"Л" значит Лили. Часть I (гет)

Лили спускалась по лестнице в гриффиндорскую гостиную, с трудом сдерживая зевок. В голове клубилась всякая муть — обрывки ночных кошмаров, странные бесконечные коридоры и пустые зеркала; словом, она не выспалась и до сих пор чувствовала себя немножечко глюком, поэтому едва не врезалась в идущую впереди Эмму, когда та вдруг остановилась.

— Кто... — начал внизу чей-то хриплый со сна голос, но договорить не успел. По ушам резанул истошный, совершенно нечеловеческий вопль, от которого содрогнулись бы даже тролли, а банши удавились от зависти. Остатки сна слетели в момент; Лили шарахнулась, споткнулась о ступеньку и чуть не загремела вниз, но очень кстати ухватилась за плечо застывшей столбом Эммы.

Крик стих — будто кто-то повернул выключатель. Тишина звенела в ушах.

— ...превратил мой носок в мандрагору? — обиженно закончил все тот же голос.

Встав на цыпочки, Лили выглянула из-за плеча более рослой подруги. Посреди гриффиндорской гостиной в позе средневекового рыцаря стоял Саймон Хилл, только вместо головы поверженного врага он держал за хвостик полуносок-полумандрагору, а вместо щита прикрывался "Еженедельником ловца" с мельтешащим на обложке золотистым снитчем.

— Эй! Это мой журнал! — возмутилась Эмма.

По ступенькам простучали каблуки.

— Что стряслось, кого убивают?

Роуз и Дейзи, "наши гриффиндорские цветочки", как их обычно называли мальчики; конечно, они не могли остаться в стороне, когда внизу происходит что-то интересное. На девчачьей лестнице тут же образовался затор.

— Пока никого, — ответила Лили, — но если это очередная выходка Поттера, то я его точно придушу. Тоже мне, горе-гуру спецэффектов и акустических ударов...

— Ах, какие страсти, — хихикнула то ли Дейзи, то ли Роуз. — Мур-мур, лямур...

— Сколько раз повторять — он мне даже не нра...

— Саймон, я тебе говорила не трогать мой журнал? — перебила ее Эмма. — Говорила. А ты опять его взял! И носки! Еще раз бросишь их посреди гостиной — и я за себя не ручаюсь!

— Вот! — назидательно воздел палец Саймон. — Все слышали? Она даже за себя поручиться не может, а туда же — других жизни учит!

Лили и ее личная жизнь были тут же позабыты: двойняшки, точно почуявшие кровь акулы, переключились на новую жертву.

— А вот и не подеретесь... — противным голоском затянула одна из сестер.

Вздохнув, Лили спустилась по лестнице и плюхнулась в старое кресло с резными подлокотниками. Опыт подсказывал, что эта милая парочка могла пререкаться часами, а при поддержке близняшек — и днями.

Она подняла взгляд на окно — за частым свинцовым переплетом розовел рассвет, огненными всполохами горели облака, и все алое и золотое в комнате казалось лишь отблесками небесного пожара. Портреты развлекались, наблюдая со стен за традиционной жанровой сценкой "Утро в гриффиндорской гостиной"; зрителей в них все прибывало и прибывало — кое-кто даже начал заключать пари и принимать ставки. От нечего делать Лили призвала из спальни рабочий блокнот и раскрыла на чистой странице.

Сначала — Эмма; она легко вписалась в стройную систему, став стремительно-угловатым иксом: упаси Боже принять ее за что-то, кроме главной неизвестной. Дальше шел Саймон; под ее пером он приобрел округлую завершенность игрека: всегда второй, всегда подстраивается под условия задачи. Близняшки — это, конечно, зет и зет-штрих, один на двоих залихватский росчерк. А она, Лили, и вероятность не опоздать сегодня на завтрак — равнодействующая приложенных сил, итог этих вычислений.

Перед глазами уже начали выстраиваться длинные ряды переменных и знаков, прообраз будущего уравнения готовился обрести плоть и кровь на бумаге, но тут Лили ощутила на себе чужой взгляд и подняла голову.

На пороге гостиной топтался щупленький второкурсник, не решаясь ни войти, ни выйти, и с боязливым восторгом слушал, как ругаются старшие. Лили подмигнула ему и пожала плечами — мол, что с них взять, с этих балбесов? Зардевшийся мальчишка потупился и шмыгнул в коридор, картина захлопнулась за ним, наглухо перекрывая вход, а затем в утреннюю какофонию вклинился до боли знакомый голос:

— Привет, народ! Никто мой носок не видел?

Джеймс Поттер собственной персоной, явился, не запылился. Выглядел он — Лили мрачно сощурилась — баллов где-то на десять с Гриффиндора, или даже на пятнадцать, если попадется Макгонагалл: очки перекошены, волосы дыбом, рубашка застегнута кое-как, одна нога в ботинке, вторая босая. Саймон и Эмма продолжали увлеченно переругиваться под посильный аккомпанемент близняшек; похоже, Поттера в гостиной еще никто не заметил.

Отложив в сторону перо и блокнот, Лили с притворным участием поинтересовалась:

— Что, носки разбегаются? В них самозародилась жизнь? А в стирку сдавать не пробовал — ну, знаешь, так, для разнообразия?

— Не, это чистые были, — мотнул головой Поттер.

— Тогда страшно подумать, на что у тебя способны грязные. И кстати, — нахмурившись, добавила она, — не думай, что тебе так запросто сойдет с рук сегодняшняя выходка с мандрагорой. Мы, между прочим, и оглохнуть могли, если бы она не начала превращаться обратно.

Но Поттер уже отвлекся — вытянув шею, он разглядывал что-то, копошащееся в углу, прямо под натюрмортом с застенчивыми маргаритками, что-то маленькое и темное...

— Ага, попался! — возликовал он, и в руке у него словно сама собой возникла палочка. — Ступефай!

"Идиот!" — мысленно взвыла Лили, ныряя за кресло; красный луч срикошетил от стены и прошел у нее над ухом. Со стороны близняшек и Саймона грянуло дружное: "Джеймс Поттер!" — вместе они вполне могли составить конкуренцию недавней мандрагоре, и маргаритки на натюрморте испуганно съежились, прикрывая лепестками нежную сердцевину.

— Импедимента!

Что-то затрещало. Выглянув из укрытия, Лили увидела, как заваливается набок столик — Поттер опять промазал. Носок увертывался от одного заклинания за другим, петлял, ловко отталкиваясь пяткой от пола, диковинной лягушкой скакал по комнате — а затем сиганул в сторону, уходя от очередной атаки, поскользнулся на "Глиссео" и затормозил только у портрета Полной Дамы.

— Акцио носок!

Не тут-то было. Гибко извернувшись, беглец скрутился в трубочку, а потом — Лили глазам своим не поверила, ведь картина только что была закрыта! — одним движением ввинтился в просвет между рамой и дверным косяком.

— Вот зараза! — то ли выругался, то ли восхитился Поттер.

И с этими словами он толкнул Полную Даму в сторону, перемахнул через порог и скрылся в коридоре — как был, полубосой. В наступившей тишине стало слышно, как картина со стуком встала на место.

Лили выпрямилась, разглядывая устроенный Поттером погром. Итог его стараний впечатлял: подпалина на ковре, перекосившиеся портреты, чьи обитатели в ужасе разбежались, перевернутые кресла и столики — тот, что слева, даже ножки лишился. Словно тут сдетонировал рог взрывопотама — она бросила взгляд через плечо... или даже два рога. Ну и кто все это будет убирать и чинить?

Из-за красного дивана выбрался Саймон — тоже, видимо, решил не искушать судьбу и не полагаться на сомнительную Поттеровскую меткость. Эмма отступила от шкафа, в который вжималась все это время, и махнула палочкой, убирая с пола большое пятно копоти. Процедила сквозь зубы:

— У-у, поросенок... Все испортить и удрать — очень по-поттеровски. Вот бы преподавателям попался, может, хоть отработку впаяют...

— Эмма, ты зануда. Тут дел на пару минут от силы, — заявила одна из двойняшек, заставляя кресла разойтись по местам, а вторая задумчиво добавила:

— А вы заметили, что он был один? Интересно, где его приятели...

Лили внесла в уборку свою лепту, зарастив уродливую подпалину на ковре, и занялась сломанным столиком... действительно, если на Поттера в таком виде наткнется кто-то из преподавателей, то виноват будет он, а баллы снимут со всех. Не говоря уже о долгих скучных нотациях, которые ждут лично ее — она передернулась от одного воспоминания о резком голосе Макгонагалл: "Вы староста школы, мисс Эванс, вам следует помнить о возложенной на вас ответственности и не стесняться напоминать о ней нашему второму старосте".

— Ну вот, готово, — вслух заметила Лили. — Пойду проверю, что с этим придурком, а то ведь действительно нарвется...

По дороге к выходу она еще успела услышать, как одна из близняшек говорит другой: "Значит, это не Поттер носок Саймона заколдовал? А кто тогда, Блэк?" — а потом за спиной закрылся портрет, и все смолкло.

— Эй, Поттер! — позвала Лили в гулкую тишину коридора, но никто не отозвался — балбеса, конечно, давно и след простыл.

Стояло такое раннее утро, что школа казалась пустой — все вокруг заполнял зыбкий акварельно-серый сумрак, который еще не успели разогнать солнечные лучи. Поежившись от сквозняка — после теплого родительского дома первые недели в замке давались особенно тяжело, — Лили осторожно двинулась в сторону лестницы.

Поттера нигде не было видно — ни его самого, ни его следов. Ни копоти, ни выбоин на стенах, ни каменной крошки на полу. Странно... он словно выскочил за порог и тут же перестал швыряться заклятьями. Или носок настолько его опередил, что это уже не имело смысла? Тогда ей лучше поторопиться, иначе она никогда их не догонит.

Чтобы срезать путь, пришлось свернуть к потайному проходу, спрятанному за одним из гобеленов. Ступеньки, ступеньки... Пятый этаж встретил ее пустотой и сыроватой прохладой непрогретого камня. И тишиной, такой глубокой, что казалось — в ней будет слышно, как летит привидение. Справа в ряд выстроились рыцарские доспехи — словно череда исполинов; Лили шла мимо них на цыпочках, ежась под их незрячими взглядами, и с каждым шагом все меньше понимала, что она тут делает.

Ни намека на Поттера. Ни воплей, ни взрывов, ни дурацких погонь — ничего, что нужно срочно устранять и пресекать. Только странное ощущение, будто ей в спину целится чья-то палочка.

Она остановилась в нескольких шагах от лестницы, которой пользовались студенты — если спускаться из Гриффиндорской башни обычным путем, этого места было не миновать. Ну что, проверила? Убедилась, что здесь никого нет? Тогда поворачивай назад — такими темпами ты скорее инфаркт нагуляешь, чем перехватишь Поттера. Или сама преподавателям попадешься, и объясняй потом, зачем тебя сюда понесло...

Но далеко она уйти не успела — в глубине коридора что-то скрипнуло. И стихло. Лили уже успела решить, что ей почудилось, но следом послышались шаги. Тук-тук — каблуки ботинок стучали по гулкому каменному полу. Кто-то шел сюда из библиотеки, еще закрытой в такой ранний час от всех добропорядочных студентов.

А недобропорядочные... Шаги приближались. Спокойная, по-хозяйски уверенная поступь человека, который никуда не торопится и ничего не боится. Лили замерла, только взгляд метался из стороны в сторону, а в груди разливался противный холодок. Это точно кто-то из слизеринцев, больше некому. Явно не Фоули — этот никогда не ходил в одиночку. Значит, Мальсибер или Эйвери... их двоих она особенно боялась, хотя ее они никогда не трогали. Уж слишком неприятные у них были глаза: ледяные и хищные, как у крокодила в зоопарке. Будто дай им волю — сожрут и не подавятся. И рассказы о них ходили страшные, из числа тех, что передаются в девичьих спальнях только шепотом и только тогда, когда не услышит никто из взрослых.

Проверять правдивость этих историй как-то не тянуло. Лили юркнула за доспехи, вжалась в стенку, лопатками ощущая твердость каменной кладки, а щекой — холод полированного металла. Шаги раздавались все ближе, сердце колотилось как безумное, до сухости во рту и звона в ушах, и, не в силах больше терпеть неизвестность, она выглянула из-за плечевого щитка и сощурилась, всматриваясь в сероватый полумрак.

Темная копна волос, которую не спутаешь ни с чьей другой, прямая осанка, гордо вскинутая голова... Блэк? Сириус Блэк? Страх точно ветром сдуло, она едва не рассмеялась от облегчения — будто в детстве, когда ищешь в темноте ужасное чудовище, а находишь плюшевого мишку. Блэк — это совсем не то, что Эйвери или Мальсибер; Лили уже собиралась вылезать из своего убежища, как вдруг ей в голову пришел вопрос...

...а что он делал в такой час в библиотеке?

Ничего хорошего, судя по тому, что под мышкой он нес толстый фолиант. Выцветший до бурого переплет, потускневшие завитушки... "Философские основы зельеварения" Дамьена Кроткого. Сердце больно сжалось — когда-то она так взбесилась на Северуса, что треснула его этой книжкой по голове, а потом они оба долго ползали по полу, подбирая выпавшие страницы...

Видеть этот привет из прошлого в чужих руках было неожиданно. И отчего-то неприятно — словно выхватываешь взглядом в толпе дорогое лицо, а потом понимаешь, что обознался. И вообще, зачем Блэку понадобилась эта книга? Да еще и настолько, чтобы ее воровать? Это же не Альберт Великий с его Философским камнем и не палеотип с рецептом remedium magnum, ее и на руки легко выдают. Не говоря уж о том, что Мародеров и за учебники пинками не загонишь, а тут сложный научный трактат. Они вообще опознают в нем хоть что-то, кроме букв?

Или они не читать его собрались, а зачаровывать? Какая-нибудь очередная дурацкая шуточка, чтобы у того, кто первый дотронется, выросли рога или хвост. Но зачем тогда тащить куда-то книгу? Гораздо проще проделать все на месте.

Неужели он и впрямь собирается ее читать?

Словно в ответ на эти мысли, Блэк остановился. Раскрыл толстый том, перевернул страницу, пробежал глазами пару строк, будто убеждаясь, что ничего не напутал. Потом захлопнул, сунул обратно под мышку и все тем же уверенным шагом направился дальше.

Блэк, который по собственной воле засел за старинный труд по зельеварению? В это настолько слабо верилось, что Лили помотала головой и ущипнула себя за руку. Ничего не изменилось — он все так же шел по коридору, пока не остановился рядом с лестницей.

Там его кто-то поджидал — кто именно, она не разглядела, смутная фигура соткалась будто из воздуха. Они перебросились парой фраз — со своего места она слышала только голоса, но не могла разобрать, о чем они говорят... кажется, его подельник о чем-то спросил, Блэк ответил, показал принесенную с собой книгу, а дальше они оба стали спускаться на четвертый этаж.

Мародеры и средневековые фолианты. Конец света, небо вот-вот рухнет на землю. Или они все-таки что-то затеяли, и плевать, что один из них теперь староста и должен подавать другим пример. Хотят сварить какую-нибудь дрянь и подлить врагам? Но почему тогда "Основы..."? Там ведь нет никаких рецептов, лишь пространные рассуждения о свойствах живой и неживой материи. Даже Северус, этот маньяк от зельеварения, заинтересовался ими в основном из-за необычной концепции чистокровности, объявленной в свое время крамольной — дерзкого автора то ли сгноили в Азкабане, то ли попросту отравили, а его детище так и осталось жутковатым историческим курьезом. К тому же недописанным.

Но зачем это все Мародерам?

Расстроенная и сбитая с толку, Лили выбралась из-за доспехов и бросилась к лестнице. Ее никто не окликнул, и она перегнулась через перила — но пролетом ниже обсуждали астрономию какие-то ранние пташки с Равенкло, и даже если Блэк и его спутник о чем-то разговаривали, их голоса терялись в этом щебете. И из виду они тоже пропали, точно в воздухе растворились. Впору было поверить, что все это ей примерещилось.

Вот только Лили знала, что никогда не страдала галлюцинациями.

* * *

До завтрака она успела сбегать в гостиную за сумкой и успокоить однокашников: мол, ничего больше Поттер не натворил и никаких баллов с него не сняли. О Блэке и украденной книге она промолчала, не в последнюю очередь потому, что ничего не знала о планах Мародеров. Вдруг они просто решили взяться за ум и приналечь на учебу? А тайком — потому что боятся за свое реноме балбесов и шалопаев. Хороша же она тогда будет со своими подозрениями...

"Кто, они? Взялись за ум? Да ты сама-то в это веришь?" — мысленно фыркнула Лили, едва не подавившись яичницей. Эмма смерила ее странным взглядом, но ничего не сказала.

Первой парой у нее в тот день стояло зельеварение — когда-то самый любимый предмет, если не считать арифмантики... но только не в этом году. И не в прошлом. Лили подсела к девчонкам; Роуз и Дейзи перемывали косточки сокурсницам, обсуждая, кто с кем в эту субботу собирается в Хогсмид, на что можно было отвечать неопределенным хмыканьем и одобрительным угуканьем — к счастью, ничего другого соседки от нее и не ждали.

Взгляд сам собой упал на Мародеров — сидят, голубчики, на одной из первых парт, всей дружной компанией, выбравшей курс по высшим зельям: Поттер, Блэк и этот, как его там... опять из головы вылетело... Те двое о чем-то шепчутся, он слушает, склонив голову набок. Не похоже, чтобы им было сильно весело — если бы они и в самом деле что-то замышляли, то вряд ли сидели бы сейчас с таким похоронным видом. Даже утренней проделке, и то не радуются. Не то чтобы Лили ее одобряла, но все же следовало признать, что Мародеры никогда не преступали определенной черты, той самой, за которой мальчишеская дурь превращается в расчетливый садизм, а пострадавшие оказываются в Больничном крыле — в отличие от Мальсибера и Эйвери, которые за этой чертой практически жили. Да, Мародеры могли раздуть кому-нибудь голову, или подменить всю еду на слизеринском столе на трансфигурированную из флоббер-червей, а потом покатываться со смеху, когда пироги и отбивные начинали превращаться обратно прямо в тарелках у младшекурсников...

...или, услужливо подсказала память, подвесить твоего бывшего друга вверх тормашками на потеху толпе, угрожая снять с него подштанники. Откуда ты знаешь, а вдруг они опять задумали что-то похожее? Издевательства есть издевательства, и неважно, оставляют они шрамы или нет. Уж тебе ли не знать, как больно могут ранить слова...

Сердце дрогнуло, пропустило удар — больше года уже прошло, а оно, глупое, все никак не смирится. Невольно Лили покосилась на четвертую парту в соседнем ряду и знакомую фигуру за ней... Школьная мантия туго обтягивает плечи, спина сгорблена — он так низко склонился над котлом, будто хотел нырнуть туда с головой. А рядом — внутри гадюкой заворочалась неприязнь... рядом с ним сидела Абигайль Блишвик. Внешность ангела, повадки течной кошки и мозги недоразвитой амебы — слить в одно тело, размешать по часовой, сдержать рвотные позывы. Слизеринка, конечно же. И — Лили сглотнула — чистокровная. Не то что она, дочь простых магглов. Грязнокровка, как любезно напомнил Северус все в тот же злосчастный день год с лишним назад.

Его соседка картинно убрала за ухо локон, что-то спросила — он развернулся к ней всем корпусом, наклонил голову, и воображение само дорисовало, как он кладет руку на парту и пальцем выводит на крышке узоры, и слишком длинные волосы падают ему на лоб, а он так увлекается объяснениями, что ничего не замечает. В такие минуты его лицо смягчалось, в глазах загорался огонек — он шутил, что мало кто способен оценить красоту булькающего котла (и мозгов, вскипающих от твоих рассуждений, подхватывала она), и...

"Нет. Хватит травить душу, — стиснув зубы, приказала себе Лили. — Наплюй и забудь. И не смотри на этого... апологета чистокровности. Тоже мне, радетель выискался — за примат чистоты крови над чистотой подштанников".

И все равно — смотрела жадно и горько, не в силах отвести глаз, и чувствовала на языке какой-то мерзкий привкус, точно забросила в рот целую пачку драже "Берти Боттс", и они все оказались со вкусом желчи. Смотрела, как он снова согнулся над котлом и замер столь неподвижно, будто обратился в камень, и отвернулась только тогда, когда профессор Слагхорн заявил, что сегодня они начинают изучать зелья индивидуального действия, чей состав варьируется в зависимости от реципиента.

* * *

К вечеру она решилась.

Когда-то сестра обвинила ее в том, что она вечно витает в эмпиреях, и если что и делает, то никогда не думает о последствиях. "Хоть раз выйди из своего хрустального замка и поживи как мы, обычные люди!" — бросила тогда в сердцах Туни.

Лили не считала себя необычным человеком. Но, возможно, в тех упреках и была какая-то доля истины: зачастую она слишком долго тянула с принятием решений — взвешивала и старалась выбрать наилучший вариант, а в итоге срывалась и действовала как попало.

Но на этот раз такого не будет. Она не станет молчать и заниматься бесплодными гаданиями, а прямо спросит у Мародеров, что они задумали. И если ответ ее не устроит... да, ябедничать, конечно, нехорошо, а на своих товарищей в особенности, но иногда долг требует поступиться принципами. Об украденной книге узнает Макгонагалл, и им придется отвечать уже перед ней, причем по всей строгости — уж кто-кто, а она своим студентам точно ничего не спустит.

Но всегда оставалась вероятность, что никаких гадостей они не замышляют. Вдруг у всего, что видела Лили, есть какое-то невинное объяснение? Она очень на это надеялась. Доносчицей становиться не хотелось. Так что нужно обязательно с ними поговорить... вот только с кем именно?

Точно не с Люпином, он сам ничего не решает и тут же побежит за советом к друзьям. И не с Блэком — этот пошлет просто из принципа, чтобы доказать, что никакими угрозами его не проймешь. А вот Поттер... да, с ним может получиться. Особенно если не раздувать конфликт, а сказать прямо: так, мол, и так, я не хочу вас выдавать, но и попустительствовать вашим мерзким шуточкам тоже не могу, а если я все знала и молчала, то тоже получаюсь виноватой. А может, ей повезет, и Мародеры сами откажутся от своей затеи...

...если только удастся нормально поговорить с Поттером.

Она хотела прикинуть вероятности для каждого варианта — хотя бы приблизительно, в самых общих чертах, но потом передумала: слишком много факторов, слишком много уравнений, проще не торопиться и положиться на собственное чутье.

Долго ей ждать не пришлось — удобный случай выдался уже на следующий вечер. Вся четверка Мародеров сидела в дальнем углу гриффиндорской гостиной и с жаром что-то обсуждала; Лили переписывала набело домашнее задание по астрономии и изредка посматривала на них краешком глаза.

Первым от компании откололся Люпин. Махнул рукой и пошел к лестнице, ведущей в комнаты мальчиков — видимо, отправился спать. Дальше Поттер что-то сказал Блэку, и тот вспылил: выпрямился так резко, что чуть не опрокинул стул, тихим голосом проронил пару слов и бросился вон из гостиной — и никто не осмелился напомнить, что отбой был еще полчаса назад, такое у него в этот миг было лицо.

Поттер остался один... ну или все равно что один, в компании их четвертого приятеля, того самого, чье имя она опять благополучно забыла. Тот что-то говорил, но Поттер, похоже, не слушал, лишь рассеянно протирал очки носовым платком.

Вот он, ее удачный момент! Отложив в сторону перо и пергамент, Лили подошла к Поттеру и села на стул, с которого недавно поднялся Люпин.

— Привет. Найдется минутка?

Тот поднял глаза — в них читалось удивление. Впрочем, он быстро взял себя в руки.

— Эванс... то есть да, найдется, а почему так мало? Разве ты сможешь всего за минуту оценить мое обаяние? — подмигнул он.

Лили нахмурилась.

— А зачем тебе больше, Сохатый? — вставил приятель Поттера. — Минута рядом с тобой — и самая неприступная красавица уже у твоих ног и растеклась лужицей.

С языка так и рвалась колкость о том, откуда на самом деле у ног Поттера берутся лужицы, но она мужественно сдержалась: издевки не лучший способ разговорить собеседника.

— И верно, Хвост! — Поттер лишь рассмеялся и хлопнул этого самого Хвоста по плечу, а потом снова повернулся к Лили и беспечно улыбнулся: — Так как, Эванс? Пойдешь со мной в Хогсмид?

Она глазам своим не верила: еще минуту назад он казался усталым и озабоченным, а сейчас смеялся и шутил как ни в чем не бывало. Мгновенное преображение завораживало.

— Нет, Поттер. Это короткий вопрос, который не отнимет у тебя много времени. Незачем тратить на него целую субботу.

Он прижал руку к сердцу и театрально провозгласил:

— Я ранен, друг мой, ранен в самое сердце! Жестокость моей леди так же безмерна, как и ее красота. И лишь приятный вечер в ее обществе и чашечка хорошего кофе могут исцелить эту рану.

Хвост хихикнул. Лили поморщилась — их постоянное паясничанье начинало действовать ей на нервы. Кроме того, было в этом Поттеровом приятеле что-то отталкивающее, какая-то наигранная угодливость. И эти его маленькие рыскающие глазки...

— Что скажешь, Эванс? Соглашайся, будет весело! Обещаю ответить на любой твой вопрос, но только в Хогсмиде.

Она заколебалась. Похоже, по-другому из него ничего не вытянуть, да и один вечер не такая уж большая плата за откровенность — теперь-то он не отвертится, он обещал...

Поттер смотрел на нее прямо и бесстрашно, и на его губах играла улыбка, а во взгляде плясали чертики. Очки в роговой оправе вместе с носовым платком лежали позабытые на столике.

— Хорошо, — сдалась она. — В Хогсмиде. В субботу. Но имей в виду: это не свидание, а деловая встреча. И если ты опять превратишь мою прическу в кошачьи ушки, я тебя прокляну. Больно.

Поттер просиял. Закивал энергично:

— Конечно-конечно, как скажешь!

А потом провозгласил на всю гостиную:

— Крепость пала, народ! Только что случился конец света: Лили Эванс согласилась пойти со мной на свидание!

Мысленно застонав, Лили уронила лицо в ладони. Похоже, после этого заявления на нее уставилась вся комната.