Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Ворвавшись в кабинет с победоносным криком: «А, она оставила дверь открытой -», — Филч находит в ящике стола Амбридж разрешение на применение розог и несется прочь. Гарри, едва успевший набросить на себя мантию-невидимку при его появлении, дав смотрителю фору, вскоре следует за ним на шум, доносящийся из холла.

Повезло, очень повезло Гарри, оболтусу, что Филч счел совпадением открытую дверь и скрывал от Амбридж то, что он сквиб (во время первого раунда диверсии близнецов она кричала смотрителю не пытаться обездвижить фейерверки, явно не зная, что тому сие не под силу даже при большом желании, и Филч отвичал ей, что не будет. Забавно, что главным помощником Амбридж в школе становится представитель столь ненавидимых ею полукровок-«недочеловеков») — следы присутствия Гарри в кабинете оказываются очень удобно затертыми.

В холле творится примерно то же, что происходило в вечер увольнения Трелони — вся школа собирается в круг, толкаясь рядом с членами Инспекционной Дружины и Амбридж, которым, вне всякого сомнения, удалось загнать в угол Фреда и Джорджа.

— Итак, — триумфально провозглашает Амбридж, — итак — вы думаете, это смешно — превратить школьный коридор в болото, да?

— Очень смешно, да, — говорит Фред, глядя на Амбридж без тени страха. Не, ну а что, она убьет его, что ли? Чего ему бояться?

— Я достал разрешение, директор, — пыхтит Филч, пробравшись к Амбридж и размахивая листком пергамента, который минутой ранее утащил прямо на глазах Гарри. — У меня разрешение и есть розги, они ждут… о, дайте мне сделать это сейчас…

Еще один оргазмирующий на мою голову… С большим сожалением вынуждена признать, что Дамблдор приютил в школе, полной детей, латентного маньяка-садиста.

— Очень хорошо, Аргус, — произносит Амбридж. — Вы двое сейчас узнаете, что случается с нарушителями в моей школе. — Не такой тяжелый случай Синдрома Тома, но тоже весьма показательный.

Тут надо себе очень точно представлять, кто такие близнецы Уизли, чего Амбридж явно не делает.

Эта уникальная парочка являет собой такой тип отношений, который недоступен никаким другим абстрактно взятым двум разным людям, как отзывался о них наконец нашедшийся автор с Астрономической башни Friyana. Любые парные взаимодействия естественным образом подразумевают конфликты, частота, форма и причины которых определяются лишь уровнем отношений. Здесь же скорее имеется некий постоянный слегка шизофренический диалог одной личности с самой собой, а не парное взаимодействие.

Близнецы легки, непоседливы, говорливы, но не болтливы. Они не перегружают собеседника информацией, поток их словоизлияний сбивает с толку и вызывает больше улыбку, чем раздражение. Самое характерное в них — неуемная изобретательность, которую сложно назвать именно творчеством — она слишком безлична и практически не несет оттенка демонстративности или жажды славы (признание, восхищение и прочие лавры, принадлежащие близнецам — это просто приятный бонус, но никак не самоцель и не повод гордиться). При этом она очень целенаправлена. И базируется на идее, которая всегда идет впереди любого поступка близнецов. Эта пара живет, мыслит и существует идеями разной степени гениальности, умудряясь из давно известного и простого создавать новое и улучшенное, нередко даже — в ортогонально иной относительно изначальных ингредиентов области применения.

Фреда и Джорджа, при всех их кажущейся разболтанности, нельзя назвать неорганизованными. Они с легкостью нарушают чужие правила (и здесь проявляя нечеловеческую изобретательность), но, совершенно не напрягаясь, соответствуют собственным — в том смысле, что успевают слишком многое для пары раздолбаев, внешне не создавая впечатление людей, то и дело над чем-то работающих.

Они редко (если не сказать — никогда) выходят из себя, прекрасно способны держать себя в руках, а свои эмоции и желания — под контролем. В Игре-5, к примеру, близнецы уже всерьез демонстрируют не просто огромный объем выполняемой ими работы, но и невероятную степень целеустремленности, продуманности оной работы и ее организованности.

Кроме прочего, одна из характернейших их особенностей — они ведут за собой, но никогда себя не выпячивают. Они очень лихо умудряются даже в разговорах переводить акценты с самих себя на свою деятельность или окружающий мир и его странности (вещи, вызывающие интерес). Они не то что не зациклены на себе — для них, такое ощущение, собственные личности повод для акцентуации просто не представляют. В отличие от множества других интересных вещей.

Наконец, Фред и Джордж не просто способны к бесстрашной активности — временами они, их слова, действия и мотивы, едва ли не жестоки по отношению к чужой трусости, слабости или пассивности. Причем жестоки до безжалостности, без оглядок на этичность или допустимость своего поведения, без колебаний. Они превосходные эмпаты — без эмпатии так лихо чувствовать чужую суть просто невозможно.

Ими владеет особая гениальность, которая, как правило, превращает человека в некое олицетворение хаоса, фонтанирующее идеями, о которые ему буквально невозможно не спотыкаться на каждом шагу. Все это — идеи, подобная гениальность, которую в себе никакой водой не зальешь — неизбежно обрекают своих жертв на одиночество. Любой человек, принимающий свою сущность и под стандарты не подстраивающийся, активно собой и своей жизнью доволен и не очень понимает смысла и значимости того, что принято у «нормальных» людей. А нередко даже не замечает, в чем именно отличается — и почему это его вообще должно волновать.

Но в случае именно близнецов все крайне своеобразно. Наличие брата-близнеца перечеркивает вопрос о нахождении кого-то, близкого по духу, сразу и изначально — и только увеличивает разрыв с социумом в целом и его стандартами в частности.

Фред и Джордж, взятые отдельно, еще не факт, что решились бы на такой отважный шаг, как забивание на выпускные экзамены и принятие решения строить дальнейшую жизнь без базовой корочки. Как, по сути, принятие решения пойти против родителей (ну, матери), бросив школу. Это ведь не просто безбашенно смелый поступок, это Свое Мнение — без учета мнений и ценностей окружающих.

Однако близнецам, по большому счету, на все это плевать, они точно знают, чем хотят заняться — реализацией своих идей — и ничьи ожидания, переживания и страдания не собьют их с выбранного пути. Они и без того терпели с самого лета, сначала, видимо, под мужицкой (то есть заслуживающим уважения, авторитетным) просьбой отца, что, мол, матери после ухода Перси и так плохо, затем уговаривая себя, что есть квиддич и исследования рынка, и это повод остаться — однако терпение рано или поздно лопается даже у терпеливых близнецов — особенно когда в него регулярно тыкать розовой толстенькой жабообразной иголкой.

Опять же, мама, папа, Дамблдор — да, вопросов нет, ради конкретных них можно и потерпеть. Но Фред и Джордж, взятые вместе, не оглядываются на общество. Не уперлось оно им никуда, они занимаются тем, что считают правильным. Проявленность характерных особенностей личности каждого возводится в квадрат, и близнецам становится наплевать на все, что вне их — причем не только в такой частности, как проявления социальной власти в лицах возмущающихся их деятельностью старост. Им наплевать настолько, что они могут позволить себе забить на окончание обязательной для всех волшебников школы и не бояться при этом остаться за бортом бурлящей вокруг жизни. Их просто не пугает возможное одиночество, возможный провал.

Они слишком дружелюбны и альтруистичны, чтобы оглядываться на то, что надо или не надо им самим, когда дело касается вопросов поменьше, чем выбор, куда жить. Гуляки, они никогда не откажут сделать приятное хорошему человеку — их отношение к Гарри, сцена, в которой 15-летний Фред приглашает Анджелину на Святочный бал, и то, как он это делает — лишнее подтверждение этой черте их с Джорджем характеров.

Они отменные собеседники и неплохие врачеватели душ, впрочем, это для них больше побочный эффект дружбы, чем самоцель — им гораздо интереснее менять и раскрашивать целый мир сразу, чем отдельные его души. Опять же, оригинальность их действий на этом фронте нередко превращает все окружающее в хаос. Зато весело.

Воспитывать Фреда и Джорджа или иным образом пытаться на них давить — занятие изначально бессмысленное. Это понимают Артур, Дамблдор, Билл и Чарли, Рон и Джинни, Гарри и Люпин с Сири — и совершенно не понимают Молли, Перси, Гермиона и Амбридж.

Во-первых, близнецы бесформенны, как медузки — хоть заприжимайся по центру, они все равно целиком перетекут в края и оттопырятся. Еще и прокомментируют оттуда, как забавно выглядит тот идиот, который сейчас занимается бесцельным сотрясанием воздуха, полагая сей бессмысленный процесс воспитанием.

Во-вторых, они превосходно способны воспитывать себя самостоятельно — но только туда и в том, что полагают верным и стоящим. Гундеть, истерить, обижаться, требовать, угрожать и ждать от близнецов «примерного» поведения — себе дороже. На них можно смотреть сквозь пальцы (как всю дорогу делают Дамблдор, позволяя им разрушать свою школу, Макгонагалл и даже Снейп), они все равно не изменятся, а вы все равно не поймете, почему они уперлись на том, на чем уперлись. Пока им Нобелевская премия однажды утром не прилетит.

Впрочем, они ее тут же пропьют с друзьями — не амбициозны они совершенно, им не нужны социальные лестницы, им нужна возможность просто заниматься любимым делом — раскрашиваться мир. Да и мир-то они раскрашивают не потому, что им есть до него какое-то дело — просто так смотрится прикольнее. В кайф.

Что можно еще с ними сделать, так это договориться. Причем договориться по-хорошему, с высоты своего авторитета, но на равных — примерно так, как с ними всю жизнь договаривается Артур. Его они слушают, ибо он предлагает выгодные и, в общем, не сложные вещи — и в целом человек прямой, крутой и адекватный. Типа: давайте вы не будете взрывать школу сегодня, а то мама расстроится, и мне будет плохо — давайте вы взорвете ее позже, когда мама будет в более стабильном эмоциональном состоянии, а пока можете подвести динамит и испробовать его часть на… скажем, слизеринцах, идет?

Кстати, когда Гермиона осенью бьет близнецов ниже пояса, пообещав, что сообщит об их деятельности матери, они же не столько матери пугаются, сколько того, что отец подумает, что они не выполнили условия договора. Договор для таких дельцов — почти синоним чести.

Что касается общечеловеческих идеалов и прочей борьбы за абстрактную справедливость, то близнецам это слегка пофигу. Зато не пофигу конкретные люди в конкретных жизненных ситуациях — если вы попали в категорию «Друг», за вас порвут глотки кому угодно. Отложив до лучших времен все собственные задачи и цели.

Нет страшнее революционеров, чем близнецы, попершиеся насажать свой любимый воплощенный хаос — и не важно, громят ли они при этом школу, свергают поднадоевшую монархию, насаждая непонятно что, или участвуют в реальных боевых действиях. В надвигающейся войне Фреду и Джорджу всегда будет, куда приложить свои силы — какие Ж.А.Б.А., о чем вы?! там снаружи жизнь хлещет!

Хорошо, что перенос этих двоих, акцентированных друг на друге, никогда не дорастет до критической точки, потому что так или иначе разбавляется включением в близкий, доверительный круг общения других людей, с другими проявленными особенностями и другой картиной психотипа. Они до самого конца остаются сверхсильно замкнутой друг на друге парой, но жизнь, чем дальше — а затем и смерть — заставляют их подпускать к себе других людей.

Тот же Ли, например, который всегда рядом (не в кругу, но хоть что-то). Или Гарри. И хорошо еще, что Директор своими Играми то и дело отдергивает Гарри из общества близнецов в компанию Рона, Гермионы, Джинни, Невилла и прочих. А то вышел бы хаос, возведенный в куб и помноженный на сто, а Дамблдору сие совершенно не нужно. Впрочем, и без всяких там Гарри из этих двоих получается нехилый Баальберит.

Вот всего этого Амбридж, на ее беду, и не понимает.

— Знаете, что? — громко спрашивает Фред. — Я так не думаю. Джордж, я считаю, мы переросли обучение на полной основе.

— Да, я и сам так чувствовал, — соглашается Джордж.

— Время попробовать наши таланты в реальном мире, как считаешь?

— Точно.

Оба поднимают палочки, не дав Амбридж с ее Синдромом Тома вставить больше ни единого тронного слова:

— Акцио, метлы!

Что ж, не уверена, что сие предусматривалось изначально, но, раз уж никто не оставляет им выбора, близнецы с радостью применяют давно взращиваемый ими план Б — бегут. И как бегут, Мерлин мой, как бегут…

Вырванные с мясом из кабинета Амбридж метлы устремляются к своим хозяевам.

— Мы не увидимся, — говорит Фред Амбридж на прощанье.

— Да, не пишите нам, — поддерживает Джордж.

Фред оглядывает собравшуюся толпу:

— Если кто-то мечтает приобрести Портативное Болото, которое представлено наверху, приходите в Косой Переулок, номер девяносто три — Всевозможные Волшебные Вредилки. Наш новый дом!

Вот, я же говорила — превосходно умудряются переводить тему с себя на свое дело (и знают толк в прекрасной рекламе).

— Специальные скидки студентам Хогвартса, которые поклянутся, что используют наши изделия, чтобы избавиться от этой старой летучей мыши, — Джордж указывает на Амбридж.

— Остановите их! — вопит Амбридж, вообразив себя Темным, видимо, Лордом, но близнецы взмывают в воздух, едва на них бросается Дружина.

Фред смотрит через холл на Пивза, который висит вниз головой прямо на их уровне.

— Устрой ей ад от нашего имени, Пивз.

И Пивз, который во всей школе слушается одного лишь Альбуса Дамблдора, срывает свою шапку с колокольчиками и салютует близнецам.

Под оглушительные рукоплескания Фред и Джордж, сделавшие 7 мая 1996 года свой собственный, впечатляющий выбор профессии, совершают над холлом болезненно и на глазах пустеющей школы круг почета и двумя рыжими, сияющими солнышками вылетают на волю сквозь распахнутые парадные двери — в невероятный закат.