Космоолухи OSF (джен)

Дали ему в напарники "эксперта". Тоже мне, эксперт! Кира была живым воплощением юного поколения, стремящегося всё изменить и переделать.

Открытие ОЗК всколыхнуло массу проблем и прибавило работы полицейским. Вадим легко принял мысль о том, что киборги могут быть разумны. А вот желание разумных киборгов спасать и всячески оберегать...

Психически нестабильные, с разумом ребёнка и способностями совершенного оружия, киборги были бомбами замедленного действия, разбросанными по обществу.

— Мы и пытаемся им помочь! Те, кто не готов влиться в общество, живут на Кассандре. Да и остальные тоже, из-за ксенофобии, — Кира недовольно покосилась на Вадима, и тот хмыкнул. Лучше перебдеть, чем недобдеть!

Но невыносима она была не из-за этого. Она спорила с каждым его словом, с каждым шагом и регулярно пыталась влипнуть в неприятности.

— Я бы справилась! — обычно отвечала она. Вадим лишь качал головой. Он не мог не понять тех, кто хотел её стукнуть — девчонка умела выводить из себя.

Но сегодня всё должно было закончиться. Они наконец-то вышли на след дексхантера, который решил творить свою, одиночную, вендетту против киборгов. ОЗК приготовило "живца" — киборга, который добровольно вызывался поработать приманкой.

— Оставайся на безопасном расстоянии, — Вадим накинул на неё бронник. — Если увидишь что-то полезное, сообщи мне. При появлении опасности укройся за флайером, короткими перебежками, пригнувшись перемещайся в безопасное место.

— С Вороном всё будет в порядке? — конечно, только о своих киборгах и думает.

— Не высовывайся, — повторил Вадим.

Разумеется, всё пошло не так. Дексхантер пришёл не один — у него в подчинении оказался киборг, сцепившийся с Вороном, а с ним за компанию пришла ещё пара "коллег".

Выстрел вмазался в стену рядом, заставив Вадима скрючиться за патрульным флайером. Одного из офицеров ранило.

Ухо уловило щелчок замены батареи, и Вадим попытался отскочить, уже понимая, что не успеет. Слишком медленно. Киборг занят. Товарищи далеко и перестреливаются с другими бандитами.

— Эй! — мимо головы дексхантера просвистел камень. Тот замялся на секунду и этого было достаточно, чтобы Вадим успел увернуться от выстрела.

Невыносимая девчонка!

Бандит узнал Киру и рванул в её сторону. Вадим выстрелил вслед, но тот ловко увернулся, выстрел задел только плечо. Внутри похолодело. Дексхантер был убеждённым ненавистником киборгов, ОЗК и, в частности, Киры Гибульской. Вадим достаточно времени провёл, выслеживая его и знал, что тот пойдёт на что угодно, лишь бы разделаться с Кирой.

— Беги! — она замерла, наблюдая приближающегося убийцу, но оклик Вадима вывел её из ступора, она бросилась прочь. Перебежками, не по прямой, пригибаясь. Молодец. Только бы успеть.

Вадим выстрелил снова, но промахнулся, что неудивительно. Преследователь в Киру тоже не попадал, по крайней мере, пока.

Она завернула за угол, который тут же оплавило выстрелом. Хантер скользнул за ней следом, а Вадим с разбегу перемахнул сетчатый забор, срезая угол. Оставалось перемахнуть через второй такой же — и он окажется между бандитом и девушкой.

Через сетку он увидел, как та запнулась и перевернулась на спину, пытаясь отстреливаться. Мужчина настиг её и ногой выбил из тонкой руки станер.

Вадим практически взлетел на забор и оттуда одним движением спрыгнул на голову дексхантера, сбивая того с ног. Они оба покатились в дорожной пыли. Падение выбило воздух из лёгких, дезориентируя, Вадим подскочил, пытаясь понять, где противник.

Он увидел Киру с расширившимися от ужаса глазами. Увидел направленный на неё бластер. Рефлексы сделали остальное за него. Дексхантер упал на спину, даже не успев закричать — заряд разворотил ему голову.

Вадим почувствовал, как глаза заволакивает туманом. Осторожно опустился на землю. Рядом суетилась Кира.

Вадим смотрел на ночное небо города, гадая, не забыл ли он почистить историю браузера.

— Эй, держись, — Кира зачем-то давила ему на грудь. — Жилет остановил большую часть заряда. Сейчас будет скорая. Держись. Не оставляй меня, слышишь?

Невыносимая девчонка. Ему захотелось коснуться её раскрасневшихся щёк, пухлых губ, но он не мог пошевелиться.

— Пойдём куда-нибудь? Я хочу... — он закашлялся, — угостить тебя кофе.

— Обязательно, — улыбнулась она.

Она наклонилась, целуя его в щёку, и Вадим ощутил, как по телу разливается тепло.

Невыносимая девчонка!

В дверь постучали. Вадим перевернулся на бок, накрывая голову подушкой.

"Просто оставьте меня в покое".

Дверь щёлкнула, открываясь.

— Вторжение на частную собственность, — проворчал он, недовольно стаскивая подушку с головы, — статья...

— Статья "Поднимай свою задницу, Ковалёв!" — бодрый и звонкий голос заставил его поморщиться.

— Лизка, отвали, — пробурчал Вадим, переворачиваясь на спину. Лиза перегнулась через спинку дивана и стукнула его пальцем по кончику носа.

— Самый талантливый детектив нашего отдела занимается какой-то фигней! — она перелезла через спинку дивана, спихивая его. — Надо тебя расшевелить!

— Вот и не надо, возвращайся на работу, самый талантливый детектив, — Вадим упорно сопротивлялся, потом осознал, какой глупой получается ситуация, и спустился с дивана, сев на пол и сложив руки на груди. — Отдохнуть дай.

— Вадим Георгиевич, да вы умеете в комплименты, — Лиза развалилась на диване, складывая ногу на ногу. Её лицо посерьёзнело, — ты уже который месяц отдыхаешь?

Ему стало стыдно. Надо просто взять себя в руки. Чего разнылся, как баба? Но каждый раз, когда мысли заходили о работе, к горлу подкатывал ком, а на спине выступал холодный пот.

— Не могу, — покачал он головой, — Лиз, я...

— Тогда хотя бы перестань киснуть дома! Прокатись, порадуйся жизни немного. А то так к дивану прирастёшь. Всё равно от мозгоправов твоих толку нет.

Вадим ответил не сразу.

— А если я не вернусь?

Он до сих пор не был уверен, что вернулся с задания.

Может, лучше бы и не возвращался.

Лиза соскользнула с дивана и, прежде, чем он успел что-то сообразить, стиснула его в объятиях.

— Вернёшься, — прошептала она, и ему почудилось, будто она всхлипнула. — Ты ведь всегда возвращаешься.

Вадим обнял её в ответ. Он не был уверен в том, что ему поможет хоть что-то.

Но он собирался изо всех сил постараться.

Ланс не понимал походы.

Они могли сидеть на корабле, в тепле и уюте, но зачем-то нужно было бесцельно двигаться по лесу, неся на себе вещи. Это было нелогично, неэффективно, бесцельно...

Полина наклонилась к какому-то здоровенному жуку, и непривычная тяжесть рюкзака её чуть не перевесила — Ланс вовремя поймал.

А ведь могли бы сидеть в гостиной, смотреть фильм. Вместо этого команда радостно подвергала себя опасностям, а Сеня остался на корабле без присмотра!

На обеде Полина насобирала каких-то ягод и бросила в чай вперемешку с травинками и прочим лесным мусором. Ланс попробовал. Калорийности не прибавилось, только запах другой. Но Полина так его нахваливала... В конце концов, в ягодах и листиках тоже есть своя прелесть. Хвойные иголки ему даже понравились — потом время от времени Ланс срывал кусочек ветки и забрасывал в рот.

В общем, походы были затеей совершенно глупой! Они еле шли, все вымотались, но продолжали тащить свои бессмысленно тяжелые рюкзаки. И отказывались отдавать киборгам часть вещей! Правда, тайком Ланс всё-таки вытащил кое-что из рюкзака Полины. Вроде, она не заметила, но зашагала бодрее.

Вечерние посиделки ему почти понравились. Однако костёр грел только с одной стороны, а бревно было неудобным. А Сеня остался на корабле один! В палатке Лансу его очень не хватало — место было непривычным и пустым. Он, конечно, мог спать где угодно, но предпочитал у себя.

— Ланс? — раздался голос Полины у входа и она пробралась в палатку, шаря руками в темноте. Ланс включил встроенный фонарик. — Можно я здесь посплю? Тед храпит. И я замёрзла.

— Тогда иди сюда, — Ланс расстегнул спальник. Она замялась. — Согреешься.

Она почему-то хихикнула, но отложила свой спальник и забралась к нему. Мешок был здоровенный, а Полина — маленькая, поэтому они оба поместились. Ланс обнял её, притягивая к себе и чуть повышая температуру тела. Полина и, правда, была замерзшей, руки — так вообще ледяные.

Для пущей эффективности ей стоило бы раздеться, но почему-то он не смог это предложить. Вместо этого только получше её укутал. Полина быстро уснула, мирно сопя у него в объятиях.

Возможно, в походах-таки были плюсы.

— Ланс?

Он перелистывает страницу альбома, пряча рисунок. Полина садится рядом — хотя для него она рядом, даже если на другом конце комнаты.

Её приятно рисовать. Каждый момент с ней — уникален, его невозможно повторить и хочется сохранить. В голове у Ланса — коллекция голографий, а в каюте — тщательно припрятанная стопка рисунков. Если она увидит, засмеёт, наверняка.

Он предлагает посмотреть голофильм — Полина в ответ собирает всю компанию. Теда, Дэна, даже Вениамин Игнатьевич подтягивается. Ланс не любит сидеть в толпе, а за Полиной можно наблюдать и на расстоянии. Правда, когда он встаёт, то чувствует сожаление.

Она тёплая. Не как Сеня, по-особенному.

* * *

— Ланс?

Ветер колышет её волосы, а соль соблазнительно блестит на бледной коже, которая уже покраснела на солнце. Лансу хочется наклониться и провести языком вдоль её ключиц, пробуя эту соль на вкус. Но люди так не делают. Теду (может быть) и сошло бы с рук, но ему...

— Обгоришь, — он накидывает ей на плечи тряпку, которая у него в руках, и Полина почему-то хихикает. Не та тряпка? Покрывало? Неважно, главное, чтобы не болела.

* * *

— Ланс, прекрати!

Весело хихикает. Весь вечер болтали и дурачились, а теперь он повалил её на лопатки, нависая сверху. Полина совсем рядом и ему сложно не коснуться её лишний раз.

— Настоящий кот!

Кот.

Ланс выпрямляется, не убирая улыбку с лица. Ну да, он же "Котик".

— Ланс? Ты чего?

* * *

— Полина?

Она проскальзывает за дверь каюты и замирает на пороге. Пульс учащённый. Щеки покрылись румянцем.

Хочется спросить, но язык не слушается. Он лишь приближается к ней, осторожно касаясь обнажённых плеч кончиками пальцев.

Полина поднимается на цыпочках. Она так близко, что он будто чувствует волны энергии, исходящие от неё. Ланс осторожно целует её в щёку.

— Ну ты чего? — она улыбается и подаётся вперёд, целуя его в губы.

В пультогостиной было темно — для человека. Киборгу аварийного освещения хватало с лихвой.

Полина выглядела обеспокоенной.

— Кто это сделал?

Она осторожно прижала платок к разодранной щеке Ланса.

— Я, если честно, — он улыбнулся здоровой стороной рта.

Она нахмурилась, не убирая платок. Смысла в этом не было — импланты уже пережали сосуды, но если ей так спокойнее — пускай.

— Ты сам в себя стрелял?

Ланс поправил пальто на её плечах, большое, безразмерное. Она так за него переживала, но он-то знал, что беспокоиться больше не о чем.

— Да, но это не страшно. Полин, гляди на меня, — он взял её за плечи, притягивая ближе. — Со мной всё хорошо. Верь мне, — он выпустил её из рук, чувствуя себя легко-легко. — Всё теперь будет прекрасно.

В космосе не слышно шума, но ему всё равно показалось, что до них донёсся хлопок, с которым разорвало корабль Ржавого Волка. Многочисленные мелкие взрывы вспыхивали по всему корпусу, как жутковатые фейерверки. И Ланс, и Полина застыли, разглядывая это зрелище. Их пальцы нашли друг друга, сплетаясь.

— Мы встретились в странный период моей жизни, — пожал плечами Ланс, когда Полина снова перевела недоумевающий взгляд на него.

И в её глазах забрезжило понимание. Он подался вперёд, наклоняясь, чтоб её поцеловать.

На фоне разваливался на куски оплот DEX-компании.

Капитан решительно крутанул вентиль душа. Видимо, зря — смеситель опять глюкнуло, и вода резко потеплела, став почти горячей. Он потянулся к переключателю и замер.

В стену кто-то ритмично стучал. Не дверь — стену. Внешнюю.

Из душа лилась кровь. Горячая, с металлическим запахом и солёным привкусом, каплями стекая на поддон, оседая на стенках и шторках.

В одно движение капитан выскочил из кабинки, чуть не врезавшись в раковину, и обнаружил, что от крови нет ни следа — обычная холодная вода. Кожа от неё покрылась мурашками, только и всего.

Тщательно растирая кожу докрасна, он вытерся насухо, пытаясь отделаться от мыслей про странное видение. Стоило ему выпрямиться, как глаза выхватили надпись, сделанную на запотевшем стекле.

"Никого".

Ритмичный стук. Со стороны обшивки.

Стоило моргнуть, как надпись исчезла. Что ещё за шуточки с утра выкидывает сознание? Или так и выглядит старческое безумие?

Во рту пересохло, но любая попытка что-то выпить не давала результата — вода словно исчезала, не достигая его рта. Всё это было очень странно. Надо бы к Веньке...

Медотсек пуст. Каюта Веньки, всё каюты пусты.

Кроваво-красная надпись, на краю поля зрения, появившаяся и пропавшая:

"Никого".

И снова ритмичный стук. Теперь не угасает.

Свет на корабле мигает и гаснет. Отключился машинный отсек, и Стас почему-то это знает. Он торопится покинуть жилой и едва успевает — за секунду до того, как происходит разгерметизация.

Пультгостиная. Осталась только она. Надо её удержать. Странная мысль — как именно удержать? Но он должен держаться. Ради ребят.

Становится очень холодно. Он забирается в своё кресло, и снова видит это слово, висящим в воздухе.

"Никого".

Ритмичные удары замедляются. Ему страшно и холодно. Но надо держаться.

Запоздало он осознаёт, что эти удары — его собственное сердцебиение.

"Венька, кого задело?"

"Никого, Славик! Всё хорошо! Никого!".

Криокамера захлопнулась, и Вениамин устало провёл ладонью по крышке. Держись, Славик!

Благодаря тебе, не задело никого.

Датчики равномерно пищат. Этот писк пробирается в самую подкорку мозга, не давая отдохнуть. Но он не может ничего сделать — он будто спит, но при этом осознаёт всё вокруг.

— Нельзя ли сделать потише?

Лерка? Рядом?

Кто-то отключает звук. Стрелок ныряет в блаженную тишину и темноту. Сейчас он немного отдохнёт, быстренько выздоровеет и снова за работу. Но сначала возьмёт небольшой отпуск. Давно в поход собирался…

* * *

— Давай помогу.

Он отказывается. Ему не хочется, чтобы она нянчилась с ним. Женщина смотрит с усмешкой и осторожно подставляет плечо.

Стрелок зол. Сейчас он зол почти всё время — и особенно каждый раз, когда приходится забираться в больничный транспортёр, когда его собственное тело его не слушается. Он чувствует себя беспомощным и бессильным и только злость придаёт энергии двигаться дальше.

* * *

Лерка — единственная, кто не уговаривает его взять сиделку. Но заходит хотя бы раз в два дня (чаще работа не позволяет) и незаметно, за разговорами, готовит еду (или приносит готовую), наводит порядок. Злость и боль постепенно отступают. Он начинает привыкать. Кроме того, врач обещал, что при хорошем восстановлении организма через какое-то время можно будет рассмотреть экзоскелет.

— А это что?

Ему хочется подскочить к ней и отнять коробочку.

— Не трогай, — куда более сердито, чем следовало бы, буркает он. Хитро блеснув глазами, Лерка, естественно открывает.

— Красивое, — она рассматривает кольцо. — Так и не нашёл достойную?

— Нашёл, — с трудом выдавливает из себя он, еле дыша. — Но так и не предложил.

— Почему?

Она не смеётся. Смотрит на него будто бы взволнованно. Кажется расстроенной.

Стрелку хочется буркнуть что-нибудь, отобрать кольцо и больше никогда не поднимать эту тему. Но её взгляд…

— Помнишь крушение «Золотой ракеты»?

Разбирать завалы после катастрофы — всегда ад. После такой… Насмотревшись на размазанные по космодрому человеческие останки, можно поехать головой. Но кто-то должен делать эту работу. Они умеют оставлять всё это позади, но нужно время, чтобы пережить, чтобы снова ощутить себя живым. Это как в песне, «пытаюсь справиться с обрушившимся небом».

И они жили тогда — в объятиях друг друга, с одним дыханием на двоих. Недолго, но он не смог забыть и оставить позади.

— Помню.

Она садится рядом, заглядывая ему в глаза.

— Почему?

Стрелок улыбается, пожимая плечами.

— Дурак.

Её щеки заливает румянец. Она опускает голову, разглядывая коробочку с кольцом.

— Никогда не поздно, знаешь? — она отдаёт коробочку и их руки соприкасаются. Он сжимает пальцы, не желая её отпускать.

Они так и сидят, молча, держась за руки. Её пальцы начинают медленно скользить по его руке, груди, шее. Стрелок позволяет себе прижать ладони к её лицу, разворачивая её к себе. Она всё такая же, а тонкий, неуловимый аромат кожи дурманит его как раньше, будто и не прошло всех этих лет.

Их губы соприкасаются.

Он ещё никогда не чувствовал себя настолько живым.

Заряд плазмы прошивает худенькую фигурку и кажется, что она вся покрыта кровью.

«Простите, Станислав Федотович».

Она убегает прочь по коридору, преследуя противника, как заколдованная стрела.

* * *

Хирург на Джек-Поте криво ухмыляется, завидев красивую девушку. Обещает сделать всё возможное, но попутно намекает, где Станислав может купить ещё десяток подобных.

Станислав только мрачнеет.

Подобных — нет.

* * *

Она пытается быть правильным киборгом. Пытается придумать защитное поведение. Команда её не трогает — даёт прийти в себя. Пока не оказывается, что она подозревала, что с меракийцами что-то не так, но вот что именно — не стала, как «правильный киборг» говорить.

— Слушай меня, правильный киборг! Ещё раз ты умолчишь о таком, и отправишься обратно в НИИ, Владимиру помогать! Уж он-то найдёт, как пристроить ценное оборудование!

— Да, Станислав Федотович.

И на душе сразу становится легче. Она снова с ними. Их Полина.

Так выглядит жизнь: люди, любящие друг друга, дом…

— Давай сюда, старик, — на лице Дэна тень улыбки, его извечное выражение лица. То ли смеётся, то ли ненавидит тебя и его перекосило от злобы. Бывает сложно разобрать.

Стас с трудом поднимается. Тело предаёт его. Дэн должен понимать, каково это — его собственное тело тоже далеко не идеал, но пока ещё держится.

Они оба держатся.

Пока ещё.

— Да пошёл ты! — Стас отпихивает протянутую руку и пытается подняться из кресла сам. Выходит хреново — Дэн едва успевает его поймать. Реакции у киборга уже слабоваты.

Мысли расползаются. Стас хотел сказать что-то важное, но никак не вспомнит, что.

Он не замечает, как Дэн на руках несёт его в кровать, укладывает, укутывая потеплее в рваный плед. Мыслями Стас далеко — на корабле «Космический Мозгоед», где вся компания собралась за столом, радостно шутя и громко смеясь.

Что же с ними стало? Где все? Никак не вспомнить…

Станислав бормочет что-то. Дэн улавливает — не из-за слуха, просто знает, что старик повторяет. Раз за разом, каждый вечер.

«Люди, любящие друг друга, дом».

У них всё это было. И Денис даже завидует старику — тот проваливается в воспоминания, путает их с реальностью. Воспоминания Дэна — серые и сухие, и с каждым годом становятся всё более блеклыми.

Киборгов на работу берут неохотно, а старых и сломанных — и подавно. Но он выкручивается, как может, ночью сторожит магазин, а днём решает задачки для студентов. Процессор тормозит и справляется только с базовыми функциями, но Дэн и без него разбирается.

Иногда он не знает, что хуже — то, что Станислав скоро умрёт, или то, что он не умер до сих пор. Некогда бравый капитан и храбрый лидер, теперь он похож на пародию на самого себя. Забывчивый, слабый, едва шевелится самостоятельно, витает в воспоминаниях. Но при этом всё равно в нём есть что-то… Искра. Тот огонёк, за которым можно было пойти хоть на конец вселенной.

Теперь Станислав невыносим. Они постоянно ссорятся, потому что упрямость, в отличие от памяти, сил и способности трезво оценивать обстановку, капитана не покинула.

Дэн уходит на работу, и Станислав бормочет что-от вслед. Дэн знает, что именно. Он знает всю рутину выжившего из ума старика.

«Не спеши».

Он, как всегда, упрям — и в своей вере в лучшее тоже. Дэн улыбается, закрывая дверь и прикидывает, сколько ещё нужно для покупки катера.

Современные катера стартуют мягко, даже такому больному старику взлетать будет не опасно. Да им далеко и не надо — так, доставлять какую-нибудь почту.

Времени в обрез, Дэн не верит во все эти «не спеши». Ему хочется вытащить капитана в космос, снова. Дать ему смысл и свободу. Ещё хотя бы раз дать ему подняться над поверхностью планеты.

Иначе они оба задохнутся в этом тесном мирке однушки.

Когда за спиной закрывается дверь, накатывает сильный приступ тревоги. Слова Станислава крутятся в голове.

«Так выглядит жизнь: люди, любящие друг друга, дом».

У них обоих не было настоящего дома. Только «Космический Мозгоед». Там их любили. Там действительно было ощущение… Но какая разница? Нечего горевать о прошлом.

Ночь проходит тихо. Но тревога только усиливается.

Когда он возвращается в квартиру, то сразу видит что что-то не так. Ужас проступает в мелочах — взволнованные бабки у подъезда, осколки стекла на земле… Дэн задирает голову, хотя уже понимает — разбито именно их окно.

— Он пытался сопротивляться, — поясняет ему полицейский. — Грабителя уже поймали, он сознался. Напугался, в темноте не разобрал и нечаянно нажал на спуск…

Дэну всё равно. Он пустыми глазами смотрит на квартиру, по которой снуёт полиция.

«Не спеши».

Страховка покрывает их долги и, вместе с продажей квартиры, Дэну хватает денег и на катер и на оформление документов.

— Странное название, — улыбается девушка-регистратор. Дэн холодно кивает, не отвечая. — Где-то я его слышала…

Она подтверждает формуляр регистрации и в вирт-окне вспыхивает название.

«Космический мозгоед».

Слова Станислава крутятся в голове:

«Так выглядит жизнь: люди, любящие друг друга, дом».

Катер, наконец, отрывается от поверхности, проходит через атмосферу, через несколько долгих минут гул и тряска прекращаются — Дэн в космосе.

Он задаёт курс и расслабляется в кресле, разглядывая засыпанную мириадами звёзд пустоту.

Прикрывает глаза, расслабляется, просто свыкаясь с креслом, с ощущениями, думая ни о чём — впервые за долгое время.

И вспоминает — приглушенный свет, смех Теда, тёплые руки Полли на своих волосах. Пахнет пригоревшими сосисками и машинным маслом. Маша томно что-то отвечает капитану.

Вслед за этим пришло и другое воспоминание.

— Может, я довезу? — беспокойно покосился Тед. В очередной драке ему неплохо досталось, поэтому капитан с Дэном решили доставить посылку вдвоём.

— Отдыхай, — улыбнулся капитан. — Я в состоянии справиться с флайером.

Станислав и правда отлично справился. Дэну понравилось с ним летать — флайер шёл спокойно, они говорили о каких-то простых вещах, было даже приятно отдохнуть. Дэн тогда подумал, что как бы он ни любил Полли и Теда, их иногда бывает слишком много и хочется отдохнуть.

Это воспоминание почему-то особенно царапало.

Когда они вернулись обратно, космодром был оцеплен, а вокруг сновали люди в форме.

Дэн уже не помнил, кто в этом был виноват — то ли террористы, то ли случайный косяк в планетарной безопасности, не уничтоживший астероид вовремя… Кажется, эксперты так и не пришли к едином мнению. Все знали, что в один момент в космопорту что-то рвануло.

После взрыва не нашли даже тел. «Космический Мозгоед» был рядом с эпицентром и даже обломки корабля распознали не сразу.

«Не спеши».

Теперь уже ему и правда некуда спешить.

* * *

— Подождите!

Дэн остановился, непонимающе оглядываясь. Что-то не так с почтой? Но Дэн был уверен, что доставил всё правильно.

— Это ты?

Дэн узнал его. Сложно не узнать собственное отражение — разве что менее уставшее от жизни.

— Это ты!

Алик улыбнулся, протягивая руку.

— Слушай, я искал тебя, но никаких контактов не осталось… А тут увидел, что катер со знакомым названием. Не хочешь в гости зайти?

Дэн кивнул, чувствуя, как сердце стало биться чуть спокойнее.

В этом огромном, чужом мире всё же нашёлся кто-то родной.

«Так выглядит жизнь: люди, любящие друг друга, дом».

— Хочу.

«Не спеши, почувствуй это. У тебя еще есть время».

Она стояла перед зеркалом. Поправляла волосы, поглядывая на Вадима. Ему казалось, что он будто во сне — но сон этот был прекрасен.

Он оказался тут почти случайно, по небольшому делу. Разговор, который они оба почему-то не хотели заканчивать. Случайное касание рук, длившееся дольше, чем нужно. Мимолётный поцелуй — внезапный, как гром посреди ясного неба, и сладкий как ключевая вода. И долгий день ожидания, чтобы прийти под каким-то благовидным предлогом. Это больше походило на какую-то студенческую историю или юношеский роман.

— Видишь? — нарушила она тишину, указывая на своё отражение. — Опять пятно на футболке. И когда успела посадить?

Играет. Это было смешно, но почему-то заводило, заставляло смотреть на то, как она будто бы невинно теребит край футболки.

Одно движение — и футболки нет. Ещё одно — и спина оголена полностью, однако грудь всё ещё прячется под прижатым к ней бюстгальтером. Вадим приблизился сзади, не отрывая взгляда от отражения в зеркале. Осторожно положил свои руки поверх её, ненадолго сжав. А потом оба разжали ладони и бельё упало на пол.

Его руки так и остались поверх её — и вместе они скользнули по груди, лаская её и сжимая. Вадим не мог оторваться от отражения в зеркале, будто заворожённый.

Он скользнул руками ниже, целуя спину, бёдра… стянул с девушки брюки и трусики, но, когда она хотела повернуться, задержал её, молча прося остаться. Она усмехнулась, но не сдвинулась с места, позволяя ему скользнуть вверх рукой по внутренней стороне бедра, потом чуть выше, заставляя её упереться ладонями в зеркало и застонать.

Два пальца оказались внутри девушки и она сдавленно охнула, чуть нагибаясь вперёд. Вадим не мог понять, где эта картина выглядела лучше — со спины или в отражении. Ему нравилось видеть, как она прикрывает глаза, как-то сжимается и расслабляется от его движений.

Сжать её крепче, прижать к себе, целовать в шею, спину, в губы, повернув голову к себе… А потом за подбородок повернуть к зеркалу. Ровно в тот момент, когда его член оказался внутри неё.

— Видишь себя? — мощный толчок бёдрами заставил её вздрогнуть. Ещё и ещё, глядя сквозь зеркало прямо в её глаза… В этом было что-то настолько бесстыдно откровенное, что заставляло почти рычать, сжимая в руках нежное тело. Толчок за толчком он проникал в неё, заставляя дрожать и выгибаться, стонать и прикрывать глаза от удовольствия. Она была его — целиком и полностью, и это было упоительно.

Ночь была долгой, но утро всё-таки наступило. Лежа рядом с ней, обессиленный, он водил ладонью по её животу, наслаждаясь ощущением нежной кожи под пальцами.

— Что мы наделали, Кира…

Я так устал.

Задолбали тупо ржущие коллеги. Кашляющий сосед, воющая на улице сигнализация и бабки, всё время так удивляющиеся тому, что мужчина водится с ребёнком.

Но это всё мелочи. Злясь на них, я будто отдыхаю. Потому что это даже здорово — жить в этом мире проблем обычных людей — с соседями, громящим всё ребёнком и тупыми малолетками, решившими ограбить очередной супермаркет.

Забыть про то, какой была моя жизнь. Забыть про то, что я ненавижу больше всего.

Все думали я перегорел, там, у Казака. Сломался, сорвался, как киборг, и нет пути назад. Но мы-то знаем правду — сорван я был давно. Просто всё это время бежал — через полицию, через охоту за пиратами. Бесконечную, непрекращающуюся охоту. На такую можно положить жизнь, это прекрасная причина. Я оказался слишком долбанутым, чтобы спиваться или заниматься другим саморазрушением.

Понимаешь? Бежал, бежал, а потом пришлось остановиться. Не так много путей отступления из тесной камеры. Когда ты барахтаешься где-то между жизнью и смертью — не как во время службы, а хуже — беспомощный и бессильный, у тебя не остаётся ничего, кроме как встретиться с тем, кого ты больше всего ненавидишь.

Я не должен был отправлять вас одних. Я мог бы проверить все сводки, я мог бы полететь с вами… Логически я понимаю, что не мог ничего сделать — кроме как умереть вместе с вами.

Я знаю, что ты бы этого не хотела.

Но иногда мне кажется, что лучше бы так.

Знала бы ты, как я себя за это ненавижу. У меня есть жизнь — и я знаю, что ты хотела бы, чтобы я смог двигаться дальше. У меня есть Алик, которому я нужен, который ни в чём не виноват. Но разве можно двигаться дальше, как ни в чём ни бывало? Вы — часть меня, я не могу просто убрать кусок своей души в дальний ящик.

Эта ненависть — всё, что у меня осталось от вас.

Разве можно её отпустить? И разве можно продолжать так жить?

* * *

Алик захныкал и Вадим покачал его на руках, что-то успокаивающе нашептывая.

В мемориальном зале детский плач заставлял подумать о вечности и беспощадном времени. Жизни заканчиваются, жизни начинаются — будь в Вадиме хоть капля творчества, он, наверное, нашёл бы приличествующее моменту описание. Но вместо этого, укачивая ребёнка, он молча удалился, оставляя других случайных посетителей наедине с их горем.

Дома всё будто сняли с паузы — тёплый свет, запах свежестиранных вещей, да даже кашель соседа за стеной казались какими-то особенно… живыми. Вадим усадил Алика играть, и тот с радостью занялся игрушками. Кольнуло. Совершенно забытое воспоминание. Вадим попытался за него ухватиться — и не смог. Образ растаял — будто всегда был только этот румяный рыжий сорванец.

Уже не кольнуло — по сердцу словно прошёлся холодный, остро отточенный нож. Лица размывались. Голоса почти стёрлись. У него едва ли сохранились воспоминания о воспоминаниях — и те были крайне зыбкими.

На секунду Вадиму показалось, что он повис в ледяной пустоте — но постепенно он осознал, что стоит посреди гостиной. Руки похолодели, а сердце бешено колотилось.

Алику быстро наскучила его игра — тем более, что папа придумал что-то куда более интересное. Он принялся лазить в различные ящички и шкафчики, которые всегда от Алика закрывал! Выворачивал их содержимое — пахучее, разноцветное и странно шевелящееся. Алик пришёл в восторг, найдя ту тяжелую палку, которой папа любит громко стучать. Он тоже так хочет! Что значит, «не трогай»?

— Давай я тебе лучше покажу кое-что, — сказал отец, двигая на середину комнаты крупную коробку. Алик её никогда не видел и забрался на диван, стараясь рассмотреть, что за сокровища там лежат.

Вадим ощутил, как пересохло во рту. Он осторожно снял крышку — первый раз с того дня, как всё упаковал. Тогда он с трудом поборол желание выкинуть эти вещи с глаз долой — слишком больно было даже думать о них, но всё-таки сдал на склад. А пару лет назад, обосновавшись на новом месте, забрал, но запрятал подальше и практически забыл.

Сверху лежала голографическая рамка — неожиданно лёгкая и маленькая. По сути, это и не рамка была — просто основание. Такое легко принять за мусор и выкинуть.

Включилась она не сразу, сердце успело пропустить удар. Но в какой-то момент засветилась заставка, прошла синхронизация с хранилищем, и над подставкой, становясь всё четче и ярче, появилось изображение.

— Папа! — радостно ткнул пальцем в картинку Алик. — Тётя? Ляля?

И Вадим заговорил — общими фразами, простыми словами, он рассказывал и рассказывал, доставая игрушки, вещи, сувениры. Каждый из них будто был частью паззла, частью самого Вадима.

Было больно, но он будто сам рвался к этой боли, как к старому другу. Удушающая, тяжелая ненависть отступила, потому что не она была мостиком к прошлому.

Вадим любил — не помнил об этой любви, а любил до сих пор. И этого ничего не могло изменить.

— Тебе за это платят, — холодно заявила администратор.

Нужно было вовремя остановиться. Не спорить с той девушкой. Но она была такой самоуверенной! «Ты в моей шкуре и суток бы не продержался!».

Кто тянул его за язык? Вот надо же было ляпнуть при проститутке, что у неё хорошая и непыльная работа. Взъелась на него… Тед посетил достаточно филиалов «Матушки Крольчихи» и много общался с девочками. Он знал, что им платят вовремя, их охраняют, лечат, всё по согласию и за хорошую оплату. Так на что жаловаться?

Так ему казалось.

— Разве я не могу выбирать клиентов? — предпринял ещё одну попытку Тед.

— А ты думаешь, в бордель сплошь модели ходят, так и мечтая насадиться на твой член?

Но дело было не в этом. Тед готов был к любым клиенткам, кроме…

— Это подруга моих родителей!

— Стыдишься такой работы? — девушка, с которой он побился об заклад, была тут как тут. — Хорошая же работа. Разве родные не будут за тебя рады?

— Причём тут это? Она мне как родственница, понимаете?

Администратор пожала плечами.

— Могу поменять только на мужчину, — предложила она и Тед, взвесив «за» и «против», под ехидным взглядом новоиспечённой «коллеги» согласился.

В конце-концов, чего он там не видел?

Молодой парень. Стеснительный и зажатый. Тед, по инструкции, отвёл его в душ, раздел и тщательно обтёр губкой. Отчасти ради собственного спокойствия и задания атмосферы, отчасти — чтобы собраться с мыслями.

Как только водные процедуры закончились, и Тед повернулся к выходу из кабинки, парень неожиданно сильно перехватил его, притягивая к себе и целуя. Он вжал Теда в стенку кабинки, вжался в него всем телом, засопел в ухо, водя членом где-то около задницы, застонал и через пару минут кончил. Ещё раз ополоснувшись, открыл кабинку и выскочил.

— Ты так и будешь тут стоять? У меня за час оплата, — сухо бросил он.

Тед опомнился и смыл с себя чужую сперму. Его опыт с мужчинами был совершенно иным — и ведущую роль там обычно занимал Тед. Всё было совсем не так…

Но не проигрывать же спор? Пускай пацан покомандует, надолго его не хватает.

Пацан, однако, не намерен был зря терять время. Вялый член пришлось поднимать, а потом долго делать минет — на этот раз кончать так быстро пацан явно не собирался. Теду казалось, что всё какое-то нереальное, что происходит не с ним — особенно когда парень особенно заводился и начинал трахать его в рот.

Но даже для самого себя Тед не допускал мысли, что это как-то слишком неприятно. Просто работа. Как массаж. Только массаж чужого члена своим ртом…

Следующим был грузный мужик лет пятидесяти. И разумеется тоже актив — ничего, что Тед ему предложил того не интересовало, он велел ему заткнуться и подставлять зад. Попыхтел с десяток минут, кончил куда-то на простынь («это же перестилать придётся» — отстранённо подумал Тед) и сбежал, будто бы надеясь, что если быстро оденется и уйдёт, то можно считать, что ничего и не было.

Следующей была пара, муж и жена, но им Тед нужен был больше для декорации и стонов на фоне, а так же комплиментов. Ребята ушли довольными. Потом пришли футфетишист, милая пожилая женщина, которая, как оказалось, очень любит придушивать мужчин во время секса и прочие… Матушка Крольчиха заявляла, что толерантно относится ко всем предпочтениям клиентов, что не нарушают закон, а Тед подписал стандартный контракт.

К концу дня он был словно на автопилоте. Так повернуться, там постонать, не забыть проводить клиента в душ и сказать красивые слова на прощание. Наверное, к этому можно было привыкнуть. Да и ничего противозаконного он и не делал. Но почему же тогда так пусто внутри…

Когда он закончил смену и спустился на кухню бара, чтобы поесть (даже питание предоставляют! Мечта, а не работа!), там уже была спорившая с ним девушка. Тед осознал, что уже забыл её псевдоним. Сам он сегодня был, кажется, Феликсом.

— Не ожидала, что ты справишься, — она придвинула к нему стакан с каким-то коктейлем.

— Что это?

— Отбивает вкус чужого тела.

Тед выпил одним махом половину стакана. По телу разлилось тепло, запахло мятой и противный привкус отступил.

Они помолчали, каждый глядя куда-то в пустоту, пока Тед не услышал звук уведомления. На счёт упала зарплата за день — и когда он открыл уведомление, то едва сдержал удивление. Столько бы он не заработал и за месяц.

— Да, это затягивает, — безэмоционально проговорила собеседница. — Лёгкие деньги. Сложно остановиться.

По интонации казалось, что слово «лёгкие» должно быть в кавычках.

— Пойдём, — она поднялась из-за стола и протянула ему руку. Тед допил коктейль и послушно двинулся следом. Они прошли в заднюю часть, общежитие работников. Миновав длинный коридор, оказались у одной из комнат. Девушка открыла её и впустила Теда. Маленькая кровать, столик, несколько фотографий на стене, цветок. Милая комнатка.

— Оставайся на ночь. Я не про секс, — тут же добавила она, видимо, заметив выражение лица Теда. — Иногда очень хочется…

Тед вдруг понял. Он сделал шаг вперёд и обнял её. Просто сжал в объятиях, и ощутил, как девушка расслабляется.

Они поговорили о чём-то бессмысленном, как старые знакомые, а затем девушка уснула, устроив голову у него на груди. Было приятно просто так лежать. Тед перебирал её волосы, и понял, что не может уснуть. Внутри была гулкая пустота.

Он раскрыл рот, словно выпуская эту пустоту в беззвучном крике, на выдохе. Спустя несколько выдохов напряжение начало поступать. Тед ощутил, как по щеке скатилась слезинка, хотя не плакал и не намеревался.

А потом он уснул.

Проснулся в пустой комнате, собрал свои вещи и покинул заведение через чёрный ход. Ему хотелось найти ту девушку — извиниться, или хотя бы узнать, как её зовут, но ноги сами унесли его прочь.

Он, казалось, забыл этот случай. Казалось, даже сам поверил, что весь отпуск кутил и отсыпался.

— Разве ты не пойдёшь в Матушку Крольчиху? Кто ты такой и что ты сделал с Тедом, это уже третья! — недоумевал Дэн. Тед же осознал, что они именно на той станции, где происходил спор, и согласился.

Может он найдёт ту девушку?

Но оказавшись внутри, Тед понял, что уже не вспомнит ни её лица, ни прозвища — если прозвище вообще имело значение. Поэтому он проплатил несколько часов и выбрал самую на вид уставшую девушку. Она пошла за ним в душ, но Тед отправил её в постель. Когда он вышел, девушка уже ждала его, в красивом, но практически отсутствующем белье.

— А давай просто полежим, а? — Тед забрался на кровать, расправил её и залез под одеяло. Девушка, с опаской покосившись на него, улеглась рядом. — Ты смотрела последний фильм…

Не помогло. Он ощутил себя ещё более одиноким после этих пары часов. Как будто ему даже поговорить было не с кем. Но хотя бы милая девушка смогла отдохнуть. И на что он надеялся?

Больше в Матушку Крольчиху он не ходил.

На Кассандре сложно пообщаться наедине. Киборги не лезут в дела друг друга, но присутствие собратьев незримо ощущается. Как будто ты всё время на свету. Все слышат твои шаги, твоё дыхание, могут считать то, как бьётся твоё сердце.

Поэтому их особое место было не на Кассандре. Фактически, его даже не было — плод воображения, немного шаманско-хакерских технологий от Трикси и наработанная привычка разделять сознание на два потока, быстро между ними переключаясь — внешний и внутренний.

Внешний Джек выглядел очень заинтересованно — ведь «Космический мозгоед» прибывает не так уж часто, а свежие новости и байки на «Кассандре» ценнее денег. Вскоре планета наполнится гостями, но до этого ещё дожить надо.

Трикси дремала, устроив голову на плече Дэна, держа его за руку. Идеальная парочка. Такие нежные и заботливые, прямо как со страниц книжек про любовь.

Внутри Джек был озабочен совсем другим.

«На мне нет белья».

Джек был уверен, что пока здесь Дэн, она про него и не вспомнит. Их переписки были… маленькой игрой, забавой. Способом уединиться. Но делать это, пока они на виду у всех, пока она рядом с Дэном — это совсем другое.

«Пришла бы ко мне на кухню в таком виде!»

«Ну допустим».

Джеку пришлось программно отрегулировать возможные реакции тела — не только видимые, но и изменение пульса и дыхания.

«Ты спускаешься на кухню ночью. В замке тихо и пусто…».

Да, это фантастика, но почему бы не помечтать?

«Ты что-то крошишь и я подхожу сзади, обнимая тебя и поглаживая твою задницу».

«Эй, это я хотел сделать!»

«Попробуй :)».

«Отшлёпаю тебя!»

«Ну-ну».

Джеку очень хотелось улыбнуться и бросить на неё взгляд, но невозможность это сделать будто бы заводила ещё больше.

Он сосредоточился, сопоставляя образ — из обрывков информации, голографий, описаний — и отправил этот образ Трикси. Его рука, которая забирается под обтягивающую ткань лёгких брюк…

Трикси ответила. Установилась связь — по которой, при доле воображения и должной практике можно было нарисовать картину. Услышать, как она застонала, когда пальцы Джека добрались до влажной киски.

Джек стянул штаны, оголяя попку девушки и толкнул её животом на кухонную стойку. Поцеловал её спину, задирая свободную майку, погладил оголённую задницу и проник пальцами в уже намокшую киску.

Трикси поёрзала на коленях у Дэна, будто устраиваясь поудобнее. Джек во всех деталях вообразил, как его пальцы трахают эту девушку и отправил эти образы Трикси. Она ответила стонами и Джек поцеловал её в шею, оголяя грудь.

«Я тебя оттрахаю как захочу!»

На самом деле обычно подобное делала Трикси — или они боролись за то, кто будет сверху, но сейчас она, кажется, просто хотела расслабиться. А Джек знал, что может дать ей то, чего нежный, заботливый и уважающий Дэн не даст.

«Прекрати подстраиваться, хотя бы здесь!» — потребовал он. Трикси легко могла «подыгрывать» или брать лидирующую роль, но Джеку хотелось, чтобы хотя бы в виртуальном пространстве, где нет ничего, кроме их воображения, она доверилась ему и просто расслабилась. Так, как не могла ни с кем другим.

«Слушаюсь…» — кто бы подумал, что по приезду Дэна она окажется такой податливой и такой похотливой.

Он тщательно смазал её попку прежде, чем проникнуть туда большим пальцем. Вторая рука стиснула грудь, заставляя девушку стонать громче.

Они сидели, слушая какую-то байку Теда, улыбались, даже не глядя друг на друга, пока в виртуальном мире девушка стонала, умоляя его не останавливаться.

Наконец, Джек выпустил её из рук, любуясь картинкой — влажная, возбуждённая, Трикси так и лежала на кухонной стойке, практически голая.

Можно было бы оттрахать её прямо так, но у Джека была идея поинтереснее. Он лёг на спину и подманил Трикси к себе. Она, улыбнувшись, оседлала его лицо и наклонилась к члену.

Он дождался, когда ощутит её губки на члене и провёл языком по её влажной киске. От этого девушка застонала и взяла член ещё глубже — головка уперлась в самое горло. Джек ещё раз, тщательно и медленно провёл языком, а затем начал двигаться чуть быстрее и ещё быстрее…

Будь они в реальности, Трикси бы, будучи киборгом, скорее всего, сделала бы ему потрясающий минет, параллельно получая удовольствие. Но в их воображаемом мире она была так возбуждена, что могла лишь слабо и медленно двигать головой. Джека это устраивало. Ему хотелось довести её до точки кипения — и с каждым движениям он ощущал, что приближается к этой цели.

Потом она может трахаться с Дэном сколько угодно — но сейчас, на виду у всех, у него в руках, она принадлежит Джеку и только ему — а Джек принадлежит ей. Его язык принялся описывать круги и вырисовывать узоры и Трикси со стоном выпустила его член, упираясь головой куда-то в ногу. Она начала двигать тазом, насаживаясь на его язык и Джек подстроился под неё.

«Давай, расслабься. Будь моей».

«Не останавливайся…»

Но Джек знал, что должно быть последней каплей.

«Ты изменница. Маленькая грязная шлюшка!»

Трикси застонала, не отвечая, но двигаться начала быстрее.

«Трахаешься со мной, держа Дэна за руку. Как тебе не стыдно!»

Она застонала так громко, что на секунду Джеку показалось, что услышат сидящие рядом, хоть это было и невозможно.

«Давай, возьми мой член в рот, я знаю, чего ты хочешь!»

Трикси принялась за дело, но буквально через пару движений головой замерла, вздрагивая всем телом, а потом… просто исчезла.

Отключилась.

«И не стыдно тебе!» — бросил Джек вдогонку, хотя знал, что так будет. Трикси проигнорировала сообщение, скорее всего, собираясь сделать вид, что ничего и не было. Трикси заёрзала, будто просыпаясь, а потом поднялась и увела Дэна прочь.

Пускай. Джек знал, что позже, когда парочка уснёт в обнимку, Трикси снова ему напишет.

Она всегда писала.

Ты никогда не говоришь о прошлом. Смеёшься и шутишь, но выходит... очень нервно.

Ты вздрагиваешь от резкого шума и подскакиваешь среди ночи. Отмахиваешься от вопросов, говоря, что вырос в плохом районе. Но я уже поняла ответ — ПТСР — но ты ведь это не признаешь?

Я знаю, что ты не задержишься со мной. Тебе просто нужно тепло — здесь и сейчас, живой человек.

Мне тоже.

Мне нужно тепло твоего дыхания, твоих рук. Мне нравится, когда твои руки касаются моего лица, накрывают, словно защищая, мою шею. Сжимают грудь или тело, когда ты двигаешься во мне с тихим, но таким будоражащим стонам... Мне нравится, когда ты во время секса проводишь пальцем по моим губам и позволяешь ему проникнуть в рот. Ты делаешь это как-то особенно нежно, так, как я от тебя поначалу не ожидала. Это наша маленькая пошлость, разврат в миниатюре, но от этого, вместе с твоим взглядом, я каждый раз немного схожу с ума.

Твои руки... в них хочется потеряться, спрятаться и остаться навсегда. Обними меня крепче, прижми к себе, пусть они ласкают мое тело, проникают в меня, доводят меня до судорожных вздохов и вздрагиваний. А в твоих глазах в эти моменты всегда такая лукавая искорка... тебе нравится, насколько я становлюсь беспомощной, насколько мной легко управлять. Это, наверное, сама искренняя часть тебя, что я когда-либо видела. И в эти моменты я больше не могу думать — только двигаться вместе с тобой, отдаваться тебе полностью, стонать, неразборчиво моля тебя то ли остановиться, то ли не останавливаться никогда.

И после, лежа в твоих объятиях, слушая мерное биение твоего сердца — большого, сильного, способного, наверное, на большую любовь, сердца, я словно растворяюсь в этом моменте. Я забываю про всю боль и страх окружающего мира.

Не за этим ли ты приходишь ко мне, а я к тебе?

Хочется в душ. Поднимаюсь, но твоя рука на спине останавливает меня и я лювлю твой взгляд. На секунду мы оба замираем. Мне кажется, что даже мои губы приоткрываются — и вот-вот кто-то из нас заговорит. Про страх и тьму, что боль и потери, про кровь других людей на наших руках и то, что заставляет просыпаться от каждого шума или держать станнер у подушки.

Длина этого мгновения — ровно одна бесконечность.

Когда ты собираешься уходить, я ещё раз ловлю твою тёплую, немного шершавую руку и прижимаюсь щекой, забываясь. Я прослеживаю вену кончиками пальцев и стараюсь запомнить это ощущение, пока оно не покинуло меня снова.

Я знаю, что на этот раз ты не вернёшься.