Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Двадцать второе октября, 1999 год. Пятница

Джордж прибывает в «Нору» раньше всех. Народу сегодня в магазине было на удивление мало, а пришедшие выглядели мрачнее тучи. Повсюду только и разговоров, что о Законе. Гнев некоторых посетителей мог бы посоперничать с гневом самого Джорджа, но некоторые благодарно рассуждали, что министерство «наконец решило хоть что-то сделать с послевоенным упадком». Последние — либо старше сорока, либо уже женаты. Те, кого Закон не коснётся.

Джордж качает головой, вспоминая о причине встречи, и пытается подготовиться к предстоящему вечеру.

В миллионный раз за последние несколько часов он жалеет, что Фреда нет рядом.

Фред бы сражался с ВМН. Фред бы боролся с ним каждой молекулой своего существа, а Джордж — ну… Джордж возмущён, это правда. Он в ярости за всю свою семью, братьев и сестру, но сам он просто…

Конечно, ему не хочется жениться на незнакомке. Но у него не хватит духу вести ещё одну войну без брата.

— Джордж, — приветствует его мама, когда он заходит домой, — рада видеть тебя, дорогой.

Джордж легко обнимает Молли Уизли, отмечая, что у неё поджаты губы и всё напряжение, только-только начавшее рассеиваться после войны, вернулось в полную силу.

Новые часы стоят на почётном месте у стены, которую когда-то подпирал их предшественник. Хотя большая часть «Норы» сгорела, удалось сохранить планировку такой, как прежде. Большинство именных стрелок указывает на «На работе» или «В пути», и Джордж глотает острую боль, охватывающую его оттого, что имени Фреда там нет.

Они обсуждали возможность его добавления, но Билл придерживался практичного взгляда, заявив, что вряд ли всем пойдёт на пользу, если стрелка Фреда зависнет напротив «Потерялся». Гермиона упомянула, что заклинание может даже не сработать, поскольку часы зачаровываются с использованием магического слепка каждого человека, а Фред… ну, его больше нет.

— Где папа? — спрашивает Джордж.

Молли Уизли снуёт по кухне с полотенцем в руке. Она ничего не вытирает, просто каждые несколько секунд отжимает его.

— Ах, он в саду. Думаю, решил немного проветриться.

Джордж морщится. Из всего семейства Уизли его отец может похвастаться самым спокойным характером. Если Артур Уизли настолько разгневан, что ему требуется «проветриться», это не сулит ничего хорошего.

— Надеюсь, он не слишком себя накручивает, — бормочет Джордж.

Появление Перси отвлекает Молли от ответа, и они даже не успевают поприветствовать его, как следом из-за двери выскальзывает Гермиона.

Джордж отмечает, что она выглядит усталой. Её обычно вьющиеся волосы собраны в тугой узел на макушке, заколотый простым карандашом. В любой другой день Джордж специально вытащил бы его, только чтобы посмотреть, как распадётся во все стороны аккуратная причёска.

— Где папа? — спрашивает Перси, повторяя вопрос Джорджа.

— В саду, — отвечает он одновременно с Молли.

Гермиона хмуро смотрит в окно.

— Может, нам пойти за ним?

— Не стоит, дорогая, — уверяет Молли, — он скоро придёт. Чарли прислал сову, передал, что получил разрешение на звонок по каминной сети после сегодняшних писем, и Артур по собственной воле такое не пропустит.

— Чарли получил письмо? — Гермиона в ужасе. — Он же в Румынии!

Джордж закатывает глаза.

— Так или иначе он остаётся гражданином Англии. Видимо, письма разослали всем, вне зависимости от их местонахождения.

Перси тяжело вздыхает и плюхается за стол на своё обычное место.

— Весь этот ВМН не только куча драконьего дерьма, но и бюрократический кошмар.

Джордж снова закатывает глаза и ловит взгляд Гермионы, вызывая у неё усмешку.

— Привет, дети. — Артур входит через заднюю дверь, его голос приветливый и спокойный, и Джордж рад видеть отца с привычной улыбкой на лице.

— Привет, папа, — хором произносят они с Перси, и Артур усаживается за стол.

В четыре пятьдесят семь вечера за столом сидят почти все, держа напряжённые спины прямо, а через парадную дверь вбегают Гарри с Джинни.

— Гарри, Джинни, вы едва успели! — Гарри быстро обнимает Гермиону, готовую вот-вот расплакаться, и занимает место за столом. Рон следует за ними гораздо более степенно и только усаживается, как в открытую заднюю дверь влетает сова.

На этот раз пергаменты не свёрнуты в свиток: они лежат в конвертах, окрашенных в зловещий, глубокий чёрный цвет. Молли безысходно раздаёт письма со скорбной гримасой на лице, но ничего не говорит.

Пока все сидят, уставившись на чёрные конверты в руках, как будто это громовещатели, грозящие тут же взорваться прямо в лицо, именно Перси демонстрирует своё гриффиндорское мужество.

— Я начну, — говорит он.

Джордж знает, что это проявление доброты. У Перси нет возлюбленной, и хотя глупо отрицать, будто его будущее не зависит от содержимого конверта, оно не кажется таким разрушительным, каким может стать для Гарри или Джинни. Джордж внезапно осознаёт, что сам ничем не отличается от брата.

— Дафна Гринграсс, — наконец говорит Перси, — не думаю, что знаю её.

— Слизеринка, — почти выплёвывает Рон.

Гермиона вздыхает.

— Она училась с нами на одном курсе. Да, Рональд, она была слизеринкой, но это не делает её злой. Я не помню, чтобы она хоть раз нам грубила.

Перси кивает, его лицо бледнее, чем когда-либо на памяти Джорджа. Он сжимает чёрный конверт в руках, подавляя разливающийся по рукам и ногам страх. Хочется поскорее покончить с этим, и в спешке Джордж чуть не разрывает конверт пополам, в противоположность аккуратному надрыву Перси.

«Джордж Фабиан Уизли,

для вас было найдено благоприятное соответствие с

Парвати Дией Патил.

Поздравляем».

Джордж читает и чувствует, как начинает кружиться голова, — сам пергамент чёрный, как ночь, а чернила — цвета слоновой кости. Он никогда не испытывал ничего подобного, и буквы на мгновение расплываются перед глазами.

— Парвати Патил, — наконец выдыхает он, — могло быть и хуже. Она гриффиндорка, и я знаю её.

Кажется, раньше у неё были длинные чёрные волосы, гладкая смуглая кожа и мягкий голос. Джордж не может припомнить, чтобы когда-нибудь по-настоящему разговаривал с девушкой, разве что слышал о ней мимоходом. Она училась на одном курсе с Роном, так что общих занятий у них не было.

— Парвати симпатичная, — говорит Рон, прерывая его размышления, — и милая.

Джордж хмурится. Вероятно, она была милой в Хогвартсе, но Джорджу внезапно приходит в голову, что придется её узнавать. Придётся встретиться с ней, поговорить и поцеловать. И нет абсолютно никакого выбора.

— Вот чёрт, — раздаётся голос Рона, и Джордж поднимает глаза. Младший Уизли сжимает в руках вскрытый конверт и выглядит так, словно увидел призрака. Лицо Гермионы бледно и покрыто морщинами от беспокойства, и Джордж даёт волю воображению, представляя, что может быть написано на пергаменте Рона.

— У меня Ханна Эббот, — говорит он, — она милая, конечно, но как же Невилл?! Они встречаются целую вечность!

После этих слов за столом воцаряется тишина, и, когда Гарри наконец нарушает её, его голос звучит подобно скрежету гравия:

— Полагаю, он примет это.

— Давай теперь ты, Гарри, — настаивает Гермиона.

Джордж впивается глазами в Гарри Поттера, выталкивая все мысли о Парвати Патил из головы. Взгляд мечется между Гарри и Джинни, и Джордж молится любому божеству, которое способно его услышать, о помощи.

Гарри и Джинни вместе вскрывают конверты, и, когда они вчитываются в чёрный пергамент, на их лицах проступает ясное, как божий день, облегчение. Словно солнце, выходящее из-за грозовых туч.

Джинни разражается слезами и бросается к Гарри, который едва успевает моргнуть, прежде чем она сбивает его.

— Всё в порядке. Всё в порядке. Мы друг у друга, — ошеломлённо бормочет он.

Джордж вздыхает и смотрит на часы у стены. Имени Фреда там нет, но иногда он клянётся, что до сих пор чувствует его.

Оглянувшись, он замечает на лице Гермионы странное выражение, колеблющееся между самодовольством и отчаянием. Джордж угрюмо смотрит на неё, но девушка не отводит взгляда от обнимающих друг друга Гарри и Джинни.

Она прочищает горло и хватает свой конверт.

— Ладно, — говорит Гермиона и проводит пальцем по шву. Стол замолкает и смотрит на неё, последнюю из их семьи, кто вскрывает конверт.

Джордж стоически наблюдает, как она читает, и отмечает лишь мимолётное удивление. Это ничего не значит: на третьем курсе Гермионы в Хогвартсе Джордж понял, что из всех его друзей и родственников она превосходнейшая лгунья. Может, так говорить нехорошо, но её бесстрастное лицо непроницаемо.

— У меня Драко Малфой, — заявляет она.

Её слова вызывают настоящий хаос: Рон рычит и достаёт палочку, как будто может проклясть его издалека. Джордж чувствует, как внутри поднимаются ярость и гнев, казавшиеся давно забытыми. Он готов к новой войне, в которой поклялся не принимать участия.

Джордж открывает рот, готовясь осыпать Малфоя угрозами, но Гарри его опережает.

— Я пойду к Кингсли, — огрызается он, — буду сражаться, но ты не окажешься снова запертой в этом поместье.

Джордж никогда не слышал, чтобы Гермиона упоминала о произошедшем в Малфой-мэноре, но знает, что Рон всё ещё изредка просыпается, выкрикивая её имя. Он видел шрам на её предплечье, и иногда, на семейных обедах, когда отсутствие Фреда ощущается как воронка в груди, Гермиона оказывается рядом и присоединяется к нему на заднем крыльце. Она никогда ничего не говорит, просто прижимается к плечу, и Джорджу хочется умереть немного меньше.

Он понимает, что вытащил палочку и готов последовать за Гарри сражаться. И Джордж не единственный — всё семейство Уизли выглядит готовым к битве.

Гермиона остаётся пугающе спокойной.

— Гарри… Гарри… всё хорошо. Всё хорошо. Я не обязана жить в поместье — нет закона, согласно которому я должна переехать к мужу.

— Да, зато есть закон, согласно которому ты всего-то должна выйти замуж за мерзавца, — усмехается Рон. — Ты правда думаешь, что он согласится жить в твоём домике?

Джордж никогда не бывал в коттедже Гермионы. Как и никто другой, кроме Рона с Гарри. В этом отношении Джордж завидует ей, потому что сам всё ещё живёт над магазином в квартире, которую они делили с Фредом, и вся его семья приходит и уходит через камин, когда заблагорассудится. Иногда после напряжённого дня, проведённого в их компании, Джордж смотрит на пустой камин и ждёт, когда Фред вернётся домой, прежде чем понимает, что этого никогда не произойдёт.

— Я не знаю, — напряжённо отвечает Гермиона, — давай пока не паниковать. Могло быть и хуже.

Джордж задерживает взгляд на пальцах её левой руки, лежащих на столе. Мизинец подрагивает, и она прячет его под стол, подальше от чужих взглядов.

Вот оно, последствие длительных пыток Круциатусом. Джордж уже видел такое раньше, как у друзей, так и у покупателей в магазине. Гермиона едва ли единственная, кто страдает от судорог, хотя ей удаётся хорошо контролировать и скрывать их.

— Как? — Джордж удивляет самого себя, отвечая ей. — Как могло быть хуже?

Рон яростно кивает.

— Да, Миона, этот человек годами называл тебя грязнокровкой…

— Рональд Уизли! — Молли перебивает Рона с ужасом в голосе. Рон закрывает рот, но не берёт своих слов обратно. Джордж полагает, что он не ошибается, и Гермиона это знает.

— Гермиона, дорогая, — начинает Артур, — мы не будем делать поспешных выводов. Почему бы тебе не написать мистеру Малфою, и, если он… не… подходящая пара, тогда мы можем передать твоё дело в Визенгамот? Ты сможешь попросить об одолжении Кингсли — он нам поможет. Он в долгу перед тобой.

Гермиона медленно кивает.

— Я так и поступлю, мистер Уизли.

Джордж прищуривает глаза — ну да, очевидно. Она лжёт. Лжёт в лицо его отцу о том, что свяжется с министерством, и Джордж знает, знает, что он единственный, кто это видит.

Шипящее зелёное пламя отвлекает его от дальнейших расспросов, а затем внезапно в огне появляется голова Чарли. Длинные волосы ободом ложатся вокруг его лица, и он так похож на Билла, что становится жутко.

Молли бросается на колени к огню.

— Чарли, дорогой, как ты?

Чарли улыбается, но кажется усталым, даже сквозь тлеющие угли.

— Нормально, мам. У меня всего несколько минут, но я подумал, что ты должна узнать, кто будет твоей новой невесткой.

Джордж видит, как глаза матери наполняются слезами, а отец встаёт со стула и подходит к ней. Он нежно сжимает плечо жены, и Джордж внезапно обнаруживает, что в нём поднимается решимость, для которой, как всегда казалось, ему необходим был Фред.

Всё так несправедливо — его родители сражались в двух магических войнах, чтобы спасти себя и свою семью, обеспечить им безопасность и свободу. Джордж видел, как мама плакала над давно погибшими братьями, видел, как отец оплакивал шрамы Билла, и никогда не забудет их крики из-за Фреда…

Нет.

Джордж не станет стоять в стороне и смотреть, как у них крадут с таким трудом завоёванную свободу. Будь он проклят, если увидит, как его мать выдаёт замуж всех выживших детей без любви.

— Это Астория Гринграсс. — Голос Чарли монотонен, так непохож на его обычный жизнерадостный тон.

— Чёрт, да мы утонем в слизеринцах и сёстрах Гринграсс, — огрызается Джордж, не успевая придержать язык.

Чарли хмурится сквозь огонь.

— Простите?

Перси вздыхает.

— Мне выпала Дафна Гринграсс. Обе сестры наши.

— Это вообще законно?! — Рон в ужасе.

Джордж закатывает глаза.

— Эй, приятель, да что за глупость. Конечно, законно. Они же не женятся друг на друге.

— Я никогда её не видел, — устало говорит Чарли, не давая Рону встрять. — Но планирую написать ей, сразу как договорю с вами. Она… немного моложе меня.

Джордж мысленно возвращается в Хогвартс, но не может вспомнить Асторию Гринграсс. Он едва-то вспомнил, что на одном курсе с Роном училась её старшая сестра.

— В школе она была на год младше нас, — бормочет Гермиона, — ей всего девятнадцать.

Джордж внезапно думает, не напугана ли она. Ему лучше других известно, какой Чарли нежный и добрый, но всё, что будет знать девочка Гринграсс, — что он Уизли. Или хуже — что он двадцативосьмилетний укротитель драконов, который безвылазно живёт в Румынии. Далеко не утончённый чистокровный аристократ.

— Тогда я тоже напишу Дафне сегодня вечером, — говорит Перси. — Таким образом, мы не оставим ни одну из сестёр в неведении.

Чарли кивает.

— По крайней мере, я знаю, что мне понравится мой шурин.

Джордж морщится, когда сдавленный смех мамы переходит в рыдание. Отец опускается на колени рядом с ней и крепче обнимает её за плечи.

— Прости, мам, — хмурится Чарли, — наверное, мне следовало послушаться тебя и остепениться много лет назад.

Джордж ненадолго задумывается об Анджелине — они расстались перед битвой за Хогвартс, и хотя она написала ему после Фреда… ну, он не был готов.

И до сих пор не готов — ни к Анджелине, ни к Парвати, ни к кому-либо ещё.

— Послушайте меня, дети, — Молли Уизли поднимается на ноги и выпрямляет спину, — это не ваша вина. Это вина Визенгамота и министерства, которые слишком узколобы, чтобы позволить нам исцелиться и жить в мире. Закон может привязать вас к супругу, которого вам не дали выбрать, но эта семья навсегда останется вашей собственной.

Глаза Гермионы наполняются слезами, Джинни утыкается лицом в плечо Гарри, а Джордж снова сжимает кулаки.

Чарли кивает на её слова.

— Это утешает. Свяжемся позже.

Его голова исчезает, оставляя на месте себя небольшой потрескивающий костерок.

Пришедшая в его отсутствие тишина бесконечна. Гермиона медленно встаёт, удерживая равновесие на дрожащих ногах.

— Думаю, я тоже пойду домой, — бормочет она, — надо… Надо написать письмо.

Рон тоже поднимается.

— Я провожу.

Джордж наблюдает, как она быстро обнимает его маму, крепко прижимая её к себе. Рон следует за Гермионой к двери, а Джордж хватает свой конверт с ужасным именем внутри и скрывается на лестнице. Никто не останавливает его, и Джордж сбегает в комнату Перси, оставляя свет выключенным, садится на кровать и слегка приоткрывает окно.

Благо Перси вышел подышать перед домом, а Джордж никогда не претендовал на благородство. Он вытаскивает удлинитель ушей — интересно, объяснит ли Гермиона, почему солгала. Если нет, он спросит её напрямую при следующей встрече.

— …хочу, чтобы ты попробовал с Ханной. Может, ты сможешь быть счастлив? — Голос Гермионы наполняет ухо, и Джордж наклоняется, чтобы выглянуть на крыльцо. Они стоят лицом к лицу, в нескольких футах друг от друга. Оба выглядят немного бледными, но если Гермиона всем своим видом выражает смирение и принятие, то Рон в ярости.

— Ханна замечательная, но она возненавидит меня. Из-за меня она теряет Невилла, понимаешь?

Джордж на мгновение закрывает глаза, потому что все это бред сумасшедшего. Рон… Рон хороший. Из всех детей Рон больше остальных похож на Артура Уизли, и это проявляется в его непоколебимом характере, его преданности. Джордж всегда думал, что именно Рон первым найдёт милую девушку и заведёт с ней целую ораву малышей Уизли.

Джордж слушает, как Гермиона утешает Рона, настаивая, чтобы он оставался добр к Ханне и попробовал наладить с ней отношения. Это отличный совет, и, пожалуй, Джордж тоже воспользуется такой стратегией. Найдёт с Парвати общий язык и подружится с ней перед свадьбой. Жаль, что он совершенно её не помнит.

Джордж приникает к старой кровати Перси, мысль о женитьбе кружится в мозгу, затягивая в пучину. Он возвращается к подслушиванию разговора брата только тогда, когда Гермиона наконец раскрывает свой секрет.

— Рон, я бы хотела, чтобы ты ни с кем не делился тем, что я собираюсь тебе рассказать, даже с Гарри.

Джордж хмурится — все мысли о браке забыты. Он не близок с Гермионой, не так, как Рон или Гарри, но он никогда не видел, чтобы она что-то скрывала от последнего. Война сблизила эту троицу, а там, где люди вместе живут и выживают, обычно не остаётся места секретам. Но теперь они скрываются, словно воры.

— В чём дело? — звучит голос Рона.

Джордж наблюдает, как Гермиона бросает взгляд на мамину кособокую цветочную клумбу, впиваясь взглядом в поникшие бегонии. Незаметно подкралась осень, и всё умирает. Как-то даже символично.

— Драко Малфой написал мне, — объясняет Гермиона, — три месяца назад. Чтобы извиниться.

Джордж чуть не падает с кровати, торопясь подойти поближе к окну. Он думал о чём угодно, что мог бы услышать в её признании, но только не об этом. Джордж представлял, как она пробирается в министерство и угрожает чиновникам. Он ждал бойни.

— Я не утверждаю сейчас, что он святой, и даже не говорю, что он хороший парень, но послушай — могло быть и хуже. Он в долгу передо мной за то, что я защищала его на суде, и он помнит об этом.

— Извинения — это одно, — твёрдо говорит Рон, — а брак — совсем другое.

Джорджу хочется поаплодировать словам брата, совсем чуть-чуть.

— Ты прав, Рон. Но я не вижу, чтобы у меня был большой выбор. Конечно, я могла бы сбежать, но не хочу терять единственную семью, которая у меня осталась.

Джордж чувствует, что улыбается, глядя на их затенённые силуэты. Ему близки её чувства: даже он скорее женился бы на Малфое, чем отказался от своей семьи. Гермиона выбирает меньшее из двух зол — просто никто никогда не представлял, что брак с Драко Малфоем можно будет считать меньшим.

— Гермиона, — искренним гулким эхом разносятся слова Рона в тишине ночи, — ты самая умная ведьма, которую я когда-либо встречал. Ты можешь избавиться от этого дурацкого Закона — можешь всё исправить. Тебе не придётся оставаться замужем. Я уверен в этом.

Джордж вздыхает, слушая речь Рона. Дело не в том, что он ошибается — Гермиона невероятно умна, она действительно умнейшая ведьма их поколения, — но он возлагает непосильную задачу на её плечи. Чтобы найти лазейку для отмены Закона о восстановлении магической нации, могут потребоваться месяцы, если не годы. Гермиона Грейнджер способна справиться с ним, но даже Джордж не настолько глуп, чтобы поверить, будто ей удастся совершить это за тридцать дней.

Министерство, хотя и несовершенное, редко бывает небрежным.

— Рон, я попытаюсь, — обещает Гермиона, её голос в ухе Джорджа звучит так ясно, будто она стоит совсем рядом, — попытаюсь исправить всё, и вы с Ханной сможете остаться друзьями, а Джордж — жениться на ком-то, кого он любит, клянусь тебе, я всё исправлю.

Джордж сглатывает комок в горле: она не забыла и о его счастье? Гермиона всегда была доброй, более вдумчивой, чем другие. Джордж почти жалеет, что не вытащил её имени — он не любит её, не видит в ней никого, кроме названой сестры, но всё было бы так легко. Они проявляли бы ласку и доброту друг к другу, призраки прошлого могли бы спокойно витать между ними, и он бы понял. Она бы поняла.

Джордж смотрит, как брат притягивает Гермиону к себе, чтобы крепко обнять, и гадает, почему же они тогда расстались. Он не винит их: восстанавливающийся после войны мир вряд ли подходящее место для зарождающегося романа, но Рон по-прежнему молчит об истинных причинах.

Джордж подозревает, что даже Гарри не в курсе.

Когда Гермиона начинает разворачиваться, он торопится поднять ухо, но в последнюю секунду голос Рона заставляет его замереть.

— Гермиона, если он хоть пальцем тебя тронет, мы его убьем.

Джордж никогда не слышал, чтобы голос Рона звучал так, как сейчас, — отяжелевшим от тьмы и ярости. До этого момента Джордж и помыслить не мог, что Рон на такое способен. И всё-таки Джордж не сомневается в нём: Рон закалён в боях, искушён в военном искусстве и умеет убивать. «Мы», о которых он говорит, наверняка включают Гарри.

Джордж предполагает, что они втроем — Золотое трио — раньше поступали и похуже.

Гермиона смотрит на Рона из-под укрытия Джорджа, её лицо скрыто тенью и расстоянием.

— Рон, — голос мягок и твёрд, — если он хоть пальцем меня тронет, я убью его сама.

Джордж отрывает удлинитель от уха, не желая слушать, как люди, которых он так нежно любит, раскрывают своих потаённых чудовищ.

Не желая признавать, что готов сделать то же самое.