямиться. И тут же отступил в сторону и с досадой бросил:

— Да кто тебя попрекает? Это ты напала на меня со своими маггловскими ругательствами! А я хотел тебе помочь, дать еще один шанс, замолвить за тебя словечко перед Темным Лордом! Неужели ты думаешь, что Министерство будет вечно защищать таких, как ты? Рано или поздно оно склонится перед его волей, и тогда ты пожалеешь, что отвергла мое предложение!

Предложение? Так это было что-то вроде... извращенной благодарности? Да он просто сумасшедший! Любой нормальный человек за такое разве что в морду плюнет... и то — если не побрезгует.

Должно быть, эти мысли отразились у нее на лице, потому что Регулус сердито прошипел:

— Ты еще пожалеешь, грязнокровка!

А потом развернулся на каблуках и скрылся в ближайшем купе. Раздвижная дверь с щелчком скользнула на место.

Оторопев, Лили глядела ему вслед. Надо же, он еще и оскорбился — вот же скот высокомерный! Решил облагодетельствовать полезную зверушку, замолвить за нее словечко перед дружками-бандитами, и еще удивляется, отчего это низшее существо не оценило заботы! Да на его фоне даже Сириус нормальным человеком покажется, не говоря уж о Поттере — уж он-то точно никогда не намекал, что она ему не ровня!

Обида жгучим комом стояла в горле и никак не проглатывалась. Чтобы отвлечься, она отвернулась к окну и уставилась вдаль. Поезд мчался на юг, и заснеженные деревья плотной стеной убегали назад, а на горизонте возвышалась сизая горная гряда, упираясь в переливчатое перламутрово-серое небо. Вытащив палочку, Лили пририсовала на стекло черного дракона, заставив его разевать пасть и махать крыльями. Казалось, он летит наперегонки с поездом — волшебное существо, которое старается изо всех сил, но никак не может опередить творение маггловской мысли.

— Нет, лучше вот так, — послышалось из-за плеча, и на голове у дракончика встопорщился колючий гребень, а хвост вытянулся и оброс шипами, как у венгерской хвостороги.

Лили обернулась и нос к носу столкнулась с Сириусом Блэком. Его глаза сияли, на губах играла рассеянная, немного шальная улыбка, совершенно преображающая его надменное, замкнутое лицо.

— Кстати, я тут вчера перед сном немного поболтал с матерью, — небрежно заметил Сириус, убирая в карман палочку. — Очень похоже, что твое зелье сработало — по крайней мере, так считают целители. Точно мы поймем только через месяц, но количество скверны в крови уже начало уменьшаться.

— Да, я знаю, — кивнула Лили. — Поттер мне рассказал. И не только об этом, так что я в курсе всех ваших вчерашних похождений, — добавила она с намеком.

Его лучезарная улыбка немного поблекла.

— Признаю, мы немного перестарались... ладно-ладно, я перестарался, — исправился Сириус, поймав ее укоризненный взгляд. — Но этот придурок сам виноват — нечего было вести себя как последнее чмо, тогда бы и разговор вышел не таким... жарким.

Он нервно хохотнул, точно потешаясь над собственной шуткой, и запустил руку в волосы. Берилл Джиггер, которая как-то незаметно нарисовалась у соседнего окна, бросила на него томный взор раненого лебедя, но Лили эти ужимки только раздражали.

Особенно если вспомнить, из-за чего он оправдывался.

— Значит, сам виноват? — медленно закипая, переспросила она. — Очень по-гриффиндорски, нечего сказать! Сначала наброситься на слабого, на того, кто не может дать сдачи, а потом его же и обвинить — сам, мол, напросился!

Сириус приподнял брови. На его лице отчетливо читалось удивление.

— По-моему, ты преувеличиваешь. Особенно насчет слабости и беззащитности. Я эту подлую породу хорошо знаю, от них только и жди удара в спину. Тихушники и трусы, вечно норовят нагадить исподтишка, — он покачал головой. — И не так уж сильно ему и досталось — подумаешь, проучили чуток! В следующий раз будет думать, прежде чем распускать свой поганый язык. Я с ним по-человечески, по-хорошему просил молчать, а это чумазое чмо... — он запнулся и с вызовом продолжил: — Да за такие намеки... что мой брат и Сами-Знаете-Кто... Я их любому в глотку вколочу — любому, ясно? Хоть министерским, хоть газетчикам, хоть всем Упивающимся в полном составе!

В его глазах горела ярость, а щеки раскраснелись, как от мороза; он судорожно сжимал палочку — казалось, дерево вот-вот треснет. В вагоне уже собралась небольшая толпа — девчонки млели, бросая на Сириуса восхищенные взоры, готовые растечься лужицей у его ног.

К горлу подступил ком. Лили поняла, что сейчас ее стошнит, и она тоже растечется лужицей. Только от омерзения. Какое же оно все... неправильное — и эти заносчивые придурки с их альтернативной логикой, и трепетные идиотки, которые не видят дальше своего носа, и весь этот мир с его жестокостью и несправедливостью. Оказывается, Сириус считает всех эльфов подлыми тварями, которые гадят исподтишка — а до чего он додумается в следующий раз? И кто станет его новой жертвой? Чиновники? Газетчики? Или она сама — за правду, которая ему не понравится? Под ногами дрожал пол, стук колес болезненным эхом отдавался в сердце, и в голове пульсировала одна-единственная мысль.

Он такой же. Такой же, как и его брат, чума побери всех этих Блэков, только тот не видит людей в магглах и магглорожденных, а этот вообще ни в ком.

Правда слетела с языка быстрее, чем она успела его прикусить.

— Неужели тебе не приходило в голову, что надо просто спросить у родителей? Бедный эльф лишь повторил то, что день за днем слышал от хозяев, а ты его за это избил! Я говорила с твоим братом, он твердил как заведенный — Темный Лорд то, Темный Лорд это... Нес какую-то чушь, что тот-де оказал ему великую честь и отметил его как равного. Скажешь, я тоже лгу, и вколотишь мои слова мне в глотку?

Но Сириус только побледнел, и беззаботное выражение сползло с его лица, как дурно прилепленная маска.

— Что? Ты говоришь, я... Что? — он моргнул, встряхнул головой, то ли не понимая, то ли не желая понимать.

Лили сглотнула. И повторила:

— Я говорю, что ты дремучий рабовладелец и пещерный плантатор, а твои родители не стали дожидаться, пока я доварю зелье, и обратились к Сами-Знаете-Кому. Это правда, спроси у своего брата, — зачем-то добавила она.

Сириус схватился за поручень. И кивнул:

— Хорошо. Я... спрошу.

Сердце больно сжалось. Прежде она никогда не слышала у него такого тона — тусклого, безжизненного, неестественно ровного. И не видела таких глаз — как после поцелуя дементора, им когда-то показывали колдографии... Внутри невольно встрепенулась жалость; встрепенулась — и тут же затихла.

А кто пожалеет несчастного эльфа? Который виноват лишь в том, что не вовремя подвернулся под руку одному из Блэков? Уж точно не Сириус — он даже сейчас ни в чем не раскаивается и думает только о себе и своей семье. Но как же так? Как один и тот же человек может быть способен и на самую искреннюю любовь, и на поразительное бессердечие? Нет, права была Эмма: все Блэки ненормальные, все до единого, и самое правильное — держаться от них подальше. Не лезть в их проблемы и личные драмы и вообще никак не связываться. И самой не лезть, и Северуса предупредить. Пусть только разрешат опубликовать их статью — и...

Кажется, последнюю мысль она произнесла вслух, потому что Сириус вздрогнул как ужаленный.

— Статью? Ты сказала — статью... вашу статью с Нюнчиком? — медленно переспросил он, и его глаза расширились, а лицо исказилось, как от зубной боли.

Что, и этот туда же? Очередные сентенции на тему «не смей рассказывать Северусу, он всем разболтает»? Лили поудобнее перехватила палочку, вспоминая трансфигурационную формулу для рогов и копыт — ах да, и еще пятачка, как же она могла забыть! — и огляделась по сторонам, машинально прикидывая, кинется ли кто-нибудь его защищать. Дирк Крессвелл — более чем сомнительно, Абигайль Блишвик при Розье и пальцем не шевельнет... Берилл Джиггер тоже отпадает — она пыталась прикинуться уже не раненой, а умирающей лебедью, но получалась разве что коматозная гусыня.

Однако Сириус только помотал головой и хрипло сказал:

— Ты не говорила, что он... твой соавтор. И что он давно все знал.

— Ты что, шутишь? — от неожиданности Лили даже опустила палочку. — Как же ему не быть соавтором, когда основную идею как раз он и придумал? И не делай такие изумленные глаза — я сто раз об этом твердила, всей вашей развеселой компашке!

Казалось, Сириус разом постарел на десяток лет.

— Им — может быть. Но не мне.

Он развернулся, сделал несколько шагов — толпа расступалась перед ним, как волны перед Моисеем... остановился, дернул себя за падающую на лоб прядь и пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Нет. Сначала — Регулус.

И вошел в купе, в котором скрылся его брат.

Все вокруг молчали, будто придавленные грузом случившегося. Только грохотали под ногами колеса, заставляя мерно покачиваться поезд, да мелькал за окном холодный заснеженный пейзаж. Лили обвела взглядом толпу — никто не произнес ни слова, девчонки отводили глаза, но и не думали расходиться.

— Ладно. Будем считать, что представление окончено, — начала было она, но тут вагон содрогнулся от глухого стука. Следом послышался звон стекла вперемешку с ругательствами — похоже, кто-то из Блэков разбил окно.

Лили посмотрела на свою палочку. Потом на дверь — казалось, ее вот-вот проломят: под ударами сотрясалась вся перегородка, а прикрывающие стекло шторки плясали джигу. Да уж, этих братцев мифическим Управлением железных дорог точно не напугаешь...

Подумав, она наложила на дверь Муффлиато и частично трансфигурировала ее в камень. Вот так, и пусть они друг друга хоть поубивают. Главное, чтобы их трупы смирно сидели в купе и не пытались выбраться к нормальным людям.

— Все, представление окончено, — повторила Лили. — Не толпитесь в проходе — я их заперла, так что ничего интересного тут больше не будет.

Роуз и Дейзи переглянулись, кивнули и направились в конец вагона. Вслед за ними потянулись и остальные, и Лили, вздохнув с облегчением, уже сама собиралась последовать их примеру, как вдруг краем глаза заметила какое-то мельтешение на полу. Ах да, тот самый журнал Регулуса — в суматохе и тряске его отпинали далеко в сторону, да еще и прищемили дверью... Девица на обложке кокетливо хлопнула ресницами, а мужчина помахал рукой и сверкнул знакомой кривоватой улыбкой — и в этот момент она его узнала.

Да это же Элвис Пресли! Точно, Элвис Пресли собственной персоной, только какой-то жутко располневший, и рядом с ним — вульгарная блондинка. Но он же маггловский певец — разве чистокровные маги интересуются маггловской музыкой? Тем более такие, как Регулус Блэк?

Воровато оглянувшись, Лили подошла ближе, вытащила журнал из-под двери и отправилась искать укромное местечко, чтобы без помех рассмотреть свою добычу.

И даже не оглянулась на купе, где остались Блэки.

Свободное купе нашлось уже в соседнем вагоне. Правда, по пути ей пришлось разнять две дерущиеся парочки — и одну влюбленную, аккуратно им намекнув, что не стоит набрасываться друг на друга с поцелуями прямо в коридоре «Хогвартс-экспресса». Но в конце концов нарушители закончились, занятые купе — тоже, и Лили с облегчением опустилась на красное плюшевое сиденье и обхватила руками гудящую голову.

День только начался, а на нее уже столько всего навалилось. И один Блэк, и второй, и эти дурацкие обязанности — и еще Северус, который загремел на больничную койку... Может, он хотя бы после этого одумается и перестанет так рисковать? Ага, размечталась. Скорее уж стиснет зубы и пойдет повторять неудавшийся опыт, как только мадам Помфри выпустит его из лазарета. Что случится — Лили сглотнула, вспомнив уверенный тон целителей — не раньше Рождества. Значит, почти половина каникул пройдет впустую, а она так хотела с ним поговорить, обсудить будущую статью... или даже вызвать его на откровенность, ведь не может же он вечно все держать в себе...

Столько надежд, и все зря. Но зимой они вообще редко виделись — всякий раз она надеялась, что уж теперь-то все изменится, и всякий раз им что-то мешало. На первых курсах Северус оставался в школе, чтобы лишний раз не сердить отца, а когда тот их все-таки бросил, стал возвращаться на каникулы домой, чтобы помочь матери, чья магия сильно ослабела от нервного истощения. Из-за ее бесконечных: «Почини крышу», «Поднови забор» и «Осторожно, соседи увидят!» свободного времени у него оставалось немного — но зимой для прогулок все равно было слишком холодно, а в гости он ходить не любил. К себе он ее тоже не звал, а она не напрашивалась: во-первых, после развода у его матери окончательно испортился характер, а во-вторых, она и до этого недолюбливала Лили из-за ее Дара и не стремилась приглашать ее к себе.

Стоило ли нарушать это негласное правило, чтобы предупредить миссис Снейп о несчастном случае? По идее, это забота администрации, и сообщать родителям о таких вещах должны декан, директор или хотя бы мадам Помфри. Лезть не в свое дело и выставлять себя назойливой дурой не хотелось — но еще меньше хотелось испугаться трудностей и выставить себя дурой черствой и эгоистичной.

Так ничего и не надумав, Лили вздохнула и полезла в карман за имбирными тритончиками — близился полдень, на белесом небе медным призраком проступало солнце, а она еще даже не завтракала. Журнал Регулуса лежал на откидном столике; Элвис Пресли все так же махал рукой, сверкая своей фирменной кривоватой улыбкой, а девица в синем платье напропалую кокетничала со зрителями, стреляя по сторонам подведенными глазками.

И вдруг она повернула голову, и Лили замерла — как была, с печеньем в руке. До нее наконец-то дошло, где и когда она видела это лицо. Тогда, в самом начале семестра, когда Поттер сжег журнал того мальчишки, а близняшки его поддержали... В тот раз Лили не успела рассмотреть всю обложку целиком, но это точно был тот самый номер — и с замирающим сердцем она перевернула первую страницу.

И хлопнула глазами, потому что там повторялась та же колдография: Элвис Пресли в своем белом костюме, неизвестная красотка в боевой раскраске... Она дотронулась до бумаги — та оказалась холодной и скользкой на ощупь, — и вдруг на листе проступила зеленая надпись, словно подсвеченная изнутри. «Ты хочешь, чтобы ОНИ наследовали землю?»

На следующей странице опять были колдографии. Маленькие снимки — мужчины и женщины, молодые и старые, в бледно-зеленых униформах Мунго или сливовых судейских мантиях, со значками авроров или в квиддичных перчатках и шлемах... Лили узнала Нобби Лича, первого магглорожденного Министра магии, и Лиззи Уолл, ведущую популярной программы на колдорадио, и Диану Рут, за чьей карьерой в «Уимбурнских осах» пристально следила Лу, и других, чьи лица часто мелькали в «Пророке»... Магглорожденные — все до единого.

Зеленая подпись гласила: «Если бы не квота, на их месте был бы ты».

«Взгляни на магглов», — предлагал журнал на следующей странице. «Это грязные, вонючие, тупые животные». «Они пьют из корыта, моются в нем, моют посуду и стирают одежду, а потом поливают этой водой свои растения». Ну, это явная ложь — в последнее время, конечно, воду приходилось экономить, но до такого точно не доходило, даже в разгар той жуткой летней засухи полтора года назад... И этот кадр тоже фальшивка: Трафальгарская площадь, превращенная в свалку, черные мусорные мешки на фоне величественной колонны... И крысы. Полчища крыс, бурые спинки — точно живой шевелящийся ковер... Бред, маггловские власти никогда бы такого не допустили! Одно дело — заштатный городишко вроде Коукворта, и совсем другое — сердце Лондона!

Она взглянула на следующий снимок — пустые кварталы, погашенные огни, дома с мертвыми слепыми окнами, закрытые заводы и фабрики... Очереди за хлебом и за свечами, бастующие горняки, врачи и пожарные, переполненные морги, трупы, которые некому хоронить... Лили с ужасом переворачивала одну страницу за другой, пока взгляд не выхватил очередную надпись: «Они умеют только одно: убивать себе подобных». ⁽¹⁾

Руки задрожали, и холод растекся по жилам. Она оттолкнула журнал — он проехал по всему столику, упал на противоположное сидение. Вверх обложкой — с гладкой бумаги, как живой, улыбался Элвис Пресли и строила глазки накрашенная блондинка. Точно заевшее немое кино, которое повторялось раз за разом; осколок вечности, впечатанный в дешевый глянец.

За окном тянулись дикие холмы, поросшие кустарником и занесенные снегом. Поезд мчался по рельсам, стуча колесами и подскакивая на стрелках. Лили зажмурилась, но мысли продолжали ворочаться в голове, будто гигантские жернова. Видел ли это Северус? И если да, то поверил ли увиденному? Неужели он тоже считает всех магглов грязными животными? Ее отца и мать, и даже сестру — в детстве он всегда называл Петунью тупой магглой, когда хотел побольнее ужалить... А она сама? Считает ли он, что она отняла у него место в Министерстве? Но ведь в Отдел тайн так просто не попадешь, даже по квоте — нужны референции от преподавателей, и высокие баллы на экзаменах, и открытая вакансия, и даже в этом случае ее возьмут только стажером...

А его — не возьмут. Со всем его умом и талантами, несмотря на новые идеи и открытия... У него даже референции нет, и это по зельеварению, по профильному предмету! А у нее — есть, хотя ей она ни к чему... Завидует ли он ей — как Лу, как другие гриффиндорские девчонки? Считает ли, что жизнь к нему несправедлива? И если да, то кому он собирается мстить? Всему миру — или только ей?

От этой мысли внутри все заледенело, и противно заныл висок. Нет, не может быть, Северус точно не такой... Лили помассировала больное место кончиками пальцев — и услышала скрип отворяющейся двери.

— Лили?

Она подняла голову — и чуть не ахнула. В коридоре стояла Эмма — ее черная фигура резко выделялась на фоне белого снега за окном. А ее лицо... Она словно проплакала всю ночь, а потом забыла о косметических чарах. Болезненная бледность, траурные синяки под глазами и припухшие веки... Что случилось? Кто ее обидел? Если это Саймон, пусть пеняет на себя! Вдвоем они ему точно покажут!

— Я тебя обыскалась — весь поезд обошла, а ты, оказывается, вот где прячешься, — но голос подруги звучал по-прежнему бодро, а улыбка не казалась вымученной. Она шагнула к противоположному сиденью — и замерла, заметив яркую обложку.

— Это же... Дай сюда — не нужно тебе расстраиваться из-за всякой ерунды!

«А сама-то?» — хотела возразить Лили, но злополучный журнал уже успел раствориться в складках черной мантии, а подруга — усесться напротив и взять ее за руку.

Пальцы Эммы оказались очень теплыми, почти горячими, а пожатие — удивительно крепким. Разительный контраст с ее собственной холодной и вялой ладонью.

— Я хочу, чтобы ты знала, — тихо начала Эмма, — что не все из нас думают так же. Поттер еще в начале семестра пригрозил оборвать уши тем, кого застукает с этой дрянью. Особенно если эту дрянь успеешь увидеть ты. А Блэк, — она поморщилась на этом имени, — Сириус Блэк добавил, что оторвет не только уши, но и... хм... кое-что еще.

Что? Вот это да! Выходит, Мародеры пытались ее защитить? По-своему, по-мародерски, но тем не менее. Со стороны Поттера это почти... мило.

А вот Блэк...

— Пусть братцу своему что хочет, то и отрывает, — буркнула Лили. — Это Регулусов журнал — он его бросил, а я подобрала, — и, решившись, добавила: — Откровенность за откровенность — а тебя кто обидел? Только не говори, что никто — я же не слепая... — и дотронулась до уголка глаза, намекая на опухшие веки.

Эмма склонила голову. Усмехнулась, но усмешка вышла невеселой.

— Ты не поверишь, но тоже Регулус. Он донес моему отцу... о нас с Саймоном. Я купила его молчание — еще давно, сразу, как только он нас застукал, но после вчерашнего ему захотелось... как он это назвал? «Позаботиться о моральном облике кузины»? — она скривила губы в подобии улыбки; на ее лице читалась злость пополам с мрачной иронией. — Словом, он пересмотрел условия нашего соглашения. Теперь они все знают.

— Так он еще и доносчик? Вот же сволочь заботливая! — не сдержавшись, воскликнула Лили. — Жалко, что я ему не врезала! Мне он покровительство предлагал — мол, склонись перед нашим Лордом, и мы тебя не тронем. Знала бы, что он еще и тебе нагадил — точно бы прокляла! У тебя ведь теперь будут проблемы, да? Ну, с родными?

Эмма подалась вперед — так, что ее лицо оказалось совсем близко — и шепотом сказала:

— Ты даже не представляешь, какие, — зачем-то оглянулась на дверь и добавила: — Но я — то есть мы... в общем, я уже все решила. Подробнее сейчас рассказать не могу... просто хотела предупредить: что бы ты обо мне ни услышала — не удивляйся, ладно? Я знаю, что делаю.

Она легко поднялась на ноги — словно распрямилась сжатая пружина. Пригладила волосы, возвращая на место выбившуюся прядь, и в темных глазах вспыхнул опасный огонек, а щеки окрасил румянец.

— Мне пора, иначе я опоздаю. Не удивляйся ничему, запомнила? Не пиши мне, не проси объяснений, а лучше всего держись от меня подальше. Не надо, чтобы нас видели вместе. И пожелай мне удачи, пожалуйста. Нам бы она сейчас пригодилась.

Подруга уже давно скрылась в коридоре — качнув кожаными шторками, раздвижная дверь со стуком встала на место, — но Лили продолжала глядеть ей вслед. Потом вздохнула и скрестила пальцы.

И изо всех сил пожелала Эмме с Саймоном удачи. Во всем, что бы они ни задумали.

* * *

Родной дом встретил ее радостной суетой и намечающейся генеральной уборкой. У отца на фабрике все обошлось, с профсоюзом удалось договориться, и до следующего года забастовок не предвиделось. Мать порхала по комнатам психоделической бабочкой с тряпкой и щеткой наперевес, надолго припадая к каждому углу, словно к цветку с нектаром. Потом Лили это надоело — она достала палочку, засучила рукава и сама принялась за уборку.

Грязь в комнатах сдалась быстро, а вот на кухне сопротивлялась до победного конца. Но в конце концов последнее пятно в духовке все-таки отчистилось, а кружевные занавески засияли первозданной белизной — мама ахнула, когда увидела, что магия справилась даже с застарелым пожелтением, причем безо всякой стирки.

Дальше дом было нужно украсить к Рождеству, и тут Лили спасовала. Нет, конечно, она могла создать простенькую иллюзию венка из омелы, или заставить елочные шары петь рождественские гимны, или наколдовать фейерверк, но сомневалась, что родители это оценят. Не говоря уж о Петунье с ее Верноном, которые в этом году обещали приехать на праздники. Так что она ограничилась тем, что помогла матери развесить светящиеся гирлянды, покорно выполняя все ее: «Сдвинь вправо! Нет, влево! В другое лево, Лили, то, которое снизу!» — а потом соврала, что ей надо заниматься, и сбежала в свою комнату.

Хотя на самом деле это была не такая уж неправда: мистер Белби написал, что ждет от нее черновик статьи, и Лили собиралась за каникулы привести свои записи в нормальный вид и разбавить их ссылками хоть на какие-нибудь авторитеты. Так что она полезла в сундук за рабочим блокнотом — и тихо ахнула, когда увидела на первой странице дважды подчеркнутое: «Взять из дома учебник по арифмантике за третий курс». Петтигрю! Она же совсем о нем забыла, хотя сначала собиралась навестить его в Больничном крыле и оставить список литературы. Но потом началась эта катавасия с Северусом, и все остальное вылетело из головы. Ну ничего, в конце концов, ему никто не обещал, что занятия по арифмантике начнутся еще до Рождества — утешив себя этой мыслью, она открыла свои вычисления и принялась за работу.

Впрочем, сидеть над статьей все каникулы Лили не собиралась. Сначала она успела повидаться с Мэри (та затащила ее в Косой переулок на рождественскую распродажу — благословен будь тот, кто придумал чары левитации, иначе они нипочем не доволокли бы пакеты до дома), а во вторник и в четверг наведалась в Хогвартс. Лили боялась, что ее не пропустят, но ворота распахнулись как по волшебству, стоило только сказать Хагриду, что в Больничном крыле остался ее друг, который пострадал перед каникулами от несчастного случая. Добродушный великан так расчувствовался, что полез в карман за носовым платком — а вот мадам Помфри осталась глуха к ее уговорам и заявила, что к Северусу по-прежнему нельзя, приходите в субботу, и даже отказалась передать ему упаковку шоколадных лягушек и сахарных перьев. Мол, сладкое ему сейчас вредно, хотите пожелать здоровья — шлите открытки. Их она, так уж и быть, не запрещает.

Пришлось уйти ни с чем — спорить со школьной медсестрой было себе дороже. Разочарованная, Лили вернулась в Коукворт и от безысходности решила прогуляться до Паучьего тупика и заглянуть к миссис Снейп. Наверняка мадам Помфри рассказала ей больше — или даже пустила к сыну, посидеть у его постели и подержать за руку... Однако на стук никто не отозвался, и сам дом выглядел пустым и заброшенным: мутные серые окна давно нуждались в мытье, а на крыльце высился нетронутый сугроб. Впрочем, кто-то сюда все-таки приходил — от дома до калитки были протоптаны две тропинки, и из переполненного почтового ящика торчала газета. Кажется, позавчерашняя.

Может, миссис Снейп отправилась в Хогвартс? А потом заночевала в Больничном крыле... Да нет, ерунда какая-то — мадам Помфри не упоминала, что Северус настолько плох, по ее словам выходило, что он быстро идет на поправку... Тогда куда делась его мама? Решила навестить кого-то из родственников, чтобы не встречать Рождество в одиночестве? Не слишком убедительное объяснение, но ничего другого в голову не приходило. Окончательно запутавшись, Лили вернулась домой — и на пороге столкнулась с собственной матерью, чем-то сильно озабоченной.

Как выяснилось, дело было в лимонах. Точнее, в их отсутствии, причем как в холодильнике, так и в ближайших магазинах, и теперь плакал ее фирменный соус, а Петунья приедет уже завтра, и не могла бы ты, деточка... хотя бы один раз, в виде исключения... чертовы торговцы, ведь праздники же на носу, почему у них нет никаких продуктов!

Лили, конечно же, «могла». Но ближайшие лимоны нашлись только в Манчестере — пришлось заодно прихватить свежей мяты, корицы и орехов для пирога, чтобы не мотаться постоянно туда-сюда, а потом она до вечера возилась с готовкой и грязной посудой и очень скоро и думать забыла о странностях семейства Снейпов.

И так бы о них и не вспомнила, если бы не приснившийся ночью кошмар.

Во сне она брела по бесконечным коридорам какого-то замка, похожего на Хогвартс, только совершенно пустого, и пыталась попасть на другой этаж. Но там, где наяву были лестницы, оказывались только тупики и запертые двери, а Северус все никак не находился, хотя она точно знала, что ищет именно его и без него не сможет выбраться — и повсюду, куда бы она ни сворачивала, ее преследовал запах ванили и ржавчины, тот самый, который витал тогда в лаборатории. Он забивался в нос и рот, тяжелый и плотный, как комок сырого теста, а когда впереди забрезжил слабый огонек, она сорвалась на бег, задыхаясь от нехватки воздуха...

...и вдруг коридор сменился какой-то комнатой с дощатым полом и низким потолком, и в дальнем углу Лили увидела Северуса. Он стоял к ней спиной, свесив голову на грудь — слишком длинные волосы падали на плечи, разделяясь на пробор на затылке, и в лунном свете казалось, что темные пряди припорошены чем-то серебристым. Инеем? Или... сединой?

Он потянулся к горлу, то ли расстегивая воротничок, то ли пытаясь нащупать пульс — одним слитно-текучим движением, как при замедленной съемке. Лили хотела его окликнуть, сказать что-нибудь, лишь бы нарушить эту мертвенную тишину, но не могла выдавить ни звука и только глядела расширившимися глазами, как он опускает руки и все так же медленно разворачивается к ней.

На его ладонях была кровь.

* * *

В пятницу приехали Петунья с Верноном. От их присутствия дом ожил, наполнился движением и чужими голосами, но при этом словно бы стал в два раза меньше и потерял половину комнат. И немудрено — сестриному избраннику было бы тесно и в Букингемском дворце. Точно газ, Вернон Дурсль заполнял собой все пространство, а его громогласные поучения доносились даже до второго этажа. Кроме того, он много ел, много пил, был напрочь лишен чувства юмора, пышными усами неприятно напоминал профессора Слагхорна и не понравился Лили с первого взгляда — хотя родители были им совершенно очарованы и охотно внимали его разглагольствованиям.

От зоркого ока Петуньи это не укрылось — Лили весь вечер ловила на себе короткие острые взгляды, которые резали не хуже ножа. Поэтому сразу после ужина она встала из-за стола и сбежала мыть посуду, однако через несколько шагов осознала, что недооценила аппетит гостя и переоценила собственные силы. Гора тарелок опасно балансировала в руках и грозила вот-вот развалиться, но впереди спасительной гаванью уже маячила кухня — Лили спринтерским броском преодолела оставшееся расстояние и локтем нажала на дверную ручку. Бочком, точно краб, просочилась внутрь и плечом надавила на выключатель.

Наверху мягко засветилась лампа — желто-зеленый абажур «под Тиффани» разбрызгивал на дубовую мебель разноцветные блики. В углу дышала жаром черная духовка — от нее щекотно и сладко пахло почти готовыми булочками, и рот сам собой наполнился слюной.

Лили сгрузила свою ношу рядом с мойкой (ножи и вилки со звоном посыпались на пол — плевать, все равно все грязное) и обнаружила на пороге кухни Петунью.

— Вижу, ты окончательно разрываешь все связи с миром нормальных людей, — ядовито фыркнула та. — Даже посуду разучилась мыть без этих своих колдовских штучек.

— А почему бы и нет? — пожала плечами Лили. — Если они экономят силы и время?

Петунья вспыхнула не хуже духовки, и ее худое, длинное лицо медленно налилось красным. Она явно хотела что-то возразить, но вместо этого отвернулась к окну, одним резким движением отдернула кружевную занавеску и схватила с подоконника лейку.

— Я не понимаю, что не так, — сказала Лили излучающей недовольство спине. — Ты же сама мне выговаривала, что родителям пришлось платить большие штрафы за перерасход воды. Я учла — магия ее не тратит. Так чего ты опять злишься?

Петунья не ответила. Только поудобнее перехватила ручку и, орудуя лейкой как мечом, с силой ткнула носиком в политую еще с утра герань. В пузатый глиняный горшочек потекла тонкая струйка воды.

Ну и черт с ней.

Лили повернулась к раковине, заткнула пробкой слив и включила воду. Первый кран поддался легко, а вот со вторым пришлось повозиться. То ли внутри что-то заело, то ли маггловские мойки и впрямь отличались от магических.

— Ты что-то увидела, когда на него смотрела? Как... как с тетей Милли, да? — внезапно спросила Петунья. Ее голос дрожал.

Лили так опешила, что не сразу нашлась с ответом. Дождалась, пока раковина до половины наполнится водой — почти рыжей от ржавчины, похожей на некрепко заваренный чай, — завернула оба крана, пальцем проверила температуру и только тогда сказала:

— Я же объясняла — мои способности так не работают. Арифмантика только подтверждает или опровергает гипотезы, но сама их не создает. А Дар... — она поежилась, вспоминая недавний сон, и добавила — скорее для себя, чем для сестры: — Даже если бы я что-то увидела, это все равно бы ничего не решало. Одни смутные образы, сплошные вопросы, и никаких тебе точных ответов.

Она взяла с полки средство для мытья посуды — высокую пластиковую бутылочку с ядовито-желтым лимоном на этикетке, но не успела даже открутить колпачок.

— Так что ты увидела? — глухо спросила Петунья. Ее взгляд обжигал. — Разрушенные стены? Кровавые лужи? Оторванные конечности? Будь так добра, поделись со мной своими смутными образами, а точные ответы я и сама найду!

— О Господи, Туни! — Лили не знала, смеяться ей или плакать, в итоге ограничилась тем, что покачала головой. — Ну что ты придумываешь, я же ясно сказала — нет у меня таких талантов, чтобы наперед знать будущее каждого человека! Преподавателя по зельям мне твой Вернон напомнил. Усами и фигурой, вот я и подумала, что к старости он будет вылитый профессор Слагхорн.

— Ты... ты хочешь сказать, что мой жених... похож на кого-то из ваших? Ненормальных? — от возмущения Петунья даже начала заикаться.

Ссориться не хотелось, спорить и что-то доказывать — тоже, к тому же не родился еще тот человек, который сможет переубедить ее старшую сестрицу. Так что Лили молча пожала плечами и потянула из кармана палочку — воду нужно было очистить от ржавчины, иначе она вся осядет на тарелках.

Петунья сощурилась, сердито раздувая ноздри. Бог весть, что ее разозлило — то ли оставшийся без ответа вопрос, то ли очередное проявление ненавистной магии, — но взрываться она не спешила. Только поджала губы, со стуком поставила лейку и загремела дверцей духовки, доставая противень с булочками. Из черного зева горячо и сладко запахло выпечкой.

— Ты уж определись, за что именно меня ненавидишь, — неожиданно даже для себя выпалила Лили. Повинуясь небрежному взмаху, ржавчина сбилась на дне в мутный, рыже-коричневый комок и потянулась к кончику ее палочки. — За то, что мои видения накликали на тетю смерть — или за то, что они ее не спасли?

Петунья застыла, так и не вытащив противень до конца. На алебастрово-белой шее проступили бисеринки пота; она смахнула их и заговорила — очень тихо и очень серьезно, как еще никогда не разговаривала с младшей сестрой:

— Нет, Лили. Это не ты. Это ирландцы. Звери, а не люди — даже послов убивают и самолеты взрывают, что уж говорить о таких, как мы. ⁽²⁾ Я ведь еще на свадьбе поняла, что этот человек не доведет ее до добра. Не видела, как ты, а просто знала — увез ее в Белфаст, подумать только... — на мгновение она поджала губы — и нехотя, словно через силу, продолжила: — И сейчас, с этим твоим Снейпом... Я точно знаю, что он навлечет на тебя беду. Дурная наследственность, дурные знакомства — любому дураку ясно, что он пойдет по кривой дорожке. А ты словно заперлась в своем хрустальном замке и слушать никого не желаешь...

Она с силой провела рукой по лицу — и, точно очнувшись, рывком выдернула противень из черного чрева духовки. Поставила его на плиту — от кругленьких, идеально ровных булочек пахло ванилью и тем неуловимым запахом дома, который никогда не могли повторить хогвартские эльфы. Как не могли повторить и коричневую глянцевую корочку, из которой черными островками выпирал изюм.

Лили смотрела на булочки, глотала слюну и молчала. Ей бы хотелось заорать, что это неправда, Северус никогда так не поступит, но полной уверенности у нее уже не было. Только не после сегодняшнего кошмара — пророческого, как осознала она с внезапной тоской. И надо же было сестре с ее безжалостной проницательностью угодить именно в эту болевую точку...

— Мой Вернон, может, звезд с неба и не хватает, — ободренная ее молчанием, снова заговорила Петунья, — но зато очень надежный. Настоящий защитник и опора, за такого любая ухватится. Он уже сейчас готов обеспечивать семью, не то что некоторые — даже предложить девушке ничего не могут, а туда же... — она осеклась и продолжила уже своим обычным сварливо-недовольным тоном: — Я сказала ему, что ты учишься в Шотландии, в школе для одаренных детей. Надо же было объяснить твои таланты и постоянное отсутствие — мама говорит, ты собираешься в какую-то сверхсекретную контору... Надеюсь, программа по этой вашей арифмантике не слишком отличается от нормальной человеческой математики.

Петунья считает ее талантливой? От изумления Лили чуть не выронила палочку, и почти втянувшийся в нее рыже-коричневый комок шмякнулся обратно в раковину, подняв кучу брызг. Вот черт — опять начинать заново...

Но через миг это перестало иметь значение. Потому что кисловатый холодок ржавчины смешался в носу с обволакивающей сладостью ванили — и внезапно Лили вспомнила, как Северус обыграл ее в угадайку, и поняла, над каким зельем он все это время работал.

* * *

Когда она отложила перо и устало откинулась на спинку стула, за окном уже брезжил рассвет. Чернильно-синее небо медленно бледнело, будто какой-то могущественный волшебник чистил его Тергео, и над живой изгородью висела почти круглая луна — до полнолуния оставался всего один день, как само всплыло в голове, трещащей от знаний по астрономии.

И не только от них — после бессонной ночи виски ломило, а от таблиц и коэффициентов рябило в глазах. Но результаты того стоили: если она не ошиблась в расчетах, то с вероятностью в семьдесят девять процентов Северус сумел воссоздать зелье Перевернутой реальности. То самое, которым Гормлайт Гонт опоила Изольду Сейр и заставила ее принимать друзей за врагов, а врагов — за друзей.

Эта версия объясняла все: и почему Северус так внезапно подружился со слизеринцами, а на нее нарычал, и почему через несколько дней перестал рычать и начал извиняться — ничего удивительного, с учетом его милой привычки тестировать все на себе... А запах ванили и ржавчины, который почудился ей тогда в лаборатории? Видимо, все-таки не почудился — именно этот аромат наколдовал Северус, когда загадал зелье Гормлайт Гонт, потому-то она его и вспомнила.

И взрыв. Эта гипотеза объясняла взрыв — и то, почему Северус закрыл свой разум от целителей: не хотел, чтобы они узнали о его попытках сварить темное зелье и сообщили в аврорат...

О Господи, аврорат. Получается, он теперь преступник. А если в следующий раз зелье не взорвется, и он сумеет его доварить? И протестирует на ком-то другом — и этот кто-то что-то натворит, а виноват будет Северус...

Его посадят. Схватят и упрячут в тюрьму — именно об этом предупреждал сон, о крови на его руках... Нет, этого нельзя допустить! Надо ему объяснить, что это уже не игрушки, а серьезное нарушение закона, которое почти наверняка плохо кончится. Он сам ей рассказывал об Азкабане и дементорах, не станет же он так рисковать ради какого-то опыта!

Лили вздохнула и потерла виски. Смотря что за опыт, конечно, и только в том случае, если он ей поверит.

Значит, нужно его убедить. Сразу после завтрака отправиться в Хогвартс, уговорить мадам Помфри пропустить ее к Северусу, рассказать ему все и положиться на его здравый смысл.

Но после завтрака вырваться не удалось — внезапно на нее свалилась куча дел, требующих внимания именно в Сочельник. Так что к тому моменту, как она переступила порог замка, было уже два пополудни.

Как всегда на каникулах, Хогвартс казался вымершим: под высокими сводами гуляли одни сквозняки, а белые окна были затянуты ледяными узорами. Вдоль стены загадочно мерцали хрустальные песочные часы — камешки, отсчитывающие факультетские баллы, замерли в неподвижности, дожидаясь начала семестра. Самой высокой была горка сапфиров, но Гриффиндор шел вторым — спасибо квиддичу и ноябрьской щедрости директора.

Неужели в этом году нам светит Кубок? Утрем нос равенкловцам — он им и так каждый год достается...

С ботинок успела натечь целая лужа. Очистив их, Лили направилась к лестнице на второй этаж. Поднялась по мраморным ступенькам, легко касаясь перил. Эхо ее шагов волнами расходилось в упругой густой тишине, за спиной слышались негромкие голоса портретов: «Анна, душечка, вы слышали? Сегодня вечером Бэзил собирает всех наших отпраздновать канун Рождества». — «Что вы такое говорите, милая Вайолет? Я — и этот неотесанный чурбан?»

Их болтовня омывала ее, как волны, плескалась в ушах, не доходя до сознания. Лили на мгновение задержалась перед дверью, набрала в грудь воздуха и потянула на себя массивную створку. Взгляд сам собой устремился к дальнему углу — к уже привычной серой ширме, за которой лежал Северус...

...вот только там было пусто. Лишь трепетали, словно крылья бабочки, занавески на окне, да белели свежие простыни на аккуратно застеленной кровати. И никакой ширмы. И никакого Северуса...

Лили остановилась. Сжала руки в кулаки — неужели его перевели в Мунго? Но как же так, он же явно шел на поправку!

В этот момент из своего кабинета выглянула мадам Помфри — нахмуренная и деловитая, в сбившемся набок чепце и с палочкой наперевес. В лазарете тут же завоняло чем-то сырым и затхлым... что, опять Пивз со своими бомбами? Неужели он где-то раздобыл болотную воду?

— А, это вы, мисс Эванс, — лоб мадам Помфри немного разгладился. Она сунула палочку в карман накрахмаленного передника. — Опять к мистеру Снейпу?

— Да, я хотела его навестить — вы сказали, в субботу уже будет можно... А где он?

Медсестра поджала губы. Смерила Лили подозрительным взглядом, словно решая, стоит ли с ней откровенничать, и наконец неохотно сказала:

— Мистер Снейп... был весьма категоричен в своем желании выписаться именно сегодня. Я не вправе удерживать совершеннолетних пациентов против их воли.

Лили обомлела. Так он не в Мунго? Решил, что ему уже лучше, и попросту сбежал из Больничного крыла? Вот балбес! Он же так до конца и не вылечился! А вдруг у него начнутся осложнения?

— Спасибо, мадам Помфри, — вслух вздохнула она. — Я попробую с ним поговорить.

Медсестра сухо кивнула и, сочтя эту тему исчерпанной, скрылась в своем кабинете. Тонко хрустнуло стекло, из-под двери потянуло неприятным запашком — похоже, уборка после Пивза была в самом разгаре.

Лили поплелась к выходу, судорожно пытаясь понять, куда мог отправиться Северус. Домой, в Паучий тупик? Или... доваривать свое зелье?

Она остановилась — вспотевшая рука замерла на дверной ручке. Надо проверить лабораторию — если она угадала, то он должен быть там. А если нет... если его там не окажется, то ей никто не запрещает заглянуть потом и в Паучий тупик. Не съест же ее миссис Снейп за вежливое поздравление с Рождеством!

Решившись, Лили затворила за собой тяжелые створки и зашагала к лестнице — но потом передумала и свернула к гобелену с охотниками, чтобы срезать путь. Из темного отверстия тянуло промозглым холодом; поежившись, она невольно вспомнила то страшное утро — о Боже, это было всего лишь в понедельник, а кажется, будто прошло много лет...

Тяжелая ткань опустилась за спиной, отсекая последние крохи дневного света. Лили потянула из кармана палочку и зажгла Люмос. Голубоватый огонек заплясал на деревянном кончике — из сумрака проступила неровная каменная кладка и изнанка гобелена со свисающими рядами разноцветной бахромы. Лили посветила себе под ноги — пол здесь оставлял желать лучшего, ахнуть не успеешь, как навернешься и что-нибудь сломаешь, — и услышала негромкие голоса.

Они доносились из того коридора, откуда только что пришла она сама. Толстый гобелен приглушал звуки, но скоро она смогла разобрать слова...

— ...поддаваться на его уговоры, — с жаром заявила Лу. — После того, что он мне устроил в прошлый раз. Дважды подставляться под один и тот же бладжер — нет уж, благодарю покорно.

— Ну, теоретически он мог за это время исправиться, — рассудительно заметила Хлоя Уотерс. — Понял, что ты ему дорога, переосмыслил ваши отношения...

Ее голос звучал над самым ухом — подружки подошли к потайному ходу почти вплотную, и на мгновение Лили показалось, что они тоже решили им воспользоваться... но нет. Пронесло.

— Переосмыслил он, как же, — хмыкнула Лу. — Чурбаном был, чурбаном и остался — такие вообще не меняются...

Лили мысленно хихикнула. Похоже, живые сплетницы недалеко ушли от нарисованных — но внезапно прозвучавшее «Поттер» заставило ее подобраться и обратиться в слух.

— ...ты разве не знала? — удивилась Хлоя. — Это еще до каникул было, Поттер просто встал посреди гостиной и заявил, что больше никаких шуток и розыгрышей, отныне он становится самым примерным старостой за всю историю Хогвартса... И с тех пор Мародеров будто подменили — честно сказать, я даже иногда скучаю по прежнему Блэку, такому дерзкому и мужественному...

Лу что-то ответила — что именно, Лили не расслышала, они успели уйти слишком далеко. Сердце молоточком колотилось в груди, внутри разливалась радость, как от Эйфорийного эликсира... Неужели он и правда так поступил? И ничего ей не сказал — решил доказывать, что изменился, не словами, а делом?

Если так... если это и в самом деле так, значит, она все же сумела до него достучаться. Что ж, если не выгорит с Отделом тайн, можно будет устроиться в Хогвартс — после такого педагогического подвига они ее с распростертыми объятиями примут. До сих пор она думала, что перевоспитывать Поттера так же бесполезно, как проповедовать нюхлерам восьмую заповедь: вроде и слушают, и даже кивают, а загребущие лапки все равно к чужому золотишку тянутся. И вдруг — такой сюрприз. Неужели она его недооценила и на самом деле он лучше, чем кажется?

Приподнятое настроение продержалось до Южной башни — до первой арки, которая легко откликнулась на пароль и безо всяких спецэффектов пропустила ее дальше. Значит, Северус у себя в лаборатории? Или как минимум заходил туда сразу после Больничного крыла... Она поднялась по винтовой лестнице — так и есть, ловушки были дезактивированы — и, облизнув пересохшие губы, заглянула в комнату.

Северус обернулся на скрип — блеснули черные глаза, длинные волосы упали на лоб, и Лили замерла, не в силах отвести взгляд от дорогого лица, от резких, неправильных черт, словно тавром выжженных у нее на сердце...

А потом по спине побежали мурашки — потому что он стоял у стола и рассматривал флакон с каким-то зельем, а в углу сверкал начищенным боком медный котел. И единственное окно было распахнуто настежь... чтобы избавиться от предательского запаха ванили и ржавчины?

Сглотнув, она переступила порог.

— Северус?

Флакон моментально исчез в складках черной мантии.

— Лили? Что ты здесь делаешь?

В его голосе звучало недоумение — и искренняя, непритворная растерянность, и даже что-то похожее... на страх? С чего бы ему ее бояться?

Она шагнула вперед, положила ладонь ему на предплечье — он вздрогнул, как от удара, и на мгновение изменился в лице... Но не отстранился. И ждал ответа.

— Тебя навещаю — вообще-то я уже два раза приходила, но мадам Помфри меня не пустила, — сказала Лили и увидела, как расширились его глаза. Выходит, он не знал? Думал, что она о нем забыла? — Не знаю, что ты себе вообразил, но я и правда волновалась! Чуть не спятила от страха — мало того, что ожоги, так еще и обезболивающее... Целители тебя с того света вытаскивали!

Она осеклась. Спокойнее, Лили, спокойнее. Иначе он сейчас уйдет в глухую оборону, и плакали твои шансы на нормальный разговор. Вон как подобрался, голову вскинул — вылитая кобра перед броском... Вдох, выдох — и она заговорила снова:

— Но это уже неважно — главное, что ты все-таки выздоровел. И сразу кинулся к котлу, как я погляжу? Трудиться над очередным проектом? — кивнула на его руку, скрытую складками мантии, и с деланной небрежностью спросила: — Что это у тебя, зелье Перевернутой реальности?

И сразу же поняла, что ошиблась. Северус замер, будто обратился в камень, в бездушную ледяную глыбу. Не лицо — посмертная маска, обрамленная неряшливыми, неровно обрезанными волосами; не глаза — пылающие черные уголья...

Потом они потухли.

Он склонил голову набок. Спросил — негромко, с каким-то отстраненным интересом:

— А если я скажу, что да? Попробуешь меня остановить?

— Ты... — внутри будто что-то взорвалось. В глазах померкло, воздух вокруг стал тугим и горячим, и слова раскаленным потоком хлынули с языка: — Тебе что, этих ожогов мало? Повторения захотелось? Еще один несчастный случай — и ты можешь даже не дойти до лазарета! Завязывай с экспериментами, Сев — это уже не шутки, это темная магия! Серьезное преступление!

Он схватился за край стола — с такой силой, что побелели костяшки. Ветер качнул оконной створкой, осыпал его горстью мокрых снежинок; подтаявшие искорки осели на волосах, на черной мантии, но Северус ничего не заметил. Разомкнул сухие, потрескавшиеся губы — так расходятся края незажившей раны.

— Вот как? Так ты меня считаешь преступником? — его черты исказила хищная, злая усмешка. — А ты, значит, делаешь благородное дело, спасаешь мир от мразей вроде меня? Готова миндальничать с темными тварями, но не с темными волшебниками?

Она опешила. Придвинулась к нему, подняла руку — и опустила, не решаясь дотронуться. Осторожно спросила:

— Северус, ты о чем вообще говоришь?

— О твоих Мародерах, о чем же еще! — в его глазах разгоралось черное пламя. — Только я вот чего не понимаю: эликсир Чистой крови не принимает кровь Блэка — ты же сама видела, как зелье свернулось, хватило и пары капель... Неужели ты даже не задумалась, где он так замарал душу? Не заинтересовалась его преступлениями... тем, что он успел — или не успел — совершить?

Он что, издевается? Опять за свое — сводить все к Мародерам и их непонятным грехам, говорить загадками, ничего не объяснять и ждать, что она сама догадается?

— Да какая мне разница, что у него с душой? — огрызнулась Лили. — Я не понимаю твои намеки — хочешь что-то сказать, говори яснее! А еще лучше — перестань валить с больной головы на здоровую, мы сейчас говорим не о нем, а о тебе! Это не Блэк сварил темное зелье, а ты, и это тебя могут схватить и посадить за это в тюрьму! Давай, скажи мне, что я ошибаюсь, что ты знать не знаешь ни о каком зелье Перевернутой реальности! Давай, Северус, ну что же ты молчишь?

Он потупился, не в силах глядеть ей в глаза. Бледный и осунувшийся, с перекошенным лицом, в этот миг он напоминал гаргулью с замкового карниза. От окна дышало сыростью и зимним холодом — прямо ему в спину, и на столе уже блестели росистые капли, сверкали на полу, на начищенном медном котле, но Северус не двигался и даже, кажется, перестал дышать.

Наконец он поднял голову. И произнес — так горько, что от одного его голоса сводило скулы:

— Так значит, душа Блэка тебя не заботит? А моя душа, Лили? Моя? Ты же должна понимать... — он осекся, прикрыл глаза и заговорил снова: — Ты же сама оставила мне зелье и книгу, чтобы я ее спас — значит, знала, что моя душа... Тогда почему, Лили? Совятня и вот это сейчас — только за то, что я его сварил? Не использовал даже, а просто сварил? Даже если это никак не запятнало мою душу?

О чем это он? Души, книги, зелья, совятня... Какое-то спасение — чье, от чего? Ничего не разобрать. Он словно говорил на чужом языке — и не торопился с переводом.

Потом будешь гадать — нужно что-то делать, ему же совсем плохо... Лили попыталась взять его за руку, но Северус шевельнул кистью, стряхивая ее пальцы.

— Сев, я тебя не понимаю. Я вижу, что ты чем-то расстроен, но я и правда ничего не понимаю. Может, ты объяснишь, и мы вместе что-нибудь придумаем?

Она говорила мягко, осторожно, как с детенышем единорога или особо пугливым гиппогрифом — профессор Кеттлберн наверняка поставил бы ей «превосходно», но Северус только нахмурился.

— Твой подарок, Лили. Я говорю о твоем зелье для матери — когда ты решила меня проучить и отплатить мне моей же монетой.

— Я? Проучить тебя? — удивилась она. — Ты что-то путаешь, я ничего такого не делала!

Он отшатнулся. Впился взглядом в ее лицо — уставился так жадно и требовательно, будто надеялся прочитать у нее на лбу рецепт remedium magnum...

...а потом запрокинул голову и хрипло, страшно рассмеялся.

— О Господи, ты ничего не понимаешь! Ты и правда ничего не понимаешь — это совпадение, просто совпадение... а я, идиот, решил... гадал, как ты могла спасти — и тут же натравить...

— Кого натравить, Сев? Кого спасти? — на мгновение ей показалось, что до него наконец-то дошло, и сейчас он все объяснит, но Северус только поморщился и продолжил уже совсем другим тоном, насмешливым и недобрым:

— Возвращаясь к нашей первоначальной теме: как аврору тебе явно недостает квалификации. Улик против меня нет, и в глазах других вы будете сами считаться преступниками. Я мог бы, допустим, сказать, что случайно облился экспериментальным зельем, его действие оказалось для меня полным сюрпризом — и попробуйте доказать, с какой именно целью я экспериментировал, — он пожал плечами и почти без перехода добавил: — Что до моего нынешнего опыта, то с чего ты взяла, что это зелье Гормлайт Гонт? С тем же успехом это может оказаться что угодно — обезболивающее, или общеукрепляющее, или зелье фертильности...

Он усмехнулся ей в лицо, явно наслаждаясь произведенным эффектом, и это окончательно вывело Лили из себя.

— Зачем ты врешь? Я же знаю, что это оно — вероятность почти восемьдесят процентов, я считала... Еще и обвиняешь в какой-то подставе, издеваешься и ничего не объясняешь — да я сама себя как в аврорате чувствую!

В груди вскипало что-то горячее и злое, толчками крови отдавалось в висках, пульсировало прямо под кожей. Она сжала руки в кулаки — ногти впились в ладони...

Эта боль отрезвляла.

— Да, ты права. Хватит лжи и уверток, — его голос прозвучал неожиданно устало. Он помассировал точку между бровями, будто надеясь разгладить глубокую сердитую складку, и глухо, из-под руки, сказал: — Уходи, Лили. Мне надо работать и оплатить счета. И... — он сглотнул, — и не приходи больше.

Сначала она не поняла. Смотрела на него, как зачарованная — он шагнул вперед, и внезапно его глаза оказались совсем близко, и его дыхание дразнило губы, и от этого вся ее злость моментально испарилась, растаяла, как мороженое под солнечными лучами...

Потом она разглядела остальное: сведенные брови, стиснутые челюсти, желваки на скулах... И тогда пришло осознание, отстраненное и почти не страшное: вот и все. Это конец. Лили моргнула, но под веками было сухо; попятилась, все еще не отрывая взгляда от его лица, такого чужого и далекого... За что? Почему? Нет, этого не может быть, тут какая-то ошибка... Воздух точно превратился в вату, мягкой тяжестью навалился на грудь, и кровь шумела в ушах, и каждое движение давалось с трудом — но она все-таки сделала шаг... и еще один, и еще...

А потом как-то внезапно оказалось, что уже порог, и у нее перед носом захлопнулась дверь — и ноги не выдержали, колени подогнулись. Она сползла по стенке — ноздреватый камень покалывал пальцы, и от ледяного пола по позвоночнику взбирался холодок, проникая под джинсы и зимний плащ...

Сквозь мутное стекло падал тусклый дневной свет, не давая сумраку окончательно затопить площадку. Винтовая лестница черной спиралью уходила вниз, и Лили отстраненно подумала, что надо вставать и идти, но ноги по-прежнему не слушались — со вздохом она привалилась к стене...

...и увидела прямо перед глазами замочную скважину.

Северус так и стоял у окна — его вид подействовал на нее, как ожог, как удар кнута; прямой и черный, он скрестил на груди руки, и небо серыми крыльями распахивалось у него за спиной.

Потом он шагнул вперед, тяжело оперся о край стола — тот качнулся, припадая на слишком короткую ножку, и Северус выпрямился. Полез за пазуху, доставая какой-то предмет, не сводя с него взгляда, скороговоркой пробормотал инкантацию — сердце забилось чаще, во рту пересохло... что он делает? Что тут вообще происходит?

— Малфой, — он небрежно кивнул, и Лили замерла. Да это же двустороннее зеркало — совсем как у нее в лаборатории, только маленькое!

Северус выслушал ответ невидимого собеседника и досадливо поморщился:

— Разумеется, зелье готово — я же взял аванс... Да, встречаемся завтра — как я уже говорил, в полнолуние эффект усиливается, так что у вас мало времени... Сумею, не беспокойся. Договорились — в «Башке борова» в восемь.

Он провел ладонью по зеркалу, разрывая связь, и Лили почувствовала, что у нее внутри тоже все оборвалось. Малфой... Люциус Малфой — девчонки о нем рассказывали, и Поттер с Блэком тоже... Это же один из сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть! Она и не знала, что Северус с ним знаком, да еще и так близко... берет у него деньги, варит на заказ зелья...

Варит. На заказ. О Боже... Лили показалось, что все ее тело прошил электрический разряд — руки задрожали, волоски на шее встали дыбом... Так вот зачем ему зелье Перевернутой реальности! Чтобы продать террористам! Ее как пружиной подбросило, и, не помня себя от страха и ярости, она что есть силы толкнула дверь...

...но та не поддавалась.

— Северус, открой! Ты меня слышишь? Открой сейчас же!

Тишина. Он даже не ответил.

Она не помнила, сколько простояла так, крича и ругаясь, пиная запертую дверь и молотя в нее кулаком. Потом в ход пошли заклинания — все, какие вспомнились, но чертова лаборатория словно была закована в стальную броню.

В конце концов Лили выдохлась, и злость сменилась тупым оцепенением. Бесполезно — он не хочет ее видеть... Может, ее и в самом деле кто-то оболгал — но он поверил, и даже не пытался разобраться. Предпочел прогнать ее и заткнуть уши, чтобы без помех варить свои зелья и продавать террористам. Северус сделал свой выбор, спасать тут некого и нечего, и хватит врать себе, что это не так.

Она побрела к лестнице — на негнущихся ногах, словно ступая по осколкам собственного сердца.

Все кончено — эти слова ядовитыми колючками обжигали язык, похоронным звоном гудели в ушах. Мир разлетался на части, вертелся перед глазами, как в безумном калейдоскопе — ее хрустальный замок рушился, и она ничего не могла с этим поделать.

Но слез по-прежнему не было. Только противно ныла грудь и саднило сорванное горло. Часто моргая, Лили спускалась по лестнице — ступеньки исчезали у нее за спиной, чтобы больше никогда не появиться, — и вдруг услышала голос Поттера:

— Лили? Какими судьбами?

1) Волдеморт почти не врет, просто нагнетает и передергивает.

Очередь за хлебом выглядела как-то так:

http://www.tate.org.uk/art/artworks/killip-people-queuing-outside-of-bakery-during-flour-shortage-the-bread-strike-p81031

А вот как бастовали пожарные:

https://www.telegraph.co.uk/news/1412933/Troops-struggled-to-cope-in-1977.html

Вернуться к тексту

2) Петунья слегка преувеличивает: один из этих терактов не состоялся, бомба в самолете так и не взорвалась. А вот британского посла они действительно убили.

Бонусы для англочитающих:

https://en.m.wikipedia.org/wiki/1974_British_Airways_bombing_attempt

https://en.wikipedia.org/wiki/Christopher_Ewart-Biggs

Вернуться к тексту

Быстро отделаться от Поттера не удалось. Он принялся допытываться, что она тут делает, отчего у нее такое лицо, кто ее расстроил, и даже пригрозил вздуть ее обидчиков — но потом Лили взяла себя в руки и поинтересовалась: а что, собственно, здесь делает он сам? Ведь они уже давно договорились считать это место terra nullius и не устраивать поблизости никаких разборок.

Поттер стушевался и пробормотал, что просто хотел поговорить с Ню... то есть со Снейпом — но Лили решительно заявила, что Снейп подождет, а вот дела — нет, и раз уж она так удачно зашла, надо уточнить кое-что насчет праздника для оставшихся в школе малышей. И уже через пару минут вздохнула с облегчением: исправился там Поттер или нет, но все предрождественские хлопоты по-прежнему легли на плечи Оливии Гуссокл, а этот жизнерадостный балбес даже не удосужился выяснить, готовы ли поздравительные открытки.

Они расстались у ворот. Поттер уныло пообещал, что сейчас же отправится к хаффлпаффцам и все узнает, и Лили аппарировала в Коукворт. На душе было тошно и горько — напускная бодрость схлынула, оставив только сосущую пустоту и мучительную растерянность. Как же так вышло, что они с Северусом опять поссорились? Неужели ему и правда наговорили про нее гадостей? Подсунули какое-то зелье и сказали, что это якобы от нее? Но почему он поверил им, а не ей, ведь она же ясно сказала, что ничего такого не делала!

Ладно, хватит ломать над этим голову. Что умерло, то умерло.

Трансфигурировав зимний плащ в пальто, Лили вдохнула сухой и колючий воздух родного города. Родители, должно быть, уже заждались, но домой идти не хотелось, и она решила по пути заглянуть в кондитерскую мистера О'Доэрти. Правда, сам ее хозяин давно вернулся на родину — когда начались ирландские погромы, он продал бизнес и перебрался к родственникам, но его имя осталось и накрепко прилипло к магазинчику. И там по-прежнему продавался самый вкусный шоколад: толстые горьковатые плитки, которые проще сломать, чем разгрызть, нашпигованные дробинками орехов. Лучшее средство от хандры и уныния.

Сунув руки в карманы, она углубилась в лабиринт темных улочек, ведущих в «чистые» кварталы. По городу растекались свинцово-сизые сумерки, стирая из глаз и небо, и трещины в мостовой, и даже фабричную трубу, торчащую над крышами воздетым перстом, и казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме пустоты и серости.

Но в домах одно за другим зажигались окна, гроздями звездочек помаргивали рождественские гирлянды; там смеялись, слушали музыку и готовили ужин — до Лили доносились обрывки мелодий и запах жареного лука... Чужая радость, чужой праздник.

Наконец она вышла к центру города. Огней здесь было больше, и ярко освещенные витрины заманивали припозднившихся покупателей, а черная мостовая выгибалась под ногами, точно хребет неведомого чудовища. Мимо неспешно прошуршала ярко-зеленая машина, и две девчонки поспешили на другую сторону улицы, где уже нетерпеливо пританцовывала их третья подружка. Лили миновала магазин готового платья — манекены в водолазках и брюках-клеш проводили ее пустым взглядом едва намеченных глаз, чем-то неуловимо напоминая хогвартские рыцарские доспехи. Впереди уже замаячила темно-красная дверь кондитерской, как вдруг между домами шевельнулась темнота.

— Пода-а-айте милостыньку на пропитание, — затянул хриплый прокуренный голос. — Ради праздника, Христова праздника — пода-а-айте хоть пару пенсов...

Лили моргнула — то, что она сначала приняла за груду тряпок, оказалось человеком. Только каким-то слишком уж низеньким, словно сидящим прямо на земле.

Рука машинально потянулась к кошельку... но нет, сначала сладости, а то девчонки расстроятся — она всегда привозила им с каникул что-нибудь маггловское. Да и себе надо взять хотя бы пару плиток. Впрочем, одно другому не помеха — наверняка потом у нее останется какая-то сдача, как раз для этого бедняги...

— Извините, но сейчас я вам дать ничего не могу. Сначала мне нужно кое-что купить... — начала было она — и тут же осеклась, потому что нищий выбрался — выкатился — из своего закутка.

Он передвигался на чем-то вроде грубо сколоченной тележки, и свет уличных фонарей обрисовал обрубки его ног, и надвинутую на лоб замызганную шапчонку, и седую клочковатую бороду, и глубоко посаженные глаза — в них горела такая злоба, что на ум невольно пришли Красные колпаки и экзамен по ЗОТИ на третьем курсе...

— Что, насосала и ходишь тут королевой? — его лицо, темное и сморщенное, как печеное яблоко, скривилось в брезгливой гримасе. — Да подавись ты, шлюха, своими деньгами! Чтоб ты сдохла, ведьма ирландская, чтоб у тебя зенки полопались и язык отсох! Приперлись сюда, сучьи дети, отбираете работу у честных людей — чтоб вас черти в кипятке сварили...

Он брызгал слюной и грозил кулаком, воняя мочой и алкоголем, а потом оттолкнулся рукой от земли, и тележка довольно шустро покатилась вперед, скрипя несмазанными колесами... Лили попятилась. За что? Она же правда собиралась отдать ему мелочь! И с чего он взял, что она ирландка? У нее и акцента-то нет... Неужели из-за цвета волос и глаз? Но показывать слабину было нельзя — сощурившись, она задрала подбородок и прошипела:

— Поосторожнее с проклятиями, жалкий смертный. Или ты и впрямь хочешь поссориться с могущественной ведьмой? Учти, я могу заставить все это сбыться... в отличие от тебя.

И, усмехнувшись в его перекошенную рожу, Лили развернулась и зашагала к кондитерской. Ненавидящий взгляд ножом впивался в спину, от внезапной тишины звенело в ушах, а в груди, точно злое зелье, закипал смех.

Как он там ее назвал? Ирландской ведьмой? Он, должно быть, и сам не понял, что именно ляпнул. Просто брань, которая случайно попала в точку. Смешно — оказывается, она почти забыла, что для магглов это ругательство. Что таких, как она, здесь тоже ненавидят. Слишком привыкла считать свое происхождение преимуществом — как же, дитя двух миров, возможность жить и тут, и там! А на деле вышло наоборот. Чужая и для тех, и для других — кого родословная не устроила, кого цвет волос и глаз... И хотелось бы задрать нос и заявить — да что они понимают, эти придурки, зачем на них равняться! — но... а кто тогда умный? Если даже Северус принял их сторону? Поверил чужим наветам и прогнал ее, не слушая оправданий?

На пороге магазинчика она остановилась. Покосилась на старенькую табличку «ирландцам не продаем» — вдвойне парадоксально, учитывая прежнего владельца, — сморгнула набежавшие слезы и решительно толкнула тяжелую крашеную дверь.

Шоколадка. Полцарства за шоколадку.

* * *

Рождественское утро началось со скандала — тихого, но от этого не менее яростного. Потому что Поттер прислал ей поздравительную открытку, а Петунья ее заметила. И, кажется, не поверила, что это вышло случайно, и резонно возмутилась: а если б сова попалась на глаза не мне, а Вернону? Как бы ты это объясняла с учетом вашего распрекрасного Статута? Лили возразила, что не может отвечать за идиотов-сокурсников — она просила не писать ей на каникулах, и Мэри с Ремусом даже вняли и прислали свои открытки обычной почтой, — но сестра все равно надулась и демонстративно с ней не разговаривала.

Дальше Петунье чем-то не угодило трансфигурированное пальто — Лили так и не смогла ее убедить, что еще вчера ходила в нем в церковь, и эти чары не снимаются ни экзорцизмами, ни молитвами, ни святой водой. Пришлось возвращаться и переодеваться в другую одежду, слишком легкую для такой погоды — так что в церкви она не столько молилась, сколько грелась, и не столько слушала священника, сколько старалась не стучать зубами от холода.

Потом они вернулись домой, и отец с Верноном отправились в гостиную, обсуждать какие-то свои мужские дела, а мама с Петуньей упорхнули на кухню, колдовать над праздничным обедом. Лили оказалась предоставлена сама себе — правда, ненадолго, потому что ей поручили немного прибраться и накрыть на стол. Воровато оглянувшись на дверь — судя по зычному голосу Вернона, он еще долго будет ругать иммигрантов и штрейкбрехеров, — она нащупала в кармане палочку. Всего один взмах — и пол засиял чистотой, на венке из остролиста вздрогнули красные ягоды, а на скатерти исчезло пятнышко; Лили аккуратно расправила тяжелые складки — и вдруг в окно кто-то постучал.

На ветке дуба сидел пестрый филин. Пучки перьев у него над глазами выразительно топорщились, смахивая то ли на ставшие торчком уши, то ли на брови «домиком». К его лапе был привязан конверт — с такого расстояния красная сургучная печать казалась пятном крови. Какого черта, неужели это опять Поттер? Решил не ограничиваться одним поздравлением, чтобы уж наверняка устроить ей неприятности?

Филин подскочил поближе и снова примерился к стеклу, и Лили, замахав на него руками, поспешно приоткрыла оконную створку. С улицы дохнуло холодом, и нахальная птица перепрыгнула на подоконник, а оттуда на край стола, комкая только что разглаженную скатерть. Хорошо хоть не нагадил — то-то было бы крику...

— Ты что, камикадзе? — покачала головой Лили. — Попадешься моей сестре — она из тебя чучело набьет, да и из меня за компанию. Так что давай сюда письмо, пока нас никто не застукал.

Не будь все ее внимание поглощено филином, она бы наверняка заметила, что голоса в гостиной смолкли, и услышала приближающиеся шаги. Но вредный почтальон не спешил протягивать лапу, и, когда Лили уловила в коридоре смутное шевеление, было уже поздно.

Мимо открытой двери проплыл Вернон Дурсль, пыхтя и пофыркивая, как перегруженный пароход, и паркет вздрагивал и скрежетал у него под ногами: топ — скри-и-п, топ — скри-ип... и еще раз скри-и-п, и тишина. Пароход врубил полный стоп.

Заметил или нет? Лили замерла, судорожно придумывая хоть какое-то объяснение... потом сообразила — схватила чертову птицу в охапку и сунула под стол, отчаянно надеясь, что свисающая до пола скатерть скроет любое движение. К счастью, возмущенный филин от такой наглости потерял дар речи — только больно клюнул ее в палец, и тут уже едва сдержалась сама Лили. Но к тому моменту, как ее будущий зять выполнил сложный маневр разворота и снова заглянул в комнату, она успела склониться над скатертью, делая вид, что пытается ее разгладить.

Вот только он не ушел — так и остался топтаться на пороге, морща тяжелый лоб, и Лили осторожно спрятала пострадавшую руку под кружевной манжетой.

— Эм-м... Лили? — наконец решился Вернон. — Возможно, мой вопрос покажется вам странным, но мне на мгновение показалось... вы случайно не видели... по-моему, тут на столе сидело что-то вроде... птицы?

Лили подняла голову, постаравшись придать лицу самое невинное выражение.

— Что, простите?

Видимо, у нее получилось, потому что Вернон стушевался и густо покраснел.

— Э-э... да, возможно, я ошибся... то есть совершенно точно ошибся. Извините, да...

Еще один сложный маневр — и он развернулся спиной к двери, каким-то чудом ничего не задев. Его шея, багровыми складочками нависающая над воротником рубашки, блестела от пота; Вернон машинально расстегнул верхнюю пуговицу и возобновил неторопливое движение по коридору: топ — скри-ип, топ — скри-ип...

Кажется, пронесло, решила Лили, прислушиваясь к его шагам, и приподняла скатерть. Филин все еще сидел под столом — желтые глаза округлились, пестрые перьевые «уши» стояли торчком... Будь он человеком, она бы приняла их за изумленно приподнятые брови.

— Ну извини. Не могла же я позволить, чтобы он тебя увидел. Это, знаешь ли, запрещено.

— Кууу-кууу-кууу, — убежденно заявил филин, переступая с лапы на лапу. Распушил хвост и только что не покрутил крылом у виска. — Куу-куу.

Потом он расправил крылья и опасливо выбрался из-под стола, перелетел на подоконник и сунул письмо практически ей под нос. И застыл живой статуей, исполненной оскорбленного достоинства.

— Куу-ку?

Лили взяла в руки конверт. Черт с ним, с Поттером, надо хотя бы выяснить, чего он хочет, раз его посланец так старался... Сургучная печать легко сломалась пополам, но вместо плотного листа пергамента внутри оказалось что-то тонкое, неожиданно шуршащее...

Газетная вырезка? Но кто ее прислал? И зачем? Ничего не понимая, Лили пробежала статью глазами: скандал в почтенном семействе, брошенный жених проявил необычайную сдержанность, его родители глубоко потрясены случившимся... И в самом конце, аккуратно обведенное красными чернилами: «Местонахождение невесты остается неизвестным».

Взгляд сам собой скользнул выше, зацепился за знакомую фамилию: «мистер и миссис Макмиллан предпочли воздержаться от комментариев». О Боже, родители Эммы! Так это она невеста? Они решили выдать ее замуж, и она сбежала из-под венца? Дичь какая-то... Лили помотала головой, но дурацкая заметка и не думала исчезать. Даже после проверяющих чар. Выходит, Эмма действительно сбежала с Саймоном? Что же они теперь будут делать — поженятся в Гретна-Грин, как в дурных викторианских романах? И родителям придется принять выбор блудной наследницы?

— Куу-куу-куу, — напомнил о себе филин. — Куу?

— Да, конечно, — спохватилась Лили. — Сейчас я тебе что-нибудь принесу...

Она убрала газетную вырезку обратно в конверт и сделала пару шагов к двери, но филин отчаянно защелкал клювом, раздувая белую грудь, и почти зашипел.

— Но еда есть только на кухне... Нет? Дело не в этом? Тогда я не понимаю.

Он разразился целой серией своих «куу-куу» пополам с щелканьем и бульканьем, но наконец сдался и махнул на нее лапой. В два прыжка оказался рядом, выхватил конверт у нее из рук, тяжело захлопал крыльями и каким-то образом умудрился просочиться в неплотно прикрытое окно. Лили осталось только растерянно глядеть ему вслед — он что, не захотел оставлять в ее руках возможную улику? Столько предосторожностей, и все ради того, чтобы их с Эммой переписку нельзя было отследить?

— Смотрите, мистер Эванс! — послышался возбужденный голос Вернона. — Филин, и какой здоровый! Откуда он тут взялся? И что это у него в клюве, какая-то бумажка?

Лили захотелось побиться головой о стол. Петунья ее точно убьет — ну или как минимум покусает, чтобы заразить своим петунизмом. Бедный мир, он просто не вынесет двойной дозы такого совершенства! Честно говоря, он и одну-то с трудом выносит...

Но в глубине души она все равно обрадовалась тому, что Эмма прислала ей весточку. И желала им с Саймоном удачно добраться до Гретна-Грин или куда они там собираются.

* * *

Стараниями папы и Вернона у рождественского обеда появился неожиданный привкус. Душновато-занудный привкус большой политики — много внешней и щепотка внутренней. Прошлая война с Исландией, будущая война с Аргентиной, жестокие южноафриканцы и неблагодарные родезийцы, Национальный фронт, бастующие пекари и пожарники — все это смешалось в таких причудливых пропорциях, что было совершенно непонятно, как они сами в этом не путаются. Мама вздыхала и незаметно подкладывала мужчинам добавки, а Петунья то хмурилась в тарелку, то сердито косилась на Лили, не в силах простить ей того филина. Не сработали даже похвалы ее кулинарным талантам — сестра оставалась молчалива и непреклонна.

На каком-то Джереми Торпе, который то ли пытался, то ли все же не пытался кого-то убить,⁽¹⁾ Лили окончательно потеряла нить рассуждений. А заодно и аппетит — как они могут говорить об этом... так спокойно, что ли? Как о погоде или театральной постановке. Это же страшно — когда один человек нанимает другого, чтобы причинить вред третьему... и еще страшнее — когда этот нанятый близкий тебе человек, и во всем остальном он в общем-то неплохой и неглупый, но тебя все равно не послушает. И ты сидишь и точно знаешь, что до преступления осталось каких-то шесть часов, но ничего не можешь поделать. Только гадать, кому эти террористы собираются подлить Северусово зелье. Какому-то политику, чтобы дискредитировать его в глазах избирателей? Хорошо, если так — потому что если это, допустим, окажется аврор, который перепутает преступников с мирными обывателями...

Может, стоит написать в отдел охраны правопорядка? Анонимно сообщить им о том, что задумал Малфой... ага, и молиться, чтобы тот не выдал Северуса. Там ведь тоже не дураки работают, наверняка раскопают, кто сварил ему зелье...

— ...а я говорю, что таких надо вешать! — повысил голос Вернон, и Лили вздрогнула, снова прислушиваясь к общей беседе. — Вместе со всем их потомством — все равно ничего путного из них не вырастет!

— Ну, как раз потомства-то у них и не будет, — хмыкнул отец, а мама возмутилась:

— Джордж! Ну не при девочках же! — и глазами показала на них с Петуньей.

Заинтересовавшись, Лили отложила в сторону вилку и нож.

— Но вы подняли любопытный вопрос, — продолжал отец. — Можно ли наказывать ребенка за грехи его родителей? За тот, так сказать, стартовый капитал, с которым он начинает свою жизнь?

Вернон отправил в рот кусочек жареной индейки, тщательно прожевал, положил себе еще соуса и лишь тогда ответил:

— Тут все решено до нас и за нас. Еще в Писании сказано: «Да падут грехи отцов на головы детей».

Отец оживился, в его глазах полыхнул азарт человека, севшего на любимого конька:

— Второзаконие, как же, как же... Однако точная цитата звучит иначе. «Ненавидящих Меня», не забыли? То есть речь идет о наказании детей, которые впали в тот же грех, что и их родители.

— Я о том же, — пожал плечами Вернон. — У некоторых грех в крови — ничем не вытравишь.

— И как вы будете отличать этих «некоторых»? — увлекшись, отец взмахнул вилкой, точно дирижер — палочкой. — Чтобы не быть голословным, давайте я приведу пример. Один человек любил чужую жену. Казалось бы, банальная житейская ситуация, но он не смирился с ее выбором, а воспользовался подвернувшейся возможностью, чтобы избавиться от соперника чужими руками. Подстроил его смерть, чтобы заполучить вдову. Которая, между прочим, ждала ребенка. Как бы вы решили судьбу этого преступника?

— А что тут решать? Убийца — он убийца и есть... — хмыкнул Вернон, вытирая усы салфеткой.

— Ты забыл упомянуть, что Вирсавия была беременна вовсе не от мужа, а как раз от Давида, — кисло заметила Петунья, хмуря белесые, тщательно подрисованные брови. — Кроме того, они были наказаны: плод их греховной связи долго не прожил.

Отец кивнул, признавая ее правоту.

— Однако в конечном счете Господь простил своего избранника и снял с него грех, как только тот раскаялся. Он остался царем, и именно от них с Вирсавией ведет свой род Иисус Христос. От Соломона, сына грешной Вирсавии — не красавицы Ависаги, не Мелхолы, первой жены Давида, и не Ахиноам, которая родила ему первенца. Окажись Вирсавия верной супругой — и мы, возможно, остались бы без Спасителя. И уж точно без царя Соломона.

Петунья поджала губы — прямая и чопорная в своем закрытом черном платье. За спиной у нее сверкала и переливалась огнями нарядная рождественская елка.

— Пути Господни неисповедимы. В своей бесконечной милости Он способен даже самое дурное обернуть к благу, — заявила она, с такой силой ткнув вилкой в кусочек индейки, что зубчики скрипнули по тарелке.

Лили выронила нож, даже не успев его толком взять. Кажется, Петунья достигла новых высот в своем петунизме... А Вернон и глазом не моргнул — только погладил ее по руке, и на его широком, грубоватом лице застыло немое восхищение.

Отец пригубил яблочный сидр, пряча усмешку за высоким бокалом.

— Самое дурное, вот как? Но ты же не будешь отрицать, что женщина прежде всего ищет в своем мужчине опору и защитника. Того, кто способен обеспечить семью, того, с кем меньше хлопот, — в его глазах плясали смешинки. — Урия Хеттеянин был для нее недостаточно хорош: ни денег, ни внешности, ни особых перспектив, кроме как сгинуть в очередной войне. Если верить Нафану, она и оставалась с ним только потому, что с детства его знала. Он не мог предложить ей безбедную жизнь или дать положение в обществе — в отличие от всеми обожаемого царя, за которого... как это говорится? «Любая бы ухватилась»? — он пожал плечами. — Так что с вашей женской точки зрения выбор очевиден.

Петунья молчала, держась за руку Вернона. Ее щеки медленно заливала краска.

— А по-моему, она его просто не любила, — выпалила Лили — и смутилась, когда к ней обратились все взгляды. — В смысле, этого Урию. Своего мужа. Иначе она бы... не выбирала. Ну, между ним и царем. Потому что когда любишь... когда и правда любишь — даже в голову не приходит, что можно по-другому. А со Спасителем... ну, Господь и сам бы разобрался. Хорошему же не обязательно рождаться из дурного, верно?

Ответа она так и не дождалась. Петунья цеплялась за жениха, как утопающий за соломинку — ничего не понимая, Лили опустила глаза и увидела на тарелке новую порцию индейки с овощами. Ну вот, стоило только на секундочку отвлечься, как ей уже подсунули добавки.

— Рекомендую попробовать утиный паштет, — нарушила тишину мама, обводя весь стол внимательным взглядом. — Не хлебом единым — это, конечно, хорошо, но и забывать о хлебе насущном тоже не стоит.

После этого разговор как-то сам собой съехал на более приземленные материи. Сначала сравнивали цены на продукты в Коукворте и в Лондоне, отец немного рассказал о делах на фабрике, а Вернон похвалил мамин яблочный сидр. Потом все перешли в гостиную — включили радио и сначала слушали музыку, а затем обсуждали выступление королевы. Высокие напольные часы пробили четыре — Лили взглянула на них, машинально отметив, что до назначенной Северусом встречи остается совсем мало времени, и надо что-то решать с авроратом. Но в этот момент мама принесла десерт, и уйти, не попробовав ее пудинг и печеные яблоки, было просто немыслимо.

Наконец настал черед подарков, и Лили поймала себя на том, что неприязненно косится на сестриного жениха. Насколько все было бы проще, встречай они Рождество без него! Тогда бы она смогла рассказать, что мамина поварешка — волшебная, и сама помешает кипящий суп и не даст его пересолить. А отцовские носки заколдованы сообщать владельцу, когда их пора стирать, и сами запрыгивают в корзину с грязным бельем, если он их туда не положит.

Однако при Верноне объяснения были невозможны. А ведь он еще и комментировал, и отпускал неприятные шуточки! В конце концов она схватила свои подарки (сережки от родителей, перьевая ручка от Петуньи) и под тем предлогом, что хочет убрать их на место, сбежала в свою комнату. Не зажигая свет, подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. Деревянный подоконник под ладонью был твердым и гладким — и волокнисто-шершавым там, где краска успела облупиться. Внизу продолжал о чем-то говорить Вернон; его голос накатывал басовитым рокотом, точно гул машин или шум прибоя...

На лестнице скрипнула ступенька, по ковровой дорожке прошуршали осторожные шаги. Щелкнула дверная ручка.

— Лили? — позвала мама. — Пожалуйста, не сердись на Петунью. Вернон не хотел тебя обидеть, ему просто не хватает такта. Она с ним обязательно поговорит и попросит его так больше не делать. Но... тебя гложет что-то еще, верно? Ты весь вечер была сама не своя.

Лили обернулась.

Мама стояла в коридоре, комкая носовой платок. Торшер светил ей в спину — длинная юбка струилась и отливала полночной синевой, мягкими складками обрисовывая фигуру.

— Доченька, что случилось? — нахмурившись, мама шагнула вперед. Платок белой пеной лег на ковер. — Кто...

— Мам, это из-за Северуса, — шмыгнув носом, перебила Лили. — Помнишь, я тебе рассказывала, что мы больше не разговариваем? Ну вот, мы недавно помирились, и он мне так помог с моим проектом... А потом опять рассорились, почти на ровном месте, и я ужасно боюсь, что он влипнет в неприятности. Он их как магнитом притягивает — вон сколько в Больничном крыле пролежал...

— В Больничном крыле? — мама покачала головой. Шурша длинной юбкой, подошла ближе — в льющемся из окна лунном свете ее лицо казалось молочно-белым, как у хогвартских привидений. — Бедный мальчик. Он что, заразился от матери?

Что? Лили показалось — она ослышалась или не так поняла... Под ложечкой засосало, душа провалилась куда-то в пятки...

— От матери? Ты хочешь сказать, что миссис Снейп... была больна? — как издалека, услышала она собственный голос.

Мама смутилась. Опустила глаза:

— Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, она до сих пор... не очень хорошо себя чувствует.

Лили схватила ее за руку:

— Мамочка, пожалуйста! Ты не представляешь, как это важно!

— Ну ладно, ладно... — она наморщила лоб, вспоминая детали. — Мы с ней случайно разговорились — она шла со станции и остановилась у нашего дома немного передохнуть. Как я поняла, бедняжка долго лежала в больнице и выписалась только сегодня — и зря, честно говоря, ей бы не помешало еще подлечиться... Милая, что с тобой?

Мир разлетелся на части и завертелся перед глазами — все ускоряясь и ускоряясь, как колода карт из «Алисы», а потом ее обняли теплые мамины руки, и круговерть прекратилась, собираясь в новый узор.

Миссис Снейп больна. Пустой дом, переполненный почтовый ящик, склянки с общеукрепляющим зельем, выстроившиеся в ряд на полке, странное поведение Северуса, тот сентябрьский пророческий сон, который, оказывается, нужно было понимать буквально — все это сложилось наконец в единую картину, высветилось в памяти с ужасающей ясностью...

Как он сказал? «Ты отдала мне зелье и книгу, чтобы я ее спас»? О, Господи... Она ведь действительно оставила ему эликсир Чистой крови и свою копию «Дневников наблюдений». Не было никакого фальшивого подарка от ее имени — он принял за подарок случайно оставленное лекарство, потому что у его матери темная скверна. От которой он ее вылечил — добавил в зелье собственную кровь, у них же нет других прямых родственников...

Но тогда получается, что его душа чиста? Несмотря на темную магию и зелье Перевернутой реальности? Так вот почему он сравнивал себя с Сириусом Блэком!

О Боже, Блэк! С ним все носились, прыгали вокруг него на задних лапках, а Северус был один, совсем один! Его никто не звал развеяться в Лондон, не сочувствовал его беде, не поддержал в трудную минуту, и финансовых возможностей Блэков у него тоже не было. Потому он и связался с этими фанатиками, чтобы заработать денег и оплатить больничные счета — он ведь так и заявил, почти прямым текстом...

А она не рассказала ему о своем сне. Не предупредила, что с его зельем сделают что-то ужасное.

— Ох, мамочка... Как же я в нем ошиблась... — пробормотала Лили, уткнувшись в мамино плечо. От ее блузки пахло зеленым лесом и отчего-то свежими персиками.

— Ничего, милая. Не переживай, мы все ошибаемся. У тебя доброе сердце — уверена, Северус это знает, — мама погладила ее по спине, немного отстранилась и заглянула в лицо. — Что? Ты хочешь уйти с праздника? К Северусу?

Не доверяя собственному голосу, Лили кивнула. Шмыгнула носом, борясь с подступающими слезами. В глазах все двоилось и расплывалось — прямоугольник лунного света на полу, смутно белеющие по углам островки мебели...

После недолгого колебания мама уступила:

— Ну хорошо. Раз ты просишь... Только не засиживайся у них, ладно? Чтоб к девяти уже была дома!

Лили не утерпела — обняла ее и звонко чмокнула в щеку:

— Спасибо, мамочка! Я мигом!

— И постарайся не докучать миссис Снейп. Помни о ее здоровье.

— Я им вообще-то помочь хотела, — заметила Лили, доставая из ящика стола свою волшебную палочку. — Зелья сварить или в доме прибраться. Северусу тяжело одному, а я, в конце концов, уже взрослая колдунья.

— Ладно, ладно. Туше, — проворчала мама. — Иди уже, взрослая...

Но ее глаза смеялись.

* * *

Переодеваться не было времени. Лили достала из сундука зимний плащ и накинула его поверх праздничного наряда, на цыпочках спустилась по лестнице, прислушиваясь к журчащей в гостиной беседе, обула теплые ботинки и незаметно выскользнула из дома.

На крыльце она остановилась. Вдохнула холодный воздух. У кого-то играло радио, в конце квартала бахали хлопушки. В соседнем доме надрывно верещал ребенок. Улица сияла огнями — в мокром зеркале мостовой плыли разноцветные точки, и от развешенных повсюду гирлянд было светло как днем. Чтобы не попасться никому на глаза, пришлось зайти за угол — на последнем шаге Лили крутанулась, позволяя себе раствориться в вихре аппарации.

Миг схлопывания в точку — и желудок заплясал джигу. Лили моргнула, привыкая к темноте. Слева и справа тянулись одинаковые ряды невзрачных домиков — никаких украшений и гирлянд, только горящие кое-где фонари и нависающая над крышами фабричная труба, угольно-черная на фоне антрацитового неба. В Паучьем тупике даже пахло по-другому: не корицей и имбирными пряниками, а жареной рыбой и вареной капустой. Но смех и музыка были и здесь — правда, довольно специфические: от визгливых трелей губной гармошки Лили хотелось не пуститься в пляс, а поскорее заткнуть уши.

В нужном ей доме горело только одно окно, на кухне. Сквозь кружевные занавески пробивался теплый свет. Поднявшись по ступенькам, Лили постучала в дверь и почти удивилась, когда услышала внутри шаги и щелчок замка.

Миссис Снейп стояла на пороге — неестественно худая и темная, с забранными в высокий пучок волосами. В руке она держала свечу.

— А, это ты, — язычок пламени отклонялся и трепетал от холодного дыхания улицы, выхватывая из темноты то тяжелый подбородок, то скупую линию рта, то слишком выступающие скулы, и от этого казалось, что выражение ее лица постоянно меняется. — Северус еще в школе. Разве он не сказал тебе, что будет только к девяти?

— И... извините, — пробормотала Лили, отступая на шаг. Ее учили здороваться со старшими, но как быть, если старшие сами не здороваются? — Наверное, я перепутала время... э-э... и с Рождеством вас, вот!

Миссис Снейп хихикнула — этот тихий, по-девичьи кокетливый смешок совершенно не вязался с ее строгим обликом.

— И тебя тоже, — мягко сказала она. — И тебя тоже.

И, взмахнув свечой, словно палочкой, с тихим «Нокс», закрыла за собой дверь.

Разочарованная, Лили побрела оттуда прочь — через темный двор на узкую улочку, и опомнилась только рядом с фонарем, когда впереди показалась какая-то подвыпившая компания. Рыжая лампочка роняла на мостовую пятно маслянисто-ржавого света — самое неудачное место для аппарации, какое только можно придумать. Это надо же так влипнуть, а... Вот что ей мешало включить голову и аппарировать от дома Снейпов?

Один из той компании — коротышка в мешковатом свитере явно с чужого плеча — что-то сказал другим и пальцем показал в ее сторону. Лили решила не дожидаться, пока они подойдут ближе, и нащупала в кармане палочку, вызывая в памяти башни Хогвартса.

На этот раз перемещение вышло еще более неприятным — она согнулась пополам и несколько секунд пыталась отдышаться. Те магглы точно видели, как она исчезла... впрочем, даже если они кому-то расскажут, кто этим забулдыгам поверит? Мало ли что им с перепою привиделось...

Выпрямившись, она огляделась по сторонам. Кажется, все прошло как надо: впереди возвышалась каменная громада Хогвартса, и шагах в двадцати из темноты проступали чугунные ворота. Увязая в снегу, Лили подошла поближе и протянула руку — ладонь обожгло металлическим холодом. Она подергала за цепь, но висячий замок даже не шелохнулся.

Н-да, а вот о том, как попасть в замок, она и не подумала. Как объяснить свое появление тому же Хагриду? Тут на заболевшего друга уже не сошлешься — да и нет тут сейчас никого, все на праздничном обеде...

А после него преподаватели отправятся в Хогсмид. Посидеть у мадам Розмерты — Северус рассказывал, они всегда так делали. Так что нужно просто подождать, пока кто-нибудь будет выходить, и тайком прошмыгнуть мимо. Вряд ли ее заметят — нарушители обычно стремятся наружу, а не внутрь... Самое сложное — найти в замке Северуса, он вполне способен забиться с книжкой в какой-нибудь угол и пропустить все веселье. Впрочем, читать ему никто не мешал и дома; раз он не отправился к матери, а остался тут, то, скорее всего, дело в лаборатории. Хотел что-то доварить перед встречей с Малфоем? А, какая разница — все равно туда нужно заглянуть в первую очередь, и туда, и в Большой зал, и только потом проверять остальные гипотезы. Жаль, что она не догадалась заранее прикинуть вероятности — как бы эти расчеты сейчас пригодились...

Лили подышала на закоченевшие пальцы, переступила с ноги на ногу. И теплой одеждой она тоже не озаботилась, как и сапогами — набившийся в ботинки снег растаял, и она почти не чувствовала ступней. Так и заболеть недолго... Достав из кармана палочку, она накинула на себя дезиллюминационные чары и превратила блузку в шерстяной свитер. Вышло не идеально — левый рукав доходил до середины ладони, правый едва прикрывал запястье, а на груди осталась белая планка с пуговками, но в целом ей определенно стало теплее.

Минуты тикали одна за другой. Из-за туч над горизонтом выглянула луна, блестящая и круглая, как серебряная монета. По снегу протянулись угольно-черные тени, и казалось, что крылатые вепри на столбах задирают к небу каменные мордочки и собираются завыть.

Но потом где-то вдалеке и в самом деле раздался вой, и Лили замерла. Он будто исходил сразу отовсюду — пробирал до костей, холодной дрожью отдавался в теле... длинные рулады, раскатистые горловые переливы, больные и безнадежные, словно последний стон умирающей души; они все тянулись и тянулись, тоскливые, бесконечные — и вдруг оборвались на самой высокой ноте.

И — тишина. Ни птичьих, ни людских голосов... Ночь молчала. Только ветром вздыхала в кронах деревьев, заставляя ветви скрипеть и раскачиваться.

С трудом стряхнув оцепенение, Лили заставила себя оглядеться по сторонам — не подкрадывается ли сзади неведомая тварь? — и не сразу поняла, что это ритмичное похрустывание на самом деле скрип снега. Кто-то шел сюда со стороны замка.

Через несколько мгновений он показался из-за поворота — длинная шуба, тяжелые сапоги, кудлатая голова вровень с макушкой елки... Хагрид — как же он вовремя! Она едва не бросилась ему навстречу, но успела себя одернуть: если ее сейчас поймают, плакал последний шанс поговорить с Северусом.

Затаив дыхание, она ждала, пока Хагрид откроет ворота. Наконец висячий замок щелкнул, цепи разомкнулись, и тяжелые створки двинулись в стороны. Три быстрых, бесшумных шага — и она, пригнувшись, проскользнула у великана под локтем, едва не задев полу его шубы. В нос ударил запах взопревшего тела и тяжелый, концентрированный спиртной дух... Батюшки, да он же пьян! Лили обернулась и сощурилась, вглядываясь в темную фигуру — он стоял за оградой, пытаясь провернуть в замке ключ, но никак не мог ухватиться за головку... Зря она боялась: в таком состоянии Хагрид точно не станет прислушиваться и кого-то высматривать.

И в самом деле, он ее не заметил. Запер ворота и, мурлыча себе под нос какую-то песенку, нетвердой походкой двинулся в сторону Хогсмида. Лили дождалась, пока скрип его шагов стихнет вдали, и направилась к замку — по утоптанной широкой дорожке, стараясь не оставлять лишних следов. Что же там все-таки выло? И где — в Запретном лесу? Может, стоило предупредить Хагрида? Вдруг эта тварь на него накинется...

Ага, конечно. Поучи лесника его обязанностям, а то без тебя он не справится. Где накинется, там и сдохнет, и нечего отвлекаться на посторонние проблемы. Сейчас важнее всего Северус, вот на нем и сосредоточься.

Через пару минут ботинки окончательно промокли, а от тщательно наложенной маскировки мало что осталось. Отяжелевший подол юбки с каждым шагом противно хлопал по ногам, и, что самое печальное, что-то делать с ним было бесполезно, потому что по такому снегу заклинание пришлось бы повторять через каждые несколько ярдов. Неудивительно, что других желающих погулять не нашлось, и до самого замка ей никто не встретился.

В вестибюле она остановилась. Почистила от грязи одежду и обувь, обновила дезиллюминационные чары. По полу гуляли сквозняки, из-за дверей Большого зала доносился гул голосов — праздничный обед все еще не закончился. Лили подошла поближе и заглянула в просвет между створками.

Зал поражал роскошным убранством. В воздухе парили мириады свечей — не золотистых, как обычно, а ослепительно белых, и между ними танцевали крупные снежинки. На стенах висели венки из омелы и остролиста, и огромные пихты подпирали потолок. Ту, что рядом со входом, украшала она сама — хрустальные сосульки росли прямо из ветвей, и не думая таять или отваливаться, тогда как наколдованные Поттером золотые шары расплылись и потеряли форму. Вот же халтурщик! Такое простое дело — и то запорол! Где он, этот мошенник?

Она перевела взгляд на гриффиндорский стол, но увидела только двух первокурсников, одну девочку с третьего курса и одну с четвертого. Ни Поттера, ни его друзей. У него вообще совесть есть? Она же просила его присмотреть за младшими, и он обещал, что все сделает! Хоть бы Люпину по старой памяти перепоручил, тот бы наверняка не отказался...

В дальнем конце зала раздался взрыв смеха — профессор Спраут в съезжающем на нос цилиндре утирала глаза, а профессор Флитвик галантно протягивал ей цветущий розовый кустик прямо с комком земли. Это выглядело так забавно, что Лили невольно улыбнулась — и вдруг заметила за слизеринским столом Северуса. На скамье рядом с ним сидел Мальсибер; на его белобрысой макушке красовалась «адмиральская» фуражка из хлопушки.

Руки сами собой сжались в кулаки. Этот-то что здесь делает? Разве он не должен был уехать домой, к мамочке и папочке? Чтобы отпраздновать Рождество в кругу любящей семьи, в своей великолепной гостиной — помнится, он в свое время очень подробно описал и шкуры кентавров на полу, и абажуры из маггловской кожи... Так нет же — остался в школе, за обе щеки уплетает пирог, морочит сокурсникам голову своими россказнями о Темном Лорде...

Северус, впрочем, его не слушал — спокойно доедал свой пудинг и только один раз поморщился, когда нашел в нем монетку. Выплюнул ее на тарелку и одним резким движением поднялся из-за стола.

Мальсибер, как ни странно, последовал его примеру, оставив свой пирог недоеденным. Что за?..

Ей пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы не получить по лбу — хорошо, что дверь заскрипела, и никто ничего не услышал. Северус так стремительно выскочил в вестибюль, что дылда Мальсибер едва за ним поспевал.

— Снейп! — позвал он. — Ты так и не ответил — правда, что Малфой пообещал тебе...

— Не здесь, — бросил Северус, не сбавляя хода. В неверном освещении казалось, что складки его мантии текут и струятся, словно черная вода.

Она опомнилась, только когда они уже успели пересечь вестибюль, и осторожно двинулась за ними следом. Пол под ногами был испятнан лунным светом, точно пролитым молоком. Придерживаясь за перила, Лили поднялась по мраморной лестнице. Со стен смотрели пустые рамы — словно окна в никуда; она вспомнила, что портреты вчера собирались устроить какие-то посиделки. Без их постоянного шепота тишина казалась непривычной и неуютной. Впереди по-прежнему слышались шаги: Северус ступал легко и почти бесшумно, каблуки Мальсибера металлически цокали о каменные ступени.

К пятому этажу она успела запыхаться: эти двое спешили как на пожар и по-прежнему не разговаривали, так что в любой момент могли заметить, что за ними кто-то увязался. Пришлось немного отстать — впрочем, каблуки Мальсибера все равно выдавали их с головой. Особенно когда они свернули к библиотеке, в тот коридор, где пол был особенно гулким, и пойманное эхо металось между стенами, дробя и удваивая шаги.

Подойти ближе Лили не рискнула. Проверила чарами — да, их там действительно двое; юркнула за доспехи, за которыми когда-то пряталась от Блэка, и принялась ждать. Лунный свет заливал коридор, но не заглядывал в ниши — казалось, там таятся бесформенные сгустки черноты, многорукие и многоглазые. В библиотеке было тихо. И чего этому чистокровному придурку вздумалось увязаться за Северусом? Она почти не сомневалась, что на этот раз сумеет с ним объясниться, но не при Мальсибере же это делать!

На лестнице послышались голоса. Лили напряглась, но это оказались всего лишь пятикурсницы, которые искали свою подружку. Зато из их болтовни выяснилось, куда подевался Поттер: как оказалось, на праздничном обеде кто-то прислал Макгонагалл бутылку шотландского виски, якобы в подарок от учеников. Вот только на самом деле это был не виски, а валерьянка — качественная, ядреная, трехлетней выдержки. Заподозрили, разумеется, Мародеров, и, хотя Поттер все отрицал, Макгонагалл вслух пожалела, что не может назначить им отработку из-за праздников. Слово за слово — и оскорбленный Поттер назначил ее себе сам и гордо удалился в Трофейный зал, полировать наградные значки и кубки; окончания этой истории она так и не узнала, потому что девчонки наконец-то дождались свою подружку и побежали в гости к хаффлпаффцам.

Лили покачала головой. Вот так всегда — вроде и неплохой человек, а в башке один ветер. Что ему стоило сначала выполнить обещание, а уже потом показывать характер? Впрочем, она и сама хороша: нечего полагаться на безалаберного разгильдяя в глупой надежде, что на этот раз он исправится. Ладно, первокурсники за полгода уже освоились, авось и без присмотра не пропадут... Вздохнув, она скрестила руки на груди и стала ждать дальше.

За следующие десять минут Лили успела узнать остальные новости: Дэйви Гаджен стал встречаться с Матильдой Уорлок; нет, не с ней, а с Хлоей Уотерс, и Лу Бейкерсон прокляла бывшую подругу прямо посреди Большого зала и разнесла пол-елки, а директор налил им обеим чаю и закатил длинную лекцию о любви и дружбе; ах да, и еще в гриффиндорской душевой снова появился тот наглый пасюк — сидел на задних лапках и умывал мордочку, а когда Хлоя Уотерс завизжала и переполошила всю башню, вразвалочку прошествовал к стене и юркнул в какую-то щель. Филч заупрямился и не захотел одалживать девчонкам свою кошку — видимо, не поверил в наскоро состряпанную историю, и Лили его прекрасно понимала: мало ли что эта фантазерка выдумает, чтобы привлечь к себе внимание! Лично она эту мифическую крысу ни разу не видела — если бы в душевой действительно завелось что-то подобное, вряд ли бы оно отличалось подобной избирательностью.

Наконец лестница опустела, и Лили в очередной раз покосилась на наручные часы. Чем они там так долго занимаются? Она снова махнула палочкой — и похолодела от ужаса: судя по отклику, в библиотеке остался всего один человек. Ну да, так и есть — дверь скрипнула, и по каменным плитам застучали каблуки Мальсибера. Одного, без Северуса. Пока она отвлекалась на свежие сплетни, этот коварный змей умудрился ускользнуть прямо у нее из-под носа.

Где же теперь его искать? Не похоже, чтобы он собирался в лабораторию... Ответ сам собой вспыхнул в голове: в «Башке борова», больше негде. Замок можно обходить хоть десять лет, но если Северус не захочет, то она никогда его не найдет. Придется пробираться в деревню и караулить там... Главное — не попасться при этом на глаза Люциусу Малфою. Вот и стоило дожидаться Хагрида и столько времени куковать у ворот, если с тем же успехом можно было аппарировать в Хогсмид прямо из Коукворта?

Шаги Мальсибера стихли вдали. Чертыхнувшись, она врезала кулаком по стене — и поморщилась от боли... Ладно хоть костяшки не рассадила, хороша бы она была, бегая от Упивающихся с такой рукой. Или не от них, а от той твари, что выла за оградой: Хагрид ей, может, и не по зубам, а вот одна незадачливая студентка — очень даже...

Но ведь это не единственный путь в Хогсмид. Чтобы попасть туда, не обязательно выходить за ворота... На краю сознания упорно вертелась какая-то мысль — нет, не мысль, а воспоминание. Кажется, ей кто-то рассказывал о ведущих из замка потайных ходах... Да, точно. Поттер, еще осенью — когда показал туннель под Дракучей ивой и тот самый сучок...

Лили взглянула в окно — по макушкам деревьев плыла полная луна, бледная и круглая, как головка сыра, — вытерла о юбку вспотевшие ладони, еще раз напомнила себе о Северусе и зашагала к лестнице.

1) О Джереми Торпе и связанном с его именем скандале:

https://en.wikipedia.org/wiki/Jeremy_Thorpe

Вернуться к тексту

Дверь в Трофейный зал распахнулась от первого же пинка.

— Поттер! — позвала Лили, прикрывая глаза ладонью — после темных коридоров даже свет единственной лампы казался невыносимо ярким.

Раздался грохот — что-то упало, задребезжало, залязгало... Звякая ручками о каменные плиты, ей под ноги выкатился металлический кубок.

— Лили! — Поттер бросился к ней, размахивая тряпкой, точно белым флагом, и чуть не споткнулся о табуретку. — Честное слово, я предлагал ей помощь, Гуссокл сама отказалась! И с валерьянкой для Макгонагалл — это тоже не я, я понятия не имею, кто это сделал!

Глаза уже успели немного привыкнуть к свету, и Лили скептически оглядела плоды его трудов: стеклянные дверцы шкафа были распахнуты настежь — в них мини-солнышком отражался огонек керосиновой лампы; на полу россыпью валялись кубки и почетные значки, задрал длинные ножки перевернутый табурет... Ей хватило одного взгляда на виновника этого безобразия, чтобы вздохнуть и потянуться за палочкой. Пара взмахов — и кошмар у него на голове разделился и лег на пробор, а мятая и расхристанная мантия сама собой застегнулась и отчистилась от пыли.

— Как ты это сделала? — Поттер остановился в нескольких шагах от нее, выпустил тряпку и растерянно ощупал затылок. — У мамы никогда так не получается...

— Магия, — подмигнула она и кивком указала на беспорядок у него за спиной: — Примерно так же, как ты одним движением руки устроил весь этот бардак.

Кажется, шутка вышла неудачной — он вздрогнул и отступил на шаг, словно надеялся заслонить собой раскатившиеся кубки, и выглядел при этом таким несчастным, что ей сделалось совестно.

— Я, наверное, совсем тебя затюкала своими придирками? — вздохнула Лили. — Прости. Я больше не буду. Вы с Оливией молодцы и устроили чудесный праздник — и ты тоже хороший, и хочешь как лучше, и не твоя вина, если это не всегда получается... То есть не только твоя — в смысле, и твоя тоже! — поспешно добавила она, но было уже поздно.

Поттер протянул к ней руку — шагнул вперед, и на его лице разгоралась отчаянная, мучительная надежда, такая искренняя, что на него было неловко смотреть. Почти как в тот раз на первом курсе, когда она нечаянно забрела в мужской туалет и сгорала со стыда, разрываясь между желанием удрать и начать извиняться.

Лили отступила в сторону. Сглотнула и сказала:

— У тебя очки перекосились. И я... я вообще-то по делу пришла. В том смысле, что мне надо домой, но там за оградой какая-то тварь воет, а ты говорил, что знаешь много ходов в Хогсмид — то есть нормальных и безопасных, а не как тот, что под Ивой...

Поттер замер, не успев опустить руку. Уронил ее, бледнея на глазах; горящая сбоку лампа мягким светом заливала его лицо, золотыми отблесками ложилась на нос и щеки.

— Воет... за оградой? — медленно переспросил он, поправляя очки. — Это же... Но как? Ты уверена? То есть извини, конечно, уверена — ты очень правильно сделала, что пришла ко мне, и вообще, там темно и холодно, и снег идет, и... Сейчас, я только кое-что соображу...

Лили покачала головой. Надо же, кто бы мог подумать, что бесстрашный Джеймс Поттер способен заикаться и вести себя, как типичная мамаша-наседка.

Или он такой только с ней? Потому что боится, что на нее нападет опасное чудовище?

От смущения захотелось забиться под шкаф или хотя бы под табуретку. Пытаясь скрыть предательскую краску, Лили потупилась и спросила:

— Так все-таки, куда мне идти? Ну или схемку нарисуй, если объяснять долго...

Она бросила взгляд по сторонам — что бы такое превратить в бумагу и карандаш? Лампа горела ярко и ровно, в шкафах отливали серебром наградные кубки, выставляя напоказ округлые бока, точно рыбы в аквариуме. На полу валялась позабытая тряпка. К счастью, никаких венков из омелы — только этой фигни с поцелуями ей сейчас и не хватало...

— Может, мне тебя проводить? — предложил Поттер, но по глазам было видно, что он колеблется.

Ой, нет, только не это! Так он, пожалуй, до самого Хогсмида не отвяжется — как тогда объяснять, зачем ей понадобилось в «Башку борова»?

— Э-э... а разве тебе не надо сначала закончить здесь? — в отчаянии она обвела рукой комнату. Желтоватая лампа согласно мигнула, и тень от табуретки померкла и снова налилась чернотой.

Как ни странно, этот аргумент сработал.

— Да, ты права, — с видимым сожалением согласился он. — У меня тут и правда... дела.

Ей почудилось, что на его живое, подвижное лицо набежала тень, а в глазах за очками сверкнула сталь... Миг — и все пропало. Только складки у губ и закаменевшие скулы по-прежнему выдавали напряжение.

— Поднимись на пятый этаж — на четвертом тоже есть, но он ведет в подвал «Сладкого королевства»... тебе же туда не надо? — Лили помотала головой, и Поттер продолжил: — Тогда пятый. Недалеко от библиотеки есть узкий коридор — может, знаешь, там еще доспехи такие стоят, на каменном постаменте. По правую руку от них будет дверь, а за ней заброшенный класс. Проход за зеркалом на стене — никакого пароля там нет, просто толкни его, и оно откроется... Сумеешь найти сама? Или лучше нарисовать?

— Сумею, конечно, — заверила Лили. — Не волнуйся, я эти доспехи прекрасно помню.

Еще бы она их не помнила — после того, как пряталась за ними от Северуса и Мальсибера, а еще раньше от Блэка. Сердце больно кольнуло — надо спешить, Упивающиеся не будут ждать, пока она тут любезничает с Поттером...

Но и уйти, не поблагодарив, тоже некрасиво. Он ведь и правда здорово ее выручил.

— Спасибо... Джеймс, — тихо добавила она. — За все. И за потайной ход, и за рождественскую открытку, и что пытался помочь Оливии... Ты замечательный человек и хороший друг. И я правда больше не буду тебя затюкивать.

Он уставился на носки своих ботинок — Лили не могла рассмотреть его лица, затопленного густой тенью — и, не поднимая головы, произнес:

— А с Макгонагалл — это честно не я. Она же любит хороший виски, сначала обрадовалась, что студенты о ней вспомнили, а потом прямо с лица спала... Я бы не стал так над ней издеваться, это подло! А она на меня подумала. Я на отработку согласился, кубки драить пошел, пусть только поверит, что это не я — а она все равно... И остальные тоже, — он сглотнул и добавил: — Я же пообещал, что больше не буду шалить! Неужели все решили, что я вру?

— Это и есть репутация, — пожала плечами Лили. — Ты еще и сделать ничего не успел, а все уже на тебя подумали. Впрочем, я верю, что это не ты, — справедливости ради добавила она и с облегчением увидела, что он улыбнулся, хоть и криво и немного натянуто.

На пороге она обернулась. В свете единственной лампы лицо Поттера выглядело решительным и жестким. Губы были сжаты в тонкую линию, он сосредоточенно махал палочкой — кубки и разбросанные по полу значки один за другим взмывали с каменных плит и исчезали в недрах большого шкафа.

Ей показалось, что он страшно торопится.

* * *

Комната с зеркалом нашлась именно там, где и говорил Поттер, — неподалеку от библиотеки, за неприметной дверью рядом с доспехами. Внутри было темно и пусто, на партах серым одеялом лежала пыль, а вот на полу ее не было — Лили даже посветила себе, чтобы удостовериться. Выходит, Мародеры пользуются этим потайным ходом? Так часто, что даже убрались в комнате?

Она подошла поближе к зеркалу. Ткнула пальцем в стекло — в темных глубинах отражалась только ее собственная физиономия, и... о Боже, что у нее на голове? Да Поттер по сравнению с ней просто верх опрятности и аккуратности! Надо будет перед ним извиниться.

Распустив остатки прически, Лили как могла пригладила волосы и собрала их в пышный хвост. Попробовала толкнуть тяжелую раму — к ее удивлению, та легко ушла в сторону, открывая высокую черную дыру, и по ногам потянуло сквозняком. Значит, там действительно есть проход...

Сжимая в руке палочку, она шагнула вперед — голубоватый огонек Люмоса осветил серую неровную кладку. Надо же, какие тут ненадежные своды, того и гляди обрушатся и погребут под тоннами земли и камня... А вон то зеленовато-бурое пятно — неужели это лишайник? Сколько же тут магии, что он до таких размеров вымахал? Где-то вдалеке капала вода, но до ушей доносился не глухой, размеренный стук о твердую поверхность, а звонкие шлепки, как будто внизу уже набежала целая лужа.

Пригнувшись и поплотнее запахнувшись в плащ, она двинулась дальше. Оставалось надеяться, что чокнутый строитель не вырыл тут никаких ловушек и ям, — а в том, что он именно чокнутый, сомневаться не приходилось: туннель взбесившейся синусоидой вилял из стороны в сторону, и очень скоро Лили окончательно перестала понимать, куда он ведет. Хорошо бы не сам в себя — кажется, она уже видела эти вывалившиеся из кладки камни... Или не эти, а какие-то другие… Боже, да они тут все одинаковые!

— Надеюсь, его фамилия была не Клейн, — вслух пробормотала она, опуская палочку, чтобы посветить себе под ноги. Так и есть, пол под небольшим углом шел вверх, а узкий проход впереди напоминал бутылочное горлышко. Впрочем, сразу после этого он расширился, и Лили смогла разогнуться и выпрямиться во весь рост.

Через пару десятков ярдов ей пришлось свернуть налево, потом еще раз налево. Откуда-то тянуло сквозняком — кажется, из-за той насыпи, что перегораживала туннель. Делать нечего, придется перелезать, благо там невысоко...

Лили подошла ближе — и не сразу поняла, что именно видит.

Северус лежал на полу — словно бессмысленный манекен, словно ком грязных тряпок. Задранное к потолку лицо, пустые глаза, точно черные пуговицы, искаженный гримасой рот... И красное под головой — много красного, целая лужа, такая яркая, неотвратимо притягивающая взгляд...

Она попятилась. Ноги сделали шаг, потом еще один, и еще — в этом новом, чужом, незнакомом мире, словно сделанном из треснувшего стекла. Глаза отмечали отдельные мелочи — цеплялись за них, скользили снова и снова, не в силах сложить из них единую картину: сжатая в кулак рука, задранный рукав мантии, узкая полоска воротничка — пополам белое и алое, и там, под подбородком, что-то густое и багровое, точно мякоть граната на разломе... И эта лужа под головой — гладкая, лаково поблескивающая...

Всхлипнув, Лили побежала назад, и с каждым ударом сердца, с каждым глотком воздуха в груди взрывалась сверхновая. В глазах двоилось, в руке плясали одна, три, пять палочек — на кончике трепетал голубоватый огонек, расплываясь и наслаиваясь сам на себя. До ушей как сквозь вату доносились чьи-то рыдания — судорожные, захлебывающиеся...

Кажется, ее собственные.

Под ботинок подвернулся камень — нога соскользнула, и Лили, не успев опомниться, со всего маху врезалась в преграду. Большую и мягкую. Живую... Кто-то больно схватил ее за плечо, рывком заставил выпрямиться. Она шмыгнула носом и попыталась открыть глаза.

Веки не слушались. Как и язык — слишком тяжелый, слишком неповоротливый.

— Он... он там... — в горле словно застрял мерзлый ком, но она заставила себя продолжить: — М-мертвый...

— Кто, Лили? Кто мертвый?

Ее бесцеремонно встряхнули — зубы клацнули, но муть в голове немного рассеялась. Лили разлепила ресницы — перед глазами плыли размытые пятна: черное, серое, белое, а потом из них собралось лицо — бледное, встревоженное, и эта хмурая складка между бровями, и длинный крючковатый нос, и такие знакомые темные волосы...

Она сглотнула и шепотом сказала:

— Т-ты.

И потянулась к нему — к этим длинным, заложенным за ухо прядям, чтобы погладить их, пропустить между пальцами, совершенно не понимая, как жила без этого раньше...

Кончик его палочки уперся ей в шею.

— Фините инкантатем, — сказал Северус.

Воротничок затрещал и лопнул по швам — похоже, блузка не пережила обратного превращения. Отлетевшие пуговицы чиркнули по камню — под плащ тут же пробрался холод, ледяными иголочками прошелся по оголившимся ключицам, и Лили задрожала. На лице Северуса промелькнуло растерянное, почти беспомощное выражение, щеки полыхнули алыми пятнами, но он тут же взял себя в руки, встряхнул ее и требовательно спросил:

— Ты что-то пила? Ела? Ну же, Лили! Вспоминай!

Это было настолько по-северусовски, что на глаза опять навернулись слезы.

— Ни... ничего такого. Не веришь — посмотри сам. Там и правда ты... м-мертвый.

Зубы застучали — пришлось стиснуть их, чтобы не удариться в истерику. Нахмурившись, Северус выпустил ее плечо и каким-то образом просочился мимо — она так и не поняла, как именно, в проходе было негде даже развернуться. Он что, умеет становиться бесплотным?

О Боже... А вдруг он... вдруг это призрак?

Похолодев от страшного подозрения, Лили сорвалась с места — и очень вовремя, он как раз успел скрыться за поворотом. Догнала его, схватила за руку... Нет, точно живой — его предплечье на ощупь было теплым и твердым. Ее единственным якорем в этом взбесившемся мире.

Крепче сжав его локоть, она отважилась взглянуть вперед — там угадывались очертания чего-то большого и неровного, лежащего поперек туннеля. Держа наготове палочку, Северус подошел ближе, и Лили последовала за ним. Голубоватый огонек Люмоса осветил сначала ногу в черном ботинке, затем неподвижное туловище, разметавшиеся волосы и страшную рану на горле. Судорожно всхлипнув, Лили вцепилась в того Северуса, что стоял рядом, живого и настоящего, и вдруг тело на полу начало размываться и оплывать, потекло, стремительно меняя форму...

Щелчок — и на его месте возникла серебристая лань. Изящная, тонконогая, с удивленно вскинутой головой, словно отлитая из светящейся ртути.

— Ридикулус! — воскликнул Северус, и боггарт превратился в рыжую мультяшную олениху в кружевных панталончиках, которая томно хлопнула подведенными глазками, а потом затрещала и взорвалась, разлетевшись клочьями дыма.

Ноги подогнулись, словно в них расплавились кости. Из последних сил Лили качнулась вперед, всей грудью прижалась к его спине. Боже, какой же он горячий... Обняла его, щекой потерлась о колючую ткань, вдохнула запах мыла и отсыревшей шерсти — и, уже не сдерживаясь, разрыдалась от страха и облегчения.

Северус пошатнулся.

— Кажется, у меня где-то был Умиротворяющий бальзам, — полуобморочным голосом произнес он, привалился плечом к стене и не столько сел, сколько сполз по ней на пол.

Лили плюхнулась рядом. Вцепилась в него мертвой хваткой — он что-то сказал, в поясницу больно впивался камень, но она уже не могла разжать пальцы. Даже чтобы утереть слезы — они ручьями текли по щекам, капали с носа и подбородка...

— На, выпей, — повторил Северус, и она осознала, что он уже давно протягивает ей высокую склянку с узким горлышком. Лили заставила себя ее взять, дрожащей рукой поднесла к губам — зубы лязгнули о стекло...

Северус как-то странно на нее покосился.

— Дай сюда.

Отобрал у нее склянку и вытащил пробку, которую она даже не заметила. Протянул снова — шмыгнув носом, она сделала глоток, потом второй. Горькая жидкость обожгла язык и комом провалилась в желудок.

И только тогда до нее окончательно дошло: Северус тут, так близко, что до него даже можно дотронуться — живой, настоящий, не призрак и не морок... сгорбился у стены, темные волосы падают на лоб, и шея по-цыплячьи торчит из расстегнутого воротника мантии...

Не выдержав, Лили поднырнула ему под руку — обняла за талию, прильнула щекой к ключице; он дернулся и зашипел, но она не отпустила, только стиснула его крепче и прижалась всем телом.

Наконец он замер и перестал вырываться — лишь дышал тяжело и прерывисто, опаляя макушку дразнящей близостью губ, и от этого по всему ее телу побежала теплая волна, а волоски на шее встали дыбом.

Перед глазами распухшим светлячком проплыл Люмос — Северус переложил палочку в другую руку, забрал у Лили Умиротворяющий бальзам и залпом допил остатки. А потом отставил в сторону пустой флакончик, положил ладонь ей на плечо и медленно, несмело сжал пальцы — так, словно боялся, что она вот-вот растает.

Голубоватый огонек в его руке горел ярко и ровно. Освещал противоположную стену, всю в пятнах теней и лишайника, и горбатый пол — серые плиты вспучивались и выгибались, точно встопорщенная чешуя на хвосте чудовища. Лили казалось, она просидела так целую вечность. Заново привыкала к Северусу — к тяжести его ладони на плече, жару от худого, нескладного тела и знакомому запаху дыма и мыла... Слушала, как колотится его сердце, словно толкаясь ей прямо в ухо, как часто вздымается под щекой его грудь... Отчего он так испугался? Неужели из-за боггарта? Но серебристая лань не показалась ей страшной — скорее, красивой...

— Сев, — шепнула Лили в обступившую их тишину, — а та лань — ну, в которую превратился боггарт... это же чей-то патронус, да?

Пауза — не дольше удара сердца.

— Мой, — как сквозь сон, откликнулся Северус. — Это был мой патронус.

Он научился вызывать телесный патронус? Вот это да! А она и не знала! Хотя ничего удивительного, конечно — с его-то оценками по ЗОТИ...

— А чем он тебе не угодил? — завозившись, Лили поудобнее устроилась у него на груди. Слезы постепенно подсыхали, липкой коркой стягивая ресницы. — Не нравится, что это лань? Боишься, что она какая-то... девчачья?

Северус замер. Даже грудь у нее под щекой перестала подниматься и опускаться.

— Слушай, тебе не кажется, что ты задаешь слишком личные вопросы? — наконец огрызнулся он. — Я же не спрашиваю, с каких это пор ты так за меня боишься, что даже завела себе нового боггарта!

Из легких словно вышибло воздух. Лили отстранилась, заглянула ему в лицо — нахмуренные брови, выступившая на щеках краска... Похоже, он говорил всерьез.

— Как это — с каких пор? — она уже ничего не понимала. — Я всю неделю себе места не находила, а потом еще это зелье... Я решила, ты для них его варил, и только потом поняла, когда услышала про твою маму... — слезы хлынули снова, будто внутри прорвало плотину. — Сев, но они же террористы! Они задумали что-то ужасное, они... они убьют тебя, я во сне видела! Умоляю, не связывайся с ними, я... я у Блэка займу — что угодно сделаю, только не умирай... Северус, пожалуйста...

Она попыталась утереть слезы, но только сильнее размазала их по щекам. Губы прыгали, из носа текло, от озноба зуб не попадал на зуб, но Северус словно ничего не замечал — молчал, неподвижно глядя в сторону, и его лицо походило на серую гипсовую маску.

— Бальзама больше нет. Извини, — хрипло сказал он и запустил в стену пустой склянкой. Стекло дзинькнуло, осколки брызнули в стороны — Лили от удивления перестала рыдать, и только тогда он поднял на нее взгляд и с трудом, через силу, продолжил: — А если... если ты ошиблась и все не так поняла? Если я и в самом деле сварил зелье Перевернутой реальности, но не собирался его продавать? А Малфою плевать на магглов и теракты — они с Нарциссой просто хотят ребенка, потому что у ее отца темная скверна? И они откуда-то узнали, что я в курсе их проблем, и обратились ко мне... Если я пообещаю... дам тебе слово, что не стану варить ничего нелегального и никогда не полезу в политику?

Его голос звенел, как высоковольтный провод под током, но лицо оставалось холодным и далеким. Застывшим, точно Черное озеро зимой.

— «Хотят ребенка»? — Лили уставилась на него во все глаза. — Чтобы взять у него кровь для зелья? Значит, то, что ты сварил для Малфоя, — это было зелье фертильности? И полнолуние... ты сбежал из лазарета, чтобы успеть его закончить? И шел в Хогсмид, а наткнулся на меня?

Кивок; черная макушка качнулась и выпрямилась. У Лили закружилась голова, она шмыгнула носом — от облегчения, от схлынувшего страха...

— Но почему ты не сказал? Ничего не объяснил, даже словечком мне не обмолвился?

— А ты бы поверила? — бесстрастной маски как не бывало. Тонкие губы исказила неприязненная гримаса, он зло передразнил: — «Не ври, Северус, я точно знаю, что это зелье Перевернутой реальности! Завязывай с экспериментами, не то устроим тебе несчастный случай — живым до лазарета не дойдешь»! Помнишь такое?

Северус смотрел на нее насмешливо и безжалостно — но худые щеки раскраснелись, черные пряди прилипли ко лбу, и палочка в его руке дрожала и ходила ходуном, заставляя трепетать обступающие их тени.

— Но... я не то... я вовсе не это... Как ты мог обо мне такое подумать? — опешила Лили.

— А ты — обо мне? Стоит мне встать к котлу — и я уже преступник в твоих глазах, и ты не ищешь других доказательств! Почему, Лили?

И опять это сочетание насмешки и боли — в изгибе губ, в еле сдерживаемой дрожи... В поисках опоры Лили потянулась к стене — пальцы нащупали гладкий выступ камня, шершавый наплыв строительного раствора... Странным образом, это успокаивало.

— Ладно, прости. Я была неправа, — неохотно признала она. — Но все-таки, почему ты не сделал ничего, чтобы меня переубедить? А если б моя мать не поговорила с твоей, и я не догадалась и не прибежала тебя спасать — как бы ты потом со мной объяснялся?

Он нахмурился и слишком быстро отвел глаза, и от этого Лили словно окатило холодным душем — тело стало ватным, под ложечкой засосало...

— О Боже... — она провела рукой по лбу. — Ты не собирался со мной объясняться. Позволил мне подслушать тот разговор... думал, я побегу в аврорат, — подозрение окрепло, превращаясь в уверенность, в груди словно растекался обжигающий лед. — Они устроят засаду, а там зелье фертильности — верно?

Он не ответил. Только прикрыл ладонью палочку и отвернулся, чтобы лицо оказалось в тени. Свет Люмоса полосами ложился на мантию, мертвенным маревом сочился сквозь тонкие пальцы...

— Да как... как тебе в голову пришло, что я на такое способна?

— Например, из-за Мародеров? — Северус безразлично дернул плечом. — На совятне, куда я пришел отвечать на твое письмо?

Что? Они у него и в этом виноваты? Да сколько ж можно, когда же это кончится!

— Какие Мародеры, какое письмо, при чем тут они? И перестань менять тему! — она схватила его за запястье, заставила убрать ладонь от палочки — свет хлынул во все стороны, и из темноты проступил каменный свод туннеля, похожий на ребра доисторического животного.

Северус все еще прятал лицо за завесой волос, но Лили дотронулась до его щеки, кончиками пальцев убрала за ухо длинные пряди, и он замер, а потом медленно-медленно повернулся к ней.

— Сев, ну как ты не понимаешь, что это совершенно неважно? — первая фраза далась ей с трудом, но дальше стало легче, и слова полились сами: — Здесь нет никаких Мародеров, здесь только ты и я, так какая разница, что они тебе наговорили! Это никак не повлияет на мое к тебе отношение! Почему же у тебя это не так? Зачем ты... даешь им над собой такую власть, через слово поминаешь обиды, впутываешь их в то, что только твое и мое? Почему не можешь просто наплевать и забыть?

— Просто наплевать и забыть? — он приподнял брови, изо всех сил стараясь казаться спокойным и рассудительным, но на щеках ходили желваки, и губы кривились в злой, болезненной усмешке. — Предлагаешь мне последовать твоему примеру? Ах да, ты же простила мои обиды, не свои — все, что угодно, лишь бы встречаться с Поттером, верно?!

Последние слова он практически прокричал ей в лицо, и Лили отшатнулась. Вгляделась в его сощуренные, шальные от бешенства глаза — как у больного или пьяного; огонек палочки отражался в них, заливая белок и радужку неестественным блеском.

В тишине коридора отчетливо слышалось его хриплое, надсадное дыхание.

— Встречаться с Поттером? Я? — ошеломленно переспросила Лили. — Сев, ты что, совсем башкой двинулся, пока лабораторию взрывал? Потому что если нет, то я сама тебе двину! Да даже у Кальмара больше шансов, чем у этого придурка — сколько раз мне повторять, чтобы ты наконец усвоил?!

— Я — что? Но...

Он замолчал и нахмурился. Злость стекала с его лица, как вода в водосток, оставляя только растерянное, изумленное выражение — будто внутри после долгого простоя запускался заржавленный, плохо смазанный механизм.

— Так ты с ним не встречаешься? — его голос дрогнул.

Вот же идиот ненормальный...

Привстав, Лили зашарила по сторонам в поисках палочки — кажется, та выпала, когда она полезла к нему обниматься, или даже раньше, когда закатила истерику. Ладонь уколол какой-то камешек — шмыгнув носом, она запустила им в эту упрямую, невозможную, невыносимую скотину, но он легко уклонился... занесла для удара руку — перехватил, но не оттолкнул, а лишь сглотнул, и его пальцы кольцом сомкнулись на запястье.

Лили тронула языком враз пересохшие губы. Сердце пойманной птицей трепыхалось в груди, и кровь стучала в висках. От его пальцев по коже разбегалось теплое, щекотное ощущение. Вверх, к локтю, и вниз, по тыльной стороне ладони.

Северус дышал судорожно, рвано, хватал воздух жадными глотками, почти похожими на всхлипы. Длинные волосы закрывали лицо — под черными прядями угадывались только очертания крючковатого носа.

Но ее руку он так и не выпустил.

— Ты же все время сбегаешь, — шепотом сказала она. — И почти на меня не смотришь — я думала, я тебе не нравлюсь...

Он вздернул подбородок, и в его глазах что-то полыхнуло — видное даже сквозь завесу волос, что-то огромное и яркое, как квазар, как сверхновая, как сотня разом взошедших солнц...

А потом расстояние исчезло, он одним движением оказался рядом, обнял ее за плечи и привлек к себе. И, зажмурившись, вслепую нашел ее губы.

В голове стало пусто, и земля ушла из-под ног. Вокруг стемнело — или это Северус выронил палочку? Лили казалось, что она летит в межзвездной пустоте, одновременно и огромная, как галактика, и ничтожная, как пылинка... Его руки, его губы, его запах, и пальцы запутались в его волосах, и звенящая, сумасшедшая легкость во всем теле — точно они пробрались на тот «Аполлон» и сейчас на полной скорости неслись к Луне.

А потом она отстранилась, чтобы глотнуть воздуха. И снова поцеловала его — уже сама, всей кожей ощущая прошедшую сквозь него волну дрожи.

И, шумно выдохнув, Северус ответил на ее поцелуй.