Проверено на грамотность 
Рада вас здесь видеть!
Так как фанон — дело тонкое, считаю нужным на всякий случай уточнить несколько моментов по работе.
Важный момент: я не умею и не люблю писать про маньяков, поэтому Пожиратели у меня более адекватны, чем в каноне. Коротко: была гражданская война, каноничных беспричинных убийств нет. Если вы не готовы такое принять, работа вам не понравится.
Второй очень важный момент: мой взгляд на подростковый возраст (с 12 лет) таков — это больно, странно, неловко, забавно и захватывающе. Это время биться головой об стену, совершать ошибки, набивать шишки себе и другим, влюбляться ровно на один день, ссориться "навсегда", мириться "навсегда" и творить прочую ересь. Это как котята дерутся с другими котятами — учатся взаимодействовать друг с другом и с окружающим миром.
Девочки в таком возрасте — с одной стороны, романтичные и драматичные, а с другой — злоязыкие и жестокие (взято из личного опыта, можете верить или нет). Мальчики — порывистые, упрямые и склонные к приключениям и резким поворотам без хорошего понимания последствий. В таком возрасте идти ко взрослым за советом уже стыдно, потому что самостоятельность — неслабый повод для гордости, но при этом собственные мозги под влиянием гормонов и недостатка опыта еще барахлят.
Да, я знаю, что в каноне два мальчика и девочка крепко дружили, и Гарри не ревновал к Рону. Да, я знаю, что канонный Гарри не интересовался девочками до четвертого курса. И я считаю, что это — нереалистично. У меня по-другому, предупреждаю прямо тут. Немного справки: Гарри, Панси и Драко — полных 12, идет 13-й год. Гермионе и Лаванде полных 13, идет 14-й год. Если не сейчас целоваться в щечку и танцевать первые танцы, то когда?
Я не хотела бы напрасно тратить время читателей. Вам вряд ли понравится эта работа, если, среди прочего:
— вы не любите, когда нет жесткого сюжетного следования канону;
— у вас есть очень четкое представление о том, какими именно должны быть герои, их детство и семьи, а метка «ООС» для вас неприемлема или непонятна;
— вы не готовы к тому, что герои могут ошибаться и/или заблуждаться;
— вам нравятся очень динамичные работы а-ля боевик с постоянными приключениями в духе канона, краткий сюжет: «очень умные дети при попустительстве глупых равнодушных взрослых героически спасают мир»;
— вы не любите интригу и предпочитаете узнавать ответы на любые загадки сюжета в той же главе;
— вы без ума от махровой родомагии, Матери-магии как высшей разумной силы, «особой крови», собирания фамильных перстней и всесильных добрых гоблинов;
— вы привыкли к канонной подаче Пожирателей и их мотивов и не хотите или не можете разграничить канон и ООС;
— вам очень по душе Золотое Трио, и работа, в которой Рон и/или Гермиона могут не являться основными героями, вам вряд ли будет интересна;
— вы предпочитаете следить только за одной сюжетной линией и/или читать работы от лица только одного героя;
— вы ожидаете детального рассмотрения подоплеки действий «светлой стороны».
Пожалуйста, давайте сэкономим друг другу время: если, несмотря на предупреждение выше, вы все же начали читать мою работу, и вам предсказуемо не понравилось, просто пройдите мимо, не тратьте дополнительно силы на написание негативного комментария — мы вряд ли сойдемся во мнениях. Я не ищу критику, я пишу «Дам» как хобби — если вам понравится, славно, буду рада обратной связи. Если нет — ничего страшного, есть много других работ.
Кому может понравиться моя работа (основано на комментариях читателей, прямые цитаты даны в кавычках):
— вам интересны герои с серой моралью: «здесь нет плохих и хороших, все живые, хитрые и глуповатые, эгоистичные и открытые. Пёстренькие. Герои интереснейшие»;
— вам нравится «медленное, обстоятельное развитие событий» и «неспешное повествование» в духе «Джейн Остин, сестёр Бронте»;
— вас интересуют «закулисные действия», не освещенные в каноне;
— вас привлекают работы с удачным балансом светлых эпизодов и драмы, «трудностей и возможностей»;
— вы любите наличие нескольких сюжетных линий и ПОВов;
— вам нравятся детективы и/или триллеры — в моей работе достаточно саспенса и секретов: «загадки загадываются и разгадываются, и новые загадки появляются — любопытство держится от главы к главе и просит продолжения».
Помимо этого:
1. Я честно стараюсь соблюдать хронологию канона и провожу исследования, но иногда конкретные даты не указаны (например, смерть Абраксаса Малфоя подается в англоязычных источниках как «не позже 2 сентября 1996 года»). Также иногда хронология канона не кажется мне логичной. В таких случаях я оставляю за собой право на творческий произвол и выбираю даты, которые мне кажутся более обоснованными. В конце работы я собираюсь опубликовать хронологию для удобства читателей, но пока это немного спойлер.
На данный момент единственное значительное изменение по сравнению с каноном — свадьба Поттеров сдвинута на июнь 1979 г. (через год после выпуска из Хогвартса) по сравнению с канонным 1978 г. (сразу после выпуска). Это изменение нужно для сюжета, но кроме того, оно мне кажется более логичным.
2. Родителями Джеймса Поттера здесь являются Дорея Блэк и Карлус Поттер.
Касательно Паркинсонов — я изучила канон и около-канонные источники, и информации нашла чуть меньше, чем ничего, но так даже лучше, есть простор для воображения. Поэтому все родословное древо Паркинсонов, девизы, гербы, мэнор и остальное — авторская вольность.
3. У кого как, а у меня Священные Двадцать Восемь — это именно что закрытая часть элиты магмира, и не каждая социальная лестница туда может привести. Это не родомагия, у них нет «особой крови». Их положение основано на том, что они первыми подмяли под себя монополии в магмире, например, как Олливандеры подмяли под себя производство палочек. Им выгодно родниться между собой, как и элитам в нашем мире. Как следствие — все эти семьи давно в родстве, так что подумайте, готовы вы принять это или нет (браки далеких кузенов — норма, например). Метку «инцест» я не ставлю, но если считаете, что она должна быть, напишите мне, пожалуйста, в личку.
4. Основные романтические линии — гет, но я допускаю, что если поступки кого-то из второстепенных персонажей будут лучше всего объясняться любовью к человеку того же пола, то скрывать этого не стану, однако и менять ориентацию персонажей ради личных целей или репрезентативности точно не буду, как и делать на этом акцент.
Пожалуйста, учтите, что гет играет большую роль в сюжете и мотивации героев.
5. Несмотря на то, что жанр заявлен как гет, это скорее, гетоджен. Джена будет очень много.
6. Герои у меня, как отзывались некоторые читатели, «живые» — а значит, все у них, как у людей. В том числе, иногда неблаговидные поступки, трусость, эгоизм, недальновидность, и так далее. Ошибки тоже будут, и немало. Откровенного «гадства» я не предвижу: у всех есть свой мотив, и себе герои кажутся хорошими людьми. Однако надо учитывать, что некоторые любимцы фанона часто подаются через призму взгляда своих оппонентов.
Также напоминаю, что метки «Серая мораль» и «Сложные отношения» обоснованы. Вам могут не нравиться герои, их мотивы и поведение, но прошу высказывать свое мнение о них в мягкой форме. Все как в жизни: они не изменятся только потому, что не нравятся лично вам. Пожалуйста, учтите это, прежде чем читать и комментировать.
7. Немного о метке «ООС». Она стоит не зря: мои герои отличаются как от канонных, так и от части фанонных штампов о них. Например, Северус у меня очень, ну прямо очень себе на уме. Шкатулка с кучей потайных отделений, так что его поступки и мотивы этих поступков могут значительно отличаться от канона. То же самое касается Панси — она не разбитная циничная девчонка, курящая взатяжку и таскающая огневиски из папиного кабинета, как во многих работах.
Надеюсь, вам понравится!
Примечания:
Ура, мы начинаем второй том! Надеюсь, он понравится вам не меньше первого :)
Как всегда, буду рада комментариям, я соскучилась по вам :)
Если закрыть глаза и перестать принюхиваться, можно представить, что сидишь в подвале дома на Гриммо 12, скорчившись в три погибели между бочонком виски и кругами сыра, пока надоедливый плакса Реджи упорно ищет тебя на первом этаже, размазывая кулаками слезы по щекам. И воет, воет во весь голос, как баньши… Да, точно, это Реджи, его глупый, доверчивый, идеальный младший брат, а не колючий, пронизывающий до глубины души северный ветер за зарешеченным окном…
— Реджи, — зовет Бродяга хрипло, горло дерет, как наждаком, — давно не говорил, да и воду видел в последний раз когда? Он смутно припоминает, как жадно слизывал влагу с каменных стен, чтобы промочить губы. — Реджи, где ты?
Он медленно, как столетний старец, встает и ковыляет к решетке, протягивает сквозь нее руки, пытаясь захватить в горсть темноту коридора. Темнота ускользает, хохочет грудным смехом Беллы:
— Ре-е-е-джи-и-и! Регулус Блэ-эк! Ау-у, где ты?
Бродяга вздергивает верхнюю губу и беззвучно рычит в никуда. Отходит от решетки, оборачивается и скручивается калачиком в дальнем углу камеры, грея себя своим же теплом. Хорошо быть псом — можно не думать. Мысли текут вяло, будто кто-то переливает из миски в миску тягучий гной бубонтюбера, — кажется, проходят века, пока Бродяга размышляет, сколько же прошло времени с последнего пайка, и приходит к выводу, что возмутительно много. Надо потребовать у Кричера поздний ужин и наказать его за пренебрежение обязанностями! Он хочет позвать домовика, но вместо слов из груди вырывается сдавленный скулеж, и Белла тут же отзывается:
— Апорт, песик! Хочешь сахарную косточку? Принеси мне мою чашу, я хочу выпить из нее бургундского! И твоей крови, да! Кровь нужна, куда же без нее?
Беллатрикс окончательно слетела с катушек, — грустно думает Бродяга, пряча нос под лапу и уныло поскуливая. — Интересно, каково Руди с ней в одной камере — и жив ли он еще, давно не подавал голос…
— Скажи мне, кузен, — великосветски цедит Белла или то, что от нее осталось. — Не мучают ли тебя блохи? А муки совести?
Бродяга прижимает к голове уши и закрывает глаза. Белла что-то еще бормочет, и он может легко представить себе, как она кружится по камере, будто огромная летучая мышь, беспокойно молотит своими руками-крыльями по спертому воздуху. Ветряные мельницы… Он сражался с такими когда-то: с долгом перед семьей, с правилами приличия, с ожиданиями и требованиями. Если он здесь — значит, в итоге проиграл?
Почему он здесь? Где он вообще?
— Ты должен был остаться, — говорит темнота голосом Регулуса, холодным и ясным, как утренний мороз, как звездный свет. — Ты должен был взять на себя ответственность, Сириус.
Бродяга мотает головой и, садясь, остервенело чешет уши задней лапой, по очереди, чтобы избавиться от этих въевшихся в память слов, будто от клещей.
— Ты сходишь с ума, — шепчет Питер, глядя на него из темноты своими проницательными крысиными глазками. Жаль, что Бродяга не замечал раньше, насколько они проницательные… — Ты уже почти труп, Сири. Как хорошо, как прекрасно это знать…
Бродяга с отчаянием скалится в его сторону, но Питера больше нет — да и был ли он вообще? Был ли Регулус, была ли Белла, есть ли он сам? Он чувствует озноб, поднимающий шерсть на хребте, заставляющий тело подобраться, а потом слышит, как захлебывается бормотанием Белла и сипит сдавленным горлом: кого-то о чем-то просит, кого-то чем-то заклинает. Тьма пришла из коридора — как прежде, как всегда; тьма голодна и желает отобедать.
Он хотел бы заплакать, но псы не плачут.
* * *
По здравому размышлению профессор Люпин скорее нравился Гарри, чем наоборот. По сравнению с Квирреллом он был просто образцом адекватности и профессионализма, да и вообще выглядел нормальным человеком, а не зомби из низкопробного ужастика. Но было кое-что, что заставляло Гарри быстрее собирать вещи после урока и избегать консультаций у профессора, которые тот щедро предлагал всем ученикам с первого курса по седьмой включительно.
Люпин следил за ним.
Ничего такого, конечно, никаких засад в кустах и шагов за спиной, но Гарри откуда-то точно знал, что профессор пытливо следит за ним взглядом, когда ему кажется, что Гарри не видит. Он даже спросил Панси и Драко, замечали ли они что-то подобное, но друзья только удивились.
Гарри не нравился этот интерес. Он успел привыкнуть к тому, что в магическом мире всем от него что-то нужно: гриффиндорцам — расплывчатая «борьба со злом», поклонникам с других факультетов — доброта и обаяние, благородство и жертвенность. Дамблдору зачем-то было нужно, чтобы он дружил с конкретными людьми, МакГонагалл — чтобы играл в квиддич и был похож на отца, Хагриду — чтобы сидел у него в избушке по вечерам и выслушивал жалобы на кусачую капусту и воспоминания о том, какой красивой была мама Гарри на выпускном.
Что нужно было профессору ЗОТИ пока оставалось загадкой, и Гарри не спешил искать на нее ответ.
Вообще сентябрь и октябрь прошли неожиданно спокойно и мирно, и он позволил себе немного расслабиться: много гулял по окрестностям Хогвартса вместе с друзьями, спарринговался с Драко (хоть и проигрывал чаще, чем побеждал) и даже сдружился с ужом, жившим в камышах на берегу Черного озера. Уж был смешной, с желтыми пятнышками на шее и любознательным характером: он был очень рад общению и впитывал знания, как губка, а узнав, что студенты Слизерина носят нашивки с изображением змеи, совсем заважничал.
Омрачало эту идиллию только две вещи: нездоровое внимание Люпина к Гарри, а Джинни Уизли — к ее прекрасному принцу.
Они как раз спускались с холма, густо поросшего вереском, в небольшое ущелье с ручейком, как Драко вдруг встрепенулся и оглянулся назад, приложив руку козырьком к глазам. Гарри оглянулся вслед за ним и недовольно поджал губы: на фоне синего неба с росчерками перистых облаков отчетливо виднелась невысокая рыжеволосая фигурка. Заметив интерес к себе, девочка попятилась и быстрым шагом скрылась из виду.
— Это какой-то кошмар, — пожаловался Драко, передергивая плечами, и, повернувшись обратно, ускорил шаг. Под его ногами зашуршали мелкие камушки, катясь вниз по крутой тропинке. — Хорошо хоть мы на разных курсах, иначе еще и на уроках от нее спасу бы не было.
Гарри сочувственно покивал, а Панси хмыкнула. Она отвлеченно рассматривала букетик из полевых цветов, которые собирала на ходу, пока они гуляли: солнечно-желтые веточки дрока, отцветающие пурпурные метелки вереска, трогательные и хрупкие голубые колокольчики.
— Мне на ум пришла пара идей, — сказала она. — Будь с ней совершенно невыносимым, и тогда она в тебе разочаруется.
Драко скептически фыркнул, но задумался и с раздражением пнул один из камней побольше. Подпрыгивая на кочках, тот стремительно полетел вниз.
— Ну или обеспечь ей лучшую кандидатуру для воздыханий, — рассудительно продолжила Панси, наклоняясь за очередным стебельком вереска. — Например, обрати ее внимание на Седрика Диггори — писаный красавец, добряк, квиддичный капитан. Самое то для нежной девы.
— А Диггори я как уговорю?
Панси улыбнулась краешком губ. Гарри, воспользовавшись паузой, подал ей сорванный заранее колокольчик, который до этого бездумно крутил в руках, и подруга, благодарно кивнув, добавила его в свой букет.
— Чтоб ты знал, наследник Малфой, — пояснила она. — Хаффлпаффцы не выносят обижать людей. Седрик — воплощение рыцарства, он не рискнет оттолкнуть Джиневру, разбив ей своим отказом сердце. Нет, Диггори будет тихо страдать, пытаться мягко с ней объясниться, возможно, намекнет на то, что «обстоятельства сильнее», но на открытую конфронтацию не пойдет. Идеальный вариант для твоей интриги.
— А если Джинни не заинтересуется Седриком? — с любопытством спросил Гарри. Все эти изощренные хитрости были ему не слишком по душе, но Драко было жаль; к тому же Гарри прекрасно помнил, что изначально мисс Уизли вздыхала именно по нему самому, и его пробирала дрожь при мысли, что на месте Малфоя мог оказаться именно он. Джинни была неутомима: она поджидала Драко у спуска с мальчишеской лестницы по утрам, норовила сесть рядом с ним в Большом зале, устраивалась поблизости в библиотеке — и следила, следила за ним жадным взглядом неотрывно и неотступно. Брррр, врагу не пожелаешь.
— Джиневра — романтичная натура, — тем временем покачала головой Панси — не неодобрительно, а скорее сочувственно. — И переменчивая: она сумела излечиться от влюбленности в тебя за какие-то пару недель в обществе Драко. Так что вполне вероятно, что если Седрик затмит нашего друга, следующим прекрасным принцем Джиневры станет именно он. Сочувствую ему, но Драко мне дороже.
— Как это по-слизерински, — поддел подругу Гарри и легко увернулся от шутливого шлепка букетом по плечу. — Все-все, сдаюсь.
— Можно подумать, гриффиндорцы не интригуют, — пожал плечами Драко, идущий впереди них. — Просто «львы» делают все так топорно, что то, что у них получается в итоге, язык не повернется назвать интригой.
— Сноб, — радостно парировал Гарри. Сегодня у него было отличное настроение: полдень воскресенья — уроки уже сделаны, а времени еще куча, — и солнце грело не по-осеннему. Воздух сладко пах медом, и казалось, что этот день будет длиться вечность. — Скажи лучше, почему не стал пробоваться в команду? Я думал, ты только и ждешь второго курса, чтобы показать всем настоящий малфоевский класс.
— Вот еще, — высокомерно вздернул подбородок Драко. — Стану я приближать победу Гриффиндора! Разумеется, выступай я за «змей», я бы обеспечил Слизерину должные славу и почет…
Панси легонько пихнула Гарри локтем, указала взглядом на Драко и закатила глаза, и Гарри прыснул. Драко тут же обернулся, подозрительно прищурившись, но только рукой махнул:
— Что с вас взять, бескрылые обыватели. Панси вообще от метлы шарахается, а тебя, Гарри, на матч даже зрителем не заманишь. Что вы понимаете в благородной игре, схватке воль, сопряжении умов?
Гарри рассмеялся уже в голос, и Драко хитро усмехнулся.
— Спорим, я первый добегу до ручья?
Он, не дожидаясь ответа, рванул вниз по склону, и Гарри, замешкавшись на мгновение от такого коварства, припустил за ним. Ну и жук этот Малфой!
* * *
Антиликантропное Северус в конце концов сварил.
Дамблдор не подбирал слов: припомнил и темное прошлое Северуса, и Метку на предплечье, и вольную от Азкабана, и погубившее Лили пророчество… Северус хотел было огрызнуться, что судьба Лили Эванс больше не вызывает у него желания затянуть на шее петлю потуже, но вовремя прикусил себя за язык: он пока так и не разобрался, чьего авторства был судьбоносный Обливиейт, не хватало еще сдуру выдать себя перед Дамблдором.
Люпин тоже не стал крутить носом — только попросил подтвердить под клятву, что сваренное Северусом зелье является именно антиликантропным. Люпин вообще вел себя на удивление адекватно и мирно: учил детей на совесть, послушно исчезал в полнолуния и ни словом не обмолвился о своих школьных приятелях и их бывшей вражде. Скрепя сердце, Северус готов был признать, что Люпин — Ремус! — не так уж и плох. Он все еще считал назначение оборотня профессором ЗОТИ ужасной идеей, но пока что план директора работал как часы.
В эти месяцы, изучая воспоминания Поликсены и свои, заново появившиеся, Северус много думал о своей жизни, о выборе друзей и врагов и о том, чего он хотел бы для себя в будущем. С неприятным холодком в животе он вспоминал унылые, беспросветные годы, когда был уверен: со смертью Лили в его жизни настала вечная дождливая осень. Тридцать два года — для волшебника не возраст: скажи Северус тому же Абраксасу Малфою, что всерьез считал свою жизнь законченной, тот бы только посмеялся.
У него еще может быть и семья, и карьера, и путешествия куда-нибудь за горизонт. Зачем вообще сидеть в скованной условностями, как цепями, Британии, словно в банке с огнекрабами, если можно взять и уехать куда-нибудь на тропические острова, насовсем? Варить зелья на продажу и ром для личного употребления, встречать живописные закаты на берегу, смело закатывать рукава рубашки, подставляя руки солнцу и зная, что никто не ужаснется при виде черепа со змеей? От таких мыслей сдавливало горло и внезапно становилось нечем дышать: неужели он все-таки может быть счастлив, просто так, потому что заслуживает этого?
Северус никогда не мечтал об этом. Он вообще, пожалуй, никогда не мечтал, и теперь эти сладкие, несбыточные картины приятно его будоражили. Он даже разок позволил себе улыбнуться на уроках, задумавшись о пейзажах Кюрасао, чем порядочно испугал второкурсников Гриффиндора. Следующий раз, когда воспоминание застало его врасплох на уроке, чуть не окончился катастрофой — хорошо что шестой курс знал, как ликвидировать последствия неудачного зелья, и принял прострацию Северуса за педагогический прием, развивающий их самостоятельность как зельеваров.
Он тренируется снова и снова, до упаду, пока тело не откажется шевелиться. Он должен отомстить, он не позволит так с собой обращаться!
— Ты уморишь себя, — говорит Эйлин с крыльца, выходящего на узкую полоску заднего двора. — Прекращай.
Северус молча отмахивается и начинает связку снова, чтобы отработать ее до автоматизма. Мать качает головой и уходит в дом, шелестя подолом серого ситцевого платья. Северус чувствует, как внутри вздыбливается горячая волна гнева: на нее, на Тобиаса, на эту хибару и на Мародеров, которые выставили его на посмешище после экзаменов. Вчетвером на одного — велика победа! Им не хватило мозгов даже придумать собственные заклинания, они одержали победу исключительно благодаря его, Северуса, разработке…
Спасибо Эванс, — с усмешкой думает он, перебрасывая палочку из руки в руку. Кто бы мог подумать, что Лили — Лили! — умудрится плести интриги у него за спиной… Он не ожидал от нее такого коварства.
Он разваливает трансфигурированный манекен фирменной Сектумсемпрой и садится прямо на каменистую землю, убирает дрожащими пальцами прилипшую ко лбу прядь волос. Мародеров ждут славные денечки, когда он вернется.
— Лили просила передать тебе привет, — говорит мать, опять появляясь на крыльце и принося с собой запахи чистящего средства и кислой капусты. — Ей что-то передать в ответ? Вы поссорились? Северус?
— Оставь это, — огрызается Северус. Эйлин не понимает, как больно она делает ему этой игрой в заботливую мать и почтительного сына. Слишком поздно она спохватилась и начала принимать участие в его жизни: он успел привыкнуть к тому, что не нужен ей, что он один — против всех. — Займись лучше готовкой — Тобиас скоро вернется и потребует обед.
Мать неодобрительно молчит, и Северус ложится на землю, пристально глядя в высокое белесое небо: ни облачка. Он лежит так еще пару минут, пытаясь очистить сознание, но Эйлин снова настырно врывается в его мир, и ее хриплый голос странно дрожит:
— Мне нужно кое-что рассказать тебе, Северус. Пойдем на кухню. Поговорим…
* * *
— Я думаю, это крестраж, — хмуро подытожил Люциус, будто это что-то проясняло, и отвернулся к окну. Патрокл удивленно поднял брови и, встав из гостевого кресла, подошел к столу, на котором лежала неприметная черная тетрадь. Обычный маггловский ежедневник, таких в любом канцелярском магазине по ту сторону Барьера полным-полно.
Патрокл вздохнул и, взяв тетрадь в руки, внимательно пролистал ее от корешка до корешка: пуста. Увидев имя на форзаце, он прикрыл глаза и почувствовал, как отчаяние липкой волной затапливает его с головой. Люциус обычно не бросал слов на ветер, к его мнению стоило прислушаться. Если друг считает эту безделушку опасной, велика вероятность, что он прав.
И как отец справлялся с этим столько лет: с этим постоянным шквалом плохих новостей, когда только-только перевел дух, решил, что жизнь начала налаживаться, — и снова попал под «пращи и стрелы яростного рока»(1)?
Патрокл вернулся в кресло, сел, заложив ногу за ногу, и нетерпеливо защелкал пальцами, вызывая домовика. Сигара и виски — а потом можно и начать разбираться с темнейшими искусствами и связью Лорда с оными.
Когда стакан опустел, а сигара перестала доставлять удовольствие, Патрокл с силой вмял окурок в хрустальную пепельницу с узором из тюльпанов и заговорил:
— Нарциссе показывал?
— И не раз, она ничего не нашла, — досадливо отмахнулся Люциус, так и сидя вполоборота к окну и неотрывно глядя на свой засыпающий в преддверии зимы парк — так, словно в любой момент свечки кипарисов, зеленые лужайки и роскошные розовые кусты могли исчезнуть в языках пламени. — Я бы не стал хранить эту дрянь столько лет, если бы не был уверен в том, что она безопасна. Но, как оказалось, мы с Нарси не учли одну вещь: все это время мы не пытались уничтожить тетрадь. Когда я решил от нее избавиться, она… я знаю, что это прозвучит странно, но она заставила меня вытащить ее из огня.
Патрокл задумался, покачивая в руке пустой стакан. Крестраж, крестраж… сказать по правде, он плохо разбирался во всей этой эзотерике. В отличие от того же Лорда, Патроклу было достаточно один раз услышать, что что-то лучше не трогать, чтобы поставить у себя в уме пометку «Опасно» и навсегда забыть об этом. Лорд презирал его и ему подобных за узколобость — но Лорд все-таки доигрался, а значит, Патрокл был прав.
Крестраж… Смутно вспоминалось что-то про сумасшедшего древнегреческого мага, что-то, связанное с душой — или с душами?
— Судя по твоей нездоровой бледности, ты готов поделиться со мной леденящими кровь подробностями, — предположил Патрокл. — Что эта штука делает? Высасывает души?
Люциус покачал головой и развернулся к нему лицом. Он сел очень прямо, будто проглотил шест, и положил руки на стол ладонями вниз. Патрокл насторожился — обычно Люций так делал, когда собирался выложить какую-то особенно неприятную правду. Раньше это было признание в том, что он положил глаз на понравившуюся Патроклу девушку, или в том, что победил Патрокла на отборочных в команду Слизерина… Но они выросли, а вместе с ними выросли и ставки.
— Изначально я думал, что это просто очередной сумасшедший эксперимент Лорда — ты же помнишь, как он все время пытался шагнуть все дальше и дальше, чем бы ни занимался… Но потом наткнулся на упоминание о крестражах у Годелота(2) — в нашей библиотеке есть экземпляр, — и меня осенило, что это может быть именно крестраж. Годелот отказался давать подробности, и только в примечаниях я нашел отсылку к другому автору, а потом добыл через «Боргин и Берк» его труд(3)…
Патрокл уважительно покивал, не позволяя себе ностальгически улыбнуться: он отлично помнил эту манеру Люция подводить аудиторию через напряжение к торжественной кульминации.
— И что же написано в этом труде? — небрежно спросил он, подыгрывая другу.
— Оул Буллок утверждает, что волшебник может принести кровавую жертву и заключить часть себя в некий предмет, именуемый крестражем. Затем, когда волшебник умрет, крестраж попытается возродить его, — торжественно заключил Люций и насупился.
— Каким образом? — подобрался Патрокл и отставил стакан на кофейный столик рядом с креслом.
— Этого Буллок не посчитал нужным уточнить, — огрызнулся Люциус и нервно потер виски. — Предположу, что в тетради нужно писать, но я не рискнул этим заниматься. Можно было бы приказать домовику, но… — он запнулся и отвел глаза.
— Но тебе их жаль, — понимающе закончил за него Патрокл. — Ничего-то не меняется, Люций, ты всегда жалел их, признайся.
— Как будто ты смог бы заставить своего камердинера писать в проклятой тетради, — вскинулся Люциус, как от удара, и Патрокл понял, что недооценил уровень его взвинченности. Надо тоже почитать этого Буллока, чтобы понять, с чем они могли столкнуться. Люций-Люций, зачем ты только взял на хранение эту мордредову тетрадь… — досадливо подумал он, но вслух сказал мягко:
— Спокойно, Люци. Лорд погиб много лет назад, и за все это время тетрадь никак себя не проявила. Если она — действительно крестраж и если Буллок прав, то Лорд должен был возродиться давным-давно. Мы бы знали, он наверняка призвал бы нас к себе.
— Я держал ее в тайнике вне мэнора, — покачал головой Люциус. — В зачарованной на крови шкатулке. Мордред знает, как это могло повлиять на ее действие. Может, она активировалась только сейчас. К тому же, Метки… они ведь так и не исчезли за все это время. Никто точно не знал принцип их действия, мы все просто посчитали, что так и должно быть: из них ведь ушла жизнь, что с того, что сам рисунок остался? Но что если мы все ошибались? Что если с гибелью Лорда Метка должна была исчезнуть полностью?
Патрокл поймал себя на том, что трет уродливую татуировку прямо через рукав рубашки. Он отдернул руку, как от огня, и поморщился.
— Тогда почему крестраж не сработал еще в восемьдесят первом? — напомнил он. — Да, Метка не исчезла — но и не ожила ведь. Если Буллок прав…
— Слишком много «если», — перебил его Люциус. — Мне все это не нравится. Ты представляешь себе, что будет, если это все-таки крестраж? Если Лорд сумеет возродиться и узнает о том, что наши дети дружат с его погубителем, а мы это всячески поощряем…
Он встал и заходил вдоль окна, заложив руки за спину. Патрокл устало потер лоб. Он выждал десять лет, прежде чем сменить сторону, — этого перерыва должно было быть более чем достаточно, чтобы Лорд, если он все же сумел выжить в тот октябрьский вечер, вернулся и снова заявил свои права на магическую Британию. И что теперь? Одно дело — сдружить детей с Героем (бывшие соратники поймут и даже позавидуют), но совсем другое — держать в руках ключ к воскрешению Лорда и не воспользоваться им. Или даже уничтожить его с концами…
— Коней на переправе не меняют, — наконец веско сказал Патрокл, прихлопнув ладонью по подлокотнику кресла. — Мы поставили на Гарри Поттера и не можем допустить возрождения Лорда ни в какой форме. Тетрадь, крестраж она или нет, нужно уничтожить любой ценой.
Люциус остановился и взглянул на него с жалостью, как на идиота.
— Огонь ее не берет, — желчно напомнил он. — Я пробовал резать ее, разбирать по листам, топить, трансфигурировать и заливать кислотой. С жерлом вулкана, правда, еще не экспериментировал, но мне хватило камина — прыгать за ней в вулкан под этим странным гипнозом я не хочу.
— Буллок, разумеется, не описывает, как ее уничтожить? — предположил Патрокл. — Я припоминаю крестраж у кого-то из древних в Греции, посмотрю наши архивы — все-таки Полипорт, наш прародитель, вел свой род с Итаки, он мог знать об этом больше, чем остальные.
— Герпий Злостный, — буркнул Люциус и качнулся на носках домашних туфель. — Ищи это имя, именно Герпий создал эту дрянь первым.
— У древних эллинов было слишком много свободного времени на руках, — процедил Патрокл. — Казалось бы: вино, оливки, приятный климат, красивые женщины… Нет, надо было влезть в кровавые жертвы, как свинья в болото. Все-таки мои предки были сумасшедшими.
— Может, Герпию настолько нравилась его жизнь в окружении садов, храмов и гетер, что он мечтал продлить это блаженство вечно, — хмыкнул Люциус, и Патрокл с удовлетворением отметил, что друга немного отпустило. — Я хочу рассказать Нарциссе, нам нужен доступ на Гриммо 12.
— Дом не пустит ее, — с сожалением покачал головой Патрокл. Ему не хотелось вовлекать в это сестру, но без нее тут, увы, никак не обойтись. — Поликсене придется провести ее туда. А еще лучше — всех нас.
— С Розабеллой поделишься новостями? — прищурился Люциус, и Патрокл, подумав, покачал головой.
— Ей не нужно это знать.
— Не доверяешь?
— Мы еще притираемся друг к другу, — дипломатично ответил Патрокл и удивился тому, что идея не вызвала у него совсем уж сильного отторжения.
Вообще пока что новообретенная супружеская жизнь вполне его устраивала: Розабелла умело избегала расспросов о своей предшественнице, занималась упрочением связей с другими семьями, приводила в порядок мэнор и устраивала судьбу своего обожаемого сына. Помимо этого, Патрокл был очень рад тому, что новобрачная была совершенно не похожа на Каролину — наверное, он сошел бы с ума, если бы между ними было хоть какое-то сходство.
Но вот доверять… у Патрокла вообще было не очень-то хорошо с доверием, и один только факт брака не являлся для него достаточным поводом подпускать Розабеллу слишком близко. Он продолжил рассудительным тоном:
— К тому же, я не хочу подвергать ее опасности, даже незначительной. Чем дальше она будет держаться от этой тетради — тем лучше для нас всех.
Люциус кивнул. Он принялся со всеми предосторожностями убирать блокнот в шкатулку, а шкатулку — в сейф, а Патрокл все прокручивал в голове визит Сметвика и его выводы о болезни Гарри. Мог ли крестраж — если это действительно он — прийти в действие из-за окончательного слияния Поттера и того осколка души, который пристал к нему в раннем детстве? Сестра не сказала напрямую, чей осколок это был, но вывод напрашивался сам собой…
* * *
Если долго смотреть на звезды на потолке гостиной Когтеврана, можно увидеть знакомые названия. Луна любила астрономию, а еще она любила лежать на полу (так все казалось другим, необычным, будто она попала в параллельный мир, где люди ходят по потолку), а самым любимым ее времяпровождением было объединять эти два занятия вместе.
Когтевранцы — уж на что они были умными — почему-то не понимали этих простых удовольствий. Луна предлагала им попробовать, но они только носом крутили. Луна не обижалась: она тоже не понимала, в чем прелесть сравнения средневековых инкунабул разных редакций и зазубривания наизусть двенадцати способов применения драконьей крови. Драконы вообще ценны далеко не своей кровью…
Она хотела бы полетать на драконе — хоть разочек. Лучше всего на украинском железнобрюхе — он самый большой. Иногда Луна представляла себе, как летит на нем, и его крылья накрывают огромной тенью дома и луга далеко внизу. Тогда она махала руками, как крыльями, и чувствовала, как воздух упруго пружинит под ними. Над ней смеялись.
Шляпа хотела отправить ее на уютный Хаффлпафф, но Луна к тому моменту успела разузнать про знаменитый звездный купол в вороньей башне и отказалась наотрез. Она даже ухватила Шляпу за поля руками и натянула ее пониже, чтобы та не вздумала слететь с головы до правильного распределения. Шляпа прониклась ее рвением к знаниям — и так Луна Лавгуд стала вороном. Не настоящим, конечно, но все ведь с чего-то начинают.
Хогвартс Луне понравился, особенно утренний туман. Если укутаться в туманы, как в шаль, то можно представить себя призраком или богиней зари, розовоперстой Эос. Луне нравилась мифология: ее саму назвали в честь двух римских божеств, луны и солнца(4), а маму — в честь самой первой смертной женщины. Та, древнегреческая, Пандора открыла ящик с несчастьями, а мама… Луне не нравилось об этом думать.
Доктор Тики говорил, что мама не хотела бы, чтобы Луна о ней забывала. Доктор Тики был добрым, но он не понимал, что Луна вовсе не забыла маму — она просто хотела помнить о ней только хорошее. Как они катались вместе на садовых качелях, как делали ароматические свечи и кружились в танце по гостиной… Остальное Луна просто спрятала в свой собственный ящик Пандоры, глубоко внутри, и строго-настрого велела себе никогда его не открывать.
Луна хорошо помнила день поминок и женщину, пришедшую в траурной вуали, женщину, которая обладала властью забрать Луну из дома, но пожалела и решила не забирать. Луна слышала, как она разговаривала с папой, и помнила, как страшно ей было от мысли о том, что все может измениться еще сильнее, что ее может подхватить, будто северным ветром, и унести куда-то далеко-далеко, где папа ее никогда не разыщет. Но Женщина в Вуали ушла, и Луна осталась дома.
Папа потом рассказал ей, что это была старшая сестра мамы, леди Поликсена Паркинсон. Так Луна узнала историю любви своих родителей, а еще — что в Хогвартсе учится ее кузина, Персефона. Луна уже нашла ее взглядом в Большом зале, это было просто: девочка-львица была очень похожа на Женщину в Вуали. Луне она понравилась.
Можно было бы познакомиться с ней, но Луна не знала наверняка, нравятся ли Персефоне звезды и драконы, а еще — не пожелает ли кузина, подружившись, попросить свою тетю все-таки забрать Луну в Паркинсон-мэнор. Луне этого не хотелось бы.
Поэтому она наблюдала за кузиной издалека: как та поправляет волосы, попавшие под шарф, как склоняет голову набок, будто смешная желтоглазая сова, как внимательно смотрит вокруг, будто каждую секунду анализирует происходящее. Иногда они встречались взглядом, и Луна улыбалась своей лучшей улыбкой. Персефона обычно улыбалась в ответ.
Иногда, особенно по выходным, Луне хотелось подойти к кузине и попросить взять ее с собой: гулять по вересковым холмам или сидеть на пледе у берега Черного озера и пить чай из термоса. Но Луна не хотела показаться навязчивой, как та, другая, девочка, и поэтому она не торопила события. Когда-то папа рассказал ей, как приручают клубкопухов: нужно просто сидеть рядом и не шевелиться, и тогда клубкопух привыкнет и перестанет бояться. Конечно, кузина Персефона отличалась от клубкопуха (хотя бы размерами), но не настолько, чтобы это хоть немножко да не сработало.
Луна лежала на полу и смотрела на звездный купол гостиной Когтеврана, улыбаясь своей лучшей улыбкой, а звезды на куполе подмигивали ей в ответ.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Моя Луна:
https://ibb.co/YXRcgC7
Ужик: https://web-zoopark.ru/wp-content/uploads/2018/06/2-429.jpg
Дрок: https://s9.stc.all.kpcdn.net/family/wp-content/uploads/2022/01/drok-960x540.jpg
Вереск: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/97/Heather_%28Highlands%29.jpg
Колокольчики: https://gamerwall.pro/uploads/posts/2022-06/1654072723_1-gamerwall-pro-p-golubie-kolokolchiki-tsveti-tsveti-krasivo-1.jpg
Пейзажи Кюрасао: https://chance4traveller.com/wp-content/uploads/2018/12/62.jpg
1) Отсылка к монологу Гамлета: "Быть иль не быть — вот в этом
вопрос; что лучше для души — терпеть
пращи и стрелы яростного рока
или, на море бедствий ополчившись,
покончить с ними?"
2) «Волхование всех презлейшее» Годелота
3) «Тайны наитемнейшего искусства» Оула Буллока
4) Luna — богиня Луны у римлян, Sol — бог солнца; второе имя у моей Луны — Соль
Примечания:
Глава получилась неожиданно быстро, и я решила не томить вас ожиданием :)
Как всегда, буду рада комментариям.
Внутренний двор-атриум(1) зарос высокой, по колено, травой, кое-где пробившей даже мозаичную плитку возле бассейна. Плющ густо увил белые стены, полностью скрыв фреску с Амфитритой в окружении свиты из тритонов(2), вооруженных трезубцами и оседлавших морских коньков, — если наверняка не знать, что она тут, никогда не догадаешься. Поликсена осторожно подошла ближе, отвела рукой зеленые плети, пытливо заглянула богине в глаза. Та исподлобья посмотрела в ответ и, помедлив, царственно кивнула — признала. Тритоны тут же пришли в движение: один, самый бравый, поднял своего скакуна на дыбы, другой задудел в ракушку, словно в охотничий рог. Богиня кокетливо взбила повыше пену, прикрывавшую пышные формы, и, изогнувшись, отжала руками тяжелую копну иссиня-черных волос.
Поликсена отошла в центр дворика и прикрыла глаза, вспоминая, как тут все было раньше. Они редко пользовались виллой после смерти тети Полидамии, кузины отца, — разве что летом, до пятого курса. Они с Пандорой купались в бассейне, весело разбрызгивая воду, валялись на кушетках рядом, поедая фрукты в невообразимых количествах и лениво листая книги и журналы… А вечерами гуляли по саду, ужинали на траве под оливковыми деревьями, под оголтелое стрекотание цикад, козьим сыром и хлебом с изюмом. Пандора любила улечься прямо на траву и смотреть на звезды, безошибочно указывать на них по очереди, называя их при этом вслух: вот это дядя Орион и его альфа, кузина Беллатрикс, вон там — альфы Большого Пса и Льва, кузены Сириус и Регулус, а чуть дальше — альфа Волопаса, дядя Арктурус(3)…
Предки знали, что делали, — перебравшись из Рима на окраину цивилизации, на суровые британские пустоши, они не пожелали менять свой привычный уклад жизни и, с помощью сложной сети амулетов, закопанных в углах поместья, воссоздали климат Апеннинского полуострова в его зените. Каждое столетие Паркинсоны проверяли работу амулетов и при необходимости заменяли их, но результат того стоил — на вилле «Соцветие» царило, застыв во времени, как комар в янтаре, вечное благостное лето. Тут даже в январе росли нездешние оливы и виноград, олеандры и магнолии, сладко пели скворцы и летали бабочки, усердно опыляя неувядающие цветы.
Со временем основная ветвь рода переселилась в другое место, где позже был основан мэнор. Сначала там высилась небольшая крепость, с подъемным мостом, рвом и бойницами, — дань неспокойным временам после ухода римских легионов, потом — массивный особняк. Старые обычаи забылись, и Паркинсоны стали настоящими британцами по духу, отказавшись в повседневной жизни от своих южных корней, но тут, на вилле, все оставалось, как прежде, в память о том, откуда они когда-то пришли.
Сначала за Поликсеной и Пандорой присматривала тетя Полидамия, а когда ее не стало, отряжать с ними стали домовиков, и у них наступила почти что полная вольница — родители занимались своими таинственными взрослыми делами, а Патроклу из-за разницы в возрасте было неинтересно с ними возиться. Брат предпочитал проводить лето у Малфоя или в мэноре — «перенимая дела» у отца и разъезжая по пикникам и балам.
Няня Элси не обладала властью заставить их чистить зубы или ложиться спать вовремя, но она брала настойчивостью: послушаешь полчаса причитания вкупе с патетичным выкручиванием ушей — и согласишься на что угодно, лишь бы эта пытка закончилась. Можно было бы наложить Силенцио, но Поликсена не могла долго выдержать укоряющий, полный непролитых слез взгляд Элси, к тому же Пандора немедленно перенимала у замолчавшей домовухи эстафету и принималась за нескончаемые нотации…
Поликсена вздохнула, усилием воли возвращаясь в настоящее, и прошла дальше, во внутренние покои. Заглянула в столовую-триклиний(4): солнечно-желтую ткань на кушетках побила моль, стол покрылся толстым слоем пыли. Поликсена провела по нему пальцем, оставив длинный след, похожий на хвост кометы. Грустно возвращаться в места, которые помнишь совершенно другими, в блеске и сиянии их прежней славы. Тетя Полидамия любила устраивать тут пирушки, которые на старый, еще эллинский, манер называла «симпосиями»: ее гости одевались в римские тоги, ложились на кушетки и, в перерыве между поеданием устриц, лангустов и фиг в меду, цитировали стихи древних поэтов… Тетя Полидамия, румяная и веселая, похожая на сдобную булочку с корицей, хохотала, напропалую строила гостям глазки и взбивала рукой высоко подвязанные, неестественно светлые кудри. Тут, на вилле, она была царицей, тут ей не было равных — в отличие от мэнора, где единовластной госпожой была ее извечная соперница, мать Поликсены.
Полидамия Паркинсон и Кассиопея Блэк так и не сдружились, так и не нашли общий язык. Поликсена не застала момент, когда тетя Полидамия покинула мэнор, перебравшись в «Соцветие» с концами, но домовики шептались, что это случилось, когда леди Паркинсон наконец подарила роду наследника — в зрелом возрасте тридцати восьми лет. Незамужняя кузина Приама Паркинсона, привыкшая управлять мэнором как своим собственным, оказалась не у дел и с помпой обосновалась во втором доме семьи — том, где испокон веков доживали свой век холостяки и старые девы, куда перебирались на склоне лет уставшие от мирской суеты главы рода и их супруги, и где летом резвились дети рода всех возрастов. Замуж она так и не вышла.
Поликсена вышла из столовой и перешла по коридору в кабинет напротив. Здесь тетя разбирала письма от поклонников и старинных приятелей, писала ответы вычурным фазаньим пером (обязательно надушив при этом пергамент), здесь создавала свои «Очерки поместий британских родов» и рисовала к ним живые иллюстрации. Поликсене нравилось сидеть рядом, на полу, по-турецки, листать альбомы с движущимися репродукциями мэноров и слушать, как тетя Полидамия мурлычет себе под нос мелодии своей давно ушедшей юности, аккуратно выводя буковку за буковкой.
Поликсена подошла к ореховому бюро, очистила его от пыли заклинанием, отодвинула стул с темно-синей обивкой и села, примеряясь. Вполне возможно, вскоре здесь будет писать письма она сама — только вот кому? Северу и Нарциссе? В отличие от неунывающей тети Полидамии, у нее к тридцати двум годам не образовалось ни друзей, ни поклонников: кто в Азкабане, кто за границей, а кого уже и вовсе нет… Она прихлопнула рукой по столешнице и встала из-за стола. Надо будет — заведет и друзей, и поклонников! Будет устраивать пирушки на кушетках и с улыбкой присматривать за детьми у бассейна. За чужими детьми.
Поликсена сжала челюсти и размашистым шагом покинула кабинет. Прислонилась к стене спиной, постояла так пару минут. Судьба ничем не хуже другой, — строго сказала она себе. — И это не чужие дети. Это будут дети Патрокла, дети рода Паркинсон, — считай, почти что ее собственные. Откуда эта внезапная тоска? Неужели в ней все-таки проснулся поздний материнский инстинкт?
Поликсена вышла в сад и огляделась. Часть деревьев усохла, но другие все еще плодоносили. Она прошлась по заросшей бурьяном тропинке до их с Пандорой любимого гранатового дерева и нахмурилась — видимо, в какую-то из весен в него попала молния, расколов ствол почти пополам. Надо будет озадачить домовиков — может, гранат еще можно спасти, было бы жаль его потерять.
Родители наверняка наложили на «Соцветие» чары Стазиса, но заклинание надо было периодически подновлять, а с войной, гибелью отца, отъездом матери и болезнью Каролины ни у Патрокла, ни у Поликсены до виллы просто не доходили руки. Впрочем, ничего совсем уж неисправимого не случилось: умелые лапки домовиков уберут плющ, восстановят узор мозаики в атриуме, вычистят замутившийся бассейн и приведут в порядок сад. Перетянут стулья и кушетки новой блестящей тканью, повесят на окна и дверные проемы длинные летящие белые занавеси от надоедливых насекомых и вынесут в сад любимое плетеное кресло тети Полидамии. И, когда все будет готово к ее приезду, Поликсена переберется на виллу — сначала на лето, потом насовсем…
Она не станет соперничать с Розабеллой, как ее мать — с Полидамией. У мэнора наконец появилась новая хозяйка, у Патрокла — жена, а у Панси — мачеха… Нормальная семья, а не те разномастные осколки, которые Поликсена пыталась удержать воедино после смерти Каролины. Теперь ее основная задача — отойти в сторону, и совсем уж славно будет, если удастся сделать это спокойно и с достоинством. Например, самой выразить желание покинуть мэнор, а не дожидаться унизительных намеков брата или невестки.
Если начать ремонт сейчас, осенью, то вилла будет готова уже к лету, и тогда можно будет пригласить сюда на каникулы Панси и ее шебутных друзей. Малфою наверняка понравится дом, который помнит самых первых Паркинсонов, осевших на Островах, — Нарцисса говорила, ее сын увлекается историей. А Гарри совершенно точно придется по душе ленивый отдых под оливковыми деревьями, а еще — спокойствие и размеренность дней, текущих медленно и неторопливо, как цветочный мед. Можно будет устраивать учебные дуэли в атриуме, между цистернами с дождевой водой и колоннами (чем не условия городского боя?), учить их трансфигурации в саду, а Северу отдать под лабораторию одну из спален, ту, которая побольше…
Поликсена поймала себя на мысли, что ей нравится эта картина. Она хмыкнула, посмеиваясь сама над собой, но будущее внезапно стало казаться не таким уж серым и тоскливым, а отсутствие цели в жизни — однозначным.
* * *
— Вот, — Драко аккуратно положил на стол в библиотеке внушительную стопку книг разной степени древности, повернул на пальце кольцо-заглушку и приосанился. — Наша подготовка к покорению Тайной комнаты начинается здесь и сейчас. Запомните этот эпохальный момент.
Панси и Гарри переглянулись, и Панси с усмешкой покачала головой и взяла самый верхний томик. Темно-красная обложка с золочеными буквами, твердый переплет c уголками — таким можно убить, если хорошо постараться. «Основатели: мифы и реальность».
— Чудовище Слизерина, — напомнила она другу, откладывая книгу в сторону.
— Я прикинул на досуге и уверен почти на сто процентов, что никакого чудовища там в помине нет, — с готовностью парировал Драко, садясь и ставя локти на стол вопреки правилам хорошего тона. Выглядел он очень воодушевленным, и Панси не удивилась бы, запрыгай он на месте от переизбытка энергии. — Даже если Слизерин и поместил туда что-то живое, за десять веков от монстра остались бы одни кости, да и то не факт. Тысяча лет, Панси! Ничто под солнцем не живет столько времени. Даже Фламель — и тот только за шесть веков перевалил, а ведь он регулярно принимает свой эликсир.
Панси задумалась и отвлеченно побарабанила пальцами по столу. Здравое зерно в этом было. К тому же, за тысячу лет чудовище, даже будь оно долгожителем, наверняка хоть как-то да проявило бы себя — не могло не проявить: ему ведь надо есть и пить, вряд ли Слизерин перед скандалом с коллегами оставил ему запас на десять веков вперед. Кто-то точно заметил бы его, кто-то из учеников или даже преподавателей мог стать его жертвой. Она навскидку припомнила «Историю Хогвартса», но никаких страстей об Ужасе Слизерина в памяти не нашла — слухи, конечно, ходили, но о старинных замках слухи и легенды ходят всегда.
— Зачем нам вообще сдалась Тайная комната? — скептически поднял бровь Гарри и по очереди оглядел их. — Драко?
— Ты не понимаешь, потому что вырос у магглов, — отмахнулся Малфой. — Тайная комната — это же… Это как… ну что там у вас есть? Панси?
— Как святой Грааль, — подсказала Панси, подумав. — Плюс Эльдорадо.
— Вот именно! — поддержал Драко, откидываясь на стуле. — Место, куда не ступала нога человека после самого Салазара! Само по себе святыня, между прочим, даже если не брать в расчет припрятанные там сокровища.
— С чего ты взял, что там что-то припрятано? — еще более скептично спросил Гарри. — И когда мы вообще сошлись во мнении, что это точно Тайная комната Салазара? Того, что на раковине нацарапана змея, мне лично не достаточно.
— Тоннель, о котором никому неизвестно, закрыт на пароль на парселтанге, — оттарабанил Драко и припечатал: — Это точно Тайная комната, руку даю на отсечение!
— Малфой, с твоим воображением надо книжки писать, даже никаких приключений не надо, — покачал головой Гарри. — Бери пример с Локхарта — озолотишься, точно говорю.
Драко насупился и повернулся к Панси за моральной поддержкой. Давил на жалость он очень талантливо, и Панси сдалась.
— Я допускаю — только допускаю! — что Драко может быть прав, и это действительно Тайная комната, — сказала она, тщательно подбирая слова. Гарри с сомнением покачал головой, но возражать не стал. — В любом случае мы никуда не пойдем без основательной подготовки и четкого понимания того, что мы вообще ищем. А еще оставим записку с указанием того, как нас отыскать, на случай, если не вернемся вовремя. Конечно, лучше всего было бы взять с собой декана или даже отрядить его на подвиги одного…
— Ну уж нет, — возмутился Драко, скрещивая руки на груди. — Первооткрывателями станем именно мы, и в учебниках по истории напишут о нас, а не о крестном. Хватит с него регалий, надо и следующему поколению что-то оставить.
— Ты и так станешь лордом после отца, — напомнил Гарри. — Будешь голосовать в Визенгамоте, принимать законы и всячески вершить историю. Разве этого мало?
— Это не то, — сказал Драко неожиданно тихо и отвел взгляд. — Ну запишут в каком-нибудь официальном докладе, что, мол, лорд Малфой поддержал закон о запрете ковров-самолетов. Может, даже соответствующую строчку в учебник добавят, чтобы такие же, как мы, ученики Хогвартса через много лет ненавидели этого лорда Малфоя за его вклад в историю — больше к экзамену запоминать. Умру — потомки повесят мой портрет на стену, подпишут, какой я был лорд по счету, и на этом все.
Панси понимающе похлопала его по предплечью, и Драко накрыл ее руку своей и сжал в знак благодарности.
— А вот если мы откроем Тайную комнату, — с нарочитым энтузиазмом продолжил Драко, отпуская руку Панси и вставая, — то мы точно останемся в веках. И над страницами о нашей истории никто зевать не станет! Просто представьте себе, — он провел рукой по воздуху, будто читал натянутый транспарант. — «Тайная комната Салазара Слизерина, открытая Драко Малфоем, Гарри Поттером и Персефоной Паркинсон». Наши имена будут навсегда связаны с именем одного из Основателей!
— Ладно, я сдаюсь, — поднял руки Гарри, посмеиваясь. — С меня лично славы хватит, я ей по горло сыт, но вас лишать этого сомнительного удовольствия не стану. И одних туда не пущу, вместе пойдем.
* * *
Невилл смотрел на Гарри с друзьями из-за своего стола у окна и завидовал. Он был беспощаден к себе — другие точно не станут жалеть, — а потому признавался в собственных недостатках прямо и откровенно. Он завидовал уютному молчанию этой троицы, непринужденным жестам поддержки, общим, только им троим понятным шуткам. Иногда Невилл размышлял, был ли у него шанс стать в их компании четвертым, но потом с сожалением понимал, что вероятность невелика, — если они не сблизились тогда, после дуэли, на фоне победы Гарри и извинений самого Невилла, то вряд ли сблизятся сейчас, когда из опасностей только дурное настроение Снейпа и слишком длинное эссе по трансфигурации.
К тому же, Беллатрикс Лестрейндж продолжала числиться родной теткой Малфоя, и ее портрет, как и прежде, насмешливо сверкал глазами со стен в Лонгботтом-холле, не давая о себе забыть. Невилл иногда подолгу смотрел на него, изучая каждую черточку, каждую деталь. Врага надо знать в лицо, это он давно уже понял. Нужно знать его как самого себя или даже лучше, опережать его хотя бы на один шаг — и тогда успех неизбежен.
Женщина на портрете была очень красивой, слишком красивой, чтобы понравиться Невиллу. И опасной. Хищная темная красота, как у ворона или гебридского черного дракона: черные кудри, белая кожа, капризные красные губы… Злая королева из «Белоснежки», и корона имеется — тонкий рубиновый обруч, теряющийся в копне волос. Амбиции и голод, страсть и высокомерие, — вот о чем говорило это породистое лицо. Невилл пытался представить, какая могла бы из Беллатрикс выйти мать или жена, но его воображение заклинивало. Плохой результат — потому что Белла Блэк все же вышла замуж, а это значило, что Невилл, несмотря на все старания, так и не смог понять эту женщину до конца.
Братья-Лестрейнджи и Барти Крауч на фоне Беллатрикс как-то терялись, особенно Барти, — сухопарый и веснушчатый, облизывающий губы и стреляющий глазами по сторонам, то и дело оттягивающий воротник рубашки, будто тот его душил. Подумав, Невилл пришел к выводу, что Крауч был невротиком, и его непревзойденные успехи в школе были результатом попыток справиться с пренебрежением со стороны отца. Женщина на портрете легко могла бы подчинить вчерашнего выпускника своей воле, Невилл был в этом почти уверен.
С Лестрейнджами дело обстояло куда сложнее. Мужчины на портретах были похожи: золотистые волосы, светло-карие глаза, благородные открытые лица с волевыми подбородками. Старший носил волосы короче, и взгляд у него был жестче, требовательнее. Младший был похож на рыцаря из средневековых романов, и на своем портрете он чаще всего смеялся, даже когда бабушка в ярости кромсала его Секо. Что привело этих двоих в городской особняк Лонгботтомов? Что заставило их смотреть, как жена одного из них и ее верный паж пытают до безумия двух невинных людей? Невилл не понимал, он никак не мог связать мужчин на портретах с рассказами бабушки. Возможно, он просто все еще плохо разбирался в людях.
Невилл отвернулся от однокурсников и пробежал глазами по домашнему заданию. Почерк, однако, неплохой, — критически оценил он сам себя. Буквы ровные, прямые, как солдаты на плацу. Так и должно быть, если хочешь выжить, — дисциплина важнее всего. Он тоже уже два месяца как начинал свой день с холодного душа и пока упорно держался.
Дверь в библиотеку скрипнула, и он поднял голову. Невилл специально сел возле окна, спиной к шкафу и лицом к залу, так чтобы видеть всех, кто заходит и выходит, — старая, взращенная Врагом, привычка. В библиотеку скользнула Джиневра Уизли, замерла в дверях, находя глазами Малфоя, и закусила губу. Затем упрямо тряхнула головой и заскользила в сторону, за незанятый стол. Невилл проводил ее взглядом и покачал головой — ну вот, еще одна неприкаянная душа. Он сочувствовал Джиневре, но ее манера преследовать своего рыцаря по пятам не находила у него понимания. Насильно мил не будешь, а Драко абсолютно точно не интересовала дочь семьи Уизли — уж в этом Невилл был уверен.
Он обмакнул перо в чернильницу и на мгновение застыл, глядя на набухшую на кончике пера маслянистую каплю. Чернила были до оторопи похожи на оттенок волос не к добру помянутой Беллы Блэк. Невилл аккуратно опустил перо обратно и тяжело сгорбился.
Скоро очередной поход в Мунго к родителям — каждый год, как какой-то магический ритуал, за века потерявший всякий смысл. Мама снова будет смотреть сквозь него и совать ему в руки обслюнявленные, пожеванные фантики из-под дешевых конфет, а отец утробно мычать и мотать головой. Невилл любил родителей, но он часто думал о том, что лучше бы ему никогда не видеть их в таком состоянии. Он мог бы жить с мечтой о красивых и сильных маме и папе, с течением времени добавляя в свою личную сказку все новые и новые подробности. Но бабушка так настаивала… Гарри повезло больше — его родители навсегда остались в человеческой памяти такими, какими были при жизни, — смелыми и молодыми, сияющими, будто звезды.
Я откажусь, — внезапно подумал Невилл и сам поразился этой мысли. — Я откажусь. Вместо похода в Мунго я проведу вечер, рассматривая их колдографии: ту, где мама смеется, а папа кружит ее в танце, и другую, где мы все втроем. Я хочу запомнить их такими.
Он достал перо из чернильницы и продолжил писать эссе. Буковка за буковкой, строгие ряды, без помарок, как солдаты на плацу или на параде, как он сам.
* * *
— Сделай с ним что-нибудь, он опять на нас пялится, — шипит Северус, прикрывшись книжкой. Поликсена, чьи воспоминания Северус-в-настоящем смотрит, фыркает и оборачивается через плечо. На нее тоскливо глядит увалень с добрым лицом и ежиком светлых волос. Завидев ее интерес, он отводит глаза, краснеет и, помедлив, вяло машет ей рукой. Поликсена поворачивается обратно к друзьям.
— Ну допустим, не на нас, а на меня, — заявляет она и достает из сумки учебники, раскладывает их по столу. Каролина, слушая их перепалку, прячет улыбку в краешках губ. — И вообще, что я с ним сделаю, прокляну? Я в Азкабан не хочу. Так что сидим дальше и делаем вид, что мы ничего не замечаем.
— Тебе просто нравится, что он по тебе страдает, — обвиняюще говорит Северус-в-прошлом, откладывая книжку и резким жестом скрещивая руки на груди. — Пожалела бы бедолагу Эррола, жестокосердная.
— Значит, Эванс можно водить тебя за нос, а мне Макмиллана нельзя? — усмехается Поликсена. Она опускает глаза на пергамент и чертыхается себе под нос: поставила кляксу. — Север, не лезь под руку, Мерлина ради. Что тебе вообще до Макмиллана? В тебе не к месту заговорила мужская солидарность?
— Язва, — усмехается Северус. — Поступай как знаешь.
Поликсена еще немного сопит, избавляясь от кляксы и от злости, а потом подзывает их склониться ближе.
— Эйвери и Макмиллан могут хоть обглядеться, — угрюмо шепчет она, и Каролина понимающе кивает. — Все равно мою судьбу будут решать родители, а не то, кто пытался зажать меня под омелой в хогвартских коридорах.
— Неужели Сандро все-таки повезло? — ахает Каролина, и Поликсена на нее шикает.
— Может, и повезло бы, — мурлычет она лениво, — если бы он был не таким надутым индюком. Нет, с Сандро каши не сваришь — я его насквозь вижу.
— Сандро плохо кончит, — соглашается Северус. — Он привык все брать с наскока, золотой мальчик.
Он на удивление удачно перекривляет Эйвери и его повадки, и подруги, не сумев сдержаться, хохочут, вызывая этим гнев мадам Пинс...
Северус вынырнул из думосбора, потирая виски. В ушах все еще звенел давно отзвучавший смех. Он усмехнулся и отодвинул опустевший флакон в сторону. Права была Поликсена: в свое время он изрядно покуражился над ее поклонниками. Северус не помнил за собой такого таланта к сатире, но он уже успел привыкнуть за этот год к тому, что он вообще прискорбно мало знал о самом себе.
Он оценил взглядом батарею из флакончиков на столе. Воспоминания Поликсены за четвертый курс почти закончились, остались пятый, шестой и седьмой курсы, к тому же их недолгая дружба после выпуска. Северус заранее готовился к неприятным откровениям, которые ждали его в конце этого экскурса в прошлое. Он готов был признаться сам себе, что сознательно оттягивает момент, когда окунется в думосбор и увидит дуэль и то, как Каролина падает на пол и замирает подстреленной птицей.
Нет, уж лучше он будет смотреть, как они, веселые и улыбчивые, со своими смешными полудетскими драмами и сомнениями, учатся, ссорятся, мирятся, гуляют по окрестностям Хогвартса и делают вместе давно проверенное домашнее задание — в общем, дружат. Пока Северус там, в тех безмятежных, навсегда ушедших днях, можно забыть о том, чем все в итоге закончилось…
* * *
Идея всем вместе отправиться на Гриммо 12 и сделать особняк своей базой на несколько дней в поисках информации о крестраже сестре предсказуемо не понравилась.
— Я сама схожу, — кисло предложила она, пытаясь держать лицо, но тоска с легкостью пробивалась сквозь неумелую маску. — Могу взять с собой Нарциссу в качестве компромисса — она урожденная Блэк, есть шанс, что если я проведу ее за руку, дом ее пустит.
— Я бы все-таки хотел составить вам компанию, — мягко сказал Патрокл, ловя Поликсену за руку и заглядывая ей в глаза снизу вверх. Они были у него в кабинете: он сидел за столом, а сестра стояла рядом, как всегда, вытянувшись в струнку, словно на докладе, — старая привычка еще времен отца. — Я уже просмотрел нашу библиотеку, из интересного — только дневник одного из предков, где он упоминает о разработках Герпия, но его интересовал не крестраж, а выведенный Герпием василиск. Думаю, у Блэков должно быть больше информации, они любили тянуть в дом всякую дрянь.
Поликсена страдальчески скривилась, как от зубной боли, но руку убирать не стала.
— Давай хотя бы без Люция, — попросила она. — Я и за тебя-то не ручаюсь, но ты хотя бы Блэк по матери, а Люциуса дом если и впустит, то точно попытается покалечить. Там и при леди Вал было то еще местечко, а уж после… Он или свернет шею на лестнице, где внезапно вздыбятся ступеньки, или ему на голову «случайно» упадет люстра.
— Ладно, — согласился Патрокл с ноткой сожаления. Люциус пришелся бы в библиотеке Блэков очень кстати — он обладал нюхом на редкие книги и обожал рыться во всяких старинных гримуарах. Нашел ведь он труды и Годелота, и Буллока! Впрочем, Поликсена права, дом на Гриммо всегда был с капризами, а уж когда закрылся от посторонних, так и вовсе. — Когда отправимся?
— Раньше начнем — раньше закончим, — буркнула сестра, забирая свою ладонь и скрещивая руки на груди защитным жестом. — Что хоть такое этот крестраж?
— Якорь для души, — пояснил Патрокл, откидываясь в кресле. — Мы с Люциусом склонны считать, что Лорд перед смертью перестраховался и сделал себе… ну, скажем, запасную копию.
Поликсена удивленно подняла брови.
— И Люций хранил эту штуку столько лет? Почему не уничтожил?
— Непонятно, что с ней вообще можно сделать. Пока выглядит так, что она заставляет человека спасать ее от уничтожения любой ценой. Наверное, можно было бы взять кого-то под Империо и уничтожить тетрадь его руками, — он поймал на себе пристальный взгляд Поликсены и улыбнулся. — Но я не буду этого делать, это так, мысли вслух.
— Надеюсь, он только один, — вздохнула Поликсена и, заметив, как Патрокл застыл, осеклась. — Что? Неужели вам с Люцием это в голову не приходило?
— Нет, — пробормотал Патрокл, забарабанив пальцами по столу в раздумьях. Внутри все похолодело. — Герпий сделал только один крестраж. Буллок и Годелот тоже писали только об одном. Он должен быть один!
— Мы имеем дело с Лордом, — пожала плечами сестра с такой вопиющей небрежностью, словно речь шла о том, какой боевой прием использовать на дуэльной площадке или какое платье надеть на бал. — Если что-то я в этом человеке и понимала, так это то, что ему всегда было мало. Если летать — так без метлы, если власть — то единоличная и абсолютная. Не удивлюсь, если, задавшись идеей создать себе крестраж, Лорд решил пойти дальше, чем кто-либо еще до него. И, скорее всего, у него получилось — у него всегда получалось.
— Это в корне меняет дело, — подумав, сказал Патрокл. Он говорил медленно и осторожно, словно ступал по тонкому льду. — Мы должны очень четко решить для себя, как нам поступать дальше, и сделать это нужно до уничтожения тетради. Если ты права и крестраж не один, то кто-то другой может возродить Лорда. Тогда, если Лорд узнает о том, что мы уничтожили один из его якорей, нам конец. Он мог бы простить хитрость или даже предательство, но только не прямую угрозу своей драгоценной жизни. Если мы решим уничтожить тетрадь, то будем обязаны отыскать все оставшиеся крестражи и уничтожить их тоже. Только вот беда — до недавнего времени мы понятия не имели, что крестражи вообще существуют. Есть ли другие? Где они спрятаны? Сможем ли мы до них добраться? Этот план становится очень, очень рискованным.
— Мне не нравится ход твоих мыслей, — сказала сестра, напрягаясь. Все-таки она слишком хорошо его знала. Чаще всего это было Патроклу на руку, но иногда ужасно мешало. — Есть ведь и второй вариант, я правильно тебя понимаю?
Патрокл криво усмехнулся и крутанул глобус. На него взглянула Африка с ее снежными вершинами, алмазными копями и бескрайними саваннами. Жестокий материк. Иногда нужно быть жестоким, чтобы защитить тех, кто тебе доверен.
— Если мы решим, что не сможем отыскать все крестражи, — сказал он, — нам следует возродить Лорда самим, до того, как это сделает кто-то другой. Объяснить, что мы только сейчас поняли, какое сокровище было у нас в руках, и заслужить усилиями по воскрешению Лорда его снисхождение.
— А с Гарри что делать будем? — процедила сестра, раздувая ноздри, как разъяренная кобылица. — Подарим Лорду в честь нового дня рождения?
— Мы объясним, что вся эта интрига с дружбой наследников была затеяна, чтобы переманить мальчика на нашу сторону и воспитать из него верного последователя Лорда. А затем мы отойдем в сторону, Поликсена, — тяжело произнес Патрокл, презирая самого себя в этот момент. — Мне нравится Гарри Поттер, но мы не станем мешать Лорду решать его дальнейшую судьбу.
Поликсена неверяще покачала головой и сделала шаг назад, и этот шаг внезапно показался Патроклу огромным, невозвратным, словно между ними в этот момент пролегла бездонная пропасть.
— Мы принимали его у себя дома, — сказала она, цедя слова, как гадюка — яд. Сестра была очень похожа на maman в этот момент. — Я лично ставила ему боевой хват и дуэльную стойку, а твоей единственной дочери он дорог, как брат. Мордред, он дорог мне тоже! Я не отойду в сторону.
Патрокл с тоской почувствовал, как внутри все обрывается. Паркинсоны не могут стоять по разные стороны баррикад, это непреложная истина, позволившая им выживать и крепко держаться за свое в течение стольких веков. Он прикрыл глаза, ярко представляя себе, как Лорд небрежным жестом подзывает к себе Гарри Поттера, а Поликсена загораживает мальчика собой. Сражаться с собственной сестрой? Патрокл еще не сошел с ума. Позволить Лорду расправиться с ней, пожертвовать черной овцой в стаде? При одной только мысли об этом его кулаки сжались сами собой. К тому же, тогда о доверии Лорда точно можно будет забыть — тот не простит открытого вызова от уже вызвавшей его подозрения семьи. Бунт Поликсены перечеркнет любые заверения в лояльности от самого Патрокла…
Он неожиданно остро почувствовал себя, как некогда прародитель Одиссей, вынужденный вести свой корабль через тесный пролив между двумя древними чудовищами — Сциллой и Харибдой. Жуткая шестиглавая Сцилла охотилась, высунувшись по грудь из своей мрачной пещеры и хватая за раз по одному человеку каждой из своих пастей, в то время как Харибда, огромный водоворот, трижды в день засасывала в себя все живое. Сцилла гарантированно погубила бы шестерых моряков, Харибда стала бы могилой для всех на корабле. Одиссей взвесил все «за» и «против» и хладнокровно выбрал Сциллу, пожертвовав шестью своими товарищами, чтобы спасти остальных. Рациональный, утилитаристский подход — такому учил Патрокла отец.
Но видно, он действительно слабак, раз не может сделать то, что твердит ему разум… Отец был бы разочарован. Одиссей, наверное, тоже.
— Тогда лучше бы нам отыскать крестражи все до единого, — устало и зло сказал Патрокл вслух. — И Мерлин свидетель, я не представляю, как мы это сделаем.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Примечания:
1. У меня Паркинсоны пришли на Острова с римскими легионами, так что вилла "Соцветие" — классическая римская вилла с атриумом, столовой-триклинием и прочими типично древнеримскими штучками.
Примеры таких домов:
https://avatars.mds.yandex.net/i?id=03bc645c56c0a66753623d594528a22e712b8a72-7066306-images-thumbs&n=13
https://happyhouse.guru/uploads/posts/2023-01/thumbs/1673413790_happyhouse-guru-p-peristilnii-dvor-instagram-56.png
https://happyhouse.guru/uploads/posts/2023-01/thumbs/1673413759_happyhouse-guru-p-peristilnii-dvor-instagram-54.jpg
2. В целом мое видение Беллы:
https://ibb.co/bz0bQyv
3. Гебридский черный дракон:
http://pm1.narvii.com/7248/36bbc9dc3a76dda0df4f477dfbbaf6cf2ba73775r1-600-424v2_uhq.jpg
https://abrakadabra.fun/uploads/posts/2022-01/1642053270_2-abrakadabra-fun-p-gebridskii-chernii-drakon-4.jpg
1) Центральная часть древнеримского жилища (домуса), представлявшая собой внутренний световой двор, откуда имелись выходы во все остальные помещения. Обычно без крыши. В атриуме могли находиться колонны и цистерны с дождевой водой, а также бассейн.
2) Амфитрита — морская богиня у древних греков, супруга Посейдона. Тритоны — придворные во владениях Посейдона и Амфитриты. Плавали на дельфинах и трубили в морские раковины. Обладали рыбьим или дельфиньим хвостом.
3) Очень часто в реальных знатных семьях не называли дальних родственников по реальному родству. Старших по возрасту называли "тетя" или "дядя", ровесников — "кузен", младших по возрасту — "племянница" или "племянник". При этом по родству их отношение могло быть совершенно другим.
4) Столовая с тремя застольными ложами и столом между ними. Римляне ели лежа на боку.
Примечания:
В этот раз вдохновение ко мне не спешило, но все же глава готова :)
Буду рада отзывам, особенно приятным, — моя муза на них падкая, мне хочется писать, когда я знаю, что вам интересно читать.
Появлению на Гриммо 12 целых трех потомков Благороднейшего и древнейшего рода Блэк Кричер обрадовался, как ребенок — целому мешку сахарных перьев. Он то склонялся в три погибели, норовя поцеловать Нарциссе подол платья, то бочком, по-крабьи, подбирался к Патроклу — начистить ему туфли… Рвение эльфа не знало предела: свежие сконы с малиной, чай трех сортов, приятная музыка на граммофоне, огневиски, а может, еще и кофе по фирменному рецепту? Ну и, конечно же, лорд Паркинсон и дамы отобедают на Гриммо? Уж Кричер расстарается, уж он приготовит им настоящий пир — не то, что их ленивые, никуда не годные домовые эльфы, не способные хорошо позаботиться о своих хозяевах!
Патрокл снисходительно усмехался, Нарцисса умилялась, а Поликсене хотелось покинуть библиотеку, сбежать по роскошной дубовой лестнице с коврами и выскочить на улицу, отправиться куда-нибудь, где не звучит каждые три минуты слово «Блэк» — да еще и с типичным для Кричера восхищенным придыханием. Что там дальше всего от Англии в целом и Гриммо 12 в частности? Австралия? Аргентина?.. Антарктида? Пингвины были бы куда лучшей компанией, чем Кричер, — по крайней мере, они бы не намекали, играя седыми бровями, что «молодой хозяйке следовало бы остаться на ночь, молодая хозяйка совсем здесь не бывает, хозяюшка Вальбурга не одобрила бы, да-да, она бы совершенно точно не одобрила».
Поликсена вздохнула и бесцельно долистала до конца очередной томик в вырвиглазной алой обложке, взятый с полки наугад. Отложила его на журнальный столик слева и задумалась. Нарцисса продолжала расхаживать между стеллажей, шурша подолом платья и воркуя с подобострастным Кричером, Патрокл в другом конце библиотеки целиком погрузился в чтение, и Поликсену наконец-то никто не отвлекал. Ей было о чем поразмыслить.
Бег событий, замедлившийся было летом, снова накрыл ее волной, как цунами, и Поликсена совсем не успевала вынырнуть хоть на мгновение и составить вразумительный план. Стратегия вообще никогда не была ее сильной стороной — несмотря ни на что, в одном отец был прав, назначив ее именно на роль бойца, практика, под началом Патрокла. Поликсена кинула взгляд через комнату на брата и тут же отвела глаза. Думать о Патрокле пока было больно. Она привыкла к этому зудящему чувству: так ей до сих пор было больно думать о Каролине и еще всего год назад — о Северусе, но по отношению к Патроклу эта грызущая тоска была ощущением непривычным.
Как ни неприятно было это признавать, но брат был во многом прав. Поликсене хватало здравого смысла, чтобы признаться в этом хотя бы самой себе. Мало сказать «Я не отойду в сторону» и встать в героическую позу на пути опасности — есть тонкая, но вполне реальная грань между храбростью и глупостью. Гриффиндорцам это различие давалось с трудом, но Поликсена, хвала Салазару, все-таки окончила совсем другой факультет. Говорят, та же Эванс закрыла сына собственным телом — достойный восхваления поступок, но на ее месте Поликсена попробовала бы сбежать или спрятаться. Нет ничего постыдного в том, чтобы принимать свои ограничения и пытаться сохранить себе жизнь. Конечно, об этом не споют песен и не напишут в книгах, но Поликсена и так никогда не мечтала о посмертной славе.
Нет, героически погибнуть, сражаясь с Лордом за жизнь Гарри Поттера, Поликсена не планировала. Когда схлынула первая волна гнева и отчаяния, она попыталась трезво оценить свои шансы и была вынуждена признать: если Лорд возродится в зените своих возможностей, да еще и снова обретет контроль над Метками, ее бунт обернется полным крахом, и крах этот затронет не только ее одну — под раздачу попадут все Паркинсоны. Нужно было искать другой, змеиный, путь, но Поликсене не приходило в голову ничего, кроме как летом выкрасть Гарри у Дурслей и инкогнито эмигрировать куда-нибудь в тропические края. План был дурацкий, но все же более реалистичный, чем поиск и уничтожение всех до единого крестражей — не имея понятия о том, сколько их, где они хранятся, существуют ли вообще и как выглядят…
Поликсена взяла в руки чашку с кофе и отхлебнула. Кричер расстарался со своим фирменным рецептом: действительно приятный вкус, гвоздика и перец. Леди Вал любила выпить чашечку в своем будуаре, Поликсена хорошо помнила, как та смаковала кофе и расчесывала гребнем свои блестящие черные пряди — волосок к волоску, обязательно не менее ста раз. Она задумчиво покрутила чашку и взглянула на монограмму на фарфоровом бочке. Усмехнулась невесело: ну конечно, С. О. Б. Спасибо еще, что не добавили к гордым инициалам римскую тройку, чтобы всякие невежи не спутали Сириуса Ориона Третьего с его почтенными предками — Сириусом Первым и Вторым…
Удивительно все-таки, как Блэки умудрились продержаться столько веков на плаву, — угрюмо подумала Поликсена, резким жестом отставляя чашку. Половине семьи давил на мозги излишний гонор, второй застило глаза боевое безумие… Пожалуй, их спасала от вымирания только крепость на Гриммо 12 — в этом доме было крайне удобно спрятаться от мира на пару десятилетий, пока все не поутихнет, а потом снова начать мутить воду…
Поликсена застыла, раздумывая над неожиданной идеей. Гриммо 12 — одно из самых безопасных мест в Британии, и она, Поликсена, его почти-что-хозяйка. Жаль, что поселить здесь Гарри невозможно: по закону Поликсена ему никто, да и дом мальчика не пустит, слишком далекое родство… но как было бы здорово, если бы пустил! Поликсена с сожалением усмехнулась своей бессмысленной надежде, но мыслями уже двинулась дальше, и внезапно решение головоломки встало перед ней в полный рост, вспыхнуло ярче сверхновой. Вдруг стало нечем дышать, и она оттянула ворот черной водолазки, делая глубокий вдох. Дурацкая идея, — строго сказала Поликсена себе. — Этот шаг нельзя будет никак исправить, это уже навсегда. Может, Лорд вообще не возродится. Или, возродившись, займется чем-нибудь, помимо мести. Может…
Может, завтра Сириус умрет, — трезво возразил ей внутренний голос, — и твою гениальную идею можно будет смело выбросить на свалку. «Мистер Смит» ведь сказал, что ему остался год, не больше. Ты ничего не потеряешь, он в Азкабане до конца своих дней, а так с паршивой овцы хоть шерсти клок. Китайцы знали толк в таких вещах — чтобы выбраться из ловушки для пальцев, все туже и туже сжимающейся при попытке освободиться, надо поддаться, пойти навстречу. Контринтуитивное решение, но оно же единственно верное.
Поликсена решительно встала и направилась к Нарциссе. Заметив ее приближение, Нарси отмахнулась от лебезящего Кричера и приветливо улыбнулась.
— Ты какая-то бледная, Ликси, — лукаво сказала она, и в углах синих глаз, так похожих на глаза Сириуса, образовались едва заметные смешливые морщинки. — Мы скоро закончим, обещаю.
— Госпожа Цисси снова покинет Кричера совсем одного? — ужаснулся домовик и в отчаянии потянул себя за развесистые уши. — Может, госпожа Цисси останется на ночь? Кричер постелит молодой хозяйке в главной спальне, а госпожа Цисси снова займет сиреневую гостевую. Молодая хозяйка и госпожа Цисси смогут сплетничать всю ночь и читать романы, а утром Кричер приготовит им блинчики с вареньем!
— Кричер, я давно уже замужняя дама, а не романтичная девочка, — покачала головой Нарцисса, но Поликсена видела, что она тронута заботой домовика. — Сделай мне кофе, будь любезен, я засыпаю на ходу.
Кричер попятился, не сводя с нее обожающего взгляда, и выкатился из библиотеки, бурча себе под нос «блинчики нужны всем, даже важным замужним дамам, да-да, Кричер знает, Кричер точно знает!».
— Нарси, — начала Поликсена, для отвлечения внимания пробегая пальцами по разноцветным корешкам на полке. — Мне нужен семейный гримуар Блэков. Знаешь, где он может быть?
Нарцисса скептически подняла одну бровь — как всегда почуяла фальшь. Поликсена поджала губы: все-таки приятельница была слишком проницательной, а Поликсена не просто так проигрывала чете Малфой в покер.
— Хочу изучить свое подвешенное положение еще раз, — сказала она вслух удобную полуправду, — на предмет лазеек.
Нарцисса вздохнула и сочувственно погладила ее по руке.
— Всегда считала, что то, что с тобой сотворили, — настоящее варварство, — сказала она убежденно и продолжила деловым тоном: — Поищи в кабинете леди Вал, тетя любила держать такие вещи под рукой. Кстати… ты нигде не видела толстую книгу в золоченом переплете с камнями? Вычурная такая, старой работы?
— «Катрены Фомальгаута Блэка»? Я нашла ее в прошлый раз и забрала к себе в мэнор, листала на досуге.
Нарцисса помолчала, теребя нежно-голубой крокус на корсаже платья и глядя куда-то сквозь Поликсену, а затем улыбнулась краешком губ и спросила:
— Ты дочитала катрены до конца?
Поликсена кивнула, настораживаясь. Что-то было не так с этой книгой, а она и не заметила. Притащить какую-то дрянь в мэнор и даже не понять, что она опасна — хороша из нее защитница!
— Только не говори мне, что этот талмуд проклят или что-то в таком же духе, — проворчала Поликсена, резким жестом скрещивая руки на груди. — Он валяется у меня на туалетном столике уже несколько месяцев, я его перед сном читаю — когда заглядываешь вглубь веков, появляется чувство перспективы, мне хорошо прочищает мозги.
— Книга не проклята, — успокоила ее Нарцисса и отошла к окну, выглянула наружу, на бесконечные ряды соседних крыш под неярким осенним солнцем, но у Поликсены создалось впечатление, что внутренним взором приятельница видела совсем другую картину. — Ты дошла до последнего предсказания? О чем оно?
— О падении дома Блэк, — вздохнула Поликсена. Она упрямо не желала считать себя членом этого рода, но думать о том, что произошло с семьей жениха, было неприятно. Навевало тоскливые мысли о преходящести земной славы, суете сует и бренности бытия. — Что-то про змеиного короля и про то, как он нагнул всех, до кого дотянулся. Надо признать, дедуля Фомальгаут очень точно описал характер Лорда, как в воду глядел.
Нарцисса помолчала, а затем уверенно сказала, отворачиваясь от окна:
— Это не последнее предсказание. Есть еще одно, просто тебе, видимо, не открылось. Может, и мне не откроется, но попробовать стоит. Принесешь мне эту книгу?
Поликсена задумалась. По правде говоря, она терпеть не могла пророчества и всю вытекающую из них драму. Изменить будущее нельзя, так что толку с того, что тебе оно известно? Нет, Поликсена никогда не завидовала Каролине и ее ужасному дару. Лучше не знать, каким будет будущее, чем трястись в ожидании неизбежного. Она и «Катрены»-то прихватила, потому что пророчества в них давно уже сбылись, просто как сборник исторических головоломок: было забавно читать их и сопоставлять туманные четверостишия с событиями далекого прошлого.
Соперничать с Нарциссой за право ознакомиться с предсказанием о будущем рода Блэк? Патрокл, наверное, вцепился бы в такой шанс зубами, исключительно ради эксклюзивности такого знания, но видит Мерлин, Поликсене и так было чем себя занять.
— Я передам тебе «Катрены» с Элси, — пообещала Поликсена. — Но если в этом пророчестве сказано что-то о Паркинсонах, ты меня просветишь. Клятву брать не стану, понадеюсь на твою совесть.
Нарцисса улыбнулась и кивнула. Она выглядела непривычно серьезной, Поликсена давно ее такой не видела — пожалуй, с тех пор, как Люциус вернулся из Азкабана в восемьдесят первом. Даже известие о крестражах не вызвало у нее такой сосредоточенной готовности.
— Я почти уверена, что этот катрен не о нашем времени, — сказала Нарцисса. — Просто наткнулась на упоминание в одном письме, когда разбирала дедовы архивы, и решила проверить: вдруг что-то важное. Сама знаешь, как оно бывает с семейными тайнами, — лучше перестраховаться. Особенно если это тайны рода Блэк.
Поликсена кивнула: с Блэками никогда не бывало просто.
* * *
Панси еще раз перечитала параграф, но слова из учебника по ЗОТИ никак не желали укладываться у нее в голове. Вздохнув, она отложила книгу в сторону и принялась за эссе по Трансфигурации. Две трети уже были готовы, оставалось написать вывод. В отличие от той же Гермионы, Панси не любила пользоваться черновиками и сразу писала набело — так она экономила время, а если даже в эссе и закрадывались помарки, то менее высокая оценка все равно не стоила потерянных на черновики часов.
Сегодня вечером Панси осталась в гостиной Гриффиндора — мальчишки ушли на поле, гонять на метлах, а она решила воспользоваться оказией и примелькаться среди «львят». Панси по-прежнему хотела быть на хорошем счету у факультета, насколько это в принципе было возможно: жизнь — сложная штука, никогда не знаешь, кто именно и когда окажется тебе чем-то полезен.
— Не п-п-помешаю?
Панси подняла глаза на топчущегося справа Невилла и улыбнулась. Кивнула, отодвигаясь к камину. Невилл сел рядом и поерзал на диванчике, устраиваясь удобнее, достал собственные книги из сумки и открыл учебник по Травологии.
— Тебе хорошо дается этот предмет, — тихо сказала Панси, наклоняясь к нему, — ей не хотелось пользоваться заглушкой. Вокруг царил типичный для гриффиндорской гостиной шум и гам: кто-то кого-то бил подушкой, кто-то с кем-то выяснял отношения на повышенных тонах. Панси с удовольствием оставила бы весь этот галдеж за пределами заглушки, но гриффиндорцы плохо относились к «змеиным хитростям», и то, что заглушками с удовольствием пользовались чистокровные «вороны» и «барсуки», никак не умаляло «львиного» пыла. Панси предпочитала не раздражать их лишний раз — идти на принцип следует только там, где оно того стоит. — Ты не думал попросить у мадам Спраут дополнительные уроки?
Невилл пожевал губами, что-то обдумывая, а потом медленно покачал головой.
— У нас не очень хорошо идут дела, — сказал он таким же тихим голосом, и Панси оценила его неожиданную откровенность. — У папы совсем не лежала душа к семейному искусству, и после смерти дедушки наши лекарственные травы сильно потеряли в качестве, а значит, и в цене. Когда-нибудь мы обязательно вернемся на большой рынок, но пока у нас нет денег на частные уроки.
— Может, мадам Спраут согласилась бы позаниматься с тобой и так, бесплатно, — предположила Панси, откладывая перо и разминая пальцы. Тепло камина приятно грело левый бок, и ее даже немного разморило — писать в таких условиях эссе по Трансфигурации совсем не хотелось, а значит, было самое время налаживать мосты с окружающими. — Она кажется добрым человеком и хорошо относится ко всем студентам, не только к своим подопечным.
Невилл опять покачал головой.
— Ты права, и я благодарен за совет, но я не могу воспользоваться добротой человека, ничего не дав ему взамен, — неожиданно твердо сказал он, и Панси присмотрелась к однокурснику внимательнее. Серо-зеленые глубоко посаженные глаза, круглые щечки и небольшая лопоухость создавали Невиллу амплуа рассеянного, неуклюжего и немного смешного растяпы, но Панси умела заглянуть глубже, за внешний фасад. Когда-нибудь из этого мальчишки вырастет сильная личность, и то, будет он надежным другом или опасным противником, решится именно сейчас, на первых курсах Хога. Как жаль, что между ним и Драко маячит зловещая тень Беллатрикс Лестрейндж, — с досадой подумала Панси. — Интересно, можно ли как-то примирить их?
— Достойная позиция, — вслух сказала она. — Как у тебя с зельеварением, по-прежнему сложности?
Невилл благодарно усмехнулся, и Панси, не удержавшись, вернула ему улыбку: было очевидно, что он оценил выбор слов — «сложности», а не «беда», «проблемы» или «все плохо». Проницательный тип, немногие на Гриффиндоре заметили бы ее усилие — тем более стоит постараться расположить его к себе.
— Снейп перестал смотреть на меня волком, — довольно поделился Невилл. — Но я по-прежнему могу в два счета сварить яд вместо зелья от фурункулов. Возможно, мне надо развивать этот опасный талант — у него наверняка найдутся почитатели.
Панси весело хмыкнула и снова взяла в руки перо, задумчиво покрутила его между пальцев.
— Могу позаниматься с тобой, если хочешь. Или составить тебе протекцию у Драко, у него отлично получается.
Невилл задумался, и Панси немного удивилась: она была уверена, что он с ходу откажется от консультаций у Малфоя, но Лонгботтом, видимо, учитывал еще какие-то, неизвестные ей, факторы.
— Я не против занятий с Драко, — наконец сказал Невилл, тщательно подбирая слова. — Мне пока нечем отдариться, но могу взамен предложить помощь по Травологии. Знаю: это не тот предмет, который котируется на курсе, но…
— Это важный и нужный предмет, — серьезно сказала Панси. — С вами приятно иметь дело, мистер Лонгботтом.
— С вами тоже, мисс Паркинсон, — церемонно кивнул Невилл, и Панси вдруг представила его взрослым и уверенным, стоящим в бальном зале Паркинсон-мэнора в окружении толпы, как каменный утес среди волнующегося моря, и ей почему-то очень-очень захотелось, чтобы он пришел туда как друг, а не как враг.
— У тебя другая палочка, — заметил вдруг Невилл, и Панси непонимающе вскинула на него глаза. Затем перевела взгляд на лежащую на столе палочку, подумала и кивнула.
— Это моя вторая, — объяснила она. — Мы купили ее у Олливандера, когда я пошла на первый курс.
— Почему ты раньше ее не носила? У тебя ведь была другая, из красного дерева.
Панси пожала плечами.
— Мы с тетей почему-то напридумывали себе всяких ужасов, — со смешком сказала она, любовно поглаживая палочку кончиками пальцев. Толстое белое древко отозвалось едва ощутимой вибрацией — словно норовистый конь, рвущийся в бой и грызущий удила. Удивительно, и как только эта палочка, так легко ложащаяся в ладонь, так чутко отзывающаяся на любое касание, могла казаться Панси уродливой и неприятной? Она с сожалением убрала руку и продолжила: — Но в этом году я решила взять ее с собой в Хогвартс и пользоваться ей чаще.
Панси и сама не могла объяснить себе, почему решила забрать палочку от Олливандера из шкафа в библиотеке, куда ее убрала тетя. Вернее, могла, но рациональными ее доводы назвать было сложно — просто в последние недели лета палочка не выходила у нее из мыслей.
Надо было честно признаться тете, что я собираюсь пользоваться ей в школе, — упрекнула себя Панси, но тут же почувствовала острый приступ раздражения. — С другой стороны, это ведь моя собственная палочка, я могу пользоваться ей когда и где захочу! Почему это я должна просить у тети разрешения, что за нелепица!
— У меня папина, — признался Невилл. — Она плохо мне подходит: все-таки у папы был совсем другой характер, он был аврор, настоящий боец и герой, а я…
— Смелость и сила — разные вещи, — поддержала его Панси, и Невилл отвел глаза. — У многих растений сильные корни, ломающие камень. Это правда, что у них это занимает много времени, но зато каков результат!
Невилл криво улыбнулся и кивнул.
— Ты умеешь поднять настроение, — сказал он. — Спасибо.
* * *
Увидев за завтраком в Большом зале разгромную статью в воскресном выпуске «Пророка», Северус только хмыкнул, признавая свое поражение. Вот оно — то самое элегантное в своей простоте решение, которое ему никак не давалось, когда он пытался угадать, как именно Паркинсон и Малфой станут решать проблему рейдов. Статья совершенно точно была заказной — сама по себе Рита Скитер никогда не стала бы интересоваться житьем-бытьем скромного работника Министерства. Впрочем, заказной характер нисколько не портил материал — Скитер постаралась на славу.
«Что может быстрее всего подорвать веру народа в закон? — риторически вопрошала Рита со страниц «Пророка». — Что может разрушить систему изнутри, толкнуть людей на самосуд и даже начать революцию? Лицемерие. Да, именно лицемерие! Вот тот порок, который нельзя прощать никому, кто клялся поддерживать закон и порядок магической Британии. Правила должны быть едины для всех, и горе нам, если закон для сотрудников нашего славного Министерства отличается от закона для всех остальных.
Впрочем, всем, имеющим глаза и уши, очевидно, что Артур Септимус Уизли считает, что уж он-то точно стоит выше закона. В его гараже, под любовно сшитым его супругой, ужасно безвкусным розовым покрывалом скрывается то, ради чего мистер Уизли наплевал на закон, который обязывался защищать: маггловский автомобиль Форд «Англия». Пускай вас не смущает патриотичное название этой машины — то, что сделал с ней мистер Уизли, является вопиющим актом попрания патриотизма по отношению к магической Британии. Для наших читателей, незнакомых с этим маггловским изобретением, поясняем: автомобиль — это самодвижущаяся повозка, и движется она без помощи магии. Вернее, должна двигаться, потому что Форд мистера Уизли использует магию. Да-да, душка Артур, глава Сектора борьбы с незаконным использованием изобретений маглов, нарушил главный завет собственного подразделения. Его машина может летать и становиться невидимой, а также оснащена чарами расширения пространства. Все эти «усовершенствования» выполнены им лично.
Если вы — добросердечный человек, вы можете подумать, что мистер Уизли не отдавал себе отчета в том, что его деятельность была противоправной. Ничто не может быть дальше от истины! Мистер Уизли упорно отказывался уничтожить своего механического монстра, годами укрывая его от общественности под розовым покрывалом в ужасных рюшах. О нарушении отцом семейства закона знала вся семья. «Приди он с обыском к самому себе, пришлось бы самого себя арестовать»(1), — признал младший сын мистера Уизли, Ромуальд. Увы для нас, за многие годы мистер Уизли так и не соизволил явиться в аврорат с повинной — очевидно, ему просто-напросто нравится высмеивать правопорядок, арестовывая и штрафуя других, пока сам он изо дня в день нарушает закон.
Остается понадеяться на то, что наше дорогое Министерство не пропустит этот вопиющий случай использования своего служебного положения и не заметет мусор под ковер. Дело мистера Уизли должно послужить громким и наглядным примером всем, кто ставит себя выше закона и властей (к примеру, выше министра Корнелиуса Фаджа, известного своей неподкупностью и непримиримостью к правонарушениям и коррупции).
Напоследок стоит добавить немаловажный и прискорбный факт: по иронии судьбы именно мистер Уизли является автором нового Закона о Защите Магглов. Воистину, печально, когда человек, систематически нарушающий законы, считает себя вправе создавать новые, делая из нас с вами легковерных дураков… Мы как общество заслуживаем большего».
Северус перечитал статью еще раз, смакуя каждое слово, и аккуратно отложил ее в сторону. Ему страстно захотелось встать и устроить Скитер овацию. Он легко нашел взглядом рыжую макушку «Ромуальда» — тот сидел за столом своего факультета, втянув голову в плечи, и что-то горячо доказывал своим соседям. Сидящий неподалеку Драко, слава Мерлину, хоть и ухмылялся, но благоразумно помалкивал — Северусу не хотелось бы вырывать крестника из лап слетевших с катушек братьев Уизли.
— Северус, ты читал главную статью этого номера? — тихо спросил его Дамблдор, наклоняясь влево, и Северус кивнул и чопорно поправил манжету, скрывая свое злорадство. — Очень неприятно вышло, я не ожидал от Артура такой халатности. Как Рита вообще узнала о его… ммм… хобби? В статье приведены очень яркие детали…
То есть то, что Уизли нарушил закон, вас совсем не смущает, — с веселой злостью подумал Северус, беря в руки вилку и нож. — Права Рита: лицемерие как оно есть. Разъедает, развращает и так далее по тексту.
Вслух он сказал:
— Артур получил по заслугам, Альбус. Он решился на интригу, но не позаботился о том, чтобы прикрыть собственные тылы и избавиться от компромата. Скитер преподала ему полезный урок, он должен быть ей за это благодарен.
— Так-то оно так, — задумчиво прокряхтел Дамблдор, потягивая себя за бороду по своей дурацкой вредной привычке. — Однако это бросает неприятную тень на наше общее дело. Мисс Скитер славится бульдожьей хваткой — единожды вцепившись в горло, она уже не отпустит жертву. Мне не хотелось бы прочесть в следующем выпуске какие-то измышления об Ордене Феникса. Разве что можно отвлечь ее еще более пикантной историей…
Северус насторожился. Директор обычно думал нелинейно и предугадать, куда именно заведет его мысль, было нетривиальной задачей. Альбус мог скормить Рите эксклюзивный материал о чем-то невинном, а мог и бросить под поезд кого-то из бывших соратников — в том числе, самого Северуса, шпиона, которому больше не за кем было шпионить.
— Альбус, Рита уже добилась своего, — сказал он убежденно. — Закон Уизли отменят, сам Артур заплатит штраф и со слезами на глазах избавится от своей опасной игрушки. На этом скандал утихнет сам собой. Не лезьте в это, ради Салазара! Рита не из тех, кто остережется кусать кормящую руку. Если вы подкинете ей косточку, она вполне может переключиться на вас самого — вам оно надо? Наверняка за столько лет политической деятельности у вас в шкафу поднабралось скелетов.
— Ты как всегда прав, мой юный друг, — грустно сказал директор, отпуская свою многострадальную бороду. — Я не стану поощрять мисс Скитер; будем надеяться, что она уже утолила свою жажду крови. Как странно: я помню Риту совсем другой — худенькой девочкой со смешными косичками. Когда же мы упустили ее воспитание?.. — Альбус помолчал и продолжил: — Нам как преподавателям следует поддержать семью Артура в такой сложный момент — ты ведь знаешь, как жестоки бывают дети, нельзя, чтобы в Хогвартсе началась травля.
Северус почувствовал было, как в нем привычно закипает гнев, однако через пару минут ярость испарилась сама собой. Да, Мародеры травили его, но теперь Северус точно знал, что в своем настоящем прошлом давал им решительный отпор и не раз отправлял своих противников (именно так! Не мучителей, не гонителей — противников) в Больничное крыло. Он был по-прежнему зол на директора и преподавателей за то, что те закрывали на их маленькую войну глаза, но теперь по крайней мере не страдал от комплекса жертвы.
— Слава Салазару, все потомки семьи Уизли учатся под крылышком нашей ласковой Минервы, — промурлыкал Северус, копируя стиль Скитер. — Уверен: она не преминет проследить за тем, чтобы с милыми конопатыми малышами ничего не случилось.
— Змей, какой же ты все-таки змей, — усмехнулся директор, укоризненно качая головой, но все-таки отстал и отвернулся к МакГонагалл, сидящей справа от него. Северус принялся за завтрак, но остывшая яичница с беконом не лезла в горло. Вздохнув, он отставил тарелку и снова с удовольствием взял в руки газету. Возможно, он даже спрячет ее в рамочку и повесит на стену своей холостяцкой берлоги, на самое видное место, — заказная статья от настоящего мастера это тоже своего рода искусство.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
1) Цитата из "Гарри Поттер и Тайная Комната"
Примечания:
Счетчик набрался, глава готова!
Предвижу, что могут быть читатели, кому поворот сюжета не понравится. Как я и говорила, решение нетривиальное, но, на мой взгляд весьма логичное. Как всегда, в комментариях можно высказывать свое мнение о гениальных идеях Поликсены, если:
1) не переносить свое негодование на меня и работу в целом; 2) выбирать необидные слова.
Напоминаю, что критику я не ищу, но уважительную дискуссию поддерживаю.
Вернувшись вечером домой после визита на Гриммо 12, Поликсена неторопливо умылась и переоделась, чтобы лечь спать, но мысли ее неотвязно крутились вокруг массивного помолвочного перстня с овальным ониксом. За столько лет она настолько привыкла к его тяжелому и холодному присутствию на руке, что давно уже не обращала на него внимания. Перстень символизировал заключение магической помолвки. Он появился на ее безымянном пальце в далеком семьдесят шестом, когда были произнесены клятвы в доме Блэков, и должен был исчезнуть после свадьбы или при расторжении помолвки главой. Поликсене крупно не повезло: к тому моменту, когда всем стало кристально ясно, что следующей леди Блэк она не станет по причине скорого угасания рода, Ориона уже не было в живых, а леди Вал почти сошла с ума. Расторгнуть союз стало некому, и Поликсена скрепя сердце смирилась с тем, что до самой смерти Сириуса перстень останется на ее руке, лишая возможности выйти замуж за кого бы то ни было, кроме самого Блэка.
Сначала Поликсена злилась: перстень было невозможно снять, и он одним своим видом напоминал ей о несбывшемся. Теперь же она впервые задумалась над плюсами своего положения всерьез. По правде говоря, она всегда пыталась именно разорвать помолвку, выйти из этого замкнутого круга, но никогда не рассматривала вариант, лежащий на самой поверхности: иногда, чтобы победить, нужно поддаться.
Если Поликсена выйдет замуж за Блэка, помолвка ведь тоже будет автоматически расторгнута… Раньше это не имело особого смысла — Сири гулял себе на воле и мог коптить небо еще сотню лет — но с тех пор все изменилось. В Азкабане долго не живут, тот же «мистер Смит» считал, что Сириус не протянет и года, так что у Поликсены были все шансы остаться молодой вдовой. Когда однажды ночью Блэк уснет и не проснется, Поликсена наконец станет свободной и сможет вторично выйти замуж за кого захочет… не то чтобы у нее было много кандидатур, но какие ее годы! Как леди Блэк, вначале супруга-регент, а затем вдова, она полностью выйдет из-под контроля брата и в будущем сможет выбрать себе следующего мужа по сердцу — для потомка Священных Двадцати Восьми роскошь почти небывалая.
Помимо матримониальных планов, было в ее расчете еще кое-что: пока что Поликсена была обязана во всем подчиняться главе рода, но стань она леди Блэк, она смогла бы открыто противостоять решениям Патрокла как кулуарно, так и официально — у нее будет голос Блэков в Визенгамоте. Новый статус позволит Поликсене уравновесить решения Люция и Патрокла, вести собственную игру и предпринимать шаги, которые для бойца рода Паркинсон немыслимы по определению.
Поликсена села на кровать по-турецки, задернула полог балдахина и с усилием растерла лицо ладонями, будто снимая с него липкие нити паутины. Как причудливо тасуется колода… То, что некогда рассорило ее с лучшим другом, что позже помешало устроить свою жизнь, неожиданно стало козырным тузом в рукаве.
Наличие перстня на пальце недвусмысленно подтверждало, что помолвка оставалась в силе, и она могла бы стать счастливой новобрачной хоть завтра. Не беда, что Сириус в Азкабане, — оказалось, что выскочить замуж куда проще, чем отвертеться от замужества. Она уже нашла в семейном гримуаре Блэков нужный ритуал с поэтическим названием «Свадьба с топором»(1). Древняя, освященная временем традиция: в Средние века родители невест с другого конца Европы предпочитали отправлять свою кровиночку в путь уже в статусе законной жены — на случай, если счастливый новобрачный найдет между портретом суженой и ею самой существенные различия и захочет спешно вернуть ее под отчий кров.
Если уж становиться леди Блэк, то именно так, — цинично подумала Поликсена, отвлеченно рисуя пальцем узоры по багровому покрывалу. — В самом приятном варианте: с мужем, который никогда не покинет стены Азкабана. С ним не надо будет делить постель, заводить детей, считаться с его капризами и мериться с ним волей. Но главное не это, к дракклам личное счастье и блэковские сокровища! Главное — это то, что Сириус Блэк по-прежнему является законным опекуном Гарри. Весь этот цирк с жизнью у магглов происходит исключительно потому, что Сириус жив (и нового опекуна в магическом мире не назначить), но свои прямые обязанности осуществлять не может(2).
Поликсена откинулась на подушки и устало прикрыла глаза. В висках упруго билась кровь, предвещая ноющую головную боль утром. Где-то за окном угукнула сова — будто насмехалась над ее потугами интриговать.
Выйдя за Сириуса, Поликсена станет супругой опекуна, и в отсутствие мужа ее права на воспитание Гарри будут неоспоримы. Предъявить ей нечего: Метки на руке нет, а то, что брат якобы состоял в Упивающихся, — бросьте, его честное имя оправдано много лет назад. Дамблдор, разумеется, использует весь свой вес, чтобы очернить ее в прессе, выставить в ужасном свете (стервятница, черная вдова!), но закон ему не переломить.
Когда Поликсена станет законной женой, дом на Гриммо наконец в полной мере примет ее как хозяйку, и она сможет провести туда Гарри, дать мальчику настоящий дом, где ему всегда будут рады. Все будут счастливы такому повороту событий, даже Дурсли! Наконец не нужно будет изобретать головоломные планы, чтобы забрать Гарри на денек из Хога или из маггловского мира. Поликсена сможет подарить осиротевшему герою нормальное детство чистокровного мага — которое вообще-то принадлежит ему по праву.
А еще Гриммо 12 — неприступная крепость, место-которого-нет. Если авантюра с крестражами провалится и Лорд все-таки возродится, он может торчать под невидимой дверью хоть до посинения — из блэковского мэнора можно не выходить годами, нужно просто вовремя обновлять заклинания в кладовой. Если совсем прижмет, Поликсена сможет со скандалом забрать Гарри из Хогвартса на домашнее обучение, занять осадное положение и действительно обучить воспитанника всему необходимому — так, чтобы, когда Гарри возмужает и будет готов постоять за себя и покинуть стены дома на Гриммо, Лорду пришлось попотеть.
Но нужно пошевеливаться: если Сириус умрет до свадьбы (а в Азкабане это дело нехитрое), весь ее гениальный план рухнет, как карточный домик.
Поликсена задумалась, припоминая детали ритуала. Ничего особенного, разве что… Мордред, придется идти на поклон к Северу. Ну ничего, Снейп — разумный человек, и к нему наверняка можно подобрать ключик.
* * *
— Ты не выйдешь замуж за Блэка, да еще и с моей помощью! — шипел Северус, расхаживая по своим покоям. — Наверняка есть какой-то другой способ освободить тебя, просто ты до него не додумалась. Мне нужны лист бумаги и пара дней в одиночестве. Почему ты не обратилась ко мне раньше?! Летом у меня была масса свободного времени.
Поликсена страдальчески закатила глаза и устало растеклась в кресле. Она ожидала, что годы давно смягчили школьную неприязнь, но Северус завелся при одном упоминании ненавистного ему имени.
Вообще, вся их беседа пошла наперекосяк с самого начала: Поликсена не учла, что вследствие Обливиейта Север ни драккла не помнил об ее помолвке. Пришлось объяснять все заново, и Поликсена испытывала острое и тревожное чувство дежавю — после их прошлой беседы на ту же тему они не разговаривали целый год. Впрочем, тогда Север сорвался намного раньше, Поликсена даже не успела дойти до гвоздя программы — что даже если она не выйдет за Сириуса, у нее останутся обязательства перед Регулусом.
В этот раз Северус повел себя куда взрослее: сначала выслушал ее до конца, сидя, как истукан, с прямой спиной и ничего не выражающим лицом, а уже потом по своей дурацкой привычке заметался по комнате, словно большая летучая мышь, — так ему, дескать, лучше думалось.
— Я так решила, — жестко отрезала Поликсена. В конце концов, что за самоуправство? Она взрослая женщина и в состоянии предсказать последствия своих решений. Она вообще-то пришла не за тем, чтобы поплакаться на крепком мужском плече, — просто по условиям ритуала ей нужен был соучастник, и Север идеально подходил на эту роль. — У меня есть на это веские причины, которыми я пока не могу поделиться. Моя помолвка все еще в силе, и я намерена обернуть ситуацию в свою пользу. Все, соглашайся давай, мне еще платье готовить.
— Ты наверняка чего-то не учла, — с возмутительной снисходительностью отмахнулся от нее Север, продолжая мерить шагами пол. Летящий силуэт черного сюртука придавал ему сходство с очень взъерошенным и недовольным грачом.
— Мне не нравится твой тон, — с опасной мягкостью предупредила Поликсена. — Но так и быть, на первый раз я прощаю твое невыносимое высокомерие.
Она помолчала, давая ему шанс пойти на попятную и согласиться на ее предложение, но Северус не спешил сдаваться.
— Ну что тебе не так, придирчивый ты наш? — простонала Поликсена. — Подумай о том, сколько всего хорошего выйдет из этой затеи! Гарри будет доволен, у него появится нормальный опекун. Я же стану хозяйкой в доме Блэков — а там шикарная темномагическая библиотека, сундуки с артефактами, прекрасная зельеварня… Зельеварня, Север! Ты сможешь там экспериментировать вволю — наверняка ведь есть что-то, что под носом у Дамблдора так просто не сварить.
Она пытливо взглянула на друга из-под ресниц (польстился или нет?) и замерла: непримиримо скрестив руки на груди, Северус смотрел ей прямо в глаза, и такой холодной ярости на его лице она не видела уже давно.
— Неужели ты думаешь, что я продал бы подругу Блэкам ради их зельеварни? — прошипел он, замораживая все вокруг своим тоном, и подплыл ближе, похожий на гигантскую королевскую кобру. — Ты настолько низкого обо мне мнения?
— Я имела в виду совсем не это, — досадливо отмахнулась Поликсена, хотя больше всего ей хотелось взять палочку боевым хватом. Она выпрямилась в кресле и прихлопнула ладонью по подлокотнику. — Сириус в Азкабане, повторяю! И останется там до конца своих дней. Что еще за другие Блэки тебе мерещатся, они есть в этой комнате?
Северус неуклюжую шутку не поддержал, и Поликсена почувствовала, как его злость все-таки сумела распалить ее саму — впрочем, это было не так и сложно сделать: ее самообладание и так висело на волоске, на него уходили почти все силы. Можно подумать, Поликсена хочет замуж, да еще таким извращенным способом! На душе у нее скребли кошки, но она привыкла к тому, что собственными желаниями можно и нужно жертвовать ради чего-то большего: например, ради того, чтобы развязать себе руки, ради безопасности храброго мальчишки со шрамом и ради того, чтобы ее действия не подвели под монастырь всех Паркинсонов. Столько полезного на одной чаше весов против ноющего чувства под ложечкой на второй — нелепо даже и сравнивать.
— Мордред и Моргана, Север, хватит выносить мне мозги! — повысила голос Поликсена. — Ты печешься о моей личной жизни больше меня самой. Слава Салазару, ты мне не отец и не брат, чтобы диктовать свою волю! Прекращай: мне хватило скандала с тобой на шестом курсе, чтобы слушать все это на бис.
Но Снейпа несло, и его злые слова, как всегда, били наотмашь:
— Признайся честно, что на самом деле просто хочешь стать леди Блэк! Статус замужней дамы, красавец-супруг из знаменитой семьи… Может, ты его еще и из Азкабана вытащить задумала? Я был бы не удивлен, твои мотивы совершенно невозможно понять!
Поликсена сжала зубы, встала, во мгновение ока сократила дистанцию и по-маггловски заехала ему кулаком в нос. Север заткнулся и схватился за него рукой.
— Ты сломала мне нос! — прогундел, неверяще глядя на нее поверх ладони.
— Так тебе и надо, — мстительно отчеканила Поликсена, с усилием убирая его руку и нарочито невозмутимо осматривая лицо. — Кровотечения и отека нет, может, это и не перелом вовсе, а ушиб… Мечтала об этом еще на шестом курсе, негодяй! Тогда ты меня обвинял ровно в том же: мол, я продалась, прогнулась, и дальше по списку. Но в тот раз я просто хлопнула дверью, а надо было тебе врезать — сразу стал бы как шелковый.
— И что мне теперь делать? — прогнусавил Север, настороженно следя за ее движениями. Как ни странно, он успокоился. — Вдруг это все-таки перелом? Я не умею лечить их без костероста.
— Ступай к Помфри.
— Ты с ума сошла?! — негодующе прошипел Северус, отступая на шаг и отмахиваясь от нее свободной рукой. — Что я ей скажу?
— Скажи, что дверью прищемил, — фыркнула Поликсена, возвращаясь в кресло. — Она не удивится, у тебя на диво выдающийся нос.
Она смерила его пристальным взглядом с ног до головы.
— Интересно, а правда, что чем больше нос?..
— Замолчи сейчас же, — холодно отрезал Северус и с гордо поднятой головой удалился.
Когда он вернулся от мадам Помфри, Поликсена уже плотно обосновалась за деканским столом с гримуаром Блэков. От толстого тома в черной обложке явственно тянуло потусторонним холодком.
— Так, друг, слушай меня очень внимательно, — ткнула она пальцем в пергаментный разворот, когда Снейп приблизился и встал справа от нее. — Я не прошу твоего благословления — я ставлю тебя перед фактом. В эту пятницу я стану замужней дамой, и ты мне в этом поможешь.
— Черта с два! — немедленно встал в позу Север.
— Салазар-избавитель, ну почему ты такой упрямый! — Поликсена помолчала, собираясь с мыслями. Рассказать ему о том, что Лорд может вернуться? О поиске крестражей, о сомнениях брата, о приказе выдать Гарри, который Патрокл может отдать ей в любой момент — и она обязана будет подчиниться? Поликсена давно оттаяла и готова была поделиться с Севером своими опасениями, но у школьного друга на шее по-прежнему был очень крепкий поводок, и человеку, держащему этот поводок, она не доверяла ни капли.
Поликсена продолжила, понизив голос:
— Север… мне очень нужен этот брак. Я не могу поделиться с тобой всеми причинами, но не потому, что не доверяю тебе: я сомневаюсь в другом твоем друге — седом таком, с бородой в колокольчиках.
— Я один из лучших окклюментов Британии, — парировал Север, но как-то вяло, уже без прежнего запала.
— И все-таки, однажды кто-то сумел превзойти тебя, — мягко сказала Поликсена, намекая на Обливиейт, и Северус отвел глаза. — Кстати, в следующий раз принесу тебе личный амулет — так, на всякий случай.
— Дорогой подарок(3), — неодобрительно проскрипел Северус, и Поликсена усмехнулась: по крайней мере в финансовых вопросах ничего не меняется, как был гордецом, так и остался.
— Если язык не поворачивается просто скромно поблагодарить, можешь считать это моим вкладом в собственную безопасность, — великодушно предложила она.
— Ты сумасшедшая, — помолчав, с досадой сказал Север, но Поликсена уже почуяла в голосе приятеля горечь скорого поражения. — Ты можешь внятно объяснить мне, почему я дружил с сумасшедшей? У меня настолько плохой вкус? Или ты сошла с ума позже?
Поликсена отмахнулась, радуясь тому, что дело пошло на лад, и перешла к практическим деталям.
— Ритуал простой, «Свадьба с топором». Топор будешь держать ты. Между прочим, исторически это была большая честь, гордись.
— Какой еще топор?! — опешил Северус.
— Блэковский, фамильный, — пояснила Поликсена. — Точно, ты, наверно, не в курсе. Такие цацки есть у всех, у кого насчитывается хотя бы пара веков в родословной, одно время это считалось престижным. Например, у нас это меч-гладиус. Эти штуки передаются из поколения в поколение как раз для всяких волнительных случаев: пуповину перерезать, голову домовику отрубить, в древности — казнить взбунтовавшегося вассала… ну и для «Свадьбы с топором», как оказалось. Символизирует отсутствующего жениха. Если что, не переживай: нас с тобой ничего не свяжет, — поспешно добавила она.
— Я всегда подозревал, что чистокровные маги ненормальные, — грустно сообщил Снейп, норовя заглянуть в гримуар через ее плечо, и Поликсена мстительно отодвинула книгу подальше. — В одном Дамблдор прав: ваш маразм нужно разбавлять маггловской кровью в принудительном порядке.
Поликсена осуждающе цокнула языком и, захлопнув книгу, убрала ее в сумку.
— Ближе к делу, Север, давай без фантазий о евгенике. Тебе почти ничего не нужно будет делать — только постоять за жениха.
— С топором, — скепсис в голосе друга можно было резать ножом.
— С топором, — подтвердила Поликсена и, развернувшись к нему, подбоченилась. — В чем проблема, Северус? Тебе что, противно несколько минут подержать блэковский топор? Ну перчатки надень, раз ты такой нежный.
— Почему ты обратилась именно ко мне? — подозрительно прищурился Снейп, опираясь правой рукой на стол. Он продолжил тоскливо: — Черт, иногда мне ужасно хочется снять с тебя амулет и хорошенько покопаться в твоей голове — уверен, что многое сразу встало бы на свои места.
— Мечтай дальше, — Поликсена фыркнула, но потом все-таки озвучила часть своих умозаключений, старательно перетасовывая правду с выгодной ей ложью: — Если честно, мне просто больше не к кому обратиться. Это должен быть взрослый холостой мужчина, причем не кровный родственник и не наемник. Вообще-то, по традиции жениха заменяло его доверенное лицо, но увы, Сириус совершенно не умел выбирать себе друзей… Впрочем, чья бы корова мычала, — самокритично поправила себя она, — у меня с доверенными лицами тоже туго: Люций и Иппи женаты, Патрокл — мой брат, так что тоже отпадает. Остаешься ты. Ну что, ты рад? Ну же, Север, встряхнись: такое волнительное событие для нас обоих!
— Я просто вне себя от счастья. Боже мой…
Северус покачал головой и отошел к камину, в котором весело билось пламя, облизывая мигающие угли. Тяжело облокотился на каминную полку — весь воплощение мучительного страдания.
У Люция появился серьезный конкурент, — кисло подумала она, — и почему вокруг сплошные королевы драмы? Можно подумать, Поликсена предложила не прогуляться под венец, а вместе съесть миску флоббер-червей… Все-таки надо было взять себя в руки, засунуть личные предпочтения поглубже и найти кого-то другого. Ремус, наверное, не отказал бы по старой памяти — и уж точно не стал бы кривить морду.
— Я начинаю думать, что тот, кто стер мне память о тебе, спасал меня от сумасшествия, — помолчав, продолжил Север. — Поликсена, твои гениальные идеи сведут меня в раннюю могилу: скажи мне кто еще полгода назад, что буду замещать Сириуса Блэка на его свадьбе, — заавадил бы на месте.
— Да-да, ты тут самый несчастный, — ядовито пропела Поликсена, вставая из-за стола. — В пятницу, в полночь, жду тебя на площади Гриммо.
— Почему в полночь? Или это очередная жутко секретная вещь, которую мне не положено знать? — оборачиваясь, передразнил ее Северус.
— Потому что в глубине души я романтичная натура, — Поликсена закатила глаза и жеманно откинула волосы с плеча, но заметив его укоризненный взгляд, сказала правду уже нормальным голосом: — Я не хочу, чтобы Патрокл проведал о моем плане до срока, так что придется обстряпать все по-тихому. Сомневаюсь, что брат обрадуется моей затее, а прямой запрет главы обойти будет сложнее. Если я уйду из мэнора вечером в пятницу, он не удивится, я постоянно так делаю.
Северус покачал головой, но Поликсена уже знала, что дело сделано: не так уж и важно, одобряет он ее затею или нет, если в нужное время он будет на месте.
— Ты хоть понимаешь, что собственными руками надеваешь себе петлю на шею? — тихо спросил приятель, и Поликсена почувствовала, как по коже пробежали мурашки — резкий переход от язвительной перепалки к такому проникновенному тону сбивал с толку. — Если Блэк сбежит…
— Никто из Азкабана не сбегал, а вот Сири сбежит, — скептично парировала она. — Я очень детально изучала этот вопрос. Кто-то когда-то, может, и вырывался на волю, но это наверняка было организовано благодаря помощи снаружи. В одиночку, без сообщников, бежать из Азкабана невозможно, можешь поверить на слово эксперту. Камеры и окна перегорожены зачарованной решеткой, наружные стены слишком толстые, чтобы проломить их. Палочки у арестантов забирают, — продолжила Поликсена перечисление, чувствуя, как внутри что-то леденеет от этих образов, — а особо талантливым ломают пальцы. На самом острове — антиаппарационный купол, он еще и магию глушит, так что невербалка отнимает кучу сил. Но даже если какой-то уникум и умудрится преодолеть все преграды, разминется с дементорами и не привлечет внимания охраны в сторожке, то чтобы добраться до большой земли, ему придется отрастить себе жабры и слой подкожного жира, как у тюленя. Такое расстояние не преодолеть вплавь, да и температура воды там далеко не тропическая(4).
Поликсена помолчала, чувствуя, как тревожно и тихо стало в комнате, будто снаружи, за порогом, плескались убийственно холодные воды северного моря.
— Сири, конечно, талантливый, но ведь не второй Мерлин, — нарочито жизнерадостно сказала Поликсена — как всегда, чем хуже было на душе, тем больше она старалась шутить, будто смех заставлял невзгоды померкнуть, отступить в тень.
— Может, сам он и не сбежит, но ведь кто-то может вытащить его оттуда, — резонно возразил Северус, пристально глядя на нее, будто пытался разглядеть что-то, скрытое глубоко внутри. — Обеспечить беглецу лодку, теплую одежду и провизию, дать запасную палочку.
— И кто же у нас такой щедрый? — склонила голову к плечу Поликсена. — Всем было наплевать на Сири одиннадцать лет — более чем достаточный срок, чтобы его таинственный доброжелатель освободил своего любимчика. Нет, в магической Британии Сириус Блэк не нужен абсолютно никому, — произнести это вслух было неожиданно горько. — Кроме того, скажу тебе по секрету: до некоторых пор тюремщики не соглашались дать ему даже краюшку хлеба, не говоря уже о том, чтобы устроить побег. Нет, это исключено.
— Ты хоть сможешь войти в дом Блэков? — к ее облегчению сменил тему Северус — Поликсена как раз начала костерить себя за то, что брякнула лишнего про свои реверансы с «мистером Смитом»: Север удивительным образом размягчал ей мозги, никакой легиллименции не надо.
— Смогу, конечно, и тебя за руку проведу, — подхватила Поликсена и пару мгновений поколебалась. — Знаешь что? Мне не нравится твой настрой, как бы ты не бросил меня прямо у алтаря. Клянись, что придешь в нужный день в нужное место и заменишь жениха.
— Ты не отстанешь?
— Ни за что, — пылко пообещала Поликсена, прикладывая руку к сердцу. — Буду появляться тут каждый вечер после ужина и пилить тебя до самого отбоя. Вконец испорчу тебе репутацию одинокого мизантропа.
— Ладно, клянусь.
Поликсена обогнула стол, подошла к камину и крепко пожала ему руку. Золотистая нить повисла в воздухе между ними и впиталась в левое запястье Северуса.
— Я знала, что на тебя можно положиться, — тихо и серьезно сказала она, упорно глядя в сторону — туда, где искорки метались по углям, похожим на огненных саламандр. — Не подведи меня, Север. От этого зависит очень многое.
Примечания:
Во-первых, автор не поддерживает насилие в качестве решения проблем, но из песни слов не выкинешь.
Во-вторых, немного о матчасти :) Идея "Свадьбы с топором" не нова, у нее богатые исторические корни. Называлось такое действо "брак по доверенности".
Вкратце, во время него "один или оба участника лично не участвуют в церемонии, обычно будучи представлены другими людьми". Интересно, что иногда такой брак практикуется и сейчас, но основной пик его популярности пришелся на Средневековье и раннее Новое время. Особенным успехом он ожидаемо пользовался среди европейских монархов и родовой знати — невеста часто ехала издалека и было желательно обеспечить ей статус, который было бы сложно отменить после личной встречи. Замечу, что представляющее жениха или невесту лицо не имело никаких обязательств перед другим партнером, это именно что "подставка под кольцо" (ну или топор).
Название и детали ритуала — отсылка к "Колдовскому миру" Андрэ Нортон.
Варианты топора:
https://i.ebayimg.com/images/g/2GUAAOSw4tBerADx/s-l1600.jpg
https://img1.cgtrader.com/items/811808/f713b050c9/large/ancient-axe-3d-model-low-poly-obj.jpg
Варианты гладиуса:
https://cdn.designtoscano.com/product_images/the-roman-gladius-sword-wj137/606dba6a6cb7580018bebe95/zoom.jpg?c=1630680759
https://bottega.avalonceltic.com/rep_immagini/prod/i4211r.jpg
1) Сам ритуал — моя авторская вольность, но он основан на реальной исторической традиции. Подробности после главы
2) Не уверена, как статус Блэка трактуется в каноне, но у меня его права на опекунство идут после близких кровных родственников-магов и до близких кровных родственников-магглов
3) Так как об амулетах в каноне сказано мало и невнятно, большинство их в моей работе — моя авторская вольность. Я исхожу из идеи, что в каноне магглокровные и небогатые студенты ими точно не пользовались, а значит, если они бы существовали, то были бы редкими и/или недешевыми
4) Я уже говорила об этом и повторюсь: вся история с Азкабаном очень мутная. То стража есть, то ее нет. Дементоры разносят пищу. Решетки есть, но через них может пролезть собака, а затем проплыть по Северному морю… Так что у меня Азкабан — таки тюрьма для магов, выбраться из нее без хитрости и помощи снаружи нельзя
Примечания:
Я сегодня в ударе, и вы очень вдохновили меня своими комментариями к прошлой главе, так что вот вам немного Басти в этот субботний день :)
Как всегда, буду рада приятным и адекватным отзывам.
Один из рейдов, в Лютном, закончился хуже, чем обычно: Поликсена пропустила какое-то мудреное проклятье (как бы не от жениха, как раз в его репертуаре), и Рабастан выдернул ее сразу после боя, аппарировав в незнакомый дом. Усадил в кресло, где она немедленно залила кровью кожаную обивку, и куда-то исчез. Поликсена приготовилась аппарировать домой, но в последний миг Лестрейндж появился за спиной.
Они свалились на пол в ее комнате, причем Рабастан умудрился крепко обхватить ее руками поперек туловища, защищая от ушиба.
— Ты безумнее всех Блэков вместе взятых, — прохрипела Поликсена, с некоторым сожалением сбрасывая его надежные руки и садясь. Бок прострелило резкой болью, и она судорожно хватанула ртом воздух. — Расщеп, Басти!
— Потеря крови, Ксена! — рявкнул в ответ Лестрейндж и, подхватив ее под колени и плечи, перенес на кровать. — Куда ты собралась, не могла словами сказать? В таком состоянии нельзя аппарировать в одиночку, ты ненормальная! Зови домовика.
И Поликсена сдалась под этим головокружительным напором. Прибывшая на зов Элси захлопотала над хозяйкой, причитая себе под нос что-то неодобрительное, а Рабастан, закончив с диагностическими заклинаниями, уселся по-турецки у Поликсены в ногах и нахально уставился на ее грудь. Было бы на что смотреть, право слово, — перед рейдом Поликсена всегда плотно перевязывалась.
— Отвернись, я смущаюсь, — пробурчала Поликсена, когда домовуха бережно сняла с нее плащ и подобралась к пропитанному кровью темно-зеленому свитеру.
— Должна же у доблестного рыцаря быть награда, — философски пожал плечами Рабастан и, скотина такая, заерзал, устраиваясь поудобнее в ожидании зрелищ.
— Ты не рыцарь, ты самый настоящий разбойник, — фыркнула Поликсена и под его разочарованный вздох трансфигурировала подушку, валявшуюся между ними, в небольшую расписную ширму.
— Жестокая! — раздалось из-за ширмы со смешком. — И коварная к тому же.
Поликсена застонала от боли сквозь зубы (Элси наконец добралась до раны и принялась ее обрабатывать), но даже сквозь собственный стон услышала тихое «и прекрасная».
* * *
— Смотри, куда лезешь!
Поликсена скрипнула зубами. Она ненавидела Беллу Лестрейндж.
С некоторых пор волоокая красавица Беллатрикс не давала ей проходу, хотя раньше смотрела, как на пустое место. Она занимала привычное место Поликсены в общем зале Ставки, старалась задеть ее плечом, сталкиваясь в дверях, и шипела гадости вслед. Разве что до подножек не опускалась и за косички не дергала.
Басти вначале пытался вмешаться, но Белла взъярилась только пуще прежнего, и вскоре Поликсена с удивлением и недоверием догадалась: она же ревнует! Ревнует Рабастана — к ней. Интересно, как Рудольфус терпит такое откровенное внимание жены к собственному брату?.. Поликсене, наверное, было бы обидно — впрочем, от всего сердца пожалеть старшего Лестрейнджа не выходило, тот славился своим жестким и бескомпромиссным характером.
Неожиданное открытие дало обильную пищу для размышлений, и Поликсена несколько дней позорно пряталась от младшего Лестрейнджа по углам, пытаясь разобраться в себе. Басти ей нравился, пора было признаться себе в очевидном. Грива густых русых волос, золотисто-карие глаза, хищные повадки… Он был чем-то неуловимо похож на льва, с ним Поликсена впервые в жизни чувствовала себя надежно, будто за пресловутой каменной стеной, которую раньше с таким жаром высмеивала. Впервые она чувствовала себя не защитницей, а опекаемой. А еще с Рабастаном было легко, так же легко, как с Каро: на него тоже никак не получалось обидеться надолго.
Она чувствовала, что Басти к ней неравнодушен. Это было удивительно приятное ощущение: Поликсена купалась в чужом внимании, будто в потоке теплого солнечного света. Никто и никогда не смотрел на нее с такой нежностью, не приручал терпеливо, как осторожного дикого зверя. И это смешное «Ксена» из его уст…
На этом простая и романтичная часть заканчивалась, и начинались сплошные препоны и сложности. Во-первых, Поликсена была помолвлена. Невеста рода Блэк, клеймо хуже Метки. Случись что со старшим братом — она перейдет, как победное знамя, к младшему. На тот момент ее положение и вовсе было престранным: леди Вал надеялась на возвращение наследника в лоно семьи, Сириус продолжал попытки убить собственную невесту, сам о том не догадываясь, а Регулус, когда они пересекались в Ставке, следил за ней холодным непроницаемым взглядом, как самая настоящая змея, и что было у него на уме, один Салазар ведает. Поликсена вполне созрела для того, чтобы наставить нос обоим женихам, но для такого демарша нужен был надежный сообщник, и здесь крылась важная загвоздка, стоившая ей нескольких бессонных ночей, прежде чем она остановилась именно на Рабастане.
Во-вторых, Лестрейндж тоже наверняка был помолвлен, правда, Поликсена не помнила с кем. Наличие суженой не слишком мешало плану, — вот только как самая настоящая ревнивая невеста вела себя жена его старшего брата, Рудольфуса, и Поликсена закономерно опасалась мести неистовой Беллы.
Еще имелось «в-третьих», очень неудобное и даже постыдное «в-третьих», в котором Поликсена никак не могла разобраться и от которого бегала, как от чумы. Совершенно неважное «в-третьих» — потому что мир несправедлив и нужно брать, что дают, а не мечтать не пойми о чем…
Все это вместе взятое не давало Поликсене ни малейшего шанса на счастливый конец, как в сказках, но подумав, она решила, что счастливое сейчас ее тоже вполне устроит. Недавнее ранение перевернуло что-то у нее внутри, будто она прошла по очень тонкой грани между жизнью и смертью и каким-то чудом сумела удержаться по нужную сторону — на этот раз. Умирать девицей было бы очень обидно, и Поликсена собрала свою решимость в кулак и наконец сделала выбор.
— Ты там на грудь мою хотел посмотреть, — нарочито небрежно сказала она как-то раз, подкараулив Рабастана за сигаретой на крыльце Ставки. — Так вот, могу показать.
Рабастан насмешливо поднял брови, затянулся сигаретой и пару минут молчал, глядя вдаль, на старый яблоневый сад под снежным одеялом. Он казался непривычно взрослым и отрешенным, непохожим на обычного себя, и Поликсена почувствовала себя ужасно глупо. Заправская соблазнительница, ничего не скажешь! Она обхватила себя руками, злясь на все вокруг: на безвкусные колонны в псевдо-греческом стиле, на декабрьский мороз и на то, что, видимо, судьба велит ей куковать в одиночестве до самой свадьбы — которая неизвестно еще когда будет. Ну или до очередного заклинания, которое Поликсена не сумеет отразить, и в этот раз никто не успеет выдернуть ее с поля боя…
— Ты очень нравишься мне, девица Паркинсон, — сказал наконец Басти, когда Поликсена уже готова была махнуть рукой и уйти обратно в тепло. — И мне совсем не нравится Сириус Блэк, так что я с превеликим удовольствием наставлю ему рога. Но я не уверен, что это именно то, что тебе нужно. Ксена… на самом деле я не рыцарь в сияющих доспехах, я не смогу спасти тебя от навязанного брака.
— О себе и своем браке я сама позабочусь, — разозлилась Поликсена и облокотилась об ажурные перила, окружавшие крыльцо. — Хватит изображать из себя святошу, Лестрейндж. Если да — то да, если нет — то нет, не томи.
Рабастан затянулся еще раз.
— Сколько тебе лет, Ксена? — спросил он мягко. — Семнадцать? Восемнадцать?
— В апреле будет девятнадцать, — поправила Поликсена и добавила провокационно: — Уже все можно.
Басти покачал русоволосой головой. Редкие снежинки не долетали до него, тая при столкновении с барьером горячего воздуха, которым он их окутал. Заботливый.
— Я старше тебя, но не мудрее, каюсь, — усмехнулся Рабастан. — И мне очень хочется сказать «да» и трусливо не думать о последствиях. Но я все-таки удержусь, потому что из нас двоих хоть кто-то должен думать головой. Послушай… я хочу быть с тобой честен. Кроме своей компании, я совсем ничего не могу тебе предложить. Рано или поздно леди Вальбурга смирится с тем, что ее старшенький ушел с концами. Тогда она сделает наследником Регулуса, и, насколько я понял этого змееныша, Реджи точно своего не упустит. Мы с тобой из одного теста, Ксена. Младший Блэк напомнит тебе о твоем долге и позовет под венец — и ты пойдешь, не задумываясь, а я отпущу тебя беспрекословно… потому что таковы правила, по которым мы все живем.
— Таковы правила, — эхом откликнулась Поликсена, упорно глядя вдаль, чтобы не смотреть на Басти: по покрытой изморозью ветке прыгала нахохлившаяся синица, каплями крови краснели ягоды рябины, по снегу пролегли чьи-то глубокие следы. Поликсена продолжила, разрывая напряженное молчание между ними: — Я действительно не смогу отказать Регулусу, но пока что вольна делать со своей жизнью и со своим телом то, что посчитаю нужным. Спорим, Реджи наплевать на то, с кем и как я провожу время? Плюс моего положения в том, — насмешливо добавила она, — что никто не ожидает от меня непорочной чистоты в первую брачную ночь — все знают, что Сириус тот еще кобель.
Басти щелчком пальцев уничтожил сигарету и с интересом уточнил:
— Судя по твоему тону, несмотря на свою репутацию, старший Блэк получил от ворот поворот.
Поликсена фыркнула и подняла воротник серого теплого пальто повыше.
— Я — боец рода Паркинсон, у него была кишка тонка меня к чему-то принудить, — сказала она, гордо вздергивая подбородок и выпрямляясь. — А к его животной харизме я была неуязвима — мне нравятся совсем другие парни.
— И какие же?
— Умные, — тоскливо вздохнула Поликсена и покосилась на него. — Ты подойдешь.
Басти по-доброму засмеялся, и Поликсена устало прикрыла глаза и покрепче вцепилась в перила — до боли в пальцах. Глупый вышел разговор, но она должна была попытаться. Поликсена ведь послушно на все согласилась: на рабские условия своей помолвки и на то, что в любой момент ее могут, как собаку, подозвать к ноге, и она будет вынуждена повиноваться.
Но пока что… пока братья-Блэки разбираются со своей властной матушкой, кто именно поведет ее к алтарю, Поликсена может получить хотя бы пару месяцев личного счастья, побыть с тем человеком, который ей по-настоящему нравится, — просто так, не думая о выгоде для семьи и о будущем, потому что именно сейчас никто не догадается взять ее за ошейник. Один из Блэков все равно рано или поздно заполучит ее, но хотя бы не станет для нее первым — а это уже маленькая, но победа, маленькая месть им всем, и ее так приятно будет вспоминать потом, когда будут принесены все положенные клятвы.
— Никаких обязательств, Басти, — сказала Поликсена вслух, искренне надеясь, что ее голос звучит ровно. — Я не надеюсь на то, что ты умыкнешь меня на белом коне и умчишь в закат.
— Я бы умыкнул, — сказал Рабастан тихо, но Поликсена покачала головой.
— Ты не умыкнул бы, да и я бы не поехала, — возразила она жестко и удивилась сама себе. — Но пока что у нас обоих есть немного свободы, и я предлагаю провести это славное время с пользой. Может, завтра кого-то из нас все-таки достанут, — рационально добавила Поликсена, и ей вдруг стало холодно и тоскливо от того, что это было правдой.
Басти, помедлив, кивнул и, повернувшись, провел рукой по ее волосам — нежно и осторожно, будто гладил котенка.
— Ты не должна была лезть во всю эту грязь, — с досадой сказал он. — О чем только думал твой отец?
— О том, что у него целых трое детей, — цинично пожала плечами Поликсена, радуясь редкой ласке. — Сын-наследник и любимая дочь. Ну и я посерединке.
Рабастан неодобрительно покачал головой, и его губы сжались в нитку. Он помолчал, убрал руку и сказал:
— По крайней мере, пока я в строю, то смогу присмотреть за тобой. Пойдем-ка, выучим одно полезное заклинание — о таком в школе не рассказывают.
Поликсена хотела было возмутиться — вот еще, все она умеет, и что это за гнусные намеки на школу! — но любопытство, как это у нее часто бывало, взяло верх.
— Какое?
— Адский огонь, — сказал Басти и криво усмехнулся.
Примечания:
Пожалуйста, не забывайте про кнопку "Жду продолжения" — я ориентируюсь на нее при выкладке глав.
Отдельное спасибо Liona Horns за монетки! Отчитываюсь, что "Дамы семьи Паркинсон" продлили статус "Горячей работы" :)
Иллюстрация к интерлюдии: https://ibb.co/VWPjpH1
Примечания:
Глава готова, надеюсь, вам понравится :)
Обозрела я тут на днях предстоящий фронт работ и задумалась. Работы еще непочатый край, некоторые линии мы едва затронули. Возможно, стоит ускорить течение событий, но при этом неминуемо пострадает атмосфера. Мне лично сюжетный темп сейчас нравится, но мне не хотелось бы, чтобы читатели заскучали.
Откликнитесь, пожалуйста, устраивает ли вас такой темп, как сейчас, или хочется уже поскорее узнать ответы на загадки.
Заранее спасибо!
Гарри потянулся к сдобным булочкам на столе и не глядя взял одну из них, откусил, не чувствуя вкуса. Он внимательно наблюдал за сидящей напротив Панси: что-то в ней было странным, не таким, как обычно, — но вот что именно? Может, глаза? Они были красными, как у вампира, и под ними опять залегли густые тени, но за последние месяцы Гарри уже привык видеть ее такой, хотя его по-прежнему тревожило то, как мало подруга спит из-за своих пророческих снов. Нет, смущало его не это… но что тогда?
— Ты не замечаешь за Панси никаких странностей? — отложил он булочку и тихо, одними губами, спросил у сидящего слева Драко. Приятель оторвался от яичницы с беконом, бегло окинул Панси взглядом и едва заметно мотнул светловолосой головой.
— Вроде все как всегда, — безмятежно шепнул Драко в ответ. — А что не так?
Гарри передернул плечами и промолчал: если бы он знал, что не так, то уж не стал бы спрашивать у Малфоя! Он вернулся было к завтраку, но что-то все равно болезненно царапало его изнутри. Гарри резким жестом отложил в сторону звякнувшую вилку и, поставив локти на стол, положил подбородок на руки и снова присмотрелся к Панси. Подруга подняла на него глаза и улыбнулась.
— Ты во мне дырку проглядишь, — беззлобно фыркнула она. — Я измазалась в джеме?
Она отложила вилку и потянулась за салфеткой левой рукой.
— Да нет, — досадливо протянул Гарри. — Но что-то в тебе изменилось.
Панси удивленно подняла брови и переглянулась с недоумевающим Драко.
— Вроде бы все по-прежнему, — сказала она и, откинув салфетку, сладко зевнула, прикрываясь левой ладонью. — Из-за этих дурацких снов никак не могу выспаться, только и всего.
— А твоя преподавательница что говорит? — хмуро поинтересовался Гарри. Его раздражало то, что он никак не мог поймать за хвост свои смутные подозрения, маячащие где-то на уровне интуиции. — Она же вроде хорошо разбирается в прорицании, почему же тебе помочь не может?
Панси нарочито равнодушно пожала плечами, но Гарри отчетливо видел, что она смертельно устала. И кожа у нее стала еще бледнее, а на виске проступила упруго бьющаяся синяя венка.
— Мадам Кассандра шлет мне задания, — сухо сказала подруга, — я их добросовестно выполняю и шлю ей в ответ отчеты. И, раз тебя так интересуют мои результаты, сообщаю: пока что у меня не получается вообще ничего. Карты не складываются в пасьянсы, и шар ничего мне не показывает. Я в упор не вижу будущего, Гарри, ни в пламени, ни в воде. Мадам Кассандра не говорит мне этого, но я думаю, у меня нет ни крошки дара.
— Откуда тогда твои кошмары? — мягко спросил Гарри. — Ты пьешь Зелье без сновидений?
— Оно не помогает, — скрипнула зубами Панси и отвела взгляд. — Пожалуйста, не надо считать меня глупее себя.
— Я совсем не это имел в виду, — опешил Гарри, но Панси резко встала и, подхватив сумку левой рукой, быстрым шагом покинула Большой зал. Гарри проводил ее фигуру взглядом и внезапно понял, что в ней было не так. Все это время Панси не выпускала из правой руки свою новую белую палочку.
* * *
— Что мы вообще знаем о Лорде как о человеке? — спросил Люциус в пустоту и отпил коньяка. Маячившая у камина Поликсена пожала плечами, Патрокл, сидевший в кресле напротив нога за ногу, усмехнулся, но ответила ему замершая у окна Нарси:
— Нам с Энди родители мало о нем рассказывали, — задумчиво сказала она, невидяще глядя наружу, на внутренний дворик со стенами, увитыми розами, и небольшим прудиком с зеркальными карпами. Нарси в последнее время вообще была сама не своя, и Люциус поедом ел себя за то, что вовлек жену во всю эту канитель. — Сейчас я думаю, что они пытались уберечь хотя бы нас… Скрывать его прошлое было не так и сложно: Лорд и сам старательно поддерживал ореол таинственности вокруг своей личности. Знаю только, что он был ровесником тети Вал и учился на Слизерине. Ну и его настоящее имя я слышала — Том.
— Том Риддл, — уточнила Поликсена хрипловатым голосом. В пламени камина ее распущенные каштановые волосы золотились, и она была похожа на грозную древнюю пифию. — Полукровка.
— Полукровка и самоназначенный наследник Слизерина, — поправил ее Патрокл и налил себе еще вина из графина на столике рядом с креслом. На сестру он старательно не смотрел, и Люциус нутром чуял за этим какую-то внутрисемейную размолвку. Разузнать бы, что за кошка между ними пробежала — информация лишней не бывает, — но Паркинсонам повезло: сейчас ему было совершенно не до их личной драмы. — Люци, хватит темнить: уверен, что Абраксас посвятил бы своего наследника в детали, равно как и мой отец — меня. Так что не прикидывайся невинной ромашкой и выкладывай все, что знаешь. В конце концов, мы в одной лодке.
Люциус поморщился: все-таки школьный друг знал его слишком хорошо. Он и не собирался сознательно выведывать у союзников информацию — просто эта полезная привычка давно въелась в кровь и плоть, стала второй натурой.
— Том Марволо Риддл, — медленно произнес он вслух, баюкая в ладонях бокал с белым вином. — Papa(1) учился с ним на одном курсе, говорил: мальчика Тома с маггловской фамилией на Слизерине травили ровно один день, до первой ночи. Ночью после распределения всем его обидчикам приснились дивно реалистичные кошмары с обилием змей, и утром Том занял особое место на факультете — с тех пор все старались держаться от него подальше.
— А Лорд умел себя поставить, — хмыкнула Поликсена и подбоченилась. — Ну что вы так на меня смотрите? Я во многом не согласна с его идеями, но такая дерзость лично меня восхищает. Ай, вы просто не бойцы, вам не понять, — махнула рукой она и опять прикипела взглядом к старинным напольным часам. Сестра Патрокла сегодня вся была как на иголках, и Люциус удивился тому, что кроме него этого никто не замечает.
— Отец говорил, он был гением, — продолжил Люций, собравшись с мыслями. — Исключительно талантлив во всем, за что бы ни брался. Курсе на третьем Риддл решил, что от любви факультета ему будет больше пользы, чем от боязливого уважения, и включил свое обаяние на полную. К пятому курсу вокруг него уже сплотились наследники старых родов: Лестрейндж, мой отец, Эйвери… Papa звал их старой гвардией.
— И Приам Паркинсон в эту самую гвардию не входил, — вклинился Патрокл. — В Хогвартсе он Риддла не застал, был старше того на десяток лет и потому позже относился к Лорду очень прохладно. И это было взаимно: Лорд никогда не подпускал Паркинсонов слишком близко, он не доверял нам так, как другим семьям, прошедшим с ним весь путь.
— Приам не прогадал, — скрипнул зубами Люциус — признавать семейные ошибки было неприятно. — Он сумел пройти по тонкой грани между лояльностью и настоящей преданностью — видимо, именно поэтому Лорд отдал крестраж мне, а не тебе… Впрочем, под конец отец тоже разочаровался в Лорде. Он не делился со мной подробностями, но для меня перемена в его отношении была очевидна. Он почти перестал бывать в Ставке и сблизился с лордом Приамом и леди Вальбургой.
— Мне отец говорил, что они все просчитались, — задумчиво добавил Патрокл, понизив голос, будто вспоминал долгие разговоры с главой рода Паркинсон. Люциус всегда сочувствовал другу: Приам погиб слишком рано. Тот же Абраксас редко появлялся в Британии, но по крайней мере, он был жив, здоров и деятелен, и в глубине души Люциус до сих пор, несмотря на собственные возраст и опыт, лелеял смешную детскую веру в то, что, случись настоящая беда, отец вернется и подставит плечо. Подхватит, как в детстве, когда подкидывал его, смеющегося, высоко в воздух, и у маленького Люци дух захватывало от ощущения полета и от безграничного счастья: отец рядом, отец не уронит…
Патрокл продолжил:
— Они думали, что поставили на темную лошадку, а оказалось, что на огнедышащего дракона. Старые семьи искали лидера, способного изменить баланс сил, объединить общество, стать своим и для чистокровных, и для магглокровок — полукровного, харизматичного, одаренного. Том Риддл подходил идеально и до поры до времени играл по их правилам, но потом все изменилось.
— Вся эта подковерная возня прошлых лет, конечно, крайне интересна, — скептически скривилась Поликсена, то и дело поглядывая на напольные часы и выстукивая пальцами по каминной полке раздражающий рваный ритм. Сестра друга частенько напоминала Люциусу норовистую каурую лошадь, готовую сорваться с места в карьер, вот и сейчас едва не била копытом. — Однако я предлагаю перейти к конкретной задаче. Места, где Лорд мог бы спрятать крестражи, и люди, которым он мог бы их доверить.
— Ты не права, Ликси, — отозвалась Нарцисса, поворачиваясь к ним. Между ее бровей пролегла тонкая ломкая морщинка, и у Люция внутри что-то дрогнуло, захотелось стереть ее, чтобы Нарси никогда больше не хмурилась. — Лорд выбрал Люциуса — а значит, он мог довериться еще кому-то из своих школьных друзей или их детей. И мне на ум приходят Лестрейнджи. Люци, Натаниэль ведь входил в его старую гвардию, что если какой-то из крестражей был доверен именно им?
— Тогда уж не самим Лестрейнджам, а лично Белле, — резонно заметил Патрокл, отставляя бокал. — Твоя сестра перегрызла бы глотку любому за такую высокую честь.
Жена болезненно поморщилась, как всегда, когда речь заходила о ее сумасшедшей сестрице, и Люциус поспешно встал из кресла.
— Предлагаю начать с них, — подытожил он. — Имущество рода в Гринготтсе опечатано, но у Нарциссы есть доступ в Лестрейндж-парк. Мы с ней наведаемся туда завтра — может, нам повезет, и грабить банк не придется.
— Грабить банк? — переспросила Поликсена с нездоровым оживлением, и Люциус закатил глаза: эти ее шуточки… Он подошел к Нарциссе и бережно взял ее тонкие руки в свои — холодные, как лед. Тревожно присмотрелся к искусанным губам, к выбившимся из прически светлым прядям, к опущенным ресницам: что-то беспокоило его жену, что-то, чем она пока не готова была поделиться даже с ним.
— Объявляю собрание оконченным, — сказал он, не отрываясь взглядом от Нарси, и услышал, как встает из кресла Патрокл, как быстрым шагом покидает гостиную Поликсена — будто очень куда-то спешит. Любопытство лениво шевельнулось в груди, но в кои-то веки Люциусу было совершенно наплевать на чужие тайны.
* * *
Снейп стоял торжественный и мрачный, как на эшафоте. За все время, которое они провели в подготовке к ритуалу, он не произнес ни слова.
— По чему поминки, Север? По моей беззаботной девичьей вольнице? — неловко пошутила Поликсена, устраивая мужское обручальное кольцо рядом с гримуаром на небольшом столике. Стена, возле которой стоял столик, была отдана под фамильный гобелен: бесчисленные лица, имена, тонкие, хрупкие линии-веточки, соединяющие мужей и жён, родителей и детей, братьев и сестер… По правде говоря, ритуал можно было провести где угодно, хоть на кухне среди сковородок, но Поликсена хотела сделать все по правилам, чтобы комар носа не подточил. Для этой цели она даже купила неброское платье из кремового атласа и красиво подобрала волосы: все-таки не каждый день замуж выходишь. Как и следовало ожидать, Северус стараний не оценил и полезному примеру не последовал — романтичности в нем было ни на кнат.
— Я согласился тебе помочь и слово свое держу, — отстраненно проговорил Северус, с застывшим лицом смотря поверх ее головы туда, где окна слепо глядели в беззвездную лондонскую ночь. — Но не проси меня изображать ликование, это выше моих сил.
Поликсена устало покачала головой и зашелестела страницами гримуара: даже несмотря на многолетние страдания Севера по Эванс, неудивительно, что он до сих пор ходит в холостяках, — хотелось бы ей посмотреть на отважную героиню, рискнувшую укротить этого упрямца.
Они по очереди произнесли слова клятвы: Поликсена — машинально, словно во сне, до конца не веря в происходящее, Северус — кривя губы, будто обеты от лица ненавистного Блэка причиняли ему почти физическую боль. Когда они закончили, Поликсена опустила взгляд на перстень на безымянном пальце и с облегчением улыбнулась: камень стремительно посветлел, а потом налился сочным багровым цветом, превращаясь из помолвочного оникса в супружеский гранат. Она взяла со столика мужское обручальное кольцо и надела его на изукрашенное резьбой навершие топора. Север держал рукоятку осторожно и крепко, двумя руками, словно древний топор мог в любой момент обернуться ядовитой змеей и впиться ему в горло. Когда ритуал был завершен, друг отложил реликвию в сторону с отчетливым облегчением, и топор звякнул, будто осуждая неуместную поспешность.
— Ну все, теперь я замужняя дама, — недоверчиво хмыкнула Поликсена, придирчиво рассматривая кровавые блики граната в перстне. — Удивительно: столько лет бегала от этого, и вот сама сделала шаг навстречу. Не зря леди Вал оценила иронию.
— Я заметил, как высоко она ее оценила, просто слов не могла подобрать от радости, — ядовито сказал Северус, отходя в сторону и с интересом рассматривая батальный гобелен в пол-стены, на котором многие столетия неутомимо длилась битва при Гастингсе(2): вставали на дыбы и молотили копытами по воздуху вышитые кони, взлетали перед сокрушительным ударом топоры и мечи, выпадали из ослабевших рук длинные остроконечные щиты…
Поликсена никогда не понимала, зачем Блэки повесили здесь, в сердце главного дома, именно это полотно — в той далёкой битве они держали руку короля Гарольда Годвинсона и с треском проиграли, наравне с коренным населением потеряв власть над Британией, обширные земли и многовековые традиции. В отличие от многих других англосаксонских родов, Блэки вскоре вернули себе прежний вес при дворе, но нанесенную обиду не забывали и по привычке недолюбливали Малфоев и Ноттов, чьи предки, рыцари-маги Вильгельма Завоевателя, в той далекой битве сражались по другую сторону баррикад.
Тем удивительнее была свадьба Нарциссы и Люциуса, связавшая семьи старинных неприятелей, — и тем страннее было видеть здесь этот огромный гобелен, памятник сокрушительному поражению, а не громкой победе. Все-таки она никогда не понимала Блэков.
Чуть раньше леди Вал тоже поставила ее в тупик. Когда Поликсена ввела Севера в дом за руку, воровато оглядываясь, словно подросток, тайком пригласивший в гости «неподходящее знакомство», Вальбурга только прищурилась и поджала губы.
— И кто же это должен быть? — манерно осведомилась она, обмахиваясь пышным веером из белого страусового пера. — Поликсена, где твои манеры? Ты крадешься как тать в ночи, изволь представить нас друг другу.
Поликсена вздохнула, отпуская ладонь приятеля, и защитным жестом скрестила руки на груди. В ее планы совсем не входило расшаркивание с мертвой свекровью и разговор на отвлеченные темы. Надо было сначала войти одной и наложить на портрет Силенцио, но у Поликсены рука не поднялась: Вальбурга на картине была как живая, а Поликсена, что бы там ни твердил Кричер, пока не чувствовала себя в этом доме хозяйкой — ни молодой, ни какой-либо еще. Изменится ли это положение вещей после сегодняшней ночи? Поликсена сомневалась: может, стены и перестанут давить на нее, и сам дом покорится ее воле, но перешагнуть через собственные, внутренние барьеры будет не так-то просто.
— Мой школьный друг, Северус Снейп, — скупо промолвила она. — Моя будущая свекровь, леди Вальбурга Блэк.
Поликсена покосилась на Севера — тот коротко, но вежливо кивнул, не торопясь кланяться. Леди Вал понимающе усмехнулась и резко закрыла веер.
— Гордый, — в ее звучном голосе прозвучала сложная смесь неприязни и уважительного одобрения. — И что же школьный друг Северус Снейп забыл в доме Блэков? Поликсена, находиться наедине с чужим мужчиной — моветон, Кассиопея дурно тебя воспитала.
— Он будет мне ассистировать, — обтекаемо сказала Поликсена и не удержалась, отвела глаза. Леди Вал замерла на пару мгновений, впилась в нее взглядом, изучая лицо и наряд, а потом внезапно расхохоталась. Она смеялась и смеялась взахлеб, глядя на них двоих, и смех ее напоминал рыдания, а из глаз текли слезы. Под конец она даже закашлялась. Поликсена и Северус застыли на месте — настолько жутким было это зрелище, особенно для Поликсены, хорошо знавшей леди Вал при жизни: рассмешить ее было нетривиальной задачей, а уж чтобы до слез…
— Неужто свадьба с топором? — наконец отсмеявшись, промолвила Вальбурга с улыбкой, от которой сводило скулы. Глаза ее были холодны, и слезы в их уголках нисколько не смягчали их леденящего выражения. — Салазар, столько сил… Столько стараний, столько жертв — и вот ты наконец готова стать следующей леди Блэк, но не вовремя, совсем не вовремя. Скажи мне, Поликсена: что стоило тебе сделать этот шаг раньше, скажем, лет тринадцать назад? Все пошло бы совсем по-другому…
Поликсена передернула плечами и инстинктивно оглянулась на Севера в поисках моральной поддержки. Тот стоял у подножия лестницы как статуя самому себе, скрестив руки на груди, но взглядом неотрывно и цепко следил за леди Вал, ловя каждый ее жест, каждое слово.
— Тринадцать лет назад сам Сириус не горел желанием на мне жениться, — процедила Поликсена, поворачиваясь обратно к портрету. — Он отказался от этой высокой чести и даже ушел из дома — лишь бы не вести меня под венец. Если кого и вините, так своего ненаглядного сыночка и то, как он расставил жизненные приоритеты.
— О да, — горько сказала леди Вал, утирая слезы кружевным платком и изредка тихо хихикая, как сумасшедшая, — впрочем, она ведь сошла с ума в конце жизни, кто знает, как это могло отразиться на портрете?
Прежде Поликсена не замечала за свекровью странностей, но ее вынужденные визиты в дом на Гриммо можно было пересчитать по пальцам: кто знает, о чем Вальбурга думала и говорила, оставаясь в одиночестве, всеми забытая и покинутая?
— Мой старший сын, моя звезда на небосклоне, мой наследник, на которого я возлагала такие надежды, хлопнул дверью и убежал под крылышко к Дорее — как щенок за хозяйской лаской. Возможно, стоило рассказать тебе сразу, ты бы повлияла на него, ты чтила свой долг… — задумчиво сказала Вальбурга, поднимая сосредоточенный взгляд к золоченой раме, но затем поникла и устало покачала головой. — Впрочем, нет. Вы с Сириусом всегда были как хворост и пламя. Нет, нет! Надо было с самого начала договариваться с Регулусом — Реджи бы все понял, он был послушным мальчиком, он бы сделал все, как надо…
Она шептала и шептала себе под нос, убеждала себя, спорила с собой, забыв о собеседниках, на глазах погружаясь в мрачные глубины собственного сознания, и Поликсена отчаянно замахала на Северуса, подгоняя его наверх. Они поднялись по лестнице друг за другом, ступая тихо и мягко, чтобы не привлечь внимание Вальбурги, а вслед им летел неразборчивый шепот, от которого мурашки бежали по хребту, и только имена выделялись из этого мерного гула, словно всплески большой рыбины в шуме волн: Сириус, Регулус, Поликсена, Пандора, Дорея…
— Ну что, приступаем к заключительной части церемонии, — нарочито весело заявила Поликсена, возвращаясь в настоящее: к изменчивому свету свечей в старинных канделябрах, к изломанным теням на стенах с бледно-зелеными шелковыми шпалерами и к Северу, даже в такой знаменательный день не изменившему черному цвету — спасибо хоть явился в приличном костюме, а не в набившем оскомину сюртуке. — Здешний домовик отчитался, что уже приготовил спальню. Надеюсь, обойдется, и брачное ложе не будет устлано розовыми лепестками.
— Какое еще ложе? — насторожился Северус и подозрительно прищурился. — Поликсена?
— Расслабься, никто не собирается тебя совращать, — фыркнула она и, подойдя к столу, бережно закрыла гримуар. Пробежалась по обложке пальцами, подняла книгу, затем почти сразу же положила обратно и снова обернулась к другу. — Это обязательная часть ритуала: вроде как консуммация, но все понарошку. Спим в одной постели, одетыми, а между нами лежит топор. Так что можешь не переживать, твоя честь не пострадает — так ещё рыцари делали, проверенный временем метод.
Северус покатал желваки, усилием воли сдерживая отповедь, и Поликсена неожиданно вспомнила дуэльный зал в Паркинсон-мэноре и то, как легко он уходил от ее атак — и как стремительно атаковал в ответ. Она поморщилась: не лучший момент для таких воспоминаний, впрочем, конкретно для этого воспоминания никогда не бывало подходящего часа. Забыть бы его навсегда… может, все-таки попросить Севера стереть ей память?
— С тобой никогда не бывает просто, правда? — внезапно спросил друг с неожиданным смирением, будто сдавался после неравной борьбы. — И я зря надеюсь, что однажды ты снимешь свой чертов амулет и мне все станет ясно — не станет, потому что все дело именно в тебе, в том, как именно ты рассуждаешь.
— Рекомендую крайне осторожно подбирать слова, — предупредила его Поликсена, воинственно скрещивая руки на груди. — И как же именно я рассуждаю?
— Извилисто, — усмехнулся Снейп и отзеркалил ее позу. — Как змея в высокой траве: никогда не знаешь, откуда ждать укуса.
— Зато со мной не скучно, — парировала Поликсена, расслабляясь — они опять были на знакомой территории: уж что-что, а перебраниваться с Севером для нее не в новинку. — И тебя это всегда устраивало — в глубине души ты обожаешь играть с огнем.
Она осмотрелась, собираясь с мыслями, а затем решительно хлопнула себя по бедру ладонью.
— Ладно, перед смертью не надышишься. Взбодрись, Север, настало время исполнять супружеский долг!
Приятель закатил глаза и насмешливо указал ей рукой на дверь: после дам, дескать.
* * *
— И что теперь? — спросил Северус, когда они улеглись и потушили свечи, и скорее не услышал, а почувствовал, как Поликсена тяжело вздохнула.
— Ничего. Лежим, думаем об Англии.
Он усмехнулся — ясно, нервничает — но сам язвить не стал. Было странным лежать рядом с ней в темноте, на одной кровати, будто весь мир вокруг растворился в полночном мраке, исчез, и остался только один островок посреди чернильного моря, на котором они лежали. Текли минуты, но Северусу казалось, что прошла уже целая вечность, что они лежат так испокон веков и будут лежать до конца мира. Ни шороха, ни стука — только прерывистое дыхание рядом.
Северус почувствовал прикосновение и вздрогнул — Поликсена нашла его руку в темноте и переплела с ним пальцы, будто кинула якорь в это бескрайнее черное море вокруг. Пальцы были холодными — в темноте все чувства обострились, и этот холод показался ему невыносимым, опасным для здоровья.
— Укрылась бы, — проворчал Северус, но подруга только хмыкнула.
— Не переживай, новобрачный. Мне не холодно. Мне тревожно.
— Тебе — и вдруг тревожно? — усомнился Северус, поворачивая голову в ее сторону. Он с трудом различил профиль Поликсены, бледный и заострившийся, словно восковой. Ассоциация ему не понравилась — но что поделать, если они и впрямь как в гробу? И эта оглушительная, неестественная тишина старого негостеприимного дома вокруг… — Ты же пери, дева огня, ты ничего не боишься.
— Боюсь, — возразила Поликсена, но он почувствовал в ее голосе благодарную улыбку. — Просто против моих страхов не выступишь с палочкой или мечом — к сожалению.
— И чего ты боишься? — осторожно спросил Северус, помедлив. Этот вопрос показался ему намного важнее и глубже всего произошедшего до него, и он внезапно оглянулся назад, на тот путь, который они прошли за этот год, от почти незнакомых друг другу людей к этой странной, фантасмагорической ночи.
— Нууу, — протянула Поликсена задумчиво: видимо, выбирала, чем именно может с ним поделиться. — Например, того, что Панси узнает о том, почему погибла Каро, и в наших с ней отношениях все изменится. Я смертельно этого боюсь, Север.
— Так может, и не надо об этом говорить? — цинично предложил он.
— Надо, Север, надо, — вздохнула Поликсена и завозилась, устраиваясь поудобнее. Руку она при этом не выпустила. — Рано или поздно, но Панси узнает и, чем больше я тяну с откровениями, тем больше вопросов ко мне потом будет.
Она помолчала, будто собираясь с силами, а потом добавила ломким голосом:
— Я поговорю с ней летом, после ее дня рождения. Панси исполнится тринадцать — в этом возрасте уже можно понять полутона… Мерлин, тринадцать! Как же они быстро растут, я и представить себе не могла. Неужели мы тоже так быстро выросли?
Северус хмыкнул: по долгу службы он наблюдал этот феномен постоянно. Маленькие и большеглазые, глядящие на все с открытым ртом, в какой-то неуловимый момент дети внезапно шли в рост, вытягивались вверх, их черты лица плавились, менялись, и за подростковой угловатостью начинал проглядывать будущий взрослый. Он должен был бы привыкнуть — но так и не привык, каждый год заново этому удивляясь.
— Не могу поверить, что еще несколько лет — и Панси пойдет под венец, — сказала Поликсена, и в ее голосе прозвучала странная нотка: светлая грусть, и тоска, и любовь. Северус поймал себя на том, что завидует маленькой Паркинсон (никто из взрослых так о нем не переживал!), но тут же одернул себя. Теперь взрослый — он, и нечего скрипеть зубами, сожалея о несбывшемся. — Надо будет хорошенько присмотреться к Драко.
— Что там присматриваться, — проворчал Северус ревниво и перекривил ее давнишние слова: — Отличный мальчишка, твоей племяннице очень повезло.
Поликсена фыркнула.
— Мы с тобой — как пара престарелых сводников, — припечатала она и добавила упавшим голосом: — Мерлин, как быстро прошло время. Как будто вчера выпустились — и куда только подевались десять лет?
Северус поймал себя на том, что судорожно, до боли, сжал ее пальцы, но Поликсена даже не ойкнула.
Десять лет. Десять лет в беспамятстве, преследуя чужие цели, гоняясь за миражами, навязанными Обливиейтом. Если бы он мог, то запретил бы это чертово заклинание, приравнял бы его к Непростительным. У него нагло украли десять лет!
— Ты так скрипишь зубами, что мне хочется взять палочку боевым хватом, — заявила Поликсена и, вытащив пальцы, накрыла его кулак ладонью, поддерживая и успокаивая. — Север… Если это Дамблдор — ты же не собираешься мстить ему, правда?
Он промолчал. Он и сам не знал. Северус не хотел об этом думать, он упрямо гнал от себя эти мысли, потому что этот вопрос вставал перед ним в полный рост: что, что же именно он станет делать? Дуэль с победителем Гриндевальда, со всенародным любимцем? Нет, он не рыцарь в сияющих доспехах и не сумасшедший. Но подло травить директора не хотелось, что-то внутри сопротивлялось такому циничному, но действенному решению.
— Я не знаю, — прокаркал Северус, чувствуя, как какой-то ком в горле мешает ему говорить. — Не спрашивай.
— Не буду, — на удивление покладисто согласилась Поликсена и замолчала. Лежать в тишине почему-то стало еще тоскливее, чем было в начале, и он поднял новую тему:
— Ты обещала рассказать о причинах своего брака. Причинах, которые мне якобы еще рано знать.
— Тебе по-прежнему рано их знать, — отрезала Поликсена и вздохнула: — Север, я все расскажу — но позже, когда хоть немного встану на ноги в новой роли, пообвыкнусь. Доверься мне.
Северус пожал плечами и, спохватившись, что она не заметит его жеста в темноте, сказал вслух:
— Как знаешь.
— Прежний ты ни за что с меня не слез бы, — весело заметила Поликсена. — Всю бы кровь у меня выпил, но дознался бы.
— Ты скучаешь по нему? — помолчав, спросил Северус и замер в ожидании ответа.
— По кому? — удивилась Поликсена.
— По мне прежнему. Я был другим, — с горечью выплюнул Северус и почувствовал, как напряглась ее рука.
— Ты дурак, — прошипела Поликсена и убрала ладонь. Затем, подумав, вернула ее обратно. — Слушай меня внимательно, друг: это как времена года. Они сменяются, и мир меняется с ними, но если тебе нравятся… ну, к примеру, яблони… то они тебе нравятся всегда, независимо от того, цветут они сейчас или нет. Понял?
— Это меня ты сравнила с яблоней? — усмехнулся Северус, чувствуя, как внезапно стало легче дышать. Он и не замечал, как сильно давит на него этот груз сомнений, эта ревность к самому себе — к тому, каким он когда-то был. — Очень поэтично, не ожидал.
— Это аллегория, — резко взмахнула левой рукой Поликсена, будто отмахивалась от мухи. — И вообще, у тебя есть претензии?
— Нет, — поспешно сказал Северус, улыбаясь краем губ и надеясь, что в темноте она не замечает его улыбки.
— Вот и отлично, — проворчала Поликсена и, убрав ладонь, перевернулась на левый бок, свернулась калачиком, как кошка. — Теперь спим.
Он кивнул, но спать совсем не хотелось. Северус закинул руки за голову и уставился в почти неразличимый высокий потолок. Что будет с ним, когда он дойдет до конца, заново соберет мозаику собственной памяти? Каким он станет? Что будет ценить, что — ненавидеть?
И станет ли он — будущий — мстить?
— Ты слишком громко думаешь, — недовольно сказала Поликсена и, завозившись, села, оперлась спиной о подушки и обхватила колени руками.
— Ты не легиллимент, откуда тебе знать? — возразил Северус, но она упрямо покачала головой — он заметил, глаза потихоньку привыкали к темноте.
— Когда ты усердно думаешь и не ходишь по комнате, ты замираешь, — нравоучительным тоном заявила подруга. — И почти не дышишь, словно не хочешь, чтобы кто-то заметил, что ты задумался.
Северус прочистил горло. Было странно, неловко и одновременно удивительно приятно знать, что кто-то другой так хорошо его изучил.
— Думала ли ты, что твоя первая брачная ночь пройдет именно так? — спросил он полушутливо, переводя тему, и Поликсена пожала плечами.
— Я старалась вообще о ней не думать, — призналась она. — Но нет, я никогда не представляла себе, что после свадьбы я буду секретничать со своим школьным приятелем, а между нами будет лежать блэковский топор. И знаешь что, — с вызовом добавила Поликсена, и он понял, что вызов предназначен совсем не ему, — такое времяпровождение меня устраивает намного больше, чем любое другое.
— Я рад, что сумел тебе угодить, — бархатисто промурлыкал Северус и тут же одернул себя: поддержит ли она двусмысленную шутку? В любой шутке есть доля правды, а обстановка вокруг была слишком уж интимной, искажая изначальный замысел. Но Поликсена не подвела:
— О, ты был великолепен, — с придыханием сказала она, заломив руки. — Мой герой.
— Теперь точно спим, — оборвал ее Северус и под ее смешок отвернулся сам. Он был уверен, что уснуть не удастся (он редко засыпал сразу), но сон пришел удивительно быстро и был он крепким и спокойным, таким, каким не был и в самом далеком безмятежном детстве.
Примечания:
Начну с благодарности нашей солнечной Linali1 за монетки :)
Как я уже говорила, наличие или отсутствие монеток не повлияет на публикацию "Дам", но я очень благодарна за помощь — на монетки я смогу продлить "Горячую работу" для первой части и, может, кто-то новый заглянет к нам на огонек :)
1. Как вы могли заметить, я черпаю вдохновение из реальной истории Британии, и обойти вниманием битву при Гастингсе невозможно. Я считаю, что до принятия Статута маги наверняка бы вмешивались в маггловскую политику, причем не особо скрываясь: отсюда легенды о придворных магах, например, о Мерлине.
Гобелен, посвященный битве, вдохновлен реальным Гобеленом из Байе — огромным ковром, на котором выткана сама битва и ее причины.
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/96/Bayeux_Tapestry_WillelmDux.jpg
2. Поликсена не лукавит: в нашей истории бывали случаи, когда между женихом и невестой клали что-то острое. Прекрасный пример: "в 1490 году Максимилиан Габсбург (будущий император Священной Римской империи Максимилиан I) женился по доверенности на Анне Бретонской, и на свадьбе его представлял Вольфганг фон Польхейм. Как часть символизма свадьбы по доверенности, в брачную ночь фон Польхейм лег в одну постель с Анной, но был одет при этом в полный доспех, кроме правой ноги и руки. Между ними в постели лежал меч".
Порадуемся же за Севера — по крайней мере, доспех ему надевать не пришлось :)
Иллюстрация к главе: https://ibb.co/h16ZYxZ
1) фр. папа
2) «Сражение между англосаксонской армией короля Гарольда Годвинсона и войсками нормандского герцога Вильгельма. Битва длилась более десяти часов, что было достаточно редким явлением для Средневековья. Армия короля Гарольда была полностью разгромлена: на поле боя остались лежать несколько тысяч отборных английских воинов, был убит сам король, а также два его брата.» Гарольд Годвинсон был последним англосаксонским королем — после него престол перешел к Вильгельму Завоевателю (Бастарду). При дворе Вильгельма все изменилось: другой язык, другие люди, другие традиции. Англия стала феодальной монархией с сильной централизованной властью.
Примечания:
В этой главе мы наконец закрываем одну из самых старых арок, которая красной нитью тянулась еще с начала первого тома. Салют, аплодисменты, ликование!
Поздравляю всех, кто угадал, и хочу специально отметить, что все теории на этот счет были изумительными, часто лучше моей задумки. Однако я из тех авторов, которые не меняют коней на переправе, — я не стану менять ответы на загадки только потому, что они верно отгаданы, это было бы нечестно по отношению к читателям.
Буду рада комментариям :)
Когда утром Северус ушел — Поликсена едва удержалась от того, чтобы не помахать вслед платочком, ну или что там делают примерные новобрачные, — она осталась совсем одна, но, в отличие от предыдущих визитов на Гриммо 12, в этот раз ее не охватила смутная волчья тоска. Поликсена прошлась по коридорам, легко касаясь пальцами выцветших шелковых обоев и портретных рам из темного дерева. Открыла двери — все, какие попадались на пути, просто так, радуясь тому, что в кои-то веки латунные ручки-змеи не пытались цапнуть ее за ладонь. Дом прихорашивался, отряхиваясь от пыли, избавляясь от паутины… признавая новую хозяйку. Исчезло ощущение недоброго взгляда из темных углов, перестали дребезжать стекла, словно от порыва несуществующего ветра. Поликсене всегда казалось, что где-то в глубине дома то и дело рождалось неслышное ухом глухое ворчание, будто у старого подслеповатого пса, но теперь умолкло и оно.
Поликсена поднялась наверх, к гобелену, и внимательно изучила изменения: на полотне появились ее имя и портрет, и между ними с Сири протянулась тонкая, едва заметная веточка. Поликсена нахмурилась и с нажимом провела по ней пальцем: какая-то хилая, будто болезненная, и совсем не похожая на толстые и прочные линии, связавшие между собой другие пары. Может, она такая из-за состояния Сириуса? Или из-за того, что брак был по доверенности?
Спросить бы у кого… вот только после вчерашнего бенефиса леди Вал Поликсена не вполне доверяла трезвости ее ума, а бежать на поклон к маменьке не хотелось. Поликсена представила, как в ответ на новости о ее запоздалом браке брови матери взмывают вверх, как медленно и скупо теплеет ее взгляд — наконец-то неудачница-дочь выполнила свой долг — и болезненно поморщилась. Нет, на консультацию к Кассиопее она не пойдет, нечего давать maman лишний повод для радости.
Она покинула зал и сразу же за порогом попала в засаду. Кричер стоял навытяжку, как на параде. На нем красовалась тщательно выстиранная и отглаженная белая наволочка, а из глубоко посаженных глаз текли крупные мутные слезы.
— Домовой эльф Кричер приветствует новую хозяйку, — срывающимся голосом прошамкал он и, охая и придерживая одной рукой поясницу, склонился в глубоком поклоне. — Домовой эльф Кричер рад услужить хозяйке, он очень, очень рад, что хозяюшка наконец вошла в дом Блэк…
— Давай, Кричер, выпрямляйся уже, — сочувственно сказала Поликсена. Ее неожиданно сильно тронула радость этого старичка — хитрого, упрямого и склочного, но верного до мозга костей. Верного леди Вал, ее сыновьям и мужу, а теперь и ей, Поликсене. Кричер смотрел на нее с обожанием, утирая слезы счастья трясущимися лапками, и она вдруг отчетливо поняла, что никто и никогда не будет любить ее так беззаветно, с полной самоотдачей. — Будь добр, сделай мне кофе и подай мой обычный завтрак.
— Яйца Бенедикт, — закивал домовик и поковылял на кухню, ворча себе под нос: — Утром доброй хозяюшке надо хорошо питаться, Кричер знает, Кричер точно знает. Все яйца да яйца… Уж Кричер угодит доброй хозяюшке, уж Кричер научит ее питаться правильно…
Поликсена с усмешкой покачала головой, глядя ему вслед: неисправим и невыносим, но у нее рука бы не поднялась дать ему одежду и указать на дверь — верность дорогого стоит, и если ради этой верности нужно порадовать старика, попробовав новые блюда, то Поликсене не в тягость.
Впереди было напряженное объяснение с братом, визит к Малфоям в новом статусе, письма в Попечительский совет и в Министерство, но Поликсена чувствовала себя непривычно легко и уверенно, словно за ночь разом сбросила десяток лет. Она пыталась одергивать себя, напоминала самой себе о серьезности, бдительности и ответственности, но из зеркала в раме из золоченых лилий снова сверкала глазами отчаянная девчонка, которую Поликсена, казалось, похоронила давным-давно. Она поймала себя на том, что пританцовывает, спускаясь по лестнице, и усмехнулась, поражаясь сама себе и своей новой жажде к жизни.
Ей с трудом верилось в то, что еще буквально пару недель назад она всерьез собиралась перебраться на виллу и доживать там деньки в благостной полудреме. Ну уж нет — туда Поликсена всегда успеет, а пока ей есть чем заняться: разобраться с положением дел рода Блэк, обновить интерьеры дома, навестить хранилища в Гринготтсе… и самое главное — заявить о своих правах на опекунство над Гарри. Было бы совсем отлично закончить все приготовления к рождественским каникулам — тогда можно было бы сгрести в охапку всю троицу и умыкнуть их на Гриммо 12. Поставить в гостиной с камином пышную рождественскую ель, украсить ее золочеными яблоками и орехами, свечами и мандаринами, как в далеком детстве, развесить всюду бумажные снежинки и мишуру… Ноябрь вечно не продлится, надо поспешить.
Внезапная мысль толкнула ее изнутри, остановила на полушаге, и Поликсена нахмурилась, вспоминая сегодняшнюю дату. Затем криво усмехнулась: никогда бы не поверила, что способна забыть об этом дне, он мучил ее каждый год — каждый дракклов год она целую неделю не могла дышать, не могла радоваться жизни, вспоминая, вспоминая… И вот, пожалуйста, забыла.
Неужели отболело, отгорело до конца? Она по-прежнему скучала по Басти, скучала невыносимо и отчаянно, но, видимо, Каролина была права: время все же лечит. Впервые за эти годы Поликсена не закрылась в себе, мучительно проживая заново тот промозглый осенний день, когда Басти арестовали, не только лишая ее близкого человека, но и ставя на всех надеждах жирный крест. Подытоживая собой целую эпоху, в которой Поликсена была почти счастлива и полна оптимизма, в которой она еще могла что-то исправить, чтобы не оставаться в гордом одиночестве на десяток лет… Да, впервые притяжение настоящего оказалось сильнее очарования прошлого — впрочем, совсем не удивительно, учитывая ее новые обстоятельства и то, что мир снова обрел точку опоры. Видимо, и правда в жизни началась какая-то новая эра…
И Поликсене очень хотелось верить в то, что эра эта — ну так, для разнообразия — будет счастливой.
* * *
Панси дописала последнюю строчку и добавила внизу письма виньетку для красоты — ее собеседница ценила хороший стиль. Отложила в сторону перо и критически изучила ровные строчки: ей пока тяжело давалась наука сказать ровно то, что хочет, и не более того, но с каждым разом Панси удавалось все лучше и лучше. Внезапно на письмо упала чья-то тень, и она быстро перевернула листок, пряча текст от чужих глаз.
— Драко, что за произвол? — недовольно сказала Панси, оборачиваясь к другу через плечо, — угадать личность наглеца было несложно, только Малфой считал себя вправе заглядывать в ее переписку, будто так и надо. Тот легкомысленно отмахнулся и, обойдя стол, сел напротив. В библиотеке было мало народу: у окна обложилась учебниками встрепанная Грейнджер, а в глубине читального зала куковала группка старшекурсников с темными кругами под глазами — исступленно готовилась к скорому зачету у Флитвика.
— Что за секретность, мы же почти семья, — насмешливо подвигал бровями Драко, и Панси поморщилась: она скрупулезно блюла их летнюю договоренность, и редкие шуточки на тему возможной помолвки не поддерживала из принципа.
— Пока что мы просто друзья, и от друга я ожидаю уважения к моей приватности, — назидательно сказала Панси, сворачивая пергамент в трубочку и пряча его в сумку. — Твоя дурная привычка совать свой нос в чужую корреспонденцию до добра не доведет — например, у тети весь пергамент зачарован и, если письма читает кто-то, кроме нее и адресата, они плюются чернилами в глаза. А если сломать печать — насылают чесотку, — мстительно добавила она.
— Мисс Паркинсон та еще затейница, — признал Драко, опираясь спиной о книжный шкаф, кинул на нее внимательный взгляд и тут же взял быка за рога: — В последнее время ты постоянно пропадаешь в библиотеке, причем в одиночку. Домашнего задания нам столько не задавали, а значит, ты занята чем-то еще, и это явно не наш проект по покорению хогвартских подземелий — о нем ты не стала бы умалчивать. Я делаю вывод, что все это время ты с кем-то воодушевленно переписываешься.
Он помолчал, оставляя паузу для ответа, но Панси не клюнула на наживку. Драко вздохнул, наклонился вперед и добавил проникновенным тоном:
— Панси, мы просто волнуемся за тебя, ты совсем от нас отдалилась. Мы с Гарри можем тебе чем-то помочь?
Она покачала головой и неловко улыбнулась, извиняясь.
— Просто много заданий от мадам Кассандры. Я же говорила: пока я в Хогвартсе, приходится учиться у нее дистанционно, и ни на что другое у меня просто не остается времени. Я исправлюсь, честное слово.
Драко прищурился, кивнул, но, видимо, не поверил. Панси не обольщалась на его счет: если Малфой хотел, он мог быть очень проницательным и сбить его со следа было непросто. Друг посидел еще немного, внимательно наблюдая за тем, как Панси строчит очередное эссе, а затем сухо попрощался и ушел. Панси дождалась, пока он скроется из виду, отложила перо в сторону и устало потерла лоб. Пора было что-то с этим делать: признаваться, каяться, просить совета, — но Панси никак не могла разобраться в себе и решить, чего же хочет именно она.
Да и кому признаваться — и в чем? Друзьям, тете? Отцу? Она не сделала ничего криминального, так почему же так плохо себя чувствует, будто вся изолгалась? Панси было противно от самой себя и своих ухищрений, и это новое для нее вероломство ей ужасно не нравилось.
Переписка на два фронта и правда затянула ее с головой: Панси прилежно выполняла домашние задания от мадам Кассандры, посылая ей многостраничные отчеты о своих неудачах в прорицании, но был у нее и второй, тайный, адресат. Общение с ним, вернее, с ней, отнимало у Панси кучу сил и времени, но зато и дивиденды от этого общения были значительные.
К чести леди Кассиопеи, та не просила внучку скрывать их переписку, но Панси знала и так: если друзья проговорятся, и отцу или тете станет ясно, к кому именно она гоняет школьных сов, ей запретят продолжать. Возможно, так было бы лучше для всех, но Панси пока не находила в себе сил честно признаться родным и отказаться от дальнейшего общения с леди Кэсс.
И дело было не столько в знаниях, которыми та щедро делилась, сколько в неожиданном и приятном сюрпризе: в отличие от отца и тети бабушка спокойно и много говорила о маме… О хрупкости старшекурсницы, гулявшей по заснеженному саду с наследником Паркинсоном, о талантливой игре на рояле, о ненавязчивом обаянии и умении убедить любого человека в том, что он нужен и важен. Леди Кассиопея не скупилась на воспоминания, и Панси не могла наслушаться: мама в этих рассказах была как живая… и еще Панси хотелось верить, будто бы они с ней были очень похожи. Это было теплое и приятное чувство, похожее на давно забытые мамины объятия.
В ней колючей лозой росла горькая обида на отца и тетю, которые знали Каролину Стивенсон намного лучше, чем леди Кассиопея, но упоминали о ней крайне редко. Панси понимала, что им больно бередить раны, но подумал ли хоть кто-то о том, каково было ей, помнящей Каролину очень смутно, обрывками? Почему для того, чтобы хоть немного узнать о маме, она была вынуждена идти на хитрости и выпрашивать крохи информации у почти незнакомого ей человека? Панси злилась на родных и на себя, клятвенно обещала себе объясниться с ними, но затем снова и снова нарушала данное себе слово и писала длинные письма, отправляя их в далекую Францию.
Несмотря на интенсивную переписку, у Панси по-прежнему почти не поворачивался язык называть леди Кассиопею бабушкой — впрочем, та и не настаивала. Она вообще была на удивление понимающей и чуткой, и это само по себе настораживало: Панси кожей чуяла подвох, но никак не могла взять в толк, в чем он кроется. Пока что выходило, что леди Кэсс лезла из кожи вон, чтобы просто понравиться внучке, но зачем ей это было нужно, оставалось загадкой. Во внезапно проснувшуюся родственную любовь Панси все же не верила, хотя иногда соблазн был очень велик.
Они даже пару раз говорили по сквозному зеркалу, но в Хогвартсе было на удивление мало укромных уголков, доступных младшекурсникам, так что вскоре зеркала снова сменились письмами. Леди Кассиопея была очень начитанной и интересной собеседницей — казалось, она знала о магии все и даже немного больше, и горела желанием поделиться с внучкой своим опытом. Панси подозревала, что леди Кэсс видит в ней преемницу, личную ученицу, но спросить напрямую не решалась — их общение напоминало причудливый змеиный танец, осторожное кружение двух зверей по хрустящему под лапами насту.
Впрочем, обещанные ответы на сложные вопросы не заставили себя ждать: когда в последний разговор по зеркалу, из заброшенного класса на втором этаже, Панси осторожно упомянула дар прорицания, который мог достаться ей от мамы, леди Кэсс усмехнулась и кинула победный взгляд куда-то поверх зеркала.
— Ты ведь хочешь спросить совсем не об этом даре, — заметила она, довольно щуря морозные серые глаза. — Можешь не юлить, Персефона, я отлично поняла твой намек. Паркинсоны никогда не были змееустами — но ими не были и Стивенсоны… так откуда же в тебе способность говорить со змеями?
Панси промолчала — ее немного выбивала из колеи привычка леди Кассиопеи сразу переходить к сути, — и та еще шире заулыбалась.
— Умница. В любой непонятной ситуации лучше всего промолчать — оставь собеседнику возможность выдать больше, чем он хочет. Да, я знаю о твоем даре, и когда до меня дошла эта новость, я подняла все свои связи и выяснила доподлинно, от кого именно тебе досталась эта редкая способность. Ты ведь хочешь внести ясность в этот вопрос? Или нет?
Панси вздохнула, кивнула и сжала свободную руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь. Она ведь ответила на то, самое первое, письмо именно с этой целью, ради этих долгожданных слов — так почему же у нее дрожат колени? Панси смела пыль с ближайшей парты, села на нее и приготовилась к новостям.
— Стивенсоны не были змееустами, но твоя мать, по всей видимости, уже носила в себе проклятое зерно, раз сумела передать его тебе, — веско сказала леди Кассиопея. — Додумаешься сама, как это вышло?
Панси поняла, что это очередная проверка, на которые была горазда леди Кэсс, и нахмурилась, уходя в свои мысли. Понимание настигло ее быстро, и она досадливо покачала головой, злясь на собственную нерасторопность.
— Наследование по женской линии, правда? Мама, если она действительно была змееустом, получила этот дар от своей матери, а не от отца, как я думала.
Леди Кассиопея довольно кивнула, и в ее черных волосах сверкнула фиолетовым причудливая аметистовая заколка.
— В яблочко. Малкольм Стивенсон женился не на той женщине. Впрочем, может, и наоборот, как раз-таки на той — возможно, он, как и я, не чурался парселтанга, тем более из такого высокого источника. Не все семьи считают этот дар мерзким, особенно за океаном, где мало знают о Гонтах и их привычках.
Панси прищурилась, ловя ускользающую мысль. Высокий источник… Леди Кассиопея не торопила — ей нравилось, когда Панси доходила до выводов самостоятельно.
— Сейры, — наконец сказала она, чувствуя, как разом пересохло во рту от догадки. — Это ведь были Сейры, да? Изольда Сейр была прямым потомком Слизерина, она могла унаследовать парселтанг. Но у нее ведь не осталось наследников! Дочери Изольды были сквибами, и обе не завели детей.
Леди Кассиопея насмешливо склонила голову к плечу.
— Все-таки История магии в Хогвартсе поставлена просто отвратительно, — недовольно сказала она, поджимая бледные губы. — В мое время это было приличное учебное заведение, а не форменный вертеп, как сейчас. Впрочем, плачевное состояние Хогвартса заметно уже по тому, откуда ты изволишь со мной разговаривать: темнота, пыль, паутина и мелкий сор… Только одна из дочерей Изольды была сквибом, Марта. Другая, Риона, унаследовала волшебство от матери — и вместе с ним, по слухам, и дар змееуста.
— Я потомок Рионы? — уточнила Панси.
— Нет, — улыбнулась леди Кэсс, и ее глаза засияли победным светом. Она казалась удивительно красивой и моложавой в этот момент, и Панси пришла на ум мартовская капель, первое, робкое дыхание весны, растапливающее снежные сугробы. Она немного позавидовала этой торжествующей красоте: унаследует ли она сама хоть капельку? — Ты, дитя, потомок Марты, старшей из близнецов. Она вышла замуж в племя покомтук, за маггла или, как говорят в колониях, не-мага. Но дар живуч, его сложно убить — он все равно проявился позже, через несколько поколений. У этой ветви, в отличие от Гонтов, хватило ума скрывать свою наследственность — удивительное упорство, но оно себя оправдало: о них все забыли. Твой дед, детка, сорвал джекпот и женился на последней представительнице проклятого рода, которая еще оставалась в своем уме.
— Мама все-таки была змееустом, — прошептала Панси, пытаясь уложить эту новость у себя в голове. В нее верилось неожиданно легко, будто в глубине души она уже давно догадалась об этом, просто не хотела до конца принимать. Мама была змееустом, а до нее — бабушка, и все предки по той линии… включая самого Салазара. Чувствовать себя последним осколком давно угасшей династии было странно и тревожно, и Панси ощутила, как груз ответственности тяжело ложится ей на плечи. Насколько она знала, другие потомки Основателей не дожили до современности, и это делало ее еще более одинокой. Что чувствовала мама, учась на факультете имени своего знаменитого предка? Каждый день слыша его фамилию? Как не сломалась, как не озлобилась — ведь сравниться с ним невозможно, одно только упоминание его имени делает все успехи потомков ничтожными, ничего не значащими…
— Да, детка, — тем временем мягко сказала леди Кэсс, становясь в этот момент очень похожей на собственную дочь. — Скорее всего, Каролина была змееустом. Я не знала об этом, когда сватала ее за Патрокла, меня интересовал только ее дар прорицания. Если бы я узнала о твоих способностях раньше, то ни за что не уехала бы во Францию, я была бы рядом с тобой с самого начала и научила бы тебя принимать этот дар, нести его гордо, как корону. Но твой отец и Поликсена не желали видеть меня в мэноре — и из-за их ослиного упрямства мы потеряли много лет.
— Разве вы можете меня научить? — усомнилась Панси, и леди Кэсс кивнула.
— Я Блэк, Персефона, а Блэки никогда не боялись сомнительных знаний. В нашей библиотеке были книги, написанные такими, как ты. Под моим руководством ты могла бы стать выдающейся волшебницей — и еще не поздно начать интенсивное обучение. Конечно, лучше всего не тратить время впустую — зачем тебе Хогвартс, если он все равно не способен дать то, что тебе нужно?
— Вы имеете в виду — уехать жить к вам, во Францию? — подумав над ее словами, неверяще уточнила Панси. — Вы, конечно, шутите? Я не могу бросить все и тайком уехать в чужую страну. Отец этого не поймет и не примет, а тетя… Это же будет как удар в спину!
Леди Кассиопея хмуро свела вместе черные брови, но затем ее лицо смягчилось, и она тонко улыбнулась.
— Мы еще вернемся к этому разговору. Мы с тобой пока плохо знаем друг друга, и это не наша с тобой вина. Я ответила на первый из волнующих тебя вопросов — но будут и другие, ты обязательно до них додумаешься. Я отвечу на них, как и обещала, честно и откровенно — и после моих ответов, уверена: ты отнесешься к моему предложению совсем иначе…
Панси вернулась в настоящее, в библиотеку, с кружением пылинок в солнечном свете и тихими разговорами за другими столами, и с силой растерла виски. В последнее время у нее часто болела голова — Панси подозревала, что от хронического недосыпа. Но что поделать, если каждую ночь ей снилось, как она пытает людей? Панси дотягивала до последнего, до самого рассвета, читая и щипля себя за ноги, а когда все-таки засыпала, то снова и снова оказывалась в бесконечном тягучем кошмаре, похожем на заевшую пластинку.
И ладно бы она просто кого-то пытала — как бы цинично это ни звучало, Панси уже привыкла к этим мрачным картинам, — но все было куда хуже: ей это нравилось. Во сне она упивалась чувством власти над корчащимся у ног безликим и безымянным человеком, она не хотела просыпаться, и когда все-таки просыпалась, с судорожным вздохом, будто всплывала из омута, то еще долго чувствовала себя не в своей тарелке.
Теперь Панси понимала, как должен был ощущать себя Гарри в прошлом году — не понимая, что с ним происходит, не зная, где именно таится угроза. Однако между ними существовало одно важное различие: в отличие от Гарри, который в итоге мог списать любые свои странности на влияние осколка чужой души, Панси не на кого было свалить вину. Если ее сны — не дар прорицания, в чем Панси все больше и больше убеждалась, — то что тогда? Что если это она и есть? Что если эта темная жажда власти, это упоение чужими страданиями, эта холодная бескомпромиссность кроются глубоко внутри нее, в подсознании, и прорываются только во сне?
Пока что только во сне.
Панси начала бояться саму себя. Она сознательно отстранилась от мальчишек, хватаясь за любые отговорки, в том числе за письма к леди Кэсс и домашние задания по прорицанию, потому что совсем перестала себе доверять. Что если она опасна для окружающих? В библиотеке, в окружении других людей, Панси на время успокаивалась и могла рассуждать почти здраво, и этот здравый смысл советовал ей держаться от друзей подальше, пока она со всем не разберется.
Она вздохнула, взяла перо уставшими от напряжения пальцами и принялась за очередное письмо.
* * *
Они встретились возле Выручай-комнаты, куда добрались поодиночке: Драко вернулся с особой разведывательной миссии (он пытался разговорить Панси в библиотеке), а Гарри пришел прямиком из гриффиндорской башни.
— Итак, что мы имеем? — сказал Драко угрюмо, забираясь с ногами в наколдованное кожаное кресло, и сам себе ответил: — Панси молчит как на допросе, но ведет с кем-то оживленную переписку. И что-то ее тревожит, причем очень сильно. Короче, ты был прав: дело неладно — а я… я просто близорукий идиот.
— Очень самокритично, но совершенно бесполезно, — покачал головой Гарри, заложил руки за спину и заходил по комнате. Он специально не стал просить у Выручай-комнаты много мебели: только два кресла и большую белую доску с маркерами напротив. Маркеры вызвали у Драко живейший интерес — эту маггловскую технологию волшебники пока не успели освоить и ловко встроить в свой быт, как это уже случилось с поездом, граммофоном, радио и многим прочим. — Давай, Драко, хватит посыпать голову пеплом: мне нужны твои мозги, а не слезы. Все началось летом, когда мы вернулись из Хогвартса на каникулы. Причем не сразу, а за пару недель до маскарада.
— В середине июля, значит, — прищурился Драко. — Запиши, что ли. Погляжу на твои хваленые маркеры в действии.
Гарри подошел к доске, накорябал синим маркером слева «Серед. июля» и добавил рядом грустную рожицу — Панси. Подумав, он добавил рожице каре и бантик, а потом неожиданно для себя увлекся и принялся дорисовывать ей ручки, ножки и платьице-треугольник. Вложил в руку палочку, с силой надавливая маркером — эта странная палочка бесила его до зубовного скрежета, до звезд перед глазами.
— Хватит, уже, маэстро, — отвлек Гарри насмешливый голос Драко. — Портретное сходство давно достигнуто. Лучше подумай: что такого могло произойти в середине июля?
— В конце месяца у Панси был день рождения, — напомнил Гарри, записал дату и повернулся к другу, скрестив руки на груди. — Ты же у нас знаток магических штучек, именины могут на что-то влиять?
— Бабушкины сказки, — снисходительно отмахнулся Драко и, подтянув колени к груди, обнял их руками и нахохлился. — Никакой связи с возрастом у магии нет.
— А детские выбросы? — удивился Гарри.
— Выбросы — те же проявления магии и принципиально ничем не отличаются, просто плохо контролируются самим волшебником, — пояснил Драко. — Откуда там взяться самоконтролю, если могучий маг путается в собственных ногах? Все эти байки о неимоверно мощных выбросах в колыбели идут от слишком большой родительской любви: всем хочется вырастить второго Мерлина. Не веришь? Взгляни на наших однокурсников — ты видишь среди них хотя бы одного гения? Вот и я нет.
— Но вы же зачем-то отмечаете малое совершеннолетие, — нахмурился Гарри.
— Отмечаем, — тоскливо вздохнул Драко и отвел глаза. — Но функция у него исключительно социальная. На самом деле наши предки могли выбрать любой возраст. Тринадцатилетие — это просто символический порог, после которого на наследников вешают кучу обязанностей и начинают учить их семейному делу. Я, например, в августе поеду с папой по нашим предприятиям, чтобы со всем ознакомиться и примелькаться среди работников.
Драко помолчал и добавил нехотя:
— А еще семьи начинают приглядываться друг к другу на предмет будущих помолвок. Портретики заказывают, все дела.
Он помрачнел еще больше и отвернулся. Драко вообще вернулся из библиотеки сам не свой — до этого он упорно не хотел верить в то, что с Панси что-то не так: отмахивался, зубоскалил и списывал все на переходный возраст. Гарри хорошо понимал друга: подозрительно спокойная осень разморила и его самого, и Гарри даже почти поверил, что в этом году они смогут просто учиться и делать то, что делают обычные люди: квиддич, домашка, пикники, экзамены…
Он и не думал, что так привык к тому, что они всегда вместе, втроем. Присутствие Панси в его жизни было ненавязчивым, но когда она стала потихоньку отдаляться, внезапно оказалось, что оно было сродни воздуху — Гарри ужасно ее не хватало. Он ловил себя на том, что пытается найти подругу взглядом, и не раз рвался поделиться с ней шуткой или идеей, только чтобы тут же прикусить себя за язык — потому что Панси рядом не было.
— Значит, к двенадцатилетию все эти странности отношения не имеют, — подытожил Гарри и размашисто перечеркнул дату ее рождения красным маркером. Отошел на пару шагов, пристально рассматривая доску. Нарисованная Панси со смешными синими волосами внезапно двинула линией-рукой, а потом принялась расхаживать по белому полю. Гарри оглянулся на Драко, но тот не казался удивленным.
— Магия, — развел друг руками. — Видно, фон у Выручай-комнаты такой, что она постепенно переиначивает под себя маггловские штучки. Ничего страшного, с доски наша Панси точно не убежит.
«Панси», будто услышав его, немедленно подошла к краю, опасливо потрогала его ногой, будто человек — холодную воду, и отпрянула, вздернула подбородок и заложила руки за спину: не нужен мне, мол, ваш край, мне и так хорошо. Она была такой смешной и непохожей на саму себя в своем важничанье, что Гарри прыснул, чем заслужил укоризненный взгляд нарисованных глаз.
— Что еще могло произойти в июле? — задумчиво сказал Драко, глядя на свои руки так, будто на них был написан ответ. Он вскинул было голову, словно у него появилась идея, но тут же скептически скривился: — Ну не мог же ее в самом деле проклясть папаша Уизли! Ты сам говоришь, что сны у нее начались еще до его бесцеремонного визита, да и наедине они не оставались.
Гарри подошел к своему креслу и сел, откинул голову на массивный кожаный подголовник. Мебель Выручай-комнаты всегда была очень удобной, он не отказался бы от такой в повседневной жизни: продавленным диванчикам в гриффиндорской гостиной было до нее как до луны.
— Может, это влияние парселтанга? — предположил Гарри с сомнением. — Что если змеиный язык сводит носителей с ума? Панси говорила, все Гонты, как на подбор, были чокнутыми.
Драко покачал головой и поменял позу, выпростал ноги.
— Тогда почему с тобой все в порядке? — резонно возразил он, помолчал, катая желваки, и вдруг выпрямился в кресле, как натянутая струна, стиснул подлокотники до побелевших костяшек. — Почему, ну почему я ничего не заметил?! Почему ты заметил, причем с лету, даже дважды, а я — нет? Что из меня за… — Драко осекся и продолжил уже другим тоном. — Я никудышный друг. И наследник из меня тоже так себе: проморгать, что с Панси что-то не так — а ведь мы с ней общаемся каждый день! Общались…
— Потому ты и не заметил, — рассудительно сказал Гарри, пытаясь поддержать его. — Люди склонны не замечать изменения в том, что видят постоянно. Я — исключение из правил, меня жизнь приучила держаться настороже. Малфой, ну же, возьми себя в руки! Мы идем по следу и рано или поздно поймем, в чем проблема. Надо просто не сдаваться.
Драко вздохнул и выпрямил спину.
— Ты прав, — сказал он ровным тоном. — Не время раскисать.
Он помолчал, а потом сказал тихо, будто сам себе не веря:
— Ну не может же быть дело в этой дурацкой палочке!
— Почему нет? — хищно подобрался Гарри: пока что эта теория была у него в фаворитах, причем с заметным отрывом. Они с Драко уже говорили об этом, и не раз, но убедить Малфоя никак не получалось. — Все сходится: Панси возвращается из «Норы» в мэнор, где хранится эта палка, — и вскоре начинаются ее странные сны. Вспомни: Панси ведь постоянно хватается за нее, как утопающий за спасательный круг. Я следил за ней, она откладывает палочку в сторону, только когда пишет — просто потому, что писать левой пока не научилась! И даже когда палочка не в руках, то всегда рядом, на парте или на столе. Зуб даю, с этой деревяшкой что-то не так.
— Многие маги держат палочку под рукой, — вяло возразил Драко, но Гарри чувствовал, что друг колеблется.
— Под рукой, может, и держат, — уверенно сказал он, подаваясь вперед, — но только не так, как Панси. Вспомни: она совсем не разжимает ладонь! Ты же сам говорил, что это против правил хорошего тона, что такое поведение могут посчитать вызовом и что в приличном обществе так не поступают. Панси наверняка знает все эти правила назубок — но почему-то постоянно их нарушает… и я не уверен, что сознательно.
Драко страдальчески скривился, будто ему было больно это слушать.
— Говорил-говорил… Мало ли что я говорил! Ты просто не понимаешь, — тяжело вздохнул он и помолчал, собираясь с мыслями. Затем продолжил размеренно, будто учебник читал: — Палочка по своей природе не может вызывать одержимость. На ней почти не держится трансфигурация. Никто и никогда не страдал из-за собственной палочки — кроме, разве что, Старшей, но и в ту верят только поклонники барда Бидля вроде Рончика. В нашем мире, где все можно превратить во что-нибудь другое, только палочка остается неизменной, только ей можно доверять. Она как… как маяк, понимаешь? И ты всерьез предполагаешь, что проблема именно в ней? В палочке?
— Предполагаю, — кивнул Гарри. Он чувствовал странный азарт, желание куда-то бежать и что-то делать. А еще почти взрослую ответственность, заставлявшую распрямлять плечи и держать голову выше: Панси и Драко помогли ему в прошлом году, они уберегли Гарри своей заботой, — и теперь настал его черед платить добром за добро. — Я в вашем мире не рос и слепым доверием к кускам дерева не страдаю. У магглов аналогом палочки является револьвер — и я тебе скажу, человек может легко покалечиться или даже погибнуть по вине собственного оружия. Так что моя холодная логика указывает именно на палочку, и я не вижу поводов отметать эту версию в сторону. Короче… — он резко махнул рукой, словно отсекал лишнее, — я предлагаю провести следственный эксперимент.
— Ну давай, излагай, — скептически прищурился Драко и сдул светлые волосы с глаз. — Боюсь даже предположить, что ты там себе надумал.
— Все гениальное просто, — усмехнулся Гарри, который размышлял об этом всю ночь напролет. — Мы просто попросим Панси на время отдать палочку нам на хранение. Если Панси откажется от нее без проблем и не хватится в течение суток — значит, я неправ и причина в чем-то другом. Но если не захочет ее отдавать или если у нее потом начнется ломка, — тогда мы срочно вызываем мисс Паркинсон и передаем эту дрянь лично ей в руки. Пускай взрослые разбираются, что там на ней наверчено.
— Ну хорошо, — поколебавшись, согласился Драко. — А я пока изучу колдомедицинские справочники — может, найду какие-то подсказки или симптомы…
Он вдруг криво усмехнулся:
— Все-таки у меня ужасный вкус на друзей: вечно у вас двоих какие-то проблемы. Зато и целительской практики навалом — такими темпами работа в Мунго мне обеспечена прямо после выпуска.
Когда они плелись обратно в гостиную в гробовой тишине, глядя себе под ноги и размышляя каждый о своем, Гарри снова с удивлением и признательностью вспомнил два разговора с совершенно не похожими друг на друга людьми, которые и подтолкнули его к решительным действиям. Ему, пожалуй, не хватило бы собственных смутных подозрений, чтобы начать бить тревогу, но когда с разницей в три дня к нему обратились еще двое, Гарри понял, что он на верном пути.
Лонгботтом подловил его после Травологии: когда все начали уходить, однокурсник уронил сумку прямо перед носом у Гарри. Пройти мимо было бы совсем некрасиво, поэтому Гарри ничего не оставалось делать, кроме как помочь Невиллу собрать книги и письменные принадлежности. Когда Гарри поднял последний учебник и передал его Лонгботтому, тот внезапно взглянул ему в глаза прямо и остро, и Гарри поежился под этим бесстрастным взглядом. Невилл редко показывал свое истинное лицо, но когда уж показывал, Гарри всегда становилось не по себе — в такие моменты он понимал, почему Малфой относится к увальню-Лонгботтому с уважительной и настороженной опаской.
— Меня тревожит Панси, — сказал Невилл без капли привычного заикания и недовольно поджал губы. — С ней что-то не так. Ты знаешь ее куда лучше меня, ты должен был заметить. Гарри… Панси может не прислушаться ко мне, но тебе-то она точно доверится. Отведи ее к мадам Помфри, а еще лучше — попроси Малфоя устроить консультацию в Мунго.
— Почему ты не обратился напрямую к Драко?
Невилл вздохнул, тяжело покачал головой, и Гарри почувствовал себя так, словно ляпнул какую-то несусветную глупость.
— Пожалуйста, просто сделай это, — настойчиво повторил Невилл и, не глядя сунув учебник в сумку, побрел по направлению к замку. Гарри проводил его одинокую фигуру взглядом и задумался: он раньше не замечал, чтобы Лонгботтому было хоть какое-нибудь дело до благополучия Панси…
Второй разговор произошел на движущейся лестнице. Гарри поднимался, а светловолосая девочка в когтевранских цветах как раз спускалась ему навстречу, когда лестнице взбрело повернуться на девяносто градусов и замереть между этажами, обрываясь обоими концами в никуда. Гарри оперся спиной на резные перила, скрестил руки на груди и приготовился терпеливо ждать: у лестниц иногда случались такие помутнения, и обычно они занимали не меньше десяти минут. Он кинул быстрый взгляд на когтевранку и замер в растерянности — та с рассеянной усмешкой протягивала ему небольшой ловец снов.
— Это для девочки-львицы, — пояснила она, хитро щурясь. — Чтобы она снова начала улыбаться своей лучшей улыбкой.
Гарри помедлил, пытаясь вспомнить правила обращения с незнакомыми предметами, которые периодически пытался вдолбить ему Драко. На ум ничего толком не приходило, и он все-таки взял ловец, покрутил его в руках, рассматривая со всех сторон. Выглядел тот вполне невинно: тонкая сеть-паутинка в круге из упругих веточек, ягоды рябины, какие-то пестрые перья… Все равно покажу Драко, — подумал он и спрятал подарок в сумку.
— Девочка-львица — это Панси? — немедленно принялся за допрос Гарри. Его начинало раздражать происходящее: создавалось ощущение, что все вокруг видят куда больше него самого. И какое дело этим прозорливым личностям до его лучшей подруги? — Откуда ты ее знаешь?
Когтевранка легкомысленно пожала узкими плечами и улыбнулась куда-то в пустоту. Гарри попытался поймать ее взгляд, но большие серые глаза, казалось, находились в постоянном расфокусе. Он удивился решению Шляпы зачислить девчонку к воронам: на любительницу почертить таблицы и порешать загадки та походила слабо.
— Я не знаю Персефону Паркинсон, — покачала головой она. В скрытых светлыми волосами ушах блеснули длинные замысловатые сережки. — Я просто знаю, как она говорит, как думает и ходит, как склоняет голову к плечу, как хмурится, если что-то идет не так, и как улыбается. И в последнее время Персефона очень часто хмурится и совсем не улыбается. А еще иногда резко оглядывается, будто слышит что-то, чего не слышат остальные, и смотрит туда, куда остальные не смотрят. Я переживаю за нее, а ты, Гарри Поттер, ее друг и герой — ты сможешь ей помочь.
От этой замысловатой тирады Гарри захотелось по-волчьи взвыть. Он кинул тоскливый взгляд на верхний конец лестницы, но та и не думала двигаться.
— Правильно ли я понял, что ты тайно следишь за Панси? — вкрадчиво спросил он. — Я не уверен, что ты это понимаешь, незнакомая мне девочка, но твое поведение выглядит очень подозрительно.
Когтевранка кивнула с абсолютно неуместной радостью и широко улыбнулась. Обаянию ее улыбки было тяжело противостоять, и Гарри поймал себя на том, что его губы дрогнули в ответ.
— Ты очень рациональный человек, Гарри Поттер, — сказала девочка, склоняя голову к плечу, будто маленькая серая сова. Она смотрела на него с исследовательским интересом, и Гарри внезапно стало любопытно, что именно она в нем видит. — Теперь я понимаю, почему вы с Персефоной так хорошо ладите, она тоже очень рациональная.
Девчонка помолчала, хмурясь, а затем медленно, неуверенно проговорила, пряча взгляд:
— Тебе, наверное, так будет понятнее… мы с Персефоной кузины. Не знаю, в курсе ли она, да мне и все равно, мне хватает того, что она просто есть. И я хочу просто улыбаться ей за завтраком в Большом зале — и видеть в ответ ее улыбку.
Она подняла на него глаза и участливо, как у слабоумного, спросила:
— Так тебе понятно?
Гарри тяжело вздохнул и устало потер лоб. Общение с этой девочкой напоминало контакт с внеземной цивилизацией — с Лонгботтомом, даже несмотря на его рентгеновский взгляд, столковаться было куда проще.
— Я должен был сразу заметить, — недовольно проворчал Гарри. — Ты похоже хмуришься и склоняешь голову к плечу, это явно что-то семейное. Ты кузина Панси по отцу или по маме?
— По маме, — улыбнулась девочка и протянула ему руку. — Луна Лавгуд, будущий ворон.
Гарри осторожно пожал узкую холодную ладонь, и лестница под ногами тут же вздрогнула, пришла в движение. Луна кинула быстрый оценивающий взгляд вниз и довольно кивнула своим мыслям.
— Только не говори мне, что ты заклинила лестницу специально, — напрягся Гарри. Луна удивленно подняла брови.
— Гарри Поттер, — сказала назидательно. — Я не Основатель и не могу заставить лестницу замереть в воздухе.
Она помолчала и добавила:
— Но я могу вычислить, когда именно это произойдет.
Лавгуд помахала ему рукой и поскакала вниз по ступенькам, вприпрыжку, как маленькая. Гарри проводил ее долгим взглядом и поплелся наверх. У Панси были странные поклонники — но мысли они высказывали на удивление здравые. Если двое людей, видящих подругу только мельком, заметили, что с ней что-то не так, то в этом точно что-то есть… А значит, Гарри не ошибся.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
P.S. Название главы — отсылка к комментарию Linali1 к предыдущей главе :)
Примечания:
Я очень рада, что счетчик ожидающих набирается так быстро! Спасибо всем, кто не забывает о нем, мне это очень помогает.
Как всегда, буду рада комментариям :)
— Собирайся, через час мы должны быть в порту!
Каролина кинула последний взгляд на свою комнату. Она единственная почти не пострадала в пожаре, только дверь слегка обуглилась. Каролина погладила кончиками пальцев плюшевого мишку, скорбно глядящего на мир одним пуговичным глазом, и опустила ресницы, молчаливо прощаясь — с домом, с родителями, с прошлым… с детством.
Дом провожал ее пустыми глазницами, пока она брела за дядей Салли прочь по выщербленной дорожке. Дом знал, что произошло на самом деле, но никому не смог бы рассказать. И сама она тоже не расскажет.
Уже в каюте Каролина робко улыбнулась опекуну и спросила:
— Почему именно Англия?
— Тот же язык, — сухо ответил он. — Сносное образование. К тому же, у моей ветви есть старый дом в Кенте, так что на первое время хватит.
Каролина кивнула. Она всегда чувствовала себя неловко под этим острым взглядом, словно пронизывающим насквозь. Он знает, — подумала она в сотый, тысячный раз и почувствовала, как по позвоночнику сползает предательская капля пота. — Он знает или по крайней мере догадывается.
— Мы будем жить вдвоем?
— Увы, — фыркнул дядя Салли и опять мазнул по ней холодным взглядом синих глаз, так не вязавшимся с его насмешливым тоном. — Не беспокойся, я сумею о тебе позаботиться.
Каролина опять кивнула и ушла к себе, свернулась клубочком на кровати. Не думай, не думай, не вспоминай, не надо… Но в памяти продолжало яростно полыхать пламя, и она чувствовала, как оно подбирается все ближе, лижет ее ноги, лицо… Она судорожно вздохнула и крепко зажмурилась. Она виновата. Во всем, во всем виновата.
* * *
Оба ненавистных дара Каролины проснулись очень рано. Она заговорила со змеей, маленьким хрупким ужиком, когда ей было всего пять лет, а будущее увидела через три года, незадолго до восьмого дня рождения. Родители были вне себя от радости — предвидение не просыпалось ни в ком из папиной семьи со дня смерти прабабушки Даниэлы. Парселтангу они обрадовались куда меньше и строго-настрого запретили ей рассказывать кому бы то ни было об этом даре. Впрочем, о предвидении они тоже просили на всякий случай помалкивать. Каролина не понимала причин, но послушно согласилась: нельзя так нельзя, родителям виднее.
Тем не менее она втайне продолжала болтать со змеями и искать их компании — с ними было интересно, змеи были красивыми и грациозными и ластились к ней не хуже кошек. Мама иногда замечала ее в компании чешуйчатых подружек и неодобрительно выговаривала им всем — она тоже говорила на парселтанге, но сознательно предпочитала им не пользоваться.
Предвидение Каролина любила меньше змеиного языка — толку от него было мало. Она неоднократно пыталась подготовиться к увиденным в будущем событиям, обмануть судьбу, но та неизменно обходила ее на повороте. Платье, которое должно было порваться на прогулке, расходилось по шву дома, да так, что не зашить; палец, который она должна была прищемить дверью, напухал сам по себе и требовал срочного визита к колдомедику. Дурацкий дар, — тихо злилась Каролина. — Абсолютно никчемный и непригодный.
Зачем уметь видеть будущее, если его никак нельзя изменить?
Она была бы рада посоветоваться с прабабушкой, но та умерла еще до ее рождения и записей не оставила. Папа только с сожалением пожимал плечами: он ничего подсказать не мог, его наследственный дар обошел стороной. Зато обещал найти ей толкового учителя — позже, курсе на третьем, когда дар устаканится.
Каролина росла, и оба ее дара крепчали, обретали силу. Змеи послушно выстраивались шеренгами и двигались в такт, послушные ее слову, а предвидение прорывалось яркими, точными до последней детали, снами, четкими образами в хрустальном шаре, навязчивыми видениями наяву. Каролина изнемогала от тяжести этой ноши и мечтала о том, как однажды утром проснется без малейшего знания о будущем.
Когда ей исполнилось одиннадцать, мама все-таки объяснила ей, почему таланты Каролины надо скрывать от посторонних. Парселтанг считался темным и опасным даром, он одним своим наличием создавал своему носителю дурную славу. Предвидение же было лакомым кусочком для охотников за знаниями о будущем, и родители даже опасались, что ее могут выкрасть. После тяжелого разговора Каролина проплакала почти сутки, свернувшись клубочком на кровати. Она не хотела такой ответственности, такого груза. Почему, ну почему она не родилась обычной волшебницей?
«В нас течет кровь Слизерина, — говорила мама, ласково гладя ее по волосам. — Мы много поколений скрывали родство с ним, потому что это тяжкий крест и опасное знание. Прости меня за отравленную кровь, я не хотела заводить детей, надеялась, что род угаснет на мне, но твой папа так просил, так умолял…»
Каролина понимающе кивала, но внутри ее душила горькая обида — ее не хотели, ее не должно было быть…
* * *
Когда Каролина пошла в школу, то поняла: сложности только начинались. Дома было легко скрывать свои необычные таланты — особняк Стивенсонов возвышался на нескольких гектарах, покрытых лесом, так что соседи не смогли бы углядеть ничего лишнего. Но в Ильверморни, в тесных общих спальнях и набитых битком классах, Каролине приходилось постоянно следить за собой — лишь бы не проболтаться, не оступиться. За ней пристально наблюдали — все знали о ее знаменитой прабабушке и хотели понять, пробудился ли дар предвидения в ней самой. Каролина делала грустное лицо и печально качала головой: увы, но нет — она уродилась совершенно бесталанной.
Каролину выбрали сразу два факультета — когда она стояла на символе гордиева узла в центре вестибюля, в ее честь подняла стрелу статуя Пакваджи, а кристалл во лбу рогатого змея засветился мертвенным голубым светом(1). Сердце и ум, факультеты Джеймса Стюарда и Изольды Сейр — ее, Каролины, предков(2). Мама рассказала, что ее семья вела свой род от сквиба Марты Стюард, в чьей линии спустя несколько поколений все же пробудилась магия. Сестра-близнец Марты, Риона, твердо решила не выходить замуж и не заводить детей, чтобы только не продолжать род Слизерина, — тогда никто не знал, что потомки сквибов тоже могут родиться волшебниками, и жертва Рионы окажется напрасной.
Подумав, Каролина выбрала факультет Изольды. Ей нравилась история спешного бегства Изольды в Америку и сражения с теткой, грозной и коварной Гормлайт Гонт. Сама Изольда не говорила со змеями, но передала парселтанг дочерям — даром обладала Риона, и позже он пробудился в потомках Марты. Каролина чувствовала свое сходство с прародительницей и любила посидеть под сенью змеиного дерева, выросшего из палочки Салазара(3). Она не понимала, почему Риона так ненавидела свою принадлежность к великому роду — подумаешь, Гормлайт была сумасшедшей, но не все же змееусты такие! Мама, например, совершенно нормальная, иногда даже слишком — Каролине хотелось бы, чтобы мама хоть немного разделяла ее любовь к змеям. Ей бывало очень одиноко.
* * *
Это тревожное видение повторялось уже несколько раз, но Каролина усердно гнала его от себя. Пламя, пламя везде — лижет ковер, перекидывается на занавески, затем на родительскую постель. Пламя гудит и воет, и упавшая балка насмерть придавливает папу, а мама едва успевает аппарировать прочь. Каролина просыпалась от собственного крика и, обновив заглушки на кровати, больше не могла заснуть, так и сидела до самого утра, придерживая рукой заполошно бьющееся сердце.
Она даже письмо родителям написала, где рассказывала о видении и умоляла принять меры — не жечь камин, переехать, в общем, сделать хоть что-нибудь! Мама написала, что они перенесут спальню в другое крыло, и успокаивала ее: с ними ничего не случится, возможно, это не пророческие сны, а простые кошмары. Но Каролина точно знала: есть сны и есть видения, — и едва дождалась начала летних каникул, чтобы вернуться домой. Ей почему-то казалось, что при ней трагедии не случится, что она сумеет как-то изменить ход событий.
Каролина с замиранием сердца ждала тот самый день. Ее видения становились все ярче и настойчивее, но она отмахивалась от них — родители уже не спят в своей комнате, опасность больше им не угрожает.
* * *
В ту ночь Каролина проснулась от дыма. В горле першило, и она мучительно долгую минуту пыталась понять, где заканчивается сон и начинается явь. Когда наконец поняла, то бросилась к родителям, но у них было заперто, а дверь уже лизали снизу языки пламени. Она обожгла руку об раскалившуюся дверную ручку и попыталась вынести дверь Бомбардой, но та не поддавалась. Пламя смыкалось над ней, и Каролина поняла, что если не выберется, то погибнет. Под щитом, сбивая огонь Агуаменти и закрывая нос и рот рукавом, она кое-как выскочила наружу и заметалась по лужайке: что делать? Куда бежать? Первым делом связалась с аврорами и, ожидая их прибытия, попыталась потушить хоть немного пламени. Мама должна скоро появиться, она ведь аппарировала, как и в видении… правда? Правда?!
Но к утру стало ясно: Каролина все-таки нарушила ход событий, и мироздание отплатило ей за это сторицей — вместо одного только отца она потеряла в пожаре обоих родителей. Комната, в которую они переехали по настоянию дочери, была меньше, поэтому пламя охватило ее быстрее. Мама волновалась из-за предсказания и приняла зелье без сновидений, поэтому задохнулась в дыму, не приходя в сознание, а отец погиб в пламени, как и должен был. Это ей рассказали авроры, тщательно подбирая слова, чтобы не бередить раны, но Каролина была в состоянии соединить точки между собой.
Она хотела спасти родителей — и убила обоих. Проклятый, проклятый дар.
Каролина безразлично стояла, кутаясь в чей-то кусачий клетчатый плед, и молча смотрела на искалеченный пожаром дом. Зачем она написала то письмо? Зачем попыталась их предупредить? Она больше никогда не станет пытаться изменить ход событий, никогда, никогда! Только пускай они вернутся, пускай все это окажется очередным дурным сном…
Но это был не сон. Серый пепельный рассвет плавно перетек в пасмурный день, а она так и сидела прямо на земле, в пижаме, неотрывно глядя на окно родительской комнаты и покачиваясь из стороны в сторону. Пожалуйста, ну пожалуйста, пускай они вернутся…
В конце концов авроры все-таки уговорили Каролину уйти с ними — угостили у себя в участке горячим чаем, подобрали смену одежды. Пытались напоить зельем сна без сновидений, но Каролина отказалась наотрез — с этого дня она не выносила его вида и запаха, для нее зелье воняло обгорелой плотью.
К вечеру в участке появился Салливан Стивенсон, дальний кузен отца из младшей ветви. Подписал все нужные бумаги, мазнул по Каролине безразличным взглядом и протянул ей руку, приглашая пойти с собой. Каролина руку приняла — что еще ей оставалось делать? Дядя Салли был ее последним вменяемым родственником, ей было всего двенадцать, и она только что осталась совсем, совсем одна.
Примечания:
Пожалуйста, не забывайте нажать кнопку "Жду продолжения" — чем быстрее накопится счетчик, тем быстрее будет выложена глава. Спасибо!
P.S. Небольшой апдейт, чтобы вы не волновались :)
Следующая глава пишется. Так вышло, что у меня уже есть полная глава, идущая сразу за ней, потому что дивным образом она получилась первой. И вот сейчас работаю над той, которая по логике событий должна идти до уже готового материала. Это странно, это необычно для меня (но не плохо, отнюдь), и я мужественно стараюсь дальше )))
Надеюсь на ваше терпение и понимание :heart:
1) Информация с Поттер-вики: "В то время, как вся школа наблюдает за ними с окружающего комнату балкона, новые студенты проходят в круглый вестибюль... по одному их призывают выйти и ступить на символ гордиева узла, находящийся посреди каменного пола. Дальше вся школа в полной тишине ожидает реакции заколдованных фигур. Если рогатый змей благосклонен к студенту, кристалл, находящийся у него во лбу, засветится... пакваджи — поднимает в воздух свою стрелу. Если сразу несколько фигур проявляют своё расположение к студенту, то выбор остаётся за ним."
2) С Поттер-вики: "Говорят, что факультеты Ильверморни отображают всю суть избираемой волшебницы или волшебника: ум — Рогатый змей; тело — Вампус; сердце — Пакваджи; душа — Птица-гром." Основателем факультета Рогатого змея была Изольда, а ее муж основал факультет Пакваджи.
3) С Поттер-вики: "Вместе с Джеймсом они закопали ее [палочку Слизерина]... Примерно через год неизвестный вид змеиного дерева вырос на том месте, где была закопана волшебная палочка. Любые попытки срубить его или уничтожить оказались напрасны, но спустя несколько лет оказалось, что листья этого дерева имеют мощные целебные свойства.
Примечания:
Спасибо всем за терпение! Надеюсь, глава вам понравится :) Следующая уже готова и находится на вычитке.
Как всегда, буду рада комментариям, теориям и обсуждениям!
Появление Поликсены на очередной сессии Визенгамота в роли представителя рода Блэк произвело фурор. Стоило ей появиться в массивных дверях с вычурной резьбой, как ее тут же взяли под прицел лорнетов, кто-то одобрительно крякнул, а по рядам амфитеатра пронесся взбудораженный и недоуменный шепот, похожий на шелест осенних листьев.
— Поликсена, mon Dieu(1), — к ней, как чертик из табакерки, подскочил Ренар Розье, как всегда моложавый и лощеный, с тщательно зачесанным набок пробором и проницательным взглядом. Приложился к руке, заглянул в глаза, лихо подкрутил старомодные смоляные усики. — Неужели у тебя появилось чувство сцены? Все взгляды сегодня только на тебе, Кассиопея сгрызла бы перчатки от зависти. Позволь поздравить с новым статусом, ma chère(2).
Поликсена улыбнулась и руку забрала. Поправила новую мантию со старательно нашитым Кричером гербом Блэков. В памяти сам собой всплыл холодный и ровный голос maman, когда-то давно преподававшей им с Пандорой генеалогию и геральдику: «В сером поле три чëрных ворона, два сверху, один снизу; в навершии, увенчанном черепом, рука с мечом в красном поле со звездами, числом пятнадцать, из них шесть слева, девять — справа». Воспоминание это всегда погружало Поликсену в уныние.
— Вы, как всегда, мне льстите, крестный, — сказала она, внимательно оглядывая зал. Гринграссов сегодня представлял Амадей, изучавший ее с одной из нижних скамей неожиданно серьезным взглядом, крутился между разными фракциями один из неприметных кузенов Шафика, толпились многочисленные Берки, Абботы, Макмилланы… И со всеми ними придется договариваться, узнавать их слабости и предпочтения, цели и желания. Поликсена страстно ненавидела политику — но что поделать, если в нынешнем мире одного только владения палочкой категорически недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности? — Как поживает тетушка Эванора?
— Твоими молитвами, дитя, — вздохнул Ренар и как-то разом потускнел, словно старая колдография, выцветшая на солнце. Эванора Роули, мать Эвана и Феликса, плохо перенесла гибель первенца — поговаривали, она совсем не выходит из дома и считает, что на дворе до сих пор благословенный семьдесят девятый. Ренар подобрался, отвел Поликсену в сторонку, наложил заглушку и тихо заговорил совсем другим тоном, деловым и сухим: — Многим не понравится, что место Блэков снова занято. Рекомендую на первых порах слушать, а не говорить: не давай обещаний и ни к кому не присоединяйся, пока точно не поймешь, кто чего хочет на самом деле.
Он помолчал и добавил с ноткой сожаления:
— Приам никогда-то не готовил тебя к этой роли — но раз ты взвалила на себя эту ношу добровольно, придется ей соответствовать.
Поликсена сдержала досадливый вздох. Дракклова Пандора с ее неземной любовью… Это было ее место и предназначение, Ренар прав: Поликсену не готовили к игрищам в этом проклятом террариуме, и не сказать, чтобы она очень уж об этом сожалела. Из бойцов обычно получаются плохие политики — тяжело доказывать свою точку зрения дипломатичными методами, если точно знаешь, что на поле боя противник запросил бы пощады уже на третьей минуте.
— Многие захотят узнать, как ты провернула свой финт с бракосочетанием, — невозмутимо продолжил Ренар, улыбаясь и кивая кому-то внизу. — Надеюсь, все законно?
— Не извольте сомневаться, — усмехнулась Поликсена краешком губ. — Мои руки чисты.
— И предплечья тоже, — вернул усмешку он. — И это чудесно, это просто восхитительно… Скажи мне, дитя, ты ведь не собираешься совершить какую-нибудь феерическую глупость в честь своей свадьбы? Например, заявить права на опекунство над героем магической Британии?
Выгадывая время, Поликсена перевела взгляд на высокий арочный потолок с резными геральдическими розами. Он напоминал совсем другой, до боли знакомый, — в дуэльном зале дома. Работа кого-то из предков? Или какого-то иного, неизвестного, зодчего, создавшего и роскошный зал заседаний Визенгамота, и Паркинсон-мэнор?
Как, скажите на милость, — подумала она с тоской, — ей тягаться на равных с этими старыми травлеными зверьми?
— Мой ответ будет зависеть от того, почему именно вы считаете это глупостью, — обтекаемо сказала Поликсена вслух.
Ренар хмыкнул и прищурился. Он почему-то всегда щурил левый глаз больше правого, и это придавало ему залихватский вид. Эван был похож на отца — тоже всегда шутил-шутил… и дошутился.
— Это глупость, дорогая, — снизошел до объяснений крестный, — потому что пока что от мальчишки не будет толка, зато хлопот полон рот. Не куксись, держи лицо, на нас смотрят.
Розье улыбнулся в пространство безмятежной улыбкой и продолжил:
— Да, предплечья у тебя чистенькие, многим на зависть, вот только все знают, за кем стояли твои отец и брат. Все важные люди уже в курсе, что Малфои и Паркинсоны переметнулись и обхаживают героя, но пока что вы вели себя на диво разумно: ну дружат дети, что тут такого? Даже Паук не рискнул лезть в вашу, прости Мерлин, интригу — было бы крайне странно и даже скандально, если бы Верховный чародей Визенгамота решал, с кем дружить одиннадцатилетке.
Поликсена машинально поискала Дамблдора взглядом, но его не было — сегодня обязанности Верховного чародея исполнял громогласный Тиберий Огден, как раз перешучивавшийся с секретарем(3).
Ренар тем временем стряхнул невидимую пылинку с рукава костюма и поправил тугой бутон белой розы в петлице. Он любил винтажные маггловские костюмы и скрипучие туфли, помадил голову и в целом был до дрожи похож на героев авантюрных картин старого Голливуда — Поликсена пару раз бывала в маггловском кинотеатре и не любила новинок, предпочитая проверенную временем классику.
— Однако теперь ты собираешься сделать ход, который полностью разрушит всю игру Патрокла и Люциуса. Собираешься ведь? — Розье остро глянул на нее и, найдя в ее лице подтверждение, довольно кивнул своим мыслям. — Вместо нежной детской дружбы — официальное опекунство. Это совсем другой уровень, Поликсена, очень серьезное заявление. Сестра и дочь Пожирателя, а также супруга того, кто предал семейство Поттеров, воспитывает их выжившего сына? В каких традициях, позволь узнать? Чему именно она будет учить национальное достояние? Деточка, мальчишку тебе, может, и отдадут — но ты подумала о последствиях этого шага для вас обоих? Для политического будущего Поттера?
Поликсена, помедлив, кивнула, но Ренар только головой покачал.
— Знаю я, как ты думала, небось целых пару часов промаялась… Своим неуместным демаршем ты мало того, что поставишь репутацию героя под сомнение, так еще и развяжешь Пауку руки. У него наконец появится взрослый оппонент, с которым не нужно будет соразмерять силу удара, — ты, дорогая. Законная цель. Ты хочешь потягаться в интригах с Альбусом Дамблдором? Он старше тебя и меня вместе взятых. Можешь представить, что творится в этой голове, если он пережил и переиграл всех, уж на что были хитры, — Гриндевальда, твоего отца, леди Вальбургу… — Ренар запнулся и добавил, прошипел с застарелой ненавистью, почти не разжимая губ: — Даже Риддла, чтоб ему провалиться, мерзавцу.
Конечно, Поликсена думала об этом, и серьезно, как бы на ее умственные способности ни клеветал насмешник-Розье. Будет шумиха в газетах, кампания по очернению ее доброго имени, сомнения в законности брака… Поликсена не боялась этого, она уже проходила через всю эту грязь больше десяти лет назад — и ничего, жива, противно только. Брак законен — экскурсии на Гриммо она, конечно, водить не будет, но если Министерство или Визенгамот пожелают, продемонстрирует им колдографию фамильного гобелена. Ей нечего скрывать.
Ренар усмехнулся и скосил на нее желтовато-карие глаза. Он и вправду был похож на старого лиса(4), из тех, которые умеют с легкостью уйти от своры, обмануть и псов, и людей. Отец высоко ценил его, но в то же время здраво опасался — впрочем, настоящая дружба без оглядки всегда была большой редкостью среди Священных Двадцати Восьми.
— Если хочешь совет от старика, — сказал Ренар веско, — то он будет таков: не дразни гусей. Особенно если у этих гусей есть способы значительно усложнить тебе жизнь.
— Какие же? — скептически подняла бровь Поликсена.
— Уж найдутся, — неожиданно тяжело вздохнул Ренар в ответ. — Или ты думаешь, Верховный чародей Визенгамота и диктатор школы, в которой учится твоя драгоценная племянница, ни до чего не додумается?
— Вы хотели сказать, директор?
Розье крякнул, будто она удачно пошутила.
— Директор, ma chère, это когда отчеты Попечительскому совету подаются хотя бы раз в декаду, а преподавательский состав набирается через конкурс, а не по знакомству. И еще вопрос, занимаются ли эти протеже преподаванием, а не загадочными тайными миссиями. Так что Дамблдор — именно что диктатор, король маленького такого королевства, — Розье пожевал губами и взглянул на трибуну, где обычно заседал Верховный чародей, невидящим взглядом. — У Хогвартса свой герб, девиз и даже устав имеется. И по древнему праву замок станет убежищем — всем, кому старина Альби щедро захочет его предоставить(5). А кому не захочет — не станет. Не хватает только армии… Впрочем, был ведь некий орден. И главнокомандующий при нем…
Розье скрипнул зубами, и в его глазах появилось угрюмое, отчаянное и одновременно тоскливое выражение, как у зверя, попавшего в капкан.
Аврор-ветеран Аластор Грюм убил Эвана Розье, вчерашнего выпускника, в бою. Тогда Поликсена думала, что это справедливо: насмешник-Эван был совершеннолетним и умел сражаться, как-то раз даже кончик носа у Грюма умудрился оттяпать! Сейчас ей так уже не казалось. Если всего через шесть лет Гарри встанет против того же Грюма или Лорда, скажет ли она, что это честный бой? И что смерть — справедливая цена за удачное Секо?
— Так что, деточка, не рекомендую принимать поспешных решений. Зачем тебе опекунство? Ребятня играла с героем? Пускай играют себе дальше, безо всех этих… — он пренебрежительно покрутил рукой в воздухе, — громких заявлений. Пожалела бы старания брата и Люция, мальчишки ведь не просто так действовали тихой сапой.
Поликсена хмыкнула и даже немного расчувствовалась: для Ренара все они, взрослые, побитые жизнью дяди и тети по-прежнему оставались детьми старых приятелей. Просто игры у них теперь были взрослые и ставки в этих играх тоже.
Поликсена перевела взгляд вниз, на собравшихся, и нахмурилась. Строгие платья сдержанных осенних тонов, хорошие костюмы, парадные мантии… люди, которых она вроде бы и знает, но далеко не так хорошо, как надо. Кто из них, вернись Лорд, поддержит его? Кто отступится?
Несмотря на ошеломляющие новости о ее браке, нарушившие планы Люция и Патрокла, Поликсену все-таки не стали исключать из клуба охотников за крестражами. И информацией щедро поделились: в Лестрейндж-парке не обнаружилось ничего подозрительнее ожидаемого.
На их последнем собрании вообще царило достаточно упадочное настроение: хранилища Лестрейнджей в Гринготтсе опечатаны, туда хода нет. Не убивать же всех троих, чтобы Нарцисса смогла войти в права наследования! Поликсене было за что поквитаться с Беллой, да и Руди никогда не был особо ей симпатичен, но одно дело — сладкие мечты, и совсем другое — реальная жизнь. К тому же, наследником после супружеской четы становился Басти, а с ним была уже совсем другая история. Впрочем, эта идея засохла на корню после одного только взгляда Нарциссы — несмотря ни на что, Нарси до сих пор любила свою сумасшедшую старшую сестрицу… Может, она и пошла бы на этот отчаянный и бесповоротный шаг, точно зная, что крестраж существует и хранится именно в сейфах Лестрейнджей, но уверенности в этом ни у кого не было.
Надо было копать в другом месте, начать с самого детства Лорда, но об этой вехе в его биографии никто из них толком не знал. Магглорожденный мальчишка, на старших курсах все-таки обнаруживший родню в волшебном мире и заявивший права на мифическое наследие Слизерина. Где он жил до Хогвартса, кто его воспитывал? Да и где поселился потом, после выпуска? Абраксас мог знать часть истории — не зря они семь лет обретались в одном дортуаре, — но просить помощи у старшего Малфоя, чтобы уничтожить крестражи, Паркинсоны опасались. Люциус, конечно, божился, что в последние годы его отец разочаровался в Лорде, но насколько? И как Абраксас поступит, если узнает о том, что Лорда все-таки можно вернуть?
Поэтому опекунство по-прежнему оставалось необходимым шагом, будь Ренар хоть сто раз прав. Впрочем, он и был прав, Поликсена не сомневалась в логичности его доводов — вот только о крестражах Розье не знал, и это опасное знание переворачивало все с ног на голову.
— Утоли мое любопытство, деточка, — тем временем пропел он. — Как отреагировал на радостные вести твой брат? Был вне себя от счастья, я полагаю?
Вопрос был сугубо риторический, Ренар вообще любил такие вопросы. Отец как-то обмолвился, что это его слабое место: слишком любит покрасоваться, прихвастнуть собственной проницательностью. Надо бы запомнить — Поликсена постепенно смирялась с пониманием того, что отныне ей придется собирать такие полезные мелочи, копить их в памяти… или, может, и вовсе завести досье? Блокнот мог оказаться не самой плохой идеей: людей нервирует, когда кто-то при разговоре с ними ведет записи.
Бил крестный по-прежнему метко: Патрокл действительно был вне себя, но счастьем там и не пахло. Впрочем, к его чести, брат не только злился на то, что она влезла в их с Люцием тонкую игру. Он беспокоился за нее, Поликсену, за глупую младшую сестру, которая решила погеройствовать и вызвать огонь на себя, отводя его от Паркинсонов. Обижался за недоверие и жалел о том, что все вышло именно так, по-дурацки. Обещал помощь и поддержку. И снова злился — в этот раз на себя. Но больше всего в их странном разговоре было печали…
— А Малфои? Слышал, они все же отказали Гринграссам, Астории не видать их наследника, как своих ушей. Пока официального объявления не было, но кажется, я догадываюсь о причинах…
Малфои отреагировали куда спокойнее: Люциус, правда, не удержался от того, чтобы встать в позу и проехаться насчет наследства Блэков, в которое норовят запустить лапу все кому не лень, но надолго его запала не хватило. Нарси же, посвежевшая и вернувшая благодушное настроение, усмехнулась, поздравила, а потом взяла Поликсену за руки и сказала, глядя прямо в глаза: «Я рада, что род Блэк не угас. Ликси, я прочла последний катрен. Он не касается Паркинсонов напрямую, но как новая леди Блэк ты должна его знать. Предупреждаю: он тебе не понравится… и, сказать по правде, я рада, что теперь это не моя забота».
Катрен Поликсене и вправду не понравился, Нарси не обманула. Ей вообще не нравились предсказания, а когда они были такими, то и подавно. Тяжеловесные стихи древнего провидца звучали крайне зловеще, Фомальгаут даже личную угрозу в них умудрился добавить, хотя Поликсена считала, что это лишнее: дан тебе дар видеть будущее — так и пересказывай, что видишь, а не добавляй свое ценное личное мнение.
Раскланявшись с Ренаром, Поликсена спустилась вниз по ступенькам и заняла непривычное для себя место на левом фланге(6), закрепленное за родом Блэк: на спинке обитой темно-красной кожей скамьи красовался герб рода. Поерзала, поздоровалась с соседями и, отметив, что тема заседания рутинная, развернула зачарованный для нее одной пергамент, на котором Нарцисса переписала ей оба катрена: предпоследний, открывшийся самой Поликсене, и последний, за которым охотилась сама. Вместе они составляли весьма удручающую картину:
Дом Блэков будет долго процветать,
Но в этот час предвижу скорбь и боль:
Наложит на наследника печать
Змеиный самоназваный король.
Другого сына будет ждать тюрьма,
Глава семьи пойдет на корм червям,
Его жена, одна, сойдет с ума —
О Блэки, Блэки, вижу: горе нам!
Но славен этот дом и крепок род,
Упорно всходят наши семена:
Мир, затаив дыханье, принца ждет,
В нем Блэков кровь густа, черным-черна.
От нашей крови вновь родится маг —
Как Мерлин, как Моргана, будет он.
Планеты нам укажут верный знак,
И предрекаю: будет он рожден.
Таков потомкам будет мой завет:
Рождения приблизить год и час.
А если мой отринете совет,
Проклятие мечом падет на вас.
Из пророчества было достоверно ясно всего одно: вторая его часть должна была сбыться после первой или одновременно с ней. Но насколько именно после? Прямо сейчас? Или через двадцать, тридцать, сорок лет? Какими категориями мыслил маг, способный заглянуть в далекое будущее, на много веков вперед? Знаменитая прабабка Каролины по слухам баловала клиентов предсказаниями в рамках одного века, а самой Каро был доступен отрезок всего в несколько лет, но даже на ней порой сказывалась особенность дара: подруга часто путалась в днях недели и иногда не могла пересказать, как разворачивались события в реальном мире. У провидца, прозревшего события двадцатого века из глубин дремучего средневековья, мозги и вовсе должны были быть всмятку.
«От нашей крови»… Поликсена задумчиво побарабанила пальцами по колену, обтянутому мягкой темно-синей шерстью платья. Платье пришлось подобрать соответствующее новому статусу, c длинной юбкой и богатой серебряной вышивкой. Поликсена умела носить такие вещи, но не любила их — сказывались инстинкты, тяготевшие к вещам немарким, незаметным и практичным.
Гул прений, которые она бессовестно пропускала мимо ушей, коварно убаюкивал, и Поликсена встряхнулась, сосредотачиваясь. «От нашей крови»… подсказка была так себе, если честно. Этой самой кровью Блэки за последнее столетие щедро поделились с несколькими родами из Священных Двадцати Восьми, поди пойми теперь, на чьей грядке взойдут пресловутые «семена»…
Признаться, Поликсена малодушно сожалела об изысканиях Нарси. Она отдавала себе отчет в том, что информацией нельзя пренебрегать, тем более такой, но все равно жалела. Ей хватало насущных забот, чтобы еще пытаться вычислить, о ком именно говорит древнее пророчество. Да и надо ли вычислять?
Однажды от крови Блэков родится маг, который имеет все шансы стать великим. Возможно, родится. Предположительно, этот самый маг затем возвысит Блэков, но самой Поликсене было наплевать на честь и славу дома, чей герб она отныне носила. Оставить все, как есть, отложить в долгий ящик и сосредоточиться на повестке дня? Немного смущало обещание проклятия в последней строфе, но Поликсена достаточно много общалась с Каро, чтобы понимать, где заканчивается само пророчество и начинается авторский комментарий. Если вредный старик (а почему-то Фомальгаут Блэк представлялся ей именно что стариком, с длинной белой бородой на зависть Дамблдору) и наложил какое-то проклятие, то оно, скорее всего, давно уже выдохлось.
Совсем другой оборот дело принимало, если этот самый обещанный маг уже родился. Поликсена потерла подбородок, навскидку пересчитывая носителей блэковской крови в последнем поколении. А ведь под десяток наберется, но талантов уровня Мерлина пока ни за кем не замечали — впрочем, кто его знает, что из детей вырастет в будущем. Лорд тоже когда-то наверняка был обычным мальчишкой: пачкал пеленки, потом воровал конфеты, читал сказки, стрелял из рогатки…
И при чем тут мордредовы планеты?
Поликсена свернула пергамент и страстно пожелала Фомальгауту Блэку переродиться жабой. Почему нельзя было сказать прямо? Указать год рождения, особые приметы, хотя бы имя ребенка. Поликсена прекрасно помнила, что то самое, особое пророчество, которое провидцы изрекали в полутрансе, всегда было иносказательным, в духе дельфийских пифий, но катрены Фомальгаута вряд ли были именно таким пророчеством — слишком уж толстая была эта книга. И можно было бы просто отмахнуться, но Поликсена не зря штудировала этот талмуд перед сном, забавляясь отгадыванием зашифрованных в катренах событий, — все без исключения пророчества древнего Блэка сбылись так или иначе.
Поликсена убрала пергамент и попыталась сосредоточиться на прениях, но смысл заседания от нее ускользал. Великий маг… уровня Лорда? Или даже круче? Лорду удавались вещи, которые не удавались больше никому, и если он возродится со всеми своими талантами и умениями, было бы отлично противопоставить ему кого-то его же калибра. Поликсена устало потерла глаза и выпрямила спину: ее буравил чей-то неприязненный взгляд, а то и не один.
Мысли опять скакнули в сторону. Ходатайство об опекунстве уже готово, и письма в Попечительский совет и в Министерство отосланы. Осталось только заявить о своих правах и ждать. Поликсена не любила ждать. Она предпочитала догонять или на крайний случай сидеть в засаде, готовясь к решающему прыжку, но не просто стоически ждать, когда от нее больше ничего напрямую не зависит. Прав ли Розье, говоря, что Дамблдор не оставит ей этого просто так? И, если прав, то что именно Паук предпримет?
* * *
Гермиона заметила их издалека. Неразлучная троица друзей: заносчивый Малфой, скользкая Паркинсон и наивный Поттер. И заняли они, между прочим, ее, Геры, место — она еще в конце прошлого года облюбовала тихий внутренний дворик с неработающим фонтаном, зарослями шиповника по периметру и скамьей с изогнутой спинкой, на которой было так удобно читать. Гермиона хотела было потребовать, чтобы они ушли, но замешкалась: в глубине души она отдавала себе отчет в том, что на самом деле ей вовсе не хотелось, чтобы эти трое уходили. Точнее, лишний человек среди них четверых был, но отнюдь не Гера.
Гермиона поправила красно-желтый шарф, пригладила волосы и отступила в сторонку, скрытая за шиповником. А Паркинсон эти цвета совсем не идут, она вообще носит их не по праву, — угрюмо подумала Гера и вздохнула: по всему выходило, что это ни для кого больше не имело значения. Факультет все-таки принял обоих «змеев», окончательно свыкся с их присутствием, и теперь неприязненное отношение Гермионы к ним играло против нее самой — люди не понимали ее возмущения. Ничего нового, люди никогда ее толком не понимали, но почему-то в Хогвартсе это было особенно обидно. Гермиона так надеялась стать своей, найти место, где все будут такими же, как она. Когда ей сказали, что она поедет в Хогвартс, Гера не сомневалась ни секунды: чужая в маггловском обществе, она была уверена, что в школе чародейства и волшебства все изменится.
Тем болезненнее было разочарование.
Среди учеников почти не было похожих на нее: неутомимо ищущих новые знания и при этом следующих правилам. Правила вообще нарушались настолько часто, что Гермиона начала подозревать, что есть какой-то конкурс, о котором ей не сообщили, где лучшим признавался самый сумасбродный и безответственный тип. На Гриффиндоре чемпионами, очевидно, были близнецы Уизли, и уважительное восхищение, которое испытывали к ним остальные, бесило Гермиону до дрожи.
Правила существуют для того, чтобы жизнь была упорядоченной. Чтобы точно знать, где пролегает предел допустимого. Без них наступит анархия, хаос и разброд, а Гера хаос не любила. Он ассоциировался у нее с загнутыми уголками книжных страниц, кляксами в переписанном набело эссе и той унизительной жвачкой, которую ей когда-то залепил в волосы противный одноклассник.
Гермиона снова пристально взглянула на троицу возле фонтана. Паркинсон сидела на скамейке, какая-то до прозрачности бледная, и смотрела на воду, по которой медленно и важно плавали кораблики кленовых листьев, подгоняемые порывами ветра. Малфой устроился рядом, повернувшись всем корпусом, и что-то горячо ей доказывал, а Гарри стоял напротив, засунув руки в карманы брюк и покачиваясь туда-сюда на пятках. Гермиона вздохнула и закусила губу: ей до сих пор было обидно. Променять ее, Геру, лучшую ученицу на курсе, на какую-то невзрачную Паркинсон! Ладно еще Рона на Малфоя — скрепя сердце она могла это понять: у Малфоя хотя бы были приличные манеры, он не чавкал за столом, следил за своим внешним видом и вообще знал и умел возмутительно много.
Но Паркинсон!
Гермиона вгляделась в черты соперницы, пытаясь оставаться непредвзятой, как советовали в книге по научному методу мышления. Ничего выдающегося: тонкий, немного курносый нос, каштановые волосы до плеч, темно-зеленые глаза… ну ладно, глаза красивые, Гермиона готова была это признать. Но все остальное! Нет, совершенно очевидно, что дело не во внешности. Но тогда в чем, не в уме же? Гера намного умнее Паркинсон, она и в школьном рейтинге занимает место куда выше. Ну ладно, Панси тоже входит в десятку первых учеников на курсе, но все равно не может с ней по-настоящему соперничать. И книгу по научному методу мышления она наверняка не читала.
Гермиона подула на замерзшие пальцы и внезапно для себя разозлилась. Вот в чем дело — в происхождении. Сидят себе на холодной скамейке как ни в чем не бывало, пока Гера мерзнет, а все почему? Потому что или Малфой, или Паркинсон наколдовали сферу горячего воздуха вокруг. Гермиона видела, как это делают другие, с курсов постарше, и пыталась повторить, но пока что не получалось. Это естественно, у нее было мало практики, не то что у этих, рожденных с серебряной ложкой во рту. И неважно, что у Гермионы отлично выходит левитировать перья и превращать иголки в спички и наоборот — все равно она мерзнет, пока эта троица сидит себе и наслаждается осенними пейзажами, не чувствуя холода.
Тем временем у фонтана началось какое-то оживление. Малфой вскочил с места, а Паркинсон с рассеянной улыбкой кивнула, протянула ему зажатую в кулаке белую палочку, но движение замедлилось на середине, будто Панси передумала, и она так же медленно вернула руку на место. Малфой что-то настойчиво повторил, и Гермиона пожалела о том, что они стоят слишком далеко: со стороны было очень похоже на ссору. Ну почему, почему их не учат каким-то полезным заклинаниям как раз для таких случаев? Гермиона тут же одернула себя (учителям виднее, и вообще бесполезных знаний не бывает), но все равно втихомолку пожалела.
Паркинсон перевела взгляд на свою руку, словно удивляясь тому, что палочка все еще зажата в кулаке, и, неловко пожав плечами, снова протянула ее Малфою. В этот раз он не стал дожидаться, а потянулся навстречу, но Панси снова отдернула руку, на этот раз быстро, спрятала палочку под мышку, отвернулась всем телом, словно прикрывая палочку собой, и Гермионе показалось — конечно, показалось, что за глупости — что в глазах однокурсницы стоят слезы.
Гера перевела взгляд на Гарри. Тот стоял, глядя на приятельницу исподлобья, угрюмо, и Гермиона робко понадеялась на то, что тот наконец прозрел и понял, что порядочному «льву» нечего водиться со всякими скользкими «змеями». Точно: они поссорятся, и Гарри снова будет искать ее компании. Гера покажет ему, скольким вещам она научилась за первый курс, Поттер восхитится, извинится, и все будет по-старому.
Малфой тем временем снова завел свою волынку: мягко подступил ближе, сел рядом, приобнял Панси за плечи. Та глубоко вздохнула, успокаиваясь, кивнула и снова протянула ему палочку, но на этот раз Малфой не успел даже потянуться за ней — Гарри внезапно сделал резкий шаг вперед, вырвал палочку из стиснутых пальцев Паркинсон и с хрустом сломал ее об колено.
На какой-то миг Гермионе показалось, что она оглохла: разом исчезло завывание холодного ветра, играющего в прятки между башен, и умолкла стайка воробьев, оживленно чирикавших неподалеку. В ушах тонко зазвенело, даже зачесалось от этого звона, а потом звуки вдруг вернулись, навалились на нее со всех сторон. Она перевела осоловевший взгляд на однокурсников и увидела, что Панси неестественно обмякла на скамье, Малфой крутится вокруг нее юлой, то и дело огрызаясь на Поттера, а сам Гарри замер столбом, неотрывно глядя на останки палочки на вытянутой руке. Гермиона покачала головой и решительно шагнула на тропинку: как бы она ни относилась к задаваке-Паркинсон, но было совершенно очевидно, что без Геры тут не справятся.
— Надо отнести ее в больничное крыло, — скомандовала она, подходя ближе. Гарри перевел на нее больной взгляд, и Гермиона вздрогнула — он выглядел так, будто совсем не понимал, где находится и что происходит. — Малфой, Эннервейт пробовал?
— Мерлин, Грейнджер, не учи меня колдовать, — огрызнулся «змей» через плечо и, наклонившись к подружке, нежно потрепал ее по щекам. — Панси! Ты меня слышишь?.. Мордред, Поттер, ну кто тебя просил распускать руки?! Договаривались же! У нас план был!
Гарри медленно перевел взгляд на остатки палочки на ладони, и Гермиона углядела, что из древка торчали клочья серой шерсти. Она нахмурилась: в списке распространенных сердцевин шерсти точно не было.
— Ты же видел, что с ней было, — сказал Гарри глухо. — Она не могла отдать палочку. Не «не хотела», Драко, а не могла. Эта дрянь управляла ею.
Он вздрогнул и позволил обломкам скатиться с руки в траву, а затем судорожно, с нажимом, вытер ладони о брюки, словно пытался содрать с них кожу. Повернулся к Гере.
— Пожалуйста, позови кого-нибудь из взрослых. Лучше всего декана Снейпа.
— Он не наш декан! — возмутилась Гермиона, скрещивая руки на груди.
— Грейнджер! — внезапно рявкнул Поттер, и она почувствовала, как от чужой грубости на глаза сами собой наворачиваются слезы. — Или будь полезной, или вовсе уйди.
Гермиона развернулась на каблуках и стремительно зашагала прочь. От злости слезы высохли, не успев пролиться. Фу, мужлан! И она еще хотела с ним дружить! Нет уж, пускай лучше Паркинсон отдувается, если ей такое обращение по нраву. Впрочем, Гера все равно кого-то позовет, просто потому, что в отличие от некоторых она хороший человек и не бросает других в беде исключительно из-за их хамского поведения.
Как назло, первым же взрослым, на которого она наткнулась, стал именно декан Слизерина. Он шел куда-то в сторону теплиц, как обычно высокомерно не глядя по сторонам, и Гермионе понадобилось все ее мужество, чтобы его окликнуть.
— Мисс Грейнджер? — Гера всегда терялась, когда он так поднимал бровь, ей сразу судорожно хотелось проверить, нет ли в ее одежде беспорядка. — На улице прохладно, а вы одеты не по сезону. Минус балл с Гриффиндора за пренебрежение собственным здоровьем. Надеюсь, это отложится у вас в памяти на будущее.
— Профессор Снейп, — поджала губы Гермиона, частично от обиды на незаслуженное наказание, а частично потому, что так делала декан МакГонагалл, когда разговаривала с неприятными ей людьми. — Там Паркинсон плохо. Я знаю, что она не ваша ученица… — «официально», хотела мстительно добавить она, но Снейп не дослушал.
— Где? — резко спросил он. — Мисс Грейнджер, словами, будьте любезны. И поскорее.
— Внутренний дворик у фонтана, — оттарабанила Гермиона под взглядом этих жутких черных глаз и выдохнула, когда он развернулся и помчался в ту сторону. Она проводила его удивленным взглядом: ну надо же, почти бежит! Гера была уверена, что этого человека ничто в мире не может заставить спешить, но вот пожалуйста, бежит… Она помедлила, раздумывая, стоит ли возвращаться туда, где ей так очевидно не рады, но любопытство и чувство ответственности привычно взяли верх.
Когда Гермиона вернулась к фонтану, профессор Снейп как раз готовился левитировать бессознательную Панси. Гермиона прикусила губу от зависти: левитация крупных объектов ей пока давалась со скрипом.
— Связаться с мисс Паркинсон? — быстро спросил у него Малфой, и Гермиона нахмурилась, а потом догадалась: это он о тетке Панси. В памяти всплыли снисходительная усмешка и внимательные глаза, такие же, как у ее племянницы.
— Да, и чем скорее, тем лучше, — отрывисто ответил профессор и широким шагом направился прочь, осторожно увлекая за собой Паркинсон. Малфой проводил их долгим взглядом, покосился на Гарри — тот сидел на скамейке, уперев локти в колени и обхватив голову руками, — и достал из кармана маленькое зеркало в драгоценной оправе. Гермиона пренебрежительно фыркнула: ну что за человек — любоваться собой в такой момент!
— Грейнджер, — скривился Малфой, будто только что ее заметив. — За декана спасибо, но на этом твое участие окончено.
— Но мне интересно! — возмутилась Гермиона. — Что с Паркинсон?
Малфой со злостью раздул точеные ноздри, и Гера внезапно почувствовала себя в опасности и поймала себя на том, что пятится. Ощущение это было для нее непривычным, и она усилием воли остановилась. Ну что он ей сделает, не проклянет же!
— Грейджер, — снова прошипел Малфой. — Уйди с глаз моих, Мерлина ради. Я никогда не подниму руку на даму, но готов понизить тебя в ранге до досадной помехи. Впрочем… Мордред с тобой, садистка. Можешь наслаждаться чужими страданиями дальше, раз тебе это по нраву.
Малфой крутанул неприметное кольцо на руке и постучал по зеркалу согнутым пальцем. А затем принялся говорить, быстро, но четко, и Гермиона не слышала ни одного слова, хотя прекрасно видела, как он шевелит губами.
— Заглушка, — сказал Гарри мертвым голосом, пристально глядя куда-то вдаль. — Заклинание такое.
— Он разговаривает с зеркалом? — с сомнением уточнила Гермиона, садясь рядом, и Гарри покачал головой.
— Это сквозное зеркало, как телефон. Он связывается с мисс Паркинсон, чтобы сказать… чтобы сказать ей… — он запнулся и закрыл лицо руками.
— Да что случилось-то? — уже по-настоящему испугалась Гермиона и легонько погладила его по плечу. — Что с… Панси?
— Она не дышала, — убрав руки, сказал Гарри, и лицо его было спокойным, замершим, будто из мрамора. — Или дышала, но я не слышал. И Эннервейт не сработал. Это ненормально, чтобы Эннервейт не сработал. Я… сломал ее. Понимаешь, я сломал ее по наитию, потому что мне показалось, что я понял принцип ее работы. Я смотрел, как Панси не может ее отдать, как хватается за нее, и меня будто толкнуло изнутри, как тогда, на башне… и я сломал палочку. А она потеряла сознание и не дышит.
У Гермионы в голове крутился тысяча и один вопрос, но она с удивлением поняла, что любой из них здесь и сейчас будет лишним. Поэтому тоже по наитию приобняла Гарри, прислонила черноволосую голову к своему плечу, и он поддался, неловко, словно деревянный истукан.
— Ну для прилюдных обжиманий на лавочках все-таки повода нет, — вклинился ядовитый голос Малфоя, и хрупкий миг взаимопонимания и поддержки разлетелся на осколки. — Поттер, возьми себя в руки, репутация — дело тонкое, надо беречь ее смолоду.
Гермиона задохнулась от намека и прижала руки к налившимся краской щекам. Покосилась на Гарри из-под ресниц, но тот будто вообще ничего не услышал.
— Почему Эннервейт не сработал? — с нажимом спросил он у Малфоя, и тот пожал плечами.
— Я пока еще не колдомедик, как ты периодически изволишь напоминать, — буркнул Драко, но затем его тон смягчился. — Я не знаю, Гарри. Но крестный разберется, это совершенно точно. Он сразу отправится с Панси в Мунго, ты же слышал.
— Да? — удивился и обрадовался Поттер. — Я, наверно, пропустил мимо ушей. Мисс Паркинсон тоже будет там? Снейп передаст ей палочку?
Драко кивнул и как-то сгорбился, обхватил себя руками. В сером однобортном пальто с меховым воротником он выглядел как модель с обложки подросткового журнала, и Гермиона вскользь подумала, что все-таки может понять страдания Джинни Уизли. Подумала — и сама ужаснулась.
— Ну что, герой, — невесело сказал Малфой, кривя губы. — Ты был прав, а я дурак. Пойду отчитываться перед отцом: он должен знать, что его наследник не видит дальше собственного носа и что будущее рода в опасности.
— Действительно дурак, — проворчал Гарри, встал и крепко обнял Малфоя. Гермиона отвела глаза и шмыгнула носом: почему-то было очень обидно, что ее никто и никогда так не обнимал, кроме мамы. Она глянула еще раз, искоса: Малфой стоял, вытянувшись в струнку и сжав кулаки до белизны, но было заметно, что его потихоньку отпускает. Гарри отстранился, внимательно заглянул ему в глаза и легонько треснул приятеля по белобрысому затылку. — Слишком много думаешь и еще больше от себя требуешь.
Малфой пожал плечами, а потом перевел взгляд на Гермиону и желчно поджал губы.
— Грейнджер, — вздохнул тяжело. — Спасибо.
— Да не за что, — легко сказала Гермиона, хотя в глубине души считала, что без ее непосредственного участия все обязательно пошло бы коту под хвост. — Так что, мне кто-нибудь расскажет, что здесь произошло? И при чем тут палочка?
Малфой покачал головой.
— Извини, я не вправе. Если Панси захочет, потом поделится.
— Все равно рано или поздно нам все объявят, — мстительно сказала Гермиона, и он усмехнулся, словно забавлялся ее наивностью.
— Конечно. Все-все расскажут, до мельчайших подробностей. И в рог еще протрубят, чтобы никто случайно не пропустил. Ладно, идем, герой, попросим у мадам Помфри зелья без сновидений и попробуем дождаться неофициальных новостей — от них, глядишь, толку будет побольше.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
1. Оказалось, что есть несколько разных вариантов герба рода Блэк. Я выбрала приведенный на Поттер-вики: https://static.wikia.nocookie.net/harrypotter/images/1/1e/Toujours_Pur.jpg/revision/latest/scale-to-width-down/348?cb=20180306014425
2. Визенгамот объединяет в себе функции суда и парламента. В каноне мы чаще видим его в роли суда, поэтому то, как проходят парламентские сессии, авторы описывают кто во что горазд. Я вдохновлялась антуражем реально существующей Палаты лордов, однако у меня зал выглядит как амфитеатр:
https://www.bipra.org/uploads/1/2/5/0/125029915/hol-chamber-from-woolsack_1_orig.jpg
https://live.staticflickr.com/3007/2701203046_d64e596412_b.jpg
3. У Хогвартса действительно есть девиз («Draco dormiens nunquam titillandus!», что на латыни означает «Никогда не щекочи спящего дракона!»), устав и герб:
https://yoursticker.ru/wp-content/uploads/2022/02/gerb-hogvartsa1.jpg
Несмотря на то, что я не нашла упоминаний об автономии Хогвартса в каноне, я думаю, она у него есть. В нашей истории многие средневековые университеты, например Болонский, были автономными, в том числе обладали судебным иммунитетом (то есть профессора и студенты были неподсудны любым иным судам, кроме университетского).
4. Ну и напоследок, представляю вашему вниманию Ренара Розье:
https://ibb.co/3vTqy8R
1) фр. боже мой
2) фр. моя дорогая
3) С Визенгамотом сложно, в каноне информация о его работе путаная. Мы знаем, что он объединяет в себе функции суда и парламента, но в каноне мы чаще всего видим его в судебной роли. При этом как минимум один раз Дамблдора заменял Фадж
4) Имя у Розье-старшего говорящее — в средневековых сказках Франции есть лис Ренар, воплощение хитрости и ума. Он был настолько популярен, что изначальный термин для обозначения лисы во французском уступил место его имени.
5) В каноне упомянуты и герб, и девиз, и устав. Однако право убежища я в каноне не нашла, так что грешу на фанон — конкретно на «В борьбе обретешь ты право свое» авторства Кукулькан. Существование такого права мне кажется очень уместным, даже в наше время у университетов может быть автономия, собственные внутренние суды, и т.д.
6) Так как Визенгамот также исполняет функции парламента, я черпала вдохновение из Палаты лордов и ее антуража в нашем мире
Примечания:
Счетчик набрался, и мы готовы ехать дальше :)
Наконец-то завершается арка с палочкой — я, признаться, очень этому рада. Это одна из самых старых арок, которая развивалась крайне медленно в силу особенностей сюжета. По-моему, несмотря на то, что эта линия не входит в число моих фаворитов, она удалась неплохо.
Отдельно хочу вынести вопрос на обсуждение. Моя бета предложила создать группу в ТГ, посвященную "Дамам". Я могла бы ее создать и модерировать: например, периодически постить коллажи-тизеры к новым главам, устраивать опросы, и т.д., — но только если вам это интересно. Что скажете?
Апдейт: в качестве эксперимента ТГ-канал создан :)
https://t.me/DamyParkinson
Северус закончил проверку эссе пятикурсников и, сладко потянувшись, встал из-за стола, размял затекшие плечи. Не спалось: он и сам не ожидал, что будет так беспокоиться о благополучии маленькой Паркинсон. Панси, ее зовут Панси, — строго поправил Северус себя. Смешное цветочное имя: анютины глазки, Viola wittrockiana — символ грации и нежности, задумчивости и сочувствия, чей нектар входит в старые рецепты любовных зелий(1)… Знала ли обо всех этих тонкостях Каролина, когда с легкой руки сокращала гордое имя «Персефона» до уютного и мягкого «Панси»? Или ей просто понравилось, как оно звучит?
На уроках у второго курса, казалось, что все было почти по-прежнему, но взгляд сам собой натыкался на пустующее место за третьей партой среднего ряда. И мальчишки… их было особенно жаль, они переживали госпитализацию подруги очень болезненно: Драко стал непривычно рассеянным, а Гарри, судя по нездоровой синюшной бледности и заострившимся скулам, либо спал урывками, либо и вовсе не ложился. Северус пытался поддержать их, как умел, но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что эмпатия никогда не была его сильной стороной. Сказать «выше нос» и скупо похлопать по плечу — далеко не педагогический эталон, но неизбалованным преподавательской заботой Драко и Гарри хватало даже его скромных усилий.
Новостей от Поликсены почти не было. Ну не считать же и вправду скупую отписку «Она стабильна. Сметвик не подведет» новостями? Северус даже задержал мальчишек после урока, но они тоже ничего не знали. «Мисс Паркинсон говорит, Панси жива и под присмотром лучших колдомедиков, — развел руками крестник, отводя покрасневшие глаза и кусая губы. — Она права: Сметвик лучший. Нам обязательно сообщат, если что-то изменится… надо просто ждать».
Ждать удавалось плохо. Северус проверил все домашние работы, навел порядок в кладовке с ингредиентами и даже набросал черновик статьи в «Вестник зельеварения» — между прочим, первой за много лет. Все-таки привязался, прикипел, — поражался он себе. — И когда только успел? И дело было не только в том, что Панси приходилась дочкой Каро, — помимо этого немаловажного факта Северус незаметно для себя начал ценить ее как личность, точно так же, как уже давно не видел в Гарри исключительно сына Джеймса Поттера или Лили Эванс.
Он снова сел за стол и перелистал черновик статьи. В душе поселилось непривычное, грызущее сомнение в собственных силах: «Вестник зельеварения» — солидное издание, а Северус за годы своего деканства преступно пренебрегал публикациями. Это никуда не годится: волка кормят ноги, а ученого — исследования(2). Надо бы написать Слагхорну, попросить его выступить в роли рецензента — все-таки у старика прекрасное чутье на последние веяния в области, и от его участия статья только выиграет.
Северус снова перечитал самый сомнительный абзац и запнулся об одну из фраз. Прикрыл глаза, подбирая более подходящую формулировку, и очередное воспоминание застало его врасплох, выскочив словно грабитель из-за угла.
— Как лучше звучит: «Целую ваши ручки» или «Припадаю к вашим ногам»? — спрашивает Поликсена нарочито серьезным тоном. Сидящий за учительским столом Слагхорн отвлекается от стопки своих писем и благодушно фыркает в пышные усы, а Каролина смеется, прикрываясь узкой ладошкой. Северус встает из-за парты, быстрым шагом подходит к Поликсене и забирает у нее перо.
— Благодарю за помощь, мисс Паркинсон, — убийственно вежливо цедит он сквозь зубы. — Ваше участие больше не понадобится.
— Север, в одиночку тебе не справиться с таким количеством писем от поклонников твоего таланта, — жеманничает Поликсена, театрально заламывая руки. — Читатели «Вестника зельеварения» желают знать все подробности твоего стремительного взлета к славе.
— Мне поможет Каро, — шипит Северус, но перо все-таки возвращает. — Поликсена, нам с профессором Слагхорном нужна практическая помощь, а не эти твои шуточки.
— Ладно-ладно, — закатывает глаза подруга. — В некоторых вопросах ты скучнее Биннса, ей-Мерлин.
Слагхорн, шумно вздыхая, встает и грузным шагом уходит в кладовую, напоследок лукаво погрозив им пальцем. Поликсена молчит пару минут, вчитываясь в следующий пергамент, и Северус с тревогой замечает, как ее лицо просветляется. Она поднимает на него нарочито невинный взгляд и громко шепчет:
— На это письмо ты захочешь ответить сам. Тут интересуются длиной твоей палочки, а я не вполне компетентна в этом вопросе.
Он подскакивает к ней, выхватывает пергамент из рук и, пробегая глазами по строчкам, бледнеет. Так уж у него повелось: Северус никогда не краснеет — ну и отлично, с такими подругами чревато краснеть.
Аккуратные строчки в чужом письме неумолимы: анонимная поклонница действительно интересуется длиной его палочки. Судя по грамматическим ошибкам, иностранка, скорее всего, из Шармбатона. Гнездо разврата этот чертов Шармбатон! И надо же было, чтобы именно это письмо попалось Поликсене на глаза!
— Я отвечу сам, — чопорно отвечает Северус и возвращается к себе за парту.
— Неужто грядет роман по переписке? — смеется Поликсена ему в спину. — Очень романтично.
Каролина сочувственно ему улыбается, а Северус думает о том, что однажды все-таки придушит Поликсену и получит от этого огромное удовольствие. Ну и змея…
Прийдя в себя, Северус поймал себя на том, что улыбается. Действительно змея, очень точно подмечено, и шуточки у нее всегда были на грани фола. Он потер глаза рукой: под веки словно насыпали колючего песка. Наколдовал Темпус: четверть третьего ночи.
Решение пришло само собой. Северус встал из-за стола, подошел к камину и, сыпанув в него горсть летучего пороха, четко произнес во взметнувшееся зеленое пламя: «Приемное отделение Мунго».
В больнице было тихо и неуютно, словно тут незаметно для остального мира случился локальный апокалипсис, и в живых почти никого не осталось. Пожилая привет-ведьма дремала, сидя за стойкой и сложив руки на животе, и Северус прошел мимо под дезиллюминационным, не потревожив ее чуткий сон. Отделение последствий заклинаний и проклятий он нашел без особых проблем, ноги будто сами принесли на нужный этаж. Понимание пришло немного позже: Северус тут уже бывал, он сидел вот здесь, на непритязательных стульях в коридоре, ожидая вердикта колдомедиков. Каролина, — стукнуло в виски. — Здесь лечилась Каролина.
Он прошагал по пустому коридору мимо одинаковых белых дверей, бегло читая прикрепленные на них латунные таблички. Не то, все не то — сплошь лечебные кабинеты, а не палаты пациентов. Коридор вильнул влево, и Северус увидел в конце, на фоне окна, женский силуэт. Поликсена сидела с ногами на широком подоконнике, глядела на улицу и курила, а одна из оконных створок была распахнута настежь, впуская в помещение холодный ноябрьский воздух, пахнущий прелыми листьями и дымом костра.
Она почуяла его приближение даже под дезиллюминационным — резко обернулась, окинула коридор взглядом и жестко сказала:
— Я не настроена шутить. Кто бы ты ни был, назовись сейчас же.
— Сурово, — усмехнулся Северус, снимая заклинание, и Поликсена фыркнула, расслабляясь на глазах. — Закрой окно, простудишься.
— Да ни в жисть, — залихватски подбоченилась подруга, но тут же поникла, сгорбилась и снова затянулась сигаретой. — Отстань от меня с нотациями, Мерлина ради. Тошно мне.
— Как Панси? — спросил Северус, становясь рядом и опираясь поясницей о жесткое ребро подоконника. — Что говорит Сметвик?
— Иппи-то? — невесело хмыкнула Поликсена и заправила падающую на глаза прядь волос за ухо. — Что и обычно, в этих вопросах он скользкий, как угорь. «Прогноз благоприятный, состояние стабильное, ничего гарантировать не могу, иди приляг у меня на кушеточке», — передразнила она.
— Иппи? — скрипуче протянул Северус, усилием воли гася неуместное и неприятное удивление. — Ты же замужняя матрона, что еще за фамильярности?
Поликсена закатила глаза и притушила сигарету о видавшую виды стеклянную пепельницу с узором.
— Он еще Каролину лечил, — пояснила тихо. — Тогда и познакомились. И меня тоже в некотором смысле вытащил: разговоры разговаривал, утешал, убеждал, что я не виновата… Хороший мужик Иппи Сметвик, не ревнуй.
— Вот еще, — небрежно отмахнулся Северус. — Ты, хоть и замужняя матрона, но замужем, слава богу, не за мной, делай что хочешь. Можешь Блэку хоть тройной ряд рогов наставить, ему очень пойдет.
Поликсена хрипловато рассмеялась, оглянулась на соседнюю дверь каким-то затравленным взглядом и принялась рассеянно хлопать по карманам в поисках пачки.
— Что-то я раньше не замечал, чтобы ты так много курила, — неодобрительно отметил Северус, когда она наконец поднесла к сигарете кончик палочки. — Прекращай, ты нужна племяннице живой и здоровой.
Поликсена выдохнула облачко дыма и отвела глаза.
— Когда очнется — брошу, — твердо пообещала она. — Дурацкая привычка, сама знаю. Я еще в школе иногда баловалась, но окончательно подсела уже в Ставке. Подсадили — чужой пример заразителен.
— Чей? — заинтересовался Северус.
— Да уж не твой, — с улыбкой увильнула подруга. — Ты же так и не куришь?
— Профессия не позволяет, — без тени сожаления пожал плечами Северус. — Курение здорово отбивает нюх.
Они помолчали. Неестественная больничная тишина давила на уши, словно обкладывая их ватой. Остро и навязчиво пахло зельями, спиртом и чем-то кислым — так Северус обонял болезнь. Где-то вдалеке уныло тикали казенные часы, отсчитывая минуты до рассвета. Он покосился на Поликсену, запоздало удивляясь ее наряду: темная футболка, джинсы, грубые ботинки, да еще и кожаная куртка с заклепками. Несмотря на заметную невооруженным взглядом усталость, подруга выглядела хоть и непривычно, но возмутительно молодо и дерзко. По-бунтарски даже.
— Я выходила на маггловскую сторону за лекарствами, — пояснила Поликсена, заметив его внимательный взгляд. — У магглов есть кое-какие интересные штучки, Иппи их высоко ценит. И не смотри на меня так пристально, я смущаюсь.
— Тебе идет, — поспешил заверить ее Северус и тут же прикусил язык: вообще-то оправдываться ему было не за что. — Но для новой леди Блэк наряд весьма эксцентричный. И что сказал твой Иппи, увидев тебя… такой?
— Во-первых, Иппи он для меня, а для тебя — доктор Сметвик, — строго поправила его Поликсена и затянулась опять. — Сказал, что мне жутко повезло, что муж в Азкабане, потому что конкретно Иппи запер бы меня дома, дабы никто не позарился на такую дивную красоту. Патриархальные нравы, что поделать, — шутливо покачала головой она. — Даже такой понимающий мужик, как Иппи Сметвик, не ценит свободолюбие моей натуры. Впрочем, думаю, Сири был бы не против: когда я впервые вышла за Барьер, то скопировала именно его стиль в одежде.
— Зачем тебе вообще было ходить к магглам? — заинтересовался Северус, поворачиваясь к ней лицом. — Чистокровные ведь не любят ту сторону: шумно, непривычно, суматошно, да еще и магию использовать нельзя. Грязные магглы опять же ходят толпами — не ровен час поволокут на костер.
— Но-но, — вскинулась Поликсена. — Кому грязные магглы, как тем же Селвинам, а кому ценный ресурс. Что бы вы понимали в деловых интересах благородных семей.
— Ничего, — повинился Северус, разводя руками. — Потому и спрашиваю, раз уж свел дружбу с представительницей такой семьи. Просветишь?
— Да что там просвещать, все как на ладони, — устало усмехнулась Поликсена и потерла глаза пальцами. — Паркинсоны и другие рода, которым для предприятий нужно сырье, всегда втихую закупали его за Барьером. Например, намного дешевле приобрести драгметаллы для амулетов у магглов с их шахтами и лабораториями, чем у нас. Слыхал, может, наши добрые соседи научились делать всякие блестящие камушки чуть ли не с нуля(3)? Так что за Барьером я пусть и не своя, но в обморок при виде машины или телефона тоже падать не стану.
Она помолчала и добавила сухо:
— Опять же, во время войны Лорд ценил нашу семью именно за связи среди магглов.
— Лорд? — удивился Северус.
— А ты думал, — уже в открытую рассмеялась Поликсена. — При всем своем пижонстве он был не дурак и деньги считать умел что твой гоблин. Войны выигрывают в том числе те, кто правильно использует ресурсы, — ну или хотя бы правильнее, чем противник. К тому же через Барьер было очень удобно прокручивать всякие сделки, которые аврорат не одобрял. Делюсь схемой, прямо от сердца отрываю: выходишь к магглам через Мунго, забираешь товар у человечка где-нибудь в Гайд-парке, любуешься на розарий или на озеро Серпентайн и возвращаешься на нашу сторону через Кингс-Кросс. И дело в шляпе.
Северус только головой покачал: эта, теневая, война как-то обошла его стороной.
— И авроры не пронюхали? — скептически поинтересовался он, и Поликсена легкомысленно пожала плечами.
— Мне везло. В крайнем случае, если бы дошло до обыска, всегда можно было стать в позу и потребовать разбирательства, по какому такому праву меня задержали. Предков опять же перечислить, папеньке пожаловаться на аврорский произвол…
— Наглость второе счастье, — беззлобно проворчал Северус, и Поликсена криво ухмыльнулась.
— Я бы предпочла первое счастье, обыкновенное. Впрочем, если с ним у судьбы туго, наглость тоже сгодится, — добавила она неожиданно серьезно и с какой-то бессильной злостью потушила сигарету, вмяла ее в пепельницу.
— Скажи мне лучше, что там с обломками палочки, — после паузы поднял новую тему Северус. — Что в ней было? Странная сердцевина.
— Шерсть ругару(4), — тихо сказала Поликсена. — А дерево — тис, как у того же Лорда. Для репутации сочетание хуже и придумать-то сложно, но несмотря на суеверия, ничего реально опасного в нем нет.
— И тем не менее Панси в Мунго, — мягко сказал Северус, и Поликсена прикрыла глаза, болезненно искривила губы.
— Я не знаток, — сказала наконец, взглянув ему в глаза как-то растерянно, снизу вверх. — Да и нет в Британии толком знатоков, у Олливандеров же почти монополия на изготовление палочек. Но Патрокл напросился на срочную консультацию к Грегоровичу и показал ему обломки. Тот уверен, что при изготовлении палочки Олли умудрился вплести туда какое-то фамильное проклятье, прямо на этапе соединения древка и сердцевины. Не спрашивай как, Север, я понятия не имею. Но Олливандеры делают палочки с четвертого века до нашей эры, у них наверняка полно фамильных секретов, как и у любой другой старой семьи. Наверное, я тоже могла бы что-то эдакое добавить в наши амулеты, возникни у меня нужда.
— Я не знал, что такое вообще возможно, — признался Северус. Новости были ошеломительные, и он против воли нащупал древко собственной палочки — купленной, между прочим, тоже у Олливандера.
— Вот и Грегорович удивлялся, — горько сказала Поликсена, обхватывая себя руками. Она была похожа на взъерошенного и несчастного воробья. — Но он уверен, да и по всем признакам прав. Север… — она запнулась, но продолжила с заметным отчаянием. — Это я потащила Панси к Олливандеру перед первым курсом. Ты же знаешь: рекомендации Министерства, будь они неладны, да и традиция… Все ходят к Олливандеру. Между нашими семьями были кое-какие счеты, но они остались в прошлом, Олли никогда не требовал виры, не причинял нам неудобств, и я даже не думала… Увидев палочку, решила, что вот она, его запоздалая беззубая месть: подсунул дочке Пожирателя стереотипный инструмент темного мага, отвел душеньку.
Поликсена помолчала, а затем с силой стукнула себя по колену и прошипела:
— Я ведь проверила ее! Я проверила ее на все, что только знала, — палочка была абсолютно безопасной!.. Выглядела абсолютно безопасной, — поправила она себя и сникла. — Что из меня за родитель, если я своими руками вручила Панси проклятый предмет?
— Нормальный родитель, — уверенно, с нажимом сказал Северус: он как никто другой знал, как сильно чувство вины может искорежить человеку жизнь. — Ты защитила Панси от того, что тебе было известно, но защитить ее от неизвестного никому не под силу. Это не первый и не последний раз, когда она столкнется с опасностью, и ты не всегда будешь рядом. И это нормально, даже естественно. Детям нужна свобода, чтобы они имели шанс вырасти по-настоящему взрослыми.
— Или умереть, — угрюмо вставила Поликсена, и Северус закатил глаза.
— Ну тогда в пузырьковую пленку ее заверни — вдруг еще метеорит на голову упадет.
— Дурак, — обиделась Поликсена и мстительно посулила: — Вот заведешь своих детей, посмотрю, как ты тогда запоешь. Небось увешаешь их амулетами и будешь каждый вечер устраивать сеанс легиллименции, чтобы проверить, не обидел ли их кто ненароком.
— Я никогда не заведу детей, — высокомерно отрезал Северус, скрещивая руки на груди. — Мне намного больше нравится смеяться над теми, у кого они есть.
— Небось, если бы Эванс все-таки пала жертвой твоего обаяния, все было бы иначе, — недоверчиво покачала головой Поликсена, и Северус пожал плечами, но честно задумался.
Что было бы, если бы Лили действительно выбрала его, а не Поттера? Были бы они счастливы? Что-то внутри поспешило выкрикнуть «да!», но Северус подозревал, что вряд ли. Судя по жизненной траектории Лили, та ценила вещи, которые его самого мало трогали: домик, садик, пышная свадьба, затем, почти без перерыва, пухлощекий младенец в люльке. Одним словом, мещанский идеал, тарелочки в цветочек. Ничего такого, прекрасная жизнь, но Северусу она подходила мало. Он представил себе, как корпит в домашней лаборатории над каким-нибудь коммерческим зельем (надо же на что-то кормить молодую семью), пока Лили хлопочет на кухне и воркует над плачущим ребенком, и поймал себя на том, что брезгливо морщится.
— А ты почему не заведешь своих? — брякнул он, все еще находясь под впечатлением от приторной картинки, и тут же осекся.
— А что, может, и заведу, — криво усмехнулась Поликсена и добавила с неожиданной горечью: — Вот стану вдовой, похожу с полгодика в черном крепе(5) и присмотрюсь к брачному рынку. А что? Патрокл, того и гляди, станет отцом вторично, а мне даже разочек нельзя?
— Мои поздравления, хоть и авансом, — процедил Северус, склоняясь в издевательском полупоклоне. Патрокла Паркинсона он не любил. Конечно, тот был в своем праве, но все равно его повторный брак и вероятное скорое отцовство Северус воспринимал как предательство памяти Каролины. Нерационально, но что поделать — ничто человеческое ему было не чуждо.
— Не скалься, — одернула его Поликсена. — Мне тоже обидно, но… он прав, Север. Жизнь идет своим чередом, и от того, что Патрокл похоронил себя на пять лет, никому лучше не стало. Да и ты тоже хорош — замуровал себя в Хоге, ходишь в трауре… не вскидывайся, твои вечные черные сюртуки никак иначе не воспринимаются. И я понимаю тебя, но и Патрокла понимаю тоже. Время лечит, Север, очень мудрая мысль. Поразмысли над этим на досуге.
* * *
Первым, что увидела Панси, открыв глаза, была стена невнятного бежевого цвета. Затем она заметила собственные руки, бледные и слабые, лежащие поверх одеяла, словно у покойницы, тумбу рядом с кроватью, на которой стояла ваза с ворохом пушистых бордовых астр, и тетю, сидевшую на стуле у кровати. На плечи Поликсены был небрежно накинут белый больничный халат, и выглядела она скверно: синяки под глазами, заострившиеся скулы, сухие потрескавшиеся губы. Тетя смотрела куда-то вдаль, за спинку кровати, — по едва заметному притоку свежего воздуха Панси догадалась, что в той стороне приоткрыто окно, — и на ее лице застыло непривычное выражение. Панси поискала в голове подходящее слово, и когда нашла, то удивилась собственному подбору слов: чувство, написанное на лице тети, было похоже на смирение, на принятие…
Поликсена перевела на нее отрешенный взгляд и едва заметно вздрогнула. Затем улыбнулась краешком губ.
— С добрым утром, Спящая красавица, — сказала она хриплым голосом, будто долго ни с кем не говорила. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — покривила душой Панси и, подтянувшись на руках, села в кровати. — Где я?
— В Мунго, — печально сказала тетя и отвела взгляд. — Что ты помнишь?
Панси нахмурилась, вспоминая. Уговоры Драко во внутреннем дворе у старого фонтана, внимательный взгляд Гарри, мучительное нежелание соглашаться с их доводами… в ее ушах раздался оглушительный треск белой палочки, и Панси болезненно поморщилась. Тетя, все это время внимательно наблюдавшая за ней, кивнула.
— Вижу, помнишь все, — Поликсена помолчала, потерла глаза и украдкой зевнула в ладонь. Панси насторожилась:
— Сколько я спала?
— Три дня, — мягко сказала тетя. — Ты спала три дня. Сметвик влил в тебя целую батарею зелий, сказал: очень сильное истощение. Ты будешь в порядке, Панси, даю тебе слово: Иппи знает толк в колдомедицине.
Они помолчали, и Поликсена вздохнула и поменяла позу, закинула ногу за ногу, придерживая левой рукой лодыжку в низком грубом ботинке. Устало потерла переносицу.
— Здесь должен быть очень важный воспитательный момент, — сказала она, — но я не стану читать тебе нотации. Уверена: ты и так понимаешь, что тебе стоило довериться мне и сразу все рассказать — про сны, про зов палочки, про то, что забрала ее в школу без моего разрешения…
Панси кивнула и отвела глаза. Ей было мучительно стыдно.
— Я не стану говорить о том, что ты сама знаешь, — решительно подытожила Поликсена, и ее тон вдруг смягчился. — Я скажу кое-что другое, то, чего ты сама себе не скажешь. Ты не виновата, Фиалка.
Эти слова будто прорвали что-то внутри, какой-то болезненный нарыв с тугими горячими стенками, и по щекам Панси против ее воли побежали слезы. Она закусила губу и плотно зажмурилась, а затем почувствовала, как тетя садится рядом поверх одеяла, снимает обувь, закидывает ноги на кровать и обнимает ее за плечи. Панси прижалась к Поликсене, чувствуя, как страх и горечь потихоньку отступают, растворяются за надежным кругом тетиных рук, в ее уютном тепле. Поликсена поцеловала ее в макушку, как маленькую, и продолжила задумчиво:
— Ты не виновата, я не виновата… И я все думаю, думаю все эти три дня напролет — так кто же тогда виноват? И не могу понять. Знаешь… иногда мне кажется, что магглорожденным все-таки намного легче, — когда они приходят в наш мир, они в ответе только за самих себя, за свои поступки, а мы страдаем из-за ошибок своих отцов, дедов… Это несправедливо, но так сложилось: нам больше дано на старте, но и спрос с нас выше.
— Это все палочка, да? — сказала Панси и завозилась, пытаясь обернуться, чтобы заглянуть Поликсене в лицо. Та в ответ обняла ее еще крепче, и Панси сдалась, окончательно расслабилась и откинулась на подушки. Она продолжила со стальной уверенностью, сжимая кулаки: — Олливандер что-то с ней сделал. Как ему это удалось? Я была уверена, что волшебную палочку в принципе невозможно заколдовать!
— Я тоже так думала, — эхом отозвалась тетя. — Но умные люди подтвердили мои догадки. Если кто-то и смог бы проклясть палочку, то только один из Олливандеров.
Поликсена помолчала, ласково гладя Панси по волосам, а потом повинилась:
— Наверное, я должна была что-то заметить, но я и предположить не могла, что он зайдет так далеко. Очень подлый ход, не ожидала от Олли. Панси, я не секу в изготовлении оружия, но по обломкам и по рассказам мальчишек уяснила самое главное: эта дрянь была настроена только на тебя, и никто другой не слышал ее зова. Когда ты вернулась домой на каникулы, она начала звать тебя во снах и в итоге получила свое — ты забрала ее в школу, и она продолжила насылать кошмары уже там. Притяжение палочки было настолько сильно, что ты не могла — да и не хотела с ней расставаться. А самое противное — то, что никто не заподозрил бы ничего странного, никто в своем уме не подумает на палочку, — она фыркнула и добавила, — кроме самоуверенного мальчишки, который вырос у магглов и наши традиции ни в кнат не ставит.
— Но почему Олливандер это сделал? — с болью спросила Панси. — Я ведь сходила с ума, теперь я это понимаю… не могла спать, мне и наяву что-то мерещилось… я даже начала думать, что опасна для окружающих! Зачем Олливандер так со мной поступил?
Он же взрослый, — хотелось выкрикнуть Панси. — Он не должен был творить со мной такое, мне ведь было всего одиннадцать лет, когда он всучил мне эту деревяшку! Я пришла в его магазин в ожидании чуда, в один из самых счастливых дней моей жизни, а вместо верного инструмента получила проклятый предмет! Я ведь видела Олливандера впервые в жизни — так почему же он это сделал? И почему дал палочку именно мне?
— Что ему сделали Паркинсоны? — убито спросила Панси, понимая: это не случайность. — Он ведь хотел причинить боль совсем не мне, правда? Я для него всего лишь способ дотянуться до кого-то из семьи.
— Да, — подтвердила Поликсена. Она оперлась подбородком о макушку Панси, как иногда делала раньше, и промолвила: — Олливандер винит нас в смерти своей дочери. Он не прав, но, видимо, ему плевать на правоту. Олли как раненый зверь, зациклился на доступной ему цели.
— И что мы сделали с его дочкой? — Панси напряглась в ожидании кровавой истории и почувствовала, как тетя тяжело вздохнула.
— В том-то и ирония, что ничего… Я расскажу тебе все с самого начала. Возможно, мне стоило поделиться с тобой еще тогда, перед первым курсом, но я не думала, что старина Олли решится на какие-то конкретные шаги — он молчал столько лет, и я была уверена, что горькие слова так и останутся словами… И уж тем более не ожидала, что вместо того, чтобы мстить взрослым, он сорвет злость на ребенке.
Поликсена помолчала, собираясь с мыслями, и Панси внезапно поняла, почему она такая задумчивая: все эти три дня, с того самого момента, как тетя сложила паззл вместе, она прокручивала эту давнюю историю у себя в голове, пытаясь понять, почему все вышло так, как вышло.
— Олливандеры прибыли в Британию вместе с римскими легионами, как и мы(6), — сказала тетя, и Панси невольно улыбнулась: Поликсена и правда начала рассказ с самого начала. — У них были полезные навыки — во время военных кампаний запасные палочки лишними не бывают. Наши семьи неплохо ладили: похожие привычки, обычаи, одинаковые трудности в новой враждебной стране… Со временем мы заняли близкие ниши: Олливандеры делали палочки, а Паркинсоны — щитовые амулеты. Мой отец и Олливандер в шутку звали себя «Союз Меча и Щита» — потому что наши семьи вместе создавали и оружие, и защиту от него. Я не раз бывала у них дома, мы тесно сотрудничали, даже несмотря на полукровный статус главы Олливандеров. Магглорожденная матушка дала Гаррику совсем не подходящее ему имя, поэтому все звали его по фамилии, а мой отец на правах приятеля сокращал до Олли… папаша Олли. Поэтому когда Лорду взбрело в голову, что он хочет видеть Олливандера в своих рядах, на уговоры отправили именно Приама Паркинсона.
— Лорд хотел заполучить себе карманного изготовителя палочек, — догадалась Панси и против воли восхитилась элегантностью этой идеи. — Он хотел лишить своих противников доступного оружия.
— В яблочко, — хмыкнула тетя. — Но отец провалил задание: Олливандер встал на дыбы и указал ему на дверь. Впрочем, уже через пару недель я столкнулась нос к носу с дочерью Олли, Сабиной, и не где-нибудь, а прямо в Ставке. Она училась на одном факультете с моей сестрой, мы в шутку звали ее Тихоней Саби. Такая неприметная серенькая мышка: пучок на голове, квадратные очочки, глазки в пол… все ходила в любимицах у мадам Пинс. Не знаю, поделился ли с ней сам Олли или она просто подслушала тот разговор, но Саби желала помочь делу Лорда. Она была готова не только делать палочки, но и раскрыть фамильные секреты, научить семейному делу всех желающих. Ее отдали под начало Августуса Руквуда — был у нас один рябой умелец из невыразимцев.
— Но почему она пошла на такое? — Панси не могла поверить своим ушам. Отдать все наработки семьи, все результаты, накопленные за столетия упорного труда, чужакам — причем просто так, за высокую идею? Это шло наперекор всему, чему учили саму Панси, и она сомневалась, что в семье Олливандеров, несмотря на вливание свежей крови, было какое-то другое воспитание. — Она так верила в правоту Лорда?
— О нет, — Панси почувствовала в голосе Поликсены ядовитую усмешку. — Сабина не была идейной, на стороне Лорда их вообще можно было пересчитать по пальцам: большинство ведь было выпускниками Слизерина, не те натуры, чтобы слепо верить в идеалы. У Тихони Саби был шкурный интерес — она страдала по моему однокурснику, Сандро Эйвери. Безответно. Иногда так бывает: скромных невзрачных девочек ужасно тянет на плохих мальчиков, причем чем меньше этим мальчикам есть дело до таких девочек, тем сильнее они увязают. Видимо, отец в пылу спора проговорился о том, что за Лордом пошли и другие семьи из Священных Двадцати Восьми, упомянул Эйвери… И Сабина решила, что если станет важной фигурой в Ставке, то каменное сердце Сандро дрогнет.
— И что, дрогнуло? — скептически поинтересовалась Панси, и Поликсена покачала головой, а ее распущенные волосы щекотно мазнули Панси по щеке.
— Конечно, нет. Сандро был мажором и плейбоем — такой себе золотой мальчик. Дела у семьи Эйвери шли прекрасно, да и у него самого губа была не дура: если бы он и остепенился, то выбрал бы самую-самую. А Сабина была на три четверти магглорожденной, одна только радость, что с хорошей фамилией. Так что то, что теперь она крутилась у него перед глазами, никак не повлияло на его симпатии.
Поликсена помолчала, а затем продолжила сухо и отрывисто:
— У этой истории печальный конец. Нашу Джульетту арестовали сразу вслед за ее рябым ментором, а Ромео погиб при задержании — по словам авроров, оказал сопротивление. Сандро мог — он любил лезть на рожон.
— Сабина сейчас в Азкабане? — предположила Панси.
— Была в Азкабане, — вздохнула тетя. — Саби сошла с ума и умерла через пару лет, прямо там. У ее брата, Криса, руки растут не из того места, к тому же он пошел по аврорской линии и души не чает в своей работе. После папаши Олли не останется никого, кто продолжил бы семейное дело. Теперь ты понимаешь?
Панси медленно кивнула. Она и правда теперь все понимала.
— Олливандер винит Паркинсонов в том, что его род угаснет, — медленно проговорила она. — Точнее, род-то продолжится, но вот дело его жизни умрет вместе с ним. Но почему он винит именно нас? Почему не Руквуда и не Лорда? Или тех же Эйвери?
— Потому что многие люди мстят не тем, кто на самом деле виноват, а тем, до кого могут дотянуться, — жестко сказала Поликсена. — Руквуд и Лорд вне пределов досягаемости, пускай и по разным причинам. Что же касается Эйвери… Сандро погиб, но даже если бы выжил, Олливандеру намного проще и приятнее грешить на моего отца. Многоопытный потомок Одиссея сманил невинную юницу сладкими речами… Звучит лучше, чем суровая правда: Саби продала секреты семьи добровольно, причем задешево — за возможность лишний раз попасться на глаза Александру.
В наступившей тишине Панси чувствовала, как гулко и медленно бьется ее сердце, слышала, как переговаривается кто-то за дверью палаты, как тонко звенит стекло где-то в коридоре. Редкое осеннее солнце нагревало голову, и мысли текли лениво и неторопливо, как медленная река.
— Почему Олливандер выбрал именно меня? — наконец спросила она. — Он ведь мог вызвать на дуэль отца… Или, если боялся сражаться сам, мог велеть сыну-аврору.
— А вот здесь мы и дошли до моей вины, — подобралась Поликсена. Панси почувствовала плечом, как она вся напряглась, словно перед прыжком в холодную воду. — Я мерила Олли по себе: я никогда не стала бы мстить ребенку. Моя ошибка: я недооценила чужую подлость и изворотливость.
— Я думаю, он хотел, чтобы это было символично, — подумав, предположила Панси. — Око за око, дочь за дочь. Сабина Олливандер сошла с ума — и он хотел, чтобы я повторила ее судьбу. Чтобы род его врагов тоже угас вместе с единственной наследницей… Он ведь тогда не знал, что вскоре мой отец женится повторно, — горько и тихо добавила Панси. — Что я больше не наследница.
Тетя обняла ее крепко-крепко, и Панси вдруг пришла в голову фривольная, но такая приятная мысль: ну и дракклы с ним, с тем наследством! Тетя любит ее любой — и так ли уж важно, кто станет следующим главой рода Паркинсон?
— Что теперь будет? — спросила Панси, и Поликсена вздохнула.
— У нас есть три пути. Первый — официальный. Устроить разбирательство, подать жалобу в аврорат, передать им улики и надеяться, что Крис Олливандер ставит справедливость выше родственных уз. Он дослужился до целого зама Скримджера — так что если захочет, то легко замнет дело, а мы не в том положении, чтобы громко возмущаться. Панси… это дело неминуемо станет достоянием общественности. Оно поднимет старую грязь, напомнит всем, что мы держали руку Лорда.
Панси представила себе шумиху в прессе, полощущей историю ее семьи, злые шепотки в Хогвартсе, осуждающие, недоверчивые взгляды в спину, и поежилась.
— Второй — традиционный, — продолжила тетя, и голос у нее был печальным. — Я вызову папашу Олли на дуэль, его сынок встанет за родителя грудью, выйдет сражаться вместо него, и мы вляпаемся в конфликт с действующим аврором. Вообще-то Крис должен разграничивать личные дела и служебные, но вряд ли станет. Это значит, что на наши предприятия заявятся внеочередные проверки, а к личным делам будет проявлен особый интерес. И это, уж поверь, было бы весьма некстати.
— А третий? — спросила Панси пересохшими губами.
— А третий — меркантильный, — угрюмо сказала Поликсена. — Твой отец потребует от Олливандеров виру за нанесенный ущерб. Деньги нам больше не нужны, спасибо Розабелле, но мы можем взять с них умениями. Например, секретами изготовления палочек — раз уж Олли некому передать дело, пускай лучше передаст его нам, чем кому-то еще. Но ты должна кое-что понять, прежде чем выбрать этот вариант: старик уже перешагнул за черту приемлемого, это враг, которому наплевать на справедливость и честь. Оставлять его за спиной, живым и здоровым, опасно.
— Тогда есть и четвертый вариант, правда? — спросила Панси упавшим голосом. — Не поднимать шум и не вызывать на дуэль, а просто втихую устранить его чужими руками. И ты такая грустная, потому что вы с отцом хотите, чтобы я решила сама, что делать с Олливандером. Чтобы выбрала, жить ему или умереть. Это жестоко, тетя.
— Жестоко, — согласилась Поликсена, и Панси заметила тщательно скрываемую боль в ее голосе. — Фиалка, мне очень жаль, что так сложилось, что твой первый настоящий враг оказался не ровесником, а обезумевшим от горя стариком. Я хотела бы, чтобы ты набивала себе шишки на ком-то попроще, но вышло как вышло. Мы подстрахуем тебя и подскажем, но тебе пора учиться делать неприятный выбор.
— Я не хочу, — прошептала Панси, до боли сжимая кулаки. — Не хочу.
Поликсена поцеловала ее в макушку, обняла — и промолчала.
— А я замуж вышла, — нарочито весело сказала она и вытянула вперед руку. Панси присмотрелась: на безымянном пальце тети, длинном и изящном, красовался знакомый с детства перстень, но камень потерял черноту, налился красным, как свежая кровь.
— За кого? — Панси взяла ее ладонь в свои руки и внимательно рассмотрела камень. — Я думала, ты не можешь ничего поделать со своей помолвкой. Неужели получилось ее расторгнуть? И кто счастливый жених?
Вопросы сыпались из нее, как из мешка, сами собой, и в глубине души Панси радовалась смене темы: за ничего не значащими разговорами ей хотелось спрятаться от выбора, повисшего над ней как дамоклов меч.
— Я решила не бегать от судьбы и выскочила за Сириуса, — хмыкнула Поликсена. — Теперь я леди Блэк, и у меня есть свой собственный дом в Лондоне. Когда Гиппократ выпустит тебя из своих цепких лап, я заберу тебя туда — поможешь мне обустроиться, а на каникулы пригласим мальчишек. В школу я тебя верну уже в новом году, тебе стоит отдохнуть. Как тебе мой план, хорош?
— Ты счастлива? — Панси отодвинулась и повернулась к Поликсене лицом, сложила ноги по-турецки. Тетя беспечно пожала плечами, и Панси досадливо покачала головой. — Зачем ты тогда это сделала?
Поликсена вздохнула и, потянувшись, ласково пригладила ей встрепавшиеся волосы.
— Я разрубила гордиев узел, — пояснила она. — И получила благодаря этому пару приятных бонусов. К тому же… велика вероятность, что скоро мне пригодится траур.
Панси кивнула: в Азкабане долго не живут… Внезапная мысль прошила ее молнией, и она встрепенулась:
— Только не говори мне, что ты это затеяла ради Гарри! Тетя?
— Ну не только ради него, — улыбнулась Поликсена — впервые за этот день нормальной, а не кривой улыбкой. — Но и ради него тоже. Ты ведь не против?
Панси укоризненно покачала головой: ну что за глупости, как она может быть против? Наверное, иди речь о ком-то другом, она могла бы приревновать тетю, но к Поттеру?
— Я очень рада, — сказала Панси с чувством. — И уверена: Гарри будет в восторге. Я же вижу: он готов руку себе отгрызть, чтобы только у него была настоящая семья.
— Я не очень-то гожусь в воспитатели, — внезапно сказала Поликсена, глядя на нее в упор, и Панси оценила ее откровенность. — Я могла дать тебе куда больше времени и внимания… В том, что ты не доверяешь мне, очень много моей вины. Прости меня. Я не смогла толком заменить Каролину.
Панси вздрогнула, услышав это имя, — тетя так редко его произносила…
— Я давно хотела рассказать тебе, — продолжила Поликсена, опустив голову. Длинные каштановые волосы прятали лицо. — Каро умерла не из-за болезни. Пообещай дослушать меня до конца, ладно? Она погибла из-за меня…
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
https://www.youtube.com/watch?v=_yWFkqPV7dY
Пожалуйста, не забывайте о кнопке "Жду продолжения" :)
1. Немного об истории Олливандеров. В каноне у Гаррика действительно были сын и дочь, и дочь умерла или погибла. О ней почти ничего не известно, поэтому я развила эту тему, считайте ее авторским переосмыслением.
2. Когда я упомянула странную белую палочку в самой первой главе, я тоже думала, что месть Гаррика будет, так сказать, беззубой, история развилась в процессе написания. Изначально меня привлекло сочетание одной из сердцевин, шерсти ругару, и одной из древесин, тиса, потому что вместе они подходят под описание "самой зловещей палочки". Читаем на Поттер-вики:
— "В конце концов, стало известно, что при изготовлении [палочек Виолетты Бове] использовалась шерсть ругару, опасного монстра с головой собаки, живущего среди болот Луизианы. Считалось, что волшебные палочки Бове тянуло к черной магии так же, как и вампиров к крови";
— "Считается, что тисовые палочки наделяют своего обладателя властью над жизнью и смертью, что, конечно, можно сказать обо всех палочках; и все же, тис сохраняет за собой темную и страшную славу касательно дуэлей и всех проклятий".
3. Коллаж к главе: https://ibb.co/M7gZ1sN
1) Шекспир в пьесе «Сон в летнюю ночь» приводит такой рецепт:
"На Западе есть маленький цветок;
Из белого он алым стал от раны!
«Любовью в праздности» его зовут.
Найди его! Как он растет, ты знаешь…
И если соком этого цветка
Мы смажем веки спящему, — проснувшись,
Он в первое живое существо,
Что он увидит, влюбится безумно". Анютины глазки и «любовь в праздности» — одно и то же растение.
2) "Публикуйся или умри" (англ. "Publish or perish") — афоризм, описывающий ситуацию, в которой ученым необходимо постоянно публиковать научные работы, чтобы построить академическую карьеру.
3) Из вики: "В 1902 году французский химик М. А. Вернейль впервые получил и начал поставлять на мировой рынок синтетические рубины, а чуть позже синтетические сапфиры и синтетическую шпинель." Добавлю, что такие камни по составу и свойствам идентичны природным, но при этом стоят дешевле.
4) Из Поттер-вики: "Опасное существо с головой собаки. Представители этого вида населяют болотистые районы штата Луизиана, США. Волшебница Виолетта Бове использовала шерсть ругару для сердцевины волшебных палочек, которые она изготавливала".
5) Из вики: "Креп, называемый английским, вырабатываемый из шёлковых волокон, чёрного цвета применялся для траурных повязок, вуалей, отделки деталей костюма, использовавшихся в период глубокого траура. Само слово «креп» стало ассоциироваться с трауром".
6) Почти канонный факт: "Олливандер, по-видимому, был древнеримским волшебником. Судя по этимологии его имени, которое, как говорят, означает «тот, кто владеет оливковой палочкой», возможно, он вырос в средиземноморской стране (оливковые деревья не произрастают в Великобритании)".
Примечания:
В рамках эксперимента у нас появился ТГ-канал: https://t.me/DamyParkinson
Как всегда, буду очень рада вашим комментариям :)
Панси отпила какао из огромной глазурованной чашки и отставила ее на тумбочку. Тетя давно ушла, но Панси могла бы поклясться, что до сих пор улавливает в воздухе тропические нотки ее духов с гарденией — глупости, конечно, ни один аромат не продержится столько времени, но избавиться от ощущения, что Поликсена вышла буквально на секунду и вот-вот вернется, никак не получалось.
Панси отвернулась от двери, свернулась калачиком, укрылась одеялом с головой, как маленькая, и крепко зажмурила глаза. Под одеялом быстро стало жарко, да еще и дышать было тяжело, но она упорно не желала выбираться из самодельного убежища. Еще минутку, еще совсем чуть-чуть…
По щекам текли слезы, подушка быстро стала мокрой и неприятной на ощупь, но она даже не вытирала их — подумаешь, слезы, под одеялом можно. Горло перехватывало от усилия сдержать рыдание — привыкла плакать молча, тихо, чтобы не услышала сердобольная Элси и не прибежала утешать и расспрашивать.
Почему ей так больно? Разве она не знала, что мамы нет? Конечно, знала и даже успела смириться, привыкнуть за столько-то лет. И какая тогда разница, забрала ли Каролину Паркинсон болезнь, семейное проклятие или несчастный случай, дурацкий рикошет?
Но удивительным образом разница была. Панси никак не могла до конца ее осмыслить, уложить в слова, но просто точно знала — разница была, и именно от этого ей было так больно. Она тихонько заскулила и почувствовала, как благодаря этому внутри разжимается какая-то тугая пружина. Стало немного легче.
Она завозилась, подтыкая под себя одеяло со всех сторон, чтобы нигде не осталось щелей. Хорошая вещь — одеяло, пожалуй, лучшее изобретение человечества со времен огня: под одеялом ее никто не увидит и не услышит, никто не достанет ее под одеялом. Если бы можно было вообще никогда из-под него не выбираться, так и лежать до скончания века… Панси глубоко вдохнула — до боли в легких — и решительным жестом откинула верхний край. Движение это далось неожиданно большим усилием, словно на руке повисла тяжелая свинцовая гиря.
Она перевернулась на спину и уставилась в высокий потолок, раскинулась звездой на кровати. В душе царило странное онемение, и мысли ворочались неповоротливо, словно огромные зеркальные карпы в мутной воде. Ри-ко-шет… дурацкое слово, совершенно не отражающее его смысла, полного безысходности и глухой звериной тоски. Человек ведь совсем не хотел — но попал в другого рикошетом. Человек не хотел — но тот, другой, все равно умер. Случайность, стечение обстоятельств, рок, фатум. Судьба?
Панси подвигала руками и ногами, будто делала на снегу «ангела». Вот оно, — внезапно поймала она за хвост ускользавшую мысль. — Вот почему так тяжело принять эту новость. Мама могла бы жить и жить, если бы не пошла в дуэльный зал. Она ведь была молода и здорова, и сейчас у Панси вполне могли быть родные братья и сестры, и это мама ждала бы ее на каникулы в мэнор, украшая его гирляндами, яркими рождественскими звездами(1) и венками из остролиста. Как принять то, что, пойди все хоть немного иначе, мама была бы до сих пор жива? Войди она в зал хотя бы минутой позже…
Панси вздохнула и закрыла глаза. Несмотря на то, что ей было больно, винить тетю почему-то не получалось, хоть и очень хотелось — однако даже в моменты особого внутреннего раздрая она не могла забыть о собственных принципах и наплевать на логику. Так ли уж виновен зельевар, чье зелье дало неожиданный побочный эффект? Или маггловский водитель, которому под колеса выскочил пешеход? Тетя не хотела причинить вред маме, она просто послужила слепым орудием судьбы — или рока, или фатума — и Панси было ее по-человечески жаль.
Она представила, как чувствовала бы себя, погибни тот же Драко по ее случайной вине, и слезы вернулись с новой силой. Эту боль, казалось, невозможно было вынести — а ведь Поликсена как-то с ней жила, и не просто жила, а воспитывала дочь лучшей подруги, ежедневно видя перед глазами напоминание о своей давней ужасной ошибке. И не просто терпела, сжав зубы, — Поликсена любила ее, заботилась как умела, хотя могла бы спокойно оставить на попечении Элси и просто жить своей жизнью, и никто бы не упрекнул…
Все постепенно становилось на свои места, будто на темные пятна в семейной истории падал ослепительный свет софитов: упрямое нежелание тети и отца вспоминать о маме, глухая тоска в глазах Поликсены, когда она видела колдографии Каролины или вспоминала о подруге, и тяжелое, неуютное молчание, которое плотным коконом окружало ту давнюю историю.
И отец тоже вдруг стал понятнее, словно повернулся другой стороной, и Панси сумела увидеть в нем просто человека — живого человека, которому тоже было больно. Родители ведь не прожили и десяти лет вместе… Ей хотелось бы, чтобы отец справлялся с потерей иначе, чтобы поделился своими переживаниями — может, вместе им было бы не так плохо и одиноко, — но и его Панси тоже могла понять. Как будет страдать она сама, случись в ее жизни сравнимое горе? И кто знает, не закроется ли она от родных и близких — в кабинете, в спальне или просто в самой себе?
«Мы дружили, — вспомнился хрипловатый голос тети, задумчивый и ломкий. — Мы очень крепко дружили, Фиалка, — как ты с мальчишками, не разлей вода. Это эгоистично, но мне очень хотелось, чтобы Каролина стала мне не просто подругой, а настоящей сестрой, пускай и через брак — мои отношения с родной сестрицей, Пандорой, сложились не ахти… Нам было по девятнадцать — сейчас тебе может показаться, что это много, что мы были совсем уже взрослыми, но поверь: это очень, очень мало. Нам было всего по девятнадцать, шла война, и мы считали самих себя жутко умными и важными, способными на серьезные решения, непогрешимыми, — но мы заблуждались».
Панси села и потянулась за остывшим какао, допила его, не чувствуя вкуса, и принялась задумчиво баюкать в руках чашку. Теперь стала понятна реакция декана на учебник, доставшийся от мамы, — и как она сама не заметила, что почерк, которым пестрили заметки на полях учебника, и почерк, которым Снейп оставлял язвительные ремарки в эссе, так похожи? Представить себе декана подростком было решительно невозможно — казалось, тот так и родился взрослым, в черном, застегнутом наглухо сюртуке, — но ведь когда-то он и правда был обычным мальчишкой. Панси почему-то считала, что он старше мамы и тети, но это могло быть следствием напускной строгости.
Тетя, мама и Северус Снейп… Неожиданная компания. И если они так крепко дружили, то почему тогда Поликсена и декан сражались на дуэли? Тетя не вдавалась в подробности: просто сказала, что в какой-то момент все ужасно запуталось, как змеиный клубок, — и Панси кожей чуяла какой-то подвох. Впрочем, настаивать не стала — ей и так с головой хватило откровений, — да и не была уверена, что хочет знать настоящую причину. В конце концов, какая разница? Они могли сражаться хоть из-за лишнего билетика на квиддичный матч, результат остался бы прежним.
Поликсена снова подчеркнула, что в школе не следует распространяться о связях Северуса Снейпа с их семьей — никому не по душе учительские любимчики. Панси согласилась, хоть и по другим причинам: удобно, когда есть козырь в рукаве, человек, на которого можно рассчитывать в самом крайнем случае. Тем не менее в глубине души она знала, что с этого момента больше не сможет смотреть на Снейпа просто как на декана — за ответственным взрослым отныне всегда будет виднеться тень одинокого мальчишки, которого когда-то взяла под свое крыло сердобольная Каролина Стивенсон…
В дверь уверенно постучали, и Панси встрепенулась, провела рукой по лицу, невербально стирая следы слез. Отставила чашку, пригладила волосы, одернула пижаму и укрылась одеялом — ни дать ни взять примерный пациент.
— Войдите!
Она ожидала увидеть тетю, не усидевшую дома, или отца с Розабеллой (ведь приходили же они, приносили астры); на худой конец даже мальчишек, уболтавших старшего Малфоя забрать их из школы. Еще доктора Сметвика, пришедшего проверить ее самочувствие, или дежурную медиведьму… Но никак не женщину, величественно шагнувшую в палату и принесшую с собой запах дымного осеннего ветра и французских духов. На ее черных волосах красовалась легкомысленная шляпка с павлиньим пером, а в руках едва помещался ворох пышных бордово-фиолетовых георгинов с белой окантовкой. С ее появлением показалось, что в палате резко похолодало, и Панси усилием воли удержалась от того, чтобы натянуть одеяло повыше.
— Леди Кассиопея, — сказала она вслух, и женщина улыбнулась. — Как вы узнали, что я здесь?
— Это уже известно всем, у кого есть уши, детка, — пожала плечами та и, оглянувшись по сторонам в поисках вазы, подошла к тумбочке, небрежно вытащила еще свежие астры и устроила вместо них свои георгины. Полюбовалась на дело своих рук, затем скинула с плеч дорогую меховую шубку и повесила ее на одинокую вешалку в углу. Панси с интересом следила за ней взглядом: леди Кэсс смотрелась крайне неуместно в этой палате, и видно было, что она и сама замечает контраст своего аметистового гарнитура и кашемирового платья со скромной, обезличенной больничной обстановкой. Замечает — и этот контраст доставляет ей море удовольствия. — Я не могла удержаться от того, чтобы лично тебя навестить. Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Нормально, — сказала Панси. Откровенничать с леди Кассиопеей совсем не тянуло. — Доктор Сметвик говорит, меня скоро выпишут.
— Сметвик, — фыркнула леди Кэсс и присела рядом на кровать, благочинно сложила руки на коленях. — Гиппократ Сметвик — форменный коновал, хоть и мнит о себе ужасно много. Я могла бы организовать тебе консилиум на континенте, чтобы…
— Не надо, — покачала головой Панси. — Я доверяю доктору Сметвику.
— Как скажешь, — легко уступила леди Кассиопея и снова улыбнулась. У нее была красивая улыбка, но она совсем не трогала глаз. — Скажи мне, Персефона, ты ведь по-прежнему можешь колдовать?
Панси внезапно прошиб холодный пот. Она рассеянно потерла лоб, пытаясь вспомнить, применяла ли магию после того, как очнулась. Сметвик сказал бы, заметь он неладное, правда? Наконец она вспомнила, как машинально стирала с лица следы слез заклинанием, и выдохнула, успокаиваясь.
— Все в порядке, — с облегчением сказала вслух.
— Отлично, — довольно кивнула леди Кассиопея и перевела взгляд на окно, за которым уже зажигались вечерние фонари. Помолчала немного, теребя в руках лайковые перчатки, и продолжила вкрадчивым голосом: — Персефона, я волнуюсь за тебя. Ты моя единственная внучка, и то, что ты оказалась в Мунго, меня очень тревожит. А ведь до этого было еще больничное крыло на первом курсе… Очевидно, что мои дети не справляются со своими родительскими обязанностями: ни с обучением, ни с воспитанием, ни даже с защитой. Я хотела бы снова предложить тебе поселиться со мной. Если тебе не нравится Франция, не беда — мы можем выбрать любую страну на твой вкус. Я недолюбливаю Британию за сырой климат, но если он тебе по душе, можем остаться и на Островах…
Панси тихонько вздохнула и устало прикрыла глаза. Может, и вправду согласиться? Взять паузу и начать все с чистого листа? Какая-то ее часть этого очень хотела, и, пожалуй, не будь утреннего разговора по душам с тетей, Панси вполне могла бы сказать «да».
— Я не могу, — с сожалением ответила она, открывая глаза, и предложила компромисс: — Но я могла бы попросить у отца разрешения и приехать к вам в гости летом.
Леди Кэсс наклонила голову к плечу и внимательно взглянула на нее.
— Жаль, — мягко сказала она. — Персефона, отдаешь ли ты себе отчет в том, как события в твоей жизни будут развиваться дальше? Ты уже взрослая девочка, и я могу говорить с тобой откровенно. Вскоре у твоего отца и его новой супруги появятся общие дети, и Патрокл, который и так не уделял тебе особого внимания, полностью сосредоточится на своей новой семье. Ты действительно хочешь быть в собственном доме на вторых ролях? Молча, со стороны, наблюдать за семейной идиллией Патрокла и этой выскочки Забини?
Панси не хотела представлять себе эту картину, но все равно представила, да еще и в деталях. Это было легко: летом она уже видела своими глазами, как отца забавляет непосредственная живость Блейза. Патрокл Паркинсон точно будет рад новому ребенку, веселому и непоседливому. И именно этот ребенок станет его новым наследником, потому что его появление на свет позволит сохранить уговор с Малфоями в силе. А она сама окончательно станет отрезанным ломтем — уже не часть кровной семьи, но еще не часть семьи новой… Не уходить же в приживалки к Малфоям сразу после помолвки! Несмотря на всю ее практичность, какая-никакая гордость у Панси тоже имелась.
— Я могла бы жить у тети, — твердо сказала она. — На Гриммо 12.
— Детка, отныне Поликсена тоже будет занята своими делами, — усмехнулась леди Кассиопея. — Пора бы уже: столько лет в тени брата, замещая его, прибирая за ним, воспитывая его ребенка… Думаешь, ей так уж это нравилось? Наконец-то моя девочка сможет расправить крылья и отправиться в самостоятельный полет, а твое присутствие будет только отвлекать ее. К тому же, теперь у Поликсены будет о ком беспокоиться: ты ведь знаешь, кем приходится Сириус Блэк твоему другу? Уж не знаю, зачем ей понадобился чужой мальчишка, но ставлю на то, что Поликсена банально прониклась к нему симпатией — она девочка сентиментальная и склонна к широким жестам. Так что если ходатайство будет успешным, Персефона, то моей дочери тоже будет совсем не до тебя — у нее наконец появится ребенок, которого можно будет воспитывать, как ей захочется, без оглядки на законного родителя. Кто-то, кто будет принадлежать исключительно ей.
— Неправда, — упрямо возразила Панси. — Тетя любит меня. И Гарри уж точно между нами не встанет.
Наверное, не встанет… Панси прекрасно видела, как Гарри подсознательно тянулся к Поликсене и как отчаянно ему хотелось быть нужным. Да и у тети теплел взгляд, когда она о нем говорила. Они даже были похожи: оба порывистые, темпераментные… верные. Панси стало мучительно стыдно за свои сомнения — до бегающих глаз, до красных щек.
Нет, Гарри ни в коем случае не станет встревать между ней и тетей нарочно, но все же леди Кассиопея права: если Поликсена станет его законным опекуном, с этого момента ее любовь придется делить на двоих поровну, а не как раньше. Не то чтобы Панси ревновала — она понимала, что Гарри сирота, и к тому же он был ее лучшим другом, однако… ладно, она ревновала. Немного, самую капельку. Просто было так хорошо иметь взрослого, для которого именно она всегда стояла на первом месте. Драко не понимает своего счастья, а ведь ему очень повезло: и любящие родители, и бездетный, а оттого прикипевший к нему крестный…
Я ужасный человек, — грустно подумала Панси. — Ревнивый и жадный, а ведь обещала тете, что буду только рада, если Гарри переедет к ней…
— Поликсена и правда тебя любит, что есть то есть, — не стала спорить леди Кассиопея. — Уж это моя дочь умеет прекрасно, пускай и вечно во вред себе… Но есть еще кое-что. Детка, я не хотела тебе говорить, но кто-то ведь должен… В ее любви слишком много вины, это горькое чувство. Глядя на тебя, Поликсена видит твою маму, и ей, должно быть, очень больно находиться рядом с тобой. Видишь ли, Каролина…
— Я все знаю, — невежливо прервала ее Панси, и леди Кассиопея удивленно подняла брови. Затем подумала пару мгновений, усмехнулась и продолжила, и каждое ее слово ранило, как нож:
— Ну раз знаешь, тогда подумай, хочешь ли ты, чтобы твоя любящая и любимая тетушка, моя самоотверженная дочь, продолжала страдать, воспитывая чужого ребенка. Ребенка, общение с которым напоминает ей о трагической ошибке юности. Поликсена заботилась о тебе как умела — и не ее вина, что из рук вон плохо, — но вот ты подросла и теперь настала твоя очередь позаботиться о ней. Отпусти Поликсене ее грех, она давно заплатила по счетам. Она полагает, что, воспитывая тебя, искупает свою вину перед Каролиной, но пора прекратить это бессмысленное самобичевание. Позволь ей наконец сбросить с себя этот груз и заняться собственной жизнью без оглядки на прошлое. Я же буду счастлива принять тебя в своем доме, у меня больше никого нет. Для меня ты будешь радостью, а не обузой. Подумай об этом, детка, и дай мне знать, когда примешь решение.
* * *
Новости о некоем прошении, поданном новой леди Блэк в отношении Гарри Джеймса Поттера, застигли Альбуса врасплох. Он даже не ощутил азарта, с которым обычно встречал сложные задачи, — одну только всепоглощающую усталость. Стареет, он все-таки стареет… Конечно, грех жаловаться: далеко не каждому повезло встретить свой сто одиннадцатый день рождения, да еще и в добром здравии, — однако Альбус привык быть с собой честным. Он очень устал.
Шутка ли: он ведь родился еще во время правления королевы Виктории, в совсем другом мире, казалось, целую вечность назад! У магглов только-только отгремела промышленная революция, и Альбус, выросший в смешанном поселении, лично застал удивительные для того времени и странные для нынешней эпохи инновации: обязательное обучение детей до десяти лет, распространение полиции, первые фотографии, велосипеды и телефоны… Он отлично помнил соседских сыновей, своих ровесников, работавших в угольных шахтах, и глядевших на него, барчука, учившегося в самой настоящей школе, со смесью высокомерного снисхождения и плохо скрываемой зависти. Как знать — может, именно подобная гремучая смесь позже подтолкнула других мальчишек к тому, чтобы выместить злобу на его беззащитной младшей сестре?
Позже Альбус с осторожным и недоверчивым интересом наблюдал за семимильными шагами, которыми развивалось общество соседей за Барьером: в богатых домах появилось электричество, газовые плиты, а потом и радио, и прошло не так уж и много времени, как маггловские улицы заполонили механические монстры-автомобили — а ведь Альбус прекрасно помнил время, когда на них не было ни единой машины…
А скольких Министров магии он пережил! Корнелиус уже тринадцатый Министр на его памяти, и Альбус помнил их всех: умных и недалеких, харизматичных популистов и строгих функционеров, «ястребов» и «голубей»(2). Многих из них он даже учил: умницу Миллисенту Багнольд, например, или вот первого магглорожденного Министра магии Нобби Лича(3) — большая, просто огромная победа для равенства волшебников!
Но та победа так и не стала окончательной: старые семьи упорно продолжали мутить воду и ревностно оберегать свои власть и богатство от посторонних. Альбус потер лоб и снова перечитал сообщение от одного из бывших учеников, работавших в Министерстве и иногда делившихся с ним полезной информацией. Поликсена Паркинсон все же стала Поликсеной Блэк — просто удивительно, как она сумела это провернуть, однако Министерство брак признало. Альбус досадливо поморщился: опять эти подлые чистокровные фокусы. Казалось бы, все просчитано и выверено до малейших деталей, но нет: внезапно из пыльного прабабкиного сундука на свет появляется очередной замшелый ритуал, амулет или гримуар, и правила игры меняются прямо на ходу.
Альбус поправил сползшие очки и положил перед собой чистый пергамент, бережно пригладил его ладонями и расправил загнувшийся уголок. Надо было составить план действий, но он сознательно тянул время, решительно не зная, с чего начать.
Поликсена Паркинсон желает воспитывать Гарри Поттера — почему, зачем? Откуда такой внезапный интерес к мальчику? Да, тот приятельствует с ее племянницей, но одно дело — дружба между детьми одного возраста, да еще и в школе, у всех на виду, где сложно забить ему голову сомнительными идеями, и совсем иное — единоличное воспитание взрослой и умной женщиной с уже сложившимися политическими предпочтениями. Чему новый опекун научит впечатлительного мальчика и на каких примерах? Может, сама Поликсена и не состояла в Пожирателях, но ее брат точно носил Метку, а жених… Альбус поморщился и не глядя закинул в рот апельсиновую мармеладку из чаши на столе. Вспоминать про жениха было особенно неприятно — Альбус до сих пор считал гибель юных Поттеров одной из самых трагичных ошибок в своей жизни. Не доглядел, не заметил, просчитался…
Было еще кое-что, ржавым гвоздем царапавшее изнутри: что такого экстраординарного увидела в Гарри Поликсена Паркинсон, раз рискнула пойти ва-банк и в открытую заявила о своих правах? И даже более того — пожелала окончательно связать себя с Сириусом, хотя до этого прекрасно чувствовала себя в статусе вечной невесты? Альбус неплохо изучил обычаи чистокровных семей (врага надо знать в лицо) и ясно понимал: если бы не затянувшаяся помолвка, любящий брат Поликсены давным-давно спровадил бы сестру замуж за кого-нибудь другого, и не факт, что этот другой пришелся бы девочке по сердцу.
Ответ напрашивался сам собой: молодые Паркинсоны тоже углядели в Гарри поразительное сходство с Томом. Это было не так уж и сложно, если знать, куда смотреть, — Альбус тоже видел это сходство невооруженным глазом. Решили взять реванш и вырастить из мальчика нового политического лидера, который выступит в защиту их интересов? Такое желание было бы естественным, но с точки зрения Альбуса недальновидным.
По всему выходило, что его политические оппоненты так и не научились на собственных ошибках: их прежний кандидат, Том, оказался им совсем не по зубам — послушная марионетка быстро превратилась в кукловода. Том ведь и вправду мог стать Министром магии: он был очень харизматичным человеком, сильным и умелым волшебником, да к тому же пользовался поддержкой большинства семей из числа Священных Двадцати Восьми. Люди доверчивы, они проголосовали бы за сладкоречивого красавца, причем, как чистокровные, так и магглорожденные, — и Альбус подозревал, что именно на это рассчитывали старые семьи, выдвигая на трибуны не одного из своих, а сироту-полукровку. Да, Том вполне мог бы стать Министром — однако не захотел.
Том жаждал куда большей власти, желательно абсолютной и пожизненной.
Людям молодым свойственно переоценивать себя и пренебрежительно относиться к ошибкам предыдущих поколений — вот и Паркинсоны, видимо, посчитали, что уж их-то участь предшественников точно не коснется. Надеются приручить перспективного мальчика, заручиться его добрым отношением и добиться для него высокого поста в будущем? Министром, Гарри, может быть, и станет: у него есть и лидерские качества, и приятная внешность, и ум, а главное — его уже знают в каждом доме. Магическая Британия в долгу перед Гарри Поттером, но помимо этого, люди просто любят его историю, им нравится верить в сказку со счастливым концом, где добро победило зло.
Нет, Альбус совсем не сомневался в том, что возникни у Гарри такое желание и поддержи его истеблишмент, он сможет стать Министром лет эдак через двадцать. Куда интереснее то, что произойдет потом: откуда уверенность, что, заняв высший среди магов пост, Гарри легко смирит свои аппетиты и согласится уйти на покой, когда британцы пожелают его переизбрать? Том точно так не смог бы… Видит Мерлин, Альбус не хотел подозревать Гарри ни в каких темных амбициях, но это проклятое сходство натур сбивало с толку, заставляло приглядеться пристальнее и во всем искать скрытый смысл.
Что если Альбус страшно ошибся? Что если он понял все знаки судьбы превратно и растить «героя магической Британии» нужно было совсем не так? Не так и не там, не у Дурслей, которым совсем не было дела до морального облика мальчика. Что если Альбусу следовало самому взять юного Поттера на попечение и лично воспитать его, привить ему нравственность и принципы, умение различать добро и зло?
Он снял очки, потер уставшие глаза, затем встал, медленно подошел к Фоуксу, сидевшему на жердочке, и ласково погладил подставленное пламенеющее горлышко. Феникс замурлыкал свою немудреную песенку, и Альбус тяжело вздохнул: ну что стоило Даниэле изъясняться хоть немного понятнее? Он так надеялся на помощь Каролины в толковании слов ее прабабки, но маленькая Стивенсон скрывала свой дар, стыдилась его, и он так и не расцвел в полную силу… И к той же Сивилле не обратишься, увы, ее уровень — считать чаинки в чашках студентов и не к месту цитировать мадам Ленорман(4). Жаль… очень, очень жаль, Альбус очень не любил продвигаться на ощупь, хоть и вынужденно делал это почти всю свою долгую жизнь.
Так или иначе, прав он или нет, но допустить, чтобы мальчика воспитывали сторонники Тома, было бы ошибкой. В конце концов, Гарри заслуживает спокойно вырасти, набраться ума и самостоятельно выбрать сторону, а не стать пешкой во взрослых политических играх еще до совершеннолетия. Альбус пожевал губами и по привычке потянулся к бороде, но вовремя остановился: дурацкая привычка и выглядит вздорно.
В голову приходили два варианта: оспорить бракосочетание Паркинсон и Блэка или найти более подходящую кандидатуру на роль опекуна. Увы, Поликсена знала что делала: по закону в отсутствие крестного Гарри ее права были неоспоримы, у мальчика не осталось близких кровных родственников среди волшебников. Впрочем… — Альбус почесал голову Фоукса согнутым пальцем, и тот попытался играючи прихватить его за палец клювом. — Если бы Сириус был на свободе…
Он отошел от жердочки, чем вызвал недовольный клекот любимца, и вернулся за стол, задумчиво покрутил в руках роскошное белое перо. Вспоминать минуты собственной слабости всегда неприятно, но Альбус привык идти на жертвы ради общего блага. Сириус Блэк — яркий, как звезда его имени, донжуан, бунтарь и щеголь. Верный друг и талантливый боец Сириус Блэк… Его осудили по законам военного времени, без суда и почти без следствия, фактически кинули взбудораженной общественности как кость. Тогда Альбус не стал лезть в это грязное дело: его колебания были бы истолкованы превратно, люди были радикализированы до крайности и находились в шаге от того, чтобы развернуть полномасштабную «охоту на ведьм». Хватило бы одной искры, одного неосторожного слова, чтобы Альбусу мигом припомнили его дружбу с Геллертом, провели параллели и начали задавать неприятные вопросы. Проклятая судьба устроила так, что на его долю выпало дружить с одним Темным Лордом и своими руками вырастить другого. Благодаря его прочим заслугам, в том числе победе над Гриндевальдом, люди закрывали на это совпадение глаза, но лиха беда начало…
И Альбус поостерегся, не стал настаивать на честном и открытом суде над Сириусом. Струсил. Это ведь был его гражданский долг, гуманистический императив: нельзя отправлять за решетку того, чья вина не доказана с полной уверенностью. Но Альбус был одинок и слаб, он устал, смертельно устал, а люди жаждали крови, они хотели, чтобы злодеи были наказаны по всей строгости, чтобы восторжествовало добро — и как можно скорее. Люди хотели забыть все как страшный сон и вернуться к нормальной жизни, и в это желание никак не укладывались долгие судебные разбирательства.
Альбус отступился. Он закрыл глаза на очевидные процессуальные несостыковки, на почти полное отсутствие улик и на поспешное вынесение вердикта. Сириус был невменяем, его сумбурное бормотание ни в коем случае нельзя было принимать за чистосердечное признание, но Альбус не потребовал применить к бывшему ученику сыворотку правды или сеанс легиллименции. Альбусу тогда уже исполнилось сто лет, и он больше декады составлял активную оппозицию полному сил, амбициозному и изобретательному противнику с поистине волчьей хваткой. По-хорошему его давным-давно должны были сменить на посту молодые да рьяные, но, сколько бы Альбус ни присматривался, в лагере его сторонников не находилось кандидатуры нужного калибра. В конце концов, Альбус смирился в тем, что это была его ноша, и честно продолжал борьбу из последних сил… И когда Том нежданно-негаданно погиб, а по стране прокатилась волна скоропалительных арестов, Альбус дал слабину, первую за много лет, и позволил Краучу порезвиться всласть. Ему до сих пор было стыдно за то продиктованное усталостью решение.
Впрочем, если бы дело было только в этом… Можно было признаться честно хотя бы себе: заключение Сириуса оказалось Альбусу на руку. Оставайся Блэк на свободе, он совершенно точно принялся бы воспитывать Гарри сам и что выросло бы из героя магической Британии после такого воспитания — еще очень большой вопрос. Сириус мешал, с ним было невозможно договориться, он всегда и все делал по-своему; даже в Ордене ему не давали заданий, требующих железной дисциплины, — Блэк упрямо оставлял за собой право интерпретировать приказы по собственному разумению, чем доводил Грюма до белого каления. При нем Альбус никогда не смог бы спокойно наблюдать за взросленьем Гарри, чтобы понять, почему Том выбрал именно его, а не Невилла. Одно только наличие Блэка в жизни мальчика внесло бы настолько существенный элемент хаоса, что о чистоте эксперимента можно было бы напрочь забыть.
Но все изменилось, и теперь Сириус пришелся бы в жизни крестника весьма кстати. Выйди он на свободу, именно Блэк стал бы законным опекуном. Он защитил бы сына своего лучшего друга от сладких речей Поликсены и ее брата, уравновесил бы любое их потенциальное влияние. Да, это был бы прекрасный ход и омрачало его лишь одно: хоть Альбус и сомневался в вине Сириуса, он не был до конца уверен в его невиновности.
Был ли Сириус виновен? Альбус не знал, кто на самом деле был Хранителем Фиделиуса, установленного на доме юных Поттеров. Ему самому Джеймс и Лили указали на Сириуса, но они вполне могли схитрить, выбрать кого-то менее очевидного, чем блистательный Блэк, всегда маячивший на виду. Но кого из двоих — тишайшего умницу Ремуса или невыразительного Питера? Судя по тому, что от руки Сириуса погиб именно Питер, сам Блэк верил в то, что тайну доверили Петтигрю — но могли ли Поттеры запутать вообще всех, сообщив разным людям разную информацию? Альбус уже ни в чем не был уверен.
К тому же, даже если Сириус и не приводил Тома к дому в Годриковой Лощине, оставалась еще гибель двенадцати несчастных магглов, попавших в самый эпицентр магического боя. Альбус сильно сомневался, что Питер стоял бы столбом, позволяя Сириусу с собой расправиться. Это значило, что магглы могли погибнуть от руки любого из них или же обоих сразу. Можно было бы попытаться переквалифицировать этот пункт как превышение допустимой самообороны, повлекшее за собой гибель посторонних… Альбус не очень хорошо разбирался в юридических тонкостях, но всегда можно справиться у знающих людей. Правда, в любом случае мальчики грубо нарушили Статут, но в контексте прочих прегрешений это были мелочи, вишенка на торте.
Альбус тут же автоматически потянулся за вишневой мармеладкой, но на полпути передумал: сладкое на ночь вредно, пора уже начинать следить за здоровьем. Поппи и так косится на него неодобрительно и то и дело намекает на обследование в Мунго — мол, чай с конфетками вместо ужина совсем никуда не годится.
Надо поднять бумаги по делу и обратиться к старому другу за консультацией. Затем намекнуть милейшему Корнелиусу, что делом Блэка интересуется его очаровательная новобрачная и, не ровен час, вот-вот обратится в прессу: дело шито белыми нитками, та же мисс Скитер не оставит камня на камне от репутации всех сопричастных. Помнится, именно Корнелиус прибыл на место происшествия одним из первых и давал показания о поведении Сириуса сразу после инцидента… Фадж, конечно, заупрямится, попробует в своей излюбленной манере переждать бурю, но Альбус объяснит ему, что в таких ситуациях меньше всего ущерба получает тот, кто переводит стрелки первым. Пока пресса молчит, Фадж еще успеет сделать козлом отпущения своего извечного противника, Крауча, и выставить себя в наилучшем свете, как поборника справедливости и взыскательного реформатора.
Ну а если Корнелиус и после этого не решится на пересмотр дела, придется намекнуть ему, что новая леди Блэк не просто так заинтересовалась крестником своего супруга — герою магической Британии пока рано в большую политику, но кто поручится, что на высокий пост не покушается его новоиспеченный опекун? На фоне мямли Корнелиуса Поликсена Блэк будет смотреться весьма выигрышно: молодая красивая женщина с трагичной судьбой, разлученная с женихом чуть ли не у самого алтаря на долгих одиннадцать лет. Человек, решивший разорвать порочный круг взаимных обвинений и искупить семейную вину перед осиротевшим Гарри Поттером, подарив мальчику всю свою нерастраченную материнскую заботу. Люди любят такие истории.
Альбус поморщился: сама Поликсена вряд ли изобрела бы подобный план, но ее брат, Ренар Розье или тот же Люциус Малфой были вполне способны на такую комбинацию. Впрочем, не так уж и важно, готовят ли старые семьи избирательную кампанию на самом деле — куда важнее, чтобы милейший Корнелиус поверил в то, что они могут ее готовить. Министр Фадж крайне склонен к приступам паранойи, ему всегда кажется, что все вокруг пытаются его подсидеть, — так что если представить его содействие в освобождении Блэка как возможность разрушить происки злобных конкурентов, он обязательно клюнет.
Но сначала надо убедиться в том, что Сириус невиновен. Альбус пока не был готов поступиться собственной совестью и выпустить на свободу человека, действительно совершившего преступление. Пора было наведаться в гости к Грюму: Аластор еще ни разу его не подводил, у старого друга был нюх на такие вещи, и если кто и сможет определить, что на самом деле произошло на той маггловской улице, то только он.
Альбус записал последний пункт в своем плане и еще раз бегло просмотрел его, а затем отложил перо, размял ноющие пальцы. Болели суставы: к дождю? Альбус вздохнул и взмахом руки зажег огонь в камине, вгляделся в танцующее пламя. Ему очень хотелось, чтобы Сириус все же оказался невиновен, как ему то настойчиво подсказывала интуиция. Он на мгновение с улыбкой представил себе радость Гарри, который сможет жить с лучшим другом своего отца и узнать о своих родителях из самых первых уст. У мальчика появится достойный пример для подражания… и кто знает, может, со временем каменное сердце бывшей мисс Паркинсон тоже дрогнет? Альбус даже зажмурился от предвкушения: да, это было бы очень, очень славно… Миру отчаянно недоставало счастливых концов.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
1. Назрело небольшое авторское примечание по поводу Альбуса.
Увы, иногда возраст приходит один, и мудрость сопутствует ему не всегда. К тому же, умный человек не всегда мудр, и наоборот. Мой Альбус — успешный ученый, исследователь, теоретик, но, как метко выразился Люпин, "сид из-под Холмов": он воспринимает людей как концепты, физическая сторона жизни (эмоции, душевное и телесное состояние, и т.д.) даются ему со скрипом.
Помимо этого, он просто человек и, как все люди, делает ошибки. Даже канонный Дамблдор совершил много ошибок, и мой Альбус в этом плане ничем принципиально не отличается. Поэтому его рассуждения, выводы и решения в итоге могут быть неправильными или привести к неожиданным последствиям — если честно, мне было бы очень скучно писать (а вам читать) про какого-то сверхпрозорливого мегамозга, предугадывающего замыслы противников на пятьдесят ходов вперед.
Среди прочего, потому что: 1) это нереалистично и 2) если он на голову всех умнее, то любые неугодные ему заговоры и интриги будут подавлены еще в зародыше.
2. Про жизнь в викторианской Британии и инновации, которые застал Альбус, можно почитать здесь (на английском): https://localhistories.org/life-in-britain-in-the-19th-century/
3. Коллаж к главе: https://ibb.co/6J7hw7V
1) Имеется в виду цветок пуансеттия
2) Сторонники "партии войны" и "партии мира"
3) Из канона это доподлинно не известно, но по возрасту вполне подходит
4) Известная французская гадалка и прорицательница
Примечания:
Я очень благодарна вам за терпение — хоть счетчик и набрался, вам пришлось подождать следующую часть дольше, чем обычно. Причина сугубо техническая: перед выкладкой главы и интерлюдии читают гаммы и бета, и у них бывают авралы.
Я по-прежнему стараюсь писать "Дам" плюс-минус в обычном ритме :)
Как всегда, буду рада комментариям!
P.S. Еще у меня маленькая личная радость: мою другую работу выбрала для озвучки команда чтецов Таверна NattEkko. Буду рада, если вас заинтересует эта озвучка или другие их работы :)
https://vk.com/nattekko?w=wall-214047335_193
Старичок Стабби умер, пока Каро была в Ильверморни, и дома без него оказалось неожиданно пусто и неуютно. И хоть Каролина была очень рада вернуться к родителям, она постоянно ловила себя на том, что ей не хватало старого эльфа и его добродушной заботы. Мама тяжело вздыхала и разводила руками: бытовые чары удавались ей неплохо, но скатерти были накрахмалены не так, стекла не блестели, а лимонный тарт(1) горчил. Впрочем, Каролине было все равно: она не могла надышаться на родителей.
— Посидим на бутербродах, — убеждала она маму, прижимаясь к ее боку так, словно та в любой момент могла исчезнуть. — Давай пойдем в лес, устроим пикник!
Куда угодно, лишь бы подальше от дома, который снился ей почти каждую ночь…
— Сегодня пикник, и завтра пикник, — ворчала мама, обнимая ее за плечи, — но так дело не пойдет, нельзя же все время так жить. Не понимаю, почему Малкольм тянет с наймом.
Вечером, за ужином, когда она снова поднимала этот вопрос, папа хитро щурился в ответ.
— Миссис Стивенсон так не нравится быть домохозяйкой? — подтрунивал он над женой. Каролина прятала улыбку в чашку: мама, высокая и гибкая, с длинными музыкальными пальцами и густыми волосами, была похожа на «девушку Гибсона»(2), а не на любительницу связать свитер или испечь пирог своими руками. — Ну-ну, Эви, не ворчи: ты ведь сама знаешь, что эльфы нынче не стремятся верно служить одной семье. Их и так всегда было мало, еще со времен «Мэйфлауэра»(3), а теперь они и вовсе вкусили прелести свободного найма. МАКУСА нанимает их десятками, переманивает из домов собственных избирателей…
— Значит, такие хозяева, — отвечала мама, и в ее голосе звякала сталь, — раз эльфы бегут от них в государственные учреждения в нарушение собственных традиций. Стабби никогда бы так с нами не поступил — а все потому, что мы заботились о нем в ответ.
— Да-да, — невпопад кивал папа, глядя на жену с восхищением, и Каро смущенно отводила глаза, потому что в этот момент чувствовала себя совершенно лишней. — Конечно.
— Ну что «конечно», Малкольм? — мама театрально вскидывала пальцы к вискам. — Не может быть, чтобы никто не согласился у нас служить!
— Сначала я хочу дождаться ответа от Салли, — отводил глаза папа. — Он обещал прислать нам одного из своих эльфов, если мы обеспечим отступные. Давай начнем с этого варианта — в конце концов, лучше мы заплатим ему, чем кому-то чужому.
— Твой Салли, — поджимала губы мама, — вечно мутит воду. Он выжига, Малкольм, и ты совершенно напрасно поощряешь его дурные наклонности…
Этот разговор повторялся из раза в раз до самого пожара… Каролина вспомнила о нем позже, уже обживаясь в полупустом особняке дяди Салли в Кенте. Дом выглядел давно заброшенным и всеми позабытым: закрытые на заклинание комнаты, мебель, спрятанная в старинные пыльные чехлы… Даже старый сад и тот не радовал: неухоженные яблони роняли тяжелые восковые плоды в густую траву, а печальные мраморные статуи казались взятыми прямиком с надгробий. Первые недели Каро провела в лучших традициях викторианских призраков: играла на рояле в бальном зале с ободранной позолотой, читала в гостиной, где вместо картин темнели невыгоревшие прямоугольники, и пряталась от ночных сквозняков под изъеденным молью бархатным балдахином.
Единственной компанией можно было считать домовичку Твинки — молчаливое и угрюмое существо, бесшумно накрывавшее на стол и немедленно исчезавшее, стоило заговорить с ней о чем-то, помимо погоды. Каролине было жаль ее: было очевидно, что в одиночку Твинки совсем не справлялась с реставрацией и уборкой слишком большого дома. Но ведь папа говорил, что у дяди Салли были и другие эльфы — куда же подевались они?
Сам опекун (Каро никак не могла привыкнуть к этому приторному слову) появлялся изредка, набегами: выходил из камина в прихожей и небрежно скидывал уличную мантию прямо на пол — ее потом подбирала и чистила Твинки. Каролина сбегала по ступенькам, радуясь хоть какому-то разнообразию, и он безразлично спрашивал, все ли в порядке, но никогда не вслушивался в ее сумбурный ответ.
За ужином Салливан обычно молчал, но после стаканчика шерри начинал жаловаться на наивность и недальновидность своего кузена. Мол, все наследство вложено в оборот, и по условиям завещания со счетов не вывести ни кната до самого совершеннолетия Каролины, даже если предприятие окажется прибыльным. На что, спрашивается, ему содержать дочку Малкольма долгих пять лет?
Каро опускала глаза, кивала в нужных местах, а сама напряженно думала: как же так? Родители не спешили посвящать ее в финансовые дела семьи, но дома всегда и всего было в достатке. Да и было ли то завещание? Каролина о нем не знала, родители не говорили с ней о таких вещах. Впрочем, папа действительно мог довериться не тем людям и вложиться в какое-нибудь дело, не обеспечив себе пути отхода. Каролина с щемящей нежностью вспоминала его и понимала: папа стремился видеть в людях только лучшее, и скептичность мамы никак не могла совладать с его врожденным оптимизмом.
Где-то через месяц после переезда в Англию, в середине августа, дядя Салли остался в доме дольше обычного и за завтраком поднял вопрос, которого Каро истово надеялась избежать. Он хотел знать, по-прежнему ли она видит будущее.
Услышав этот вопрос, Каролина с тоской поняла, что папа все-таки рассказал кузену о ее пророческих снах. Искал совета или просто хотел поделиться с кем-то, кому доверял? Она вдруг заметила, как заполошно забилось ее сердце — как у зайца. Каро как-то раз нашла крольчонка в лесу возле дома и принялась гладить его по шелковистой шерстке, крепко прижимая к груди. Кролик был мягкий, теплый и смешно стриг ушами, а сердце его стучало точно так же, как сейчас у нее самой. Каролина выпустила его на лужайке, и он еще несколько долгих мгновений сидел неподвижно, будто не до конца верил во вновь обретенную свободу. Почему ей так ярко вспомнился именно тот далекий день?
Но времени на раздумья не было — Салливан следил за ней с жадным вниманием, и Каро прибегла к привычному по Ильверморни трюку, отточенному до мельчайших деталей. Она печально покачала головой и якобы смущенно отвела взгляд: дескать, со дня гибели родителей видения не возвращались — как отрезало. Судя по поджатым губам, опекун ей не поверил, но Каролина уже достаточно хорошо изучила его характер, чтобы знать: он немного позлится, но в итоге отступится. Несмотря на свою внешнюю холодность, дядя Салли не был ни жестоким, ни хитроумным, ни даже упорным — если что-то не выходило с кавалерийского наскока, он спешил умыть руки и устремиться вслед за новой блестящей идеей.
В таком случае Каролина отправится в Хогвартс, — скучающим тоном объявил опекун, возвращаясь к своему омлету, — там полный пансион и хорошие учителя, а он не готов к трудностям воспитания почти незнакомого подростка. К тому же, раз его драгоценная воспитанница совсем никак не может помочь, — он сделал многозначительную паузу, но Каро сделала вид, что не поняла намека, — то именно ему придется поднапрячься за них обоих, а ее присутствие будет только мешать.
Каролина несмело порадовалась: она уже всерьез начинала опасаться, что так и просидит в этом доме, в одиночестве, все пять лет до совершеннолетия. Видит Мерлин, она не хотела думать о Салливане плохо, но недоверчивый внутренний голос, видимо, унаследованный от мамы, шептал: что если он запрет тебя здесь, чтобы свести с ума и прикарманить твое состояние, едва тебе исполнится восемнадцать? Она так живо представила себе, как бродит и бродит по этим бесконечным коридорам, пропитываясь запахом пыли и старых книг, с каждым днем все больше теряя связь с окружающим миром, что поймала себя на том, что почти не дышит. По крайней мере, эти ее опасения не осуществились, и Каролине даже было за них немного стыдно.
Однако мама ведь за что-то недолюбливала Салливана… Каро не особенно прислушивалась к разговорам родителей, но кое-что помнила — подмеченное вскользь, мимолетом, будто зашифрованное послание между строк.
— …он ведь совсем не знает меры, — Каро замерла на полушаге и мягко, неслышно, шагнула назад со скрипучей ступеньки. Подошла к приоткрытой двери отцовского кабинета и прислушалась. Шелест бумаги, скрип пера… папа работает, а мама, как это часто бывает, сидит в гостевом кресле, глядит из окна на сумрачный, подернутый пеленой тумана лес и пьет кофе из тонкого фарфора. По словам папы, ужасно ему мешает, но он никогда ее не гонит — Каролине одиннадцать, но она уже понимает, что люди часто говорят вслух совсем не то, что думают на самом деле. — Малкольм, ты обязан повлиять на него: его репутация отражается на нас самих и на Каро.
— Ну что ты, Эви, — мягко ответил папа и, судя по скрипу, откинулся в кресле. — Да, Салли оступился, но с кем не бывает? К тому же, он всегда держит слово, а это самое главное.
— Оступился — в который раз? Опять ты его выгораживаешь, а ведь он мизинца твоего не стоит, — фыркнула мама. — Уверена: он смеется над тобой за твоей спиной. Салли скользкий, как угорь. И эти его рыбьи глаза…
— Милая, у него такие же глаза, как у меня, — хмыкнул папа, — при первом знакомстве нас принимают за братьев.
— И вовсе не такие же! У него глаза, как у автоматона(4), холодные и безжизненные. Не понимаю, почему ты так ему потакаешь, — зашелестели юбки, и Каролина приготовилась отступать, но шелест затих — видно, мама просто поменяла позу. Каро могла легко себе представить, как она смотрит на папу — внимательно, не отводя взгляда.
— Ты опять это делаешь, — нервный смешок. — Смотришь на меня не моргая, как змея.
— Ты знал, на ком женился, — отрезала мама. — Малкольм, ответь мне хоть раз: что такого в этом Салли, что ты никак не решишься поставить его на место? Да еще и советуешься с ним по вопросам, которые совершенно его не касаются?
— Ты же знаешь, я единственный ребенок, — посерьезнел папа. Раздался щелчок портсигара, пауза… опять курит, фу. — Родители всегда жалели об этом, им хотелось иметь большую семью, поэтому когда Салли подрос, они начали приглашать его к нам на каникулы. Они относились к нему как к родному сыну — а я привык видеть в нем младшего брата. Даже не ревновал: уже совсем взрослый был, самостоятельный(5), куда там ревновать к мелюзге… мне вообще нравилось с ним возиться, Салли такой смешной был в детстве — хвостиком за мной ходил, не отвяжешься. Заложил меня однажды родителям, представляешь? Застукал за перепиской… в общем, прижал меня к стенке. Мне смешно, губы кусаю, чтобы не расхохотаться и не обидеть его, а он довольный такой: теперь, говорит, плати — секреты стоят дорого. Явно где-то в книжке вычитал.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула мама. — Он даже в детстве был гнусным шантажистом. Малкольм, тебе застит глаза родственная любовь, но я-то трезво о нем сужу! — судя по приглушенному звуку, она в сердцах стукнула кулачком по обтянутому тканью подлокотнику.
— Родная, ну кто в детстве не шалил? — укоризненно сказал папа. Еще одна пауза: тушит сигарету? — Ты относишься к Салли предвзято, он еще успеет остепениться, какие его годы? Женится на хорошей девушке, заведет детей…
— Посмотрим, что ты скажешь, когда он снова обратится к тебе за помощью, — процедила мама и, судя по шуршанию юбок, встала. Каро не стала дожидаться, пока она дойдет до двери, и упорхнула наверх по лестнице, почти не касаясь ступенек…
Теперь Каролина вспоминала обрывки давно услышанных фраз, намеки, осуждающе поджатые губы и сама не знала, чему именно верить. Существует ли это загадочное предприятие, в обороте которого заморожены ее средства? И как узнать? Возможно, стоит обратиться в банк? В конце концов, счета должны быть на ее имя…
Уже в хогвартской библиотеке Каро нашла справочник по магическому праву и быстро поняла, что триумф справедливости отменяется: опекун обладал почти неограниченной властью, близкой к родительской. Он единственный имел доступ ко всем счетам и мог управлять ими как его душе угодно, а еще мог забрать Каролину из школы на домашнее обучение или даже устроить ее помолвку. Смутные надежды Каро на то, как она потребует у Салливана отчета и лично проведет аудит своего наследства, с треском рухнули — по закону Салли не был обязан отчитываться ни перед ней, ни перед кем-либо еще. Единственным условием опекунства было передать ей все состояние до последней монетки в момент совершеннолетия — но до того далекого дня опекун мог проворачивать сделки любой степени сомнительности.
Каролина с горечью понимала, что за счастливое, тепличное детство под крылышком у заботливых родителей ей нынче придется расплачиваться сторицей: она с трудом представляла себе, откуда вообще следует ждать беды. К счастью, ей повезло попасть на факультет, студенты которого наивностью не отличались, да к тому же были в курсе всех важных сплетен — именно слизеринцы сообщили потерянной Каролине, где пропадал ее опекун все лето.
Салливан играл. Он пристратился к игре еще в Хоге и окончательно пошел вразнос, когда не стало его отца. И мало того, что играл, но чаще всего проигрывал — Салли не везло, в лучшем случае он оставался при своих или выходил в небольшой плюс, но когда игра становилась по-настоящему крупной, удача почти всегда обходила его стороной. В обществе о нем шептались — но пока только шептались, потому что долги чести Стивенсон платил безукоризненно. Теперь Каролина понимала, куда подевались картины и позолота, прислуга и старинная мебель. Папа, конечно, тоже выручал непутевого кузена — ссужал деньги или просто делал подарки, не слушая притворных возражений? Зная папу, скорее всего, именно второе…
Теперь Каро вдвойне радовалась тому, что не призналась опекуну в том, что по-прежнему видит будущее: с Салливана сталось бы попытаться нагреть на ее даре руки. Да, та же прабабушка Даниэла давала частные сеансы и очень хорошо на этом зарабатывала — но она ни от кого не зависела и сама решала, с кем сотрудничать, а кому указать на дверь… Нет уж, пускай лучше никто не знает о том, на что Каролина на самом деле способна.
Примечания:
Тема с домовым эльфом Стабби введена благодаря интересным вопросам Nerium'а к предыдущей интерлюдии.
Коллаж к главе: https://t.me/DamyParkinson/15 или https://ibb.co/PzPNsTX
(Я открыла для себя AI, так что в группе у нас теперь много красивых и уникальных картинок именно для героев "Дам семьи Паркинсон". Постепенно я буду также добавлять их в основной альбом.)
"Девушки Гибсона":
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/e/ef/Gibson_Girl_by_Charles_Dana_Gibson.jpg/800px-Gibson_Girl_by_Charles_Dana_Gibson.jpg
https://www.torontopubliclibrary.ca/content/ve/fashion/images/GG6-1-The-Gibson-Book-vol-II.jpg
Музыка, которую играет Каролина (анахронизм, да, но она идеально подходит):
https://www.youtube.com/watch?v=eGQUZ9FlUJ4
1) Открытый пирог, часто из песочного теста
2) Вики: "Идеал женской красоты, созданный американским иллюстратором Чарльзом Дана Гибсоном на рубеже XIX и XX столетий. Девушка Гибсона была высокой, с фигурой "песочные часы". У нее была длинная шея, большие глаза и высоко зачесанные волосы. В дополнение к изысканной красоте девушка Гибсона была спокойна, уверенна и искала личной самореализации".
3) Вики: "Английское торговое судно, на котором англичане в 1620 году пересекли Атлантический океан и основали Плимутскую колонию, одно из первых британских поселений в Северной Америке."
4) Вики: "кукла с механическим приводом, выполняющая действия по заданной программе".
5) Малкольм старше Салливана на тринадцать лет
Примечания:
Глава вышла разговорная, но очень насыщенная. Буду рада, если вас развлечет :)
Чья справедливость вам больше по вкусу: Гарри или Драко? Я лично так и не определилась с тем, чья позиция мне ближе...
Гарри пребывал в гневе. За последние дни это состояние стало для него почти привычным — тяжелая холодная ярость не оставляла его ни на минуту с того самого момента, как Поликсена объяснила им подоплеку госпитализации Панси по сквозному зеркалу. Гарри не мог поверить своим ушам, когда услышал ее по-военному лаконичный рассказ, но короткий взгляд на помертвевшего Драко подсказал: правда. Это все правда, эта уродливая, словно воскресшая из исторических хроник история мести, и он пока не вполне понимал, что с этим открытием делать. Непривычная растерянность тоже подливала масла в огонь его злости.
Волшебный мир оказался с еще большим подвохом, чем Гарри себе представлял. Красивое сочное яблоко с красным бочком и огромной червоточиной. До этого момента он думал, что Лорд был одинок в своем противоестественном желании расправиться с ребенком, но пример Олливандера доказывал, что это было не так. Гарри к своему удивлению заметил, что теперь лучше понимает праведное негодование Грейнджер: временами этот чертов мир до дрожи походил на средневековье с его чрезмерно суровыми порядками и жестокой кровной местью.
Впрочем, судя по реакции Поликсены и Драко, их такой неожиданный поворот событий не то чтобы поразил. Разозлил, испугал, вызвал отвращение, — но не поразил.
«Олливандер, конечно, неправ, — объяснил Малфой, кусая губы и отводя взгляд. — Он перешел все разумные границы, это точно… но чего-то такого я и ожидал, когда понял, что виновата палочка. Не могло же дело и правда быть именно в Панси, Олливандер ее видел впервые в жизни! А вот в ее семье… Да, это было бы логично».
Но Гарри отказывался видеть во всем случившемся хоть какой-то проблеск логики: ему казалось, что стоит ему согласиться с Драко в малости, как дальше все покатится по наклонной. Потому он крепко держался за принесенные с собой из мира магглов принципы: человек в ответе за себя самого, за свои собственные решения и действия, но и только — а значит, Панси никак не должна была пострадать из-за политических игрищ своего деда. Если у Олливандера были претензии к Приаму Паркинсону, ему следовало разбираться именно с ним, пока тот был еще жив. Преследовать же потомков своего умершего врага, даже взрослых… Нет, что бы Драко ни говорил, это было неправильно и несправедливо; извращенная, варварская логика.
Малфой кривился, морщил нос, тяжело вздыхал, но упорно продолжал свои попытки донести до Гарри взгляд чистокровного в энном поколении. (Гарри ловил себя на том, что в такие моменты начинает автоматически называть друга по фамилии — потому что Драко внезапно становился просто до отвращения Малфоем.)
«Род помогает во всем, — твердил он, когда они оставались одни, — род дает поддержку и защиту, он дает положение, но рука об руку с привилегиями идут обязанности. Если кто-то из семьи совершит преступление, остальные заплатят пострадавшему виру. Если случай спорный или вира не принята, дело может дойти до магической дуэли — и часто на ней сражаются не обидчик и жертва, а лучшие бойцы из обеих семей. Понимаешь, Гарри? Мы все знаем, что если оступимся, то пострадает лучший из нас, и это очень отрезвляет. Так что ужас ситуации не в том, что Олливандер отомстил не самому Приаму. Весь ужас в том, что для своей мести он выбрал самое слабое и одновременно важное звено — ребенка, наследницу. Наш круг такого не прощает — если об этом узнают, Предателями крови Олливандеров, может, и не назовут, но дела с ними вести перестанут. Для такой семьи, как они, это конец, Гарри. Это полный крах».
По всей видимости, Драко утешала такая справедливость на древнегреческий манер(1), но для Гарри коммерческий и социальный бойкот был мерой совершенно недостаточной. Уизли некогда тоже подвергли остракизму, лишили состояния и положения — и ничего, живут себе и в ус не дуют. Нет, Гарри было этого слишком мало.
Он и сам не знал, чего хотел: прилюдного разоблачения Олливандера? Его чистосердечного раскаяния? Обещаний отказаться от мести и заплатить щедрую виру? Все это было не то и не так. Впрочем, если быть совсем уж честным, то Гарри догадывался, что именно ему нужно, чтобы гнев наконец утих, но он отказывался признаться в этом желании даже себе — потому что двенадцатилетние герои (пускай и с дутой славой) не должны мечтать о том, как убивают другого человека.
Они с Драко постоянно спорили: до хрипоты, до хлопков дверью, — но раз за разом возвращались и продолжали попытки понять друг друга. Наверное, это был хороший знак, но Гарри никак не мог втолковать приятелю, что в упор не понимает всех тех тонкостей, в которых урожденный Малфой чувствовал себя как рыба в воде.
«Это у тебя род, Драко! — срывался он. — А у меня — магглы, и я, по всей видимости, тоже маггл, просто с палочкой. И для меня тот, кто нападает на заведомо невиновного, чтобы отомстить кому-то другому, — трус!».
Драко, слушая его горячечные отповеди, с каждым разом хмурился все больше.
«То ли я что-то не так объясняю, то ли ты просто отказываешься меня понимать, — качал головой друг и снова заводил свою пластинку: — Еще раз повторяю: Олливандер действительно не должен был проклинать палочку, тут я с тобой полностью согласен! Однако никто из наших не осудит его за то, что он выступил против Паркинсонов в целом. Дело именно в средствах. Смотри, старик Олли имел полное право вызвать отца Панси на дуэль, хоть сражаться они бы и не стали: Патрокл выставил бы вместо себя сестру, а сам Олливандер — сына. Два взрослых, прекрасно обученных бойца разобрались бы между собой, и дело считалось бы решенным. И это правильно, Поттер, это справедливо».
Но Гарри ловил себя на шальной мысли о том, что ему, пожалуй, вообще не важна справедливость, по крайней мере в понимании Драко и остальных чистокровных. Его не трогают страдания сошедшей с ума Сабины Олливандер, и на горе старого мастера, по большому счету, ему плевать тоже. Да, Гарри вполне готов был поступиться справедливостью — лишь бы Панси продолжала сидеть рядом на уроках, ходить на пикники у Черного озера и просто жить своей жизнью без кошмаров и госпитализации в Мунго.
Герой магического мира из него вышел так себе, скажем прямо, но Гарри даже не было стыдно: между близкими ему людьми и всеми прочими он однозначно выбирал первых.
Он не мог сказать, что Драко совершенно не задело случившееся. Друг тоже был подавлен, зол и испуган, но из долгих разговоров с ним Гарри делал вывод, что между ними было одно важное различие: Малфоя коробил именно возраст Панси — будь та взрослой и опытной волшебницей, Драко принял бы выпад Олливандера в ее адрес как нечто в порядке вещей.
Гарри же такой расклад совершенно не устраивал: будь Панси хоть бойцом уровня своей тети, хоть второй Морганой, он не собирался спокойно смотреть, как она рискует собой, представляя свой род. Даже если отойти в сторону было бы правильным и уместным, даже если своим вмешательством Гарри нарушил бы неписаные чистокровные законы и отнял бы у кого-то шанс добиться справедливости.
Родители, наверное, тоже не поняли бы его, хоть и по совсем другой причине: Джеймс, отдавший посторонним мантию-невидимку несмотря на угрозу для собственной семьи, и Лили, идеальная староста, страстно выступавшая в защиту угнетенных… Гарри честно признавался себе в том, что мало на них походил.
И как-то сама собой, юркой змейкой в сознание проскальзывала следующая ядовитая мысль: что если на самом деле он похож на Тома? Каким тот был, как узнать? Не станешь ведь расспрашивать Пожирателей! Не то чтобы у Гарри совсем не было доступа к людям Лорда, но и Паркинсоны, и Малфои были куда моложе своего лидера, а значит, были знакомы с его публичной персоной, но никак не с настоящей личностью.
«На выходе получился весьма достойный молодой человек», — так сказал тогда доктор Сметвик, но знал ли он, чье сознание отпечаталось на годовалом Гарри, помогло вылепить его характер, словно податливый воск? И что сказал бы, что сделал бы добрый доктор, если бы все-таки проведал? Заавадил бы на месте, во избежание?
Мысли и разговоры сводили с ума, и дни словно слились в один, бесконечный и невыносимый. Гарри сам себе напоминал муху, медленно застывающую в янтаре. Он честно пытался отвлечься, занять чем-то голову, но все вокруг будто сговорилось напоминать ему о произошедшем: вдвоем на пледе было неуютно много места, его взгляд постоянно натыкался на пустующую парту Панси… но особенно Гарри раздражала его собственная чертова палочка, от которой, как назло, некуда было деться. Каждый раз, беря в руки творение Олливандера, он вспоминал треск совсем другой палочки о собственное колено.
Чертова палка издевательски темнела, лежа перед ним на парте, и Гарри постоянно следил за ней краем глаза, словно она была живым существом — чем-то мерзким и опасным, наподобие гигантской сороконожки. «Странная вещь — судьба», — заметил Олливандер, всучив ее, и Гарри не стал возражать, потому что тогда ему просто не с кем было посоветоваться и спросить: нормально ли это, что именно в его руках оказалась «сестра» палочки Лорда. Судьба, может, и странная штука, но Гарри подозревал, что здесь она была совершенно ни при чем. Так зачем Олливандер продал ему именно этот инструмент? Хотел посмотреть, подойдет он или нет? И какие сделал выводы из того, что палочка, чей близнец некогда выбрал Тома, подошла Гарри просто прекрасно?
Он как-то раньше не задумывался об этом, просто хранил в памяти как факт, однако в свете произошедшего тот далекий день снова и снова всплывал перед глазами. Палочка вообще одним своим видом напоминала ему сразу о двух крайне неприятных вещах: о подлости Олливандера и о неразрывной связи с Лордом.
Пожалуй, Гарри смог бы как-то продержаться до возвращения Панси, но его надежды рухнули: Поликсена не собиралась отпускать племянницу в Хогвартс до начала следующего семестра. Правда, при этом обещала, что они увидятся с подругой на каникулах, но Гарри почти не слушал дальше, потому что пытался срочно взять себя в руки. Получалось откровенно плохо — его начинало трясти от одной мысли о том, что до каникул оставалось почти два месяца. Целых два месяца, каждый день из которых ему придется брать эту чертову палку в руки и задыхаться от бессильного гнева на ее создателя. Очень хотелось сломать ее, как ту, другую, но Гарри ловил себя на том, что начал бояться действовать на инстинктах. Если бы тогда, возле фонтана, он все-таки ошибся… Кто поручится, что Олливандер, оставивший неприятный сюрприз в одной из палочек своего авторства, не провернул похожий трюк с другой?
Его вырвал из мыслей резкий хлопок — кто-то неуклюже закрыл тяжелую книгу. Гарри недоуменно огляделся по сторонам — когда они успели прийти в библиотеку? Сидящий напротив Драко следил за ним настороженным взглядом.
— Пойду сломаю себе руку, что ли, — угрюмо бросил Гарри, вставая из-за стола, и в этой черной шутке была весомая доля правды — пожалуй, он и правда готов был предпочесть физическую боль душевной.
— Зачем? — мягко и вкрадчиво спросил Малфой, и Гарри поднял кулак с крепко зажатой в нем остролистовой палочкой.
— Чтобы на законных основаниях убрать эту дрянь подальше до самых каникул. А там попрошу кого-нибудь сводить меня… — он запнулся, потому что внезапно понял, что не знает, продаются ли в Косом палочки других мастеров. Да и есть ли в Британии вообще те, другие, мастера? Почти весь их курс щеголял палочками от Олливандера, это была укоренившаяся традиция — идти перед Хогвартсом именно к нему…
Драко тяжело вздохнул и закатил глаза. Сложил руки на груди — ни дать ни взять уставший колдомедик, наблюдающий за особо буйным пациентом. Даже выражение лица у него было подходящее, стоическое смирение, — чего тебе, болезный, еще надобно?
— В нашем мире, который ты так возненавидел в последние дни, есть удивительная штука под названием «костерост», — скучным тоном сказал он. — Восстанавливает сломанные кости за ночь, так что твоя разлука с палочкой продлится недолго. Еще гениальные идеи есть?
— Зануда ты, Малфой, — неожиданно повеселел Гарри и сел обратно, втягиваясь в странную игру. — Тогда я брошу ее в озеро. А учителям скажу, что потерял.
Развернуто комментировать эту мысль Драко не стал — видимо, посчитал ниже своего достоинства, — но все-таки скривился и буркнул:
— Не прокатит — «Акцио палочка Гарри Поттера». Слабовато, герой.
— Тогда попроси своего отца забрать меня из Хога и отвести в магазин палочек, — предложил Гарри. — Он же вроде попечитель, имеет право.
— И на каком основании? — Драко постучал согнутым пальцем себе по лбу и талантливо изобразил Люциуса: — «Мадам МакГонагалл, мистер Поттер желает срочно навестить Косой, и я прибыл лично, чтобы уважить его просьбу»? Если ты еще не понял, о настоящей причине недомогания Панси знает только очень узкий круг лиц, и твое желание срочно сменить палочку будет выглядеть странно. Подозрительно даже, а в Хоге полно людей, умеющих сложить два и два вместе. Нет, никаких резких движений мы делать не будем — пока взрослые выбирают наилучший курс действий, мы должны сидеть тихо, не подавать виду и ждать отмашки.
— Ну не могу я сидеть и ждать, Драко, — прошипел Гарри, снова закипая. — Не понимаю, как ты можешь пользоваться палочкой от этого мерзавца! Меня корежит от одного только взгляда на свою.
Драко пожал плечами и равнодушно прикоснулся кончиками пальцев к собственной палочке, лежавшей на столе, — элегантной темно-коричневой, с хищной черной рукояткой.
— В отличие от некоторых, я умею отделять эмоции от дела, — высокомерно заявил он, но после паузы проворчал уже другим, живым, тоном:
— Тебе бы радоваться, что хоть у одного из нас мозги остались на положенном месте. Ты не заметил, что мы почти все время ходим под заглушкой? Ты же как сломанное колдорадио, а за твоими бенефисами, между прочим, наблюдает куча народу! От тебя же все это время только и слышно, какие у нас жестокие порядки, — добавил он сквозь зубы.
— Обиделся, значит, — понятливо констатировал Гарри, пристально глядя на друга, и Драко отвернулся и задрал нос. Он отлично смотрелся в профиль, хоть картину пиши — была бы тут Джинни, наверняка упала бы в обморок от такой неземной красоты. Гарри даже название с ходу придумал: «Драко Малфой, прекрасный и непонятый, оскорбленный в лучших чувствах презренным воспитанником магглов».
— Ну, может, и обиделся, — ровным голосом сказал приятель и повернулся обратно, но руки по-прежнему держал скрещенными на груди, словно щит. — Имею право. Вот уж не думал, что после полутора лет дружбы с нами ты внезапно превратишься в Грейнджер. «Ко-ко-ко, средневековье, ко-ко-ко, как вы так живете…». Зря только ограждал тебя от этой особы — вы идеально друг другу подходите. Ходили бы под ручку и хором критиковали нашу ужасающую отсталость.
— Да ладно тебе, ну прости меня, — Гарри растерялся от прозвучавшей между строк глубокой обиды, но Драко только упрямо мотнул головой: видимо, его и правда допекло.
— Не ты один по ней скучаешь, — неожиданно тоскливо пробормотал друг себе под нос, и Гарри догадался, что речь совсем не о Гермионе. Впрочем, посочувствовать он не успел, потому что Малфой тут же раздраженно сощурил глаза: — Но чтобы ты мог скучать и злиться в свое удовольствие, кому-то другому приходится держать себя в руках и шевелить мозгами — как думаешь, кому? Мерлин, Поттер, давай меняться: теперь я буду беситься, а ты — следить за обстановкой!
— За какой еще обстановкой? — недоуменно переспросил Гарри, и Драко резко вдохнул, раздувая ноздри, словно это невинное уточнение послужило для него последней каплей.
— Как ты думаешь, — чуть успокоившись, вкрадчиво спросил он, — что будет дальше? Как именно Олливандер получит по заслугам?
— А он получит? — скептически поднял бровь Гарри.
— Не сомневайся, — уверенно кивнул Драко. — Но скорее всего, тебе такая справедливость не придется по вкусу. Так что бы ты сделал, будь у тебя карт-бланш? Давай, оторвись на полную.
Гарри сделал вид, что задумался, хотя он прекрасно знал, что и как сделал бы — он отгонял от себя эти ненормально яркие картины уже несколько дней кряду. Какая была бы ирония, убей мастера Олливандера одна из созданных им палочек…
— Я бы явился в Косой и объявил во всеуслышание, что Олливандер проклял ребенка с помощью своего мастерства, — наконец подыскал Гарри менее кровожадный вариант. — Чтобы его клиенты задумались. Олливандер прогорит, как ты и говорил; возможно, его даже упекут в тюрьму — разве плохо?
Драко лениво похлопал в ладоши, словно на премьере в оперной ложе. Гарри мельком подумал, что его облику остро не хватало пижонского лорнета и белых перчаток.
— Очень героический план, — растягивая гласные, похвалил Малфой. — Так и вижу: восторженная толпа и ты в развевающейся мантии. Бросаешь Олли под ноги палочку — не забудь переломить ее через колено, у тебя это хорошо получается, — и цедишь что-нибудь про волков в овечьей шкуре.
Гарри прикрыл глаза, медленно считая про себя до десяти. Хоть Драко и был его лучшим другом, иногда Гарри очень хотелось ему врезать.
— Доказательств его вины у тебя на руках нет, но и Мордред с ними — допустим, тебе поверили, все-таки целый герой. После такого Олливандер точно узнает, что его план провалился, а маги Британии — что он проклял ребенка, наследницу. Теперь о последствиях, — сухо продолжил Малфой, кривя губы. — Есть такая важная штука, Поттер, ты о ней иногда забываешь. И предсказать последствия конкретно этого подвига ты не можешь — потому что не знаешь, что у Олливандера на уме. И я тоже не знаю, не хмурься — то, что он натворил, здоровому человеку в голову не придет. Так что ты собираешься дразнить психа, и это очень плохая идея. Откуда уверенность, что после разговора с тобой он не отправится прямиком в Мунго? Раз уж он разоблачен, почему бы не завершить начатое? Что ему терять, если песенка его рода будет спета?
Гарри похолодел. Драко, заметив это, криво, с какой-то досадой, усмехнулся и отвел глаза.
— Вижу: пробрало. Понимаешь, Поттер, нас мало. Нас ужасно мало и места у нас тоже мало, это у магглов можно годами не сталкиваться с соседями нос к носу — у нас все на виду. Ты же сам говорил: большая деревня. Мне горько признавать это, — усмехнулся Драко, — но это чистая правда. И если поступок старика Олли станет достоянием общественности, механизм будет запущен — Олливандеры стремительно пойдут на дно и договориться с ними по-хорошему уже не выйдет. Это значит, что Панси пострадала ни за что, просто так. Лично я не собираюсь этого допускать. И тебе не позволю.
Иногда Гарри казалось, что как бы он ни старался, он никогда не станет своим в волшебном мире. Он не понимает, как работают мозги у Драко, у них разная логика, разная мораль, и даже с одинаковыми предпосылками они приходят к совершенно разным выводам.
Беда только в том, что к другому лагерю тоже не примкнуть — с той же Гермионой у Гарри было еще меньше взаимопонимания…
— Кстати, я наконец придумал понятную тебе аналогию, — нарочито бодро объявил Драко. — Род, Гарри, это команда, как в квиддиче. И в ней есть капитан — глава семьи. Сейчас главы Паркинсонов и Малфоев совместно разрабатывают план контратаки, который будет выгоден обеим семьям и который обернет проигрышную ситуацию нам на пользу. А мы с тобой тем временем смирно сидим на скамейке запасных и будем там сидеть, пока капитаны не вызовут нас к себе и не скажут, что делать.
Гарри поймал себя на том, что остервенело трет лоб возле шрама — так иногда бывало, когда ему приходилось держать язык за зубами, хотя очень тянуло высказаться. Конкретно сейчас — на тему чистокровных заморочек и того, куда Священные Двадцать Восемь могут их себе засунуть. Как умудрялся Драко — гордый, честолюбивый Драко с его бритвенно-острым умом, Драко, у которого по любому поводу было свое собственное мнение, — как мог он безропотно позволять другим, пускай даже собственному отцу, помыкать собой? Откуда внезапно бралась эта уверенность в чужой правоте, эта готовность беспрекословно подчиняться приказам?
— А когда нас все-таки вызовут, — тем временем добавил Драко с нажимом, — мы сделаем именно то, что нам сказали, потому что в этой игре важно уметь сотрудничать, а не просто носиться по полю и творить все, что взбредет в голову.
— И при чем тут обстановка в Хоге? — все-таки не удержался Гарри. — За нами, что, следят? Олливандер внедрил сюда своего шпиона под прикрытием? Дай угадаю — Филча, тот как раз пускает слюни на чужие волшебные палочки, они бы точно сошлись интересами.
— Ты удивишься, но за нами действительно наблюдают, — снисходительно хмыкнул Драко. — Ко мне уже подходили Нотт, старшая Гринграсс и даже Макмиллан — их семьи желают знать, что произошло с Панси на самом деле. У отцов очень мало времени, чтобы прижать Олливандера на наиболее выгодных условиях, пока дело не приобрело огласку и не вмешались другие игроки. Думаешь, те же Нотты будут стоять в стороне, пока мы окучиваем лучшего мастера палочек в Британии? Никто из Священных Двадцати Восьми не захочет такого усиления конкурентов. Так что Ноттам даже делать ничего не придется, достаточно просто анонимно слить историю в прессу — тогда выторговать что-то у Олли в обмен на молчание уже не выйдет. Ты хочешь вмешаться в планы старших? Я нет. Так что держи лицо и молчи, Мерлина ради. Наша задача — выиграть родителям время ради грядущей выгоды обеих семей.
— Обеих семей — возможно, но не Панси, — скрипнул зубами Гарри. — Где во всем этом она сама, а не просто одна из Паркинсонов? Может, Панси не хочет, чтобы ее страданиями торговали, как леденцами на развес! Ее мнение вообще спросили или отец просто поставил ее в известность, как ты сейчас — меня? Драко… тебе самому разве не противно?
Малфой нахмурился, нервно постучал пальцами по столу, а затем тяжело вздохнул и покачал светловолосой головой.
— Спишу твои слова на нервное потрясение, — строго сказал он. — Хотя в любое другое время ты точно получил бы если не вызов на дуэль, то как минимум по носу. Запомни раз и навсегда, рыцарь в сияющих доспехах: не ты один радеешь за благо Панси, мы ей тоже не враги. Ты так стремишься уберечь ее от всего подряд, что порой теряешь связь с реальностью, становишься параноиком почище Грюма. Кстати, раз тебя так волнует мнение Панси, спроси у нее как-нибудь, по вкусу ли ей твоя удушающая забота.
Гарри отвернулся — он чувствовал, что следует промолчать, потому что если сейчас он не сдержится и полезет в бутылку, они с Драко могут и не помириться.
Малфой тоже помолчал, ожесточенно потер левый висок и неожиданно пожаловался:
— Мордред и Моргана, кошмар какой-то, а не неделя. Панси в Мунго, ты, хоть и в Хоге, но явно не в себе… Хоть бери и сам якшайся с Грейнджер. Будем с ней вспоминать тот случай у фонтана и плакать друг у друга на плече — говорят, травматичные ситуации сближают.
Гарри молча протянул ему руку через стол, делая первый шаг навстречу, и Драко, поколебавшись и смерив его долгим взглядом с головы до ног, крепко пожал ладонь.
— Это было такое молчаливое обещание взять себя в руки? — подозрительно спросил он, прищурив глаза. — Учти: я не железный. В следующий раз затеешь какую-нибудь героическую чепуху, я даже пальцем не пошевелю — просто пришлю тебе цветочки в Мунго. Вот Панси обрадуется компании! Ей надо избегать волнений, а тут ты в гипсе!
— Только ради Панси, — хмыкнул Гарри, вскидывая ладони вверх, и приятель кинул на него нечитаемый взгляд.
Они помолчали, затем Драко тряхнул головой и тихо спросил, резко меняя тему:
— Знаешь, почему у меня нет ни братьев, ни сестер? Мне тут вспомнилось, и я подумал, что ты и правда можешь не знать — а ведь история очень поучительная, может, наконец поймешь что-то в устройстве нашего мира.
Гарри медленно покачал головой, заранее напрягаясь: судя по всему, предстояло какое-то неприятное откровение.
— Я единственный ребенок, потому что Малфои прокляты, — будничным тоном сказал Драко и поправил серебряную запонку на манжете рубашки. Он был безукоризненно спокоен, словно они обсуждали итоги последнего квиддичного матча, а не его сложную семейную ситуацию. — Случай с Панси, хоть и редкий, но не уникальный. До меня единственным в своем поколении был папа, а до него — дедушка, прадед и прапрадед. Уже пять поколений балансируют на грани, Гарри. Это все знают, поэтому никто даже не обсуждает: за сто лет все возможные сплетни уже изжили себя, эта тема никому, кроме нас самих, больше не интересна.
Гарри откинулся на спинку стула и внимательно изучил лицо друга. Он и правда так спокоен или просто настолько хорошо держит себя в руках?
— Что еще за проклятье? — уточнил он настороженно, и Драко усмехнулся.
— Почему-то все начинают с этого вопроса. Хотя намного важнее другой: как это проклятье снять.
— И как его снять? — послушно повторил Гарри, и Драко улыбнулся шире, но улыбка эта была невеселой:
— А никто не в курсе, автор покончил с собой и записок не оставил. Говорю же: ужасно поучительная история.
Они помолчали, и Гарри задышал на счет, чувствуя, как внутри снова поднимается волна обжигающе горячего гнева. Как у Драко выходит так безмятежно говорить о чем-то подобном?
— Вот и я об этом, — процедил он, до боли сжимая кулаки. — Это несправедливо! Так не должно быть.
— Но так есть, — неожиданно жестко отрезал Драко, подаваясь вперед. — И чем раньше ты научишься видеть реальность без прикрас, тем лучше. Так уж устроен наш мир, что любой болван с палочкой может испортить тебе и твоим потомкам жизнь на поколения вперед — и изменить это не под силу никому, но можно научиться с этим сосуществовать. Например, сообща наказывать тех, кто не желает следовать правилам, — чтобы другим неповадно было. Наше общество прекрасно умеет очищать себя само, и все работает, как часы, пока не… — он запнулся и прикусил губу.
— Договаривай, — подначил его Гарри. — Пока не появляется кто-то вроде меня и Грейнджер, кто не согласен с вашими дурацкими правилами, кто хочет поменять все и сразу. Так ведь?
— Да, — отмер Драко и до хруста выпрямил спину. — И можешь шипеть сколько угодно, но я — прав.
Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, размеренно и веско. Было заметно, что об этой теме Драко размышлял не раз.
— Вы попадаете в отлаженный механизм, но не желаете становиться его частью — вам нужно обязательно все переделать, устроить революцию. И, так как вас, воспитанных у магглов, с каждым годом все больше, мы не можем просто поступать как раньше: перед каждым шагом нам теперь нужно думать, как это воспримете вы. Поймете ли вы наши мотивы или с легкой руки запишете в кровожадные чудовища, — он помолчал, отстраненно глядя куда-то за спину Гарри, где в высокие стрельчатые окна робко заглядывало тусклое осеннее солнце. — Это утомительно, Поттер. Мы не обязаны отчитываться за наш уклад — но почему-то так выходит, что вечно приходится. Объясни-ка мне, аборигену, почему вы, иммигранты, диктуете, как нам решать вопросы чести, — а я послушаю. И покритикую.
За их столом опять воцарилась тишина — напряженная, чуткая, наэлектризованная, словно перед грозой. Гарри вдохнул и выдохнул через нос, глубоко, до боли в легких, чувствуя, как постепенно успокаивается.
— Я не знаю, Драко, — наконец честно сказал он. — Я понятия не имею, как все должно быть устроено, чтобы близкие мне люди никогда не страдали, но при этом не наступили анархия и беззаконие. Может, если бы у меня был четкий план или хотя бы отдаленная идея, я пошел бы в Министры.
— Или сразу в Темные Лорды, — проворчал Малфой. Когда он сердился, то становился похож на нахохлившуюся полярную сову. — Иди к Мордреду, Поттер, — опять выкрутился. Нельзя быть таким изворотливым: люди таких не любят, за тебя никто не проголосует.
Внезапно Гарри подумалось, что в свое время перед Томом могли стоять похожие вопросы. Кто знает, на какие жертвы пришлось идти ему, полукровке среди чистокровных слизеринцев… Что если однажды он просто больше не захотел ни с чем мириться? Было бы так легко послать все к черту и перекроить этот мир заново, по своему разумению… Действительно огромный соблазн, Гарри прекрасно понимал Тома. Может, будь у него самого какие-то конкретные идеи, Гарри даже пошел бы по его стопам, но слава богу, конкретных идей пока не было.
— Так что там за проклятье? — настойчиво спросил он, возвращаясь к прежней теме. — Или мне идти искать газетные подшивки столетней давности?
— Да что уж там, сжалюсь над тобой, сэкономлю время, — вздохнул Драко и покрутил в пальцах вычурное соколиное перо. — Самое обидное, что Малфои вообще-то ни при чем. Я серьезно говорю, не фыркай: честное слово, совсем ни при чем. И это только подчеркивает поучительность истории: мир фундаментально несправедлив. Дел натворил наш очень дальний родственник — но наша ветвь отделилась от нормандской еще в одиннадцатом веке! Одна беда, что мой дважды прадед еще до этих событий женился на своей далекой кузине с континента — и, видимо, поэтому проклятье коснулось их сына… Проклятья вообще штука непредсказуемая, поэтому нормальные люди не рискуют с ними связываться — и именно поэтому общество жестоко наказывает тех умников, которым правила не писаны. И Олливандера тоже обязательно накажет — но только тогда, когда мы получим от него все, что нам нужно.
— И что, вы совсем-совсем ничего не разузнали о том, как его снять? — усомнился Гарри. — Не верю.
— Да мутная там история, — покачал головой Драко. — Мелифлуа(2) конкурировали с семейством ле Гла(3) за то, кто будет импортировать редкое сырье из Ост-Индии во Францию. В итоге, договорились о сотрудничестве, и наследники вместе отправились за моря, но домой вернулся только один из них.
— Мелифлуа, — догадался Гарри, и его замутило. Драко кисло кивнул.
— Он утверждал, что однажды утром его спутник просто исчез — и след простыл, — чуть ли не извиняясь, развел руками друг. — Дурацкая история, мог бы придумать что-то более правдоподобное. Впрочем, общество ему со скрипом, но поверило — в конце концов, доказательств его вины не было, — но мать пропавшего, вдову ле Гла, объяснение не удовлетворило. Она умудрилась проклясть чем-то фамильным всех Мелифлуа и их прямых потомков, заодно и мой прапрадед попал под раздачу. Ле Гла сделала все по уму: тайно, в одиночку, — а потом выпила яд. Подозрения все равно возникли, когда Мелифлуа начали стремительно умирать, и было решено, что ле Гла должны послужить наглядным примером для остальных. Их уничтожили одного за другим, организованно и беспощадно, чтобы больше никто не решился на подобное. Вроде бы кто-то из них ушел от облавы, но я в эту байку не верю: люди вечно придумывают всякие романтичные сказочки.
— Разве вы сами их не искали? — удивился Гарри. На месте Малфоев он перевернул бы каждый камень, опросил бы каждого очевидца от детей до стариков.
— Конечно, искали, — хмыкнул Драко. — Когда поняли, что дело плохо, а это случилось не быстро — нас, в отличие от Мелифлуа, задело самым краешком, на излете. К тому моменту, как мы все сопоставили и поняли, в чем корень наших бед, прошла уже куча лет. Мы предлагали огромные деньги выжившим ле Гла, и порой даже объявлялись претенденты, но их всех разоблачили как самозванцев.
Он взглянул на перо, которое крутил в руках, с удивлением, словно впервые видел, и резко отложил его в сторону. Затем добавил, катая желваки:
— Реальность такова, Гарри, что ле Гла больше нет — впрочем, Мелифлуа нет тоже, так что вдова ле Гла все-таки добилась своего, пускай и страшной ценой. А мы просто мимо проходили, но страдаем из-за чужой вины по сей день.
— И как вы выжили?
— Путем проб и ошибок нашли лазейки, — сказал Драко и принялся увлеченно листать учебник — и по этому жесту Гарри понял, что другу все-таки сложно говорить на эту тему, что он держит лицо из последних сил. — Вроде как в сказке про Повелителя Ворон(4). Лазейки есть всегда, невозможно все на свете учесть. Например, ходят слухи, что Лорд проклял должность преподавателя ЗОТИ — но как-то этот предмет ведется, хоть и через пень-колоду. Вот и мы… приспособились. Нам приходится очень тщательно подбирать себе пару, Гарри. Так что Джинни Уизли ничего со мной не светит не только по очевидным причинам — мне просто нельзя жениться наобум. Раньше мы платили Блэкам за необходимые расчеты — целое состояние, между прочим, по повышенным расценкам, те нас недолюбливали еще за Гастингс.
— Но потом твой отец женился на Нарциссе Блэк и заполучил Малфоям штатного мага крови, — усмехнулся Гарри, на мгновение восхитившись таким коварством. Драко приосанился было, но затем махнул рукой и удрученно признался:
— Вообще-то у них все по любви. Просто папа везучий очень, вот и отхватил себе красавицу-принцессу, да еще и с нужными навыками, прямо как в сказке.
— Ну может, и ты отхватишь, — неуклюже поддержал друга Гарри, и тот смерил его внимательным, оценивающим взглядом и медленно кивнул.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Музыка:
Гарри: https://www.youtube.com/watch?v=F4dctjz3tUk
Драко: https://www.youtube.com/watch?v=dptMwh2xJcU
Новый визуал:
https://t.me/DamyParkinson/37
Сказка про Повелителя Ворон: http://rulibs.com/ru_zar/child_tale/shereshevskaya/0/j12.html
1) Остракизм — в Древних Афинах народное голосование с помощью глиняных черепков (остраконов), по итогам которого определяли человека, наиболее опасного для государственного строя, и изгоняли его на 10 лет.
2) Канонная семья, но в моей версии род прервался, так что Араминта Блэк (в каноне замужем за Мелифлуа) осчастливила собой кого-то другого
3) от le gland, фр. "желудь"
4) Ирландская сказка, в которой трех принцев настигает проклятье, но находится выход, основанный на формулировке проклятья. Ссылка на сказку в примечаниях.
Примечания:
Эта глава пока что среди моих фаворитов. Надеюсь, она доставит вам столько же удовольствия, сколько доставила мне :)
Когда во время субботнего обеда к нему подошла МакКошка и безапелляционным тоном велела следовать за ней, Гарри не на шутку встревожился. Глава Гриффиндора редко снисходила к своим подопечным, и уж тем более не ради доверительной беседы один на один. Гарри так и не привык называть ее деканом, предпочитая равнодушное «мадам», — в его понимании декан должен был делать для своего факультета куда больше, чем снисходительно наблюдать за шуточками близнецов Уизли и присутствовать на приемах пищи в Большом зале. Даже Снейп — уж на что он был своеобразным педагогом, — тем не менее, горой стоял за своих «змей», да еще и умудрялся выкраивать время для своего крестника и его друзей, хоть они и принадлежали к другому факультету. Минерва Макгонагалл, в отличие от своего коллеги, с самого начала и по сей день относилась к Драко и Панси, собственным студентам, как к отрезанному ломтю, и прощать ее холодное безразличие к ним Гарри не собирался.
— Мадам, что-то случилось? — спросил он, когда они повернули на лестницу, ведущую к ее кабинету. Вообще-то, кое-что важное действительно недавно случилось, но по всей видимости, МакКошке было на это наплевать — за эту неделю она не поддержала их с Драко ни словом, ни жестом, и о Панси упомянула только раз, толкнув короткую и сухую речь в гостиной факультета.
— Мистер Поттер, — сказала МакГонагалл, останавливаясь на ступеньке и остро глядя на него поверх очков. — К своему прискорбию, вынуждена сообщить вам весьма неприятные вести.
Гарри почувствовал, как внутри все обрывается. Нет, это не о Панси, — строго сказал он себе. — Поликсена связалась бы, она сообщила бы первой… Он захлопал по карманам, ища сквозное зеркало, но внезапно вспомнил, что именно сегодня оставил его в башне — впервые за это время.
— К вам посетитель, — продолжила декан, глядя на него со странным неодобрением, будто он вызвал этого загадочного гостя лично, оторвав ее, МакКошку, от крайне важных дел. Внезапно ее взгляд смягчился, и она перешла на «ты». — Мне очень жаль, Гарри, что все повернулось именно так. Я хочу, чтобы ты знал, что несмотря на перемены, ты можешь на меня рассчитывать.
Гарри почувствовал, что еще немного — и он сделает что-то непоправимое. Например, схватит ее за грудки и потрясет хорошенько, чтобы она наконец объяснила, что происходит, человеческим языком.
МакГонагалл покачала головой в такт своим мыслям и зашагала дальше, а Гарри принялся считать шаги, чтобы отвлечься. Выдержать, дождаться, пока его отпустят, — и рвануть в башню, найти зеркало и срочно связаться с Поликсеной. Это не долго, надо просто потерпеть. Он больше никогда не оставит зеркало в башне, он будет носить его с собой, повесит на шею, как талисман от плохих известий…
У двери в свой кабинет МакКошка внезапно остановилась, словно раздумывала над тем, заходить или нет, и Гарри впервые почувствовал слабый интерес: кто же там ждет, что она так колеблется?
Наконец МакГонагалл толкнула дверь, и Гарри вошел вслед за ней. У окна, спиной к нему, стояла женщина в строгом темно-зеленом платье с высоко зачесанными темными волосами. Она стояла напротив света, и Гарри сначала не понял, кто это, но затем женщина повернулась, и он узнал Поликсену. В этом платье и изумрудах она выглядела непривычно солидно и торжественно.
— Нет, — вырвалось у него, и МакКошка кинула на него полный тревоги взгляд. — Мисс Паркинсон, только не говорите мне, что что-то случилось с Панси.
Поликсена подняла темные брови, перевела взгляд с него на декана и нахмурилась.
— С Панси все в порядке, Гарри, — утешила она его и совсем другим, холодным, тоном, до дрожи похожим на голос ее матери, обратилась к МакГонагалл: — Минерва, окажите нам любезность, оставьте нас одних.
— И не подумаю, — декан воинственно скрестила руки на груди. — Мистер Поттер — студент моего факультета, и моя прямая обязанность как декана — сопровождать его на встречи с посторонними.
— Но я-то не посторонняя, — обманчиво мягко парировала Поликсена, склоняя голову к плечу. — Вы ведь уже ознакомились с бумагами, не так ли? Минерва, прошу повторно: оставьте нас.
— То, что ваш статус временно изменился, не дает вам никакого права… — начала было МакКошка, но Поликсена остановила ее коротким и властным жестом ладони.
— Отныне я имею полное право находиться с мистером Поттером наедине. Также я имею очень много разных других прав, перечислять которые слишком утомительно для всех нас. Можете ознакомиться с перечнем в любом справочнике по праву — полагаю, мадам Пинс подберет вам подходящий. Минерва, я настаиваю.
МакГонагалл резко выдохнула и отрывисто кивнула, словно наносила выпад рапирой.
— Мистер Поттер, я буду за дверью. Если я вам понадоблюсь, просто позовите.
Она вышла, и Гарри проводил ее недоуменным взглядом. Неужели МакКошка и правда думает, что Поликсена причинит ему вред, да еще и в ее собственном кабинете? Конечно, она не знает о том, что Гарри не раз бывал в Паркинсон-мэноре и что Поликсена натаскивала его все прошлое лето — но даже помимо этого, он ведь дружит с Панси… Неужели предубеждения декана против лагеря Тома настолько сильны, что побеждают даже логику? Воистину Гарри не понимал эту странную женщину.
Он повернулся к Поликсене. Та полусидела на столе, внимательно следила за ним взглядом и болтала правой ногой в воздухе. Контраст этой легкомысленной позы с ее роскошным платьем, достойным королевской аудиенции, сражал наповал.
— Политес, — фыркнула Поликсена, заметив его взгляд. — Нужно было заявить о себе как о приличной даме, так что пришлось временно отказаться от привычных вещей. У меня есть новости, герой, и смею надеяться, что новости хорошие. И, знаешь что? Лучше присядь.
Он давно заметил, что Поликсене нравится звать его «героем» — из ее уст это обращение звучало совсем не обидно и, скорее, напоминало шутку, понятную только им двоим. Гарри кивнул и занял одно из двух гостевых кресел напротив деканского стола. Он мельком подумал, что хорошие новости обычно не начинаются с предложения сесть, но Поликсена не казалась печальной или раздраженной — скорее, взволнованной.
— Из меня ужасный гонец, Гарри, — сказала Поликсена и запустила «маятник Ньютона», стоящий на столе(1). Шарики принялись ритмично биться друг об друга, и Гарри подумал, что МакКошку хватил бы удар, знай она, как вольно обращаются с ее вещами. — Но я подумала, что лучше ты узнаешь новости от меня, чем от кого-то другого или и вовсе из газет.
Она прочистила горло и улыбнулась неожиданно робкой улыбкой. Гарри впервые видел ее такой неуверенной и даже ранимой, и он неосознанно расправил плечи — Драко, завидев это, наверняка пошутил бы, что у него очередное обострение комплекса рыцаря.
— Ты ведь помнишь, что у тебя имеется крестный, пускай и непутевый? — продолжила Поликсена. — В общем, теперь я за него. Вчера мое ходатайство наконец удовлетворили, и отныне я официально исполняю обязанности твоего опекуна. Это значит, что теперь ты можешь жить у меня.
Она пристально взглянула на Гарри и с кривой усмешкой покачала головой.
— Герой, не пугай меня, я в колдомедицине не сильна, а ты бледный, как смерть. Или скажи что-нибудь, или я позову твоего недреманного стража, чтобы она оказала тебе первую помощь.
— Я… — начал Гарри, но слова прыснули в стороны, как шустрые тараканы, и в голове было шаром покати.
Он так мечтал о чем-то подобном: ревновал к счастливчику-Забини, вошедшему в семью Паркинсонов на законных основаниях, представлял, как пошла бы его жизнь, останься Сириус на свободе… Он столько раз думал, как это могло бы быть, в самых красочных деталях, но реальность все равно застала его врасплох.
— Вам не позволят, — наконец брякнул он, когда хоть одна из мыслей наконец оформилась до конца.
Поликсена нахмурилась.
— Ты не рад?
— Нет! — воскликнул Гарри, выпрямляясь и до боли в руках сжимая подлокотники. — То есть, рад! Я очень рад.
Лицо Поликсены просветлело.
— Но вы зря это затеяли, — продолжил Гарри убито. — Я ведь знаю: чтобы мы с Драко и Панси могли дружить, у всех должно создаваться впечатление, что вы, старшие, тут ни при чем, а может, даже и вовсе против… Но теперь все поймут, что вы на самом деле за, что я вам нужен и интересен. Меня отнимут у вас, мисс Паркинсон. Я точно не знаю как, но рано или поздно меня у вас заберут, и я…
Я этого не перенесу, — хотел сказать он. — Я не смогу вернуться к Дурслям после того, как поживу с вами. Это слишком жестоко, я не выдержу.
Поликсена понимающе кивнула, словно читала мысли, хотя Гарри знал, что легиллимент из нее никакой.
— Я не буду тебе врать, — спокойно сказала она. — Новостям о моем опекунстве не рад почти никто в магической Британии. Мое решение испортило игру Патроклу и Люциусу и наверняка насолило Дамблдору. Мой выход из тени изменил баланс сил и запустил целую цепочку событий, часть из которых я не в состоянии предвидеть. Нашу историю подхватят газеты, тобой и твоим благополучием резко заинтересуются самые разные люди. Меня попробуют дискредитировать, доказать, что я не способна позаботиться о чужом ребенке или что вовсе преследую какие-то темные цели. Нам будет нелегко, Гарри, но я к этому готова.
Поликсена встала и подошла к книжному стеллажу, поколебалась, но не стала открывать стеклянные дверцы.
— Я не хотела говорить тебе о своих планах, чтобы не давать напрасную надежду — я до последнего ожидала, что дело не выгорит, — глухо сказала Поликсена через плечо. — Но я пойму, если ты решишь, что тебе будет удобнее оставаться у Дурслей — ваши отношения улучшились, и…
— Я тоже готов, — прервал ее Гарри, и она повернулась к нему и ухмыльнулась совершенно по-разбойничьи.
— Ну вот, наконец узнаю истинно геройский пыл. Собственно, от тебя ничего не требуется — просто отныне, если что-то потребуется, сразу связывайся со мной. Завтра я занята, но на следующих выходных я заберу тебя из школы — отведу в Косой, нам нужно полностью сменить твой гардероб. Также придется дать интервью — не кривись, я тоже терпеть не могу прессу, но так надо. Вопросы уже утверждены, от нас требуется только улыбаться и кивать в нужных местах.
Поликсена лукаво взглянула на него и добавила:
— С Панси ты тоже сможешь повидаться, она ужасно скучает по вам с Драко.
Гарри прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Это все сон, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Сейчас он проснется в башне — или того хуже, у Дурслей, еще до Хогвартса, и поймет, что все это был просто очень долгий, яркий и счастливый сон… Гарри почувствовал, что от избытка впечатлений у него закружилась голова, и он откинулся затылком на подголовник кресла.
— Ты только не падай в обморок, я очень тебя прошу, — услышал он встревоженный голос совсем рядом, и, открыв глаза, увидел подошедшую Поликсену. Она поколебалась, а затем осторожно положила прохладную ладонь ему на лоб, и Гарри окончательно растаял.
— Жара вроде нет, — растерянно сказала Поликсена и отступила на шаг, убирая ладонь. Гарри почти схватил ее за руку, настолько сильным было разочарование, но удержался огромным усилием воли. Поликсена присмотрелась к нему, скрестила руки на груди и нервно притопнула ногой. — Гарри, учти: Панси была совершенно беспроблемным ребенком, и в детских болезнях я почти не разбираюсь. Так что если тебе плохо, говори мне сразу и четко — я окончательно войду в роль тревожной мамаши и отправлюсь изводить Иппи Сметвика.
Гарри опять кивнул. Он столько всего хотел сказать, но просто не мог подобрать слов, точно выражающих его чувства. Простое «спасибо» и в подметки не годилось той бесконечной благодарности, которую он испытывал.
— Кстати, отныне я леди Блэк, — сказала Поликсена почти виновато и с кривой усмешкой постучала себя пальцем по золотому перстню с каким-то красным камнем. Гарри смутно припоминал, что раньше у нее было другое кольцо. — Чтобы ты знал, как меня теперь называют посторонние, и не удивлялся.
— Так вы теперь замужем за Сириусом? — недоуменно нахмурился Гарри, и она кивнула и помахала рукой в воздухе.
— Долгая история. Мы будем жить в доме его семьи, на площади Гриммо 12, это в Лондоне. Своеобразное место, но тебе может понравиться, ты все-таки на четверть Блэк. Я думала перевезти твои вещи сама, пока ты в Хоге, но потом сообразила, что у всех подростков имеются личные секреты, и решила повременить. Мы отправимся к Дурслям в первый день каникул: сделаем им щедрый подарок, поблагодарим за заботу о тебе, поздравим с Рождеством и заодно заберем твои вещи.
Поликсена опять подошла к столу, бесцельно поменяла местами чернильницу и «маятник Ньютона» и веско добавила:
— Нам очень важно составить правильное впечатление, Гарри. Пожалуйста, никаких шалостей, ничего опасного или запрещенного правилами и никаких отработок. Понимаешь, нам нужно, чтобы люди убедились в том, что у их любимца все в порядке, что он рад новостям и всем доволен. Это не я придумала — Люций расщедрился и расписал нам целый план. Кстати… — Поликсена замялась. — Отныне можешь звать меня по имени и на «ты», как это делает Панси. И Драко передай, он тоже в некотором роде часть семьи.
Гарри опять кивнул. Он чувствовал себя глупо, только и делая, что кивая, как китайский болванчик, но у него просто не было сил говорить. Потом, когда он привыкнет, когда поверит, что все это по-настоящему, найдутся и слова, и силы, и он обязательно объяснит, как важно то, что для него сделали, и как сильно он благодарен.
— Я пойду, — сказала Поликсена. — Не хочу оставлять Панси одну надолго, а с Кричера уже песок сыплется, мало ли что… Я бы обняла тебя, Гарри, но я пойму, если ты не готов…
Он встал, в два шага преодолел расстояние до нее и крепко обнял. Волосы Поликсены пахли чем-то цветочным, она тоже обнимала его крепко, словно боялась, что он вот-вот исчезнет, и Гарри вдруг подумал, что, возможно, он тоже был ей нужен, так же сильно, как и она ему. И еще — что у Тома, наверное, не было своей Поликсены. И что Панси уже все знает, и он сможет проводить с ней и с Драко время на каникулах в открытую, ни от кого не прячась. И что его никогда так не обнимал никто из взрослых, и что это очень приятно, будто кто-то бросил якорь в самый разгар шторма…
Поликсена отстранилась и улыбнулась, а затем неловким жестом пригладила ему волосы.
— Будь готов к завтрашнему выпуску газет, — предупредила она напоследок. — После него в Хоге поднимется ажиотаж, и к тебе будет много вопросов. Рекомендую заранее придумать на них ответы — задействуй своего штабного, у Драко мозги заточены как раз для таких задач. Не забывайте, что эти ответы потом полетят с совами в большой мир, так что хорошенько подумайте, прежде чем что-то говорить.
Она вышла, и через пару мгновений в кабинет ворвалась его законная хозяйка.
— Мистер Поттер? У вас все хорошо?
Гарри поднял подбородок повыше и повернулся к ней.
— Мадам, — вежливо произнёс Гарри, даже не пытаясь сдержать неприлично счастливую улыбку, — к счастью, вы ошиблись — новости оказались просто превосходными.
* * *
Лаванда переложила косу на правое плечо и внимательно присмотрелась к своему отражению в зеркале, стоящем у окна, — чтобы удачно падал свет. И все-таки одно лицо с бабушкой, — беспощадно оценила она саму себя. Щечки кругловаты, подбородок и вовсе с небольшой ямочкой, а лоб слишком высокий, чтобы роль прелестной дурочки то и дело не трещала по швам. Бабуля Тесс учила, что не следует лишний раз выпячивать свои способности, — с умных спрос куда больше, — но из всех ее полезных советов именно этот Венди ну никак не давался.
Она переложила косу на левое плечо и повернулась в полупрофиль: а ведь нос того, длинноват… Лаванда в очередной раз пожалела, что не пошла внешностью в маму, вот там было где развернуться: длинные ресницы, которыми так удобно хлопать, скрывая истинные мысли, лучистые серые глаза, маленький, аккуратный носик и высокие скулы… А главное — благородный платиновый оттенок волос без этой дурацкой желтизны, с которой сама Лаванда становится до ужаса похожей на цыпленка. Парвати, правда, не соглашается: говорит, золотой шелк, а не волосы, — но подругам, даже близким, можно верить лишь постольку-поскольку…
— Браун, хватит вертеться перед зеркалом: с последнего раза там ничего не изменилось, — раздался снисходительный голос Грейнджер из глубины комнаты, и Венди крепко стиснула зубы, запирая внутри резкую отповедь. На первом курсе она и так слишком часто откровенно высказывалась, и на факультете ее острого языка стали побаиваться, а это никуда не годится. Люди плохо идут на сближение с теми, кого опасаются, а Лаванде позарез нужны были полезные связи.
Она вздохнула и неожиданно для себя позавидовала Грейнджер: везет же ей — можно мести языком, как помелом, совсем не думая о завтрашнем дне и о собственной репутации. Впрочем, нет худа без добра, — Лаванда обернулась через плечо, окинула соседку цепким взглядом и повеселела. Хорошо, что есть такая вот Гермиона, на фоне которой собственная внешность перестает казаться прискорбной ошибкой природы. Венди по привычке сделала себе мысленную пометку садиться к Грейнджер поближе, чтобы выигрышно смотреться на контрасте, затем повернулась обратно к зеркалу и поправила красно-золотой шарф на шее так, чтобы смотрелось как в «Ведьмополитене». Прекрасно, просто блеск.
Она взяла с кровати сумку и лебедушкой выплыла из комнаты, на секунду замерев на верхушке девичьей лестницы. Внизу толпились софакультетники: кто спешно дописывал домашку, кто ждал своих, чтобы вместе отправиться на завтрак. Лаванда заметила Лонгботтома, как всегда сидевшего у камина в гордом и торжественном одиночестве, Томаса, отчаянно спорившего с каким-то первокурсником (в полку любителей футбола прибыло? Не приведи Мерлин!), и насчитала сразу несколько рыжих макушек — Уизли в полном составе плюс Финниган. Прикинув, кто где стоит, Венди глубоко вздохнула и начала спускаться так, как учила бабушка: подбородок поднят, плечи расправлены, на губах играет доброжелательная улыбка. Ей даже померещилась тяжесть книг, которые полагалось таскать на голове, чтобы те не падали, — Тесс весьма придирчиво относилась к вопросам правильной осанки.
— Не желает ли прекрасная леди отведать сахарных перьев? — у подножия лестницы ее уже дожидался третьекурсник Ричи Кут. Ловец(2), хорошие манеры, да и внешне ничего так — в личном списке Венди он занимал почетное четвертое место. Она приняла его руку с благодарным кивком, но от сладостей отказалась, не забыв, впрочем, смущенно похлопать ресницами.
— Тогда позволь сопроводить тебя на завтрак, — он повернулся так, чтобы она могла взять его под руку, и Лаванда надула губки, про себя костеря мальчишку на все лады: теперь отказаться было бы невежливо, но и согласиться на виду у всех совершенно невозможно — ходить под ручку это уже чересчур.
— Ричи, ты слишком хитрый для гриффиндорца, — Венди легонько стукнула его кулачком в плечо, и Кут разулыбался. — Лучше помоги, у меня ужасно тяжелая сумка. Ступай в Большой зал, я догоню тебя через минутку.
Ричи с готовностью подхватил матерчатую лямку и направился к выходу, ловко лавируя между людьми, — сразу видно юркого ловца. Сама Лаванда немного отстала: на правах завсегдатая тренировок помахала высоченному Вуду, удостоившись его легкого кивка, мило улыбнулась Аберкромби(3), поймала и удержала взгляд Кормака Маклаггена… и уже в дверях столкнулась лицом к лицу с Малфоем. Однокурсник смерил ее полным сомнения взглядом и сказал:
— Браун, на пару слов.
Лаванда коротко кивнула и безропотно последовала за ним по лестнице вниз. Огромным плюсом Драко было то, что с ним не сработала бы ни одна из ее ужимок, и в его компании можно было хоть немного расслабиться и побыть собой настоящей. Огромным минусом Драко было то, что с ним Венди абсолютно ничего не светило, и то время, которое она на него тратила, было безрассудным и расточительным излишеством.
— Когда Панси вернется в школу, сделай одолжение, присмотри за ней, ладно? — наконец тихо попросил Драко, остановившись на крошечной лестничной площадке. Место было очень укромным, до выхода из башни оставалась еще пара пролетов, и Лаванде вдруг подумалось, что со стороны их уединение выглядит подозрительно. Если Кут сейчас вернется, придется с ним объясняться, а она не любила этого делать — тяжело хлопать ресницами и мямлить всякие глупости, когда больше всего хочется поставить оппонента на место парой точных фраз.
— Мне не в тягость, — честно сказала Венди. — Но будет куда проще, если я буду знать, на что именно следует обратить внимание.
Драко усмехнулся ее незамысловатой уловке и укоризненно покачал головой. Сегодня он был в сером жилете и белой рубашке, и Лаванда по достоинству оценила его чувство стиля. Забавно будет понаблюдать за тем, как Джинни Уизли пускает слюни, — Венди сделала мысленную пометку проследить за нужным концом стола во время завтрака.
— Браун, неужели ты думаешь, что я открою тебе то, что не открыл еще никому другому? — вкрадчиво спросил Драко.
— Почему бы и нет? — широко распахнула голубые глаза Лаванда и тут же фыркнула. — Между мной и остальными есть одна большая разница: от меня тебе нужна помощь, и помощь эксклюзивная, потому что вход в нашу спальню строго ограничен. Малфой, неужели ты думаешь, что я стану напрягаться просто так? Лишней минутки в твоей блистательной компании мне совершенно недостаточно.
— Туше, — Драко вскинул ладони, пару секунд подумал и протянул: — Впрочем, я могу попросить Патил, твоя подружка кажется сговорчивее.
— Тогда уж сразу Грейнджер, Парвати никогда не пойдет мне наперекор, — сладко пропела Венди, развернулась и решительно зашагала вниз по ступенькам. Раз, два, три… на четвертой Малфой ее все-таки окликнул.
— Кошмары, Лаванда. Если Панси будут сниться кошмары или она будет странно себя вести, немедленно скажи мне.
Венди обернулась через плечо и прищурилась, но тут же спохватилась — ранние морщины никого не красят.
— Это как-то связано со сломанной палочкой? — быстро спросила она.
— Мордред, Браун, не наглей, — фыркнул Малфой и поравнялся с ней, остановшись на ступеньку выше. — Все равно тебе эта информация не пригодится — твоя семья вращается не в тех кругах, чтобы вынести из нее какую-то пользу.
Лаванда сжала зубы: она прекрасно отдавала себе отчет в своем социальном положении, но почему-то этот ленивый, отпущенный мимоходом комментарий больно задел за живое.
— Я точно знаю, — мягко продолжил Драко, заглядывая ей в глаза, — у тебя доброе сердце, да и Панси тебе по душе. Так что, я могу на тебя положиться?
— Мордред, Малфой, не наглей, — перекривила его Лаванда. — Зачем тратить свое очарование на тех, кто так очевидно ниже тебя по статусу?
Драко нарочито смиренно потупил взгляд, и она покачала головой: паршивец, и отлично знает цену своему обаянию. Правильно говорила бабуля Тесс: от Малфоев следует держаться подальше, слишком уж они себе на уме. Но в одном он был прав: Паркинсон действительно была неплохой девчонкой, и Лаванде было ее просто по-человечески жаль.
— Ладно, присмотрю за ней, — согласилась она со вздохом. — А теперь оставайся здесь и считай до десяти, не иди за мной сразу.
Она быстро сбежала по лестнице и успела перехватить встревоженного Кута как раз у входа в башню.
— Прости-прости, меня задержали, — защебетала Венди, стратегически разворачивая Ричарда спиной к двери. — Ты ведь не сердишься, правда? Как жаль, что я не могу сесть рядом с тобой на уроках — но я обязательно приду посмотреть, как ты летаешь…
Лаванда кинула быстрый взгляд в дверной проем и скрипнула зубами: Малфой в открытую стоял на лестничной площадке, улыбался от уха до уха и беззвучно хлопал в ладоши. Кут проследил было за ее взглядом, но Лаванда сделала вид, что споткнулась, и Ричи отвлекся, чтобы галантно поддержать ее.
— Я такая неловкая, — смущенно улыбнулась Венди и позволила себе осторожно потрогать его бицепс через рубашку. — Ричи, ты такой сильный и надежный! С тобой любая девочка будет словно за каменной стеной.
— Перевожу, Кут: прямо как в Азкабане, — раздался за их спинами знакомый насмешливый голос. — Браун, притуши свой пламенный взгляд, я сейчас полыхну.
Лаванда поджала губы, но тут же спохватилась и улыбнулась так, чтобы на щеке заиграла ямочка — мамино наследство.
— Малфой, иди своей дорогой, у тебя еще герой не выгулян, — отрезала она. — И вообще следи за ним получше, он в последнее время не в себе и бросается на людей. Я понимаю, что у вас личная драма, и глубоко сочувствую, но остальные тут совершенно ни при чем.
Она кинула быстрый взгляд на помрачневшего Кута и молниеносно сменила тему:
— Ричи, сегодня ведь будет тренировка? Я могу посмотреть, правда?
— Действительно, Ричи, — опять вклинился Драко, подходя ближе, — не отказывай даме в такой малости: где еще она сможет поглядеть на Олли Вуда в непринужденной обстановке?
Венди задохнулась от такой наглости. И он еще просит ее о помощи! Нет, это просто невыносимо… А хуже всего то, что просто поставить его на место нельзя — в образ милой Лав Браун плохо укладываются полные яда отповеди.
— Ричи, ну почему ты стоишь столбом? — с упреком воскликнула она, заламывая руки. — Мое честное имя порочат прямо у тебя на глазах, а ты молчишь, будто язык проглотил!
Ричард и правда стоял, вытянув руки со сжатыми кулаками по швам, крепко, до белизны, сжав губы и упрямо глядя в пол, и у Лаванды закрались нехорошие подозрения, что защищать ее честь он все-таки не станет.
— А молчит он, Браун, потому что мой papa ссудил его отцу крупную сумму на расширение бизнеса, а мистер Кут на днях попросил отсрочку по выплате процентов, — лениво протянул Драко и, ловко оттеснив Ричарда, подставил Лаванде острый локоть. — С ним каши не сваришь, моя леди, — меркантильная, мелочная личность. Давай сюда сумку, Ричи.
Венди почувствовала, что еще немного — и она завизжит. Собрав остатки самообладания в кулак, она оперлась на руку Малфоя, напоследок пристально, с укоризной взглянула на Ричи и позволила увести себя по коридору в сторону Большого зала.
— И что это за спектакль? — сквозь зубы спросила Лаванда, когда они отошли подальше. — Малфой, ты лезешь не в свое дело, словно взрывопотам в болото. Что тебе до того, на кого именно я гляжу во время тренировок? Ты-то там не летаешь.
— Пока я наблюдал за тем, как талантливо ты развешиваешь лапшу на ушах бедняги Ричи, мне в голову пришла изумительная мысль, — легкомысленно сказал Драко. — Гарри Поттер — знаешь такого?
Лаванда подозрительно прищурилась, но внутренний голос, так похожий на голос Тесс, — «морщины, Ванда!» — тут же заставил ее расслабиться. Бабушка всегда сокращала ее имя от французского Lavande — по мнению самой Венди, слишком пафосно, но Тесс была непреклонна — английское Lavender казалось ей слишком простым. «У нас растет красивая девочка или сорная трава? — ворчала она на маму. — У ребенка должно быть человеческое имя, а не какая-то кличка. Ну прямо мечта герболога! Хорошо хоть не Ромашка и не Горечавка…».
— Это который герой магической Британии? — насторожилась Лаванда. — Малфой, мне не нравится, куда ты клонишь.
— Почему? — удивился Драко — или очень натурально притворился? Правильно говорила бабушка — от Малфоев надо держаться подальше. — Ты ведь не просто так таскаешься на квиддичные тренировки и расточаешь улыбки племяннику Тиберия Маклаггена. И не говори, что тебе действительно нравится Кормак, ни за что не поверю.
Кормак Лаванде не то чтобы совсем не нравился — красивый, плечистый, да еще и с очевидными лидерскими задатками… Впрочем, его главным достоинством было вовсе не это, а близкое родство с лучшим другом Руфуса Скримджера. Благодаря совместной охоте Тиберия Маклаггена и главы аврората на штырехвостов(4) Кормак занимал в списке Венди второе место, опережая даже подающего надежды в квиддиче Олли Вуда(5), и пока что выглядел наиболее привлекательной кандидатурой.
Лаванда давно поняла, что выходов у нее всего два: удачно выйти замуж или стать известным специалистом. Увы, порядки магической Британии плохо располагали к построению собственной карьеры без связей, а перебирать бумажки в Министерстве или сидеть на посту привет-ведьмы в Мунго Венди не хотелось. Замужество выглядело куда перспективнее, но тут тоже были свои сложности: чистокровная семья Браун не могла похвастаться ни фамильным состоянием, ни громким именем, и в приданое Лаванда могла принести только миловидную внешность. При таком раскладе рассчитывать на Священные Двадцать Восемь или другие известные рода с хорошим положением в обществе Венди не могла, но всегда оставались крепкие середнячки вроде Вуда, чей папенька был при чинах в аврорате, наследника Аберкромби из аптекарей… ну и, конечно, Маклаггена, куда ж без него.
Героя магической Британии Лаванда даже не рассматривала — он стоял вне любых категорий. Бабушка, правда, очень воодушевилась, узнав, что Поттер учится на том же курсе, но сама Венди умела трезво смотреть на вещи. Не всем везет сорвать джекпот, особенно когда с обоих флангов Гарри плотно окружают Паркинсон и Малфой — не подступиться.
— Ты что, серьезно предлагаешь мне обаять Гарри Поттера? — с сомнением уточнила Лаванда. — Мерлин, Малфой, что стряслось в вашем идиллическом маленьком мирке? Неужто повздорили?
— Браун, так низко себя оценивать просто неприлично, — фыркнул Драко. — Ты что, действительно считаешь, что если я надумаю подложить Гарри свинью, то решу свести его с тобой?
Лаванда закатила глаза и стукнула его по плечу — почти в полную силу, между прочим, а не как беднягу Ричи, но Драко даже не поморщился.
— Ты пытаешься вовлечь меня в какую-то очень странную интригу, Малфой, — укоризненно заметила она. — Поттер занят, это понятно всем, у кого есть глаза. И у тебя они тоже имеются, так что что-то тут не так. Выкладывай.
Драко поджал губы и потер высокий лоб свободной рукой.
— Поттер как раз-таки не занят, — поправил он неприятным тоном. — И будет просто прекрасно, если он будет не только не занят, но еще и в ком-то заинтересован. Например, в тебе — красивой, умной и целеустремленной девочке. Вы с Гарри отлично друг другу подойдете: целый герой, плюс из очень хорошей семьи, при средствах, да и внешне ничего так, уж получше Ричи Кута и Аберкромби.
Лаванда удивилась про себя тому, как хорошо Малфой знаком с ее маленьким списком — неужто следил за ее маневрами? Впрочем, нет, — трезво поправила она себя, — просто подходящих по положению кавалеров у мисс Браун было удручающе мало, хоть плачь…
Но какое дело до ее проблем Драко, откуда такая внезапная благотворительность? Разве что… он печется не о ней и даже не о друге, а о самом себе? Венди кинула на насупленного Малфоя косой взгляд — и внезапно все поняла. Она замедлила шаг, и Драко понятливо остановился и медленно кивнул.
— Да, Браун, ты догадалась верно, я впечатлен. Мне просто позарез нужно, чтобы Гарри перестал зацикливаться на Панси.
— Так она ему все-таки нравится? — с интересом уточнила Лаванда — этот вопрос весьма будоражил девичью половину курса, но пока оставался без определенного ответа, — и Драко пожал плечами.
— Даже если и нет, — отстраненно сказал он, глядя куда-то вдаль, поверх ее плеча, — Гарри все равно ведет себя как доблестный рыцарь, защищающий принцессу. И какая роль остается тогда мне, Браун? А я тебе скажу: по всем законам жанра я — злой дракон, и мне это совершенно не подходит. Так что, подменишь Панси? Поверь, за Гарри ты точно будешь как за каменной стеной — тебе вроде бы такое как раз по нраву.
Лаванда ощутила настойчивое желание стукнуть его еще раз, но усилием воли сдержалась: леди не распускают руки, даже если очень, очень хочется.
— А ведь чистокровные так уверены, что Паркинсоны присмотрели Поттера именно в консорты для Персефоны… — пробормотала она, пытаясь уложить все в голове. — Не могу поверить, что все до единого ошибаются, даже слизеринцы.
Малфой равнодушно пожал плечами — ну конечно, ему-то не приходится добывать информацию по крошке, ему все приносят на серебряном блюдечке, — и подвел Венди к окну. Поставил сумку на широкий подоконник, оперся об него рукой и пытливо заглянул в глаза.
— Так что? Ты в деле?
Лаванда отвернулась к окну и задумалась. Малфой, по всей видимости, и правда сговорен с Паркинсон, вот дела… При таком раскладе лучший друг обоих, Поттер, третий лишний, и это неминуемо приведет к какой-нибудь драме — если только в их неустойчивый треугольник не добавится еще один угол, создавая квадрат. Тогда Драко и Панси смогут, как и раньше, дружить с Гарри, обе семьи будут довольны, потому что их планы останутся в неприкосновенности, ну и сам герой тоже не останется в обиде — Венди умела понравиться и, что бы там ни клеветал на нее Малфой, хорошо знала себе цену.
Она перевела взгляд с подоконника на окно, на холмы, укутанные ноябрьскими туманами, как пуховой шалью. В целом перспективы открывались самые захватывающие: дружба с двумя наследниками старых семей и прогулки под ручку с третьим. А там — кто знает? Даже если с Гарри у них ничего и не выйдет, другие мальчишки наверняка запомнят, что ее компанией не побрезговал сам герой магической Британии… а это огромный плюс к репутации. И, глядишь, неприступный Олли Вуд перестанет относиться к ней, как к несмышленой малявке, а там, может, и кто-то из Священных Двадцати Восьми присмотрится пристальнее… Всем старым семьям рано или поздно приходится обновлять кровь — так почему бы не выбрать для этой цели именно Браунов?
Лаванда улыбнулась своим мыслям, дохнула на окно и нарисовала на запотевшем стекле маленькую корону. Драко, заглянувший ей через плечо, уничижительно фыркнул.
— Все с тобой понятно, Браун, — нет бы сердечко нарисовать. Я так и знал: на самом деле романтизма в тебе ноль целых ноль десятых. Впрочем, так даже лучше: не пытайся сойти с Гарри за дурочку, поняла? Он слишком проницателен, чтобы твой маскарад мог надолго его одурачить. К тому же, Браун, надо работать на перспективу: если ты понравишься Гарри, то рано или поздно тебе все равно придется признаваться.
Лаванда нахмурилась. В голове тут же прозвенело требовательное: «Ванда, морщины!». Скорее бы уже помолвка хоть с кем-то, чтобы наконец расслабиться…
— И что ты мне предлагаешь?
— Просто будь собой, — посоветовал Драко и заботливо поправил ей шарфик. — Мы с тобой одного поля ягоды, и раз Гарри дружит со мной, то есть шанс, что и ты — настоящая ты, Лаванда, — ему тоже понравишься. Для маневра у тебя есть целых два месяца до самых каникул, и было бы отлично, если бы на Рождество Гарри позвал тебя в гости. Мы с Панси, скорее всего, тоже там будем.
— Там — это где? — насторожилась Лаванда, и Драко ухмыльнулся.
— Узнаешь в сегодняшней газете.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Как вам моя Венди? Лично я от нее пока просто в восторге.
Полюбоваться на нее можно тут: https://ibb.co/JtpKZD5
"Маятник Ньютона": https://ae04.alicdn.com/kf/S65707b80cc7d45698f27b78c7f6afc94E.jpg_480x480.jpg
1) Минерва — полукровка, у нее вполне могла быть такая штучка
2) В каноне им был Гарри, так что у меня место было вакантным.
3) Старший брат канонного Юэна
4) Между прочим, канонный факт :)
5) Моя Лаванда родилась осенью 1979, а мой Оливер — в первой половине 1976, так что разница между ними не так и велика.
Примечания:
Счетчик набрался, выдвигаемся :)
Глава сюжетно подвязывает сразу несколько линий, так что сразу говорю: несмотря на отсутствие решительных действий, а также обилие разговоров и истинно южной неги, она нужна и важна.
Заодно хочу попросить вас рекомендовать "Дам" тем, кому они могут понравиться, — и человек развлечется, и мне будет очень приятно ))
Идею Гарри, сама того не зная, подала Лаванда Браун. Перед Чарами она неожиданно попросилась на пустующее место Панси, и в ответ на недоуменный взгляд Гарри пояснила, что ей страшно сидеть рядом с Уизли: его палочка дышит на ладан, едва слушается и постоянно искрит.
Оглянувшись, Гарри внимательно присмотрелся к Рону, бездельничающему на галерке, — светло-коричневая палочка действительно видала виды, вся она была какая-то потертая и облезлая, словно за годы пользования с нее сошел почти весь лак. Гарри даже показалось, что из кончика немного выглядывает сердцевина, но это, скорее всего, было игрой воображения. Как Рон вообще пользуется этим антиквариатом, да еще и умудряется хоть как-то колдовать? Почему-то первая палочка Панси, несмотря на то, что передавалась в семье из поколения в поколение, выглядела как новая — а может, Ронова просто изначально была из дешевых, второсортных?
К вечеру вторника идея в голове Гарри окончательно оформилась, и он подловил Рона перед сном, возле умывальной комнаты. Они были одни — Уизли всегда плелся на банные процедуры едва ли не последним.
— Чего надо? — угрюмо спросил Рон. Стоя рядом с ним, Гарри внезапно заметил, что тот порядочно вымахал и теперь был выше почти на голову; смотреть на кого-то снизу вверх Гарри не понравилось. Однокурсник тем временем поправил полосатое вафельное полотенце на плече и повторил: — Поттер, давай быстрее, я спать хочу.
— Услуга за услугу, — сказал Гарри, скрестив руки на груди и небрежно постукивая зажатой в кулаке палочкой себе по левому плечу. Рон подобрался и теперь внимательно следил за его движениями, словно в любой момент ожидал атаки. В целом, рефлексы у него были правильные — поменяйся они ролями, Гарри вел бы себя точно так же. — У тебя вроде бы старая палочка одного из старших братьев? И как, хорошо подходит?
— А что, у меня есть другие варианты? — процедил Рон и плавно отступил на шаг.
— Собственно, да, — широко улыбнулся Гарри, — есть, и мы перейдем к ним чуть позже. А еще у тебя есть сестра, которая ходит хвостом за моим другом, хотя Драко нравится совсем другая девочка.
Таинственную даму сердца Гарри, честно сказать, выдумал: для бартера недоверчивому Рональду нужна была веская причина, и то, что Драко было просто плевать на нежные чувства его сестры, тут по очевидным причинам никак не годилось.
— И что мне с того? — ухмыльнулся Рон. — Малфой сам виноват — нечего было поощрять Джинни, раз ему нравилась другая. Как вальс под звездами танцевать — так одна из Уизли годится, а потом все, в кусты, нашел себе получше?
Гарри почувствовал, как внутри поднимается волна холодного гнева, и, если бы собственная палочка не опротивела ему до зубовного скрежета, он развернулся бы и ушел, оставляя Рона наедине с его потасканной фамильной гордостью.
— Мне нужно, чтобы ты унял Джиневру, — сказал он. — Тебе же самому это выгодно: над твоей сестрой смеется вся школа. А чтобы подсластить пилюлю, предлагаю обменяться палочками. В выходные я и так иду в Косой за новой(1), а эта… не знаю, что у вас делают с ненужными палочками — выбрасывают, ломают? В общем, при любом раскладе ей конец, а ведь она исправная, рабочая и почти новая. Так что, интересует?
Рон подозрительно прищурил голубые глаза, медленно перевел взгляд на палочку, и Гарри заметил, как по его лицу пробежала тень, будто отголосок затаенной боли.
— И все? — он облизнул губы, будто во рту у него пересохло. — Никакого подвоха, просто услуга за услугу?
— Считай, что я нанимаю тебя в посредники, — дипломатично предложил Гарри. — И плачу за твою помощь исправной палочкой. Так что, мы договорились?
Рон кивнул, соглашаясь, и еще раз посмотрел на остролистовую палочку голодным взглядом. Гарри улыбнулся краешком губ: дергать Рона за ниточки, обладать тем, что ему позарез нужно, оказалось неожиданно приятным. Ему вдруг вспомнились их дуэль на башне и то восхитительное чувство власти над другим человеком, которое он тогда испытал. Опасный соблазн… Отравленное наследство Тома или что-то внутри самого Гарри? Пора было заканчивать с этими психологическими играми, и поскорее.
Уизли потянулся за палочкой, и Гарри отдал ее легко и без сожалений. На душе сразу стало спокойнее, словно он избавился от неприятного груза.
— И все равно темнишь, Поттер, — заметил Рон, примериваясь к палочке: он перебирал ее пальцами, крутил в руках, прикладывал к глазу, словно проверяя на прямоту, направлял в пустой угол, прицеливаясь, и чуть ли не обнюхивал. — Вся школа знает, что Паркинсон внезапно стало плохо и это как-то связано с палочкой. С этой тоже что-то не так, да?
— Понятия не имею, — честно ответил Гарри, прислоняясь плечом к стене. — Насколько мне известно, с моей бывшей палочкой все в порядке.
— Слово дашь? — недоверчиво прищурился Рон.
— Дам, — легко согласился Гарри. — Но Обет не проси.
— А Мордред с ним, с тем Обетом, дареному дракону зубы не считают, — развеселился Рон, опять восхищенно рассматривая палочку и поглаживая ее кончиками пальцев, как кошку. — Я думал, накоплю на новую только курсу к третьему — и то при хорошем раскладе.
Гарри пожал плечами: финансовые трудности семьи Уизли в целом и Рональда в частности мало его трогали.
— Кстати, маленький совет, — сказал он. — Попробуй переключить внимание Джинни на кого-то другого — например, Седрика Диггори, ну или того же Вуда… Если просто велишь ей напрямую, в лоб, она вряд ли тебя послушает, а так есть шанс.
Рон кивнул, соглашаясь, и тут же набычился.
— Малфой дурак, что не разглядел мою сестру, — с вызовом сказал он.
Гарри не стал спорить — не хватало еще на ровном месте ввязаться в дуэль из-за сердечных терзаний Джиневры и того, кто кого на самом деле заслуживает.
— А правда, что тебя усыновила леди Блэк и теперь ты будешь жить у нее? — внезапно перевел тему Рон и взглянул искоса, с любопытством.
Гарри устало потер лоб. Поликсена была права, после сенсационного воскресного выпуска «Пророка» Хогвартс не на шутку залихорадило: Гарри расспрашивали, его обвиняли, его поздравляли. Впрочем, несмотря на то, что он неутомимо отвечал на все вопросы, раз за разом повторяя одно и то же, люди все равно умудрялись извратить его ответы до неузнаваемости. Чего он только не наслушался — в коридорах, в классах, в гостиной: Паркинсоны решили запустить лапу в сейфы Поттеров; Гарри — тайный агент Дамблдора, внедренный в среду Пожирателей, чтобы бороться с ними изнутри; и, наконец, его любимое — Сириус Блэк сбежал из Азкабана, но его побег скрывают, чтобы не пугать общественность, и теперь Гарри предстоит дуэль с предателем, чтобы отомстить за гибель родителей.
Шепотки, косые и жадные взгляды, заинтересованные и испуганные лица… Гарри отвык от этого, за полтора года он уже успел забыть, каково это — находиться в центре внимания. Тем не менее ради Поликсены он продолжил усердно улыбаться и повторять снова и снова: его новый опекун — леди Блэк, жена его крестного, и он очень рад, что у него появились родственники в волшебном мире. Иногда Гарри тянуло пошутить, важно согласиться с чужими бредовыми теориями, но он одергивал себя — никогда не знаешь, кто примет твои слова за чистую монету.
— Меня не усыновляли, — терпеливо пояснил он. — Просто теперь у меня есть опекун-маг. И да, это леди Блэк. Я всем доволен.
— Задолбали, да? — неожиданно проницательно спросил Рон, и Гарри, опешив, кивнул — от кого-кого, а от шестого Уизли он этого вопроса не ждал. — И что, ты правда доволен? И прямо-таки всем?
— Да, — подтвердил Гарри и внезапно понял, что это правда — он действительно всем доволен, и даже необходимость талдычить, как попугай, одно и то же, не может испортить ему настроение. — Все просто прекрасно, Рон.
* * *
Люциус с Нарциссой прибыли как раз к обеду, и Поликсена встретила их у ворот, лично проведя под аркой с царственными грифонами. Грифоны клекотали, били мраморными крыльями, а левый и вовсе подозрительно косил на гостей бирюзовым глазом, но Поликсена шикнула на них, и они успокоились. От ворот к дому вела обрамленная тополями дорога, по которой могло бы проехать сразу две кареты, и Люциус тут же закрутил головой по сторонам, ревниво сравнивая окрестности «Соцветия» со своим мэнором.
— Не скрипи зубами, Люци, — поддела его Поликсена. — Это просто старая вилла, можешь так не переживать: Малфой-мэнор она затмить не в силах. Даже тетя Полидамия отводила твоему особняку одно из самых почетных мест в своих «Очерках поместий», — а уж она разбиралась в теме.
— Твоя тетушка — очень мудрая женщина, — воодушевился Люциус, картинно откидывая с плеча распущенные светлые волосы. Нарцисса смотрела на мужа со снисходительной, но ласковой улыбкой, и Поликсена отвела глаза, чувствуя себя лишней. — Впрочем, готов признать, что климат тут куда приятнее английской зимы, Патрокл не обманул.
Поликсена поправила прилипший к шее ворот льняной туники: солнце стояло в зените, но Люциус был прав — после угрюмых и коротких зимних дней его безжалостное сияние воспринималось как благо. Она отпихнула на обочину попавшийся под ноги камушек и невольно залюбовалась открывающимся видом: это была чистая правда, у нее и в мыслях не было соперничать с Малфоями в великолепии пейзажей и интерьеров. Она любила это место именно таким, простым: пыль и зелень, завтраки на расстеленном в саду покрывале и послеобеденная дрема в тени деревьев…
— Патрокл тоже будет? — поинтересовалась Нарси, останавливаясь, чтобы сорвать растущий у обочины василек. Поликсена кивнула и, прикрыв глаза козырьком, вгляделась вдаль, туда, где белели стены дома, высматривая брата. Эльфы потрудились на славу, и хоть вилла и не была полностью пригодна для жизни изо дня в день, но принимать в ней гостей уже было не стыдно. Поликсена сама предложила Патроклу хранить все материалы по поиску крестражей именно тут — в Паркинсон-мэноре хозяйничала проницательная и любопытная Розабелла, а в Малфой-мэнор в любой момент мог нагрянуть Абраксас.
— Скажи-ка мне, Поликсена, — вкрадчиво начал Люциус, подбираясь ближе, пока Нарцисса, словно девчонка, увлеклась собиранием полевых цветов. — Не радовала ли тебя невестка какими-нибудь приятными новостями?
Поликсена закатила глаза: Люций как всегда в первую очередь преследовал личные цели — как бы поскорее заключить помолвку наследника с Панси, чтобы Паркинсонам было сложнее соскочить с крючка.
— Увы, Люци, — напоказ вздохнула она. — Новостей пока нет, так что трубить о помолвке в газетах рановато.
— Ну ничего, — великодушно уступил Малфой. — Времени со свадьбы Патрокла и Розабеллы прошло совсем мало, еще успеется. Кстати, Драко писал, что на каникулы он отправится на Гриммо 12… Панси тоже там будет?
— Будет, Люци, будет, — с усмешкой отмахнулась Поликсена. — Не гони коней, им ведь даже тринадцати не исполнилось. Дай им побыть детьми еще немного.
— Детьми, — проворчал Люциус, стряхивая с манжеты белоснежной летней рубашки невидимую пылинку. — Детьми пускай будут те, над кем не довлеет проклятие, и те, кто не говорит со змеями, аки второй Салазар.
— Ну хватит, дорогой, — Нарцисса коварно подкралась к нему со спины и криво нахлобучила на голову сплетенный венок. Поликсене пришлось до боли прикусить щеку, чтобы не расхохотаться: смотрелся Люциус дивно, ну просто-таки «Лорд Малфой на деревенском празднике в роли бога плодородия». Впрочем, чего у приятеля было не отнять, так это апломба — после секундного замешательства Люций приосанился, скрупулезно уложил венок ровнее и уверенно зашагал вперед. Скромные маки и васильки в окружении золотых колосьев пшеницы смотрелись на нем как самоцветная корона.
— Как ты с ним живешь, — в очередной раз поразилась Поликсена, когда они с Нарциссой немного отстали. — Он же как королева из «Белоснежки», так и вижу: свет мой зеркальце, скажи…
Нарцисса звонко рассмеялась. С простым узлом волос и в летящем белом платье она выглядела совсем юной и хрупкой, и видно было, что приятельница наслаждается каждой минутой происходящего: и свежим ветерком, и жарким солнцем, и шуточками над мужем. Поликсена даже позавидовала ее беззаботности: видно было, что пророчество далекого предка давило на плечи Нарциссы, и она была крайне рада скинуть эту ношу на новую леди Блэк. То есть, на нее, Поликсену...
— Все видят один только фасад, — легко поделилась Нарси, и Поликсена позавидовала нежности в ее голосе. — Но Люциус Малфой — это куда больше, чем привлекательная упаковка.
Она помолчала и шутливо добавила:
— Хотя иногда я жалею, что не выскочила за кого-то попроще: мужчина не должен быть красивее своей жены, это нарушает вселенское равновесие. И за зеркала не приходилось бы соперничать…
После обеда они устроились у бассейна, на лежанках, и Поликсена подумала, что, возможно, идея устроить штаб-квартиру на вилле была не самой удачной: думать об Олливандере и крестражах совершенно не хотелось. Остальных тоже разморило: Нарцисса в широкополой белой шляпе устроилась под мозаикой с Амфитритой, Люциус сидел напротив, на краю бассейна, легкомысленно закатив штанины до колен и болтая ногами в воде, а Патрокл улегся на дальнюю лежанку, заложил руки за голову и высматривал что-то в небе. Поликсена повернулась на живот, положила одну руку под подбородок, а вторую опустила в воду, медленно и плавно водя ею из стороны в сторону, словно та была речной водорослью. В кои-то веки ей совершенно не хотелось быть взрослым и ответственным человеком. Лежать бы так до вечера, играться с водой, а потом плотно поужинать и пойти в сад — любоваться на высыпавшие звезды…
— Олли уперся рогом, — тихий голос Патрокла вернул ее в реальность, и Поликсена малодушно пожалела о том, что не может закрыть уши руками, как маленькая. — Говорит, что знать не знает ни о каком проклятии, но скалится при этом так, что смотреть противно.
Люциус поднял голову и пристально взглянул на приятеля. По его лицу блуждали зеркальные блики от воды, и Поликсена с удовольствием полюбовалась им в чисто эстетических целях, — как мужчина Малфой ее совсем не привлекал. Собственно, Поликсене никогда не было важно, чтобы ее избранник был писаным красавцем — ее слабостью, как у зомби в маггловских ужастиках, были мозги. Правда, у Люциуса они тоже имелись, но слишком уж изощренные, — Поликсену же тянуло к бойцам, а не к политикам.
— А я говорил, что переговоры нужно вести с Кристофером, — недовольно заметил Малфой. — Крис куда практичнее своего папаши, вот увидишь: он согласится на все, что угодно, лишь бы дело не приобрело огласку. Я слышал, ему пророчили повышение, но все еще могут переиграть. Да и невеста у него из Фоули — если новости просочатся, ее семья может пойти на попятную.
— Что говорит Панси, сестра? — помолчав, спросил Патрокл, и Поликсена нехотя вытащила руку из воды и села по-турецки. — К чему она склоняется?
— Да-да, — оживился Люциус, поворачиваясь к ней корпусом. Он был похож на взявшую след борзую. — Что говорит будущая леди Малфой?
Единственная реально существующая леди Малфой сладко потянулась всем телом и строго погрозила ему пальцем.
— В последний раз предупреждаю, — сказала она, и в ее нежном голосе звякнула блэковская сталь. — Остынь, Люций. Все уже прониклись важностью этой помолвки.
— Они прониклись, — передразнил ее муж. — Пока лично не увижу на пальце Персефоны помолвочный перстень — не успокоюсь. Патрокл, когда ты уже обрадуешь нас приятными новостями?
— Все вопросы к Розабелле, — шутливо вскинул руки брат. — Но если решишься предъявить ей претензии, рекомендую сначала засунуть за щеку безоар.
Люциус скривился и мстительно плеснул в него водой.
— Так что говорит Панси? — настойчиво повторил Патрокл.
Поликсена тяжело вздохнула: будь на то ее воля, племяннице не пришлось бы думать об этом ни секунды, Поликсена готова была принять непростое решение за нее… но Патрокл был прав: рано или поздно, но Панси пришлось бы учиться. Они и так дотянули почти до малого совершеннолетия — а ведь самого Патрокла отец начал муштровать куда раньше.
Был ли Приам прав? Ей очень хотелось сказать, что нет, но все-таки благодаря закалке брата Паркинсоны уцелели в войне и не оказались на грани краха, как некоторые другие семьи. Эйвери и Лестрейнджи, Мальсиберы и Пиритсы, Краучи и Прюэтты… Поликсена совсем не хотела, чтобы однажды в этот мрачный список добавились и Паркинсоны.
— Панси отмела идею с авроратом и пока что склоняется к вире, — сказала она и задиристо, с нажимом, добавила: — У нас растет очень толковая девочка, и кое-кому белобрысому жутко с ней повезет — причем совершенно незаслуженно.
— Но-но, — предсказуемо вскинулся Люциус. — Очень даже заслуженно: с Драко ей не придется скрывать свой парселтанг, мы будем только рады ее дару. Далеко не каждый род отнесся бы к такому спорному таланту спокойно.
Поликсена не стала спорить: Люций был прав, ей просто мелочно хотелось позлить его, как в детстве, когда она подкладывала ему под седло колючки. Она запрокинула голову назад, бездумно любуясь стадами белых облаков в небе. Возвращаться из этого миниатюрного пасторального рая в промозглый декабрь ужасно не хотелось.
— Надо заходить через Криса, — согласилась с мужем Нарцисса. — Я неплохо его знаю: он никогда не горел семейным делом, но Олли наверняка его учил. Я думаю, Кристофер будет только рад передать вам все наработки.
— Даже если и так, его отец по-прежнему остается главой рода, — задумчиво сказал Патрокл. — И он скорее сожжет все записи, чем отдаст их на сторону.
— Мы всегда можем отказаться от виры и обратиться в прессу, — напомнила Нарцисса. — Рынок производства палочек будет для нас утерян, но и Олливандеры тоже не смогут их делать, — для нас это не самый плохой вариант.
— Я против, — быстро сказал Люциус. — Я как раз столковался с заводчиком фениксов в Словении и присмотрел нам очаровательную пару, курочку и петушка.
Его глаза загорелись, а на щеках, помогай Мерлин, даже проступил оживленный румянец. Поликсена никогда не видела его таким увлеченным, и она заметила, как Нарцисса довольно улыбается. Она что, специально его провоцирует?
— У нас будут собственные перья для сердцевины! Единороги и драконы — дракклы с ними, там все куда проще, но перья всегда были самым дорогим ингредиентом. Мы сможем значительно удешевить производство, но оставить цены на товар прежними и таким образом увеличить прибыль… — соловьем заливался Люциус, а его широкие жесты словно пытались охватить весь земной шар.
— Милый, но производством палочек будут заниматься Паркинсоны, не мы, — вклинилась Нарцисса, и Люциус встрепенулся, словно очнулся от сладкого сна.
— Вот еще, у нас будет совместное предприятие! Скажем, семьдесят процентов на тридцать.
— В нашу пользу, — лениво вставил Патрокл, и Люциус упрямо наклонил голову, словно бык при виде красной тряпки. Поликсена поймала взгляд Нарциссы и украдкой показала ей большой палец: оживленный и увлеченный, Малфой был просто усладой для глаз. Нарси хитро улыбнулась в ответ и кивнула: знаю, мол.
— Крис вроде не дурак, — сказала Поликсена после паузы. — Олли опасен в первую очередь для него самого и его будущего. Пускай сам решит, что с ним делать; лично меня устроило бы лечение в закрытом крыле Мунго, со Сметвиком я столкуюсь.
Она взглянула на брата, и Патрокл кивнул, соглашаясь.
— Остается вопрос крестражей, — нехотя продолжила Поликсена. — У кого-нибудь есть новости?
Люциус и Нарцисса быстро переглянулись.
— Мы заплатили одному из охранников Азкабана за десятиминутное свидание с Беллой, — сказал Люций, страдальчески морщась. — Расценки, я вам скажу, огого, но у нас будет шанс ее пролегиллиментить.
Поликсена нахмурилась: насколько она знала, среди присутствующих мастеров нужного профиля не было.
— Мне не нравится, куда ты клонишь, — подобралась она, в упор глядя на Малфоя, и тот пожал плечами.
— Белла никогда в жизни не откроет секрет Лорда кому бы то ни было, даже родной сестре. А значит, этот секрет придется вырывать у нее силой, — безмятежно пояснил он. — Сразу говорю: сыворотку правды она не выпьет.
— Выпьет, — сжала зубы Поликсена. — Если ей приказать.
Люциус взглянул на нее с насмешливым интересом.
— Иногда мне кажется, что Шляпа отправила тебя не на тот факультет, — сказал он. — Налицо слабоумие и отвага. Применишь Империо в стенах Азкабана? Это чтобы не пришлось далеко идти, если поймают с поличным? Легиллимент проще и надежнее — у Беллы спустя столько лет не щиты, а швейцарский сыр, туда проникнет любой мало-мальски опытный мастер.
— И что этот самый мастер будет искать? — скептически спросила Поликсена. — Где она хранит крестраж Лорда? Люций, авантюрист ты несчастный, у нас нет легиллимента, которому мы можем доверить такие важные сведения.
— Ну положим, один умелец у нас имеется, — промурлыкал Малфой, и Поликсена почувствовала непреодолимое желание столкнуть его в дракклов бассейн и пару минут подержать под водой.
— Он и так между двух огней, а ты хочешь дополнительно усложнить ему жизнь, — горько заметила она. — На нем клятв, как на дворняге блох, не хватало еще вовлечь его в поиск крестражей Лорда.
— Ничего умнее предложить не могу, — обиделся Люциус. — У вас самих есть идеи?
— Нужно заглянуть в книгу приема Хогвартса, — подал идею Патрокл. Поликсена пристально взглянула на брата, но тот казался спокойным, словно не понял, о ком шла речь. А может, понял, но наконец-то перегорел, простил Северу давнюю вину? Это было бы очень славно. — Люций, ты на правах попечителя как раз имеешь к ней доступ. Достанем адрес, на который Тому Риддлу некогда пришло письмо о зачислении и получим еще одну ниточку, за которую можно будет потянуть.
— Можно поступить еще проще, — безмятежно подала голос Нарцисса. — Давайте все вчетвером прижмем Абраксаса к стенке! Можем даже пролегиллиментить его вместо Беллы, если не доверяете Эйби на слово — я, в общем-то, вас понимаю, у меня самой иногда руки чешутся. Или даже проще: пригласим его на рождественский ужин и подмешаем веритасерум в праздничный пунш.
Поликсена восхищенно присвистнула. Нарцисса улыбнулась, шутливо раскланиваясь, а Люциус от гордости за жену немедленно раздулся, как рыба фугу.
— Вперед, Слизерин! — похлопала Поликсена. — Но есть одна загвоздка: Абраксас поймет, что мы его опоили, — действие сыворотки правды ни с чем не спутаешь.
— Заполируем Обливиейтом, — быстро парировала Нарцисса, и Поликсена вскинула руки вверх.
— Сдаюсь. Мерлин, я всегда думала, что из вас двоих авантюрист именно Люци, но вижу — ошибалась. Кто будет стирать память? Я не могу, еще покорежу Абраксасу мозги. Кстати, Малфой, ты как, не против коварного нападения на твоего дорогого papa?
Люциус насупился было, но, поколебавшись, покачал головой.
— Я по-прежнему считаю, что отец и так нам все расскажет, — упрямо сказал он, но особой уверенности в его голосе не было. — Но если нет, то игра стоит свеч; будь отец сам на моем месте, он бы точно меня понял.
Поликсена кивнула и встала — хотелось размять ноги и немного подумать. Она как раз выходила в сад, когда ее догнал Патрокл.
— Есть еще кое-что, что мы можем сделать, — сказал брат, накладывая заглушку. Поликсена насторожилась. — Поговори с Гарри. Он может не понимать саму природу крестражей, но при этом помнить что-то с ними связанное: места, людей, которым их доверили…
— Что за глупости? — возмутилась Поликсена, стараясь, чтобы это выглядело как можно натуральнее. Патрокл с печальной улыбкой покачал головой и потянулся было заправить выбившуюся прядь волос ей за ухо, но остановился на полпути.
— Я знаю, что Гарри — это еще и немножко Том, — сказал он, внимательно глядя ей в глаза. — Догадался — сопоставил с диагнозом Сметвика, когда Люциус распознал в тетради крестраж. Тебе не нужно бояться меня, сестра, — ты уже накрепко связала мальчика с собой, а тебе я вред не причиню. Я догадываюсь, что ты не рассказала Гарри о том, чей осколок он в себе носил, но он умный парень и поймет все правильно. Поделись с ним, попробуйте вместе отыскать в его памяти что-то полезное — в конце концов, это в его же интересах.
Поликсена поколебалась и кивнула.
— Прости, — повинилась она. — Я должна была рассказать тебе, это был мой долг.
Патрокл покачал головой и все-таки заправил волосы ей за ухо.
— Должна была, но совсем не потому, что я глава рода. Ну а что касается мальчика… я недооценил твою привязанность к нему, теперь я вижу это ясно.
Он помолчал и добавил:
— Но ты должна понимать одно, Поликсена: из-за твоей привязанности к нему все мы — и Малфои, и Паркинсоны, — выбрали очень опасный путь. Если кто-то другой возродит Лорда из неизвестного нам крестража…
— Я поговорю с Гарри, — пообещала Поликсена. — И Абраксаса мы тоже прижмем. И даже Беллу навестим, чтоб ей пусто было.
Патрокл кивнул и перевел взгляд на сад.
— Кстати, об этом, — сказал он ровным тоном, заложив руки за спину и качнувшись на носках. — Этот ваш общий друг-легиллимент…
Поликсена опустила голову. Все-таки заметил…
— Я правильно понимаю, что именно он помог тебе провести ритуал? Свадьбу с топором?
Этого вопроса Поликсена никак не ожидала. Она подняла голову, вгляделась в лицо брата и увидела на нем знакомую довольную улыбку, к которой примешивалась изрядная доля грусти.
— Ну же, Поликсена, я способен сложить два и два, — укоризненно сказал Патрокл. — Твои вечные отлучки в Хог, попытки держать меня подальше от гостевого крыла в Малфой-мэноре, а теперь еще и ритуал, для которого нужно доверенное лицо, мужчина… Что между вами происходит?
— Мы… — уверенно начала Поликсена, но нужное слово никак не подбиралось. А ведь действительно, они — что? Дружат? Сотрудничают? Вспоминают былое за огневиски и шутят шуточки на грани фола? Что именно связало их двоих в этот раз? — Пожалуй, мы дружим.
— Ну да, — кивнул Патрокл и вздохнул. В профиль он казался непривычно взрослым и каким-то умиротворенным, будто понял что-то, что долгое время ему не давалось. — Я по-прежнему терпеть его не могу, не обольщайся… но я больше не могу закрывать глаза на очевидное: Северус Снейп слишком глубоко пустил корни в твою жизнь. Панси он тоже учит, верно?
Поликсена просто молча кивнула — добавить тут было нечего.
— Я буду не против, если он будет продолжать обучать детей, — продолжил, помедлив, Патрокл. — Снейп даже может бывать у тебя на Гриммо 12, я не стану возражать. Но в мэнор его не зови, я пока не готов видеться с ним лицом к лицу.
— Хорошо, — сказала Поликсена слабым голосом. Столько времени служить буфером между двумя важными для нее мужчинами, держать их на расстоянии друг от друга, лавируя между двух огней… Она почувствовала, будто с ее плеч исчез тяжелый груз, к которому она так привыкла, что даже перестала его ощущать.
— Дамблдору все равно лучше не знать о вашей… дружбе, — добавил Патрокл. — Он считает Северуса своим человеком — пускай же так будет и впредь.
— Он ничего не знает, — быстро подтвердила Поликсена.
— Ты так в этом уверена? — с каким-то сочувствием спросил Патрокл, поворачиваясь к ней лицом. — Как часто ты бываешь в деканских покоях, сестра?
Поликсена отвела глаза. Из уст брата этот вопрос прозвучал слишком двусмысленно, интимно даже. Ну бывает… скажем прямо, она частенько заваливается к Северу, — но исключительно чтобы обсудить что-то важное или оставить очередную порцию своих воспоминаний! Дружат они, понятно?
— Если тебе так важна дружба с Северусом, — продолжил брат, по-доброму усмехаясь, — то выберите для своих дружеских встреч какое-то укромное местечко подальше от бдительного ока Дамблдора. Ты теперь состоятельная дама в собственном праве, в твоем распоряжении сейфы Блэков — купи себе домик в глуши или и вовсе где-нибудь за Барьером.
— Между нами ничего нет, — уточнила Поликсена, и Патрокл кивнул.
— Конечно. Вы просто дружите.
— Все верно, — запальчиво продолжила Поликсена и пихнула его кулаком в грудь. Растерянно потерла лоб. — Я поняла твои грязные намеки. Так вот, знай: ты совершенно неправ.
Патрокл притянул ее к себе и поцеловал в макушку, как делал когда-то раньше.
— Пускай я буду неправ, — легко уступил он. — Но держись подальше хотя бы от Дамблдора, сестра… раз уж держаться подальше от Северуса Снейпа ты не можешь.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Название главы основано на идее Некроскопа.
Плюс куча моих новых артов специально для "Дам" (и меня особенно радует, что больше не нужно искать пейзажи в нужных ракурсах):
— Малфой-мэнор: https://t.me/DamyParkinson/74
— вилла "Соцветие" (ну правда же, совсем другой стиль): https://t.me/DamyParkinson/82
1) В первом фильме упомянут Джимми Кидделл, изготовитель волшебных палочек и владелец магазина в Косом "Чудесные волшебные палочки Джимми Кидделла"
Примечания:
Пока что это одна из самых любимых моих глав. Сама перечитываю ее под настроение :)
Очень интересно будет узнать ваше мнение по спору Альбуса и Аластора.
Когда скрытый дезиллюминационным Альбус прибыл на условленное место, Аластор уже ждал его: в окнах домика горел неяркий и уютный желтый свет. Со стороны этот маленький коттедж в сонном маггловском городке казался совершенно непримечательным: заборчик из белого штакетника, стены, густо увитые плющом и диким виноградом, раскидистые кусты роз под окнами. Можно было легко представить, как вечерами на крылечке посиживает благообразная старушка с пятнистой кошкой на коленях, — но Альбус знал наверняка, что никаких старушек тут не водилось.
Он толкнул калитку и вошел — охранные заклинания пропустили его без сучка и задоринки, но Альбус удрученно покачал головой, заметив, что уровень их сложности с последнего раза повысился. С Аластором давно пора было что-то решать, однако Альбус никак не мог придумать, с какой стороны подступиться к бывшему ученику, с годами ставшему близким другом. Грюм был взрослым и самостоятельным волшебником, и, как любой взрослый и самостоятельный волшебник, мог позволить себе некоторые причуды — пока те не становились опасными для окружающих. Насколько Альбус знал, пока что Аластор умудрялся балансировать на грани… но рано или поздно кто-нибудь обязательно пострадает — и как тогда он будет успокаивать собственную совесть, зная, что мог это предотвратить?
Дамблдор степенно прошагал по выложенной плиткой дорожке, поднялся на крыльцо и уверенно выстучал давно заученный ритм: два раза размеренно, помедлить, еще три быстрых, как дробь, удара и последний, будто ставящий точку. Он в очередной раз задумался, не оказывает ли другу медвежью услугу, потакая его слабостям.
За дверью послышался глухой и частый стук деревянной ноги, но Альбус знал, что проверка еще не завершена. Он собрался с мыслями и призвал Патронуса — сияющий феникс, как всегда вызвавший у него улыбку, прошел сквозь солидную дверь, словно нож сквозь масло. После секундного промедления дверь приоткрылась на пол-ладони, и хриплый голос Грюма велел:
— Палочку, Альбус.
Дамблдор вздохнул и протянул палочку в щелку. Грюм, осмотрев ее, довольно цокнул языком:
— Годится.
Альбус толкнул поддавшуюся дверь и вошел, на ходу снимая дезиллюминационное. Аластор тут же оттеснил его от двери, кинул в сад Гоменум Ревелио и, удовлетворившись отрицательным результатом, закрыл дверь на все шесть мудреных замков и огромный засов.
— Садитесь туда, — кивнул он в сторону кресла, одиноко стоявшего в самом углу, — так было устроено специально, чтобы хозяин домика видел собеседника как на ладони. — Выпейте-ка чаю.
Дамблдор прекрасно знал, что чай у друга особенный, но безропотно позволил себя усадить и храбро пригубил из чашки. После первого же глотка в голове наступила необычайная ясность — признаться, Альбус даже любил сыворотку правды за этот приятный побочный эффект.
— Ваше полное имя? — отрывисто спросил Грюм, держа палочку обманчиво расслабленно. Альбуса это не провело — он знал, что если какой-то из ответов Аластору не понравится, палочка мгновенно вскинется, словно жало атакующего скорпиона.
— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, — губы двигались сами собой, и в груди нарастало всепоглощающее ощущение удивительного спокойствия, какой-то фундаментальной правильности происходящего. Да, Альбус очень любил сыворотку правды за эту абсолютную уверенность в правильности своих действий — будь у нее эффект привыкания, он даже мог бы пристраститься к ней, только бы почаще испытывать это редкое блаженство…
— Как мы впервые встретились?
— Я шел по Большому залу к преподавательскому столу, а ты врезался в меня на полном ходу.
— Как вы меня наказали?
— Я не наказывал — просто попросил помочь мне накормить моего феникса.
— Как именно вы спасли мне жизнь в семьдесят восьмом?
— Никак, такого случая не было.
— Где мы виделись в последний раз?
— Здесь.
— О чем мы говорили? — подозрительно прищурился Аластор.
— О волках, — с горечью прошептал Альбус и с щемящей грустью почувствовал, как спокойствие начинает его покидать, — действие сыворотки кончалось.
— Точно, о них самых, — развеселился Грюм. — О трех подлых хищных тварях и вашей странной к ним снисходительности. Рад вас видеть, Альбус, выглядите бодро, всего-то лет на восемьдесят.
— Я тоже рад видеть тебя, друг мой, — сказал Альбус и со смиренным вздохом добавил: — Аластор, может, в следующий раз сократим проверку? Как видишь, это по-прежнему я, больше никто не знает об этой твоей явочной квартире. Тебя никто не ищет.
— Это вы так думаете, и со всем уважением, вы неправы, — огрызнулся Грюм и подошел к окну. Он держался сбоку, так, чтобы его не было видно снаружи, и Альбус печально подумал, что, возможно, Сметвик прав, и ему следовало быть с Аластором строже.
Гиппократ вообще не стеснялся в выражениях: он недолюбливал Грюма еще со времен войны и считал, что Альбус покрывает своего безумного протеже, которому самое место в закрытом крыле Мунго. Аластора он считал опасным для общества и настаивал на принудительном лечении — но Альбус не хотел снова принимать решения за других.
— Постоянная бдительность, Альбус! Враги не дремлют, а высоких защитников у меня нынче мало — только вы один и остались… Вы ведь знаете, что меня вышибли из аврората(1), — с горечью продолжил Аластор, пристально глядя в окно, где сгущались тревожные осенние сумерки. — До сих пор копают, проверяют старые дела. Служебное несоотвествие — каково, а! И из-за чего? Не прошел колдомедосмотр, ха! У меня есть обе руки, а в них палочка, — вот и все, что нужно приличному боевому магу. Это все Сметвик, мордредов чистоплюй! Я в одиночку заселил пол-Азкабана, и где мои награды, где почести? Где, а?
— Кстати, об Азкабане, — мягко перевел тему Альбус, чинно складывая руки на коленях. Пальцы подрагивали — уставшее тело предавало его понемногу, постепенно, но неуклонно. — Ты ознакомился с материалами дела? Что скажешь?
Копия этого самого дела, скромно лежавшая на столе перед другом Аластором, стоила Альбусу немалых нервов: пришлось просить об одолжении одного из бывших студентов, работавших в архиве, а задействовать его Альбус предпочитал только в крайнем случае — тихого скромнягу Винсента, выпускника Хаффлпаффа, никто не считал «человеком Дамблдора», и это было весьма на руку.
— Скажу, что Барти Крауч — дракклов маньяк, и гнать взашей надо было его, а не меня, — проворчал Аластор, отошел от окна, пересек комнату в три шага и тяжело опустился в кресло возле камина. Теперь их разделял маленький столик, будто игрушечный, и Альбус мимоходом восхитился тем, как хорошо старый друг продумал интерьер своей конспиративной квартиры — никто не заподозрил бы в этом идиллическом местечке логово старого вояки Аластора Грюма. Иногда Альбусу очень хотелось хоть одним глазком поглядеть на то, где Грюм живет на самом деле, но он знал, что туда Аластор не пустит никого и никогда — дом защищал Фиделиус, и Хранителем, скорее всего, был он сам.
Грюм тем временем принялся загибать пальцы, похожие на хищные птичьи лапы — узловатые, скрюченные, в застарелых белых шрамах:
— Свидетелей нет, чистосердечного признания нет и трупа Петтигрю тоже нет. Магглы, правда, есть, целых двенадцать штук, но причина смерти неясна — в деле только и написано, что трупы знатно обгорели… Заклинание, которым Сири их якобы порешил, наши великие спецы определить не удосужились и Приори Инкантатем с палочки Блэка тоже не сняли. Даже состав преступления — и тот высосан из пальца, «он сказал, она сказала», тьфу! Говорю же, не продави Крауч свой людоедский закон, драккла с два Блэк поехал бы в Азкабан. Барти лишь бы чужой кровушки попить, на справедливость ему плевать с высокой колокольни, — не удивлюсь, если у него в мэноре есть личная пыточная, где он держит какого-нибудь бедолагу под Империо.
От такого подробного и обнадеживающего разбора дела Альбус приободрился, но Грюм, заметив это, тут же злорадно ухмыльнулся и шутливо погрозил ему пальцем:
— Но вам это все равно не поможет, потому что даже если дело Блэка развалится от любого чиха, вытаскивать его бесполезно.
— Почему? — удивился Альбус и непроизвольно потянулся к бороде, но остановил себя на полпути.
— Да потому что от давнего знакомца Сири остались только рожки да ножки! — хохотнул Грюм и ударил себя по коленям, радуясь собственной казарменной шутке. Юмор у друга Аластора всегда был на любителя, стоило признать честно. — Альбус, вы видели Азкабан только на картинках, а я это местечко знаю как собственный сортир. Одиннадцать лет — это спеченные мозги, с гарантией.
— Ну почему сразу на картинках, Аластор? Мой отец… — начал было Альбус, но Грюм грубо его оборвал — ему единственному Дамблдор позволял такие вольности по отношению к себе.
— Ваш отец ведь так и не вернулся домой, — неожиданно проникновенно сказал он, и Альбус вспомнил прежнего Аластора, которого знал давным-давно, — еще ученика, а не боевого товарища: ясноглазого мальчишку с шотландским взрывным характером, бросавшегося в любую заварушку без лишних раздумий. От того мальчика остались одни глаза, да и те не в полном составе… — Вы его с самого ареста не видели, вот и напридумывали себе всяких сказок. Мы ведь уже говорили об этом, и не раз: люди — это вам не шахматные фигурки, их нельзя достать из ящика, отряхнуть и поставить на доску. Вы хотите стравить черного коня Паркинсонов со своей белой ладьей — но мы-то живем в реальном мире, а не в учебнике по шахматам! Ваша драгоценная ладья, хоть еще и не сдохла, но наверняка доживает последние деньки… И башня у нее набекрень, ставлю в заклад свою здоровую ногу!
— Ты преувеличиваешь, — усомнился Альбус. — Прецеденты выхода из Азкабана уже бывали — конечно, Сириусу понадобится длительная реабилитация, но все же…
— Реабилита-а-ация? — издевательски протянул Аластор и фыркнул, притопнув деревянной ногой. — Альбус, не смешите мои кальсоны! Чтобы что-то ре-а-би-ли-ти-ро-вать, нужно это что-то иметь, а там не мозги, а ситечко, в самом что ни на есть прямом смысле. Вы не хуже меня знаете, что дементоры, изымая счастливые воспоминания, рвут при этом мозги, как гнилое тряпье!
Он хитро прищурился и спросил, заговорщически понизив голос:
— Или вам безумец даже на руку, а? Хотите подсунуть его под бочок девчонке Паркинсон и спровоцировать ее, саму подвести под Азкабан? Сразу говорю: эта змеюка просто пришибет его во сне и потом сошлется на самооборону, я этих чистокровных дамочек хорошо знаю.
— Он анимаг, Аластор, большой черный пес, — решил поделиться тайной Альбус. Было так забавно наблюдать за тем, как мальчики пытались скрыть свои ночные прогулки, думая, что никто о них не догадывается… — Стал им еще в Хогвартсе. Если он додумался оборачиваться почаще, то был мало интересен дементорам.
— Анимаг? — задумался Грюм и почесал подбородок в трехдневной седой щетине. Альбус едва заметно вздохнул: а ведь когда-то Аластор тщательно следил за своей внешностью и пользовался успехом у дам — куда все подевалось? Пропало вместе с глазом и кончиком носа? — Тогда дементоры его, может, и не тронут, но жизнь в шкуре зверя так себе затея, Альбус. Если даже Сири не тронется умом из-за стражей Азкабана, то точно будет грызть за обедом косточки и задирать лапу на блэковские гобелены.
Он помолчал, раздумывая, а потом внезапно хлопнул ладонью по столу:
— Ну силен, жмыров сын! Еще в школе, говорите?.. Анимаг, ну надо же! Как в разведку ходить — так, значит, не анимаг…
Он продолжил бурчать себе что-то под нос про чистеньких маменькиных сынков, которые берегут свою нежную шкурку, а Альбус задумчиво прихлебнул чая из другой чашки, без сыворотки правды, — Аластор всегда предупредительно ставил ему две. Ситуация была сложной, но Альбус любил задачи со звездочкой.
— Слезы феникса, — наконец озвучил он результат своих размышлений. — И очень много шоколада.
Аластор пару секунд смотрел на него молча, выпученными глазами, как у карпа, а потом невежливо расхохотался, то и дело утирая слезы мозолистой рукой.
— Ну вот как вы это делаете, а, Альбус? — отсмеявшись, спросил он. — Слезы феникса, ну надо же… Почему сразу не кровь единорога? Феникс ваш, конечно, курица ценная, но мозги — это вам не открытая рана. Хотя если так надо для науки, готов вызваться и раскроить Блэку череп для пущего доступа — всегда руки чесались, когда он начинал вякать не по делу.
— Ты не прав, Аластор, — победно улыбнулся Альбус. — Слезы феникса — очень редкий и малоизученный ингредиент, и никто не знает настоящего предела их возможностей… фениксы плохо идут на контакт с волшебниками, но мы-то с Фоуксом давно поладили. Лет двадцать назад я даже набросал черновик работы по их свойствам, но до публикации руки так и не дошли. Наверное, оно и к лучшему: некоторые знания лучше хранить в тайне… Я точно знаю: слезы способны восстанавливать структуры мозга и нейронные связи. И устраивать трепанацию черепа для этого совсем необязательно.
— И кого вы назначили в подопытные крысы? — заинтересовался Аластор. — Надеюсь, не красотку Минни? Вы же знаете: у меня слабость к суровым шотландским женщинам.
Альбус укоризненно покачал головой.
— Я не мог подвергать других опасности, работая с непроверенным ингредиентом. Нет, друг мой, я ставил опыты на себе: оставлял записку с инструкциями, сливал воспоминание в думосбор, накладывал Обливиейт, а потом лечился слезами. Воспоминания возвращаются в девяти случаях из десяти. Я даже осмотр в Мунго потом прошел — все в полном порядке.
— А я по молодости еще завидовал когтевранцам, дурья башка, — сплюнул Аластор и встал. — И зря: не хватало еще над собой измываться из любви к науке. По вам воронья башня так и плачет, Альбус, — как вы умудрились обвести Шляпу вокруг пальца?
Дамблдор смущенно пожал плечами и пригладил бороду. Как-как… упросил, вот как. Шляпа была предметом понимающим — не чета людям.
— Ну а Лонгботтомы почему до сих пор в Мунго? — скривился Аластор.
Альбус вздохнул: будь Сметвик хоть немного сговорчивее… но Гиппократ наотрез отказывался попробовать новое лекарство без предварительной апробации с рецензентами, а сам Альбус не хотел делать рецепт достоянием общественности — классический цугцванг. Но при любом упоминании ненавистного Сметвика Аластор начинал заводиться, потому вслух Дамблдор сказал другую причину, которая, впрочем, тоже была весьма веской:
— Я сомневаюсь, что слезы помогут Фрэнку и Алисе. Одно дело Обливиейт и даже тесное общение с дементорами — и совсем другое — последствия серийного Круцио.
— Жаль, жаль, — прокряхтел Аластор, подходя к двери, — наступало время для очередной проверки окрестностей. — Хорошие были ребята, можно было на них положиться. Что касается Блэка… Счастливые воспоминания он, может, и вернет, и эти ваши структуры мозга восстановит… Подозреваю, что в его чугунной черепушке после вашего лечения тоже весьма прояснится, и на людей он кидаться все-таки не станет. Но никакие слезы не компенсируют ему одиннадцати лет за решеткой — а Блэки, даже этот ваш ручной песик, никогда не отличались великодушием. Допустим, вы его вытащили и подлатали — дальше-то что? Азкабан наверняка выбил из молокососа лишнюю дурь, так что рекомендую подбирать лапшу покачественнее, чтобы крепче держалась на его благородных ушах.
Альбус поморщился: иногда друг Аластор очень огорчал его своим цинизмом. Он дождался, пока тот вернется в кресло, и честно сказал:
— Мне от него ничего не нужно.
Кривая улыбочка на морщинистом лице Грюма застыла, как приклеенная, и Альбус продолжил:
— Вернее, ничего, кроме того, чего желал бы он сам. Я хочу, чтобы Сириус Блэк просто жил своей жизнью: воспитывал крестника, наверстывал упущенное со своей очаровательной новобрачной… Может, даже завел собственных детей. Разве это плохо?
Аластор смотрел на него со странным выражением: гремучая смесь досады, умиления и грусти.
— Знаете, почему я пошел во Вторую Магическую именно за вами? — внезапно спросил он, и Альбус покачал головой. — Потому что вы не притворяетесь. Вы правда верите в то, что мальчишка Поттер и девица Паркинсон обрадуются Сириусу, как родному. А самое жуткое — что эта ваша вера заразительна, как драконья оспа, мне уже и самому хочется, чтобы у засранца-Блэка все было в ажуре.
Альбус пожал плечами, неловко улыбнулся и отпил еще чаю. Сладости Аластор презирал как слабость, так что чай был непривычно горьким.
— Но вы все равно недоговариваете, — искусственный глаз Аластора бешено завращался и уставился куда-то в потолок. Альбуса замутило от этой картины. — Блэк понадобился вам именно сейчас — почему?
Альбус вздохнул и обхватил чашку руками, грея озябшие руки, — в последнее время у него постоянно мерзли пальцы.
— Гарри — необычный мальчик, — начал он издалека, и Аластор фыркнул.
— Давайте без долгих прелюдий, о необычности мальчика Гарри я могу почитать в книжках.
— Я не до конца уверен в своей правоте, — замялся Альбус, но затем собрался с мыслями и все-таки признался в том, что волновало его в последнее время, с каждым днем все больше и больше. — Понимаешь, Гарри очень похож на Тома… ты, конечно, не застал Риддла ребенком, а я отлично его помню — иногда они говорят одними и теми же словами, одинаково смотрят, двигаются… Это началось не сразу и развивалось постепенно, но сейчас пора взглянуть правде в глаза: Гарри Поттер слишком сильно похож на Тома Риддла, чтобы я мог спать спокойно.
Грюм пожевал губами и потер бычью шею. Крякнул и взглянул на Альбуса искоса, словно впервые видел.
— И вы думаете, что если этот змееныш полюбуется на азкабанского сидельца, то проникнется идеалами добра и света? — хмыкнул он и почесал седую кустистую бровь костяшкой пальца. — Если он так сильно смахивает на паршивца Томми, то единственный урок, который извлечет, — это что ни в коем случае нельзя попадаться на горячем.
Альбус печально покачал головой. Тяжело все-таки с циниками, — вздохнул он про себя.
— И все же я рискну, — веско сказал он. — Я с самого начала неправильно повел себя с Томом — мне не следовало пугать его, нужно было дать одинокому осиротевшему мальчику настоящий дом и любящую семью… Я ошибся, страшно ошибся… Но с Гарри еще не поздно все исправить.
Аластор скривился так, словно ему предложили побрататься с Пожирателем Смерти.
— Ваша беззубая доброта доведет вас до могилы, — угрюмо напророчил он. — И хорошо бы до мраморного мавзолея со статуей, а не до безымянного рва в лесу. Вы ведь зря темните: я понял, в чем вы подозреваете мальчишку. Волчьи повадки, да? Хотите, я решу вашу задачку за вас?
— Нет, — отрезал Альбус, выпрямляясь в кресле. — Не хочу.
— Ну и зря, — осклабился Грюм. — Ничему вас жизнь не научила, как вижу. Уже в четвертый раз, между прочим, а все по тем же граблям! У вас есть отличный шанс, и надо использовать его по уму — проще всего справиться со зверем, пока он еще маленький. Разве вы не жалеете, что не сладили с мальчиком Томми, пока он еще носил зеленый галстучек и из заклинаний знал один лишь Люмос?
Альбус не отвел взгляд только огромным усилием воли. Жалел ли он? Конечно. Ежедневно, ежечасно. Он ведь знал, знал, какие беды принесет с собой Том Риддл, после одного только взгляда на него, — но не рискнул. Побоялся ошибиться.
— Я не уверен, Аластор, — повторил он. — Нельзя принимать такие решения без полной уверенности.
— С Томми вы тоже ждали, — отмахнулся Грюм. — И дождались, пока он не развернулся в полную силу. А когда стали «полностью уверены», момент уже был упущен.
— И все же я не детоубийца, — сказал Альбус, остро чувствуя всю тяжесть своих ста одиннадцати лет на плечах. — И ты, несмотря на всю свою браваду, — тоже.
Волшебный глаз Грюма метнулся туда-сюда и резко обернулся вовнутрь, показываясь Альбусу своим мутным белком.
— Может, и нет, — проскрипел Аластор угрюмо. — Но с совершеннолетием мальчики резко становятся мужчинами, и один такой молодой да ранний на моем счету уже числится, — он прикоснулся к носу, непоправимо покалеченному Эваном Розье, и его перекосило.
Альбус тяжело вздохнул: он знал, что Грюм так и не смирился с этим своим увечьем — приспособился и к деревянной ноге, и к глазу, и даже научился шутить про них, но с носом все было иначе. Почему? Считал унижением, что его покалечил вчерашний выпускник?
Альбус не хотел вспоминать, но все равно вспомнил смешливого молодого Розье — и внезапно понял, что смертельно устал. Он больше не хотел никого хоронить: ни врагов, ни друзей, тем более, что почти все они были его, Альбуса, учениками, он помнил их детьми… Уйти бы на заслуженный отдых — но есть мальчик, которого когда-то выбрал Том, мальчик, который растет слишком похожим на Тома… И поэтому Альбус пока не может сдать свой пост.
Он откинулся в кресле и внимательно присмотрелся к другу Аластору: деревянная нога притопывала, словно плясала ирландский рил, глаз суматошно вращался в орбите, то нацеливаясь в пустой угол, а то и вовсе закатываясь. Утеря контроля над артефактами — плохой знак. Неужели все-таки придется обратиться к Сметвику? Альбус отчаянно этого не хотел. Да и удержат ли Грюма стены Мунго — все-таки не Азкабан…
— Оставим эту тему. Скажи мне одно, друг мой, — попросил он напоследок. — Сириус может быть невиновен в смерти тех несчастных магглов? Я не говорю о том, можно ли его вытащить, — меня интересует именно вопрос его вины.
Аластор подумал пару минут и уверенно кивнул.
— Ни одно заклинание, кроме Адского огня, не может убить одномоментно двенадцать человек, — пояснил он. — Магглы горели, это правда, но совсем иначе… Смахивает на взрыв, но точно не Экспульсо — у того не хватит мощности.
Он отвлеченно почесал шрам на носу и продолжил:
— Я думаю, они сражались. Один из них попал во что-то воспламеняющееся — не знаю, во что, я в маггловедении не силен. Оно рвануло, и магглы попали под раздачу.
— А Питер? — уточнил Альбус, подаваясь вперед. Кто-то ведь был Хранителем Фиделиуса на доме юных Поттеров…
Аластор пожал плечами.
— Пальчик не оторванный, чистый срез, — сказал он равнодушно. — Сири явно было не до игр с ножиками, так что ставлю на то, что ваш красавец сдернул с места происшествия, но аппарация удалась на троечку, и пальчик расщепило.
— Думаешь, он жив? — спросил Альбус, хотя и сам уже размышлял о такой возможности.
Питер Петтигрю может быть жив… где он? Уехал из Британии? Остался под чужим именем? Из всей четверки закадычных друзей именно его Альбус помнил хуже всего: спокойный полненький мальчик с тихим вежливым голосом и предупредительными манерами. Учился вроде бы на твердые четверки и мог бы куда лучше — просто на фоне блистательных друзей он как-то резко терялся, казался блеклым, невыразительным… И все же Питер тоже стал анимагом, покорил сложный раздел трансфигурации не хуже Джеймса и Сириуса, а значит, был куда талантливее, чем могло показаться на первый взгляд. Еще один упущенный ребенок…
— Почему бы ему и не выжить? Из всей тушки в наличии только пальчик, — цинично ухмыльнулся Грюм. — А потеря пальца не является смертельной раной — уж поверьте моему личному опыту. Чем вообще думал Фадж, когда писал докладную? «Тело испарилось», — ну-ну, убежало, видимо. Я еще не встречал ни одного боевого заклинания, способного «испарить» тело, — а у меня в этом деле опыт немалый.
— Спасибо тебе, друг мой, — Альбус медленно встал и попытался поймать взгляд Аластора — тщетно. — Если тебе понадобится моя помощь…
— Идите уже, Альбус, у вас там ваша курица не кормлена, — отмахнулся Аластор, но Дамблдор видел, что он растроган. — Но насчет волчонка подумайте хорошенько — и мозгами, а не сердцем, как в прошлые разы. Опыт показал, что с развязыванием узлов у вас туговато, — но иногда узел нужно просто разрубить. И я к вашим услугам.
* * *
— Мерлин, Браун, сосредоточься! У заварочного чайника не может быть глаз, это противоестественно и неэстетично.
— Мерлин, Малфой, не указывай мне, что и как должно быть у моей домашней работы! Трансфигурация — предмет творческий, а ты постоянно суешь мне под нос свою догму.
Гарри раздраженно потер лоб и попытался сосредочиться на главе учебника по Зельеварению — завтра Снейп грозился устроить проверочную, а он до сих пор не мог правильно перечислить все ингредиенты дыбоволосного зелья. Зачем вообще кому-то заставлять волосы вставать дыбом? Он перелистнул страницу обратно и перечитал последний абзац, но смысл написанного по-прежнему от него ускользал.
— Вот поэтому МакГонагалл и лепит тебе сплошные тройки. Твое творчество того и гляди тебя цапнет, и я не стану оказывать первую колдомедицинскую помощь.
— Ну и не надо — не твоя забота. Мне ее окажет Гарри.
Гарри поднял глаза на сидевшую напротив Лаванду и молча кивнул: окажет, конечно, ему не сложно. Браун улыбнулась, отвлекаясь, и трансфигурированный чайник тут же подгадал момент и мстительно сжал челюсти на ее указательном пальце.
— А я говорил, — неприятным тоном протянул сидящий рядом Драко, скрещивая руки на груди. — Я предупреждал.
Венди скривилась, ловко приложила скачущий по столу чайник Петрификусом и протянула Гарри руку через стол. Он не глядя наколдовал своей новой палочкой Эпискеи, останавливая кровь, и вернулся к учебнику. Лаванда вздохнула и убрала руку обратно.
— Гарри, поможешь мне с Трансфигурацией? — спросила она. Он недоуменно взглянул на нее и перевел взгляд на Малфоя — именно Драко был признанным талантом в этом предмете. Друг безразлично пожал плечами.
— Ты же видишь — прекрасную даму мой консервативный подход категорически не устраивает.
Дама кивнула и улыбнулась опять. Лаванда вообще часто улыбалась, и ей это очень шло. Гарри иногда пытался понять, как так получилось, что Браун незаметно стала частью их маленькой компании, но он никак не мог найти в прошлом тот самый переломный момент.
Да и был ли он? Иногда Гарри казалось, что так было всегда: их отчаянные перепалки с Драко, словно у пожилой супружеской пары, категорическая неспособность Лаванды к трансфигурации, быстро ставшая внутренней шуткой, и ее короткие, но меткие ремарки в отношении всего подряд.
— Давай вечером, — предложил он, — и лучше в гостиной, а не в библиотеке, потому что мадам Пинс скоро вернется, и нам точно влетит за шум.
— Ну почему сразу шум? — обиделась Венди, и Драко тут же вклинился:
— Да потому что от одного взгляда на твои, прости Мерлин, творческие эксперименты хочется орать во все горло, ни одна заглушка не выдержит.
— Критикан, — отрезала Лаванда и вернула чайнику исходную форму — красивое темно-синее перо. Драко вздохнул и покачал головой.
— Ты — просто ходячий философский камень, — печально подытожил он, — только вместо всяких полезных вещей вроде золота получается что-то донельзя странное.
Гарри прыснул и захлопнул учебник — рядом с этой бедовой парочкой было совершенно невозможно заниматься. Он откинулся на спинку стула и мечтательно уставился в высокий потолок: до каникул оставалось всего две недели. Две недели, несчастных четырнадцать дней, — и можно будет снова увидеться с Панси, вместе изучать загадки дома на Гриммо 12, украшать гостиную к Рождеству венками и гирляндами… а еще просто уютно молчать. Гарри больше всего недоставало именно молчания — иногда у него создавалось впечатление, что у Драко и Лаванды такая полезная опция не предусмотрена конструкцией. Прошлый визит на Гриммо был очень коротким, и ему ни на что толком не хватило времени, но в этот раз все точно будет по-другому.
— Малфой, нельзя быть таким меркантильным, — тем временем парировала Венди. — Все вокруг не сводится к одному только золоту.
— Ну заварочные чайники с глазами точно никому не нужны, — уничижительно фыркнул Драко и демонстративно вернулся к своим записям. Лаванда поджала губы — Гарри заметил, что она всегда так делает, когда последнее слово остается за кем-то другим.
— Гарри, где ты будешь проводить каникулы? — спросила, переводя взгляд на него. Гарри поймал себя на том, что его губы от мыслей о Рождестве сами собой расплываются в улыбке, и с чувством ответил:
— Дома.
Дом. У него никогда толком не было дома — настоящего, того, где его всегда ждут, того, где ему всегда рады. Наверное, когда-то давно, в Годриковой Лощине, но Гарри о том славном времени совсем ничего не помнил.
— В особняке Блэков? — уточнила Венди, и ее голубые глаза загорелись. Гарри невольно залюбовался ею — Лаванда вся была словно статуэтка из слоновой кости и золота, и любопытство только дополнительно красило ее, делало точеные черты живее, выразительнее. — Я никогда не бывала в таком старинном доме… интересно было бы взглянуть на него изнутри. Говорят, Блэки построили его еще тогда, когда вместо маггловских кварталов там было чистое поле, представляете?
Гарри улыбнулся ее энтузиазму и поймал краем глаза внимательный и настойчивый взгляд Драко — словно друг ему на что-то активно намекал.
— В прошлый раз я так толком и не осмотрелся, — ответил он. — Поликсена говорила, что дом на любителя, но он точно больше не опасен.
— Интересно, есть ли там призраки, — задумалась Лаванда, крутя в руках свое синее перо. — Или живые портреты… Портреты точно должны быть, правда? Вот бы взглянуть на них хоть одним глазком…
Гарри почувствовал, как Драко нашарил его ногу под столом и наступил на нее — явно со значением. Выглядел друг при этом совершенно безмятежно, словно был полностью поглощен своими конспектами. Он что, хочет, чтобы Гарри пригласил Венди в гости? Зачем ему это? Гарри перевел взгляд на Лаванду, в закатных лучах словно светившуюся изнутри, и его вдруг озарило: что если Малфою нравится Браун?
Все сходилось: то, как легко она влилась в их коллектив, то, как радушно принял ее Драко, всегда относившийся к потенциальным друзьям очень настороженно, и то, как в их с Лавандой диалоги было невозможно вставить ни словечка. Гарри искренне порадовался за друга: Браун подходила ему просто изумительно. Ему вспомнилось, как летом он нервничал из-за интереса Драко к Панси и надеялся, что в новом учебном году Малфой остановит свой взгляд на ком-нибудь другом, чтобы не нарушить их хрупкую дружбу втроем, — ну вот, так все и случилось, а он переживал. Гарри вспомнил, как плел Уизли про таинственную даму сердца Драко, и мысленно покачал головой: ну надо же, и вправду угадал.
— Хочешь в гости? — воодушевленно спросил он и заметил, как Драко и Лаванда быстро переглянулись. Ого, а ведь Венди тоже неровно дышит к Малфою! — подумал Гарри с усмешкой. Напроситься в гости к самому Драко ей было бы слишком неловко, вот она и нашла компромиссный вариант. Умная девчонка эта Браун, все-таки у приятеля прекрасный вкус.
Лаванда просияла, вскочила из-за стола и кинулась обниматься. Гарри встал, осторожно приобнял ее и виновато взглянул на Драко поверх ее левого плеча — ничего, мол, такого, чисто дружеский жест. Малфой выглядел довольным, и Гарри расслабился.
— А леди Блэк не будет против? — спросила Венди, отстраняясь, и Гарри покачал головой.
— Я все равно спрошу, но сомневаюсь, что она откажет. Кстати, Драко тоже официально приглашен, — добавил он, окончательно расставляя все точки над «i».
— Вот и отлично, — улыбнулась Лаванда, возвращаясь на свое место. — Сыграем в фанты, побродим по старинному дому с призраками… надо бы еще развесить омелу.
Гарри удержал лицо титаническим усилием воли и с веселым любопытством взглянул на Драко. Тот сидел, скрестив руки на груди и вежливо улыбаясь, будто его вся эта кутерьма совершенно не касалась. Ну-ну, вот и на нашего гордеца нашлась управа — Браун выглядела весьма целеустремленной, и в этом вопросе Гарри поставил бы именно на нее.
— Куда же без омелы? — с энтузиазмом поддержал он подтрунивание Лаванды. — Омела нужна обязательно. Я лично повешу пару веточек во всяких темных углах. Могу рассказать тебе по секрету, где именно, — вдруг срочно нужно будет кого-то привести именно туда. На портреты полюбоваться.
— Спасибо, прекрасная мысль, — сказала Венди и села за стол. Кончики ее ушей предательски розовели сквозь распущенные золотые волосы, и Гарри отвел взгляд, не желая смущать девочку своим интересом.
Он сел обратно, изо всех сил подавляя неуместное желание злодейски расхохотаться и потереть руки: Рождество обещало удаться на славу.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Моя бета временно ушла в реал, ее подменяют Вольха Садовская и Миледи V, которым я очень, очень, очень благодарна за помощь. С их участием глава стала однозначно лучше.
Отдельное спасибо Некроскопу — глава включает часть его идей или идей, родившихся в обсуждениях с ним.
На Аластора до Второй Магической можно поглядеть здесь: https://t.me/DamyParkinson/50 или здесь: https://ibb.co/9HDs15z
1) У меня ООС, и мой Аластор ну никак не удержался бы в аврорате
Примечания:
Как всегда, буду рада позитивным комментариям :)
Когда Люпин, вместо того, чтобы смирно взять аконитовое зелье и уйти, принялся отвлеченно рассматривать книги в шкафу, Северус понял, что час пробил: Ремус наконец созрел на разговор по душам. Он вообще удивлялся тому, что этот знаменательный момент настал перед самыми каникулами — Северус подсознательно ждал чего-то такого весь семестр, но оборотень не спешил идти на сближение. Вынюхивал, видимо.
— Судя по названию, очень интересная монография, — светским тоном заметил Люпин, поворачиваясь к нему и указывая на темно-синий корешок. — Даже не слышал о такой, хотя надо признать, что ментальные науки все-таки не мой конек…
Северус молча скрестил руки на груди, раздумывая, стоит ли ему подыграть. С одной стороны, пушистый коллега по-прежнему вызывал иррациональную, жгучую неприязнь, и взаимодействовать с ним больше необходимого не хотелось. С другой — он все-таки учился на том же курсе и видел жизнь Северуса, так сказать, из первых рядов, а в свете восстановления памяти это могло быть крайне полезным.
— Садись, — наконец без обиняков сказал он. — Домовика позовешь сам, если нужно.
Ремус понимающе и даже немного облегченно улыбнулся и занял гостевое кресло. С интересом повел носом, раздувая ноздри.
— Знакомые духи, — сказал с беззлобным смешком. — Паркинсон заглядывала?
Северус закатил глаза. Заглядывала, а то. В несвойственной для себя манере навела тень на плетень, переставила на его столе все предметы и под конец намекнула, что им нужно встречаться где-нибудь вне Хога, а не устраивать рандеву под самым носом у Дамблдора. А еще порадовалась, что Патрокл внезапно оттаял, — хотя лично Северуса этот поворот, скорее, настораживал.
«Конспиративная квартира для дружеских встреч», ну надо же. Хорошо хоть не «тайное любовное гнездышко».
— А врали, что не вместе, а параллельно, — узнаю слизеринцев, вечно темните, — продолжал веселиться Люпин, дружелюбно улыбаясь во всю пасть.
— Так и есть, — отрезал Северус и сел в собственное кресло. Теперь их разделял письменный стол, и диспозиция вышла странной — будто он собеседует Люпина или и вовсе допрашивает. Он автоматически потянулся к разуму гостя — легонько, совершенно незаметно, — и тут же отпрянул: глаза Ремуса предупреждающе полыхнули волчьей желтизной, и он медленно покачал головой.
— Не надо, Северус, — сказал оборотень, и «р» у него вышла особенно раскатистой, звучной. Рычащей такой. — Хорошо ведь сидим. Ты хочешь что-то узнать? Так спроси словами, я отвечу.
— Когда ты научился чувствовать чужое вмешательство, да еще такое тонкое? — заинтересовался Северус. — Я слышал, что оборотни такое могут безо всякой окклюменции, но ты же всегда был ни рыба ни мясо во всех этих штучках.
Люпин пожал плечами и опять обаятельно и немного смущенно улыбнулся. Впрочем, Снейпа эти его улыбочки больше не обманывали: теперь он отчетливо видел опасного зверя, только притворяющегося дружелюбным домашним псом. Ощущение было жутковатым даже для него; на ум сама собой приходила «Красная шапочка» — старый немецкий оригинал, из тех, что детям на ночь глядя не читают(1).
— Ты никогда не думал, что из Дамблдора ужасный воспитатель? — внезапно спросил Ремус, и Северус замер — неожиданные откровения школьного недруга, да еще и без малейшей подготовки, застали его врасплох. — Он великолепный ученый и исследователь, великий маг, да даже учитель неплохой, — но вот воспитатель из него просто аховый. Его нельзя подпускать к подрастающему поколению.
— Раньше ты придерживался прямо противоположного мнения, — язвительно напомнил Северус, отмирая. — Твой высокий покровитель даже в школу тебя протащил, где же твои благодарность и верность до гроба?
Между прочим, в школу, полную детей, знать не знавших о том, что о бок с ними ходит существо класса XXXXX, высшего класса, — того же, что василиски или огнедышащие драконы…
— Ни человек, ни зверь, а что-то между, — задумчиво и на первый взгляд невпопад ответил Ремус. — Ни рыба ни мясо, как ты верно заметил. Благодарить за это?
Он внимательно посмотрел на свои ладони, словно ожидал увидеть там ответ, и продолжил:
— Ну а верность до гроба хороша, когда она востребована, а я, как видишь, оказался неудачным экспериментом. Не нужна Альбусу моя верность. Знаешь, волки ведь очень верные звери, им позарез нужны стая, вожак… Моя стая от меня отреклась, а вожак и думать обо мне забыл. Обманутые надежды, Северус… тяжело простить того, кто обнадежил и обманул, и самого себя — за то, что наивно поверил.
Северус вскинул брови и помолчал, раздумывая над словами своего визави. Люпин всегда был умен, так стоит ли удивляться тому, что он наконец проникся всей гнусностью замысла директора?
— Почему ты вернулся в Хогвартс? — прямо спросил он. — Раз уж ты понял, что Альбус искалечил тебя, а потом выбросил на свалку, как сломанную куклу? Мне совершенно все равно, но я просто не понимаю твою логику, и мне это не нравится. Рано или поздно, но ты ведь проколешься: забудешь принять зелье или кто-то сопоставит даты твоих отлучек с лунным календарем.
— А что мне терять? — клыкасто ухмыльнулся Люпин, и эта ухмылка неожиданно шла ему куда больше, чем прежние робкие улыбки. — Я в тепле, сыт, одет и обут, на полном пансионе. Получаю хорошие деньги, но тратить их тут некуда, так что они копятся на будущее. Знаешь, как это приятно, Северус, когда деньги копятся? Знаешь, конечно: я помню, откуда ты родом, и теперь прекрасно тебя понимаю. И ты меня тоже поймешь: я пересчитываю их по вечерам, как гоблин, как дракклов нюхлер, и мне становится от этого так хорошо… И детям тоже хорошо — я учу их на совесть, я многое знаю, причем такого, что другие им не расскажут. Темная тварь в учителях полезна уже тем, что я понимаю, как подобные мне мыслят, — кто еще объяснит это студентам, кроме меня?
— Кто-то да догадается, — скептично повторил Северус, складывая пальцы домиком. — Пойдут слухи, встревожатся родители. И тогда тебе придется уйти, и хорошо, если втихую, если Альбус сподобится замять скандал, — а вдруг нет?
— И уйду, — легко пожал плечами Ремус. — Не впервой. Но пока что я здесь, и я буду продолжать выкладываться на совесть. Понимаешь, Северус… дети, особенно «львы» и «барсуки», склонны привязываться, если учитель им нравится. А я им нравлюсь, потому что я лучший преподаватель по ЗОТИ на их памяти — на моих уроках они сидят с открытыми ртами. Если кто-то из них и догадается, то промолчит: «львы» из авантюризма и ощущения сопричастности, «барсуки» — из сострадания и благодарности…
— В школе есть еще целых два факультета, — сухо напомнил Северус, и Ремус улыбнулся и покачал головой.
— «Вороны» точно захотят изучить меня получше — когда еще им попадется вменяемый оборотень, готовый к сотрудничеству? — он вскинул руки, словно сдавался в плен. — А я и не против, все для науки.
— А мои «змеи»? — против воли заинтересовался Северус. Ремус открывался с какой-то прежде неизвестной ему стороны: и это чопорный, педантичный и правильный до зубовного скрежета староста Гриффиндора?
— Только они меня и беспокоят, — признался Люпин. — Поэтому хочу попросить: придержи их, они ведь обратятся именно к тебе, не к Дамблдору. Объясни им, что если меня выживут из школы, на мое место придет очередное ничтожество, и им же будет хуже, особенно старшим курсам. Знаешь… иногда мне кажется, что Альбус специально подбирает самых слабых учителей на это место. Впрочем, может, так оно и есть: зачем ему маги, способные сами себя защитить? Не овцы, послушно следующие за пастырем, а волки, этих самых овец режущие…
Северус остро взглянул на него: иногда долгими зимними вечерами, особенно под огневиски, он и сам грешил такими конспирологическими теориями. Дуэли по-прежнему оставались первым и основным способом разобраться с обидчиком и расставить все точки над «i», но Северус собственными глазами наблюдал, как с каждым послевоенным годом обучение ЗОТИ все быстрее катится в пропасть. Даже официальная учебная программа и та нынче делала упор на магических существ, а не на самого страшного врага любого волшебника — другого человека с палочкой.
— И зачем это Альбусу? — спросил он, чтобы сверить мнения, и Ремус понятливо кивнул. Он вообще легко шел на контакт и откровенно делился своими мыслями, словно пытался подкупить своей искренностью.
— Мое мнение таково: Дамблдор хочет обуздать магов, приучить к зависимости от государства. К кому ты обратишься, если не можешь разобраться с обидчиком лично? Правильно — к добрым господам аврорам. Как поступил бы на твоем месте любой законопослушный маггл. Возможно, я заразился паранойей у Грюма, но я действительно считаю, что Альбус исподволь создает у нас государство по маггловским лекалам. Законы и правила, равенство и братство, а теперь вот и силовые структуры…
Северус задумался: сам он склонялся к тому, что Дамблдор таким изощренным образом пытался предотвратить повторение кровавой бани, в которую переросла гражданская война, — от связки уровня Конфундус-Силенцио-Экспеллиармус-Петрификус-Инкарцеро очень сложно всерьез пострадать.
Но в размышлениях Люпина тоже что-то было, он вообще оказался на диво здравомыслящим, как для человека, стабильно теряющего разум в угоду звериным инстинктам.
— Почему мы враждовали в школе? — внезапно спросил он. С Ремусом было интересно, они вполне могли бы если не дружить, то хотя бы не пытаться перегрызть друг другу глотки. Оборотень перевел взгляд куда-то за плечо Северуса и всерьез задумался. Была у него такая подкупающая привычка: он по-настоящему выкладывался в разговоре, а не просто отвечал первое, что взбрело в голову.
— Джеймс и Сириус тебя очень невзлюбили, — наконец жестко сказал он. — А я слишком дорожил их дружбой, чтобы встать у них на пути. Я обменял свои принципы на чужое одобрение и теперь жалею об этом — уже давненько, с конца войны.
Они помолчали: что тут было добавить? Одно, по крайней мере, было ясно: вражда между ним и «Мародерами» действительно была, Северус помнил ее верно.
— Я тоже был хорош, — неожиданно для себя самокритично сказал он. — Я помню, как отравил тебя на шестом курсе. Переборщил, плохо рассчитал дозу с учетом ликантропии.
Оборотень хмыкнул и неосознанным жестом потер грудь: досталось ему тогда неслабо, Северус даже опасался, что Азкабан не за горами, пора сушить сухари.
— Я думал, так и сдохну в обнимку с тазиком, — со смешком пожаловался Ремус. — Оборотню обычно не страшны зелья, но ты, дракклов гений, все-таки умудрился меня достать. Даже нюх мой сумел обмануть — я всегда знал, что ты далеко пойдешь.
По форме комплимент был сомнительный, но сам посыл Северус оценил по достоинству.
— Знаешь, — доверительно сказал Люпин, — я думал, что Гарри будет похож на отца. Даже не знаю почему, я его толком и не видел… но он совсем не похож на Джейми.
— И слава Мерлину, — с вызовом пробормотал Северус, но вопреки ожиданиям Ремус не вскинулся, чтобы встать на защиту приятеля грудью.
— Вообще-то да, — усмехнулся он. — Действительно слава Мерлину. Такие, как Джейми, плохо умеют доживать до старости — если их не погубит авантюризм или самомнение, то уж точно справятся те, кому они успели перейти дорогу. А мне хотелось бы, чтобы Гарри прожил долгую жизнь.
Северус внимательно присмотрелся к Люпину — светлой грусти в его голосе было хоть залейся. Внезапно его осенило.
— Что, не идет на контакт? — злорадно спросил он. — Так хотелось приручить мальчишку, и не вышло? Дай угадаю: очередное тайное задание Альбуса?
Отрицать Ремус не стал. Почесал нос немного пристыженно, словно собака, сгрызшая тапки, и подтвердил:
— Он чует мой интерес. Не знаю как — я очень осторожно к нему приглядывался, — но он совершенно не желает сближаться. Сначала было обидно: я намечтал себе, что вот встретимся мы, два одиночества, и поможем друг другу… а потом даже порадовался за него — это даже хорошо, что я ему не нужен, что ему и так не одиноко.
Северус отвел взгляд — иногда перед лицом эдакой гриффиндорской самоотверженности он почти терялся. Смог бы он так порадоваться за человека, в котором нуждается сам, и по-рыцарски отойти в сторону? Конечно, нет, — стукнуло откуда-то из грудной клетки, и Северус понял, что это правда, еще один кусочек его личной мозаики. — Ни за что и никогда.
Когда Люпин наконец ушел, Северус остановился у шкафа и взял с дальней полки тот самый темно-синий томик. Он не помнил его, хотя, признаться честно, он вообще плохо ориентировался в личной деканской мини-библиотеке: ее фонд состоял из книг, с которыми было не жаль расстаться его предшественникам, всем, как один, чистокровным. Северус тоже добавил пару томов в коллекцию — такова была традиция, след, который каждый из деканов должен был оставить, улучшая и приумножая…
Томик был не слишком толстый, но довольно новый, изданный всего-то лет сорок назад — по меркам магического мира буквально вчера. Бумага, а не пергамент, солидный переплет, тонкая вязь узора на обложке. И гордое название: «Все, что нужно знать о памяти: Обливиейт, ментальные сейфы, замена воспоминаний». И имя автора — Т. М. Риддл.
* * *
Розье подловил ее на пороге, когда Поликсена только-только вышла с Гриммо 12 — перед тем, как забрать Гарри с его компанией из Хога, она хотела наведаться на маггловскую сторону. Почему-то у соседей за Барьером дело с околорождественскими штучками обстояло куда лучше, чем у магов: одних только гирлянд у них была просто тьма-тьмущая. Конечно, елочные игрушки Поликсена все равно подобрала традиционные, эклектичное ассорти из наследства Блэков и Паркинсонов, но ей остро хотелось праздника, и ради этого она готова была поступиться хорошим вкусом. Больше гирлянд и мишуры! Венки из остролиста и рябины на всех дверях! Пышные рождественские звезды на каждом подоконнике! Кричер в обруче с игрушечными оленьими рогами!
Розье стоял на положенном приличиями расстоянии, возле маленького круглого сквера посреди площади Гриммо, и с вежливым интересом изучал окрестности, словно выбрался на променад в музей маггловедения. Его серый плащ не по сезону и большой черный зонт остро напомнили Поликсене отца — Приам Паркинсон одевался похоже, когда выпадало выйти в магглы.
— Дядюшка Ренар, какими судьбами?
Розье тепло улыбнулся, глядя на нее и галантно поцеловал ей руку. Поликсене нравилось думать, что из всех детей Приама и Кассиопеи именно она была его любимицей, но подтвердить свою догадку Поликсена все никак не решалась — было бы очень обидно ошибиться, хитроумный крестный, один на всех троих, в ее сердце занимал совершенно особое место.
— Ma chère, ты все хорошеешь, материнство тебе к лицу, — хитро прищурившись, сказал он, и Поликсена закатила глаза.
— Опекунство, дядюшка Ренар, а не материнство. К тому же, мой подопечный большую половину года кукует в Хогвартсе — а порадовать ребенка на каникулах хлопоты невелики. Заглянете на чашечку чая?
— Загляну, — легко согласился Ренар. Поликсена не удивилась: Розье недолюбливали маггловскую сторону, а значит, для прогулки за Барьером приятель отца должен был иметь вескую причину. Она почувствовала, как настроение стремительно портится — словно солнце разом скрылось за хмурой тучей, несущий в себе грядущий снежный буран.
— Ну рассказывайте, — со вздохом сказала Поликсена, когда они устроились в большой гостиной, у камина, и Кричер принес заварочный чайник, чашки, молоко и сандвичи с огурцом. — Что успело случиться, пока я готовилась к празднику? Министерство Магии пало, и орды магглов бесчинствуют на его руинах? Дамблдор устроил военный переворот? Король Артур вернулся с Авалона и причалил в Дувре(2)?
Розье пригубил чай, поколебался, а затем внезапно попросил Кричера подать виски. Поликсена с удивлением заметила, что у нее разом вспотели ладони, — Ренар не пил со дня похорон Эвана.
— Это для тебя, — пояснил он, заметив ее настороженный взгляд. — Я хотел бы подготовить тебя к новостям, но никак не могу подобрать подходящий способ — от того, что фестралье дерьмо намазать вареньем, вкуснее оно не станет.
Поликсена фыркнула: иногда Ренар давал волю своему острому языку, и потом они с Пандорой еще долго повторяли его меткие фразочки к неудовольствию родителей.
— Одна птичка принесла мне на хвосте, что Фадж поднял дело Сириуса, и пересмотр уже закончен, — сказал Розье, когда Кричер подал Поликсене стакан и замер поодаль в ожидании дальнейших указаний. — Работал специальный состав судей Визенгамота, все как один люди Фаджа. Все делается в атмосфере строгой секретности, чтобы на днях с помпой объявить результаты на пресс-конференции, но моя птичка умеет читать и заглянула в черновик речи Корнелиуса. Поликсена… Сириус возвращается домой.
Поликсена почувствовала, как ее начало колотить. Она испытывала такое только пару раз в жизни: перед своим первым настоящим боем и еще — одним чудесным вечером в компании друзей, за бутылкой легкого вина, когда Каролина изрекла свое истинное пророчество. Поликсена не любила вспоминать тот день — слишком много горя он принес… но тогда она точно так же растерялась, ее коленки мелко затряслись, и она поняла, что к своему ужасу теряет контроль над собственным телом, дрожит крупной дрожью — и не может остановиться.
— Пей, — строго велел Розье, и Поликсена послушно поднесла стакан ко рту, стуча об стеклянный край зубами. — Умница. А теперь дыши, дыши полной грудью, ma chère. Не хватало тебе еще слечь с нервным расстройством, не будем делать Дамблдору такой подарок.
— Это он? — спросила Поликсена, отставляя стакан, и собственный голос прозвучал непривычно жалобно. — Он все-таки отомстил мне за опекунство? Вы ведь предупреждали тогда, на заседании…
— Предупреждал, — невесело кивнул Ренар и откинулся в кресле, заложил ногу за ногу. Поликсена вдруг заметила, что он небрит, и это до глубины души ее поразило — Розье всегда отличался особой франтоватостью, он даже в день похорон сына был гладко выбрит и надушен дорогим одеколоном. — Надеюсь, оно того стоило — эти твои два месяца тихого семейного счастья.
Поликсена скинула обувь и поджала под себя ноги в кресле, свернулась в нем калачиком, обнимая колени и утыкаясь в них лбом. Ни при ком другом из старшего поколения она не стала бы так явно показывать свою слабость (кроме разве что тети Полидамии), но с Ренаром было можно. Ей вспомнилось, как он баловал их с Пандорой, как терпеливо играл с ней в кукольные чаепития давным-давно, как потом учил всегда смеяться, особенно когда дела идут все хуже и хуже… Поликсена поймала себя на том, что по щекам текут слезы, а Розье стоит рядом и гладит ее по голове, как в детстве.
— Мы с Эванорой всегда хотели дочку, — тихо, почти шепотом, сказал он, будто говорил сам с собой, — точь-в-точь как ты — смелую, сильную, но такую ласковую… Ты всегда так радовалась нашему приходу: бежала навстречу, заглядывала в глаза, вела за собой, чтобы показать какие-то глупости: цветок там красивый или заколдованную куклу… Твоя мать была занята младшей, отец — дрессурой наследника и делами семьи, а ты просто бродила туда-сюда по вашему огромному дому, как брошенный книззленыш. И когда у нас родился Феликс, а колдомедики сказали, что на девочку можно не рассчитывать, я предложил Приаму забрать тебя к себе, вырастить, как родную. Раньше так бывало, семьи часто отсылали детей друг другу в воспитанники.
— Отец отказался, — горько сказала Поликсена. — Я помню тот день: вы с тетей Эванорой долго говорили с ним в кабинете, а потом ушли и в следующий раз появились только через несколько месяцев. Я помню, потому что спряталась под лестницей и видела, как вы уходили: Нора плакала, а вы ужасно злились, я никогда вас таким не видела… Почему он отказался?
— Я не знаю, — просто сказал Ренар. — Но тогда твердо решил, что едва тебе исполнится тринадцать, я постараюсь сговорить тебя за Эвана. Сговорю — и тогда уже точно заберу к нам, чтобы вы росли вместе, привыкали друг к другу…
Поликсена заерзала и села ровнее, поднимая голову от колен, — этой истории она не знала. Она — и Эван? Розье-младший ни словом, ни жестом не давал понять, что в отношении Поликсены его родители строили какие-то планы. Может, и сам не знал?
— Но когда я пришел просить твоей руки для сына, Приам снова отказал мне, — процедил Ренар, отошел и вернулся в свое кресло. — Ты никогда не задумывалась о том, за кого вышла бы, не сбеги Пандора с простофилей-Лавгудом? Младшие сестры ведь не идут перед старшими.
Поликсена вытащила из-под себя ноги, села в кресле ровно и с силой провела по лицу ладонями, словно стирала липкую паутину. По правде сказать, она действительно никогда об этом толком не думала — ей с головой хватало одной, случившейся, помолвки, чтобы еще размышлять о несбывшихся планах родителей. Да и какая разница, с кем именно вел переговоры отец, пока в его распоряжении было целых две дочери? Эван Розье, Сандро Эйвери, Эррол Макмиллан… Такие разные — и такие одинаковые.
— Вижу, что не задумывалась тогда, — ну значит, и теперь не надо, — кивнул своим мыслям Ренар, зорко наблюдавший за ней. — А я вот держал руку на пульсе — все надеялся, что переговоры сорвутся и я смогу повторить свое предложение. И они сорвались — но совсем не так, как я ожидал, Пандора в лучших традициях своего имени(3) подложила всем свинью. Я даже восхитился ее смелостью.
Поликсена скривилась: за восхитительную смелость Пандоры почему-то расплачивались совсем другие люди, причем по сей день.
— Я до сих пор помню, как пришел к вам опять, когда услышал об отмене переговоров, — задумчиво сказал Ренар, глядя куда-то сквозь нее. — Приам был таким растерянным, я никогда его таким не видел, даже в школе… а Кассиопея и вовсе слегла с мигренью, и все в доме ходили на цыпочках.
Поликсена отлично помнила те жаркие августовские дни, похоронную тишину, испуганные шепотки эльфов, одинокие завтраки и обеды, и то, как они с Патроклом, оставшись одни, неожиданно сблизились, словно это подавленное молчание и понимающие взгляды связали их куда крепче общей крови.
— Я сказал, что мое предложение по-прежнему в силе. Что я буду рад назвать тебя дочерью, что нам не нужно даже приданое — мы заберем тебя как есть, хоть босую.
— А он? — неожиданно заинтересовалась Поликсена. Розье криво усмехнулся.
— Сказал, что есть время разбрасывать семена, а есть время их собирать — и настало время собирать. На правах старого друга я потребовал внятных объяснений, но так их и не дождался. Потом уже с третьих рук узнал, что тобой откупились от Блэков… Твой отец был сложным человеком, Поликсена.
— О да, — горько сказала она. — Что есть, то есть.
Поликсена невольно подумала, как пошла бы ее жизнь, если бы Приам ответил согласием еще в тот, первый раз. Она росла бы у крестного, вместе с Эваном и Феликсом, в доме с красной черепицей, густо увитом диким виноградом и розами. Выходцы из Франции, покинувшие родину после Варфоломеевской ночи(4), Розье, несмотря на высокое положение, воспитывали своих детей совсем иначе, чем Паркинсоны: им нравилось проводить с ними время, обнимать их, играть с ними — и мать недолюбливала за это Ренара и Эванору, считала, что так они только портят наследников. Поликсена помнила, что в детстве у Эвана вечно были сбиты коленки и поцарапаны ладони: он вволю лазил по деревьям, стрелял из самодельного лука, ловил рыбу маггловской удочкой в озере неподалеку от дома…
Поликсена могла бы ходить с ним, вместе расковыривать пироги Эваноры в поисках начинки, играть в авроров и оборотней… И именно Нора, а не домовушка Элси, расчесывала бы ей волосы на ночь и рассказывала сказки. А когда Поликсена подросла бы, то приходила бы к ней за советом, и они секретничали бы на крыльце, шутливо шикая на Ренара и мальчишек…
Поликсена до боли закусила губу и защелкала пальцами, веля Кричеру налить еще.
Она не любила Эвана Розье и вовсе не жалела о том, что помолвка с ним не случилась, но от мысли о том, что в ее жизни на постоянной основе могли быть любящие взрослые, ей хотелось по-волчьи выть. Так странно — Поликсене казалось, что она давно уже смирилась с особенностями своего детства, отпустила прошлое, но его осколки по-прежнему сидели где-то глубоко внутри. Исчезнут ли они хоть когда-то?
— И вот теперь ты здесь, одинокая хозяйка этого мрачного склепа, — угрюмо подытожил Ренар. — И тебе под бок собираются подсунуть буйнопомешанного прямиком из Азкабана. Надеюсь, Приам рад тому, как все сложилось. Надо бы сходить на его могилу, поболтать о былом…
В его голосе все смешалось: давняя, затаенная обида, мстительная радость от собственной правоты, но больше всего было грусти и тоски по упрямому, несгибаемому и хитроумному человеку, которого больше не было. Ренар скучал. Поликсена, несмотря ни на что, — тоже.
— Что мне делать? — спросила она.
Розье пожал плечами и с тоской поглядел на стакан в ее руках, но нарушать свой зарок не стал.
— Своими интервью в «Пророке» ты загнала себя в ловушку, — печально сказал он. — Несчастная соломенная вдова нашла старинный ритуал бракосочетания и провела его на свой страх и риск. Ритуал удался — и она, как добрая супруга, взяла на себя обязательства отсутствующего мужа перед сиротой-крестником. Вам поверили: люди любят красивые истории, а ты прекрасно смотрелась на общем снимке со своим подопечным. «Гарри Поттер обретает настоящий дом!», «Порочный круг взаимных обвинений разорван!»… Заголовки придумывал Люций?
Поликсена кивнула, и крестный криво усмехнулся.
— Ну конечно, он — Люциус падок на такие фразочки… Но людям нравится, это факт. Вырезки ваших статей хранятся у них дома, в альбомах, по соседству с выпуском от октября 81-го. Теперь поздно пытаться все переиграть — если ты не примешь Сириуса с распростертыми объятиями, общественность тебя возненавидит, и Паук не упустит этого шанса, чтобы передать мальчика кому-то другому, более благонадежному. Тебе придется играть свою роль, Поликсена.
— Это какую же? — вздохнула она. Злости не было, страха тоже, просто какое-то растерянное удивление, от которого опускались руки. Они ведь подготовились, защитились со всех сторон, предусмотрели все, что могли… Из Азкабана не бегут — но оказывается, иногда оттуда вытаскивают на вполне законных основаниях.
— Роль любящей жены, ma chère, — с сочувствием пояснил Ренар, отпивая свой остывший чай. — Заботливой и не помнящей себя от счастья — твоя мечта сбылась, Сириус вернулся домой! По крайней мере, люди должны думать именно так, а что вы будете делать за закрытыми дверьми, — дело десятое. Но Сириус должен жить, Поликсена, по крайней мере, пока. Если с ним что-то случится, это будет выглядеть крайне подозрительно, и Дамблдор с тебя не слезет.
Поликсена отвела взгляд. Она не стала бы убивать Сири… или нет? Каким он вернется? Что остается от человека после одиннадцати лет строгого режима Азкабана? Басти хотя бы с первого дня и поныне пользовался поблажками, которые ему покупало ее невеликое наследство… С Сири была совсем другая история.
— Я понимаю, — вслух сказала Поликсена и встала: пора было отправляться в Хогвартс за Гарри.
— Переговори с Патроклом, выберите правильную стратегию, — посоветовал Ренар, тяжело вставая из кресла следом за ней. — Как там его знойная красавица?
— Розабелла? — фыркнула Поликсена. — Обхаживает Гринграссов, но Церера пока воротит нос. Впрочем, из них двоих я ставлю на Розабеллу, она целеустремленнее Хогвартс-экспресса.
— Гринграссы, — задумался Ренар, пощипывая себя за ус. — Отличный вариант, у Забини губа не дура. Впрочем, ты зря недооцениваешь Цереру — ты же знаешь, ее никогда не готовили к роли главы, но как видишь, она умудрилась не только ничего не потерять в войне, а еще и приумножить.
Поликсена поморщилась: она недолюбливала Цереру Гринграсс, впрочем, это было взаимно и началось очень давно. Она попыталась вспомнить, где были корни этой многолетней неприязни, но так и не смогла найти причину. Просто Гринграсс порой смотрела на нее так, словно Поликсена нагло увела у нее с тарелки кусок пирога, о котором Церера мечтала весь день напролет.
— Голова у нее на плечах, может, и есть, но зато вкус ужасный, — мстительно заметила она. — Выбрать Амадея в консорты — это надо было умудриться, он же ни одной юбки не пропускает.
Ренар цинично пожал плечами.
— Для Цереры — самое то, она не любит делиться властью. Первый жених ей не очень-то и подходил, слишком сильный характер… Впрочем, ты зря клевещешь на ее вкус, сама Церера Амадея не выбирала — родители постарались, выписали для дочери жениха-немца. Здесь он чужой, так что положение жены как главы семьи оспаривать не решается, держится в тени. Старшие Гринграссы поступили мудро, и, поверь, Церера будет ожидать от сыночка Забини такого же беспрекословного подчинения своей дочке.
Поликсена задумалась. На публику Блейз, может, и мог сыграть роль подкаблучника, но уже сейчас было совершенно очевидно, что на самом деле в союзе с Дафной он будет серым кардиналом, змеем-искусителем. Весь в свою ядовитую мамочку.
— Простите, я не хотела помешать, — раздался голос Панси, и Поликсена, увидев ее в дверях, улыбнулась.
— Ты не помешала: крестный уже уходит, а я отправляюсь в Хогвартс за твоими приятелями.
Панси кивнула, вежливо перемолвилась с Ренаром о погоде и планах на Рождество и, прежде чем уйти, сделала идеальный книксен. Розье проводил ее тоскливым взглядом.
— Как жаль, что у меня нет внука ее возраста, — сказал он, — а с Феликсом разница уж слишком велика. Не везет мне с девочками Паркинсон, хоть плачь.
— Приходите на праздничный ужин, — внезапно для себя предложила Поликсена. — И тетушку Нору обязательно берите.
Ренар благодарно улыбнулся.
— Нора будет очень рада, — поколебавшись, сказал он. — Но она может напугать детей своим поведением, а я бы этого не хотел.
— Глупости, — отмахнулась Поликсена. — Тетушка Эванора и мухи не обидит, а то, что она считает, что на дворе семьдесят девятый, так это очень даже разумная стратегия — я бы тоже не отказалась вернуться в тот год.
К тому же, — угрюмо подумала Полисена, провожая Розье к выходу, — снявши голову по волосам не плачут: скоро в дом заявится настоящий безумец, и с ним одного только осторожного обхождения будет совершенно недостаточно.
Примечания:
P.S. Кто там ждал Сириуса? ?
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Моя бета временно ушла в реал, ее подменяют Вольха Садовская и Миледи V, которым я очень, очень, очень благодарна за помощь. С их участием глава стала однозначно лучше.
Мой Сири не настолько отбитый, как в каноне, так что он не подстраивал прогулку Северуса до Визжащей Хижины.
1) И вы не читайте — она не для слабонервных
2) Авалон — мифический остров во французских и английских обработках кельтских легенд, туда был увезен смертельно раненый король Артур. По легенде однажды он оттуда вернется и воцарится в Британии снова
3) Первая Пандора открыла знаменитый ящик, куда были спрятаны горести, болезни и смерть
4) Вики: "массовое убийство гугенотов во Франции, устроенное католиками в ночь на 24 августа 1572 года, в канун дня святого Варфоломея. По различным оценкам, в Париже в этот день погибло около трёх тысяч человек, а по всей Франции в погромах было убито около 30 тысяч гугенотов".
Примечания:
Подумала я да и разделила главу на две части, а то она слишком большая получалась. Так что подвезли непонимание, смятение и непростые разговоры :) Глава задает тон для следующей, в которой наступит стремительная развязка.
Отдельно дисклеймер: всем, кто хочет запомнить Гарри и Ко милыми и добрыми малышами, рекомендую остановиться прямо тут и сейчас — начиная с этой главы, отчетливо видно, что мы имеем дело уже с подростками, и эти подростки очень себе на уме.
Напоминаю, что в работе стоят метки "Драма", "Серая мораль" и т.д. — до этого момента они касались, в первую очередь, взрослых, но дети подросли, и теперь они применимы и к ним тоже.
Несмотря на это, надеюсь, что тем смельчакам, кого это не остановит, будет так же интересно читать, как мне — писать :)
Как ни странно, дом Блэков приглянулся Гарри с первого взгляда. Был в нем какой-то старомодный шарм, неповторимый характер. Солидные дубовые двери с бронзовыми ручками-змеями, роскошная широкая лестница, ведущая на второй этаж, навощенный паркет и тяжелые старинные люстры с хрустальными подвесками… Гарри никогда не замечал за собой особой тяги к антиквариату, но тут, на Гриммо 12, тот смотрелся очень уместно: было видно, что все эти вещи используются по назначению, а не одиноко пылятся, будто музейные экспонаты. Гарри и правда совсем ничего не стал бы тут менять — одна мысль об этом казалась почти кощунством.
Блэковский эльф был во всем под стать своему дому — согбенный в три погибели и седой, но деловитый, упрямый и не по-стариковски энергичный. Гарри не знал, сколько лет тот служит семье Сириуса, но подозревал, что Кричер застал еще начало века (и сказать по правде, не удивился бы, переживи эльф и его самого, и его гипотетических потомков).
В прошлый раз Гарри не успел толком проникнуться атмосферой особняка на Гриммо: визиты в магазины Косого, изматывающее интервью и фотосессия заняли почти весь день, а когда он освободился, то сразу же пошел к Панси. Было так здорово просто сидеть рядом и молчать, видеть своими глазами, что подруге лучше, что с ней все в порядке, и чувствовать, как медленно отступают тревога и тоска — словно исчезает моток колючей проволоки, все это время назойливо царапавший внутренности. В воскресенье знакомство с домом тоже пришлось отложить до лучших времен — Гарри ждали подбор палочки у Грегоровича и возвращение в школу.
Оказалось, что мастер недавно прибыл в Британию для выездной консультации — Паркинсоны всерьез готовились перенимать бизнес у Олливандеров. Собственные секреты Грегорович, разумеется, раскрывать не собирался, но с удовольствием объяснил, где и как его заклятый конкурент может попытаться их провести. Предупрежденный Поликсеной, мастер также захватил с собой несколько новых палочек, способных подойти Гарри, и между делом использовал их в качестве наглядного пособия — он вообще был человеком практичным.
«Как вы догадались, что меня выберет именно эта?» — спросил тогда Гарри удивленно и настороженно, приноравливаясь к первой из них, кедровой красавице: та легла в ладонь как влитая и ощущалась как продолжение руки. Кому-то другому ее желтый оттенок с едва заметной розовинкой мог бы показаться слишком нежным, девичьим, но Гарри был совершенно очарован — со стороны казалось, будто палочка выточена из куска медовых сот.
Грегорович фыркнул в пышные седые усы и лукаво пригладил их большим пальцем.
«Знаю я, откуда ноги растут у таких вопросов, — добродушно пробасил он с едва заметным акцентом. — Олливандер больно любит устраивать из примерки цыганочку с выходом. Послушай, сынок, леди Блэк подробно описала мне тебя и твои таланты, потому я даже не брал иву или орешник — все равно не подошли бы. Зато захватил с собой кедр, пихту и осину».
«Моя предыдущая была из остролиста», — нахмурился Гарри, откладывая палочку обратно на стол, и Грегорович пожал плечами и перевел взгляд в окно, за которым расстилались бесконечные ряды заснеженных лондонских крыш — дело происходило в кабинете Поликсены на Гриммо.
«На самом деле волшебники могут пользоваться почти любыми сочетаниями, — назидательно сказал мастер. — Будет ни шатко, ни валко, но как-то сладится. Упрямее всего ясень с волосом единорога — очень противное сочетание, я предпочитаю и вовсе с ним не работать. Палочка должна быть универсальной, должна подстраиваться под тебя, а не ты под нее — где это видано, уламывать собственный инструмент?»
Гарри припомнил Ронову палочку и согласно закивал: в отличие от предыдущего хозяина, его она не слушалась вовсе, и он едва дотянул до конца недели, успев проклясть собственную горячность на все лады. И как Рон с ней управлялся — уму непостижимо…
«Конечно, задача мастера — подобрать палочку так, чтобы в руках владельца она выдавала свой максимум, — степенно продолжил Грегорович, и против воли Гарри почувствовал слабый интерес — в конце концов, Поттеры тоже некогда создавали артефакты… — Но никогда не забывай о том, что это неодушевленный предмет, и все, что ты наколдуешь, — твое решение, твоя вина и ответственность. Олливандер, шельма, напустил туману: ах, палочка сама его выбрала, «если ищешь постоянство, сперва ищи среди тополей»… И англичане его слушают, развесив уши, а потом устраивают гадание на древесине и сердцевине: пытаются понять чужой характер, значит, а ведь причина и следствие тут перепутаны местами».
Грегорович взглянул на Гарри неожиданно прямо и остро и припечатал своим густым басом:
«Вот ты, например, мог бы взять у меня любую из привезенных, и все они подошли бы тебе просто изумительно. Вижу, первым приглянулся кедр — ну вот и славно, но прочие я все равно оставлю на всякий случай: знаю я вас, молодежь, у горячих голов сломать палочку плевое дело, а так под рукой будут запасные. Если тебе любопытно, во всех трех сердечная жила дракона, а именно огненного шара, причем одного и того же, — пришлось разделить, уж больно крупный был зверь. Вот только дуэлировать ни с кем на запасных не вздумай — части целого настроены друг на друга, дело может закончиться пшиком, а может и взрывом».
Об этом Олливандер тоже не упомянул ни словом. Интересно, где теперь палочка Лорда, сгинула вместе с ним? Впрочем, теперь это было неважно, Гарри избавился от ее «сестры» очень удачно, как в воду глядел. Он хмыкнул и примерился уже к пихтовой палочке. Ну и пускай будет запасная, почему бы и нет — он начинал проникаться практичным и трезвым взглядом Грегоровича на вещи. Ему вдруг пришло в голову, что кусок деревяшки действительно может легко сломаться, и он пока что-то не замечал убитых горем волшебников, лишившихся единственного подходящего инструмента, даже наоборот: магазины палочек процветали, а значит, клиенты у них не переводились.
Стиль Грегоровича, немного циничный и напрочь лишенный фатализма, в целом нравился Гарри намного больше, чем подход его конкурента. «Великие дела», видите ли, перья от одного феникса… Все это звучало неотвратимо и безапелляционно, как клеймо, а Гарри отчаянно не желал походить на Тома больше необходимого. Ну подошли им палочки с одинаковой сердцевиной — и что теперь, срочно записываться в Темные Лорды и готовить план по захвату мира?..
Мысли тяжело ворочались в голове, зажженный камин согревал уютным теплом, и Гарри чувствовал удивительное спокойствие, будто все наконец-то идет своим чередом. Внезапно в коридоре послышались тихие шаги, и он стряхнул с себя благостную полудрему, повернул голову к дверям и улыбнулся: это была Панси в домашнем костюме из темно-зеленого вельвета, заспанная и взъерошенная, но счастливая. Подойдя, подруга устроилась рядом на диване и откинулась на вышитые подушки, отчаянно зевая: вчера они вчетвером полуночничали до последнего — делились новостями и обсуждали планы на каникулы.
— Хорошо выглядишь, — тихо сказал Гарри, присматриваясь к ней при свете дня: круги под глазами исчезли, и кожа больше не пугала нездоровой бледностью. — Что тебя разбудило? Ты же обычно любишь поваляться.
— Все в порядке, — успокоила его Панси, потирая глаза каким-то беззащитным жестом. — Просто не хочется тратить время на сон. Я ужасно по вам скучала, просто невыносимо.
— Мы тоже, — улыбнулся Гарри, борясь с желанием пригладить ей волосы. Панси сейчас ужасно напоминала сонного и встрепанного котенка, и ему вспомнилось, как в детстве он завидовал старушенции Фигг с ее холеными котами: Дурсли никогда не разрешили бы ему принести что-то пушистое в свой стерильный дом. — Ты ведь не против, что я пригласил Лаванду? Я не посоветовался с тобой, просто все вышло спонтанно…
— Это теперь твой дом, — пожала плечами Панси и завозилась, скидывая обувь и подтягивая под себя ноги. — Это я тут в гостях, а ты можешь приглашать сюда кого посчитаешь нужным.
В ее голосе прозвучала странная натянутая нотка, и Гарри задумался о том, что она могла бы значить. Иногда — очень редко — он жалел, что в по-настоящему принципиальных вопросах Панси и Драко не могли быть хоть капельку прямолинейнее. Наконец перед ним забрезжило смутное понимание, и он, инстинктивно понизив голос, осторожно предположил:
— Ты ревнуешь?
— Тебя к Лаванде? — уточнила Панси с усмешкой. — Да нет, конечно. Хорошая девочка из правильной семьи, очень удачный выбор.
— Да нет же, — отмахнулся Гарри — ну какая Лаванда в самом-то деле? — Поликсену ко мне.
Панси посерьезнела и опустила ресницы, кинув тень на щеки. Потерла висок подхваченным у Драко нервным жестом.
— Я привыкла быть единственным ребенком, — сказала, помедлив, и у Гарри создалось ощущение, будто она крадется по тонкому льду, опасаясь в любой момент ухнуть в открывшуюся полынью с головой. — Но видишь, как поворачивается жизнь: сначала в семью вошел Блейз, теперь ты, а скоро, может, и у отца появится еще один ребенок… Надо переучиваться, приспосабливаться, а у меня никак не выходит. Умом я понимаю, что все правильно, что тетиных сил хватит на нас обоих, но… Дай мне немного времени, Гарри, — обещаю, я скоро привыкну.
Он понимающе кивнул, и Панси вдруг придвинулась ближе, словно ей тоже остро не хватало чужого тепла. Горел камин, выбрасывая искры, вокруг стояла уютная тишина старого особняка, и для полного счастья Гарри не хватало, пожалуй, только кошачьего мурлыканья под боком. Дом… Иногда он думал, что давно уже обрел его и вовсе не на Гриммо 12 — дело было не в месте, а в людях, которые его окружали. Поликсена, Драко, Панси… Порой Гарри пытался вспомнить, как он жил до того, как встретил их, и ему это давалось с заметным трудом — жизнь до Хогвартса казалась серой и унылой, как черно-белое кино.
— А у тебя образовался кружок почитателей, — шутливо заметил он, легонько потянув Панси за выбившуюся прядку волос. — Угадаешь, кто вызвал меня на разговор о твоем самочувствии?
Панси задумчиво потерла переносицу большим пальцем. Она, пожалуй, впервые сидела так близко, почти плечом к плечу, не на пикнике или на уроках, и Гарри с минуты на минуту ожидал смущения — своего или ее, — но время шло, а оно все не наступало, было просто спокойно и уютно. Действительно, все идет своим чередом, — весело подумал он, улыбаясь про себя.
— Невилл? — наконец предположила Панси с сомнением, и Гарри кивнул. — Здорово, поблагодарю его за заботу. А еще кто?
— Луна Лавгуд, — сказал Гарри и внимательно присмотрелся к ней. Панси нахмурилась, а потом медленно кивнула. — Она и правда твоя кузина?
— Похоже, что да, — со смешком подтвердила Панси, но в голосе ее была печаль. — Сестры Паркинсон не особо ладили, так что я узнала о существовании Луны только перед Хогвартсом — на нашем гобелене она не отражается, все-таки другая семья.
— Мы могли бы больше общаться с ней, — скрепя сердце предложил Гарри: Луна утомляла его, при ней он словно смотрел на мир через плохо подобранные стекла очков. Цветные, к тому же, да еще и с разномастными наклейками где ни попадя. — Она странная, но вроде бы неплохая, особенно если кто-то возьмет на себя трудности перевода. Даже передала тебе самодельный ловец снов — в прошлый раз я забыл взять его с собой, но сегодня точно вручу.
— Луна не особо стремилась наводить мосты, — пожала плечами Панси. — Мы, конечно, улыбались друг другу и кивали при встрече, но на этом все… впрочем, может, с ее стороны это и был сигнал к сближению, а я не поняла. Я наводила о ней справки — с Луной непросто, она не прижилась на Когтевране, и я немного за нее волнуюсь. Обязательно переговорю с ней по возвращении — поблагодарю за подарок, расспрошу, как ей живется с «воронами»…
— Персефона Хаффлпафф, — поддел ее Гарри, и она беззлобно стукнула его в плечо. — Шляпа совсем выжила из ума: желтый подошел бы тебе просто идеально.
— Барсуки — серьезные звери, — приняла подачу Панси, лихо подбочениваясь. — И в гневе они страшны, так что советую следить за языком.
— Сдаюсь, — шутливо вскинул руки Гарри, и она важно кивнула: правильно, мол, вот так бы сразу.
— Утро, — вклинился в их перепалку голос Драко, незаметно вошедшего в гостиную, и Гарри почувствовал, как атмосфера в комнате неуловимо изменилась. — Пустите, что ли, к себе — я тоже хочу тепла, смеха и дружеских объятий.
— Садись, — похлопала Панси по дивану рядом с собой, при этом как-то неуловимо отодвигаясь от Гарри. — Лаванда еще спит?
— Не знаю, — пожал плечами Драко, садясь справа, так что Панси оказалась между ними двумя, и строго спросил: — Гарри, где Венди?
— Понятия не имею, — удивился Гарри, взглянув на Малфоя поверх головы Панси. Друг казался расслабленным и довольным жизнью: нога заложена за ногу, левая рука лежит на подголовнике дивана — королевская поза, не хватает только парочки борзых у подножия трона, — однако Гарри чувствовал какое-то подспудное напряжение.
— Устроил бы даме экскурсию, что ли, — ровным голосом предложил Драко. — Показал гобелен Блэков, библиотеку, свою комнату…
— Уж лучше ты покажи ей свою, — со значением намекнул Гарри, жалея, что не умеет играть бровями, как сам Малфой. — Твоя комната заинтересует ее куда больше моей, это точно.
Драко нахмурился, отводя глаза, и Гарри укорил себя за бестактность: наверное, другу было неловко говорить на эту тему — все-таки первая серьезная симпатия. Он покосился на Панси, раздумывая, стоит ли открыть карты и обсудить сложившуюся ситуацию откровенно, но тут раздались торопливые шаги, и в гостиную впорхнула отвратительно бодрая и свежая Лаванда. Гарри помялся и встал: библиотека так библиотека — может, Малфой поглядит на него, соберет собственную смелость в кулак и наконец последует полезному примеру.
* * *
Панси никогда не считала себя выдающимся или даже хоть сколько-нибудь перспективным бойцом, но когда посреди пустого коридора ее внезапно дернули за руку и затащили в неглубокую нишу, она вдруг испытала острый стыд за собственную невнимательность. В нише, помимо столика с пустой вазой под цветы, обнаружился Драко, тут же со значением округливший глаза и приложивший палец к губам. Панси, помедлив, кивнула: похоже, у Малфоя было что-то важное, а негодование по поводу его методов можно было высказать и попозже. Тем временем Драко наложил заглушку и тут же рванул с места в карьер:
— Нужно рассказать Гарри о помолвке — и чем скорее, тем лучше.
Услышать именно это Панси никак не ожидала. Она нахмурилась и перевела взгляд с друга на живой пейзаж, висящий на стене над вазой: море в шторм, сизые волны, треплющие белопарусный корабль, словно игрушечный, отчаянный немой крик альбатросов… Помолвка, ну надо же… во-первых, никакой помолвки еще нет, есть только смутные планы на ее счет, и Панси пока не хотелось о них даже думать, не то что им потакать. Ей остро вспомнились неловкость, царившая между ней и Драко летом, многозначительные паузы и смущенные, косые взгляды. Они ведь договаривались на время забыть о договоренности между семьями, и это было в общих интересах — так что же изменилось?
— Зачем?
Драко замялся и выглянул из ниши, настороженный и чуткий, будто с минуты на минуту ожидал погони.
— Ты заметила, что мы с тобой почти никогда не бываем наедине? — начал он издалека.
— Что за глупости… — начала было Панси, но осеклась, припоминая, когда они с Драко действительно оставались только вдвоем. Пожалуй, сегодня… хотя нет, Гарри, вернувшись с экскурсии по дому, сидел на диване у камина и листал книгу. Или вот вчера вечером… хотя тоже нет — как только Поликсена ушла к себе, Гарри привел в гостиную Лаванду и вовлек их в сравнение рождественских традиций у магглов и волшебников.
— Вчера утром мы были одни, — наконец нашлась Панси, и Драко завел глаза.
— Целых пять минут, пока Поттер не скатился по лестнице за тобой следом, будто его крапы гнали, — легко возразил он и поджал губы. — Панси, он ходит за тобой по пятам, а Лаванда ходит по пятам за ним. И я никак не могу подловить тебя одну так, чтобы этот развеселый караван не приплелся следом.
Панси задумалась: пожалуй, Драко был прав — она действительно не замечала, что рядом постоянно кто-то крутился. Впрочем, сказать по правде, она давно уже привыкла к тому, что они всегда втроем, так уж повелось.
— Но так было всегда, — сказала Панси вслух и пытливо заглянула ему в глаза. — Драко, так было с первого курса, ничего не изменилось.
— Вот именно что изменилось, — с нажимом сказал Малфой, скрещивая руки на груди. — И многое, просто ты не хочешь этого замечать. Панси, пойми, помолвки не избежать: может, она будет через год, два или даже через пять лет, но наши отцы все уже решили, и мы с тобой не пойдем им наперекор. И чем раньше эта информация достигнет ушей Гарри, тем лучше для всех.
— И чем же это будет лучше? — усомнилась Панси. Пожалуй, она и правда упрямо не желала взглянуть правде в глаза, но мысль о том, что с Гарри придется объясняться, тревожила ее: ставки были высоки, и они вполне могли потерять его дружбу — как тогда, в самом начале первого курса. — Он не поймет нас, Драко, он по-прежнему мыслит совсем другими категориями. А даже если и поймет, то как ты планируешь дальше дружить втроем? Мы с тобой вместе и он таскается за нами третьим лишним? Такого и врагу не пожелаешь.
— Ну почему же сразу втроем, — развеселился Драко. — Очень даже вчетвером: ты и я, Гарри и Лаванда. Две пары дружат вместе — прекрасное и вполне устойчивое образование, все при деле и все довольны.
Панси пристально взглянула на него, и паззл в голове тут же сложился. Вздохнула устало: ну да, вполне в стиле Малфоя — втихую подыскать герою подружку, чтобы тому не было обидно остаться в одиночестве, когда его лучшие друзья станут парой. А она-то успела поверить в то, что друзья легко нашли ей замену, и даже слегка обиделась на обоих, а еще отчаянно приревновала к Браун — Панси не было в школе всего-то пару месяцев, когда и как эти двое успели настолько с ней сдружиться, чтобы Лаванда на каникулах расхаживала по Гриммо 12, как у себя дома?..
Панси устало потерла висок, прощупывая слабые места в его стратегии, но с точки зрения холодного расчета задумка Драко заслуживала высшего балла. Конечно, не факт, что Браун действительно понравится Гарри в том самом смысле, но Панси была уверена, что на этот случай у Малфоя припасено еще несколько подходящих кандидатур. А может, даже досье заведено, помогай Мерлин, — с колдографиями в фас и профиль, перечнем положительных качеств и полезным компроматом.
— Я просто думаю наперед, — тем временем сказал Драко вкрадчивым тоном. Теперь уже он заглядывал ей в глаза. — Мы втроем слишком близки, связь между нами слишком крепка. Видит Салазар, я не хочу ее рвать, Гарри мне тоже очень дорог… но нам точно нужно ее ослабить, получить пространство для нашего общения вдвоем. Панси… как ты вообще видишь нашу помолвку в будущем?
Панси отвела взгляд: на самом деле она прикладывала кучу усилий к тому, чтобы поменьше об этой самой помолвке думать, малодушно надеясь, что со временем все как-то устроится само собой. Отец и его многоумный лучший друг задали им с Драко задачку со звездочкой: Панси никак не могла изобрести метод, который позволит им дружить с Гарри, как раньше, и при этом… что там делают помолвленные парочки? Она невольно представила себе пару сцен и почувствовала, как у нее начинают предательски алеть уши, — хорошо хоть их прикрывали волосы, и со стороны ее смущение было незаметно. Мордред и Моргана, она совсем, ну вот совершенно к этому не готова…
— Ты только представь себе, — продолжал литься тихий, но какой-то горячечный голос Драко, — мы становимся парой официально — и что тогда? Свидания под бдительным присмотром твоего верного рыцаря? А если мы поссоримся, то и вовсе вызов от него на дуэль? Как мы будем притираться друг к другу, если даже сейчас я не могу просто поговорить с тобой наедине?
Панси глубоко, до боли в легких, вдохнула, пытаясь успокоиться и начать мыслить здраво. Мысли непривычно путались, выдвигая на первый план то Драко на одном колене, дарящего ей ядовитую тентакулу с пышным сиреневым бантом, то Гарри в начищенном до блеска рыцарском шлеме.
— Чем раньше Поттер узнает, тем меньше боли ему это доставит, — уверенно подытожил Драко и загадочно добавил: — Пока все еще находится в рамках приличий.
— И что бы это значило? — остро взглянула на него Панси, отвлекаясь от своих мыслей, и Малфой пожал плечами.
— По Хогу ходят слухи, что Гарри к тебе неравнодушен, — нарочито ровным голосом сказал он, упорно глядя куда-то в сторону. — Я не высказывался на этот счет, потому что мы с тобой пока не связаны формально. Но Панси… когда ты станешь моей невестой, я больше не смогу игнорировать сплетни, ты ведь меня понимаешь?
Панси сжала зубы и отвернулась. О да, она прекрасно все понимала. Люди не поймут их с Гарри взаимной привязанности — они уже неправильно ее понимают, и чем дальше, тем больше, — а Драко не позволит трепать их имена почем зря. Дружбу с Гарри он терять не захочет, но что-то сделать все-таки придется. Что это будет, вызов на дуэль? И кому, самым отъявленным из сплетников? Так всем рты не закроешь… Или и вовсе самому Поттеру, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом вопросе? Она вздрогнула: уж чего-чего, а дуэли между двумя друзьями она точно не желала ни в каком виде.
— Уговорил, — тяжело промолвила Панси, глядя на Драко в упор. — Как ты хочешь это устроить? Ты ведь уже наверняка придумал какой-то сценарий — так в чем моя роль?
Драко взглянул на нее искоса и вдруг осторожно взял ее ладонь в свои. Панси не стала возражать — в конце концов, Малфой прав: сколько им осталось той вольницы, когда можно притворяться, что они просто друзья и все по-прежнему? Не за горами и чинные прогулки под ручку, и неловкие объятия, и пожалуй, даже декламация сонетов под луной — или что там полагается делать помолвленной чистокровной паре?
— Я не так уж и плох, — криво усмехнулся Драко, словно подслушав ее мысли. — И не ожидаю от тебя какой-то романтической симпатии… хотя скажу честно: меня начинает задевать твое упорное нежелание видеть во мне будущего жениха. Как друг я тебе очень даже по нраву, так в чем же разница? В новом статусе я останусь собой прежним.
Но разница была. Панси было жаль, ей правда очень хотелось, чтобы ее не было, но разница была. Драко понятливо отпустил ее ладонь и заложил руки за спину, словно показывая, что впредь будет держать их при себе. Проницательно взглянул на нее.
— Дело в Гарри, правда? — мягко спросил он. — Другого своего друга ты, видимо, вполне можешь представить рядом с собой.
— Нет, — отрезала Панси, поднимая подбородок.
Наверное, нет… Она как-то не думала об этом, но слова Драко будто сдвинули что-то внутри. Они с Гарри — вместе? Да нет, чушь какая-то, нет, нет и нет. Просто Панси вообще была не готова ни к чему такому — ни с Драко, ни с Гарри, ни с кем-либо еще. Она хотела просто дружить, продлить беззаботное, невинное детство еще хоть немного, общаться с ними обоими просто и легко, без подтекста, не выделяя ни одного из них. Разве это так много?
— Ну вот и славно, — порадовался Драко, но по его внимательному взгляду Панси поняла: не поверил. — У нас с тобой все может получиться, если мы постараемся. А насчет Гарри… я открыт для предложений, лично мне ничего толкового в голову так и не пришло, но хотелось бы закрыть вопрос до возвращения в школу. Как вариант, могу сегодня сказать тост в честь будущей невесты, но не исключаю, что после этого наш общий друг достанет палочку, а портить праздничный ужин не хотелось бы.
— Не достанет, — покачала головой Панси. — Гарри хорошо себя контролирует, к тому же он знает, как тетя старалась, насколько ей важно, чтобы праздник удался. Скорее всего, он выслушает молча, а уже потом, после ужина, вызовет тебя на откровенный разговор. И, Драко… я не знаю, чем ваше объяснение закончится. Об одном прошу: никаких дуэлей, я не хочу становиться между вами.
Внезапно ей пришло в голову, что у мамы так в итоге получилось: она и двое ее друзей на дуэльном помосте… Нет, ни за что — у Каролины Стивенсон все закончилось очень плохо, и Панси не станет повторять маминых ошибок. Лучше уж она коварно подкрадется со спины и приложит их обоих Петрификусом, свяжет Инкарцеро, а потом оставит наедине и без палочек на несколько часов — глядишь, общий язык и найдется.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Моя бета временно ушла в реал, ее подменяют Вольха Садовская и Миледи V, которым я очень благодарна за помощь. Идею с палочкой (и наверняка кучу других, не менее полезных) подал Некроскоп. С их участием глава определенно стала лучше.
На картину можно полюбоваться здесь:
https://ibb.co/RBpSGC6
Про палочки можно почитать здесь и здесь:
Сердцевина: https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B4%D1%86%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D0%BD%D0%B0_%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%88%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D1%8B%D1%85_%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D0%BE%D1%87%D0%B5%D0%BA
Древесина: https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/%D0%94%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%81%D0%B8%D0%BD%D0%B0_%D0%B4%D0%BB%D1%8F_%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D0%BE%D1%87%D0%B5%D0%BA
Примечания:
Буду очень рада позитивным комментариям — они здорово поднимают мне настроение и вдохновляют на продолжение ❤️
Драко поправил черную повязку на глазах и покорно позволил приятелям раскрутить себя вокруг оси в шесть рук. Он не любил водить — ну что за радость гоняться за тенями, ежесекундно рискуя разбить себе нос? Однако с правилами не спорят, и Драко замер на месте и старательно прислушался. Тихий смешок слева, вздох чуть поодаль… кто-то справа переступил с ноги на ногу, готовясь в любой момент сорваться с места. Драко невольно пожалел, что еще не стал анимагом — звериный слух и нюх очень помогли бы делу, — но обретать аниформу до совершеннолетия было самоубийственной затеей.
Драко повернулся вправо, и тут же почувствовал, как кто-то легонько похлопал его по плечу. Он стремительно развернулся, пытаясь схватить наглеца за руку, но того и след простыл. Гарри, пожалуй, — у того отлично получалось подкрадываться, сказывалась боевка с Поликсеной. Вокруг рассыпались дробные придушенные смешки, и он ухмыльнулся и шутовски раскланялся на все стороны: ну хоть дам порадовал, уже хорошо.
Слепо бросаться туда-сюда не хотелось, нужен был план. Драко представил себе коридор, повернулся влево и тут же услышал тихие шаги — кто-то отреагировал на его плавный поворот и теперь крался мимо, пытаясь зайти ему за спину. Драко навскидку прикинул свое расположение в пространстве: по всему выходило, что противник шел вдоль стены коридора и отскочить назад не смог бы — места там не было. Он нарочито отвернулся, притворяясь, что не заметил чужое движение, а потом сделал резкий выпад в сторону обходящего его игрока и крепко вцепился ему в предплечье. Ага, попался!
Теперь начиналась сама сложная часть: угадать, кого именно Драко поймал. Он прислушался к остальным, но те молчали как рыбы, чтобы случайно не дать ему подсказку. Так, предплечье тонкое, вроде бы одна из девочек. Он растопырил пальцы и осторожно поднял руки на уровень лица — ощупать голову. Его жертва фыркнула, и Драко чутко прислушался, но отличить по этому звуку Лаванду от Панси было решительно невозможно. Пришлось положить ладонь на чужую макушку и провести ладонью по волосам — длинные, в конском хвосте. Ну теперь все понятно.
— Плохо бегаешь, Браун, — довольно протянул он, отпуская ее и снимая повязку свободной рукой. Лаванда опять фыркнула и с независимым видом скрестила руки на груди. Обернувшись, Драко к своему неудовольствию обнаружил, что Гарри и Панси стояли рядом, причем Поттер чуть впереди, словно заслоняя подругу собой. Малфой поморщился про себя: ну что ты будешь делать, даже в салочках их невозможно развести по разным углам!
Нет, все-таки это никуда не годится — пока они все еще маленькие, Мерлин с ним, но уже через полгода, после малого совершеннолетия, спрос с них с Панси резко возрастет и будет почти как со взрослых. Да и репутацию надо беречь смолоду, причем всем троим, — будущему Министру Поттеру тоже нужно жениться правильно, с расчетом на мнение электората: одно дело — дружить с детьми Пожирателей в школе и совсем другое — выбрать себе первую леди из их числа. Опекунство Поликсены уже бросало на Гарри тень и это следовало учитывать, но пока что друг упорно отказывался просчитывать последствия своих действий наперед.
— Твоя очередь водить, — сказал Драко Лаванде так, чтобы его услышали остальные, а потом, завязывая ей на глазах ленту, наклонился к уху и тихонько шепнул: — Попробуй поймать Гарри.
Венди чуть заметно кивнула и неловко потянулась поправить ленту, задев его пальцы своими, тонкими и холодными. На ее губах играла веселая и беззаботная улыбка, но Драко уже знал этой улыбке цену — внутри Лаванда находилась в полной боевой готовности. Он в очередной раз подивился избирательной слепоте друга: Панси, конечно, редкостная умница и очень мила, совсем как одноименный цветок, но на фоне яркой, как фейерверк, Браун, она немного терялась. И что этому Поттеру не так?
Подступив к Венди, они втроем лихо раскрутили ее и тут же рассыпались в разные стороны, образовав неровный треугольник. Лаванда вытянула руки вперед, словно инфернал, и двинулась по кругу, хищно ощупывая пальцами воздух. Драко мягко сделал шаг назад, чтобы не попасться, и сдвинулся вправо, освобождая ей место для маневра. Лаванда остановилась, задумавшись, а потом развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла строго по направлению к Гарри, будто видела его прямо сквозь повязку. Драко лениво прикинул, может ли Браун жульничать, и решил, что да, может: для нее игра была средством, а не целью.
Тем временем Венди замедлила шаги и прислушалась, а потом широким жестом захватила руками воздух совсем рядом с Гарри. Тот пригнулся, тихо отступил вправо, и она снова замерла, пытаясь сориентироваться. А может, и не жульничает, просто хорошо помнит, кто где стоял в начале, — подумал Драко. — Или медлит, чтобы ее не уличили? С Браун никогда не было до конца понятно, и это интриговало.
Он встрепенулся — пока на другом конце коридора Гарри пытался увернуться от хищных атак Лаванды, Панси мягко и осторожно двинулась мимо по широкой дуге. Драко тут же шагнул вперед, взял ее за руку и потянул к себе, уводя подальше от эпицентра событий. Панси прищурила глаза, готовясь вырвать ладонь, но он молча мотнул головой и указал подбородком на Гарри с Лавандой: не мешай, мол. Подруга проследила за его взглядом, поколебалась, но затем все же стала рядом. Руку, впрочем, снова забрала.
Тем временем Венди сделала удачный выпад и наконец поймала Поттера за плечо. Тот застыл, как истукан, не желая ей подсказывать, и даже слегка согнул колени, чтобы казаться ниже, но ее это не провело.
— Ну, судя по мускулам, это все-таки не Панси, — задумчиво сказала Лаванда, кончиками пальцев касаясь предплечья Гарри, и Драко до боли закусил губу, чтобы не заржать пегасом: Браун льстила самолюбию просто мастерски, причем почти на одних инстинктах. Следом она потянулась к лицу Гарри, внимательно ощупала его лоб, и Малфой насторожился — не хватало еще брякнуть что-то про шрам, Поттер не терпел таких упоминаний. Однако проницательная Браун не подвела: — Челки нет, значит, это Гарри!
Она стянула с себя повязку и победно усмехнулась. Драко придирчиво оценил Гарри и Лаванду вместе, бок о бок: а ведь хорошо смотрятся, действительно прекрасная белокурая принцесса и суровый рыцарь, как раз то что надо. Сам Поттер почему-то посмотрел на него виновато и едва заметно пожал плечами, будто извинялся, и Драко нахмурился: в последнее время он частенько ловил приятеля на таких пантомимах и совершенно не понимал их значения.
— А теперь давайте в прятки, — предложила Лаванда, отменяя трансфигурацию, и черная лента снова стала заколкой — хрупкой и изящной бирюзовой бабочкой. Драко скептически проследил за ее пассами, но придраться было не к чему: бабочка выглядела вполне прилично, ни жвал тебе, ни щупалец. — Кто хочет водить?
— Чур не я, — первым отреагировал Малфой. — Ненавижу водить.
— Я могу, — внезапно вызвалась Панси. — У нас будет где-то с час, а потом пора начинать готовиться к праздничному ужину — тетя просила принарядиться.
— Может, разделимся на две команды? — подал идею Гарри, и Драко тут же подхватил:
— Отлично! Тогда я с Панси, — он быстро цапнул подругу за предплечье и подтянул к себе. Та едва заметно вздохнула и кивнула, а Гарри удивленно и немного раздраженно сощурил глаза. Глядя на него, Драко уже не в первый раз с ноющей тоской подумал, что откровенного разговора не избежать. Мерлин, и все-таки как же быстро закончилась пора невинности… Он не был готов ссориться с другом из-за гипотетических симпатий в будущем и прекрасно понимал желание Панси отложить объяснение на попозже, но разум упорно твердил, что больше тянуть нельзя, а Драко привык к нему прислушиваться.
— Раз, два, — нарочито громко и уверенно начал отсчитывать он, и Гарри, поколебавшись, взял Лаванду за руку и потащил куда-то по коридору — видимо, занимать удачное место. — Три, четыре, пять… Считаю до ста!
Панси прислушалась к удаляющимся шагам и осторожно высвободила свою руку, которую Драко продолжал автоматически сжимать.
— А вот руки распускать — это совершенно лишнее, — проворчала она, потирая предплечье. — Уже третий раз за день, Малфой, и я пока не вижу твоего перстня на своем пальце.
— Эти ваши условности, — отмахнулся Драко, пытаясь не выдать свое смущение: Панси была права, он действительно что-то раскомандовался. — Сколько там, двадцать? Тридцать?
— Да какая разница, можно подумать, ты действительно рвешься их искать, — хмыкнула Панси. — Ты ведь специально выбрал меня, чтобы дать им побыть одним, правда?
Она подошла к картине на стене, — ясноглазый барс, лежащий в тени снежной вершины, сосредоточенно лизал розовую лапу и раздраженно бил по земле толстым, как палка, пушистым хвостом, — а потом лукаво обернулась через плечо:
— Смотри, как на тебя похож — просто портретное сходство, как ты любишь говорить.
— Он? — ужаснулся Драко, подходя к ней со спины. Барс поднял лобастую голову и уставился ему прямо в глаза, а потом душераздирающе зевнул, показав крепкие белые клыки. А что, было бы неплохо получить такую аниформу… — автоматически подумал Драко — в последнее время эта идея захватила его с головой. Практического смысла, конечно, ноль, зато какой плюс к самооценке!.. — Ну хоть не олень какой-нибудь, уже хорошо. Сильный и смелый хищник, это мне по нраву.
— И тоже одиночка, — проницательно заметила Панси, склоняя голову к плечу. Она неотрывно смотрела на картину, и Драко осторожно подошел ближе, стал рядом и немного сзади, почти плечо к плечу. — Скажи мне честно, друг: не будь этой договоренности между нашими семьями, разве ты стал бы за мной ухаживать?
Драко всерьез задумался над дальнейшей тактикой: с одной стороны, в таких случаях правду не говорят, девочек вроде бы положено уверять в том, что они самые-самые. С другой стороны, она, в первую очередь, была ему подругой, почти даже боевым товарищем, а друзьям обычно не врут. К тому же, Панси была слишком проницательной, чтобы поверить в комплименты, сказанные не от души, с ней вообще тяжело было изображать романтический интерес — она словно видела его насквозь. Иногда Драко радовался этому факту, но в подобных обстоятельствах это очень усложняло ему жизнь.
Что такого можно сказать, чтобы сделать ей приятное, но при этом не переборщить? Вообще Панси была объективно красивой — типично паркинсоновской, теплой и живой красотой; при взгляде на нее на ум сами собой приходили солнечные лучи, подсвечивающие зеленые листья, лесные цветы и жаркий канун лета, когда в мэноре особенно пышно расцветали розы. Если бы Драко рисовал получше, он мог бы попросить подругу стать моделью для лесной пасторали в стиле рококо(1)… но все это было совсем не то — Драко подозревал, что у папы при взгляде на маму появляются какие-то совсем иные чувства, чем желание взять в руки кисти и палитру и попросить не двигаться пару часов.
— Ты умная и красивая, а еще нам хорошо вместе, — наконец поставил он на честность. — Чисто математически, я считаю, шансы на успех очень высокие.
— Какое выдающееся трезвомыслие, — ядовито сказала Панси, оборачиваясь. Ее зеленые глаза сузились, и она была очень похожа на Поликсену в этот момент. — Уже представляю себе нашу семейную жизнь: «фарфоровый сервиз еще цел, а значит, шансы на успех брака повысились!». Тебе как, все нравится в этой картине?
— Вообще-то, да, — неожиданно для себя разозлился Драко. — Мне нравится. Но обратное меня тоже устроит. Мой папа вечно подозревает маму в романах — которых, разумеется, нет, — они ссорятся, потом мирятся, и все у них чудесно, уже кучу лет! Тебе для семейного счастья нужно колотить сервизы? Я не против, могу купить оптом штук двадцать — поставим их в Голубой гостиной, чтобы были под рукой.
Панси вся подобралась, будто змея перед атакой, а потом вдруг расслабилась и фыркнула.
— Не могу на тебя долго злиться, — удрученно махнула рукой она. — И вообще, сто давно уже было, пойдем искать их, что ли.
* * *
Гарри быстрым шагом прошел по коридору на втором этаже и наудачу толкнул одну из дверей слева — незаперто. Лаванда вошла за ним следом, на секунду замешкавшись на пороге.
— Ты дезиллюминационное знаешь? — тихо спросила она, заложив руки за спину и оглядываясь по сторонам, — они заняли чью-то спальню, но комната давно не использовалась: несмотря на то, что тут было чисто и не пыльно, чужие вещи лежали так, будто их владелец вышел буквально на минутку. Гарри подошел к письменному столу и поворошил пожелтевшие от времени бумаги: пространные письма какому-то Барти изящным витиеватым почерком, записочка с сердечками «от Милли С.», эссе по Зельеварению с размашистым «Великолепно!»… Он присмотрелся к эссе — описанное зелье было каким-то очень сложным, но суть он вроде бы уловил, речь шла о ядах и антидотах на уровне ЖАБА, не меньше. Значит, старшекурсник или недавний выпускник.
— Так знаешь? Дезиллюминационное? — терпеливо повторила Лаванда, и Гарри, встрепенувшись, покачал головой. — Жаль… Так Драко с Панси очень быстро нас найдут.
— Ну и отлично, — проворчал Гарри: чем раньше Малфой соизволит их найти, тем быстрее они поменяются командами, и можно будет с чистой совестью передать ему с рук на руки его зазнобу. Почему он вообще выбрал Панси, а не Венди? Раньше Гарри не замечал за Драко такой стеснительности — обычно тот шел к цели напролом, не выбирая средств.
— А вот мне все-таки жаль, — загадочно вздохнула Лаванда и села на кровать, застеленную темно-зеленым покрывалом и затененную роскошным балдахином с растительной вышивкой. — Чья это была комната?
— Скорее всего, брата Сириуса, — предположил Гарри, продолжая осмотр. Зеркало в вычурной раме на бронзовых львиных лапах, тяжелые бархатные шторы того же зеленого в черноту оттенка… Настоящее логово чистокровного слизеринца, давящая роскошь, слишком помпезная для такой небольшой комнаты. Он подошел к массивному креслу возле окна и сел, с интересом крутя головой по сторонам. — Да, думаю, эта комната принадлежала именно Регулусу.
— Правда? Слушай, а что с ним все-таки случилось, ты знаешь? — сидящая на кровати по-турецки Лаванда понизила голос, и в ее голубых глазах загорелся любопытный огонек. — Я слышала, он пропал без вести, но разве так бывает? Есть же гобелен и всякие семейные артефакты… Все это очень, очень загадочно.
Гарри досадливо пожал плечами: Венди следовало бы подождать с расспросами про чистокровные заморочки до смены команды. Малфой точно не упустил бы такую оказию, расправил бы пышный павлиний хвост и поразил ее своими познаниями — разве она этого не понимает? Странно, на недальновидную дурочку Браун не походила.
— А почему ты решил, что это комната именно Регулуса, а не твоего крестного? — продолжила Лаванда, словно не замечая его раздражения.
— Сириус был гриффиндорцем, не его цветовая гамма, — пояснил Гарри, покрутив пальцами в воздухе. — К тому же, в его комнате я уже бывал, она дальше по коридору. И знаешь что, ты лучше туда не заходи.
— Почему? — заинтересовалась Венди, и Гарри невольно усмехнулся: как они все-таки отличаются с Панси! Та прислушалась бы к нему сразу…
— Ну-у-у… — он замялся, пытаясь подобрать слова. В этикете он по-прежнему плавал, но кое-что Малфой сумел в него вдолбить, и было очевидно, что описывать полуголых красоток на плакатах крестного — так себе затея. В итоге он сказал обтекаемо, пытаясь подражать Драко, — тот был мастером в таких высказываниях: — Сириус был большой ценитель всяких маггловских штучек, и некоторые из них могут оскорбить твой… эммм… взор. Невинный.
— Так даже интереснее, — вопреки ожиданиям воодушевилась Венди и чуть не запрыгала от переизбытка энергии, словно надувной мячик. Она была очень похожа на Драко в этот момент — тот иногда тоже не мог усидеть на месте. — Теперь не успокоюсь, пока лично туда не загляну! Покажешь мне ее?
Гарри вздохнул и потер лоб: отказывать без причины было неловко, но на месте Малфоя он давно уже припер бы себя к стенке и потребовал держаться от Браун подальше. Надо бы как-то объяснить ему, что Гарри никоим образом не претендует на Лаванду, ну вот совсем…
Внезапно та насторожилась, прислушиваясь. Потом соскочила с кровати, тихо подошла к нему и приложила палец к губам. Он послушно замер и тоже прислушался: по коридору кто-то шел, причем тихо, крадучись. Лаванда взяла его за руку, потянула за собой, ловко юркнула под кровать и глазами указала наклонившемуся следом Гарри на место рядом — так их вполне могли не заметить. Он поколебался было, но Венди нахмурилась, и он все-таки залез под кровать и устроился возле приятельницы: портить развлечение остальным только потому, что Малфой сглупил с выбором команды, было как-то некрасиво.
— Только тихо, — едва слышно прошептала Лаванда. — Может, они пройдут мимо.
Гарри кивнул и почувствовал, как она нашарила его руку и крепко сжала ладонь. Он повертел головой, примеряясь к тесноте. Кричер, видимо, действительно убирался тут каждый день, несмотря на то, что Регулус не смог бы по достоинству оценить его труд — пыли на полу не было, и комната не пахла затхлостью и плесенью, как это часто бывает в заброшенных помещениях. Гарри повел носом и к своему удивлению уловил какую-то фруктовую нотку — неужто духи? Внезапно для себя он развеселился: ну вот кто бы мог подумать, что умный и проницательный Драко будет так хлопать ушами? Что еще Лаванда должна сделать, чтобы друг наконец приступил к решительным действиям, — вручить ему официальную декларацию намерений с гербовой печатью?
Дверь все не открывалась, и он попытался выбраться из-под кровати, но Венди потянула его за руку, вынуждая остаться на месте. Через минуту послышался шорох, и кто-то все-таки заглянул в комнату.
— Мордред, для таких случаев пригодилось бы Гоменум Ревелио, — проворчал голос Драко. — Сколько у Блэков комнат-то? Просто кошмар какой-то.
— Вспомни лучше свой мэнор, — парировала Панси, и ее голос звучал приглушенно, издалека — видимо, она осталась ждать в коридоре. — На троих людей целых два крыла, причем каждое в три этажа.
— Ну ничего, скоро будет на четверых, — преувеличенно любезным тоном поправил ее Драко. — Кстати, если тебе захочется, можешь поменять там все по своему вкусу — мама возражать не станет, она тебя уже очень любит.
— Да не стану я там ничего менять, — раздраженной кошкой прошипела Панси. — Вот еще!
— Ну как хочешь, — хмыкнул Драко. — Но если вдруг передумаешь, придется подождать до свадьбы — одной помолвки для радикальных перемен будет маловато. Вдруг ты затеешь ремонт, а потом сбежишь из-под венца? А вместо маминых призовых роз уже растут какие-нибудь ирисы, да еще и обои везде переклеены…
Он продолжал еще что-то говорить, его веселый и обаятельный вероломный друг, но Гарри уже не слушал, краем сознания отметив только хлопок двери. Какая-то часть его смутно порадовалась тому, что он лежит, а вторая сухо отметила, что чистокровные заключают помолвки очень рано, ему же говорили, его же предупреждали… Гарри закрыл глаза и почувствовал, как рядом завозилась Лаванда.
— Мне очень жаль, Гарри, — прошептала она, и он кивнул, не открывая глаз и сам не понимая, что именно подтверждает. — Но так и правда лучше для всех: они ведь одного круга, а мы… мы с тобой другие, попроще, — и это даже хорошо, понимаешь?
Гарри снова кивнул, хотя на самом деле ни черта не понимал. Драко и Панси помолвлены? Им же нет и тринадцати, что за бред! Или в этом сумасшедшем мире такие важные решения принимаются чуть ли не с пеленок? И если они помолвлены, то почему молчали? Если бы Гарри знал, то…
…то что? — спросил какой-то холодный голос внутри, то ли Том, то ли он сам, и ответил себе же: да ничего. Ничего бы не изменилось, он по-прежнему подружился бы с ними на первом курсе — просто потому, что так уж вышло, что именно они были его домом. Он ведь пробовал сблизиться с Гермионой и Роном, он честно пытался, но с ними все было не так, Паркинсон и Малфой успели отравить его своим проклятым слизеринским ядом, обвить своими змеиными кольцами…
…но они ничего тебе не обещали, — участливо продолжил внутренний голос. — Кроме дружбы, конечно. И они по-прежнему твои друзья, даже если помолвлены между собой, — разве тебе этого не хватает? Раньше ведь хватало…
…а теперь вот не хватает, — со злостью ответил Гарри сам себе. И уже давно не хватает, хотя он не знал, когда именно это началось. Посоветоваться бы с кем-то, с каким-нибудь взрослым, только не с Поликсеной — с мужчиной… но теперь уже поздно обращаться за консультацией, что он этому взрослому скажет? Дяденька, у меня есть подруга, о которой я забочусь куда больше, чем положено, но это не точно, потому что я не знаю, каково это — когда тебе кто-то нравится? Какая разница, что он там чувствует, если его опередили еще до их с Панси знакомства, или когда там Малфои и Паркинсоны нашли общий язык? Гарри не хотел торопить события, он просто пытался спокойно разобраться в себе и в своих странных путаных мыслях и желаниях, дать себе и Панси время вырасти и все осознать — и в итоге проиграл гонку еще до старта. Печальное зрелище, господин герой.
— Ну не переживай так, — сочувственно пробормотала Лаванда и вдруг ткнулась ему в щеку носом, и Гарри замер, будто окаченный холодной водой.
— Зато ты что-то совсем не переживаешь, — подозрительно сказал он, осторожно отстраняя ее от себя. — Я думал, Драко тебе нравится.
А ты ему, — убито добавил Гарри про себя. — Я действительно думал, что ты ему нравишься… Или все-таки нравишься, но он выбрал Панси, потому что так велел ему папа? Ничегошеньки я в этих чистокровных волшебниках не понимаю, объясняй не объясняй — все без толку…
— Драко — мне? — удивилась Лаванда и улыбнулась, заиграв ямочкой на щеке. — Да нет же, глупый, мне нравишься ты, а вовсе не он.
И тут Гарри с кристальной ясностью понял, что в этом диалоге пора ставить точку, иначе он свихнется прямо тут и сейчас. Он молча перекатился и выбрался из-под кровати, а затем подал руку Лаванде, но та не стала вставать — так и села на полу, прислонившись спиной к кровати, обняв колени и глядя на него снизу вверх. В этой позе она казалась какой-то очень беззащитной, как птичка с подбитым крылом, — ласточка там какая-нибудь или воробушек… Гарри поймал себя на этой мысли и жестко одернул себя: никому твои рыцарские потуги не нужны, уймись уже. Все-таки Драко был прав…
— Я тебе совсем не нравлюсь, да? — спросила Венди, и Гарри честно задумался. Лаванда не могла не нравиться, он же был не слепой — объективно она была очень красивой, веселой и умной… но ничего внутри него не трепетало и даже не екало. Как, ну вот как Панси и Драко собираются быть вместе, если они тоже друг другу не нравятся?! Ладно еще Драко — с Малфоем трудно хоть что-то наверняка понять, — но Панси ведь еще летом избегала его прикосновений и взглядов…
Точно, лето! Видимо, помолвка случилась летом, а его, Гарри, в известность не поставили — потому что на самом деле он не их круга. Герой с дутой славой, взлетевший так высоко только благодаря тому, что Лорд соизволил убиться именно об него… Мысли стремительно становились все горше и злее, и Гарри резко оборвал их: он подумает об этом позже, когда успокоится.
— Ладно, можешь не отвечать, у тебя все и так на лице написано, — помолчав, грустно подытожила Лаванда.
— У меня на лице написано, что я наивный дурак? Прямо большими такими буквами, да? — угрюмо переспросил Гарри и тоже сел на пол, только по-турецки. — Я не знаю, нравишься ты мне или нет, Браун, я вообще не думал о тебе в этом ключе — был уверен, что Драко к тебе неровно дышит… Что вообще за ерунда с этими помолвками в двенадцать лет? Чистокровным что, заняться больше нечем? Драконья оспа уже вылечена? Тайная комната обнаружена и изучена?
Он прикусил язык, но Лаванда не заметила ничего подозрительного.
— Драко Малфой — птица совсем не моего полета, — неожиданно серьезно и жестко ответила она. — Даже если бы я ему нравилась, а это не так, его отец никогда не примет меня в качестве невестки: ни связей, ни денег… А вообще смешно вышло, какая-то комедия положений.
Она хмыкнула, но Гарри шутку не оценил — он пока не был готов увидеть тонкую иронию во всем произошедшем.
— А насчет помолвок все просто, — доброжелательно продолжила Лаванда, — нас очень мало, и все мы крепко связаны между собой, потому брак — это серьезная затея, нужно много чего учесть: родственные узы, положение семьи, деловые интересы… Так что лучше начинать переговоры заранее, иначе к пятнадцати годам все приличные женихи и невесты будут давно разобраны.
— Ты как-то очень откровенно об этом говоришь, — заметил Гарри, и она улыбнулась. Она вообще часто улыбалась, он давно это заметил — правда, тогда думал, что это чтобы очаровать Драко… Дурак, какой же он все-таки слепой дурак! Гарри внезапно понял домовых эльфов — ему тоже отчаянно захотелось побиться головой обо что-нибудь твердое. Веточки омелы он для них с Драко развесит, ну надо же…
— Это правда нашего мира, — просто и прямо сказала Лаванда. — Конечно, любовь есть, куда же без нее… я бы хотела выйти замуж за кого-то, кто будет мне по-настоящему нравиться, но мне надо думать о семье, мы еще не до конца укоренились в Британии. Забини пошли тем же путем — только стартовая позиция у них изначально была удачнее, чем у Браунов, потому мадам Розабелла и заполучила в супруги одного из Священных Двадцати Восьми…
Услышав про Патрокла Паркинсона, Гарри с усилием потер лоб и прикусил язык: иногда, если очень тянет высказаться, ни в коем случае нельзя потакать этому порыву. Интересно, он вообще хоть спросил Панси? Посоветовался с дочерью, прежде чем одним махом решить ее судьбу? Гарри медленно вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Все разговоры с Драко, все обсуждения уклада чистокровных говорили ему, что Патрокл вполне мог продиктовать наследнице свою волю, не интересуясь ее мнением. С другой стороны, разве невзгоды Панси по-прежнему являются заботой Гарри? Да или нет?
— А вообще помолвка — это ведь еще не свадьба, — трезво заметила Венди, накручивая золотистый локон на палец с таким видом, будто пыталась этот самый палец оторвать. — Но я не знаю, что должно случиться, чтобы Малфои выпустили Панси из своих лап, — они же цепкие, словно крапы.
Цепкость одного конкретного Малфоя Гарри уже успел оценить — он внезапно вспомнил, как Драко по-хозяйски схватил Панси за руку, и ему стало тошно. Отлично, летний кошмар возвращается с новой силой: теперь ему придется наблюдать за событиями прямо из партера, и надеяться больше не на что — все уже официально, его лучшие друзья… — он оборвал эту мысль и пристально взглянул на Лаванду. Ну а что, красивая девочка, умная и образованная… что там еще обычно имеет значение?
— Давай встречаться, что ли, — сплеча рубанул Гарри, наполовину ожидая, что она отвесит ему пощечину, но Лаванда только загадочно улыбнулась. А ей бы пошла полумаска, — отвлеченно подумал он. — Как на балу-маскараде в честь наших с Панси именин… — Как у вас все это происходит?
— Как у всех других людей, — мурлыкнула Лаванда. — Только с поправкой на строгую мораль. Мы ходим под ручку, ты даришь мне подарки — только не очень дорогие, это было бы неприлично, — а если дуэнья отвернется, я даже могу поцеловать тебя в щечку. Ну или ты меня, это уже как пойдет, — трезво поправила себя она, и Гарри почувствовал, как внутри нарастает волна истеричного смеха. Молодец, герой, дождался, дотянул, не желая гнать коней, — и вот тебе описание свидания в магической Британии, получи и распишись, очень консервативно. Ну вот что ему стоило переговорить с Панси раньше, чего именно он боялся, каких непоправимых шагов? Разве он не смог бы походить с ней под ручку? Смог бы, конечно. И даже в щечку поцеловать — собравшись с духом и при условии, что эта, как ее… дуэнья… отвернется.
— Что еще за дуэнья? — полузадушенно спросил он, пытаясь сдержать не то смех, не то слезы, и Лаванда нахмурилась, но тут же расслабилась — водилась за ней такая странная привычка.
— Ну в Хоге дуэнья нам и правда не грозит, — уточнила она, подумав. — Вместо нее будут Драко с Панси — это тоже считается вполне пристойным. Ах да, где-то через полгода тебе было бы неплохо определиться со своими намерениями.
— Какими намерениями? — опешил Гарри, и она улыбнулась как-то по-взрослому, очень грустно.
— Обычно серьезными, но в твоем случае — пожалуй, никакими… Слушай, я же вижу, что совсем тебя не интересую. Хочешь вышибить клин клином с моей помощью? Ну или что ты там себе надумал… Попытаешься вызвать у Панси ревность? Или усыпить бдительность Драко? Если что, я совсем не против, можешь на меня рассчитывать, но при одном условии. Видишь ли, Гарри, ты мне нравишься, но мне нужно думать о будущем, так что учти: через полгода, к первому сентября, мне придется с тобой расстаться и переключиться на кого-то более… реалистичного, — и она развела руками с извиняющейся улыбкой.
Неожиданно для Гарри этот спич больно задел его за живое. Надо же, и Браун туда же — почему никто в упор не видит в нем перспективу?
— Почему это я не реалистичен? — угрюмо спросил он, глядя на нее исподлобья. — Чем именно я тебе не подхожу?
— Да всем ты мне подходишь, — быстро вскинула руки Лаванда. — Просто я подумала, что нужна тебе только как ширма… Очевидно же, что на самом деле тебе нравится Панси, а я так… понарошку…
— Ну уж нет, — отрезал Гарри очень уверенным тоном, отлично зная, что врет сам себе. — Никаких понарошку, встречаемся так встречаемся. Как там объявляются эти ваши серьезные намерения? Надо убить дракона и принести тебе его голову? Протрубить в рог с Астрономической башни?
— Да нет, — со смешком покачала головой Лаванда. — Всего лишь познакомиться с моей бабушкой и, если она тебя одобрит, через пару лет обручиться. Но это когда ещё будет, к тому же я от тебя совсем ничего не жду, ну вот правда-правда…
Гарри открыл было рот, чтобы дать ей слово, но тут же его закрыл. Пора было учиться жить своим умом — он слишком привык полагаться на своих друзей: легко расслабить извилины, когда под боком всегда есть живая и очень убедительная энциклопедия по жизни магического мира, причем сразу в двух версиях. Сам по себе Гарри понятия не имел, как заключаются помолвки, — вот пообещает он сейчас что-нибудь Браун и что потом? Может, Панси тоже так попалась — или ее отец? Нет уж, с громкими заявлениями он, пожалуй, повременит.
— Пойдем готовиться к ужину, — только и сказал Гарри, вставая и снова подавая ей руку, и на этот раз Лаванда помощь приняла.
— Мы разве не будем ждать, пока они нас найдут?
— Считай, что уже нашли, — процедил Гарри и направился к двери, крепко держа Браун за руку.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Моя бета временно ушла в реал, ее подменяют Вольха Садовская и Миледи V, которым я очень благодарна за помощь. Немало отличных идей подал Некроскоп. С их участием глава определенно стала лучше.
На картину можно полюбоваться здесь:
https://ibb.co/WKg0StB
Примеры картин в стиле рококо: https://ic.pics.livejournal.com/dombusin/18706815/201769/201769_original.jpg
https://sites.google.com/site/jeanantoinewatteau1684/_/rsrc/1421266510699/home/stil-rokoko/boucher_20.jpg
1) Вики: "Основные темы — вечная молодость и красота, галантное и меланхолическое времяпрепровождение, элегические, лирические, идиллические настроения. Популярные жанры: пастораль, буколика, светский портрет и «галантные празднества». Место контрастов и ярких красок заняла иная, приглушённая гамма цветов, лёгкие пастельные тона: розоватые, голубоватые, сиреневые".
Примечания:
Как всегда, буду рада позитивным отзывам ❤️
Эванора Розье, в девичестве Роули, была очень красивой женщиной, — большие, как у лани, карие глаза, нежная кожа, точеная шея, хрупкость которой подчеркивал выпавший из высокой прически локон… Норе нравились женственные платья в крупный цветочный узор с юбкой-солнцем, самоцветные гребни в темных волосах и широкие стрелки, придававшие ей сходство с египетскими царицами. Увидев ее под окнами дома под руку с дядюшкой Ренаром, растерянно озирающуюся по сторонам, Поликсена сама не заметила, как птицей слетела по лестнице вниз.
— Тетушка Эванора, — растрогалась она, встретив их с мужем на крыльце. — Вы совсем не изменились.
— Детка, — улыбнулась та и ласково погладила ее по щеке. Поликсена закрыла глаза и накрыла ее изящную ладонь своей, пытаясь продлить этот момент подольше. — Ты тоже чудесно выглядишь.
— Идемте в дом, девочки, — засуетился Ренар, учтиво открывая жене дверь. За порогом он бережно снял с ее тонких плечей бежевое пальто, поправил гребень в волосах и согрел ей пальцы своим дыханием. Эванора рассеянно улыбалась его заботе, а Поликсена отвела глаза — смотреть на эту сцену почему-то было невыносимо больно, аж дыхание перехватывало. — Ma chère, кто сегодня приглашен?
— Из взрослых — только вы, но у меня тут стихийно образовался филиал Хогвартса, сразу четверо второкурсников, — бодро отрапортовала Поликсена. — Надеюсь, они вас не утомят.
— Ах, дети, — оживилась Нора, с любопытством поглядывая на лестницу, ведущую на второй этаж. — Ну что ты, дети — это чудесно, я люблю проводить время с подрастающим поколением. Милый, но почему мы не взяли с собой Феликса? Он бы порадовался новой компании.
Ренар едва заметно дернул уголком рта, а потом сказал очень мягко:
— Феликс гостит у твоей семьи, Нора, он уже взрослый мальчик.
— Ну какой же он взрослый, — укоризненно и немного снисходительно покачала головой Эванора. — Ему ведь всего одиннадцать.
Поликсена остро взглянула на Ренара, и тот едва заметно кивнул. Она расстроилась: видимо, слухи все-таки были правдивы, и сознание матери Эвана и Феликса так и осталось в далеком семьдесят девятом, когда оба ее мальчика еще были с ней…
— Пойдемте выпьем по стаканчику шерри в качестве аперитива, — предложила Поликсена, указывая наверх. — Сегодня все по-домашнему, без фанфар.
Стол уже был накрыт, и в камине уютно потрескивали поленья, заставляя хрустальную люстру переливаться разноцветными искорками. Огромная пушистая ель в углу радовала глаз богатым убранством: беззвучно хлопали крыльями фарфоровые ангелы, дудели в трубы солдатики в бордовых мундирах и горделиво изгибали длинные шеи лебеди, пытаясь дотянуться клювом до золоченых орехов. Кричер стоял навытяжку возле стола, и Поликсена с удовольствием отметила, что пушистые оленьи рожки на обруче очень ему идут. Она всерьез задумалась, не сделать их ли постоянным атрибутом униформы — благодаря маггловской придумке вид у Кричера был залихватский и очень праздничный.
— Мадам, — проворковал он, низко кланяясь Эваноре. — Домовой эльф Кричер будет рад услужить благородной госпоже Розье, да-да, он будет очень рад.
— У тебя появился свой эльф, Поликсена? — обрадовалась Нора, занимая свое место за столом, справа от торца. — Неужели Кассиопея прислушалась ко мне и выделила тебе камердинера? Конечно, горничная была бы куда более уместна…
Поликсена вздохнула, садясь во главе стола, — предстоял непростой вечер, для тетушки Эваноры на первом плане по-прежнему были события и люди, всем остальным миром давно уже оставленные в прошлом. Ренар, предусмотрительно отодвинувший стул обеим дамам, сел напротив жены, по левую руку от главы, и устало прикрыл глаза. Глядя на него, Поликсена невольно задумалась о том, смогла бы она сама столько лет заботиться о дорогом человеке, сдерживать злость, горечь и отчаяние, а также ценить редкие моменты просветления. Она не знала наверняка, но сильно в этом сомневалась, и уважение, которое Поликсена и так испытывала к крестному, только возросло.
— Вероятно, Эван тоже заглянет на огонек, — заговорщицки прошептала Эванора, и Поликсена до боли прикусила губу, чтобы не выдать свои чувства. — Он всегда опаздывает, мой мальчик, но обязательно придет, вот увидишь — он так любит праздники, шум, веселье…
— Кричер, шерри! — велела Поликсена — ей срочно требовалось выпить. Благословенный семьдесят девятый… хороший был год — год, когда все еще были живы. Пора было завязывать со спиртным, как она уже сделала с сигаретами, но последние полгода выдались богатыми на события, а сбрасывать пар «в магглах», как раньше, Поликсена не рисковала — где леди Блэк, а где кутеж в лондонском даунтауне.
— Но откуда же тут дети? — внезапно встревожилась Нора, и между ее летящих бровей пролегла глубокая и ломкая морщинка. — Ты ведь сама едва выпустилась, а за детьми должны присматривать взрослые. И где мы, собственно, находимся?
Поликсена не нашлась с ответом и перевела просительный взгляд на Ренара. Тот вздохнул и, потянувшись через стол, накрыл руку жены своей широкой ладонью и поймал ее мечущийся взгляд.
— Конфундус, — ласково прошептал Розье, и Эванора замерла, глядя куда-то вглубь себя, а потом светло улыбнулась.
— Какая очаровательная елка! — воскликнула она, переводя взгляд в угол и любуясь многочисленными игрушками. — Узнаю солдатиков — наследство Касси, насколько мне помнится. Неужели это часть твоего приданого? Это так трогательно, что они вернутся к Блэкам: я всегда знала, что в глубине души Кассиопея признает ваше глубокое сходство натур.
Поликсена удивленно подняла брови: сходства между ней и maman не было ни на кнат, но спорить с Норой не хотелось — видимо, Конфундус сбивал ей фокус, возвращая обратно в блаженное неведение.
— Если она начинает задумываться и вспоминать, потом становится только хуже, — горько прошептал ей Ренар, пристально наблюдая за плавными и спокойными движениями жены. — Она пытается покончить с собой, ma chère, а я… я пока не могу ее отпустить, ты ведь меня понимаешь?
Поликсена сочувственно кивнула: такой извращенный вид эгоизма находил в ее душе самый горячий отклик, в этом они с крестным были очень похожи.
— Так где же дети? — повернулась к ней Эванора. — Мне очень хочется с ними познакомиться. Как жаль, что Феликса с нами нет… Милый, так почему мы не взяли его с собой?
— Феликс гостит у Роули, — безмятежно повторил Ренар то, что уже говорил в прихожей и, как подозревала Поликсена, еще несколько раз по пути на Гриммо 12. — Ему пора готовиться к Хогвартсу, Нора, развивать самостоятельность.
— Я так волнуюсь за него, — призналась тетушка Эванора, разглаживая салфетку на коленях быстрыми нервными движениями. — Надеюсь, он попадет на факультет, где найдет верных друзей, — как жаль, что Эван уже выпустился и не сможет взять над братом шефство!
— Уверена, что с Лексом все будет в порядке, — горячо заверила ее Поликсена, одним глотком допивая шерри. Хоть здесь можно было не кривить душой: с Феликсом и правда все было в порядке, если не считать жгучей, разъедающей душу ненависти к аврорату в целом и к Грюму в частности. Славный младший брат Эвана, любивший делать драконов из папье-маше, а потом оживлять их трансфигурацией, был распределен на Слизерин, в нужный срок стал старостой, но после выпуска предпочел блестящей карьере и положению наследника рода охоту на змеезубов в Перу. Они виделись пару раз, когда он бывал в Британии, — и судя по его рассказам, Феликс не собирался возвращаться на родину.
«Я попытаюсь убить Грюма, если увижу его, — горячо шептал Лекс после ужина в «Тупике алхимика», когда они стояли под козырьком в густых августовских сумерках и курили. — И он совершенно точно прикончит меня, как уже прикончил Эвана. Мама и так не в себе, но это окончательно ее добьет. Нет, мне нельзя возвращаться в Британию насовсем… По крайней мере, пока».
— Я бы хотела, чтобы он поступил на Хаффлпафф, — мечтательно сказала Нора. — «Барсуки» всегда поддерживают друг друга, а Феликсу это очень нужно, особенно теперь, когда Эвана…
Она вдруг застыла с открытым ртом, будто птичка с распахнутым в безмолвном крике клювом, и Поликсена с отчаянием прикрыла глаза, уже зная, что за этим последует.
— Конфундус, — тихо сказал Ренар, и открывшая глаза Поликсена заметила, как поникли его плечи. — Я давно уже колдую его без палочки, а при детях постараюсь и невербально тоже… Наверное, нам все-таки не стоило приходить.
— Пустое, — твердо сказала Поликсена. — В этом доме вам всегда рады.
В коридоре послышались шаги, и она обернулась на стуле в сторону двери: в комнату чинно вошли Драко и Панси, причем племянница опиралась на руку младшего Малфоя. Поликсена даже растрогалась — выглядели они просто прекрасно, ни дать ни взять миниатюрные Люций и Нарцисса. При виде гостей Драко поклонился, а Панси сделала книксен и тепло улыбнулась Ренару.
— Мистер Розье, очень приятно снова вас видеть, — сказала она, позволив приятелю усадить себя за стол. — Вы сегодня с супругой?
— Эванора, — представилась та, с любопытством поглядывая на нее. — Как тебя зовут, дитя?
— Персефона, но мне привычнее Панси.
Поликсена порадовалась, что заранее предупредила всех о состоянии мадам Розье и попросила не называть фамилий, — не хватало еще, чтобы Нора начала разбираться, откуда у девятнадцатилетней крестницы взялась племянница-подросток и где они вдвоем откопали неучтенного Малфоя. Вишенкой на торте стало бы появление звезды вечера, Гарри Поттера, — где герой магической Британии, там и Лорд, а где Лорд, там и гибель Эвана… а за ней и очередной Конфундус.
— Драко, мадам Розье, — к вашим услугам, — чопорно представился Малфой, садясь по правую руку от Панси.
— Какое славное имя, — с улыбкой заметила тетушка Эванора. — Очень характерное, блэковское. Ты связан с этой семьей узами родства? Хотя что я говорю: Блэки отметились на всех гобеленах, у кого их только нет…
Напрягшаяся было Поликсена расслабилась и хмыкнула про себя, играя с ножкой бокала: ну да, верно подмечено — Блэки славились своей плодовитостью и любили пристроить девиц на выданье в самые разные семьи, как пахарь разбрасывает семена… Она задумалась, но с мысли ее сбило появление нового действующего лица — Лаванды в морозном голубом платье, да не одной, а с кавалером.
— Простите за опоздание, — отчеканил воспитанник, склоняя черноволосую голову и едва не прищелкивая каблуками, как какой-нибудь молодцеватый драгун. Поликсена им залюбовалась: Твилфитт ставил на кон свою шляпу, что темно-синий китель а-ля Дурмстранг будет Гарри к лицу, а она сомневалась, и совершенно зря. Двойной ряд пуговиц, золотое шитье, украшающее излишне строгий крой… В нем Гарри чем-то неуловимо напоминал Регулуса, и его блэковская кровь становилась еще заметнее. Поликсена со все возрастающим удивлением проследила, как он подвел свою даму к стулу, усадил ее по всем правилам и занял место рядом с ней, напротив Драко.
— Простите, мы задержались, — тихо повторила Лаванда, поправляя свою пышную французскую косу, и Поликсена насторожилась — румянец на щеках девочки разыгрался не на шутку. Неужели первые робкие чувства, уже? Так рано? — с тоской подумала Поликсена, растерянно потирая бровь. Ей остро захотелось попросить у Кричера грелку, теплое молоко с медом и колпак на ночь, ну или что там полагается умудренным жизнью матронам. Еще надо бы убрать подальше омелу — похоже, Поликсена сильно погорячилась, щедро развешивая ее по углам и дверным косякам. И когда дети успели вырасти, она же вроде бы не выпускала их из виду? — озадаченно спросила Поликсена сама себя, а затем кивнула Кричеру, и тот засуетился, подавая горячее.
— Какой чудесный сегодня день, — тем временем просиял Драко, а затем встал и торжественно поднял бокал с лимонадом. Поликсена на секунду засомневалась, не стоит ли одернуть мальчишку, но отступилась: становиться на пути у Малфоя, пускай даже мелкого, причем в упор не понимая сути интриги, было не лучшей идеей.
— Я хотел бы поднять тост за присутствующих дам: за мою очаровательную будущую невесту, Персефону, — он повернулся к Панси, высоко державшей подбородок и глядевшей куда-то поверх головы Лаванды, и солнечно улыбнулся ей.
— За гостеприимную леди Блэк, — Поликсена, пытаясь сдержать смех, учтиво кивнула в ответ, — за мадам Розье, а также за прелестную спутницу моего друга Гарри, Лаванду.
— За мою девушку Лаванду, — спокойно поправил его Гарри, и Поликсена плотно сжала губы, чтобы ничего ненароком не ляпнуть, и потянулась за своим бокалом — у нее резко пересохло во рту. Омелу нужно убрать срочно, вот прямо сегодня. И, пожалуй, отписать Люцию и попросить навести справки о Браунах, сама она знала об этой семье очень мало: чистокровные, незаметные и нейтральные, таких пруд пруди на Гриффиндоре и Хаффлпаффе… Ну хоть не дочка Мелинды и Артура, — подбодрила себя Поликсена и жестом велела Кричеру налить еще.
— Чудесные новости, — не своим голосом сказала она, поднимая заново наполненный бокал, и чем-то очень довольный Драко сел обратно. — Действительно, поддержу тост: за нас, прекрасных дам.
Поликсена обвела взглядом весь стол и остановилась на Панси — та сидела с идеально ровной осанкой, в винном платье до колен с кружевными манжетами и стоячим воротничком похожая на маленькую королеву. В темных волосах был заколот трансфигурированный цветок красного гибискуса, ресницы опущены. На лице племянницы не было ни тени эмоций, одна только вежливая улыбка, но у Поликсены почему-то больно закололо под сердцем.
Она прищурила глаза и перевела взгляд на Гарри — тот внимательно слушал оживленный щебет Лаванды и обаятельно улыбался ей, но глаза его оставались холодными, а на своих друзей он при этом подчеркнуто не обращал внимания. При виде этой сцены Поликсене в голову пришла неожиданная мысль, и сначала она отмела ее, как форменный бред, но Гарри так старательно не смотрел на Панси… Неужели Север был прав? — недоуменно подумала Поликсена. — Да нет, не может быть, чтобы она ему нравилась, это просто дружба… или нет? Она поймала быстрый взгляд, словно кинжальный удар, который воспитанник все-таки бросил через стол, и нахмурилась: ну что же, придется извиниться перед Снейпом — дважды в сутки и сломанные часы показывают верное время.
И все же, какая драма, Мерлин всеблагой! Поликсена навскидку припомнила собственный второй курс, но в голову не приходило ничего даже отдаленно сравнимого по накалу страстей — все они начали сходить с ума куда позже, курсу к четвертому-пятому. Кроме, разве что, Севера — тот определился сразу и навсегда, но друг всегда и во всем опережал программу… Вот оно, тлетворное влияние акселерации, — тоскливо подумала Поликсена. Северус иногда проезжался на эту тему, ядовито уверяя, что нынешние детки не чета прежним поколениям, а она, наивная, над ним смеялась — и видимо, зря, заслуженному педагогу все-таки виднее.
Под чужие неторопливые разговоры Поликсена задумчиво пригубила белое вино и крепко задумалась. Несмотря на чудные открытия этого вечера, помолвка остается в силе, и видимо, Драко выбрал именно этот день, чтобы окончательно расставить все точки над «i». Сильное заявление, и момент выбран удачно — за праздничным ужином никто не станет выяснять отношения. Поликсена вздохнула и вопреки правилам приличия тихонько побарабанила пальцами по столу — она совершенно не была готова к зарождающимся подростковым страстям. Панси, конечно, девочка на диво благоразумная, за нее можно не беспокоиться, а вот Гарри… с ним надо бы поговорить, и желательно мужчине.
Первыми на ум ожидаемо приходили брат, Люций и Север, но все эти кандидатуры были так себе: с Патроклом у Гарри был вооруженный нейтралитет, Люциус был всецело на стороне обожаемого сына, а на попытке представить Севера в роли понимающей отцовской фигуры воображение Поликсены, уж на что натренированное трансфигурацией, со скрипом заклинивало. Она покосилась на крестного, но тот тоже не подходил — сама она доверяла Розье всецело, но Гарри видел его впервые в жизни. Вернон? Дурсль был очень рад навсегда попрощаться с чудным племянником жены и вряд ли оценил бы их внезапное появление на своем пороге. Наконец ей пришла в голову неожиданная идея, и Поликсена, покрутив ее туда-сюда, признала вариант вполне сносным — на безрыбье, как говорится…
— Десерт? — предложила она вслух, и Лаванда тихонько захлопала в ладоши. Поликсена присмотрелась к ней повнимательнее и решила, что эта девочка ей все-таки не нравится. Впрочем, неприязнь эта была спонтанной и нерациональной — ее корни были то ли в том, что Браун неожиданно оказалась соперницей Панси, то ли в том, что сама Поликсена не была готова делиться воспитанником с первой попавшейся девицей. — У нас сегодня пудинг и шарлотка с яблоками; скажите Кричеру, что вам больше по вкусу.
— Леди Блэк, а можно мы немного потанцуем? — скромно опустив ресницы, спросила Лаванда, и Поликсена невольно усмехнулась: а ведь боевая девочка, с огоньком и инициативой, хоть и притворяется сладкой булочкой. Она собиралась было ответить отказом — просто так, потакая редкому для нее приступу вредности, — но Панси внезапно присоединилась к просьбе, и Поликсена нехотя кивнула.
— Кричер, принеси патефон из кабинета, а я его заколдую, — попросила она и почувствовала, как ей на руку мягко легла ладонь Эваноры.
— Детка, почему все зовут тебя леди Блэк? — шепотом спросила та. — Неужели ты тайно сбежала и обвенчалась с Сириусом? Или все-таки с Реджи? Регулус — чудесный мальчик, очень милый, и подошел бы тебе значительно лучше, чем его непутевый братец. Но на свадьбу могла бы и позвать, я бы хотела поглядеть на тебя в венке из флердоранжа!
Поликсена накрыла ее ладонь своей и через силу улыбнулась. Слов не было — одна бесконечная горечь, и казалось, что она вот-вот затопит ее с головой. Семьдесят девятый — год резких перемен, год, когда у леди Вал закончилось ее почти безграничное терпение и она лишила своего старшенького наследства. Спасибо хоть из рода не вышвырнула — видимо, Орион встал горой, — иначе свадьба с топором точно накрылась бы медным тазом.
— Конфундус, — шепнула она, сосредотачиваясь, и Нора моргнула, а потом ее черты расслабились, и она мечтательно улыбнулась.
— Я тоже с удовольствием потанцую, — сказала она, поворачиваясь к мужу, и Ренар с готовностью кивнул и встал, протягивая ей руку. Поликсена проследила за ними взглядом: крестный вел жену бережно и осторожно, как несут нежный цветок, стараясь не помять ненароком хрупкие лепестки. Они закружились на середине зала: Эванора с ее шармом «южной красавицы»(1) и Ренар, словно сошедший с экрана черно-белого кино.
За ними, не дожидаясь музыки, встал Драко, приглашая Панси на танец. Поликсена внимательно проследила за тем, как племянница вложила руку в его ладонь и тоже встала. Голову при этом она продолжала держать очень высоко. Точно, драккловы танцы, — с досадой подумала Поликсена. Эту часть образования она как-то упустила из виду, но Драко хорошо натаскали — он вел вполне уверенно, умело сглаживая огрехи партнерши. Пять баллов Малфоям, минус десять Паркинсонам.
Последними на импровизированный танцпол вышли Гарри и Лаванда — учитывая маггловское воспитание героя, они даже не пытались вальсировать и просто замерли на одном месте, перетаптываясь с ноги на ногу. Лаванда положила руки Гарри на плечи и вся сияла, аж глазам было больно — ну вот Поликсена их и отвела, а что на них навернулись слезы, так это от яркого света, а вовсе не от того, что она расчувствовалась, как какая-нибудь клуша Молли Уизли.
Наконец Кричер торжественно, на вытянутых руках, принес патефон, и Поликсена навскидку припомнила несколько маггловских мелодий — вальсировать под Штрауса надо на скучных до зевоты светских раутах, а не на уютных посиделках в узком семейном кругу. Нора замерла на мгновение, вслушиваясь в бойкий ритм, а потом легко подстроилась, и была она такой живой и веселой, что Поликсена отчетливо поняла: сегодня она все-таки будет реветь в подушку, как первокусница с Хаффлпаффа, а еще — курить в открытое окно, тоскуя сразу по всему и по всем, ушедшим безвозвратно, как за ними ни тянись.
Пары кружились, Кричер довольно кивал, сверкая из угла увлажнившимися глазами, а Поликсена сидела за столом в одиночестве и думала о том, что зря не позвала Севера, — был бы у нее хоть партнер по танцам.
* * *
Северус с силой оттянул воротник и глубоко и жадно вдохнул холодный воздух. Над Астрономической башней раскинулось бесконечное звездное полотно — словно кто-то рассыпал по черной ткани пригоршню белого бисера. Традиционный рождественский ужин в Большом зале в этом году не задался: Альбус рано ушел спать, сославшись на стариковскую усталость, Флитвик и Помона и вовсе уехали, а из оставшихся коллег более-менее ровные отношения у Северуса были только с Люпином — да и те он не больно-то хотел афишировать. Он ушел как раз вовремя — Синистра и Вектор затеяли танцы и явно присмотрели себе в партнеры их с Ремусом, а Северус никогда не умел отказывать так, чтобы не задеть чужие чувства.
— Любуетесь созведием Кассиопеи? — игриво спросил его женский голос, и он резко обернулся, досадуя на собственную невнимательность. В дверях, выходивших на смотровую площадку, стояла раскрасневшаяся Аврора Синистра. — Не знала, что вы тоже цените красоту ночного неба.
— Я ценю одиночество, — прокаркал он, поворачиваясь обратно к зубцам. — Простите, коллега, но я не лучшая компания для сочельника.
— Вы такой загадочный, Северус, — вздохнула Синистра, подходя ближе и становясь рядом — так, чтобы задеть его широким рукавом. — Так и тянет узнать, что скрывается под вашей ледяной броней.
— Разумеется, личная драма романтического характера, — мягко и вкрадчиво сказал он, глядя ей в глаза, и Аврора, застыв на пару мгновений, досадливо усмехнулась и отвела взгляд.
— Эти ваши шуточки, Северус… Послушайте, ну вы ведь должны нас понять: у общества складывается именно такое впечатление. Молодой, успешный мужчина заточил себя в мрачных подземельях и за столько лет не удосужился обзавестись ни семьей, ни даже просто парой… Это очень подозрительно, коллега, а люди склонны искать объяснения подозрительным вещам.
Северус усмехнулся краем рта: разговор неожиданно начал его забавлять. Он наколдовал щит горячего воздуха, защитивший их с Синистрой от ледяного ветра, и с интересом спросил, облокачиваясь о зубец:
— И какое же объяснение нашли сплетники Хога?
— О, — оживилась Аврора. — В основном, как я и сказала, все подозревают несчастную любовь. Правда, никак не могут решить, кто та таинственная красавица, по которой вы убиваетесь. Эти ваши черные глухие сюртуки, Северус, наводят на мысли о трауре. Она погибла, и вы скорбите? Или вас разлучили обстоятельства?
— Ее похитил Темный Лорд прямо у алтаря, — доверительно понизив голос и наклонившись чуть ближе, сказал Северус, и Синистра замерла. — И принес в жертву ради преимущества над силами Света, но ритуал не удался, и моя возлюбленная погибла напрасно…
— Опять вы надо мной смеетесь, — досадливо фыркнула Аврора и стукнула кулачком по парапету. — Я, скорее, поверю, что ее выдали замуж за какого-нибудь богача. Признайтесь, это ведь ближе к истине?
Северус покачал головой: знать бы еще, о ком из гипотетических роковых дам идет речь… Лили совершенно точно вышла замуж по собственному желанию — если кто и возражал, так это Дорея Блэк, не оценившая идею принять в семью магглокровную девицу без связей и денег. Что же касается Каролины… Каро сговорил опекун, но в итоге она ведь пошла под венец с Паркинсоном своими ногами — и явно не под Империо.
— Давайте сойдемся на том, что я ношу траур по загубленной научной карьере, — предложил он и с неудовольствием отметил горькую нотку в собственном голосе. Его статью на днях вернули на доработку, и это оказалось неожиданно болезненным ударом по самолюбию — Северус привык, что его талант никто и никогда не оспаривал. Ремарки рецензентов были ценные и, в целом, уместные, но они все равно заставили его несколько дней кряду скрипеть зубами от злости.
— Кстати, об этом, — сделала стойку Аврора. — Что вы забыли в Хогвартсе, коллега? Ну в самом-то деле: вы ведь не особо любите детей… и это очень хорошо, между нами, — злые умы могли бы найти вашему одиночеству совсем иное объяснение.
Под таким углом Северус на ситуацию еще не смотрел. Он скептично поднял бровь, и Синистра горячо закивала.
— Да-да, такой вариант я тоже слышала. Сколько вам лет, Северус? Тридцать? Тридцать два? На вас порой заглядываются старшекурсницы, я же слышу их шепотки — звездной ночью мысли сами собой тянутся к романтике… а некоторым барышням по вкусу мрачные байронические герои — вот как вы, к примеру. Разве к вам никогда не набивались на отработку? Испорченное зелье, дерзкие ответы на уроке…
— На что вы намекаете? — недоверчиво спросил Северус, резко скрещивая руки на груди, и Аврора добродушно фыркнула.
— Этот ваш фирменный жест тоже тревожит юные сердца, коллега. А уж эффектный взмах полами мантии! Северус, если вы хотите, чтобы восемнадцатилетние дурочки не обращали на вас внимание, нужно идти от обратного: быть попроще, поскромнее, носить невзрачную одежду… Отпустить усы, в конце концов. Возьмите пример с Люпина — Ремус выглядит как всеобщий старший брат, добрый, участливый и улыбчивый, но совершенно не будоражащий воображение. Твидовые пиджаки, поношенные туфли, ясный взгляд…
— Теперь вы надо мной шутите, коллега, — ядовито отозвался Северус. — Ну или вам ударил в голову праздничный пунш.
— Ударил, конечно, — с благостным видом согласилась Аврора, томно обмахиваясь своей неизменной остроконечной шляпой. — Но я права, признайте. Северус, мне от вас ничего не нужно — ну разве что тур вальса, — так что прислушайтесь к моему совету, пока я в настроении его дать: женитесь. Ну или заведите даму сердца, так, чтобы все видели, что вы заинтересованы в ровеснице. Люди перемоют вам косточки и успокоятся, и тогда можете разойтись с ней и снова забиться в свое мрачное логово.
Северус потер бровь костяшкой пальца и вопреки собственному желанию всерьез задумался. За время его преподавания бывало, конечно, всякое, особенно на старших курсах: анонимные валентинки под дверью, слишком короткие юбки — в основном у магглокровных девиц, — горящие взгляды и искусанные губы… Обострение, как у всяких приличных психиатрических отклонений, наступало по весне — некоторым студенткам как раз надоедали робкие ровесники, и их взгляд волей-неволей останавливался на преподавателях. Самолюбие Северуса это никоим образом не тешило: в школе-интернате мало привлекательных кандидатур, тем более когда большинство преподавателей-мужчин уже разменяло пятый десяток. На фоне Флитвика и Дамблдора он естественным образом смотрелся выигрышно — но благодарить за это следовало не эффектные жесты и харизму, а именно что искусственно ограниченный выбор.
С другой стороны, Аврора была в чем-то права: со стороны его затворничество и правда смотрелось необъяснимо. Подозрительно даже. Спасибо, что сплетники сошлись именно на романтической драме, а не на чем-то серьезнее. Действительно, зачем безусловно талантливому зельевару годами протирать штаны на школьной кафедре? Сюда можно было бы подвести любое зловещее объяснение, включая тайные эксперименты над студентами, — с последующим стиранием памяти… И как удачно вышло, что Северус еще и успешный менталист!
— Я вас услышал, Аврора, — сказал он наконец, и Синистра важно кивнула и упорхнула вниз по лестнице слегка неверным шагом, — видимо, пунш и вправду был забористый. Северус проводил ее задумчивым взглядом и потер висок: для полного счастья недоставало только этих хлопот.
* * *
— Наш крошечка Ронни…
— …в последнее время…
— …отчетливо горд собой.
— Так что же случилось…
— …у младшего братца?
— Ты слышишь нас, Ронни-бой?
Рон сжал челюсти, стиснул кулаки и ускорил шаг — шумный рождественский ужин был в самом разгаре: гусь с яблоками, пудинг с патокой, елка, украшенная разномастными шарами, вся семья в фирменных свитерах Уизли, галдеж и смех, битва за самые вкусные кусочки и суровые отповеди мамы… Рон любил Рождество — в такие моменты можно было представить, что он тоже нужен, важен и ценен. И надо же было близнецам прицепиться к нему именно в этот чудесный вечер, лучший вечер в году!
— Ронни, мы не отстанем… — по их дурацкой привычке начал тот, что пристроился справа.
— …пока ты не скажешь нам правду, — закончил тот, что цепко взял его за левый локоть. Рон вздохнул и остановился, скрестив руки на груди и мрачно оценивая обстановку. Двое на одного в узком коридоре — как всегда, нечестное преимущество, даже не учитывая разницу в возрасте, но близнецы никогда не заморачивались рыцарским кодексом чести. Рон тоже в него не верил и уже давно, лет с шести или семи, когда окончательно понял, что никто не станет ждать, пока он примет вызов и соберется с мыслями. Бить надо первым и без предупреждения — тогда еще есть шанс на победу.
— Что вам от меня надо? — четко и жестко спросил он, и близнецы переглянулись. — Вам нечем заняться? Снова пропустите десерт, как в прошлом году, и будете ныть, что вам никто не оставил даже кусочка.
— А наш Ронни отрастил себе зубки, — удивленно отметил левый близнец, и они одновременно почесали в затылке. Рона передернуло: он терпеть не мог, когда они так делали, у него словно в глазах двоилось. — Что же придало тебе храбрости?
— Что-то точно придало, — согласился правый близнец. — Братец Фордж, неужто наш конопатый малыш накопил себе на новую палочку?
— Да нет, не может быть, братец Дред, — усомнился другой. — Олливандер берет немало, где бы Ронни-бой достал такую сумму?
— У меня действительно есть новая палочка, — сказал Рон, незаметно беря эту самую палочку покрепче, боевым хватом. — Поэтому не лезьте ко мне, если не хотите огрести по полной.
— Какие мы грозные, — восхитился Фред (или Джордж?) и, быстро потянувшись, взлохматил Рону волосы на макушке. Рон отпрянул и сделал шаг назад, к стене, не выпуская их при этом из виду. В целом близнецы любили его — своей странной жестокой любовью, полагавшей, что лучший подарок на день рождения — это конфетка, превращающая в фиолетовую жабу. Из всех детей семьи Уизли одна только Джинни избежала их неуместных шуточек… ну и еще Билл, конечно: при нем близнецы ходили по струнке, отзывались на свои имена с первого раза и в целом были паиньками — рука у Билла была тяжелая и второго шанса он обычно не давал.
— И все-таки, Ронни, мы волнуемся…
— …откуда у тебя может быть новая палочка, если ты ее не покупал?
— Подарили, — процедил Рон, с мстительным удовольствием глядя, как лица братьев одинаково вытягиваются.
— Подарили — новую палочку? — озадаченно переспросил Джордж (или Фред?), быстро переглядываясь со своей копией. — Это кто такой щедрый?
— Кто надо, — угрюмо отрезал Рон, слегка повернулся и сделал еще один шаг назад — в сторону кухни, откуда слышались звонкий смех сестры и нудные нотации Перси и так соблазнительно тянуло маминой фирменной подливкой. — Есть в мире люди, которые меня ценят.
— Или пытаются вывести тебя из строя, дубина, — неожиданно холодным и взрослым тоном сказал правый близнец и не терпящим возражений жестом протянул открытую ладонь. — Палочку! Живо!
Рон поймал себя на том, что рука сама собой дернулась отдать единственное оружие, и набычился еще сильнее. Да что же это такое, в конце-то концов! Его могут оставить в покое хотя бы в этом вопросе? Или он должен спрашивать разрешения на каждый чих?
— Нет, — решительно сказал он и приготовился к драке. — Давай, попробуй отбери.
— Дурак ты, — в сердцах сплюнул второй близнец. — Ты же слышал, что с Паркинсон что-то не так — и причин никто не знает, только что была замешана палочка. И тут тебе дарят — вдумайся, дарят, ни с того ни с сего! — еще одну палочку.
— Так что давай ее сюда, Ронни-бой, — тем же безапелляционным тоном отчеканил первый, по-прежнему держа ладонь открытой. Рон поколебался, но потом все-таки положил на нее палочку, чувствуя себя без нее голым и совершенно незащищенным. — И чья же это игрушка?
— Поттера, — буркнул Рон, упорно глядя на носки своих поношенных ботинок. — У нас соглашение — и не спрашивайте, все равно не скажу, в чем оно заключается. Ну вот это плата, а я отдал ему свою.
— Твой Поттер — очень мутный тип, — недовольно сказал один из близнецов — Рон так и не научился отличать их по голосу, для него братья звучали совершенно одинаково. — Не знаю, что там творится у него в голове, но мнится мне, что Неназываемый знал, что делал, — не иначе будущего конкурента почуял.
Рон поднял глаза, не веря собственным ушам. Близнецы тем временем осматривали палочку со всех сторон, царапали ногтем лак и едва ни не пробовали ее на зуб.
— Палка как палка, — наконец раздосадованно заметил один из них. — Ничего такого…
— …подозрительного не вижу, — закончил второй, и они переглянулись, синхронно пожали плечами и отдали Рону палочку — с заметным сомнением на лицах.
— Переговори с директором, Ронни-бой, — посоветовал левый близнец, подталкивая его в сторону кухни. — Ему будет интересна невиданная щедрость героя. И отцу тоже покажи — просто на всякий случай.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Моя бета временно ушла в реал, ее подменяют Вольха Садовская и Миледи V, которым я очень благодарна за помощь. Немало отличных идей подал Некроскоп. С их участием глава определенно стала лучше.
Эванора: https://t.me/DamyParkinson/92 или https://ibb.co/J55m4dV
1) Вики: «характерное для США устойчивое выражение и стереотипное представление об американке Юга с высоким социально-экономическим положением». Архетип южной красавицы включает в себя гостеприимство, культивирование красоты, а также лёгкое кокетство, совмещённое с целомудрием и очарованием. «Южные красавицы» — чаще всего леди. Скарлетт О’Хара не в счет :)
Примечания:
Жесткая, но на мой взгляд, очень классная глава :) Абраксас вообще ван лав ❤️
Открыв глаза рождественским утром, Гарри, пожалуй, впервые в жизни понял, что совсем не хочет вставать. Даже в худшие дни, когда за провинности его оставляли в чулане «подумать над своим поведением», он только и ждал удачного момента, чтобы целеустремленно продолжить начатое. И вот, пожалуйста, теперь он лежит в большой и светлой собственной комнате, на роскошной кровати, под чертовым зеленым балдахином с кисточками, и отчаянно не желает вставать и начинать новый день. Просто не хочет — что он в том новом дне не видел? Драко снова станет расточать Панси приторные улыбки, Лаванда будет шутить и трепетать ресницами, а сама Панси опять спросит Гарри одними глазами, совсем как вчера: «так что же изменилось?»…
Гарри застонал и перевернулся лицом в подушку. Сразу стало нечем дышать, но он упорно зарылся еще глубже и натянул сверху одеяло — чтобы даже свет не напоминал о том, что утро уже наступило. Он всегда был упрямым, и обычно этой его твердолобости хватало, чтобы рано или поздно мир прогнулся под его волю, но на этот раз Гарри с какой-то глухой звериной тоской чувствовал, что одного только энтузиазма может быть недостаточно.
Вчерашний тост Драко не застал его врасплох только потому, что чего-то такого он и ожидал, причем с каким-то злобным предвкушением: ну наконец-то карты будут раскрыты! Однако услышать новости еще раз, официально, да еще и таким уверенным и радостным тоном, все равно оказалось очень неприятно. И Панси… по ней невозможно было что-либо понять, но даже дураку было видно, что в этот раз она не шарахалась от Драко, как летом. Они даже танцевали — причем очень хорошо, пока сам Гарри скрипел зубами и перетаптывался с ноги на ногу, как медведь в малиннике. Приглашать Панси после того, как уверенно вел ее Драко, было неловко, и Гарри гордо решил, что на один день позора ему хватит с головой. Но когда после короткого разговора с Малфоем подруга подошла к нему сама, Гарри понял, что отказать ей в танце он все-таки не сможет.
«Это договор между семьями, — сказала Панси сразу же, как только он отвел ее в сторонку, оставив Драко невозмутимо кружить по танцполу веселую Лаванду. — Главы заключили его вскоре после нашего рождения, но когда моей мамы не стало, отец забрал свое слово».
«И что же изменилось?» — спросил Гарри, осторожно кладя руки ей на талию. Он хотел высокомерно процедить этот вопрос сквозь зубы, всем своим видом показывая, что ему совершенно все равно, но голос предательски дрогнул, и Панси коротко и пристально взглянула ему в глаза — впервые за этот вечер не прячась за длинными ресницами.
«Отец женился повторно, — просто сказала она, позволив раскрутить себя вокруг оси. Пышная темно-красная юбка, похожая на лепестки пиона, взметнулась у колен. — Если у Розабеллы будет ребенок, именно он станет наследником, а я…»
«Значит, все решилось именно летом, я так и думал! — Гарри сжал челюсти и нашел прищуренным взглядом Драко, а затем вздрогнул от внезапной боли — пользуясь тем, что он отвлекся, Панси коварно ущипнула его за предплечье. — Ай!»
«Держи себя в руках! Это я попросила Малфоя молчать, — отрезала подруга, снова кладя ладони ему на плечи. — Он просто держал данное мне слово, и я ему за это благодарна».
«Но зачем было хранить это в тайне?» — неприятно удивился Гарри.
«Затем, что я хотела отложить объяснение с тобой на потом, — пояснила Панси, и у него внутри что-то дрогнуло. — Я хотела просто дружить, как раньше, и очень боялась, что из-за этого ты от нас отдалишься. И была права — я ведь вижу, как ты на нас смотришь. Вернее, как ты смотришь на Драко, — на меня ты за весь вечер вообще ни разу не взглянул».
«Я… — начал было Гарри, но нужные слова все никак не находились. — Я просто не ожидал».
«Но что же изменилось? — передразнила его Панси, пытливо заглядывая даже не в глаза, а куда-то глубже, в самую душу. — Мы по-прежнему друзья, не так ли? И от того, что когда-нибудь я выйду замуж за Драко, твоей подругой я быть не перестану. Так что изменилось, Гарри?»
Хороший вопрос. Панси вообще умела задавать такие вопросы, о которых он сам предпочитал лишний раз не думать. Что изменилось, Гарри? Твои друзья теперь пара, а у тебя отныне тоже есть девушка — так что же, черт возьми, изменилось, что случилось такого непоправимого? Вы же просто друзья, разве нет? Так почему ты отводишь взгляд от своей лучшей подруги? Почему смотришь на лучшего друга так, будто хочешь вызвать его на дуэль прямо здесь и сейчас? Что с тобой не так, Гарри Поттер, какая муха тебя опять укусила?
Тогда песня очень удачно закончилась, и он трусливо сбежал от ответа, но вопрос Панси по-прежнему настойчиво звучал у него в ушах. Что для тебя изменилось, Гарри? И, даже хуже того — изменилось ли вообще хоть что-нибудь?
В дверь уверенно постучали, и Гарри нехотя перевернулся на спину, кое-как выкарабкался из своего одеяльного плена и сел в кровати.
— Войдите!
— Доброе утро, — деловито сказала Поликсена, заходя. Она была одета как для тренировки, и Гарри удивленно заморгал. — Собирайся, пойдешь со мной.
— Куда?
— Размяться. Дуэльного зала на Гриммо нет, но есть просторные подвалы, туда-то мы и направимся. Давай, время не ждет! Жду тебя через пятнадцать минут в прихожей.
Гарри машинально кивнул и, дождавшись, пока Поликсена выйдет, спустил ноги с кровати, путаясь в пышном, как омлет, одеяле. Возражать почему-то не хотелось — наоборот, внутри что-то робко запело, словно это было именно то, чего ему отчаянно не хватало.
В подвале было сыро и темно, пахло плесенью, влажным камнем и почему-то мелом, а Поликсена еще и развесила по стенам несколько зловещего вида люмосов — мертвенно-зеленых, как грибы-гнилушки.
— Для антуража, — поиграла бровями она, заметив его удивление, и небрежно трансфигурировала пустую пузатую бочку в манекен — невысокую фигуру в черном костюме и белой маске на все лицо. У манекена были легко узнаваемые светлые волосы и двигался он в точности как Драко — легко и стремительно. Гарри недоуменно оглянулся на Поликсену, и она кивнула. — Это — твоя цель на сегодня. Манекен может уворачиваться от атак и выбивать оружие беспалочковым Экспеллиармусом, так что рекомендую не забывать о щитах.
Поликсена отошла в сторону, села на другую бочку, стоящую донышком вверх, и принялась сосредоточенно рассматривать свои ногти. Гарри отвернулся, хищно примериваясь к манекену. А что, сходство есть — «портретное», как любит говорить Малфой… Он плавным шагом двинулся вперед и на ходу сделал резкий росчерк палочкой вниз — манекен отпрянул и сложился пополам, будто от боли, а по его боку протянулась широкая кровавая полоса. Гарри слегка затошнило, он остановился и неуверенно оглянулся на Поликсену, молчаливо спрашивая, стоит ли продолжать, — но та снова с нажимом кивнула.
— Вперед.
Гарри медленно вдохнул и выдохнул сквозь зубы, успокаивая взбунтовавшийся желудок, а затем снова двинулся в атаку, на этот раз заходя слева. Манекен ловко провернулся вокруг своей оси и медленно попятился в сторону стены. Гарри наколдовал Конфундус, заставив противника ожесточенно трясти головой, а потом снова располосовал Секо — и на этот раз его рука не дрогнула. Еще одна атака — быстрее, резче, перебросить палочку в другую руку… Помолвка, ну надо же! Почему именно Панси? Из всех девочек — почему именно она?..
У Драко есть все: любящие родители, великолепный мэнор, кони и гиппогрифы, домовики и сейфы в Гринготтсе… он красивее Гарри, он обаятельнее Гарри, и вполне возможно, он куда умнее. Драко родился с золотой ложкой во рту, но Гарри никогда ему не завидовал, он прощал ему все… до вчерашнего дня. Зачем великолепному Драко Малфою, у которого и так есть все, что можно только пожелать, нужна еще и Панси — в полное и безраздельное владение?
— Конфринго! Секо! Секо!
А у него, Гарри, ничего нет, все заемное, — чужой дом, чужая комната, чужая тетя в опекунах… Он спит в кровати, принадлежавшей одному из Блэков, ест и одевается на деньги семей Блэк и Паркинсон, и делит заботу Поликсены поровну с ее кровной семьей. Так неужели он не заслуживает хотя бы чего-то — или кого-то — однозначно своего?
Он довел до конца жест недавно выученного Депульсо, и манекен отлетел, врезался в стену, внутри него что-то хрустнуло, и он кулем обмяк на полу. Гарри остановился, по-прежнему держа палочку наготове, — так, на всякий случай, вдруг это уловка.
— Полегчало? — мягко спросила Поликсена за его спиной, и Гарри, не оборачиваясь, резко кивнул. Он весь взмок, сердце вырывалось из груди, а дыхание сбилось, но прислушавшись к себе, он отметил, что морально ему куда лучше, чем было утром и накануне. — А теперь вторая, не менее важная, часть тренировки.
Поликсена подошла к манекену и наклонилась над ним, частично закрыв Гарри обзор. Затем отступила в сторону и указала на лежащего на полу Драко — уже без маски, с пузырящейся на губах кровью и наливающимся синяком в пол-лица. Черный костюм, в котором он был вчера, был изрезан в лохмотья, левая рука неестественно вывернута… Гарри попробовал вдохнуть — и понял, что не выходит. Это манекен, — напомнил он себе. — Это всего лишь манекен.
— Теперь лечи, — велела Поликсена, и Гарри подошел на деревянных ногах и тяжело опустился на колени рядом с… Это не Драко, это манекен, — строго повторил он про себя, дрожащими пальцами убирая с лица друга намокшие от пота и крови светлые волосы. — Поликсена просто очень хороший трансфигуратор, а Малфой никогда в жизни не согласился бы на такое… Это просто манекен…
Эпискеи, Вулнера Санентур… Поликсена уделяла особое внимание лечебным заклинаниям — она считала, что боец не может слепо полагаться на колдомедиков и должен уметь привести себя и боевых товарищей в порядок самостоятельно. Гарри пытался поменьше смотреть на своего «пациента», но все равно жадно, неотрывно смотрел — и видеть Драко, пускай и ненастоящего, в таком ужасном состоянии было совершенно невыносимо. От мысли о том, что это сам Гарри, своими руками, сотворил с ним такое, хотелось завыть, и холодный голос логики, твердивший, что это всего лишь манекен, чертова трансфигурированная бочка, никак не помогал.
— Готово, — прошептал он, наконец закончив перевязку Ферулой, — та получилась не с первого раза. Поликсена подошла и села рядом, прямо на холодный пол, с силой притянула его голову к своему плечу, и он к собственному стыду разрыдался, сам не понимая, почему так горько плачет.
— Мне было восемь, — заговорила Поликсена каким-то очень странным голосом, и если бы он сам не пытался так отчаянно справиться с собственными слезами, то подумал бы, что у нее тоже глаза на мокром месте. — А Пандоре почти семь, но я уже тогда очень сильно к ней ревновала. Понимаешь… ей всегда доставалось все самое лучшее: куклы, игрушки, платья и книги… я даже не помню, что такого она получила в тот раз, что не досталось мне, но я ужасно, просто ужасно разозлилась. Я столкнула сестру с балкона в холле, Гарри. Я пожалела об этом еще в тот миг, когда толкала ее, но она уже перевалилась через перила. Я успела схватить ее за руку и заплакала от отчаяния, потому что на самом деле я вовсе не хотела, чтобы она упала, я ужаснулась сама себе. Я держала ее из последних сил и звала на помощь, а Пандора все смеялась — она так и не поняла, что я специально ее толкнула, для нее это все было просто игрой…
— И она упала? — через силу спросил Гарри, чуть отстранившись. Лицо Поликсены было неживым, восковым, по нему скользили зеленоватые блики от Люмосов, и смотрела она куда-то сквозь него, словно полностью погрузилась в свое давнее воспоминание.
— Она упала, — глухо подтвердила Поликсена. — И сломала при падении руку и ногу, потеряла сознание от боли. Мне повезло — первым на мой крик отозвался Патрокл, он тогда был примерно твоего возраста. Он понял все с первого взгляда, уж не знаю как, и ничего не сказал родителям — но взамен велел мне вылечить сестру самостоятельно. Брат показал мне нужные заклинания, втихую стащил у отца костерост и принес Пандору на руках в гостевую спальню. И сидел с нами там все время, наблюдая, как я вытаскиваю обломки кости, накладываю повязки и пою ее зельем. Потом я спросила у него, зачем он это сделал — он ведь мог вылечить ее и сам, — а Патрокл сказал, что это было нужно не для нее, а для меня. Что я должна была снова увидеть в ней сестру, а не врага…
— И помогло? — спросил Гарри, отчаянно надеясь, что она скажет «да».
— На время, — к его облегчению кивнула Поликсена. — Достаточное, чтобы я поняла, что если снова причиню ей боль, то мне в итоге будет еще больнее. Пандора была моей сестрой, Гарри. Она была ужасной зазнайкой, принимающей жертвы других за должное, и я по-прежнему жутко ей завидовала, — но в первую очередь она была моей сестрой.
— Я понял, — тихо сказал Гарри, и Поликсена отстранилась и внимательно заглянула ему в глаза — совсем как Панси вчера.
— Я очень рада это слышать, — серьезно промолвила она. — Теперь о помолвке.
— А что о ней говорить? — с бравадой спросил Гарри, упрямо вскидывая подбородок, и Поликсена покачала головой, а потом необидно стукнула его по затылку открытой ладонью.
— Я прозевала все на свете, герой, — грустно сказала она, подтягивая колени к груди и обнимая их руками. — Но даже знай я заранее, то вряд ли смогла бы что-то изменить. Чего бы лично я ни хотела для вас с Панси, Малфои по-прежнему прокляты, а она подходит Драко почти идеально — само собой, Люциус ухватился за этот шанс с бульдожьей хваткой.
Гарри почувствовал себя дураком — ну конечно, проклятье! Драко ведь говорил, что ему нельзя жениться наобум, а Гарри внимательно выслушал его, покивал — и тут же с легкостью забыл. Просто не связал воедино эту жуткую не то сказку, не то быль, и своего друга — живого и веселого, из плоти и крови. И потом, когда всерьез полагал, что Драко нравится Лаванда, мысли о фамильном проклятье приятеля ни на миг его не посетили.
— Я все понимаю, — упавшим голосом сказал он, глядя в пол. — Понимаю Малфоев, понимаю Паркинсонов, даже Драко и Панси понимаю… но мне все равно обидно и больно. Почему, если я все понимаю, мне так отвратительно на душе?
— Это нормально, — убежденным тоном заверила его Поликсена и похлопала по руке. — Ты пришел из мира, в котором все происходит наоборот: сперва девочки и мальчики попадаются друг другу на глаза и начинают встречаться, а потом, если у них все идет гладко, женятся. У нас все иначе, совсем как пару веков назад у магглов, — сначала есть договоренность, четкое понимание того, что и кому нужно, а затем уже намеченные пары пытаются притереться друг к другу. Получается не всегда.
— Это как-то… извращенно, — честно признался Гарри. — Все наизнанку, как у Кэрролла.
Поликсена пожала плечами: и правда, что тут добавить? Гарри и не ожидал, что она внезапно скажет, что из сложившейся ситуации есть выход, какая-то хитроумная лазейка… хотя нет, в глубине души, он, пожалуй, действительно на это надеялся.
— На самом деле, магглы ушли не так уж и далеко от нашего совместного прошлого. Скажешь, нынче никто за Барьером не женится по расчету? Даже если не учитывать деньги и связи — просто чтобы похвастаться выгодной партией или не остаться в одиночестве?
Гарри нехотя кивнул.
— У нас тоже полно случаев, когда любовь превозмогает любые трудности, — хмыкнула Поликсена и бездумно потерла щеку. — В семьях попроще такое случается сплошь и рядом, но там и ставки ниже. Впрочем, это не редкость и в нашем кругу… Например, Мелинда Прюэтт — ты знаешь ее как Молли Уизли… или Андромеда Блэк, ныне Тонкс… да тот же Патрокл, считай, тоже женился по любви — у Каролины почти не осталось приданого. Ну и Пандора, конечно, — с тоскливым вздохом добавила Поликсена. — Куда же без нее… Она ведь выскочила за своего Ксено, как и хотела.
— А ты? — спросил Гарри осторожно, и Поликсена криво усмехнулась и потрепала его по голове.
— А я не в счет. Но вообще, то, что у меня все пошло через пень-колоду, еще ничего не значит. Например, мой приятель Иппи Сметвик счастливо женат и вполне себе по расчету — они с супругой с детства знакомы и прекрасно ладят.
— Точно, Панси же говорила, что раньше ее тоже возили к Драко — играть вместе, — припомнил Гарри и с досадой стукнул себя кулаком по колену — сколько еще таких деталей, тонких, полузаметных намеков он пропустил мимо ушей?
— Возили, — подтвердила Поликсена. — Я и возила, так что можешь меня тоже стукнуть, если тебе полегчает. Гарри… я считала тогда и продолжаю считать сейчас, что Драко и Панси могут составить прекрасную пару.
Гарри почему-то стало очень обидно, и он отвернулся. Поликсена вздохнула и положила руку ему на плечо, осторожно развернула к себе.
— То, что Драко отлично подходит Панси, совершенно не означает, что ей не подходишь ты, — спокойно и размеренно пояснила она. — Но советую хорошо подумать, прежде чем предпринимать какие-либо шаги. Мы с тобой почти не говорили о твоем будущем, но оно у тебя очень светлое — когда-нибудь ты сможешь сделать карьеру в политике, может, даже стать очередным Министром магии. Мы всеми силами стремимся вернуть себе былое положение, но кто знает, сколько лет или даже десятилетий у нас это займет? А твоя будущая супруга должна быть безупречна; дочь и внучка Пожирателей не больно-то подходит на эту роль. Ты настолько уверен в своих чувствах к Панси, что готов поставить на кон свое будущее уже сейчас?
Гарри сгорбился и уперся лбом в подтянутые к груди колени: он ни в чем не был уверен. Как вообще чистокровные могут ожидать от себя и от других настолько хорошего понимания собственных мотивов и чувств? Откуда эти неимоверно завышенные стандарты, обещания на много лет вперед?
…И вообще, Министр? Он? Впрочем, думать о будущем совершенно не хотелось — Гарри до сих пор немного мутило после «тренировки». Целителем он точно не станет — и Малфою тоже отсоветует, это просто кошмар какой-то, а не профессия…
— Давай представим, что ради тебя Панси разорвет помолвку с Драко, — рассудительно предложила Поликсена, и он вскинулся. — Не смотри так удивленно — ты ведь не думал, что ее потащат под венец под Петрификусом? Забудем пока о проблеме Малфоев — наверняка Панси не единственная девочка в мире, которая подходит Драко, их род, скорее всего, не угаснет, хотя о процветании придется на время забыть. Но что будет дальше с вами двумя, если твои чувства окажутся не настолько прочными, как тебе нынче кажется? Гарри, ты разобьешь Панси сердце, а еще — испортишь ей репутацию. Вертихвостка, — скажут о ней. Сейчас это кажется ужасно далекой перспективой, но не забывай: у нас все всегда на виду. К тому же… ты ведь не знаешь, нравишься ли ты Панси, правда? А что если нет?
— А ты не знаешь? — рискнул спросить Гарри, с интересом покосившись на нее, и Поликсена усмехнулась и покачала головой.
— Даже если бы и знала, то не сказала бы, — с некоторых пор я стараюсь не лезть в чужие сердечные дела. Я и с тобой-то говорю только потому, что тебе больше не с кем это обсудить… Послушай меня: дай себе время — и ей тоже, — посоветовала Поликсена. — Сначала повзрослейте толком, ничего такого страшного не случилось, помолвка когда еще будет… Пускай пока ходит под ручку с Драко — а ты ходи себе с Лавандой! И попытайся сохранить вашу дружбу — если сейчас ты потеряешь Панси и Драко, то злость и ревность рано или поздно уйдут, а тоска останется с тобой надолго… И еще кое-что: в вашем возрасте симпатии, которые кажутся той самой великой и единственной любовью, часто оказываются миражами в зеркале, туманом над рекой, — раз и нету.
— А когда именно будет помолвка? — уточнил Гарри. Одно дело если завтра, тогда тянуть точно нельзя, и совсем другое — если ближе к выпуску…
— Когда нерожденному еще ребенку Розабеллы и Патрокла исполнится год, — улыбнулась Поликсена. — До этого чудесного дня еще уйма времени, так что все может поменяться не раз и не два. И твои чувства, Гарри, тоже могут разительно измениться. Лаванда кажется неплохой девочкой — не Панси, конечно, но…
Он хмыкнул, и Поликсена рассмеялась, признавая свой откровенный фаворитизм.
Лаванда… Гарри был ей благодарен. Хорошая подруга Венди Браун, подставившая ему плечо в тяжелый момент… ему отчаянно не хотелось наломать с ней дров, попасть в тот же порочный круг, в который попал до него Драко. Зря, наверное, он предложил ей встречаться — она заслуживала кого-то, кому действительно нравилась бы, и не как верный друг, а как красивая девочка. Но слово не воробей, и Гарри внезапно понял то, что, наверное, понимали его друзья: за слова в этом мире действительно приходится отвечать.
— Но почему мне нельзя жениться на дочери Пожирателя, если меня уже воспитывает его сестра? — внезапно задумался Гарри, и Поликсена напряглась, а потом тяжело вздохнула, словно смиряясь.
— Потому что для общественности я в первую очередь жена невинно пострадавшего «хорошего парня», — загадочно сказала она. — Кстати, о нем — я собиралась предупредить вас за завтраком, но раз ты поднял эту тему… Дело Сириуса пересматривают, и со дня на день он, вероятно, выйдет из Азкабана.
Воцарилась тишина, и в ней особенно громко послышался гулкий и мерный стук капель о грубый каменный пол.
— Ты понимаешь, что это значит, Гарри? — мягко спросила Поликсена, и он с силой потер лоб, собираясь с мыслями. На ум приходило три главных вопроса.
— Он невиновен? — пожатие плечами.
— Он будет жить здесь? — короткий кивок.
— Он в себе?
— Скорее всего, нет, — печально покачала головой Поликсена. — Поэтому сегодня ты попрощаешься с остальными: Драко и Лаванда на остаток каникул отправятся по домам, а Панси — к Патроклу. Заодно познакомлюсь с семейством Браун — хотелось бы понимать, с кем мы имеем дело.
— А я? — внезапно испугался Гарри (уж не отправят ли его к Дурслям под шумок?), и она улыбнулась.
— А тебе придется остаться со мной — так было бы лучше всего, журналисты наверняка захотят сделать колдофото счастливого воссоединения семьи. Потом, если захочешь, можешь отправиться к приятелям в гости… а ведь, пожалуй, и отправишься, — нахмурилась Поликсена. — Не стоит тебе видеть Сириуса в таком состоянии.
— Я не брошу тебя одну, — твердо сказал Гарри и взял ее за руку. — Сама ведь говоришь — он не в себе.
— И ты встанешь на мою защиту грудью? — шутливо восхитилась Поликсена и снова взъерошила ему волосы, но ее взгляд потеплел. — Никогда не думала, что стану прятаться кому-то за спину, но вот и настал этот чудный час. Оказывается, иметь сына крайне полезно, — добавила она с лукавой усмешкой, и Гарри окончательно растаял.
— Есть еще кое-что, — вдруг подобралась Поликсена, словно что-то припомнив. — И очень важное. Гарри… помнишь, как Сметвик после осмотра сказал, что к тебе во младенчестве прицепился осколок чужой души? Так вот… я подозреваю — только подозреваю, — что его владельцем мог быть Лорд, — добавила Поликсена, внимательно глядя на него. Гарри кивнул, и она подозрительно прищурилась.
— Ты знал?
— Догадался в конце первого курса, — повинился Гарри. — Мы с Драко и Панси провели расследование, сопоставили данные…
— Иногда я не знаю, восхищаться вами или хорошенько вас выпороть, — со вздохом призналась Поликсена, потирая бровь. — Что же из вас в итоге вырастет?
— Новая политическая партия? — предположил Гарри, и в этой шутке была доля правды. Министр магии Гарри Поттер — а что, звучит гордо. — Центристская — для разнообразия.
— Ну разве что партия, — фыркнула Поликсена. — Так вот, мне нужно, чтобы ты постарался вспомнить что-нибудь еще, что-то из того, что знал Лорд. У него было несколько очень ценных вещей, и мы уже несколько месяцев их ищем. Это очень важно, Гарри, и нам поможет любая информация: места, люди, время — что угодно.
— Что за вещи? — насторожился он. — Сокровища?
Поликсена поколебалась, а потом тяжело и веско промолвила:
— Якоря для души. Крестражи. Попробуй подумать о них и скажи мне, если вспомнишь хоть что-нибудь.
— Это еще что за штуки? — нахмурился Гарри, и она отвела глаза.
— Детям в это лезть не следует, но Патрокл считает, что ты умный парень…
А дочь все равно выдает за другого, — мстительно подумал Гарри и тут же одернул себя. Вообще, в отрыве от всего, похвала от отца Панси была неожиданно приятной.
— Есть вероятность, что Лорда можно воскресить, — наконец сказала Поликсена после минутного колебания. — Эта информация не для чужих ушей, Гарри. Я бы взяла с тебя клятву молчания, но не стану — я доверяю тебе и твоему умению держать рот на замке. С приятелями тоже можешь поделиться — родители Драко в курсе. Но вот Лаванда… она появилась в вашем кругу только недавно, потому мой тебе совет: не спеши с откровениями, сперва хорошенько присмотрись к ней.
Гарри деревянно кивнул, ошеломленный новостями. Лорд может вернуться? Да нет, бред какой-то. Нет, нет и нет! Как вообще работает этот сумасшедший мир, если человек может просто взять и воскреснуть? И что Гарри делать, если Том внезапно заявится к нему под дверь, — шарахнуть его Конфундусом? Выбить палочку Экспеллиармусом? На что вообще он сам по себе может рассчитывать против одного из величайших магов столетия?
— Гриммо, — вдруг понял Гарри и перевел неверящий взгляд на потупившуюся Поликсену. — Драко говорил, что безопаснее места нет, но ты получила полный доступ только после свадьбы…
Ну конечно! Лорд может вернуться, и Поликсена спешно выходит замуж за последнего Блэка — чтобы что? Он как-то не задумывался над тем, зачем ей это было нужно, просто принял как данность, но теперь все становилось на свои места. Гарри, как это за ним водилось, снова перепутал причину и следствие: Поликсена стала его опекуном не потому, что вышла замуж, — все совсем наоборот, она вышла замуж, чтобы стать опекуном Гарри и спрятать его на Гриммо 12, если Лорд все-таки вернется. Он все-таки будет против Тома не один.
Гарри порывисто потянулся к Поликсене и крепко обнял ее, до хруста, чувствуя, как его обнимают в ответ, — так, словно Лорд уже стучится в дверь и буквально через секунду сорвет ее с петель Бомбардой. Никто и никогда не делал для него ничего сравнимого — кроме, конечно, мамы и ее окончательной жертвы… Он поймал себя на горячем желании обратиться к Поликсене именно так и даже открыл рот, но в последний момент застеснялся и просто прижался к ее плечу еще крепче.
* * *
Абраксас прибыл к обеду — выступил из камина, довольный и цветущий, с широко расправленными плечами и безупречной осанкой. Кивнул сыну и Патроклу, любезно облобызал ручки Нарциссе. И затем, пока Люциус вел его по коридорам в столовую, придирчиво осматривал интерьеры — хорошо ли сын следит за порядком в фамильном имении?
— Праздник в кругу семьи, — с иронией протянул Абраксас, садясь во главе стола, как особо почетный гость. Патрокл невольно позавидовал этому апломбу: со стороны отец друга выглядел как римский император, только-только завоевавший очередную страну и теперь осматривающий новые владения. — Малфои и Паркинсоны, союз двух великих домов. Где же наследник и его невеста? Я желаю их видеть.
— Драко спустится к ужину, — сказала невозмутимая Нарцисса, расправляя на коленях салфетку. — А Панси проводит время со сводным братом.
— Что еще за брат? — нахмурился Абраксас, а потом его лицо просветлело. — Ах да, брат! Сынок Маттео Забини, не так ли? Патрокл, почему же ты сегодня без своей очаровательной супруги?
— Розабелла присматривает за детьми, — пояснил Патрокл, подавая знак домовому эльфу. — Как там ваш домик в Провансе, Абраксас? Уютное, должно быть, местечко.
— Не жалуюсь, — благодушно ответил тот и принялся за жаркое. Патрокл перевел взгляд на Люциуса и приподнял бровь — вступительная часть была завершена, пора было переходить к решительным действиям. Друг едва заметно скривился, но все же прочистил горло и храбро ринулся в бой.
— Papa, ты ведь был дружен с Лордом, не так ли?
Абраксас остановился, подумал пару секунд и отложил вилку и нож.
— Итак, праздник в кругу семьи стремительно превращается в вечер воспоминаний. Люциус, ты ведь прекрасно знаешь, что я работаю над мемуарами. Ты сможешь ознакомиться с черновиком, когда я закончу.
— И когда это случится? — светски осведомилась Нарцисса, и ее свекор прищурился.
— Когда я допишу главу «Коварство детей не знает границ». Что происходит? Почему вас внезапно заинтересовал Лорд?
Патрокл и Люциус переглянулись, и младший Малфой вздохнул и подался вперед.
— Papa, ты ведь разочаровался в нем, не так ли? Ты ведь не хотел бы, чтобы он… ну скажем, вернулся?
Абраксас откинулся на стуле и обвел их компанию тяжелым, давящим взглядом. А ведь силен, — подумал Патрокл, чувствуя, как тянет вжать голову в плечи и проблеять, как в сопливом детстве: «Простите, лорд Малфой, сэр, это больше не повторится!». Абраксас тяжело вздохнул и потер двумя пальцами переносицу, словно у него внезапно разболелась голова.
— Лорд не может вернуться, — наконец медленно и размеренно, как слабоумным, ответил он, снова беря в руки нож и вилку. — Потому что он мертв, окончательно и бесповоротно. Вы ведь пытаетесь сдружить своих детей с Гарри Поттером — так значит, тоже были уверены в том, что Лорд погиб.
— Это так, — нехотя вступил в разговор Патрокл, поддаваясь умоляющему взгляду Люциуса. — Но недавно нам открылись новые обстоятельства — возможно, перед смертью он экспериментировал со способами… воскрешения.
Абраксас удивленно поднял брови и взглянул на него остро и пристально, отчего Патрокл почувствовал себя так, будто ему между глаз с размаху вогнали стальную спицу. Он отвел взгляд первым, и за столом повисло неловное, тяжелое молчание.
— Вы хотите мне сказать, — обманчиво ласковым тоном начал Абраксас, — что Том готовился к возвращению и вы каким-то образом об этом проведали?
— Это не исключено, — тонко улыбнулась Нарцисса. Она единственная из всех троих сохраняла спокойствие. — Абраксас, что вам известно о крестражах?
— Что это? — невозмутимо спросил тот, откладывая приборы. — Впервые слышу.
Нарцисса тяжко вздохнула, покачала головой и хлопнула в ладоши, а Абраксас внезапно дернулся и замер соляным столбом — только глаза и сверкали. Патрокл перевел взгляд на пустое место за спинкой его стула, и через секунду там ожидаемо обнаружилась Поликсена, снявшая дезиллюминационное. Она небрежно оперлась о плечо старшего Малфоя и спросила:
— Петрификус готов, что дальше? Обливиейт? Напоминаю, что эту часть плана мне доверять нельзя — слишком тонкие манипуляции.
— Я смогу, — вызвалась Нарцисса, откровенно любуясь неподвижным свекром. — Какая ирония! Люциус, твоему папеньке очень идет молчание.
— Соппоро, — милосердно взмахнула палочкой Поликсена, и обмякший Абраксас медленно закрыл глаза. — Инкарцеро. Ну что, стратеги, может, сначала все-таки веритасерум, а потом уже Обливиейт? Ну чтобы дважды память не стирать.
— Хорошая идея, — согласился Патрокл, пристально следя за Люцием, — на побледневшего друга было жалко смотреть. — Люци, мы честно дали ему возможность сотрудничать, и он ею не воспользовался.
— Ну почему отец такой упрямый? — простонал тот, сгибаясь, словно от боли. — Всегда, всегда таким был… Что ему стоило просто ответить на наши вопросы прямо? Ладно, раньше начнем — раньше закончим. Нарси, где сыворотка?
Нарцисса улыбнулась и жестом фокусника достала из широкого рукава небольшой флакон.
— Только чур я! Всегда хотела опоить Абраксаса чем-нибудь эдаким, чтобы ему жизнь медом не казалась.
Она встала, бочком подкралась к свекру, наколдовала Агуаменти и вылила в бокал с водой веритасерум.
— Приведи его в чувство, — велела Нарцисса Поликсене, и та кивнула и ударила жалящим. Абраксас взвился на стуле, пару раз на пробу дернул руками, а потом замер, глядя на Нарциссу с улыбкой, от которой у Патрокла похолодело в затылке.
— Мордредовы Блэки, — ласково, едва ли не с умилением, сказал он. — Каждый раз удивляюсь вашему нахальству. Твоя идея, дочка?
— Конечно, — гордо кивнула Нарцисса. — Но еще не поздно начать сотрудничать по-хорошему.
— Я все равно ничего не знаю, — неловко пожал плечами Абраксас — веревки мешали. Впрочем, даже в них он смотрелся львом в сетях, которого обступили трусливые пигмеи с копьями. — Если вы думаете, что Том делился со мной своими секретами, то сильно заблуждаетесь — он никому не доверял. И про крестражи я слышу впервые — хотя меня это не больно-то удивляет, Том панически боялся смерти. Он не говорил об этом вслух, но я видел это в его глазах.
Абраксас сжал губы в нитку и процедил, глядя в сторону:
— Он не простил мне этого знания.
— И за все годы Лорд ни разу не упоминал крестражи? Что-то не верится, — усомнилась Поликсена, выходя из-за его спины, и Абраксас резко повернулся к ней настолько, насколько хватало места в его путах.
— Ах, Поликсена, и ты тут, ну конечно! Рад тебя видеть. Надо было задуматься, почему твой брат явился без тебя, но я решил, что ты занята — все-таки пресс-конференция Фаджа назначена на вечер, так что супруга тебе вернут не сегодня-завтра. Просчитался, не ожидал от сына такого удара в спину, — нарочито сокрушенно добавил он.
— Ну что тебе стоило сказать все сразу и прямо, papa? — взмолился Люциус со своего места. — Давай мы сейчас уберем веревки и поговорим как взрослые люди.
— Но вы же мне не доверяете, — с усмешкой напомнил Абраксас. — Я же скользкий Малфой, вдруг еще обведу вас вокруг пальца? Нет уж, давайте играть по вашим правилам. Поите меня своим зловредным декоктом — если Том все-таки возродится, я смело смогу сказать, что его тайны вырвали у меня силой.
— Какие именно тайны? — немедленно сделала стойку Нарцисса, и Абраксас покачал головой и широко улыбнулся.
— А никакие. Ну, где веритасерум? Помоги-ка мне напиться, дочка, у меня во рту пересохло от избытка впечатлений.
— Всегда вами восхищалась, — внезапно с чувством сказала Поликсена, садясь по его левую руку и подпирая подбородок кулаком. Услышав это заявление, Патрокл нахмурился и побарабанил пальцами по столу. — Ну вот как вам это удается? Вы один против четверых, связанный, и все равно вывернули все так, будто именно вы тут хозяин положения. Абраксас, не будь вы отцом Люциуса, я призналась бы вам в любви прямо здесь и сейчас.
Друг немедленно насупился, а старший Малфой приосанился.
— Увы, Поликсена, ты замужем, а я человек старой формации. К тому же для меня вы все — по-прежнему дети… Ну заигрались, с кем не бывает? Давайте, поите меня скорее, а то зелье выдохнется и придется идти за новым.
— Опять вы все испортили, — возмутилась Нарцисса, отставляя бокал на стол и скрещивая руки на груди. — Ну что вам стоило подыграть? Я, может, мечтала увидеть, как вы трепещете.
— Я трепещу, — тут же покорно согласился Абраксас. — Я просто в ужасе.
Нарцисса снова взяла бокал в руки и осторожно поднесла его к губам свекра. Тот выпил до дна и довольно прищурился.
— Ну что, какие у вас вопросы? Я надеюсь, вы обсудили их заранее? Или мне подождать, пока вы посовещаетесь?
Поликсена закатила глаза и откинулась на стуле, а Патрокл встал со своего места и подошел к ней, на ходу доставая список. Увидев мелко исписанную бумагу в его руках, Абраксас довольно улыбнулся и кивнул.
— Молодцы, действительно хорошо подготовились. Всегда радовался, что у моего наследника такой обстоятельный и практичный друг.
— Не льстите мне, Абраксас, — невольно вернул ему улыбку Патрокл. — Скажите-ка нам вслух, что на вас надет красный жилет.
— На мне кр… — прохрипел Малфой, но потом покачал головой: — Жилет на мне серый.
— Отлично. Вам знакомо слово «крестражи»? — продолжил Патрокл, становясь за спинкой стула сестры.
— Сегодня я впервые его услышал.
— Вы знали, что Лорд собирался возродиться?
— Я… подозревал, — кивнул Абраксас. На его лице было обычное для опоенных сывороткой правды мечтательное и просветленное выражение, старшему Малфою совершенно не свойственное. С ним он казался моложе и как-то даже невиннее.
— Вы знали, каким способом он собирался это сделать? — уточнил Патрокл.
— Нет.
— Откуда тогда взялись ваши подозрения? — подала голос Поликсена, и Патрокл благодарно положил руку ей на плечо — идея была очень удачная. И Абраксас не подвел:
— Братья Лестрейнджи, Вальбурга и я собирались убить Тома, но Рудольфус отменил покушение в последний момент — сказал, что у него появилась новая информация, и Том так просто не умрет, — ошеломил их старший Малфой и перевел безмятежный взгляд куда-то в окно. Патрокл переглянулся с Нарциссой и Люциусом: Нарси недоверчиво качала головой, а Люций сидел с закушенной губой и сжатыми кулаками.
Новости были действительно ошеломляющие: семья Лестрейнджей считалась безоговорочно преданной Лорду. Натаниэль был неотъемлемой частью «старой гвардии» Тома Риддла и, как до этого момента думал Патрокл, воспитал из наследников достойных продолжателей своего дела: Рабастан блистал среди боевиков, а Рудольфус входил в ближний круг. Невестка Натаниэля тоже не подвела — Беллатрикс считалась чуть ли не правой рукой Лорда наравне с Долоховым и Руквудом. Патрокл невольно скривился, вспоминая Беллу и ее соперников за звание самого преданного сторонника Риддла — каждый из них попортил им с Люцием кучу нервов. Было сложно сказать, кто из этой троицы был самым опасным: хитроумный невыразимец, исключительно талантливая ведьма, склонная впадать в знаменитое боевое безумие, или загадочный русский. Поликсена, сама отличный боевик, ставила именно на Долохова — колдовал тот почти исключительно невербально, а изобретаемые им проклятья отличались особой пакостностью.
Лестрейнджи и покушение на жизнь Лорда — это звучало примерно так же нелепо, как поборник чистокровных традиций Альбус Дамблдор или доверчивый простофиля Аластор Грюм. Надо всем этим следовало хорошенько поразмыслить…
— Где вырос Том Риддл? — продолжил Патрокл после долгой неуютной паузы.
— В маггловском приюте Вула, — чуть скривился Абраксас. — В Лондоне.
Наследник Слизерина в убогом сиротском приюте, ну надо же… Патрокл растерянно потер лоб и оттянул тугой воротник рубашки — от всех этих откровений его бросило в жар.
— Где он работал после выпуска? Чем занимался? — задумчиво спросила Нарцисса, и Абраксас усмехнулся как-то особенно светло:
— Сперва Том трудился у «Горбина и Берка»(1), а затем отправился в кругосветное путешествие. Вернувшись, пошел в политику — мы с Натаном представили его своим отцам, и те им заинтересовались.
— Ну и напрасно, — проворчала Поликсена. — Можно было сразу догадаться, что сколько хвосторогу ни корми — все равно попробует тебя сожрать.
Абраксас серьезно кивнул, и Патрокл подумал, что они с Лестрейнджем наверняка пожалели о своем скоропалительном решении не раз и не два. Представляли ли они, устраивая Тому Риддлу протекцию, каким бескомпромиссным и автократичным лидером в итоге станет их обаятельный школьный друг? Или тогда они еще искренне гордились им, верили в его счастливую звезду? Учитывая новости о покушении, в какой-то момент Малфой все-таки взглянул правде в глаза…
— Доверял ли Лорд вам на хранение какую-либо вещь или поручал ли он вам провести после его смерти какой-либо ритуал? — спросила Нарцисса.
— Нет и нет, — отрезал Абраксас.
— Были ли у Лорда какие-то вещи, с которыми он никогда не расставался? — подхватил Патрокл, сверяясь со списком вопросов.
— Медальон — якобы самого Салазара Слизерина, он носил его на груди до… не помню точно, когда эта побрякушка исчезла, но до того момента попадалась мне на глаза почти постоянно. И кольцо — простенькое такое, с гладким черным камнем и какими-то бороздками — Том уверял, что оно тоже передавалось в роду из поколения в поколение.
— Знаете ли вы, где они сейчас?
— Нет, — устало вздохнул Абраксас, и между его бровей пролегла едва заметная морщинка — сыворотка выдыхалась.
— У меня все, — пожал плечами Патрокл и обернулся к Люциусу с женой. — У кого-нибудь есть другие наболевшие вопросы к отцу семейства?
— Да нет, пожалуй, — задумалась Нарцисса. — Люций?
— Оставьте меня в покое, я в печали, — сквозь зубы сказал друг, отворачиваясь к окну, — допрос отца с веритасерумом дался ему едва ли не тяжелее, чем самому Абраксасу.
— С кем вы были на маскараде? — внезапно подала голос Поликсена, и Патрокл предупреждающе сжал ее плечо. — Что? Мне интересно! И вообще, ты сам сказал: наболевшие вопросы.
Челюсти Абраксаса судорожно сжались, на виске вздулась синяя венка, а закрытые глаза заметались под веками. Патрокл собирался было задать другой вопрос, сбивая его фокус, но тут сыворотка все-таки взяла верх над силой воли старшего Малфоя.
— С Кассиопеей Паркинсон, — нехотя, едва ли не по слогам, произнес он, открыл глаза и криво усмехнулся. — А теперь давайте сюда свой Обливиейт.
Примечания:
Методы у Поликсены спорные. Не повторять в домашней обстановке ))
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
1) Я предпочитаю этот вариант перевода
— Миледи, не вертитесь! — пыхтящий за мольбертом Абраксас настолько разнервничался, что даже прикрикнул на любимую женщину и тут же замурлыкал с раскаянием: — Je suis désolé, madame, je suis désolé(1)…
— Прощаю, — царственно кивнула его богиня и поправила кружевной чулочек на изящной ножке. Она стояла вполоборота, поставив правую ногу на стул и повернув к нему точеный профиль, увенчанный прической в греческом стиле. Его неумолимая Мойра(2), его сероглазая Паллада(3)… — Долго еще?
Абраксас сравнил свой труд с неповторимым оригиналом и расстроился: истинную красоту тяжело запечатлеть на холсте, особенно если до пятидесяти лет не брать в руки кисти.
— Нет, — соврал он, — совсем чуть-чуть. Ты устала?
Она промолчала, кинув на него надменный взгляд из-под наполовину опущенных ресниц, черных, как ночь. Абраксаса бросило в жар, и, спрятавшись обратно за мольберт, он украдкой вытер лоб и прижал ладонью колотящееся сердце, усмехнулся, смеясь над самим собой: любви все возрасты покорны, но он как-то не ожидал, что сможет так сильно влюбиться на самом закате жизни.
Его суматошная, неправильная любовь нагрянула нечаянно, совсем как в романтических балладах. Он овдовел в страшную зиму 1979-го года, когда по Британии вихрем пронеслась эпидемия драконьей оспы. Тогда погибли многие, среди них и закадычный друг Орион Блэк, но самый страшный удар болезнь нанесла ему уже на исходе, в последние дни января восьмидесятого. Уходя, она забрала с собой смысл его жизни, его хрупкий подснежник, его Аделину. Они прожили душа в душу столько лет, что давно уже стали одним целым. Но смерть унесла жену, и Абраксас остался без половины своей души.
Оказалось, он отвык быть один, без Аделины. Она была его доброй частью, его милосердием, его состраданием. Абраксас внимательно осмотрелся по сторонам, заново узнавая этот холодный, жестокий, серый мир, без Аделины ставший абсолютно невыносимым, и удалился на материк. Он больше не желал оставаться в Британии. Как жить дальше в Малфой-мэноре, если там все шепчет о ней? Сад, где она любила гулять вечерами, беседка, где он ее целовал, их спальня, где был зачат их сын? Зеркала звали его голосом Аделины, сквозняки плакали по ней ночами.
Абраксас уехал в Прованс, купил себе домик среди лавандовых полей и принялся за мемуары. Титул он передал упирающемуся сыну, благо Люциус вырос мальчиком неглупым, а Лорду пообещал вести дела организации на материке. Абраксас ждал смерти и был твердо уверен, что ему недолго осталось мучиться — люди не умеют жить без сердца. Но он оказался неправ…
Он встретил ее на Лазурном берегу, куда приехал по делам Ставки. Она сидела на набережной, вся в черном, и ее длинную сетчатую вуаль сорвал с головы порыв свежего морского ветра. Их взгляды встретились, и Абраксас вдруг почувствовал, как его сердце, молчавшее весь этот долгий, долгий год, забилось снова — медленно, неуверенно, но совершенно точно забилось.
Кассиопея Паркинсон. Он знал ее — конечно, знал, они все друг друга знали. Урожденная Блэк, вдова Приама, погибшего в конце восьмидесятого на горнолыжном курорте, — сошла лавина. Абраксас никогда не замечал, как она красива — как греческая статуя, как профиль на римской камее, — красива классической, совершенной красотой. Черные волосы, едва тронутые сединой, оттеняли большие серебристо-серые лучистые глаза, и место ей было в храме — на пьедестале, с восхищенными толпами поклонников у подножия.
Они начали встречаться, прогуливаться неспешно по набережной — сначала днем, затем душистыми летними вечерами, наконец, ночами — звездными, лунными, с сияющей дорожкой на воде. Их любовь была сама похожа на такую дорожку — зыбкую, неясную, неуловимую, но прекрасную.
Детям решили не говорить — Люциус обожал мать и совершенно точно не понял бы нового увлечения отца, а у Касси отношения с детьми и так были напряженные. Сначала Абраксас не понимал причины, но однажды, на четвертый год их совместного приключения, бесконечных переездов между душистыми полями Прованса и морским прибоем Ниццы, Кассиопея рассказала ему о чаяниях Блэков.
— Великий маг должен был родиться от нашей крови, — хрипло шептала она, сидя на подоконнике виллы вполоборота, куря вишневую сигариллу и слушая заполошных цикад у подножия холма. — Обещанный принц, новый Мерлин, должен был быть Блэком.
— Сынок Сириуса? — удивился Абраксас тогда. Он лежал под белоснежными простынями на голое тело, подперев щеку правой рукой, и беззастенчиво любовался своей подругой. — Или Регулуса?
— Ни тот, ни другой, как оказалось, — раздраженно фыркнула Касси и затушила сигариллу прямо об подоконник. Абраксас неодобрительно закатил глаза: блэковская кровь, бунтарские замашки. — Ребенок должен был родиться за два года до парада планет(4), мы все рассчитали. В восьмидесятом от блэковской крови родилось пятеро: Лонгботтом из линии Каллидоры, шестой Уизли — сразу по двум линиям, Лукреции и Цедреллы, моя внучка от Патрокла…
— Мерлин, мой внук! — Абраксас аж сел от неожиданности. — Драко родился…
— Да, да, — отмахнулась Кассиопея. — Драко Малфой — из ветви Нарциссы. И еще один мальчик, его ты тоже отлично знаешь.
— Поттер, — подумав, догадался Абраксас. — Внук Дореи. Так это он — ваш обещанный маг?
— Обещанный принц, — дотошно поправила Касси. — Так думал Лорд, очевидно, поэтому и отправился убивать мальчишку. Интересно, почему именно его, а не второго кандидата, Лонгботтома, тот ведь тоже подходил под оба пророчества.
— Но ты сомневаешься, — проницательно заметил Абраксас. Касси улыбнулась ему, и он почувствовал, как все внутри плавится от этой улыбки.
— Сомневаюсь. Лорд смешал оба пророчества — и откуда только узнал о нашем фамильном? — но я думаю, они говорят о разных людях. Немезида(5) Лорда и наш обещанный принц могут быть разными детьми.
— На кого делаешь ставку?
Касси вздохнула и призвала еще одну сигарету. Глубоко затянулась.
— Мы все почему-то думали, что победит Вальбурга, — глухо сказала она, глядя в ночной сад. — Она была самая талантливая, самая успешная из нас. Ей все давалось легко, к тому же, именно она была леди Блэк. Ее наследник подавал огромные надежды, и когда мы узнали год рождения, то решили: ребенок будет сыном или дочкой Сириуса.
— Дочкой? — удивился Абраксас, и Касси метко запустила в него перламутровым портсигаром.
— Шовинист! — припечатала она, но тут же опять улыбнулась. — Мы просто выдумали это название, «обещанный принц». Наша фамильная шутка — мы ведь считали себя почти что королевской династией... Пол будущего великого мага не знали — он мог оказаться вторым Мерлином, а мог — и второй Морганой, в оригинале на латыни стоит средний род.
— Погоди-ка, — Абраксас потянул с серебряного блюда персик, вгрызся в оранжевую мякоть, облизнул текущий по запястью липкий сладкий сок. — Это поэтому ты решила выдать дочку за Сириуса, не так ли, лисица?
— Решила, — коварно сверкнула глазами она, но тут же погрустнела. — Пандору. Она была моей любимицей, моей копией. Я подумала: кому как не ей стать матерью нашего принца? Я даже поделилась с ней пророчеством, но моя любимая гениальная дочурка заявила, что не хочет быть «племенной кобылой», и сбежала с Ксено Лавгудом. Променять такую высокую судьбу — на брак с полудурком Ксено!
Она раздула ноздри, как разъяренный дракон, как норовистая лошадь на полном скаку, и Абраксас опять залюбовался ею.
— И тогда ты продала Блэкам Поликсену, — припомнил он тогдашний скандал. — Мерлин, Касси, зачем так жестоко? Поломала девочке жизнь.
— Жестоко, — прошипела Касси, передразнивая его. — Да что вы все понимаете в жестокости?! Девчонка получила красавца-жениха из лучшего рода в Британии, да еще и шанс стать матерью великого мага!
— Но об этом ты ей не рассказала, — уточнил Абраксас.
— Не рассказала, — подтвердила она, пряча глаза. — Мне хватило Пандоры. Но Поликсена была послушным ребенком, она сделала все, как нужно. Правда, Сириус оказался с гнильцой и загремел в Азкабан, а Регулус пропал без вести. Кончились Блэки.
Кончилась и сигарилла, и Кассиопея испарила окурок.
— И на кого же ты делаешь ставку теперь? — спросил Абраксас после тяжелого похоронного молчания по ушедшей династии.
— Меня не подпускают к внучке — Патрокл и Поликсена, видите ли, в обиде на меня. Мальчишку Уизли видела издали — ничего выдающегося, хоть и потомок по обеим линиям. Твоего внука мне показывала Нарси. Красивый ребенок, но не думаю, что это он.
Подбоченившийся было Абраксас обиженно поджал губы, и она прыснула.
— Знать бы еще, что мы ищем, — сказала наконец, когда отсмеялась. — Как должна проявляться сила великого мага? В чем? Остается надеяться, что когда дети пойдут в школу, что-то начнет проясняться.
— Значит, ждем школу, — понятливо кивнул Абраксас и коварно кинул в нее подушкой. Касси взвизгнула и ушла в оборону, и мрачные тени прошлого на какое-то время отступили.
Позже, после бала-маскарада, где они с Кассиопеей смогли удостовериться в наличии у Персефоны редкого дара, его богиня не находила себе места.
— Столько лет потрачено впустую! — злилась она, расхаживая по номеру в «Ритце», словно пантера в тесной клетке. — Я могла растить девчонку, вкладывать ей в голову правильные мысли, заменить ей мать. Она ела бы у меня с рук! И что теперь? Теперь ей двенадцать лет, и один Мерлин ведает, как ее воспитывали Патрокл с Поликсеной.
— Ты зря переживаешь, ma reine(6), — мурлыкал Абраксас, попивая кофе на балкончике с видом на Вандомскую площадь с ее фонарями, ухоженной брусчаткой и роскошной бронзовой колонной, увековечивающей победу Наполеона под Аустерлицем. — Все сложилось как нельзя лучше: твоя внучка скоро будет помолвлена с Драко и навсегда войдет в мою семью…
— Вот именно — в твою семью! Малфои, — шипела Кассиопея на зависть черной гадюке, и Абраксас мимоходом восторгался собственными хладнокровием и самообладанием: более нервные люди могли и в окно выпрыгнуть. — Вы всюду успели! Абраксас, включи мозги: на момент помолвки Персефоне будет четырнадцать, поздновато для уважительной привязанности к старшим родственникам! Нет, нельзя терять ни дня. Я сегодня же напишу ей письмо и передам с Дерри — должна от старика быть хоть какая-то польза. Подростки часто смотрят на все критическим взглядом: самое время подставить девочке плечо и оказать всяческую поддержку. А там — кто знает?
Она добавила едва слышно, но он услышал:
— Взлетел ведь когда-то Томми…
Примечания:
Пожалуйста, не забывайте про кнопку "Жду продолжения" — я ориентируюсь именно на нее :)
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Коллаж: https://t.me/DamyParkinson/95
Песня: https://www.youtube.com/watch?v=t0imaSCnSuA
Насчет пророчества: можно заметить аллюзии на другие известные книжные вселенные, навскидку могу назвать минимум две. Угадаете? :)
1) фр. Простите, мадам, простите
2) В древнегреческой мифологии Мойрами назывались богини судьбы, числом три
3) Паллада — эпитет богини Афины
4) Вики: "10 марта 1982 года произошёл редкий парад планет — все девять планет (Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и Плутон, который на тот момент считался планетой) собрались по одну сторону от Солнца в секторе с углом 95 градусов (то есть, максимальная разность гелиоцентрических эклиптических долгот планет составила 95 градусов)."
5) Возмездие, отмщение, неизбежная судьба, от имени богини возмездия Немезиды
6) фр. моя королева
Примечания:
Кто там ждал Сириуса? Он таки вернулся... ?
То, что с красавцем-супругом он тогда сильно погорячился, Северус понял с первого же беглого взгляда на Блэка. Серая пергаментная кожа, круги под глазами, тусклая пакля волос вместо некогда роскошной гривы… Он присмотрелся к рукам, утопавшим в рукавах рубашки, и поймал себя на том, что сочувственно качает головой: там, где раньше Сириус любил прихвастнуть бицепсами, теперь можно было легко сомкнуть пальцы. Блэк походил на узника концлагеря — Северус помнил, как в далеком маггловском детстве его класс водили в музей и показывали страшные фотографии. Школьный недруг и ел так же: осторожно, но в то же время жадно, будто постоянно сомневался, а не снится ли ему еда, и пытался получить как можно больше от этого невозможно сладкого сна…
Увидев его, Блэк на мгновение чутко замер, будто охотничий пес, а затем дернул уголком рта и вернулся к трапезе сплошь из диетических блюд: нежирный куриный бульон, кусочек индейки и батарея вареных всмятку яиц на беленьких фарфоровых подставочках. Северус сел где стоял — почему-то именно это непритворное глубокое безразличие на месте некогда ослепительно горячей ненависти окончательно его добило.
— Все ест и спит, уже неделю как, — тяжело промолвила Поликсена, садясь рядом. Она со значением положила руку с палочкой на стол, но Сириус даже ухом не повел. Поликсена вздохнула, неодобрительно покачала головой и продолжила, убирая палочку: — А потом спит и ест, и так по кругу. И почти не говорит… я вообще не уверена, что он помнит, как это — говорить.
Она помолчала, внимательно разглядывая Сириуса, а затем внезапно громко позвала:
— Эй, Сири! Сириус Орион Третий, ау! Ты слышишь меня?
Блэк промолчал и потянулся за добавкой, а Поликсена расстроенно развела руками.
— Хоть бери и в Мунго его сдавай, — проворчала она, но Северус понял, что никуда она Блэка не сдаст, просто хорохорится: он давно уже заметил, что подруга куда добросердечнее, чем хочет показаться, и даже не удивлялся. — Север, так есть какие-нибудь хитрые зелья для такого запущенного случая?
Северус покосился на Блэка, с блаженно прикрытыми глазами жующего корочку хлеба, словно это было самое изысканное на свете кушанье, и крепко задумался. Люди частенько выходили из Азкабана, это правда, но не через столько же лет! Понять бы, что там от Блэка осталось, есть ли вообще что спасать… да и зачем? Насколько он помнил план Поликсены, в него не входила семейная идиллия с вышедшим на свободу мужем. Так что зелья есть, и очень надежные, но говорить о них следует не при Блэке.
— Надо перемолвиться наедине.
Поликсена выразительно скривилась, но кивнула. Кинула острый взгляд на Сириуса.
— Кричер! — она подождала, пока старый эльф появится на кухне, утираясь какой-то тряпкой, и велела: — Не спускай с него глаз, если что — спеленай и сразу же позови меня.
Эльф убито молчал, и вправду не сводя глаз с хозяина, и по его уродливому волосатому рыльцу текли слезы.
— Кричер! Соберись, только твоей истерики мне не хватало для полного счастья, — нарочито строго прикрикнула на него Поликсена. — Будь начеку, я скоро вернусь. Идем, Север, видишь: забот полон рот, так что давай коротко и по делу.
И тем не менее, когда они зашли в библиотеку и Поликсена закрыла за собой двери, она не поспешила сразу начать тяжелый разговор, а просто пару минут стояла, опершись о закрытые створки лбом. Северус хотел подойти, потрепать подругу по руке и поддержать ее словами, но что-то удерживало его на месте. Она замужем, — пришло наконец осознание, которое до тех пор коварно от него увиливало, — она замужем, и ее законный супруг сидит в соседней комнате. А он, Северус, совершенно лишний в этом доме, в этой жизни, — просто школьный приятель, услужливо подставивший плечо в нужный момент…
Поликсена вздохнула и оторвалась от двери. Хмуро глянула на него.
— Знаю я, зачем ты меня сюда позвал, интриган, — рубанула резко, сплеча. — Предложишь мне его отравить?
Северус пожал плечами: ну и предложит, кто-то же должен. Поликсена прошла мимо него к окну и зачем-то выглянула наружу, открыла створки, впуская свежий воздух. Хищно втянула его носом, опираясь на подоконник обеими руками.
— Ты же вроде бы умная женщина, — поддел ее Северус, — ну в самом деле, что еще я мог предложить? Простое укрепляющее тут не справится, а я не твой драгоценный Иппи, мои интересы в зельеварении всегда лежали в иных областях. Но даже если бы я знал что-нибудь эдакое… зачем тебе Блэк, в самом-то деле? Дети уехали и тебе больше не о ком заботиться? Хочешь, подарю тебе книззла? Большого такого, пушистого и мордатого, ты его станешь гладить, а он будет мурчать — все больше проку, чем от этого оглоеда.
— Действительно, чего я от тебя ожидала? — перекривила его Поликсена. — Наверное, того, что ты взрослый мужик и сумеешь переступить через подростковые обиды. Не стану я его травить, Север. И не смотри мне так в спину, я огнеупорная.
Северус скрипнул зубами: порой Поликсена была упрямее стада гиппогрифов и действовала так же, как они, — на одних базовых инстинктах. Тем временем подруга продолжила, и ее голос дрогнул:
— Север… я не могу. Пока Сири был в Азкабане, не на глазах у меня, я еще колебалась, но сейчас…
— Может, он был бы тебе благодарен, — вкрадчиво заметил Северус, подкрадываясь ближе. — Ты ведь не знаешь, может, он страдает. Или там вообще ничего уже от Блэка нет, одна оболочка… Это как эвтаназия — легкая, ласковая смерть.
— Прекрати промывать мне мозги! — Поликсена резко обернулась, и Северус поднял руки, признавая поражение. — Этот твой бархатный тон… Мне надо подумать. И показать его Сметвику, в конце концов.
— Неужели твой добрый друг Иппи до сих пор вас не навестил? — удивился он, и Поликсена огорченно отмахнулась.
— Все никак не вырвется — на праздники в Мунго вечно аврал: кто обороткой отравится, кто застрянет в камине… Сири вообще-то подлатали перед пресс-конференцией, но работал кто-то из доверенных лиц Фаджа. Уверена, что подлечили только косметически, по верхам — чтобы Министру не было противно жать ему руку, — шипела Поликсена с какой-то затаенной, глухой болью, а Северус смотрел на нее и с тоской думал, что никогда толком не понимал женщин. Откуда это противоестественное желание подобрать что-то на последнем издыхании и окружить его лаской и заботой? — Да, надо обязательно показать его Иппи. Он уже набросал мне диету для Сириуса и укрепляющее передал, но я хочу, чтобы он посмотрел своими глазами, дал какой-то прогноз, что ли… Вообще не знаю, зачем я тебя позвала, — думала, может, подскажешь что-то, до чего я сама не додумалась…
А ведь Сметвик, не дай бог, еще и вылечит Блэка, с него станется, — угрюмо подумал Северус, с силой потирая переносицу. Поставит на ноги, разберет по кусочкам и склеит заново, будет у Северуса заклятый враг как новенький, словно и не было никакого Азкабана. Будет на Гриммо новый-старый хозяин, а у Поликсены… Дальше думать не хотелось, но Северус привычно взял себя за шкирку и дисциплинированно довел мысль до конца: а у Поликсены будет законный супруг. Потому что она замужем, и все, что было до этого, ее лихая вольница, когда можно было легко поверить в то, что ее брак так, понарошку, — это отклонение от нормы, а не норма. Норма — вот она, сидит в столовой, не может налюбоваться на постную курятину…
Сметвик вылечит Блэка, а его коллеги-мозгоправы разберут ролики и шарики в его сумасбродной башке и вставят их обратно уже в правильном порядке. Будет Сири вышагивать по Косому, нагло усмехаясь, совсем как раньше, красоваться на всяких приемах под руку с женой и воспитывать восхищенного крестника — ну чем не примерная чистокровная семья?
Северус прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Сглотнул вязкую слюну: от нарисованной картины его не на шутку затошнило. Хотелось протестовать, хорошенько встряхнуть подругу, вошедшую в роль Матери Терезы, а еще лучше — пойти и врезать Сириусу по его смазливой морде. Но запал схлынул сам собой, стоило только вспомнить плачевное состояние Блэка: ну какое там бить, на него смотреть-то страшно…
— То есть тебя устраивает, что Сириус отныне будет воспитывать Гарри? — по наитию уточнил он и увидел, как Поликсена едва заметно вздрогнула. Северус почуял слабину и поднажал. — Отличный пример для твоего воспитанника! Герой войны — правда, с противоположной стороны. Уже предвижу трогательные семейные вечера, полные запоздалого братания.
— Змей, — процедила Поликсена, опасно прищуриваясь. — Всегда умел ударить по больному месту.
Слышать это из ее уст было неожиданно обидно, но Северус только пожал плечами: да, есть у него такой редкий талант. Каждому свое: кое-кто азкабанских сидельцев реабилитирует, а кто-то другой пытается вставить этому кое-кому мозги на место всеми доступными методами.
— Лучше будет, если я его отравлю и подам этим пример? Вот, мол, Гарри, как взрослые люди разбираются с неугодными: капни зелья в стакан и спи спокойно. Кто из него вырастет с такой моралью — второй Лорд?
— А ты не признавайся, — легко посоветовал Северус и все-таки приобнял ее за плечи. Поликсена замерла, а потом расслабилась. — Мало ли от чего он умер? Сердце не выдержало — Азкабан подорвал здоровье. И вообще… никогда не думал, что скажу это вслух, но ты сильно недооцениваешь Поттера. Он умный парень и поймет все правильно.
— Именно этого я и боюсь, — проворчала Поликсена, зябко обнимая себя руками. — Как я им с Панси потом в глаза стану смотреть? Одно дело — честная схватка, где или ты, или тебя, и совсем другое — подушка на лицо калеке. Дракклов Дамблдор, чтоб его мантикоры драли!
— Конечно, пускай лучше Блэк выздоровеет и присядет крестнику на уши, — фыркнул Северус. — Упивающиеся — черти во плоти, Орден — рыцари света, а Дамблдор — святой старец. Ты как, готова быть воплощением зла?
Поликсена убито покачала головой, затем отстранилась и глянула на него искоса, оценивающе.
— Вот знаю же, что у тебя есть какой-то шкурный интерес, но все равно прислушиваюсь. Может, это тебе надо в следующие Темные Лорды идти? Даже угрожать никому не надо: включишь эту свою мурлыкалку — и все выстроятся как под линеечку. Один в один Гамельнский Крысолов!
— Но-но, — погрозил ей пальцем Северус. — Не надо меня с ним сравнивать, мне никогда не нравилась эта сказка. Слишком реалистичная.
— Мне надо подумать, — невпопад повторила Поликсена, снова погружаясь в себя. Затем с надеждой вскинула голову, поймала его взгляд: — Север, а может, прочитаешь его мысли? Ну чтобы оценить масштаб проблемы.
— Мысли Блэка? — ужаснулся Северус. — Никогда не предлагай такое легиллименту: если реципиент не в себе, это самый простой способ самому сойти с ума. Нет, не проси, я даже пробовать не стану — и уж тем более с Блэком! Там и до Азкабана ни единой толковой мысли не водилось, а уж после…
— Так уж и ни единой? — скептически скривилась Поликсена.
— Информация достоверная, — чопорно вздернул подбородок Северус и вдруг понял, что он и вправду точно знает, что в голове Сириуса была жуткая каша — потому что он заглядывал в эту лохматую голову не раз! Северус не помнил, что именно видел в мыслях Блэка, но не сомневался: он легиллиментил его раньше. В школе? Да, вполне вероятно.
— И Дамблдор тоже с меня не слезет, — тихо добавила Поликсена. — Ренар прав: если Сири умрет, все пойдет книззлу под хвост. Достаточно одного только подозрения, чтобы взбаламутить общественность и на этом основании забрать у меня Гарри и передать кому-то другому. Очень удобно: одним махом устранить обоих конкурентов руками друг друга и потом обвешать мальчишку лапшой, как елку — гирляндами… Мерлин, Север, ну когда я уже научусь думать, как он? Мне так надоело чувствовать себя дурой!
— Врожденная склонность плюс целый век опыта, — посочувствовал Северус — Альбус порой вызывал у него схожие чувства. — Дамблдор всегда будет обходить тебя на повороте, просто смирись. Иногда я думаю, что единственный способ наверняка переиграть его — это устранить физически.
Это был тот редкий момент, когда мысль не успела за языком, и Северус осекся, но было уже поздно: слово не воробей. В библиотеке повисла тревожная хрупкая тишина.
— Север…
— Нет, — сказал он одновременно с мнущейся Поликсеной. — Или… не знаю. Пока нет, извини.
— Да что уж там, — горько промолвила подруга, пряча глаза. — Не мне тебя судить — я тоже, как видишь, не готова убивать врагов не на поле боя, мордредова белоручка.
Они помолчали, и Северус вспомнил разговор, казалось, случившийся когда-то очень давно, в прошлой жизни: переплетенные пальцы, чернильное море вокруг и мысли о мести, тяжелые, как могильная плита. Станет ли он мстить?
— Если я буду точно знать, что память мне стер Дамблдор, я вернусь к этой идее, — наконец проскрипел он. — А пока… держи меня в курсе — и вызови сразу же, если Блэк станет опасен.
* * *
Гарри одиноко сидел в купе Хогвартс-экспресса, прислонившись лбом к холодному стеклу, и пытался как-то разложить по полочкам все приключившееся за рождественские каникулы. Он специально попросил Поликсену посадить его на поезд, вместо того, чтобы отправиться в школу камином, — хотелось хоть немного привести мысли в порядок до того, как он окажется в Хоге, на виду у всех. Пока что получалось так себе.
Панси так и не вернулась на Гриммо 12, и Гарри был этому даже рад: он совсем не хотел, чтобы она находилась в одном доме с Блэком. Сириус совершенно точно был не в себе, он бродил по коридорам, как привидение, иногда надолго застывая на одном месте, и Гарри следовал за ним по пятам, сам не зная, что станет делать, если тот вдруг проявит агрессию. С появлением крестного рождественское настроение испарилось, как февральский снег, дом пропах резкой горечью зелий и почему-то нашатырем, а Поликсена опять начала курить.
Единственным плюсом в появлении Сириуса было то, что связанные с ним хлопоты надежно отвлекли Гарри от мыслей о пошатнувшейся дружбе с Панси и Драко. Весь мир словно сжался до пределов дома на Гриммо 12, и крутился он отнюдь не вокруг солнца, а вокруг совсем иной, давно погасшей, звезды. Мир этот был тихим и темным, в нем были одинокие завтраки, бессонные ночи, плотно задернутые шторами окна и невнятные шорохи за дверью. Гарри никогда не жил с по-настоящему больным человеком: Вернон и Петунья были в расцвете сил и лет, а одышливая пышнотелая Мардж навещала дом на Тисовой очень редко и не успевала произвести на него особого впечатления. Гарри не довелось присматривать ни за старенькими дедушками и бабушками, ни за болезненными младшими братьями и сестрами, он и сам никогда толком не хворал — близорукость и редкие сезонные простуды не в счет.
Наверное, именно поэтому рутина, построенная целиком и полностью вокруг нужд больного, застала его совершенно врасплох. Сириус пока не мог есть нормальную пищу, ему требовалось особое диетическое меню, и Кричер почти поселился на кухне, пытаясь угодить сыну своей ненаглядной хозяюшки Вальбурги. Блэк тревожился от громких звуков и резких движений, и Гарри старался двигаться при нем медленно и плавно, а еще натренировался накладывать «заглушку» без палочки. А еще порой он плакал, как потерянный в лесу ребенок, тихо и совершенно отчаянно, будто не верил, что кто-то услышит и придет за ним, и у Гарри от этих звуков разрывалось сердце.
Лучше всего Сириус пока реагировал на Кричера — похоже, его успокаивал тот факт, что хоть что-то на Гриммо 12 осталось прежним. Если он не бродил по коридорам и не закрывался в своей комнате, то его можно было найти именно на кухне — Блэк молча сидел в углу и пристально наблюдал за тем, как старый эльф хлопочет над очередным постным блюдом и приговаривает себе под нос, как «доброму хозяину Сириусу» будет вкусно и как Кричера радует, что «добрый хозяин Сириус» наконец-то вернулся домой.
Даже смотреть на крестного было больно — Гарри сперва даже не узнал его, хотя прежде видел Сириуса на колдофото, — человек, которого передал им с рук на руки довольный собой Министр Фадж, был совершенно не похож на улыбчивого и лихого парня, сверкавшего глазами с живого снимка. Изможденный и молчаливый, со странным взглядом, скользящим поверх вещей и людей, он настолько поразил Гарри своим видом, что тот замер, как олень в свете фар.
Журналисты звали его по имени, требовали улыбнуться, поскорее обнять крестного и поделиться впечатлениями с общественностью, а Гарри все стоял и молчал, потому что на ум приходило что-то не вполне внятное, но определенно неуместное при широкой публике. Не верилось, что до такого убогого состояния можно было довести молодого еще мужчину — Сириус выглядел едва ли не дедом Поликсены, а ведь они точно были ровесниками… Прямо там, при действующем Министре, Гарри пообещал себе, что если когда-нибудь займет этот пост, то обязательно реформирует систему правосудия в магической Британии — чем бы ни был Азкабан, к справедливости он не имел ни малейшего отношения.
Поликсена с каждым днем хмурилась все сильнее и не раз пыталась спровадить Гарри в Паркинсон-мэнор, но он уперся рогом, и в итоге она махнула рукой — ей было совершенно не до того, чтобы мериться с ним волей. «По-хорошему тебе не обязательно оставаться тут до конца каникул, — сказала Поликсена напоследок, неотрывно следя за Сириусом. — Ты же видишь, Сири не опасен, но он нуждается в уходе, и я не могу разорваться между вами двумя. Более того, я по-прежнему считаю, что тебе ни к чему это зрелище. Я отправила бы тебя к Патроклу против воли, но если я так поступлю, ты ведь не простишь мне, правда?»
Гарри мрачно кивнул, глядя на нее исподлобья, и она вздохнула и добавила: «Ну что же… люди взрослеют на трудных решениях, так что смотри сам». Тогда он просто молча обнял ее, и они разошлись в разные стороны: Поликсена отправилась строчить Сметвику очередное письмо, а Гарри снова принялся присматривать за Блэком. Он не знал, помогает ли его бдительность Поликсене, но Гарри хотелось думать, что благодаря этому она может хотя бы пару часов отдохнуть от своих забот.
Когда он не следил за Сириусом, то пытался вспомнить хоть что-нибудь о крестражах, но ничего не получалось — смахивало на то, что ему не досталось ни крошечки из этих воспоминаний Тома. А жаль, Гарри с удовольствием поменял бы на это знание тот же парселтанг — пользы было бы значительно больше…
В дверь купе постучали, Гарри обернулся и увидел Драко, стоящего в проеме и настороженно глядящего на него. Он отвернулся обратно к заиндивевшему окну — разговаривать не хотелось.
— Я слал тебе сов, — сказал Малфой, садясь напротив, и Гарри кивнул: действительно слал. — Но ответа так и не получил. Почему?
Гарри молча прикрыл глаза и откинулся затылком на подголовник. Почему-почему… ну потому что в письме не объяснишь, что ночью из-под двери Сириуса слышен не то скулеж, не то плач, будто там заперли огромного избитого пса, и что Кричер за неделю постарел на полсотни лет, и что Поликсена теперь курит едва ли не по пачке в день — кстати, бывает ли у волшебников рак легких? Гарри вот не знает, он вообще ничего об этих чертовых волшебниках не знает: ни когда они выбирают себе пару, ни что они на самом деле о нем думают, ни от чего умирают… все ведь умирают рано или поздно, просто Гарри наивно верил, что волшебники слеплены из совсем другого теста, чем магглы, но нет, они такие же — ужасно хрупкие, они точно так же могут бросить его в любой момент, уйти, как вода сквозь пальцы…
— Это из-за помолвки? — наконец предположил Драко, и Гарри открыл глаза, потому что голос у приятеля был совершенно незнакомый, холодный и злой. — Давай уже поговорим начистоту — вижу, что с тобой иначе не получается. Бережешь-бережешь твои нежные чувства — и что получаешь взамен? Молчание? Отправленных обратно сов? За что ты меня наказываешь, Поттер?
— Да ни за что, — отмахнулся Гарри и снова уткнулся лбом в стекло. — Кстати, поздравляю, совет да любовь.
— Как ты меня иногда бесишь… — с неподдельной тоской протянул Драко, и Гарри крепко сжал челюсти. — Вот вроде бы говорим с тобой — и все-то ты понимаешь, со всем согласен, и вроде бы в целом вполне разумный человек. А потом тебе в мозги бьет треклятое маггловское воспитание, и хоть кол на голове теши. Или это не воспитание, а особенности характера, а?
— Особенности характера, — огрызнулся Гарри, поворачиваясь к белому от злости Драко. — Слушай, не доводи до греха, а? Плохо мне.
Драко прищурился.
— Сириус? Кстати, мама наверняка напросится к вам в гости — он вроде был ее любимым кузеном.
Гарри рассеянно кивнул и снова отвернулся к окну. На полупустом перроне ветер лениво ворошил поземку, снег падал крупными мягкими хлопьями, и казалось, что они попали внутрь огромного стеклянного шара. У тети Петуньи был такой, стоял на каминной полке, и Гарри нравилось подгадать момент, когда никто не видит, и хорошенько потрясти его — так, чтобы искусственный снег внутри взметнулся вверх пышной пуховой шалью.
Где-то очень глубоко в душе он и правда наивно надеялся на то, что вопреки прогнозам крестный вернется таким же, каким его помнили Поликсена и Нарцисса Малфой: веселым, энергичным и обаятельным авантюристом. Он даже позволил себе помечтать о том, как Сириус с Поликсеной станут семьей не только на бумаге — в конце концов, она ведь вышла за него замуж, так почему бы ей и со временем и не полюбить собственного супруга? У Гарри были бы дружные и счастливые приемные родители, а в будущем, может, даже брат или сестра… Вспоминать свои наивные надежды сейчас, после недели, проведенной под одной крышей с Сириусом, было особенно горько.
— Поделиться не хочешь? — помявшись, предложил Драко, и он устало покачал головой. Малфой зря пришел — Гарри был совсем не настроен на разговор. В купе повисло неуютное молчание, и он с отчаянием подумал, что приятелю пора уходить — потому что еще немного, и меланхолия Гарри неминуемо перерастет в раздражение, и тогда они точно поссорятся.
— Такое чувство, что я бьюсь лбом об стену, ну просто руки опускаются, — тоскливо промолвил Драко, потирая висок. — Лучше бы ты кричал, Поттер, честное слово. Мы бы наорали друг на друга, обиделись, помирились, и все стало бы по-прежнему.
— По-прежнему — это как? — Гарри взглянул на него в упор, чувствуя, что все-таки начинает потихоньку закипать. — Это когда у тебя есть отдельная тайная жизнь за моей спиной? Спасибо, что сообщил мне о помолвке сейчас, а не перед самой свадьбой — вот была бы потеха, узнай я об этом из газет! Чего еще я о тебе не знаю, Драко? Или лучше сказать — что еще мне, пригретому из жалости полукровке, не по чину знать о наследнике Малфое?
— При чем тут это? — нахмурился друг, и Гарри укоризненно покачал головой.
— Хочешь сказать, что будь на моем месте Невилл, ты поступил бы точно так же? — недоверчиво спросил он. — Что-то сомневаюсь. Знаешь, что я думаю, Драко? Я думаю, что ты предупредил бы его нормально, а не толкнув тост за праздничным столом.
— Нормально — это как? — через силу усмехнулся приятель, возвращая Гарри его же вопрос. — Вообще-то я вечно наступаю на одни и те же грабли: наивно верю, что ты давно уже стал одним из нас. Чистокровный понял бы меня с полуслова и не устраивал бы драму на пустом месте. Я сделал ровно то, что принято делать в нашем кругу.
— Ну значит, в вашем кругу принята всякая чушь, — легко пожал плечами Гарри. — И это надо срочно менять.
— Замашки уровня Лорда, — уничижительно фыркнул Драко, откидываясь на спинку диванчика, и Гарри кивнул. Сравнение с Риддлом его совершенно не задело: он совсем не удивился бы, узнай, что Том тоже на дух не переносил все эти чистокровные коленца.
— Я — маггл с палочкой, — твердо сказал он вслух, — и намеки не понимаю. Давай откровенно: Драко, ты рад этой помолвке? Именно ты, а не твой папа или дедушка.
Поезд тронулся и мягко качнулся, и за окном замелькал лес мраморных колонн — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
— Я ведь говорил, что Малфои прокляты, — глухо сказал друг, глядя на свои руки. — Так вот, мой союз с Панси — наш шанс обмануть проклятье, хоть немного отступить от грани. Ты говоришь, что я тебя не предупреждал, но это неправда. Я предупреждал, просто ты не дал себе труд меня услышать.
— Понятно, — удрученно вздохнул Гарри, потеребив пуговицу на пиджаке. — Панси хоть знает об этом? О том, что на самом деле она тебе не нравится? Что у тебя есть задание?
— Ты так об этом говоришь, будто договорной брак — это конец света, — скривился Драко. — Да, про нашу историю, может, и не споют песен и не напишут стихов, но разве это так важно?
— Это важно, — серьезно подтвердил Гарри. — И вы с Панси заслуживаете именно этого — чтобы кто-то испытывал к вам настоящие и глубокие чувства. Ты ведь сам рассказывал историю своих родителей — разве плохо? Разве ты не хотел бы так же?
— Очень романтично, — насмешливо покивал Драко, но Гарри отчетливо видел, что задел в нем какую-то глубоко спрятанную струнку. — Ты так и не понял: на кону процветание моей семьи, так что менестрели могут вдохновиться кем-нибудь другим — я не останусь в обиде.
— И ради своей семьи ты готов будешь идти по головам? Калечить жизнь себе, Панси и всем остальным, кому не повезет попасться тебе под руку? — недоверчиво уточнил Гарри.
— Ради своей семьи я сделаю все, — просто сказал Драко, и Гарри ему поверил — сразу и безоговорочно.
— Давай вернемся к этому разговору позже, — со вздохом сказал он, отворачиваясь к окну, за которым уже мелькали виды пригорода. — Когда кто-то тебе по-настоящему понравится.
— Ничего не изменится, — твердо возразил Драко. — Все эти симпатии — Гарри, они совершенно не важны, это как рябь на воде, она только отвлекает от по-настоящему важного. Мои симпатии и симпатии Панси не имеют значения… да и твои, кстати, тоже.
— А мои-то симпатии тут при чем? — тяжело вздохнул Гарри, снова поворачиваясь к нему, и Драко покачал головой.
— Действительно, Гарри, при чем? — с иронией спросил он, но взгляд у него был жестким. — Я тоже считаю, что твои симпатии — исключительно гипотетические — не имеют к делу ни малейшего отношения. Ты обиделся, что я не предупредил тебя о помолвке с Панси, — но почему я вообще должен был тебя предупреждать?
Отвечать на этот вопрос не хотелось — потому что Гарри так и не придумал внятный ответ в первую очередь для себя.
— Я выглядел дураком, — буркнул он.
— Да нет, — вздохнул Драко. — Для знающих людей дураком выглядел как раз-таки я. Ты хотел откровенно? Давай откровенно. Какие виды ты имеешь на мою невесту?
— Никаких видов на Панси у меня нет, — холодно отрезал Гарри и отвернулся к окну. Там теперь, сколько ни видно глазу, простиралось заснеженное полотно, перемежаемое редкими перелесками. — У меня вообще-то девушка есть — Лаванда Браун.
— И это отлично, — с энтузиазмом кивнул Драко. — Будем дружить вчетвером. Ты и Венди, я и Панси. По-моему, здорово.
И ушел, едва ли не насвистывая, но голову он при этом держал очень высоко — так, словно шел по канату над пропастью.
* * *
Поколебавшись, Панси постучала и, услышав «Войдите!», осторожно открыла дверь купе. Поездка в Хогвартс после рождественских каникул разительно отличалась от осенней — часть студентов возвращалась каминами, а другая и вовсе оставалась в школе, и состав шел полупустой. Даже тележка со сладостями, и та отсутствовала — видимо, это было попросту нерентабельно. Панси даже не знала, что зимой поезд тоже ходит — отправиться в школу именно так было идеей Драко, разволновавшегося из-за того, что его письма игнорируют. «Поликсена сказала папе, что Гарри будет в поезде, — объяснил он перед отправлением. — У нас будет несколько часов, чтобы разобраться между собой до приезда в Хог».
Впрочем, конкретно в это купе народу набилось почти как на первое сентября: Лаванда втиснулась между Гарри и Парвати, всецело поглощенной каким-то цветастым рукоделием, а напротив них развалился довольный Рональд и сидел молчаливый Невилл с учебником. Все вместе они смотрелись как давно сложившаяся дружная компания, и Панси невольно подумала, что именно так могла повернуться жизнь, не последуй они с Драко за Гарри на Гриффиндор. Сам Поттер сидел среди прочих «львов» как скучающий король в окружении пышной свиты.
— О, Панси, заходи! — Лаванда просияла и поманила ее рукой. Вторую ее ладонь демонстративно сжимал Гарри, и, входя в купе, Панси неловко отвела от них взгляд. Сидящий с краю Невилл немедленно встал, уступая место даме, Рональд сдавленно хрюкнул, и Панси впервые в жизни остро почувствовала свое родство с бешеными Блэками — ей ужасно, до дрожащих пальцев захотелось проклясть Уизли. Сдержавшись усилием воли, она благодарно улыбнулась Невиллу и покачала головой, отказываясь от места. Лонгботтом снова сел, но Панси заметила, что он подобрался, — хорошая у него все-таки интуиция.
— Что такого ты сказал Драко, что тот молчит уже полчаса? — спросила она у Гарри ровным тоном, пытаясь не показать, насколько ее злит вся эта ситуация. Вернувшись после короткого визита в купе Поттера, Малфой не промолвил и десятка слов, просто сидел, задумчиво и подавленно глядя в окно, — поведение для него совершенно нетипичное. — Мне просто любопытно, его же даже Силенцио — и то берет через раз.
Улыбка Лаванды померкла, и она внимательно взглянула на своего… кто ей теперь Гарри — парень? Жених? Эммм… мальчик? Дурацкое слово, у Панси оно ассоциировалось с розовым сиропом, глупыми улыбками и слюнявыми стишками на день святого Валентина а-ля «Розы алеют, душисты цветы, сахара слаще избранник мой — ты»(1).
— Да ничего такого я ему не говорил, — удивился и насторожился друг. — Странно, что он так отреагировал.
— Может, хотя бы намекнешь, о чем именно шла речь? — Панси редко лезла не в свое дело, но именно эта ситуация сумела задеть ее за живое. Правда была в том, что ей до смерти надоело проявлять понимание и чуткость, терпеливо сглаживая любые острые углы. Почему в их троице это вечно было именно ее задачей? Только потому, что она была самой спокойной и уравновешенной из них?
В Гарри кипела горячая кровь, толкая его на то на подвиги, то на безумства, а язык Драко порой резал хуже острейшего из ножей — и порой Панси казалось, что они могли нормально общаться только когда рядом был кто-то, способный развести их по разным углам. Понимали ли они, что их дружба — в немалой мере заслуга Панси? Порой, как сегодня, ей почти хотелось, чтобы эти двое наконец поссорились и начали ценить ее усилия по достоинству.
Гарри нахмурился и покачал головой.
— Это между мной и ним, — веско сказал он. — Пожалуйста, оставь это.
Разговор зашел в тупик. Конечно, Панси вполне могла бы настоять на продолжении, но какой был в этом смысл? Когда Гарри закусывал удила, сдвинуть его с мертвой точки было мучительно тяжело, подвиг под силу разве что героям древности, а Паркинсоны вели свой род отнюдь не от Геракла. О чем эти упрямцы могли поспорить? На ум сами собой приходили Сириус Блэк и помолвка — две самые горячие темы этих каникул. Обсуждать хоть ту, хоть другую при таком скоплении народу совсем не хотелось — все равно что трясти перед чужими глазами грязным бельем. Но и возвращаться в купе к тяжело молчащему, задумчивому Драко тоже совсем не тянуло.
Панси взглянула на Невилла, и тот понятливо подвинулся. Она села рядом и, собравшись с мыслями, тихо сказала:
— Спасибо за то, что поговорил с Гарри тогда. Твое участие совершенно точно помогло.
— Я рад, — Невилл улыбнулся как-то криво и неловко, самым краешком губ, и Панси вдруг припомнила, что он вообще очень редко улыбался, словно толком не привык это делать. Воистину Персефона Хаффлпафф, — угрюмо подумала она. После свадьбы надо будет создать благотворительный фонд имени леди Малфой и собрать под его эгидой всех обиженных судьбой. — Ты отлично выглядишь.
— Спасибо, — вздохнула Панси, разглаживая на коленях плиссированную клетчатую юбку в красно-желтую клетку. — Я обещала переговорить с Драко насчет занятий зельями — так вот, я ничего не забыла и действительно замолвила за тебя словечко. Он с удовольствием позанимается с тобой.
Панси почувствовала на себе пристальный взгляд кого-то с диванчика напротив, но не стала поднимать глаза из чистого упрямства. Ей почему-то вдруг вспомнилась мамина дружба с порывистой Поликсеной и злоязыким Снейпом — похоже, мама в свое время тоже остужала горячие головы своих приятелей, чтобы они случайно не поубивали друг друга. Видимо, Панси действительно удалась в нее, но сейчас это сходство совсем не радовало. Может, попросить тетю дать несколько уроков боевки? — внезапно закралась ей в голову шальная мысль. Чем она хуже Гарри и Драко?
— Хочешь, пойдем к Малфою вместе? — очень тихо, почти одними губами, спросил Невилл, и Панси удивленно вскинула на него глаза и, помедлив, благодарно кивнула. Лонгботтом встал и церемонно подал ей руку, Панси приняла ее и повернулась к прищурившему глаза Поттеру и улыбающейся Лаванде.
— Мы побудем с Драко, — сказала она с тяжелым сердцем. — Если захотите — присоединяйтесь.
Они покинули купе, и Панси на секунду остановилась за дверью, переводя дыхание. Было такое чувство, словно она резко вынырнула из толщи воды: воздуха не хватало и что-то противно и тонко звенело в ушах.
— Все наладится, — сказал Невилл совершенно безапелляционным тоном, и Панси против воли улыбнулась и вернула ему сказанный когда-то давно комплимент:
— Спасибо. Ты умеешь поднять настроение.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Вдогонку вопрос: чья позиция здесь вам ближе — Гарри или Драко?
1) Мой перевод оригинального стишка "Roses are red, / Violets are blue, / Sugar is sweet, / And so are you", популярного в англоязычных странах на День св. Валентина
Примечания:
Спасибо всем, кто ждал продолжение! Надеюсь, оно вас развлечет и порадует :)
Джинни с трудом отвела взгляд от беззаботного, довольного собой Драко, сидевшего с Панси на другом конце стола, и принялась со злостью пилить ножом тосты, да так ожесточенно, что из-под острия во все стороны тут же прыснули золотистые крошки. Отчаянно хотелось кричать во все горло и топать ногами, чтобы немедленно получить желаемое, как в детстве… но Джинни начинала понимать, что, в отличие от дома, в большом мире ее требования вызывают в лучшем случае снисходительную насмешку, а в худшем — глухую неприязнь. Смириться с этим пока было тяжело, но Джиневра была отнюдь не дурой. Пора было признаться себе честно: ее личная сказка с самого начала пошла наперекосяк.
Тогда, летом перед долгожданным первым курсом, она была совершенно точно уверена, что вот-вот превратится из невзрачной гусеницы в прекрасную бабочку, — в конце концов, точно так же вышло у ее легендарной тезки: король Артур встретил незнакомую красавицу в одном из походов, влюбился без памяти и увез ее в Камелот, чтобы торжественно короновать как свою супругу(1). Мама часто рассказывала эту историю наравне с другими: про мудрого Мерлина, про верного и пылкого Ланселота и про коварную и могущественную Моргану. Джинни нравилось представлять себя на их месте: в ее воображении именно ее, а не ту, другую, Джиневру венчали самоцветной короной, и именно она, а вовсе никакая не Моргана, творила могущественное, неподвластное прочим колдовство.
Потому тогда, летом, Джинни совсем не удивляло то, что в их доме гостил сам Гарри Поттер, — она считала это знакомство само собой разумеющимся, подходящим началом для собственной блистательной истории. Судьбы героев в ее любимых артуровских легендах всегда были тесно переплетены, и в глубине души Джинни свято верила в то, что рано или поздно их с Гарри пути обязаны были пересечься, — не зря ведь один из братьев учился с ним на одном курсе и ночевал в том же дортуаре! Письма от Рона приходили редко, но когда он все же писал домой, создавалось впечатление, что Поттер занимал в его жизни не последнее место — впрочем, летом Джиневра быстро поняла, что друзьями, как бы ни мечтал об этом Ронни, эти двое так и не стали.
Близкое знакомство с героем не только выставило старшего брата жалким врунишкой, но и пошатнуло уверенность самой Джинни в ее счастливом совместном будущем с кумиром детства — на поверку Поттер оказался типом холодным и немногословным, да к тому же четко знающим, чего именно он хочет от жизни. К ее разочарованию, было очевидно, что семья Уизли совершенно его не интересует — если Гарри о ком и заботился, так это о своих дружках: Малфое и противной задаваке Паркинсон, которая умудрилась просочиться в «Нору» за компанию с мальчишками. Джинни видела эту ломаку насквозь, и то, что Поттер упорно таскался за Панси хвостом, вызывало у нее тягостное и горькое недоумение: с его характером было нелепо вестись на обманчиво мягкий голосок, плавные жесты и опущенные с притворной скромностью ресницы.
Впрочем, долго страдать Джиневре не довелось: вопреки ожиданиям, не кто иной, как Драко Малфой, полностью компенсировал прискорбное безразличие своего приятеля. Он расточал Джинни улыбки, любезно ухаживал за ней за обеденным столом, приглашал со своей компанией на речку и в целом был куда интереснее угрюмого Поттера. Какое-то время Джиневра стойко держалась, изо всех сил противясь его обаянию, но когда Драко предложил обучить ее вальсу, Джинни поняла, что сказка вовсе не закончилась, а только начинается — просто принц в ней оказался совсем другой, неожиданный.
Они кружились во дворе, под крупными и низкими летними звездами. Сладко пахло жасмином, Драко снисходительно улыбался, его светлые волосы отчетливо выделялись, почти сияя в сумерках, а Джинни все казалось, что она вот-вот взлетит, и ей было удивительно от того, что никто не замечает, как она едва касается ногами земли.
Помимо этого, к змеище Паркинсон, на радость Джиневре, Драко относился ровно и спокойно, не в пример Поттеру, — она внимательно наблюдала за ними, но ничего подозрительного не заметила. Расстались они добрыми друзьями, и Джинни с упоением предвкушала предстоящую встречу в Хогвартсе, то, как Драко обрадуется ее зачислению на Гриффиндор и как они станут проводить время вместе — сначала с его компанией, а потом и одни… и может, однажды еще станцуют вместе вальс в Большом зале, а на них будут с восторгом и завистью глядеть остальные ученики…
Вспоминать последовавшее разочарование до сих пор было больно, и Джинни залпом выхлебала пол-кубка тыквенного сока, пытаясь хоть немного убрать полынную горечь во рту. Сидевшая напротив Грейнджер неодобрительно скривилась, и Джиневра с раздражением закатила глаза: не вчерашней маггле учить ее приличным манерам.
Она снова метнула взгляд на Драко и прикусила губу — вероломный Малфой как раз заботливо подкладывал на тарелку своей подружки тушеные грибы, а Панси сидела с таким надменным и отстраненным видом, будто обратилась в камень. Будь Джинни на ее месте, уж она-то вела бы себя совершенно иначе…
Опять не к месту вспомнилось то, как холодно Малфой принял поступление Джиневры и как держался с ней вежливо и сухо, отделавшись дежурными, ничего не значащими поздравлениями. Тогда Джинни списала его странности на волнение, но все последующие попытки искать компании Драко провалились — он виртуозно избегал Джиневры и ни на шаг не отходил от своих приятелей.
Поттер и Паркинсон всегда были рядом с ним, почти как почетный конвой: в библиотеке, в Большом зале, в коридорах и в гостиной, не говоря уже о длительных и бесцельных прогулках этой троицы по окрестностям Хогвартса. При них нормально объясниться с Малфоем Джинни никак не могла — что бы ни судачили злые языки, ей тоже не чужда была гордость. В глубине души она понимала, что все равно выставляет себя на посмешище, следуя за ним по пятам, но ничего не могла с собой поделать — признать, что летом Драко просто обвел ее вокруг пальца, было невыносимо.
Когда в середине семестра Паркинсон неожиданно загремела в Мунго, Джинни воспрянула было духом, но даже тогда Малфой ни на секунду не задумался о том, чтобы наладить с ней отношения. Вместо этого он цинично заменил свою старую подругу новой, как другие люди меняют модель метлы, — с некоторых пор возле них с Поттером постоянно мелькала белобрысая Браун. Джиневра ни на секунду не усомнилась в том, что идея подружиться с Лавандой принадлежала именно Драко: во-первых, с Гарри все было ясно, он видел одну только Паркинсон, а во-вторых, если бы Малфой не желал общаться с Браун, она никак не сумела бы к нему приблизиться… как прежде это не вышло у самой Джинни.
Уезжая домой на Рождество, Джиневра была настроена крайне решительно: она твердо намеревалась вернуться в школу в новом образе. Что-то ведь зацепило Драко в Паркинсон и Браун — а значит, можно было сначала стать похожей на них, а потом, при должном старании, и затмить обеих.
Едва приехав в «Нору», Джинни первым делом попросила маму модно подстричь ее, но та отказала, причем безапелляционно: «такие кудри, как у тебя, детка, — настоящее богатство, ты еще горько пожалеешь о них». Упрямства Джиневре было не занимать и к своим целям она обычно шла напролом, поэтому даже не стала тратить время на бессмысленные уговоры. Вместо этого она тайком стащила с кухни ножницы, заперлась в ванной и, с уверенной улыбкой глядя в глаза своему отражению, решительно принялась за дело.
Эйфория от собственной смелости продлилась недолго: прическа вышла просто ужасной — подсмотренное у Паркинсон каре ни чуточки не шло Джинни; из-за кудрявых, пружинящих волос она напоминала не модель с обложки «Ведьмополитена», а игривого молодого барашка. Прибежавшая на отчаянные рыдания мама попыталась обратить все вспять заклинанием, но ничего не получилось: торчащие во все стороны волосы ни в какую не желали ускоренно отрастать. «Будет тебе наука, — раздраженно поджала губы мама и подбоченилась. — Ты ведь уже взрослая девочка, пора учиться думать головой».
Джинни снова тяжело вздохнула, вспоминая укоризненные вздохи мамы, удивленное хмыкание папы и смешки братьев, и рассеянно намазала тост уже третьим слоем сливового джема. За спиной кто-то тихонько проблеял, и она стиснула зубы — ну конечно, драккловы слизеринцы.
«Бэ-бэ-бэ!» — с ходу принялись дразниться они, едва увидев Джинни с шапкой кудряшек, а за прошедшее время успели придумать еще целую гору обидных кричалок:
«За холмами, за лесами и за быстрой речкой
Вместо льва пасется в поле рыжая овечка!»
Джинни уже успела невольно выучить эту дразнилку, как и другие, наизусть — казалось, обидные слова навсегда отпечатались в памяти огненными буквами, и она будет помнить их до гробовой доски:
«Удалого храбреца,
Победила льва — овца!
Ходит тут, бесстыжая,
Рыжая-прерыжая!»
Сначала Джиневра хотела пожаловаться братьям, но подумав, решила, что их помощь может сделать только хуже: прятаться за спину старосты Перси было унизительным и жалким, близнецы совершенно не умели соразмерять силу и только усугубили бы ситуацию, ну а Рон… Джинни вздохнула и откусила от своего тоста, не чувствуя вкуса. С Роном было сложнее всего.
Мама почему-то считала, что будучи погодками, они отлично ладят, но дело обстояло совсем наоборот: Рон отчаянно завидовал Джинни, и в глубине души она была готова к тому, что услышав дразнилки, брат тут же примкнет к ее обидчикам. Список претензий к сестре у Ронни накопился приличный: то, что Джиневре купили новую палочку, а ему нет, то, что ее одевали лучше остальных детей, и даже то, что мама частенько готовила бутерброды на всех с нежно любимой Джинни копченой говядиной, которую сам Рон терпеть не мог. Все это было так мелко, так по-детски, что Джиневра на его месте давно простила бы и маму, и себя, но братец упрямо трясся над своими обидами, как гоблин — над золотыми монетами.
Потому неожиданная забота со стороны Рона не вызывала ничего, кроме настороженности. Буквально накануне брат якобы невзначай завел свою привычную пластинку про Малфоя и про то, какой он мерзкий хорек, — Джинни слышала это по пять раз на дню и привычно пропускала мимо ушей, до тех пор, пока внезапно в бубнеже Ронни не прозвучало новое имя.
«Седрик Диггори — вот на кого стоило бы пускать слюни, — назидательно заявил брат, приосанившись для пущей важности. — А что? Из хорошей семьи и учится прилично, в квиддич вон играет… ну что там еще для вас, девчонок, важно? Точно, он же того… ну… красивый…»
Тогда Джинни почувствовала, как от таких заявлений у нее полезли глаза на лоб, и даже заволновалась за брата, но тот только отмахнулся и продолжил сквозь зубы, отчаянно полыхая ушами:
«Я же для тебя стараюсь, глупая! Я имею в виду, Диггори не красивый… то есть, красивый, да, но вовсе не для меня, а очень даже для тебя… короче, знаешь что?! Раз тебе так надо за кем-то таскаться, уж лучше таскайся за ним, а не за этим своим белобрысым, фу!»
Несмотря на всю странность момента, Джинни не могла не признать, что в словах брата было рациональное зерно: в новом семестре Малфой по-прежнему уделял ей ноль внимания, да к тому же не отлипал от Паркинсон, полностью переменив свое прежнее отношение. Ходили упорные слухи, что отныне они не то встречаются, не то даже вовсе помолвлены — в любом случае, наблюдать за их лебединой идиллией было попросту тошно. Может, Рон действительно хотел как лучше, и следовало прислушаться к нему… однако Джинни нюхом чуяла в его действиях какой-то подвох и уговаривала себя хотя бы в этот раз не гнать гиппогрифов.
Она украдкой взглянула на хаффлпаффский стол: Диггори верховодил среди «барсуков», выгодно выделяясь среди них, как фрегат среди утлых лодок, шутил со старшими и ненавязчиво наставлял на путь истинный младшекурсников. Действительно симпатичный парень, да еще и сосед Уизли по Оттери-Сэнт-Кэчпоул — очень разумный, взвешенный, правильный выбор. Джинни была бы очень рада им заинтересоваться, правда-правда… но раз за разом ее взгляд сам собой прикипал к другому концу гриффиндорского стола, где Драко Малфой продолжал довольно и безмятежно улыбаться своей ненаглядной Паркинсон.
* * *
Все было не так. Не так, как Сириус помнил, и даже не так, как мечтал, вспоминая родной дом из азкабанской камеры. Отличия были как значительными, так и пустячными, и почему-то именно эти последние особенно выбивали из колеи. Как-то раз Сириус даже разрыдался, по привычке потянувшись за молочником и не найдя его на столе: протянутая не глядя рука захватила только воздух, Сириус окинул недоуменным взглядом стол и поймал себя на том, что давится слезами и скулит, как побитый пес. Позорище — и из-за чего? Из-за мордредова молочника! Он ведь даже не настолько любит молоко!
Книги стояли не на тех полках, вещи висели в шкафу не в том порядке, часть комнат была закрыта, а другая поменяла свое исконное предназначение. Хуже всего было то, что Поликсена заняла матушкин будуар, и в первые дни Сириус каждый раз вздрагивал, когда она открывала дверь в комнату: все мнилось, что это маменька, особенно со спины. Сам Сириус хотел было поселиться в своих прежних покоях, но Паркинсон отговорила, и спустя время он понял, что она была права: Сири окончательно двинулся бы мозгами, снова оказавшись в комнате, где застыло само время. Скорее всего, однажды он просто перестал бы выходить оттуда, убежав в грезы о беззаботном отрочестве, чтобы только не сталкиваться с миром, который бесповоротно изменился.
Люди изменились тоже, и это различие било в глаза, даже если он видел их мельком. Окончательно забронзовела Боунс, потух взгляд Ремуса в рамочке из ранних морщин, а от Дамблдора теперь еще сильнее веяло запредельной усталостью, которую не лечит ни отдых, ни здоровый сон… правда, тот же Снейп так и остался наглым носатым выскочкой, разве что заматерел, стал холеным и уверенным в себе. И Поликсена изменилась тоже: резче обозначились скулы, а еще появились горькая складка у рта и привычка курить, выдававшая спрятанную тревогу. Глаза остались прежними, с кошачьей зеленцой, но во всем остальном Паркинсон, будто глина в руках мастера, наконец застыла в нужной форме, и форма эта пришлась Сириусу весьма по вкусу.
А еще по пятам за ним ходил мальчишка — прячущийся в тенях, крадущийся следом мягко, шаг в шаг, осторожный и внимательный. Сириус никак не мог взять в толк, настоящий он или просто одно из его лихорадочных видений, обретшее форму. Он не узнавал его — и одновременно видел в нем сразу всех, кого потерял давным-давно: загадочный мальчишка смотрел точь-в-точь как Реджи, стылым змеиным взглядом, но улыбался теплой, бархатной улыбкой тети Дореи, а глаза у него при этом были как у Лили…
Один только Кричер остался прежним: суетливым, мелочным и склочным, но почему-то до боли родным. Сириус никогда не подумал бы, что будет так рад видеть его, но присутствие домовика успокаивало, будто и не было этих навсегда потерянных лет, и он снова шебутной ребенок, пробравшийся на кухню, чтобы тайком стащить сырое тесто, когда эльф на секунду отвернется. Теперь Сириус отчетливо видел, что эти отлучки были подстроены и что Кричер прекрасно знал, куда именно девается будущая сдоба, и от этого сжималось сердце — кто-то любил его, кто-то заботился о нем еще тогда. Неужели надо было пройти через Азкабан, чтобы наконец это понять?
Первые дни Сириус просто молча за ними всеми наблюдал, пытаясь свыкнуться с мыслью, что все закончилось, и он все-таки вернулся. Сначала не верилось, Сириус все время чувствовал всепоглощающий, грызущий страх: что если все это ему просто снится? В глубине души он ждал, что настанет утро, и он проснется, свернувшись калачиком на холодном каменном полу камеры, — и тогда точно тронется окончательно, потому что такого удара пережить просто не сможет. Вначале Сириус даже боялся засыпать и принципиально не ложился в кровать — укладывался рядом, на полу, наивно надеясь обмануть этой детской хитростью злодейку-судьбу.
После азкабанских тишины и покоя ему было слишком много всего: событий, цветов и запахов, а особенно — бешеного ритма жизни. Все куда-то торопились, что-то делали и чего-то от него хотели, а Сириус безнадежно за ними не успевал. Оказалось, за эти годы он совсем отвык спешить, и его прежде молниеносный ум заржавел, заклинил, как старый часовой механизм. Сириус то и дело ловил себя на том, что застывает, увлеченный мыслью, как дурная псина — яркой бабочкой, а еще на том, что, погрузившись в размышления, по привычке меряет шагами пол строго по периметру камеры…
Потому сначала он молчал и просто отъедался, жадно и отчаянно, пытаясь получить от своего горько-сладкого сумасшествия как можно больше удовольствия. Ел, пил да спал на полу, молясь перед сном всем, кому только мог придумать, чтобы проснуться там же, где и ложился. Поликсена смотрела на него со странной смесью жгучей досады, затаенной боли и надежды, а Сириус никак не мог заставить себя заговорить с ней. Настоящая ли она? Или он все-таки сдох однажды под утро и попал в его собственный, личный рай, где сытно, уютно и тепло?
Но дни сменялись неделями, и Сириус наконец позволил себе робко понадеяться на то, что все-таки глаза его не обманывают: он вернулся — взаправду, насовсем. Он дома, и он свободен. И все это: знакомый до последнего уголка дом на Гриммо 12, огромная кровать с неприлично мягким постельным бельем и умопомрачительно вкусная стряпня Кричера — все это реально.
И жена, выходит, тоже.
Когда до Сириуса дошло, что Поликсена тоже реальна, он даже тявкнул от недоумения. Сириус хорошо помнил события до своего заключения (как не помнить, если он прокручивал их в голове раз за разом, день за днем, как любимый, засмотренный до дыр фильм), и он мог бы поклясться, что никакой свадьбы на его жизненном пути не случалось. Тогда что Поликсена делает на Гриммо 12, почему ее слушается Кричер, а все считают Паркинсон его, Сириуса, законной супругой?
Может, он все-таки сошел с ума?
Но тогда гобелен, с которым он додумался свериться, тоже должен был слететь с катушек, а такого за магическими предметами не водилось. Разве что фамильный артефакт приложили сильным Конфундусом — но зачем кому-то это делать?
Кричер, которого он подловил в коридоре, сначала захлебнулся слезами радости от того, что Сири наконец заговорил, а потом мелко и часто закивал: так, мол, и есть, хозяйка Поликсена — жена хозяина Сириуса, гобелен не врет. На этом логика помахала ручкой, и Сириус с тоской понял, что просто вернуться из Азкабана мало, нужно еще суметь догнать этот свихнувшийся мир и запрыгнуть к нему на подножку. Остро захотелось завыть, но он сдержался — пора было снова привыкать к жизни в человеческой шкуре.
Поликсена предпочитала есть отдельно, словно пытаясь забыть о его существовании, но за следующие пару дней Сириус вычислил, когда она обычно ужинает, и заявился в столовую через несколько минут после того, как накрыли на стол. Увидев его, Поликсена замерла, а затем медленным, тягучим жестом отложила вилку и нож и опустила руки на стол ладонями вниз, словно была готова в любой момент оттолкнуться и уйти с траектории атаки.
— Мерлин, Сири, — пробормотала, оглядывая его с ног до головы. — Только не говори мне, что все это время ты притворялся сумасшедшим, чтобы помотать мне нервы.
Сириус пожал плечами и неловко пригладил волосы. Для серьезного разговора он постарался привести свою внешность в порядок настолько, насколько это было возможно: надел отцовский костюм, попросил Кричера привести в порядок волосы, сбрил щетину…
Правда, не обошлось без конфуза: заглянув в зеркало, Сириус не узнал самого себя. Он помнил улыбчивого парня, кружившего голову девчонкам, с ясным взглядом и ямочками на щеках, а из глубин ручного зеркала на него смотрел незнакомый мужик с запавшими глазами, похожими на синие стекляшки, нездорово желтой кожей и тусклыми волосами, щедро пересыпанными сединой. Даже ямочки, которые были у него с детства, и те переродились в глубокие вертикальные морщинки… Сириус закрыл зеркало трясущейся рукой, отложил его в сторону и долго сидел молча, позволяя Кричеру колдовать над собой и слушая, как тот клянется, что хозяин еще вернет себе былую молодость и красоту… Вот только не вернет — Кричер слеп в своей верности, как только может быть слеп обожающий хозяев домовик. Того парня, верившего, что весь мир у его ног, больше нет, вместо него есть совсем другой человек, и это логично и даже правильно, что у этого другого человека другое лицо…
— Я, кажется, и правда слегка рехнулся, — сказал Сириус вслух, и замер, услышав собственный голос, хриплый и незнакомый. Улыбнулся криво. — Ну привет, Паркинсон.
— Ну привет, Блэк, — в тон ему отозвалась Поликсена и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула, качнулась на ножках вперед-назад. — Рехнулся, а затем чудесным образом пришел в себя? Сири, давай конкретнее: мне сдавать тебя в Мунго или все же обойдется?
— Пока повременим, — сказал он и сел напротив. Поставил локти на стол, взглянул на нее поверх сцепленных пальцев. За локти на столе маменька обязательно ударила бы жалящим… вот только маменьки больше нет. Она умерла в одиночестве, пока Сириус сидел в каменном мешке. — Паркинсон, как так вышло, что ты больше не Паркинсон?
Поликсена подняла темные брови и даже немного отодвинулась от стола. Затем нахмурилась.
— Мерлин, никогда не понимала, как у тебя работают мозги, — сказала наконец, растерянно потирая лоб рукой. — Неужели это первое, что тебя интересует после одиннадцати лет Азкабана? Серьезно?
— Я серьезен, как никогда, — церемонно кивнул Сириус и повторил: — Так что, когда мы с тобой успели сочетаться узами брака? Я бы запомнил… наверное.
Поликсена фыркнула и снова взяла в руки столовые приборы. Сириус заметил, что она немного расслабилась, но так и не понял почему.
— Мордред, Сири, я уже отвыкла от твоего тяжеловесного шарма. «Наверное, я бы запомнил нашу свадьбу», — передразнила Паркинсон и опять фыркнула. — Будь на моем месте кто другой, тебе бы это вспоминали до гробовой доски.
— Да ладно тебе, Паркинсон, — миролюбиво отмахнулся Сириус и, поискав глазами Кричера, кивнул ему, чтобы тот подал ужин. — Уж потерпи мои нафталиновые шуточки, у меня оправдание имеется: одиннадцать лет в одиночке.
Поликсена посерьезнела и смерила его пристальным взглядом.
— Ты изменился, — сказала мягко. — Впрочем, было бы странно, если бы ты остался прежним после… всего.
— Ты тоже, — признал Сириус и благодарно кивнул Кричеру, подавшему стейк. Жадно принюхался, прикрыв глаза. Спокойно, держи себя в руках, ты не пес, ты человек, — строго повторил он себе. — Ты человек и сидишь за одним столом с дамой, нельзя набрасываться на еду. Никак нельзя, совсем нельзя, даже если очень, очень хочется.
Он открыл глаза, вздохнул и отрезал возмутительно маленький кусочек.
— Мерлин, Сири, — пробормотала Поликсена, неловко отводя глаза. — Да ешь себе спокойно, мне плевать на твои манеры. На тебя смотреть больно, когда ты видишь пищу, так что не мучай себя этикетом, отъедайся впрок.
— Нет, — упрямо помотал головой Сириус и мучительно медленно отрезал себе еще кусочек. — Я человек, Паркинсон, и человек приличный. Я — Сириус Блэк, я умею пользоваться ножом и вилкой. Я вернулся и теперь мне надо вернуть себе все то, чем я когда-то был.
Она помолчала, а потом сказала с чувством:
— Никогда не думала, что скажу это, но я скучала, Сириус Орион Третий. Ты, хоть и засранец, но все же не заслужил Азкабана. Его никто не заслуживает, — добавила с незнакомой горечью.
Сириус пожал плечами и, положив кусочек стейка в рот, прикрыл глаза, смакуя еду. Он почувствовал, как глубоко в груди зарождается довольное ворчание, но усилием воли подавил его. Он человек, не пес; только собаки рычат и ворчат при виде еды. Нельзя.
— Свадьба с топором, — неожиданно сказала Поликсена, и Сириус взглянул на нее с недоумением. — Ритуал из семейного гримуара. Точно, постоянно забываю, что о традициях Блэков ты знаешь едва ли не меньше моего… В общем, все законно, а не помнишь ты нашу трогательную свадьбу потому, что тебя на ней не было.
— Ага, — обрадовался Сириус. — Это хорошо.
Очень хорошо: значит, провалов в памяти все-таки нет, и он не сошел с ума. Прекрасные новости, одной проблемой меньше.
Поликсена закатила глаза и резко ткнула вилкой в соцветие капусты — Сириусу показалось, с раздражением, но он не рискнул бы поставить на свою догадку и кната: слишком отвык от взаимодействия с людьми и от их реакций, они казались ему выходцами из-под Холмов.
— И что мне с тобой таким красивым делать? — тяжело вздохнула Паркинсон и отставила недоеденный ужин в сторону. — Кричер, вина.
Кричер услужливо наполнил бокалы легким белым вином, и Поликсена какое-то время молчала, размышляя, а затем одним махом ополовинила свой бокал.
— Все-таки я жутко сентиментальная, — пожаловалась она. — Прямо Хаффлпафф какой-то. Видать, Салазар меня за это и наказывает: ну надо же было тебе так не вовремя прийти в себя!
Сириус понял с лету и даже не удивился: ну конечно, Поликсена не рада его возвращению и тем более тому, что он выбрался из полусумасшедшей кататонии первых недель. Хотела избавиться от него? Запрятать в Мунго или сразу на шесть футов в землю? Почему-то эта мысль не вызывала ни отторжения, ни злости, только глухую тоску и печаль. Сириус никому здесь не нужен, его возвращение мешает, путает планы тем, кто все эти годы жил жизнь, а не ждал смерти как избавления. И эта свадьба в отсутствие жениха — наверняка Поликсена решилась на нее с расчетом, что Сириус никогда не появится на ее пороге… Во рту поселилась горечь, и он не глядя пригубил свой бокал.
Поликсена допила вино и махнула Кричеру: еще, мол. Смерила Сириуса задумчивым взглядом, побарабанила пальцами по столу. Затем велела:
— Пей, Сири. Пей, а потом я расскажу тебе все, что случилось, пока тебя не было в большом мире. Вино тебе пригодится.
* * *
Розабелла с подозрением принюхалась к яичнице и резко отставила ее в сторону — пахло тухлятиной. Домовик тут же испарил блюдо и с силой потянул себя за уши — но никакого раскаяния на его острой мордочке Роза не заметила. В последнее время эльфы вообще вели себя с ней возмутительно вольно.
— Проверь кладовую, — велела Розабелла, жадно отпивая апельсиновый сок. — С яйцами что-то не так — и это уже не в первый раз.
Эльф поклонился и тут же исчез, а Роза почувствовала острое желание кинуть ему вслед вилку. Разленились, распоясались, пользуясь тем, что Патрокл пропадает неизвестно где, а у нее уже третий день сплин и следить за порядком нет ни желания, ни сил.
Она с прищуром изучила столовую: стулья с зеленой обивкой в золотых лилиях, уютное темное дерево, красочные живые пейзажи на стенах — в основном, благодушные, полные полуденной неги виды Италии. Пустота и тишина — обычно это ее только радовало, но в последнее время Розабелла все чаще ловила себя на мысли о том, что ей стало не хватать простого человеческого участия и тепла… И Блейз тоже хорош — мимолетно появился на горизонте, блеснул хвостатой кометой и снова исчез в своих космических далях. Конечно, Розабелла сама убедила эту невыносимую Гринграсс пригласить его в гости, чтобы он смог притереться к Дафне, но это абсолютно не мешало ей ужасно скучать по своему вероломному тигренку.
— А ведь мог бы и отказаться, — проворчала Роза себе под нос и тут же умолкла: в гулкой тишине столовой ее разговоры с собой выглядели особенно вздорно. Но все же мог бы, мог бы, мантикоров сын! Блейз вполне способен был выкрутиться и выгадать побольше времени, чтобы провести его с матерью. Невеста у него, видите ли… ха, да что те невесты? Сегодня эта, завтра, может, вообще другая, а mamá у него одна!
Розабелла почувствовала острый приступ жалости к самой себе, какого-то совершенно детского разочарования от несовершенства мира. Она растерянно потерла лоб, борясь с выступившими от обиды слезами, — так сильно ее не разбирало уже давно.
Вот так стараешься, лезешь из кожи вон, подбирая сыну удачную партию, даже выходишь замуж сама, снова, лишь бы хоть немного облегчить Блейзу путь в жизни, постелить соломку на случай падения с вершин — и что получаешь взамен? Скупые отписки из Хогвартса раз в неделю? Дежурные улыбки? Вечное «estoy ocupado, mamá, lo siento…»(2). Розу бросило в жар, и она отчаянно замахала рукой, словно веером. В этом склепе совсем нет свежего воздуха, неудивительно, что ей постоянно хочется спать, да еще и голова частенько кружится.
Розабелла хватанула ртом воздух и с силой растерла виски — стало полегче. Надо пойти прилечь, велеть домовикам принести влажное полотенце и положить себе на лоб, а еще съесть персик. Или два. И хамон — рот мигом наполнился слюной, так остро ей захотелось хамона, и чтобы обязательно прямиком из Эстремадуры, и еще оливок, чтобы большие, с косточкой, и с ярким, насыщенным вкусом жаркого южного лета…
Она вздохнула и тяжело встала со стула. Ну что же — полотенце, персик, а потом пора бы и с Патроклом поговорить.
* * *
— Всегда восхищался вами, сукиными детьми, — с кривой усмешкой пробасил Крис Олливандер, готовять поставить последнюю подпись в контракте по передаче прав на производство палочек в Британии. — Столько мерзостей на вашем счету, а все цветете и пахнете, как майские розы. Как вам там спится по ночам, кошмары не мучают?
— Не отвлекайся, — скрипнул зубами Патрокл, указывая взглядом на последний лист. — У меня еще дела.
— Ну конечно, у него дела, — шумно вздохнул Крис и, поколебавшись, размашисто расписался и резким жестом отодвинул от себя бумаги. Покрутил перо в руках и положил его на стол возле хрустальной четырехгранной чернильницы, очень осторожно, бережно даже, словно из последних сил удерживался от того, чтобы не сломать его. — Как станешь смотреть в глаза дочке? Она хоть знает, что ты обменял ее страдания на наш магазин?
Патрокл глубоко вздохнул и побарабанил пальцами по столу. Огляделся невидяще, пытаясь отвлечься от капающего ядом Олливандера, — не хватало еще напасть на аврора, Крис явно специально его провоцирует. Приватный кабинет в «Тупике Алхимика»: массивный стол, канделябры под старину с рядами навечно застывших в схватке оскаленных вепрей и бравых охотников, витражные окна — мозаика на тему чудес святого Мунго, возлагающего руки на болящих с умиленным выражением лица. Патрокл устало прикрыл глаза и сосчитал до десяти: желание отправить Криса в больницу имени этого святого было просто невыносимым — за это время он и его отец выели Патроклу весь мозг чайной ложечкой, каждый в своей неповторимой манере.
— Если бы твой папаша мстил тем, кто действительно виноват, а не всем подряд, ничего из этого не случилось бы, — сказал Патрокл сухо. — Всего-то и стоило договориться с тюремщиками в Азкабане — никто бы и не узнал, а узнав, не осудил бы. Но для этого у старины Олли кишка тонка, иметь дело с матерыми Пожирателями — это тебе не сводить с ума маленькую девочку. Или не захотелось марать ручки, договариваться с азкабанским сбродом, раздавать им взятки?
— Отец был неправ, — тяжело промолвил Крис, сжимая-разжимая свои пудовые кулаки. Патрокл покосился на него с глухим раздражением — Олливандер вымахал еще на последних курсах Хога, совершенно неожиданно пойдя в рост, и теперь славился своей богатырской статью, в отличие от сухощавого и поджарого Патрокла. Преступники наверняка шарахались от Кристофера по углам — он и сам не хотел бы попасть к Олливандеру на допрос. — Я всецело признаю его вину, потому и пошел тебе навстречу. Теперь вот сидим, прячемся по забегаловкам, как крысы по подвалам. Выбери отец любую другую цель среди вас, кого-то из взрослых, ноги моей здесь не было бы. Мы последовали бы букве закона чин по чину: пошли бы в аврорат, написали бы заявление, потом наши рассмотрели бы улики, завели бы дело…
Патрокл устало завел глаза к потолку с резными дубовыми балками. Не хватало только слушать пространную лекцию о торжестве справедливости и неподкупной честности доблестных британских авроров.
— Ты же потомок Священных Двадцати Восьми, — напомнил он Кристоферу с неожиданной для себя укоризной. — Тебя же учили так же, как меня, вдалбливали точно то же самое. Вот это, — Патрокл с силой ткнул пальцем в сиротливо лежащий между ними контракт, — наши правила. Это наша справедливость.
— Так себе справедливость, — скривился Крис, раздраженно откидывая со лба прядь густых пшеничных волос. — Закон должен быть един для всех, Паркинсон. Вот эти договорнячки, которыми наш круг, увы, славится, — это постыдный пережиток прошлого. В большом мире давно уже от них отказались.
— Да ладно тебе, — невесело хмыкнул Патрокл, скрещивая руки на груди. — Ты же сам в это не веришь, не заставляй меня усомниться в твоем уме. Магглы пытаются, да, для виду, но по-настоящему важные вопросы решались и решаются на уровне личных связей и договоренностей. Наши добрые соседи ничем не отличаются от нас, Крис, только вместо Священных Двадцати Восьми у них банкиры, политики и олигархи.
— Может быть, ты и прав, — легко согласился Олливандер, наливая себе в кубок вина из чеканного серебряного кувшина. — Но они, по крайней мере, признают, что так не годится и пытаются изменить систему. И я пытаюсь. А вы мне упорно мешаете, цепляетесь за свои привычные схемы, как нюхлер за побрякушки.
— Мерлин и Моргана, — поразился Патрокл. — Никогда бы не подумал, что ты из идейных. Крис, да не будь нас, будет кто-то еще, не обольщайся. Впрочем, что я тебе говорю — вы ведь победили, и давненько, так где же обещанный рай на земле? Нет его — просто места у кормушки, от которых вы нас с таким праведным пылом оттеснили, заняли другие люди, вот тебе и вся революция.
— Мы только начинаем, — отмахнулся Кристофер своей лапищей. Он был похож на бурого медведя, и, точно как медведя, лучше было не злить его понапрасну. — Двенадцать лет — для истории это не срок. Обновленное, действительно справедливое и равное общество застанут разве что наши внуки. Впрочем, кое-какие изменения уже заметны: люди все чаще обращаются в аврорат, в суд… скоро дуэли и виры останутся в прошлом, Патрокл, так что рекомендую начинать приспосабливаться. У вас это хорошо получается, «змеиный» дом что, ведет специальный факультатив?
— Как же ты пошел на выплату виры, если так веришь в светлое будущее системы? — криво ухмыльнулся Патрокл. — Разве не лучше было бы подать личный пример подчиненным? Справедливый суд, смелые обсуждения в прессе… Люди имеют право знать!
— Я слаб, — небрежно пожал широкими плечами Крис. — И, пока мир все еще не справедлив, мне нужно во что бы то ни стало удержаться на плаву, чтобы продолжать менять его к лучшему. Если бы меня сместили, от этого выиграли бы только такие консерваторы, как ты.
— Не надо врать себе, Олливандер, мы с тобой — два сапога пара, — доверительно наклонился к нему Патрокл. — Ты спрашивал, как я стану смотреть в глаза дочке — уж как-нибудь разберусь, в конце концов, Персефона сама приняла это решение. А вот как ты станешь смотреть в глаза своему отцу — вот это уже интересно, вот на это я бы взглянул. По крайней мере, я не притворяюсь рыцарем света.
— Отец, — Крис шумно вздохнул и покачал головой, подковырнул ребристым ногтем грубо обработанный кабошон хризолита в оправе кубка. — Отец совсем плох, что есть, то есть, и подложил мне своим самосудом огромную свинью. Я уже договорился с Мунго, отныне он будет содержаться там.
Патрокл удовлетворенно кивнул, отпил терпкого вина, и снова кисло взглянул на красочное окно: орнамент из геральдических лилий, коленопреклоненные, воздевающие руки горе пациенты, блестящая тонзура и отеческая улыбка святого… Он не любил «Тупик Алхимика» — антураж напоминал ему о старых временах, безвозвратно ушедших в прошлое, утекших, как песок сквозь пальцы. Если Дамблдор и его магглокровные друзья останутся у власти еще на пару поколений, только этот ресторан и останется от прежнего колдовского мира с его традиционными вольностями. Все прочее станет точь-в-точь, как у соседей за Барьером, одинаковое и серое, где и шагу нельзя ступить без необходимости оповестить об этом государство. Дракклов муравейник.
— И все-таки я совсем тебя не понимаю, — сказал Патрокл, поразмыслив. — Ты же родился одним из нас, был наследником своей семьи. У тебя могло быть все, что пожелаешь, — но вместо этого ты выбрал аврорат и эти свои причудливые революционные фантазии. Я мог бы понять твой выбор, будь ты пришлым магглокровкой без кната в кармане и с туманными перспективами, но потомок Олливандеров… Что за радость продвигать идеи всеобщего равенства, если ты изначально имел куда больше, чем другие?
— Наследник, — усмехнулся Крис, снова принимаясь играться с кубком. Патрокл помнил эту его дурную привычку — за «барсучьим» столом Олливандер тоже вечно тискал в своих ручищах все что ни попадя, за что софакультетники его втайне недолюбливали. — Да нет, наследницей у нас всегда была Саби. И это примечательно, Патрокл, — отцу было плевать на то, что я умнее Сабины, что я лучше понимаю жизнь и что я куда вернее нее. В конце концов, он пренебрег даже тем, что по праву, по закону все должно было достаться именно мне. Отца же волновало только то, что у Саби хорошо получалось вытесывать драккловы деревяшки, а у меня — нет. Разве это справедливо?
— Нет, — согласился Патрокл. — Несправедливо. Но это реалистично. Ты что же, думаешь, что вся загвоздка только в том, что он переживал за будущее своего фамильного дела? Крис, да не будь твой папаша Олливандером, он все равно мог бы предпочесть тебе сестру — потому что она девочка или потому, что похожа на него, или еще по тысяче разных причин. Люди всегда подбирают себе любимчиков, такова уж наша непотическая натура.
— Говоришь из собственного опыта? — прищурил серые глаза Кристофер. — Пандора, правда? Маленькая гениальная Паркинсон, на которую молился старина Флитвик. Иногда мне казалось, что он вот-вот организует в «воронью» башню паломничество, чтобы дети попроще могли всласть поблагоговеть.
Патрокл едва заметно скривился. Ему было что сказать на эту тему, но организовывать с Олливандером клуб обиженных старших братьев пока не входило в его планы.
— Пандора мертва, — холодно отрезал он. — И Сабина тоже. Я не хочу ссориться с авроратом, Крис, равно как и с Олливандерами. Когда-то наши семьи дружили и еще не поздно наладить отношения снова.
— Да разве ж я против, — разулыбался Крис, внимательно следя за ним своими умными цепкими глазками, и Патроклу на ум снова пришел образ медведя. Кажущийся неповоротливым и медлительным, этот зверь на самом деле был куда опаснее волков. — Вы, главное, не шалите — если не станете лезть на рожон, мы вас тоже не тронем.
— Договорились, — усмехнулся Патрокл, встал, поднял контракт и аккуратно спрятал его в сумку. — Передавай привет своей очаровательной невесте.
— Передам, — добродушно кивнул Кристофер, снова принимаясь терзать кубок. Вскользь подумалось, что при желании он может смять его одним движением. — А ты передавай Нарциссе. Давно ее не видел — скажи своему приятелю, что прятать такую красавицу от общества — настоящий грех. Преступление даже.
— Не играй с чувствами Люциуса, — напрягся Патрокл, не спеша уходить. — Он плохо воспринимает шутки на эту тему.
— Я даже и не думал играть, — заверил его Кристофер, поднимая руки вверх. Этот жест не казался безобидным — напротив, при виде огромных мозолистых ладоней очень живо и отчетливо представлялось, как с хрустом ломается в их захвате чужая шея. — Удачного денька, Паркинсон. Даст Мерлин, еще свидимся.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Коллаж к главе: https://ibb.co/dDwDBLq
Коллаж Сириуса: https://ibb.co/xqmpsnj
С кем согласны больше: с Патроклом или с Кристофером?
1) Такова одна из версий истории любви Артура и Джиневры в артуровском цикле; есть и другие
2) исп. Я занят, мама, извини
Примечания:
Интерлюдия посвящается Некроскопу, который активно ее лоббировал — и, думаю, не напрасно, вышло интересно )))
Кричер еще раз протер серебряный чеканный молочник и полюбовался им на свету. Ах как славно, ах как красиво — будет хозяюшка Вальбурга брать его своими изящными ручками, уж как приятно будет хозяюшке! Он заметил маленькую черточку возле горлышка, нахмурился и близоруко поднес молочник почти к самому носу — просто грязь или все-таки царапина? Совсем сдал Кричер, стал подслеповат, не может достойно следить за домом доброй хозяюшки… и спина его согнулась в три погибели, да и колени ноют — никак не успеть за молодым хозяином Сириусом, когда тот вихрем носится по дому, грозя сшибить все на своем пути… То ли дело мастер Регулус — тот удался в отца, спокойный и обстоятельный, и никогда-никогда не повысит голос на своего верного Кричера…
Он с надеждой потер пальцем загадочную черточку, но та и не думала исчезать. Все-таки царапина. Кричер тяжело вздохнул и отставил молочник — надо будет что-то придумать, да поскорее: утром молочник непременно должен стоять на столе, так заведено еще дедом хозяина Ориона. Кричер помнил хозяина Сириуса так, будто это было вчера: важный джентльмен, представительный и статный, но в глубине души точь-в-точь как его младший тезка. Иногда Кричер даже путал двух Сириусов, особенно когда сын хозяюшки Вальбурги озорничал: у его прадеда глаза блестели точно так же, и были такими же синими-пресиними.
Кричер неодобрительно покосился на оплошавший молочник и принялся тщательно начищать столовое серебро, мурлыча себе под нос незамысловатую песенку. Хозяин Сириус, ну надо же… столько лет прошло, а он до сих пор помнит его, причем с каждым годом все яснее, в то время как последние дни кажутся одинаковыми, сливаются в одну бесконечную цепь.
Кричер стареет. Не станет его — и дом на Гриммо обветшает, а потом, того гляди, и вовсе рухнет! Конечно, хозяева найдут себе новых эльфов, но что с тех взять? Желторотые безголовые лентяи не будут знать, как готовить доброй хозяюшке Вальбурге кофе и как правильно подавать хозяину Ориону завтрак, и что молодой хозяин Сириус до сих пор таскает тесто с кухни, а мастер Регулус, хоть уже и не маленький, по-прежнему не любит спать без света и надо обязательно следить за тем, чтобы его ночник никогда не потухал…
Они не будут знать, как кланяться, когда говорить и когда молчать, а когда делать вид, что не понимаешь, о чем тебя спрашивает хозяин Орион: какие-такие гости? Не было никаких гостей! Да, Кричер очень уважал хозяина Ориона — тот был достойным и разумным волшебником, — но его глупое старое сердце было навсегда отдано любимой хозяюшке Вальбурге — целиком и без остатка.
Кричер помнил ее всякой. Помнил маленькой девочкой, хрупкой до прозрачности, точно фарфоровая куколка — он качал ночь напролет богато украшенную колыбельку… а еще помнил веселой трехлеткой — тогда Кричер был ее верным пони, он катал ее по «Старым дубам»(1), а она крепко держалась за его уши, хохотала и знай пришпоривала. Но, Кричер! Но, лошадка!
Он помнил ее угловатым подростком — вредный мастер Сигнус дразнил сестру глупой гусыней, а Кричер беспощадно мстил ему за обиды своей любимицы: прятал пару от носков или коварно смешивал оттенки и размеры, тайком расчесывал пуделя хозяйки его гребнем и подавал мастеру Сигнусу к чаю самые черствые булочки. И прекрасной девушкой он хозяюшку Вальбургу тоже помнил, и то, как на столике в прихожей не было места от писем: приглашения на приемы, пылкие признания, предложения руки и сердца… А еще Кричер помнил ее невестой, и то, как утирал слезы, глядя на нее издалека, из окна на втором этаже, задыхаясь от гордости и радости, — отец хозяюшки вел дочь к алтарю по аллее из старых каштанов…
Как некогда хозяин Сириус подарил Кричера своему племяннику, молодожену-Поллуксу, так и выросшая дочь Поллукса, любимая хозяюшка Вальбурга, забрала Кричера с собой в приданое и увезла его обратно в Лондон, в такой знакомый дом на Гриммо. Верный Кричер делал все, чтобы она не пожалела, что из всех эльфов выбрала именно его: он оставлял на туалетном столике свежие цветы, чтобы утром доброй хозяюшке было приятно вдохнуть их сладкий аромат, прятал под кровать овсяное печенье и молоко — иногда хозяюшка любила перекусить среди ночи… Он расчесывал ее смоляные кудри, волосок к волоску, не менее ста раз, и напевал своей любимице колыбельную, когда она получала очередное письмо, написанное резким и острым почерком, и от волнения еще долго не могла сомкнуть глаз…
Одно только омрачало жизнь Кричера: шло время, но в доме на Гриммо так и не появился новый наследник. Хозяин Орион давно уже не задавал Кричеру вопросов с подвохом и все реже появлялся дома, а хозяюшка Вальбурга пыталась подгадать так, чтобы спускаться к завтраку после того, как он уходил. Кричера это расстраивало, Кричер волновался, ах как он волновался! Он подавал к столу свежайших устриц и икру, а на гарнир повадился готовить спаржу и сельдерей под трюфельным соусом. За ужином он воскуривал благовония, зажигал свечи и щедро наливал своим хозяевам легкое вино, так сладко кружащее голову. Однажды, в порыве отчаяния, Кричер даже сунулся в аптеку, но глупый, мерзкий, противный аптекарь наотрез отказался продавать ему зелье — хотя Кричеру было лучше знать, как именно помочь его добрым хозяевам!
Наконец он понял, в чем беда, о да, он все отлично понял. Беда прокралась в дом незаметно, на мягких кошачьих лапах, убаюкала его славную хозяюшку сладкими речами, усыпила ее бдительность. Ах как слеп был верный Кричер, ах как глуп! Не зря хозяин Орион задавал свои каверзные вопросы — все же он был умным и наблюдательным волшебником… Кричер уже собирался храбро встать на пути беды, явись она снова в дом на Гриммо 12, а там уж будь что будет… но тучи рассеялись сами собой. Неожиданно для Кричера хозяюшка Вальбурга стала вставать пораньше, чтобы застать хозяина Ориона в столовой, а уходить из-за стола — позже, и смеялась она теперь совсем как прежде, а еще глядела на супруга так, как не глядела уже давно. Кричер очень любил ее звонкий смех…
И сыновей ее он тоже любил — почти как ее саму. Родившихся один за другим после стольких лет, ах как он их баловал! Веселого молодого хозяина Сириуса, который точно так же любил ухватить верного Кричера за уши, и серьезного, обстоятельного мастера Регулуса, который смотрел на мир так, будто сомневался в его существовании. Кричер тер им вкусные яблочки и готовил молочные кашки, он зорко присматривал за ними, он утешал их горести и вытирал им носы — и потому совсем не заметил, как хозяин Орион снова почти перестал появляться дома, а хозяюшка Вальбурга стала все чаще и чаще уходить с визитами, а возвращаться то радостной, то мечтательной, то задумчивой.
Наконец настал черный день — день, когда хозяюшка Вальбурга вернулась домой очень рано, заперлась в своей комнате и не отзывалась целые сутки, а верному Кричеру ничего не оставалось, кроме как дежурить под ее дверью и пояснять перепуганному мастеру Регулусу, что его матушке нездоровится. Добрая хозяюшка Вальбурга вышла к семье на следующий день и была она совсем другим человеком: глаза ее стали холоднее, а губы сжались в тонкую нитку, словно она пыталась удержать в себе горькие слова, полные отчаяния и гнева. Мастер Регулус так жался к ней, так старался развеселить матушку, но у него ничего не вышло — ни в тот раз, ни позже…
С тех самых пор хозяюшка Вальбурга стала все чаще пропадать в библиотеке и в кабинете, а молоко с печеньем теперь оставалось нетронутым, и волосы отныне она расчесывала сама, а петь ту самую ласковую колыбельную и вовсе строго-настрого запретила.
Кричер тяжело вздохнул и придирчиво осмотрел последнюю ложечку. Вот и управился, вот и славно, ай да Кричер! Скоро в школе для волшебников каникулы, и сыновья любимой хозяюшки снова вернутся домой. Кричер порадует их, да-да, он обязательно их порадует. Он приготовит для молодого хозяина Сириуса мясо: вкусные, скворчащие стейки и ароматные колбасы, — а мастеру Регулусу припасет сладостей. Он сделает для него воздушную Павлову с малиной, а еще — Итонскую путаницу(2)… И немногословный мастер Регулус будет улыбаться и шутить, а еще легонько обнимет Кричера и похлопает его по плечу, а потом пойдет читать — он очень много читает, мастер Регулус, хозяюшка Вальбурга и хозяин Орион хорошо его воспитали…
Молодым хозяином Сириусом Кричер тоже гордился, только втайне: добрая хозяюшка была в обиде на своего старшего сына, а Кричер совсем не хотел ее расстраивать. Потому он заботился о непутевом наследнике Блэков втихую: подсовывал ему конфеты под подушку, стирал его одежду, которую тот по привычке бросал где ни попадя, и незаметно клал свежую в шкаф, а еще — прятал его сигареты, потому что не годится юному волшебнику портить себе легкие так рано!
Как жаль, ах как ужасно жаль, что добрая хозяюшка Вальбурга сердится на своего старшего сына… а еще на обеих племянниц — для одной только госпожи Цисси по-прежнему открыты двери дома на Гриммо. Кричер делал ей кружевные блинчики с вареньем, взбитыми сливками и фруктами, а мисс Цисси благодарно улыбалась ему, и он смущался, неловко прикрывался ушами — она была так похожа на ангела! Кричер знал, что скоро госпожа Цисси выйдет замуж за волшебника Малфоя, и заранее переживал: хорошо ли будут о ней заботиться его непутевые криворукие эльфы? Помолвка была неожиданной, даже Кричер знал, что два Благороднейших и древнейших рода не ладили с незапамятных времен, — но госпожа Цисси была так счастлива, она порхала по дому легкокрылой ласточкой, и Кричер, хоть и переживал, был очень за нее рад.
— Кричер, у нас гости, накрой на стол!
Он встрепенулся и засуетился: заварочный чайник, сандвичи с огурцом… а ведь молочник-то с царапиной! Кричер в отчаянии потянул себя за уши и задумался. Если повернуть его другой стороной, возможно, достойные господа не увидят, не заметят… Он подхватил молочник и поставил его на поднос, отодвинулся, прищуриваясь. Не видно!
В столовой в ожидании доброй хозяюшки сидела красивая женщина, очень похожая на нее, и Кричер с сомнением присмотрелся: неужто госпожа Дорея? Женщина усмехнулась краем губ, и наваждение тут же исчезло: ну конечно, это вовсе не госпожа Дорея, а ее старшая сестра — просто Кричер стал подслеповат и туго соображает.
— Госпожа Кассиопея? — уточнил он, и женщина кивнула и склонила голову к правому плечу.
— Помню-помню тебя, хитрец, — сказала она грудным голосом. — Все служишь своей любимице? Ко мне ты идти не захотел, как ни звала.
— Добрая хозяюшка Вальбурга так любила глупого верного Кричера, — заюлил он, отступая от стола и склоняясь в поклоне. — Она бы очень скучала по своему старому никчемному эльфу…
— Ну да, ну да, — усмехнулась госпожа Кассиопея. — Впрочем, наши линии теперь и так сойдутся. Радуйся, Кричер: моя младшая дочь станет женой Сириуса. Будешь ли ты служить ей так же верно, как своей хозяйке?
— Кричер так любит добрую хозяюшку Вальбургу, — запричитал он, отступая еще на шаг, — Кричер так старается ей угодить… Кричер будет заботиться о славной госпоже Пандоре, он будет баловать славную госпожу, да-да, он обязательно будет!
— Баловать и служить — разные вещи, шельмец, — заметила госпожа Кассиопея. В ее голосе звякнула сталь, и Кричер поразился тому, как он умудрился спутать ее с младшей сестрой — голос той был бархатом темнее самой темной ночи. — Впрочем, иного я и не ждала. Поди прочь.
Примечания:
Пожалуйста, не забывайте про кнопку "Жду продолжения" — при выкладке глав я ориентируюсь на счетчик :)
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Саундтрек Вальбурги: https://www.youtube.com/watch?v=RYPWxymohWs
На Вальбургу, Реджи и Дорею можно полюбоваться здесь:
Вальбурга — https://ibb.co/WWZZTxC
Регулус — https://ibb.co/YjmVRXp
Дорея — https://ibb.co/pZxpFBH
Вдогонку вопрос: хотели бы себе такого упрямого, но верного эльфа или ну ее к Мордреду, такую опеку? ))
1) Мне не верится в то, что прям все Блэки жили на Гриммо, так что у меня ветвь Сигнуса с дочерьми обитала в поместье "Старые дубы" (моя авторская вольность)
2) Базой обоих десертов является безе, до которого Реджи большой охотник. Павлова — торт из безе и взбитых сливок, верхний слой — из ягод или кусочков тропических фруктов (в Великобритании — малины). Итонская путаница — смесь из ягод (чаще всего клубники), безе и взбитых сливок. Десерт получил своё название в честь Итонского колледжа.
Примечания:
Ну что, поехали дальше :)
Поликсена потянулась было за инжиром в меду, но передумала на полпути и устало откинулась на лежанку, глядя на иссиня-черное полотно звездного неба. Иногда она даже жалела, что в отличие от Пандоры, плохо разбиралась в астрономии: было бы очень забавно различать среди звезд старых знакомых — Кассиопею и Сириуса, Ориона и Сигнуса… Почти как ужин в семейном кругу, ей-Мерлин.
— Никак не могу поверить, что наша с Патроклом мать и твой, Люци, отец — сладкая парочка, — вслух протянула Поликсена: дразнить Малфоя на эту тему ей не надоедало. — Надеюсь только, что они не поженятся — для полного счастья мне не хватало только тебя в сводных братьях.
— Не напоминай, умоляю, — сквозь зубы процедил сидящий напротив Люциус, и Поликсена приподняла голову, чтобы полюбоваться на его перекошенное лицо — ну надо же, точь-в-точь средневековая гравюра о тяготах похода к цирюльнику. Так и не смирился, упрямец, — а ведь с признания Абраксаса прошло уже достаточно времени. Сама Поликсена отошла от первоначального удивления довольно быстро (она никогда не сомневалась в maman и ее способности получать желаемое правдами и неправдами), а Патрокл и того быстрее — он давно догадывался, что у Кассиопеи кто-то есть. И только Люций, маменькин сыночек, наивно веривший в то, что после смерти Аделины Абраксас примет целибат, по-прежнему дулся на коварного papa и на весь белый свет заодно. — Ужасно, просто ужасно.
— Ну что же тут ужасного? По-моему, вполне закономерно, — пожала точеными плечиками невозмутимая Нарцисса. В белом платье на греческий манер, собранном на одном плече драгоценной фибулой, она смотрелась в триклинии «Соцветия» очень гармонично, будто сойдя прямиком с античной фрески. — Абраксас любит риск, а в этом отношении Кассиопея даст фору любому дракону. Дорогой, он у тебя настоящий храбрец, можешь смело гордиться таким отцом.
Люций тяжело вздохнул, покачал головой и продолжил планомерно заливать свое неподъемное горе вином. Поликсена села удобнее, опираясь на левый локоть, и придирчиво оглядела накрытый стол. Барашек все же подгорел, лепешки подсохли, и мидии пахли как-то подозрительно. Все-таки до уровня пирушек тети Полидамии ей пока было далеко, но с каждым разом получалось все лучше и лучше: часть эльфов застала тетушку и еще помнила рецепты, которыми та потчевала своих гостей.
Разносолы и вино приходились на собраниях весьма кстати, хоть как-то поддерживая боевой дух: поиск крестражей шел ни шатко ни валко — ниточки постоянно обрывались, отбрасывая их далеко назад. На месте приюта Вула нынче высилась офисная башня, а его сотрудники, которые могли помнить славного мальчика Томми Риддла, или давно покинули этот мир, или впали в старческий маразм. К скользким негоциантам Горбину и Берку нужно было искать особый подход, лучше всего надежный рычаг давления, потому этот вариант был отложен в долгий ящик. Оставалось не так уж и много подсказок: амбициозный Гран-тур Лорда да его учеба в Хогвартсе. И Белла, разумеется, чтоб ее…
Поликсена вздохнула и все-таки закинула в рот медовый инжир и, воровато оглядевшись по сторонам, по-плебейски облизала сладкие, липкие пальцы: при мысли о мадам Лестрейндж у нее всегда начинало сводить скулы. Похоже на то, что визита в Азкабан все-таки не избежать, и во время него им в свите позарез нужен надежный легиллимент. Север, — жестко поправила себя Поликсена, — этим «легиллиментом» будет не кто иной, как Северус, и это означает, что придется взвалить на него еще одну неподъемную ношу…
— На днях мне пришла в голову любопытная идея, — подала голос Нарси, задумчиво накручивая на палец золотую ленточку из высокой прически. — Сириус на свободе, и Министерство официально признало судебную ошибку. Это значит, мы могли бы поднять волну в прессе и настоять на пересмотре других дел.
Поликсена подобралась, спустила ноги с кушетки и села ровно, пристально глядя на приятельницу — бледную, но настроенную весьма решительно. И так понятно, о ком речь, — Нарцисса никогда не оставляла надежду вытащить из тюрьмы старшую сестру. А вместе с ней и… внутри что-то несмело дрогнуло, словно медленно пробуждаясь ото сна.
— Лестрейнджи никогда не выйдут из Азкабана, — спокойно, как азбучную истину, сказал Люциус, и хрупкая надежда разбилась вдребезги, причиняя почти физическую боль. — Не смотрите на меня так, это не я придумал. Мы действительно можем лоббировать пересмотр дел и кого-то даже выпустят, но только не их.
— Почему это? — нахмурилась Нарцисса, зябко обнимая себя руками, и Люций глянул на нее с нежностью и сочувствием, как на маленькую.
— Все началось именно с ареста Лестрейнджей, — мягко напомнил он, поигрывая серебряным кубком. — Если бы Белла с присными не сунулась к Лонгботтомам, история могла бы пойти совсем иным путем. Ты ведь не забыла, на чем поднялся Фадж? Не возьми авроры Барти-младшего на горячем, Министром сейчас был бы Железный Крауч, а никак не Корнелиус. Нет, он никогда на это не пойдет… К тому же, давайте будем честны хотя бы с собой: они ведь действительно были в том доме. И, в отличие от мутного дела Сириуса, у их сомнительных развлечений был свидетель — на суде Барти заливался соловьем, пытаясь скостить срок.
— Наверняка есть какая-нибудь лазейка, — продолжала настаивать Нарцисса, неосознанно повышая голос, и Поликсена невольно посочувствовала ей: она была отлично знакома с этим отчаянием в глазах — видела его не раз и не два у собственного отражения в зеркале. — Мы можем хотя бы попытаться, лучше момента уже не будет! К тому же, если Белла выйдет на свободу, она может привести нас прямиком к своему крестражу, и никакой легиллименции не надо.
— Нарси, — вздохнул Люциус и, устало покачав головой, накрыл ее руку своей и легонько сжал ладонь. — Давай посмотрим правде в глаза: мы даже не уверены, существует ли этот крестраж на самом деле. Одно я знаю точно: мы положили немало сил на то, чтобы вернуть себе прежние позиции, и у нас только-только начало получаться. Если вступимся за Лестрейнджей, то совершим политическое самоубийство, да к тому же рассоримся с Фаджем — а он и так в последнее время косится на нас с подозрением.
Нарцисса вырвала ладонь, непримиримо скрестила руки на груди и отвернулась, тяжело дыша. Поликсена собралась было поддержать приятельницу, но Люциус, словно почувствовав ее намерения, немедленно повернулся и поймал ее взгляд.
— Ты же не хочешь потерять опеку над Поттером? — просто спросил он, и Поликсена поймала себя на том, что ее кулаки сжались сами собой. — Влезешь в это дело — уже не отмоешься. Вы с мальчишкой прикипели друг к другу, и это отлично, особенно в свете грядущей помолвки Панси и Драко, но твое опекунство по-прежнему висит на волоске. Рискнешь им ради призрачного шанса вытащить Лестрейнджей?
Поликсена не глядя налила себе вина и уткнулась в кубок. Жизнь не должна быть такой сложной, — с какой-то детской обидой и недоумением подумала она. Почему ей приходится постоянно выбирать между дорогими ей людьми? Гарри или Басти, Басти или Гарри — невозможный выбор, после которого хочется отмываться до содранной кожи…
— К тому же, мы не знаем, кто может хранить остальные крестражи, — ровным голосом продолжил Люций, баюкая свой кубок в ладонях и глядя в него с каким-то сомнением, словно пытаясь что-то рассмотреть на дне. — Допустим, один из них у Долохова, и благодаря нам старина Антонин выйдет на волю — что дальше? И не надо обманываться, что мы сумеем проследить за ним — Долохов зверь травленый. Достаточно одной удачной аппарации, чтобы он сбил нас со следа, и что потом? Здравствуй, Лорд?
— Иногда мне очень хочется хорошенько повозить тебя мордой по столу, — со вздохом призналась Поликсена, резким жестом отставляя свой кубок. — Как тебя Нарси терпит, такого рационального, — уму непостижимо.
— С трудом, как видишь, — с кривой улыбкой признал Люций и ласково, кончиками пальцев, дотронулся до обнаженного плеча жены. Нарцисса дернулась, как от ожога, но затем все-таки отмерла и прислонилась к нему, позволила погладить себя по светлым волосам. Поликсена отвела взгляд: несмотря на статус замужней дамы, ей все эти телячьи нежности точно не грозили. Не то чтобы она сильно страдала, но почему-то было обидно — самую малость.
— Кстати, о Дамблдоре, — совсем некстати сказала Поликсена, просто чтобы поскорее сменить тему. — Люций, так вышло, что у меня есть компромат на его протеже.
— На Люпина? — заинтересовался приятель и сел ровнее, напоследок чмокнув разомлевшую Нарциссу в высокий лоб. Поликсена с сожалением покачала головой: ее улов был помельче.
— На Хагрида: он нарушил Статут и напал на маггла. К тому же, до сих пор хранит свою палочку и использует ее наперекор вердикту суда.
— Хочешь отомстить Дамблдору за освобождение Сириуса? — предположил Люций с понимающей улыбкой. — Я думал, вы с Блэком нашли общий язык.
— Нашли-нашли, — отмахнулась Поликсена. Новый Сири пока что был ей в новинку, но вроде бы оказался типом понимающим, не чета самому себе в школьные годы. Он даже пытался думать, прежде чем трепать языком, — явление для прежнего Сириуса небывалое. — Директору полезно получить по носу, чтобы в будущем держаться от чужих семейных дел подальше.
— Неужто и доказательства есть? — усомнился Люций, закатывая до локтей рукава белой рубашки. В ней он смотрелся очень романтично, как какой-нибудь лихой пират, бороздящий семь морей под знаком «Веселого Роджера», — для полноты образа не хватало только пары пистолей и бутылки рому.
— Воспоминания пострадавшего — ребенка, между прочим! — и свидетелей, — довольно подтвердила Поликсена: все-таки приятно, когда собственные счеты и общепринятые понятия о справедливости совпадают. — И еще маггловские документы из больницы, где мальчишке удаляли наколдованный свиной хвостик.
— Мерзавец, — прошипела Нарси, ударив кулаком по раскрытой ладони. — Ребенка-то за что?
— Вот и я думаю, что ни за что, — поддакнула Поликсена. — Видимо, чтобы впечатлить Гарри, а может, из желания покуражиться над магглами. Кстати, не хотелось бы, чтобы имя Гарри где-нибудь всплыло. Как думаешь, есть шанс обстряпать все анонимно?
— Зайдем через Скитер и сошлемся на неравнодушного врача-сквиба, — решил Люций и осторожно поставил локти на стол, будто в любой момент ожидая получить между лопаток жалящее от гувернера. Поликсена усмехнулась: чем сильнее в них вколачивали правила этикета, тем слаще было нарушать эти самые правила во взрослом возрасте. — Рита напустит туману, а люди додумают леденящие кровь подробности сами. В Азкабан Хагрид, конечно, не поплывет, но место при Хогвартсе потеряет — впрочем, это и к лучшему, там ведь наши дети. Кстати, о детях…
— Люций, смилуйся, — простонала Поликсена, закатывая глаза. — Побойся Мерлина, выжига, Розабелла еще даже не родила, а ты уже мне всю плешь проел! Мы ведь договаривались: помолвка состоится, когда ребенку исполнится год. Год жизни, а не несчастные три месяца в утробе!
— Ты так отчаянно сопротивляешься, что я начинаю подозревать двойную игру, — опасно прищурился Люциус. — Какая разница, когда мы пожмем руки, почему бы и не сейчас? Только не говори, что вы с Патроклом опять передумали! И кого присмотрели в зятья вместо Драко, надеюсь, не Поттера?
— Никто не передумал, — холодно отрезала Поликсена, — но и торопиться нам тоже некуда. Люций, поспешишь — гоблинов насмешишь.
— Кое-кто слишком хитрый и слишком гладко стелет, — недовольно процедил Люциус. — Учти, Паркинсоны слишком крепко повязаны с Малфоями, чтобы снова идти на попятную. И, раз мы щеголяем пословицами, пегасов на переправе не меняют.
— Нарси, сделай с ним что-нибудь, иначе я за себя не ручаюсь, — беззлобно проворчала Поликсена, откидываясь обратно на кушетку. — Паранойя в чистом виде. Люци, может, тебе Сметвику показаться, травок попить?
— Лучше покажи Сметвику своего дражайшего супруга, — огрызнулся Люций, но напряженная линия его плеч заметно расслабилась.
— Уже, — развеселилась Поликсена. — Говорит «колдомедицинский феномен во плоти» и предлагает большие деньги за право увезти Сири в Париж в конце апреля. Я пока колеблюсь, набиваю цену — все-таки законный муж, не фунт изюму.
— И какие планы у Гиппократа на моего любимого кузена? — шутливо нахмурилась Нарцисса. — Да еще и весной в Париже?
— Будет показывать его своим коллегам на конференции, — закатила глаза Поликсена. — Со мной он даже до Блэкпула(1) не доехал, но где я, а где неотразимый Сири Блэк…
— И в чем заключается этот феномен? — против ожиданий Люциус не развеселился, а еще больше нахмурился и выстучал пальцами по столу рваный, тревожный ритм.
— Иппи твердит, что для своего анамнеза Сириус восстанавливается слишком быстро и полно, — пояснила Поликсена. — С учетом моих писем он ожидал увидеть развалину, а не вполне адекватного человека. Я там была — Сири вел себя как настоящий джентльмен и даже почти не заговаривался. Правда, это психически — с физическим здоровьем там все очень запущенно…
— Это подозрительно, — раздул точеные ноздри Люциус, словно гончая, почуявшая зайца. — Это его экстренное восстановление — это очень, очень подозрительно. Кто осматривал его перед пресс-конференцией?
— Тед Тонкс, — пожала плечами Поликсена, уже и сама настораживаясь. — Люци, да что за вожжа тебе под хвост попала? Разве это плохо? Чем раньше Сириус придет в себя и сможет жить самостоятельно, своим умом, тем скорее мы с ним разъедемся. Я уже все придумала: отправлю его в охотничий домик, а сама останусь на Гриммо. А по праздникам станем выходить в свет и изображать счастливую семью на радость домохозяйкам магической Британии.
— Само по себе это не плохо, но однозначно странно, — покачал головой Люциус и принялся выводить пальцем по скатерти замысловатые спирали. — Я в чудеса не верю и тебе не советую. Думай сама: кому нужен вменяемый Сириус Блэк и каким образом этот кто-то добился его выздоровления?
— Ну до выздоровления, положим, еще далеко, — рассудительно заметила Поликсена, скрещивая руки на груди в защитном жесте. — Мордред, Люци, умеешь ведь испортить настроение! Я только-только выдохнула спокойно, и тут на тебе — таинственный доброжелатель!
— Вот именно, — внезапно вскинулся Люциус, и лицо у него было самое просветленное, почти как у пифий древности. — Доброжелатель! Ну-ка, дамы, кто на короткой ноге с Тедом Тонксом, кто чужими руками затеял пересмотр дела Сириуса и кто любит причинять добро всем подряд?
— Дамблдор, — прошипела Поликсена и залпом допила горчащее вино. — Точно, Сири ведь говорил, что видел его среди министерских, а я не придала значения — он ведь у нас целый Верховный Чародей… Но зачем это директору?
— А Мордред его знает, — пожал плечами поскучневший Люций. — Я давно уже не пытаюсь понять его мотивы. Может, надеется, что опекуном Поттера станет именно Сириус. А может, спросит с него должок за выздоровление. Что бы это ни было, нельзя этого допустить, Блэк должен быть полностью на нашей стороне. Если хочешь продолжать воспитывать Гарри спокойно, рекомендую найти с Сириусом общий язык — и поскорее, пока к нему в гости не зачастили друзья из прошлой жизни.
* * *
Помедлив на пороге, Северус толкнул массивную дверь и вошел в учительскую, усилием воли сохраняя спокойное и отстраненное выражение лица. Коллеги уже собрались почти в полном составе, и это было неудивительно, педсоветы любило большинство: это была отличная оказия полакомиться выпечкой, почаевничать в приятной компании и собрать последние сплетни. Обстановка на них обыкновенно царила самая непринужденная и расслабленная, и Северус, скрепя сердце, не мог не отдать должное директору: в основном, это была именно заслуга Дамблдора.
Посреди кабинета стоял низкий и длинный кофейный столик, щедро уставленный едой и с обоих флангов окруженный двумя диванчиками, золотыми в зелень. На левом из них активно шушукались закадычные подружки Вектор и Синистра. На правом, подле сидящего во главе стола Альбуса, сидела МакГонагалл, даже сейчас держащая спину очень прямо, будто проглотила кол, а с другого конца, ближе к выходу, приютился Люпин — и по тоскливым взглядам Ремуса в сторону двери было заметно, что зверю в нем не больно-то нравятся закрытые помещения.
С торца стола широкий круг замыкали разномастные кресла и стулья: средневекового вида «трон» со спинкой жесткой даже на вид, занятый ерзающей Чарити Бербидж, уютное креслице с горой подушек, в которых утонула Помона, и низенький пуфик — любимое место Флитвика, позволяющее ему сохранить достоинство и не болтать ногами в воздухе. По левую руку от Флитвика стояло причудливое кресло-качалка, и в нем возлежала томная Трелони, пристально глядя в потолок и шепча себе что-то под нос. Северус промаршировал мимо и занял свое привычное место, как раз между Люпином и Бербидж. Тонко, тревожно звякнула чья-то ложечка, и в комнате воцарилась недоуменная тишина.
— Что-то случилось? — с сомнением спросил сидящий слева Люпин.
— Отнюдь, — чопорно ответил Северус и поддернул манжету. Ремус ухмыльнулся и поспешно уткнулся в чашку.
— Мне кажется, у меня затуманился третий глаз, — тоскливо промолвила сидящая напротив Трелони, приподнимаясь в кресле-качалке и настороженно присматриваясь к Северусу поверх своих стрекозиных очков. — Венера нынче в Рыбах, и она пагубно влияет на мою ауру.
— С Венерой все в полном порядке, дражайшая Сивилла, — мурлыкнул Север, наливая себе черный кофе из кофейника. — И с аурой, полагаю, тоже — я отсюда вижу, как она вся переливается.
Трелони задумалась на пару секунд, а затем захихикала, кокетливо прикрываясь платочком, густо расшитым мандалами и бисером.
— Ого, Северус, а вы умеете делать комплименты даме, — заявила она, стреляя в него густо подведенными глазками. А глаза-то голубые, — машинально отметил он. Можно сравнить с озерами, морем, небом и васильками.
— И одеваться, оказывается, тоже, — проскрипела Минерва. Вот уж кто на роль пассии никак не годился, и слава богу… — Мне ведь не мерещится, на вас действительно темно-синий камзол? Не черный?
— Истинно так, — с достоинством подтвердил он, отпивая кофе.
— Никогда не думала, что увижу на вас другие цвета, — с хитрой улыбкой сказала Аврора со своего диванчика. Над ее кандидатурой Северус раздумывал долго и основательно: идея найти даму сердца принадлежала именно Авроре, и она вполне могла бы подыграть ему, но интуиция подказывала держаться от Синистры подальше — уж очень она была себе на уме. — Что же случилось?
— Скоро весна, — философски заметил Север, отставляя чашку на стол. — Время перемен.
— Кстати, о весне, — вмешался Альбус с хорошим чувством момента. — Недавно ко мне обратились старшекурсники с ходатайством о проведении некоего маггловского праздника. Признаться, я не вполне уловил суть, но он как-то связан с церковью. И с военными врачами.
— День святого Валентина(2)? — участливо предположил Северус, заметив, что чистокровные преподаватели теряются в догадках. Минерва болезненно поморщилась и кинула на него неприязненный взгляд: полукровная дочь пастора прекрасно знала, что за праздник магглы отмечают в середине февраля, но как в рот воды набрала — видимо, идея была ей не по нраву. — Отлично, я всецело поддерживаю эту инициативу.
— А суть-то в чем? — с интересом уточнил Люпин.
— Обмен символическими сердечками, — отмахнулся Северус и, закинув ногу на ногу, сцепил руки на колене. — Совершенно безобидная и безвредная затея, детям это никак не повредит, даже наоборот. Первые робкие чувства, нежные признания, неуместное хихиканье на уроках…
— Северус, я начинаю за вас волноваться, — нарочито встревоженно заметил Флитвик, пряча улыбку в густых усах. — Вы ли это, в самом деле? Я бы ожидал от вас решительного противодействия, а не потакания этим безумствам.
— Чужая душа — потемки, — усмехнулся Северус и с удовольствием подлил масла в огонь: — К тому же, инициативу нужно поощрять, это одна из наших прямых задач как воспитателей.
— Но позвольте, кто будет этим всем заниматься? — процедила Минерва сквозь зубы. — Лично я беру самоотвод, мне глубоко противен этот шабаш.
— Предлагаю назначить ответственных за подготовку среди старшекурсников, — не стал уступать Северус. Сам по себе «праздник любви» волновал его мало, но это была отличная оказия протанцевать пару вальсов со своей избранницей, обеспечив этим почву для сплетен на годы вперед. А может, даже подарить ей роскошную валентинку — так сказать, наглядно подтвердить свой романтический интерес. — Все равно каждую весну старшие начинают сходить с ума, так пускай займутся чем-то полезным!
Коллеги колебались, переглядываясь друг с другом, и Северус кинул прямой взгляд через стол и решительно привлек на свою сторону тяжелую артиллерию:
— «Не можешь подавить — возглавь», вы согласны, Альбус?
— Прекрасная мысль, Северус, — отечески улыбнулся ему директор и пропустил свою роскошную бороду сквозь пальцы. — Детям и правда нужны праздники, мы, взрослые, порой об этом забываем. Учебный процесс в понедельник, безусловно, будет нарушен… но предположу, что один день простоя погоды не сделает.
— Старшекурсникам следовало бы усерднее готовиться к ТРИТОНам, а не вырезать сердечки из картона, — неодобрительно поджала тонкие губы МакГонагалл. — Альбус, кто именно вынес эту идею на ваш суд?
— Ну же, Минерва, — Дамблдор шутливо погрозил ей пальцем. — Ты же не собираешься наказывать студентов за проявленную инициативу? Боюсь, что в этом вопросе я полностью на стороне Северуса: как воспитатели, мы несем отвественность не только за знания наших выпускников, но и за их характер, силу духа и предприимчивость. Так сказать, воспитываем личность.
— Все вышеперечисленное является заботой родителей, — не согласилась МакГонагалл, нервными движениями разглаживая на коленях кружевную салфетку. — Наша задача как педагогов — позаботиться именно о знаниях.
— Как педагогов — безусловно, — храбро вступил в бой Флитвик, — но не как деканов.
— Я провожу встречи факультета каждую пятницу, — с энтузиазмом подтвердила Помона из своего вороха подушек, начисто игнорируя кислое выражение лица Минервы. — Мы зажигаем свечи, едим печенье и делимся впечатлениями о прошедшей неделе…
Дальше Северус не слушал — он краем глаза наблюдал за Трелони. Многоярусные ожерелья с крупными перламутровыми бусинами, бахромчатая сиреневая шаль, пышные светлые волосы, полускрытые причудливой чалмой… А что, прекрасный вариант. Взрослая интересная женщина, ну а что эксцентрична и нелюдима, так здесь это только на руку — никто не удивится, когда после вспышки роковой страсти они не сойдутся характерами. Можно было бы, конечно, остановиться на Бербидж или Вектор, но насколько Северусу было известно, обе были не прочь побывать у алтаря, а он туда отнюдь не стремился. Трелони же, казалось, была более чем довольна своей затянувшейся девичьей вольницей.
— А как обстоят дела на Слизерине, Северус?
Он моргнул и оглядел стол. Минерва ожесточенно разделывала круассан, Помона поощрительно улыбалась, а задавший ему вопрос Флитвик смотрел прямо на него, и его умные черные глаза смеялись.
— Как вы ведете воспитательную работу со своими «змеями»? — добродушно повторил он.
— На моем попечении весьма самостоятельные и беспроблемные дети, — пожал плечами Северус. — Они выносят из отчего дома четкие правила и обычно неукоснительно им следуют. Ну а если кто-то все же забывает о наставлениях родителей, я провожу беседу тет-а-тет.
— Неужто помогает? — скептически вскинула бровь Минерва.
— Они знают, что если не прислушаются ко мне, то им придется держать отчет перед своими отцами, — развел руками Северус.
— И что же почтенные отцы им сделают? — фыркнула МакГонагалл, наконец докрошив свой несчастный круассан. — Только не говорите, что они бьют своих отпрысков или ставят их в угол на гречку.
— Порой ваши идеи тревожат меня, Минерва, — вкрадчивым голосом заметил Северус, и кто-то справа не сдержал смешок: Помона? Флитвик? Или все-таки Сивилла? — Разумеется, никто никого не бьет. Просто семьи накладывают на своих потомков ответственность, и с каждым годом она растет, — таким образом их постепенно готовят к тяготам взрослой жизни. В сферу ответственности входит также достойное поведение в школе, потому у непослушания должна быть веская причина.
— То-то Сири Блэк был таким паинькой, — с нескрываемым сарказмом покачала головой Минерва, и молчаливый Люпин повернулся к ней и нехорошо прищурился.
— Думаю, разгадка этого парадокса в том, что, несмотря на традиционное воспитание, Блэк попал именно на ваш факультет, коллега, — промурлыкал Северус, глядя ей прямо в глаза, и МакГонагалл побелела от ярости. Он выдержал многозначительную паузу и великодушно отступил: — Впрочем, оставим эту тему.
— Напротив, давайте ее обсудим, — упрямо наклонила голову Минерва, игнорируя тяжелое, неодобрительное молчание остальных преподавателей. — Мы ведь собрались на педсовет, не так ли? Одной из его прямых целей является обсуждение проблем наших студентов. Так вот, Гарри Поттер проживает в одном доме с больным человеком, и меня волнуют его самочувствие и безопасность.
— Гарри Поттер, — ядовито заметил Северус, подаваясь вперед, — проживает в Хогвартсе девять месяцев из двенадцати и снова появится в доме своих опекунов только летом. До этого времени Блэк или окончательно свихнется, или пойдет на поправку.
— Есть еще пасхальные каникулы, — угрюмо напомнила Минерва. Как обычно, в их стремительную, полную яда перепалку никто не совался — они с МакГонагалл частенько не сходились во мнениях, и коллеги уже привыкли держаться от их словесных баталий подальше. — И мистер Поттер пока не подавал мне прошение о том, чтобы остаться в школе. Возможно, он просто боится обратиться к взрослым за помощью, признать, что поспешил принять опекунство леди Блэк, и наша задача…
— Мистер Поттер не боится никого и ничего, — перебил Северус, фыркая и скрещивая руки на груди. Без мантии это смотрелось не так эффектно, но все еще вполне однозначно. — Ни бога, ни черта, ни даже Сириуса Блэка. И я бы очень хотел посмотреть, как вы станете удерживать его в Хогвартсе, когда мальчишка спит и видит, как вернется обратно к крестному и его супруге. Вы ведь не забыли, что помимо Сириуса на Гриммо живет его жена? Здоровый и адекватный взрослый, все как по заказу.
— Сестра и дочь Пожирателей Смерти, — прошипела Минерва, и Северус закатил глаза. — Я собираюсь написать письмо в Попечительский совет и попросить о вмешательстве со стороны. С опекунством я ничего поделать не могу, но надеюсь, что попечители своей волей оставят Гарри в Хогвартсе на пасхальные каникулы… и, возможно, на летние тоже.
— Главой Попечительского совета является небезызвестный вам лорд Малфой, — заметил Северус, вызывающе разглядывая свои ногти, чтобы успокоиться, — он всерьез опасался, что может потерять контроль над лицом. Ход мыслей Минервы очень ему не нравился, но и высказаться напрямую он не мог: в самом деле, что ему до Гарри Поттера и Поликсены Блэк? Но и промолчать, позволить МакГонагалл просто взять и организовать очередной крестовый поход ради общего блага было выше его сил. — А лучший друг лорда Малфоя приходится Сириусу шурином. Помимо друга, у Люциуса еще есть жена, кузина Блэка. Учитывая все это, вы правда надеетесь, что Малфой даст вашей кляузе ход и позволит вам изолировать мальчишку в Хогвартсе? Минерва, я был о вас куда лучшего мнения.
— Северус, вы забываетесь!
— Минерва, ну что вам сделал несчастный Поттер? — Северус почуял слабину и продолжил гнуть свою линию, уводя фокус в другую сторону. — На «львином» факультете хватает неприкаянных детей. Рекомендую присмотреться к Лонгботтому — вот уж чьей семье не помешает проверка Попечительского совета. Или Вуд, к примеру, — он же за квиддичем света белого не видит, вот-вот завалит экзамены! У Грейнджер непорядок с социализацией… и я уже не говорю про близнецов Уизли, превративших Хогвартс в свой личный полигон!
— Друзья мои, довольно, — тихо, но веско промолвил Альбус, вскидывая ладонь. — Минерва, милая, запирать мальчика в школе, когда остальные ученики вольны вернуться домой, — так не годится. В таком возрасте дети плохо понимают, что подобное вмешательство — это вовсе не наказание, а попытка помочь. Мальчик только обозлится на нас и закроется в себе еще больше.
— Но Альбус…
— Так не годится, — с нажимом повторил Дамблдор, потягивая себя за бороду. — К тому же, на первых порах его опекуну действительно приходилось очень несладко, но судя по воскресной статье в «Пророке», он пошел на поправку: на днях Сириус покупал новую палочку в Косом и на колдофото выглядел весьма уверенно.
— Он ее не покупал, — скривилась Минерва. — Малфой использовал его как ходячую рекламу своему магазину и отдал палочку бесплатно. Низкий ход.
— Вам невозможно угодить, — не удержался от подколки Северус. — Блэку дали новый инструмент просто так, за здорово живешь, — и это низкий ход? Что бы вы сказали, если бы Малфой продал ему палочку? Что он обокрал несчастного сумасшедшего? Определитесь уже, ради бога.
— Северус, — мягко сказал Дамблдор, и он понятливо вскинул руки: ладно, мол, отступаю. — Ты ведь вхож в дом мистера Малфоя? Что говорит Люциус насчет состояния Сириуса Блэка?
— Что ему лучше, — с досадой признал Северус, отводя глаза. Дурацкая ситуация, — подумал тоскливо, потирая занывший висок. Если Блэку снова станет хуже, могут пострадать Гарри и Поликсена — если не от прямых действий Сириуса, то от желания прекраснодушных идиотов обезопасить мальчишку. Если же Блэк выздоровеет, дорогие Северусу люди будут довольны, но вот сам он… От тяжелых мыслей захотелось завыть, и он поспешил перевести стрелки, чтобы отвлечь от себя внимание: — И вообще, почему вы спрашиваете у меня? Из всех присутствующих с Сириусом был дружен один Ремус, он наверняка знает все из первых рук.
— Я видел его только на пресс-конференции, — тихо сказал Люпин, глядя на свои широкие мозолистые ладони так, будто там был написан ответ. — Я пока не готов встречаться с Блэком — больным или здоровым.
— Я бы все-таки попросил тебя навестить его на правах старого знакомого, — тоном доброго дедушки сказал Альбус, проникновенно глядя на Люпина поверх своих очков-половинок. — Если Сириус осознает происходящее и чувствует себя лучше, Минерва перестанет тревожиться за мистера Поттера, и все мы вздохнем спокойно. К тому же, вы с Сириусом сможете вспомнить школьные годы и закрыть пару наболевших вопросов. Я считаю, это будет очень, очень славно, ты со мной согласен?
* * *
Венди приложила руку козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца, и попыталась проследить за двумя стремительными точками на фоне ослепительно-синего неба с белыми росчерками облаков. Вроде бы Драко слева… или все же справа? Опять поменялись местами, а она только-только разобралась, кто есть кто!
Венди раздраженно фыркнула, убрала руку и искоса взглянула на Панси, безучастно сидевшую на пустой трибуне: локти на коленях, подбородок в чашечке ладоней, невидящие глаза смотрят куда-то вдаль. Счастливой будущая леди Малфой не выглядела.
— На месте Драко я бы на тебя обиделась, — заговорщически шепнула Лаванда, садясь рядом с ней, под наколдованным куполом теплого воздуха. Панси вздохнула и коротко кивнула.
— Знаю.
— Неужели он совсем-совсем тебе не нравится? — не поверила Венди, снова поднимая глаза к небу. Нет, решительно невозможно понять, что там у них происходит. И что мальчишки находят в полетах, уму непостижимо… Сколько бы она ни таскалась на квиддичные тренировки, но так и не смогла понять, почему некоторых так тянет в небо. Лаванде и самой не чужд был азарт, но ее влекли совсем другие схватки: будь в Хогвартсе дебатный клуб, она, пожалуй, вступила бы именно туда. Ну или на крайний случай сгодился бы и дуэльный…
— Драко отличный друг, — ровным голосом сказала Панси, садясь прямее и расправляя плечи, и добавила расстроенно: — В теории этого должно быть достаточно.
— Дружба это, конечно, хорошо, — с сомнением протянула Лаванда, машинально накручивая на палец золотистый локон. Старые привычки из времен, когда она строила из себя наивную дурочку, оказалось довольно тяжело вытравить. — Но неужели это и правда все? Просто друг — и ничегошеньки больше? Даже самую капельку?
— Откровенность за откровенность? — прищурила зеленые глаза Панси, поворачиваясь к ней, и Лаванда, помедлив, кивнула. Панси поколебалась и заговорила быстро и горячо, словно боялась передумать: — Драко очень старается, и мне больно видеть, как он лезет из кожи вон, чтобы мне понравиться, а я совершенно ничего не могу дать взамен. Он мой друг и заслуживает большего.
Она запнулась и добавила:
— К тому же, Гарри…
— Гарри, да, — эхом откликнулась Лаванда, слегка ошарашенная такой непривычной для Панси, болезненной откровенностью. Она помолчала, собираясь с мыслями. Обещания надо держать, откровенность за откровенность…
— Знаешь, он берет меня за руку только при тебе, — пробормотала тихо, кусая губы. Вообще-то Лаванда ничего иного и не ожидала — она с самого начала понимала расклад и не особо верила в то, что они станут встречаться по-настоящему, что бы там Поттер ни обещал… однако реальность все равно обидно щелкнула ее по носу. Она ревниво покосилась на Панси, но тут же одернула себя: какая, в конце концов, разница? Так уж вышло, что для Гарри свет сошелся клином именно на Паркинсон, и тут уже совершенно не важно, кто из них на самом деле красивее — Панси или Лаванда…
— Мне все это ужасно надоело, — внезапно разозлилась Панси, становясь до дрожи похожа на свою тетку, насмешливую леди Блэк. — Они оба словно рехнулись! Мы в школе всего-то полтора месяца, а я уже смертельно от них устала, хоть вовсе из спальни не выходи…
— О да, — криво усмехнулась Лаванда. Она тоже успела вконец вымотаться, и идея запереться в девичьей спальне с термосом чая и бутербродами начала казаться очень заманчивым планом.
Гарри и Драко вели себя странно: лучше всего их отношения в новом семестре определялись как «товарищеское соперничество». Они втихомолку соревновались во всем подряд: кто заработает больше баллов на уроках, кто лучше летает, а еще — кто красивее ухаживает… Последнее было хуже всего — если бы хоть кто-нибудь спросил ее саму, Лаванда предпочла бы, чтобы их с Панси в эти мальчишеские разборки не втягивали. Так Гарри уже неделю таскал ее на Астрономическую башню, чтобы подловить красочный закат над озером, а Драко не давал Панси спокойно поесть, придирчиво выбирая для нее самые лакомые кусочки.
— Отношения это зло, — убийственно серьезно сказала Панси, вставая и резкими взмахами ладоней расправляя на коленях форменную юбку. — Я к ним не готова, я их не хочу и за это время успела убедиться в том, что мне такое и даром не надо. Ума не приложу, что во всем этом находят менестрели, но лично я пас. Помолвки не избежать, но хотя бы в этом фарсе я больше участвовать не желаю.
— Вроде бы дальше должно быть лучше, — неуверенно промолвила Лаванда, истово молясь про себя, чтобы так и было. — По крайней мере, старшие девочки так говорили.
— Да? — усомнилась Панси, поворачиваясь к ней и хмуря темные брови. — И за счет чего же?
— Ну мы вроде как повзрослеем, — неожиданно для себя застеснялась Венди и заправила за ухо выбившуюся прядь. — Ну… поцелуи?
— На Астрономической башне? — скривилась Панси, скрещивая руки на груди, и Лаванда засмеялась, чувствуя, как вместе со смехом выходит напряжение этих странных зимних дней. Панси обвела широким жестом замок и кромку леса и скептически добавила: — Ты разве еще не налюбовалась на здешние виды?
— Ладно, башня отменяется, — со сдавленным смешком согласилась Венди и смахнула выступившие на глазах слезы. — Но вообще — в отрыве от всего, то есть… поцелуи вроде бы должны быть приятными.
— Может, и так, — легко уступила Панси. — Но от поцелуев в щечку я, если честно, ожидала большего.
— И как тебе? — напряглась Лаванда. Ей пока не целовали ничего — ни щечку, ни ручку, Гарри вообще было совсем не до этого: то ли дело обскакать Драко на Чарах или проследить ревнивым взглядом за Панси.
— Влажно, — подумав, неутешительно резюмировала приятельница. — И неловко. И почему-то мне, хотя целовал вообще-то Драко и никто его об этом не просил — я просто выбирала книгу в библиотеке и никого не трогала. Я даже ничего не поняла толком: он просто мазнул мне губами по щеке, покраснел и куда-то умчался.
— Вот оно как, значит, — расстроилась Лаванда. Влажно и неловко — не очень-то вдохновляющее резюме. На месте Драко она, пожалуй, тоже покраснела бы. Интересно, а как Малфой краснеет? Она готова была поставить галеон на то, что у него розовеют уши, а на скулах загораются едва заметные лихорадочные пятнышки. — И что, никакого трепета? Бабочки в животе не порхали? Голова не кружилась?
Панси взглянула на нее с заметным сомнением и беспокойством, и Венди весело фыркнула.
— Кэти Белл, — с легкостью сдала она своего проводника в мир взрослых чувств. — Мы с ней сидели вместе на тренировках команды — она как раз ногу потянула, ну вот от нечего делать и принялась меня просвещать. Сказала, если все сделано правильно, то должна кружиться голова, а если уж очень понравится — то еще и сердце заколотится. Бабуля тоже вроде бы что-то такое упоминала.
— Ну у меня ничего и нигде не колотилось, — внимательно слушавшая ее Панси расстроенно покачала головой. — Но учитывая нашу с Драко ситуацию, пример из меня так себе. Попробуй поцеловать в щечку Гарри — потом сравним впечатления.
— Ты что, совсем-совсем не ревнуешь? — удивилась Лаванда, и Панси пожала плечами и отвернулась, а затем подошла к перилам и оперлась на них, глядя вдаль. На фоне пронзительно-синего неба ее каштановые волосы казались еще темнее, почти черными.
— Мне кажется, со мной что-то не так, — глухо, на грани слышимости сказала она, и Венди встала и пристроилась рядом, встревоженно поглядывая на Панси. — Они оба мне дороги, и мне с ними хорошо и спокойно, но потом я слышу рассказы про все эти трепетания и томления, заглядываю внутрь себя, а там пусто и гулко, как в бочке. Или в склепе. Может, я вообще физически не способна кого-то полюбить…
— Ну что за глупости, — возмутилась Лаванда, качая головой. Уж от кого-кого, а от взвешенной и рациональной умницы Паркинсон она такого не ожидала. — Просто ты еще не готова. Вообще-то, — понизила голос Венди, отводя глаза, — про себя я думала, что уж я-то точно доросла до отношений с мальчиками, но теперь вот сомневаюсь… Оказалось, что одно дело — раздавать авансы и разрешать носить за тобой сумку, и совсем другое — действительно с кем-то встречаться… А тебе и вовсе не позавидуешь — когда там помолвка с Драко, летом?
— Надеюсь, что нет, — вздрогнула Панси, снова прикипев взглядом к мальчишкам, парящим в небе. — Ну почему я так реагирую? Что, ну что мне не так?
Лаванда сочувственно похлопала ее по предплечью. На бумаге все было так просто, — с тоской подумала она. Находишь удачную партию, привлекаешь к себе внимание, семьи заключают договор — и живешь дальше спокойно… Но когда на месте гипотетической «партии» оказался вполне реальный человек со своими предпочтениями и заморочками, стройная теория внезапно превратилась в настоящее этическое болото.
— Я слышала, старшекурсники продавили какой-то маггловский праздник, — припомнила Венди. — Вроде бы у них будет бал в Большом зале, а младшие соберутся своим кругом в гостиных. Будет игра в фанты, немножко танцев, чай со сладостями…
— Праздник? — недоуменно переспросила Панси, отвлекаясь от своих тяжелых мыслей. — Не припомню праздников в середине февраля…
— День какого-то святого, — пожала плечами Лаванда. — Что-то про любовь.
— И тут любовь, да что же это такое! — вспылила Панси, побелев от злости. — Такое чувство, что все вокруг сговорились. Ты же понимаешь, что это значит, правда? Эти двое наверняка попытаются перещеголять друг друга с усиленным пылом.
— Точно, — с досадой прикусила губу Лаванда. — Можем вообще не пойти. Останемся в спальне.
— Там наверняка окопается Грейнджер, — трезво заметила Панси, качая головой. — Провести в ее компании весь вечер, пока она выразительно, со значением, молчит — та еще пытка.
— Может, кто-то пригласит ее специально, — понадеялась Венди. — Например, шестой Уизли, они вроде как общаются. Мы могли бы предложить ему что-нибудь в обмен на приглашение для Гермионы…
— Нет, это не дело, — подумав, отмела идею Панси. — Во-первых, если Рональд проболтается, то Грейнджер будет пилить нас до самого выпуска. А во-вторых… ну пересидим мы праздник в спальне, дальше-то что? Это все краткосрочные решения, нужно мыслить стратегически. Предлагаю поговорить с Гарри и Драко начистоту.
— Драко вроде бы намекал мне на приватный разговор, — призналась Венди, щурясь от яркого солнца. — Передал записку вчера после Трансфигурации. Я попробую дать ему пару советов.
— Пойдет, — приободрилась Панси. — А я тогда поговорю с Гарри.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Про Гран-тур в реальной истории можно почитать здесь: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%80%D0%B0%D0%BD-%D1%82%D1%83%D1%80
* * *
Участники педсовета (горячо рекомендую взглянуть):
— Томная Сивилла Трелони: https://ibb.co/gMtxCK5
Ее песня: https://www.youtube.com/watch?v=ng2ddyEpsOA
— Чемпион-дуэлянт Филиус Флитвик: https://t.me/DamyParkinson/110 или https://ibb.co/SxVDXmz
— Заслуженный герболог Помона Спраут: https://t.me/DamyParkinson/111 или https://ibb.co/Wp014FP
— "Суровая шотландская женщина" Минерва МакГонагалл: https://t.me/DamyParkinson/112 или https://ibb.co/WkDRWFc
— Загадочная Аврора Синистра: https://t.me/DamyParkinson/113 или https://ibb.co/z6nc5CL
— "Всеобщий старший брат" Ремус Люпин: https://t.me/DamyParkinson/114 или https://ibb.co/qd4vBxD
Под руководством какого декана из "Дам" хотели бы учиться? ?
Я разрываюсь между Флитвиком и, неожиданно, Помоной.
1) Морской курорт в Англии
2) Вики: "властный и жестокий римский император Клавдий II пришёл к мысли, что одинокий мужчина, не обременённый женой и семьёй, лучше будет сражаться на поле битвы во славу Цезаря, и запретил мужчинам жениться, а женщинам и девушкам — выходить замуж за любимых мужчин. А святой Валентин был обычным полевым врачом и священником, который сочувствовал несчастным влюблённым и тайком от всех, под покровом ночи освящал брак любящих мужчин и женщин"
Примечания:
Я получила огромное удовольствие, пока писала эту главу )))
Надеюсь, вы получите сравнимое удовольствие, пока будете ее читать ❤️
Быстро идя по пустому коридору, Драко наколдовал Темпус и, со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы, ускорил шаг: он опаздывал, а заставлять даму ждать — это моветон. Очередное глупое правило, одно из многих, которые он выучил назубок и которые успели полностью его разочаровать. Драко мельком поймал свое искаженное отражение в начищенных до блеска рыцарских доспехах и на ходу пригладил растрепавшиеся волосы. В последнее время он болезненно относился к собственной внешности — незаслуженная холодность Панси все же сумела пошатнуть его прежде незыблемую самооценку.
Ну в самом деле, что ей не так? — с досадой подумал Драко, быстро спускаясь по ступенькам. Разве он не следует всем правилам куртуазного обращения? Он подает Панси руку на лестнице, ухаживает за ней за столом и дарит ни к чему не обязывающие, но приятные мелочи: свежие цветы, сладости и трансфигурированные безделушки. Он предлагает помощь с домашним заданием, сопровождает ее на уроки и в библиотеку и составляет компанию вечерами в гостиной. Для серенад у него не тот голос, к тому же это ужасно пошло, а для портретов еще не набита рука… Мордред, да Драко даже поцеловал ее в щеку — а это, между прочим, требует немалой решительности, он целый день готовился к этому ответственному шагу! И что получил взамен на все свои старания? Взгляды искоса, растерянное «спасибо» и вежливые улыбки одними губами…
Иногда Драко очень хотелось взять Панси за плечи и хорошенько ее потрясти, чтобы эта набившая оскомину маска воспитанной незнакомки треснула и сползла, снова обнажив ее настоящее лицо. Он ужасно соскучился. Когда над ними дамокловым мечом не висела перспектива помолвки, с Панси было просто здорово: весело и интересно, а еще очень уютно и тепло. Они отлично друг друга дополняли и понимали, между прочим, тоже — с полуслова, с полувзгляда, — так что же изменилось? Было обидно и горько, Драко ничем не заслужил такого обращения. За что Панси так его наказывает, лишая даже возможности просто поговорить с ней — настоящей?
Пожалуй, Драко злился. Да, он совершенно точно злился и нервничал, и особенно тошно было от того, что ему было не с кем поделиться своими переживаниями: Панси была недоступна, ускользала, как вода из горсти, что же касается Гарри… Драко вздохнул и с силой оттянул пальцами тугой воротник рубашки — тот внезапно стал жать.
Сегодня во время очередного «товарищеского» полета Драко поймал себя на мысли, что будь у него бладжер и бита, он бы с удовольствием пустил их в ход — Поттер явно нарывался. Он подумал это мельком, вскользь, когда Гарри с ухмылкой промчался мимо на одолженной метле, чиркнув прутьями по рукояти его «Нимбуса», и тут же почувствовал, как на спине выступил липкий холодный пот. Гарри нравился ему, он был его другом, и в глубине души Драко не считал себя злым человеком — но иногда желание поставить Поттера на место раз и навсегда было почти невыносимым.
Да, Гарри откровенно нарывался. Драко зря поверил во внезапно проснувшиеся чувства приятеля к Лаванде — видимо, она служила для хитреца только удобной ширмой. Он вспомнил разговор в поезде, надолго оставивший после себя неприятное послевкусие, и криво усмехнулся: зря только раскатал губу и понадеялся, что с собственником Поттером можно будет дружить как раньше. Драко уже не обольщался на этот счет: оказалось, Гарри совсем не умел делиться, и с каждым днем эта его черта, прежде не слишком заметная, проявлялась все ярче. Малфой даже немного сочувствовал Панси: даже если их помолвка не состоится, ее сбрендивший рыцарь отвадит любого другого жениха.
Впрочем, — тоскливо вздохнул про себя Драко, подходя к заброшенному кабинету, где была назначена его тайная встреча, — порой девчонок совершенно невозможно понять. Может, Панси считает это романтичным и проблемы не видит… Собственно, он как раз собирался попросить помощи с другой стороны баррикад — ему позарез требовался свежий взгляд на вещи.
Мнение старших парней он уже успел собрать и остался им недоволен. Вуд предсказуемо советовал водить невесту на квиддичные матчи («Свежий воздух, Малфой! Свежий воздух, солнце и адреналин! Вот увидишь — точно оттает!»), а «ворон» Хиллиард в лучших традициях Когтеврана предлагал начать с теории и подсовывал энциклопедию «Все, что нужно знать о взрослении».
Отчаявшийся Драко обратился даже к «барсукам», но помогло это мало. Общепризнанный сердцеед Диггори щедро напоил его какао с зефиром, обогрел своей улыбкой, поднял ему самооценку парой комплиментов и пообещал, что все обязательно наладится, но конкретных советов так и не дал; причем Драко обнаружил этот факт и заботливо повязанный на шею хаффлпаффский шарф уже на полпути обратно в «львиную» башню.
Он возлагал немалые надежды на факультет, который втайне считал своей настоящей альма-матер, но и тут не нашел понимания.
«Обаять собственную невесту, да еще и до заключения помолвки? — удивился красавец Берк, быстро переглядываясь с пожавшим плечами Пьюси. Драко специально вызвал на беседу именно их, потому что как Герберт, так и Эдмунд пользовались среди слизеринок успехом: первый брал классической внешностью и ядовитым чувством юмора, а второй покорял девиц харизмой и склонностью к эпатажу. Втроем они сидели в алькове возле панорамного окна с видом на озерные воды и любовались вальяжными карпами. — Позволь узнать, и зачем тебе это надо?»
«Задание отца, — сказал полуправду Драко, потому что в этот момент отчетливо понял, что настоящая причина будет немедленно осмеяна. Он просто хотел вернуть в свою жизнь прежнюю Панси — разве это так много? — Ну что, есть идеи?»
Берк ошарашенно затрепетал по-девчачьи длинными черными ресницами, а потом фыркнул и хлопнул ладонями по подлокотникам кресла.
«Лорд Малфой, конечно, тот еще романтик, — посмеиваясь, беззлобно заметил он, и Драко насупился. — Конфеты, цветы, комплименты — я так понимаю, это пройденный этап?»
«Конечно! — возмутился Драко, взбудораженно подпрыгивая в кресле. — За кого ты меня принимаешь? Я перепробовал ровным счетом все! Совершенно все, мы с ней даже танцевали!»
«Может, ты ей случайно ноги оттоптал, вот и не сработало? — добродушно поддел его доселе молчавший Эдмунд(1), и Драко опасно прищурился. — Шучу-шучу, полегче, Ваше Высочество. Знаешь что? Попробуй сразиться за нее на дуэли — некоторым девчонкам нравится, когда за их благосклонность соперничают. А у тебя, говорят, и визави подходящий имеется…»
«Мы трое — друзья, — стиснул зубы Драко под их сочувствующими взглядами. — Гарри просто переживает за подругу».
«Конечно, — елейно поддакнул насмешник Берк. — И именно поэтому ты так дергаешься, что даже пришел к нам за советом. Кстати, говорят, что лучший способ устроить личное счастье подруги — это самому на ней жениться».
Драко холодно помолчал, давая этим двум лохматым фестралам вдоволь проржаться, а затем твердой рукой вернул их в нужную колею.
«Поговори с ее подружками, Ромео, — сжалился Берк, когда наконец истощил весь свой арсенал двусмысленных шуточек. — Только именно с подружками, а не с Поттером — ты там осторожно, смотри не перепутай…»
Драко глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь обрести потерянное хладнокровие, и толкнул дверь в кабинет. Внутри, под светом голубоватого Люмоса сидела Лаванда, устроившись прямо на парте и легкомысленно болтая ногами в воздухе.
— Конспирация у тебя, конечно, так себе, — заявила она с усмешкой. — Где же условленный стук в дверь? Три долгих, два коротких и хлопок в ладоши?
— Что у вас за договор с Поттером? — с места в карьер ринулся Драко, стремительно подходя к ней. За что он ценил Браун, так это за то, что с ней можно было не держать лицо и не подбирать слова — в его нынешних условиях это было как глоток свежего воздуха.
На губах Венди зазмеилась довольная улыбочка, и Драко мимолетно пожалел, что выбрал на роль девушки героя именно ее — все-таки надо было остановиться на ком-то попроще. Тогда ему показалось, что они с Браун понимают друг друга и что цели у них совпадают — но стоило задуматься, сможет ли Драко контролировать человека, который мыслит теми же категориями.
— Мы с ним встречаемся, — важно сообщила Лаванда, накручивая на палец упругий локон. — Это когда мальчик и девочка…
— Настоящий договор, Браун, — процедил Драко, нависая над ней. — О чем — вы — договорились? Ты его ширма? До лета? А потом что?
— Тебе надо успокоиться, Малфой, — трезво и веско сказала Венди и, ловко вывернувшись, спрыгнула с парты, отступила на пару шагов и заложила руки за спину. — Истреплешь себе все нервы еще до помолвки, а ведь это вовсе не спринт, а марафон.
— Ну тогда хоть ты мне их не мотай, — неожиданно для себя пожаловался Драко, поворачиваясь к ней. — Лучший друг скрипит зубами, невеста шарахается по углам, а теперь еще и ты меня пилишь.
— А ты пришел сюда, чтобы отдохнуть душой в моей компании? — восхитилась Лаванда, и Драко тут же прикусил язык. — Ну надо же, я приятно тронута. За такое откровение и своего не жалко: Гарри обещал встречаться по-настоящему, но всем уже очевидно, что слово он не сдержал, впрочем, я и не надеялась… Я давала ему срок до лета, но если мне надоест, то закончу этот цирк раньше.
— Я так и знал, что вы сговорились, и это просто спектакль, — Драко в сердцах стукнул кулаком по парте. — Ты рассказала ему о нашем… сотрудничестве?
— Нет, — посерьезнела Лаванда, скрещивая руки на груди. — Я ему ничего не рассказывала: ни о нашем «сотрудничестве», как ты изволишь выражаться, ни о вашей с Панси помолвке… он случайно услышал, как вы ворковали, пока искали нас на Гриммо. Выводы сделал сам, а я просто вовремя вмешалась и спасла нам всем лицо. Здесь полагается овация, но ты в растрепанных чувствах, так что обойдусь.
— Я очень устал, — честно сказал Драко, боком присаживаясь на парту. — И уже вообще ничего не понимаю, все так запуталось… А что же ваши разрекламированные походы на Астрономическую — это что, тоже блеф?
— Туда мы и правда поднимались, — недовольно проворчала Лаванда. — Гарри вывел меня на площадку, повернул в нужную сторону, резюмировал, что закат очень красивый, и погнал обратно. Романтика по высшему разряду. Кстати, я тут пораскинула мозгами и решила, что ты мне должен — когда ты предлагал мне встречаться с Поттером, то скрыл, что он жуткий сухарь.
— Да никакой он не сухарь, — с досадой процедил Драко, потирая висок. — Гарри способен на широкие жесты, просто совершает их исключительно ради моей невесты. И ничего я тебе не должен, Браун: сумей ты увлечь его по-настоящему, купалась бы во внимании и заботе вместо Панси.
— То есть, в том, что Поттер неравнодушен к Паркинсон, виновата как бы я? — подбоченилась Лаванда. В мертвенном свете Люмоса она казалась богиней мести, грозной эринией, только живых змей в волосах не хватало. — Так и знала, что надо было слушать бабушку и держаться от тебя подальше! Ладно, Малфой, Мерлин с тобой — с вас даже сам Завоеватель(2) не смог стрясти долги, куда уж мне, скромной девице Браун…
— Переходим ко второму пункту повестки, скромная девица, — неожиданно для себя развеселился Драко. — Как мне ухаживать за Панси так, чтобы она общалась со мной как раньше, но при этом видела во мне будущего жениха?
— То есть, чтобы вы как бы дружили, но при этом были ближе, чем друзья? — нахмурившись, уточнила Лаванда и отрезала: — Так не бывает.
— У моих родителей это вышло, значит, и у меня получится, — парировал Драко. — Умные люди посоветовали поговорить с подружками Панси, и больше всего на эту роль подходишь ты, так что давай, не юли.
Лаванда прикусила губу и надолго задумалась.
— Ты уже предельно ясно заявил о своих намерениях, — наконец тяжело сказала она. — Отступи и прекрати преследовать Панси.
— И вовсе я ее не преследую! — возмутился Драко. — Между прочим, я ухаживаю за ней по всем правилам!
— Вот именно, — Лаванда посмотрела на него с жалостью, как на больного книззла. — Ты ухаживаешь точь-в-точь по схеме, а ведь она, между прочим, твоя подруга с первого курса. Малфой, ты знаешь Панси как облупленную — неужели не можешь угадать, что придется по нраву именно ей?
— Ей по нраву придется, чтобы все было как на первом курсе, — с ностальгией вздохнул Драко — он и сам был бы не прочь повернуть время вспять… — Но пойти Панси навстречу я не могу: Гарри точно ухватится за этот шанс. Он же гордится тем, что намеков не понимает, так что наверняка решит, что я просто сдался…
— И что же, Панси возьмет и с ходу упадет ему в объятия? — Венди усмехнулась и укоризненно покачала головой. — Если хочешь знать, ее вообще тошнит от всех этих страстей. Так что будь умнее, Драко, и оставь Паркинсон в покое. И на празднике веди себя с ней как с подругой, а не как с невестой… пускай Поттер дарит ей валентинки и приглашает на танцы — тебе это даже на руку, на его фоне ты будешь смотреться очень выигрышно.
— Сомнительная стратегия, — прищурился Драко. — Ты точно уверена, что это сработает?
— Конечно, — светло улыбнулась Лаванда, и на ее щеке заиграла ямочка. — Просто доверься мне.
* * *
Гарри как раз собирался искать запропастившуюся Лаванду, когда ему на колени медленно спланировал бумажный самолетик. Развернув его, он узнал почерк Панси, ровный и округлый, и поймал себя на том, что улыбается дурак дураком — потому что только идиоты расцветают при виде чужих посланий, даже не уяснив их смысл. Гарри нахмурился, собираясь с мыслями, перечитал записку, аккуратно сложил ее квадратиком и решительно встал с диванчика. Сидевший напротив Невилл пристально взглянул на него, перевел взгляд на бывший самолетик, который Гарри спрятал в нагрудный карман рубашки, и кивнул.
— Если придет Драко, скажу, что Панси в спальне, а ты ушел на поиски Браун, — буднично и без тени сомнения сказал Невилл, снова утыкаясь в учебник по Трансфигурации. — Только лучше поторопитесь — Малфой парень неглупый.
Гарри, помедлив, кивнул и зашагал прочь из гостиной, чувствуя гремучую смесь из удивления, досады на проницательность Невилла и радости от предстоящей беседы. Иногда чистокровные смешили его поиском скрытого смысла во всем подряд, но порой Гарри готов был признать их превосходство. Как умудрился Лонгботтом понять все по несчастному бумажному самолетику? Мало ли кто мог его прислать!
Если честно, то Гарри ожидал разговора по душам, но только сейчас, спеша к выходу из замка, он окончательно понял, насколько сильно переживал и скучал. Привыкание к новым правилам игры давалось Гарри с трудом: он никак не мог свыкнуться с тем, что теперь не волен в любой момент подсесть к Панси, как раньше, или шутливо потянуть ее за прядку волос, или без задней мысли задать сотню мимолетных вопросов. Оказалось, что за эти полтора года он привык спрашивать у подруги мнение по поводу и без и щедро делиться своим в ответ — и теперь невозможность делать это легко и непринужденно бесила его до звезд перед глазами.
Их с Малфоем лучшая подруга совершенно внезапно превратилась в невесту Драко, и отныне к ней было не подступиться. Место рядом с Панси в Большом зале теперь принадлежало исключительно Драко, и именно он передавал подруге дальние блюда и подливал в кубок сок. Даже в библиотеку они теперь ходили или вдвоем, совсем без Гарри, или вчетвером, с ним и Лавандой. И когда Панси делала домашку у камина, Малфой всегда занимал единственное место на диванчике обок с ней — даже когда сам бездельничал, а Гарри делал то же самое задание и хотел скооперироваться!
Драко вообще вел себя как самая настоящая собака на сене, и Гарри изнемогал от одновременного желания двинуть ему в нос и страха оттолкнуть друга еще сильнее. Так сложилось, что эти двое были его домом, но с каждым днем он все меньше понимал, как им дружить дальше. Было обидно, а еще неожиданно страшно.
Бояться Гарри тоже не привык и совсем не знал, как справляться с этим незнакомым чувством, — а потому очертя голову бросался в бой. Он соперничал с Драко во всем подряд, привлекая к себе его внимание, пускай и настороженное, злое, — Гарри годилось любое, потому что тогда страх полностью потерять их с Панси на время отступал, забивался куда-то в желудок, и Гарри казалось, что они втроем снова близки, совсем как раньше…
Панси сидела на пледе у кромки воды, под тенью старого кряжистого дуба, и отрешенно глядела вдаль — туда, где над черной зеркальной гладью плыли клочья белесого тумана. Гарри подошел ближе и сел рядом, чувствуя, как над ним смыкается наколдованный купол теплого воздуха. Панси повернулась и посмотрела настороженно, искоса, словно не была уверена в том, чего от него ждать.
— Чай, — промолвила, указывая глазами на трансфигурированную чашку и термос. — Еще есть бутерброды, будешь?
— Неа, — он подтянул колени к подбородку и обнял их руками, словно сидел в «домике». Напускная бравада и веселая злость, служившие ему броней, испарились совсем не вовремя, оставив наедине с опаской. Гарри тоже не знал, чего ожидать от Панси. Что он скажет, если подруга попросит его держаться подальше? Что если она не хочет, чтобы Гарри мешал им с Драко, путался у них под ногами, — как он тогда поступит? Отойдет в сторону, пытаясь угодить друзьям, или будет настаивать, защищая собственные интересы? Гарри устало и раздраженно потер лоб, но вслух сказал: — Хорошее место, очень спокойно тут.
— И мне нравится, — мягко улыбнулась Панси, оттаивая на глазах. — Пока я восстанавливалась на Гриммо, тетя рассказала, что они с мамой и их общим другом любили отдыхать под этим дубом. На этом самом пледе, представляешь? И термос тоже брали с собой…
— Здорово, — на словах порадовался за подругу Гарри, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой клубок тревоги и глухой звериной тоски. Возможно, стоило вести себя совсем иначе: смириться, позволить событиям идти своим чередом, надеясь, что ему все равно найдется хоть немного места в их с Драко новом мире на двоих…
— Здорово, — откликнулась эхом Панси, посерьезнев. — Гарри, с этой дурацкой помолвкой так вышло, что мы толком и не поговорили, и…
— Только давай не будем про помолвку, — не выдержав, взмолился он, и Панси озадаченно замолчала. Гарри правда ждал этого разговора, но оказалось, что ждать и быть готовым — это все же разные вещи. — Пожалуйста, давай притворимся, что мы о ней не знаем, и просто тихо посидим вдвоем. Я ужасно соскучился.
Панси задумалась, нахмурившись и глядя внутрь себя, словно решала сложную задачу с несколькими переменными.
— Нет, так не пойдет, — наконец с усилием сказала она. — Именно об этом я и хочу поговорить. Послушай… из-за этой помолвки вы с Драко словно помешались. Мы ведь друзья и отлично общались втроем; и я отказываюсь верить, что такой малости хватило, чтобы почти рассорить нас. Неужели правда никак нельзя обойтись без этого глупого соперничества?
— Малости? — не поверил своим ушам Гарри. — Панси, никакая это не малость.
Ну в самом деле, разве ей самой не тошно от того, что теперь они даже не могут побыть наедине, не прячась от Драко? Или, — Гарри подозрительно сузил глаза, — это только он страдает без общения с Панси, а она даже не заметила, что все перевернулось с ног на голову?
— Еще ничего не решено, — жестко сказала подруга, глядя на него в упор. — Но даже если и нет, мой вопрос остается в силе. Что изменилось, Гарри? Почему мы не можем дружить по-прежнему?
Он поменял позу, садясь по-турецки и избегая ее взгляда — вопреки здравому смыслу Гарри казалось, что стоит ему взглянуть Панси в глаза, как она увидит его насквозь и что-то о нем поймет, что-то, чего не понял и не принял даже он сам.
— Это никакая не малость, — обиженно повторил Гарри, горячо стыдясь собственной уязвимости. — И дружить по-прежнему мы и правда не можем — но вовсе не из-за меня, а из-за ваших дурацких чистокровных заморочек. Туда не ходи, сюда не гляди, Драко расстроится, Драко не поймет… — передразнил он Лаванду и Невилла, которые, будто сговорившись, отныне зорко за ним следили и одергивали на каждом шагу.
— Вот поэтому я и не хотела поднимать вопрос с помолвкой заранее, — вспылила Панси, и ее злость ярко вспыхнула, обожгла и тут же погасла. — И по-прежнему не хочу подстраивать под нее свою жизнь. Драко настоял на том, чтобы рассказать тебе как можно скорее, но сейчас я думаю, что зря согласилась.
Гарри задумался, отстраненно следя взглядом за мокрыми и темными листьями, влекомыми мимо слабым ветерком. Он действительно упрекал Малфоя в том, что тот не предупредил его заранее, но на самом деле Гарри хотел совсем другого — проснуться на Гриммо до Рождества и узнать, что все это страшный сон и помолвки никогда не было. Что его не о чем предупреждать.
— Молчишь, — разочарованно констатировала Панси после минутной паузы. И внезапно сменила тему: — Знаешь, кто был третьим в компании мамы и Поликсены? Никогда не догадаешься — декан Слизерина.
— Снейп? — удивился Гарри, сам не зная, что поразило его больше: что тот все-таки дружил хоть с кем-то или что этим загадочным «кем-то» оказались именно Поликсена Паркинсон и Каролина Стивенсон.
— Об этом следует помалкивать, — предупредила Панси, наливая себе чай в опустевшую чашку. — Но я хочу сказать другое: теперь я знаю, почему мамы не стало на самом деле. Тетя и декан сражались на дуэли, и она пострадала из-за рикошета. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Гарри?
— Нет, — соврал он, чувствуя, как ее железная логика медленно, но верно загоняет его в тупик. Он не хотел понимать и тем более давать обещаний, связывая себе тем самым руки, а все шло именно к этому. Что Гарри останется делать, если он даст слово не задираться к Драко? Притворяться, что его устраивает, как эти двое стремительно отдаляются? — Я не понимаю.
— Мне будет очень больно, если из-за меня ситуация повторится, — просто сказала Панси, настойчиво ловя его взгляд. — Я этого совсем, совсем не хочу. Пожалуйста, пообещай, что ты не будешь лезть с Драко на рожон.
— Ну какие дуэли, в самом деле? — через силу усмехнулся Гарри. — Разве у меня есть для них повод?
На самом деле, Панси опасалась напрасно: учебная схватка с манекеном в подвалах Гриммо раз и навсегда провела черту, за которую Гарри не переступил бы никогда в жизни — как бы ни хотелось.
— Действительно, — кивнула Панси, понимающе улыбаясь. — Повода у тебя никакого нет. Зато у тебя есть девушка, и она хороший человек. Гарри, Лаванда заслуживает того, чтобы ее брали за руку просто так, потому что тебе этого хочется, а не… по каким-то другим причинам.
— А если мне этого не хочется? — спросил Гарри, ступая как по тонкому льду.
— Тогда я сочувствую вам обоим, — сказала Панси, нахмурившись. — Я хотела бы, чтобы мои друзья были счастливы — и если не вместе, то по крайней мере порознь. Но ты все-таки присмотрись к ней. Это совершенно не мое дело, и я пойму, если попросишь не лезть, но Лаванда настоящая умница, и тебе с ней крупно повезло.
— Хороший друг Венди Браун, — пробормотал Гарри, и Панси склонила голову к плечу и посмотрела на него внимательно и остро. — Наверное, я действительно поторопился.
— Еще не поздно все исправить, — заверила Панси, наклоняясь вперед, заглядывая ему в глаза и кладя руку на колено в ободряющем жесте. — Попробуй встречаться с ней по-настоящему, а не для того, чтобы уколоть Драко побольнее, — и может, еще войдешь во вкус.
— Неужели наше соперничество было так заметно? — усмехнулся Гарри, смиряясь с поражением.
— Очень даже, — вернула улыбку Панси, убирая руку и садясь прямее. — Виды с Астрономической башни — это, конечно, сильный ход, но ты ставишь Драко в неудобное положение. Теперь ему придется удвоить ставки, а я к этому совсем не готова. Мне вообще не нужны приключения: всякие поиски подснежников в Запретном лесу, танцы под звездами и прочая ерунда.
— А что тебе нужно? — спросил Гарри, отрешенно беря в руки подточенный слякотью дубовый лист.
— Не знаю, — неожиданно растерялась Панси. — В романтическом плане вообще ничего, наверное. Девушка из меня вышла так себе, на троечку.
— Глупости, — возмутился Гарри, откидывая в сторону листок. — Это Драко тебе сказал?
Панси тяжело вздохнула и покачала головой.
— Пожалуйста, Гарри, хватит. Грядет день святого Валентина — ты наверняка знаешь этот обычай у магглов, — и, насколько я поняла, будут танцы, чаепитие и всякие обмены сердечками… Так вот, мы с Лавандой не хотим, чтобы приятный вечер превратился в рыцарский турнир. И вообще, давайте просто попробуем дружить одной общей компаний, безо всякого деления на пары. Как тебе мой план, хорош?
— План отличный, — признал Гарри, чувствуя надежду и одновременно смутное недовольство. — Но проблема не во мне, Панси, а в твоем… Малфое.
— В нашем общем Малфое, — строго поправила его Панси. — И с ним я тоже обязательно поговорю, можешь даже не сомневаться.
* * *
Никакому директору свою волшебную палочку Рон показывать не стал. Вот еще, скажут тоже. Советам близнецов Рон давно уже не верил: они у них сплошь и рядом были «вредными», и получив такой, лучшей стратегией было поступить как раз наоборот. К тому же, он не был уверен, что Дамблдор не отнимет палочку — к примеру, захочет вернуть ее Гарри или пустит на свои таинственные эксперименты. С него станется, директор — человек, с головой погруженный в науку и не думающий о приземленных вещах вроде денег, а для Рона эта палочка — выстраданная мечта, и лишних галеонов на новую у него нету.
К тому же, у него был самый настоящий страшный секрет: палочка оказалась волшебной не только по названию. С ней Рону все удавалось куда проще, чем с прежней: безропотно взлетали перья и столы, трансфигурация держалась намного дольше, и дуэльные заклинания тоже получались как по щелчку пальцев. Может, дело было в редкой древесине, или в сердцевине, а то и вовсе в личности ее прежнего владельца… по правде говоря, Рону было плевать на причины — просто с ней, с этой чудесной, по-настоящему волшебной палочкой он впервые в жизни почувстовал себя нормальным магом, а не жалким малосилком.
Он даже клал палочку на ночь под подушку — не то чтобы Рон всерьез боялся, что кто-то ее украдет, но так он засыпал быстрее, и сон его был глубже. Просыпаясь порой на рассвете, Рон любил нащупать ее успокаивающую рукоять и снова провалиться в сон, крепко сжимая ее в кулаке. Никто больше не подкрадется к нему, чтобы дунуть в лицо очередным экспериментальным порошочком, на который близнецы были такие мастаки…
Будь Рон более сентиментальным, он бы даже дал своей палочке имя, как поступали в старину. Имена палочек почти не сохранились в людской памяти, на слуху была разве что Старшая, она же Бузинная, но зато Рон навскидку мог назвать сразу несколько знаменитых мечей: первым на ум приходил Экскалибур, а еще верный Жуайёз, служивший самому Карлу Великому, и Дюрандаль, меч смелого Роланда(3)… Мама часто рассказывала Джинни старые легенды, и Рон волей-неволей запомнил их. «Рональд» звучало почти как «Роланд», и порой, играя во дворе «Норы», он представлял, что в руке у него вовсе не ломкий ореховый прутик, а самый настоящий меч из хищной стали.
Свою палочку он назвал бы «Саламандрой» — она была теплой на ощупь, у нее отлично выходило Инсендио, да и звучало грозно, врагам на устрашение. Было очень обидно опоздать с рождением на целую тысячу лет — сейчас, заяви Рон в гостиной, что у его палочки есть имя, его бы только обсмеяли… Холодные, равнодушные времена.
Правда, на успеваемости его новые достижения почти не отразились: видно, учителя зачислили его в вечные троечники и хорошие результаты приписывали везению. Рон даже не старался изменить их мнение о себе — пораскинув мозгами, он решил не привлекать к себе и к своей новой палочке лишнего внимания. За Бузинной охотились все кому не лень, вдруг кто-то поймет, какое сокровище случайно попало в руки Рону, и положит на него глаз? Особенную тревогу вызывали близнецы и бывший хозяин «Саламандры», Поттер, но тот, казалось, и думать забыл о своей верной остролистовой подруге. А может, ему секрет палочки и вовсе не открылся? Что если «Саламандра» ждала достойного хозяина? Эта мысль очень грела Рона.
Впервые в жизни он не собирался пускать вещи на самотек. Никто не должен отобрать у него эту палочку — Рон, наверное, умер бы на месте, потеряй он возможность нормально колдовать. Ему нужны были знания, а знания водились в библиотеке — вот туда-то он и направился, изо всех сил подбадривая себя фальшивым свистом.
Свободных столов не было, но возле дальнего стеллажа сидела всего одна девчонка, так что Рон набрал книжек (ох и тяжелые, неудивительно, что Гермиона бывает такой вредной!) и вознамерился ее потеснить. Девочка подняла на него глаза, улыбнулась куда-то ему за плечо и кивнула, снова возвращаясь к чтению. Почему-то Рону стало мучительно неловко.
— Мест нету, — пояснил он, оглядываясь на битком набитый читальный зал, — выглянувшее утром солнце уже спряталось, стало холодно и сыро, и на улице было совсем нечего ловить.
— Я не против, — спокойно сказала девчонка и поправила когтевранский шарф, укутавший ее почти по самые уши. Она выглядела смутно знакомой, где-то он уже видел эти светлые волосы и взгляд, одновременно удивленный и умиротворенный. Причем память почему-то подбрасывала вовсе не школьные коридоры, а окрестности «Норы» — может, одна из соседских дочек? — У твоих книжек хорошая аура.
— Чего? — удивился Рон и тут же захлопнул рот — прозвучало это как-то невежливо, грубо даже. Не умеешь говорить — нечего и начинать, — жестко отругал он себя и осторожно поставил стопку книг на стол.
— Аура хорошая, — терпеливо повторила девочка, поднимая на него глаза. — Сразу хочется заниматься уроками, а не баловством.
— Это здорово, — понадеялся Рон, садясь напротив и беря верхнюю книгу с некоторой опаской. Знать бы еще, что искать… — А погода-то мерзкая, — невпопад добавил он.
— Грядет снежный буран, — легко поддержала беседу когтевранка. Она вообще оказалась довольно гостеприимной и дружелюбной. — Хочешь конфету?
— Хочу, — машинально согласился Рон, чувствуя, как во рту привычно собирается вязкая слюна, и тут же отчаянно покраснел. — То есть, не надо мне никаких конфет!
— Она вкусная, — добавила девчонка с легкой улыбкой, словно совсем не обидевшись на его вспышку. — С ореховой нугой.
Нуга звучала аппетитно, хотя Рон не вполне представлял себе, что это такое. Орехи он, впрочем, очень даже жаловал… С другой стороны, близнецы давно отучили его брать сладости наобум — они часто придавали своим зельям именно эту форму…
— Да лучше ты сама ее съешь, — несмотря на это, великодушно отказался Рон, поглядывая на нее свысока. Ощущения от уступки были неожиданно приятными, куда приятнее, чем мимолетное удовольствие от съеденной конфеты. — А то ты тощенькая, налетит еще этот твой буран — унесет куда-нибудь в Норвегию, к инеистым великанам, и поминай как звали.
— Меня зовут Луна Лавгуд, — с готовностью подхватила когтевранка. — Если меня унесет буран, просто поднимись на самую высокую башню и трижды прокричи оттуда мое имя — вот увидишь, я тут же прилечу.
— На метле, небось? — напрягся Рон. С метлами дела у него обстояли неважно, и это было особенно обидно, учитывая то, как он фанател по квиддичу. Будет очень неприятно, если эта вот мелкая летает лучше него, да еще и в буран.
— На крыльях, — девчонка склонила голову к плечу и стала очень похожа на пушистого большеглазого совенка. — Я же будущий ворон. А что ты ищешь в книгах?
— У меня новая палочка, — неожиданно для себя доверился ей Рон, наклоняясь вперед и понижая голос. Девочка — Луна! — была странной, но вроде бы безобидной. — Хочу обезопасить от чужаков.
— А имя у твоей палочки есть? — загорелись глаза Луны, и Рон подумал, что если ее унесет буран, он обязательно поднимется на башню, даже если этот самый буран закрутит и его самого.
— «Саламандра», — важно сказал он, доставая палочку и бережно кладя ее между ними. — А я Рон. То есть, Рональд Уизли. Приятно познакомиться, что ли.
Примечания:
Пожалуйста, не забывайте про кнопку "Жду продолжения" — при выкладке глав я ориентируюсь на счетчик :)
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Мой Седрик: https://ibb.co/gjrTgw3
Мой Невилл: https://t.me/DamyParkinson/127 или https://ibb.co/tJzdxXM
1) Эдриан Пьюси может быть только один :) Превзойти Кукулькан я точно не смогу и даже пытаться не буду, так что считайте моего Эдмунда кузеном
2) Тот, который Вильгельм — Малфои по моей версии пришли на Острова в составе его армии
3) Рыцарь короля Карла Великого, остановивший мавров ценой своей жизни и воспетый в "Песне о Роланде"
Примечания:
Читатели просили Гермиону — ее есть у меня ?
Седрик перекинул ремень сумки через плечо и внимательно осмотрелся по сторонам. Узкий каменный коридор, ведущий в выходу из факультетской гостиной, был чист — отлично, значит, не зря он встал ни свет ни заря, чтобы избежать чужой компании. Не теряя времени, Седрик подошел к огромной бочке, вмурованной в стену и служившей «барсукам» дверью. Пригнув голову, он прошел сквозь нее, автоматически считая собственные гулкие шаги, — но едва Сед осторожно выглянул наружу, как из-под ближайшего факела к нему тут же метнулась юркая тень.
— Утро, — застенчиво пискнула тень и тут же попыталась взять его под локоть. Седрик незаметно вздохнул, вышел в коридор и позволил девочке уцепиться за свою руку — благо, зрителей не было, и ее репутации ничто не грозило (Сед давно уже понял, что воспитанные за Барьером барышни(1) совсем не беспокоились о своем будущем, и потому старался думать за них обоих). Девочка держала крепко, словно тонула в самый разгар бури, а Диггори был ее единственной надеждой на спасение.
— Доброе утро, красавица, — ласково сказал Седрик, сосредоточенно пытаясь припомнить ее имя. Та зарделась и неловко поправила упругий каштановый локон. Крисси, — рассеянно подумал Седрик. — Или Мэнди. Почему-то магглокровные девочки очень любили переиначивать свои имена, и для Седа запоминать все эти однотипные сокращения было настоящим испытанием. — Ты заблудилась? Давай-ка я доведу тебя до Большого зала.
Он легким движением поправил гриффиндорский шарфик на изящной шее своей спутницы, ободряюще улыбнулся и твердой рукой направил ее в сторону лестницы, ведущей наверх из подземелий. Девица краснела, запиналась на ровном месте и с каждым шагом хваталась за него все крепче. Седрик сжал челюсти, не позволяя доброжелательной улыбке сползти с лица, и зашагал быстрее, следя при этом краем глаза, чтобы его спутница не споткнулась уже по-настоящему. Кэти, — наконец решил он. — Точно, Кэти с какой-то простой фамилией. Бах. Или нет, Болл.
Седрик незаметно покосился на девочку и ловким движением перетянул ее тяжелую сумку себе на плечо. Кэти тихонько всхлипнула, словно готова была упасть в обморок, и поспешно отвела глаза. Сед внезапно вспомнил это лицо и в очередной раз неприятно поразился тому, как одно его присутствие кардинально меняло людей: Кэти Болл (или Белл?) была охотницей Гриффиндора и во время матча вела себя совершенно адекватно — носилась по полю стрелой, делала рискованные воздушные петли и всячески раздражала Седрика, раз за разом оставляя его охотников с носом.
Та амазонка в желто-красной форме и эта милая, потерянная девочка никак не могли быть одним и тем же человеком — но все же были, были… Седрик растерянно потер бровь костяшкой большого пальца и осторожно придержал Кэти на первой ступеньке. Ну же, скажи мне что-нибудь, — с отчаянием подумал он, пока они поднимались по лестнице в наэлектризованном молчании. — Ты ведь поджидала меня в такую рань не просто так. Какую книгу ты читала последней, незнакомая мне девочка? Что тебе нравится, кроме квиддича? Каким ты видишь свое будущее?.. И что ты знаешь обо мне, кроме того, что я хорошо смотрюсь на метле?
— Седрик, я… — начала Кэти, когда они поднялись наверх, и Сед ободряюще улыбнулся ей, но с грустью отметил, что лучезарная улыбка только сбила девочку с мысли. Очень, очень жаль. — С кем ты… ну…
Вообще-то Седрик не был склонен к злым шуткам, но иногда, когда на очередную поклонницу нападал приступ косноязычия, ему очень хотелось сказать что-нибудь эдакое. Увидеть, как глаза напротив изумленно расширяются, а на губах играет неуверенная улыбка, и дальше они начинают общаться легко и свободно. И в самом деле, с кем он — что? Проводит вечера в Ванной старост? Читает учебник по гербологии? Полирует палочку?
Почему никто не может просто поговорить с ним, как с обычным человеком, не заливаясь румянцем и не запинаясь через слово?
— Я не иду на бал, милая, — успокаивающе сказал Седрик вслух, и Кэти прикусила губу. — Я был бы безмерно счастлив, если бы ты составила мне пару, но я плохо танцую и не хочу отдавить тебе ноги. Поверь, ты еще скажешь мне «спасибо».
Он подмигнул, и Кэти, помедлив, кивнула и тяжело вздохнула.
— Ты классный, Диггори, — сказала неожиданно прямо и твердо, удерживая его взгляд.
Ох уж этот Гриффиндор, — с веселым умилением подумал Седрик. Кэти прищурилась и продолжила:
— Может, все-таки пойдешь со мной? Обещаю не жаловаться на твою косолапость. Или тебе слабо, капитан? — задиристо добавила она.
— Мне очень повезло, что я нравлюсь такой смелой и решительной девушке, — честно сказал Седрик и бездумно заправил ей за ухо выбившийся темный локон. Кэти поспешно накрыла его руку своей ладонью, но Седрик с сожалением покачал головой. — Ты заслуживаешь намного большего, львица. Кого-то, такого же храброго, как ты. Кого-то, кто будет сторожить тебя, чтобы пригласить на праздник, — а вовсе не наоборот.
— Трус, — криво усмехнулась Кэти, но руку все же отпустила. — Сладкоречивый и ужасно привлекательный трус. Я даже не могу толком на тебя обижаться, Диггори. Как тебе удается отшивать меня так, чтобы я продолжала считать тебя самым классным парнем на земле?
— Годы практики, — тяжело вздохнул Седрик и поднес к губам ее узкую, но сильную ладонь. Он ненавидел отказывать людям. Было бы намного проще, если бы он не заботился о чужих чувствах — но мысль о том, что Кэти будет страдать из-за его холодности, была Седрику невыносима. В жизни и так было слишком много страданий и несправедливости, чтобы еще и он добавлял масла в огонь. — Видит Хельга, я ничем не заслужил такое теплое отношение к себе. Я действительно трус, милая, а еще — злодей, потому что будь я по-настоящему хорошим парнем, я без сомнений согласился бы пойти с тобой на бал.
— Никакой ты не злодей! — горячо воскликнула Кэти и стукнула его кулачком по груди. — Ну почему, почему я тебя защищаю?!
— Не знаю, — развел руками Седрик. Он и правда не знал, что все они в нем находили. В Хоге были парни красивее и интереснее, отчаяннее и умнее, но девочки почему-то тянулись именно к нему, словно одним своим существованием Седрик обещал им что-то эдакое, о чем сам и понятия не имел. Ну не в какао же дело, в конце-то концов! — Честное слово, милая.
— Ладно, Диггори, твоя взяла, — взяла себя в руки Кэти и забрала у него свою сумку. Седрик малодушно порадовался тому, что плакать она не стала — выдержать женские слезы для него было сложнее всего. — Меня утешает только одно: по крайней мере, остальным ты тоже дашь от ворот поворот. Дашь ведь?
Кэти хищно прищурилась, и Седрик снова с печалью вспомнил то, какой свободной, раскованной и решительной она была на поле. Почему ни одна из этих девочек не может просто оставаться собой? — расстроенно подумал он. Может, кто-то сглазил его в детстве?
— Конечно, — тепло пообещал Седрик, и Кэти заметно успокоилась и приободрилась. — Пообещай хорошенько повеселиться там за меня.
— Заметано, — усмехнулась Кэти и, юркнув змеей ему под руку, быстро и легко чмокнула Седрика в губы.
Мимолетный поцелуй заставил его застыть на месте, а затем воровато оглядеться по сторонам: ну вот о чем она только думает? Жестокий сердцеед Диггори и его очередная невинная жертва — неужели Кэти совсем не заботится о том, что о ней станут судачить злые языки?
— Ну вот, теперь могу хвастаться, что украла поцелуй у неприступного красавца, — невесело усмехнулась она.
— Смелая, хитрая, да еще и с чувством юмора, — скрепя сердце похвалил Седрик и, отмерев, галантно подставил ей локоть. — Пойдем на завтрак, львица. Для меня будет честью сопровождать тебя.
Кэти шла совсем иначе, чем в подземельях, — высоко держа голову и довольно поглядывая по сторонам, — и Седрик тихо вздохнул: жалеть себя недостойно мужчины, но иногда ему бывало очень обидно. Порой во время таких прогулок по школьным коридорам Сед чувствовал себя значком префекта, который принято начищать до блеска и цеплять на самое видное место, чтобы вызывать у окружающих зависть и восхищение. Неожиданно для себя он с тоской вспомнил, как застал соседских детей за игрой в шахматы в библиотеке: дочь мистера Лавгуда на ходу изобретала все новые правила, а мальчик, один из младших Уизли, неожиданно терпеливо поправлял ее. Седрик хотел было поздороваться и завязать доброжелательный разговор о погоде и природе, но эти двое были так поглощены своим маленьким уютным мирком и друг другом, что он остро почувствовал себя лишним.
В той сцене не было ровным счетом никакой романтики, но Сед никак не мог выбросить ее из головы — ему хотелось тоже сидеть так с кем-то, и чтобы этот кто-то просто говорил с ним, не думая о том, как потом будет хвастаться такой удачей подружкам. Они обсудили бы последние научные открытия и прочитанные книги, увлечения и наболевшие проблемы, а потом, может, даже добрались до сокровенных мечтаний и страхов… Седрик кинул быстрый косой взгляд на Кэти и снова вздохнул: вопреки популярности иногда ему бывало очень одиноко.
* * *
Цветы стояли на трехногом столике у французского окна, в невысокой крутобокой вазе. Нарцисса отлично помнила эту вазу — бело-золотая амфора, опоясанная меандром(2), была подарком свекра на десятую годовщину их с Люцием свадьбы. Охапка нарциссов — белоснежных, с венцом из широких лепестков и ароматной солнечно-желтой сердцевиной, — смотрелась в ней просто изумительно, и Нарцисса невольно залюбовалась получившимся натюрмортом.
Сидящий рядом Люциус очевидным образом был с ней не согласен: он смотрел на цветы с выражением крайнего отвращения, так, словно видел на их месте ядовитых многоножек. Рядом с вазой возлежало роскошное золоченое яблоко с вырезанным на кожуре коротким посланием — всего одно слово. Нарцисса подошла ближе, взяла плод в руки и прочитала вслух:
— «Прекраснейшей». Люци, дорогой, я и так знаю, что я вне конкуренции. Но за яблоко спасибо, оно очень красивое — положу его на туалетный столик и стану любоваться им перед сном. И где ты умудрился достать нарциссы? Обычно их не найти до самого начала марта.
— Букет, — процедил муж, повернувшись боком и упорно глядя в окно — туда, где под снежным одеялом коротали зиму кусты роз, — не от меня. Эта игрушка — тоже. У тебя очень изобретательный поклонник, дорогая, настоящий затейник.
Нарцисса нахмурилась и положила яблоко обратно, подавив безотчетное желание вытереть пальцы об подол платья.
— И это уже не первый его подарок, — нарочито спокойно продолжил муж, но пальцы, барабанившие по столешнице стаккато, выдавали его с головой. — До этого было ожерелье из черного жемчуга — подозреваю, намек на твою девичью фамилию. А еще раньше — плод граната, но вместо зерен были настоящие камни… Кто-то балует тебя, Нарси, — опасно мягким тоном подытожил Люций. — Не подскажешь мне его имя?
Нарцисса испытующе взглянула на него. Она любила дразнить мужа — но исключительно потому, что обычно его подозрения не стоили выеденного яйца. Случайный взгляд, повторное приглашение на танец, удачный комплимент — Нарцисса знала, что по-настоящему за этим ничего не стоит, и, хоть они с мужем никогда не говорили об этом в открытую, она догадывалась, что Люциус тоже прекрасно об этом осведомлен. Их драматичные скандалы горячили кровь, разбавляли серость будней и в целом держали их обоих в тонусе.
Роскошные подарки от неизвестного поклонника, да еще такие недвусмысленные и настойчивые, лежали в совершенно иной плоскости. И то, что Люциус позволил им попасть в дом и молчал столько времени, а теперь сидел, как кот в засаде, внимательно следя за ее реакцией, тоже настораживало — обычно он вспыхивал, как спичка, и едва мог дождаться возвращения в мэнор.
— Люций, — твердо сказала Нарцисса, пожалуй, впервые не испытывая ни малейшего желания раззадорить ревность мужа, — я понятия не имею, кто отправитель.
— «Прекраснейшей», — медленно, чуть ли не по слогам, повторил Люциус, катая желваки, и его голос был полон яда. — Кое-кто возомнил себя Парисом — и правильно, тот тоже плохо кончил(3). А ты, видимо, Афродита, богиня любви и красоты. В целом, я согласен с такой высокой оценкой, однако…
— Это не Патрокл, — быстро сказала Нарцисса, внезапно осознав, куда он ведет. — Я уверена.
— И что дает тебе эту уверенность? — повернулся к ней Люциус, и его серые глаза смотрели очень пристально. — Паркинсоны никогда не забывали о своих корнях. Гранат Персефоны(4), жемчуг Афродиты(5), яблоко из садов Гесперид… очень характерные презенты. Только не говори мне, что Патрокл женат — мы оба знаем, что их с Розабеллой союз построен отнюдь не на страстной любви.
Он замолчал и взглянул на вазу еще раз — так, словно едва удерживался от того, чтобы расколотить ее об стену. Нарси невольно задумалась о том, кто поставил цветы именно в эту вазу, кто бережно расправил их нежные лепестки и положил яблоко рядом: домовики или сам Люциус?
— Может, все это время Патрокл сходил с ума именно по тебе, — тихо добавил Люций, и Нарцисса со всей ясностью поняла, что эти недели наедине со своими страхами не прошли для него даром. Так вот, значит, как ревнует ее муж по-настоящему — когда всерьез подозревает обман… — Может, на самом деле мой лучший друг закрылся от нас в мэноре, потому что понял, что больше не в силах врать мне в лицо и видеть тебя замужем за другим. Знаешь… с Патроклом у тебя могли бы быть еще дети…
Нарцисса тяжело вздохнула и опустилась на колени рядом с ним, взяла его руку в свои ладони. Люциус смотрел на нее исподлобья, угрюмо и недоверчиво, но она знала, что за его настороженностью скрывается всепоглощающий и не рассуждающий страх. Нарциссу всегда умиляло то, как отчаянно Люций боялся потерять ее. Иногда его ревность смешила, иногда раздражала, иногда раззадоривала, но Нарси никогда по-настоящему не обижалась на Люциуса — она понимала, что дело вовсе не в отсутствии доверия.
Она отдавала себе отчет в том, что даже самые приближенные к их семье люди искренне не понимали, почему из них двоих ревнует именно Люций. Нарцисса примерно представляла, что все они видят: красавца, словно сошедшего с мраморного постамента, умного, ироничного и обаятельного мужчину, по которому тайком вздыхали дамы всех возрастов.
Но Нарси также знала, что несмотря на то, что умом Люциус осознавал все свои положительные качества, глубоко в душе он никогда не чувствовал себя по-настоящему в безопасности. Парадокс Малфоя: непоколебимая вера в то, что любят за достижения, что в любой момент земля может уйти у него из-под ног — потому что Нарцисса опомнится, осмотрится вокруг и найдет себе кого-то получше. Кого-то без Метки на предплечье и без крестража Лорда в тайнике. Без вредного отца и фамильной вражды между их семьями. Ну или хотя бы кого-то, над кем не довлеет вековое проклятье…
— Мне больше никто не нужен, — тихо и веско сказала Нарцисса, глядя на Люциуса снизу вверх и переходя сразу к сути. — Другие могут быть умнее и хитрее тебя, сильнее и удачливее… даже красивее — хотя видит Мерлин, мы оба знаем, что это невозможно, — но мне подходишь именно ты.
— Отец всегда приближал к себе Патрокла, — невпопад ответил Люций, и в его голосе прозвучал отголосок давней детской обиды. — Восхищался его обстоятельностью и практичностью, приводил его мне в пример.
Нарцисса погладила его ладонь и нежно поцеловала ямку между большим пальцем и указательным.
— Приам наверняка делал то же самое, только наоборот, — рассудительно сказала она, прикладывая безвольную ладонь мужа к своей щеке. — Наши отцы не умели воспитывать иначе. Так что Паркинсон твердил сыну, что это ему нужно стараться лучше, потому что у Малфоев наследник удался на славу: красивый, умный и обходительный…
— Это я? — неуверенно уточнил Люциус, и Нарцисса почувствовала, как ее горло болезненно сжалось. Она истово надеялась, что им удалось воспитать Драко совсем иначе — дать сыну полную уверенность в том, что его любят просто так, независимо от результатов. Иногда Нарциссе очень хотелось получить хоть какое-то подтверждение успеха, но что-то подсказывало ей, что это невозможно. Они сделали все, что могли, — и теперь им остается только ждать…
— Конечно, ты, — ласково подтвердила Нарцисса вслух. — Но это не важно, Люций. Когда-нибудь ты станешь старым и морщинистым и будешь опираться на свою трость по-настоящему, а не для виду, но для меня ничего не изменится.
— А вот ты никогда не будешь старой, — горячо заверил ее Люциус, притягивая к себе и лихорадочно целуя в лоб. И добавил с несокрушимой уверенностью, которая очень льстила Нарциссе: — Это совершенно невозможно.
— Как и то, что подарки мне слал Патрокл, — вернулась к прежней теме Нарси, и ладонь Люциуса в ее руках сразу напряглась. — Между нами совсем ничего нет, но просто так ты мне не поверишь, так что я зайду с другой стороны: это было бы слишком очевидно. Ухаживать за мной прямо у тебя под носом, да еще и черпая вдохновение из мифов, — это ведь не его почерк, дорогой.
По крайней мере, Нарцисса очень на это надеялась: Паркинсона она знала куда хуже, чем сам Люций, друживший с Патроклом с далекого первого курса…
— Возможно, — нехотя уступил Люциус, вставая и осторожно поднимая ее с колен. — Кто-то пытается выбить меня из колеи, посеять между нами всеми зерно раздора.
— У этого мерзавца ничего не получится, — горячо заверила его Нарцисса и повела за собой — прочь от нарциссов, теперь пахнущих слишком приторно и сладко, прочь от мордредового яблока и от разъездающих душу сомнений. Люциус не упирался, но шел медленно, словно до конца не владел собой, и она безапелляционно объявила: — Сегодня у нас будет выходной. Никаких важных встреч и работы в кабинете допоздна.
— Я не могу, — пожаловался Люций, но зашагал быстрее. — Нужно хорошо подготовиться к визиту в Азкабан. А еще убедить Северуса помочь нам — ты ведь знаешь, какой он упрямый…
— Оставь его на Поликсену, Люци, — без твоего присмотра мир не рухнет в пропасть, — Нарцисса повернулась, положила руки ему на плечи и привстала на цыпочки. Легонько лизнула мочку уха, а затем, не сдержавшись, фыркнула — неуклюжие отговорки Ликси не переставали ее веселить: — Северус наверняка к ней прислушается — они же… как это теперь называют… близкие друзья, вот.
* * *
— Мисс Грейнджер, пожалуйста, задержитесь.
Выходившая последней Гермиона застыла и медленно повернулась к возвышению, увенчанному преподавательской кафедрой. Профессор Флитвик стоял рядом с трибуной и вежливо улыбался.
— Присядьте, мисс Грейнджер, — предложил он, указывая рукой на парты первого ряда, и Гера послушно села за одну из них, поставив сумку рядом с собой. Все-таки завалила контрольную, вот балда, — мелькнула у нее паническая мысль. Да нет, нет, не может быть! Разве что… предпоследний вопрос — Гермионе казалось, что она полностью раскрыла ответ, но что если один из тезисов был выбран ею неверно? Или сам вопрос был с подвохом? Гера досадливо покачала головой: она терпеть не могла, просто-напросто ненавидела вопросы с подвохом всеми фибрами души.
— Скажите, мисс Грейнджер, — профессор Флитвик заложил руки за спину и качнулся туда-сюда на носках. Когда Гермиона впервые увидела его, то удивилась и даже посочувствовала, но вскоре она поняла, что этот человек не нуждался в чужом сострадании. Да, профессор Флитвик был карликом — Гера гордилась тем, что называет вещи своими именами, — но сила его личности и ума полностью затмевала этот факт, и после первого семестра Гермиона совсем перестала обращать внимание на его внешность. Ум — вот что по-настоящему прекрасно в человеке… а профессор Флитвик был потрясающе умен. — Скажите, вам нравится мой предмет?
— Конечно! — выпалила Гермиона, заливаясь горячей краской от лба до шеи, но после пары глубоких вдохов все же сумела взять себя в руки. — То есть, да, сэр, я очень люблю Чары. Вы…
Она глубоко, до боли в груди, вздохнула и продолжила тоненьким голоском:
— Вы чудесно преподаете их.
— Мне лестно это слышать, — улыбнулся профессор, но его глаза оставались холодны.
И правильно, — с готовностью подумала Гера, — было бы странно, если бы такой умный человек легко поддавался чужим комплиментам.
— Но меня интересует другое, — продолжил он. — Я заметил, что вы прекрасно справляетесь, когда мы повторяем выученные прежде заклинания, но новые чары даются вам с трудом. Меня это беспокоит.
— Я… — начала было Гермиона, но внезапно поняла, что на самом деле она не знает, что тут сказать. В отличие от профессора Флитвика — тот уж точно знал, что говорил: Гера действительно не любила занятия, на которых они только начинали разучивать новые заклинания. Те выходили из рук вон плохо и иногда вовсе не получались — ни с первого раза, ни со второго, а некоторые даже и с третьего. Гермиону это бесило. — Вы правы, сэр.
— А беспокоит меня это потому, — продолжил профессор, благодушно кивая, — что настоящее мастерство в Чарах невозможно без готовности пробовать новые вещи и терпеть поражение раз за разом. Чары — это творческий предмет, мисс Грейнджер. Вы меня понимаете?
Гермиона деревянно кивнула, опустив глаза и судорожно стискивая в побелевших пальцах кожаный ремень сумки. И тут творческий предмет… почему все школьные дисциплины рано или поздно оказываются творческими?! Где же предметы, которые не требуют нестандартного мышления? Неужели во всем волшебном мире нет ни одного раздела науки, где мог бы блистать человек, подобный Гере, — обстоятельный и взвешенный, готовый тренироваться до упаду, оттачивать движения, слова и жесты снова и снова, пока не будет достигнут идеал?
— Я вижу в вас большой потенциал, мисс Грейнджер, — мягким тоном сказал профессор, и Гермиона с надеждой подняла на него глаза. Он улыбался, и она неловко растянула губы в ответной улыбке, хотя на душе у нее скребли кошки. — Рискну предположить, что вы сможете без проблем сдать школьные экзамены, а также СОВы и даже ТРИТОНы на высший балл…
Гермиона почувствовала, что ей внезапно перестало хватать воздуха. ТРИТОН по Чарам на высший балл… Ее тайная сверкающая мечта. Неужели профессор оставил ее после урока, чтобы все-таки похвалить, а вовсе не упрекнуть?
— …но экзамены — это ведь еще не все, — веско добавил он, и Гера почувствовала себя так, будто ее окатило ушатом холодной воды. — После школы у вас впереди будет целая жизнь. Вы задумывались о своем будущем, мисс Грейнджер? Кем вы себя видите? Чем хотите заниматься?
Сначала Гера хотела гордо ответить «конечно!», но потом поняла, что это будет неправдой. Она отчетливо видела свое будущее, но это были статичные картинки, будто взятые прямиком из журнала: строгий, но справедливый начальник отдела в Министерстве, блестящий ученый, открывающий научную конференцию своей речью… харизматичный и бескомпромиссный Министр магии… Картинки были яркими и привлекательными, но в них недоставало ключевых деталей: чем занимается отдел? Какому разделу науки посвящена конференция? Какова политическая программа Министра Грейнджер?
— Нет, — горько сказала Гера, глядя в проницательные черные глаза напротив. — Я пока не знаю, чем хочу заниматься на самом деле.
— Что бы это ни было, — спокойно продолжил профессор, будто Гермиона только что не расписалась в сокрушительном и постыдном поражении, — мой предмет вам всегда пригодится — в нашем мире заклинания подобны воздуху. И потому, мисс Грейджер, я настоятельно рекомендую вам попробовать взглянуть на Чары под иным углом. Дам подсказку: наилучших успехов в моем предмете достигают те, кто пытается изобрести собственные заклинания.
— Собственные заклинания? — глухо переспросила Гермиона. — Разве… разве их не создают…
— ...в тщательно контролируемых лабораторных условиях? — мягко закончил профессор, но Гермиона готова была поклясться, что ее вопрос позабавил его. — Нет, мисс Грейнджер. Все заклинания когда-то были созданы, чтобы облегчить жизнь их автору. Для того, чтобы повторить путь создателей заклинаний, вам нужно попробовать понять их способ мышления. Почему был выбран именно этот жест? Именно это слово?..
— Я никогда не задумывалась об этом, — честно призналась Гермиона, но ей стало немного легче — впереди замаячила труднодостижимая, но вполне конкретная и понятная цель. — Я обязательно ознакомлюсь с их трудами, и…
— Вы все же не поняли меня, мисс Грейнджер, — удрученно покачал головой профессор, и Гермиона заметила, что виски у него седые. — Эти люди не писали труды о своих открытиях. Им это было не интересно — ну или, по крайней мере, не так интересно, как создавать новые заклинания. Попробуйте вжиться в их роль, посмотреть на мир их глазами — даже если вам не удастся понять, как они создавали заклинания, это упражнение все равно принесет вам пользу.
Гермиона продолжала думать об этих словах, пока плелась в башню по опустевшим коридорам и пока раскладывала учебники на тумбочке в спальне. Похожие сентенции ей с детства твердили все, кому не лень, и сводились они к одному и тому же: поставь себя на место другого. Все эти набившие оскомину «детка, нельзя хвастаться оценками — твоим одноклассникам может быть неприятно» и «мир не вертится вокруг вас одной, юная мисс»…
Гера механически села на застеленную кровать и недоуменно огляделась по сторонам — вокруг царило нездоровое, лихорадочное оживление. Лаванда крутилась возле зеркала, прикладывая к себе то одно платье, то другое, Парвати, сидя на своей кровати по-турецки, вплетала в косы разноцветные ленточки, а нахмуренная Паркинсон стояла рядом с Браун, у окна, и читала какое-то письмо, повернув его к свету.
— Что происходит? — насторожилась Гермиона. — Вы какие-то… увлеченные.
Лаванда замерла и медленно повернулась к ней, глядя на Геру с таким удивлением, словно с ней заговорила каменная гаргулья.
— Послезавтра праздник, — сказала она и потрясла зажатым в руке сиреневым платьем с пышной юбкой и пеной оборок. — День военного врача. Или священника?
— Святого Валентина, — рассеянно уточнила Паркинсон, резкими движениями складывая загадочное письмо вдвое, а затем вчетверо, пока оно не превратилось в маленький квадратик, крепко зажатый в кулаке. Браун благодарно кивнула ей, и Гермионе стало обидно: почему, когда она поправляет людей, на нее вечно обижаются, а на Панси — нет? — Праздник любви.
— А мы-то тут при чем? — настороженно спросила Гермиона. — Разве маги тоже его отмечают?
Пожалуйста, только бы не отмечали! — с тоской взмолилась она неведомо кому. Гера терпеть не могла этот дурацкий день. В ее прежней школе все словно сходили с ума: дарили друг другу пошлые валентинки, целовались в щечку, а некоторые старшеклассники — даже в губы… а самое обидное — что в конце дня Гермиона оставалась едва ли не единственной девочкой, не получившей ни одного, даже самого завалящего сердечка.
— В этом году — да, отмечают, — подтвердила Паркинсон и пристально взглянула на Геру. — Ты не знала? Школа гудит об этом уже который день.
— Ну я же не дружу с… — запальчиво начала Гермиона, но вовремя прикусила себя за язык и покосилась на Лаванду. Пора было учиться ставить себя на чужое место: ей самой не понравилось бы, если бы кто-то назвал ее сплетницей в лицо. — Я ничего не знала.
Панси сощурила зеленые глаза, будто видела Геру насквозь, но лезть в бутылку не стала.
— Будет чай, — коротко сказала она и, повернувшись к Гермионе боком, критически осмотрела Лаванду с ног до головы и добавила неприятным голосом: — Я думала, мы не собираемся наряжаться.
— Ради них — конечно, нет, — загадочно ответила Браун, играя бровями. — Вот еще! Но мы точно красиво оденемся — чтобы порадовать себя, подруга! Оденемся, причешемся… а еще — накрасимся…
— Я тоже хочу! — подала голос Парвати, наконец доплетая вторую косу. — Фух, знали бы вы, как мне надоело возиться с волосами!
— Отрежь, — легко предложила Панси, пожимая плечами, и Парвати всерьез задумалась. Гермиона тяжело вздохнула: она не раз замечала, что люди прислушиваются к Паркинсон, и никак не могла понять, почему — та не приводила ни аргументов, ни примеров, а ее идеи обычно были до смешного простыми.
— Какая ты стала дерзкая в последнее время, — хихикнула Лаванда, снова поворачиваясь к зеркалу. Гермиона тихо фыркнула себе под нос, и Браун тут же стремительно обернулась к ней через плечо, вся подобравшись, словно гремучая змея перед броском. — Мнение «синих чулков» никто не спрашивал, Грейнджер.
— И вовсе я не «синий чулок»! — от обиды Гермиона даже вскочила с кровати, крепко сжимая кулаки. — Если я не разодеваюсь в пух и прах и не мажусь всякими… эммм… штучками, это вовсе не значит, что я…
— Ты на праздник идешь? — в лоб спросила Лаванда, глядя ей прямо в глаза, и Гермиона потупилась. — Ясно, что и требовалось доказать — типичное поведение «синего чулка». Совершенно зря, между прочим, — могла бы посмотреть на мальчиков в непринужденной обстановке.
— Я каждый день вижу их на уроках, — огрызнулась Гермиона, воинственно скрещивая руки на груди. — Откуда там взяться сюрпризам?
— Ну если смотреть на них как на конкурентов по рейтингу, то ничего нового и вправду не сыщется, — жалостливо вздохнула Браун. Она казалась неожиданно взрослой в этот момент, словно понимала что-то, чего сама Гера в упор не замечала. — Давай, Грейнджер, напрягись; ты же вроде умная, да еще и старше меня самой. Вечер, танцы, чай со сладостями, с потолка падает блестящее конфетти… ты красивая, он сильный и галантный, вы танцуете, и его руки крепко сжимают твою талию… неужели совсем ничего не екает?
Лаванда внимательно присмотрелась к застывшей Гермионе и, обидно махнув на нее рукой, пропела:
— Все, сдаюсь, ты без-на-деж-на.
— Оставь Гермиону в покое, жестокая, — внезапно вмешалась Паркинсон, и Гера подняла брови в немом изумлении: Панси была последним человеком, от которого она стала бы ждать поддержки. — Лучше сосредоточься на примерке и попробуй серое — должно быть красиво.
— Серое? Это же скучно! — скривилась Лаванда, но все же взяла с кровати одно из разложенных платьев, с расшитым кружевом корсетом и стальным блеском, и приложила к себе. — Хммм…
— Глаза и правда стали ярче, — поддакнула Парвати, отвлекаясь от собственного сундука.
— Ну ладно, так и быть, — величественно кивнула Лаванда и принялась небрежно убирать ворох разноцветных тряпок прочь. — Кстати, не планируйте ничего на этот вечер.
Она огляделась по сторонам, будто их могли подслушать, и добавила заговорщическим шепотом:
— Мы будем учиться краситься…
— Зачем? — тяжело вздохнула Паркинсон, и Гермиона поймала себя на том, что впервые полностью ее поддерживает. Неужели это и есть то, на что намекал профессор Флитвик, то самое умение смотреть на мир чужими глазами? — Вот уж не думала, что такое нужно репетировать настолько загодя, праздник же послезавтра!
— Зануда! — подбоченилась Лаванда, но затем понизила голос и добавила с каким-то непонятным сочувствием: — Панси, время не остановится только потому, что ты пока не готова взрослеть.
Для ветреной Браун это была настолько глубокая мысль, что на мгновение Гермионе показалось, что по дороге в башню она свернула куда-то не туда и случайно попала в другое измерение.
— Серьезно? — тихо спросила Панси, пристально глядя на приятельницу, и в воздухе повисло заметное напряжение. — Ты правда хочешь обсудить это здесь и сейчас?
— Я не скажу ничего такого, о чем не знали бы другие, — легкомысленно пожала плечами Лаванда, но Гермиона заметила, что она все-таки смутилась. — Послушай… мне еще бабушка говорила, и я с ней согласна: есть время играть в куклы, а есть время неумело краситься и обсуждать с подружками наряды. И вот сейчас именно такой момент — вечно нам тринадцать не будет. Конечно, можно обойтись и без этого — но потом уже не догонишь, можно горько пожалеть.
— Иногда ты бываешь ужасно похожа на Драко, хоть и не пойму чем, — раздосадованно потерла висок Панси, и Гермиона вслед за ней подумала, что Паркинсон была права — эти двое и правда были чем-то похожи. Коварством и хорошо подвешенным языком, не иначе. — Ладно, сдаюсь на милость победителя. Мне самый незаметный макияж, пожалуйста.
Синие глаза Лаванды загорелись в предвкушении, и Гера внезапно позавидовала своим соседкам по комнате. Не то чтобы она действительно хотела научиться краситься или считала, что потом обязательно пожалеет, если не попробует, но во всей этой ситуации было что-то, чему она, несмотря на свой обширный вокабуляр, никак не могла подобрать название. Может, солидарность? Нет, не то…
— Тебя мы тоже накрасим, Грейнджер, — великодушно бросила через плечо Лаванда, и Гермиона до боли прикусила губу. — Если захочешь, конечно. Но если ты порицаешь это ужасное падение нравов — Мерлина ради, просто сиди и молчи.
— Я не интересуюсь мальчиками, — поджав губы, отрезала Гера и по странному взгляду Браун поняла, что ответ пришелся невпопад.
— Неужели Рон не пригласил тебя на праздник? Я думала, вы друг другу нравитесь, — удивленно сказала Парвати, распахивая свои большие карие глаза, и Гермиона фыркнула: ну при чем тут Рон в самом деле?
— Мы с ним просто приятели, — заверила она Патил. Девочки промолчали, но в их взглядах искоса Гере почудилась скрытая насмешка. — И не надо так выразительно молчать! Вы что, жалеете меня?
— Тебя?! — ужаснулась Лаванда, сидевшая на своей кровати и копошившаяся в большой бежевой шкатулке — там, видимо, скрывались те самые макияжные штучки, о которых Гера толком ничего не знала. — Никогда в жизни! Можешь даже не переживать на этот счет.
— Венди, — предупреждающе протянула Паркинсон, и ломака Браун скривилась и закатила глаза.
— Ладно-ладно, замолкаю. Все такие скучные, ужас!
В ее руках словно сам собой возник странный инструмент, похожий на ножницы, но с изогнутыми стальными полукружьями на концах. Лаванда посмотрела на него с отчетливым сомнением, покрутила им в воздухе и на пробу пощелкала, прислушиваясь к металлическому клацанью. Затем перевела безмятежный взгляд на Гермиону и, сладко улыбнувшись, похлопала рукой по одеялу рядом с собой.
— Ну что, Грейнджер… Ты первая. Ты же любишь во всем быть первой, правда?
— Вот еще, ставь свои эксперименты на ком-нибудь другом, — Гермиона стиснула зубы и быстрым шагом покинула спальню. На верхней ступеньке она остановилась и внимательно оглядела гостиную: у камина сидел Невилл со стопкой учебников, неразлучные Томас и Финниган шушукались в углу, то и дело поглядывая на девичью лестницу, а Рон сидел в кресле и… читал?!
Гермиона быстро спустилась вниз и подлетела к нему. Название было не разглядеть, но книга ничуть не походила на тощую брошюрку и выглядела весьма солидно. Может, это что-то спортивное, например, «Все о квиддиче»?
— Что читаешь? — с места в карьер спросила Гера, и Рон поднял на нее глаза и пожал плечами.
— Ты какая-то взбудораженная, — заметил он, возвращаясь обратно к чтению, и Гермиона разозлилась.
— Опять занимаешься глупостями, правда? — фыркнула она, скрещивая руки на груди. И вовсе Гера не ждала, что он пригласит ее на праздник, она даже не знала об этом празднике!.. Но теперь, когда все же о нем услышала, отсутствие приглашения от Рона почему-то ее задело. Иногда она ловила на себе его взгляды, но Рон всегда успевал отвести глаза на секунду раньше. И то, как в Косом он радовался компании Геры… Не то чтобы она всерьез думала о том, чтобы встречаться с ним, но своими наивными вопросами Парвати сумела разбередить что-то глубоко внутри нее. — Это ни чуточки не похоже на домашнее задание.
— И вовсе это не глупости, — набычился Рон, с хлопком закрывая книгу и старательно пряча ее название под широкой ладонью. — Слушай, на дворе вечер пятницы, занимаюсь, чем хочу. И ты тоже займись чем-нибудь для души.
— Ты совсем не переживаешь насчет своей успеваемости? — удрученно покачала головой Гермиона. Нет, все-таки Патил совсем не разбирается в людях — Гере никогда в жизни не понравился бы мальчик, который плохо учится, а учился Рон не просто плохо, а ужасно, перебиваясь с троек на двойки.
— Да какая разница, — отмахнулся Рон свободной рукой. — Не школой единой. Выпустимся — никто и не вспомнит, сколько у тебя там было по Трансфигурации. Или ты думаешь, что после выпуска за тобой придет Министр лично — звать к себе, как самую умную?
— Оценки — это очень важно! — вскипела Гермиона. — Отличные результаты создают репутацию и помогают получить хорошую работу. Может, Министр за мной и не придет, но меня точно будут рады взять куда угодно — в отличие от тебя!
На них начали оглядываться: затихли Томас и Финниган, и Лонгботтом поднял голову от учебников, но Геру несло, и она уже не могла остановиться.
— Ты просто сам не знаешь, чего хочешь от жизни, вот и не стремишься ни к чему! Квиддич и еда — вот и вся сфера твоих интересов!
Рон резко встал и сунул томик себе под мышку. Только сейчас, стоя в такой близости от него, Гермиона заметила, что он сильно вырос и раздался в плечах и теперь возвышался над ней.
— Я прекрасно знаю, чего хочу, — тихо, незнакомым тоном сказал Рон, чуть наклоняя голову и глядя ей прямо в глаза. — Потому и учу именно то, что для этого нужно, а не все подряд, как некоторые.
— Ну так назови хоть пару вещей, — подначила Гермиона, подбочениваясь.
— Да легко! — повысил голос Рон, стремительно краснея — так, что даже веснушки пропали. — Я хочу спать на диване, покрытом этим, как его… сафьяном, понятно? Фи… фиолетовым!
— Почему фиолетовым? — опешила Гермиона.
— Да потому что так хочу именно я, а не кто-то еще! — распалившийся Рон отчаянно замахал свободной рукой. — И есть я хочу с фарфора — и не простыми ложками, а… а… золотыми, ясно?! А запивать хочу не маминым чаем без сахара, потому что денег снова нет, а вкусным сладким компотом!
Он замялся, видимо, подбирая самый экзотичный фрукт, и наконец выпалил:
— Ананасовым, вот!
— Ну и дурак, — поджала губы Гермиона и отвернулась, чтобы не расплакаться у всех на глазах. — Сплошное мещанство. И ананасовый компот не такой уж и вкусный, я пробовала.
Рон со свистом выдохнул сквозь зубы и, обогнув ее по широкой дуге, зашагал в сторону лестниц. Гермиона проводила его взглядом и села в опустевшее кресло, уперев локти в колени и обняв горячие щеки ладонями. Во всем виноваты соседки: Браун и Паркинсон со своей дурацкой косметикой и Патил со своими расспросами, — со злостью подумала Гера, хотя в глубине души знала, что она не права. Ну что ж, на праздник можно даже носа не казать — единственный мальчик, который теоретически мог бы подарить ей валентинку, теперь даже не взглянет на Гермиону…
— Зря ты с ним так, — подал голос Невилл с дальнего диванчика, и Гера вздохнула и резко запрокинула голову, чтобы удержать слезы в глазах. — И почему сразу мещанство? Вполне нормальное желание: жить в тепле и достатке.
— Этого мало, как ты не понимаешь, — процедила Гермиона сквозь зубы, лихорадочно маша руками себе на глаза. — Он же человек, не животное, а люди должны стремиться к…
— Ну вот когда эти потребности будут закрыты, тогда Рон и начнет стремиться, — перебил ее Невилл, и Гера удивилась — не ожидала от тишайшего Лонгботтома такого жесткого тона. Она запоздало заметила, что он совсем не заикался. — Может быть. А может, и не начнет — так что с того? Или все должны стремиться к тому же, к чему стремишься именно ты?
— Почему ты его защищаешь? — нахмурилась Гермиона, глядя на него.
— Да какая разница, — безразлично пожал плечами Невилл и снова вернулся к учебнику. — Ты же все равно уверена в своей правоте.
Гера встала и, высоко держа голову, покинула гостиную, напоследок мстительно хлопнув дверью. Все вокруг словно сговорились подсовывать ей кривое зеркало, в котором Гермиона совершенно не узнавала себя. И вовсе она не такая! Человек в отражении ей совсем не нравился, и было больно от того, что остальные, по всей видимости, воспринимали ее именно так — искаженно, карикатурно. Не может ведь и вправду проблема быть именно в ней, в Гермионе…
Или может?
Чем дальше Гера уходила от башни, тем печальнее ей становилось, но зато в голове постепенно прояснялось. Переходный возраст и гормоны — вот настоящая причина ее сегодняшних проблем, а вовсе не негибкий характер. Или все-таки?..
Гермиона забралась на подоконник с ногами — обычно она никогда так не делала — и глубоко задумалась. За окном постепенно темнело небо, начал идти мелкий снег, похожий на сахарную пудру, а она все сидела и сидела в одиночестве, зябко обняв колени и пытаясь понять, как ей дальше жить с самой собой.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Песня Седрика: https://www.youtube.com/watch?v=cNld-AHw-Wg
Песня Гермионы: https://www.youtube.com/watch?v=jvwDooKFMLk
Примечания:
1. Sehnsucht — "смутное томление по недостижимому идеалу" или "желание, которое никогда не сможет достигнуть своей цели, так как она неведома".
2. Недавно специально считала, сколько Гермионе лет, и вы не поверите: несмотря на то, что у нас второй курс, Гере идет уже 14-й год (она родилась 19 сентября 1979 года, а значит, в самом начале первого курса ей исполнилось 12 лет). Так что самый момент для всяких глупостей :)
1) Статус крови Кэти в каноне не определен, но у меня она из семьи магглов
2) Древнегреческий орнамент, образуемый ломаной под прямым углом линией либо спиральными завитками
3) Когда три богини (Гера, Афина и Афродита) повздорили из-за золотого яблока с точно такой же надписью, они попросили троянского царевича Париса рассудить их. Афродита пообещала ему в жены Елену, и он присудил победу ей. Это стало первопричиной Троянской войны, в которой Парис погиб
4) Богиня Персефона, жена Аида, жила полгода на земле, а полгода — в царстве мертвых, потому что съела зернышки граната, священного плода Аида, таким образом связав себя с ним.
5) По одной из легенд, когда Афродита появилась из морской пены, капли воды с ее волос стали жемчугом.
Примечания:
Глава вымотала меня от и до, но итоговый результат мне очень нравится. Надеюсь, вас он тоже порадует :)
Напоминаю, что герои совершают ошибки, делают глупости, и т.д.
Альбус взял в руки большую картонную открытку-сердечко, поджидавшую его на столе, и со слабой улыбкой покачал головой: или Филиус, или Помона — больше никто из педсостава не отважился бы так пошалить с начальством. Он с сомнением покрутил послание в руках, но затем все же поддался порыву любопытства и открыл его. Сперва Альбус почему-то обратил внимание на засушенные и заботливо приклеенные по периметру цветы, выдававшие автора с головой, и только затем перевел взгляд на рисунок в центре — и тяжело вздохнул.
Легкими чернильными штрихами Помона изобразила маленький коттедж у моря, заросший плющом и диким виноградом, пышную капусту на грядках и легко узнаваемую фигурку с длинной бородой и в расшитом звездами колпаке. Фигурка приветливо помахала ему, затем гордо обвела рукой свое нехитрое хозяйство и, поднимая мантию до колен, заторопилась в сторону огорода — видимо, любоваться капустой.
Альбус снял очки, положил их на стол и помассировал враз занывшую переносицу. Помона постоянно намекала на то, что надо уступать дорогу молодым талантам, а также в целом относилась к педагогическим способностям Альбуса с обидным скепсисом. В чем-то она была права — Альбус готов был признать, что он действительно скорее ученый, чем преподаватель, — но мысль о том, что ему давно пора на заслуженный отдых, вызывала смешанные чувства.
Альбус надел очки снова и еще раз пристально взглянул на шарж — Помона отлично рисовала, ценное умение для герболога. Маленький чернильный Дамблдор был легко узнаваем, и море вдалеке бурлило и пенилось почти как настоящее — Альбус готов был поклясться, что вот-вот услышит надсадный крик чаек.
А капуста-то хороша, — печально подумал он, присматриваясь к круглым кочанам. Конечно, никакие овощи Альбус выращивать не станет, однако занятие по душе легко нашлось бы, реши он все-таки уйти на покой. Он давно подозревал, что у драконьей крови есть еще как минимум один, пока не открытый, способ применения… да и слезы феникса тоже интриговали — судя по последним колдофото Сириуса, рецепт работал, пускай и медленнее, чем ожидалось. Альбус мог бы довести до ума трактат по их свойствам и по-настоящему помочь людям…
Уютный коттедж в тихом месте, никаких любопытных соседей, небольшая лаборатория, гостиная с камином да спаленка — вот и все, что ему нужно. Можно даже обойтись без гостиной — какие гости, в конце-то концов? Альбус ужасно устал от людей…
По вечерам он сможет играть сам с собой в волшебные шахматы, слушать камерную музыку и гулять к обрыву — туда, где холодное серое море лижет гладкую гальку. Или в лес… а вот в горы, пожалуй, нет — суставы не позволят, да и хватит с него холмов после стольких лет в Шотландии… Альбус поймал себя на том, что всерьез раздумывает, где лучше поселиться, на побережье или возле старого леса, и с усмешкой отложил сердечко в сторону. Он никогда не отказывал Помоне в проницательности, но пока Альбус не был готов уйти насовсем. Впрочем…
— Как нам быть, а, Фоукс? — тихо спросил он у феникса, и тот расправил крылья, засиявшие всеми оттенками пламени, и мелодично курлыкнул. — Друг мой, где твои манеры? Отвечать вопросом на вопрос некрасиво. Конечно, я понимаю, что ты сам не знаешь, но и я не знаю тоже, так что же прикажешь теперь делать?
Фоукс потоптался по жердочке, сжимая ее крепкими когтистыми лапами, потряс красным хохолком и принялся самозабвенно чистить перья.
— Он сказал, что Азкабан должен быть разрушен, — задумчиво продолжил Альбус, потягивая бороду и невидяще глядя перед собой. — Что это будет первым, что он сделает. Так и сказал, Фоукс: «я начну с Азкабана»… Мальчик вовремя остановился, но его оговорка очень показательна. Он действительно метит в Министры, друг мой, — или, вернее, туда его ведут за руку Паркинсоны и Малфои. И, возможно, когда-нибудь, лет через двадцать, из него действительно выйдет не такой уж и плохой Министр. Разрушить Азкабан — это светлая и чистая идея, правда? В ней нет зла.
Феникс согласно курлыкнул и принялся за второе крыло.
— Вот и я так считаю, — кивнул Альбус, вспоминая разговор с Поттером накануне. Мальчик держался холодно и настороженно, как и всегда, но в какой-то момент, когда Альбус спросил о самочувствии Сириуса, Гарри все-таки дал слабину: у него загорелись глаза, а звонкий мальчишеский голос зазвучал горячо и убежденно. Этот голос был как боевой рог, он словно звал за собой в битву, и было очень тяжело противиться силе его обаяния — даже Альбусу, хотя он не без оснований считал, что к чужим вдохновенным речам давно выработал иммунитет.
Альбус отлично помнил другого мальчика, который однажды уже говорил в этом кабинете точно таким же голосом, но тогда вместо призыва к действию была нижайшая просьба — Том просил оставить его в Хогвартсе на все лето… Он не хотел возвращаться в Лондон, и Альбус отлично знал причину и сочувствовал, но все равно убедил тогдашнего директора отказать: в глубине души он надеялся, что так или иначе, но осенью Том не вернется в школу, что за Альбуса все решит слепой рок.
— Гарри Поттер не кажется злым человеком, — сказал он своему питомцу, с трудом возвращаясь в настоящее, — но мы с тобой прекрасно знаем, что порой худшие преступления творятся во имя блага…
Фоукс суматошно захлопал крыльями и на мгновение стал похож на горящую свечу. Когда они с Геллертом говорили в последний раз, такие свечи горели на столе между ними, и Альбус упрямо смотрел на их робкие огоньки, чтобы не поднимать глаз на собеседника…
— Да, друг мой, у него действительно есть амбиции, — продолжил он, и Фоукс слетел вниз и принялся клевать зерно в кормушке. Пожалуй, привычка разговаривать с фениксом была вздорной и по-стариковски нелепой, но Альбус давно уже не переживал о том, как выглядит со стороны. — Мы всегда это подозревали, но теперь я получил подтверждение. Сколько детей его возраста всерьез думают о том, что станут делать, приди они к власти? Ты скажешь, что такие есть, и я даже соглашусь, но сколькие действительно могут этого добиться? Молчишь… А я скажу: очень немногие. Кто угодно может мечтать о том, чтобы стать Министром, но их шансы невелики, а вот Гарри… Гарри — совсем другое дело.
Он помолчал, следя за тем, как в крепком, будто покрытым вишневым лаком клюве одно за другим исчезают круглые зернышки пшена.
— Разрушить Азкабан, ну надо же… признаться, я опасался услышать нечто иное. Впрочем, в самом начале своего пути Том тоже не хотел ничего дурного, ты ведь помнишь?
Фоукс отвлекся от трапезы и взглянул на него искоса, словно действительно прекрасно помнил Риддла и был с Альбусом категорически не согласен.
— Из Тома вышел бы отличный Министр, — вздохнул Альбус, бездумно крутя в руках открытку Помоны. — У Гарри нет его харизмы, но он берет другим — целеустремленностью, хваткой. У него волчья хватка, ты заметил это, Фоукс?
Феникс взлетел обратно на жердочку, переступил туда-сюда и спрятал клюв под крыло.
— А вот прятать голову в песок — это точно не дело, — строго отчитал его Альбус. — Мы же все-таки дети Годрика, нам не положено отступать.
Внезапно каминная решетка засветилась зеленоватым светом и тоненько задребезжала — кто-то с утра пораньше жаждал общения. Альбус степенно пригладил бороду, тяжело встал из кресла и, подойдя ближе, разблокировал камин для связи.
Взметнулось жаркое зеленое пламя, и в нем возникло знакомое лицо. Альбус сморгнул, приглядываясь: уж кого-кого, а этого человека он никак не ожидал увидеть в собственном камине, да еще и воскресным утром.
— Доброго утречка, господин Верховный Чародей, — растянул губы в улыбке Скримджер, и пламя плюнуло колючими искрами. — А я к вам с презентом, и хотелось бы вручить его лично. Пустите меня к себе, а?
— Разумеется, — Альбус отошел в сторону и нехотя снял запрет на посещение камина. Он чувствовал смутное беспокойство, такое, какое мог ощущать царь Приам, веля ввезти в Трою чудесного деревянного коня, примирительный дар богине Афине: вроде бы и ясно, что затея дрянь, но и причин для отказа нет. — Хогвартс всегда рад принимать в своих стенах главу аврората.
Глядя на то, как Скримджер выступает из камина, элегантными взмахами кистей отряхивая с пиджака летучий порох, Альбус готовился к неприятным новостям. Друг Руфус редко наведывался в альма-матер, он был чужд ностальгии, а значит, дело было в чем-то другом, причем немаловажном, — остальное Скримджеру было не по чину. Еще и презент у него, видите ли… Только бы не еще одно сердечко — остальное Альбус уж как-нибудь вынесет…
Впрочем, уже через десять минут, усадив гостя за стол и ознакомившись с содержимым принесенной им статьи, Альбус с радостью обменял бы ее на десяток насмешливых открыток.
— Гнусный навет, — с отвращением сказал он, откладывая в сторону гранки. — Хагрид никогда не напал бы на ребенка, он добрый малый.
— Ха! Малый, скажете тоже, — фыркнул себе под нос Скримджер и нахально вытянул длинные ноги, сложив руки на животе. Альбус вздохнул про себя: друг Руфус никогда не отличался особыми манерами, причем вовсе не потому, что был плохо воспитан — подобный эпатаж был частью его публичной персоны. Когда надо было, Скримджер вспоминал о своем хорошем происхождении и преображался на глазах, и Альбуса это всегда тревожило: человек, с такой легкостью меняющий маски, способный быть своим и среди хмурых, прямолинейных авроров, и среди высокомерных представителей старых семей, был по-настоящему опасен. — Этот текст мне прислал один знакомый из редакции «Пророка». Сейчас как раз верстают выпуск понедельника, так что гром грянет завтра утром. Я дал вам фору.
— Это клевета, — упрямо повторил Альбус, отодвигая листок еще дальше по столу. На пальцах остался след от типографской краски, и пара букв в гранках смазалась. Альбус достал из кармана носовой платок и с нажимом вытер руки. — У Хагрида нет рабочей палочки, она была сломана давным-давно.
— Альбус, приберегите красноречие для попечителей, — добродушно посоветовал Скримджер, почесывая небритый подбородок. В этой расслабленной позе он был похож на льва, отдыхающего после сокрушительной победы над конкурентом. Даже глаза у него были звериные — светло-карие с тревожной желтизной. Из-за этого и из-за хищных повадок в нем можно было заподозрить оборотня, но Альбус знал, что это тоже часть тщательно культивируемого образа. — Палочка у Хагрида есть, причем замаскированная, и этот факт свидетельствует против него. Ваш протеже сознательно нарушил условия своего освобождения.
Зонтик, ну конечно, — с грустью подумал Альбус, глядя поверх плеча Скримджера. — Розовый зонтик с кружевными оборочками, так неуместно смотревшийся в огромных ладонях Хагрида. Альбус видел его, причем неоднократно, и действительно подозревал, что дело нечисто — однако никогда не унижал Рубеуса проверками. Он доверял Хагриду, верил, что тот дорожит заступничеством и не станет хитрить — побоится подставить и себя самого, и старшего друга, поручившегося за него своим честным словом. Ошибся.
— Чего вы добиваетесь, Руфус? — вздохнул Альбус, скрещивая пальцы домиком. — Вы ведь пришли сюда лично не без причины, так что давайте начистоту.
— Вот это мне в вас и нравится, — широко улыбнулся Скримджер. В его темно-рыжих волосах мелькали ниточки седины, но ему это даже шло. Сколько ему лет — сорок? Сорок пять? С точки зрения Альбуса — совсем еще мальчишка, но по меркам магического мира Руфус был в самом расцвете сил. — С вами можно не юлить. Я, знаете ли, человек простой, так что начистоту мне приятнее и привычнее.
С каких же это пор? — хотел подначить его Дамблдор, но не стал — нынче он был не в том положении, чтобы дергать главу аврората за усы. Он еще раз искоса взглянул на статью и тихо вздохнул: воистину, бойтесь данайцев, дары приносящих(1)… И ведь от Скримджера не отделаешься скупым «спасибо», да и гордо отказываться от нежданной помощи тоже не с руки — обвинения достаточно серьезные, чтобы взбудоражить не только Попечительский совет, но и остальных родителей. Альбус представил себе нескончаемую вереницу почтовых сов, сонмы вопиллеров и довольную физиономию Люциуса Малфоя, и ему стало нехорошо.
— Мое предложение проще некуда: увольте Хагрида сегодняшним числом. Затем подайте на него заявление в аврорат, лучше всего в письменном виде — и дело в шляпе.
Альбус внимательно взглянул ему в глаза, и друг Руфус поспешно махнул рукой.
— Да не переживайте так, мы не дадим ему ход! Это нужно, чтобы прикрыть ваши тылы. Когда вспыхнет скандал — а это случится обязательно — Хогвартс будет ни при чем, и вы тоже. Наймете Хагрида снова через пару лет, когда все уляжется… Хотя зачем он нужен, не знаю — больно вы жалостливый, так нельзя. От людей должна быть польза.
— Прикрыть тылы, значит, — тяжело вздохнул Альбус. В такие моменты он особенно остро чувствовал весь груз прожитых лет, и коттедж на берегу моря внезапно стал еще привлекательнее. Бросить бы все сегодня же, уйти вслед за Хагридом и не марать руки ни вынужденными увольнениями, ни мнимыми заявлениями…
Он усилием воли выпрямил спину и продолжил намеренно официальным тоном:
— Как Хогвартс может отблагодарить главу аврората?
— Все просто, Альбус, — Руфус прищурил глаза так, словно целился. — Я хочу стать следующим Министром, а ваше слово по-прежнему имеет вес. Давайте дружить — поддержите меня на выборах вместо Фаджа.
Скримджер говорил своими фирменными рублеными фразами, будто звякал металлом, но Альбуса он обмануть не мог: тот помнил этого человека совсем другим, стелющим мягко-мягко.
Он не спешил отвечать и просто внимательно изучал гостя: красив резкой, будто высеченной из камня красотой, умен и беспринципен; свой в любой компании, из хорошей семьи, да к тому же популярный начальник аврората… Что ждет Британию, если он не станет Министром? Смирится ли друг Руфус, проглотит ли обиду? Или велит своим бойцам, многие из которых прошли Вторую Магическую, поднести ему высшую власть на серебряном блюде? Сколькие откажутся, а сколькие — согласятся?
И что будет, если он все-таки сядет в министерское кресло? Сумеет ли Скримджер удовлетвориться одним или двумя сроками или захочет большего?
Когда и как все они пропустили его стремительное возвышение и то, как друг Руфус постепенно подмял под себя аврорат, назначив на все важные должности своих людей? Прежде Альбус не придавал этому особенного значения, но теперь имена всплывали в голове сами собой: заместителем Скримджера числился Кристофер Олливандер, яркая, как метеор, Таис Мэллори служила начальником отдела по связям с общественностью, а оперативную группу возглавлял давний знакомый Кингсли Шеклболт, после войны совсем отдалившийся от Ордена Феникса… Отставка Грюма, который со Скримджером никогда не ладил, тоже увиделась совсем в ином свете.
Что если Альбус, увлекшись смутными конспирологическими теориями об амбициях Гарри Поттера, прозевал совсем другую угрозу, куда более реальную и насущную?
В Британии не было армии — все силовые структуры в ней воплощал аврорат под руководством человека, сидящего напротив, молодого еще мужчины в хорошем темно-сером костюме, на фоне которого бирюзовая мантия Альбуса смотрелась особенно вырвиглазно. Вскользь подумалось, что Руфусу пошел бы строгий военный мундир, и Альбус устало прикрыл глаза — последняя мысль была лишней.
— Я давно уже ничего не решаю в политике, — на пробу сказал он, разводя руками. — Пускай мои громкие титулы вас не обманывают, друг мой, — реальной власти у меня нет, да и не было никогда.
— А обещали, что будем говорить прямо, — зубасто усмехнулся Скримджер и подобрался в кресле. — Вас волнует чистота моих мотивов? Ну хорошо: над Британией смеются все кому не лень, и меня это глубоко задевает. Нашу страну представляет человек, который в каждом прохожем видит коварного заговорщика. Старомодные шляпы-котелки, одышка и перемены настроения, как у ветреной девицы — и это наш с вами представитель на международной арене?
Альбус слушал очень внимательно, полуприкрыв глаза и обращая внимание не столько на слова, сколько на то, как именно он говорил: изменился тон, а голос стал приятнее и одновременно богаче. Он помнил Руфуса именно таким — не солдафоном, а светским человеком с изысканными манерами. За ним пойдут не только вояки из аврората, но и образованные люди, даже потомки старых семей… Олливандеры, например.
— Вы ведь знаете, из чьих карманов кормится Фадж, — продолжал Скримджер, и его жесты тоже изменились, стали грациозными и плавными. Никакой он не лев, а самая настоящая химера, — тревожно подумал Альбус, но вслух заметил с доброжелательной укоризной:
— Руфус, это серьезное обвинение.
— Бросьте, — отмахнулся Скримджер. — Это было бы серьезным обвинением, уважай Корнелиуса хоть кто-нибудь. Зачем вы выбрали своим ставленником именно его, Альбус? Почему именно этот человек — из всех?
Альбус вздохнул и пощипал себя за ус. Почему-почему… когда Милли Багнолд заявила, что с нее довольно политики, на место действительно претендовали талантливые и амбициозные маги, но их общей проблемой было то, что на вкус Альбуса все они были слишком активными. Он хотел просто покоя, несколько лет безмятежности, купленных невысокой ценой: пока боящийся собственной тени Корнелиус занимал пост Министра, можно было не опасаться очередного захвата власти.
— И не говорите, что это не вы протолкнули его кандидатуру, — покачал головой Скримджер, словно читал мысли Альбуса. — Корнелиус никогда не набрал бы нужное количество голосов, не стой за его спиной кто-то, к кому прислушивались. Вы поручились за Фаджа, и я уважаю ваше мнение, но Британии пора становиться на ноги и возвращать себе вес в международном сообществе. Я могу это провернуть. Старина Корни — нет.
— Мне нужно подумать, Руфус, — наконец сказал Альбус, снимая очки и потирая глаза. — Вы мне импонируете, но я пожилой человек и мне нелегко менять взгляды в одночасье. Мы еще вернемся к этому разговору, обещаю вам. До выборов еще целых три года…
— Не так уж и много, — Скримджер отряхнул брюки и встал, и Альбус вдруг очень живо представил его суровый полупрофиль на агитационных плакатах: серое и красное, геометрические формы и простые фразы, что-нибудь про закон, порядок и справедливость. Люди такое любят, и шансы на победу у Руфуса действительно есть. Скримджер не отступится от своих планов, и Альбусу предстоит решить, с ним он или против него — и поскорее. — Нам предстоит большая работа, Фадж многим выгоден — особенно тем, против кого мы с вами воевали в последней войне.
Альбус кивнул и тоже встал из вежливости к гостю.
— Я понимаю, друг мой. Хогвартс перед вами в долгу — и я тоже.
Друг Руфус ушел через камин, а Альбус сел обратно и еще долго смотрел на языки пламени, в которых он исчез.
— Я был уверен, что знаю, кого нам следует опасаться, Фоукс, — наконец тихо сказал он, но феникс дремал и не ответил. — Потом усомнился, но что если я промахнулся дважды? Почему людей так тянет к власти, ты знаешь? Вот и я не знаю…
Он взял открытку Помоны и бережно убрал ее в верхний ящик стола — туда, где хранил эскизы Спраут, подаренные в канун других праздников. Все они развивали одну и ту же тему: довольный Альбус в сомбреро на вершине Чичен-Ицы, отчаянный Альбус верхом на нунду посреди африканской саванны, Альбус, мирно дремлющий в лодке под парусом… К сожалению, и покой, и приключения снова откладывались на неопределенный срок.
* * *
Ухаживать за Трелони оказалось куда проще, чем Северус опасался. Он готовился к внутреннему сопротивлению, волне отвращения к собственным методам, но угрызения совести вовсе его не посещали. Северус никогда не питал иллюзий на счет своего морального облика, но такого неприкрытого цинизма он от себя не ожидал. Возможно, что-то с ним было сильно не так, но в кои-то веки было не до самокопания — он рассчитывал поднажать и покончить со всей этой авантюрой еще до пасхальных каникул.
Удачным образом Трелони тоже была не против сближения: она благосклонно принимала комплименты, держала сторону Северуса на педсоветах и легко согласилась составить ему пару на празднике. При этом она совсем не пыталась углубить зарождающиеся отношения — Северус не ловил на себе заинтересованных взглядов, и ему не приходилось подыскивать причины, по которым он никак не мог заглянуть на чашечку чаю. Сивилла просто-напросто не приглашала к себе — Северус чувствовал между ними незримую стену, которая вырастала сразу же, стоило сделать шаг навстречу. Это было подозрительно.
Не то чтобы он и правда стремился узнать Трелони лучше — для его целей это было совсем необязательно, — но Северус всегда любил загадки, а эта женщина хранила свои тайны очень хорошо. Даже слишком хорошо для рассеянной чудаковатой затворницы, склонной пророчить окружающим смерть по поводу и без. Это интриговало, и он то и дело замечал, что подсознательно пытается поймать ее на горячем.
— Я видела вас в хрустальном шаре, — светски заметила Трелони, наклоняясь к нему. Северус выбил им отдельный столик на двоих, стоически выдержав лукавые взгляды Флитвика и ханжеские ремарки МакГонагалл, и теперь они наслаждались подобием приватности. Сивилла театрально приложила руку ко лбу, и он плотно сжал губы, чтобы не рассмеяться: за эти недели Северус успел привыкнуть к ее странностям и даже проникнуться ими. По крайней мере, с Трелони было не скучно.
— Вы были в Лондоне, за Барьером, — продолжила Сивилла задумчивым голосом, словно перебирая пальцами другой руки струны невидимой арфы, — и у вас была необычная аура, очень такая… фиолетовая.
— Фиолетовая? — переспросил Северус нарочито обеспокоенно, между делом подливая ей в бокал белое вино. — И что же говорит на этот счет мадам Ленорман(2)?
Сивилла взглянула на него искоса, и это был острый и проницательный взгляд совершенно адекватного человека, зачем-то ломающего комедию. Северус нутром чуял, что он на верном пути, но сам не мог понять, зачем выводить ее на чистую воду. Не к месту проснувшийся азарт исследователя?..
— Я предпочитаю трактовку моей почтенной прапрабабушки. К сожалению, мадам Кассандра не оставила после себя книг, — сказала Сивилла, и в ее голосе прозвучала хорошо выверенная нотка светлой тоски, — но мне известно, что она считала фиолетовую ауру признаком душевного смятения.
Северус пригубил свой бокал, чтобы скрыть ухмылку: он уже успел заметить, что мадам Кассандра выходила на сцену ровно тогда, когда ее наследнице требовалось сбить человека со следа чужим авторитетом.
— Как удачно, что ваша прапрабабушка передала знания грядущим поколениям, — поддел он Трелони, — хоть и в устной форме. Вы застали ее при жизни?
Колебание Сивиллы было таким мимолетным, что его можно было и вовсе не заметить — но Северус следил за ней очень внимательно и знал, что искать.
— Увы, нет, — удрученно покачала головой его дама сердца. — Однако мой отец был ее любимым правнуком. Он-то и передал мне секреты мадам Кассандры — те, которые запомнил из их бесед.
— У вашего батюшки выдающаяся память! — восхитился Северус и потянулся к подносу. — Пирожное?
— С удовольствием, — величественно кивнула Сивилла, поправляя очки.
Снять бы их, — мельком подумал Северус и сам удивился этому порыву. Впрочем, глаза — зеркало души, и было бы проще играть с Трелони в кошки-мышки, не прячься она за толстыми стеклами… да, должно быть, дело именно в этом.
— Так вы были в Лондоне? — уточнила Сивилла.
— Был, — повинился Северус и положил ей на тарелку десерт, щедро украшенный взбитыми сливками и свежей клубникой. — И аура у меня была вполне фиолетовая, ваш шар не солгал.
Как ни странно, это было чистой правдой — накануне Поликсена как раз вручила ему ключи от квартиры, снятой за Барьером, и Северус не знал, смеяться или плакать. Он успел убедить себя в том, что фантазии подруги о «конспиративных встречах» так и останутся фантазиями, и своим поступком Поликсена умудрилась поставить его в тупик. Несмотря на это, суббота в ее компании прошла на удивление непринужденно: обед, прогулка в парке, старый фильм с Кларком Гейблом и Вивьен Ли… Их и так необычная дружба с каждым днем становилась все страньше и страньше, но анализировать ее не тянуло. Северус с детства привык принимать хорошие вещи, не задаваясь вопросами об их моральности и уместности, и это была как раз одна из таких вещей — проще говоря, бери, пока дают.
— Вы смеетесь над силами, в которых совсем не разбираетесь, — упрекнула Сивилла, но в уголках ее рта пряталась лукавая улыбка. — Признайте же, что мир не настолько рационален, как вам бы того хотелось.
— Признаю, — легко согласился Северус и протянул ей руку. — Потанцуем?
Завидев их пару, старшекурсники расступались в стороны, словно морские волны перед Моисеем, и Северус понял, что цель достигнута: теперь их с Сивиллой «роман» обязательно найдет отражение в многочисленных письмах домой.
— Я также делала расклад на картах Таро, — непринужденно заметила она, будто продолжая незаконченный разговор. Ее платье переливалось всеми цветами радуги, будто стрекозиные крылья, и Северус понадеялся, что просчитал Трелони верно: не хотелось бы по-настоящему задеть ее чувства.
Тем временем Сивилла добавила с заметным придыханием:
— Я гадала на вас.
— Это запрещенный прием, — укоризненно заметил Северус, раскручивая ее вокруг своей оси и снова притягивая к себе. — Я ведь не стал варить амортенцию — хотя компетенция позволяет.
— Карты показывают то, что уже есть, а не создают что-то из ничего, — трезво возразила Сивилла. Тонкие пальцы в его ладони были ледяными. — Так вот, мне выпали «Влюбленные», «Туз кубков» и «Дьявол».
— Звучит очень зловеще, — хмыкнул Северус, плавно уводя ее с траектории другой пары, — Пьюси не вовремя увлекся своей партнершей. Заметив, кого они чуть не сбили, Эдмунд стремительно побледнел и под пристальным взглядом Северуса ретировался с танцпола, волоча недовольную девицу за собой.
— «Дьявол» может быть хорошей картой, — покачала головой Сивилла, и ее светлые волосы, уложенные крупными волнами, зазолотились в свете многочисленных ламп и свечей. Северус мимолетно порадовался тому, что она не стала надевать на бал чалму. — Этот аркан символизирует глубокое чувство — страсть, способную перерасти в одержимость.
Северус напрягся: разговор уходил в совсем нежелательную сторону — и невольно отвел глаза. Валентинка жгла карман, и идея вручить ее у всех на глазах внезапно перестала казаться удачной.
— Сивилла, я…
— Да не переживайте так, Северус, — твердо прервала его Трелони. — Отведите-ка меня к столику с пуншем, у меня пересохло в горле.
Уже там, баюкая в руках чашу, она продолжила ровным голосом:
— Ну что же, давайте сюда вашу валентинку.
Северус удивленно вскинул бровь, и Сивилла повторила с нажимом:
— Давайте валентинку, пока студенты не разбились на парочки и не разбрелись кто куда. Предупреждаю: я поцелую вас в щеку, чтобы добавить им впечатлений. Не волнуйтесь, следа не останется — я специально выбрала стойкую помаду.
— И как давно вы поняли? — почему-то стало обидно, и Северус по привычке присмотрелся к собственным чувствам, беспощадно препарируя их в уме. Ему жаль усилий? Неприятно от того, что кто-то переплюнул его в проницательности? Или…
— Да почти сразу же, — Сивилла отставила опустевшую чашу на столик и зябко обхватила себя руками. — Ну а окончательное подтверждение получила сейчас — видели бы вы, как при слове «страсть» вас перекосило.
— Если знали с самого начала, зачем тогда подыгрывали?
Северус резким жестом скрестил руки на груди, и Трелони закатила глаза, будто жестоко в нем разочаровалась.
— На нас смотрят, сделайте счастливое лицо! Может, мне хотелось почувствовать себя нормальной. Просто красивой женщиной, а не придатком к хрустальному шару.
— Мне кажется, на самом деле вы эталон нормальности, — поколебавшись, раскрыл карты Северус и, подойдя к столику, тоже налил пунша. — И в основе ваших удачных догадок лежит вовсе не дар, а метод дедукции.
Сивилла улыбнулась, и это была очень печальная улыбка.
— Родители возлагали на меня огромные надежды — первая девочка в семье после великой прорицательницы Кассандры! Даже мое имя кричит об этом, — с неприязнью сказала она. На первый взгляд это замечание звучало невпопад, но Северус уже начал догадываться, в чем было дело. — И когда я угадывала будущее, на меня обрушивались похвала, внимание и горы подарков… Я подсела на это, как на наркотик.
— Вы угадывали будущее логически — но не видели его? — уточнил Северус, и Трелони кивнула.
— Мы с кузеном зачитывались рассказами о Шерлоке Холмсе. Это был удивительный человек без капли дара, со стороны казавшийся ясновидящим… Именно Джейн подсказал мне, что я могла бы пойти по его стопам, взять методы Холмса на вооружение.
— Джейн?
— Это фамилия моего кузена, — тепло улыбнулась Сивилла, невидяще глядя вдаль, туда, где в медленном вальсе кружились пары, а крупные южные звезды на потолке Большого зала складывались в сердца и фривольных купидонов. — Он всегда предпочитал именно фамилию, а не имя. Джейн сделал из нашего детского увлечения карьеру — он сквиб, но строит из себя экстрасенса перед американскими магглами, зарабатывает большие деньги… Я плаваю куда мельче — морочу голову студентам и коллегам… вам вот, например.
— Но ведь вы произнесли как минимум одно истинное пророчество, — тихо, но настойчиво сказал Северус, поворачиваясь к ней. — Я слышал это собственными ушами.
— Да? — слабо удивилась Сивилла, бросая на него странный расфокусированный взгляд. — Я так плохо помню тот день, все как в тумане… но помню, что произнесла его, да… мое великое пророчество…
В ее голосе звучали застарелая горечь и усталость.
— Я согласилась преподавать в Хогвартсе, потому что мне некуда было податься. Я слабая ведьма, и по-хорошему стоило уйти за Барьер насовсем… Джейн все зовет к себе, вечно шлет маггловские статьи по психологии и менталистике и сулит золотые горы в Америке, но мне не нравится мир, в котором он живет. Мне холодно там, холодно, серо и скучно, но и среди волшебников я не находила себе места — пока Дамблдор не поверил в меня. Я ужасно не хочу подводить его, но пора признаться честно…
Сивилла помолчала, а затем сказала жестко и прямо, словно забивала гвозди в гроб.
— Я не вижу будущее — ни в картах, ни в шаре, никак. Но прекрасно помню, как видела его… и это противоречие сводит с ума. Вы единственный, кому я рассказала, сама не знаю почему… В последнее время вы немного напоминаете мне Джейна — может, из-за этого?
— Ничего не понимаю, — раздраженно вздохнул Северус, залпом выпивая пунш и отставляя чашу на стол. — Разве предсказатель может прозреть будущее только раз в жизни?
— Эта область мало изучена, — Сивилла неловко поправила очки, и Северус вдруг подумал, что несмотря на карикатурно толстые стекла, они могут быть вовсе без диоптрий. Есть ли в этой женщине хоть что-нибудь настоящее? — Мои коллеги не склонны делиться секретами. Прапрабабка не оставила записей и с потомками тоже не откровенничала — порой я ссылаюсь на нее, но выдумываю на ходу. Существуют учебники, той же мадам Ваблатски или Иниго Имаго, но в моей ситуации они бесполезны…
Северус с силой сжал переносицу двумя пальцами, пытаясь навести порядок в разбегающихся мыслях. Он по-прежнему помнил о Каролине далеко не все, но мог бы поклясться, что ее ситуация была прямо противоположной: видения о будущем буквально преследовали Каро по пятам.
— Знаете, что тревожит меня больше всего? — очень тихо сказала Сивилла, потирая запястья так, словно ее слишком долго держали в наручниках. — Интервью было в «Кабаньей голове», я очень ярко помню эту деталь. Но я никогда в жизни не переступила бы порог этого места, даже ради должности в Хогвартсе. У этого заведения дурная слава, и моей репутации настал бы конец, а я как раз собиралась замуж… Я не понимаю, что меня заставило — ну не Империус же?
В голове Сивиллы звучала ирония, словно она приглашала посмеяться над этой идеей вместе, но Северус прекрасно видел страх в ее глазах. Внезапно он очень хорошо понял эту женщину: то, как день за днем она пыталась пробудить в себе дар, вспыхнувший падучей звездой и навсегда исчезнувший, то, как боролась с синдромом самозванца, прячась за маской эксцентричной одиночки, и то, как держала всех на расстоянии вытянутой руки. Сивилла опасалась, что к ней применяли Империус — но Северус подозревал совсем другое заклинание, которое тоже прекрасно объясняло все странности.
— Завтра после уроков я загляну к вам на чашку чая, — решительно сказал он, и Сивилла слегка отшатнулась, но уже через секунду кивнула — все-таки она очень быстро соображала. — Мне кажется, нам обоим есть что вспомнить.
* * *
Панси пригубила чай и с удовлетворением огляделась по сторонам — впервые со дня перевода на Гриффиндор она чувствовала себя в «львиной» гостиной почти как дома. Тут и там горели свечи, играла приятная музыка, а в укромных уголках приютились трансфигурированные столы и стулья — третий курс, самый старший из недопущенных в Большой зал, расстарался на славу. Вечер только начинался, и пока что софакультетники робко топтались отдельными группками, так что в гостиной было непривычно тихо — ну а по мнению Панси, так в самый раз.
— А Гермиона не пришла, — заметила сидящая справа Лаванда. Панси безразлично пожала плечами: ей было совсем не до Грейнджер. Левый бок грело пламя камина, правый — близость Венди, и Панси вдруг со всей ясностью поняла, что чувствуют змеи, нежась на камнях под лучами теплого солнышка. — Интересно, где она может быть…
— В библиотеке, — предположила Панси и потянулась за эклером с общего блюда.
— Надеюсь, — встревоженно сказала Лаванда и зябко передернула плечами, оглядываясь на дверь в гостиную. — А что если на Астрономической башне? Стоит себе Грейнджер в одиночестве и глядит вниз, готовясь спрыгнуть в бездну. Трепетная душа не вынесла страшных ударов рока, и все такое…
Панси удивленно подняла брови и отложила надкушенный эклер на тарелку.
— Это отказ Рональда — «страшный удар рока»? — недоверчиво уточнила она, находя Уизли взглядом. Тот перетаптывался в дальнем углу, там, где несколько мальчишек напоказ обсуждали квиддич, полыхая щеками, — к ним присматривались девочки, выбирая будущих партнеров по танцам. На амплуа героя-любовника нескладный, долговязый и веснушчатый Рональд не тянул даже отдаленно. — Лаванда, ты опять читала тот роман?
— Нет, — быстро открестилась Венди, беря в руки чашку. — Просто запомнила оттуда пару полезных выражений.
Панси вздохнула и покачала головой. На днях Лаванда решила лучше разобраться в тонкостях взаимоотношениях полов и начала почему-то с маггловских романов. Сперва она кривилась и плевалась, но чем дальше уводил ее сюжет, тем чаще Панси стала замечать в глазах приятельницы мечтательную поволоку, а в речи — нашествие всяческих «терзаний», «томлений» и «треволнений». Она еще и Парвати успела подсадить, хотя Патил такое было строго противопоказано — если у Лаванды помутнение рассудка было временным, то ее подруга была намного впечатлительнее. Слушать же про «алеющие ланиты» и «горящие взоры» до самого выпуска Панси ну никак не улыбалось.
— Все с Грейнджер нормально, — сказала она своим самым твердым и уверенным тоном. — Вот увидишь — придет вечером со стопкой учебников и примется штудировать их до полуночи. Еще и на нас нафыркает, раз не делаем то же самое.
— Зануда, — согласилась Венди и кокетливо поправила выбившийся локон. — И ты, кстати, тоже.
— А меня-то за что? — шутливо возмутилась Панси, хотя что-то в глубине души с готовностью поддакнуло: а ведь Браун-то права. Зануда и сухарь — быть тебе, Персефона Паркинсон, самой настоящей старой девой с выводком книззлов. — И это после моей помощи с прической?
— Я же из наилучших побуждений, — сладко пропела Лаванда, ставя чашку на стол и беря ее под руку. — Вот сидишь ты со мной у камина, ешь эклер, перемываешь косточки Грейнджер… а могла бы с кем-то потанцевать!
— Я не танцую, — отрезала Панси, забирая у нее руку.
Между прочим, она совсем не кривила душой: Панси действительно неуютно чувствовала себя на паркете, и по-хорошему это следовало бы исправить, но уж точно не сегодня, на глазах у всех.
— Ну и зря! — заявила Лаванда. — Когда станешь старой и вредной, хоть будет что вспомнить про школьные годы.
— Съешь лучше эклер, — отмахнулась Панси, доедая свое пирожное, но внутри зашевелился червячок сомнения: иногда Браун умудрялась попасть не в бровь, а в глаз. Действительно, что она вспомнит, когда станет почтенной пожилой волшебницей? Бесконечные уроки? Обеды и ужины в Большом зале?
— Лично я собираюсь плясать до упаду, — вздернула подбородок Лаванда и любовно разгладила пышную юбку. Серое платье с кружевом очень красило Венди, и Панси мимолетно пожалела, что сама не принарядилась. Эта мысль заставила ее нахмуриться. Она специально пришла на праздник в простой юбке и водолазке, да и от макияжа отказалась наотрез, чтобы избежать даже намека на романтику, — так откуда взялось внезапное желание перещеголять Браун?
— Отличный вечер, — раздался голос сбоку, и, поменяв позу, Панси увидела стоящего справа Невилла.
В последнее время они общались довольно часто: по ее просьбе Драко натаскивал Лонгботтома по Зельеварению, и Панси повадилась составлять им компанию — сперва чтобы сгладить острые углы, а затем и просто так. Невилл умел отвлечь ее от саднящей пустоты, образовавшейся в начале семестра там, где раньше было полноправное место Гарри, их с Малфоем лучшего друга на двоих. Панси очень хотелось, чтобы ее замысел сработал, и они снова смогли дружить как раньше, только теперь уже вчетвером, а то и впятером. После разговора у озера Гарри и Драко действительно стали проводить больше времени вместе, а значит, у плана был шанс на успех.
— Давай к нам, — пригласила Панси, указывая на пустующий диванчик. — Как дела?
— Нормально, — неловко улыбнулся Невилл, садясь напротив и оглядываясь по сторонам с настороженным удивлением. — М-м-много людей, и все в хорошем настроении, это так н-н-непривычно.
Он начал заикаться и, заметив это, крепко сжал челюсти и отвел глаза.
— Идем танцевать! — радушно предложила Лаванда, и Панси нахмурилась было, но тревога была напрасной: после секундного колебания Невилл решительно кивнул и сам подал Венди руку.
Посреди гостиной как раз освободилось немного места, и первые робкие парочки уже начали неловко перетаптываться там с ноги на ногу. Первое время Панси пристально следила за Невиллом и Лавандой, но вскоре расслабилась: Лонгботтом вел уверенно и совершенно преображался во время танца. Они с Венди именно что вальсировали, одни из немногих, и Панси с удовлетворением отметила, как шепчутся глазеющие на них софакультетники.
— Ну вот что за вертихвостка! — фыркнул Драко, протиснувшись к занятому Панси диванчику. — Друг мой, если снова понадобится секундант, я к твоим услугам.
— Да пускай себе развлекается, — отмахнулся подошедший следом Гарри, небрежно мазнув по Лаванде и Невиллу взглядом. — Я неважно танцую, со мной ей будет не интересно.
— Может, оно и к лучшему, что Венди занята. Мы пока не решили, стоит ли посвящать ее в наш план, — хищно прищурился Драко, садясь напротив, и покрутил на пальце кольцо-заглушку.
Он приосанился, словно позировал скульптору, и торжественно продолжил:
— На днях мы с Гарри посоветовались и решили, что походу в Тайную комнату — быть! Мы и так ужасно с этим затянули, — добавил он встревоженно, словно туда выстроилась очередь из искателей приключений, и Малфой всерьез опасался опоздать.
Гарри не стал садиться — встал за диванчиком, на котором устроился Драко, и облокотился об спинку. Панси вопросительно взглянула на него, и Поттер слабо улыбнулся и едва заметно пожал плечами: ты, мол, просила найти общий язык — ну вот я и помирился как сумел, кто же знал, что нас сблизит именно это.
Панси задумалась. Первым ее порывом было немедленно отговорить их, но стальной блеск в глазах Малфоя ясно давал понять, что так просто он не отступится. К тому же, у нее больше не было рычагов давления: один змееуст в команде Драко уже был, и помощь Панси ему не требовалась.
Она вспомнила темный провал в стене, то, какой жутью веяло оттуда, и то, как долго падал брошенный в пустоту камень, и тихо вздохнула. Она ужасно не хотела лезть туда, но Панси не простила бы себе, позволь она друзьям отправиться в неизвестные коридоры без нее. К тому же, она могла считаться наследницей Салазара, хоть и с большой натяжкой, — возможно, именно ее участие в экспедиции хоть немного обезопасит этих авантюристов.
И совсем уже на краю сознания мелькнула мысль о том, что первооткрывателям Тайной комнаты точно будет что вспомнить, сидя в кресле-качалке десятки лет спустя…
— Во-первых, нужен план, — твердо сказала Панси, загибая пальцы один за другим. — Во-вторых, любые полезные заклинания должны отскакивать от зубов. Ну и в-третьих, следует обязательно оставить записку декану.
— Отправим крестному письмо с отсроченным получением, — предложил Драко. Он так кипел энергией и так заразительно улыбался, что Панси невольно им залюбовалась. — Если вернемся до утра, первым делом отзовем моего филина.
— Ты собираешься лезть туда ночью? — поежилась Панси. — Лучше уж субботним утром — больше времени, к тому же никто не хватится нас до самого понедельника. Я серьезно — там и днем-то жутко.
— Что значит «нас»? — нахмурился Гарри. — Мы с Драко пойдем вдвоем, там может быть очень опасно.
— Или мы идем втроем, или не идет никто, — поставила ультиматум Панси. Гарри недовольно сузил глаза, но промолчал — впрочем, она догадывалась, что это далеко не последняя попытка отговорить ее. Надо будет прийти к тайному ходу загодя и дождаться их там, — решила Панси. С Гарри станется выдвинуться раньше назначенного времени, чтобы она не успела присоединиться к ним в гостиной.
— Мерлин, какие страсти, — криво ухмыльнулся Драко, и Панси, подражая декану Снейпу, подняла одну бровь. Малфой закатил глаза и поднял руки, словно сдавался на ее милость. — Я предупреждал Гарри, что ты обязательно напросишься с нами, а он мне не верил. Вот видишь, Поттер? Я знаю нашу подругу куда лучше тебя.
Панси фыркнула, и он шутливо раскланялся, а затем подобрался и бросил через плечо внимательный взгляд.
— Кажется, однокурсников пора спасать — Лаванда уже расправилась с Лонгботтомом и Томасом и теперь ищет новую жертву. Раз все мы тут друзья, вы ведь не станете возражать, если я героически приму удар на себя?
Получив одобрение, он встал и заскользил между людьми, ловко избегая столкновения. Панси проследила за ним внимательным взглядом: все-таки из Драко получился бы отличный ловец, даже жаль, что он и слышать не хотел о том, чтобы выступать за гриффиндорскую команду.
Гарри занял его место, но заговаривать с ней не стал. Со стороны их молчание могло показаться признаком разлада, но Панси знала, что это не так. Может, Гарри тоже чувствует себя пригревшейся на солнце змеей, — лениво подумала она, откидываясь на подушки и прикрывая глаза.
Мысли о змеях и змееустах невольно напомнили ей о Слизерине. Интересно, что мог оставить потомкам Салазар? Думать о нем как о своем предке было странно и неловко, будто она посягнула на что-то, на самом деле не принадлежащее ей по праву. Основатели Хогвартса вообще казались Панси безликими, полумифическими фигурами, и она с трудом могла представить их чьими-то супругами и родителями.
И если Основатели тоже были живыми людьми со своими привязанностями, то такими же людьми были и другие великие маги. К примеру, директор… или Лорд. Эта мысль почему-то нервировала еще больше. Вследствие связи Лорда с Гарри Панси знала о нем довольно много, в том числе того, что было неизвестно широкому кругу людей, — но никогда прежде она не задумывалась о том, каким тот был человеком. Кого он любил, кого ненавидел?..
Панси взглянула на сидящего напротив Гарри из-под тени ресниц. По его лицу блуждали тени, и выглядел друг так, словно пытался решиться на какой-то отчаянный шаг. Только бы не валентинка, — мелькнула паническая мысль, но Панси тут же ее подавила. Глупости это, Гарри не стал бы дарить ей что-то подобное, особенно после того, как они расставили все точки над «i» на берегу озера.
— Я собираюсь поговорить с Лавандой, — наконец тихо и убежденно сказал он. — Предложу ей остаться просто друзьями.
— Ты уверен? — неловко уточнила Панси, склоняя голову к плечу. Ей отчаянно не хотелось лезть в отношения между ними, но она подозревала, что к такому решению Гарри подтолкнул именно их тогдашний разговор.
— Ты ведь сама говорила, что Венди заслуживает большего. Ну вот и я тоже так считаю, — развел руками Гарри, а затем обернулся через плечо — туда, где среди других пар Драко кружил в вальсе веселую Лаванду. — К тому же, Малфой перестал вести себя, как собака на сене, и мы можем дружить вчетвером — как ты и хотела. Ну знаешь… без этой романтической ерунды.
Панси медленно кивнула: да, именно этого она и хотела, все верно. Она снова невольно нашла взглядом Венди и Драко — те как раз отошли в сторону, к столику с напитками, и Лаванда счастливо улыбалась Малфою. Интересно, о чем они говорят?
— А еще извинюсь, — добавил Гарри со вздохом. — Мне не следовало предлагать ей встречаться, я сильно погорячился.
Панси кивнула и допила остывший чай, отдававший горечью. На первый взгляд, все понемногу налаживалось, но на душе почему-то было паршиво. Ей казалось, что стоит забыть о помолвке, как все тут же вернется на круги своя, но теперь у нее закралось нехорошее подозрение, что как прежде уже никогда не будет.
Краем глаза Панси заметила, как Гарри пристально смотрит на нее, и снова подумала, что все-таки оделась неудачно: не учла, что остальные выберут свои лучшие наряды, и ее черная юбка и темно-вишневая водолазка будут бросаться в глаза своей вызывающей простотой. Все-таки стоило надеть красивое платье и уложить волосы, чтобы не выглядеть белой вороной… а еще взять пару уроков танцев — ей больше не хотелось позорно путаться в ногах, как на рождественском ужине…
Ну надо же, никуда от этого не деться, — с тоской подумала Панси. И неважно, будет ли она невестой Драко, кого-нибудь другого или вовсе не выйдет замуж… в любом случае, девушке из семьи Паркинсон всегда придется держать марку. Совсем некстати вспомнилось письмо, которое она получила в пятницу и которое запомнила почти дословно: леди Кэсс снова повторила свое предложение. В этой идее было много недочетов и белых пятен, но основная мысль была очень привлекательной: переезд к леди Кассиопее дал бы Панси время, чтобы решить, как сама она хочет прожить свою жизнь, без оглядки на мнение семьи и друзей.
Она снова бросила взгляд на танцпол — одна песня закончилась и начиналась другая, и Драко как раз передал Лаванду следующему партнеру, отчаянно полыхавшему ушами Финнигану, сам становясь в пару с пригласившей его Джинни Уизли. Все они выглядели такими довольными вечером и собой, что Панси неожиданно позавидовала: по крайней мере, им точно будет что вспомнить.
— Пойдем тоже потанцуем, — предложила она, и Гарри взглянул на нее недоуменно, словно не ожидал такой резкой смены курса. — Венди права: на балу принято развлекаться, а не куковать у камина.
Гарри нахмурился, но все-таки кивнул и, встав, протянул ей руку. Выходя с ним на паркет, Панси почувствовала, как на ней скрещиваются чужие взгляды: враждебные и завистливые, заинтересованные и доброжелательные. На секунду она даже пожалела о своем порыве, но Гарри уже взял ее правую руку в свою, а другую ладонь положил на талию, и Панси подстроилась под его шаг. Это не был вальс в строгом смысле слова, но было заметно, что друг чувствует себя куда увереннее, чем в прошлый раз, и через минуту Панси перестала следить за ногами и просто позволила ему вести себя.
— Чисто гипотетически… если бы ты мог начать жизнь с чистого листа, — тихо сказала она, — ты воспользовался бы таким шансом?
Гарри прищурился, и на секунду Панси показалось, что он видит ее насквозь.
— Предположим, ты мог бы уехать куда-то далеко, — поспешно уточнила она. — Куда-то, где никто тебя не знает и совсем ничего от тебя не ждет…
— Так не бывает, — с уверенностью покачал головой Гарри, и Панси нахмурилась. — Ожидания есть всегда. К тому же… в этом чудесном новом месте я буду жить один или вы с Драко тоже будете где-то поблизости?
— Один, — признала Панси и почувствовала, как его пальцы слегка сжались.
— Тогда я пас, — легко отказался Гарри, и в его голосе не было ни капли сомнения. — У меня есть вы и Поликсена, и это лучшее, что могло случиться со мной.
На какую-то долю секунды Панси захотелось рассказать ему о предложении леди Кассиопеи прямо тут и сейчас, но это желание быстро прошло. Отныне Гарри был не только ее другом, а еще и воспитанником Поликсены, и это многое меняло, как бы Панси ни хотелось думать иначе. К тому же, она хотела принять решение действительно сама, своим умом.
Мимо промелькнул Невилл, уверенно ведущий раскрасневшуюся Парвати, а вдалеке послышался чей-то звонкий смех, и она почему-то сразу решила, что смеется Лаванда.
— Чисто гипотетически, — непринужденным тоном сказал Гарри, подняв руку вверх и прокручивая Панси вокруг своей оси, — если бы я подарил тебе валентинку, ты бы приняла ее?
Панси нахмурилась.
— Как друг? — уточнила она с надеждой.
— Разве это что-то меняет? — усмехнулся Гарри. — Впрочем, можешь не отвечать, я понял.
Он отвел взгляд и ушел в свои мысли, и Панси внезапно пожалела о том, что встала с ним в пару. Ей нравилось танцевать с Гарри, но она не учла, что он может понять приглашение превратно. Панси вздохнула и поймала себя на том, что ей до смерти надоело думать наперед. Неужели отныне всегда и все будет так сложно? Неужели это и есть хваленая взрослая жизнь? Панси успела устать от нее еще до малого совершеннолетия.
«В моем доме тебе будет привольно и спокойно, — всплыли в памяти соблазнительные строчки из письма леди Кэсс. — Мне нужна лишь компания, драгоценная внучка, и кроме этого я совсем ничего от тебя не жду». Удивительно приятная перемена…
— Мне казалось, тогда, у озера, мы поняли друг друга, — с досадой сказала Панси, заглядывая Гарри в глаза. — Я ошиблась?
Друг пожал плечами и вдруг замер, огляделся и быстро убрал руку с ее талии. Насторожившись вслед за ним, Панси заметила, что музыка больше не играет, и, более того, каким-то образом они умудрились увлечься разговором и остаться на импровизированном танцполе совсем одни. Она огляделась по сторонам: остальные уже расселись по столикам, то и дело с любопытством поглядывая на них, и только Драко с Лавандой стояли обок, как почетный караул. Венди обнимала себя руками и криво улыбалась, а на лице Малфоя было написано холодное и вежливое недоумение, и Панси почувствовала, как к щекам прилила краска. Она проследила за взглядом Драко и поняла, что Гарри по-прежнему крепко держит ее за правую руку, переплетя с ней пальцы.
Именно в этот момент, в перекрестье многочисленных взглядов, она наконец отчетливо поняла, почему Драко так старался пресечь любые слухи и сплетни, объясняя это беспокойством за репутацию всех троих. Ей казалось, люди примут, что они с Гарри просто друзья, и что Малфой преувеличивает, но теперь Панси готова была признать правоту Драко. Тишина вокруг давила на уши, и Панси буквально чувствовала, как с каждой прошедшей секундой обстановка только накалялась. На них откровенно пялились, впитывая каждую деталь, и Панси услышала чей-то шепот, в тишине прозвучавший словно раскат грома.
Она высвободила ладонь и защитным жестом скрестила руки на груди. Хотя ничего такого не произошло, тянуло оправдаться и объясниться, но Панси понимала, что каждое ее слово только все усугубит. Краем глаза она заметила движение слева и увидела, как Невилл подходит к ним, чеканя шаг и держа спину очень прямо. Остановившись между обеими парами, словно судья между квиддичными командами, он поочередно кивнул Драко и Гарри и протянул Панси правую руку, церемонно заложив левую за спину.
— Тур вальса?
— С удовольствием, — промолвила Панси как можно четче и встала с ним в пару. Спасибо Мерлину за Невилла Лонгботтома, — с теплой благодарностью подумала она. После небольшой паузы снова заиграла музыка, и она краем глаза заметила, как заледеневший Гарри уводит Лаванду прочь, Драко приглашает какую-то третьекурсницу, а танцпол снова постепенно заполняется людьми. Панси прикрыла глаза и позволила Невиллу вести себя, но мыслями она была очень, очень далеко.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
На плакат с Руфусом можно посмотреть тут: https://t.me/DamyParkinson/135
А на коллаж — тут: https://ibb.co/Zc2YQyZ
Сивилла: https://ibb.co/gMtxCK5
Ее песня: https://www.youtube.com/watch?v=ng2ddyEpsOA
Саундтрек к сцене в гриффиндорской гостиной:
https://www.youtube.com/watch?v=UlNFrMlBs78
1) "Дары данайцев" — это опасные подношения, которые не сулят ничего хорошего. Пример: Троянский конь
2) Известная французская прорицательница
Примечания:
Эта интерлюдия логически подвязывает арку, метко названную одной из читательниц "любовь в большом Хогвартсе" ?
Это значит, что следующая глава (предположительно) будет о взрослых.
«Дорогие мама и папа!
У меня все хорошо…»
Начинать письмо с откровенного вранья родителям не хотелось, потому Драко с раздражением отложил перо в сторону и крепко задумался, глядя в окно, за которым падали хлопья мокрого снега.
Он специально ушел в Выручай-комнату один, хотя обычно старался даже не мелькать поблизости, чтобы о ней не проведали другие ученики: мало ли как повернется жизнь — такой секрет стоило придержать для настоящего форс-мажора. Но на душе было настолько паршиво и так не хотелось никого видеть, что Драко плюнул на собственные правила, покинул гриффиндорскую башню еще на рассвете и теперь напрасно изводил бумагу.
Он скомкал очередной черновик, кинул его в пламя камина и перечитал сумбурный вариант, наспех нацарапанный вчера перед сном и прихваченный с собой.
«Дорогой папа!
Чести рода Малфой был нанесен урон, и я прошу позволения вызвать обидчика на дуэль. Должен отметить, что это напрямую затронет наши семейные интересы, потому что моим противником будет не кто иной, как Гарри Поттер. (Извини, папа, но он правда сам напросился.)
Я знаю, ты ожидал, что мы будем друзьями, но так сложилось, что эта задача, первая из данных мне, все-таки вошла в прямое противоречие со второй, более поздней (а именно, найти путь к сердцу Панси), и теперь я совсем не знаю, что мне делать…»
Драко критически вгляделся в корявые буквы, прыгавшие туда-сюда от волнения и спешки, и тяжело вздохнул. Накануне дуэль казалась ему наилучшим выходом, настолько зол он был на этого предателя. Хотелось достать палочку прямо там, не сходя с места, и стереть с лица Поттера даже намек на победную ухмылку. Теперь же, почти всю ночь проворочавшись с боку на бок, Драко отчетливо видел, что такой выход был не ахти, — не иначе как в пылу момента ему в голову ударила горячая блэковская кровь. Поединок действительно мог бы заткнуть людям рты и позволить Драко сохранить лицо, но для вызова требовалась веская причина, а он, как ни старался, никак не мог толком ее сформулировать.
«Дуэль, Поттер! Ты слишком долго и пристально смотрел на мою будущую невесту, а еще после танца вы держались за руки — между прочим, переплетя пальцы!»
Или и того хуже:
«Допустим, против танца я не возражал… но потом вы просто стояли столбом и пялились друг на друга! Так вот, знайте — мне это не понравилось!»
Проблема была в том, что Драко не мог объяснить даже сам себе, что именно его так задело. Гарри и Панси не обнимались, не целовались (упаси Мерлин, только этого не хватало!), и Поттер даже не становился на одно колено, чтобы достать валентинку… Они просто глядели друг на друга — так, словно были совсем одни, и весь мир сжался до клочка паркета, на котором их угораздило застыть. Он мог бы поклясться, что в этот момент для Гарри и Панси не существовало больше никого, даже Драко и Лаванды, стоявших всего в паре шагов от них. Он даже не был уверен, что эти двое заметили, как закончилась музыка.
Да, Драко не мог внятно описать всю возмутительность этой картины, но в глубине души точно знал, что она была просто вопиюще неправильной. Гарри и Панси никак не должны были стоять так вместе, плечо к плечу против всех остальных, словно именно они — почти помолвленная пара… но это понимание никак не помогало облечь свои претензии в слова.
Если быть совсем уж честным, то Драко не хотел никакого поединка. Он просто устал. Какая-то часть его даже радовалась случившемуся — по крайней мере, Панси поймет, от чего он безуспешно пытался ее оградить. Драко предвидел обидные шепотки и косые взгляды и то, как слухи будут расходиться все дальше и дальше, словно круги по воде, искажая эту историю до неузнаваемости. Он буквально наяву видел, как девчонки будут кривиться и морщить носы, а парни — пихать друг друга в бок локтями и со значением поднимать брови. Он ведь объяснял, чем чревата небрежность, втолковывал, что сплетни похожи на снежный ком — но они же умные, им же виднее!
Помимо усталости, в Драко кипела обида за Лаванду, и вот это точно был сюрприз так сюрприз. Он и сам не заметил, как начал заботиться о ней на самом деле, но знал наверняка: одной из причин для вызова, не упомянутой вслух, было бы нанесенное Венди оскорбление. Подростки бывают жестокими, и теперь над Браун будут смеяться все кому не лень. Кто встанет на ее защиту, Поттер? Одного Лонгботтома на всех девиц в беде не хватит…
То, что Драко чувствовал себя дураком, совсем не помогало делу. Он прислушался к Лаванде и отступил в сторону, доверился своим друзьям — и получил коварный удар в спину. Панси так настаивала на том, что Гарри ей не нравится и что она просто хочет дружить, как раньше… она была такой убедительной, такой цельной и надежной, такой своей, что Драко наивно развесил уши — и как оказалось, совершенно зря…
Последним чувством в этом калейдоскопе была слепая, нерассуждающая зависть. Драко тоже хотел стоять так с кем-то, позабыв обо всем на свете. Он так усердно убеждал себя, что интересы семьи важнее личного счастья, но Драко ведь тоже был не железный…
Как они вообще до этого докатились? Еще вчера у него были лучший друг и близкая подруга, а еще — Лаванда Браун, которая приходилась ему неясно кем, но совершенно точно не посторонним человеком. Был разгар праздника и все налаживалось, а в голове роились планы на Тайную комнату: «Секреты Слизерина раскрыты!», «Наследник Малфой находит сокровища Основателей!».
Гордые и счастливые отец и крестный, довольная мама, одобрительная улыбка Поликсены Блэк, громкие заголовки газет и вечная слава… Помимо этого, опасное приключение должно было сблизить их с друзьями, а там, может, и Панси впечатлилась бы смелостью Драко и посмотрела бы на него совсем другими глазами…
И с кем теперь прикажете покорять Тайную комнату? И что вообще делать? Утро понедельника долго не продлится, и вот-вот придется пойти на уроки, а на переменах — как-то общаться со своей расколотой компанией: как и о чем? Что тут вообще можно сказать? Гарри будет беситься, Панси притворится, что ничего не случилось, и знать бы еще, как поведет себя Лаванда… Драко чувствовал себя так, словно попал в эпицентр землетрясения, и теперь ему предстоит разбирать дымящиеся завалы — причем, судя по всему, снова в одиночку…
Раньше он без задней мысли спросил бы совета у папы, но в его возрасте жаловаться взрослым было просто-напросто стыдно. С началом обучения в Хоге старые семьи возлагали на наследников посильные обязанности и давали им важные задания — считалось, что это закаляет и воспитывает характер. Признаваться в провале сразу двух своих самостоятельных миссий было мучительно неприятно — не справился, расклеился…
Возможно, стоило поговорить с Гарри еще раз, но Драко наконец готов был признать: он переоценил свои силы. Слишком увлекся игрой в самостоятельность и совсем забыл о том, что его действия будут иметь последствия для всех Малфоев, нынешних и будущих. Драко следовало посоветоваться с отцом намного раньше — когда он только заподозрил, что Поттер неровно дышит к Панси. Больше тянуть было некуда, пора было смирить гордыню и наконец ввести папу в курс дела. В конце концов, именно так был устроен их мир, чего гордец Поттер пока не понял и не принял: ты готов ради семьи на все, но и семья в ответ стоит за тебя горой…
«Дорогой папа!
Я хотел бы честно признаться в том, что не справился с обеими задачами, которые ты передо мной поставил. Я осознаю, что провал первых взрослых заданий — это позор, и мне очень жаль, что когда-нибудь тебе придется оставить дела на такого непутевого наследника, как я. Прости, что разочаровал.
В свое оправдание скажу, что даже ты не смог бы выполнить обе эти задачи одновременно (а именно, дружить с Гарри Поттером и ухаживать за Панси Паркинсон). Не спрашивай, просто поверь на слово: это невозможно, хотя я очень старался. Все время выходит так, что в лучшем случае я теряю одного из них, а в худшем — сразу обоих… Тем не менее я полностью признаю свою вину и готов искупить ее, взяв на свои плечи любую другую миссию.
Пользуясь случаем, хочу предложить план, который поможет нам выйти из сложившейся ситуации не потеряв лицо: я мог бы всецело сосредоточиться на дружбе с Гарри и отказаться от помолвки еще до ее объявления. Да, я знаю, что дело не только в нашей с Панси совместимости: у наших семей общие дела, и этот союз связал бы Малфоев и Паркинсонов еще крепче, позволил бы не опасаться предательства. Однако я верю в то, что помимо Панси, у тебя есть и другие варианты, хоть и похуже (есть ведь, правда? Пожалуйста, скажи, что есть).
Папа, однажды Поттер вполне может стать Министром, и мне хотелось бы, чтобы при нем Малфои процветали. Именно так ты объяснял мне важность нашей дружбы — хотя я давно уже общаюсь с Гарри не потому, что так было велено, а потому, что он стал мне дорог.
Так вышло, что все ужасно запуталось, и мы с Поттером можем рассориться навсегда. Если это случится, то в будущем он будет лоялен только к Паркинсонам — если не из-за самой Панси, то уж точно из-за ее тети, — но никак не к нам… Я хорошо изучил своего лучшего друга. Гарри не умеет делиться и не забывает обид, а еще он совсем не умеет отступать. К тому же, он не зря зовет себя магглом с палочкой: порой до него невозможно достучаться и вбить ему в голову хоть немного здравого смысла (знал бы ты, как это бесит!). Однако, несмотря на свою твердолобость, он умен, упорен и изобретателен. Это человек, которого я предпочел бы видеть другом, а не врагом.
Помимо этого, должен признаться честно: объявление о помолвке отталкивает от меня не только Гарри, но и Панси. Такое чувство, что чем больше я стараюсь расположить ее к себе, тем больше она отдаляется. Я знаю, ты рассчитывал на то, что от дружбы до любви один шаг, как было у вас с мамой. Я тоже так думал, но у меня совсем ничего не выходит (поверь, я делал все, что полагается, и даже больше). Ты говорил, что очень важно, чтобы у нас с Панси был крепкий и счастливый брак… но пока что получается ровно наоборот. Надеюсь, ты поймешь меня, потому что я очень, очень не хочу жениться на ней, если нас будет связывать один только долг. Серьезно, это будет просто ужасно, потому что я буду помнить ее совсем другой, живой, а не мраморной статуей!
Однажды мы с Гарри поспорили, и я сказал, что пойду ради своей семьи на все. Я по-прежнему так считаю, но сегодня мне пришло в голову, что если я женюсь на Панси, она тоже станет частью моей семьи… И я не знаю, как выбирать между благом рода Малфой и благом родных людей, когда они друг другу противоречат. Если ты знаешь, пожалуйста, научи меня, потому что в одиночку я совсем запутался.
Ты учил меня держать нос по ветру, чтобы вовремя скорректировать свой курс. Так вот, похоже на то, что сохранить и дружбу с Поттером, и помолвку с Паркинсон мне не удастся. Я выбираю дружбу (и искренне надеюсь, что благодаря этому решению смогу сохранить хорошие отношения с ними обоими).
Мое письмо вряд ли тебя убедит, но ты сам учил меня доверять интуиции, приводя в пример маму, и сейчас интуиция говорит, что я прав. Папа, давай отменим помолвку, пока все еще можно исправить.
Искренне твой, Драко».
Примечания:
Пожалуйста, не забывайте про кнопку "Жду продолжения" — при выкладке глав я ориентируюсь на счетчик :)
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Примечания:
Надеюсь, вам глава понравится так же, как она нравится мне :)
Сириус сжал зубы и снова заставил себя встать в атакующую позицию. Тело вспоминало боевую стойку со скрипом, так, словно было заржавевшим рыцарским доспехом, одним из стражей Хогвартса. Когда-то в прошлой жизни они с Джеймсом заколдовали такой и отправили его пугать девчонок, вот визгу-то было! Дураки, конечно, зато с фантазией и завидным энтузиазмом. Судя по всему, Гарри отцовскую тягу к приключениям не унаследовал — и знать бы, к худу это или к добру… им с Джеймсом пришлось несладко, и Сириус никак не желал крестнику подобной судьбы.
— Как суставы, по-прежнему ноют? — с исследовательским интересом уточнил Сметвик, сидящий за высоким круглым столом. На коленях у него возлежал пухлый коричневый блокнот — туда Гиппократ записывал мысли о реабилитации своего звездного пациента. Сегодня он задержался после обеда и рутинного осмотра, чтобы понаблюдать за тренировкой Сириуса — не иначе подозревал, что сумасшедший Блэк перестарается и сведет на нет все его усилия. В целом, это было не так уж далеко от истины — Сири действительно гнал себя не в хвост, а в гриву.
Он хотел было огрызнуться, но вовремя прикусил язык: со Сметвиком не стоило задираться — если бы не добрый доктор, восстановление шло бы намного медленнее. Благодарность всегда давалась Блэкам с трудом, но Сириус очень, очень старался научиться.
— Ноют, конечно, куда они денутся? Особенно на погоду, — нехотя признал он и с раздражением встряхнул правой рукой с зажатой в ней палочкой — уже затекла, проклятая, ну вот что ты будешь делать?! Чувствовать себя трухлявым пнем в тридцать с хвостиком было ужасно обидно, и чем больше Сириус оживал и интересовался окружающим миром, тем тяжелее ему было принимать свое нездоровье. Пес внутри заворочался, глухо ворча: отгрызть бы ее, эту непослушную лапу, к чертям собачьим… — Получше, чем в начале, но все равно бесит. Может, у тебя сыщется какой волшебный порошочек, а?
Сметвик скептически поднял левую бровь и почесал ее кончиком пижонского фазаньего пера. Друг его супруги вообще возмутительно хорошо выглядел и одевался для человека, посвятившего себя лечению больных. Сириус чувствовал бы себя куда увереннее, будь у Гиппократа седая козлиная бородка, круглые очочки в роговой оправе и потертый саквояжик. А если бы от него еще и тянуло касторкой и йодом, а не хорошим одеколоном, то было бы и вовсе славно.
— Колдомедицина, друг мой Блэк, рассчитана на экстренное вмешательство в организм, её главное преимущество — скорость. Простуда после бодроперцового проходит за три часа, кости под влиянием костероста срастаются максимум за день… — назидательно заметил Сметвик, будто читал лекцию восхищенным студиозусам. — Но у этой скорости есть цена — мы вынуждаем организм работать на износ. Так что мы можем решить любую твою проблему со здоровьем хоть сегодня… но только одну. Впрочем, даже с одной я не уверен, что обойдется без побочных эффектов. Ты готов, скажем, потерять нюх в обмен на излечение артрита? Предположу, что нет, а значит, нужно искать обходной путь. В этом вопросе магглы дают нам огромную фору — за Барьером реабилитация поставлена куда лучше. И именно потому так важно…
— Да знаю я, знаю, — с досадой отмахнулся Сириус, снова повернулся к стоящему у окна учебному манекену и тщательно прицелился. Этот разговор у них случался всякий раз, стоило Сметвику явиться на очередной осмотр — Гиппократ спал и видел, как бы убедить Сириуса блеснуть на конференции по реабилитационной колдомедицине. Быть экспонатом кунсткамеры Сири никак не улыбалось, но Сметвик упрямо не желал признавать поражение.
Хронический случай, ну надо же… хотелось завыть, но он уже привычно подавил этот порыв, и горло словно сжало стальными тисками. Зато заклинание наконец попало в цель, а не прожгло занавески, как в прошлый раз — прогресс налицо!
— А спинка наша как поживает? — вкрадчиво поинтересовался Сметвик, и Сири неловко повел плечами. Как-как, болела спинка, причем с огоньком и выдумкой: иногда стреляла поясница, порой сводило лопатки, а два дня назад он даже и заснуть толком не смог — стоило прилечь, как где-то возле хребта тут же заворочалась тупая ноющая боль, и Сириус весь извелся, волчком крутясь на кровати. Спал в итоге на полу, свернувшись калачиком, накрыв нос лапой и поскуливая от жалости к себе — у Бродяги не болело ничего и никогда. Радоваться бы, но он знал, что так даже хуже: все чаще и чаще сбегать от боли в аниформу — слишком опасный соблазн… Так можно вовсе расхотеть возвращаться обратно — слишком уж много у людей проблем.
— У пациента внезапно обнаружился селективный мутизм(1), — невозмутимо отметил Сметвик после затянувшейся паузы, и Сири обернулся к нему, чувствуя беззлобную насмешку. — Так и запишем.
— И как вы только с Паркинсон ладите, — покачал головой Сириус и опустил палочку. Пальцы дрожали, просто-таки ходуном ходили, предатели, и он спрятал палочку и крепко, до боли, сжал их левой ладонью. — В жизни не поверю, что она сечет во всех этих колдомедицинских заморочках.
Сметвик промолчал и с улыбкой похлопал по столу, приглашая Сириуса занять место напротив. Сидеть было унизительно приятно, почти до слез — так спина ныла намного меньше. Совсем как старик, хуже Дамблдора, — с тоской подумал он.
Гиппократ тем временем дописал последнюю строчку в своем блокноте, который Сириус к этому моменту уже страстно ненавидел, закрыл его и пытливо взглянул на собеседника. Сири поежился: под этим пристальным взглядом ему всегда было неуютно — Сметвик словно видел его насквозь, вплоть до костей и сухожилий. Он снова поразился тому, как Поликсена могла сблизиться с этим страшным человеком. Что вообще могло скреплять эту дружбу? Паркинсон была бойцом из бойцов, точно таким же, как сам Сириус, и он никак не мог представить ее за заумной беседой о клистирах и капельницах.
— Не смотри на меня так, я смущаюсь, — проворчал он, отводя взгляд первым. — И на конференцию не поеду, отстань уже от меня.
— Сириус, говорю же тебе: твой случай уникален, — мягко и убедительно сказал Сметвик, постукивая по столу длинными музыкальными пальцами. Медиведьмы небось с ума по ним сходили. — Знаю, знаю: хронические боли спины, ревматизм суставов, да и зрение тоже подводит после стольких-то лет в полумраке… но поверь, все могло быть намного хуже. Острые проблемы с почками мы уже сняли, как и твою светобоязнь, да и диета дает свои плоды. А уж мозг твой и вовсе восстанавливается поразительно быстро, просто на загляденье. Наша экспериментальная схема реабилитации может помочь огромному числу людей — если только ты, друг мой, начнешь кооперироваться.
— Ни на какую конференцию я не поеду, — как можно тверже и раздельнее повторил Сириус и позвал Кричера. Тот тут же возник рядом, комкая в узловатых пальцах видавший виды носовой платок. Все ясно, опять убивался из-за горестей своего непутевого хозяина. — Мне — красного вина, как вчера, а доктору…
— Ну нельзя тебе пить, дубина, сколько раз повторять? — неодобрительно покачал головой Сметвик и пригвоздил Кричера на месте своим фирменным строгим взглядом. — Если хозяин тебе дорог, больше никакого алкоголя. Ты ведь не хочешь, чтобы он переселился в фамильный склеп?
Кричер поколебался, неловко переступая с ноги на ногу и кидая на Сириуса виноватые косые взгляды, а затем с силой потянул себя за седые уши и медленно, торжественно кивнул.
— Эй! — возмутился Сири, резко выпрямляясь, и поясницу тут же прострелило. — Что это еще за произвол?
— Печень, друг мой Блэк, беречь надо, — безмятежно отозвался Гиппократ. — Есть в твоем теле такой орган, и ему требуется период полной абстиненции. Так и знал, что надо понаблюдать за тобой в естественных условиях — сам же берешь и сводишь нашу работу на нет, оттягиваешь собственное выздоровление. Во-первых, зелья токсичны, они и так заставляют твою несчастную печень работать сверхурочно. А во-вторых, многие из них еще и нельзя мешать с алкоголем во избежание побочных эффектов.
— Я и не мешаю, — процедил Сириус, тайком разминая ноющие пальцы. — Зелья — утром, вино — вечером.
Без спиртного жить было бы совсем уж тошно: воспоминаний с каждым днем становилось все больше, словно в его голове слишком усердная пряха спешно чинила истрепавшийся гобелен. Сириус отчетливо помнил тьму и ужас, крики и вынимающие душу жалобы… а еще — дыхание с присвистом из-под низкого черного капюшона, который очень плавно, как в замедленной съемке, поворачивался в его сторону. Лучше бы он вовсе ничего не помнил, но видимо, память так не работала. Очень, очень жаль.
— Кричер — плохой слуга, — пробормотал тем временем эльф, пятясь задом в сторону двери. — Он обязательно накажет себя, когда хозяину Сириусу станет лучше, да-да, обязательно накажет…
Он исчез с шумным хлопком, спеша обустроить новые хитроумные тайники, и Сири тяжело вздохнул, признавая поражение. Ну вот, даже Кричер, уж на что верен, — и тот переметнулся, подлец. Никому Сириус Блэк не указ даже в собственном доме: эльф слушает посторонних пуще хозяина, крестник отделывается короткими вежливыми отписками, ну а жена…
Впрочем, вспоминать о сыне Джеймса тоже было неловко. Не узнать собственного крестника, принять за лихорадочное видение… Что видел и слышал Гарри, пока Сири блуждал не то по коридорам отчего дома, не то по хитросплетениям своей барахлящей памяти? Очень хотелось извиниться и наладить отношения, но пока что-то не выходило. Поликсена наблюдала за его попытками с жалостью и плохо скрываемой досадой, а Сириус вспоминал холодные зеленые глаза и мягкие, осторожные шаги за спиной и никак не мог составить впечатление о мальчишке, которого ему положено было любить и опекать.
Что если как люди они друг другу совсем не понравятся? Почти тринадцать лет — поздновато для перевоспитания, да еще и угрюмым малознакомым дядькой, который не может взять в толк, как ему жить даже собственную жизнь. На дворе была уже середина марта, и Сириус одновременно отсчитывал дни до пасхальных каникул и боялся их наступления. Что он скажет Гарри, когда тот приедет снова?
— Возвращаясь к теме конференции… может, ты переживаешь за свою анонимность? Ну хочешь, маску тебе организую? — дружелюбно предложил добрый доктор, и Сириус покачал головой, сдерживая в горле рвущееся наружу рычание: с масками у него были очень плохие ассоциации. К тому же, он прекрасно понимал, что его узнают даже под обороткой — из Азкабана выходило слишком мало народу и другому такому «хроническому случаю» взяться было просто неоткуда. От мысли о том, что придется трясти грязным бельем перед всеми этими умниками в пенсне, Сири по-настоящему мутило, и даже полузабытая фамильная гордость нет-нет да подавала голос. — А вот дергаться не надо, нервишки тоже следовало бы подлечить. Сейчас набросаю рецепт, велишь эльфу заваривать перед сном. Он у тебя молодец, всем бы пациентам такого — глядишь, и на ноги быстрее вставали бы.
Сметвик небрежно вырвал из блокнота листок и принялся быстро покрывать его своей совершенно невразумительной клинописью. В школе Сириус специально портил себе почерк, чтобы досадить маменьке, ценившей чистописание больше храбрости и прочих весьма полезных качеств, но высот Сметвика даже и близко не достиг.
— Ты ведь что-то скрыл от меня, правда? — внезапно спросил Гиппократ, откладывая перо, и Сириус плотно сжал губы. — Давай, не стесняйся — я же врач, уж мне-то можно довериться.
От стыда все внутри сжалось в раскаленную тугую пружину, и Сири поймал себя на том, что желание превратиться в собаку стало совершенно невыносимым. Псам разговаривать не положено и можно не отвечать на всякие каверзные вопросы — знай виляй себе хвостом и умильно заглядывай в глаза… Еще и за ушами почешут, тоже радость… только это ему из всех плотских удовольствий и осталось. Ни тебе пожрать толком — «диета, побереги желудок», ни выпить — «печень, друг мой Блэк», ни… полный ноль, короче.
— Я ничего не хочу, — наконец выдавил он, глядя Сметвику куда-то поверх плеча, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Совсем.
— В смысле?.. — с намеком спросил Гиппократ, поднимая бровь, и Сириус кивнул и неуклюже поскреб лаковую столешницу ногтем.
— Мозгами я понимаю, что меня это вообще не должно сейчас волновать, потому что… ну, суставы, спина и все такое… но скажу тебе, как мужчина мужчине — меня это просто до чертиков пугает, — признался он.
Мордред, таким уязвимым Сири не чувствовал себя с далекого второго курса, когда в последний раз обратился за помощью к маменьке — вывихнул ногу, прыгая с лестницы сразу через несколько ступенек. Та сперва побелела как смерть, а потом подняла крик на весь дом, и Сириус поклялся, что больше никогда и никому не пожалуется, что бы там у него ни болело. И вот, пожалуйста, спешите видеть: сам выбалтывает все секреты как на духу. Неправильный все-таки доктор этот Гиппократ, слишком легко втирается в доверие. Сири вообще не привык откровенничать с людьми: несмотря на всю свою широту души, по-настоящему открывался он только единицам.
— Сириус, послушай меня сейчас очень внимательно, — Сметвик одним плавным, привычным жестом потер глаза и переносицу. — Отсутствие либидо — совершенно нормальная вещь. Во-первых, репродуктивная функция всегда страдает первой — мы все-таки животные, а животные не могут размножаться, когда им плохо. Им правда совсем не до этого — выжить бы; а тебе было плохо очень, очень долго. Во-вторых, поверь, так даже лучше: если бы тебе, гм, хотелось, но не моглось физически, было бы куда обиднее. А так есть надежда, что к моменту, когда твой организм наконец осознает, что ты в безопасности, мы тебя как раз и подлечим.
— Ловлю на слове, — нарочито спокойно кивнул Сириус, хотя внутри поселилась пьянящая легкость. Может, он и был проклятым кобелем и стоило сосредоточиться на высоких материях, как когда-то увещевала Лили, но для Сири земные удовольствия имели большое значение. Он и так одним махом лишился здоровья, красоты и молодости, не говоря уже о потерянных впустую годах. Что вообще осталось в нем от прежнего Сириуса Блэка? Навсегда попрощаться еще и с мужской силой, окончательно превратившись в жалкую тень самого себя, было бы не просто обидно, а по-настоящему сокрушительно.
— К тому же, куда спешить? — проницательно прищурился Сметвик. — За обедом мне не показалось, что у Поликсены есть претензии.
Это было еще мягко сказано — Паркинсон совершенно точно избегала не только гипотетического супружеского ложа, но и вообще хоть какого-то мало-мальски теплого общения. Не то чтобы Сириус к ней подкатывал, ему и правда совсем ничего не хотелось, но все-таки он надеялся, что они с Поликсеной смогут хотя бы… ну, дружить? Обхохочешься, конечно, — дружить с собственной женой! — но Сири ловил себя на том, что это было бы действительно здорово. Они могли бы сходить в кино — его нога не ступала за Барьер целую вечность. Или просто устроиться на полу в библиотеке, зажечь свечи и приговорить вместе бутылку сангрии — Кричер отменно ее готовил…
Еще и эти загадочные отлучки по выходным — после обеда в пятницу Поликсена просто исчезала, растворялась в тенях, совсем как Гарри раньше, и Сириус никак не мог решить, стоит ли выносить этот вопрос на обсуждение. Не буди лихо, пока оно тихо, — так говаривал его отец, а после многих лет брака с маменькой он точно знал толк в таких вещах. Сири никогда не признался бы в этом вслух, но он просто-напросто боялся поговорить с Поликсеной начистоту и расставить точки над «i»: нейтралитет — штука хрупкая, не хватало еще, чтобы Паркинсон ушла из дома насовсем, оставив его в полном одиночестве… Тогда он стопроцентно сойдет с ума.
Стоило бы взять дело в свои руки и найти новых приятелей, но так уж вышло, что в дружбе Сири не везло даже больше, чем в любви. Джеймса больше не было, совсем не было, и это осознание до сих пор отдавалось в нем глухой болью, непрерывно тянуло из него соки, словно где-то внутри образовалась черная дыра. Ну а Ремус… в тот единственный раз пару недель назад, когда Люпин напросился в гости, они чуть не поубивали друг друга. В ходе спора выяснилось много неприятных вещей: оказывается, Ремус свято верил в то, что именно Сири предал Поттеров, а еще считал его золотым мальчиком, получившим амнистию только благодаря происхождению… Сириус даже представить себе не мог, что всегда спокойный и уравновешенный Люпин может так резво слететь с катушек.
Воспоминание о том вечере до сих пор жгло, будто ему в мозг с размаху всадили раскаленную спицу. Ремус по-настоящему, искренне верил в то, что Сири выдал Джеймса, и это просто не укладывалось у Блэка в голове. Он много чего натворил за свою короткую, но яркую жизнь до Азкабана, но уж в чем никогда не давал себя заподозрить, так это в предательстве. Услышав эти невероятные обвинения, Сири так разозлился, что едва не поехал в Азкабан повторно — за убийство, совершенное особо жестоким способом, пускай и в состоянии аффекта.
Из бывших друзей оставался еще Питер — точнее, охота на него. С каждым днем в голове у Сириуса все больше прояснялось, и его ненависть к Петтигрю только крепла. Предатель совершенно точно был жив — аппарировал, пока Сири корчился на земле после контузившего его взрыва. Крысы бегут с корабля первыми, и удивляться тому, что Питер бросил его среди горящих трупов, было глупо и наивно, но тогда Сириус все равно удивился и до сих пор стыдился своей минутной слабости. Чего он в самом деле ждал — что тот ужаснется содеянному и кинется Сири на выручку со слезами раскаяния?
А ведь и правда ждал. До последнего ждал, что Пит хоть как-то объяснится, что скажет: вынудили, заставили, испугали; угрожали и шантажировали… Не оставили выхода — ни одного, честное слово. Сириус надеялся, что Питер повинится: мол, слаб я, Сири, слаб, труслив и глуп, всегда был таким, ты же знаешь. Я вовсе не хотел, чтобы Джеймс и Лили в результате погибли. Я просто не понимал, чем все обернется. Глупый наивный мышонок Пит, взятый в оборот злыми Пожирателями.
Еще в Азкабане, размышляя о том далеком дне, Сириус понял, что до последнего сдерживал удар — в глубине души он отчаянно хотел услышать от Петтигрю эти слова. Дурак, конечно, — сам Питер сражался в полную силу, и это тоже выбило Сири из колеи: он никак не ожидал от бесталанного приятеля такой прыти.
Где же тот теперь, в какую дыру забился? Он вполне мог уехать из Британии, но что-то подсказывало Сириусу, что это не так. Никакого суда не будет, Сири больше не верил в справедливость системы. Поймав Петтигрю, он с огромным удовольствием перекусит недругу хребет, станет смыкать челюсти все крепче и крепче, чувствуя, как по капле выдавливает из предателя жизнь. Питер не оставлял его даже в Азкабане, даже в худшие дни, когда Сириус толком не осознавал сам себя: призраком прошлого являлся в полудреме-полуяви, шептал на ухо, как прекрасно будет, когда Сири не станет, и как земля понемногу очистится от скверны, которую он собой воплощает… В его видениях Петтигрю был даже более безумен, чем сам Сириус, — порождение тьмы, жажды и иссушающей душу вины: не заметил, не понял, не уберег.
Снова остро захотелось выпить, но Сири сдержался. В одном Сметвик был прав: чтобы выследить такую дичь, ему позарез нужно было вернуть себе здоровье. Может, конференция не такая уж и плохая идея, — с сомнением подумал он, оценивающе поглядывая на хмурого Гиппократа. Ну и Париж в разгар весны тоже хорошая штука, особенно если он поедет не один — Поликсена ведь не отдаст его на растерзание жестоким колдомедикам…
* * *
Северус аппарировал в тупик за домом, поправил новое пальто и медленным шагом направился к главной улице. По пути он не глядя перешагнул через выбоину на тротуаре и проследил взглядом за упитанной полосатой кошкой в синем ошейнике (кошку звали Трикси — жившая по соседству хозяйка не раз громко зазывала любимицу домой). Дойдя до угла, Северус повернул, а затем, поколебавшись, поднял голову и привычно нашел взглядом окна без штор на седьмом этаже — там горел свет, и его настроение тут же пошло в гору. Поднявшись по ступенькам, он открыл подъездную дверь своим ключом и вызвал лифт.
Для этого дома квартира была небольшой: кухня, гостиная и две спальни. Сам дом был новым и принадлежал к недвижимости премиум-класса, в которую так удобно вкладывать лишние деньги, — вызывающе модернистская башня, торжество стекла и стали. Из-за специфики здания часть квартир пустовала, а в окнах остальных огни загорались только раз в пару месяцев, когда хозяева мельком заглядывали в Лондон. Еще несколько квартир сдавались притязательным постояльцам с большим кошельком — как раз таким, как леди Поликсена Блэк и ее частый гость. Все вместе это было им очень на руку: здесь не принято было интересоваться именами и делами немногочисленных соседей, а столкновение с кем-то в широких коридорах и вовсе было случаем из ряда вон выходящим.
Поликсена обнаружилась в гостиной. Она сидела за массивным деревянным столом, спиной к стене — старая привычка — и методично уничтожала темно-синий, почти черный, виноград. Северус сел наискосок от нее, откинувшись на кожаную спинку стула, и принялся наблюдать за подругой: зрелище было презабавным. Поликсена всегда начинала с самых маленьких и кислых виноградин, постепенно подбираясь к крупным и сочным, с тугим глянцевым бочком, и лицо у нее было при этом уморительно серьезное, словно она выбирала, какой провод в бомбе перерезать, чтобы избежать взрыва.
— Я почти закончила, — пообещала подруга, не поднимая головы и хищно шевеля пальцами над двумя почти одинаковыми виноградинами, словно оса — усиками. Северус невольно посочувствовал ее мукам выбора. — Как там Хог, стоит?
— Мерлиновым попущением, — фыркнул Северус, вставая и расстегивая верхние пуговицы рубашки. — Как там муж, жив?
— Заботами Кричера, — в тон ему отозвалась Поликсена, наконец определяясь со следующей виноградиной и отправляя ее в рот. Еще и глаза зажмурила от удовольствия, негодяйка. Северусу даже завидно стало — у него отношения с едой были попроще, и ни одно самое изысканное блюдо не приносило ему столько удовольствия, сколько приносил Поликсене ее несчастный терпкий виноград. — Ну и Мерлин ему тоже благоволит, добрый старец. Как дети?
Северус пожал плечами: дети как дети, никаких хлопот те не доставляли. Правда, пересели: с некоторых пор Панси прилежно ассистировала своему сводному брату, а Драко учил Лонгботтома не взрывать котлы. Гарри по-прежнему сидел с Браун, спасая ту от вечных троек, но взгляды, которые он иногда бросал в сторону своих друзей, тревожили Северуса: ему была хорошо знакома эта гремучая смесь раздражения, отчаяния, тоски и надежды. Одно время он хотел вывести крестника на откровенность, чтобы разобраться в ситуации, но подумав, отступился: в сложном мире подростковых ссор и примирений он чувствовал себя слоном в посудной лавке.
Тем не менее Северус все равно напомнил Драко о своей готовности выслушать и дать совет, но тот только покачал головой — значит, или все было под контролем, или Снейп был бессилен помочь. Умом Северус понимал, что крестник прав: они давно уже переросли фазу песочницы, где можно было вовремя вмешаться и волей взрослого развести драчунов по разным углам. Однако отступить в сторону и дать им разобраться самостоятельно, неминуемо набив в процессе кучу шишек себе и остальным, все равно оказалось мучительно тяжело.
— Север, будь другом, налей вина. Штопор…
— Да знаю я, — отмахнулся Северус, идя на кухню. Штопор и правда обнаружился именно в верхнем ящике, справа, и увидеть его на привычном месте почему-то оказалось очень приятно, словно он повстречался со старым товарищем. В придачу к нему, Северус подхватил под мышку стоящую на столе бутылку красного, не глядя нашарил бокалы в подвесном шкафчике и вернулся обратно в гостиную. — В прошлый раз ты забыла в прихожей гребень для волос, — сообщил он, ставя бутылку и бокалы на стол и приноравливаясь к пробке.
— Не забыла, а предусмотрительно оставила на будущее, — назидательным тоном поправила его Поликсена и смачно, со зловещим хрустом надкусила очередную виноградину — порой она рандомно меняла способ поедания ягод, и это был еще не самый зверский из них. Значительно хуже было, когда подруга начинала свежевать виноградины, скрупулезно обдирая с них шкурку, а потом рассасывая мякоть на языке — но Северусу даже нравилась ее непосредственность. Было в этом что-то домашнее и трогательное. — Все равно постоянно кручусь тут на выходных.
Северус хмыкнул и, налив вино, подвинул к ней один из бокалов и сел, закинув ногу за ногу и положив руку на щиколотку.
— У тебя вообще-то есть дом, — напомнил он, со значением поднимая левую бровь, хотя сейчас ему больше всего хотелось забыть о существовании мира за пределами этой квартиры и вспомнить о нем снова только в понедельник, за пару часов перед уроками. Пора было признаться честно: Северус успел подсесть на их «конспиративные дружеские встречи» очень основательно, едва ли не больше, чем на воспоминания Поликсены — те, за пятый курс, уже заканчивались, и пора было клянчить следующую порцию.
— У тебя вообще-то тоже, — подняла на него глаза Поликсена, отрываясь от миски. — И что, расходимся по домам?
Северус промолчал — ответ и так был очевиден, — и она добавила ворчливо:
— То-то же, так я и думала.
Он пригубил терпкое вино, наблюдая за тем, как ловкие пальцы Поликсены ощупывают ягоды. Северус толком не знал старших Паркинсонов, но очень живо представлял себе чопорные обеды в огромной столовой, под бдительным присмотром домовых эльфов: батареи вилок, похоронное молчание и стулья с издевательски жесткими спинками. Смакование винограда плохо укладывалось в эту картину, и Северус горячо посочувствовал подруге: в его доме вкусная еда водилась редко, но когда она все-таки появлялась, никто не диктовал маленькому Северусу, как именно ее есть.
Он снова взглянул на поредевшую кисть винограда и уже собирался сказать это вслух, но в памяти всплыл совсем другой вечер в совсем другом месте…
…наблюдать за борьбой Поликсены и винограда — та ещё мука, и Северус коварно отвлекает ее вином, другой рукой отодвигая блюдо на дальний конец низкого журнального столика. Поликсена не возмущается — для этого у нее слишком благостное настроение: она сидит в глубоком кресле, под огромным абажуром торшера, похожего на НЛО, и по ее расслабленному лицу блуждают зыбкие тени.
Им всем хорошо, и почти выходит притвориться, что никакой войны и в помине нет, и проблем нет тоже — есть просто этот вечер на троих, и Коукворт уже почти заснул, а у них еще полно сил, и Каролина, сидя прямо на ковре, поднимает бокал на уровень глаз, любуется тем, как свет от торшера превращает вино в жидкий янтарь.
Подруга слегка поворачивает бокал из стороны в сторону, медленно склоняя голову вместе с ним, и Северус улыбается про себя: кое-кому на сегодня хватит. Он собирается шепнуть об этом Поликсене, сидящей через стол, но движения Каролины становятся все плавнее, словно в замедленной съемке, пальцы судорожно, до белизны, сжимают хрупкую ножку бокала, а синие глаза стекленеют. Северус хочет потрясти ее за плечо, но не может пошевелиться в своем кресле — кажется, что само время замедлилось, стало вязким и тягучим, как липовый мед. Каролина начинает говорить: глубокий и низкий, чужой голос, кажется, идет совсем не из горла, а отовсюду, и губы подруги почти не шевелятся. Она говорит…
— …Сейчас я надену миску тебе на голову!
Северус вздрогнул и недоуменно перевел взгляд на руку Поликсены, трясущую его за плечо с неженской силой. Нависшая над ним подруга встревоженно присмотрелась к нему и отступила на шаг, скрестив руки на груди.
— И что это было? — недовольно спросила она, но Северуса не обманула нарочитая холодность ее тона — Поликсена просто испугалась за него. На душе парадоксальным образом потеплело.
— Воспоминания, — хрипло пояснил он, с нажимом потирая переносицу. — Порой они всплывают сами по себе и удачный момент не выбирают.
— Выглядит жутко, Север. Больше так не делай, — неловко пошутила Поликсена, садясь обратно. Внешне подруга снова расслабилась, но взгляд у нее по-прежнему был настороженный и пристальный. — Ты просто замер и битых пять минут пялился в стену, будто там кино показывали. Я уже собиралась слать весточку Иппи.
— На месте миссис Сметвик я бы расстроился, — намекнул Северус, убирая пальцы с переносицы. Поликсена фыркнула и, закинув в рот последнюю виноградину, отодвинула миску в сторону.
— Линда знает, что я на Иппи не претендую, — пояснила она таким безмятежным тоном, словно сообщала ребенку, что небо голубое, а земля круглая. Северус иронично покивал: он давно уже догадывался, что в сердечных делах Поликсена необъективна и что мнение Линды Сметвик может кардинально отличаться. — Мы вон, тоже проводим выходные вместе, и что тут такого? Все взрослые люди.
Он снова медленно кивнул: в этом действительно ничего такого нет. Они просто друзья, и Поликсена вольна проводить свои вечера с кем захочет: со своим другом Северусом или со своим другом Гиппократом… или, к примеру, с собственным мужем. Или муж все-таки находится в другой весовой категории? Северус уже ни черта не понимал ни в чистокровных семьях, ни в дружбе, ни во взрослых людях, ни даже в собственных воспоминаниях.
— Каролина все-таки произнесла свое истинное пророчество, — медленно, пытаясь свыкнуться с этой мыслью, произнес он. — Ты тоже там была и наверняка его слышала — о чем оно было?
Поликсена застыла всего на долю секунды, но Северусу хватило этой заминки, чтобы понять, что сейчас он услышит наглую ложь.
— О далеком будущем моей семьи, — небрежно сказала Поликсена. — Дела рода, Север, забудь.
— Врешь как дышишь, — укоризненно покачал головой он, и Поликсена опасно прищурилась. — Мне казалось, мы друг другу доверяем.
— У тебя есть дурацкое хобби: укладывать грабли в ряд и бодро шагать по ним туда-сюда, — прошипела Поликсена, и он удивился силе ее эмоций, но она тут же взяла себя в руки и твердо добавила: — Север, я не стану обсуждать с тобой пророчество Каролины. Поверь на слово: оно было не о тебе, и этого должно быть вполне достаточно. Как насчет проявить доверие первым и не лезть туда, куда прямо просят не лезть?
— Мы ведь уже это проходили, — вкрадчивым тоном посетовал Северус, ловя ее взгляд. — Ты уже пыталась защитить меня от горькой правды — и не преуспела. Поликсена, смирись: твой подход не работает.
— Тебе никогда не приходило в голову, что часть твоих воспоминаний одновременно является моими воспоминаниями? — светски поинтересовалась подруга, беря в руку бокал. — И что мне может быть неприятно ворошить прошлое?
— Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее разгорается мой интерес, — честно предупредил Северус, допивая вино.
— Узнаю старого доброго Севера, — горько усмехнулась Поликсена, отставляя нетронутый бокал. — «Нет» значит «нет», друг мой. Поверить не могу, что я первый человек в твоей жизни, который пытается это втолковать. Север, ты же взрослый мальчик, не может быть, чтобы до меня тебе никто не отказывал!
— Не пытайся сбить меня с толку, лиса, — вернул усмешку Северус, и Поликсена закатила глаза. — Рано или поздно я все равно все вспомню.
За окнами догорел неяркий закат, и пошел холодный дождь. Завтра надо будет сходить в магазин через дорогу, — напомнил себе Северус. — Сыра в доме нет, а ризотто само себя не приготовит.
— Север, — заговорила Поликсена, и он насторожился — таким тоном она обычно собиралась сказать какую-то неприятную правду. Например, что больше это — чем бы оно ни было — продолжаться не может. — Есть одна вещь, которую тебе нужно знать. Помнишь, ты спрашивал меня, почему мне приспичило выскочить за Сири?
Опять чертов Блэк, и тут он, — с тоской подумал Северус, неторопливо расстегивая манжеты рубашки и вынимая запонки, чтобы немного потянуть время. Иногда ему казалось, что призрак Сириуса незримо бродит по этой квартире, с усмешкой глядя, как они притворяются, что это обычное для двух взрослых людей дело — почти каждые выходные сбегать вместе в безымянную квартиру за Барьером. Готовить поздний завтрак, кормить толстых уток в Гайд-парке, а вечерами смотреть старые маггловские фильмы — других Поликсена не признавала…
— Порази меня, — съязвил Северус.
— Да легко, — подхватила Поликсена. — Лорд может вернуться из мертвых, и я, фигурально выражаясь, готовлюсь к осаде. А крепость у меня на Гриммо 12 — туда я утащу Гарри и буду держать круговую оборону. Ну как, достаточно поразительно?
— Вполне, — хриплым голосом признал Северус, наливая себе еще вина, — почему-то верилось сразу и без лишних вопросов. Лорд может вернуться… он поймал себя на том, что крепко, до боли, сжимает свое предплечье, будто накрытая ладонью Метка может ожить в любой момент. Поликсена смотрела на него с сочувствием, но, слава богу, ничего не говорила. — И как он собирается это провернуть?
— А Мордред его знает, — пожала плечами подруга и налила себе тоже. — Есть такая штука, крестражи называется, — вроде бы с их помощью. Знакомый термин?
— Нет, — подумав, с сожалением покачал головой Северус. В труде авторства Лорда о них не было сказано ни слова — впрочем, ничего удивительного в этом не было, он весь был посвящен ментальным практикам. Воспоминание укололо глухой болью — Северус старался об этом не думать, но чертова книга все равно умудрялась просачиваться в его мысли, словно он и не был одним из лучших окклюментов Британии.
Снейп прочел ее от корки до корки, и каждое слово отзывалось в нем смутным узнаванием — он уже читал ее, а значит, мог применить полученные знания на практике. Из этого следовал неприятный вывод: при должной доле везения Северус мог сам стереть себе память и заменить воспоминания новыми, подложными… Что если его таинственного врага не существует и винить за потерянные годы следует самого себя?
— Это вроде как копии личности. Или якоря для души — мнения разделились… Так вот, мы думаем, что один из крестражей хранится у Лестрейнджей, — продолжала Поликсена ровным голосом, невидяще глядя через всю комнату в окно — им обоим нравилась чернота ночного неба, и шторы было решено не покупать. — Люциус заплатил за встречу с Беллой, и нам в команду позарез нужен легиллимент.
— Люций что, тоже в деле? — неприятно удивился Северус. Малфой ни разу не упомянул ни про крестражи, ни про какие-то совместные планы с Поликсеной — тем более предполагающие визит в Азкабан. — Когда вы узнали о существовании крестражей?
— Осенью, — легко призналась Поликсена, глядя на него в упор. — И нет, мне не стыдно. Это опасное знание, а у твоего бородатого начальника длинный нос и слишком много свободного времени.
Детская недоуменная обида — его снова не взяли в команду, так нечестно! — сменилась вполне осознанным раздражением. Это нерациональное желание Поликсены защитить Северуса, взрослого и самостоятельного мужчину, уже порядком его достало. Если крестражи опасны для него, то они не менее опасны и для нее самой — но почему-то именно Поликсена закрывала Северуса от бед собой, а никак не наоборот.
— Хватит носиться со мной, как с писаной торбой, — со злостью процедил он, подаваясь вперед. — Ты не думала, что для меня это попросту унизительно — прятаться за женской спиной?
— Ого, как ты запел, — хохотнула Поликсена, откидываясь на спинку стула и глядя на него каким-то новым, оценивающим взглядом. — Север, мы друзья, и я склонна защищать своих друзей вне зависимости от их пола. Тебя это не устраивает?
Он потер висок жестом, подхваченным у вероломного Малфоя, и от этого разозлился еще сильнее.
— Остальным своим друзьям ты доверилась куда охотнее, — зашел Северус с другой стороны. — Люциус знает, Патрокл, видимо, тоже — а я нет? Почему?
— Если тебя это утешит, то Сириус и Иппи тоже не в курсе, — недоуменно склонила голову к плечу Поликсена. — И вообще всю эту кашу заварил именно Люций с его дурацким дневником, еще бы ему не знать!
— Что еще за дневник? — уточнил Северус. Как всегда в сложной ситуации, он чувствовал знакомую леденящую злость, режущую реальность подобно скальпелю и отсекающую все, кроме самого главного.
— Сувенир от кумира, который твой сентиментальный приятель хранил все эти годы, — неодобрительно покачала головой Поликсена. — Спасибо хоть не под подушкой его держал.
— Сколько всего существует крестражей? — нахмурился Северус.
— Понятия не имею, — криво усмехнулась Поликсена и побарабанила пальцами по столу. — Если мы правы насчет Беллы, то минимум два, но конечный счет ограничивается только фантазией Лорда. Ты знал его лучше меня — как у него было с воображением?
С фантазией, магической силой и наглостью у Лорда было просто прекрасно. Насколько Северус понимал этого человека, а понимал он Лорда лучше, чем хотелось бы признать, тот никогда не остановился бы только на одном крестраже: ему нравилось двигать границы дозволенного — это помогало чувствовать себя поистине всемогущим.
— Кто планирует визит в Азкабан? — с языка рвалось слово «рейд», и Поликсена насмешливо покивала: сама, мол, такая.
— В целом, Люций, но я вношу коррективы, когда его заносит. Пока идея в том, что под видом Малфоя туда пойдешь ты под ручку с Нарси — тюремщики не поймут, если мы завалимся шумной экскурсионной группой.
— Нарциссе там делать нечего, — недовольно возразил Северус.
— Ну тогда попробуй сам ее отговорить, — сладким голоском предложила Поликсена, и Северус вздохнул: все ясно, упрямица Нарси спит и видит, как бы повидаться со старшей сестрой.
— Я предпочел бы, чтобы вместо нее пошла ты, — поколебавшись, признался он, и Поликсена взглянула на него как-то странно. — У тебя есть боевой опыт, и я могу доверить тебе спину. Не то чтобы я ждал проблем, но…
Поликсена раздула ноздри, о чем-то напряженно раздумывая.
— Повторишь это завтра Люциусу, — сказала наконец. — Если он сумеет договориться насчет меня, я в деле. А теперь ужин и спать, завтра рано вставать: сбор нашей разведгруппы в десять, а у нас с тобой еще утки не кормлены.
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
Саундтрек к части Сириуса: https://www.youtube.com/watch?v=MzK09EuJnwE
Саундтрек к части Северуса: https://www.youtube.com/watch?v=v96wkt38EU8
1) "Селективный мутизм — тревожное расстройство, выражающееся в нежелании вступать в речевое общение в определенных ситуациях".
Примечания:
Я уже давно подозревала, что этот том не станет последним, но не ожидала, что именно эта глава завершит вторую часть ?
Однако она отлично легла в концовку, и мы с бетами пришли к консенсусу, что это наилучший вариант. Надеюсь, вам понравится так же, как нам :)
Саундтрек к части от Панси: https://www.youtube.com/watch?v=K5U7b_E14cE
Панси открыла глаза и какое-то время не могла понять, где находится на самом деле — ускользнувший сон был ужасно реалистичным, и она помнила его очень ярко, во всех деталях. Во сне она целеустремленно шагала по пустому вокзалу Кингс-Кросс, откуда-то точно зная, что на календаре — первое сентября 1993 года, самое начало третьего курса. Даже сквозь дрему Панси ощущала смутную тревогу, и сейчас, лежа в темноте и медленно, глубоко дыша, она хорошо понимала, откуда взялось это гнетущее чувство.
Во-первых, несмотря на скорое отправление, платформа была безлюдной: не переминались с ноги на ногу первокурсники, не обнимали детей растроганные родители и не смеялись старшие, решая, с кем они будут сидеть весь долгий путь до Хогвартса. Во-вторых, рядом с ней не было никого из близких — ни Гарри, ни Драко, ни даже Невилла. Не было там и Блейза, с которым Панси в последнее время сблизилась, не было Луны, над которой она взяла негласное шефство… и тети, конечно, не было тоже.
Она упрямо сморгнула выступившие слезы и повернулась на бок, крепко обнимая подушку. Глаза постепенно привыкали к темноте, и, присмотревшись, Панси уже могла различить растительный узор на балдахине и золотистую бахрому с кисточками. Она с силой потерла лицо ладонью, пытаясь окончательно прогнать сон, но вызванная им тревога никуда не делась — потому что то, что Панси приснилось, должно было сбыться в действительности, более того, уже начало сбываться.
Во сне она садилась на поезд, в котором не было никого, кроме нее, и безликий голос кондуктора объявлял, что состав идет вовсе не в Хогвартс, а, по причудливой логике подсознания, прямиком в Шармбатон. Панси вставала, приникала к окну и только тогда замечала, что на платформе на самом деле полно людей, но никто из них при этом ее не видит.
Невилл читал учебник по травологии за четвертый курс, прислонившись к колонне и талантливо делая вид, что одиночество ему по душе. Блейз расшаркивался с Дафной, но по прилипшей к лицу улыбке было заметно, что в компании невесты ему невыносимо скучно. Луна вальсировала по мраморному полу под неслышную музыку, и в ее распущенных волосах, над которыми Панси столько билась, путались осенние листья; над кузиной посмеивались, и это вызывало внутри волну обжигающе горячего гнева.
Она с усилием отводила взгляд в сторону и затаивала дыхание: тетя сидела на скамейке, уперев локти в колени, неожиданно грустная и потерянная, и все искала кого-то взглядом, искала — и не находила. Рядом с ней, под руку с несчастной Лавандой, стоял Гарри — навытяжку, будто командир перед боем, — и хмуро катал желваки. Драко шел мимо, высоко подняв голову и притворяясь, что в упор не замечает своего лучшего друга, но тени под глазами выдавали беспокойство Малфоя с головой.
Во сне Панси точно знала, что причиной ссоры между этими двумя послужил ее тайный побег за Канал. Более того, все, что Панси видела, было прямым результатом того, что на первое сентября она села в другой, неправильный, поезд. Никто не причешет Луне волосы и не заслонит ее собой от косых взглядов, не перекинется парой ободряющих слов с Невиллом и не помирит рассорившихся Гарри и Драко…
Ну и что с того? — упрямо спрашивала какая-то часть Панси — та часть, которая тихо плакала ночь напролет, узнав о беременности мачехи, та самая, которая после праздника пыталась спросить у тети совета, а не достучавшись до нее, спрятала сквозное зеркало на самое дно сундука… наконец, та, которая была иррационально уверена: Поликсена не ответила потому, что в это время успокаивала Гарри, предпочтя воспитанника племяннице. — Им будет лучше без тебя. Ты совсем не нужна им: ни отцу, ни тете…
И Панси верила этому шепотку, потому что в последние месяцы действительно не ощущала себя нужной хоть кому-то — просто так, без какого-либо скрытого подтекста. Потому уже третий раз подряд писала леди Кассиопее письмо, соглашаясь переехать к ней во Францию… А потом рвала его, потому что воочию представляла, как этим поступком разобьет сердце тете, как жестоко разочарует отца и расстроит своих друзей.
Поднимаясь на Астрономическую башню и устраиваясь с Луной на мамином пледе, а потом слушая рассказы о богине Морриган(1), Панси думала вовсе не о кельтской мифологии, а о сестрах Паркинсон. Луна все щебетала, указывая на ранние звезды, а Панси думала о том, что никак не может подвести ее. К кому посватается Драко, если Панси исчезнет бесследно, как не к ее кузине? Она вспоминала, как в голосе Поликсены, стоило той упомянуть свою несчастливую помолвку, сквозила глухая тоска, и понимала, что ужасно не хочет походить на взбалмошную и эгоистичную Пандору Лавгуд.
Позже, слушая взбудораженного Блейза, Панси не могла избавиться от мысли о том, что может никогда не увидеть их общего брата или сестру. На кого будет похож этот ребенок — на мать или на отца? И если на отца, то выходит, и на нее, Панси, тоже? Она так усердно старалась не думать о нем, но все равно продолжала тянуться к этой мысли, словно языком — к больному зубу. У нее не было старшей сестры, и Панси никогда не подозревала, что ей самой захочется примерить эту роль, но сближение с Луной, за которой нужен был глаз да глаз, сдвинуло что-то у нее внутри. Присматривать за кем-то, защищать, помогать встать на ноги, окрепнуть и обрести уверенность в себе оказалось очень приятным занятием. Теперь Панси лучше понимала Гарри в его рыцарственности: этому соблазну тяжело было противиться.
Что вообще ждало ее во Франции? Леди Кэсс стелила очень мягко, и Панси ужасно хотелось поверить ей, но она все равно чуяла неладное, хотя логически и не понимала, в чем именно может крыться подвох. Переехав к бабушке, Панси не принесла бы с собой ни средств, ни наследственных прав, с нее действительно совсем нечего было взять, кроме приятной компании. Отец и тетя не поддерживали со своей матерью теплых отношений, и это настораживало, но для разлада между ними могла быть целая уйма причин. Впрочем, то, что они оба не посчитали нужным поделиться ими с Панси, тоже добавляло масла в огонь…
Так и вышло, что она совсем не знала, как лучше поступить, но обратиться за толковым советом ей было не к кому. У Драко были родители и крестный, Гарри мог связаться с Поликсеной — между прочим, ее, Панси, родной тетей… ну на ее долю остался только отец, холодный, загадочный и неприступный. При одной мысли о том, чтобы написать ему, прося разложить сумбурные мысли в ее голове по полочкам, что-то внутри леденело и обрывалось.
Так что не было ничего удивительного в том, что во сне Панси колебалась точно так же, как и в реальности, и молча царапала пальцами холодное стекло, жадно глядя на переполненную платформу. И в какой-то момент ее замечали: тетя широко улыбалась, Гарри вскидывал голову, и в его глазах разгорался пристальный волчий огонек, а Драко облегченно вздыхал и настойчиво махал рукой — звал вернуться, пока не поздно.
И Панси решалась, наконец делала выбор, и на душе сразу становилось легко и спокойно. Она выскакивала из купе и бежала к выходу из вагона, но коридор коварно удлинялся прямо на глазах, извивался змеей, и Панси все никак не могла добраться до ступенек. Поезд трогался, с каждой секундой набирая ход, навсегда увозя ее прочь от друзей и тети… и сон растворялся, но тревога и смутная тоска никуда не девались.
Панси наколдовала Темпус и вздохнула — половина второго, все порядочные люди спят, и только ей нет покоя. Она села, скинула ноги с кровати и осторожно отодвинула занавесь в сторону. Лаванда и Парвати давно видели седьмой сон, а вот слева, из-под балдахина на кровати Грейнджер, пробивался едва заметный свет — Гермиона снова зачиталась. Панси поколебалась и встала, затем подхватила с сундука мантию, чтобы набросить сверху ее на пижаму, и направилась к выходу из спальни, старательно избегая скрипящих половиц. Как назло, когда до двери оставалось всего ничего, в своем углу завозилась Лаванда, но вскоре она затихла, и Панси тут же бесшумно выскользнула за дверь.
Думать о Венди было горько — за прошедший месяц их отношения заметно охладели, и Панси то и дело ловила себя на том, что скучает по непринужденному общению с ней. Она бы даже дала накрасить себя и безропотно выслушала бы целую главу из бульварного романчика, лишь бы Лаванда оттаяла, но та не спешила наводить мосты. Общественное мнение находилось всецело на ее стороне: Браун сочувствовали и искали ее компании, — и Панси подозревала, что Венди сначала постарается выжать из этой ситуации максимум дивидендов, и только потом пойдет на сближение. До тошноты рациональный подход, но Панси хорошо понимала Лаванду и почти не обижалась — как поступила бы она сама, доведись ей самостоятельно карабкаться по социальной лестнице?
Она ожидала, что в такой поздний час гостиная будет пуста, но на ближайшем диванчике у камина, спиной к ней, сидел Драко и что-то увлеченно писал. Панси заколебалась, малодушно раздумывая, не повернуть ли обратно, но все-таки спустилась, подошла ближе и села напротив, зябко поджав под себя ноги, — по полу сквозило.
— Привет полуночникам, — с иронией заметила она, и Драко остановился и внимательно взглянул на нее. Панси буквально видела, как друг пытается решить, стоит ли поддерживать выбранный ею беззаботный тон, и мысленно скрестила пальцы на удачу — она ужасно соскучилась. Драко отложил перо в сторону и сладко потянулся.
— И тебе привет, — усмехнулся он, и Панси неожиданно остро осознала, что вышла из спальни в одной пижаме и небрежно накинутой сверху мантии, а на голове спросонья красовалось воронье гнездо. Сам Малфой был одет, как всегда, с иголочки — скорее всего, он вообще не ложился. — Не спится?
— Снятся кошмары о выборе жизненного пути, — предельно честно ответила Панси, и усмешка Драко сникла, а затем и вовсе исчезла. Панси почувствовала приступ мрачного удовлетворения: в этот раз она не собиралась прятаться за щит ни к чему не обязывающей светской беседы. Интересно, Малфой рискнет поддержать ее откровенность или побоится, отступит? — А ты почему засиделся? Только не говори, что обуяла внезапная страсть к учебе, ни за что не поверю.
— Пока ты решаешь, что делать дальше, во сне, я занимаюсь тем же наяву, — поколебавшись, медленно сказал Драко, и Панси с радостью отметила, как холодок между ними тает. — Прямо перед отбоем был на совятне(2), получил письмо от папы — а в нем, наконец, и конкретный ответ на мое предложение. Теперь вот сижу, сочиняю благодарственную оду.
— И что такого важного пишет лорд Малфой, что не дает тебе спокойно лечь спать и ответить утром? — заинтересовалась Панси.
— Тебе понравится, — пообещал Драко и, театрально прокашлявшись, продолжил: — Цитирую: «продолжайте дружить, как прежде, и забудьте об этом вопросе». Это насчет помолвки, если что.
Панси нахмурилась, потому что происходящее отказывалось укладываться у нее в голове. Драко писал отцу, предлагая — что именно? Сам собой напрашивался вывод, что он просил отменить грядущую помолвку, но это никак не вписывалось в его беспрекословную лояльность интересам своей семьи.
— Я правильно понимаю, что… — осторожно начала было Панси, но Драко прервал ее и продолжил нарочито воодушевленно:
— Я написал ему сразу после праздника, прося все отменить. Какое-то время мы вели активную переписку, потому что папа сперва хотел понять, что происходит, но сегодня он наконец дал мне внятный ответ. Правда, я бы предпочел что-то более конкретное, например «сынок, я уже подыскал другую невесту, которая от тебя без ума», но в целом и так сойдет…
— Драко, — вмешалась Панси, подаваясь вперед и ловя его взгляд, — то, что ты сделал… Я не ожидала от тебя такого взрослого шага. Это очень мужественный и достойный поступок. Мерлин, я…
— Ты недооценивала меня, — с готовностью «подсказал» Драко, упрямо глядя куда-то поверх ее левого плеча. — И только теперь понимаешь, какое сокровище было в твоих руках — да поезд ушел, миледи, теперь я вольная птица… Но могу подарить на память свое колдофото, чтобы ты орошала его горькими слезами…
— Балагур, — со смешком покачала головой Панси и с чувством пообещала: — Для кого-то ты точно будешь сокровищем, я в этом совершенно уверена.
— Даже не сомневаюсь, — очень серьезно кивнул Драко и без перехода продолжил свой бенефис. — Ну вот как можно меня не ценить? Умен, красив, обаятелен, а уж друг-то какой! Всем бы такого.
— Друг ты и правда великолепный, — с улыбкой поддержала его Панси, а затем задумалась, и от внезапного волнения перехватило горло. — Неужели они действительно пересмотрят свой договор?
Драко потер висок и с заметным сомнением пожал плечами.
— Надеюсь… Между нами, меня смущает обтекаемость папиной формулировки. Думаю, он собирается основательно обсудить ситуацию с твоим отцом, но пока что им не до этого — судя по тому, сколько времени каждый раз приходилось ждать ответа, наши семьи чем-то очень заняты.
Он помолчал и тихо спросил, пряча глаза:
— Ну а если без шуток… ты рада?
— Честно? — тихо уточнила Панси и, когда Драко, поколебавшись, кивнул, призналась: — Словно гора с плеч свалилась. Я понимаю, что еще ничего толком не решено, но мне все равно стало намного легче. Прости, меня, пожалуйста… из меня вышла ужасная невеста. Драко, послушай… я тоже совсем не хотела тебя обидеть, честное слово.
Это был первый раз, когда они напрямую заговорили о празднике святого Валентина: обо всем, что случилось до, во время и после, — и Панси, наверное, была ужасной размазней, но ей казалось, что она вот-вот захлебнется от нахлынувших эмоций: радости и облегчения, и сожаления, и горячего стыда.
— Насильно мил не будешь, — криво усмехнулся Драко, пожимая острыми плечами. За последнее время он похудел и сильно вытянулся — Панси и не заметила, а еще подруга называется. — Наверное, сейчас я упускаю отличный шанс встать в позу, но на самом деле я тоже рад. Между нами, в глубине души я надеюсь, что мне все-таки повезет в любви — папа ведь вытянул лотерейный билет, я-то чем хуже? Только Поттеру об этом ни слова.
— Поздно, — раздался откуда-то со стороны лестницы насмешливый голос Гарри, и Панси вздрогнула и присмотрелась. На ступенях что-то засеребрилось, и Панси увидела, как друг снимает мантию-невидимку. — Малфой, ты же вроде хороший боец, а рефлексы ни к черту. Заглушку надо накладывать, если так хочется приватности.
— И давно ты тут? — напряглась Панси.
— Слышал все, что нужно, — легко признался Гарри, привычным быстрым жестом пряча мантию в карман брюк и подходя к ним, чтобы присоединиться на диванчике к Малфою. Было заметно, что в этот час в гостиной он чувствовал себя спокойно и уверенно, и Панси догадалась, что это далеко не первая его ночная прогулка.
— Поттер! — зашипел опомнившийся Драко, как кот, которому прищемили хвост. — Что за манера нагло подслушивать частный разговор? Это переходит все границы приличия, и маггловское воспитание отнюдь тебя не оправдывает!
— На дуэль не тянет, — хладнокровно пожал плечами Гарри, очевидно, не испытывая ни малейших угрызений совести. За этот месяц, который они общались только мимоходом, урывками, что-то в нем неуловимо изменилось, но как Панси ни приглядывалась, она никак не могла понять, что именно.
— Куда ты вообще собирался глубокой ночью, да еще и в мантии-невидимке? — спросила она, и Гарри замялся, а затем пожал плечами, будто ставил точку во внутреннем диалоге, и признался:
— Перед отбоем Драко выглядел очень подозрительно — так бывает, когда он задумал какую-то авантюру. Я честно ждал, пока он придет и уляжется спать, но чуда не случилось, вот и решил присмотреть за ним на всякий случай — а то рванет покорять Тайную комнату, и косточек не сыщется.
Малфой закатил глаза и дополнительно прикрыл их ладонью — видимо, прискорбное несовершенство мира порядком его достало.
— Мерлин, ну вот за что мне все это? — жалобно спросил он в пространство. — Почему мои друзья такого низкого мнения о моем интеллекте? Где безоговорочное доверие, я вас спрашиваю? Где глубокое понимание характера и вера в здравомыслие?
— Ну извини, — развел руками Гарри. — Меня тоже можно понять, учитывая то, как ты горел покорением Тайной комнаты. Как бы я стал смотреть в глаза твоим родителям, сунься ты туда в одиночку? Твой же отец меня и проклянет — скажет, не уберег наследника Малфоя, какой из тебя, Гарри Поттер, друг? Правильно, паршивый.
Он перевел взгляд на Панси, и она кивнула: причины его поступка, каким бы неэтичным он ни выглядел, были ей вполне понятны. Заметь Панси, что Гарри и Драко куда-то запропастились после отбоя — смогла бы она улечься спать как ни в чем ни бывало? Или вооружилась бы мантией-невидимкой и отправилась искать их, чтобы, случись нужда, подставить плечо или уберечь от ошибки?
— Есть кое-что, чем я хочу поделиться, — внезапно решилась Панси, впервые за этот кошмарный учебный год чувствуя себя полностью в своей тарелке. — Я могу на вас положиться? Гарри, особенно это касается тебя… ты сможешь сохранить мою тайну перед Поликсеной?
Он кивнул не раздумывая, и Панси поверила сразу и безоговорочно. Что-то в Гарри и правда изменилось, и эта перемена вызывала у нее безотчетное желание довериться ему: появилась какая-то внутренняя целостность, словно друг наконец сделал сложный выбор и теперь неотступно следовал ему. Похожая черта была у Невилла, и Панси начинала понимать, что это загадочное качество влекло ее в людях. Утес посреди бушующего моря, стена, к которой льнет цепкий вьюнок.
— Я тоже должен кое-что рассказать, — сказал Гарри, вольготно откидываясь на спинку диванчика и кладя правую руку на подголовник. — Но сначала давайте договоримся раз и навсегда: мы втроем постараемся сохранить нашу дружбу, как бы ни повернулась жизнь. Куда бы кто ни уехал, кто бы на ком ни женился… вы, конечно, как хотите, но я ничего поменять в себе не могу: своей семьей я считаю именно вас, коварные вы змеи. Еще, конечно, Поликсену, но это совсем другое… Так что, идет?
— А если не идет, станешь ходить за нами по пятам в мантии-невидимке? — фыркнул Драко, но Панси видела, что короткая и простая речь Гарри тронула его.
— Не исключено, — широко улыбнулся бессовестный Поттер, и Панси поймала себя на том, что тоже улыбается. — Но вообще-то я серьезно. То, что я вам расскажу, можно доверить только самым близким — это опасный секрет, и нам нужно будет выступать единым фронтом с сегодняшнего дня и до самого конца. Так что определяйтесь уже — лично я для себя все давно решил.
— Для меня на первом месте всегда будет стоять семья, — твердо сказал Малфой, и Гарри взглянул на него коротко и пристально.
— Так включи в нее нас, — услужливо подсказал он, и по лицу Драко пробежала заметная тень, почти судорога. — Присвой нам с Панси звание почетных Малфоев и наслаждайся душевным покоем.
— Как у тебя все просто, — тяжело вздохнул Драко, потирая висок, но Панси видела, что он уже сдался. — Ладно, Поттер, дракклы с тобой — давай сюда свой страшный секрет.
— Панси? — Гарри повернулся к ней, выразительно подняв бровь, и она пожала плечами.
— Видимо, я тоже никуда от вас не денусь. Клятву возьмешь?
— Я же не Том, чтобы требовать обеты направо-налево или вовсе клеймить собственных друзей. Я вам доверяю, — незнакомым мягким тоном сказал Гарри, и Панси против воли почувствовала прилив гордости, окрасивший щеки румянцем. — Ну что, ты первая поделишься своими новостями?
— Начни ты, — уступила она — уж больно ей было любопытно. — Заглушку, пожалуйста.
Малфой привычно активировал свое кольцо, накрывая их пологом тишины, и Гарри глубоко вздохнул, словно перед шагом в пропасть, и сказал:
— Лорд может возродиться.
Не грянул гром, не пробежала за высокими окнами ветвистая нить молнии, и в комнате даже не похолодало, но Панси все равно показалось, что в мире что-то безвозвратно изменилось. Вернувшийся Лорд — это гарантированная война, и они точно попадут в самую гущу событий: «герой магической Британии» Гарри Поттер, драгоценный наследник Малфой и их общая незадачливая подруга…
— Мне рассказала Поликсена сразу после Рождества, — продолжил Гарри будничным тоном, теребя серебряную запонку на манжете рубашки. Подарок тети? — Он нашел способ вернуться, какие-то там крестражи. Понятия не имею, что это может быть и как оно работает, лично я на этот счет ничего не помню.
Панси прикрыла глаза и зажала пальцами переносицу: она почти всегда забывала о том, что Гарри был неразрывно связан с Лордом, — в ее представлении они были совершенно разными. Лорд был холодным и зловещим, не человек, а каменный истукан, темный гений родом из рассказов тети, в которых уважение мешалось с опаской… а Гарри был живым и теплым, горячим даже — тоже камень, но совсем другой, нагретый жарким летним солнцем, на котором так здорово греться змеям.
Поликсена рассказала о возможном возрождении Лорда Гарри, но не ей… Это не должно было задевать, но все равно задело — умом Панси понимала, что все дело в связи Поттера и Риддла, но ее кулаки сжались сами собой. Она очень любила тетю, а Гарри был ее лучшим другом, и Панси никак не могла взять в толк, как хорошие отношения двух близких ей людей могут вызывать у нее столько эмоций — нелогичных, неуместных и неудобных, полных острых и колючих углов.
Она попробовала отстраниться от всей этой внутренней какофонии и внезапно со всей ясностью поняла, чем занималась все это время Поликсена и почему не отвечала по сквозному зеркалу. Панси думала, что все дело в Сириусе и его долгой и мучительной реабилитации, а еще — в том, что у тети наконец появился ребенок, безраздельно принадлежащий ей, как и предсказывала леди Кассиопея… Ее собственная маленькая семья, в которой Панси была лишней… Но теперь на место встал еще один кусочек мозаики.
Поликсена знала о существовании крестражей и — Панси была в этом совершенно уверена — никогда не выдала бы Гарри возродившемуся Лорду, а значит…
— Они ищут крестражи, чтобы их уничтожить, — севшим голосом сказала она, открывая глаза, и Драко скривился, словно от резкого приступа головной боли. — Мерлин, они пытаются предотвратить возрождение Лорда! Все сходится: твой отец, Драко, долго не отвечает, тетя тоже все время где-то пропадает… И эта ее авантюра с браком — ей нужен был полный доступ на Гриммо 12, права хозяйки! Я еще тогда думала, что она темнит, а выходит, Поликсена знала о крестражах давным-давно и все это время готовилась к худшему!
Панси вскочила с диванчика, сама не зная, куда собирается бежать: предлагать тете посильную помощь или выкрикнуть ей в лицо все то накопившееся в душе, мутное и злое, будто ил на дне реки, надеясь, что после вскрытия этого болезненного нарыва им обеим станет легче.
— Даже если ты и права, — тяжело роняя слова, промолвил Драко, — если мы в это влезем, то только спутаем взрослым карты. Где могут трое подростков искать памятные вещи Лорда? Мы ничего о нем толком не знаем, кроме тех крупиц памяти, которые случайно достались Гарри. К тому же, девять месяцев в году мы в Хоге, а тут эти крестражи искать бесполезно — судя по рассказам, Лорд был не дурак, он не стал бы прятать залог своего бессмертия под носом у Дамблдора. И вообще… если папа действительно в это вовлечен, хотя искренне надеюсь, что нет, он наверняка со всем разберется.
Панси покачала головой и села обратно: вера друга во всемогущество его отца, с одной стороны, смешила и даже немного раздражала, но с другой, вызывала уважение к Люциусу, сумевшему внушить наследнику такое непоколебимое доверие. Она попыталась представить себе, как скажет что-то подобное о собственном отце, и ее воображение заклинило.
— Ты знал обо всем с самого Рождества, — укоризненно заметила Панси после паузы, взглянув на Гарри в упор. — Знал — и молчал.
Было бы намного проще, обижайся она на сокрытие важной информации, но ее тянуло сказать совсем другое, полное сочувствия: почему же ты столько времени носил эту тайну в себе? Почему не разделил эту ношу с нами?
Впрочем, чья бы корова мычала, — самокритично подумала она. Давным-давно, еще до Хогвартса, Панси поняла, что эффективнее всего действовать тихой сапой и уведомлять окружающих постфактум. Это давало отличный простор для маневра, но имело свою цену — настоящая дружба невозможна без доверия и откровенности, а привычный Панси подход предполагал совершенно обратное…
— Мы все много чего скрывали, — сказал Гарри, со значением переводя взгляд с нее на Драко, и Панси, поколебавшись, кивнула, признавая его правоту. Просто удивительно, сколькими секретами обрастает человек, даже когда исходит из самых благих побуждений: не обидеть другого, не навредить и не оттолкнуть…
— Ты ведь тоже о чем-то умалчивала, правда? Что это было? — спросил Гарри, пока Драко с отсутствующим видом крутил в руках перо — видимо, пытался наспех прикинуть, чем эти ошеломительные новости чреваты для Малфоев.
— Летом со мной связалась бабушка по отцовской линии, — сказала Панси, неловко пряча глаза, — каким бы правильным ни был этот шаг, раскрывать карты все равно было тяжело. — Она звала меня к себе во Францию.
— В гости? — с надеждой уточнил Гарри, и Панси коротко взглянула на него и медленно покачала головой.
— Значит, насовсем, — горько промолвил Драко, включаясь в разговор. — И ты собиралась принять ее предложение, правда? Мерлин, Панс, ну неужели действительно требовалось бежать за Канал, чтобы только избавиться от меня? Поговорить начистоту было бы куда проще — не такой уж я и злодей, чтобы настаивать на помолвке, если невесту от меня воротит.
— Дело было не только в этом, — быстро добавила она и тут же поняла, что своим уточнением загнала себя в ловушку. Взгляд Гарри потемнел, он отвел глаза — видимо, понял, что она имела в виду, — и Панси разозлилась. — Да, Гарри, я действительно ревновала к тебе Поликсену. Скажешь, у меня не было повода?
— Повод был, — признал друг, по-прежнему не глядя ей в лицо. — Я хотел бы сказать, что виноват и мне жаль, но ее опекунство — лучшее, что со мной случилось, помимо дружбы с вами, и я ни за что на свете не отказался бы от него. Меня беспокоит другое: если ты всерьез рассматривала этот вариант, значит, была доведена до крайности. На празднике ты что-то такое упоминала — это было о ней, о твоей бабушке?
Панси кивнула, чувствуя, как гнев внутри постепенно утихает, подергивается пеплом, как уголья перегоревшего костра.
— И что, ты поедешь? — напряженно спросил Драко, ловя ее взгляд, и Панси покачала головой. Она наконец приняла окончательное решение, и ей стало даже легче от того, что один из возможных жизненных путей теперь был для нее закрыт.
— Говорю же: никуда я от вас не денусь, — сказала Панси с кривой улыбкой. Она невольно вспомнила август перед первым курсом, свою встречу с Поттером и их странную дружбу на троих, срежиссированную Патроклом Паркинсоном и Люциусом Малфоем… Тогда Гарри выбрал их компанию без чьей-либо подсказки, затем Драко повторил его шаг, попросив отца отменить помолвку ради сохранения дружбы, и теперь настал черед Панси сделать такой же осознанный выбор. — Кстати, насчет крестражей… Рискни Лорд спрятать что-то в Хоге, он выбрал бы для этого место, недоступное никому, кроме змееустов. Тайную комнату.
— Тем важнее поскорее исследовать ее, — подхватил Драко, на глазах обретая прежний апломб. — И, раз мы все в сборе, за дело! Во-первых, нам нужен толковый план. Руководить экспедицией, разумеется, буду я — идейный вдохновитель и просто прирожденный лидер…
Панси тепло улыбнулась, глядя на него. Лорд мог вот-вот возродиться, и над их маленьким миром снова нависла зловещая тень гражданской войны, но конкретно здесь и сейчас Панси очень хотелось верить, что так или иначе, но все будет хорошо.
* * *
Когда-то очень давно, в прошлой жизни, курсант Сириус Блэк получил позорный «неуд» по следовательской работе. Вообще-то он видел себя боевиком (у хороших следователей был совсем иной склад характера — тот же Джейми чувствовал себя в допросной как рыба в воде), но сам факт довел Сириуса до белого каления. Можно было бы отступить и отшутиться, но он сцепил зубы, поднажал и в итоге пересдал экзамен на «отлично», чем немало удивил желчного старика Сэллоу. «Необыкновенное рядом, — саркастично заявил тот, глядя на измученного ночной зубрежкой Сириуса как на ученого нунду. — Выходит, за этой смазливой мордашкой все-таки прячется сила воли… ну надо же, а с виду и не скажешь».
После блестящей пересдачи их взаимная неприязнь только усугубилась, потому что Сири с облегчением выдохнул и снова скатился на тройки, но сейчас он как никогда радовался тому, что в свое время вредный старый аврор гонял его в хвост и в гриву. Что-то назревало, Сириус готов был в этом поклясться, и уроки Сэллоу вспоминались сами собой. Во-первых, Поликсена, и так не особо склонная блюсти семейный очаг, в последнюю неделю почти носа не казала на Гриммо. Во-вторых, ее редкие набеги совпадали с частыми прилетами очень характерного филина. Ну а в-третьих (и за это Сэллоу точно влепил бы ему жирный «кол»), Сири просто кожей чувствовал смутное напряжение, повисшее над Гриммо 12 подобно грозовому фронту.
Он напоминал сам себе старого цепного пса — давно списанного в утиль, только и годного, что лежать, устроив тяжелую голову на лапы, и тоскливо провожать спешащих людей взглядом. Поликсена очевиднейшим образом собиралась встрять в какую-то заварушку, но даже не подумала обратиться за помощью к законному мужу. Ну хорошо, помощник из него, положим, был не ахти, но просто поставить его в известность не составило бы труда.
Тянуло прижать дражайшую супругу к стенке, выяснить все доподлинно, а потом, исходя из обстоятельств, подавить или возглавить — но Сириус с горечью понимал, что времена лихого удальства давно остались в прошлом. Он уже и так наворотил дел, слепо полагаясь на свою интуицию, и к чему это привело? Отец предупреждал Сири о семейной ахиллесовой пяте: приводил в портретную галерею и живописал все беды, случившиеся из-за порывистости предков. Сири послушно кивал, зевал и тайком прятал яблочные огрызки в вазу, но горькие слова отца все равно осели где-то в памяти, хотя по-настоящему он начал понимать их только сейчас. Потребовались годы заточения, чтобы в его чугунную голову наконец проник простой постулат: сначала следует думать, а потом делать — и никак не наоборот.
Потому, старательно пораскинув мозгами, Сири изобрел ход конем и в субботу, чудным мартовским утречком, наполненным звонкой капелью и солнечными зайчиками, отправился в гости к любимой кузине.
Их с Нарси отношения плохо поддавались характеристике и здравому смыслу, и на младших курсах Джейми не уставал дразнить его по этому поводу, но Сириус не обижался: ну да, до школы он дружил с девчонкой, и что тут такого? Собственно, на первых курсах Хога они с Нарси продолжали довольно тепло общаться, но постепенно у обоих появились собственные компании, и их жизненные пути разошлись. Тем не менее Сири бережно хранил в памяти теплые и уютные воспоминания о совместном разбойничьем детстве: то, как они с Нарциссой каждое лето обносили яблоневый сад в «Старых дубах» и как убедили Реджи, что ночью по коридорам Гриммо бродит призрак Черного Друида — грозного Альтаира Блэка, павшего под Гастингсом…
Со временем Нарцисса остепенилась и внешне стала эталоном благоразумия, особенно после свадьбы (этот поворот Сириус предвидел, хоть и не одобрял: Нарси с детства искала себе прекрасного принца и с этой целью перецеловала половину лягушек в садовом пруду). Однако что-то подсказывало ему, что внутри ледяной леди Малфой до сих пор жила девчонка с содранными коленками, готовая прикрыть его даже перед гневом маменьки, и Сириус собирался проверить эту теорию на практике.
Камин был предсказуемо закрыт, но он знал координаты Малфой-мэнора и нахально аппарировал сразу к воротам. Дом за кованой оградой по-прежнему поражал воображение, и Сириус на мгновение задохнулся от его воздушной красоты — после темноты и серости тюрьмы он начал как-то особенно остро воспринимать такие вещи.
Следуя за важным эльфом по чистеньким гравиевым дорожкам, Сириус изо всех сил старался не крутить головой. Это был его первый самостоятельный выход в большой мир, и ему всего было чересчур: и света, и цветов, и пространства. Лужайки были слишком зелеными, пруд — слишком зеркальным, а плавающие в нем же оранжевые карпы — слишком гипнотическими. Сириус засмотрелся на то, как они вальяжно шевелят плавниками и пускают пузыри, и поймал себя на том, что лыбится от уха до уха.
Между голыми кустами роз бродили белые павлины, высоко поднимая голенастые ноги и тряся хохолками. Где-то за стройным рядом кипарисов бил фонтан, а вдалеке белела мраморная беседка в стиле ампир — Сири определил это сходу, даже не задумываясь, и изумленно покачал головой: вот так и узнаешь, что маменькины уроки не прошли даром. Он сделал еще пару шагов по дорожке и отшатнулся — из кустов на гравий выскочил феникс, захлопал пламенеющими крыльями и истошно заорал. Провожатый Сириуса тут же запричитал и принялся ловить птицу, неуклюже бросаясь то вправо, то влево и этим пугая ее еще больше.
Сириус с минуту понаблюдал за представлением, клятвенно пообещал бедняге, что разыщет хозяев самостоятельно, и отправился дальше. Невероятное рядом, правильно говаривал Сэллоу — Люциус и фениксы, фениксы и Люциус… Зачем они Малфою, кроме как любоваться их неземной красой? Сириус очень живо представил мужа Нарциссы с фениксом на руках на манер «Дамы с горностаем», но уже через минуту с грустью вспомнил настоящую причину: дело было в палочках. Скользкие хитрецы Паркинсон и Малфой, в отличие от самого Сириуса, выросли достойными наследниками своих папаш и умудрились разорить Олливандера… Сири давно изжил в себе рыцаря в сверкающих доспехах, но эта мысль все равно неприятно царапала его изнутри. Олливандер был не просто чудаковатым стариком в темном и пыльном магазинчике — он был символом эпохи, и осознавать, что его время прошло, было просто-напросто больно. Больше нет старика Гаррика, и нет того полного чудес магазинчика, и ясноглазого мальчика, мечтающего о своей собственной, личной, палочке вместо фамильной, тоже давно уже нет…
Он подошел к двери на крытую веранду и чутко замер, прислушиваясь к чужому разговору. Слух у него всегда был отменный, а анимагия только обострила его, так что узнать в собеседниках Люциуса и Нарциссу было несложно.
— Она покажет тебе в думосборе абсолютно все, — увещевал Малфой, и Сириус слегка поморщился: звучный, медовый баритон отлично подходил для серенад, но на Сири навевал глухую тоску — уж слишком Люциус был идеальный, и не подкопаешься. Статуя из Пантеона(3), а не человек — и как только непосредственная Нарси с ним уживается? — Милая, пожалуйста, оставь это ей.
— Единственный раз, — шипела «милая» в лучших блэковских традициях, и Сириус почувствовал, как по хребту промаршировали мурашки — голос маменьки порой звучал точно так же. — Единственный раз за столько лет, когда у нас получилось выбить визит… и ты всерьез ожидаешь, что я останусь в стороне? Да ни за что!
— Ну увидишь ты Беллу в лохмотьях и за решеткой, — рассердился Люциус. — Что от этого изменится? Вытащить твою сестру на волю мы все равно не сможем, зато ты станешь поедом себя есть! Пожалуйста, Нарси, позволь Поликсене пойти туда вместо тебя…
Сириус автоматически сделал шаг назад и влево, зашел за угол, прижался спиной к стене и медленно, глубоко задышал. Ноги не держали, а внутри что-то болезненно сдавило, словно кто-то исполинский зажал его сердце в кулаке. Ни кузина, ни ее муженек не произнесли вслух это слово, но Сири был не совсем дурак и прекрасно все понял. Им что-то требовалось от Беллы, и Люциус, любящий супруг, пытался убедить Нарси остаться дома, отправив в Азкабан чужую жену — его, Сириуса, несносную Паркинсон.
Сириус с нажимом провел рукой по лицу, пытаясь прийти в себя. Он думал, что может спокойно говорить о годах, проведенных в Азкабане, и обычно так и бывало — но здесь и сейчас ему на мгновение показалось, что все окружающее — просто мираж, сладкий сон, и он вот-вот проснется на каменном полу своей камеры. Она ведь по-прежнему существовала, его камера, пятая по коридору справа, и сейчас казалась Сириусу намного реальнее сусальных видов Малфой-мэнора. Кто теперь сидит там? Или она пустует, терпеливо дожидаясь, когда Сири наконец вернется, словно паучиха в центре ловчей сети?
Он с силой потянул воротник рубашки, потому что внезапно ему стало нечем дышать. Зачем им Белла? Кто мог додуматься по собственной воле отправиться в Азкабан? И причем тут вообще Поликсена? Он всегда знал, что Паркинсон не лыком шита, но такой бесшабашности от нее не ожидал. Понимает ли она, куда лезет и что это за страшное, ни с чем не сравнимое место?
Сириус еще раз глубоко, до боли в легких вздохнул, слепо нащупал палочку — этот жест всегда придавал ему спокойствия — и отправился разбираться в том, что за чертовщина творится в красивом беломраморном доме и какого Мордреда в этом замешаны дамы семьи Блэк.
* * *
КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА * * *
Примечания:
PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com
Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️
ТРЕТИЙ ТОМ: https://ficbook.net/readfic/018ac3a9-f2d4-77d5-9e55-88c37ffbcda3/35667176?fragment=part_content
Я начала писать и публиковать "Дам" в сентябре прошлого года, и на днях им исполнился ровно год :) За этот год на свет появилось два тома (по-моему, отличный темп по меркам фандома), и по моим прикидкам остался третий, в котором будут даны ответы на все оставшиеся вопросы.
Между предыдущими томами практически не было паузы (последняя глава первого тома и первая второго вышли с промежутком в две недели), но перед третьим мне нужен более основательный отдых. Он будет самым сложным, потому что в нем предстоит свести воедино все сюжетные линии и дать все ответы, и для этого мне нужная свежая голова. Я пока не знаю, сколько времени мне понадобится, но рассчитываю на пару месяцев.
Важное уточнение: цикл не закончен и не заморожен, а я не исчезаю бесследно (вы всегда можете мне написать, чтобы узнать, как идут дела, и я отвечу). Если произойдет форс-мажор, то, как и обещала, я выложу все наработки и отвечу на все вопросы. Однако мне было бы очень приятно, если бы вы проявили веру в меня и в мое скорое возвращение ❤️
Еще раз хочу поблагодарить вас за поддержку и за то, что вы продолжаете читать. Без вас "Дамы" были бы совсем другими или их не было бы вовсе ❤️
1) Морриган («Великая Госпожа Воронов», «Великая королева») — богиня войны в ирландской мифологии. Часто принимает облик ворона или вороны.
2) В каноне ученики в основном получают корреспонденцию за столом в Большом зале, но у меня не так
3) «Храм всех богов», выдающийся памятник истории и архитектуры древнего Рима, построенный между 118 и 128 годами н. э.
|
Ossayaавтор
|
|
Sorting_Hat
Тут еще в обложку многое упирается. Известная дама семьи Малфой у нас пока одна, и для обложки как-то маловато :) 1 |
|
 |
Sorting_Hat
|
|
Ossaya, ну дам семьи Поттер я тоже не припомню)) (только если не планируются флэшбэки))
1 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
Sorting_Hat
Ну так необязательно ж живые :) Вальбурга тоже уже почила, и ничего, последствия ее действий еще аукаются только так ))) Но не будет спойлером сказать, что под дамами семьи Поттер я понимаю в первую очередь Дорею и Лили. 2 |
|
|
Sorting_Hat
|
|
Ossaya, вах! Ждём-с.
1 |
|
|
Sorting_Hat
|
|
Ossaya, десять тысяч лайков за Дорею Поттер )) (Юфимия? Кто такая Юфимия?)
1 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
Sorting_Hat
Я в этом плане традиционалист ))) Ну и в предисловии стоит, что у меня Дорея, и мелькала она уже не раз... 1 |
|
 |
|
|
Чистый восторг! Очень вкусные произведения! С нетерпением жду 3 том. Автор-ни в коем случае не прекращайте писать, у вас это великолепно получается
2 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
1 |
|
 |
|
|
Вот все нравится и читается легко, но все равно чего то не хватает, общая история хромает, интереснее следить за второстепенными персонажами чем за основной троицей. Понравились ПОВы Гермионы, Рона, Луны в них как то больше верится, но не совсем понятно зачем они). А так жду третью часть👍
1 |
|
 |
|
|
Дорогой автор, к какому времени нам начинать перечитывать две части, чтобы плавно перейти к началу третьей ?)))
2 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
Erbol494
Я прям не знаю, что тут сказать :) Второстепенные герои останутся второстепенными, так что мне особо нечем вас порадовать в третьем томе. Касательно "зачем" - я пишу не по плану, так что глубокого смысла тоже нет. Мне захотелось осветить этих героев - я их осветила. На мой взгляд, это придало "Дамам" глубины. Это как у Мартина - зачем ему столько ПОВов, если не каждый из них Азор Ахай? P.S. Если хотите, можем обсудить, что именно хромает и чего не хватает, в личке )) 1 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
Мерзкий гусь
Первая глава третьего тома планируется на Хэллоуин, так что можете начинать в последнюю неделю октября )) Сразу говорю - я и моя молодая команда сейчас вносим небольшие правки, так что нет, это не галлюцинации ))) 2 |
|
|
|
|
Ossaya
Ах, ну что за прекрасные новости!) 1 |
|
 |
|
|
наслаждаюсь каждой минутой чтения. Дорогой автор, вы просто огонь!
1 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
sopelka
Очень рада это слышать! И спасибо за рекомендации :) |
|
|
|
|
Замечательная трилогия. С нетерпением жду продолжение.
Спасибо за эту удивительную историю) 1 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
trelsss
Очень рада это слышать :) Первая глава третьего тома уже выложена, вторая завтра. 1 |
|
|
|
|
Ossaya
О, отличные новости!! Хорошая будет зима, с новой историей) 1 |
|
 |
|
|
Как растянуть эту часть так, чтобы вы успели дописать последнюю и я не мучалась?))
Растягивать при этом никак не получается, ибо читается запоем! Благодарю за прекрасный мир, в который можно окунуться с головой. <3 1 |
|
|
Ossayaавтор
|
|
Selebra
Как растянуть эту часть так, чтобы вы успели дописать последнюю и я не мучалась?)) Очень порадовали, спасибо 🧡Растягивать при этом никак не получается, ибо читается запоем! Благодарю за прекрасный мир, в который можно окунуться с головой. <3 Насчет дописывания - сейчас я примерно на трети-четверти последнего тома. При этом чем больше людей читает его и комментирует, тем мне проще. Главы выходят примерно раз в две недели, следовательно, все затянется минимум на год. Лично я рекомендую читать сейчас и вливаться в наш дружный ТГ-чат, чтобы ждать было веселее, - но настаивать не буду )) |
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу
