Good Night (джен)

“…my mind was filled with one thought, one conception, one purpose” Frankenstein, Mary Shelley

Если до этого дня мне казалось, что я бежал наперегонки со временем, то теперь это действительно было так в полном смысле слова. Меня забросило в лето 1996 года, значит, до дня смерти моего отца оставалось около полутора лет.

Мне казалось, что до того момента я должен создать новый маховик, и я знал лишь одно место во всей магической Британии, в котором было то, что мне поможет — Лаборатория Времени в Отделе Тайн. Еще до своей смерти отец рассказывал мне, как участвовал в происходившем там сражении, и даже почему-то больше о невероятных заклятиях и артефактах, которые ему удалось там увидеть. Одним из этих магических чудес было оборачивающееся вспять время.

Обычно Лаборатория Времени в Отделе Тайн тщательно охранялась, но я знал, что в день битвы пожиратели смерти уничтожат всю защиту, чтобы дать Гарри Поттеру возможность попасть туда. Так что, хотя мне и не хотелось встревать в сражение или рисковать быть замеченным, выбора не оставалось.

И вот в тот день я метался по лаборатории времени в Отделе Тайн, сгребая в расширенную заклятием сумку все книги, заметки, блокноты и прототипы, на моей шее подпрыгивали десять цепочек с карманными маховиками — все, что мне удалось найти.

Снаружи трещали искры разлетающихся заклятий, слышался шум и возгласы.

Я потянулся за последними остававшимися папками на верхней полке стеллажа, как вдруг в лабораторию ворвался Макнейр. Не разбираясь, он вскинул руку и выкрикнул заклятие. Я резко пригнулся, вспышка пролетела над моей головой и ударилась в стеллаж, так что он пошатнулся. Папки посыпались на меня, я быстро сгреб некоторые из них в сумку. Новое заклятие разбило какие-то склянки, и песок фонтаном брызнул в разные стороны. Макнейр выругался, недовольный промахом. Я выхватил наконец свою волшебную палочку, с ужасом представляя, что он узнает меня, когда придется с ним сражаться.

— Поттер здесь! — закричал кто-то снаружи, и Макнейр, не разбираясь, оставил меня.

Торопясь, я прополз под столом к противоположному выходу и, приоткрыв аккуратно дверь, выскользнул наружу. Трансгрессировать не получалось, и нужно было попытаться найти какой-то другой выход.

В том коридоре пока не сражались. Я добрался до какой-то комнаты для персонала и шмыгнул внутрь, надеясь отсидеться, пока сражение не утихнет. И в конце концов, действительно, выкрики и треск заклятий стали раздаваться все глуше. Мне вспомнилось, что вскоре сюда непременно явятся мракоборцы, которые арестуют моего отца, так что выбираться нужно немедленно. Сердце бешено колотилось, пока я, обходя лежавшие тут и там обломки, пытался добраться до коридора, ведущего в Атриум. И в конце концов вдалеке стало можно разобрать золотистый отблеск скульптур фонтана, и я, окрыленный сознанием того, что скоро окажусь в безопасности, бросился вперед. Тогда вдруг дорогу мне перегородил старик с длинной седой бородой.

Альбус Дамблдор резко остановился, оглядел меня. Меня охватил почти такой же ужас, какой я испытывал перед Темным Лордом — от того, что, если он почему-то решит помешать мне, у меня не будет ни единого шанса исполнить задуманное.

С его палочки слетело оглушающее заклятие, я отбил его, поспешно пятясь назад, понадеявшись, что удастся скрыться в каком-нибудь боковом проходе. Мысли испуганно метались, так же, как и я, не находя выхода.

Дамблдор сделал какое-то неуловимое движение, искры, казалось, брызнули со всех сторон. Щитовые чары расплылись в стороны от моей палочки и бессильно осели в воздухе. Я упал на пол, прижимая к груди свою сумку, как будто мог таким образом помешать забрать ее.

Мне казалось, что все кончено, что мне, конечно, не позволят теперь забрать маховики и что всякая надежда теперь потеряна, но тут вдруг со стороны Атриума послышался крик. На лице Дамблдора изобразилось волнение, он резко развернулся и бросился прочь.

Мгновение я лежал не шевелясь, не решаясь поверить своей удаче. А потом вскочил на ноги и торопливо скользнул в один из боковых проходов. Я блуждал в недрах Отдела Тайн еще, наверное, несколько часов, не решаясь ни остановиться, ни снова отправиться в Атриум, пока не наткнулся на крохотный кабинет какого-то чиновника, из камина в котором мне и удалось сбежать.

Я догадывался, что Дамблдор станет меня искать, и страшился, что он может помешать мне, потому опасался приближаться к тем местам, где меня могли заметить.

Довольно долго я не знал, почему ему просто было не достать того, другого меня, который учился в Хогвартсе. По всей видимости, Дамблдор, хотя и не мог быть уверенным, что я не замышлял ничего опасного, все-таки не считал, что я заслуживаю смерти или тюремного заключения.

И все равно я боялся. Иногда мне чудилось, что он прикажет вырезать что-нибудь на руке другого меня, так что я смог бы это прочесть, и в этом послании пообещает убить его, если я не отдам ему маховик. Не думаю, что такое было бы возможно, но это наполняло мои ночи кошмарами.

Следующий год пролетел как во сне. Оказалось, что маховики, которые я выкрал из министерства, работали не так, как тот, который отдал мне отец — не зря он обмолвился, что мне удалось как-то улучшить его. Бывали дни, когда меня поддерживало только сознание того, что в каком-то смысле у меня уже все получилось. Иногда мне хотелось кричать от злости из-за того, что я мог бы просто рассказать себе, что нужно было сделать, а не заставлять делать все с нуля.

Как оказалось, для маховика времени нужен был особенный песок, и, так как я выкрал из Отдела Тайн лишь десять штук, это оставляло мне всего лишь десять попыток найти правильное заклятие. Едва выкраивая время на самое необходимое, я с утра до ночи читал заметки, вычерчивал схемы, составлял магические формулы.

Сперва я пробовал каждый раз, когда мне казалось, что ответ нашелся, но когда за первые три месяца я разбил в пыль семь драгоценных маховиков, меня охватила тревога, близкая к отчаянию. Иногда мне казалось, что меня трясло, как от лихорадки, и я почти не мог забыться сном, просыпаясь каждую ночь, чтобы записать какую-то новую мысль. Оставшись лишь с тремя маховиками, я принялся выписывать все возможные комбинации, напоминавшие правильный ответ. На это ушел почти весь оставшийся год. Из всех этих ответов я выбрал тот, который казался мне наиболее правильным — и это стоило мне еще одного маховика.

Я снова взялся за формулы, перепроверил все, убеждаясь, что ничего не упущено. И когда еще через несколько недель решился наконец попробовать снова, то случайно выронил один из оставшихся маховиков, так что он ударился о пол и разлетелся на части. Думаю, именно из-за этого больше, чем из-за чего-то другого, я сделался тогда очень болен, так что метался в бреду несколько дней.

Оставался только один, последний, маховик и все то же неиспробованное замысловатое преобразующее заклятие, казавшееся верным. Едва мне стало лучше, я снова засел за схемы и перепроверял все еще около недели, пока в один прекрасный день не перевернул календарь (мне было довольно сложно уже считать дни) и не осознал, что, если я ничего не сделаю, мой отец умрет завтра. Выбора не оставалось. Затаив дыхание, я произнес заклятие. Часы в медальоне крутанулись один раз, засыпанный в них песок коротко вспыхнул — и я понял, что в ту секунду был создан улучшенный маховик времени.

Когда на следующий день я вновь обнял отца и сказал, что я спасу его и ничего плохого не случится, я точно знал, что так все и будет. Вам может показаться странным, что я не попытался выиграть себе немного больше времени, но дело было в том, что я избегал лишний раз использовать маховик, страшась того, что он опять сломается.

Оставалось подготовить только одну вещь. Мне хорошо запомнилось то самое место с поваленным деревом, где я должен был обустроить тайник. Хотя это место было бы сложно отыскать, бродя по лесу пешком, туда довольно легко можно было трансгрессировать, и мне даже удалось создать из старого ключа портал, направивший бы туда любого.

Закончив это последнее приготовление, я проник в поместье нашей семьи рано утром и некоторое время прохаживался по таким знакомым, но почему-то чужим комнатам. Мое сердце защемило, когда я нашел на столе в холле счет от портного — за ту самую мантию, в которой моего отца должны были похоронить. Когда он сам через несколько минут спустился к завтраку, то снова показался мне почти призраком, словно я скользнул в воспоминания.

— Я думал, ты в школе, Теодор, — он непонимающе смотрел на меня. — Что произошло?

Не выдержав, я обнял его и сказал, что ничего плохого теперь не случится.

— Что с тобой, Теодор? — непонимающе спрашивал он. — Почему ты одет, как оборванец? Мерлин тебя побери, что случилось?

— Ничего плохого теперь не случится, — с уверенностью повторил я, а потом замолчал, не в силах сразу найти подходящие слова для объяснений.

— Идем же завтракать… — протянул отец, внимательно осматривавший меня и сильно хмурившийся. — Ты сбежал из школы? Почему, скажи мне, нельзя было просто написать? И, Мерлин тебя возьми, ты что, шел пешком? И почему твой декан не сообщил мне? Подожди, я сейчас всем скажу пару слов… Кранц, подай бумагу!

Домовой эльф появился с громким хлопком и протянул ему перо и кусок пергамента и тут же снова исчез.

— Подожди. Не пиши в школу, — я вытянул из-под рубашки медальон с песочными часами, на создание которого ушел у меня весь последний год или даже несколько лет. — Ты слышал о маховиках времени?

Он остановился и отложил перо, хотя все еще сильно хмурился.

— Времени? Я… Я видел такие артефакты в министерстве магии. Я и сам рассказывал тебе что-то… — мне показалось, что отец вдруг осознал, что я не только был очень плохо одет, но и выглядел немного иначе, как будто прожил лишний год. — Но откуда у тебя один из них?

— Я украл его из отдела тайн… И изменил… Улучшил… — сказал я, но потом тут же оборвал себя, вспомнив, что гораздо важнее было поговорить о другом: — Сейчас это не важно. Темный Лорд сегодня убьет тебя…

— Темный Лорд? — отец скривился. — Подожди, Теодор, ты, значит, отправился в прошлое?

— Чтобы спасти тебя…

Я хотел продолжить говорить, но он извинился, покачал головой и какое-то время молчал.

— Ты уверен? — наконец переспросил он. — Про Томаса?

В моих мыслях теснились горячие слова, но я только кивнул, чувствуя почему-то, что лучше всего дать ему время, чтобы обдумать все самому. Мне казалось невозможным, что после всего, что случилось, отец мог бы сейчас не поверить мне.

— Значит, Томас убьет меня. После всех этих лет, что мы дружили, — он усмехнулся. — Сложно себе представить.

— Он никому не друг, — выпалил я, мои руки почему-то начали дрожать. — Или больше уже нет. Он будет пытать тебя, пока кровь не хлынет в мозг.

— Тише, не волнуйся, — сказал он, потрепав меня по плечу. — Ты правду говоришь, я знаю. Томас сильно изменился, когда решил, что ему не нужны больше сторонники. Я и сам раздумывал об этом. И я рад, что ты так и не примкнул к пожирателям.

— Я примкнул, — выдавил я.

Отец посмотрел на меня, похлопал по плечу, но ничего больше не спрашивал.

— Знаешь… — мой голос сорвался, и мне вдруг стало ясно, что уже долгое время в голове у меня зрел лишь один вопрос. — Я хотел спросить тебя… Почему ты стал пожирателем смерти?

Отец посерьезнел и некоторое время думал, может быть, решая, сказать ли чистую правду или отделаться какой-нибудь уклончивой фразой, показалось даже, что еще раньше ему приходилось задавать себе этот вопрос.

— Думаю, мы хотели власти, — наконец заметил он. — Томас был лидером, но каждый из нас рассчитывал на многое. Но он был гораздо более сильным волшебником, чем любой из нас, и в какой-то момент речи про то, что мы получим некую сравнимую долю, уже не шло. Тогда из сторонников мы стали слугами, хотя и не сразу признались себе в этом.

— А после возвращения у тебя не было уже выбора… — произнес я.

— Прости, Теодор. Думаю, мы должны были говорить об этом раньше. Но я, наверное, слишком хотел, чтобы ты оставался подальше от всего этого.

— Ты уже говорил… — пробормотал я, на мгновение забывшись. Отец непонимающе взглянул на меня, но не стал переспрашивать и тоже некоторое время молчал.

— Но кое-какой выбор у меня все же был… — протянул он. — И сейчас самое время изменить его.

Он поймал мой озадаченный взгляд и слегка усмехнулся.

— Помнишь, я рассказывал тебе про бал в Хогвартсе, когда мы с твоей матерью впервые поцеловались и поняли, что любим друг друга?

— Конечно… — протянул я, не понимая, почему он решил говорить об этом теперь.

— Она тогда еще была в костюме Кандиды, и у нее была диадема, в точности похожая на ту самую. А когда она потеряла ее где-то в школе, я — а я ужасный романтик, ты знаешь — возьми и скажи ей, что найду ту самую утерянную диадему. Она, конечно, смеялась, но дело в том, что у меня почти получилось.

Я не поверил своим ушам.

— Не буду утомлять тебя деталями, — усмехнулся отец, — но я выяснил, что диадема спрятана в Албании. И я только и старался дорваться до возможности отправиться туда. Потом мы поехали с Томасом, и почему-то — не помню, в чем было дело — разделились. Ему тогда повезло найти нужное место первым. И когда я наконец тоже добрался туда, он уже превратил диадему во вместилище для обломка своей души.

— Темный Лорд создал крестраж? — не выдержал я. Мне пришло в голову, что это значило, что его нельзя было убить никакими силами.

— И, будь уверен, не один. Я слышал что-то про семь, но кто знает… Этот, впрочем, он поручил нашей семье. Знаешь, до сих пор я хранил его — может, все еще рассчитывал, что он гарантирует мне лучшую долю, если Томас все-таки победит.

Я смотрел на отца во все глаза.

— Не совсем сработало, признаю, — серьезно произнес он. — Особенно если помнить, как все сейчас повернулось.

Отец рассказал мне детали того, где найти диадему, и я обещал, что уничтожу ее. Некоторое время мы просто разговаривали, он расспрашивал меня о моей жизни и путешествии в прошлое, а потом наконец мы перешли к самому важному — плану, который должен был сохранить ему жизнь.

— Тебя должны убить здесь в определенное время, так что все, что нужно — отправиться во времени в момент через несколько часов после этого, — об этом плане я думал довольно давно, и он казался мне лучшим из возможных: если просто пропустить опасный момент, то точно можно избежать смерти. — Но, чтобы все сработало, тебе придется сначала отправиться в будущее и рассказать другому мне про маховик времени и как его найти. А потом мы вместе трансфигурируем что-нибудь в тело, которое я смогу потом увидеть в больнице. Тогда петля замкнется как полагается, и все получится.

Отец со мной согласился, добавив, что отправиться во времени в будущее было бы довольно-таки занимательно.

— На самом деле я просто не могу поверить, что у тебя получилось, — заметил он, рассматривая маховик. — Все еще не могу поверить.

Мне казалось, момент, когда я сидел на скамейке в саду Малфоев, был самым лучшим — ведь именно тогда я увидел все в новом свете. Более ранний я мог бы вести себя иначе, а более поздний мог быть слишком разбит, чтобы попытаться что-то сделать или даже поверить в путешествия во времени.

Мы вместе с отцом отправились на нужное место, я отдал ему портал и маховик времени, снова обнял и сказал, что, когда он вернется, все уже изменится.

Потом он исчез, и мне оставалось только ждать его возвращения. Как мы договорились, он должен был вернуться немного позже того времени, когда его должны были убить. Я спрятался, ожидая, пока появится Темный Лорд.

Смеркалось. Кроваво-красное солнце быстро проваливалось за едва видные среди высоких деревьев башенки поместья. Я рассматривал скамейку, на которой сидел тогда, когда отец пришел, чтобы рассказать мне про маховики. С того момента прошел уже год, но на самом деле это должно было случиться на этом же самом месте через несколько дней. Меня почему-то очень захватила эта мысль — несмотря на то, что последний год я провел в прошлом, раньше я был слишком оторван от привычной реальности, чтобы удивляться.

В саду было почему-то очень тихо. Уже совсем стемнело, прошло, наверное, несколько часов. А потом в этом молчании раздался хлопок.

Отец вернулся. В первую секунду меня охватила радость от того, что все получилось и он был жив, но это была ошибка.

Он упал на траву, неловко перевернулся на бок, его стошнило, я бросился к нему, доставая волшебную палочку. В голове ударами разносились все лечебные заклятия, которые мне случилось когда-либо выучить. Положив руку ему на лоб, я понял, что происходило то же, что и тогда — сосуды лопнули, и кровь хлынула в мозг. Меня пронзило ужасное осознание, что времени нет и, если я не справлюсь, он умрет у меня на глазах, как в свое время моя мать. И вот я произносил одно заклятие за другим, надеясь, что моих знаний хватит, чтобы помочь ему.

Отец хрипло дышал и как будто бы порывался что-то мне сказать, даже схватил мое запястье своей рукой, мягкой, как вата, чтобы привлечь мое внимание. Я взглянул на него, слишком погруженный в свои попытки спасти его, чтобы что-нибудь расслышать, и только выпалил в ответ обещание, что все будет хорошо.

Отец все слабел, и, несмотря на то, что палочка взрывалась искрами заклятий, где-то в самой глубине души уже зрело отчаянное ощущение, что это борьба со стихией, остановить которую невозможно.

Вот он уронил уже руку и больше не двигался, его зрачки сжались в точку, а дыхание было почти не слышным.

— Не умирай… — голос изменил мне, и слова получились почти беззвучными. — Пожалуйста…

Я положил в очередной раз руку ему на грудь и понял, что сердце больше не билось. Мне стало дурно, показалось, что оно остановилось уже давно, но я только сейчас заметил это. Но все равно я заставил сердце забиться снова, хотя бы и приходилось подталкивать его каждый раз, сделал так, что воздух раздул ослабевшие легкие, продолжал пытаться залечить повреждения. С меня градом катился пот, я шептал вперемежку бессвязные просьбы не оставлять меня и слова заклятий.

А потом, прикоснувшись рукой ко лбу отца, я вдруг осознал наконец, что все было кончено. Словно удар, слово "конец" прозвучало в моей голове, но, даже точно зная, что ничего уже сделать не получится, я все равно в какой-то безумной надежде не останавливался. И по мере того, как иссякала эта надежда, мои движения становились все более слабыми и отчаянными.

— Не умирай, — снова прошептал я, мои руки опустились.

Все действительно было кончено. Лицо отца приняло жуткий землистый оттенок, осело и заострилось, как будто сквозь знакомые черты проступил лик смерти. И так он умер уже во второй раз. Потому что мне не хватило умения спасти его. Я неподвижно смотрел на него, все еще до боли крепко сжимая в руках волшебную палочку. Потом вдруг послышались шаги, и я в каком-то мгновенном прозрении сорвал с шеи отца маховик и нырнул в заросли.

Это был Снейп. Он наклонился, оглядел моего отца и как-то скривился, а потом, подумав мгновение, взмахнул волшебной палочкой и заставил тело подняться в воздух.

Я следил, как они вместе скрылись из виду, подумав невольно в очередной раз, что Снейп и в самом деле не соврал, когда рассказывал мне об этом.

Потом, вместе с тем, как успокаивалась бешено стучавшая на висках кровь и проходил шок, на меня постепенно навалилось осознание, что я не только не смог спасти отца, но сам привел его к смерти. Он умер во время путешествия в будущее, куда я отправил его, чтобы спасти. Внутри проснулась боль и запустила когти мне в сердце, а следом за ней пришло отчаяние, из-за того, что, попытавшись помочь, я сделал только хуже. Мне вновь почувствовалось, словно я потерял его теперь во второй раз, и в каком-то смысле это действительно так и было.

Какое-то мгновение меня мучило желание вновь вернуться в прошлое, чтобы попробовать еще раз, но я остановил себя: если бы маховик теперь сломался, маловероятно, что мне удалось бы создать новый. Мне показалось, что гораздо лучше было вернуться на это самое место через несколько дней, когда отец будет рассказывать другому мне о маховиках, и тогда, если понадобится, схватиться с самим Темным Лордом, чтобы дать отцу возможность вернуться в прошлое живым.

До тех пор я должен был все закончить. Меня немного согрело сознание того, что даже если у меня не было никакой надежды убить Темного Лорда, я мог все-таки повредить ему, уничтожив диадему.