Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Однако Дамблдор не дает Гарри побежать сразу в дом, ибо он еще не закончил.

— Если не возражаешь, Гарри, — произносит он, когда они входят в сад, — я бы хотел поговорить с тобой перед тем, как мы расстанемся. Наедине. Может быть, здесь?

Он указывает на скромный каменный сарайчик, где Уизли хранят метлы. Внутри он не больше чулана, пауков в нем так много, что они немедленно начинают вторгаться в личное пространство гостей, а света нет совсем. Директор зажигает кончик палочки и улыбается своему любимому ребенку.

— Я надеюсь, ты простишь мне упоминание об этом, Гарри, но я доволен и немного горжусь тем, как ты, кажется, справляешься после всего, что произошло в Министерстве. С твоего разрешения, я думаю, Сириус бы гордился тобой.

Гарри сглатывает. После вопроса Вернона («Его крестный умер?»), после такого равнодушного упоминания Сири Слизнортом, Гарри не думает, что может вынести разговор. Однако подросток не знает, что мина уже, собственно, обезврежена.

Похвала, упоминание о том, что Сири бы им гордился, огромная тактичность по отношению к Гарри и вектор внимания, постоянно направленный только на его чувства. Плюс ко всему — полутьма и теснота сарайчика. Никуда не сбежишь. Магловские психологи так и советуют: начинайте важные разговоры с детьми, например, в едущей машине. Ибо вряд ли они из нее выпрыгнут.

Директор повторно загоняет Гарри в угол — чуть ранее он не мог бросить Директора с Дурслями, сейчас вот — с пауками (вдруг проглотят?). Да парень и сам чувствует, что ему необходим этот разговор. Беседовать с Дамблдором — вовсе не то, что беседовать с другими. Он умеет читать в душах. Он умеет в душах лечить.

— Это жестоко, — мягко продолжает Директор, — что ты и Сириус были вместе такое короткое время. Безжалостный конец тому, что должно было быть долгими и счастливыми отношениями.

Гарри только кивает.

Дамблдор озвучивает то, что Гарри чувствует и не очень хочет произносить в слух. Да и не совсем понимает, как. Дамблдор знает все. Гарри уверен, что он знает, что, пока не пришло его письмо, Гарри почти все время лежал на кровати, отказывался от еды и вглядывался в туман за окном.

Еще бы он этого не знал — видит же, как парень похудел и осунулся, как неудержимо направляются вниз его плечи. Еще бы он не знал — он ведь тоже потерял Сири.

Все это очень просто, на самом деле, но очень горько — то, что произошло у Арки. Директор же не случайно винит себя в его смерти. Но тут же делает оговорку — не он один виноват, не надо впадать в манию величия. Сириус же очень мужчина по характеру. Со всеми отягощающими.

Он бегал кругами весь свой последний год, потому что ничего не мог сделать полезного, и заняться ему было нечем. Вот представился случай — подраться с кузиной (только никаких зеленых лучей; семья же). Если бы Дамблдор остановил этот поединок, Сири бы когда-нибудь ему это простил?

Не зря Хагрид потом говорил, мол, что умер Сири… э… очень в своей стихии и характере. Мужественно. И бестолково — ибо кто заставлял его выпендриваться по принципу: «Давай, ты можешь лучше!»? Никто. Только он сам.

А Гарри же… просто повредился в вере, позабыв и про Дамблдора, и про его помощников. Вот и проиграл. Больше он так не ошибется.

Дамблдор дает подростку столько времени, сколько ему требуется.

— Просто тяжело, — наконец произносит Гарри, — понимать, что он больше никогда не напишет.

Гарри часто моргает, чтобы разогнать слезы. Он считает глупым признавать, но это правда — лучшее в его общении с крестным было то, что Гарри знал, что кто-то взрослый заботится о нем. А теперь, считает Гарри, писем не будет.

Будут, конечно, будут. Я ведь не зря сказала, что конфидентом в этой Игре станет Директор. И это очень поможет, правда. Только Гарри пока еще об этом не знает.

— Сириус олицетворял для тебя многое, чего ты никогда не знал прежде, — нежно озвучивает Директор чувства Гарри. — Разумеется, потеря опустошительна… — «Тебе больно, Гарри, и это нормально. Стыдиться тут нечего; но и застревать в этом не стоит».

Это — очень откровенный разговор, один из самых личных. И Гарри первым, сам объявляет громко:

— Но, пока я был у Дурслей, я понял, что не могу закрыться или — или сломаться. Сириус не хотел бы этого, правда? И вообще, жизнь слишком короткая… посмотрите на мадам Боунз, посмотрите на Эммелину Вэнс… я могу быть следующим, верно? Ну, а если и так, — яростно продолжает подросток, глядя в голубые глаза Директора, — я постараюсь сделать так, чтобы взять с собой так много Пожирателей Смерти, сколько смогу. И Волан-де-Морта тоже, если смогу.

Да, дескать, Гарри понял это у Дурслей, ага. Как же. Это за те немногие часы, что он провел с Директором этой ночью, Гарри все понял, пережил, и даже рана потихоньку начала затягиваться. Пройдя все стадии, парень наконец выходит к последней — принятие. Ну, а Дамблдор, фигурально выражаясь, вновь помог подростку выйти из чулана. Я бы даже сказала, вытащил.

И очень-очень сильно этому рад:

— Слова сына своих родителей и настоящего крестника Сириуса! — Директор одобрительно хлопает Гарри по плечу. — Снимаю шляпу — или снял бы, если бы не боялся осыпать тебя пауками.

А ведь действительно качественная манипуляция — весь этот вечер. Игра. Ласковая встряска. Немножко урок, но совсем немножко. И все, несомненно, для добра. За пару часов и пару ходов Директор успел вложить Гарри в голову, что он обязан продолжать жить нормальной жизнью. Что это его миссия в этом злом и трудном мире и в это время. Хранить в себе чувство любви и держаться, что бы ни происходило. Взять себя в руки и продолжать идти, как всю дорогу делает сам Дамблдор. Несомненно, он очень гордится Гарри. А еще — он спокоен. Ибо знает, что после того, как умрет он, Гарри не сломается.

И помогут парню в этом — и тогда, и сейчас — друзья. На что Директор тут же обращает внимание. Делает он это, конечно, в разговоре уже на другую тему — о содержании пророчества, о котором Гарри пока никому не рассказывал (попутно обращая особое внимание парня на то, что люди, конечно, болтают, но правды они не знают — и это разница):

— Да, я думаю, они должны знать. Ты делаешь им плохую услугу, не доверяя им столь важное.

— Я не хотел -

— Напугать или взволновать их? Или, возможно, признаться, что ты сам взволнован и напуган? Тебе нужны твои друзья, Гарри. Как ты очень верно сказал, Сириус бы не хотел, чтобы ты закрылся.

Вновь — тонкая манипуляция, озвучивание чувств подростка, очень дельные советы и никакого неуважения, а также — никакого давления — Директор не ждет, что Гарри озвучит ему свое окончательное решение.

И ведь все кристально прозрачно, если знать, чем все заканчивается. «Тебе нужны твои друзья, Гарри», — напоминает Директор. Разумеется, друзья нужны Гарри сейчас — пережить смерть Сири и вынести груз знания о пророчестве. Они понадобятся Гарри и после, чтобы справиться со смертью Директора. Однако сам Директор смотрит еще дальше — и своим советом, можно сказать, окончательно запечатывает детишек в одну команду для прохождения квеста Игры-7. Ибо там Гарри нужны будут друзья как никогда сильно.

В ту же копилку причин улетает и предложение-приказ Директора, чтобы Гарри ходил к нему на, так скажем, дополнительные занятия. Все одно к одному — Директор тоже будет вытаскивать Гарри из депрессии, а также помогать выносить груз пророчества, а также готовить Гарри к Игре-7, ибо время, как говорится, пришло. Разумеется, он не рассказывает, чем будет заниматься на дополнительных уроках с Гарри («О, немного тем, немного этим»), в своей привычной манере, но оно и понятно — во-первых, не время, во-вторых, не место, ибо и у стен, как известно, имеются уши.

Далее следует потрясающая по наивности, искренности и детскому простодушию Гарри сценка, когда парень интересуется, не значат ли эти занятия с Директором отмену занятий по Окклюменции со Снейпом, и Дамблдор признает, что Гарри совершенно прав.

— Хорошо, — облегченно вздыхает подросток. — Потому что они были…

— Я думаю, слово «фиаско» здесь подойдет, — понимающе кивает Дамблдор, так и не дождавшись, пока Гарри родит подходящий вежливый эпитет.

Дамблдор, прекрасно понимающий и то, что Гарри к головомойкам у Снейпа возвращаться не желает, и то, что «фиаско» подходит и применительно к его собственным задумкам в той части Игры, супруга обижать плохими словами не дает, конечно, однако и Гарри поддержку выказывает.

Удивительно, но камень за камнем падает у Гарри с плеч прямо на наших глазах, и вот он уже гораздо больше походит на себя прежнего и в очаровательном ребячестве своем восторженно делится с Дамблдором, нимало не стесняясь его, ибо он уже настолько конфидент, что дальше, казалось бы, некуда:

— Что ж, это значит, что я не слишком много теперь буду видеться с профессором Снейпом. Потому что он не разрешит мне продолжать Зелья, если я не получу «Превосходно» по СОВ, а я знаю, что не получу.

— Не считай СОВ, пока они не прилетели, — серьезно говорит Дамблдор («Ну… у меня тут есть парочка сюрпризов, так что ты… как бы сказать… радуйся, конечно, но не слишком»). — Что, если подумать, должно случиться чуть позже этим днем.

Напоследок Директор просит о двух вещах. Первое — везде держать при себе мантию-невидимку, даже в замке, «просто на всякий случай». Учитывая, что Гарри имеет скверную привычку бросать ее, где захочется (то на Астрономической башне, то в кабинете у Амбридж), просьба дельная. Дамблдор устал уже ее подбирать и незаметно возвращать. Кроме того, помнится, возвращал он ее Гарри в Игре-1 ровно с теми же словами в записке: «На всякий случай». И случай, вестимо, не замедлил представиться. Значит, ждем Игры. Более того, забегая вперед, отмечу, что это значит, что ждем и следующей Игры — но об этом точно еще не скоро. Пока что остановимся на следующем: мантия должна быть при Гарри всегда и везде. По крайней мере, до отмены приказа.

И последнее: Директор сообщает о том, что Нора находится под самой серьезной охраной Министерства, пока Гарри гостит у Уизли (а вот и уши у стен), и мягко, очень в стиле Люпина просит Гарри не выкидывать никаких финтов, оставаясь на месте, чтобы неудобства четы Уизли не оказались напрасными. Резонная, логичная, правильная просьба. Естественно, Гарри быстро соглашается.

— Очень хорошо, — Директор открывает дверь сарайчика. — Я вижу свет в кухне. Давай же дольше не будем лишать Молли возможности посожалеть о твоей худобе.

В кухне Норы Гарри и Дамблдора встречают поначалу перепугавшиеся, ибо не ожидавшие их так рано, миссис Уизли и, как ни странно, Тонкс — которая, впрочем, спешит поскорее убраться по делам, несомненно, неотложным.

Сам Директор тоже совершенно не задерживается и исчезает почти сразу же после Тонкс, ласково попрощавшись с Гарри и галантно — с миссис Уизли. Занятна причина: «Я не могу остаться, должен обсудить срочные вопросы с Руфусом Скримджером».

Понятия не имею, что можно обсуждать с Министром около часу ночи (безопасность Норы или Хогвартса? результаты ночной прогулки Директора с Гарри? «Пушек Педдл»?), однако, на мой взгляд, важно другое: после его ссоры с Дамблдором в день назначения его Министром, 3 июля, второе, что мы узнаем о Скримджере — он дописывает письмо Директору, потому задерживается с появлением у премьер-министра маглов. То есть письмо как минимум сложное. И получает его Директор, по всей видимости, перед тем, как отправиться к Гарри. А доставив Гарри в Нору, идет на встречу с отправителем (знаете, для почти-мертвого человека Дамблдор слишком часто дышит и невероятно много ходит…).

По всему получается, что письмо содержало в себе просьбу наладить отношения. Очень интересно и значимо то, что Директор откликается на эту просьбу, вслух (то есть для Гарри) декларируя, что контакт со Скримджером продолжает.

Таким образом на прощанье Дамблдор учит Гарри еще одной крайне важной вещи: личное — не то же самое, что значимое.