Память (гет)

А память

из чего она состоит

как она выглядит

и какой потом обретает вид

эта память...

Жак Превер

Один цвет перед глазами меняется на другой. Зрачки автоматически сужаются, сетчатка отправляет в головной мозг сигнал боли…

Нет реакции.

Барабанная перепонка воспринимает ритмичный шум:

— Рефлекс зрачка присутствует. Как себя чувствуешь, Ник?

Нервные клетки исправно передают сигнал по цепочке в слуховое ядро. Мозг обрабатывает данную информацию и принимает решение — ничего не делать.

Мышцы челюсти расслабляются. Из уголка рта течет слюна.

— Ник! Ник, очнись! Ник, ты можешь говорить? Если ты меня слышишь, то пошевелись…

— Овощ. Майя, надеюсь, у тебя есть бэкапы?

— Да, конечно, все по процедуре…

— Тогда быстрее накатывай дельту. До истощения щитов осталось… около трех часов. Если ты не успеешь привести нашего двигателя в строй, то приливные силы черной дыры попросту вытянут нас в макаронину.

* * *

Твердое. Твердое — это органолептическая характеристика предмета, сопровождающаяся классом ощущений: [05FE: 0.23..0.56]; [05FF: 0.23..0.57]; …

Желтое. Желтое — это органолептическая характеристика предмета, сопровождающаяся классом ощущений…

Горькое. Горькое — это органолептическая характеристика…

— Загрузка первичных понятий завершена, — шум в ушах начал вызывать активность мозга, в нем поплыли образы: “негромкий”, “дребезжащий”. — Приступаю к загрузке социальной надстройки первичных понятий.

— Дура, дура, дура, — шум начал классифицироваться: “шепот”, “виноватый голос”, “раздраженный голос”. — Я ведь думала, что починила ментоскоп… Только бы с Ником было все в порядке…

Шум дребезжал и шептал. Слова, образы, понятия проносились в голове.

Время. Время — это способ измерения последовательности событий. С момента события “первый образ” прошло уже много времени.

Тело. Тело — это физическая часть организма. Мое тело сейчас ощущает своей нижней частью характеристику “твердое”.

Мое тело сейчас ощущает…

Мое тело.

Мое. Мое — значит, принадлежащее объекту “я”.

Я. Я — это…

Веки резко поднимаются, тело принимает сидячее положение. Мышцы рта и гортани начинают действовать согласно посылаемым в них нервным импульсам…

— К-кхто… Кто я? — голос, исходящий из моего рта, оценивается как “хриплый”.

— Ник! Ник, ты очнулся! — глаза медленно фокусируются на объекте под названием “девушка”. Ее голос оценивается как “радостный”, ее лицо оценивается как “заплаканное”, а также как… как…

Пустота. Как производится социальная оценка, по которой нет и не может быть консенсуса среди оценивающих агентов? Я вижу, что существует логическая цепочка, идущая от “я” к объекту “лицо девушки” с пометкой “не-универсальное”, но… но цепочка оборвана.

— Лежи, лежи, — девушка производит действие под названием “давление”... щелчок — понятие приживается… мягко давит мне на руку, что социально означает указание вернуться в горизонтальное положение. — Потерпи, сейчас все будет хорошо…

Рука девушки перемещается и нажимает на несколько прямоугольных объектов… щелчок… кнопок на объек… на клавиатуре.

— Вторая фаза загрузки начата. Инициирую загрузку личности, — дребезжащий голос бесстрастно вещает свои непонятные фразы.

Личности. Личность — это класс информацио… щелчок… это как я, но не только я, а еще и все не-я, обладающие своим я… что?..

Образы. Образы текут сквозь мой мозг бурным потоком. Я люблю серый цвет, потому что это — цвет стали и металла. Я люблю кошек, потому что они пушистые и мурлыкают. Я люблю спарринг, потому что мечтаю когда-нибудь стать не двигателем, а настоящим боевым магом. Я ненавижу пошаговые стратегии, потому что в них слишком скучно играть. Я ненавижу гороховый суп, потому что… потому что…

Опять оборвана цепочка. Почему я не люблю гороховый суп? И, кстати, почему я мечтаю стать боевым магом?..

— П-почему… я… не люблю…

— Все хорошо, лежи-лежи… — оборвала меня девушка. На лице ее — фальшивая улыбка, а в глазах — страх. — Сейчас ты все узнаешь…

Я закрыл глаза и вновь пытаюсь что-то выловить из потока образов. Вот! Образ, подходящий под оборванную ранее цепочку! Не-универсальная оценка лица девушки — “симпатичное”!

Я вновь открыл глаза. Да, оценка лица девушки — “симпатичное”. Я пытаюсь оценить его по частям, но черные волосы, кожа желтоватого оттенка, округлые щеки, узкие карие глаза, небольшой нос — не имеют каких-то характеристик по частям. Как “симпатичное” идентифицируется лишь их совокупность.

Я перевел взгляд ниже. Видимая мне часть тела девушки тоже подходит под понятие “симпатичное”... хм-хм… нет, здесь лучше подойдет слово “привлекательное”. Узкие плечи, небольшая грудь, изящная талия, почти скрытая белым халатом… да, это слово подходит точнее.

Интересно, а все же, что значат эти слова? Девушка — привлекательная потому, что… опять провал в памяти. Частично цепочка идет вниз, на уровень первичных понятий… понятия “возбуждение”, надо же… а частично — снова в никуда. Словно разъем, ожидающий своего провода.

— Вторая фаза загрузки окончена. Личностные характеристики загружены.

Девушка снова тянется к клавиатуре. Мне приятно на нее смотреть, и я продолжаю это делать.

— Третья фаза загрузки начата.

Дом. Дом — это область пространства, в которой ты живешь, и которую считаешь своей. Мой дом — это…

— Ошибка трансформации. Начать заново?

— Черт… — шепчет девушка, поворачиваясь ко мне спиной, и начинает отбивать какой-то ритм на клавиатуре.

Прерванный образ продолжает свое движение. Мой дом — это квартира в жилом отсеке...

— Ошибка трансформации. Начать заново?

— У нас полтора часа, я не успею… — шепот, резонирующий болью, разносится по комнате. — Прости, Ник…

— Режим прямого управления трансформацией памяти включен.

Стук по клавиатуре становится все более яростным.

— Режим прямого управления трансформацией памяти выключен.

Я отчаянно надеялся, что в этот раз образ щелкнет и приживется.

* * *

Пухлый кулачок летит мне в лицо. Острая боль пронзает скулу, голова откидывается назад. Ароматно пахнущая горохом жидкость веером летит из тарелки.

Какое-то чувство разгорается в моей груди. Сейчас, сейчас с драчуном произойдет что-то плохое… но браслет на правой руке сжимается, и ощущение гаснет.

— Тайм-аут! — слышен строгий окрик. Голос принадлежит… щелчок… мистеру Родригесу, и он рассержен. — Чжень, почему ты ударил Никиту?

— Он назвал меня-я-я… м… м… маглом!.. — заранее начинает ныть противный толстый мальчишка.

— Ай-яй-яй. — Воспитатель поворачивается ко мне. — Никита, ты ведь знаешь, что это очень плохое слово. Нельзя так никого называть!

Насупленно молчу себе под нос, пока мистер Родригес продолжает меня отчитывать. Наконец, меня прорывает:

— А он! А он назвал! — захлебываюсь в словах. — А он назвал меня ниггером!

Мистер Родригес с серьезным лицом поворачивается к Чженю. Импульсивно, повинуясь порыву, я срываюсь с места и пытаюсь убежать домой — домой, где нет противных детей и злого воспитателя, где меня обнимет и утешит добрая мама…

Побег кончается на проходной детского сада. Разумеется, дверь и не подумала передо мной открыться — детский браслет может открывать только детские двери.

Это нечестно! Я уже почти взрослый, мне уже четыре года! Я помню, как идти домой, я сам смогу вызвать лифт, я умею считать до шестнадцати этажей! Глупая, глупая, глупая железка!

Каждый мой вдох заставляет гореть легкие — и что-то глубже, что-то внутри. Сейчас, сейчас… дверь… от-ткро-ет-тся…

Огонь в моей груди пульсирует — и в такт ему железная пластина двери медленно, изгибаясь волнами и истошно скрипя, пытается отодвинуться влево. Сейчас… кх-х-х... сейчас я убегу… но на мое плечо ложится рука, и браслет снова сжимается, гася пламя, бушующее у меня в груди.

— Никита, ты же знаешь, что детям нельзя гулять в одиночку. А если тебя собьет погрузчик? Как ты думаешь, мама ведь расстроится?

Покорно, тупо я позволяю увести себя назад и снова усадить за стол. Воспитатель, убедившись, что я веду себя прилично, достает планшет и что-то шепчет себе под нос:

— Так… Выброс примерно в три с половиной децинотта. Неплохо в таком возрасте...

* * *

Вычурная, винтажная ручка скрипит по клетчатой поверхности, оставляя за собой след из настоящих чернил. Взгляд с превосходством и тщательно укрытой заинтересованностью изредка падает на соседнюю парту, но девушка, сидящая за ней, к сожалению, не обращает ни на что внимания и старательно водит по экрану скучным световым пером.

— Как следствие из антропно-магического принципа, — размеренный голос неторопливо читает лекцию, — максимальная дистанция аппарации субъекта, чей биологический вид эволюционировал на небесном теле с аборигенной гравитацией, в скобках, в случае человека — гравитацией в один g, скобки закрываются, не может превышать максимального расстояния от аборигенной планеты до спутника планеты, в скобках, в случае человека — четыреста семь тысяч километров, скобки закрываются. В случае, если аборигенная планета разумного вида имеет несколько спутников…

Веки прикрываются, мозг потихоньку клонит в сон. Скукотища. Взгляд вновь падает на девушку за соседней партой. Может быть, все-таки собраться с духом и пригласить ее покататься на шлюпке вокруг станц… [ERROR 675B: contradictory memories detected.]

Взгляд вновь падает на соседнюю пустую парту… [ERROR 6735: manual memory override inconsistency]

Может быть, все-таки собраться с духом… нет, вроде бы, с Майей встречается Вис, не хочется портить с ним отношения, нормальный он парень...

* * *

— Да ничего страшного, Ник, — ладонь успокаивающе гладит по плечу. — Ну подумаешь, недобрал баллов — ничего страшного, будешь заниматься, а на следующий год снова сдашь ВОЛК, я уверена, ты сдашь!

— Наверное, ты права… — при виде ее неподдельного энтузиазма мне и вправду становится легче. Нет, не легко — огромная свинцовая глыба все еще тянет мою душу вниз, но сейчас словно за эту веревку вверх тянут двое… [ERROR 675B: contradictory memories detected.]

Как же хреново, как же больно, когда от твоей души отрывают кусок. С мясом. Это был шанс, это был шанс исполнить мою мечту детства — стать боевым магом, стать сильным, стать самоценным… Рука тянется к стакану на столе, в нос шибают пары алкоголя. Как одино… [ERROR 6735: manual memory override inconsistency]

— Да ничего страшного… Ник… — она неловко переминается с ноги на ногу, стоя у двери. Ей словно хочется оказаться не здесь, но что-то заставляет ее произносить эти сухие, вымученные слова. — Ну подумаешь, недобрал баллов… ничего страшного, будешь заниматься… А на следующий год, может быть, и сдашь…

— Нет, — резко, как натянутый трос, обрываю я. Это был последний шанс доказать ей, что я все еще чего-то стою, и он только что рухнул в выходной люк. — Не буду я снова сдавать. И заниматься не буду. Пойду в двигатели. Прямо завтра напишу заявление, получу выходное заклинание и полечу отсюда в техникум.

Ее губы шевелятся, но я не слышу слов. Я смотрю в ее глаза, и в них — облегчение.

Ну что ж. Я не ошибся, решив улетать.

* * *

— Эра Звездолетов, — пафосно вещает лектор, — началась с экспериментального корабля “Ровена Когтевран”. Хотя на нем и стояли в качестве резерва примитивные импульсные двигатели, работавшие на трансфигурации ядерных бомб, но на самом деле основная надежда была возложена на классический теперь прием совмещения векторного левитационного заклинания и аппарации на антропное расстояние.

Я вновь сижу за партой — обшарпанной, покрытой пузырями пластика партой техникума. Моя любимая ручка опять мажет. Макс обещал достать трансф-конструкт олдовых, натуральных чернил, но что-то не торопится.

— Напомню, что концепция освоения ближнего космоса при помощи векторных заклятий еще в пятидесятых годах была признана неэффективной. А-класс синт-закл… то есть простите, конечно, никаких синт-заклятий тогда еще не было, на примитивном “Акцио” летали… так вот, “Акцио”, хоть и давало маневренность заметно лучшую, чем у трансфигурационных двигателей, и позволяло производить более оптимальные гравитационные маневры — но тяги по сравнению с трансфигурационниками ему категорически не хватало. А В-класс, то есть “Вингардиум Левиоса”, хоть и обеспечивал сравнимую тягу при большей безопасности…

Да уж, бесстрашные люди были предки. Как представлю, что такое — летать по космосу с ядерной бомбой под задом, так офигеваю.

— … но требовал излишнюю, по мнению тогдашних космолетчиков, точность позиционирования вектора относительно Земли. Хоть “Вингардиум” и двунаправлен, по сравнению с однонаправленным “Акцио” — В-классом землянин может как поднять предмет над поверхностью Земли, так и придать ускорение обратно, но… Кто скажет, что “но”? Кто на прошлой лекции не спал?

Оглядываю взглядом кабинет — леса рук не наблюдается. Неохотно поднимаю руку — ляпнуть чушь немного страшно, но вроде бы, ответ я помню…

— Никита Вапигирики?

— Ну… Вроде бы, дело в том, что А-класс заклятий можно применить на любое небесное тело, и таким образом притянуть корабль к нему, а В-классом — только оттолкнуться от аборигенной планеты заклинателя или притянуться к ней.

— Не на любое небесное тело, а… — подсказывает мне лектор.

— А… находящееся в радиусе… второй антропной константы, кажется?

— Не второй, а третьей, — чуть раздраженным тоном поправляет преподаватель. — Первая антропная — от аборигенной планеты вида до спутника, вторая — от аборигенной планеты вида до светила, третья — от светила до последней планеты аборигенной системы вида, сколько повторять уже можно?..

Пристыженный, сажусь на место и продолжаю строчить.

— Так вот, — раздражение потихоньку уходит из голоса лектора, и он вновь начинает вещать, — если стартовать на “Вингардиум Левиосе” с Луны, то теряется всякая возможность маневра — нужно ждать, пока ось Луна-Земля займет правильное положение. А если стартовать на ней с Земли, то мы как бы игнорируем всю возможность уменьшения гравитационного колодца через аппарацию на спутник. Наши предки предпочитали надежный, дубовый ядерно-трансфигурационный двигатель.

Макс тихо шепчет мне:

— Старик забывает про разнообразных уродцев, вроде того, что на “Оппуньо” был, или твердотопливно-трансфигурационных. Можешь взять по ним реферат, я тебе скину прикольной инфы...

Я пожимаю плечами и молчу.

— Именно по этой причине теорема Нотта о гиперпространстве, разработанная им еще в сороковые, так и оставалась недоказанной на практике — пробовали-то разгонять до первой гиперпространственной обычными ядерными взрывами, не дающими никакого импульса по двенадцати магическим координатам, так что аппарируй корабль с трансфигурационниками, не аппарируй, все едино, первую антропную не перепрыгнешь. Да и достичь первой антропной дистанции при аппарации вместе с целым кораблем… на такое разве что какой-нибудь Мерлин был бы способен. Так что аппарация оставалась уделом локальных грузоперевозок, пока не была решена третья частная форма уравнения Нотта — именно так удалось показать, что аппарацию через гиперпространство можно провести, лишь разгоняясь чистыми заклятиями...

— Ну да, а учитывая, что А-класс для такого разгона слишком слаб, мы и получаем тот логистический пиздец, который имеем сейчас, — тихо хихикает Макс.

— Зато, если бы А-класса хватало, то нас бы всех поувольняли нафиг, — шепчу ему я. — Если бы не нужно было столько двигателей, да еще причем с разных планет рождения, то…

— Эй, потише там, на третьей парте! — недовольно окрикает нас старый пердун.

* * *

— Итак, у нас небольшое исследовательское судно, его специальность — археология. Вы уже летали на такой модели, Никита?

— Именно на такой — нет, но маленькие суда мне не новость. Я служил на инфокурьере, так там даже второго двигателя не было! Кстати, как я понимаю, у вас тоже…

— Да, у нас в команде всего двое магов… магически способных, — капитан ловит гневный взгляд от высокой девушки с резкими чертами лица и автоматически поправляется. — Карина Бельтхаус, наша инженер…ка, — делает заминку капитан, — и Гримкхуд, наш специалист по инопланетным письменностям и письменным маготехникам, — высокий гоблин в углу важно кивает. — Также позвольте представить вам нашего мнемотехника — Майя Ким, незаменимый спасательный круг для людей вашей профессии, — капитан ухмыляется, а я… воспоминания, воспоминания из детства, зачем же вы нахлынули, как же вы не вовремя… я же и пошел во флот, чтобы сбежать от тебя, милая, от того, что я не был для тебя никогда достаточно хорош…

… она как будто пытается прогнать легкую брезгливость, заменить ее профессионально-заинтересованным выражением лица — и не мож… [ERROR 6735: manual memory override inconsistency]

… капитан показывает на пустое место в толпе… что? это какой-то розыг… [ERROR 675B: contradictory memories detected.]

… я вглядываюсь в ее лицо и не вижу ни капли того, что я боялся, но рассчитывал увидеть — разочарования, брезгливости. Я вижу искренний интерес и любопытство — и внутренне расслабляюсь, отпускаю этот груз, и грудь снова наполняется воздухом, а в голове начинают мысли — о чем ее расспрашивать в первую очередь, и какие байки из не вполне полной приключениями жизни двигателя травить сначала…

* * *

Музыка, музыка, которая одновременно — песня. Я люблю свою работу, и в любом другом случае я просто наслаждался бы бесконечными звуками синт-заклятий, подпевая им, работая голосовыми связками — единственным объектом во вселенной, способным сдвинуть с места другой объект, не прикладывая никаких физических воздействий… если бы эти звуки не сплетались в песню рока, в песню страха, в песню схода с орбиты, в песню жарких и жадных объятий гравитации. В песню смерти.

Музыка начинает стихать. Это может означать лишь одно — меня вызывает капитан. Он считает, что все наши усилия — бесполезны? Или… [не думай об этом, все хорошо…]

Майя ждет меня в медицинском отсеке. Она явно не рада меня видеть, и не только по своей обычной причине. Я отвечаю ей тем же, хотя не очень логично показывать неприязнь к человеку, который сейчас будет копаться в твоих мозг… [ERROR 6735: manual memory override inconsistency]

Я захожу в автоматизированный медотсек, ложусь на кушетку. Ко мне подходит… кто? пустое место?.. [ERROR 675B: contradictory memories detected.]

Майя ждет меня в медицинском отсеке. Видно, что она очень нервничает, и я глажу ее по руке, пытаясь успокоить. Шепчу ей на ушко: “Когда будешь рыться в моих мозгах, можешь заодно пересмотреть картинку, чем мы занимались вчера!”. Майя смущенно вспыхивает, но ее нервная дрожь потихоньку проходит. Меня укладывают на стол, и… [не думай об этом, Ник, не думай...] …но я хочу думать! я хочу знать, что со мной происходит! [Ник, это говорю тебе я, Ник — не думай об этом!] ...ты уверен, что ты — я?... [а я уверен, что я — это я?..] я уверен, я не буду думать о том, что происходит дальше…

* * *

Я резко вскакиваю с кушетки, бодрый и полный энергии. Подумаешь, проблема, нестабильная орбита вокруг черной дыры! Я знаю целых два способа с ней справиться — сложный и простой.

— Майя, все будет хорошо, — уверенно, с небольшой усмешкой киваю девушке. — Я и забыл совсем, что у меня есть выходное заклинание! Мы же можем просто нырнуть внутрь черной дыры! Конечно, наш капитан-зануда может заставить нас продолжать маршрут — в родной-то системе я, наверное, смогу перебороть даже такую гравитацию — но я надеюсь его уговорить. Отремонтируемся, навестим родных, — я перехожу на заговорщический шепот — нормальную кровать наконец испытаем…

Как и ожидал, Майя краснеет — но, чего я не ожидал, ее нервозность только усиливается. Она словно избегает смотреть мне в глаза. Странно…

— Сх… сходи к капитану, х-хорошо? Ч… что он прикажет, то и сделаем…

Я пожимаю плечами и направляюсь к выходу из медотсека.

* * *

Коридоры нашего крошечного судна словно опустели. Конечно, наверняка все заняты ремонтом, восстановлением корабля после той атаки, из-за которой мы сошли с орбиты… но… но подсознательно мне начинает казаться, словно люди просто не хотят со мной столкнуться.

Я пострадал в бою? Поэтому меня отправили под ментоскоп? Наверное, та станция Чужих ударила не просто телекинетической магией, но и чем-то, бьющим по мозгам?.. Не знаю. Внутренний голос мне словно советует не думать об этом, не перенапрягаться. Что ж, вероятно, он прав.

— У нас есть два варианта, капитан. Я вспомнил выходное заклинание, мы можем просто нырнуть внутрь. Починимся, заправимся, отдохнем после такого стресса — а уже потом вынырнем из черной дыры и продолжим…

— Нет, — капитан, обычно велеречивый, сегодня непривычно резок, хотя и прячет глаза. — Не можем. Забудь.

— Но… Простите, какой смысл? — Я потихоньку раздражаюсь. — Просто чтобы соблюсти инструкцию? Мы ведь просто можем пристыковаться к нашей станции, а затем отстыковаться от нее и выйти уже за пределами гравитационного колодца. Вы ведь помните, что я оттуда родом? Ну, когда Тарк пошутил, что я, мол, “негр из черной дыры”, а Карина ему за это устроила истерику на несколько дней? Вы ведь… — [Ник, не думай об этом…] мысль прорывается сквозь мягкие уговоры моего сознания… — вы ведь для этого меня положили под ментоскоп, да? Чтобы я вспомнил заклинание, выданное мне лет восемь назад? Тогда какого...

— Хватит! — чуть ли не крикнул капитан. — Двигатель второго ранга, занять свой пост! Выполнять полетное задание!

— Есть, — по-граждански козырнул я. Мне предстояла тяжелая, утомительная и абсолютно бессмысленная работа.

* * *

— Ллиасса… Аллиасса… — тяну я на одной ноте, повинуясь картинкам и звукам, вися поседи вирт-пространства.

Сейчас наш синтезатор прокладывает когнитивный путь в двенадцатимерном пространстве струн, находя именно тот тон, именно то идеальное напряжение моей магии, которое даст еще дополнительную капельку ускорения. Профессия не для волшебников, но в некотором смысле еще более волшебная, чем сама магия.

Сейчас наша инженер, закрыв глаза, бормочет грубые, отрывистые строчки, тюнингующие наш защитный кристалл — на маленьком корабле не так много места, и вместо живого человека, специалиста, готовившегося всю жизнь творить синт-заклинания для волшебников, она вынуждена пользоваться грубыми, уродливыми и неэкономными плодами работы компьютера.

Сейчас наш гоблин, ученый-рунолог, бешено строчит антикварным пером по не менее антикварной бумаге, пытаясь как можно быстрее расшифровать хотя бы наметки той штуки, которой нас долбанула эта хренова инопланетная автономная станция. Не для того, чтобы как-то нам помочь — а для того, чтобы перед тем, как щиты откажут, и мы превратимся в самую тупую и бессмысленную в мире макаронину, передать как можно больше информации по протеосвязи домой…

Домой.

Домой.

От этого слова раскалывается голова.

[Не думай! Ник, ты чуть было не пропустил гласную! Ты нас сейчас угробишь! Не думай, подумаешь потом, Ник!]

Домой.

Какого хрена кэп не дал мне использовать выходное заклинание, и мы не попали к нам домой, внутрь черной дыры? Какого хрена он хочет нас убить?

Нет.

Неправильный вопрос.

Какого хрена мы делаем здесь, у черной дыры номер BHX-57? Какого хрена мы делаем у меня дома?

[Ник, не на… а-а-а-а-а-а!]

Внутренний голос закатывается криком, и я теряю почти полтона перед тем, как восстановиться.

Нет. Не могу я, Ник, понимаешь, я-в-голове? Я не знаю, зачем тебя, мой собственный голос, туда подсадили, но не могу я не думать!

Итак. Мы стартовали от Проциона B, конечная точка — Бладвак… По пути мы должны были выходить из гипера случайным образом и сканировать окресности в поисках интересной фигни… У BHX-57 мы наверняка делали V-образный разворот…

Нет.

Неправильный вопрос.

Какого черта делает неизвестная станция Чужих на сто раз обследованной орбите единственной человеческой (и, вероятно, гоблинской) научно-исследовательской станции, находящейся внутри черной дыры?

Вот. Вот правильный воп...

[А-а-а-а-а! А-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а!]

Мой мозг обжигает болью, словно наждачной бумагой по синапсам. Лишь громадным усилием воли я удерживаю песню синт-заклятия.

[А-а-аManualа-а-а-аMemoryа-аOverrideаInconsistency]

Ноги подламываются, и в реальном мире я, похоже, падаю на пол. Сил заниматься героизмом [а-а-а… фух... идиотизмом, Ник!..] больше не остается, и я прекращаю думать о том, о чем думать нельзя.

Последняя, угасающая мысль на эту тему — перед тем, как полностью сконцентрироваться на вытаскивании нас из полной задницы:

— Надо серьезно допросить Майю, что она там насверлила в моих мозгах…

Да, допросить. Можно даже с применением разных классических заклятий вроде “Инкарцеро” — уверен, ей понравится. Я слабо улыбаюсь.

За этими приятными размышлениями боль потихоньку стихает, и я вновь начинаю полностью концентрироваться на песне, выгадывая очередные килонотты тяги…

* * *

На вирт-экране сияет самая сладкая, самая желанная надпись: “Гиперпрыжок инициирован”. На ватных ногах вываливаюсь из двигательного отсека.

По идее, нужно идти на доклад капитану. Потребовать объяснений… услышать чертово “не положено!”... с чего это вдруг он так изменился, кстати?..

Нет. Пусть все идет нафиг, я иду к Майе. Да-да, и пусть за нарушение дисциплины двигателя, в одиночку вытащившего из черной дыры корабль, выбрасывают в космос без волшебной палочки.

Не стуча, распахиваю дверь. Майя тихонько взвизгивает и пытается отодвинуться подальше на узенькой койке. Из ее раскосых глаз все еще текут слезы, на щеках — размазанная тушь, а кулаки так сжаты, что, кажется, по одному течет кровь.

Да уж, представляю, каково было не-волшебникам. Мы с Кариной могли хоть как-то повлиять и изменить исход ситуации, а вот Майе оставалось только лежать, закрыв глаза, и молиться… хоть кому, хоть Атею… так и не узнал, религиозна ли она, кстати…

Обрываю тупую, постороннюю мысль, медленно иду к ней и тихо, успокаивающе шепчу:

— Все хорошо… Все хорошо, маленькая… Я нас вытащил, мы уже в гиперпрыжке… Капитан не позволил к нам домой лететь, но все хорошо...

Конечно, по кораблю должно было раздаться объявление сразу же, как мы в него вошли, но я думал, что из моих уст это ее успокоит.

Майя часто-часто кивает и вновь пытается отодвинуться еще дальше.

Нет. Не успокоит.

Она что, боится за меня?

— Я знаю… Я знаю, маленькая, что ты что-то переписывала у меня в памяти… Но не бойся, у меня голова уже почти не болит…

— Н-н-не н-н-надо! — стучащими зубами проговаривает она. — Н-н-не д-думай об эт-том, пож-жалуйста, эт-то оп-пасно для т-тебя…

Я должен был бы остановиться.

Я должен был бы успокоить ее и пообещать ей, что не буду об этом думать.

Но, к сожалению, я не такой человек.

— Милая, — шепчу я, — как я могу об этом не думать? У меня в голове живет мой голос, из-за него я не могу прокладывать маршруты и думать о цели нашего полета… Мой мозг так не работает, извини.

Майя выглядит так, словно ее сейчас хватит шок. Пытаюсь пошутить и отвлечь ее:

— Ты, конечно, можешь попробовать отвлечь меня, но не думаю, что получится, — акцентированно, пристально смотрю на ее маленькую аппетитную грудь, выглядывающую из ночной рубашки.. Нет, насколько же она все-таки красивая, даже когда напугана до полусмерти! Вот закончим этот чертов рейс, разберусь со своей головой и попрошу у начальства поставить нас с ней на один…

Майя резко поддергивает одеяло к самой шее.

— Н-ник… П-пожалуйста… Ух-ходи. Иди в свою к-каюту… з-закройся там и ни с кем не говори. Выйди только по прилету, когда тебе там надо будет… Пожалуйста…

— Почему? — я понимаю, в каком она состоянии, но все же потихоньку начинаю раздражаться.

— Я не могу сказать… Я нап-п-п… портачила… — Внезапно из ее глаз слезы начинают течь бурным потоком, и Майя начинает колотить себя кулачком по голове. — Дура, дура, дура, дура!

Резко подскакиваю к ней, перехватываю ее руку и сажусь рядом с ней на койку.

— Майя. Я понимаю. У всех бывают ошибки, ничего страшного. Помнишь, я тебе рассказывал, как впервые летел на двухдвигательном корабле, и вместо результирующей в тридцать градусов случайно взял результирующую в шестьдесят? И как мы в итоге прилетели…

— Не п-помню… — она потихоньку начинает успокаиваться. Я пытаюсь ее приобнять. — Не помню… в том-то и дело… Ник, ты не понимаешь! Я не могу тебе объяснить, потому что не могу тебе объяснить!

— Милая, — я поглаживаю ее по напряженной, зажатой спине, — но я не могу, понимаешь, просто не могу об этом не думать! Я не буддийский монах, в конце концов, я не могу контролировать мысли, тем более такие важные! Это так не работает!

Внезапно она выдыхает и словно обмякает.

— Хорошо. В том, что это у тебя так не работает — тоже моя вина. Но хорошо. Сейчас, пошли со мной в медотсек. Только выйди и дай мне пять минут переодеться.

Я хочу пошутить что-то вроде “чего я там не видел?”, но вовремя прикусываю язык.

* * *

— Смотри. Если бы нас не атаковали этим чертовым лучом, я бы сейчас просто вернула все обратно, и ты стал бы собой… — она заминается, пытась подобрать слово… — собой здоровым. Но из-за чертового ментоскопа я не могу сейчас залить бэка… — она обрывается. — В общем, у тебя заблокировано одно воспоминание, и именно это воспоминание говорит с тобой. Я сниму с него блок — это все, что я могу сделать на этом оборудовании.

Я внутренне немного расслабляюсь.

— Ты точно уверен, что не можешь потерпеть? Это может тебе покалечить не только душу, но и нейроны.

Если быть честным перед собой… на самом деле я могу потерпеть. Заткнуть уши плейером, залить глаза книгами, ухнуть в виртуалку и перепройти в очередной раз “ThaumTech”... и каждый раз, когда голос в голове будет напоминать, изо всех сил слушаться.

Но я не хочу.

Я не хочу терпеть. Я хочу узнать, что, черт побери, происходит! Что происходит со мной — и с Майей? Почему она так шугается от меня?

Я качаю головой, и она приставляет прибор к моему виску.

* * *

— Привет, курсанты, — перед нами прохаживается внушительный товарищ в форме военврача. — Сегодня вы узнаете, почему лучший друг двигателя — мнемотехник.

Он стучит стилусом по доске, оставляя на ее сенсорной поверхности черные точки.

— Я искренне надеюсь, что вам никогда не придется вспоминать эту лекцию иначе, как в здравом уме и в трезвой памяти. Однако, бывают “неизбежные в космосе случайности”... — лектор явно кого-то цитирует. — Тогда, парень — если ты там, в будущем, лежишь под ментоскопом, успокойся, дыши глубоко и так далее, что там положено говорить.

Меня, да и всех вокруг, уже дико распирает любопытство. Что это за разговоры про будущее и воспоминания?..

Военврач начинает чертить грубую схему, напоминающую стандартную модель управления кораблем двумя двигателями по двум осям.

— Вот представьте, курсанты. Летите вы спокойно на грузовом трейлере по результ-вектору, и вдруг ваш напарник… берет и умирает. — лектор жирно зачеркивает одну из осей. — Что вы будете делать?

Кто-то в зале вскидывает руку, но лектор продолжает разговаривать, показывая, что вопрос был риторический.

— Напоминаю, что в одиночку каждый из вас может направить корабль строго — либо к вашей планете рождения, либо от нее. Поэтому вас, дармоедов, так и таскают по всему космосу с места на место, чтобы в одном экипаже всегда были два или больше людей с разных планет.

Военврач прокашливается.

— Что-что? Домой полетите? Молодцы какие. А если до него лететь несколько лет? Дрейфовать будете, помощи ждать? Угу, НЗ кончится, и что, трансфигурять еду будете, пока от истощения не упадете на фоне полной сытости?

Лектор торжествующе улыбается:

— Вот. Вот поэтому мнемотехники и обязательны в каждом экипаже — а особенно там, где или маршрут требуется простой, поэтому обходятся одним двигателем, или фрахтовщики скупердяи, и не хотят оплачивать второго для плоскостного маршрута. Они бы и мнемотехников не нанимали, да нельзя по закону, хех — следят за этим строго профсоюзы.

Военврач поворачивается к доске и начинает размашисто писать.

— Первый закон Магии помните все? “Магия — функция от сознания. Сознание — функция от опыта.”

До меня потихоньку, медленно, начинает что-то доходить.

— Мнемотехники на кораблях не депрессии лечат, и даже не следят, чтобы экипаж друг друга не поубивал, как считается. Мнемотехники нужны, чтобы в нужный момент стереть тебя память, что ты с Гобба-17, и вписать, что ты у нас с Альфа Центавры какой-нибудь. Чтобы ты, курсант, мог корабль вовремя до планеты обитаемой или станции там довести, или хотя бы до точки, где спасательный корабль тебя подберет.

* * *

Сознание возвращается, но лучше бы оно не возвращалось.

— Т-то есть… — я мотаю головой. — Т-то есть, мы с тобой не с BHX-57?.. А откуда…

Майя краснеет и отворачивается. В ней виден теперь не столько страх, а… стеснение? Смущение? С чего вдруг?..

— А, то есть… ты поэтому так ко мне?.. Хм… Понимаешь… понимаешь, я дура… и все запорола… В общем, не “мы”.

— То есть?.. — не понял я. Сейчас, блин, окажется, что вокруг вообще ничего нет, и Майя суть плод моего сознания?

— Не… не мы с тобой. Вот… — ее голос становится немного увереннее, хотя смущения никуда не уходит. — Вот как мы с тобой познакомились, думаешь?..

— Ну… — я задумываюсь, пытаясь припомнить. — Вроде… во втором классе тебя в нашу школу перевели из другого отсека, да?.. Или нет… Или, — на меня словно медленно, с черепашьей скоростью, начинает накатывать черная волна, — или это ложная память? Вместе с другой планетой зацепилось?.. А на самом деле в третьем или первом?..

Мозг словно отказывается понимать, что это не небо потемнело — это идет черное цунами.

— Нет… — Майя выдыхает и словно бросается в воду, тараторя. — На самом деле мы с разных планет, Ник. Я с RX-21, ты с Изумрудных Водопадов. Я поняла, тебе, наверное, сейчас кажется, что я — твоя девушка, и мы встречались с детства, да? Это все трансляторный контур, он не сумел нормально оттранслировать воспоминания с твоего курортного прошлого на… я даже не представляю, как он смог тебя убедить, как можно быть родом с черной дыры… я понимаю, что нужна была огромная сила, которая бывает у вас только рядом с местом рождения, и придумать другую планету было нельзя, но...

Люди-мысли прогуливаются по берегу, пьют коктейли, наслаждаются жизнью, и даже не подозревают, что это не туча накрыла небо. Это идет их смерть.

Майя продолжает трещать о том, что, наверняка, крайне важно для нее, и абсолютно не о том, что важно для меня.

— На самом деле мы впервые с тобой встретились на этом корабле. Ты… ты мне… п-понравился, да, но я с-стеснялась… И у нас ничего не было, да... И… — она отводит глаза, — и, наверное, я тебе тоже нравилась, наверное… но ты тоже стеснялся, может быть… и т-то, что я тебе нравилась, зацепилось за твое воспоминание… и синтезировало что-то со мной в твоем прошлом… может быть, у тебя была на Водопадах девушка в юности… с которой у тебя что-то было… и долбанный, долбанный транслятор подставил тебе меня вместо нее! — она вновь сжимает кулаки и словно делает попытку ударить себя по голове. — Я словно тебя изнасиловала, черт побери!

— Нет, Майя, — медленно говорю я, не пытаясь в этот раз перехватить ее руку. — Моя жизнь — ложь. Ты создала меня.

Хрупкая девушка отшатывается, как от давно ожидаемого и неизбежного удара. Она вновь частит, смешивая страх за меня и заботу обо мне:

— Ник, Ник, все хорошо, у меня есть все бэкапы, успокойся, все будет хорошо, это просто здесь я не могу их прочитать и залить, а вот как прилетим на базу, я тебе обязательно залью, ты вернешь себе прежнюю память, все будет хорошо… мы обратно запишем тебе твои воспоминания, и ты вспомнишь ту девушку, что была у тебя в юности… или не одну… или что там у тебя было… — Майя посмотрела на меня смущенно и с надеждой. — А может, у тебя никого и не было, и я тебе никого и не стерла...

Она не понимает. Она действительно ничего не понимает, как не понимают инопланетяне, живущие в вакууме, почему паникуют и бегут мысли-людишки, тщетно убегая от черного цунами.

— Прости, что я так тебя испугалась и оттолкнула своим поведением, я должна была понять, что тебе плохо, а меня просто крипануло, что ты мне внезапно стал пошлые намеки делать… нет, не пошлые, неправильное слово, прости меня за это, для тебя они были настоящими… какая же я дура и сволочь, прости, прости...

Черный прибой рухнул на берег, раздавив все старые мысли и оставив лишь трупики.

— Если ты захочешь, конечно… после всего того, что я с тобой сделала… хотя вряд ли тебе захочется, конечно, ты меня, наверное, презираешь… мы могли бы попробовать… ну… встречаться… конечно, после того, как тебе вернут память, а то получится, что я пользуюсь твоим беспомощным состоянием...

Например, трупик мысли — снисходительная псевдомудрость: “Насколько же Майе кажется, что проблема кроется в ней и мир вращается вокруг нее…”

— Нет, — пересохшие губы медленно шевелятся. — Ты не была моей девушкой в школе.

Я помолчал. Майя, которую оборвали, тоже застыла, не решаясь меня прервать.

— Хотя я мечтал, чтобы так было.

Молчание.

— Я пытался тебе доказать, что я крутой. Но тебе было подчеркнуто плевать на все, что бы я для тебя не делал. Ради тебя я пытался стать боевым магом — тебе всегда нравились парни в форме, ты встречалась с одним юношей, который собирался идти в артиллерийское…

Молчание. Лишь тихо плещется черная вода.

— И когда я понял, что я никогда, никогда не смогу стать для тебя хорошим — я просто сбежал. Взял выходное заклинание — представляешь, заклинание, якобы разрывающее гравитационную ловушку черной дыры, что за чушь может придумать мозг? — и полетел в ближайший задрипанный техникум, чтобы стать тупым, простейшим рядовым двигателем. Чтобы сбежать от тебя на другой край света, понимаешь?

Она пытается что-то сказать, но я жестом останавливаю ее.

— Но знаешь, Майя? Я не жалею! — я почти кричу. — Я вырос из этой боли, понимаешь? Я стал таким, какой я есть, благодаря тебе! Благодаря твоему презрению я понял, как глупо было гнаться за чужим уважением, не уважая самого себя! И поэтому, когда мы встретились снова, на этом корабле — я увидел, что на самом деле ты не коварная злодейка-манипуляторша, а я не долбанная жертва френдзоны! И поэтому, только потому, что я перерос это, мы начали встречаться — я стал другим, я стал сильным! А ты хочешь это все отнять у меня???

— Н-но… но вдруг… — непонимание на ее лице сменяется шоком.

— Кто я? Тот мальчик, который в детстве лазал по этим твоим зеленым водопадам, или чем там они занимаются на той планете? Или я, который обожал выбраться в магнитных ботинках и скафандре на нижнюю поверхность станции и пинать кучки темной материи? Знаешь, они круто комкуются — липкие и при том вязкие! Ими так классно играть, пытаясь залепить другу лицевой щиток! И мне плевать, что ничего этого на самом деле нет, и что, может, ваша наука говорит, что темную материю нельзя слепить в комок — я, я ее лепил!

Я окинул ее взглядом — яростным и холодным одновременным.

— Ты! Ты моя мать! Ты мой настоящий творец и создатель! А теперь…

Я сделал паузу, чтобы вдохнуть.

— А теперь ты хочешь меня убить???

Я ожидал, что они дернется или отшатнется. Но почему-то этого не произошло.

— Я хочу тебя вылечить, Ник, — начала она говорить успокаивающим тоном. — Ты болен, у тебя побиты когнитивные связи и нарушены воспоминания. Мы привезем тебя назад, и ты снова вспомнишь свое детство, и своих друзей… они не смогли оттранслироваться, и ты помнишь вымысел, то, что твой мозг подставил в пустые дырки… но ты вспомнишь их, я уверена! И то, как вы лазали по водопадам, тоже вспомнишь! Все будет хорошо, Ник!

Она не понимает. Она действительно не понимает, что я — не Ник.

Я — Ник-2.

Все, что я делю с тем, старым Ником, который мягко лежит в контейнерах цифроомутизации — это несколько кусков мяса и костей, которые я ношу на себе.

Она не понимает, что ее “лечение” будет жизнью для Ника-1, но смертью для меня.

Видя решимость на моем лице, Майя забеспокоилась:

— Только не делай ничего непоправимого, пожалуйста. Все будет хорошо, тебя обследуют хорошие психиатры… Тебе еще нужно довести корабль, Ник!..

Она думает, что я псих. Она думает, что я хочу покончить с собой.

И все — все мои друзья, приятели, товарищи — все будут думать точно так же. Все будут видеть во мне лишь искаженного Ника-1. Или просто пожмут плечами, смотря на неизвестного им чувака, что еще страшнее.

Я спасу этих людей.

Но места мне в этом мире нет.

* * *

До самого прилета я или запирался в своей каюте, или стоял на посту в двигательной рубке. Односложно отвечал экипажу, с капитаном общался на “так точно” и “никак нет”.

Все пытались меня убедить, что со мной все будет хорошо, и меня вылечат.

Я коротко кивал и возвращался в свою каюту, где либо бездумно смотрел в потолок, либо поминутно, посекундно разбирал свой план.

Когда исследовательский корабль “Гораций Слизнорт” состыковался со спасательным кораблем в точке рандеву, весь наш экипаж стал переходить на другой корабль. Капитан, по традиции, должен покидать судно последним, но я сделал вид, что забыл что-то важное в каюте.

Через несколько минут от исследовательского корабля отделилась единственная, одноместная спасательная шлюпка.

Для обычного человека оказаться в такой в случае аварии — скорее всего, просто продолжение агонии.

Но я — двигатель.

Подпевая грубым и фальшивым ритмам авто-синтезатора шлюпки, я взял курс обратно.

Домой.

* * *

Я свернулся калачиком на еще более неудобной койке, чем на корабле.

В десятый, в сотый раз я прокручивал в голове воспоминание, изменившее мою жизнь.

Большими буквами — надпись на доске.

“Магия — функция от сознания. Сознание — функция от опыта.”

Заклинание, даже фальшивое, может сработать.

В любом случае… я возвращаюсь домой.

Я подвел шлюпку к той границе, с которой действовало выходное заклинание, и стал медленно, нараспев, его зачитывать.

“Экспекто Патронум Приори Инкантатем Авада Кедавра…”

Зеленая вспышка…