Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Одиннадцатое ноября, 1999 год. Четверг

Гермиона Грейнджер с парой перьев, забытых в пучке на макушке, возмущённо редактирует абсурдный отчёт Донны о миграции селки. Настолько абсурдный, что уже почти готова отправить Донне кричалку из-за высосанных из пальца комментариев и предположений. Эта женщина выводила Гермиону из себя всю неделю — преследовала взглядом, словно готовилась вот-вот применить Круциатус из-за одного только факта знакомства с Тео и Драко.

Единственным спасением от печально известной страсти Донны к офисному сплетничеству вкупе с одержимостью неожиданным появлением Гермионы в отделе во время свадьбы Тео и Полумны стала статья «Пророка», после которой она поумерила пыл.

Впервые в жизни «Ежедневный пророк» сослужил Гермионе Грейнджер службу. Коллеги без колебаний приняли заявление о том, что она пришла поддержать Полумну, а Драко — Тео. С точки зрения газетчиков, Драко с Гермионой так и остались «врагами со школьной скамьи», что вполне её устраивало. Хотя многие всё равно поднимали тему ВМН, Гермиона постоянно уводила разговор от себя.

Спору нет, их раздирает от любопытства — как, чёрт возьми, и весь мир. Заголовок в сегодняшнем «Пророке» занял всю передовицу: «ЗОЛОТОЕ ТРИО: СОВПАДЕНИЯ И СВАДЬБЫ» с колдографией Рона и Ханны, идущих вместе по министерству; Рон выставил руку, словно защищаясь от камер. Ни один из них не улыбался.

В статье, написанной не кем иным, как Ритой Скитер, утверждалось, что Гарри Поттер, мальчик-который-выжил, женился на возлюбленной с хогвартских времен, Джинни Уизли. Весь абзац сочился приторной сладостью и рекламным оправданием ВМН, мол, «он свёл их вместе» — как будто они уже не встречались.

Рону не так повезло — «Пророк» написал, что Рональд Уизли сочетался браком с Ханной Эббот. В статье по косточкам разобрали её отношения с Невиллом Долгопупсом и имели наглость заявить, что «поскольку Уизли украл девушку Долгопупса, это может означать конец долгой дружбы».

Отрывок, посвящённый самой Гермионе, к счастью, скуден. В нём говорится, что её брак остаётся тайной за семью печатями, и хотя «волшебный мир затаив дыхание ждёт, за кого выйдет замуж героиня войны», нет никаких намеков на то, что Драко Малфой рассматривается как потенциальный партнёр.

Несмотря на это, заключительная строка в статье задевает Гермиону за живое, хотя она и знает, что это ложь. Ложь, которую Скитер написала с единственной целью: вывести её из себя.

«Учитывая, что давний возлюбленный Гермионы Грейнджер, Рон Уизли, теперь женат на Ханне Эббот, мы должны спросить себя: как далеко зайдёт Золотая девочка в своей мести?»

Скитер выставила её стервой и, что ещё хуже, подорвала её усилия по уничтожению ВМН одним коротким предложением.

Перо в руке трескается, и Гермиона поднимает взгляд. Уже третье перо за день, и пора бы поскорее наложить чары на отчёт, пока красные чернила окончательно его не залили.

— Репаро, — бросает она как раз в тот момент, когда раздаётся стук в дверь.

Это Дуглас, начальник бухгалтерии из их отдела, и в руках он держит вазу с цветами.

— Дуглас, входите, — приглашает его Гермиона, указывая на стул напротив себя.

— О, не волнуйтесь, мисс Грейнджер, я ненадолго. Просто зашёл, чтобы передать вам цветы — курьер случайно принёс их мне, поэтому я сказал, что сам вам отнесу.

Он ставит вазу на стол, и Гермиона смотрит на искусную композицию. Это спатифиллумы⁽¹⁾, разбавленные гипсофилами и абсолютно потрясающие.

— А курьер не упомянул, от кого они? — спрашивает Гермиона.

Дуглас пожимает плечами.

— Нет, извините.

— О, тогда, наверное, от Гарри. Спасибо вам! — Гермиона не питает абсолютно никаких иллюзий по поводу того, что вовсе не Гарри Поттер прислал ей букет, но сейчас на этом лучше не зацикливаться.

Дуглас кивает и выходит, закрывая дверь за своей дородной фигурой. Он добрый человек и не склонен к сплетням. Гермиона рада, что цветы оказались у него, а не у Донны, которая своим воспалённым мозгом наверняка бы решила, что их прислал ей Пожиратель смерти.

Что, честно говоря, не так уж далеко от истины.

Гермиона находит маленький свиток, умело запрятанный в цветах. Он легко поддаётся, и она быстро разворачивает его.

«Грейнджер,

ты как-то говорила, что лилии — твои любимые цветы. Надеюсь, тебе нравится французская кухня — я решил, что сегодня вечером мы отойдём от Италии. С нетерпением жду подробностей о твоей вчерашней встрече с друзьями. Особенно я заинтригован П и Н, поскольку раньше она обычно сама делилась со мной новостями подобного рода. Мы… друзья.

В любом случае, я надеюсь, тебе понравятся цветы. Подумал, что тебя нужно подбодрить: я слышал, что твой «давний возлюбленный» женился на другой девушке.

Расслабься, я шучу.

Увидимся вечером в коттедже. Как и договаривались, буду в шесть».

Это первое письмо от Драко, где он не подписался. Само собой, с его стороны это очевидная мера предосторожности. Любой мог перехватить цветы и узнать, от кого они, даже по инициалам. Однако за всё время их общения Гермиона успела изучить почерк Драко почти так же хорошо, как свой собственный, и теперь смотрит на букет с письмом в руке.

Цветы прекрасны, но что ещё более удивительно — они что-то значат. Драко запомнил её любимый сорт и даже прочитал письмо, которое Рон накануне вечером назвал «эссе».

Очередной стук в дверь заставляет Гермиону вздрогнуть, и она с трудом выдавливает:

— Войдите.

Появляется лицо Гарри, и Гермиона улыбается. Он редко заглядывает к ней в кабинет, но после сегодняшней статьи в «Пророке» она ждала его прихода.

— Привет. — Он плюхается на стул перед столом, рассматривая букет. — Красивые цветы.

— Спасибо. Ты знал, что лилии — мои любимые?

Гарри качает головой.

— Нет. Но они симпатичные.

Гермиона вздыхает в ответ на невежество Гарри — десять лет дружбы, но иногда она всерьёз беспокоится, что он понятия не имеет, кто она такая.

Однако она не забывает, как сражалась с ним бок о бок, компенсируя его слабые стороны своими умениями, и он отвечал тем же. Не забывает, как прижималась к нему и рыдала так, будто наступил конец света, и как после побега из поместья Малфоев чувствовала себя в безопасности только тогда, когда держалась за него и Рона, как за два якоря.

Цветы не делают людей друзьями.

— Ты читал «Пророк»? — спрашивает Гермиона, вытаскивая палочку и быстро накладывая Муффлиато на дверь.

Гарри усмехается.

— Да, чушь собачья.

— Кто бы сомневался, — фыркает Гермиона, — и всё же она отбросила нас на пару шагов назад. Теперь я буду выглядеть как убитая горем ведьма, пытающаяся вернуть своего мужчину, если пойду против ВМН.

— Да, — напряжённо говорит Гарри, — именно поэтому я хочу, чтобы ты притворилась счастливой с Малфоем.

Гермиона давится воздухом.

— Что?!

— Я сёрьезно, Гермиона.

— Ты что… ты хочешь, чтобы мы изобразили счастливый брак? Как тогда это будет выглядеть со стороны: всё якобы хорошо и радужно, но я всё равно не прекращаю попыток упразднить ВМН?

Гарри кивает.

— Я размышлял об этом, но как ты думаешь, мог бы Малфой тебе помочь? Если бы вы вдвоём объединились, а мы с Роном поддержали вас, только представь, какой силой мы бы обладали против ВМН?

— Он и так собирался помочь, — со вздохом напоминает Гермиона.

Когда дело касается планов, то, на удивление, это не самая сильная сторона Гарри. Малоизвестный факт, но Гарри Поттер не является стратегом в их компании — большинство его достижений зиждется в основном на чистой удаче и поразительной интуиции.

— Визенгамот что-нибудь ответил на твой запрос? — спрашивает Гарри.

Гермиона закатывает глаза и призывает пергамент, направляя прямо в лицо Гарри. Он хватает его, не дрогнув; служебные записки — новые снитчи.

— «Мисс Гермиона Грейнджер, — мрачно читает Гарри, — в настоящее время Визенгамот полностью закрыт для слушаний до окончания сезона отпусков. Я предварительно записала вас на приём на 6 января».

Гермиона вздыхает:

— Я планировала устроить скандал, пока не прочитала идиотскую статью Скитер.

Гарри комкает пергамент и бросает в мусорное ведро. Гермиона хмурится, зная, что потом всё равно придётся его оттуда вытаскивать, но пока пусть полежит.

— Подтверди эту встречу, — сдерживая гнев, бросает Гарри, — так у нас будет время для подготовки.

— Но до неё ещё почти два месяца! — возражает Гермиона.

Гарри пожимает плечами.

— Неважно. У нас на них ничего нет — мы просто наблюдаем за их реакцией. Я начну копать глубже, выясню, кто входит в Визенгамот, а ты продолжай в том же духе.

Гермиона снова закатывает глаза — Гарри наставляет её «продолжать в том же духе» со второго курса, когда до него наконец дошло, что «тот же дух» вполне себе правильный.

— Сделай мне одолжение, — говорит она, — проследи за Эрнестом Хоквортом.

— Главным чародеем?

— Да. Его именем были подписаны письма, когда нам рассылали партнёров. Возможно, стоит присмотреться и к Бабаджиде Акингбаде, но он не живёт в Британии, так что даже не знаю, будет ли он в принципе полезен.

Гарри кивает.

— Хорошо, займусь ими. Я крайне мало знаю о Хокворте, за исключением того, что он долгое время состоял в Визенгамоте и занял пост главного чародея после… после Дамблдора.

Гермиона поджимает губы.

— Я тоже, но подумала, что это не повредит. В любом случае, тебе пора возвращаться к работе — я точно знаю, что твой обеденный перерыв закончился десять минут назад.

Гарри усмехается.

— Раз уж Кингсли может скрываться и носу не казать, то чем я хуже?

Тем не менее, он покорно встаёт и улыбается на прощание.

— Пока, Гарри, — кричит Гермиона, когда он закрывает за собой дверь.

После его ухода она целый час пялится в отчёт о селки невидящим взглядом, перечисляя про себя все известные пары, подобранные ВМН, и выписывая их на полях пергамента, как делала уже сотню раз. И по-прежнему не находит ничего такого, чего не замечала раньше.

Чарли с Асторией: в голову не идёт ни одной зацепки, связанной с драконами, но любопытно, что Дафна — с Перси, то есть обе сестры Гринграсс объединены с братьями Уизли. Джордж с Парвати оба из Гриффиндора, что, судя по всему, нечастое явление, но, кроме этого, Гермиона не видит никакой другой связи. Рона с Ханной объяснить не получается совсем; Гарри с Джинни — тут всё логично, их пару Гермиона угрозами выторговала у Кингсли. У Дина Томаса и Кэти Белл общие интересы в квиддиче, а Невилл и Пэнси связаны через зельеварение, что вписывается в теорию об экономических преимуществах.

Гермиона записывает имена Тео и Полумны друг рядом с другом, затем своё и Драко и, наконец, Маркуса Флинта с Трейси Дэвис. Сердце делает удар и замирает.

Глядя на список имён, Гермиона внезапно спрашивает себя, так ли уж безумно предположение Рона о попытке министерства подставить Маркуса Флинта. Существует ли шанс, что и её свели с Малфоем по той же причине? Неужели они предполагали, что он собирается её убить? И тогда они смогут арестовать его, окончательно избавившись от Пожирателей смерти, избежавших Азкабана? Получается, Тео находится в той же ситуации?

Гермиона бросает взгляд на цветы на столе и письмо от Малфоя, лежащее рядом с ними.

Она заставляет себя дышать, призывает не терять рассудка. Драко Малфой — по общему признанию мерзавец и школьный задира, а затем невольный Пожиратель смерти во время войны — не убьёт её. В его намерениях не приходится сомневаться.

С самого первого письма, которое он прислал Гермионе ещё до объявления ВМН, он не делал ничего, кроме попыток дистанцироваться от своего страшного прошлого. Он согласился на все просьбы: от магловской свадьбы до переезда в её коттедж. Он сделал комплимент её внешности и подарил бесценный браслет, а ещё (возможно, самое главное) всё время называл её не иначе как Грейнджер или Гермиона.

Если Визенгамот планировал тщательно продуманное убийство Гермионы Грейнджер бывшим Пожирателем смерти, Драко не доставит им такого удовольствия.

Она бледнеет…

Смотрит на браслет на запястье, на переливающиеся грани лазурных драгоценных камней, оправленных в гоблинское серебро. С тех пор как Малфой подарил ей его, она снимала браслет, только чтобы принять душ.

Гермиона представляет Драко: самую первую встречу в «Уголке Явы», переживания, исказившие аристократичное лицо. «В моей семье принято дарить подарок на помолвку», — сказал он тогда.

Гермиона Грейнджер уверена, что, захоти Визенгамот её смерти или его ареста, их ничто не остановит. Они самолично организуют убийство и обвинят во всём Драко.

В чём она не уверена, так это в том, догадался ли Драко и скрывает ли он что-то ещё: иначе зачем бы ему дарить ей браслет, который якобы может в мгновение ока переместить его к ней? Хитрый слизеринец.

Даже не успев осознать свои действия, Гермиона хватает со стола сумку и скидывает всё внутрь. Судорожно призывает из мусорки письмо, которое Гарри выбросил. Быстрое Инсендио превращает ответ министерства и выписанные на поля совпадения в пепел, Гермиона поспешно накидывает пальто и покидает кабинет. По пути к выходу она ни с кем не заговаривает, целеустрёмленно направляясь к камину, откуда перемещается в Косой переулок.

Она трансгрессирует домой, спеша почувствовать, как её окружат защитные чары. В безопасности… Она в безопасности.

Работа подождёт — Гермиона может вернуться домой на три часа раньше обычного, и, благодаря репутации трудоголика, никто ничего не заподозрит. Все наверняка решат, что у неё какое-нибудь совещание.

Гермиона вешает пальто на крючок и идёт к заколдованному сундуку, спускается по лестнице. Наконец-то у неё появились маленький письменный стол со стулом, а половину стены занимает пробковая доска, заполненная булавками и заметками.

Сегодня Гермиона добавляет ещё три булавки — по одной для Маркуса Флинта, Драко Малфоя и Теодор Нотта. В записке, которую они прикалывают к доске, говорится: «Министерство планирует зачистить оставшихся Пожирателей смерти?».

Годрик, как же она надеется, что ошибается.

Она уже начала испытывать симпатию к Тео. Он не пытался конфликтовать на встрече в «Дырявом котле», когда сопровождал Полумну. Возможно, он вёл себя излишне сдержанно и закрыто, но дружелюбно, и смотрел на Полумну так, словно она его единственный источник света в целом мире. Часть Гермионы даже завидовала.

Она сидит перед доской и неотрывно разглядывает её. Трейси Дэвис мертва, но, как сказал Малфой, она покончила с собой. До сих пор не было предпринято никаких попыток обвинить в этом Флинта; хотя Гермиона больше не сомневается, что министерство способно на такое. Гарри узнает первым — и сообщит ей, если за Флинтом пошлют авроров.

Мысли о Гарри напоминают о его предложении.

Притвориться счастливой женой Драко Малфоя.

Гермиона не забыла о его словах: общественность возненавидит её, когда увидит, что они ладят, распнёт за предательство. В их глазах хорошо относиться к Малфою значит поддерживать идеалы Волдеморта. Однако её покровительство одновременно способно улучшить репутацию Драко.

На какой-то душераздирающий момент Гермиона задаётся вопросом, не в этом ли причина необъяснимой терпимости Драко. Однако она сразу же отбрасывает эту мысль, вспоминая, что он извинился ещё до объявления ВМН. Как же она чертовски благодарна ему за то, что у него хватило смелости написать ей и попросить прощения. Как сильно это изменило её мнение о нём.

Гермиона вздыхает и опускает голову на руки, волосы выбиваются из пучка и касаются пальцев. Решение давно принято, остаётся лишь принять его.

Гермиона Грейнджер поступает правильно.

Это практически часть её натуры, черта, заложенная в самой ДНК. Гермиона терпеть не может стоять в стороне и смотреть, как страдают другие, если имеет силы что-то изменить. Во имя этой идеи она основала Г.А.В.Н.Э., ей же вдохновилась для нынешней карьеры в министерстве и только благодаря ей смогла выдержать пытки Беллатрисы, не выдав никакой информации.

Притворяясь счастливой в браке с Драко Малфоем, она защитит его, даст общественности повод изменить мнение о нём и в то же время позволит протестовать против ВМН от имени других.

Едва ли это можно назвать самым сложным испытанием в жизни.

Гермиона с трудом поднимается на ноги и плетётся обратно наверх, вылезает из сундука и плотно закрывает его. Почти целый час она проводит в ванне, нежась в пене и притворяясь, что внешнего мира не существует. Эту привычку она выработала после окончания войны. Приняв первую ванну после битвы за Хогвартс, она почувствовала себя так, словно переродилась.

Когда Гермиона вылезает из воды, то чувствует, как ноют рёбра, и принимает болеутоляющее зелье. Целители в Мунго рассказывали, что длительное воздействие Круциатуса может вызывать воспаление, похожее на артрит, и время от времени оно даёт о себе знать.

Тяжёлые мокрые волосы послушно ложатся на плечи. Своего рода броня. Отражение в зеркале выглядит усталым, и Гермиона хмурится. Она наносит немного румян и рисует тонкие стрелки. Она редко пользуется косметикой, но Драко вряд ли понравится увидеть перед собой бледное приведение.

Завернувшись в махровое полотенце, Гермиона сидит на краю кровати и крепко сжимает в руке золотой галлеон ОД, рёбра которого впиваются в ладонь. Тот безмолвствует. Она не знает точно, как долго сидит в тишине, но к тому времени, когда наконец опускает монету в сумку, воздух холодит кожу.

В половину шестого Гермиона наконец одевается. Наряд она позаимствовала у Джинни много лет назад, но повода для него всё никак не находилось. Это водолазка нежно-розового цвета с V-образным вырезом на груди и длинными рукавами, сужающимися к запястьям. Она заправляет её в чёрную юбку до колен и обувает туфли-лодочки на низком каблуке.

На запястье поблёскивает браслет — напоминание о тысяче вопросов к будущему мужу, которые до сих пор остаются невысказанными.

Стук гулким эхом разносится по всему коттеджу, и Гермиона решительно идёт открывать дверь. Она распахивает её и сталкивается лицом к лицу с Драко Малфоем. На нём чёрное шерстяное пальто и по-слизерински зелёный шарф, а уголок губ приподнимается при виде Гермионы.

— Грейнджер, — говорит он.

Она кивает, затаив дыхание, снимает с крючка сумку и надевает длинный плащ.

— Спасибо за цветы.

— Не за что, — отвечает Драко. — Я подумал, что после статьи Скитер тебе понадобится повод мстительно охмурить меня.

Гермиона невесело смеётся по пути к воротам, медленно шагая по мощёной дорожке.

— «Пророк» горазд на выдумки.

— Это не значит, что люди их не читают, — вздыхает Малфой и меняет тему: — Могу я предложить тебе руку поддержки?

Гермиона кивает, обхватывая его за локоть. Так гораздо удобнее, Драко легко довериться и не сомневаться, что он благополучно доставит их к месту назначения.

Они уносятся прочь и появляются в сумрачной окраине магловского Лондона. Драко не отпускает руки Гермионы и ведёт её на восток. Он идёт размеренной походкой, и Гермиона благодарна ему за это. Даже несмотря на то, что каблуки низкие, она привыкла носить только удобную обувь на плоской подошве.

— Тебе нравится французская кухня? — спрашивает Драко.

Гермиона кивает.

— Да, но я, к сожалению, не говорю по-французски, так что тебе придётся переводить для меня.

Она уверена, что он владеет французским: во всех реестрах чистокровных, которые он присылал, написано, что Малфои — выходцы из Франции, и вряд ли Нарцисса Малфой допустила бы пробелы в образовании Драко.

— Конечно, — соглашается он, останавливаясь и открывая дверь в небольшой ресторан. Здесь нет никаких вывесок, кроме единственного неонового знака «Открыто», но внутри оказывается тепло и пахнет как в раю.

Метрдотель вежливо здоровается с ними и после недолгого разговора с Драко отводит в маленькую кабинку, отгороженную тёмно-синей ширмой; в центре стола приветливо мерцает свеча.

Как невыносимо романтично.

Гермиона проскальзывает за столик и снимает пальто, накидывая его поверх сумки и нещадно краснея.

— Мне нравится этот цвет на тебе, — неожиданно говорит Драко, и Гермиона переводит на него взгляд. По его лицу нельзя ничего сказать, но щёки украшает лёгкий румянец.

Гермиона прочищает горло.

— Спасибо. Я одолжила его у Джинни. Боюсь, у меня не так уж много одежды для свиданий.

— Вислый не часто водил тебя куда-нибудь? — протяжно спрашивает Драко.

— Ой, не начинай, — предупреждает Гермиона, но всё же хмыкает: — Но нет, я бы так не сказала.

Драко издаёт смешок:

— Ну, я весь в твоём распоряжении, только позови. Можем ходить куда и когда угодно, хотя, конечно, магловские места более предпочтительны. Меньше… любопытных взглядов.

— Уверяю тебя, — порывисто отвечает ему Гермиона, — я как никто привыкла к любопытным взглядам. Возможно, однажды мы даже отважимся на Косой.

Драко хмурится, но официант приносит воду и не даёт возможности возразить. Драко делает заказ на беглом французском, а затем бросает взгляд на Гермиону.

— Не хочешь вина?

Гермиона кивает.

— Да. Красное, пожалуйста.

Он говорит что-то ещё по-французски, и официант исчезает.

— Как там Тео с Полумной? — спрашивает Гермиона, нещадно желая увести тему от выходов на публику.

Драко закатывает глаза.

— Что ж, Гермиона Грейнджер, тебе должно будет приятно узнать, что ты снова оказалась права.

Гермиона хмыкает в ответ на его наигранный сарказм:

— Боже мой, что на этот раз?

— Тео подарил ей фестралов.

Гермиона ахает.

— Что? Они ведь относятся к исключительному классу волшебных животных с ограниченным доступом, и в соответствии с правилом два точка семь параграфа «А»…

— Грейнджер, расслабься. — Лицо Драко принимает удивительно умилённое выражение. — У Тео есть все необходимые документы. Я же говорил, что Нотты десятилетиями разводили фестралов.

Гермиона чувствует, как расслабляется, и понимает, что Драко Малфой не стал насмехаться над ней, а только успокоил. Конечно, он считает это забавным, но он не назвал её всезнайкой.

— Что ж, тогда это… хорошо.

— Хорошо, потому что ты была права? — Малфой смеётся и наклоняется вперёд. — Я о том, что в их случае министерство свело их из-за общего интереса к разведению фестралов.

Гермиона сглатывает. Она не уверена, стоит ли упоминать, что сейчас она разрабатывает теорию, согласно которой фестралы не имеют к ним никакого отношения, а вместо этого министерство планирует убить Полумну Лавгуд и её саму, чтобы отправить Тео и Драко в Азкабан. Интересно, догадывается ли об этом Драко?

— А что насчёт Пэнси? — говорит она.

Драко хмурится из-за внезапной смены темы.

— Пэнси ни разу не упоминала Долгопупса. Думаешь, они живут вместе?

Тогда Гермиона рассказывает ему всё, что узнала от Рона с Гарри: о том, как Невилл разбивает сердце и Ханне, и себе самому, но при этом не вымещает ненависть на Паркинсон. О том, как Джордж с Парвати поженились тайком ото всех, и хотя и не любят друг друга, но всё же хорошие друзья; что Чарли с Асторией не разговаривают, а Перси с Дафной часами сравнивают занудные тексты, которые любого другого свели бы с ума, и не переставая улыбаются друг другу.

Она рассказывает, как министерство готовится депортировать, обанкротить и посадить в тюрьму любого человека, который не подчинится ВМН, и не забывает про новость в «Ежедневном пророке» о выборе новой невесты для Флинта после смерти Трейси.

Она не рассказывает о предположении Рона Уизли или своих страхах.

В это время приносят вино, и Гермиона периодически делает маленькие глотки. Вино насыщенное, терпкое, и Гермиона заканчивает только тогда, когда бокал оказывается пуст.

— А ещё я записалась на слушание в Визенгамот, — заключает она. — Но только после Нового года. Мне нужно получить представление о том, кто поддерживает ВМН.

Драко Малфой внимательно слушает её, но не перестаёт задумчиво хмуриться.

— Они тебе не помогут. Они привыкли, что всем заправляет Хокворт: Дамблдор занимал должность главного чародея много лет, но почти всё это время, с тех пор как стал директором Хогвартса, он отсутствовал. Хокворт же был негласным главой, хотя и подчинялся желаниям Дамблдора, когда это имело значение.

— Я и не думала, что он… плохой, — вздыхает Гермиона. — Я просто не знаю, стоит ли он за ВМН.

— Вероятно, да, — заявляет Драко. — Хотя сомневаюсь, что он сам придумал эту злодейскую схему. Мой отец…

Драко выдавливает из себя слова, отводя от Гермионы взгляд, как будто ему невыносимо говорить о Люциусе, глядя на неё.

— Продолжай, — подбадривает его она.

Он оглядывается, в серых глазах мелькает удивление.

— Мой отец всегда считал его недальновидным дураком, которым легко манипулировать. Он жаждал власти больше всего на свете. Отец называл его «марионеткой Дамблдора».

Снова появляется официант, и Гермиона сдерживается, чтобы не поморщиться. Их всегда прерывают в самый неподходящий момент.

— Драко, — шепчет она, — не мог бы ты заказать мне что-нибудь с морепродуктами?

Он бегло просматривает меню.

— Тебе нравится соле?

Гермиона кивает, и Драко заказывает блюдо, название которого она никогда не сможет повторить, и что-то с ягнёнком. Официант ничего не записывает, не улыбается и исчезает так же быстро, как и пришёл.

— Ты думаешь, он жаждет власти? — спрашивает Гермиона, как только появляется возможность.

Суровый взгляд Драко встречается с её.

— А разве не все её хотят?

— Нет. — Гермиона вздрагивает. — Нет, не все.

Драко смеётся.

— Грейнджер, не будь наивной. Все хотят власти.

— Я не хочу, — упрямо отвечает она.

Он с любопытством рассматривает её.

— Хорошо. Тогда чего ты хочешь?

— Безопасности. — Слова вырываются быстрее, чем успевает оформиться мало-мальски цельная мысль.

Выражение лица Драко чуть смягчается, но слова обрушиваются на Гермиону ударами молотка:

— Ладно. И как, по-твоему, ты собираешься её добиться, Грейнджер? Что для этого нужно?

Гермиона чувствует, как перехватывает дыхание — он прав. Она не желает власти, во всяком случае, не так одержимо, как это делал Волдеморт. Однако она хочет быть в безопасности, хочет обладать силой, чтобы защитить себя и тех, кого любит. Она хочет что-то изменить.

— Это не одно и то же, — пытается оправдаться Гермиона.

— Ты права, не одно и тоже, — соглашается Драко. — Важно намерение.

Они погружаются в молчание, и Гермиона первой решает его нарушить:

— А ты?

— Что я? — переспрашивает Драко.

Она прищуривается, надеясь передать ту же пронзительную напряжённость, которая запросто удаётся ему.

— Зачем тебе нужна власть? Чего ты хочешь?

На долю секунды на его лице мелькает боль, но сразу же исчезает, словно бы ничего и не было. Слишком поздно — Гермиона заметила уязвимость. Ей удалось задеть его, но одновременно открыть для себя новую грань Драко Малфоя. Он хочет быть хорошим. Хочет, чтобы ему доверяли.

— Неужели ты не понимаешь, Грейнджер? — Он лениво ухмыляется. — Деньги и есть власть, а у меня денег больше, чем я могу потратить.

Она усмехается.

— Получается, я теперь так же могущественна.

— Начиная с воскресенья. — Он кивает, и во взгляде вспыхивают шутливые искры. Удивительно, но упоминание о предстоящей свадьбе не испортило им настроения.

Приносят еду, и беседа перетекает в более непринуждённое русло. Гермиона узнает, что Драко силён в чарах и заклинаниях, и хотя история с ремонтом Исчезательного шкафа закончилась печально, он ловко её избегает. Гермиона разглядывает его пальцы, замечая на коже глянцево-белые шрамы. Какой ценой обошёлся ему ремонт?

— Если честно, я подумываю углубиться в нумерологию, — вслух размышляет Драко, рассказывая о своём новом проекте. — Я как-нибудь покажу тебе расчёты, потому что мне кажется, если изменить…

Пока он говорит, приносят следующие блюда, и Гермиона наслаждается каждым кусочком в перерывах между поддержанием диалога. Драко умён — и это не новость, а вот подобное удовольствие от еды она не испытывала уже давно.

Он заказывает десерт, не спрашивая, и Гермиона улыбается его самонадеянности. Потом рассказывает о своих последних исследованиях зелий, и Драко уточняет, пробовала ли она использовать тритона или эссенцию растопырника вместо луминастры, с поиском которой возникли проблемы.

Приносят тарелку с профитролями, и каждый укус — откровение. Они тают во рту, и когда каждый съедает свою половину, остаётся последнее пирожное, которое Драко любезно отдаёт Гермионе.

Он оплачивает счёт магловскими деньгами, и Гермионе становится любопытно, но впервые в жизни она решает не торопиться. У них впереди долгая семейная жизнь, чтобы узнать о необычайно близком знакомстве с миром маглов.

Они выходят на улицу, и Драко ведёт их другой дорогой. Вскоре они сворачивают на мощёную площадь, где в витринах некоторых магазинов сияют рождественские огни.

— Не могу поверить, что уже почти Рождество, — удивлённо говорит Гермиона. Они шагают друг возле друга по улице, и хотя разговор подутих, ей комфортно.

— Я надеялся, что ты составишь мне компанию на свадьбе Блейза Забини и Падмы Патил. На следующей неделе, — просит Драко.

— Тянули до последнего, да? — хмыкает Гермиона, вспоминая, что до крайнего срока осталось всего восемь дней. — Конечно, я только за.

Драко вздыхает.

— Подозреваю, Блейз просто надеялся, что ВМН провалится до необходимости жениться.

— Ему не нравится Падма? — Гермиона помнит Падму: она училась в Когтевране, была более тихой и гораздо менее взбалмошной, чем её сестра Парвати. Умная и красивая девушка, и Гермиона чувствует обиду за неё — неужели она оказалась недостаточно хороша для Блейза Забини?

Драко смеётся.

— Блейзу не нравятся девушки.

— Оу. — Гермиона не знает, что сказать, в удивлении открыв рот, и раздражение рассеивается. — Оу, я понимаю.

— Ага. ВМН не особо интересуют такие мелочи.

Гермиона чувствует, как к горлу подступают слёзы из-за практически незнакомого человека. Из-за кого-то, к кому она никогда не хотела испытывать симпатию. Блейз Забини всегда производил впечатление снисходительного подхалима; хотя теперь Гермиона понимает, насколько сильно ярлык «слизеринца» мешал ей непредвзято смотреть на вещи. Возможно, всё это время она ошибалась.

— Это… ужасно. Мне очень жаль.

Драко пожимает плечами.

— ВМН ужасен для многих людей. Блейз сказал, что Падма принимает его и относится по-доброму. Но переживает о сроках беременности.

Внутренности Гермионы завязываются в узел от страха.

— Как… как Блейз планирует поступить?

— Если не останется выбора? — Драко останавливается и смотрит на Гермиону, словно оценивая, насколько сильно она хочет услышать ответ. — Предполагаю, напьётся в стельку и всё сделает.

Гермиона не находит слов. Она знала. Разве могла не знать? ВМН обязывает забеременеть — и она не находилась в неведении относительно того, каким образом это придётся осуществить. Не каждая ведьма или волшебник решили бы сделать это по собственной воле, а у некоторых и вовсе не получилось бы. Просто посмотреть правде в глаза до сих пор сложно.

— Мама… — Драко сглатывает, и Гермиона снова переводит на него взгляд. Он запинается, но продолжает, и на этот раз в голосе слышна многолетняя обида: — Моя мама жила в… далеко не идеальном браке в течение многих, многих лет, Грейнджер.

Гермиона чувствует, как пересыхает в горле. Ей всегда представлялось, что Люциус и Нарцисса Малфой нашли друг друга благодаря взаимному высокомерию и идеям о превосходстве чистокровных, объединились из-за глубокой ненависти к маглам. Как по-детски наивны были её мысли…

Что ж, каждый ребёнок считает, что все родители любят друг друга.

— Мой отец был злобным ублюдком. — Голос Малфоя становится ниже, интонация приобретает мстительно-стальные нотки, и по спине Гермионы пробегает страх.

— Я… мне так жаль, — шепчет она.

— Нет, — выплевывает он, пригвождая Гермиону к месту гневным взглядом. — Нет. Я не прошу тебя о жалости.

— Я не знаю, чего ты хочешь, Малфой, — признаётся Гермиона. Кажется, что малейшее движение или слово из её уст способны заставить вежливого Драко Малфоя исчезнуть.

Он пытается сдержать злость и выдыхает.

— Этого я не хочу.

Понимание поражает её подобно вспышке: Драко не хочет, чтобы она жалела его, но ещё сильнее он не хочет повторять судьбу родителей.

Драко Малфоя, мальчика, который боготворил своего отца и подражал ему во всём, больше не существует. На его месте Гермиона видит только одно — уязвимого мужчину.

— Я тоже этого не хочу, — честно говорит она. — И я точно знаю, что ты не станешь таким, как… как он.

Драко смотрит на Гермиону, словно видит в первый раз. Он неуверенно поднимает руку, кривым зеркалом повторяя сцену их первой встречи, и прижимает кончики пальцев к её скуле. Из-под пальцев брызжет тепло, прикосновение ощущается лёгким, как пёрышко. Гермиона внезапно понимает, что настал идеальный момент для поцелуя.

Она внезапно понимает, как сильно желает его.

— Поцелуй меня, — шепчет она и видит, как глаза Драко расширяются в неверии. Он кажется готовым возразить, но в тот же момент приближается к ней. Гермиона постоянно забывает, какой он высокий.

Он поднимает вторую руку, сжимает лицо горячими ладонями. За спиной мерцают рождественские огни, и на краткий миг Драко Малфой выглядит обыкновенным нервничающим мальчишкой, впервые целующим девочку. Гермиона приподнимается на цыпочки и прижимается к нему губами.

Поцелуй как взрыв — сочетание тепла и благородства. Руки Драко удерживают Гермиону на месте, и почти бессознательно она обхватывает его руками за спину, чтобы притянуть ближе.

Драко отстраняется практически сразу: слишком быстро по её мнению. Его взгляд полнится вопросами. Словно бы между ними рождается новый секрет. Неожиданный и сакральный. Все мысли о притворстве кажутся далёкими, нереальными.

— Я думаю, что наш первый поцелуй не обязательно должен состояться во время свадьбы, — полушепчет Гермиона, пока он не успел заговорить.

Драко не отпускает её, но на лице отражается боль. Внезапно он говорит, так же тихо, как она:

— Почему на свадьбе Поттера ты сказала мне, что Молли Уизли — самая могущественная ведьма в Британии?

В ответ на вопрос Гермиона расслабляет руки за его спиной, и Драко отпускает её, как будто она жжётся. Она жалеет, что вообще заговорила об этом, но теперь уже слишком поздно. Он этого не оставит.

— Малфои всегда были богаты. — Гермиона отводит взгляд. — Но не деньги, не чистота крови и не что-то ещё делали их такими могущественными — и тогда, и сейчас.

Драко изучает её, но молчит. Гермиона крепко обхватывает себя руками за грудь, то ли чтобы унять боль в грудной клетке, то ли чтобы помешать себе снова потянуться к нему.

Она продолжает, уже менее уверенно, чем прежде:

— Они могущественны. Ты могущественен.

— И что с того?

— У меня появилась теория, когда впервые объявили о ВМН, — поясняет Гермиона. В глазах Драко проскальзывает интерес.

— Что-то отличное от возможной выгоды для министерства от усиления бизнеса или теории экономических совпадений?

Не хочется признавать, но для Гермионы это не просто теория. Это именно то, чем является ВМН. Министерство признало это в первом чёрном письме, и независимо от дополнительных причин для отдельных совпадений суть остаётся прежней.

Как и она, Драко всё прекрасно понимает.

— Ты думаешь, они сводят нас ради силы. — Его голос ослабляет напряжение в плечах: кто-то должен нести этот груз вместе с ней.

— Мы уже знаем, что это так или иначе программа размножения, — отвечает Гермиона. Это давно уже не новость.

Драко коротко кивает.

— Да. Ты права. Но, по-твоему, они подбирают людей по могуществу и интересам, чтобы породить более сильные магические линии. Упрочить бизнес и экономическое партнёрство. Вроде и экономика, но в первую очередь — сила.

— Да.

— В письме говорилось, что пары будут подбираться на основе индивидуальной магической подписи.

Гермиона даже не считает нужным отвечать на это — они оба знают, что министерство лгало и раньше. К тому же что вообще означает магическая подпись, кроме силы?

— Кто достался Кингсли? — внезапно интересуется Драко.

Гермиона хмыкает.

— Мы все хотели бы знать ответ на этот вопрос. Он, вероятно, самый могущественный волшебник из ныне живущих, за исключением разве что самого Хокворта…

— Хокворт силён, — перебивает Драко, — но не в дуэльной магии. На дуэли он и минуты не продержался бы против Кингсли.

Она смотрит на него, продумывая следующий вопрос:

— А ты?

Драко поджимает губы.

— Не думаю, что смог бы его одолеть. У него богатый опыт — он прошёл через две войны.

— Но? — тихо добавляет Гермиона.

Драко морщится.

— Однажды я сражался с ним. На войне. Завязалась перестрелка, и он бился с Гойлом. Грег никогда не был сильным дуэлянтом, поэтому я отвлёк Бруствера, чтобы Грег смог сбежать.

— Я помню, — выдыхает Гермиона, и её пронзает осознанием. — Он говорил, что, возможно, существует по крайней мере один Пожиратель смерти, который сочувствует Ордену.

Драко отводит взгляд.

— Он совершил ошибку. Не из-за моего мастерства, мне просто повезло. Я не промахнулся, и он это понял. Думал, что вот-вот умрёт — Пожиратели смерти не… ну, они стреляют на поражение.

— Ты оглушил его, — говорит Гермиона. Ей известен конец этой истории даже без знания подробностей. Кингсли несколько дней подряд не умолкая рассказывал о Пожирателе смерти, который намеренно отпустил его. Перестал только почти две недели спустя, когда Люпин вернулся домой с вылазки весь в крови, едва живой.

Малфой выглядит несчастным, вспоминая прошлое, но вдруг выпрямляет спину.

— Так давай пойдём и выясним.

— Что?

Он пожимает плечами.

— Ты знаешь, где живёт Бруствер, должна знать, иначе как бы ты смогла угрожать ему перед распределением? Поэтому давай просто отправимся туда и узнаем, кто ему достался.

Гермиона открывает рот от удивления.

— Ты хочешь, чтобы я пришла в дом министра магии и спросила, с кем его сосватали, проигнорировав, что в своё прошлое появление я угрожала уничтожить министерство?

— Гермиона, — Драко выглядит так, словно вот-вот рассмеётся, — только не говори, что драгоценное гриффиндорское мужество покинуло тебя. Кроме того, разве тебе не любопытно?

Насмешливая интонация режет её по живому, и внутри закипает злость. Гермиона сжимает его руку чуть крепче, отпечатывая в сознании кривую ухмылку, и трансгрессирует.

Они приземляются на край тротуара и еле удерживаются на ногах. Гермиона упала бы на землю, если бы другая рука Драко не сжала её бедро так крепко, чтобы наверняка останутся синяки. На его лице отпечаталось выражение крайнего отвращения.

— Что-то не так, — говорит Гермиона, когда наконец может нормально дышать.

Дома Кингсли нигде не видно: вдоль улицы тянутся похожие коттеджи, но того, который она посетила почти месяц назад, больше нет.

— Он запретил тебе, — возмущённо цедит Драко. — Закрыл доступ и завёл нового Хранителя тайны. Ты больше не сможешь его найти, Грейнджер.

Гермиона чуть не плачет — Кингсли Бруствер, может, и повёл себя трусливо с ВМН, но они сражались вместе всю войну, и она поддерживала его на посту министра магии. Когда-то они были… друзьями.

Воспоминание о горячем тошнотворном дыхании на лице в лесу накатывает волной. Гермиона стояла так неподвижно, как только могла, пока Сивый принюхивался к воздуху, учуяв её запах, и про себя умоляла защитные чары держаться.

Возможно, она больше не сможет найти Кингсли, но готова поспорить, что он наблюдает за ней.

— Кингсли, — тихо, но твёрдо говорит она безмолвным сумеркам. — Мы знаем, что вы целенаправленно сводите нас, чтобы получить более мощные магические линии, поэтому хотим знать… кто может сравниться с тобой по силе?

Наверное, Гермиона ждёт, что Кингсли всё-таки появится? Драко сжимает её руку, и сложно сказать, когда это произошло, но ей греет сердце мысль, что если бы Кингсли смотрел на них прямо сейчас, то увидел бы прочное единство.

После длящейся бесконечно тишины Драко вздыхает.

— Пойдём домой, Грейнджер.

Приятно позволить ему обнять себя за плечи и потянуть в сторону, трансгрессировать на край коттеджного участка. Драко не отнимает руки, даже когда когда они приземляются.

Гермиона поворачивается к нему, он смотрит на неё из-под полуприкрытых век.

— Я провела незабываемый вечер, — слабо говорит она, — несмотря на нашу неудачную попытку добраться до министра магии.

Драко Малфой смеётся — всё его лицо преображается, — и Гермиона обнаруживает, что улыбается вслед за ним. Он так чертовски, до умопомрачения красив.

На этот раз она не приподнимается на цыпочки. Он сам внезапно наклоняется и целует её увереннее, чем тогда на площади. Всё ещё слишком целомудренно: простое прикосновение тёплых губ, но Гермиона пылает с головы до ног.

Драко отстраняется, продолжая сжимать рот. Она невольно прикасается дрожащей рукой к губам, припухшим от поцелуя и студёного ночного воздуха.

— Увидимся в воскресенье. — Гермиона чувствует, как щёки заливаются краской. — В магловской церкви

Драко торжественно кивает.

— Ты меня не пропустишь, я буду у алтаря.

Гермиона поворачивается, чтобы войти в дом, спиной ощущая тяжесть взгляда Драко и тысячу вопросов, которые она так и оставила храниться на задворках сознания. Она оглядывается назад, замирая на пороге. Драко не пошевелил ни единым мускулом.

— Спасибо, — тихо произносит Гермиона в свежую, чистую ночь. Она не знает точно, за что благодарит его — за приятное ли свидание, или за терпение, или за поцелуи. Возможно, за то, что он оказался добрее, чем она считала, или за его желание не превращать брак в кошмар наяву для них обоих.

Или, может, за готовность вступить в битву с человеком, который, по его признанию, превосходит его по силе, просто потому, что она нуждалась в ответах.

---

Примечания:

Итак, мы почти добрались до половины, следующая глава как раз будет центральной. А ещё в следующей главе — наконец-то! — нас ждёт свадьба Драко и Гермионы, и, надо сказать, это одна из моих любимых глав во всём фанфике. Повествование будет вестись от лица Драко, и он "пропадёт, окончательно и бесповоротно". Вообще Драко тут сладкая булочка и мужчина, каких не бывает в реальной жизни, и мне греет сердце, что я показываю вам это сокровище. Да, не то чтобы канон, но мы разве не за этим тут собрались?

П.С. Мне так нравится, что если в ино фанфиках герои идут во французский ресторан в Англии, там буквально НИКТО из персонала не разговаривает на английском, и позиции в меню тоже только на французском. Я не бывала в Англии, конечно, может, у них это действительно так, но звучит как-то нереалистично. Вам так не кажется?

П.П.С. Переводить эту главу было одно удовольствие, даже несмотря на бесконечное закатывание глаз и усмешки/ухмылки/смешки/хмыканья (я устала подбирать синонимы). Если следующая глава одна из моих любимых по содержанию, то по тексту и приятности работы, так сказать, эта пока выигрывает.

---

1) Разновидность лилий, также известная как «лилия мира».

Вернуться к тексту