Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Примечания:

С днём солидарности, мои дорогие и прекрасные читательницы! Надеюсь, новая глава станет хорошим подарком. Счастье можно найти даже в самые тёмные времена, если не забывать обращаться к свету.

Девятнадцатое ноября, 1999 год. Пятница

Гермиона рада, что Малфой предупредил её об украшениях Джуни, поскольку, переступив порог собственного дома, обнаруживает, что коттедж преобразился. Мерцающие гирлянды золотых огней обвивают карнизы и несколько деревьев. С двери свисает пышный венок из вечнозеленых растений, и когда Гермиона трепетно открывает её, то встречает запах клюквы и бальзама.

Божественно.

— Грейнджер. — Драко поднимает взгляд с дивана. Он сидит в углу с книгой в руке, накрывшись неизменным по-слизерински зелёным пледом. Камин пышет теплом.

Такую сцену, полную уюта и безмятежности, Гермиона боялась представить годами, не позволяя себе мечтать, что когда-нибудь и она сможет возвращаться домой к кому-то, кто её ждёт. К кому-то, с кем безопасно.

Она бросает сумку на пол, небрежно вешает куртку и, не осмеливаясь дважды подумать, подсаживается к Драко ближе обычного. Он приподнимает светлую бровь, но ничего не говорит. Гермиона сглатывает, протягивает руку и хватает край пледа, накрывает им ступни, тянет дальше до голеней. Драко продолжает молча смотреть на неё и в конце концов отнимает свою ладонь от коленей и кладёт на ноги Гермионы. Исходящий от него жар обжигает даже сквозь покрывало.

— Привет, — шепчет она.

Его серебристые глаза оценивают внешний вид Гермионы, и она поглубже прячет каждый намёк на неуверенность, не даёт лицу изменить выражение и удерживает руки от попытки поправить волосы. Она старается забыть, что всегда была слишком помешанной на книгах, слишком заучкой, слишком слишком. Драко женился на ней по принуждению и не обязан оставаться рядом. Не существует весомых причин, по которым он должен был бы переехать в её небольшой дом, подстроить жизнь под её нужды и идти на компромиссы во многих вопросах, которые составляют суть Драко Малфоя.

— Что творится в твоей голове, Грейнджер?

Она сглатывает.

— Знаешь, если бы я сидела ближе, мы могли бы разделить плед на двоих пополам.

На лице Драко мелькает удивление, однако сразу же сменяется привычным сдержанным выражением. Он не отвечает, но всё-таки приглашающе приподнимает край пледа. Гермиона пододвигается, забирается под него и несмело прижимается к тёплому боку, вытягивая ноги вперёд. Драко обхватывает рукой её плечо и ещё сильнее вдавливает Гермиону в диван.

Она отваживается сказать:

— Так лучше. Гораздо теплее.

— Да, — медленно отвечает он. После этого повисает тишина.

— Всё так красиво выглядит, — говорит Гермиона, без особого энтузиазма указывая на украшения, которые развесила Джуни.

— Да, правда.

Она не сдаётся:

— Что читаешь?

— Книгу.

Гермиона сглатывает — до чего же он всё усложняет. Каждая частица её существа хочет сбежать и закрыться в кабинете, лишь бы вернуться к с таким трудом завоёванному отстранённому покою.

Только… только… Гермиона желает не этого.

Медленно вздохнув, она бросает взгляд на обложку книги в его руке. С книгами всегда легко, в книгах она сильна.

— Знаешь, я её читала, — говорит Гермиона, подтягиваясь головой ближе к его ключице. — И оно определённо стоило того. Не буду портить тебе впечатление, но оками⁽¹⁾ описаны отлично. Я не удивлюсь, если автор писал о том, что знает из первых рук. До этого я никогда не осознавала, насколько они похожи на драконов, хотя, по-видимому, не имеют ни малейшей родственной связи! Ты знал, что панцирь оками сделан из чистого серебра? На них охотились практически до…

Прикосновение губ Драко к её волосам вынуждает замолчать так же эффективно, как могли бы подействовать обыкновенные слова.

— Грейнджер, — бормочет он, — говори уже.

Гермионе интересно, что он имеет в виду — должна ли она рассказать ему о Кингсли? О Рите Скитер и её подлости? Или о том, что сегодня днём она планирует увидеться с Полумной и попросить о помощи? Должна ли она рассказать о своих планах встретиться вечером с Гарри и Джинни, чтобы провести общественность, или ей следует признаться, что она подозревает министерство в заговоре с целью её убийства?

Или лучше рассказать о том, как ей здесь нравится? Как она любит свой дом, и огонь, и тепло тела Драко подле себя и как ей хочется, чтобы он снова поцеловал её как в ночь свадьбы. Чтобы он по-настоящему желал её поцеловать.

Однако вместо этого она говорит только:

— Я стёрла родителям память о себе.

Слова вылетают сами собой, Гермиона сглатывает, испугавшись, что сказанного уже не вернуть. До этого правду знал только Альбус Дамблдор, который просто кивнул в знак согласия. Она обезопасила свою семью. Что в сравнении с этим значит потеря единственной дочери?

Щёки горят, и Гермиона с ужасом понимает, что огонь размывается от непролитых слёз.

— Возможно, это слабое утешение, — голос Драко мягок, — но ты спасла им жизнь, Грейнджер.

Она поднимает голову, лица оказываются так близко друг к другу, что его дыхание оседает на её коже. Серые глаза расплываются.

— Я должна была предоставить им выбор, узнать, чего они на самом деле хотят, — выдавливает Гермиона. — Окажись на их месте я, я бы не захотела спастись таким способом, даже если бы игра стоила свеч. Не такой ценой. Я бы выбрала бороться. Честно, я бы решила бороться.

Драко внимательно смотрит на неё. Его ответ режет Гермиону по живому:

— После того, как той ночью ты сбежала, Беллатриса держала меня под Круциатусом несколько часов, хотя трудно сказать наверняка. Я рассказал ей всё, что о тебе знал, а это, если на чистоту, не так уж и много. Но она зациклилась на тебе, как одержимая днями напролёт искала мельчайшие подробности о твоей жизни. — Драко сглатывает, взгляд бесцельно обращается к огню. — Я видел, как она возвращалась в поместье, испачканная в крови каких-то маглов. Я мог только наблюдать, одновременно ожидая и страшась того дня, когда это, наконец, закончится.

— Она искала их, — выдыхает Гермиона. — Охотилась за моими родителями.

— И, видишь ли, она нашла дом, — продолжает Драко. — А потом едва не сравняла его с землёй.

Гермиона хмурится. Она наложила на родительский дом столько защитных чар, что они выдержали бы и взрыв ядерной бомбы, но, когда вернулась туда после войны, тот казался нетронутым. Она понятия не имела, что Беллатриса там побывала.

Побелевшие костяшки пальцев, сжимающих книгу, — верный признак того, что Драко сейчас чувствует на самом деле.

— Это ведь ты всё восстановил, да? — с подозрением спрашивает Гермиона.

Драко бросает на неё взгляд.

— Что?

— Я была там. После войны вернулась домой, потому что думала, что смогу в нём жить. Дом находился в безупречном состоянии. Это ты всё восстановил.

Впервые Малфой неловко ёрзает, своими движениями напоминая, как близко сидит, как уверенно обнимает её.

— Ну, в общем-то да, — признаётся он.

Наверное, думает Гермиона, он никогда не перестанет её удивлять. Она не понимает, зачем ему было тратить время и силы на уборку магловского дома для девушки, которую он едва знал и явно ненавидел. Возможно, таким образом он наказывал себя.

— Они живы, ты знаешь?

Драко кивает.

— Знаю. Она тоже знала.

— Хорошо, — выдавливает Гермиона. Её затапливает первобытное удовлетворение от осознания того, что Беллатриса Лестрейндж погибла, так и не добившись своего. Это почти оправдывает невыносимую вину на сердце Гермионы.

— Возможно, ты и отняла у них выбор, Грейнджер, — тихо говорит Драко, — но ты спасла им жизни. По крайней мере, они остались живы, чтобы иметь возможность делать выбор.

Гермиона вздыхает.

— Ты прав, просто, наверное, хотелось бы, чтобы не мне пришлось нести бремя ответственности за это решение.

Оба долго молчат, думая каждый о своём. Огонь догорает до тлеющих углей, когда Драко двигается и притягивает Гермиону ближе. Она не сопротивляется.

— Знаешь, когда я признался, что могу наложить Аваду, ты не задавала вопросов.

Гермиона кивает, потираясь щекой о его рубашку. Ей вспоминается шерстяной свитер Рона и как она защищала Драко Малфоя.

— Я могла бы сказать то же самое о тебе, — отвечает она. — Ты не спросил, откуда я узнала, что способна на такое.

— Фенрир Сивый, — отвечает Драко. — Нам обоим известно, что в том сражении ты бросила в него не оглушающим.

Гермиона краснеет.

— Как… Как ты узнал?

— Видел собственными глазами. Оказалось чертовски трудно убедить Трелони, что перед ней пронёсся обычный Ступефай.

Гермиона запрокидывает голову и кладёт ладонь Драко на грудь.

— Ты… Ты?..

Драко закатывает глаза.

— Ну, я знал, что шрамоголовый с Вислым не выдадут тебя, но Непростительное есть Непростительное, Грейнджер. Узнай кто-нибудь об этом, и тебя бы судили наравне с остальными.

Гермиона фыркает.

— И с лёгкостью оправдали бы, потому что Сивый как никто заслуживал смерти. Я не жалею о сделанном даже на самую малость.

Образ утонувшей в крови Лаванды Браун, распростёртой под неповоротливым телом оборотня, Гермиона так и не смогла вычеркнуть из своих кошмаров. Зелёная вспышка, вырвавшаяся из её палочки, слова проклятия, слетевшие с губ. Выражение стекленеющих глаз и свалившееся замертво тело.

Многое преследует Гермиону Грейнджер после войны. Смерть Фенрира Сивого не входит в это число. Она жалеет только, что не поспешила, жалеет, что у неё не хватило времени, чтобы сохранить жизнь Лаванды Браун.

— Вот почему ты смогла это сделать. Потому что искренне этого хотела, — говорит Драко. Гермиона поднимает голову и встречается с ним глазами. Он выпускает книгу из рук и прикасается к её лицу, проводит большим пальцем по щеке, обнимает ладонью шею. Она ещё не видела Драко таким напряжённым и сейчас понимает, что так и не спросила, когда он впервые применил Аваду. На это уходит ровно одна секунда, а потом он притягивает Гермиону к себе и целует.

Кажется, что прошли столетия с тех пор, как она чувствовала его губы на своих, и Гермиона неуклюже перебирается к нему на колени. Одной рукой Драко притягивает её затылок, другой помогает поудобнее усесться. Так волнующе хоть раз побыть выше него. Столько слов… Ей так многим хочется поделиться с ним, задать так много вопросов, но голос как всегда подводит.

Драко это не волнует. Он страстно целует её, отрываясь от губ, только чтобы проложить влажную дорожку вниз, к шее. Гермиона задыхается от жара его прикосновений.

— Грейнджер, — шепчет он, — Грейнджер.

Она чувствует, как впивается кончиками пальцев в его плечи, будто пытаясь ухватиться, удержать. Кажется, что они становятся шире день ото дня, и Гермиона зарывается рукой в волосы на затылке, прижимая голову ближе.

Она слегка вздрагивает, почувствовав ладонь на своей груди, и Драко замирает — совсем как тогда, несколько дней назад. Гермиона силком собирает мысли воедино и немного отстраняется, встречаясь с серебристыми глазами и тяжестью сосредоточенного внимания Драко Малфоя.

— Я не боюсь, — выдыхает она.

— Ты говорила, что да, — возражает он. Она вспоминает одну из их первых встреч, переулок, вес нового браслета на запястье и Драко, пристально рассматривающего её и говорящего не бояться.

— Не тебя, — отвечает Гермиона. Сейчас они дышат одним воздухом на двоих.

Она не до конца уверена, правильно ли сказала, пока Драко не бросается вперёд, умело переворачивая её и приземляя спиной на диван. Всё происходит внезапно, Гермиона не успевает прийти в себя, как он уже наваливается на неё всем телом и приникает губами к мочке уха.

— Грейнджер, — бормочет он, — скажи мне остановиться.

Она не отвечает и царапает ногтями рубашку на спине:

— Прошу, сними её.

Другого разрешения ему не требуется, но только вместо того, чтобы удовлетворить просьбу, Драко Малфой находит подол её свитера и тянет вверх. Гермиона послушно поддаётся и видит, как Драко рассматривает её обыкновенный чёрный лифчик без изысков. В котором слишком много пустого места.

Когда Драко как ни в чём не бывало припадает к её груди, она чувствует, что румянец заливает лицо, усиливаясь в десяток раз.

— Можно снять? — спрашивает он, тепло его дыхания на коже ударяет в голову. Гермиона вот-вот вспыхнет — то ли от смущения, то ли от возбуждения. Такого с ней ещё не случалось.

— Твоя рубашка, — пищит она. Раз он собирается снять с неё лифчик, пусть уж лучше они окажутся в равных условиях.

Драко тянется к пуговицам на рубашке и чуть не рвет её пополам от нетерпения. Свет камина озаряет его контуры золотом, Гермиона находится на грани истерики от осознания, что Драко Малфой раздевается прямо на ней.

Он сбрасывает рубашку, и Гермиона протягивает руку, проводя по его груди. Та исполосована белёсыми шрамами, но Гермиону таким не удивишь — каждый день она смотрит в зеркало и видит в нём сморщенную, рябую кожу на левом боку. Драко, однако, красив. Его бледная кожа напоминает лунный свет, и Гермиона проводит кончиками пальцев по толстому шраму, тянущемуся от левой стороны груди до правого бедра.

— Сектумсемпра, — шепчет она. — Я чуть не убила Гарри за это.

Рука Драко ловит её ладонь и сильнее вдавливает в грудь — будто он вот-вот сойдёт с ума от нетерпения. Гермиона поднимает голову и находит его взгляд.

— Давай не будем сейчас говорить о Поттере, ладно? — Драко приподнимает один уголок рта в новой, незнакомой кривой усмешке.

— Ладно, — без возражений соглашается Гермиона, приподнимаясь на локтях и расстёгивая лифчик. Она стягивает бретельки вниз по рукам, но Малфой не делает ни малейшего движения, чтобы помочь, и тогда она сглатывает, но всё-таки сбрасывает бельё.

Серые глаза не успевают насладиться зрелищем, как губы уже приникают к груди. Гермиона извивается от прикосновений и судорожно выдыхает, когда Драко втягивает сосок в рот. Она чувствует, что готова воспламениться, вспоминая про безвольные руки, никак не отвечающие на ласки.

— Малфой, — шепчет она, поднимая их и прижимая к горячей груди Драко.

— Грейнджер, — отвечает он, подтягиваясь к её лицу. Целовать его влажные мягкие губы так же легко, как если бы она делала это тысячу раз. Драко зарывается в её волосы одной рукой, второй поглаживая бёдра. Он дотягивается до края чёрных трусов, и Гермиона в ответ запускает ладонь в его брюки, с облегчением осознавая, что он возбуждён не меньше неё.

Неожиданно срабатывают защитные чары, предупреждая о вторжении за пару мгновений до того, как раздаётся громкий стук в дверь. Гермиона удивлённо смотрит на Драко, полуголого, склонённого над ней, но крепко сжимающего палочку с необъяснимым выражением злости на лице.

— Грейнджер, — шипит он, — кого к тебе принесло?

Гермиона прикрывает грудь руками и несмело отвечает:

— Эм, наверное… либо Рона, либо Гарри.

— Обоих прокляну, — решительно говорит он, а затем отстраняется, поднимает с пола лифчик и бросает Гермионе. Она поспешно одевается, натягивает свитер и бежит к двери. Всем своим существом она ощущает жжение: то ли от стыда, то ли от отсутствия разрядки.

Она резко распахивает дверь, пока Малфой ещё заправляет полы рубашки в брюки, и видит Гарри.

— Надеюсь, это важно, Поттер, — цедит откуда-то из-за спины Малфой.

Зелёные глаза Гарри замирают на её волосах, и Гермиона снова краснеет. Наверное, выглядит она крайне испуганно. На мгновение на лице Гарри появляется отвращение.

— Прошу прощения, — говорит он, но его тон твердит об обратном. Гермиона неохотно отходит от двери, пропуская друга внутрь. Поджав губы, он осматривает диван и скомканный плед, упавший на пол. — Похоже, я помешал.

— Вовсе нет, — спешит опровергнуть его Гермиона, но Малфой, ни капли не смущаясь, подтверждает, что он действительно кое-чему помешал.

— Фу, — стонет Гарри, — прекрати. Я просто хотел сказать, что мы не сможем сегодня прийти в «Фортескью».

— В «Фортескью»? — переспрашивает Драко.

— Ты ещё не сказала ему? — Гарри хмуро смотрит на неё. — Чем вы занимались последний час, трахались, как пубертатные подростки?

Гермиона абсолютно уверена, что красный цвет её щёк превосходит все возможные оттенки из видимого человеческому глазу спектра, и она предупреждающе выдавливает имя Гарри, но Малфой подходит ближе и впивается в неё взглядом.

— Что ты должна была мне сказать, Грейнджер? — В его голосе слышится скрытая обида, как будто его обманули. Гермиона закатывает глаза. Кого-кого, а её даже с натяжкой сложно назвать настолько коварной, чтобы предположить, будто она станет использовать секс для отвлечения внимания.

— Рита Скитер застала меня врасплох на работе, чтобы поинтересоваться, как долго продолжается мой роман с известным Пожирателем смерти Драко Малфоем, — медленно протягивает Гермиона.

На лице Драко проступают недоверие и ярость, а следом — отлично контролируемое неудовольствие.

— И что именно ты ей ответила?

— Ничего, — перебивает Гарри, — я просто пригрозил, чтобы она не задавала вопросов, а затем утащил Гермиону прочь. Мы составили план, и она должна была отправиться в поместье Ноттов, обговорить с Полумной возможность интервью в «Придире». А вечером мы должны были встретиться все вместе, чтобы нас наверняка застали за мороженым и сфотографировали. Друзья навек и всё такое.

— Да, и ещё я планирую танцевать на свадьбе Блейза и Падмы с Роном. А ты планируешь вмешаться, — добавляет Гермиона в тишине, наступившей после слов Гарри.

— Я, да? — вздыхает Драко.

— Да, — подтверждает она. Плечо под свитером унизительно натирает перекрутившаяся бретелька лифчика, хотя ни один мужчина в комнате, слава Мерлину, не знает об этом. — И он покорно отпустит меня.

Драко проводит ладонью по волосам, приглаживая выбившиеся пряди. Мысли Гермионы, естественно, возвращаются туда, где эти руки находились всего несколько минут назад.

— Что ж, надо сказать, не такой уж и плохой план, Грейнджер, — наконец говорит он.

Гермиона поднимает брови.

— Я знаю, потому что он мой.

— Да, — снова встревает Гарри, на лице которого отчётливо видно желание оказаться где-нибудь подальше отсюда, — вот почему нам очень жаль, что мы вынуждены отменить «Фортескью».

— Почему? — одновременно спрашивают Гермиона и Драко.

Гарри закатывает глаза к потолку, как будто молясь о терпении.

— Джин напомнила, что у нас были… э-э-э… кое-какие планы.

Малфоя внезапно пробирает веселье.

— Ха, только не говори, что ты забыл о какой-нибудь годовщине с Уизлеттой? Неприятности в раю, Поттер?

— Послушай сюда, Малфой…

— Прекратите! — прерывает их Гермиона, привлекая взгляды обоих мужчин. — Гарри, всё в порядке, честно. А теперь иди уже. Передавай от нас привет Джинни, ладно?

Гарри не отрывает глаз от Малфоя, который всем своим помятым видом выражает раздражение. Гермиона кивает в сторону двери, перехватывая его взгляд.

— Ладно, — соглашается он, — ладно. Я ухожу.

— Спасибо, что заглянул, Гарри, — добавляет Гермиона с тонкой ноткой иронии. — Может, в следующий раз просто отправишь мне сову?

Гарри открывает было рот, чтобы возразить, но Гермиона захлопывает дверь перед его лицом, не давая ни шанса. В некотором смысле она чувствует себя отмщённой — сколько раз она врывалась и заставала Джинни с Гарри в компрометирующем положении? Да Гарри в долгу перед ней. И всё же возбуждение сошло на нет, и Гермиона не знает, когда снова наберётся храбрости, чтобы поцеловать Малфоя. Она прижимается лбом к косяку и медленно дышит, слушая, как с обратной стороны двери раздаётся характерный хлопок и Гарри трансгрессирует.

Когда она заставляет себя развернуться, Драко всё ещё наблюдает за ней.

— А нам, я полагаю, стоит навестить Полумну, — бормочет Гермиона, заранее вымотанная до костей этой перспективой.

Драко сейчас с равным успехом мог бы сойти за каменное изваяние, демонстрирующие полное отсутствие любых эмоций.

— Мы не обязаны. Скитер не руководит «Пророком». Её можно вынудить молчать.

— О, я в курсе, — хмурится Гермиона, — и намерена разобраться с ней в ближайшее время. Но время пришло, тебе не кажется? Мне надоело прятаться. Давай просто… покончим с этим.

— Так хочется стать женой Пожирателя смерти, — усмехается Драко, на его лице застыло брезгливое выражение. Гермиона смотрит на него и чувствует лишь усталость от того, как они всё время делают шаг вперёд и два назад.

— Я твоя жена, — жёстко отрезает она, кулаки рефлекторно упираются в бёдра. — Твоя, Драко Малфой. Если ты не хочешь меня, тогда скажи сейчас, и мы продолжим прятаться.

Стоя напротив него на расстоянии вытянутой руки, Гермиона наблюдает, как Драко сглатывает, но молчит. Такой же молчаливой была и она перед лицом Рона, обвинявшего её в симпатии к Малфою. Молчание говорит о многом.

— Так ты всё-таки хочешь меня, — шепчет она, удивлённая собственным выводом.

Драко не двигается. Гермиона давно заметила, что у него хорошо получается превратиться в невидимку, стать незаметным, пока кто-нибудь не вспомнит о его присутствии и не взглянет прямо в глаза. Вероятно, эта способность сохранилась у него с военных времен, когда выживание стояло превыше всего. Даже самые вынужденные старые привычки не оставляют просто так.

— Я думал, это очевидно, — наконец говорит он низким и тяжёлым от напряжения голосом. На этот раз он подходит ближе, прижимаясь к Гермионе грудью. Теперь он возвышается над ней во весь рост. Долгие годы он пользовался этой уловкой, чтобы заставить её чувствовать себя мельче, но сейчас Гермиона уже не уверена, что испытывает.

— Вовсе нет, — отвечает она, поднимая руку и поглаживая шёлковую рубашку на его груди, бриллиантовое кольцо на пальце сверкает в свете камина. — Не для меня.

Драко медленно, нежно заправляет локон ей за ухо. Гермиона думает, что, наверное, она единственный человек на всём белом свете, кто знает, каким нежным способен быть Драко Малфой, когда захочет.

— Следовало бы догадаться.

Гермиона поводит плечами.

— Ерунда. Я не очень… хороша в таком.

— В браке? — усмехается Драко, неторопливо отводя руку от её лица.

Гермиона хмыкает и хватает его опускающуюся ладонь, крепко сжимая в своей.

— Нет. Ну, да. Но я имела в виду секс.

Она решает признаться без обиняков, как будто, если сказать всё вслух, оно перестанет казаться таким пугающим, как в мыслях. Дело не в том, что у неё никогда не было секса, — дело в том, что у неё никогда не было секса с Малфоем.

На его лице появляется удивление, за которым следует немедленное вожделение. Драко быстро наклоняется и неожиданно прижимается ртом к уголку её губ.

— Как насчёт того, чтобы сперва мы вместе отправились к Тео и поговорили с Полумной, — говорит он, пронзительно глядя на Гермиону. — А потом сделали несколько снимков для «Придиры». Тогда, возможно, я мог бы пригласить тебя на ужин.

— В Косом?

Драко морщится.

— Грейнджер, я не преувеличивал, когда говорил, что они отвернутся от тебя. Они тебя возненавидят.

— Тогда всем должно стать ясно, насколько сильно мы не ненавидим друг друга, — делано заключает Гермиона. — Всё лучше, чем выносить эту ненависть в одиночку, тебе не кажется?

Драко закрывает глаза и тяжело вздыхает, как будто это она источник его проблем. Гермиона морщится вслед за ним — она полагает, что усложнила его жизнь, хотя он сделал то же самое с её.

Гермиона повторяет его вздох, продолжая сжимать руку.

— Мне кажется, сейчас самое время рассказать, что Кингсли оказался в паре с Розмертой и больше не скрывается.

Драко округляет глаза.

— Розмертой? Он в паре… с мадам Розмертой, хозяйкой «Трёх мётел»?

— Да, — отвечает Гермиона, вспоминая его грязное прошлое, связанное с ней и наложенным Империусом. — Она самая.

— Что ж, это проблема, — бормочет Драко.

— Потому что она ненавидит тебя?

— Нет, — выдавливает из себя Драко, — потому что ВМН снова сводится к власти и силе, Грейнджер. Ты что, не понимаешь?

Гермиона изумлённо смотрит на него.

— Что… Что ты имеешь в виду? У Розмерты с Кингсли нет ничего общего. Она достаточно симпатичная, но она владеет трактиром, а он министр магии.

— Грейнджер, — вздыхает Драко, — ты, чёрт возьми, умнейшая ведьма, которую я когда-либо встречал, но иногда я удивляюсь, как тебе удавалось выжить все эти годы.

Гермиона фыркает.

— Что ж, покорнейше прошу прощения за то, что, пока все мальчики в Хогвартсе до единого проходили ускоренный курс по удивительным чарам мадам Розмерты, я была занята изучением действительно важной информации.

Драко смеётся. Это настолько редкое явление, что Гермиона забывает, что вообще-то злилась.

— Грейнджер, нет. Дело не в этом. Розмерта — кладезь информации. Представь, скольких людей она знает, сколько разговоров слышала за годы работы. Находясь под влиянием Империуса, она она была одним из величайших активов Тёмного Лорда.

Гермиона моргает.

— Ты… серьёзно?

— Абсолютно, — подтверждает Драко. — Если Кингсли и спланировал это, то только чтобы объединить её знания со своей силой.

Статья из «Ежедневного пророка» снова всплывает в голове:

«Министр возвращается из романтического медового месяца в Берлине».

— Это она, — выдыхает Гермиона, словно молнией поражённая озарением.

— Что?

— Она… Это она… Драко, пары! — Гермиона не может сформулировать полноценные предложения, но лицо Драко светится пониманием.

— Ты думаешь, мадам Розмерта предоставила министерству информацию для подбора пар? — Драко хмурит брови. — Это же безумие, Грейнджер.

Гермиона хмыкает.

— Но я права! Ты знаешь, что я права. Кто ещё мог знать, что Невилл — гений травологии, а семья Пэнси связана с зельеварением? Кто ещё мог знать о Кэти Белл и «Чистомёте»…

Малфой обхватывает её щеки обеими руками и целует в губы. На его лице играет новая улыбка, такую она видит впервые.

— Чертовски блестящая ведьма, — говорит он, и Гермиона приподнимается на цыпочках, прижимаясь поближе. Она целует его несколько секунд и отстраняется.

— Но почему она в паре с Кингсли, — спрашивает она, игнорируя разочарованный вздох Драко. — Зачем ей делиться информацией с министерством?

— Грейнджер, не всё сразу, вряд ли мы получим все ответы за один день. Давай сначала навестим Полумну, а потом, может быть, Ириска передаст от нас письмо мадам Розмерте?

Гермиона чувствует, что улыбается ему, как обычно делает, разгадав какую-нибудь сложную загадку. Рон всегда говорил, что в такие моменты она выглядит немного жутко. Драко, кажется, ничего не замечает, поскольку ни капли не меняется в лице, смотря на неё.

— Хорошо, — без возражений соглашается Гермиона. Драко убирает руки с её плеч и отступает назад, но Гермиона одолела и тёмных волшебников, и ЖАБА, так что собственным мужем её не испугать.

Она нежно переплетает свои пальцы с его, единожды их сжимает и тянет Драко к выходу.

1) Примечание переводчика: оками — старояпонское слово для обозначения японского волка, который в настоящее время считается вымершим видом. Является ёкаем (духом) и посланником богов-ками, популярным персонажем японского фольклора. Например, в аниме «Принцесса Мононоке» волчица-оками охраняет природу от уничтожения людьми, а в «Волчице и пряностях» Хоро, забытая всеми оками, обращается в человека и путешествует на родину. Здесь, вероятно, автор обращается к образу Кураоками, легендарному японскому дракону и синтоистскому божеству дождя и снега. В японской мифологии брат с сестрой, Идзанаги и Идзанами, породили все острова и богов, и после того, как Идзанами умерла от ожогов во время родов божества огня Кагуцучи, Идзанаги пришёл в ярость и убил своего сына. Кровь или тело Кагуцучи, согласно различным версиям легенды, породили несколько других божеств, включая Кураоками. Похожего дракона вы могли видеть в аниме «Унесённые призраками» в образе Хаку.

Вернуться к тексту