Многоножка (джен)

— Давай запишем новый альбом.

— Отстань. У меня живот крутит. Мне плохо.

— Так будут называться первые три песни.

Неожиданная идея снять короткометражный фильм и отправить его на кинофестиваль «Движение» поселилась в умах нескольких стаккатовцев, однако Светы и Лебедевой всё же не достигла: занятия продолжались в прежнем ритме, и на вопросы о съёмках Лебедева лишь пожимала плечами, мол — делайте, что хотите. Возможно, думалось Тамаре, она просто видела в этом какой-то выход за рамки собственных обязанностей по их обучению, поэтому не решалась выносить какой-то вердикт. Поэтому, не дождавшись одобрения ни её, ни Светы, вечный дуэт Серёжи и Кости (и Нюра иже с ними) решило действовать самостоятельно.

— Агата написала одну клёвую вещь, которая прям лично мне понравилась! — воодушевлённо делился Костя. — Очень хочу, хочу-хочу-хочу в таком участвовать!

— А что за вещь? — спросила Тамара, которая снова была не в курсе того, о чём эта троица болтала.

— Короткий рассказик о супергерое в постсоветских реалиях, — объяснил Серёжа не слишком охотно.

— Звучит непонятно, — сказала Тамара. — А что за сюжет?

— Там название очень эпичное: «Тоха Неваляшка».

Все разом прыснули. Объяснять принялась Агата, стоявшая тут же:

— Там про мальчика, который находит на чердаке старую советскую неваляшку. И она оказывается что-то вроде волшебной. Дотрагиваясь до неё, главный герой — Антон — обретает силу, из-за которой его буквально невозможно сбить с ног. То есть, если что-то или кто-то пытается — он прирастает к земле намертво, а если наклоняется, то снова возвращается в исходную позицию. И, если честно, это я написала совсем уж от безделья…

— Но мне зашло! Это же круто! — говорил Костя. — Я прям проникся персонажем, как ты его описала…

— А по-моему хрень, — фыркнул Серёжа. — Камон. Супергероика? Серьёзно? Я бы лучше…

— Имей совесть! — вдруг вступилась Нюра. — Агата старалась, между прочим. А ты так толкового сценария и не предоставил.

Серёжа недовольно потупился.

— Ладно, был не прав.

— Не «ладно, был не прав», а Агата молодец и умница! Чтобы весь зал слышал!

— Агата молодец и умница! — громко прокричал Серёжа, задрав голову. Голос его раскатистым эхом прокатился по залу, а Агата счастливо заулыбалась, от смущения не зная, куда деть глаза. Взглянув на неё, Тамара ей улыбнулась.

«Славно, что ты здесь всё-таки прижилась. Саша верно говорил: в таком хаосе каждому найдётся место».

Ромка в тот день не появился в клубе — и по какой-то причине Лебедева не стала задавать вопросы по поводу того, где он находится. Тамаре казалось, что кроме неё никто и не заметил, однако заметила Света.

— А, Ромочка на лечении сегодня, — обронила Лебедева между делом, и у Тамары стал ком в горле.

— Так, ахтёры погорелого театра! — громко хлопнула в ладоши Лебедева, когда с разминкой было покончено. — Сегодня я приготовила для вас новое упражнение. И кого бы нам выбрать первой жертвой… — взгляд её скользнул по ребятам. — Так, давай-ка наш излюбленный дуэт будет первым! Нюра, Сашка — к барьеру!

Эти двое, как ни сторонились друг друга, уже привыкли к садистским наклонностям Лебедевой, и на время своих этюдов скорее делали вид, что разговаривают, нежели просто разговаривали. Однако в этот раз, будучи не знавшими, что им уготовано, они оба напряглись, и это было видно невооружённым глазом.

— Сейчас вы двое разыграете короткую сценку. Сашка — почтальон, который приносит письмо даме. В этом письме её давний знакомый внезапно признаётся ей в любви, и предлагает руку и сердце. Задача Нюры — без слов чётко изобразить реакцию и эмоции так, чтобы мы поняли, как она реагирует на письмо.

Лебедева, не зная того, резала по живому. По меньшей мере четверым людям здесь — кроме Саши с Нюрой, Тамара и Серёжа так же были в курсе всего произошедшего — стало не по себе от осознания ситуации. Это было настолько жестоко, что даже немного смешно. Так что на какое-то мгновение Саша и Нюра буквально оцепенели, превратившись в безмолвные изумлённые манекены.

— Алё! — Лебедева пощёлкала пальцами перед каждым из них, и это сработало как выход из гипноза: каждый вздрогнул, вернувшись в реальность. — Чего застыли-то?!

Никто не осмеливался задать вопрос в стиле «а может лучше…», и предложить другой вариант. На такие вопросы Лебедева отвечала, что сама знает, что «может» лучше.

— Задание понятно? Сашка!

— Д-д-да…

— Нюра?

— Угу…

— Тогда давайте, вперёд! У нас почти аншлаг сегодня!

Тамара на многое в «Стаккато» насмотрелась, и много пережила: каждый из ребят, и она в том числе, проходил через преодоление смущения ради искусственных действий, необходимое для каждого актёра. Но сейчас Лебедева, сама того не зная, настолько сильно попала в точку, что смешала реальность и искусственную ширму, которая для Саши с Нюрой являлась единственным спасением друг от друга. И каждый из них выглядел настолько растерянным и беспомощным, будто они были заклятыми врагами, внезапно заставшими друг друга врасплох, и в то же время совершенно безоружными перед оппонентом.

Они стали в разных концах импровизированной сцены. Нюра сделала безразличный вид, скрестив руки на груди; Саша же напялил на плечо сумку, надвинул воображаемую кепку козырьком на глаза, прошёл несколько шагов вперёд. Встал в метре от Нюры и нажал на звонок.

Нажал несколько раз: ответа не было, как и звука за дверью. Кажется, звонок не работал. Он постучал. Послышались лёгкие шаги.

— Кто там? — спросил женский голос.

— П-почта.

Защёлкали замки, дверь приоткрылась. Взгляды стоящих по разные стороны почтальона и адресата встретились.

— В-вам письмо, мисс, — сказал почтальон равнодушно.

— Вы заикаетесь, — спросила девушка зачем-то, приняв письмо из его рук. — Вы простыли?

— Н-никак нет. Природное.

— Вот как. Что же, доброго дня.

— И-и вам. Т-тоже.

Закрыв дверь, Нюра тут же распечатала письмо, спешно бросив конверт себе под ноги, и принялась читать. Некоторое время лицо её не выражало никаких эмоций… а затем в глазах мелькнула грусть. Она, медленно отстраняясь от письма, опустила руки, а после — голову. Застыла молчаливой печальной статуей, а затем рухнула на колени, сотрясая плечами…

— Стоп! — сказала Лебедева, и Нюра как ни в чём не бывало подняла голову. — Нюрочка, солнце моё, отыгрываешь на уровне, но почему всё так грустно?

— Я так чувствую персонажа, — ответила Нюра.

— Тогда вот тебе творческая задача: отыграй так, будто долго этого ждала. Обрадуйся. Взликуй.

— Взли-что… — не понял сзади Костя.

Лебедева хищно обернулась на него.

— А давай-ка ты будешь почтальоном, Кэмбербетч! А то Сашенька у нас заикается, и правда простыл, видать!

Саша с облегчением покинул сцену, и место его занял Костя, разминающий плечи.

— Давайте, свет-камера, как говорится! — скомандовала Лебедева. — К барьеру! Начали!..

В отличие от прошлого делового почтальона, Костя был почтальоном довольно простодушным, и шёл к дому легко, будто бы находясь на прогулке.

— Стоп! — скомандовала Лебедева, и он остановился. — Это вот так ты письма разносишь? Ты, вообще-то, спешишь, тебе ещё ко всему штату в дома заглядывать! Давай-ка отнесись серьёзнее к делу!

Костя надул щёки, но ничего не сказал.

— Начали!

Примерно с седьмой попытки он изобразил ту походку, которая понравилась их беспощадному гуру, подошёл к дому и, когда Нюра открыла дверь, вручил ей письмо. Получив его в руки, Нюра принялась читать… и снова прозвучало громогласное «стоп!» — потому что она забыла «распечатать» конверт…

На протяжении всех их попыток провести этюд Тамара краем глаза видела, что Агата сидит в телефоне, что-то листая в соцсетях, но не слишком заостряла на ней внимание. Она не знала точно, что заставило её перевести взгляд, но когда она это сделала, то поняла, что что-то явно не так. Агата сидела без движения, глядя на экран телефона, и больше ничего не перелистывая. Тамара не могла видеть выражения её лица, однако в один момент ясно увидела, как по щеке Агаты медленно стекла вниз прозрачная капля и капнула на руку, чуть ниже большого пальца.

Сперва Тамара оцепенела. Что ей нужно сделать? Стоит ли привлекать к ней всеобщее внимание? Стоит ли её как-то позвать или окликнуть? Или просто проигнорировать происходящее? Может, ей просто показалось? Однако, спустя минуту Тамара поняла, что всё совсем не хорошо: Агата недвижно сидела на месте и беззвучно плакала.

Нужно было что-то делать.

Все были отвлечены на постановку, поэтому Тамара осторожно взяла Агату за руку и мягко потянула. Та медленно подняла голову, непонимающе посмотрев на неё. Руку убирать не пыталась. Тамара шепнула ей:

— Отойдём в туалет.

— Вы, барышни, вдвоём-то куда намылились? — спросила их вслед Лебедева. Обернувшись на неё, Тамара попыталась как можно чётче вложить в один только взгляд «всё плохо».

— Мы скоро!

Прикрыв за ними дверь, Тамара спросила:

— Что случилось?

Не сдержавшись, Агата беззвучно расплакалась, отшвырнув телефон в сторону. Тот громыхнул об раковину, скатившись вниз. Тамара подобрала его и разблокировала нажатием. На экране была фотография целующихся девушек. Обе были темноволосыми, но у одной волосы были длинными, а у другой — ровное каре.

Сперва у Тамары возникли вопросы, но затем…

— Это Оля, да?

Агата покивала, присев возле раковин и спрятав лицо в ладони.

— Фото сделано позавчера… — она шмыгнула.

Тамара ещё одним нажатием заблокировала телефон, отложив его в сторону.

— Так. Перестань лить слёзы. Давай, поднимись и умойся.

Очень нехотя, Агата согласилась отнять руки от покрасневшего лица. Она выглядела несчастной и растерянной, и Тамара буквально силой заставила её вымыть лицо холодной водой.

— Ты точно уверена, что не ошиблась?

Агата тёрла глаза пальцами, будто бы желая навсегда закрыть их и не открывать.

— Оля рассказывала, что у неё есть такие подруги. А вчера мне одна девочка написала, что Оля её, как и меня, обдурила. Я подумала — бред. А сегодня…

— Бог ты мой, — выдохнув, Тамара подступила и обняла Агату. Та медленно развернулась и уткнулась носом в её ключицу.

Это был первый раз, когда Тамара почувствовала, насколько сильно ей доверились. Ромка и Саша Солнышев тут и рядом не стояли: они словесно рассказали ей всё, что было на душе, но в целом сами были в силах выдержать натиск собственных невзгод. Агата же — и Тамара это явственно понимала — была в отчаянии, и без чьей-нибудь помощи могла просто сломаться. Тяжело, когда человек, которому ты доверился, предаёт тебя — однако ещё тяжелее осознавать после этого, что доверять этому человеку было ошибкой с самого начала, и вина в этом только твоя.

— Ну тише, тише, — она гладила Агату по голове, чувствуя, как намокает от слёз её рубашка. — Давай я отведу тебя домой. Отпрошу у Лебедевой.

— Угу, — Агата даже не думала пытаться отказаться: видимо, подобные мысли приходили и ей в голову тоже.

— Только смотри не шмыгай носом! Я пойду поговорю с ней. А ты умойся и успокойся, ладно? Хотя бы до выхода из клуба. А то нас никуда не отпустят!

— Угу…

Развернувшись, Тамара двинулась на выход. Агата, оставшаяся у раковин, неуверенно позвала её.

— Ась? — обернулась она.

Сквозь шум воды из-под крана донеслось неразборчивое Агатино:

— Спасибо.

* * *

Тамара теоретически представляла, как ведут себя пьяные люди. В момент, когда они с Агатой шли до дома, ей показалось, что в тот момент, когда она отходила беседовать с Лебедевой о состоянии подруги и молить довести её до дома, в туалете «Стаккато» из крана пошёл крепкий алкоголь, чем Агата невольно воспользовалась. То она спокойно шла по тротуарам, только начинавшим подтаивать (на дворе стоял конец февраля), то принималась рыдать, и Тамаре приходилось успокаивать её, и убеждать идти дальше. Незадолго до своего дома Агата вздумала ещё и извиняться, но на тот момент Тамара не слушала почти ничего из её слов, а решительно вела её в квартиру.

Это был первый раз, когда она оказалась у Агаты дома.

Родители — видимо — были на работе, и их встречал только огромный белый пёс, настолько пушистый, что, казалось, состоял из снега. Начисто проигнорировав его, разувшаяся и расстроенная Агата прошла в свою комнату, по пути скидывая с себя вещи. Тамара же не смогла устоять перед искушением, и потрепала пса по загривку. Довольное существо высунуло язык и всем телом доверительно ткнулось ей в ноги, так что Тамара чуть не свалилась, кое-как упёршись плечом в стену.

— Как тебя зовут? — спросила она, поглаживая навалившегося на неё пса, кажется, уже готового пустить в ход передние лапы, встав при этом на задние.

— Митя! — донёсся из комнаты лениво-агрессивный голос Агаты. — Митя, место!

Белый пёс Митя, скульнув разок, окинул Тамару прощальным взглядом и процокал по коридору куда-то в другую от Агатиной комнаты сторону. Тамара же, тоже разувшись, осторожно ступая, прошла за подругой.

Агатина кровать стояла возле самого окна. Свернувшись на ней клубком, Агата смотрела вперёд и вверх — в стекло, за которым было бледное небо с прорастающей из рамы паутиной голых веток. Тамара подумала, что никогда не видела её настолько подавленной. То есть, Агата в целом никогда особо не выглядела жизнерадостной, поэтому казалось, что есть мало вещей на свете, которые могут вывести её из колеи.

Может, их и было мало. И может быть, та самая Оля была в их числе. Тамара уже всерьёз начинала на неё злиться.

Прикрыв дверь, она прошла вперёд и села рядом с Агатой. Повозившись, словно огромный ёж, та приткнулась возле неё буквой «С» и тревожно затихла.

— Всё будет хорошо… — сказала Тамара, поглаживая её по голове.

— Нет, не будет, — ответила ей Агата, и спорить с ней было сложно.

Тамара взглянула в потолок чужой квартиры. Подумала про Ромку — и почти разозлилась.

— Нет, будет, — упрямо сказала она. — А если не будет — то нужно будет этому «хорошо» вмазать изо всех сил, чтобы точно было. Как оно может с нами не быть?!

Она подняла вверх кулак.

— Не быть нам с тобой Тамарой Суржиковой и Агатой Гауз, если у нас всё не будет хорошо! Ну-ка подними руку!

— Тебя что, Лебедева покусала… — Агата нехотя подняла вверх вялую конечность.

— Хуже! — сказала ей Тамара. — Это я покусала её!