Пробуждение (джен)

Этот день, как и тысячи других до него, был ничем не примечательным: небо было свинцово-серым, тяжёлым, шёл настырный дождь — мелкий и очень холодный. Пряча лицо от капель, приходилось разглядывать заплёванный гранит. Терявшиеся в вышине небоскрёбы нависали, давили своей мощью — закрывали небо от взгляда, но не останавливали дождь. И всё-таки Гай не торопился войти в помещение — внутри его ждал ад: какофония звуков и смрад. В этом аду он был чёртом, но это ничего не меняло.

За утро он едва ли смог поднять голову от операционного стола. К обеду удав и рысь были готовы проснуться от медикаментозного сна на глазах своих хозяев. По требованию заказчиков они были подключены к Сети, в которой представали в привычных им образах молодых мускулистых мужчин, — так было удобнее наблюдать их мучения.

Уставшая душа Гая требовала утешения. Совершенное преступление ложилось тяжелым грузом на грудь, а взгляды ассистентов, презрительные и беспокойные, только бередили рану. Гай ждал дочь. Мари вот-вот должна была зайти за ним: тихонечко открыть дверь, поприветствовать отца любящим взглядом, поставить на столик обед, вольготно устроиться в кресле, ожидая, когда он освободится, чтобы разделить с ней трапезу.

Гай уже несколько раз вздрагивал, поднимал голову: перед мысленным взглядом вставал знакомый образ, в ушах звучал приятный голос — Мари не было. Она должна была прийти два часа назад. Решившись на полноценный перерыв, Гай включил встроенную в мозг гарнитуру. Она отозвалась перемаргиванием синих огоньков по терявшимся в волосах катушкам, и зрачок Гая загорелся синим — его ждал вызов. Перед взглядом возникло лицо дочери.

— Мари? — Гай не сразу понял, что кляп мешает ей ответить. Она мотала головой, пытаясь сбросить повязку, и безостановочно плакала, волосы были влажными, глаза опухли и лихорадочно блестели. — Что?

Кадр медленно расширялся, открывая взгляду Гая всё больше ужасающих подробностей. Щиколотки Мари были привязаны к ножкам старого колченого стула, платье было изорвано, юбка задралась, открывая ссадины на коленях и бедре. Её руки были заведены за спину и связаны, верёвка охватывала шею.

— Что происходит?! — закричал Гай.

Мари удалось вытолкнуть кляп и ответить отцу криком:

— Папа!

Гаю показалось, что сердце стало больше, надавило на рёбра и взорвалось острой, мгновенно распространившейся по телу болью. Камера резко переметнулась на незнакомое Гаю ухмыляющееся лицо и выключилась.

— Кто ты? Чего ты хочешь? — кричал он.

Через полчаса он сидел в участке.

— Когда пропала ваша дочь? — уставший человек, оказавшийся напротив, выдавливал из себя слова натужно, по капле. Гаю казалось, что эти капли били его по темечку, заставляя всё тело заходиться дрожью.

— Она должна была принести мне обед и не пришла, а потом я получил сообщение, о котором рассказал вашему напарнику.

— Вы уверены, что это сообщение реально? — равнодушие, с которым были произнесены эти слова, болью полоснуло по сердцу. Нет, Гай не мог ожидать к себе другого отношения.

— Я уверен! — произнёс от твёрдо, пытаясь завладеть рассеянным вниманием инспектора. — У меня много врагов, а у вас наверняка есть на меня досье. Мой покровитель Магнус Кьеркегаард, мой род занятий и доступные кредиты… — Гай взмахнул рукой перед разделявшей его и полицейского прозрачной панелью, перекидывая личные данные на носитель, и пожалел, что не позвонил мафу раньше, чем отправился в участок. Сейчас он мысленно активировал имплант и передал сообщение.

Через минуту его подключили к созданному на основе полученного им сообщения конструкту. Полицейские разглядывали происходящее с разных точек, сделав мучения Мари осязаемыми и заставляя Гая переживать кошмар снова и снова, пока не догадались извлечь сообщение на другой носитель. После многократных вмешательств в сознание Гая мутило, возбуждение, владевшее им и позволявшее бороться, прошло, и слова давались с трудом.

— Вы найдёте мою дочь? — он должен был задать этот вопрос по-другому, уверенно и требовательно, и спросить совсем не то: заставить ищеек отчитаться, рассказать ему план расследования.

Полицейский в ответ закрыл глаза и потёр переносицу.

— В городе много заброшенных зданий, таких же промышленных помещений. В окно над головой похищенной просматривались очертания каких-то развалин. Мы запустили алгоритм распознавания, но он пока не дал результатов. У вас много врагов, а оболочка, в которой находится преступник, является нелегальной и отследить её не удаётся. Примите мой совет — идите домой и оставайтесь там. Вам остаётся только ждать.

Ждать Гаю не хотелось, но, взяв с полицейского обещание сообщить, как только сработает алгоритм, он послушался. Сил не осталось. Какое-то время он ещё думал о том, чтобы предпринять что-то самостоятельно, но... Стоило ему оказаться дома, как ноги сами повели его к кровати, тяжелая голова нашла подушку, а сознание отключилось.

Не было ничего удивительного в том, что Гаю снилась Мари. Он шёл, под ногами хрустело стекло, в разбитые окна ощутимо задувало. Было темно. Небольшие светильники не освещали пространство, только создавали вокруг себя почти осязаемый ореол — их свет отражался в повисшей в воздухе пыли. Хруст стекла под ногами и ветер почти заглушали остальные звуки, но тихий, высокий, на одной ноте писк, показавшись сперва наваждением, сейчас вёл Гая вперёд.

— Мари?

Едва заметный силуэт забившейся в угол девочки не показался бы ему знакомым, если бы не платье. Он быстро подошёл к дочери и обнял её.

— Сейчас мы уйдём отсюда, — она была прикована к стене за шею, тяжёлая цепь возилась по полу, а в ответ на его прикосновение дочь закричала от ужаса. — Это я, Мари. Я. Ничего не бойся, моя радость. Сейчас… — нет, эти утешительные слова не успокоили её.

Проследив взгляд дочери, Гай заметил приближавшегося к ней мужчину — его ухмыляющееся лицо было знакомым.

— Ты здесь? Пришёл посмотреть? — Мари посмотрела сквозь тело отца, будто не чувствовала его объятий и думала, что этот вопрос обращён к ней. — Пойдём! — незнакомец дёрнул её за закреплённую в ошейнике цепь и заставил подняться. Гай попытался оттолкнуть его, заслонил дочь своим телом, кричал, рычал, бил кулаками воздух, но его усилия вызывали только усмешку у похитителя, а Мари их вовсе не замечала. Изверг подвёл её к стальной кушетке на тонких ножках, сорвал с неё платье и приказал: — Ложись!

Гай разрыдался, когда Мари, дрожа, улеглась на холодное полотно из медицинской стали. Прикосновение её обнаженной спины к этой поверхности обожгло тело Гая и оставило без кожи.

— Отпусти её! Что я тебе сделал?! Она ни в чём не виновата! — он кричал, сжимая кулаки; его слова гулко отдавались в пустоте, множились эхом, отражались от стен, но не находили ответа. Он был призраком.

Мари рванулась, когда похититель попытался закрыть на её запястье кандалы. Ей удалось вырваться, соскочить с кушетки, которая, не устояв, повалилась поверх, придавив её ноги.

Гай ответил криком на крик дочери и протянул к ней руки, но всё было бесполезно. Мари проползла не больше метра, прежде чем похититель настиг её, схватил за прикреплённую к ошейнику цепь и, насильно поставив на ноги, ударил по лицу — это было больше, чем мог выдержать Гай. Он вздрогнул и отшатнулся, будто удар настиг и его.

Не отпуская цепь, похититель поднял кушетку, заставил Мари лечь на неё, закрыл кандалы на её запястьях и щиколотках, приковав к металлической поверхности. Мари в страхе забилась. Её боль, тысячекратно увеличенная беспомощностью, передавалась Гаю, а слёзы разрывали сердце. Он разглядел уложенные на каталке возле кушетки пыточные инструменты и…

умер от ужаса, проснувшись с криком. Должно быть, ворочаясь, случайно отключил катушки.

Кьеркегаард не отвечал на его сообщения, хотя они были прочитаны. Гай решил добиваться аудиенции. У него не было времени на то, чтобы добиваться внимания вечно занятого секретаря, и он решил идти напролом. Арендовать кар было несложно — сложнее было взлететь и преодолеть слой облаков так, чтобы не остановили.

Нет, на арендованном каре это сделать было невозможно, проще было забраться наверх по одной из стен башни, в которой живёт маф. Не имеющий прошитых в памяти разрешающих сигналов кар засекут на подлёте к облакам, и если не сработают предохранители, которые должны автоматически приземлить транспортное средство, то никто не станет спрашивать: «Кто летит?» — пушки откроют огонь без предупреждения.

Кар должен быть полицейским или принадлежать направлявшемуся в привилегированный бордель нуворишу. Второй вариант был отвергнут без малейших сомнений, хотя и был достижим, требуя всего лишь денежных вливаний, — Гай был готов рискнуть, но не переступить правила морали. Он отправился в участок.

Солнце не пробивалось сквозь тучи, шёл мелкий настырный и очень холодный дождь. Гай дрожал, но всё равно поднимал голову к небу, позволяя холодным каплям бить по лицу. Ноги были ватными. Он потоптался вокруг оставленных возле участка каров и вошёл в помещение, настойчиво потребовав встречи с инспектором.

— Я видел сон и хочу, чтобы ваши эксперты проверили мои катушки, — произнёс Гай, отключая прибор и извлекая имплант. Инспектор без пререканий связался с помощником, и нейросеть унесли. Гай сидел на стуле и, сам того не замечая, покачивался.

— Вам нехорошо? — нет, в голосе инспектора не было сочувствия — неадекватное поведение Гая пугало приближающимся, вполне объяснимым сумасшествием.

Этот вопрос заставил его очнуться.

— Удалось что-нибудь узнать?

В ответ инспектор тяжело вздохнул:

— Алгоритм распознавания выдал несколько предполагаемых мест нахождения вашей дочери, но, как вы понимаете, все они находятся там, куда полиция предпочитает не заглядывать. Мы запустили следящие устройства. Как только мы увидим вашу дочь на приборах, сразу же свяжемся с протекторатом⁽¹⁾.

— Неужели у полиции нет сил на захват преступника? — Гай чувствовал, как наваливается на плечи неимоверная тяжесть. Он наклонился вперёд, опёрся обеими руками на стол, но всё равно не мог встретиться взглядом с инспектором.

— Вы же знаете, что мы связаны договором, — Гай застонал в ответ на эти слова, и инспектор испугался: потерпевший был ему, несмотря на все постигшие его несчастья, неприятен, а оказывать первую помощь совсем не хотелось. — Поймите, для вас же лучше, если этим займётся протекторат. Их технические возможности значительно шире, а при штурме… Вы понимаете, очень сложно сохранить жизнь заложника. Не теряйте надежду. На вашем месте я бы ждал требований выкупа — вы богатый человек, достаточно влиятельный…

Унылое блеяние пытавшегося успокоить Гая инспектора было прервано появлением помощника, который с пренебрежением бросил катушки на стол.

— Нейросеть внутри этого импланта была взломана, — проговорил он. — Наводок не выявлено, переданная информация была реальной.

Всё тело Гая свело судорогой, он забился и лёг грудью на стол инспектора. Холодный пот выступил на висках.

— Звони медикам, — в ответ на это поспешно произнесённое утверждение Гай судорожно замотал головой. — Помоги, Лука. Мы отвезём вас домой, — продолжал распоряжаться инспектор.

Гая подняли под руки и поставили на дрожащие ноги. Он был готов потерять сознание. Чертыхаясь, полицейские довели его до служебной машины и почти уложили на заднее сидение. Их подопечный хватал воздух ртом, давился им и кашлял, разбрасывая слюну, — полицейские переглядывались и морщились от омерзения. В конце концов, инспектор отговорился тем, что должен работать, и ретировался, взвалив долг довезти Гая на помощника. Кар взял с места — Гай упал с сидения, схватился за спинку впереди стоящего кресла и приставил скальпель к горлу Луки.

— Лети вверх, — прохрипел он. — Поднимайся! — лезвие скальпеля резануло кожу, капля крови из неглубокого пореза потекла по шее. — Ты верующий? Деньги на новое тело есть? Уверен, что достанется что-то приличное?

Луку не пришлось уговаривать. Кар поднимался к облакам. Окна небоскрёбов замелькали за бортом, бликуя, пока не слились в один сплошной поток огней. Кар пролетел сквозь облако и резко затормозил.

— Лейтенант Фицджеральд, подтвердите свою личность. Цель полёта? — через предупредительные сигналы и пиликание автоматики пробивались настойчивые требования охранных систем.

— Набирай скорость, гони к дому Магнуса, — Гай устроился удобнее, крепко обхватил шею Луки одной рукой, другой — придерживая скальпель, но не мешая управлять каром.

— Мы погибнем. Нас собьют. У меня нет разрешения, — Лука запаниковал. Сквозь настойчивые требования слышались помехи — потрескивание механизмов, приводящих в движение пулемёты.

— Не погибнем, если успеешь подлететь к дому Кьеркегаарда раньше, чем они откроют огонь. Держи курс, гони и смотри, чтобы особняк был на линии выстрела.

Лука боялся смерти — он был молод и только изображал циника. С криком ужаса он повёл кар на предельной скорости — особняк мафа быстро вырастал перед взглядом. Летающий в небе дворец поражал своей монументальностью: правильные геометрические формы делали его почти аскетичным, если бы не яркие витражи в огромных окнах под массивными каменными откосами; платформа, на которой стоял замок, была скрыта шапкой искусственных облаков и уходила вниз на несколько метров; она была достаточно мощной, чтобы выдержать на себе особняк, слой почвы и парк.

Кар опустился на газон, пролетел по инерции несколько метров, уничтожив траву и луговые цветы. Передний бампер врезался в начало скромной гравийной дорожки — галька, получив ускорение, разлетелась, пулями врезаясь в стволы мачтовых сосен. Гай выскочил из кара и побежал к дому, надеясь добраться до мафа раньше, чем остановит охрана.

Его, конечно же, встречали. Гай вильнул в дверях, уходя от захвата, оступился, пролетел по паркету до основания лестницы на животе и пополз вверх по ступеням, цепляясь за балясины. На него наседали всего лишь двое — Гай извивался ужом, пинался и даже кусался, ни на мгновение не прекращая борьбу, и успел преодолеть порог кабинета небожителя раньше, чем его окончательно обездвижили.

— Отпустите его, — Магнус Кьеркегаард поднялся. Гай встретился взглядом с мафом. Конечно же, против этого накаченного тела ему не помог бы скальпель. Взгляд глубоко посаженных глаз с благообразного лица с высоким лбом мыслителя уже заставлял его колени дрожать и подгибаться.

В мозгу вспышками возникали мысли о том, чтобы как-то оправдать своё вторжение: «Я отправил вам несколько десятков сообщений, господин. У меня беда. Помогите», — возбуждённым кудахтаньем вот-вот должно было слететь с языка, но Гай движением плеч сбросил руки охранников и молча опустился в кресло перед широким письменным столом. Он всё ещё молчал, когда охранники удалились, а маф уселся в своё кресло…

— Как ты думаешь, кто похитил твою дочь? — Магнус первым начал разговор.

— Я нажил себе врагов. Многие недовольны тем, чем я занимаюсь.

«Под твоим руководством», — чуть не сорвалось с губ, но Гай сдержался.

— Так много недовольных? — в словах Магнуса слышалось искреннее удивление.

Гай с трудом сдержал готовый вырваться наружу неприличный звук, но всё-таки объяснил:

— У тех, кого я засовывал в тела животных, были родственники и подельники. Это наказание хуже смерти, хуже того… — готовый сорваться с губ словесный поток был прерван шипением проползавшего по полу питона. Гай вздрогнул и замолк — в движении тяжелого тела по ковру было что-то зловещее.

Лицо Магнуса осветилось нежностью, он отвлёкся, поднял питомца на руки и закинул тяжёлое тело себе на плечи. Удав поднял морду, на секунду встретившись с мучителем взглядом, — тот ответил улыбкой на угрожающее шипение и загрузил конструкт на встроенной в письменный стол панели. Человеческое сознание в теле удава умирало, корчась. Гай отвёл взгляд, но всё-таки успел разглядеть абсолютно голого крепкого мужчину, свернувшего в позе эмбриона. Он поднимал голову и постоянно облизывал губы, высовывая язык. Удав свернулся кольцами на широких плечах Магнуса и замер. Гай потерял нить разговора — Магнус получал удовольствие от происходящего.

— Ты умный человек, Гай, и понимаешь, что похитителям не нужен выкуп. Ты богат, а за жизнь дочери готов отдать больше, чем имеешь. Мари была бы уже с тобой, если бы им нужны были кредиты.

— Они не собираются оставлять её в живых.

— Ты умный человек, Гай, — повторил Магнус. Гай почувствовал, как горло стянуло спазмом, и рванул ворот рубашки. В носу предательски защипало, в глазах показались слёзы. — Ты должен спасти свою дочь. Уверен, ты сможешь, — продолжал маф.

— Полиция не может найти, где её держат. Штурм… — Гай с внезапно обнажившейся душой был готов плакать и просить. — Если Мари погибнет, я…

Рыдания выходили из горла Гая с присвистом, слёзы текли из носа, заливаясь в рот. Магнус поднялся, подошёл к стене, открыл ящик, достал молоко и налил в блюдце.

— Штурм может убить твою дочь. Неважно, какими силами он будет проводиться: протекторатом или полицией. Ты должен сделать всё сам. Должен найти способ. Использовать все возможности. Я бы отдал тебе своего удава — он мог бы пробраться незамеченным, но ты знаешь, что он уже нестабилен и не слушается приказов. Змеи не поддаются дрессировке. Ты сам много раз это говорил.

Вкрадчивая и спокойная речь мафа внезапно успокоила Гая — он поднял взгляд и посмотрел на лакавшего сейчас молоко из блюдца удава: он легко вспомнил операцию и даже того, кому принадлежал размещённый сейчас в теле животного стек. «Последняя модель. Стек подключен к Сети, позволяя человеку осознавать себя и даже ограниченно общаться», — эти мысли пронеслись в памяти, не оставив следа. И всё-таки…

— Отдохни, подумай и не выключай катушки — тебе могут позвонить, — с этими словами Магнус взял Гая под локоть тем же движением, каким недавно поднимал мощное тело удава.

Шаркающей походкой он пошёл к дверям — сжимающая его локоть рука мафа доставляла почти физический дискомфорт, и всё-таки Гай убеждал себя, что должен быть благодарен. Где-то на задворках сознания он представлял себя тем самым удавом, который купает морду в блюдечке с молоком.

1) военная организация, осуществляющая операции по восстановлению мира во всей Галактике

Вернуться к тексту