Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

Гермиона никак не может отрешиться от неловкости, пробирающей до самых костей, пока сбрасывает осточертевшие туфли, а Драко вешает пальто на вешалку. Дома прохладно, несмотря на согревающие чары, и дурацкий трансфигурированный диван словно бы насмехается над былым одиночеством.

— Ну, вот мы и на месте, — говорит Гермиона во внезапной повисшей тишине. — Я только поставлю чайник и м-мм…

Драко прерывает её поцелуем. Он проводит по её губам своими, и дыхания перемешиваются друг с другом. Гермиона бессознательно прижимается к нему, ошеломлённая опалившим позвоночник жаром. Драко запускает пальцы в её волосы, вырывая из неё рваный выдох прямо в рот. Он проникает в неё языком, и тело наконец вспоминает, как должно работать: Гермиона вцепляется в плечи Драко, прикусывает его губы.

Бессчётное количество времени они проводят целуясь, пока он не отстраняется. Оба тяжело дышат. У Гермионы губы припухли от поцелуя, а у Драко раскраснелись щёки. Она чувствует, как под кожей пульсирует кровь, и молится, лишь бы не оказаться похожей на помидор.

— Я хотел поцеловать тебя именно так, — шепчет Драко, будто это какой-то секрет.

— И поцеловал, — отвечает Гермиона, затаив дыхание.

— Нет, — улыбается он, — я говорил о свадьбе. Я нервничал, но это не оправдание. Я должен был поцеловать тебя вот так.

Гермиона хмыкает.

— Ну, подозреваю, что наши гости не оценили бы это по достоинству.

— Да Поттер впился в Уизлетту так, что чуть не свалил её с алтаря. Не им жаловаться.

Гермиона смеётся, внутренне расслабляясь.

— И правда, это было нечто.

Драко прижимается к ней лбом, и Гермиона понимает, что глаза закрываются сами собой, а когда открывает их, то видит серебро. Драко Малфой внимательно смотрит на неё. Он никогда раньше не смотрел так: испытующе, искушающе.

— Потанцуй со мной.

Это не просьба, и хотя Гермиона ненавидит танцевать, но ловит себя на мысли, что уже покачивается в такт его движениям. Драко притянул её к себе и полупридерживает на весу, а пол холодит ноги. У них нет музыки, только ветер мягко шуршит по крыше дома. Тишина, как выучила Гермиона, — благословенная редкость.

— Я сделала для тебя небольшую перестановку, — шепчет она.

Драко кивает, прикасаясь к её виску.

— Мне нравится диван.

— Я подумала… подумала, что мы могли бы сидеть на нём, — признаётся она, чувствуя себя отвратительно уязвимо.

— Обычно именно этим и занимаются на диване, Грейнджер, — усмехается Драко.

— Я имела в виду — вместе.

Драко отстраняется, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Звучит заманчиво.

Гермиона смущённо закрывает глаза, надеясь избежать его взгляда, проникающего в самое нутро. Мгновение затягивается — она в безопасности.

— Грейнджер, — голос Драко невероятно нежен, — мне кажется, я задолжал тебе извинение.

Гермиона замирает: он продолжает обнимать её, расправляя пряди волос у лопаток. Он выглядит уставшим и расслабленным, каким она никогда не могла себе представить Драко Малфоя. По-домашнему спокойным.

— Зачем ты написал мне то письмо? — шепчет Гермиона. Её снедает любопытство: она задавалась этим вопросом месяцами.

На лице появляется первая тень недовольства.

— Честно?

Гермиона кивает.

Они прекратили раскачиваться, но Драко так и не отпустил рук. Гермиона не возражает.

— Мама убедила меня, — отвечает Драко, — в последнее время она была… не всегда в здравом уме.

— Ох, прости, — выдыхает Гермиона. Нарцисса всегда стояла между ними — вопросами, которые оба хотели, но боялись задать.

— Не нужно. Это не твоя вина. — Драко качает головой.

Гермиона с трудом сглатывает.

— Она была… больна?

— Не совсем, — шепчет Драко. Он закрывает глаза и втягивает воздух. — Они с отцом были связаны брачными узами. Как сейчас Поттер с Уизлеттой, когда соединяются магические ядра. Это довольно распространённая практика среди чистокровных, а у Малфоев даже не подлежит обсуждению.

— Не подлежала, — тихо поправляет его Гермиона. Очередное изменение в его жизни из-за неё.

Драко фыркает.

— Я бы отказался от этого независимо от того, женился я на тебе или нет, Грейнджер. В мире не существует ничего, что могло бы убедить меня создать связь.

Гермиона молчит, но снова накатывает любопытство. Драко приподнимает уголок рта, как будто его почти невольно забавляют её вопросы. Она ещё даже ни о чём не спросила!

— Что ж, — чопорно говорит она, — рада это слышать. Честно говоря, я считаю это чертовски неразумным поступком, и я сообщила об этом Гарри, но он отказался слушать. Он ни за что не захочет расставаться с Джинни.

Малфой морщится.

— Возможно, это не такая уж и плохая мысль. Предполагается, что связь, юнго, основана на любви, но, по моему опыту, речь чаще идёт о контроле.

Гермиона сглатывает.

— Что ты имеешь в виду?

— Узы действительно усиливают способности, — объясняет Драко, — но также делают расставание или неверность любого рода практически невозможными. Не остаётся выбора. Даже малейшие сомнения способны ослабить магию.

Гермиона понимающе кивает.

— Я рассказала Гарри, что бывали случаи, когда после смерти одного партнёра второй следовал за ним практически сразу.

— Да.

Гермиона замирает, сердце сжимается.

— Так вот… что произошло?

Драко кивает, прижимая ладони к её спине. Они кажутся почти неуютно тёплыми.

— Прости, мне очень жаль, — бормочет Гермиона. Она не помнит, чтобы он благосклонно отзывался об отце с четвёртого курса, и от этого ещё тяжелее слышать откровение о том, что его любимая мама буквально последовала за мужем в могилу.

Драко закатывает глаза.

— Повторяю, Грейнджер, это не твоя вина.

— Ты продолжаешь называть меня так, — мягко отвечает Гермиона.

— Как?

— Грейнджер. — Гермиона крепче прижимает пальцы к его лопаткам. — Теперь я Малфой. Или Гермиона.

— Мне почему-то кажется, что мне будет нелегко к этому привыкнуть, Грейнджер.

— Что ж, Малфой, — фыркает Гермиона, борясь с улыбкой, — в эту игру можно играть и вдвоём.

Драко давится смешком и отпускает её. Спина в отсутствие его рук кажется неприятно холодной.

— Пойдём, я заварю чай. — Он направляется к кухонным шкафчикам.

— Эй, ты не закончил историю, — протестует Гермиона, следуя за ним и облокачиваясь на столешницу. — Твоя мама… это она убедила тебя отправить письмо?

Драко вздыхает.

— Думаю, она хотела, чтобы я восстановил честь семьи. Ей было… тяжело видеть, как отец… ну, как война и наша роль в ней отразились на мне. Я написал то письмо по её настоянию.

Гермиона наблюдает, как он с помощью палочки призывает посуду и чай, как рассматривает шкафчики и полки. Он изучает её кухню, запоминает расположение, догадывается она. Теперь это и его дом.

— Я сохранила его, — признаётся Гермиона.

Драко поворачивается, останавливая на ней взгляд серебряных глаз.

— Кого?

— Твоё письмо. Я его сохранила. Оно у меня в кабинете. Когда мы впервые узнали про закон, я каждую ночь перечитывала его, снова, и снова, и снова, молясь, чтобы твои слова оказались правдой.

— Я не лгал, — выдыхает Драко, делая неуверенный шаг вперёд. — С первого до последнего слова.

Она тоже делает шаг навстречу, и они замирают друг напротив друга. Происходящее в это мгновение кажется таким хрупким — навязанный брак, неожиданная дружба.

— Гермиона, прости, — говорит Драко со всей возможной искренностью. — За всё, что я творил во время войны, за поведение в школе. Я бы отдал всё, чтобы повернуть время вспять и изменить прошлое. К сожалению, мне это не под силу.

Гермиона сглатывает. Предплечье горит, как будто семена ненависти и злости, посаженные в глубине души чёртовой Беллатрисой Лестрейндж, взошли и прорвались наружу. Перед ней стоит Драко Малфой: мальчик, долгие годы являвшийся причиной её слёз, сын Пожирателя смерти и племянник женщины, преследующей Гермиону в кошмарах.

Её муж.

Она давно простила его, и сказала об этом в письме, которое написала после смерти Нарциссы.

— Драко, я уже говорила тебе раньше. Я прощаю тебя, — повторяет она. — Мы были детьми. Мы были всего-навсего детьми.

Драко смотрит на неё так, словно она какая-то задача по нумерологии, которую он не может решить, но полон решимости попытаться. Пронзительный свист чайника выводит его из оцепенения, и он отворачивается, чтобы разлить чай по чашкам.

Чай оказывается именно таким, какой нравится Гермионе.

— Знаешь, ты так и не ответил мне, — вслух размышляет Гермиона, дуя на дымящийся чай, чтобы остудить. — Откуда ты знаешь, какой чай я пью?

Драко неожиданно смеётся.

— Грейнджер, я много лет ходил с тобой в одну школу. Мы, конечно, не дружили, но я же не идиот.

Гермиона всматривается в чашку, как будто там отыщутся ответы на все вопросы. В некотором смысле, думает она, это не далеко от правды.

— Я и не спорю, — легко соглашается она. — Но мне всё-таки кажется, что ты можешь знать по другой причине.

Драко фыркает.

— Что ты ждёшь от меня, Грейнджер? Чтобы я сказал, что обращал на тебя внимание даже тогда?

Гермиона приподнимает брови, а Драко смущённо закатывает глаза. Она спокойно отхлёбывает чай, давая ему время подумать.

— Как бы то ни было, — говорит Гермиона, — я рада, что получила твоё имя.

Драко со звоном ставит чашку на блюдце. Он тяжело сглатывает, и Гермиона не упускает ничего. Каждый дюйм его тела потрясающе красив, и Гермиона не настолько глупа, чтобы вообразить, что, несмотря на запятнанное имя Малфоев, другие ведьмы не хотели бы видеть его парой в ВМН. Если не из-за внешности, то из-за денег.

Драко прочищает горло.

— Да, что ж, Грейнджер, ты тоже не так уж плоха.

Гермиона смеётся.

Драко подходит ближе. Теперь их разделяет всего лишь ладонь, и смех застревает в горле. Драко протягивает руку и касается изумрудного кружева на талии Гермионы, невесомо проводя по нему, пока не достигает подола, окрашенного в цвет шампанского.

— Сегодня, — Драко сглатывает, — Уизли сказал кое-что, что тебя расстроило.

— Я не хочу об этом говорить, — напряжённо отвечает Гермиона.

Тёплая рука замирает на талии, и он притягивает Гермиону ближе, проводя пальцами по изгибу рёбер. Гермиона опускает пустую чашку на стол и обеими руками упирается в грудь Драко.

— Хорошо, — соглашается он, — но только потому, что ты так прелестно выглядишь в свадебном платье.

Гермиона краснеет, и Драко наклоняется, чтобы снова поцеловать её. Она с трудом может припомнить, целовалась ли так часто хоть когда-нибудь, но растворяется в поцелуе, словно это самая естественная вещь в мире.

На этот раз Гермиона отстраняется первой и улыбается при виде нахмуренного лица Драко.

— Я приготовила для тебя свадебный подарок, — говорит она.

На его лице мелькает удивление, и Гермиона отступает, переплетая их пальцы и ведя Драко прочь из гостиной. Он послушно следует за ней по коридору, пока они не доходят до спальни.

Их спальни — эта мысль пугает, и Гермиона отбрасывает все сомнения, чтобы сосредоточиться. Она подходит к кровати и достаёт из прикроватной тумбочки небольшой бархатный свёрток.

Драко прислонияется к дверному косяку.

— Иди сюда, — зовет она, скованно садясь на кровать. Свадебное платье раскинулось поверх покрывала, и Гермиона смотрит на ткань. Это самая изысканная вещь в её гардеробе. Она никогда ничего не сможет дать Молли Уизли, чтобы отплатить ей тем же.

Драко несмело садится рядом, молча наблюдая, как Гермиона разглядывает свое платье. После долгой паузы она качает головой и поднимает голову, обнаруживая на себе внимательный взгляд серых глаз.

— Вот. — Она протягивает ему свёрток.

Драко принимает его и хмыкает. По прямоугольной форме и весу сразу понятно, что внутри.

— Почему я не удивлён, что Гермиона Грейнджер покупает книги в качестве подарков? — спрашивает он.

— Ой, просто открой уже, — нетерпеливо призывает она.

Драко осторожно вытаскивает содержимое: это оказывается книга в мягком плотном переплёте. Небольшая, тонкая, из чёрной кожи с тиснёными серебряными буквами «Д М» на обложке.

Драко поглаживает большим пальцем буквы, на губах играет едва заметная улыбка. Он открывает на первой странице и проводит костяшками пальцев по плотной бумаге.

Первая страница пустая, за исключением единственной цитаты, выведенной золотыми буквами:

«Грядущее готовит нам больше радости, чем то, что мы оставляем позади» К. С. Льюис

— Я зачаровала его, — нервно объясняет Гермиона. — У меня есть такой же, и, что бы ты ни написал, всё повторится в моём. Я предположила, что нам… ну, мне было приятно обмениваться с тобой письмами.

Драко поднимает на неё глаза спустя, казалось бы, целую вечность. Серые, непостижимые — Гермиона беспокойно ёрзает под его взглядом. Видит ли он, сколько надежды она вложила в эту маленькую книжку? Очевидно ли, что, несмотря на яростную готовность противостоять ВМН, она не желает бороться с ним?

Гермиона сомневается, хочет ли, чтобы он понял её жест; сомневается, что готова так явно открыться.

— Спасибо, — наконец отвечает Драко, — это чудесно.

— Ты будешь мне писать? — спрашивает она. Такое ощущение, что грудную клетку сдавливает тисками.

Драко медленно кивает.

— Да. Конечно.

Они смотрят друг на друга — в обоих поселяется робкий покой.

— У меня тоже кое-что есть для тебя, — внезапно говорит Драко. Он лезет в карман пиджака, достаёт небольшую коробочку и вкладывает её в дрожащие пальцы Гермионы.

— О, но это ведь…

— Жена Поттера любезно сообщила мне, что магловский обычай обмениваться кольцами на свадьбе сейчас популярен и среди волшебников, — перебивает Драко. — Я об этом не знал, иначе отдал бы его раньше.

Гермиона поднимает крышку бархатной коробочки и видит внутри сверкающее кольцо. Под стать браслету, в форме вьющейся лозы, огибающей драгоценные камни. В центре сияет крупный овальный бриллиант.

— О боже, — выдыхает Гермиона.

— Должен признать, это одна из самых скромных вещей в хранилище Малфоев, — продолжает Драко, — но по твоей реакции на браслет я предположил, что ты, судя по всему, предпочитаешь менее… броский стиль.

Гермиона изумлённо смотрит на него.

— Это по-твоему неброский?

Едва заметный румянец проступает на его скулах, и Гермиона понимает, что так и не поблагодарила Драко за подарок. А ведь он уже словно бы заранее оправдывался.

— Прости, — бормочет она, — прости. Это потрясающе, я не… Прости, я имела в виду… Годрик, ладно. Наденешь его на меня?

Лицо Драко теперь краснее красного, но он всё равно смущённо тянется к футляру в её ладони. Гермиона протягивает руку, и он надевает кольцо на палец. Оба смотрят на него, не зная, что делать дальше.

— Я тоже куплю тебе, — говорит Гермиона. Сердце бешено колотится в груди, и она задаётся вопросом, всегда ли теперь будет чувствовать себя так. Едва держась на ногах, но сгорая заживо.

Драко качает головой.

— Нет, не нужно. Если ты не против, я бы хотел разобрать свою одежду и сменить мантию.

Гермиона вскакивает на ноги, растерянная из-за собственной недогадливости. Кожа горит от сильного румянца, и она бросается к наполовину пустому комоду.

— Я освободила немного места, — говорит она, указывая на ящики, — и разобрала половину шкафа. Я пока отнесу пижаму в ванную, а ты пока можешь распаковывать вещи, хорошо?

Она хватает первую попавшуюся пижаму и стремительно убегает из спальни, запираясь в ванной комнате. В поисках опоры она вцепляется в холодный и твёрдый край ванны и не отрывает взгляда от сверкающего бриллианта на пальце.

Кислорода не хватает, паника сдавливает горло и душит. Гермиона хватает воздух ртом и заставляет себя вспомнить, почему она в безопасности. Она дома, под защитой защитных чар. У неё есть волшебная палочка. Малфой не причинит ей вреда.

С каждым вдохом она добавляет новую причину не тревожиться. По мановению палочки застежки на свадебном платье расстёгиваются, и Гермиона стаскивает его, роняя к ногам. Оставшись в одном нижнем белье, она забирается в ванну и садится, прислонившись к бортику. Фаянсовая поверхность прохладная на ощупь, и хотя Гермиона не спешит набирать воду, это всё равно помогает. Она медленно вдыхает и заставляет себя расслабиться.

Постепенно сердцебиение замедляется, и Гермиона наконец может дышать.

Она замужем. За Драко Малфоем.

Гермиона Грейнджер никогда не считала себя дурой — даже в Хогвартсе Драко крутился у неё в голове чаще, чем большинство других мальчиков. Поначалу его колкие насмешки и издёвки вонзались в неё подобно лезвиям, пока она не научилась огрызаться в ответ. Позже, несмотря на неприязнь, она так и не смогла полностью выкинуть его из головы. На четвёртом курсе, когда она случайно поймала взгляд Драко на Святочном балу и впервые не обнаружила в нём отвращения или ненависти, у неё перехватило дыхание; на пятом курсе, беспомощно наблюдая, как он превращается в тень самого себя, она мечтала спасти его.

Когда Гарри чуть не убил Драко каким-то странным заклинанием, она околачивалась возле больничного крыла, пока мадам Помфри не отослала её прочь.

Когда он отказался опознать их в поместье, Гермиона лелеяла крохотную надежду, и сохранила её, когда давала показания на суде перед Визенгамотом.

Гермиона давит смешок ладонью и прикусывает кожу. Интересно, насколько она близка к истерике? Что бы сказала её юная версия, думает она, если бы узнала, что однажды будет сидеть полуголой в пустой ванне и паниковать из-за того, что за дверью Драко Малфой раскладывает свою одежду. В их спальне. Будучи её мужем.

Гермиона собирается с силами и вылезает из ванны, чувствуя себя немного увереннее. Мягкая хлопковая пижама, к которой она привыкла, дарит успокоение, и несмотря на то, что свадебное платье пришлось ей по душе, оно всё равно не сравнится с удобством домашней одежды. Гермиона возвращается в спальню, призывая остатки гриффиндорского мужества, и с удивлением обнаруживает, что ничего не изменилось. Она рывком открывает дверцы шкафа и вешает платье рядом с обилием чёрных мужских мантий, всё глубже погружаясь в волнения о том, как пережить первую брачную ночь.

Малфой сидит на диване, укутав ноги зелёным пледом, когда она наконец набирается смелости обернуться. Из чашки в его руке поднимается столбик пара, волосы выглядят взъерошенными, но не небрежно. Драко поднимает на Гермиону взгляд и полуулыбается.

— Закончила прятаться?

— Я не пряталась. — Гермиона хмурится. — Мне просто… нужно было переодеться.

Малфой приподнимает бровь, и Гермиона борется c подступающим румянцем. Она хмыкает и садится на диван, как можно дальше от мужа.

— Я полагаю, что стандарты обычных людей к тебе не применимы и ты не запланировала выходной на завтра, чтобы отдохнуть от свадебной суеты?

Гермиона смотрит на него прищурившись.

— Да, мне завтра на работу.

— Значит, я отменяю свадебное путешествие в Париж? — Драко растягивает слова, подносит чашку к губам и делает глоток.

От удивления Гермиона теряется:

— Что? Париж?! И ты даже не…

Драко прерывает её тихим смешком и улыбается.

— Я шучу, Грейнджер, расслабься. Не устраивал я никакой медовый месяц.

— Хорошо, — делано произносит Гермиона, ещё сильнее вжимаясь в диванные подушки. — Для справки, если бы мы взяли отпуск, то, конечно, не тогда, когда министерство санкционировало вступление в силу закона о браке и повышении рождаемости, особенно учитывая, что я намереваюсь его уничтожить.

Малфой смеётся во весь голос, и Гермиона поворачивается, чтобы посмотреть, как он откидывает назад платиновые волосы, обнажая длинную шею.

— Строишь планы по уничтожению закона, Грейнджер? Или планируешь взяться за само министерство?

— Мне уже не в первой, — резко отвечает она.

Что-то похожее на гордость мелькает в серых глазах Малфоя: Гермиона не понаслышке знакома с этим выражением, вот только ни разу не видела, чтобы оно было обращено к ней.

— Нет. — Драко отпивает чай, пряча улыбку за краем чашки. — Конечно, не впервой. И я как никто знаю, что сомневаться в Золотой девочке себе дороже.

Гермиона теребит подол рубашки, нервничая из-за его подколок. Его комплиментов.

— Хорошо. Ладно.

Драко долго молчит, прежде чем сказать:

— Что ж, если медового месяца нам не видать, то у меня есть просьба.

Гермиона поднимает взгляд.

— Какая?

— Завтра я хочу привезти Ириску и кое-какие книги, — говорит Драко, наклоняясь вперёд и ставя чашку на кофейный столик перед диваном. — Я знаю, что Джуни тоже хотела бы иметь доступ в этот дом. И была бы рада, если бы ты позволила ей готовить для нас.

Гермиона пытается представить, каково это — возвращаться домой к Джуни с её до неприличия голубыми глазами и вязать шапки. Бороться за права домашних эльфов, наслаждаясь компанией собственного маленького раба.

— Малфой, я борюсь за права и свободу домашних эльфов с тринадцати лет. Ты же не можешь думать, что меня устроит ситуация Джуни.

Она чувствует на себе тяжесть серых глаз Драко и физически ощущает его раздражение.

— И как именно, по-твоему, обстоит ситуация с Джуни?

Гермиона усмехается:

— Я знаю, что Малфои много лет владеют домашними эльфами. Я знаю, что Добби был одним из них, и с ним плохо обращались.

— Добби принадлежал моему отцу, — отрезает Драко.

— Прекрати, — перебивает Гермиона, — прекрати, пожалуйста. Я знаю, что ты не относишься к Джуни плохо, Малфой. Я этого не отрицаю. Просто я… не могу допустить, чтобы она была рабыней в этом доме.

Гермиона выпрямляет спину и поднимает глаза, смело встречая пристальный взгляд Драко. Костяшки его пальцев белеют на фоне зелёного пледа, и если она ещё не догадалась, что обидела его, то при виде его хмурого лица у неё не осталось никаких иллюзий.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Грейнджер? — Голос Драко ледяной. — Потому что, если я освобожу Джуни, это разобьёт ей сердце. Она была со мной и моей матерью десятки лет.

Он даже не старается скрыть отвращения, но Гермиона смотрит глубже, читает между строк: это разобьёт сердце Драко. Последняя оставшаяся связь с мамой. Последний оставшийся в живых член семьи.

— Мне нравится Джуни, — говорит Гермиона, меняя тактику. — Она милая. И я бы тоже хотела, чтобы она приходила к нам, а ещё лучше — готовила и, возможно, следила за садом.

Малфой моргает, недоверчиво щурит глаза. Размышляет.

— Ты хочешь, чтобы я освободил её… а потом нанял?

— Да. — Гермиона заставляет себя не улыбаться. — У меня сложилось впечатление, что ты непомерно богат. Разве у тебя не найдётся парочки галлеонов для любимого домовика?

К её удивлению, Драко Малфой долго смотрит на неё и усмехается. Затем он внезапно встаёт, и Гермиона едва сдерживает порыв вздрогнуть.

— Сдаюсь. Ты победила, Грейнджер, — уступает он, складывая плед на диван и поднимая со стола чашку. — Завтра я поговорю с Джуни о подходящих условиях найма, надеюсь, ты счастлива.

Гермиона следит, как её муж идёт на их маленькую кухню, опускает чашку в раковину. Он опирается руками о край столешницы и вглядывается в темноту за окном.

Гермиона сбрасывает напряжение с плеч и заставляет себя встать, проходит на кухню и садится рядом с Драко. Места не так много, её бедра упираются в его, но она не отстраняется. Всего несколько часов назад они целовались и танцевали, и хотя Гермионе ещё не до конца понятно, что выйдет из их брака, одно очевидно: они друзья.

— Да, — шепчет она, проводя пальцами по его руке. — Теперь я по-настоящему счастлива.

Малфой бросает на неё взгляд. В нём больше не видно гнева, и Драко одаривает её ленивой ухмылкой.

— Тогда считай, что дело сделано.

Гермиона слабо улыбается.

— Эй, Малфой.

— Да?

— Я устала, — признаётся Гермиона. Сердце снова бешено колотится.

— Тогда иди спать. — Снова знакомый едкий тон, каждая клеточка её существа хочет отшатнуться, но ведь она гриффиндорка.

Гермиона делает глубокий вдох и собирается с духом.

— А ты разве не идёшь?

Впервые на её памяти Драко Малфой лишается дара речи. Какое-то мгновение он смотрит на неё, разинув рот, и пытается вникнуть в смысл слов.

— Я могу поспать на диване, — отвечает он.

Гермиона закатывает глаза.

— Не глупи. Кровати хватит на нас двоих.

Она разворачивается и уходит, надеясь, что он последует за ней, цепенея от мысли, что он последует за ней. За спиной раздаются шаги босых ног в носках. В спальне Гермиона ложится под одеяло, на ту сторону, с которой спит всегда, как можно дальше от открытой двери.

Малфой стоит над кроватью целую вечность, пока наконец не садится на покрывало, крепко сжимая палочку в кулаке.

— Грейнджер, — его голос мягок, — я… плохо сплю.

Гермиона заливается смехом.

— А ты думаешь, я — хорошо?

— Ладно, — Драко покашливает, — думаю, нет.

Он забирается в кровать, и Гермиона нервно ждёт. В спальне темно и тихо, она в безопасности под защитными чарами. Тело с другой стороны кровати давит особенно тяжело. Последним человеком, с которым она делила постель, был Рон.

Гермиона с трудом сглатывает и прижимается к Драко, протягивая руку вперёд и взволнованно замирая, когда он вздрагивает от прикосновения. У Гермионы холодные руки, и ей кажется, что он нервничает не меньше неё.

— Поцелуешь меня ещё раз? — шепчет она. Ей видны только его глаза, в которых отражается лунный свет, проникающий сквозь занавески.

— А ты хочешь?

Гермиона кивает, не решаясь заговорить. Она действительно хочет, чтобы он поцеловал её — на кухне это казалось таким простым. Как будто не было принуждения, больного прошлого, войны, бесчеловечного закона.

Драко находит рукой её подбородок и приподнимается, запечатлевая лёгкий, как перышко, поцелуй в уголке рта. Гермиона вдыхает его аромат: мятный чай.

Едва приоткрытый рот — это приглашение, и Драко принимает его. Он углубляет поцелуй, нежно проводя зубами по нижней губе и оттягивая её. Гермиона расслабляется, запускает пальцы в волосы у него на затылке. Она никогда никого так не целовала. Драко обеими руками обхватывает её лицо, она вцепляется кончиками пальцев в его плечи. Только когда он отрывается от её губ, прокладывая вниз по шее посасывающие поцелуи, от которых перехватывает дыхание, Гермиона на мгновение замирает.

Драко как будто окатили ледяной водой: он быстро и решительно отодвигается, убирает руки, стараясь больше не задевать Гермиону.

— Драко, нет, — умоляет она, протягивая к нему руки. — Я в порядке, давай продолжим…

Он хватает её за руку и удерживает на расстоянии. Деликатно, но требовательно, большим пальцем рисуя круги на тыльной стороне ладони. Гермиона даже не уверена, хочет ли, чтобы он продолжил разжигать в ней огонь или лучше бы потушил.

Гермиона никогда не отличалась терпением. Ей не нравятся тайны или загадки. Драко — и то, и другое, и она отчаянно пытается разгадать его.

— Грейнджер, — говорит он мягко, словно маленькому ребенку, не выпуская её руки.

— Малфой. — Мерлин, она звучит подавленно.

— Всё хорошо, — шепчет Драко. — Пусть всё идёт своим чередом. Не торопи события.

Гермиона заставляет себя мыслить логически — в этом она хороша. Так она выживает.

Она замужем за Драко Малфоем уже девять с половиной часов. И скорее удачно, чем нет. У неё есть ровно триста сорок два дня до того момента, как придётся забеременеть от него. Волдеморт мёртв уже пятьсот шестьдесят два дня. Прошло восемьсот пятьдесят четыре дня с тех пор, как её родители забыли о существовании дочери.

Последние девять с половиной часов оказались одними из лучших за долгое время.

— Хорошо, — выдыхает она. — Ты прав. Ладно.

Не спрашивая позволения, Драко снова притягивает Гермиону к себе и прижимает к телу. Как непривычно — он держит её аккуратно, словно драгоценность. От него приятно пахнет мятой и сосной, и Гермиона глубоко вдыхает через нос.

Спешить некуда.

У неё осталось триста сорок два дня.