Good Night (джен)

“…who controls the present controls the past” 1984, George Orwell

Профессор Слизнорт, старый зельевар, стал деканом нашего факультета после того, как профессор Снейп занял должность директора. Новый декан не снискал у нас особенной популярности, то ли из-за его прежней дружбы с профессором Дамблдором, то ли из-за того, что он и сам смотрел на своих учеников с подозрением. Обычно говорили, что профессор Слизнорт заслуживал уважения хотя бы потому, что был преподавателем, еще когда сам Темный Лорд учился в школе, даже если все его прочее поведение говорило против.

Так или иначе, когда я пришел к нему в кабинет в тот вечер, я не ожидал, что моя жизнь неожиданно так круто изменится. Он усадил меня в кресло и предложил мне чаю, а потом сказал, что мой отец только что скончался в больнице.

— Скончался? — переспросил я, чувствуя неприятную легкость в желудке и подкатывающую к горлу тошноту.

Слизнорт кивнул, заговорил о чем-то, может быть, пытаясь меня поддержать. Я почти не слушал его, мне было все равно, что он скажет. Что вообще можно было сказать?

— От чего он умер? — пробормотал я. — Я не знал, что он был болен…

Слизнорт прервал свою речь и непонимающе глянул на меня — кажется, он успел уже сказать об этом. Может быть, ему было даже досадно, что приходится возвращаться назад, но, когда он взялся отвечать на мой вопрос, в его голосе звучало сочувствие.

— Это был очень скоротечный случай драконьей оспы. Ничего нельзя было предвидеть. Он умер, даже не приходя в сознание… Но что вы, мой мальчик, не думайте об этом. Вам нужно позаботиться сейчас о себе…

Слизнорт продолжал что-то говорить, его голос звучал приглушенно, приобрел сочувственный оттенок. Он и в самом деле хотел помочь. Что бы ни говорили про него мы с моими однокашниками, он был хорошим человеком.

— Спасибо, профессор, — рассеянно кивал я.

Весь разговор казался мне каким-то нереальным, словно я вот-вот должен был проснуться. И все-таки этого не происходило, этот кошмар был не из тех, которые так быстро заканчиваются.

— …очень печально. Профессор Снейп распорядился в больнице, а теперь насчет того, чтобы отдать усопшему последний долг…

Эта фраза вдруг выдернула меня из оцепенения, и кровь побежала быстрее. Почему кто-то другой занялся этим, когда это была только моя обязанность?

— Это его не касается. Речь идет о моем отце, и я вполне в состоянии позаботиться обо всем этом сам.

Слизнорт, которого опять прервали посередине монолога, вздрогнул от неожиданности

— Без сомнения, это так, мой мальчик… Профессору Снейпу, должно быть, хотелось облегчить ваше горе…

Я все еще взирал на него со злостью, как будто именно он был каким-то образом виноват в случившемся. Мне почему-то пришло в голову, что он так долго говорил со мной, чтобы отвлечь меня от чего-то важного, как будто хотел что-то скрыть.

— Я хочу видеть отца, — грубовато оборвал его я. — И если вы не поможете мне добраться в больницу, я отправлюсь сам, и ни вы, ни профессор Снейп меня не остановите.

Почему-то меня только больше разозлило, что Слизнорт не стал мне препятствовать, а только тяжеловато поднялся и достал из шкафа мешочек с летучим порохом.

— Пойдемте, мистер Нотт, я провожу вас, — он и не собирался ничего скрывать от меня.

В больнице отцу выделили отдельную палату с большим окном и довольно красивым видом на грязную городскую реку. Не зря, наверное, он делал столько пожертвований, пока был жив. Его тело, одетое в совершенно новую черную мантию, лежало на спине на больничной кровати, а руки были красиво сложены на груди. Глаза ему прикрыли и, наверное, поработали также с цветом кожи, потому что он выглядел совершенно таким же, как и в жизни — может быть, даже более здоровым и хорошо выспавшимся.

Я недоверчиво вгляделся в лицо отца, прикоснулся к его холодному запястью, проверил зачем-то пульс. Он и в самом деле был мертв.

— Знаете, моя мать тоже умерла от неожиданной болезни, — пробормотал я. — Тогда ее не успели спасти, потому что рядом не было никого, кто знал бы лечебные заклятия.

— Вам, мистер Нотт, выпала тяжелая судьба, — со вздохом произнес Слизнорт.

— Это не совпадение. Очень редко волшебники умирают от неожиданно проявившейся болезни. А с нашей семьей такое произошло дважды.

— Поверьте мне, мистер Нотт, — мягким голосом сказал Слизнорт, — не стоит усматривать в событиях больше, чем в них заложено… Что вы делаете?!

Он схватил меня за руку, но слишком поздно — я произнес уже заклятие, разрушившее чары, наложенные на тело моего отца.

— Зачем? — с недоумением спросил Слизнорт. Я молча показал на неприятно посеревшее и осевшее лицо, и он заметил тогда, что обычных для оспы отметин так и не проявилось.

— Вы и сейчас будете говорить, что мой отец умер от драконьей оспы? — мне почему-то все еще казалось, будто Слизнорт знал какую-то правду, но скрывал ее от меня.

— Мистер Нотт, — с легкой растерянностью заметил тот, — я просто передал вам то, что сказал мне профессор Снейп.

— Тогда я поговорю с ним.

Снейп принимал даже слишком много участия в случившемся с моим отцом.

— Может быть, вам лучше сперва поговорить с целителями? — с сомнением спросил Слизнорт. В его взгляде было даже больше жалости, чем раньше, и мне почему-то показалось, что он разделял мое мнение относительно того, как к смерти моего отца был причастен Снейп.

— Я предпочту поговорить сперва с профессором Снейпом, — заметил я. — Он должен вернуться сюда? Я подожду его.

Ждать пришлось довольно долго. Я стоял совершенно неподвижно и смотрел на окостеневшие прежде любимые черты, и на глаза наворачивались невольные слезы. Потом вдруг я заметил едва заметный красноватый развод около уха. Струйка крови, которую, поторопившись, не отмыли полностью.

И осталась вдруг одна мысль. Убивающее заклятие следов бы не оставило, так что Снейп, кажется, пытал моего отца перед тем, как прикончить. Мои руки задрожали, и я отвернулся.

На лице наблюдавшего за мной Слизнорта застыло странное выражение, как будто его терзали какие-то внутренние противоречия.

— Простите, профессор, — произнес я. — Если вам не слишком удобно задерживаться…

— Мистер Нотт, я ваш декан и отвечаю за то, чтобы вы в сохранности вернулись в школу, — сказал тот, а потом, уже много мягче, добавил: — Кроме того, смерть вашего отца — большое горе, и, если не кто-нибудь другой, то я попробую поддержать вас.

Снейпа пришлось ждать еще около двадцати минут. Не в силах больше заставить себя смотреть на отца, я уселся в кресло в углу и зачем-то попытался вспомнить, когда же он заказал эту черную мантию. Она, кажется, была совсем новой, и он, наверное, рассчитывал появляться в ней в обществе, а теперь ей пришлось стать его погребальным одеянием.

Когда Снейп наконец появился, я уставился на него, не в силах вымолвить ни слова. Мне казалось, встретившись со мной, он должен был смешаться или еще как-нибудь выказать неуверенность, была у меня даже надежда, что он не сможет смотреть мне в глаза, но хладнокровие, конечно, ему не изменило.

— Мистер Нотт. Значит вы здесь. Примите мои соболезнования.

— Расскажите, как он умер, — выдавил я, поднимаясь с места и сожалея, что не в силах был заставить себя говорить складно.

— Ваш отец скончался от скоротечной драконьей оспы, — его голос не дрогнул. — Я сразу же доставил его сюда, но, к сожалению, слишком поздно.

— Это не драконья оспа. Нет отметин.

— К сожалению, мистер Нотт, даже если вы правы, ставить диагноз слишком поздно, — спокойным тоном заметил Снейп. — В любом случае он был уже мертв, когда я принес его сюда.

Он так беззастенчиво врал, хотя, казалось бы, его только что поймали за руку. Мой взгляд вновь упал на землистое и заострившееся мертвое лицо моего отца, и сердце загорелось от ярости.

— Это вы убили его! — выкрикнул я. — Пытали, пока он не умер!

— Нет.

— Ложь! — я выхватил волшебную палочку, намереваясь, если никак иначе, то хотя бы так призвать его к ответу.

Снейп играючи отбил мое заклятие и даже не спешил нападать в ответ — так он был уверен в своих силах. Меня накрыла злость, так что все окружающее расплылось и перед глазами осталось только его бесстрастное лицо.

С моей палочки слетела еще одна вспышка, и, отклоненная, врезалась в потолок.

— Хватит, — сказал Снейп. В следующую секунду заклятие сбило меня с ног, волшебная палочка вылетела из рук, а тело придавила такая тяжесть, что мгновение я не мог даже пошевелиться.

Снейп, наверное, вновь хотел проклясть меня, так как вдруг послышался испуганный голос Слизнорта:

— Простите его, профессор Снейп. Он очень расстроен, сам не знает, о чем говорит…

Может быть, он остался именно ради того, чтобы просить сейчас за меня. Мне стало почему-то противно от этой мысли и я поднялся, все еще слушая, как Снейп все тем же бесстрастным тоном говорил:

— Не беспокойтесь, профессор Слизнорт, я понимаю. Думаю, я могу поручить вам вернуть мистера Нотта в школу? Замечательно… Как я и сказал, я распоряжусь, чтобы…

— Я не позволю вам! — прохрипел я, готовый снова броситься на него, даже несмотря на то, что моя волшебная палочка все еще лежала где-то на полу. — Вы убили его!

— Как пожелаете, мистер Нотт, — заметил Снейп. — Только, прошу вас, ради вашего же блага, вернитесь в школу.

— Разумеется, — за меня ответил Слизнорт и, сунув мне в руки мою потерянную волшебную палочку, подтолкнул к выходу.

Он все еще говорил что-то успокаивающее, когда я, словно во сне, шагал по больничному коридору. Внутри клокотала злость, грозившая, казалось, разорвать меня на части, мне было тошно от своей слабости. Снейп убил моего отца, а я даже не умел отплатить ему за содеянное.

Мне не запомнилось, как я оказался снова в Хогвартсе и как попал обратно в слизеринскую гостиную. Я не отвечал, когда меня окликнули мои школьные товарищи, прошел мимо, поднялся в спальню и несколько часов перебирал старые колдографии, а потом сглатывал наворачивающиеся на глаза злые и бессильные слезы.

Утром за завтраком Керроу опять наказывали провинившихся. Сегодня их было двое — когтевранка со светлыми волосами и высокий гриффиндорец. Им связали руки за спиной и заставили встать на колени там, где раньше был преподавательский стол. Когда я смотрел на приговоренных, к моему горлу всегда подкатывала тошнота, а в кишках ворочалось смутное и мерзкое чувство, что, к счастью, это не я сейчас стоял там со связанными руками.

К провинившимся применяли заклятие Круциатус, вызывавшее невыносимую боль. Иногда Керроу исполняли наказания сами, иногда требовали сделать это кого-то из старшекурсников. Сегодня мне не повезло.

— Теодор Нотт! — послышался голос Амикуса Керроу. — Вставай, иди сюда!

Он как будто бы радовался чему-то или просто находил все происходящее крайне приятным. Я оставался на месте, не в силах поверить, что действительно прозвучало мое имя. Пэнси Паркинсон, учившаяся со мной на одном курсе, немного подтолкнула меня.

— Теодор Нотт! — громко повторил Керроу, кажется, начиная злиться.

Как во сне я поднялся на ноги. Мне чувствовалось, словно я шел по проходу между столами целую вечность, подмечая невероятно много деталей, и казалось, словно до того самого момента, как я поднимусь на возвышение, остается еще достаточно времени и можно успеть еще многое обдумать. Вот я миновал ухмылявшегося Кребба, услышал краем уха, как он сказал “повезло”, вот прошел мимо смотревшего пустым взглядом Малфоя, вот я уже поднялся по ступенькам и оглядел сотни уставившихся на меня учеников. Отсчет щелкал в моей голове вместе с бешено колотившимся сердцем.

— Достань палочку, — скомандовал Керроу. — Лавгуд первая.

Он говорил о светловолосой когтевранке. Я иногда встречал ее в школе, хотя и не знал никогда имени. Она ходила, босая, кормить фестралов в Запретном Лесу, и они не вызывали почему-то в ее душе сожалений о смерти близкого человека. Мне всегда было это очень странно.

Когда я доставал волшебную палочку, руки сильно дрожали. Мне случалось выступать в роли палача не в первый раз. Я точно знал, что заклятие не подействует, а еще я точно знал, что, если я не попробую, меня поставят рядом с ними. И было до ужаса несложно заключить эту сделку с совестью — направить на невиновного человека палочку и сказать положенные слова.

— Быстрее, Нотт, — торопил меня Керроу.

Я направил волшебную палочку на стоявшую на коленях девушку и увидел, как моя рука шатается. Керроу тоже, кажется, заметил это и усмехнулся. В эту секунду он был ненавистен мне почти так же, как Снейп.

Я собрался сказать положенные слова, но они застряли у меня в горле.

— Быстрее! — голос Керроу стал уже злым.

Во рту у меня так пересохло, что язык будто прилип к небу. И почему-то мне вспомнился отец. Снейп пытал его этим заклятием, пока не лопнули сосуды в голове и он не истек кровью. Меня затошнило, и я прижал руки к лицу.

Я даже не услышал, как Керроу произнес заклятие, сбившее меня с ног, не осознал, как произошло все остальное, понял только вдруг, что мои руки связаны за спиной и я стою на коленях рядом с Лавгуд и высоким гриффиндорцем, а сидящие за столами ученики смотрят на меня со смесью жалости и страха.

— Кребб, давай! — громко сказал Керроу. — А то будем мы сегодня завтракать или нет?

Со стороны слизеринского стола послышались смешки, остальные молчали.

Кребб, громко топая, взбежал по ступенькам. Сотни взглядов следили за ним, я не поворачивал головы. Мне никогда не удавалось заставить себя смотреть, даже когда я и не должен был стать следующим.

Было слышно, как сперва кричал гриффиндорец, как потом всхлипывала Лавгуд и как отдавались на висках удары испуганного сердца. Следом и меня пронзила страшная боль, словно в жилах потек вдруг раскаленный металл. Мгновение казалось, что это мучение никогда не кончится и это полыхающее марево останется со мной до самой смерти.

Я, наверное, упал, потому что, когда я пришел в себя, Кребб наклонялся надо мной:

— Нотт, что на тебя нашло? Ты совсем дурак? — он усмехнулся и пропал из виду.

Я поднялся на ноги, Керроу вернул мне палочку. Гриффиндорец помог Лавгуд встать, они спустились по ступенькам вместе и сели за один стол, хотя и были с разных факультетов.

Когда я вернулся к другим слизеринцам, Кребб что-то рассказывал и над чем-то смеялся.

— Что с тобой? — спросила Паркинсон. — Ты и правда дурак. Так подставиться, как будто один из этих…

— Да он просто втюрился в Полоумную, — хмыкнул Гойл.

Это заявление было встречено новыми взрывами хохота.

— Я уж точно не втюрился в Полоумную, — сказал я.

Все продолжали смеяться, даже еще больше, Паркинсон смотрела на меня с легкой брезгливостью.

— Да он слабак, — сказал Кребб. — И раньше заклятие не подействовало ни разу.

Мне показалось, что вокруг все расплылось и осталась только его глуповато ухмыляющаяся круглая физиономия.

— Ничего не может, — пробасил Кребб.

И вот я вскочил из-за стола. Мой голос казался мне чужим, когда я выкрикнул:

— Круцио!

Я увидел, как секунду назад раздувавшееся от смеха лицо Кребба исказилось от боли. Послышался вой, напоминающий причитания побитой собаки. Кто-то схватил меня за руки, оттаскивал в сторону.

— Мистер Нотт… Хватит!

Я вырывался, пытаясь снова направить волшебную палочку на Кребба. Он тоже уже схватился за свою, его тоже удерживали.

— Прекратите немедленно! — я узнал наконец голос Слизнорта.

Подбежало еще двое каких-то людей. Они взяли меня под руки и потащили по проходу. Было слышно, как Кребб злобно ругается и обещает мне мучительную смерть.

— Спасибо, Амикус, я разберусь. Это все-таки мои студенты…

Потом я оказался все-таки в кабинете Слизнорта и, осознав, что делать больше нечего, уселся в одно из кресел и принялся ждать, пока он сам появится, чтобы назначить мне еще одно наказание.

От этого ожидания пальцы неприятно покалывало. Боли я боялся. Все, кто говорят, что им безразлично — врут, или же им просто не было никогда больно по-настоящему.

Когда Слизнорт вошел в кабинет, в его взгляде снова была жалость. Он, кажется, задумался о том, что сказать, и, как и в первый раз, предложил мне чаю, как будто забыл, что все мы только что закончили завтракать.

— Думаю, вам, мистер Нотт, стоит отправиться домой. Все-таки рождественские каникулы начинаются уже в конце недели… Вреда не будет, если вы уедете чуть раньше.

Я уставился на него, ища в его словах насмешку наподобие той, которую я видел на лице у Кребба.

— Вы из-за того… что только что?

— Ваш отец умер, это тяжело… — начал Слизнорт.

— Мой отец не умер, — со злостью перебил его я. — Снейп убил его.

Слизнорт снова посмотрел на меня со странным выражением, казалось даже, что он почему-то сомневается и не может решить, что сказать мне.

— Мистер Нотт, почему вы так решили?

— Зачем иначе было ему врать про драконью оспу? Он прикрывает себя. Вот и все.

— Но он сам привел вашего отца в больницу...

Я со злостью посмотрел на него.

— Вы верите, что мой отец просто так умер?!

Он замялся, мне показалось, что все его сомнения состояли в том, что ему, с одной стороны, не хотелось мне врать, а с другой, не хотелось, чтобы я снова попытался броситься на Снейпа.

— А знаете, мне плевать, что вы скажете, — заявил я. — Можно я пойду?

— Подождите… — Слизнорт, кажется, принял какое-то решение. — Вы знаете, время сейчас очень непростое. И то, что делается теперь в школе… Не думаю, что это лучшее место, чтобы вам… — он подыскивал слова.

— О, в самом деле! — отрезал я. — Снейп убил моего отца. По его приказу тут пытают невиновных. А вы говорите — тяжелое время!

— Не кричите, мистер Нотт, прошу вас, — в голосе Слизнорта снова прорезался страх — он до ужаса боялся Снейпа. И все-таки страх был смешан с чем-то еще, в чем мне почти почудилось одобрение.

— Этот полукровный самозванец еще свое получит, — твердо сказал я. — Увидите.

Слизнорт немного изменился в лице и некоторое время странно смотрел на меня. Ощущение почему-то было такое, словно он вдруг захлопнул передо мной дверь. Одобрение, которое мне почудилось прежде, испарилось. Слизнорт попросту принял чинный вид и произнес:

— В целом предлагаю вам собираться и ехать немедленно. Я поговорю с другими профессорами, уверен, они тоже не будут против.

Пока я собирал вещи, в спальню неожиданно вошел Малфой. В последний год он стал гораздо тише, чем обычно, и говорил большей частью тогда, когда его спрашивали, в остальное же время его взгляд был каким-то остановившимся, словно он не мог чего-то для себя решить.

Вот Малфой скользнул в общую спальню, и какое-то время я спиной чувствовал его взгляд, пока он, наблюдая за моей работой, решал, сказать ему заготовленное или нет.

— Ты говорил со Слизнортом, — наконец протянул он. — Не стоит этого делать.

— Если ты заметил, меня силой отвели к нему в кабинет, — огрызнулся я.

— Помолчи, Нотт, и послушай хотя бы раз, — ему, кажется, не доставляло особенной радости говорить со мной, хотя он, кажется, считал по каким-то причинам, что говорить должен.

— Слизнорт — точно такой же предатель, как Макгонагл. Пусть сейчас он наш декан, это совершенно не важно. Если заметят, что ты с ним общаешься, на тебя станут косо смотреть. Особенно после сегодняшнего.

Я нахмурился и обернулся на него.

— Ты отказался применять Круциатус к предательнице крови, а вместо этого напал на Кребба — одного из наших, — пояснил он. — Не думай, что это ерунда. Для твоего же блага.

— Она ничего не сделала, — снова огрызнулся я. — Почему вдруг предательница? Ты что, считаешь, что это нормально?

— Помолчи, Нотт, — в голосе Малфоя явно просквозило недовольство.

Я отвернулся от него и продолжил собирать вещи. Мне казалось, он должен был теперь уйти, но он почему-то не трогался с места, а продолжал сверлить взглядом мою спину.

— Я знаю, что случилось с твоим отцом. Очень жаль, — наконец заметил он. — Меня просили пригласить тебя к нам в поместье.

— Спасибо, я подумаю.

— Не советую отказываться. Темный Лорд будет там. Не стоит тебе упускать случай уверить его в своей благонадежности.

Я усмехнулся и больше ничего не отвечал ему, а потом услышал, что он вышел из спальни, оставив меня наконец в покое.

“… for you yourself, sir, should be old as I am, if, like a crab, you could go backward” Hamlet, William Shakespeare

Был Слизнорт предателем или нет, но он понимал, что больше всего на свете мне нужно было оказаться подальше от Хогвартса. И тем вечером наше общее желание наконец исполнилось. Кроме меня во всем одетом трауром поместье был только домовой эльф, Кранц, уныло натиравший серебро.

Я бродил по галерее с портретами предков и надолго останавливался перед недавно добавленным сюда портретом отца. Каким-то образом из-за того, что картина могла говорить, смотреть на нее было только тяжелее: она была очень похожа на оригинал, но в чем-то неуловимо отличалась, как будто в знакомую мелодию вплелись фальшивые ноты.

Вечер у Малфоев был на самом деле собранием пожирателей смерти. Когда я вошел, они сидели за длинным столом, главенствовал за которым сам Темный Лорд, думать, впрочем, я мог только о том, что одно из мест пустовало. Там сидел отец, а теперь вдруг показалось, словно занять его предстояло мне.

Я остановился в дверях, не находя в себе сил шагнуть дальше. И снова мой разум цеплялся за какие-то отвлеченные вопросы. Пока отец был жив, он никогда не заговаривал о том, что и мне следует вступить в ряды пожирателей смерти, а после того, как вышел из тюрьмы, стал даже категорично высказываться против. Впрочем, какое это имело значение, если сейчас его здесь не было.

Фигура Темного Лорда внушила мне ужас. В его холодном взгляде не было ни тени сострадания, ни одной живой эмоции, одна только жестокость, и этот взгляд пронизывал насквозь, словно он мог точно читать стремления в душах других.

Потом я заметил Снейпа, сидевшего за столом все с тем же безразличным выражением на лице, и меня вновь захлестнула ярость, так что все другое перестало иметь значение.

— Что ж, вот и молодой Нотт, — едва расслышал я ледяной голос Темного Лорда — Место оставлено для вас, — небрежным движением он показал на свободное кресло. — После такой скоропостижной кончины вашего отца, думаю, именно вы захотите продолжить его дело.

Я едва смотрел на него, видел только ненавистное лицо Снейпа, внутри клокотала безумная злость.

— Будьте уверены, я был бы рад занять его место, но не хотел бы сидеть за одним столом с его убийцей. Северус Снейп должен понести наказание.

Сидевшие за столом зашептались, и я увидел обращенные ко мне взгляды — в то мгновение почти такие же, как у учеников в Хогвартсе. Меня пронзил запоздалый страх.

Я взглянул на Темного Лорда и почти почувствовал исходящий от него холод, какой ощущается при приближении дементора.

— Допустим, что вы не ошиблись, — его тон был вкрадчивым. — Значит, вы готовы так просто отступить от своих убеждений?

Он поднялся теперь на ноги и смотрел мне прямо в глаза. Я чувствовал, что меня колотит дрожь, из последних сил старался унять ее.

— Лишь из-за того, что один из разделяющих их — ваш личный враг? Много ли тогда стоят ваши убеждения?

Темный Лорд поднял волшебную палочку, страх сковал меня, и я даже не смог бы, наверное, пошевелить пальцем, чтобы защититься.

— Нет, Нотт, — мне казалось, что голос раздается уже прямо у меня в голове. — Убеждения, которые так легко изменить, не стоят ничего. Это удел грязнокровок и предателей.

Вспыхнуло заклятие, а потом все вокруг растворилось в мучительной боли. Раскаленные добела иглы вонзились в каждый дюйм кожи, я услышал свой собственный крик.

— Убеждения должны быть выжжены у вас в сердце, — в голове звучали громовые раскаты.

Мне казалось, что я умру или сойду с ума, что мучение это никогда не закончится, но потом из удушливого тумана вновь всплыл стол и сидевшие за ним люди.

— Теперь вставайте, Нотт, и вытяните левую руку, — произнес Темный Лорд.

Мне уже казалось, что все это происходит не со мной, а с кем-то другим. Как во сне я поднялся, почувствовал жжение на левом предплечье. На коже расцвел узор Черной Метки.

Темный Лорд опустил свою волшебную палочку, вновь посмотрел мне в глаза, и в голове отчетливо прозвучал его голос:

— Знай, Нотт, если будешь верен мне, я лично убью Снейпа. В свое время.

Когда я сел за стол, меня все еще знобило, то ли от страха, то ли от заклятия. Темный Лорд тоже вернулся на свое место, он и другие пожиратели смерти принялись что-то обсуждать.

— Да, с Придирой разберутся, — с достоинством говорил Яксли. — Можете не беспокоиться.

Я вновь взглянул на Снейпа, все такого же безразличного, как будто ничто в этом мире не могло поколебать его, и меня обрадовало, что, как бы он ни был спокоен сейчас, он не знал, какая судьба ожидает его, что, когда придет время, Темный Лорд убьет его так же легко и просто, как он сам убил моего отца.

Снейп, наверное, заметил мой взгляд, так как, когда все начали расходиться, он отозвал меня в сторону.

— Я не убивал вашего отца, Нотт, — заметил он. — Не знаю, что вы вбили себе в голову, но, ради вашего же блага, возьмите себя в руки.

В моей груди вновь разгорелась ярость. У меня даже не нашлось сперва слов.

— Вы поняли, о чем я говорю? — требовательно спросил он. — Поняли, Нотт?

— Вы врете сейчас, — отрезал я. — Потому что смертельно боитесь лишиться последних крох влияния, которое получили, вылизывая тарелки Темного Лорда.

И тогда я впервые увидел, как лицо Снейпа искажается от злобы. Когда он заговорил, его голос был напитан презрением.

— Я врал, Нотт, только затем, чтобы сохранить ваш маленький мирок от полного коллапса.

— Разумеется, — я осклабился. — Вы думали только о моих интересах. Как благородно.

— Впрочем, вам, кажется, не терпится присоединиться к отцу в семейном склепе, — протянул Снейп. — Вы на верном пути, могу вас поздравить.

— Убьете меня тоже? — огрызнулся я. — Я не боюсь ваших угроз.

Снейп насмешливо посмотрел на меня.

— Вы, мистер Нотт, были бы гораздо опаснее, если бы боялись.

Сказав это, он пошел прочь, как будто бы утратив ко мне всякий интерес. Мгновение я смотрел ему вслед, чувствуя достаточно злости, чтобы разорвать его на куски, а в груди тем временем зрело обещание стать равным ему во владении волшебной палочкой и, если Темный Лорд не убьет его раньше, лично разделаться с ним.

Опомнился я, только когда ко мне подошла Нарцисса Малфой и спросила, не хотел бы я остановиться на время в одной из гостевых комнат.

— Вы, Теодор, достаточно пережили, — говорила она. — Прошу вас, останьтесь.

— Спасибо, — пробормотал я, все еще думая, как убью наконец Снейпа. — С радостью.

Быт поместья Малфоев не располагал к дружескому общению. Все собирались за обедом, большую часть времени проводя в уединении.

Обитатели поместья состояли из Люциуса Малфоя, бродившего по комнатам мрачной тенью, его жены Нарциссы, вечно взволнованной женщины, только недавно, кажется, сильно похудевшей от потрясений, его сына и моего однокашника Драко, всегда бледного и безразличного ко всему, как будто сосредоточенного на одной какой-то мысли, и Беллатрисы Лестрейндж, иногда дико смеявшейся при свете дня и вскрикивающей по ночам от ужаса.

Я обычно изучал что-нибудь в библиотеке или прогуливался по саду, в котором даже зимой по дорожкам бродили белые павлины. Иногда мне поручали лечить немногих заходивших в поместье пожирателей смерти. Их рассказы о рейдах были некоторое время единственным напоминанием о том, что происходило в большом мире, и, когда они говорили о сражениях, это казалось мне по крайней мере честным: мне представлялось, что им не приходилось проклинать тех, кто не мог защититься.

А потом сказанные еще на том, моем первом, собрании слова про Придиру обрели вдруг совсем новый смысл.

Это должен был быть первый день рождественских каникул. Мне вспоминался больше всего прошлый год и разукрашенные высокие ели в Большом зале, и почему-то я представлял себе, что в Хогвартсе все точно так же и было сейчас — блуждающие огоньки свечей и пряный запах имбирного печенья, — и я был очень рад, что находился сейчас не в школе, так что эта фантазия была в полной безопасности.

В тот день я услышал шум и спустился в гостиную. Сперва я не понял даже, что происходит, увидел только, что Темный Лорд почему-то вернулся раньше положенного срока, что почему-то с ним пришли также Макнейр, Эйвери и Снейп, что все остальные тоже собрались здесь. Потом я заметил скрючившуюся на полу фигурку девушки со светлыми волосами. И узнал Лавгуд.

— Ее отец издавал Придиру, — пояснил Темный Лорд. — Листок в поддержку грязнокровок.

Он взмахнул палочкой, и она всхлипнула от боли. К горлу подкатила тошнота, от ужаса сам голос изменил мне. “Она ничего не сделала”, — стучало в моей голове, но с губ не слетало ни звука, хотя ничего мне не хотелось больше, чем прокричать эти слова.

— Что же, Нотт, вот тебе случай проявить себя, — голос Темного Лорда был, как всегда, холоден, как лед.

Я оставался на месте, может быть, не мог даже двинуться от страха. Его безжалостные глаза впились в меня.

— Ну же.

Мне на мгновение показалось, что я снова в Хогвартсе, что я опять стою на возвышении, где раньше был преподавательский стол, а волшебная палочка пляшет в моей дрожащей руке. Сознание заволокло каким-то туманом, так что не оставалось уже ни одной мысли, когда из моего пересохшего от ужаса горла вырвались слова:

— Мой Лорд… Она ничего не сделала…

— Это, Нотт, вам так кажется, — заметил Темный Лорд. — Если бы вы сейчас были на ее месте, она бы прокляла вас, не сомневайтесь.

Лавгуд открыла вдруг глаза и посмотрела на меня. Глаза у нее были огромные, странные, вечно подернутые какой-то дымкой.

Заметив это, Темный Лорд взмахнул палочкой, и она снова забилась от боли. И мне почему-то подумалось, что он мог просто убить ее по своей прихоти, раз за разом применяя заклятие, даже если она и не была ни в чем виновата. Пока сосуды не лопнули бы и кровь не хлынула бы в мозг.

— Прошу вас, мой Лорд, — хрипло сказал я, уже не помня себя. — Ни к чему пытать ее. Она ничего не сделала.

— Вы, Нотт, должны уяснить себе одну вещь, — Темный Лорд пронзил меня взглядом. — Невиновных здесь нет.

А потом он поднял свою волшебную палочку, и меня затопила боль. В каком-то мгновенном прозрении, какое, наверное, бывает у пророков, я понял, что теперь он, может быть, будет пытать меня, пока я не умру, и это осознание притупило страдания — хотя и на какой-то волос — ведь в тот момент это показалось мне почти избавлением.

Не знаю, сколько времени прошло, но для меня это была вечность. И я был все еще жив, несмотря на то, что боль, кажется, отпечаталась у меня в мозге, и я все еще чувствовал ее, даже после того, как Темный Лорд опустил палочку. Мне казалось, что он оставил меня в живых только затем, чтобы со временем сломать, чтобы в один из дней, когда он скажет мне пытать невиновного, я выполнил бы приказ. И когда кто-то переносил меня наверх, прежде чем провалиться в небытие, я подумал, что у него, конечно, получится.

Из-за болезни я не вставал с постели несколько дней. Драко Малфой, скривившись, ответил мне, что Лавгуд все-таки выжила. Он сказал также, что именно Снейп удержал Темного Лорда от того, чтобы замучить ее до смерти.

— Хотя, — добавил он после паузы, по обыкновению растягивая слова, — после твоего выступления он был более чем в настроении прикончить ее.

Когда я смог наконец ходить, я спустился в подземелье, где заперли Лавгуд, чтобы просить прощения. Она все еще не вставала, лежала, вся сжавшись, на сваленной в углу куче соломы, ее светлые волосы висели какими-то бессильными клочками, а глаза были закрыты. При взгляде на ее лицо я вдруг явно почувствовал всю ничтожность моего намерения, и вместо пустых слов достал волшебную палочку и склонился над ней, чтобы постараться вылечить ее.

Забившийся в угол на другом конце камеры истощенный старик с ужасом следил за мной. Казалось, он посчитал, что я хотел повредить ей, но был, наверное, слишком запуган, чтобы попытаться остановить меня.

Уже уходя, я, обернувшись, заметил, что Лавгуд открыла глаза и смотрела на меня. На мгновение мне захотелось все-таки заговорить с ней, но я не решился и вышел за дверь, не сказав ни слова.

Пока я поднимался по ступенькам, ведущим обратно в мир живых, мне подумалось, что, если бы не Снейп, Темный Лорд, конечно, убил бы ее. А потом мне пришло в голову, что именно так и погиб мой отец — его пытали, пока кровь не хлынула ему в мозг. Тогда в первый раз мне показалось, что, быть может, Снейп действительно не был виновен в его смерти и даже сказал мне тогда правду. Что, может, он не был ответственен и за то, что происходило в Хогвартсе. А еще он спас Лавгуд от верной смерти. Мне показалось важным поговорить с ним, и я как будто бы даже решил сам с собой, что теперь он не станет врать и расскажет начистоту все, что ему известно.

Когда день уже клонился к вечеру, мое желание неожиданно исполнилось и Снейп сам зашел ко мне, заявив, что, как он слышал, мне лучше, и что ему нужно со мной поговорить.

— Думаю, я должен был сразу рассказать вам все, что знаю. Хотя бы этого вы заслуживаете, — он говорил все так же безразлично и даже грубо, хотя мне все равно показалось, будто что-то в нем неуловимо поменялось. — Впрочем, я думал, что ложь окажется для вас проще.

— Это Темный Лорд убил моего отца?

— Полагаю, так. — Снейп слегка скривился. — Вашего отца я нашел в саду этого поместья. Он был, скорее всего, уже мертв, но я все равно доставил его в больницу. Остальное вам известно.

— Темный Лорд пытал его, пока не убил, — процедил я, против воли в моей голове возникали жуткие картины. — Как хотел сделать с Лавгуд.

— Полагаю, что так, — все тем же бесстрастным тоном заметил Снейп, поднимаясь и уже собираясь уходить. — Надеюсь, правда вам помогла.

— Спасибо вам, — сказал я ему вслед. — Что спасли ее.

Снейп помедлил, кажется, о чем-то задумавшись, потом вдруг произнес:

— Она много для вас значит? Вы поэтому вступились?

— Для меня? — я немного удивился такому вопросу, хотя возникло почему-то чувство, что задать его было для Снейпа самим собой разумеющимся. — Не знаю… Да и почему это важно? Совсем не важно…

Снейп взглянул на меня то ли с непониманием, то ли с легким интересом. Мгновение я обдумывал свои слова.

— Тут другое… Она же ничего не сделала. Она хороший человек, а на нее свалилось все это. И разве это может быть нормальным?

— Вы удивитесь, — Снейп усмехнулся. — Люди ко всему привыкают, чтобы выжить.

Мне вспомнилась та моя мысль, и стало жутко. Но нет, я не привык бы постепенно, я бы сломался в один момент, и мне все стало бы безразлично. Как, может быть, Малфою.

— Знаете… — пробормотал я, погрузившись вдруг в свои мысли. — Недавно мне показалось, что есть вещи хуже, чем смерть.

— Например, принять метку? — с легкой насмешкой поинтересовался Снейп. — Служить убийце отца?

— Да, — процедил я. — Не теперь, когда я знаю.

— Попытаетесь убить Темного Лорда? — он рассматривал меня каким-то странным взглядом, отчужденным, как смотрят на кусок мяса на прилавке. — Интересно, вы и в правду не боитесь или просто не верите, что можете умереть?

Мне и самому стало ясно, что несколько последних фраз говорить не стоило, по крайней мере ему.

— Что же, приятно было поговорить, мистер Нотт, — заметил Снейп, поняв, что разговор закончен, и собираясь уходить.

— Вам нужно кое-что узнать, — заметил я. — Темный Лорд обещал мне убить вас. Думаю, он не стал бы обещать, если бы уже раньше не планировал это сделать. Подумайте, если у него могут быть причины…

Снейп немного нахмурился, поблагодарил меня и вышел в коридор. Когда за ним закрылась дверь, я вдруг понял, что забыл спросить кое-что очень важное.

— Постойте! — он снова заглянул в комнату.

Я поднялся, отыскал зимнюю мантию и поспешно накинул ее на плечи.

— Вы помните то место в саду? Вы покажете мне, где нашли отца?

Снейп согласился. Мы шли молча, петляли среди лабиринта тисовых живых изгородей с яркими красными ягодами, пока наконец не добрались в затерянный дальний уголок сада, настолько забытый хозяевами, что трава, никем не тревожимая, привольно прорастала сквозь разошедшиеся плитки дорожки, которую почувствовавшие свободу кустарники того и гляди грозили загородить. Снейп только указал мне место, а потом тут же распрощался со мной. Я обрезал какие-то торчавшие ветки волшебной палочкой и уселся на одинокую скамейку. Было довольно холодно, но мне почему-то почти этого не чувствовалось.

Именно на этом самом месте умер мой отец. К горлу снова подкатила тошнота, а из глаз потекли бессильные злые слезы. Снейп был совершенно прав, когда спрашивал меня о Темном Лорде. И что было теперь делать? Несмотря на мои слова, я вовсе не был уверен, что он не окажется в конце прав, что я не сломаюсь и сохраню хотя бы что-то, что есть в моей душе настоящего.

Я с горечью подумал, что именно таким должен был стать мир при Темном Лорде. Пальцы снова закололо, напоминая мне о заклятии и о том, что весь мой выбор заключался в том, умереть ли сразу или сломаться, потеряв свою волю.

Может быть, Снейп не ошибся и в другом, и на самом деле все уже было кончено. Я стал одним из слуг Темного Лорда. Какой путь привел меня сюда? Проще всего было бы сказать, что так случилось из страха, однако это была не единственная причина. Была еще одна, и она была куда глубже. Большую часть моего детства отец говорил о Темном Лорде с почтением, пока я рос, мне рассказывали истории про великое наследие чистой крови, слово “полукровка” значилось в моем словаре как оскорбление, о предателях крови мы говорили с брезгливостью, все, кого я знал, осудили бы меня, стоило бы только сказать что-то хорошее о маглах. Я был банальностью. И теперь, когда я оплакивал отца в саду поместья Малфоев, мне в голову пришла точно такая же банальная мысль.

В мире без Темного Лорда я был гораздо более свободным человеком. Там меня не заставляли подвергать невиновных пыткам, чтобы удовлетворить его желание получить абсолютную власть. Там выбор не сводился к тому, умереть или подчиниться. Там я смог бы жить ради того, во что верил сам.

Я вдруг решил, что дождусь, пока Лавгуд станет лучше, а потом помогу ей сбежать и, может быть, даже отправлюсь вместе с ней, так что и для меня все это закончится. На мгновение в моей душе забрезжила надежда, а потом я посмотрел на свою левую руку и вспомнил, что Темный Лорд отыщет меня, как бы далеко я ни ушел.

Я сидел, опустив голову, даже когда совсем близко послышались шаги, а потом вдруг меня окликнули:

— Теодор, — голос принадлежал моему отцу, и, когда я поднял глаза, я понял, что он сам тоже стоял передо мной, тепло улыбаясь.

— Ты жив?! Но я видел… — я осекся, прикоснулся даже к его руке, проверяя, что передо мной не призрак и что глаза меня не обманывают. — Или я тоже мертв?

Отец, нахмурившись, смотрел на меня.

— Понимаю теперь, почему ты выбрал этот момент… — протянул он, как будто невольно проговорившись, а потом потрепал меня по плечу. — Уверяю тебя, сейчас все поменяется к лучшему.

Я не понимал, что происходит. Отец не был ни призраком, ни тенью, ни видением. Казалось, он и в самом деле был живым, хотя и выглядел таким неуместно жизнерадостным для этого места, словно пришел из другого мира.

— Я не верю, что ты здесь, — пробормотал я, все еще не сводя с него взгляда. — Темный Лорд убил тебя.

— Пока еще нет, — отозвался он, запуская руку себе за пазуху и выуживая оттуда висящий на цепочке медальон с песочными часами. — Не думаю, что умру теперь. Все поменялось, Теодор. Или поменяется…

— Что это? — спросил я, уставившись на медальон. После возвращения из Отдела Тайн отец уже упоминал о таких артефактах. Говорил, они могли оборачивать время вспять. В моей голове молнией мелькнул вопрос: неужели удастся сделать так, что ничего плохого не случится?

— Маховик времени… Обычно они обращают всего лишь несколько часов, но тебе удалось улучшить его.

Я во все глаза смотрел на него.

— Слушай внимательно, Теодор, — он посмотрел на меня с твердостью, и мне почему-то показалось, с гордостью. — Знаю, я старался держать тебя подальше от всего, что происходило в последнее время. Особенно после того, что случилось тогда с молодым Малфоем… Прости, мы с тобой должны были поговорить об этом раньше… А сейчас, наверное, объяснять уже излишне… Ты говорил, что ты поймешь.

Я кивнул, он обнял меня, потом отстранился, как будто напомнив себе, что ему нужно было еще о многом мне сказать.

— Маховик позволит тебе путешествовать во времени. Ты сможешь исправить все…

Мне показалось, что я услышал какой-то шорох и, обернувшись, увидел прогуливавшегося между кустов белого павлина. Это, кажется, напомнило моему отцу, что нужно заканчивать разговор быстрее.

— Потороплюсь, — заметил он. — Нельзя, чтобы меня здесь заметили. Никто не должен знать о маховике. Я отправился сюда из прошлого, и мне нужно будет туда вернуться.

— Ты отправишься обратно? — я даже схватил его за руку. — Тебя же…

— Не беспокойся, есть план, все будет в порядке, — отозвался он.

Отец снова на секунду задумался, а потом принялся объяснять, как будто пользуясь чужими словами, что этот маховик нужен ему, чтобы вернуться, но что он спрячет его сразу же по возвращении, и значит, я смогу его найти.

— Но это неприметное место. Там нет знаков. Портал доставит тебя. Иначе его не найдешь, — он сунул мне в руки старый ключ, а потом, понизив голос, пересказал немногие остававшиеся детали: нужно было открутить маховик на определенное число оборотов, и что это должно было доставить меня в нужное время.

— Удачи, — добавил он, быстро похлопал меня по руке и отодвинулся на пару шагов.

Ключ начинал светиться.

Я попытался крикнуть ему что-то на прощание, ведь, несмотря на все его уверения, мне казалось почему-то, что больше я его не увижу. Потом что-то рвануло меня возле ребер и потащило вперед.

У меня захватило дух. Не знаю, почему мне так быстро поверилось в то, что все это действительно происходит, может быть, только потому, что я настолько жаждал избавления, что готов был схватиться за любую соломинку. Мне думалось, что получится сделать так, чтобы отец остался жив, чтобы убивший его Темный Лорд сам отравился в небытие и не пострадал никто из невиновных.

Когда полет наконец закончился, оказалось, что я стою в лесу, лицом к какому-то поваленному дереву. Именно оно и было мне нужно. Я запустил руку под его наполовину вышедшие из земли корни и нащупал там точно такой же, как у моего отца, медальон с песочными часами. Затаив дыхание, я надел на шею цепочку маховика и открутил его на нужное число оборотов.

Вокруг закружился цветной вихрь проходящих лет, а потом зрение вернулось ко мне, и я понял, что был в том же лесу. Стоял май, на небе не было ни облачка, и верхушки деревьев тонули в яркой голубизне. Я перевернулся на спину и некоторое время просто лежал на мягком мху. На меня нахлынуло полное и всепоглощающее счастье, ведь ничего плохого еще не случилось и, как мне верилось, не случится теперь. Мне подумалось, что с помощью маховика можно было даже устроить так, что этот майский денек никогда не закончится. Или даже если “никогда” было слишком долго, у меня точно было несколько дней, когда время могло замереть на месте.

Я потянул за цепочку и с гордостью взглянул на собранный мной самим маховик, все еще не понимая, как удалось мне создать такую вещь, и понял вдруг, что был глупцом, что у меня было гораздо больше возможностей, что можно было вернуться в то время, когда Темный Лорд был еще ребенком, и убить его прежде, чем он сотворит все свои злодеяния. И можно будет предотвратить не только смерть отца, но и страдания тысяч невиновных.

И вот я принялся откручивать маховик. Пружина скрипела с каждым новым оборотом, ведь крошечный артефакт должен был, наверное, теперь напрячь все силы, чтобы увести меня так далеко в прошлое, в тот год, когда Темный Лорд поступил в школу Хогвартс.

И наконец мне стало ясно, что оборотов достаточно. Я отпустил маховик, ожидая, что вихрь времени сейчас подхватит меня, но вместо мягкого шелеста проходящих лет вдруг послышался треск, и песочные часы на медальоне раскололись.

— Нет! — почти немой от ужаса, я прикоснулся к трещине, и тогда стекло разбилось на тысячу осколков, и потухшие песчинки разлетелись вокруг.

Маховик Времени был сломан.

“…my mind was filled with one thought, one conception, one purpose” Frankenstein, Mary Shelley

Если до этого дня мне казалось, что я бежал наперегонки со временем, то теперь это действительно было так в полном смысле слова. Меня забросило в лето 1996 года, значит, до дня смерти моего отца оставалось около полутора лет.

Мне казалось, что до того момента я должен создать новый маховик, и я знал лишь одно место во всей магической Британии, в котором было то, что мне поможет — Лаборатория Времени в Отделе Тайн. Еще до своей смерти отец рассказывал мне, как участвовал в происходившем там сражении, и даже почему-то больше о невероятных заклятиях и артефактах, которые ему удалось там увидеть. Одним из этих магических чудес было оборачивающееся вспять время.

Обычно Лаборатория Времени в Отделе Тайн тщательно охранялась, но я знал, что в день битвы пожиратели смерти уничтожат всю защиту, чтобы дать Гарри Поттеру возможность попасть туда. Так что, хотя мне и не хотелось встревать в сражение или рисковать быть замеченным, выбора не оставалось.

И вот в тот день я метался по лаборатории времени в Отделе Тайн, сгребая в расширенную заклятием сумку все книги, заметки, блокноты и прототипы, на моей шее подпрыгивали десять цепочек с карманными маховиками — все, что мне удалось найти.

Снаружи трещали искры разлетающихся заклятий, слышался шум и возгласы.

Я потянулся за последними остававшимися папками на верхней полке стеллажа, как вдруг в лабораторию ворвался Макнейр. Не разбираясь, он вскинул руку и выкрикнул заклятие. Я резко пригнулся, вспышка пролетела над моей головой и ударилась в стеллаж, так что он пошатнулся. Папки посыпались на меня, я быстро сгреб некоторые из них в сумку. Новое заклятие разбило какие-то склянки, и песок фонтаном брызнул в разные стороны. Макнейр выругался, недовольный промахом. Я выхватил наконец свою волшебную палочку, с ужасом представляя, что он узнает меня, когда придется с ним сражаться.

— Поттер здесь! — закричал кто-то снаружи, и Макнейр, не разбираясь, оставил меня.

Торопясь, я прополз под столом к противоположному выходу и, приоткрыв аккуратно дверь, выскользнул наружу. Трансгрессировать не получалось, и нужно было попытаться найти какой-то другой выход.

В том коридоре пока не сражались. Я добрался до какой-то комнаты для персонала и шмыгнул внутрь, надеясь отсидеться, пока сражение не утихнет. И в конце концов, действительно, выкрики и треск заклятий стали раздаваться все глуше. Мне вспомнилось, что вскоре сюда непременно явятся мракоборцы, которые арестуют моего отца, так что выбираться нужно немедленно. Сердце бешено колотилось, пока я, обходя лежавшие тут и там обломки, пытался добраться до коридора, ведущего в Атриум. И в конце концов вдалеке стало можно разобрать золотистый отблеск скульптур фонтана, и я, окрыленный сознанием того, что скоро окажусь в безопасности, бросился вперед. Тогда вдруг дорогу мне перегородил старик с длинной седой бородой.

Альбус Дамблдор резко остановился, оглядел меня. Меня охватил почти такой же ужас, какой я испытывал перед Темным Лордом — от того, что, если он почему-то решит помешать мне, у меня не будет ни единого шанса исполнить задуманное.

С его палочки слетело оглушающее заклятие, я отбил его, поспешно пятясь назад, понадеявшись, что удастся скрыться в каком-нибудь боковом проходе. Мысли испуганно метались, так же, как и я, не находя выхода.

Дамблдор сделал какое-то неуловимое движение, искры, казалось, брызнули со всех сторон. Щитовые чары расплылись в стороны от моей палочки и бессильно осели в воздухе. Я упал на пол, прижимая к груди свою сумку, как будто мог таким образом помешать забрать ее.

Мне казалось, что все кончено, что мне, конечно, не позволят теперь забрать маховики и что всякая надежда теперь потеряна, но тут вдруг со стороны Атриума послышался крик. На лице Дамблдора изобразилось волнение, он резко развернулся и бросился прочь.

Мгновение я лежал не шевелясь, не решаясь поверить своей удаче. А потом вскочил на ноги и торопливо скользнул в один из боковых проходов. Я блуждал в недрах Отдела Тайн еще, наверное, несколько часов, не решаясь ни остановиться, ни снова отправиться в Атриум, пока не наткнулся на крохотный кабинет какого-то чиновника, из камина в котором мне и удалось сбежать.

Я догадывался, что Дамблдор станет меня искать, и страшился, что он может помешать мне, потому опасался приближаться к тем местам, где меня могли заметить.

Довольно долго я не знал, почему ему просто было не достать того, другого меня, который учился в Хогвартсе. По всей видимости, Дамблдор, хотя и не мог быть уверенным, что я не замышлял ничего опасного, все-таки не считал, что я заслуживаю смерти или тюремного заключения.

И все равно я боялся. Иногда мне чудилось, что он прикажет вырезать что-нибудь на руке другого меня, так что я смог бы это прочесть, и в этом послании пообещает убить его, если я не отдам ему маховик. Не думаю, что такое было бы возможно, но это наполняло мои ночи кошмарами.

Следующий год пролетел как во сне. Оказалось, что маховики, которые я выкрал из министерства, работали не так, как тот, который отдал мне отец — не зря он обмолвился, что мне удалось как-то улучшить его. Бывали дни, когда меня поддерживало только сознание того, что в каком-то смысле у меня уже все получилось. Иногда мне хотелось кричать от злости из-за того, что я мог бы просто рассказать себе, что нужно было сделать, а не заставлять делать все с нуля.

Как оказалось, для маховика времени нужен был особенный песок, и, так как я выкрал из Отдела Тайн лишь десять штук, это оставляло мне всего лишь десять попыток найти правильное заклятие. Едва выкраивая время на самое необходимое, я с утра до ночи читал заметки, вычерчивал схемы, составлял магические формулы.

Сперва я пробовал каждый раз, когда мне казалось, что ответ нашелся, но когда за первые три месяца я разбил в пыль семь драгоценных маховиков, меня охватила тревога, близкая к отчаянию. Иногда мне казалось, что меня трясло, как от лихорадки, и я почти не мог забыться сном, просыпаясь каждую ночь, чтобы записать какую-то новую мысль. Оставшись лишь с тремя маховиками, я принялся выписывать все возможные комбинации, напоминавшие правильный ответ. На это ушел почти весь оставшийся год. Из всех этих ответов я выбрал тот, который казался мне наиболее правильным — и это стоило мне еще одного маховика.

Я снова взялся за формулы, перепроверил все, убеждаясь, что ничего не упущено. И когда еще через несколько недель решился наконец попробовать снова, то случайно выронил один из оставшихся маховиков, так что он ударился о пол и разлетелся на части. Думаю, именно из-за этого больше, чем из-за чего-то другого, я сделался тогда очень болен, так что метался в бреду несколько дней.

Оставался только один, последний, маховик и все то же неиспробованное замысловатое преобразующее заклятие, казавшееся верным. Едва мне стало лучше, я снова засел за схемы и перепроверял все еще около недели, пока в один прекрасный день не перевернул календарь (мне было довольно сложно уже считать дни) и не осознал, что, если я ничего не сделаю, мой отец умрет завтра. Выбора не оставалось. Затаив дыхание, я произнес заклятие. Часы в медальоне крутанулись один раз, засыпанный в них песок коротко вспыхнул — и я понял, что в ту секунду был создан улучшенный маховик времени.

Когда на следующий день я вновь обнял отца и сказал, что я спасу его и ничего плохого не случится, я точно знал, что так все и будет. Вам может показаться странным, что я не попытался выиграть себе немного больше времени, но дело было в том, что я избегал лишний раз использовать маховик, страшась того, что он опять сломается.

Оставалось подготовить только одну вещь. Мне хорошо запомнилось то самое место с поваленным деревом, где я должен был обустроить тайник. Хотя это место было бы сложно отыскать, бродя по лесу пешком, туда довольно легко можно было трансгрессировать, и мне даже удалось создать из старого ключа портал, направивший бы туда любого.

Закончив это последнее приготовление, я проник в поместье нашей семьи рано утром и некоторое время прохаживался по таким знакомым, но почему-то чужим комнатам. Мое сердце защемило, когда я нашел на столе в холле счет от портного — за ту самую мантию, в которой моего отца должны были похоронить. Когда он сам через несколько минут спустился к завтраку, то снова показался мне почти призраком, словно я скользнул в воспоминания.

— Я думал, ты в школе, Теодор, — он непонимающе смотрел на меня. — Что произошло?

Не выдержав, я обнял его и сказал, что ничего плохого теперь не случится.

— Что с тобой, Теодор? — непонимающе спрашивал он. — Почему ты одет, как оборванец? Мерлин тебя побери, что случилось?

— Ничего плохого теперь не случится, — с уверенностью повторил я, а потом замолчал, не в силах сразу найти подходящие слова для объяснений.

— Идем же завтракать… — протянул отец, внимательно осматривавший меня и сильно хмурившийся. — Ты сбежал из школы? Почему, скажи мне, нельзя было просто написать? И, Мерлин тебя возьми, ты что, шел пешком? И почему твой декан не сообщил мне? Подожди, я сейчас всем скажу пару слов… Кранц, подай бумагу!

Домовой эльф появился с громким хлопком и протянул ему перо и кусок пергамента и тут же снова исчез.

— Подожди. Не пиши в школу, — я вытянул из-под рубашки медальон с песочными часами, на создание которого ушел у меня весь последний год или даже несколько лет. — Ты слышал о маховиках времени?

Он остановился и отложил перо, хотя все еще сильно хмурился.

— Времени? Я… Я видел такие артефакты в министерстве магии. Я и сам рассказывал тебе что-то… — мне показалось, что отец вдруг осознал, что я не только был очень плохо одет, но и выглядел немного иначе, как будто прожил лишний год. — Но откуда у тебя один из них?

— Я украл его из отдела тайн… И изменил… Улучшил… — сказал я, но потом тут же оборвал себя, вспомнив, что гораздо важнее было поговорить о другом: — Сейчас это не важно. Темный Лорд сегодня убьет тебя…

— Темный Лорд? — отец скривился. — Подожди, Теодор, ты, значит, отправился в прошлое?

— Чтобы спасти тебя…

Я хотел продолжить говорить, но он извинился, покачал головой и какое-то время молчал.

— Ты уверен? — наконец переспросил он. — Про Томаса?

В моих мыслях теснились горячие слова, но я только кивнул, чувствуя почему-то, что лучше всего дать ему время, чтобы обдумать все самому. Мне казалось невозможным, что после всего, что случилось, отец мог бы сейчас не поверить мне.

— Значит, Томас убьет меня. После всех этих лет, что мы дружили, — он усмехнулся. — Сложно себе представить.

— Он никому не друг, — выпалил я, мои руки почему-то начали дрожать. — Или больше уже нет. Он будет пытать тебя, пока кровь не хлынет в мозг.

— Тише, не волнуйся, — сказал он, потрепав меня по плечу. — Ты правду говоришь, я знаю. Томас сильно изменился, когда решил, что ему не нужны больше сторонники. Я и сам раздумывал об этом. И я рад, что ты так и не примкнул к пожирателям.

— Я примкнул, — выдавил я.

Отец посмотрел на меня, похлопал по плечу, но ничего больше не спрашивал.

— Знаешь… — мой голос сорвался, и мне вдруг стало ясно, что уже долгое время в голове у меня зрел лишь один вопрос. — Я хотел спросить тебя… Почему ты стал пожирателем смерти?

Отец посерьезнел и некоторое время думал, может быть, решая, сказать ли чистую правду или отделаться какой-нибудь уклончивой фразой, показалось даже, что еще раньше ему приходилось задавать себе этот вопрос.

— Думаю, мы хотели власти, — наконец заметил он. — Томас был лидером, но каждый из нас рассчитывал на многое. Но он был гораздо более сильным волшебником, чем любой из нас, и в какой-то момент речи про то, что мы получим некую сравнимую долю, уже не шло. Тогда из сторонников мы стали слугами, хотя и не сразу признались себе в этом.

— А после возвращения у тебя не было уже выбора… — произнес я.

— Прости, Теодор. Думаю, мы должны были говорить об этом раньше. Но я, наверное, слишком хотел, чтобы ты оставался подальше от всего этого.

— Ты уже говорил… — пробормотал я, на мгновение забывшись. Отец непонимающе взглянул на меня, но не стал переспрашивать и тоже некоторое время молчал.

— Но кое-какой выбор у меня все же был… — протянул он. — И сейчас самое время изменить его.

Он поймал мой озадаченный взгляд и слегка усмехнулся.

— Помнишь, я рассказывал тебе про бал в Хогвартсе, когда мы с твоей матерью впервые поцеловались и поняли, что любим друг друга?

— Конечно… — протянул я, не понимая, почему он решил говорить об этом теперь.

— Она тогда еще была в костюме Кандиды, и у нее была диадема, в точности похожая на ту самую. А когда она потеряла ее где-то в школе, я — а я ужасный романтик, ты знаешь — возьми и скажи ей, что найду ту самую утерянную диадему. Она, конечно, смеялась, но дело в том, что у меня почти получилось.

Я не поверил своим ушам.

— Не буду утомлять тебя деталями, — усмехнулся отец, — но я выяснил, что диадема спрятана в Албании. И я только и старался дорваться до возможности отправиться туда. Потом мы поехали с Томасом, и почему-то — не помню, в чем было дело — разделились. Ему тогда повезло найти нужное место первым. И когда я наконец тоже добрался туда, он уже превратил диадему во вместилище для обломка своей души.

— Темный Лорд создал крестраж? — не выдержал я. Мне пришло в голову, что это значило, что его нельзя было убить никакими силами.

— И, будь уверен, не один. Я слышал что-то про семь, но кто знает… Этот, впрочем, он поручил нашей семье. Знаешь, до сих пор я хранил его — может, все еще рассчитывал, что он гарантирует мне лучшую долю, если Томас все-таки победит.

Я смотрел на отца во все глаза.

— Не совсем сработало, признаю, — серьезно произнес он. — Особенно если помнить, как все сейчас повернулось.

Отец рассказал мне детали того, где найти диадему, и я обещал, что уничтожу ее. Некоторое время мы просто разговаривали, он расспрашивал меня о моей жизни и путешествии в прошлое, а потом наконец мы перешли к самому важному — плану, который должен был сохранить ему жизнь.

— Тебя должны убить здесь в определенное время, так что все, что нужно — отправиться во времени в момент через несколько часов после этого, — об этом плане я думал довольно давно, и он казался мне лучшим из возможных: если просто пропустить опасный момент, то точно можно избежать смерти. — Но, чтобы все сработало, тебе придется сначала отправиться в будущее и рассказать другому мне про маховик времени и как его найти. А потом мы вместе трансфигурируем что-нибудь в тело, которое я смогу потом увидеть в больнице. Тогда петля замкнется как полагается, и все получится.

Отец со мной согласился, добавив, что отправиться во времени в будущее было бы довольно-таки занимательно.

— На самом деле я просто не могу поверить, что у тебя получилось, — заметил он, рассматривая маховик. — Все еще не могу поверить.

Мне казалось, момент, когда я сидел на скамейке в саду Малфоев, был самым лучшим — ведь именно тогда я увидел все в новом свете. Более ранний я мог бы вести себя иначе, а более поздний мог быть слишком разбит, чтобы попытаться что-то сделать или даже поверить в путешествия во времени.

Мы вместе с отцом отправились на нужное место, я отдал ему портал и маховик времени, снова обнял и сказал, что, когда он вернется, все уже изменится.

Потом он исчез, и мне оставалось только ждать его возвращения. Как мы договорились, он должен был вернуться немного позже того времени, когда его должны были убить. Я спрятался, ожидая, пока появится Темный Лорд.

Смеркалось. Кроваво-красное солнце быстро проваливалось за едва видные среди высоких деревьев башенки поместья. Я рассматривал скамейку, на которой сидел тогда, когда отец пришел, чтобы рассказать мне про маховики. С того момента прошел уже год, но на самом деле это должно было случиться на этом же самом месте через несколько дней. Меня почему-то очень захватила эта мысль — несмотря на то, что последний год я провел в прошлом, раньше я был слишком оторван от привычной реальности, чтобы удивляться.

В саду было почему-то очень тихо. Уже совсем стемнело, прошло, наверное, несколько часов. А потом в этом молчании раздался хлопок.

Отец вернулся. В первую секунду меня охватила радость от того, что все получилось и он был жив, но это была ошибка.

Он упал на траву, неловко перевернулся на бок, его стошнило, я бросился к нему, доставая волшебную палочку. В голове ударами разносились все лечебные заклятия, которые мне случилось когда-либо выучить. Положив руку ему на лоб, я понял, что происходило то же, что и тогда — сосуды лопнули, и кровь хлынула в мозг. Меня пронзило ужасное осознание, что времени нет и, если я не справлюсь, он умрет у меня на глазах, как в свое время моя мать. И вот я произносил одно заклятие за другим, надеясь, что моих знаний хватит, чтобы помочь ему.

Отец хрипло дышал и как будто бы порывался что-то мне сказать, даже схватил мое запястье своей рукой, мягкой, как вата, чтобы привлечь мое внимание. Я взглянул на него, слишком погруженный в свои попытки спасти его, чтобы что-нибудь расслышать, и только выпалил в ответ обещание, что все будет хорошо.

Отец все слабел, и, несмотря на то, что палочка взрывалась искрами заклятий, где-то в самой глубине души уже зрело отчаянное ощущение, что это борьба со стихией, остановить которую невозможно.

Вот он уронил уже руку и больше не двигался, его зрачки сжались в точку, а дыхание было почти не слышным.

— Не умирай… — голос изменил мне, и слова получились почти беззвучными. — Пожалуйста…

Я положил в очередной раз руку ему на грудь и понял, что сердце больше не билось. Мне стало дурно, показалось, что оно остановилось уже давно, но я только сейчас заметил это. Но все равно я заставил сердце забиться снова, хотя бы и приходилось подталкивать его каждый раз, сделал так, что воздух раздул ослабевшие легкие, продолжал пытаться залечить повреждения. С меня градом катился пот, я шептал вперемежку бессвязные просьбы не оставлять меня и слова заклятий.

А потом, прикоснувшись рукой ко лбу отца, я вдруг осознал наконец, что все было кончено. Словно удар, слово "конец" прозвучало в моей голове, но, даже точно зная, что ничего уже сделать не получится, я все равно в какой-то безумной надежде не останавливался. И по мере того, как иссякала эта надежда, мои движения становились все более слабыми и отчаянными.

— Не умирай, — снова прошептал я, мои руки опустились.

Все действительно было кончено. Лицо отца приняло жуткий землистый оттенок, осело и заострилось, как будто сквозь знакомые черты проступил лик смерти. И так он умер уже во второй раз. Потому что мне не хватило умения спасти его. Я неподвижно смотрел на него, все еще до боли крепко сжимая в руках волшебную палочку. Потом вдруг послышались шаги, и я в каком-то мгновенном прозрении сорвал с шеи отца маховик и нырнул в заросли.

Это был Снейп. Он наклонился, оглядел моего отца и как-то скривился, а потом, подумав мгновение, взмахнул волшебной палочкой и заставил тело подняться в воздух.

Я следил, как они вместе скрылись из виду, подумав невольно в очередной раз, что Снейп и в самом деле не соврал, когда рассказывал мне об этом.

Потом, вместе с тем, как успокаивалась бешено стучавшая на висках кровь и проходил шок, на меня постепенно навалилось осознание, что я не только не смог спасти отца, но сам привел его к смерти. Он умер во время путешествия в будущее, куда я отправил его, чтобы спасти. Внутри проснулась боль и запустила когти мне в сердце, а следом за ней пришло отчаяние, из-за того, что, попытавшись помочь, я сделал только хуже. Мне вновь почувствовалось, словно я потерял его теперь во второй раз, и в каком-то смысле это действительно так и было.

Какое-то мгновение меня мучило желание вновь вернуться в прошлое, чтобы попробовать еще раз, но я остановил себя: если бы маховик теперь сломался, маловероятно, что мне удалось бы создать новый. Мне показалось, что гораздо лучше было вернуться на это самое место через несколько дней, когда отец будет рассказывать другому мне о маховиках, и тогда, если понадобится, схватиться с самим Темным Лордом, чтобы дать отцу возможность вернуться в прошлое живым.

До тех пор я должен был все закончить. Меня немного согрело сознание того, что даже если у меня не было никакой надежды убить Темного Лорда, я мог все-таки повредить ему, уничтожив диадему.

“…it’s no use going back to yesterday, because I was a different person then” Alice in Wonderland, Lewis Carroll

Вход в пещеру скрывался в самой середине Запретного леса и был настолько узок, что напоминал случайную щель в скале. Я протиснулся через тоннель и наконец оказался в совершенно круглой зале с источавшим белый свет потолком и доходившим почти до самых стен круглым колодцем посередине. Колодец этот казался бездонным, по крайней мере, когда я бросил в него камешек, я так и не расслышал, как он ударился о землю. Диадема покоилась в прозрачной сфере каких-то чар, зависнув в самом центре пропасти.

Некоторое время я стоял на краю обрыва и просто оглядывался кругом. Задача добраться до диадемы не показалась мне особенно сложной: можно было, например, попросту захватить из школьной кладовки метлу — и эта кажущаяся простота показалась мне подозрительной. Отец говорил, что приблизиться и осмотреть диадему действительно можно было без больших сложностей, однако что случится, если попытаться прикоснуться к ней, он не знал.

Я поднял волшебную палочку и, немного поколебавшись, вызвал Адское Пламя — в надежде, что огонь выжжет всю залу вместе с диадемой. Тем не менее, когда языки пламени коснулись окружавшей ее полупрозрачной сферы, они вдруг утихли, словно их никогда и не было. Я безуспешно попробовал некоторые другие заклятия, а потом заставил небольшой камушек подняться в воздух и подлететь к диадеме, и увидел, как он рухнул вниз, стоило ему задеть сферу. Очевидно, если кто-нибудь постарался бы трансфигурировать что-нибудь наподобие моста, он тоже разрушился бы прямо у него под ногами, стоило бы только коснуться сферы.

В этом, разумеется, в полной мере выразилось коварство Темного Лорда: подумать только, заставить волшебника пытаться сколотить лестницу голыми руками.

Для меня это означало, что остается только один вариант. Я выдохнул, отступив немного назад, сжал волшебную палочку. Шаг, еще один, я подпрыгнул и понесся вперед, подхваченный собственным заклятием, вытянув руку, как будто пытался ухватить снитч. Мои пальцы коснулись сферы, соскользнули по краю диадемы, но не смогли ухватить ее. Я начал падать, немного пролетев вперед из-за скорости. Ноги коснулись твердой поверхности. Не удержав равновесия, я покатился и заскользил по полу, и мне казалось, должен был вот-вот наткнуться на стену, но потом понял, что пролетел ее насквозь, словно ту, что была на вокзале Кингс-Кросс, и выскочил с противоположной стороны. В последний момент мне удалось зацепиться рукой, чтобы не соскользнуть в разверзнувшуюся за спиной пропасть.

Вскарабкавшись обратно, я выдохнул и посмотрел на все еще висевшую в воздухе диадему. И одна попытка была довольно безумной, а уж попробовать снова — хуже не придумаешь. Конечно, я решился.

Чтобы попробовать еще раз, я аккуратно прошел вокруг колодца, чтобы оказаться напротив выхода из залы. Там, по крайней мере вокруг проема, стена была сплошная.

Некоторое время я размышлял, а потом, сделав шаг назад, прыгнул снова, помогая себе заклятием. На этот раз мне удалось ухватить диадему, или, скорее, подтолкнуть ее рукой, так как едва я коснулся ее, пальцы отказались сжиматься как следует. Я снова свалился на пол, покатился, врезался в край прохода. Диадема со звоном ударилась о камень, заскользила, отскочила от стены и полетела в пропасть. Я дернулся, успев в последний момент зацепить ее ботинком.

Потом я аккуратно взял диадему, положил ее на пол перед собой и некоторое время сидел без движения, пытаясь отдышаться. Мне показалось, что можно немного отдохнуть, прежде чем пытаться ее уничтожить.

“О чем ты?”, — пронеслось вдруг в моей голове. — “Этот артефакт прибавляет ума. Может быть, ты мог бы его использовать?”

Я вздрогнул, уставившись на лежавшую на полу диадему.

“Если бы ты рассчитал все правильно, твой отец остался бы жив. Если бы тебе хватило магических способностей сразиться с Темным Лордом… Могу поспорить, с диадемой ты постигнешь заклятия, которые тебе и не снились”

Мне показалось очень странным, что я не подумал об этом раньше и даже так просто собирался сжечь такую ценную вещь всего лишь какие-то несколько минут назад. Я потянулся, взял диадему в руки и некоторое время смотрел на нее.

“Ты сделаешь новый маховик, если потребуется. И сможешь вновь вернуться назад и все исправить… Так чтобы не пострадал никто из невиновных.”

Центральный камень вдруг хищно блеснул, на мгновение напомнив мне почему-то стеклянный глаз. В каком-то прозрении я с ужасом выронил диадему, выхватил волшебную палочку и произнес заклятие.

Струи огня, рыча, бросились вперед, диадема зашипела, словно издыхающая змея, я рванулся и скрылся в проходе, принялся протискиваться сквозь него. Огненные твари свирепствовали в зале и в бешенстве царапали стены. И мне казалось, было только несколько минут: прежде чем иссякнут мои силы их удерживать, и они накинутся уже на меня. Я вновь оказался в Запретном лесу и завалил заклятием вход в пещеру.

Несколько дней после этого я скитался в окрестностях школы Хогвартс. Мне казалось, что можно было бы попытаться спасти Лавгуд, когда она поедет домой на Рождество, а после этого дождаться нужного момента и отправиться в поместье Малфоев.

Мне пришлось тогда несколько дней жить в лесу и, не желая пренебрегать удобствами, я ужасно вымотался, применяя трансфигурацию направо и налево. Неприятно, разумеется, было то, что еду приходилось похищать из Хогсмида, рискуя быть замеченным.

Когда однажды вечером я сидел у огня, мне вспомнились слова отца о том, что диадема, скорее всего, не была единственным крестражем. Он предполагал, что остальные должно было быть поручено сохранить другим великим магическим семьям. Блэки, Мафои, Лестрейнджи, Нотты получили по одному. Ему казалось также, что после возвращения еще один он мог поручить Снейпу, хотя в этом у него не было полной уверенности.

Когда заскрипели колеса тормозящего поезда, я был на вокзале — кое-как изменив внешность с помощью заклятий, скрывался в толпе учеников. Я не мог встретить здесь самого себя, так как по предложению Слизнорта уехал еще до окончания семестра, но вызывать лишние вопросы у остальных мне не хотелось.

Лавгуд никак не появлялась. Я ходил туда-сюда по перрону, так что проводник уже начинал косо на меня поглядывать.

— Заходите, поезд отходит! — крикнул он мне, но я покачал головой, ответив, что мне нужно кое-кого дождаться.

Мне казалось, что Лавгуд была не из тех, кого сложно заметить, но я так ее и не видел. Собиравшаяся толпа учеников редела, пока все они не забрались наконец в поезд, и, когда колеса вновь скрипнули, я понял вдруг, что Лавгуд не появится. И все-таки я зашел в поезд, осмотрел все купе, и только тогда поверил наконец, что я действительно не успел, и ее забрали раньше. Ко мне вернулось давящее чувство, будто все это уже случалось.

Когда спустя несколько дней я смотрел на самого себя, понуро сидящего на скамейке, мне казалось почти удивительным, что я был сейчас в том же самом месте, где все началось. Думал ли я тогда, что всего лишь через несколько минут после того, как я страстно захочу вернуться в мир без Темного Лорда, другому мне придется сразиться с ним, не имея надежды на победу?

Вскоре появился мой отец. Он объяснял что-то другому мне, потом обнял его. И я на мгновение улыбнулся, вспомнив об этом.

— Маховик позволит тебе путешествовать во времени. Ты сможешь исправить все… — сказал он.

В кустах послышался шорох, и другой я обернулся, но увидел только прогуливавшегося между кустов белого павлина. Я же успел заметить, что этот павлин только что вылетел из волшебной палочки Северуса Снейпа, зачем-то вернувшегося и желавшего теперь скрыть свое присутствие. Он, кажется, подслушал по крайней мере часть разговора.

— Удачи, — сказал отец, вручил мне портал, и другой я исчез с громким хлопком.

— Нет! — лицо Снейпа вдруг исказилось, как будто от страха, он выхватил палочку и выскочил их своего укрытия. Я тоже рванулся с места. Мне показалось, что он заметил Темного Лорда, и я, конечно, собирался тоже принять участие в сражении, даже если этому суждено было быть последним моим поступком.

— Остолбеней! — закричал Снейп. Красные искры ударили моего отца, отбросили его.

И только тогда я понял наконец, что Темный Лорд никогда не появлялся.

Уже плохо осознавая происходящее, я тоже сотворил какое-то заклятие, врезавшееся Снейпу в бок. Он схватился за поврежденное место, пошатнулся, сделал несколько шагов, чтобы удержать равновесие.

— Уходи быстрее! — закричал я моему отцу. Он кивнул, взялся откручивать маховик.

Я снова направил палочку на Снейпа. Искры окатили его руку, так что она повисла плетью, но он, кажется, почти не заметил этого, словно даже не пытался защититься, думая только о том, чтобы помешать уйти моему отцу.

Не помня себя, я бросился вперед, выкрикивая новые и новые заклятия. Снейп отбил одно из них, второе влетело ему в колено, он оступился, упал. Но было поздно. С его палочки уже сорвалась красная вспышка, ударившая отца прямо в висок. Я с ужасом увидел, как тот повалился на землю, странно вздрагивая, как прижал руки к лицу. Висевший у него на шее маховик времени раскрутился, забрав его обратно в прошлое.

Я застыл на месте. Отец был мертв. Перед моими глазами пронеслись воспоминания, как я заклинаниями заставлял биться его сердце. И так он умер в третий раз.

Снейп бросился к тому месту, где еще секунду назад лежал мой отец, прокричал что-то. Он все еще припадал на одну ногу, тяжело дышал и немного кривился, наверное, от боли, волшебной палочки у него тоже больше не было. Когда он обернулся на меня, его лицо было искажено от волнения.

— Где маховик?!

Я почти не разобрал слов, от захлестнувшей меня ненависти. Снейп только что убил моего отца.

И вновь, как когда-то давно, мне захотелось только одного — уничтожить его, заставить его заплатить хотя бы так, если никак иначе. Я вскинул руку и направил на него волшебную палочку, в голове была только одна мысль, каково это — применить убивающее заклятие. Снейп заметил мое движение, дернулся в сторону, но было поздно.

— Авада Кедавра!

Зеленые языки пламени окатили Снейпа, но он почему-то так и остался стоять. Я заметил, что он прикасается к черной метке на своей руке, в следующую секунду мне в спину влетело оглушающее заклятие. Я упал, кто-то бросился ко мне, забрал волшебную палочку.

— Заприте его, я потом разберусь, — распоряжался Снейп, в его голосе все еще слышалось волнение.

— Повезло вам, Снейп, что заклятие не сработало, — Беллатриса язвительно усмехнулась.

— Доложить Темному Лорду? — спросил еще кто-то.

— Северус, прошу вас… — вмешался голос Нарциссы Малфой.

Меня заставили подняться и держали, пока Снейп хлопал меня по карманам в надежде, кажется, отыскать маховик. Потом меня отвели в подземелье и толкнули на кучу соломы.

Я был уверен, что Снейп скоро придет убить меня. Он знал откуда-то про маховики времени и, кажется, пытался помешать мне отправиться в прошлое. Так что, как мне представилось, вопрос был только в том, важнее ему было все-таки выяснить судьбу маховика до самого конца или же просто покончить со мной. Конечный итог, впрочем, не различался, поэтому я просто уставился в потолок и так и лежал, не чувствуя никакого желания подняться.

Ко мне вернулось то давящее ощущение, словно все это уже случалось, словно я в каком-то высшем смысле бежал все время по кругу, который расчертил сам для себя. И все это стало почему-то выглядеть в моих глазах насмешкой. Это было банальностью, частью тягучей череды событий. Заклятие, убившее моего отца даже не должно было оказаться смертельным, но все равно бурлящая в душе ненависть призывала к мести, хотя больше всего мне хотелось бы, чтобы этого просто никогда не случалось.

Дойдя до этой мысли я как-то застыл, не чувствуя желания развивать ее дальше. Снейп вскоре должен был прийти, чтобы убить меня.

— Привет, тебя зовут Теодор Нотт? А меня Полумна Лавгуд, — мне отчетливо послышался приглушенный голос.

Некоторое время я удивленно оглядывался, а потом заметил щель в стене, откуда и донеслись до меня эти слова. Сквозь просвет этот видны были только светлые, почти белые волосы, но Лавгуд почему-то живо предстала передо мной — со своими большими затуманенными глазами, и я вспомнил почему-то, как она кормила фестралов в Запретном Лесу.

— Мы с мистером Олливандером вчера заметили эту щель в стенке, и вот она пригодилась… — дружелюбно заметила Лавгуд. — Спасибо тебе, что вылечил меня. И заступился тогда…

Мне вдруг вспомнилось, что для нее с того момента не прошло и нескольких дней.

— Не стоит.

— Очень даже стоит! — возмутилась Лавгуд. — Тебя же поэтому заперли здесь?

— Нет… — пробормотал я. — Я тогда прощения приходил просить, — голос мой стал почему-то отрывистым. — Не постеснялся тоже… Прощения… — она хотела начать что-то говорить, но я перебил ее, мне вдруг показалось очень важным узнать: — Послушай... Скажи мне... Я видел, как ты кормила фестралов в Запретном Лесу. Когда была в Хогвартсе. Почему?

— Фестралов? — она, почему-то мало удивилась этому вопросу, даже немного повеселела, как будто вспоминала о чем-то приятном. — Да, я тогда всегда захватывала что-нибудь для них, когда шла гулять. Вроде как для уток…

— Тебе они не напоминают о смерти близких? — непонимающе спросил я.

Мгновение она, задумавшись, молчала, наверное, такой вопрос и вовсе никогда не приходил ей в голову.

— Немного. Но не очень, — она еще немного помедлила. — Все-таки они же не знают, что я вижу их только потому, что умерла моя мама.

— Не знают, — усмехнулся я. — Но от этого не легче. Все равно каждый раз все будто снова перед глазами.

— Значит, ты немножечко все еще там, — задумчиво сказала Лавгуд, говорила она почему-то немного нараспев, как будто постоянно читала стихи. — Мыслями. Наверное, ты поэтому так много знаешь лечебных заклятий.

Очень странно было, что она угадала все правильно, хотя едва знала меня, наверное, все это лежало ближе к поверхности, чем я привык думать.

— Может быть... А с тех пор, как умер мой отец, я в двух местах одновременно, — мне стало смешно от собственной шутки. — А ты, значит, больше не там? Сбежала?

— Нет, не сбегала, — с увлечением сказала она. — Я когда хочу — там, а когда не хочу — нет. Как будто это мой летний домик.

— Летний домик? — я невольно усмехнулся: у нее была крайне странная манера выражать свои мысли.

Лавгуд, кажется, немного смутилась, как будто сказала случайно что-то лишнее.

— Воспоминания о маме приятные и немного грустные, — она говорила вдруг с большим жаром, чем раньше. — Как летний домик, когда лето закончилось. Туда можно зайти и перелистать фотографии, но оставаться там все время уже нет никакого смысла.

— Нет смысла, это правда… Но все равно… — произнес я. — Уйти тоже очень тяжело.

— Это мозгошмыги! — уверенно заявила Лавгуд.

— Кто? — я наклонился к самой щели, в надежде разглядеть ее лицо и найти признаки того, что она шутила.

— Мелкие зверюшки, — ее голос был уверенным. — Проникают в мозг и вызывают размягчение мозга. Их нужно ловить и отгонять. Иначе замучают.

— Хорошо, что их не существует, — усмехнулся я.

— Но мы чувствуем, как они что-то делают, а стало быть, они есть, — возразила она.

Я хмыкнул. Мне было неясно, как могли философские глубины сочетаться с причудливыми фантазиями. Хотя, возможно, только так и могло быть.

— Пусть мозгошмыги. Но все-таки скажи мне. Ты боишься смерти? — задумчиво спросил я.

— Смерти? Боюсь, конечно, — немного озадаченно отозвалась она, а потом, немного подумав, добавила: — Но если сделать ничего нельзя, зачем тогда и бояться…

— А если можно? Если всегда можно?

— Это только кажется, что можно, поэтому и страшно, — с жаром возразила Полумна. — Но если уж нельзя, то нельзя, и зачем только себя и других мучить, если нельзя?

— А что, если можно? — как заведенный повторил я, на мгновение задумался, а потом неожиданно даже для себя выпалил: — Я собрал маховик времени и, может быть, соберу еще один… Тогда все можно. Все можно исправить.

Лавгуд молчала, может быть, не понимая точно, о чем я говорил, а потом вдруг сказала, на этот раз даже с заботой:

— Если пытаться спасти, когда нельзя, то будешь как будто бы терять снова и снова.

Видные через щель волосы колыхнулись. Мне показалось, будто она как-то знала обо всем, что случилось, словно была прорицательницей.

— И если повернуть время вспять, то тогда и правда останешься там, — задумчиво произнесла она. — На самом деле, а не только мыслями.

Ко мне вернулось гнетущее ощущение того, что я шел по кругу. И подумалось, что, может быть, это все, что было — бесконечное повторение.

— Но как знать, можно или нельзя? Может быть, нельзя. Я даже сам чувствую, будто бы нельзя. Но что, если можно? — пробормотал я, потом остановился, так и не зная, как закончить эту мысль. Потом мне пришло в голову, что поэтому Лавгуд и была такой спокойной, и именно поэтому я был так взволнован. С другой стороны, я и не знал, так ли плохо было мне быть взволнованным, все-таки, именно моя одержимость заставила меня создать маховик.

Вместе с вернувшимся гнетущим ощущением замкнутого круга, мне начало казаться, что Лавгуд была права, что спасти отца все-таки было нельзя, как будто я опять боролся с неостановимой стихией, что даже если удалось бы создать новый маховик, я так и проходил бы через бесконечное повторение момента его смерти.

— Но что, если можно? — повторил я, снова спрашивая себя. — Тогда обязательно нужно! Ведь нужно же! Кем я буду, если не попробую?

Лавгуд сунула в щель палец и погладила меня по тыльной стороне ладони.

— Ты очень несчастный человек — произнесла она.

Я усмехнулся.

— Знаешь, ты права. Это оттого, что я иду по кругу. А иду по кругу оттого, что думаю, что вдруг можно и вдруг это вовсе не круг, а петля. А ты идешь вперед, потому что считаешь, что нельзя… И может мне тоже надо бы идти вперед… Но если…

Некоторое время мы молчали. Мне вдруг вспомнилось, что скоро должен был появиться Снейп, и я терял зря время, расспрашивая ее о фестралах, и я взялся пересказывать ей все, что знал о крестражах.

— Слушай! — я снова наклонился к самой щели. — Мне надо кое-что рассказать тебе.

Я пересказал ей все, что знал — об уничтоженной диадеме, о Лестрейнджах, Малфоях и Блэках. Она не перебивала меня, только задавала иногда вопросы, когда не понимала, о ком я говорил.

Потом я услышал в коридоре шаги, замолчал и отодвинулся резко от стены. Заскрипела растворяющаяся дверь, и в проеме я увидел Снейпа. При виде него в моей душе снова загорелась ненависть, вытеснив все остальное. А еще где-то в глубине ворочался страх, я был уверен, что скоро умру.

Снейп остановился в небольшом отдалении, направил на меня палочку и потребовал рассказать ему о маховиках.

— Что вы сделали в прошлом, Нотт? — его взгляд был по обыкновению непроницаемо-безразличен.

— Пытался спасти отца, которого вы убили, — огрызнулся я.

— Я лишь оглушил его, — поправил он меня.

— Это заклятие оказалось для него смертельным, — сказал я, с ненавистью смотря на него. — Он умер у меня на руках, а потом вы нашли тело.

Снейп остался холоден — его, по всей видимости, совершенно не обеспокоило это известие — и продолжал задавать вопросы:

— И вы, конечно, хотите снова попробовать спасти его?

Я молчал, с ненавистью глядя на него. Мне стало противно от того, что я ответил на предыдущий его вопрос, и больше делать этого я не собирался, хотя бы он выбивал слова силой.

— Значит, вы сами спрятали маховик. И у вас нет другого, — протянул Снейп. — Так что все, что остается — ваши знания…

Если до того момента у меня и оставались какие-то сомнения в том, что он пришел убить меня, то теперь они рассеялись.

— И стереть их так просто не получится. Это были ваши выводы, и они вернутся…

Мне стало очень страшно и показалось, что оставалось только попытаться в отместку напугать и его.

— Вы узнали о маховиках от Дамблдора, не так ли? — со злой насмешкой протянул я. — Именно он приказал вам помешать мне отправиться в прошлое. А вы, кажется, выполняете его приказы… Хотя убить меня, чтобы помешать мне создать новый маховик — уже ваше творчество.

Для Снейпа это стало большой неожиданностью, он едва уловимо дернулся и крепче сжал свою палочку.

— Хотите знать, кому еще я рассказал об этом? — поинтересовался я.

Снейп слегка скривился, но быстро овладел собой.

— Помните, я говорил вам подумать, могут ли у Темного Лорда быть причины убить вас? — я усмехнулся. — Теперь, не сомневайтесь, они у него есть.

— Довольно глупое вранье, — процедил Снейп. — Тогда вы не сидели бы здесь.

— Уверены? — я все еще улыбался.

— Думаю, вам лучше не дерзить, а постараться убедить меня, что создавать новые маховики вы не собираетесь, — вкрадчиво заметил Снейп. — Поверьте, мое заклятие сработает.

Меня охватывало уже такое бешенство, что стало совершенно безразлично, убьет он меня или нет. Я собирался молчать, даже если мог бы выпросить себе помилование. Снейп заметил мое настроение и, кажется, понял, что ждать уверений бесполезно.

— Что ж, вы, думаю, ненавидите Темного Лорда не меньше моего, — его голос стал глухим. — Так что должны понимать, что я не могу оставить ни единой возможности вернуть его. Даже если не вы сами… Кто-нибудь другой.

Какое-то время он молчал, направляя на меня палочку.

Я ждал смерти каждую секунду. Сердце бешено колотилось, словно собираясь наверстать удары за всю оставшуюся жизнь. И когда мне уже казалось, что я вижу устремляющиеся ко мне зеленые языки пламени, неожиданно послышался голос, звучавший приглушенно — из-за того, что нас и говорящего разделяла стена.

— Профессор Снейп! Не надо, пожалуйста!

Эти слова, наверное, уже повторяли не в первый раз, и мне удалось расслышать их только теперь. Как во сне я увидел, что Снейп опустил палочку и вышел из камеры. Впрочем, вернулся он спустя всего лишь несколько секунд, таща под руку Лавгуд. Казалось, она была почти в каком-то забытьи, ее волосы разметались, огромные глаза еще больше, кажется, расширились от страха.

— За что вы хотите убить его? — ее голос дрожал. — Он же ничего не сделал.

— Мисс Лавгуд, — немного громче, чем требовалось, произнес Снейп, уставившись на нее, — пожалуйста, вбейте в Нотта хотя бы немного здравого смысла.

— Вы, конечно, тварь, — процедил я.

— Для его же блага, — с нажимом повторил Снейп, не обращая на меня внимания. — Убедите его принести обет…

Показалось, будто Лавгуд застыла от ужаса, словно бы не представляя, почему два человека, которые почти что сражались на одной стороне, могли так возненавидеть друг друга.

— Можете убить меня, я не стану клясться, — мне казалось, что все внутри пылает от злости. — Вы убили моего отца и, надеюсь, тоже умрете.

Снейп оттолкнул Лавгуд, так что она едва не упала, снова направил на меня палочку. На долю секунды все мы трое как будто застыли. Мне казалось, что сердце отсчитывает последние секунды моей жизни, и я не слышал уже ничего, кроме сотрясавших мои жилы ударов. Мои мысли опять уцепились за что-то отвлеченное, словно все мое существо рвалось оказаться подальше от того, что должно было сейчас случиться. Я думал о том, что, если у Темного Лорда и в самом деле были причины убить Снейпа, то ему тоже долго не протянуть, о том, больно ли будет умирать, и о том, каково будет вновь встретиться с отцом, уже за завесой.

Я, наверное, видимо дрожал, ведь мне было страшно, как никогда прежде, все вокруг снова расплывалось, и я видел только безразличные глаза Снейпа. И вдруг лицо его страшно перекривилось, как будто от какой-то внутренней муки. Он вдруг резко опустил волшебную палочку, пробормотал что-то и вышел прочь.

Мгновение я не мог даже поверить в это. Лавгуд бросилась ко мне, обняла меня, я крепко-крепко сжал ее. И какое-то время казалось, словно от охватившего меня волнения нельзя было и вздохнуть, а потом я начал говорить. Говорил я путано, много запинался, но все-таки мне почему-то хотелось высказать хотя бы некоторые из мыслей, которые ринулись вдруг в мою голову.

— Я и правда боюсь смерти… Больше всего… Только не своей… Смерти близких, — мой голос сбивался, может, все еще дрожал от страха. — В этом я… Я почти как, — секунду не получалось найти нужные слова. — Почти как Темный Лорд с его крестражами…

Теперь, когда я обнимал ее, ко мне вдруг вернулось это странное чувство, что все-таки даже и с помощью маховика спасти отца было почему-то невозможно. И мне показалось важным ухватиться за эту мысль, распутать ее до конца, и, едва я потянул за эту нитку, как меня вдруг озарило.

— Но и вправду нельзя! — почти закричал я, отстранившись, ухватив ее за плечи и глядя ей в глаза. — И вправду нельзя!

В голове пролетела мысль, что в записках, которые я выкрал из Отдела Тайн, не содержалось ни единого упоминания о временной петле, которая не замкнулась бы идеально сама на себя, и что ни разу не было случая, когда волшебник, путешествуя во времени, возвращаясь, не узнавал бы своего будущего. И что и со мной получилось точно так же. Маховик сломался, когда я попытался отправиться в прошлое, чтобы убить Темного Лорда, и все остальное случилось ровно так же, как я помнил.

— Маховик сломается. Он не сможет перенести в прошлое, если петля не завершена… Это всего лишь маленький, слабый прибор. Он может сместить время, только когда оно попадает в ту же колею, идеально совмещается с самим собой, а события замыкаются, — я почти захлёбывался словами. — Действия приведут к тому, что все случится точно так, как уже случилось.

Когда я сказал это, мне показалось, что с моей души свалился тяжкий камень, как будто круг наконец прервался. Лавгуд все еще обнимала меня.

— Вот и все, — как-то отстранённо закончил я. — Нельзя. Вот и все.

— Да, но теперь начнется что-то другое, — весело заметила она.

Я улыбнулся, и не так, как обычно, мрачной усмешкой, а по-настоящему.

Вскоре случилось так, что наши с Лавгуд пути разделились, и когда я вновь встретился с ней после битвы за Хогвартс, она не помнила об этом разговоре, и даже того, что я рассказывал ей о крестражах. Когда она во второй раз благодарила меня за то, что я вылечил ее, не подозревая, что уже когда-то это делала, меня охватывала щемящая грусть.

Мне всегда представлялось, что Снейп стер ее воспоминания, желая защитить свою легенду, и из-за этого я возненавидел его еще сильнее, если такое, конечно, было возможно. Думаю, что непременно снова попытался бы убить его, если бы он остался жив — и тогда ему бы удалось, может быть, справиться с тем, что остановило его в прошлый раз, и, как он и собирался, покончить наконец с самой возможностью создания маховиков.

Я удалился от замка и остался один в Запретном Лесу. Я знал уже точно, что Снейп мертв, а значит, все, что волновало меня до сих пор, должно было остаться теперь позади. Этот момент ощущался словно граница двух реальностей: уже потухли убивающие заклятия, перестали дышать последние умирающие, но все не пришло еще в порядок, не начались разбирательства.

Занимавшееся утро окрашивало стволы деревьев розоватой дымкой, капли света ютились на темно-зеленых листьях, проливались пятнами на землю. Я остановился на небольшой полянке, с волнением вдыхая влажный от росы воздух. В руках у меня был кусок мяса, который я взял на разгромленной школьной кухне. Прошло уже, казалось, много времени, мне думалось даже, что они все разбежались во время битвы и не появятся теперь. Но наконец в зарослях послышался шорох, и фестрал со странной хищной грацией выступил на поляну. Я бросил ему мясо и принялся наблюдать, как он отрывает целые куски и проглатывает их.

На меня нахлынули воспоминания — о матери и отце, но теперь от них не было больно, а только лишь грустно. Мне подумалось, что Лавгуд тогда оказалась права. Начиналось что-то другое, круг был разорван, и я мог наконец двигаться дальше. И сейчас был этот тихий момент размышлений в начале долгого пути, точка, подводящая итог всему случившемуся. Сейчас я кормил фестралов в Запретном лесу.

Вопрос путешествий во времени в такой же мере вопрос философии, в какой это вопрос магических созиданий. И в данном эссе я постараюсь, насколько это возможно, пролить свет на этот любопытный феномен.

Вспомним для начала, что во всех архивах Отдела Тайн, занимавшегося проблемой путешествий во времени, вы не найдете ни единого упоминания временной петли, которая не сомкнулась бы, и также ни единого упоминания о том, кто кто-то пронаблюдал временной парадокс. Могу, впрочем, уверить вас, что исследования проводились разные, и иногда даже специально с целью попытаться изменить уже случившееся, но ни одного раза этого не получилось.

Проведя в архиве еще немного времени, вы найдете, что маховики ломались довольно часто — и обычно тогда, когда отправляющийся в прошлое хотел каким-то образом изменить настоящее. Когда в таком случае волшебник брал новый маховик, оказывалось, что и он приходил тут же в негодность. В одном эксперименте по модулированию реальности извели около десяти маховиков, так и не совершив путешествие. Можно, таким образом, утверждать, что возможно отнюдь не любое путешествие во времени.

Какие же путешествия возможны и какие — нет? Чем это определяется? Довольно с большой долей вероятности можно предположить, что изменение уже случившегося с помощью маховика невозможно. Тем не менее некоторые волшебники, путешествовавшие во времени, утверждали, что, как оказалось, именно они и вызвали случившееся, иными словами, что их поступки каким-то образом привели именно к тому настоящему, которое они помнили. То есть каким-то образом они уже должны были повлиять на настоящее.

Этот кажущийся парадокс довольно легко разрешить, если представить, что реальность зависит от наблюдателя. Иными словами, что закреплены и должны случиться только те события, которые уже сохранились в памяти путешественника во времени. События, о которых такому путешественнику не было известно, могут быть любыми, никак не влияя на его точку зрения.

Иными словами, если представить вселенную как некоторое определенное состояние мира, окажется, что некоторые из вселенных с точки зрения наблюдателя неотличимы друг от друга. Это можно проиллюстрировать простым примером. Если у вас есть две совершенно одинаковые закрытые коробочки, вы не сможете отличить их.

Теперь представим себе, что вы живете не в одной только вселенной, а в целом множестве вселенных, которые вы не в силах отличить. Как только вы получите новую информацию, состояние мира уточнится, и множество вселенных, в которых вы можете находиться, немного сожмется. Иными словами, некоторые из ранее неотличимых вселенных станет вдруг возможно различить. Если вернуться к примеру с одинаковыми закрытыми коробочками, это будет означать, что, открыв коробочки, вы сможете увидеть, что в одной из них был красный шарик, а в другой — синий, и тогда две коробочки перестанут быть для вас одинаковыми.

Допустим теперь, что вы отправляетесь в прошлое. Для того, чтобы ваше путешествие могло протекать безо всяких парадоксов, достаточно, чтобы не изменилось ничего из того, что вы уже знали о мире, все остальное же может меняться как угодно. Возвращаясь к нашему примеру, если кто-то теперь тайно от вас подменит одну из закрытых коробочек другой, а вы потом, открыв их, найдете два синих шарика, вы не сможете выяснить, что была совершена подмена, если не заглядывали в коробочки раньше.

Применительно к путешествиям во времени это значит, что вселенная, если можно так выразиться, изменится вокруг вас, чтобы ваши действия не смогли нарушить того, что вы уже помните. Можно таким образом сказать, что маховик изменяет состояние мира так, чтобы у вас не получилось исправить прошлое, как будто бы весь мир играет против вас. Вернее же будет сказать, что из всего множества вселенных, в которых вы могли бы быть, маховик подберет такие, в которых ваше путешествие не вызовет противоречий, то есть такие, в которых вы захотите и станете действовать так, чтобы временная петля замкнулась. Если же окажется, что такие вселенные подобрать нельзя или же они маловероятны, маховик попросту сломается, так и не доставив вас в прошлое.

Ради примера представим себе волшебника, который сорвал с дерева яблоко и откусил от него кусок. Теперь предположим, что он решил вернуться в прошлое, чтобы помешать себе сорвать это яблоко. Если путешествие окажется возможным, то случится нечто, что помешает ему не дать себе сорвать с дерева яблоко — и петля идеально замкнется. Волшебник может в таком случае задаться вопросом, случалось ли то же самое уже раньше. Этот вопрос лишен смысла, так как на него принципиально невозможно получить ответ. Факт только в том, что теперь из всего множества вселенных, в которых волшебник мог бы находиться, он оказался в подмножестве тех, где он пытался помешать себе сорвать яблоко и не смог.

Непарадоксальность путешествий в прошлое, таким образом, достигается за счет того, что точное состояние вселенной определено не однозначно — и некоторые аспекты его будут закреплены для конкретного наблюдателя, только когда он получит какую-то информацию о нем.

Сходным образом работают и путешествия в будущее. До того, как путешественник пронаблюдал будущее, оно не определено и может быть любым.

Когда путешественник отправляется в будущее, маховик выбирает подмножество вселенных, соотносясь с тем, возможно ли будет путешествие обратно в прошлое. Если путешествие обратно в прошлое возможно, то путешественник во времени увидит в будущем себя, и тогда все, что он увидел в будущем, должно будет исполниться в точности. Если путешествие обратно в прошлое невозможно, то для путешественника отправка в будущее будет билетом в один конец, и он не найдет там себя, так как выяснится, что он так никогда и не вернулся в свое время, чтобы дожить до будущего естественным путем.

Разрешив проблему временных парадоксов, остается только ответить на один вопрос.

Так можно ли все-таки спасти человека от смерти?

Полагаю, спасти можно только тех, про кого вы не знаете точно, что они умерли и которые при этом не смогут, оставшись в живых, повлиять на то, что с вами уже случилось после их смерти.

Пытливый читатель может спросить, что если ограничения на путешествия во времени определяются только тем, что помнит наблюдатель, то лучше, получается, не стараться получить никакой информации о смерти близких, ведь тогда сохранится возможность, что они еще живы. Я ответил бы, что, как кажется, это должно быть верно, хотя сознательно проверить такую гипотезу, как и всегда, не представляется возможным.

Еще более въедливый читатель может поинтересоваться, можно ли снять ограничение на непротиворечивость, если заставить себя забыть о смерти близкого с помощью заклятия. На это я сказал бы, что, как кажется, это тоже верно, хотя и маловероятно, что удалось бы вычистить всю информацию полностью и не оставить случайно какой-то зацепки, по которой можно было бы все вспомнить. Добавлю также, что в этом случае, возможно, пришлось бы потерять и все воспоминания о том, что происходило после смерти близкого — чтобы исключить возможность того, что спасение не получится из-за того, что близкий мог бы, оставшись в живых, повлиять на другие воспоминания.

Подведу итог.

Каждый волшебник живет во множестве вселенных, которые, при условии его информации, неотличимы друг от друга. Совершая путешествия во времени, волшебник попадает в подмножество ранее доступного ему множества вселенных, в котором его путешествие не создает парадоксов.

Возможны только некоторые из путешествий в прошлое. Те путешествия в прошлое, которые возможны, приведут вас в то подмножество вселенных, где ваши действия не смогут изменить того, что вы уже помните.

Возможны любые путешествия в будущее, однако не все возвращения. Если возвращение возможно, то вы оказались в том подмножестве вселенных, где увиденное должно будет исполниться в точности. Если возвращение невозможно, то путешествие в будущее будет билетом в один конец.